— 9~

Когда мне было двадцать три, мои родители обнаружили в потайном ящике письменного стола сапфир. Ну, не то чтобы они сильно удивились, поскольку сами положили его туда лет тридцать назад; их поразило другое; как можно было забыть о сапфире, ведь это был один из первых подарков, которые папа сделал маме. В те далекие дни у них не было денег оправить самоцвет в кольцо, так что пришлось положить его в конверт и спрятать. К тому моменту, как камень нашелся, я умудрилась растерять все свои украшения. Кольцо с топазом соскользнуло в реку, золотые сережки у меня отобрал грабитель в Нью-Йорке, а янтарный браслет украли прямо из квартиры. Я даже стала склоняться к мысли, что мне, пожалуй, лучше обходиться совсем без драгоценностей, поэтому, когда мама предложила подарить мне сапфир, я сперва отказалась, но потом передумала и до сих пор ношу кольцо с этим камнем, причем ношу постоянно, а когда навещаю родителей, папа чистит его. Если сапфир становится мутным, я понимаю: пора ехать в гости.

Да, сначала я не сумела оценить маленький сапфир по достоинству, но потом он буквально пленил меня. Я любовалась его прозрачным, чистым цветом и думала о том, как он медленно зрел в недрах земли, яркий кристалл посреди кромешной тьмы. Это завораживало, ведь моему камню уже столько лет, хотя, увы, я понятия не имела, сколько именно, как не представляла и того, какой путь он проделал, чтобы оказаться на поверхности. Интересно, как выглядела шахта, в которой его нашли, — была она похожа на лабиринт, как в Египте, или же напоминала карьер, как на янтарном прииске в России. Я не знала, ни кто нашел мой сапфир, ни как называется его огранка. Единственное, что мне было известно, — этот самоцвет родом со Шри-Ланки, поэтому я решила именно туда и отправиться: вовсе не потому, что мой сапфир особенный, скорее наоборот — потому что таких тысячи. Это самый обычный камень, но с тем, кто умеет слушать, он готов поделиться множеством историй и легенд.

 

Остров сокровищ

Шри-Ланка находится всего в пятидесяти километрах от южной оконечности Индии. Целых двадцать лет остров (до 1972 года он назывался Цейлон) сотрясала гражданская война, и когда сегодня местные жители вспоминают о том страшном кровопролитии, они говорят, что недаром их остров имеет форму слезы. Но если речь заходит о природных богатствах, то метафора уже совсем иная: подвеска с драгоценным камнем, ведь Шри-Ланка — одно из немногих мест на земле, где драгоценные камни встречаются в изобилии, это в прямом смысле слова остров сокровищ. По легенде, царь Соломон и царица Савская обменивались самоцветами, привезенными со Шри-Ланки, а египтянам так полюбились местные драгоценные камни, что они даже клали их в гробницы, чтобы забрать с собой на тот свет.

Впервые драгоценности со Шри-Ланки упоминаются в буддийской хронике «Махавамса», датированной примерно VI веком. Там говорится, что за «трон, отделанный роскошными драгоценными каменьями», в северной части острова боролись два претендента, дядя с племянником. Молодой правитель был законным наследником, но дядя так страстно жаждал заполучить трон, что началась война. Если верить хроникам, обоим противникам явился Будда, который научил их истине и отвратил от насилия. Правители, осознав собственную глупость, решили отдать трон Будде, но тот, желая научить их делиться и понимать, что все материальное не более чем иллюзия, вернул его обратно.

Еще две с лишним тысячи лет тому назад европейцы рассказывали друг другу о сокровищах далекого острова. В III веке до нашей эры историк Мегасфен, побывавший в качестве посла в Индии, привез великое множество историй о расположенном на юге этой страны загадочном острове, где жемчуга и золота больше, чем в самой Индии, а Плиний называл Шри-Ланку землей Антихтонов, что буквально значит «люди, живущие в другом полушарии» (хотя, возможно, он имел в виду небожителей), и утверждал, что это сущий рай, где царят демократия и справедливость. Он придавал особое значение природным богатствам острова и писал, что «там есть мрамор, напоминающий панцирь черепахи, а также жемчуга и самоцветы, которые очень ценятся. Предметов роскоши у жителей острова больше, чем у римлян». Правда, Плиний добавил, что «римляне все-таки превосходят местных жителей по умению радоваться роскоши».

Около 1294 года Марко Поло, его отец Николо и дядя Маффео стали, по-видимому, первыми европейцами, ступившими на землю нынешней Шри-Ланки, где они остановились, чтобы пополнить запасы провизии по дороге из Китая. Раньше они слышали лишь всевозможные легенды об этом месте, а теперь как писал Марко Поло в своих путевых заметках, «обнаружили великолепный остров, самый прекрасный на земле». Такое звание остров заслужил отчасти из-за красивых пейзажей, но в основном из-за того, что «в реках его было полным-полно рубинов, сапфиров, топазов, аметистов и гранатов». Однако к тому времени Сейлан (так называли остров венецианцы) стал уже, как мы бы сейчас выразились, известным брендом на рынке драгоценных камней, и Поло во время путешествий доводилось много раз видеть местные драгоценности по всей Азии. У великого хана Хубилая, при дворе которого венецианские купцы прожили семнадцать лет, в сокровищнице хранились целые мешки самоцветов, которые он иногда показывал гостям. Хубилай, опять же выражаясь современным языком, монополизировал рынок, поскольку платил максимальную цену купцам, привозившим ему драгоценные камни, но при этом, как справедливо отметил Поло, не оставался внакладе, поскольку использовал бумажную валюту, которая в те времена еще была неизвестна в Европе. Марко Поло писал: «Хубилай скупал просто невероятное количество самоцветов, причем деньги, которые он платил за них, ничего не стоили». Венецианец искренне удивлялся доверчивости людей, которые отдавали сокровища в обмен на маленькие бумажные листочки: «Похоже, великий хан овладел секретом алхимии!»

Китайцы высоко ценили богатства Цейлона и после того, как власть монголов пошатнулась и империя Юань пала. В начале XIV века императору династии Мин привезли с Цейлона огромный рубин, который отличался необычным блеском. Весил камень сто пятьдесят с лишним карат, и его неизменно демонстрировали гостям во время званых вечеров. «Всякий раз во время приемов гигантский рубин доставали, и красный блеск наполнял дворцовые залы». Одну из разновидностей темно-красных рубинов китайцы именовали «силаньни», очевидно по названию острова Цейлон, откуда их привозили.

Так что этот богатый сокровищами остров стал центром международной торговли еще до появления исторических хроник, успев сменить множество имен. Португальцы называли его Сейлао, голландцы — Сейлан, британские мореплаватели — Цейлон, индусы — Остров драгоценностей, а сами местные жители гордо именовали Синхала Двипа, что в переводе значит «Львиный остров». С 1972 года весь мир знает этот остров под названием Шри-Ланка, что буквально переводится «великолепный», а ведь именно так и описывал его в свое время Марко Поло. Древние греки предпочитали называть остров Тапробан, путая с Суматрой, а арабы, веками торговавшие со Шри-Ланкой, придумали название Серендип, и именно производная от этого арабского слова вошла в английский и другие языки в форме «серендипити». Это понятие первым ввел в употребление 28 января 1754 года в частном письме английский писатель Хорас Уолпол. Он определил его как «очень выразительное слово, характеризующее открытие, сделанное совершенно спонтанно», а вдохновила Уолпола персидская притча о трех принцах, которые благодаря своей проницательности то и дело случайно совершали открытия.

 

В логове мошенников

Признаться, меня страшно огорчало, что папа почти ничего не помнил о покупке сапфира. Я хотела услышать увлекательную историю: как однажды он вошел в маленькую темную лавочку, где ему сначала поднесли чашку сладкого чая с молоком, а потом показывали один за другим камни на выбор, причем продавец использовал старинный трюк, который называется «промыванием глаз», когда сначала клиенту демонстрируют самоцветы плохого качества, а потом по нарастающей все лучше и лучше, чтобы он выбрал самый дорогой. Я ждала, что папа упомянет о длинном пинцете, с помощью которого камни подносили к источнику света. Короче говоря, мне хотелось услышать все, что связано с моим маленьким сапфиром, чтобы лучше его понять. Однако меня ждало разочарование.

— Это ведь было больше сорока лет назад, — оправдывался отец. — Помню только, что я купил сапфир в маленькой лавочке в Коломбо неподалеку от отеля, расположенного рядом с фортом, и долго торговался.

Ну что же, делать нечего. В надежде на то самое «серендипити» я отправилась в путь и теплым январским днем приехала в столицу Шри-Ланки, чтобы узнать побольше о здешних сапфирах в целом и своем собственном в частности.

Территория вокруг отеля, расположенного неподалеку от форта, скорее всего, за сорок лет не особо изменилась, правда, раньше облака выхлопных газов наверняка были гуще и доходили чуть ли не до пояса.

А в остальном все как прежде. Точно так же на нарядной террасе туристы медленно потягивали коктейли, неподалеку играли в крикет, и оттуда раздавался приглушенный звук аплодисментов, а весь океан до самого горизонта буквально кишел грузовыми судами: до сих пор, как и тысячелетия назад, торговля здесь идет весьма оживленно. Решив выяснить происхождение своего камушка, я спросила у консьержа, с чего лучше начать, и он дал мне мудрый совет:

— Мэм, в магазине вряд ли смогут ответить на ваши вопросы, лучше идите в Национальное управление по драгоценным камням и ювелирным изделиям, там вам помогут, я не сомневаюсь.

Управление это, насколько я поняла, — центр, куда покупатели приносят на экспертизу драгоценные камни. Там работают настоящие детективы-геммологи, задача которых — выудить из камней все секреты и установить, настоящие они или подделка. Мне показалось, что это идеальное место, чтобы выяснить прошлое моего сапфирчика, однако, когда я пришла по адресу, который дали в отеле, здание оказалось пустым. Рядом на мостовой сидел какой-то парень и с аппетитом поглощал ярко-желтый бисквит, а покореженная табличка над его головой гласила, что управление действительно когда-то находилось именно здесь.

— Переехали, — сказал мне парень и смачно плюнул на асфальт перед собой. Затем он ткнул пальцем в написанное от руки объявление, где указывались новые координаты. Как выяснилось, новый офис находился довольно близко, на такси так и вовсе рукой подать.

Но тут возникло небольшое затруднение. На улицу выгнали шестьдесят слонов, чтобы отрепетировать шествие в честь буддийского праздника, и в результате образовалась ужасная пробка, в которой застрял чуть ли не весь город. Пока мы стояли, водитель без умолку рассказывал о парадах слонов. Когда островом правили раджи, то подобные процессии демонстрировали их богатство. В честь любого праздника на улицу обязательно выпускали хотя бы одного-двух слонов, а погонщики так буквально блестели от надетых на них драгоценностей — сапфиров, топазов и рубинов. Это было потрясающее зрелище, служившее своеобразной рекламой продавцам самоцветов. Считается, что сапфир, который был вставлен в слоновий бивень и участвовал в священном шествии, благословлен самим Буддой.

— Такие камни можно продать в два-три раза дороже, — сообщил таксист, когда я с ним рассчитывалась.

Впоследствии я выяснила, что он тоже заломил за проезд двойную цену.

Пока я бродила туда-сюда по пыльной улочке, начиная подозревать, что нужного мне адреса не существует в природе, ко мне подошел одетый с иголочки молодой человек и спросил, не может ли он чем помочь. Оказалось, он знает, где находится управление. Мой спаситель довел меня до маленького магазинчика и испарился. На двери не было никаких опознавательных знаков. Я помялась на пороге, но все же вошла. Внутри в полутьме сидел какой-то мужчина, а на его лице плясали разноцветные солнечные зайчики от камней, рассыпанных по прилавку. Я спросила, здесь ли находится Национальное управление по драгоценным камням и ювелирным украшениям.

— А то, — загадочно ответил незнакомец, покачав головой, что на Шри-Ланке означает согласие.

Я показала ему кольцо и сказала, что мне нужна консультация. Он ответил, что советует мне купить у него горсть сапфиров, а дома продать их.

— Удвоишь свои деньги. Железно.

Я заметила, что меня больше интересуют истории камней, чем купля-продажа, на что мой собеседник заявил, что разбирается и в том, и в другом. Поскольку я упорно не желала ничего приобретать, он рассердился и заорал:

— Почему ты меня не слушаешь?! Ты ведь дома разбогатеешь!

За его спиной вдруг возникли два мрачных молодчика: в костюмах и с заложенными за спину руками. Я хотела было уйти, но как забрать у этого типа кольцо?

— Хорошо, я готова купить камни для дальнейшей перепродажи, но только точно такие же, как у меня в кольце. Как называется мой сапфир? Сколько он весит?

Мы оба посмотрели на кольцо. Я видела лишь бледно-голубой овал размером с кукурузное зернышко в оправе из белого золота, и это зернышко несло в себе мои собственные воспоминания и служило напоминанием о любви родителей. Но ювелир видел в нем нечто иное. Обычно камень оценивают по четырем параметрам — цвет, огранка, чистота и вес, но есть еще кое-что, о чем не следует забывать, — сертификат, который иногда не менее важен. Сертификат информирует покупателя, проходил ли камень дополнительную обработку, как то: прокаливание, окрашивание, сушка, обработка лазером, промасливание, — есть еще куча всяких разных методов, которые без специального лабораторного анализа и не распознаешь.

То, какие цвета ценятся выше всего, определяет мода, а еще это зависит от редкости камня, хотя также действует и общее правило — цвета должны быть насыщенными, словно солнечный свет после дождя. Огранка тоже призвана подчеркивать блеск камня самым выгодным образом, а что касается чистоты, то самоцвет не должен быть мутным или содержать слишком много посторонних включений. Ну и, разумеется, финальный аккорд — это вес.

Как раз с этой целью ювелир сейчас и изучал мой камень. На самом деле точно определить вес, не вынимая самоцвет из оправы, невозможно, поэтому он пытался прикинуть приблизительно. Он сказал, что вес камня около одного карата, и, как я выяснила позднее, не ошибся. После чего вновь принялся меня уговаривать:

— Ты должна купить у меня камни потяжелее, чем всего один карат, если наличкой, то дешевле…

Мне хотелось уйти, поэтому я попросила вернуть кольцо, а когда странный эксперт протянул его мне, схватила и твердым шагом направилась к двери, не оглядываясь ни на ювелира, ни на его подельников.

Наверное, я кажусь наивнее, чем на самом деле, размышляла я, бредя по улице параллельно с хаотичным шествием слонов. Настроение резко испортилось. На Острове драгоценностей меня развели как последнюю лохушку, наверное, у меня на лбу написано: «Обманываться рада». Ну, по крайней мере, я узнала, сколько весит мой камешек, и не лишилась всех своих денег, уже хорошо. А час спустя я нашла и настоящее управление. Когда я добралась туда, девушка за стойкой информации насмешливо кивнула на часы. Управление закрылось три минуты назад, а откроется теперь только через несколько дней — завтра государственный праздник. Правда, потом девушка сжалилась и отвела меня в пустую комнату, в которой на стуле сидел какой-то человек. Стул был здесь единственным предметом мебели, поскольку столы еще не успели привезти. Когда я рассказала о цели визита, он достал из кейса какой-то бланк и начал заполнять прямо на коленке, да еще в трех экземплярах через обрывки копирки. Копирка, кстати, очень популярна на Шри-Ланке, и не только среди чиновников: это самый простой способ улучшить цвет плохо окрашенных сапфиров. Если покатать бледный сапфир по копирке, то краситель забьется в поры и получится замечательный камень красивого насыщенного цвета… хотя стоит начать огранку, как обнажится настоящий, природный цвет.

Заполнение бумажек длилось уже несколько минут, когда вдруг распахнулась дверь и влетел еще какой-то парень. Он что-то быстро сказал на сингальском, а потом обратился ко мне. Я вкратце рассказала о своем сапфире, и он подвел меня к окну. Там, на подоконнике, лежат образцы драгоценных камней с двух третей территории Шри-Ланки, пояснил мой собеседник, и редко удается установить наверняка, откуда родом тот или иной камень.

— Вот тут у нас Раквана, Элахера… но эти все синие, а в вашем камне есть нотка фиолетового. Похоже, он из Ратнапуры…

Затем парень вытащил лупу и поднес камень поближе к глазам.

— Давненько его купили. Лет пятьдесят, а то и шестьдесят назад.

Я удивилась и спросила, как он догадался. В ответ раздался смех:

— Так теперь уже никто не ограняет. — И с этими словами он ушел.

— Вообще-то этот тип тут не работает, — сказал мне сотрудник управления, который отложил свои бесконечные бумажки и теперь собирался домой. — Просто заходит иногда.

Мне не удалось выяснить, кто же это был, однако сей таинственный незнакомец дал мне необходимую подсказку. На следующее утро я уехала в город, чье название переводится как «Город драгоценностей».

Наверняка многие из вас о нем читали, просто не помнят. Он фигурирует в истории о шестом путешествии Синдбада-морехода. Оказавшись после кораблекрушения на неизвестном берегу, герой внезапно увидел ручей с пресной водой, вытекавший из склона горы. Синдбад заметил, что ручей этот очень странный: «И я узрел на его берегах множество разных драгоценных камней, а дно было усеяно мириадами рубинов, изумрудов и других самоцветов, так что весь ручей сверкал ослепительным светом». В конце концов ручей вывел Синдбада к Городу драгоценностей, и он разбогател.

В основе этой истории лежат рассказы мусульманских путешественников, посещавших Серендип начиная приблизительно с XIV века. А река, по которой плыл Синдбад, называется Калугангой. Она все еще берет начало в древнем городе Ратнапура и течет к морю, куда впадает рядом с местечком Калутара, и, судя по свидетельствам очевидцев, до сих пор несет в своих водах самоцветы.

 

Город драгоценностей

Мне, в отличие от Синдбада, не пришлось сплавляться по сверкающей реке. Я прибыла в вонючем фургончике, который трясся по размытым дорогам три часа, медленно удаляясь от моря и минуя множество крошечных деревушек, где босоногие дети играли в крикет в тени пальм. Водитель высадил меня на автозаправке посреди главной улицы, но, глядя по сторонам, я с трудом верила, что об этой дыре могли слагаться легенды.

На первый взгляд Ратнапура производила впечатление грязного городишки, в котором все окрашено в коричневые тона, с такими же грязными коричневыми дорогами. Кругом ржавое железо, прогнившее дерево и крошащийся бетон, при этом обувных лавок и лотков с овощами куда больше, чем ювелирных магазинчиков. Почти ничего не говорило о том, что этот город, начиная как минимум с VI века до нашей эры, являлся одним из крупнейших поставщиков драгоценных камней во всем мире. Однако где-то на задворках, за глухими ставнями, прятались преемники тех самых торговцев, которые продавали сапфиры еще Марко Поло. Я знала, что бизнес у современных торговцев идет неплохо. Остается только найти их.

Мне еще повезло, что я вообще сюда добралась. Раньше здесь была засекреченная военная зона, куда не пускали иностранцев. Англичане впервые узнали о Ратнапуре в 1762 году, через сорок лет после того, как официально получили контроль над Цейлоном. Именно тогда на остров с секретной миссией послали Джона Пайбуса, служащего Ост-Индской компании. Король Канди только что отправил своего агента в Мадрас, чтобы попросить выгнать из сингальского государства обнаглевших голландцев, злоупотребивших гостеприимством. То, что англичане ничего не знали о Цейлоне, видно по вопросам, которые Пайбу-су велели задавать. Ему следовало установить, контролирует ли король весь остров, какая там погода, во что верят местные жители, живут ли они в городах или в деревнях, какие форты основали голландцы, и, что самое важное, Пайбусу предстояло выяснить перспективы торговли. Ост-Индская компания ничего не предпринимала, не прозондировав предварительно почву.

Пайбус собрал много сведений о местных товарах — корице, перце, жемчуге, вот только про самоцветы ничего выяснить не смог. «Некоторые районы находятся под юрисдикцией короля, и там постоянно держат охрану. Там добывают рубины, сапфиры, топазы и другие камни, но их нельзя трогать без специального разрешения короля, так как все драгоценности априори принадлежат ему», — с горечью писал Пайбус.

Несмотря на то что Пайбусу не довелось увидеть месторождения, он, по крайней мере, разузнал, что происходит с большинством камней. Записки о посещении дворца Канди читаются на одном дыхании, там очень интересно описаны его многочисленные перепалки с придворными касательно этикета, поскольку Пайбус отказался снять шляпу и туфли. Кроме того, англичанина попросили встать на колени перед троном, и это стало последней каплей. Должно быть, он вспомнил греческую историю об Исмении, популярную среди тех, кто занимался историей самоцветов. ВIV веке до нашей эры Исмения отправили в Персию с дипломатической миссией. Как и Пайбусу, ему велели преклонить колени перед царем, что показалось ему просто унизительным. Тогда Исмений уронил на пол перстень и нагнулся подобрать его, а окружающие подумали, что он отвесил земной поклон. Таким образом хитрый грек сумел удовлетворить желание короля и сохранить при этом собственное достоинство.

Пайбус был не столь хитроумным, так что пришлось подчиняться протоколу, а когда он поднял голову, то был немало впечатлен увиденным: король весь переливался и блестел. «Под накидкой виднелось платье из золотой ткани с расшитым золотом поясом, на голове была надета красная шапочка, увенчанная короной с самоцветами, а на пальцах — несколько колец, в левой руке король держал короткий кинжал, золотая рукоять которого была инкрустирована драгоценными камнями».

Пайбус не пишет, какие именно это были камни, но когда в 1815 году британцы захватили последнего короля Канди, его сокровищница ломилась от рубинов, белых топазов, кошачьего глаза, но больше всего было сапфиров, поскольку сингальские короли верили, что эти самоцветы защищают от любых неприятностей.

Сапфиры считались королевскими камнями и во многих странах Запада. Старейшая из сохранившихся европейских корон — вотивная корона вестготов, изготовленная в VII веке для короля Реккесвинта. Она представляет собой широкий золотой обруч, инкрустированный сапфирами и жемчугами. Двадцать четыре подвески заканчиваются сапфирами грушевидной формы, похожими на широкополые шляпы с пробками на нитях, которые одно время носили в Австралии, чтобы отпугивать насекомых. В отличие от многих других драгоценных камней, переживавших периоды взлетов и падений, сапфирам удавалось сохранять свой статус. В центре британского коронационного кольца — сапфир. Эту регалию изготовили для коронации Уильяма IV в 1831 году, и с тех пор ее надевали во время торжественной церемонии все британские монархи, кроме Виктории, у которой оказались слишком тонкие пальцы для такого массивного кольца. Для королевы Виктории сделали новое кольцо, но по ошибке попытались надеть его на другой палец, «причинив Ее Величеству сильную боль».

Возможно, стабильностью своего положения сапфиры обязаны статусу священного камня. Сапфир святого Эдуарда в центре креста, венчающего корону, по-видимому, самый древний камень королевских регалий. Предположительно, он сначала украшал коронационный перстень Эдуарда Исповедника, который взошел на трон в 1042 году. По легенде, как-то ночью Эдуард встретил нищего и подарил ему перстень, а через несколько лет один из его послов увидел того же самого человека на постоялом дворе в Сирии, и тот, сообщив, что его зовут Иоанн Евангелист, велел вернуть сапфир королю, добавив, что они скоро встретятся — в раю. Вскоре после этого в январе 1066 года Эдуард умер и был похоронен с перстнем на пальце. Затем сапфир выкопали и поместили в центр короны Британской империи. Последние лабораторные исследования показали, что этот сапфир привезен со Шри-Ланки.

Вскоре после кончины Эдуарда Исповедника Католическая церковь предписала епископам носить сапфиры. Отчасти выбор пал на них, поскольку их цвет символизировал небеса, кроме того, во времена Средневековья считалось, будто сапфир помогает уладить разногласия и очищает мысли, что стало особенно актуальным начиная с XI века, когда от священников требовали соблюдения целибата. Сегодня епископы чаще выбирают аметисты, а не сапфиры. Не только потому, что сиреневые камни символизируют разбавленное вино, которое пьют во время причастия, но и потому, что они дешевле, ведь сейчас епископы должны сами платить за свои кольца. Нынешний архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс не исключение: он носит аметист, который ему подарил тесть, тоже епископ. Я поинтересовалась, думает ли он о вине для таинства причастия, глядя на свое кольцо. В ответ Роуэн улыбнулся:

— Честно говоря, я просто вспоминаю своего тестя.

 

Самые красивые в мире сапфиры

Может быть, раньше здесь и добывали в огромном количестве святые камни, но в течение следующих двух дней я выяснила, что Город драгоценностей не слишком уютное место. Такое впечатление, что местные жители привыкли постоянно смотреть под ноги в поисках самоцветов, так что им просто некогда поднять голову и поприветствовать приезжих. Я научилась распознавать знакомые звуки, доносившиеся из-за неприметных дверей, — жужжание гранильных станков. Несколько раз я заходила в комор-ки, где при свете единственной тусклой лампочки в полутьме работали молодые женщины, ограняя камни до размера спичечной головки. Когда я спрашивала управляющих, нельзя ли посмотреть, как проходит процесс огранки, мне неизменно отвечали отказом. Один раз мне очень вежливо сказали:

— В Ратнапуре подобное невозможно, мадам. Купить — пожалуйста, все остальное — увы.

Пытаясь выяснить, откуда же привозят сапфиры, я оказалась в пригороде в частном музее драгоценных камней. Когда я туда приехала, музей был закрыт, но хозяин мигом открыл засовы. Я увидела множество пыльных минералов с бирками, на которых указывались названия месторождений. Именно там я узнала, что сапфиры добывают во многих местах. Особенно меня удивил тот факт, что это единственные драгоценные камни, которыми может похвастаться и Британия, как выяснилось в 1980-е годы после открытия месторождения на острове Льюис (это самый крупный остров Гебридского архипелага). Камни хорошего качества добывают в Бразилии, Бирме, Лаосе, на Мадагаскаре, в Нигерии, Таиланде и на острове Хайнань в Китае. Кстати, в Китае их месторождение обнаружил в 1960-х простой крестьянин, которому за труды заплатили 1,6 юаня, то есть меньше доллара.

Лучшие американские камни добывают в Монтане. Все началось после того, как в 1894 году Джейк Гувер, имевший репутацию «пьяницы, болтуна и бабника», случайно наткнулся там на синие камешки. В результате сапфировая лихорадка продлилась аж до 1923 года, за это время добыли два с половиной миллиона карат. В Австралии начали разработку своих месторождений примерно в то же время, что и в Англии, но хорошие сапфиры попадались там редко, большинство были чернильно-синими, и, по крайней мере поначалу, словосочетание «австралийский сапфир» звучало как ругательство. Однако новые способы обработки изменили ситуацию. Сейчас многие австралийские сапфиры экспортируют в Камбоджу и Таиланд, где продают как местные камни. И кстати, разница уже незаметна, поскольку после прокаливания и обработки химическими веществами австралийские сапфиры приобретают яркость азиатских, за которые их частенько и выдают.

Шри-Ланка была и до сих пор остается основным источником сапфиров, хотя, как мне объяснили в музее, качество местных камней не всегда было лучшим. Первенство в течение нескольких десятилетий XIX века прочно удерживал прииск в Гималаях. Об открытии месторождения в Кашмире ходит множество противоречащих друг другу легенд, но общее у них, пожалуй, одно — все произошло абсолютно случайно. По одной из версий, некий охотник свернул с главной дороги, чтобы поискать кусок кварца, который хотел использовать как кремень, но вместо этого ему попался темный камень, и он справлялся с задачей куда лучше кварца, пока тот охотник не распознал в нем драгоценность. По другой легенде, сапфиры привезли в коробке с дешевым товаром, и купец, открывший коробку, выкинул камень на улицу, при этом он нечаянно попал в человека по имени Александр Джекоб. Этот самый Александр Джекоб стал прототипом героя романа Киплинга «Ким», харизматичного Лурган-сахиба, который учит Кима шпионить; кроме того, он был одним из ведущих индийских ювелиров. Джекоб сразу же распознал сапфир, пошел в лавку и предложил заплатить хозяину, если тот расскажет ему, откуда прибыл груз.

Как бы то ни было, сапфиры добывали на юге долины Занскар, где в 1880 году прошли несколько оползней. К1882 году долина кишела чернорабочими, старателями и геологами, которые жили в палаточном лагере прямо в горах на высоте почти четыре тысячи метров. Многие добирались туда целую неделю, по узким тропам, через горные хребты, по шатким подвесным мостам. Сначала находили камни размером с мяч для игры в поло и потихоньку их продавали, но тут махараджа Кашмира решил отправить войска, чтобы завладеть богатством, и работать на шахтах частным образом запретили. Даже сейчас закон штата Кашмир запрещает добывать сапфиры без специального разрешения.

Сапфировая лихорадка в Гималаях продлилась всего десять лет, потом жила просто иссякла. Время от времени циркулировали слухи, что добычу все же планируют продолжить, но все попытки неизменно заканчивались неудачей. Однако в те славные годы кашмирские сапфиры считались самыми красивыми из всех. Сегодня они являются стандартом, относительно которого меряют все остальные сапфиры. Их описывают как «бархатные», хотя этот эпитет, на мой взгляд, не совсем точен. Знаете, какие ощущения испытываешь, глядя на эту красоту? Ну, это все равно что плавать в тропическом водоеме, смотреть на сияние перьев на шее павлина или на небо в горах перед самым началом бури.

Забавно, что чисто внешне на кашмирские сапфиры похож сегодня вовсе не сапфир, а камень под названием танзанит, месторождение которого открыли в 1967 году неподалеку от горы Килиманджаро в Танзании. Цвет этого камня сравнивали с цветом глаз кинозвезды Элизабет Тейлор и говорили, что именно так могли бы выглядеть сапфиры. Танзанит входит в число пяти самых покупаемых камней в США, и это первый камень, получивший известность не благодаря тому, что его носила кинодива, но потому, что он сам снимался в главной роли в кино. Помните знаменитый голубой алмаз из кинофильма «Титаник»? Когда режиссер Джеймс Камерон в 1997 году искал подходящий на эту роль камень, то забраковал настоящие голубые алмазы, сказав, что они чересчур темные, а сапфиры показались ему слишком тусклыми, и в конце концов его выбор пал на танзанит.

 

Наконец-то мне улыбается удача

Господин Марапана, директор доморощенного музея, охотно показывал мне все, что у него имелось, но, когда я начинала задавать ему вопросы о камнях, впадал в панику. Он признался, что никогда не хотел становиться геммологом и с музеем все тоже вышло случайно. Здешние ребятишки собирают камни так же, как в других местах коллекционируют марки или бейсбольные карточки.

— Что-то покупаешь, что-то продаешь. Если хочешь удвоить капитал, то нет ничего лучше самоцветов.

Мой собеседник и впрямь удвоил капитал, и не один раз, но, уже будучи взрослым, вдруг осознал, что ему не нравятся ювелирные украшения.

— Я их не ношу, — сказал он, демонстрируя мне руки. — У меня есть только пара деревянных четок.

Я спросила, не знает ли господин Марапана, где можно побольше узнать об огранке сапфиров.

— К сожалению, нет, да и не думаю, что кто-то в Ратнапуре покажет вам свои секреты, здесь не те нравы…

Его пессимизм оказался заразен. Расстроенная тем, что снова пошла по ложному следу, я начала уже думать, что так ничего и не узнаю о происхождении своего маленького сапфира. И вдруг в тот момент, когда я возвращалась в город на велорикше, мне вдруг улыбнулась удача.

— Поедем коротким путем? — предложил водитель.

Я согласилась. Впоследствии оказалось, что путь он избрал отнюдь не самый короткий, ведь я расплачивалась по счетчику, но деньги были потрачены не зря. До города оставалось еще около мили, когда я увидела вывеску «Ратна. Семейный отель и гранильный цех». Я попросила остановиться и вошла внутрь. Это оказалась простая гостиница, построенная на холме, так что внутри она вся состояла из сплошных ступеней. На верхнем этаже симпатичный молодой человек мыл полы. Он сказал, что свободные номера есть, и подтвердил, что при гостинице имеется ювелирная лавка, которой владеет его тесть. Я зарегистрировалась, и юноша проводил меня на первый этаж, где жила вся семья. Рядом с домом находилась небольшая пристройка: внутри белый кафельный пол, окна закрыты ставнями. В дальнем углу я увидела гранильный станок, а ближе ко мне сидел за столом какой-то мужчина, на лбу у него горел маленький фонарик, который осветил меня на мгновение, когда этот человек поднялся с места. Он сказал, что его зовут Джаяратна Ва-тадения и он и есть тесть приветливого юноши. Господин Ватадения отличался плотной комплекцией и очень спокойным выражением лица. Мне он сразу понравился.

Я объяснила, что приехала в Ратнапуру, дабы узнать побольше о сапфирах, но никто не хочет открывать мне секреты, может, он мне что-нибудь посоветует. Мой собеседник помолчал, смерив меня взглядом опытного человека, а потом сказал:

— Посоветую. Если жаждешь знаний — я тебя научу.

Он принес мне целую связку потрепанных книг на английском и французском.

— Вот. Прочти это. А завтра состоится первый урок.

 

Сапфиры не всегда голубые

Оказалось, что «урок» подразумевает совместный поход на ювелирный рынок. Но сперва мне предстояло выполнить домашнее задание. Для начала, к примеру, нужно было переварить тот удивительный факт, что сапфиры не всегда голубые, они могут быть коричневыми, желтыми, белыми, фиолетовыми, розовыми, зелеными и даже оранжевыми.

Кроме того, они могут сочетать в себе разные оттенки: скажем, с одного боку зеленый, а с другого синий, или розовые полоски чередуются с желтыми, как в бисквитном пирожном. Некоторые сапфиры способны менять цвет: в дневные часы быть зелеными, а ночью темно-синими; такие камни называют хамелеонами и, если они натуральные, стоят очень дорого.

В XIX веке в Лондоне был продан знаменитый трехцветный сапфир, причем огранили его в виде фигуры китайского мудреца Конфуция — голова бесцветная, тело светло-синее, а ноги желтые.

Единственный цвет, не свойственный сапфирам, — красный, поскольку «красные сапфиры» — это рубины. Разница заключается в том, что рубин содержит хром, тот самый элемент, который придает изумрудам зеленый оттенок, а сапфиры — железо и титан. Хотя индийские ученые с глубокой древности знали, что рубин и сапфир — братья-близнецы, до европейцев это долго не доходило. Только в 1782 году французский ученый Роме де Лиль внимательно рассмотрел оба драгоценных камня под микроскопом и увидел, что с точки зрения кристаллографии их структура идентична. Изучение вопроса продолжил Рене Жюст Гаюи, у которого была масса времени подумать, пока он сидел в тюрьме во время Французской революции. Тюремщики предусмотрительно предоставили ему образцы кристаллов и микроскоп, чтобы ученый мог продолжать свои эксперименты в тишине камеры. Гаюи описывал рубин и сапфир как образцы минерала, который любовно называл по-французски «идеальное тело». Сегодня мы употребляем слово «корунд», пришедшее к нам из санскрита.

В наши дни цветные разновидности корундов (кроме синего и красного) по-английски называют «причудливыми», словно природа создала их по собственному капризу, но еще сто лет назад подобные камни именовали «восточными». Например, фиолетовый корунд считали «восточным аметистом» и долгое время ценили даже больше, чем алмазы. Цветные корунды и сейчас большая редкость, а самые лучшие экземпляры привозят из Бирмы, Шри-Ланки и Вьетнама. В XIX веке самый известный фиолетовый сапфир в Европе принадлежал банкиру Генри Хоупу. «Днем он сиял красивым фиолетовым цветом, а при искусственном освещении казался синим». Наиболее ценными из цветных сапфиров на Шри-Ланке считаются сапфиры, имеющие цвет «цветка лотоса». На сингальском языке они называются «падмараджа», но во многие европейские языки, в том числе и в русский, вошел ошибочный вариант «падпараджа». Самый большой из таких камней хранится в Нью-Йоркском музее естественной истории, он весит около ста карат и обладает очень ярким цветом, как плод папайи.

Трудность для покупателей заключается в том, что в Таиланде изобрели новый способ обработки низкокачественных розовых сапфиров раствором окиси бериллия, что в итоге дает ярко-оранжевый оттенок. Иногда такие сапфиры можно распознать при внимательном изучении, поскольку на камне остается тонкая желтая линия, словно ореол, но прогресс не стоит на месте, и недавно Американская ассоциация торговцев драгоценными камнями предупредила, что теперь распознать подобные сапфиры невооруженным глазом уже невозможно. И это лишь один из множества хитроумных приемов, результаты которых мне предстояло увидеть на рынке самоцветов.

 

Рынок самоцветов

На следующий день, чтобы посмотреть на цветные сапфиры, мы отправились на находившийся на краю города главный уличный рынок, торговля на котором разворачивается почти каждое утро. Это не рынок в привычном понимании слова, с прилавками и лотками, а скорее что-то среднее между фондовой биржей и школьной игровой площадкой, когда торговцы носятся вокруг и показывают друг другу последние находки. Белый считается на Шри-Ланке цветом удачи, поэтому все тут носят белоснежные хлопчатобумажные рубашки и набедренные повязки. У самых успешных торговцев одежда новая, а те, кто победнее, отбеливают ее в синьке так часто, что она начинает отсвечивать фиолетовым.

Именно здесь Джаяратна начал торговать в молодости, обменивая камни на наличные деньги. Сегодня все изменилось, и каждое утро он приезжает в город на большом автомобиле и паркуется прямо посреди улицы. Поскольку Джаяратна личность известная, он может позволить себе посидеть в комфорте с кондиционером, поджидая, пока ему принесут камни. Именно так он поступил и на этот раз. Мы сидели в машине с открытыми окнами, за которыми суетилась толпа. Джаяратна научил меня, как правильно протягивать руку, чтобы на нее положили драгоценный камень, затем нужно изучить каждый камень под лупой, поднеся поближе к глазам: следует хотя бы притвориться знающим человеком. Это был весьма полезный урок, ведь я оказалась посреди настоящего моря шри-ланкийских самоцветов: лимонные топазы, цитрины цвета ананаса, оранжевые гранаты, молочные лунные камни и, разумеется, сапфиры, рубины всех сортов, оттенков и размеров, которые нам подносили по очереди, пока Джаяратна подробно рассказывал про каждый из них.

Я поняла, почему в древние времена люди затруднялись определить разницу между сапфирами и прочими синими камнями. Больше всего сбивают с толку синие шпинели, которые являются дальними родственниками сапфиров, но если сапфиры — это чистый оксид алюминия, то шпинель — оксид магния и алюминия, из-за этого последний мягче и чуть темнее. Разницу можно увидеть, если помнить, что цвет шпинели отдает зеленым, а сапфира — фиолетовым. Здесь примерно та же разница, что и между двумя красками, ультрамарином и азуритом: первый — цвет неба, а второй — моря.

В какой-то момент мне показали очень яркие камни, отличавшиеся от всех предыдущих. Оказалось, что они не со Шри-Ланки, а с Мадагаскара. Хотя на Мадагаскаре сапфиры добывали уже лет сто, но только в 1990-х годах там нашли месторождение вот этих ярких сапфиров. Они стоят так дешево, что дилеры из Ратнапуры иногда специально летают в Африку, чтобы привезти сапфиры на Шри-Ланку, а потом втюхать их иностранцам, которые все равно не понимают разницы. Однако разница видна невооруженным взглядом. Мадагаскарские сапфиры более кричащие, словно выскочки-нувориши, а шри-ланкийские — более утонченные, как аристократы, потомки старинных родов.

Внезапно толпа расступилась, и к нам подошел молодой человек в белоснежном хлопчатобумажном костюме. Он положил на ладонь Джаяратны большой синий камень, весом примерно в пять карат, размером с пуговицу от пальто, в центре виднелась белая шестиконечная звезда, лучи которой тянулись до краев. Это так называемый звездчатый сапфир, самый ценный из шри-ланкийских сапфиров. Звездчатым камням всегда придают форму кабошона. Вообще-то в Средние века, пока техника огранки не вышла на новый уровень, такую форму придавали чуть ли не всем камням: в данном случае камень, в отличие от фасетной огранки, приобретает гладкую выпуклую отполированную поверхность без граней, как купол собора.

Во многих культурах звездчатые сапфиры считались любовными талисманами. По легенде, подобный камень был у Елены Троянской и именно ему она обязана своими многочисленными победами. Звездчатый сапфир имелся и у британского путешественника и знаменитого дамского угодника Ричарда Бёртона, и слава о сапфире буквально «бежала впереди». Куда бы Бёртон ни приезжал, ему всегда давали самых лучших лошадей и старались всячески угодить, лишь бы только он позволил посмотреть на удивительный камень. Да и сегодня некоторые жители Шри-Ланки верят, что владельцу звездчатого сапфира всегда будет сопутствовать удача. Самое удивительное, что если такой камень распилить на несколько частей и каждую отполировать, то на них тоже проявятся свои звездочки; это все равно как голограмма, которая состоит из сотен кусочков, но в каждом из них — рисунок целиком.

Звездочки получаются из-за наличия окиси титана. Иногда эти микроскопические игольчатые включения образуют хаотичную картину, словно следы самолетов на ночном небе. Но порой они расположены симметрично, а поскольку сапфиры от природы имеют форму шестигранной призмы, то иголочки, следуя трем осям кристалла, превращаются в звезду. Этот феномен называется астеризмом.

Наверное, самый ценный из всех звездчатых сапфиров в мире — это «Звезда Индии». Он весит пятьсот шестьдесят три карата, больше, чем мяч для гольфа. «Звезду Индии» нашли на Шри-Ланке, а в 1900 году мультимиллионер Морган подарил этот сапфир Нью-Йоркскому музею естественной истории. В 1964 году «Звезда Индии» стала драгоценностью года, когда ее украли из музея. Калифорнийского серфера Джека Мерфи и двух его приятелей вдохновил фильм «Топкапи», в котором воры проникли в Стамбуле в супер-охраняемый музей через окно, спустившись по веревке. Наши злоумышленники задумали точно так же пробраться в нью-йоркский музей, приметив открытое окно в зале, где хранились драгоценности. Вечером они спрятались наверху, а потом спустились по веревке и оказались прямо рядом с витринами. Им повезло: на весь зал имелась только одна охранная система, которая была установлена на витрине со «Звездой Индии», причем сигнализация не работала, поскольку батарейку в ней не меняли годами. Грабителей арестовали в номере отеля во Флориде, когда они попытались запросить выкуп за свою добычу и договорились оставить сапфир в телефонной будке. Процесс привлек внимание общественности, причем многие женщины сходили с ума по красавчику Мерфи, который некогда был хорошим мальчиком и даже играл на скрипке в Питсбургском оркестре.

Звездчатый сапфир, который нам показали, скорее всего был натуральным, хотя даже в Ратнапуре, в непосредственной близости к месторождению, есть все шансы нарваться на подделку.

— Часто продают синтетические камни, — посетовал Джаяратна и попросил молодого человека принести камень к нему в магазин, чтобы изучить повнимательнее. Дорогие камни Ватадения покупает только у тех, кого знает лично. Он сказал, что новичкам лучше не рисковать и не приобретать дорогостоящие самоцветы.

Когда на мою ладонь положили очередной камень — сияющий синий сапфир, в котором через лупу я не увидела почти никаких включений, Джаяратна, который обсуждал возможность покупки редкого гес-сонита, отвлекся и предостерег:

— Осторожно! Скорее всего, камень прокалили. Это у нас, увы, самая большая проблема.

 

Власть огня

Греческая легенда гласит, что в самом первом в мире кольце был именно сапфир. Его носил Прометей, укравший у богов секрет огня. В наказание Прометея навечно приковали к скале, и огромный орел клевал ему печень. Через миллионы лет Геракл убил орла и попросил освободить узника. Зевс, верховный бог, согласился, но при одном условии — Прометей должен носить, не снимая, кольцо, выкованное из кандалов, с камнем из той самой скалы, как напоминание о том, что всякое деяние имеет свои последствия. По легенде, тем самым камнем со скалы был именно сапфир, самоцвет, который по цвету напоминает сердце самого жаркого пламени.

Раз уж сам Прометей носил кольцо с сапфиром, то вполне логично, что в наше время огонь сыграл не последнюю роль в судьбе этого камня. Одни считают огонь величайшим даром, другие же называют его величайшим проклятьем. В любом случае это та сила, которую, если она вырвалась на свободу, уже не остановишь. Прокаливание драгоценных камней напоминает употребление стероидов у культуристов: вроде бы спортсмены выглядят и выступают лучше, однако, если анализ выявит употребление стероидов, их дисквалифицируют, да и здоровью можно нанести непоправимый вред. Прокаливание в том или ином виде применяют уже очень и очень долгое время. В священных индийских текстах — пуранах, которым две тысячи лет, говорится, что драгоценности можно нагревать, тем самым улучшая их свойства. В начале XVI века путешественник Дуарте Барбоса писал, что «когда ювелиры на Цейлоне находят хороший камень, то кладут его на несколько часов на огонь, и если камень уцелел, то цвет становится ярче и цена растет». Ключевые слова здесь — «если камень уцелел», поскольку прокаливание сопряжено с определенным риском.

Как это работает, уразуметь сложно, но разобраться стоит, потому что тогда сможешь понять, почему сапфиры вообще цветные. Цвета получаются в результате разных процессов. Например, в случае с опалами это чистая физика — структура поверхности таким образом отражает свет. Большинство предметов окружающего мира, будь то цветы или карандаши, сапфиры или надувные мячики, обладают определенными цветами, поскольку переживают трансформацию, когда мы на них смотрим. Разница между физическим и химическим цветом такая же, как между живописью и сценическим искусством. Картина статична, а во время балета положение артистов на сцене постоянно меняется, а если они перестают перемещаться, то и спектакль заканчивается. Главные действующие лица в спектакле под названием «Синий сапфир» — это железо и примеси титана. В темноте у сапфира нет цвета, но на свету включаются огни метафорического театра, и начинается танец. Свободные электроны прыгают с ионов титана на ионы железа, в результате чего происходят энергетические сдвиги, которые наш мозг интерпретирует как синий цвет. Когда мы смотрим на яркий камень, его цвет буквально очаровывает нас, но на самом деле мы наблюдаем за постоянной метаморфозой: сапфир выступает перед нами.

Система не совершенна. Железо может быть двух-и трехвалентным, у первого два свободных электрона, а у второго — три, и когда речь идет о цвете сапфира, то обмениваться энергией с титаном жаждет только двухвалентное железо: сапфиры, содержащие трехвалентное железо, очень светлые или даже бесцветные, а нагревание меняет валентность железа, при этом результаты потрясают — из ничего вдруг возникает глубокий синий цвет. Процесс за последние десять лет усовершенствовался, и те камни, которые раньше отбраковывали, теперь превращают в яркие. Официально разрешено даже не упоминать о прокаливании. Можно сказать, перефразируя Марко Поло, что специалисты, занимающиеся термообработкой сапфиров, довели до совершенства секрет алхимии.

Но именно этот секрет приводит в ужас многих законопослушных торговцев. Пока что, несмотря на то что прокаленные камни вывозят из Таиланда, Камбоджи и Шри-Ланки килограммами, рынок на это никак не отреагировал. Покупатели пребывают в неведении.

— Но что если люди узнают? — спросила я на Тусонской ярмарке одного продавца, который попросил не упоминать его имени.

— А вы бы обрадовались, узнав, что заплатили тысячи долларов за то, что совсем недавно не стоило ни гроша? — ответил он вопросом на вопрос.

Но вернемся к тому сияющему синему сапфиру. Джаяратна отдал камень обратно торговцу со словами:

— Ей такое не нужно.

Парень усмехнулся. Он-то знал, что рано или поздно продаст камень покупателю, который не сумеет или не захочет увидеть разницу.

 

Шахты в Ратнапуре

Человек, который купит прокаленный камень, скорее всего, окажется приезжим, поскольку в Ратнапуре чуть ли не каждый каким-то образом связан с торговлей драгоценными камнями и почти все местные жители — геммологи-любители, обладающие таким багажом знаний, которому позавидовали бы профессионалы. В Ратнапуре на каждом шагу шахты. Их можно узнать по маленьким тростниковым крышам над входами, издали кажется, что на каждом рисовом поле стоит туалет. Чаще всего эти маленькие шахты принадлежат какой-то одной семье. Джаяратна организовал для меня поездку на полдня в джунгли, где зачастую жизнь целых деревень зависит от добычи самоцветов.

Моим гидом стал друг Джаяратны по имени Галла, который, пока мы ехали, мимоходом комментировал все, что попадалось по дороге.

— А вот тут во времена моего детства была большая шахта. — Он указал на тропинку, что вилась между двумя лавками, торговавшими печеньем. — А вот здесь совсем ничего не нашли…

Самая интересная история связана с индуистским храмом Тириванакатир на окраине города. В 2002 году сюда приехали по приглашению местных властей строители, которых отправили расширять улицу перед храмом. Каково же было удивление строителей, когда на их лопатах оказались сапфиры, рубины и шпинели.

Как только о случившемся стало известно, местные потихоньку прикупили соседние дома и начали рыть в подвалах подземные ходы к месту дорожных работ. Халява кончилась, когда один из домов обрушился, что привлекло внимание полиции. Представители закона ворвались в дома с винтовками и арестовали более сотни перепачканных старателей прямо на месте преступления, то есть самовольных раскопок. Такой вот грабеж на большой дороге, в прямом смысле слова.

Шахтеры не просто полагаются на счастливую случайность, но и прибегают к достаточно научному методу. Известно, что корунд — один из самых твердых минералов. По шкале Мооса ему присвоено значение «9». Он настолько твердый, что иногда корунд даже называют адамантом, и именно это качество сапфиров местные старатели используют, чтобы обнаружить сокровища на своем острове. Они погружают в небольшие дыры металлические стержни и начинают быстро вращать их, а потом вынимают. Если на поверхности металла видны царапины, то можно копать, поскольку на глубине с большой долей вероятности найдутся залежи рубинов и сапфиров, ведь другие, менее ценные камни, просто не способны поцарапать металл.

Проехав семь километров, мы остановились и пошли по одной из тропинок. По моим ногам скользнула рептилия размером с небольшую кошку. Я в ужасе подпрыгнула, а Галла рассмеялся:

— Это крысиная змея. Жирная, но не опасная.

Когда мы добрались до расположенного посреди джунглей лагеря старателей, то все вокруг стало однотонным. Оранжевый песок сливался с оранжевыми деревьями, и даже две хижины, построенные для защиты шахт, покрылись оранжевой ржавчиной, разъедавшей железные крыши.

В лагере оказалось четырнадцать старателей — шесть были сейчас на поверхности, остальные под землей. Они работают сообща, то есть в конце сезона все найденное делится между ними и владельцем участка, который забирает себе половину плюс процент за пользование генератором: в результате каждый из рабочих получает всего лишь в итоге около трех процентов от того, что удается найти.

Несмотря на это, сказали мне, некоторым старателям удается разбогатеть, нужно только подождать. Я поинтересовалась, а как бы распорядились богатством мои собеседники, если бы им улыбнулась удача.

— Я бы купил много земли и стал бы выращивать чай, — ответил сорокадевятилетний Динапаула.

— А я бы дом купил, — сказал его приятель, он был помоложе и пока не обзавелся семьей.

— А я бы шахту приобрел, пусть бы за меня другие копали, — заявил третий.

Остальные согласно закивали. Они понимали, откуда взялась эта мечта.

Потом мне показали «сапфировый телефон», или «говорящую трубку», сделанную из длинного стебля бамбука, которую используют, чтобы общаться с теми, кто находится под землей.

— Привет! — прокричала я на местном наречии.

— Привет! — ответили мне снизу по-английски.

Несмотря на сорок метров, разделявших меня и собеседника, он тут же безошибочно определил мой английский акцент.

Добыча драгоценных камней карьерным методом запрещена здесь законом, поэтому многие шри-ланкийские сапфиры находят именно в таких шахтах.

Из них наверх шли трубки к раздолбанному генератору, издававшему стоны и вздохи. Генераторы старателям жизненно необходимы. За последние годы в Ратнапуре было всего лишь три смертельных случая, и все три на участке, где сломался генератор и отравленный воздух заполнил шахту. Один человек умер на месте, а двое уже потом, когда пытались спасти друга. Услышав о трагедии, я изменила свое отношение к генератору: теперь его ужасный звук стал казаться почти музыкой.

Я втиснулась в деревянную крепь и заглянула в шахту. Она оказалась очень глубокой. Сначала я видела только тени, коричневую грязь да трубки генератора, а потом поняла, что внизу что-то двигается, причем это что-то приближается. Через пару минут появился юноша, с ног до головы перепачканный землей, но полный энергии: блеском своей заразительной улыбки он и сам походил на самоцвет. Оказалось, что моего нового знакомого зовут Дамит Насандер, ему девятнадцать и вот уже девять лет он работает в шахте.

— Но сейчас детям запрещено работать, — поспешил добавить его коллега, увидев, что я делаю пометки в блокноте.

Правда, точный возраст, по достижении которого здесь официально разрешается работать, никто назвать не смог. По одной версии, шестнадцать лет, по другой — восемнадцать. Я спросила, а сколько лет самому молодому рабочему на их шахте. Старатели посовещались и ответили: восемнадцать.

— Спускайся вниз, посмотри, — предложил Дамит, а я только и ждала этого приглашения.

Я довольно уверенно подошла к туннелю, а потом остановилась и начала вертеть головой.

— А где лестница?

Глядя на то, как ловко и быстро поднялся Дамит, трудно было предположить, что он поднимается по бамбуковому шесту с привязанной к нему веревкой. На миг я заколебалась, но очень уж хотелось попробовать. Смущало одно — даже при наличии веревки шест напоминал пожарный. Слезть-то я как-нибудь слезу, но вот смогу ли потом вскарабкаться обратно? До Мерфи, ограбившего Музей естественной истории, мне далеко, я не могу подняться по веревке на высоту пятого этажа, а тут, похоже, все пятнадцать. Я нехотя признала поражение, так что пришлось положиться на описания других.

— А как там внизу?

— Тепло, как в Ратнапуре ночью, — ответил серьезный парень по имени Сунил.

— Все кругом желтое, — добавил второй.

— А еще там очень узко и ноги мокнут, — вставил третий, и все засмеялись.

Внизу от центральной шахты расходятся в разных направлениях метров на двадцать туннели. Иногда они идут и дальше, и тогда случается, что шахтеры, нечаянно сломав перегородку, попадают в старинные шахты.

— Может, им десятки лет, а может, и тысячи, никто не знает. Мы просто идем туда и ищем, не оставили ли наши предшественники какой-нибудь подарочек.

Правда, судя по некоторым шахтам, люди появились здесь куда как раньше, чем тысячу лет назад. Местные шахтеры находили черепки от посуды, датированной каменным веком, а еще кости тигра и льва, отчасти превратившиеся в агат. Никакого официального объяснения этому процессу пока нет, но. скорее всего, принцип тот же, что и в случае с опалами (помните кошку в шляпе?), — ионизация.

 

Лучший камень в мире

Когда я вернулась в гостиницу, Джаяратна поручил своему зятю Ласанте научить меня огранять и полировать камни; для начала предстояло потренироваться на куске кварца. Кварц — это оксид кремния, своего рода природное стекло. Он может быть прозрачным, но, как и сапфир, приобретает разные оттенки в зависимости от примесей и может быть разноцветным. Агат, аметист, сердолик, халцедон, хризопраз, цитрин, яшма, обсидиан, оникс и сардоникс — все это разновидности кварца, правда, мой кварц не напоминал ни один из этих минералов, а скорее походил на скатанный кусочек теста размером с финик. Я предложила заплатить за него, и Джаяратна засмеялся так, что стены задрожали, сказав, что этот камень стоит дешевле чашки чая. Правда, когда я сунула эту фитюльку в гранильный станок, она тут же обрела ценность, ведь стала единственной преградой между моими тоже довольно-таки драгоценными пальцами и крутящимся стальным лезвием.

Кварц часто тусклый, как лед на дороге, смешанный с грязью, но задача гранильщика как раз и состоит в том, чтобы убрать всю грязь. Прижимая камень к горизонтальному лезвию, на которое капала вода, Ласан-та мог добиваться абсолютно ровной поверхности, словно стекло в морозный день. Было видно, что одна сторона вся в мелких трещинках, зато другая чистая.

— Иногда, бывает, начнешь охотиться за посторонними включениями, увлечешься, а камень становится все меньше и меньше.

Я отшлифовала трещины, после чего кварц уменьшился в размерах вдвое. Затем Ласанта показал, как приклеить его к держателю или к палочке с помощью специального растопленного зеленого воска, обжигавшего пальцы.

Вторая стадия — огранка. Для этого берется другое лезвие, снова в виде плоского колеса, но покрытое абразивами. Иногда огранщики используют алмазную пыль, но на Шри-Ланке, когда гранят более мягкие камни, применяют тот же материал, из которого состоят сапфиры и рубины, — оксид алюминия; кстати, здесь наждак называют корундом, как и сами камни.

Именно твердость позволила использовать сапфиры и рубины в производстве часов. Карманные часы обрели в Европе популярность в XVII веке, но они не отличались точностью из-за трения деталей механизма. В 1704 году швейцарский математик Николас Фа-тио де Дуилье додумался уменьшить трение, используя рубиновые камни в качестве подшипников. С тех пор в лучших часах двадцать один подшипник из дра-гоценных камней. Некоторые производители хвалятся, что в их часах таких подшипников целых сто, но имейте в виду: все, что свыше двадцати одного, избыточно и чистой воды понты. Спустя полвека это изобретение позволило британскому часовщику Джону Харрисону изобрести свой знаменитый хронометр, который в 1762 году получил специальную премию, учрежденную Британским парламентом, ибо теперь моряки могли определять не только широту, но и долготу.

Для разных камней подходят разные типы огранки, они отчасти определяются индексом рефракции, то есть углом, под которым свет преломляется и проходит через камень; для каждого камня этот индекс свой. Для изумруда выбирают квадратную огранку, для алмазов — классическую бриллиантовую с пятьюдесятью семью гранями, которую иногда применяют и для сапфиров, как и многие другие виды огранок. Мой сапфир, как сказал Ласанта, имеет так называемую овальную огранку с квадратной площадкой. Подобная технология была популярна в 1950-х, когда в распоряжении мастеров имелось лишь примитивное оборудование.

— Но ваш камень не преломляет свет достаточным образом, — критически заметил Ласанта. — Я бы выбрал иную огранку.

В идеале нужно создать такую форму, чтобы свет, попадая внутрь камня, сначала отражался от него, набирал мощь, а потом выходил через площадку. Способность драгоценных камней концентрировать свет используется в лазерах. Некоторые камни могут испускать настолько концентрированный пучок света, что он, говорят, доходит аж до Луны.

Ласанта поместил держатель в металлический зажим так, что он свободно крутился над лезвием. Прижимая камень к лезвию, мой наставник сделал плоскую поверхность, которую называют площадкой, затем повернул кварц и отшлифовал другой участок, а потом, повторив процедуру несколько раз, получил замкнутый поясок из граней. Таким образом формируют так называемую «корону», потом дошла очередь и до нижней части камня, «павильона». Каждый раз, перед тем как продолжить работу, приходилось оценивать размер очередной грани. В какой-то момент вошел Джаяратна, строго заметил, что звук какой-то не такой, и убрал с лезвия крошку.

— Иногда даже зернышко может исказить углы.

Под конец нам пришлось пройти весь путь от и до, но уже на полировальном станке, чтобы каждая грань засияла. Вся работа выполняется согласно специальным геометрическим таблицам, и если ошибешься хоть в одной цифре — прощай, симметрия! Забавно, что идеальные пропорции камня при бриллиантовой огранке примерно соответствуют правилу золотого сечения, которому следовали архитекторы эпохи неоклассицизма, чтобы определить идеальные пропорции здания.

В общей сложности на огранку кварца у нас ушло пять часов, хотя обычно вся процедура занимает несколько минут, причем мы так и не раскрыли рефракционный потенциал камня. Зато я поняла, как легко переусердствовать или неправильно рассчитать угол. То, что получилось, скорее всего, уже почти дотягивало по стоимости до чашки чая, но лично мне этот кварц очень дорог, ведь это мой первый опыт огранки; кроме того, я успела узнать его лучше всех камней в мире, поскольку раз пятьсот, не меньше, вглядывалась в его глубины.

 

Река Синдбада

А что же тот камень, который отныне занимал второе место в моем сердце? Хотя теперь я знала об огранке своего сапфира гораздо больше и представляла, где его впервые продали, но все еще понятия не имела, где же его нашли. На следующий день Джаяратна согласился отвезти меня на «другие шахты», как он их называл, сказав, что это поможет найти ответ. Ехать предстояло за десять километров от Ратнапуры.

— Заруби себе на носу, — говорил Джаяратна, пока мы шли по тропинке через джунгли. — Во-первых, сапфиры и рубины тяжелее стекла и песка, поэтому они тонут.

Хм, логично.

— И во-вторых, будь осторожна, когда идешь через мосты. Они тут очень ненадежные.

И действительно, деревянный мост за углом оказался весьма шатким, как и было обещано. Он висел высоко над рекой и страшно раскачивался из стороны в сторону, когда мы шли по нему. В сезон дождей такие мосты часто обрушиваются.

Правда, вся моя сосредоточенность на ненадежной конструкции улетучилась, уступив место удивлению, когда я посмотрела вниз. С середины моста я увидела пятерых мужчин в набедренных повязках: они стояли по колено в воде на мелководье, где две реки сливались в одну. Это тоже были старатели, хотя с первого взгляда ни за что не догадаешься, кажется, что они рыбачат. В руках мужчины держали длинные тонкие шесты с крюками на конце, которыми они тыкали в дно, словно ныряльщики, пробующие глубину, желая понять, куда прыгать. Это была Калуганга, река Синдбада, и хотя берега ее не были усеяны самоцветами, на дне действительно лежали «мириады рубинов, сапфиров и других самоцветов», которые и вылавливали старатели. Все это выглядело словно ожившая картина старинных мастеров, и если бы Марко Поло восемьсот лет назад дозволили увидеть, где нашли его камни, пожалуй, он стал бы свидетелем аналогичной сцены. Даже одеяния ловцов, скорее всего, мало изменились с древних времен.

Пока мы шли через мост к примитивному домику, стоявшему под деревьями, Джаяратна объяснил, что здешние старатели куда беднее, чем те, которых мы видели в прошлый раз. Хотя расходы в данном случае минимальные, но и находят мало, а выручку приходится делить на всех.

— В хорошие дни им хватает на хлеб на завтрак, на карри в обед да пару чашек чая в течение дня, зато в плохие приходится переходить на подножный корм, и тогда они питаются плодами хлебного дерева.

У всех ловцов были ярко-алые губы: они постоянно жуют бетель, который в изобилии растет на Шри-Ланке и содержит алкалоид, оказывающий стимулирующее действие. Но дело тут вовсе не в дурной привычке, для них это необходимость.

— Бетель согревает, а вода охлаждает, — объяснил Сунил Каджотавата, старший в группе. — Без бетеля у нас просто не получилось бы проводить в воде по восемь часов в день.

Он показал на свои ноги: кожа сильно сморщилась от воды и была вся в порезах и шрамах.

— Иногда сапфиры как ножи, могут все что хочешь разрезать.

Когда я впервые задумалась о том, как был найден мой маленький сапфир, то почему-то априори решила, что его добывали таким же способом, как и опалы в Австралии или изумруды в Египте, то есть долго и упорно рыли землю в надежде обнаружить драгоценную жилу или взрывали породу динамитом. О других способах я просто не слышала. Но, оказалось, на Шри-Ланке все иначе. Хотя сапфиры теоретически могут встречаться в так называемых основных породах, и кашмирские самоцветы — отличное тому подтверждение, но все шри-ланкийские сапфиры находят в так называемых вторичных отложениях. Это результат длительного геологического процесса, который начинается, когда кристаллы отделяются от материнской породы и падают на землю. За миллионы лет порода разрушалась, кристаллы выпадали из гнезда, их смывали дожди, и начиналось долгое путешествие. Сначала кристаллы несли проворные горные ручьи, совсем как Синдбада на его маленьком плоту, затем реки, медленно текущие к морю. Собственно рудники с вертикальным шахтным стволом появляются, когда люди копают вертикально вниз и натыкаются на драгоценную жилу там, где миллионы лет назад текла река, которую потом скрыли слои глины. А «ловля» самоцветов в реке — это попытка остановить их, пока камни еще совершают путешествие к океану. Трудно сказать, где нашли мой камень, поскольку огранка уничтожила все потенциальные доказательства, но пока он не был огранен, эксперт вполне мог определить это. У речных камней поверхность более гладкая, поскольку их долгое время шлифовала вода, а потому они выглядят как гладкие «счастливые камушки», которые вы долгое время носили в кармане.

Сунил пригласил меня зайти в воду, чтобы я своими глазами увидела, как происходит «ловля». Течение оказалось очень быстрым, и передвигаться в воде, доходившей до пояса, было трудно, но потом мы вышли на мелководье. Выбрать место — целая наука. Если течение очень сильное, то вода смоет и более тяжелые камни, а слишком медленное не потревожит даже маленькие, поэтому надо выбрать нечто среднее, например встать в излучине или там, где сливаются две реки.

Еще раньше эти же старатели построили плотину посреди реки, чтобы отлавливать камни. Плохо то, что на каждый карат самоцветов в реке Синдбада приходится несколько тонн совершенно бесполезных камней, которые тоже несет вода. К счастью, и тут река помогает людям. В нескольких метрах от плотины выше по течению старатели прорыли в русле реки канаву и сгребают туда все, что оказалось у плотины, своими длинными шестами, которые называются мамоти. Я не сразу смогла понять, что именно происходит, поскольку все скрыто водой. А потом вспомнила, что Джаяратна говорил про камни и песок. Река подхватывает песок, камни остаются, после чего старателям приходится перебирать содержимое канавы вручную с помощью решета. Таким образом, река проделывает первичную сортировку. Тут, кстати, есть и еще один момент. За долгие километры пути камни, которые река донесла до этой точки, много раз переворачивались и ударялись о дно и друг о друга, поэтому самые хрупкие треснули уже давным-давно, а те, что пережили путешествие, наверняка перенесут и огранку, и полировку. Скрежет гранильного станка ничто по сравнению с силой реки.

До сих пор я принимала как должное, что процесс добычи самоцветов — это так называемая разработка россыпей: вот тебе порода, знай ищи в ней драгоценные камни. Но сейчас, когда я стояла в мутной воде, а мимо меня проплывали невидимые сапфиры и рубины, я вдруг ощутила необычайный размах тех сил, которые сделали реку Синдбада не простой, а волшебной, и впервые призадумалась, откуда берутся здешние самоцветы. Определенно где-то выше по течению должна быть и материнская порода, не так ли? Сунил сказал, что, по его мнению, сапфиры дарованы нам богами, более прагматичный Джаяратна сообщил, что никто не знает, откуда они берутся. Горные работы в классическом виде на Шри-Ланке не ведутся, потому что геологи, как ни пытались, так и не смогли найти материнскую породу.

— У нас есть своя теория, — заявил Джаяратна. — По легенде, это камни с пика Адама.

И вдруг, как по мановению волшебной палочки, небо в том месте, куда он ткнул пальцем, тут же прояснилось, и я увидела гору, корявую, словно ее нарисовал ребенок.

Пик Адама, или Шри-Пада, как называют его местные жители, — самая высокая гора на острове. Это место считается священным, поскольку почти у самой вершины сохранился огромный отпечаток ноги, более полутора метров в длину. Индуисты говорят, что здесь танцевал Шива, буддисты считают, что тут некогда стоял сам Будда, а некоторые христиане утверждают, что именно в этом месте располагался Эдем, охраняемый ангелами, а отпечаток оставил христианский апостол, проповедовавший в Индии. Мусульмане же настаивают на том, что как раз тут впервые ступил на землю Адам: после изгнания из рая ему пришлось стоять на одной ноге, поскольку на него наложили епитимью. Китайские паломники приезжали сюда начиная уже с III века, поскольку верили, что здесь когда-то жил первопредок Паньгу. В легенде о пике Адама есть даже отголоски истории Прометея. Поднимаясь наверх, постоянно встречаешь железные цепи, закрепленные на скале, и последняя называется «цепью провозглашения веры», поскольку всякий, кто посмотрит вниз, испугается смерти настолько, что обязательно попросит высшие силы о защите.

Помимо этих легенд существует немало историй и о драгоценных камнях. Возможно, их принес с собой из рая Адам, или же они появились в отпечатке ступни Будды, или же это окаменевшие слезы Паньгу. Как бы то ни было, здешние камни считаются святыми. В Средние века христиане утверждали, что Эдем все еще существует и чем ближе к нему подходишь, тем больше там самоцветов, поэтому в те времена путешественники веками составляли карты месторождений в надежде обрести не только земные, но и духовные богатства. Пророк Иезекииль заявлял: «Ты находился в Едеме, в саду Божием; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото, все, искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего. Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней». И тут мне вдруг пришло в голову, что тот мифический трон, за обладание которым в незапамятные времена боролись два шри-ланкийских правителя, вовсе не трон, а гора, инкрустированная сапфирами и рубинами, которая должна принадлежать всем.

Я начала это путешествие, благоговейно разглядывая свой маленький сапфир, который миллионы лет провел в земле, и при этом была уверена, что найду его родину. Но теперь, стоя в реке, где его, скорее всего, когда-то выловили, я испытывала совсем иные чувства. Я не только узнала множество занимательных историй, но и увидела то святое место, откуда мой камень, вероятно, и происходит. И пусть я никогда не сумею установить точно, где родился мой сапфир, но зато услышала о загадочной материнской породе, которую не могут найти, даже используя передовые современные технологии, а возможно, ее более и не существует. И теперь каждый раз, глядя на свое кольцо, я радуюсь тому, что мой маленький сапфир оказался настолько древним и сильным: ведь ему уже миллионы лет, и он, может быть, пережил ту скалу, внутри которой появился на свет.