— Но все-таки: что есть война?

— И плод греха людского рода,

И одновременно она

Бичует падшую природу.

Ханна Мор. «Давид и Голиаф»

Ричард Аллизон уехал в Лэндсдэйл за своей невестой, Лотти Кинг, две недели назад. Они решили совершить небольшое путешествие, намереваясь прибыть в Элмгроув как раз на свадьбу Мэй и Гарри Дункана. Гарри должен был привезти с собой тетю Уэлти.

Свекровь и золовка Софи Каррингтон — миссис Каррингтон и Люси Росс — приехали в Элмгроув через два дня после прибытия из Европы Динсморов и Травилл.

Встреча старых друзей была полна великой радости и глубокой печали. Люси и ее мать носили траур. У миссис Каррингтон бывал порой такой скорбный вид, что сердца окружающих разрывались от сострадания. После гибели мужа она постарела лет на двадцать. Ее волосы стали белыми, как снег, а лицо, совсем недавно такое моложавое и красивое, избороздили глубокие морщины.

В день приезда овдовевших женщин мистер Травилла с женой и детьми, как обычно, отправились на утреннюю прогулку. Когда они вернулись, их встретила Аделаида. Она сказала племяннице:

— Приехали миссис Каррингтон и Люси. Миссис Каррингтон сразу спросила о тебе. Она всегда тебя любила. Зайди к ней — ей сейчас так необходимо твое сочувствие!

Элси на ходу сняла шляпку и перчатки и поспешила выполнить просьбу благородной леди, к которой она испытывала дочернюю привязанность.

Элси застала миссис Каррингтон в одиночестве. Женщины долго сидели обнявшись. Несколько минут единственным звуком, нарушавшим тишину, были только рыдания пожилой леди. Слезы текли и из глаз Элси.

— Я лишилась всего, — сказала миссис Каррингтон, немного успокоившись. — Всего: мужа, сыновей, дома... — И опять задохнулась от рыданий.

Из смежной комнаты появилась Люси и, опустившись на колени радом с матерью, взяла ее худую бледную руку и сказала сквозь слезы:

— Нет, мама. Не всего. У тебя есть я, и Фил, и наши дети.

— И я тоже, мамочка, и дети Гарри, — напомнила свекрови Софи, вошедшая вслед за Люси.

— Да, да, доченьки, я не права. Я лишилась многого, но у меня еще столько всего осталось! Главное, что у меня есть ваша любовь. А мои внуки? Они мне дороги не меньше, чем дети. Люси, дорогая, Элси вернулась из Италии.

— Да, Элси, милая моя Элси! Ты совсем не изменилась! — воскликнула Люси, вставая с колен, и крепко обняла подругу.

Женщины долго разговаривали — рассказывали о себе, вспоминали общих знакомых. Элси и Люси подробно расспросили миссис Каррингтон и Софи о том, как они жили во время войны и как живут теперь.

— Слава Богу, что война, наконец, закончилась! — сказала миссис Каррингтон. — Избави нас, Господи, по великой благости и милости Твоей от ее повторения! Упаси от гражданской войны, где братья убивают друг друга вместо того, чтобы любить. Тот, кто сам не прошел через ужасы войны, вряд ли сумеет постичь глубину страдаьий, которые испытали люди с обеих сторон. И ведь обе стороны были неправы. А что в результате? Я даже не имею в виду огромные материальные потери. Я говорю о драгоценных жизнях, о молодых людях, которые погибли на этой проклятой войне.

— Да, дорогая мама, их не вернешь. Но, слава Тебе, Господи, война позади. Фил говорит, что Север поможет Югу, — сказала Люси. — Как только конфликт разрешился, северяне сказали: «Ну вот, Конфедерация пала. Союз спасен! Теперь мы сделаем все, что в наших силах, чтобы поддержать южан, потому что они — часть нашего народа».

— Да, я была приятно удивлена столь добрым отношением, — откликнулась миссис Каррингтон. — Незаметно, чтобы северяне торжествовали победу над поверженным Югом. Они не злорадствуют, не оскорбляют нас. Наоборот, они протягивают нам руку помощи.

— Да, мама. Уверяю вас, что все скоро наладится, — сказала Софи.

— А я во время войны не раз замечала, — добавила Люси, — что у северян нет особенной злости или ненависти к нам. Те, кто сражался за федеральное правительство, обычно говорили: «Ваши вожди обманули и предали вас. Вы заслуживаете сострадания, а не осуждения».

— Папа говорит, что собственность южан не конфискуют, — сказала Софи, — разве что имущество тех, кто втянул нас в кровавую войну. И еще он сказал, что поможет восстановить Ашлэнд, поэтому, мама, у вас опять будет свой дом.

— Какое великодушие! Боже, но я никогда не смогу отплатить мистеру Аллизону за его доброту, — промолвила миссис Каррингтон сквозь слезы.

— Не беспокойтесь, дорогая мама. Папа все сделает ради Герберта, вашего с ним внука.

— О, какая чудесная новость! Доченьки мои, как я рада! А как благодарна!

— Да, папа — очень добрый человек, — сказала Софи. — Я надеюсь, Герберт будет на него похож.

Элси прислушалась и встала.

— Что-то мой малыш плачет. Дорогая миссис Каррингтон, вы выглядите усталой. До обеда еще больше часа. Может быть, вы приляжете и немного отдохнете?

— Да, пожалуй. А после обеда ты покажешь мне детей. Я хочу с ними познакомиться.

— С огромным удовольствием, — ответила молодая мама и поспешно вышла из комнаты, потому что плач маленького Гарольда становился все более громким и настойчивым.

Войдя в детскую, Элси обнаружила, что Эдди и Ви, несмотря на громкий плач младенца, крепко спят. Но малыш, хотя в это время он всегда тоже спал, сейчас отчаянно кричал и не обращал никакого внимания на усилия Элси-младшей и тетушки Хлои, которые старались его успокоить.

— Дай мальчика мне, няня, — сказала мама, садясь с младенцем у открытого окна. Плач сразу стал затихать.

Маленькая Элси, которая всегда заботилась о маме, внимательно посмотрела на дорогое лицо. Заметив следы слез, девочка подошла к матери и тихонько спросила:

— Мамочка, что тебя беспокоит? Ты можешь мне рассказать?

Миссис Травилла объяснила дочке, что плакала, слушая об испытаниях, выпавших на долю миссис Каррингтон и других старых друзей и соседей с Юга.

— Мама, — сказала маленькая Элси, и глаза ее наполнились слезами, — мне их тоже очень жаль. А ты, мамочка, похожа на Христа, Который плакал о бедах других людей. Но, мама, мне кажется, ты плачешь слишком много. Вокруг столько несчастий, и ты все время печалишься. Я этого не вынесу!

Элси молча поцеловала девочку, и та озабоченно добавила:

— Надеюсь, больше никто не привезет к нам такие печальные истории.

— Думаю, нет, дорогая. Должна приехать только тетя Уэлти, а она не потеряла никого из близких. А вот и она, наша дорогая старая тетушка! Легка на помине! — обрадовалась Элси, увидев подъезжающий к крыльцу экипаж. Первым из него вышел молодой джентльмен. Он осторожно извлек из экипажа маленькую старушку.

Малыш тем временем начал засыпать. Тетушка Хлоя бережно забрала его, и Элси поспешила вниз, чтобы встретить любимую тетю. Дочка побежала за ней.

К великому облегчению маленькой Элси, приветствия были только радостными. В мире, наполненном слезами и печалью, мисс Стэнхоп и ее племянник, Гарри Дункан, являли собой счастливое исключение. Довольная девочка сразу прониклась к ним любовью и благодарностью и охотно позволила себя расцеловать.

— Вы нас ожидали, миссис Аллизон? — спросил Гарри, целуя руку Аделаиде.

— Да, я получила вашу телеграмму.

— У нас ремонт, и мы были вынуждены выехать на два дня раньше намеченного срока, — сказала мисс Стэнхоп. — Все разворочено, жить в доме невозможно. Следовало вам написать, но я была так занята — маляры, плотники, обои, краска... А еще нужно было купить новые гардины и новые ковры. Элси, ты не узнаешь мой старый дом.

Сердце пожилой леди было переполнено счастьем от того, что в скором времени Мэй станет госпожой особняка в Лэндсдэйле.

Но, помня о собственных радостях, мисс Стэнхоп не забывала разделять чужие печали. Она плакала об утратах, постигших близких. Плакала она и о Гарольде, поскольку тоже была уверена, что вскоре он покинет эту грешную землю. Тетя Уэлти радовалась, что молодой человек охотно подчинился Божьему призыву, но сердце ее скорбело о людях, которые любили Гарольда.

Ричард с невестой прибыли в назначенное время. Война не отняла у Лотти ни одного родственника, и маленькая Элси очень радовалась, что при встрече мамы и мисс Кинг не было пролито ни одной слезинки. Свадьбу Мэй справили очень скромно. На ней присутствовали только члены семьи, самые близкие родственники и друзья. Мэй искренне любила Гарри и была по-настоящему счастлива, но не могла избавиться от глубокой печали, которая надолго поселилась в ее сердце. И неудивительно: даже в суматохе радостных приготовлений к свадьбе Мэй не могла не думать о погибшем Фреде и об угасающем Гарольде. Вспоминала она и свадьбу Софи, которую справляли здесь же, в родительском доме. Какой радостной и счастливой была тогда сестра, как сверкали ее украшения и струилось невесомыми волнами платье из белого шелка! А теперь убитая горем Софи носит черные вдовьи одежды...

— Свадьба у меня будет невеселая, — сказала Мэй во время обсуждения предстоящей церемонии, — я, наверное, сразу надену дорожное платье.

Но Гарольд возразил:

— Нет, нет, Мэй. Я хочу увидеть тебя в таком же наряде, в котором были Роза и Софи, — белое платье, фата, цветы апельсина в волосах. Не прячь свою красоту — ведь на тебя будут смотреть те, кто тебя любит.

Желания Гарольда были для близких священными, и Мэй согласилась.

Бракосочетание состоялось утром. После праздничного завтрака Мэй сменила подвенечный наряд на дорожный, и новобрачные отправились в свадебное путешествие. Мэй было очень грустно: она покидала дом, где прошли ее детство и юность, расставалась с родителями, братьями и сестрами, вступала в новую, незнакомую жизнь замужней женщины. Но горше всего для нее была разлука с умирающим Гарольдом — Мэй питала к нему нежную привязанность. Гарри пообещал жене, что если Гарольду станет хуже, они немедленно прервут поездку и вернутся в Элмгроув.

А сам Гарольд был спокоен и безмятежен. Он утешал родных, говорил им, что ничего плохого не происходит — просто он возвращается домой раньше остальных, и в конце концов все они воссоединятся там, в мире вечного блаженства. Его слова и поведение принесли добрые плоды: благодаря глубокой убежденности Гарольда в своей правоте само явление смерти стало восприниматься близкими не столь трагически, как раньше.

Гарольд очень хотел, чтобы дорогие ему люди вели себя так, словно он совершенно здоров, чтобы они были радостными и счастливыми. Он не желал, чтобы их сердца омрачала печаль — особенно сердца Мэй и Гарри. Провожая новобрачных, он сказал, что медовый месяц должен стать для них светлым событием, которое они будут с радостью вспоминать всю жизнь.

Гарольд вел себя так, что Лотти почувствовала: они с Ричардом вправе радоваться своей любви, да и другим гостям в Элмгроуве было хорошо.

Люси, миссис Каррингтон и тетушка Уэлти после свадьбы остались еще на две недели. Хозяева Элмгроува сделали все, чтобы гости чувствовали себя как дома. Вечера все обычно проводили вместе. Гарольд всегда присутствовал на этих семейных посиделках. Он лежал на диване или сидел в большом мягком кресле, с интересом слушал беседы и порой даже принимал в них участие.

В один из таких вечеров, когда все расселись вокруг Гарольда, миссис Каррингтон, глядя с состраданием на его бледное измученное лицо, спросила:

— Что, капитан Аллизон, очень тебе плохо?

— Да, — ответил Гарольд, и вдруг лицо его озарила светлая улыбка, — но Господь не дает мне страданий больше, чем я могу перенести. И я постоянно помню, что «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр.12:6).

— Ты настоящий христианин. Скажи, Гарольд, а ты не обижен на нас, южан? Ведь, если разобраться, это мы заставили тебя страдать.

— Нет! — ни секунды не сомневаясь, ответил Гарольд. — Разве простые южане виноваты, что в Андерсонвилле творились такие недобрые дела? Я думаю, что вся ответственность лежит на правительстве Конфедерации. А комендантом лагеря вообще был иностранец. Кстати, мне рассказывали, что в некоторых северных лагерях для военнопленных творилось то же самое. Папа, — попросил он, поворачиваясь к старшему Аллизону, — пожалуйста, расскажи миссис Каррингтон, что ты видел в лагере для военнопленных в Элмире.

Остальные тоже захотели послушать рассказ мистера Аллизона.

— Мы узнали, что молодой родственник моей жены, находившийся в этом лагере, серьезно болен. Я немедленно отправился в Элмиру, чтобы как-то ему помочь. К счастью, начальником лагеря был джентльмен, которому я когда-то оказал услугу, и мне без проволочек выдали разрешение на посещение родственника. Место ужасное. Страшная антисанитария, никакой медицинской помощи. Пленные голодали. Я недавно узнал, что там погиб каждый четвертый заключенный. На Юге ни врачей, ни медикаментов, ни продовольствия не хватало даже для армии, не говоря уже о мирных жителях, но северянам такое обращение с пленными простить нельзя.

— Это правда, продуктов не хватало. Я знаю об этом не понаслышке, — вздохнула миссис Каррингтон. — У плантаторов отбирали зерно и другое продовольствие для армии, так что кормить семью было практически нечем. Многие месяцами не ели мяса.

— Да но, пожалуй, самым суровым испытанием война стала для пленных. — Мистер Аллизон нахмурился и закончил рассказ:

— А наш молодой родственник был в очень плохом состоянии. Я добился разрешения перевести его в более приличное помещение, снабдил нормальной пищей, но через два дня он скончался.

— На свете нет ничего хуже войны! — пылко воскликнула Элси.

— Особенно гражданской, — подытожила старшая миссис Аллизон. — Плоды братоубийства невыносимо горьки.

Все помолчали.

— Да, обе стороны сражались не на жизнь, а на смерть, потому что мы — единый народ, храбрый, одаренный и решительный, — вдруг подал голос Гарольд.

— Мы говорим на одном языке, и взгляды во многом совпадают, поэтому врагов иногда принимали за друзей. И наоборот, — заметила тетя Уэлти.

— Деверь Луизы несколько месяцев провел в лагере северян, в форте Делавар, — сказала Аделаида, обращаясь к брату. — Он сумел передать мне письмо. Очень просил прислать ему одежду, он в ней отчаянно нуждался, а в конце написал: «Если ты сможешь прислать мне немного еды, я буду тебе крайне признателен». Я отправила ему две посылки, но ни одна из них не дошла.

— Ужасно! — ответил сестре мистер Динсмор. — Но я не думаю, что в этом виновато правительство.

— Лично я убежден, что настоящие виновники — это воры и беспринципные эгоисты, которых хватало и на Севере, и на Юге. Президент и правительство выделили средства и распорядились содержать заключенных в человеческих условиях, — поддержал мистера Динсмора мистер Аллизон, — однако деньги по адресу не дошли. Да, многие нагрели руки на этой войне. Есть люди, которые обманули государство, обворовали армию и нажили немалое состояние. Да что я говорю! Люди! Негодяи, продавшие души за золото, недостойны называться людьми!

— Верно сказано, сэр! — горячо согласился мистер Травилла. — Тот, кто пользуется несчастьем своей страны и своего народа, не имеет права называться человеком.

— А некоторые офицеры обкрадывали раненых, — сказала Дэйзи. — Брали себе консервированные фрукты и другие продукты, которые женщины отправляли в госпитали.

— Подведем итоги, — сказал Гарольд со спокойной улыбкой. — И на Севере, и на Юге нашлись подлые, потерявшие честь и совесть субъекты. Так что, миссис Каррингтон, я не питаю зла к Югу. Я искренне сокрушаюсь о тяжелых утратах южан.

Элси беспокоилась о Вайемиде. Она теребила мужа и отца и, хотя почти не надеялась на ответ (связи с Вайемидом не было с начала войны), написала мистеру Мэйсону и мистеру Сприггсу. Скорее всего, священник и управляющий ушли воевать, а после войны, если остались в живых, вряд ли вернулись в поместье.

Представьте, как обрадовалась Элси, когда однажды утром, войдя в гостиную, она увидела мистера Мэйсона.

— Вы из Вайемида? — спросила она, обменявшись с ним сердечными приветствиями.

— Нет, миссис Травилла, — ответил священник. — Я оставался там, сколько мог, но не хотел воевать, и в конце концов вынужден был уехать. С тех пор прошло более двух лет. И вот на днях я получил письмо от Сприггса. Он в Вайемиде. Сприггс воевал за Конфедерацию, прошел всю войну и вернулся в Вайемид. Он пишет, что поместье уцелело, хотя, конечно, пришло в запустенье. Все домашние слуги остались на месте. Многие рабочие тоже по-прежнему живут в своих хижинах. Они обнищали и хотят работать за плату. Сприггс попросил меня разыскать вас. Если вы пожелаете и дадите деньги, он наймет работников и сделает все, чтобы Вайемид как можно скорее начал приносить доход. Я приступил к поискам, выяснил, что вы в Америке, узнал, где вы остановились, и вот — приехал к вам!

— Я так рада вашему приезду, мистер Мэйсон! Наверное, мистер Сприггс прав, — ответила Элси. — Но мне нужно посоветоваться с моими мужчинами. А вот и они! — воскликнула она, увидев входящих в гостиную мужа и отца.

В результате семейного совета, на котором присутствовал и мистер Мэйсон, было решено принять предложение мистера Сприггса.

Затем Элси обратилась к священнику:

— А вы, мистер Мэйсон? Надеюсь, вы свободны? Я была бы очень рада, если бы вы возвратились в Вайемид и вновь приступили исполнению прежних обязанностей.

Мистер Мэйсон покраснел и засмеялся.

— Я свободен, но не вполне, миссис Травилла. Буду рад вернуться в Вайемид, если вы не возражаете против того, что со мной приедет жена.

— Как я могу возражать! — засмеялась в ответ Элси. — В Библии ведь сказано: «Не хорошо быть человеку одному» (Быт.2:18). Надеюсь, теперь, когда у вас появилась такая помощница, вы станете еще лучше служить Господу. Я предоставлю вам комнаты, которые подойдут для семейной жизни.

Мистер Мэйсон тепло поблагодарил Элси и ушел, очень довольный плодами своего визита.