Мег, с благодарностью

 

Совершенно личный и секретный Дневник леди Грейс Кавендиш, фрейлины Ее Величества Королевы Елизаветы I

Спрятан в восточном углу покоев фрейлин Ее Величества. Верхний этаж дворца Уайтхолл, Вестминстер, Миддлсекс, избранное Богом Королевство Англия

 

Февраль,

Тринадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Вообще-то в этой книжице я должна записывать молитвы и свои прегрешения. Во всяком случае, именно так заявила миссис Чемперноун, вручая мне ее в качестве новогоднего подарка. И еще она сказала, что раз я так люблю вышивать, можно сделать красивую вышивку на обложку.

Я не против, но зачем это мне сидеть, надувшись как мышь на крупу, и размышлять над какими-то там прегрешениями? Вот тоска-то!

Кстати, у меня и прегрешений почти нет, если не считать того случая, когда я спрыгнула с бревна и испортила платье. Да, и того, что я вечно теряю вещи!

Вот и подарок мисс Чемперноун случайно завалился под кровать, поэтому я в нем ничего еще и не записала. Но раз я его нашла, то буду записывать здесь все-все-все! Это будет книга обо мне, леди Грейс Кавендиш, фрейлине Ее Величества королевы Елизаветы. И обо всем, что я люблю. А почему бы и нет?

Больше всех на свете (после мамы, которая умерла, упокой Господь ее душу) я люблю Ее Величество королеву. Она уже немножко пожилая, но вы лучше этого не говорите, или она запустит в вас туфлей.

Ей целых тридцать пять! Для того чтобы выйти замуж, как любая другая знатная дама, и завести детей, она «старовата», как сокрушается миссис Чемперноун, думая, что ее никто не слышит.

Лично мне кажется, что у миссис Чемперноун не все в порядке с головой: с какой стати королеве выходить замуж? Чтобы заполучить мужа, которого придется слушаться? И зачем вообще выходить замуж, если ты не обязан?

К сожалению, я-то как раз обязана. Так говорит королева.

Так что завтра — решающий день моей жизни. Ее Величество устраивает бал в честь дня Святого Валентина, и на нем я должна буду выбрать одного из трех претендентов на свою руку, которых она отобрала лично. Как только адвокаты уладят все формальности, будет помолвка, а когда мне исполнится шестнадцать, я выйду замуж. Все три моих жениха уже при Дворе и готовятся к завтрашнему вечеру.

Как же я не хочу выходить замуж! Я чувствую себя еще такой юной! Но я наследница, а поэтому должна, хотя будь я незнатного происхождения, я бы подождала с этим лет этак до двадцати пяти!

Вошла Мэри Шелтон и жалуется на леди Сару, которая не хочет идти гулять с собаками, хотя сегодня ее очередь. Это отличная возможность! Надо бежать!

Тот же день, позже

Пишу в постели, потому что леди Сара и Мэри Шелтон еще не вернулись, и я не могу заснуть.

Мое любимое место в Уайтхолле — за мусорными кучами в конце Большого фруктового сада. Но пробираться туда надо очень осторожно — если об этом проведают другие фрейлины или камеристки, то обязательно нажалуются на меня старшей фрейлине, миссис Чемперноун. А уж она обязательно сообщит об этом королеве, и тогда Ее Величество будет «информирована об этом официально», а не просто так, как знает сейчас.

Поэтому, если мне надо к мусорным кучам, я вызываюсь погулять с королевскими собачками. Все знают, что из всех фрейлин королевы только я их люблю.

Королевские собачки маленькие, мохнатые, вонючие и злые. И еще, пожалуй, кусачие, если с вами не знакомы, но мы с ними отлично ладим. Они меня обожают.

Вот поэтому я прекратила писать: пришлось бежать вниз искать леди Сару Бартелми (она у нас самая хорошенькая и отлично это знает!).

Леди Сара стояла у двери во внутренний сад — личный сад королевы с кислым, как двухнедельное молоко, лицом.

— Что-то случилось? — спросила я, уже все зная от Мэри Шелтон.

Сара тряхнула своими блестящими рыжими кудряшками и возмущенно заявила:

— Королева велела мне выгулять собак!

— Это же здорово! — ответила я, зная, что она со мной совершенно не согласится — подобная сцена повторялась уже не раз.

— Но там же ветер с дождем, и жуткий холод! Мама как раз прислала мне розовую воду и миндальное масло от прыща, а у меня даже нет времени их попробовать! — надулась Сара.

У леди Сары прыщик на носу, но совсем небольшой. Вечно она носится со своими прыщами!

— Пожалуйста, не беспокойся. Я погуляю с собаками, а ты как следует приготовься к балу! — сказала я примиряюще.

Леди Сара на мгновение просияла, но тут же скривила мину.

— Кажется, тебе даже нравится возиться с этими вонючими чудовищами!

— Нравится, — согласилась я. — Только подожди, я пойду переоденусь!

Я побежала наверх в наши с Мэри и леди Сарой покои — переодеться в наряд для верховой езды — зеленый шерстяной лиф и юбку, которая мне немного коротка. Не могла же я гулять с собаками в белом дамастовом лифе и юбке со вставкой, расшитой розами! Это вставка моя любимая, потому что ее вышивала мама.

Я не стала просить горничную помочь мне, я прекрасно одеваюсь сама, ведь у всех моих нарядов шнуровка спереди, а не сзади. Дамастовый лиф я оставила на кровати, потому что ужасно хотела попасть в Большой фруктовый сад до темноты. Натянув башмаки и схватив плащ, я бросилась вниз по черной лестнице.

Тут-то миссис Чемперноун меня и поймала. Словно специально сидела в засаде!

— Леди Грейс! — воскликнула она. — Леди Грейс! Немедленно остановитесь и подождите!

Миссис Чемперноун родом из Уэльса и ужасно строгая. Но я должна проявлять к ней уважение, поскольку она служит королеве дольше нас всех — еще с тех пор, когда Ее Величество была принцессой Елизаветой, и все думали, что ее казнят.

Так что я остановилась и присела в реверансе, прекрасно зная, что мне собирается сказать миссис Чемперноун. И она это сказала.

— Леди Грейс! Когда, наконец, ваши манеры будут соответствовать имени, которое дала вам ваша бедная матушка? Сколько раз вам говорено не топать по лестнице, как стадо коров?

Глупая старая зануда! Где это она видела коров, топающих по лестнице?

— Простите, миссис Чемперноун, — покорно пробормотала я, хотя мне совсем не было стыдно, потому что я не топала. Я спускалась очень тихо, а если на моих уличных башмаках металлические набойки, так я не виновата!

— Ступайте, дитя мое, и постарайтесь выглядеть достойно. Что сказала бы королева, если бы увидела вас сейчас? Почему вы не можете вести себя, как леди Сара?

Ну да, как леди Сара Бартелми-Рыжие Кудряшки, то есть визжать всякий раз при виде паука и думать только о том, достаточно белая ли у тебя кожа, хорошо ли блестят волосы и сколько сонетов посвятили тебе какие-то глупые юнцы?! Вот еще!

Но этого я не сказала, хотя и очень хотелось, а сказала: «Хорошо, миссис Чемперноун». И еще раз присев в реверансе, грациозно удалилась на полусогнутых ногах. Если бы я их распрямила, миссис Чемперноун обязательно бы заметила, что юбка мне коротка, и отправила переодеваться! Завернув за угол, я припустилась во всю прыть.

Я влетела в личный сад королевы, ужасно скучный и приглаженный, с трудом переводя дыхание. Леди Сара стояла под деревом, прикрывая лицо шарфом от свежего воздуха, и мрачно взирала на Генри, поднявшего лапу возле дерева.

— Что так долго? — фыркнула она.

— Меня перехватила миссис Чемперноун и велела быть такой же грациозной, как ты.

Я произнесла это с очень серьезным видом, чтобы леди Сара не заметила в моих словах иронии. Впрочем, я не уверена, знает ли она вообще, что такое ирония!

Сара еще раз фыркнула, передала мне собак и заторопилась во Дворец, чтобы не обветрить свою белую кожу.

В личном саду королевы я держала собак на поводке, чтобы они не подкапывали кусты лабиринта, как в прошлый раз. Все песики были очень рады меня видеть: они лаяли, носились вокруг и приносили мне всякие интересные палки.

По тропинке мимо замерзшего большого фонтана, насколько могла степенно, я прошла к воротам Большого фруктового сада.

На воротах стоял королевский стражник — наверное, охранял сад от нашествия диких яблонь! Вид у него был простуженный и несчастный, а нос красный от холода. Сам виноват: чтобы все видели его шикарный малиновый дублет, пышные бархатные штаны, белые чулки на крепких ногах и новенькие блестящие сапоги, он был без плаща. Думаю, надеялся, что мимо пройдет леди Сара или даже заглянет королева, и обе обязательно обратят внимание на то, какой он красавец — все мужчины на это рассчитывают!

— Будьте добры, откройте мне, сэр, — сказала я, присев в реверансе.

Стражник вздохнул, повернул ключ и распахнул ворота. И даже не поклонился! А вот леди Саре с ее пышной фигурой поклонился бы, я уверена! А мне — нет: у меня нет еще никакой фигуры!

Но я все равно еще раз присела в реверансе, потому что чем любезнее будешь с людьми, тем больше они для тебя сделают, и ради этого не стоит жалеть коленей!

— Вы собираетесь сегодня на конную прогулку с сэром Чарльзом? — поинтересовался стражник.

Я совершенно об этом забыла! Вот черт! (Хорошо, что миссис Чемперноун не слышит, как я богохульствую!). Я не очень люблю лошадей, но сэр Чарльз — один из претендентов на мою руку — любит. Он довольно забавный, хотя пожилой, толстый и пыхтит.

Обычно он живет у себя в поместье, потому что при Дворе чувствует себя неуютно. Но на этот раз он остался здесь специально, чтобы научить меня держаться в седле: королева хочет, чтобы на охоте я не падала с лошади, как в прошлый раз.

Сэр Чарльз хороший учитель — никогда не кричит и объясняет все подробно, пока я не пойму, да и лошади его любят. Но сэр Чарльз в качестве мужа — избави Господи! (Это не богохульство, я проверяла!).

— Да, попозже, — ответила я, пулей проносясь мимо стражника, потому что собаки тащили меня вперед.

Большой фруктовый сад совсем не похож на аккуратный и прилизанный личный сад королевы. Здесь растут яблони, груши и вишни; на некоторые из них можно залезть, если подоткнуть юбку. А еще кусты красной смородины, малина, ежевика и разные травы, которых не найти в прикухонном огороде. И здесь тебя не видно из окон Дворца.

Правда, из окон спальни королевы видно, если встать в нужном месте. Так однажды Ее Величество заметила, как я сражалась на шпагах с кустом малины, и это ее позабавило.

Королева приказала держать ворота в Большой сад закрытыми для всех, кроме меня (и все это из-за старших фрейлин с их поклонниками!).

«Потому что эти пустоголовые дурочки готовы испортить себе жизнь ради медальончика и дурного стишка!» — так она сказала.

Когда меня никто не видит, я иду к вишневому дереву, которое напоминает мне маму. Весной лепестки его бутонов точно такого же цвета, как тот шелковый наряд, которой она надевала прошлым летом.

Моя мама умерла год назад, спасая жизнь королеве, и она была не такой, как матери других девушек, злые, раздражительные и строгие. Она была доброй!

Но сейчас на дереве были только маленькие почки. Я спустила собак с поводка, и они с диким лаем бросились прочь. Я знала, куда они бегут, потому что заметила, как от одной мусорной кучи в конце Большого сада, у реки, идет тоненький дымок.

Собаки возбужденно зарычали, скрываясь за кучей, а Генри тут же выскочил обратно, держа в пасти блестящий красный мячик для жонглирования; вделанные в него стекляшки вспыхнули на солнце.

Я усмехнулась, заслышав голос Мазу:

— Ах ты, грязное чудовище! Пошел прочь отсюда! Прочь, отродье шайтана!

Мазу мой друг и лучший мальчик-акробат Уайтхолла, во всяком случае, он так говорит.

Я вынула мячик из слюнявой пасти Генри и направилась к хижине, которая со стороны выглядела ну точь-в-точь как мусорная куча. Ее построили мы с Мазу и прачкой Элли, тоже моей хорошей подругой.

Надо быть очень осторожной, чтобы никто не узнал о нашей дружбе, а то ребятам попадет еще больше, чем мне. Их даже могут выпороть березовыми розгами, «чтобы знали свое место». Ненавижу, когда на людях им приходится называть меня «миледи» и «госпожа» и низко кланяться! Здесь, за мусорными кучами мы просто Элли, Мазу и Грейс, и никто ни перед кем не должен снимать шапку!

(Я решила записать эту тайну соком севильского апельсина, чтобы прочесть ее можно было, только разогрев страницу. Но когда я пробралась на кухню, оказалось, что все апельсины повар уже положил в мармелад. Тьфу! Теперь придется еще пуще беречь дневник от посторонних глаз!).

Мазу развел за хижиной небольшой костер. Вообще-то это опасно, не говоря уж о том, что от большого жара мусорные кучи могут начать тлеть.

Он жарил на прутьях речных раков, а Элли грела у огня свои бедные истертые руки. Элли работает в прачечной Уайтхолла, к тому же она сирота и ночует там же, в одном из чуланов, и никогда не ест досыта. Мне неловко, что ей приходится столько работать. Я хотела, чтобы она стала моей горничной и занималась моими туалетами, но мой опекун, лорд Уорси, один из самых уважаемых членов Тайного Совета, который к тому же распоряжается моим состоянием, сказал, что это лишние расходы. Думаю, он просто хочет, чтобы эту должность занимала девушка по его выбору. Поэтому мне, как Мэри и леди Саре, пока прислуживает Фрэн.

Мазу задумчиво жонглировал двумя блестящими мячиками, красным и желтым. Когда я бросила ему третий, он поймал его и стал жонглировать еще и ножиком, чашкой и роговой ложкой.

Я очень люблю Мазу. Он чуть ниже меня, хотя мы с ним, кажется, ровесники. Мазу родился в южной стране, где солнце светит так ярко, что кожа у него смуглая, словно деревянная шкатулка. Он акробат труппы Ее Величества, и у него есть туника из ярких разноцветных полос бархата и парчи. Вообще-то у него две туники: одна для представлении и одна, старая, для всего остального.

С лаем подбежали собаки. Элли подхватила на руки песика Эрика, обняла его, а потом принялась оттирать следы его мокрых лап с передника.

Я нащупала в кармане верхней юбки пару сладких рулетов, которые припасла специально для нее.

Мазу стряхнул с раков пепел, и они с Элли начали отрывать у них клешни и есть мясо. Я не люблю раков. Правда, я никогда их не пробовала, но от одного их вида мне становится нехорошо.

— Что вы приготовили для бала в честь Дня Святого Валентина? — спросила я Мазу.

Он подмигнул и провел рукой по горлу.

— Страшная тайна! Меня повесят, утопят и четвертуют, если тебе расскажу!

Я знала, что на балу королева собирается загадать мне загадку. При Дворе я слыву хорошей отгадчицей загадок, шарад, головоломок и всякого такого. И мне было ужасно любопытно (и ни капельки не страшно!), что она придумала на этот раз. Поэтому я решила узнать, не слышал ли чего Мазу — Королевская группа обычно в курсе всех придворных сплетен, особенно когда королева устраивает нечто особенное.

— Королева сказала, что придумала для меня загадку. Ты об этом что-нибудь знаешь? — спросила я напрямую.

Мазу прижал руку к груди, вы таращил глаза и изобразил на лице полную невинность.

— Я? Откуда бедному акробату знать?

— Лорд Роберт принял сегодня особую, душистую ванну, — задумчиво произнесла Элли, — а вчера он ходил в бани…

Я рассмеялась. Лорд Роберт Рэдклифф граф Уочестер — второй из претендентов на мою руку, отобранных королевой. Он, видно, тоже весьма обеспокоен тем, чтобы выглядеть — и пахнуть — достойно!

— Его сердце сгорает от страсти к очаровательной леди Грейс, и он должен был как-то потушить эту страсть! — нарочито восторженно воскликнул Мазу.

Я пнула земляной холмик так, чтобы земля полетела в его сторону. Нечего надо мной смеяться!

— Он поступил как истинный джентльмен, — сказала Элли. — Прилично и разумно. Ведь ему сейчас не на что купить новый костюм — кредиторы не отходят от него ни на шаг. Сэр Джеральд Уорси тоже прибыл. У него новая рубашка и новый бархатный камзол для танцев.

Сэр Джеральд Уорси — племянник лорда Уорси и третий претендент на мою руку. Я с ним едва знакома, потому что он путешествовал по Европе. У лорда Уорси нет детей, его жена умерла молодой, так что сэр Джеральд его единственный наследник. Он считается для меня подходящей парой. Говорят, он довольно красив — это все, что мне известно. Я как раз собиралась расспросить о нем Элли, но тут услышала, как у ворот Большого сада кто-то меня зовет.

Я вскочила, а собаки, как мы их учили, разом залаяли. Мазу закидал костер землей, Элли разгрызла последние рачьи клешни, и они оба скрылись в мусорной куче — нашей хижине, в то время как я неслась между деревьями к воротам.

Ну, точно! У ворот стоял сэр Чарльз Эймсбери, и его круглое лицо было абсолютно красным!

— Пойдемте, миледи, — сказал он, похлопывая себя по животу. — Помните, чтобы привыкнуть к седлу, надо тренироваться каждый день!

Он довольно улыбнулся.

— По крайней мере, вы не забыли переодеться для верховой езды, леди Зеленые рукава!

«Да, только, пожалуйста, не надо петь!» — подумала я.

— «Твоим зеленым рукавам я жизнь без ропота отдам! — распевал сэр Чарльз, пока мы шли через личный сад королевы к арене для турниров. — Я ваш, пока душа жива, Зеленые рукава!»

Вообще-то у сэра Чарльза очень приятный глубокий голос, и вместе с другими джентльменами Двора он часто поет для королевы. Просто мне неловко, что мужчина, по возрасту годящийся мне в отцы, но желающий стать мужем, исполняет для меня такую старомодную песню! Интересно, знает ли он какие-нибудь итальянские мадригалы?

Возле арены для турниров нас уже поджидали две оседланные лошади.

Я передала поводки конюху, и Генри немедленно принялся рычать на мою Ласточку, пытаясь укусить ее за ногу. Что еще раз говорит о глупости комнатных собачек!

Моя лошадь стала нервно дергать головой, и сэр Чарльз взял ее за уздечку.

— Успокойся, Ласточка, — сказал он, — успокойся! Ты можешь раздавить этого щенка одним копытом, просто это ниже твоего достоинства, так что стой смирно! Видите, миледи? Видите? Когда общаешься с лошадью, надо двигаться спокойно и осторожно.

Я спокойно и осторожно приблизилась к лошади, чтобы потрепать ее по шее. Потом сэр Чарльз подставил мне руку, и я умудрилась забросить себя в седло, не свалившись с него лицом вниз с другой стороны, что обычно со мной случается.

Едва я пристроила одну ногу спереди, а другой умудрилась попасть в стремя и взяла в руки хлыст, как сэр Чарльз, отдуваясь, взобрался на свою лошадь. И тотчас же превратился в совсем другого человека: решительного, полного достоинства и уверенности в себе. Могу поклясться, что именно так он выглядел во времена юного короля Эдварда, когда славился своими победами в турнирах.

— «За что, за что, моя любовь, за что меня сгубила ты…», — распевал мой наставник, пуская свою лошадь рысью, в то время как я, стараясь не нервничать и сохранять равновесие, пыталась двигаться в такт со своей.

Пока мы так прогуливались, разогревая лошадей, сэр Чарльз рассказывал мне о разных вещах. Он всегда так делает, чтобы я перестала думать о том, что вот-вот свалюсь.

Сегодня он сообщил мне очень печальную новость: его брат-близнец недавно погиб в религиозной войне во Франции.

— Я вчера получил письмо, — хмуро сказал сэр Чарльз. — В нем было только известие о его смерти, ничего больше. Увы, мы с Гектором не поладили, когда он уезжал, и теперь я об этом очень сожалею. Правду сказать, он всегда был паршивом овцой и частенько строил против меня козни, но все же он был моим братом!

— Мне очень жаль. Он сражался на стороне протестантов? — осторожно поинтересовалась я.

— Ну да, против этих грязных католиков Гизов, — мрачно ответил сэр Чарльз.

Услышав о Гизах, я нахмурилась. Я тоже их ненавидела, и у меня были на то свои причины: моя мама погибла в результате одного из их гнусных заговоров. Гизы только и мечтали убить нашу королеву-протестантку, и вместо нее возвести на английский трон монарха-католика.

Тут сэр Чарльз стал показывать мне, как правильно посылать лошадь в галоп, и отвлек от мрачных мыслей. Мы потренировались, потом я попробовала пустить Ласточку из рыси в медленный галоп сама.

Это ощущение очень напоминало езду на деревянной лошадке, и мне ни чуточки не было страшно. Я промчалась вокруг Арены, а потом вдоль изгороди и обратно. Я очень гордилась собой, ведь я впервые проскакала галопом и не свалилась!

При виде моего раскрасневшегося лица сэр Чарльз рассмеялся.

— «Я ваш, пока душа жива, Зеленые рукава!» — пропел он и поцеловал меня в лоб, помогая спешиться. — Отлично получилось, миледи! Вы еще научитесь ездить лучше самой королевы!

— Хорошо, что она вас не слышит! — сказала я и не могла не улыбнуться, заметив, как сэр Чарльз изобразил притворный испуг.

— Но ведь вы ей не расскажете? — воскликнул он. — Ради Бога, только не это! Хотите, я попрошу вас об этом на коленях?

Я изо всей силы старалась не рассмеяться.

— Ну что вы, пожалейте свои бедные колени!

Сэр Чарльз поднял на меня лукавый взгляд.

— А вы правы, миледи, колени стоит приберечь! Вы, наверное, ждете не дождетесь завтрашнего дня?

— Нет, — просто ответила я: мне было лень лгать и прикидываться вежливой. — Мне кажется, я еще не готова к замужеству!

— И я вас понимаю, — согласился сэр Чарльз. — Но не все дамы могут позволить себе поступать так, как Ее Величество! Если завтра вы выберете меня, дорогая Грейс, леди Кавендиш, клянусь, я стану относиться к вам так же, как и сейчас, пока вы не вырастете и не станете настоящей женщиной!

Я вздохнула. Сэр Чарльз мне очень симпатичен, но хотя королева и отобрала его мне в женихи среди прочих, я совершенно не хочу за него замуж!

Пришлось пойти налить еще чернил. Начав писать, я и представить себе не могла, что о таком скучном дне можно столько всего рассказать!

Едва я вернулась с урока верховой езды, как мне передали, что королева требовала меня к себе. Я бросилась наверх, переоделась в дамастовый лиф и юбку и поспешила на зов Ее Величества.

Войдя, я присела в глубоком реверансе.

Один из портных личной Гардеробной комнаты Ее Величества стоял перед королевой на коленях и был очень взволнован.

— Почему торжественный наряд леди Грейс до сих пор не готов? — недовольно поинтересовалась королева. — Я вас не узнаю, мистер Бизли. Отчего так долго? Я хотела бы увидеть его прежде, чем леди Грейс его наденет!

— Но Ваше Величество! — в отчаянии затараторил портной. — Очаровательнейшая леди Грейс постоянно растет, чего не скажешь об ее одежде!

Я заметила, что королева чуть не рассмеялась, но, сдержалась и сказала портному, что дает ему личное разрешение зажечь вечером на десять восковых свечей больше, чтобы его помощники не испортили себе глаза, подрубая подол нарядов. Потом отослала мистера Бизли жестом.

Королева — женщина величественная и непредсказуемая. У нее рыжие волосы, живые темные глаза, и приятное бледное лицо с чуть заметными следами оспы — она болела ею, когда я была еще совсем маленькой, но они ее не портят. Она среднего роста, хотя и выглядит намного выше, особенно когда сердится! И у нее самые прекрасные наряды, какие только можно себе представить! Все их сшили портные личной Гардеробной комнаты Ее Величества.

Королева очень умна, и была весьма довольна тем, что я быстро научилась читать, писать и всякое такое. Она говорит, что ей надоели глупые девчонки, которые думают только о платьях и побрякушках. Она любит меня еще и потому, что знает с детства, а год назад моя мама спасла ей жизнь.

— Почему у тебя такие красные щеки, Грейс? — поинтересовалась Ее Величество.

— Я скакала галопом на Ласточке, — с восторгом сообщила я, — и ни разу не свалилась!

Королева хлопнула в ладоши.

— Тогда ты, наверное, очень устала. Съешь на ужин что-нибудь легкое и отправляйся спать. Завтра у тебя трудный день!

Вообще-то я не хотела уходить, но нельзя же спорить с королевой! Я легко поужинала отличными пирожками с мясом, кусочками соленой рыбы, парой колбасок, белыми хлебцами и тушеными овощами, а после этого направилась в нашу спальню.

Я в постели, в ночной сорочке. Горят три ночных свечи, и осталось только помолиться…

Тот же день, позже

Мне пришлось прерваться, потому что в дверь постучали, и в комнату с очень хитрым видом прокрались Мазу и Элли.

— Вы что? Представляете, что будет, если вас тут застанут? — шепотом воскликнула я.

— Подумаешь! — сказала Элли. — Посмотри, госпожа, какую славную сорочку я тебе принесла на завтра. Глянь, не красота ли?

— Фу! — фыркнул Мазу. — Это вовсе не сорочка! Это — ночная рубашка! Ну что за простушка эта Элли, не правда ли, миледи?

И Мазу нарочито погрозил Элли пальцем.

— Немедленно прекратите называть меня «госпожа» и «миледи»! — возмутилась я.

В ответ Элли показала мне язык.

— Ладно, давай уж посмотрю, — сказала я примирительно.

Рубашка и вправду была прелестная: льняная, с черной вышивкой по белому фону. Я догадалась, что именно над ней миссис Чемперноун и королева трудились всю осень, и улыбнулась — я была очень тронута.

Ее Величество так беспокоилась о завтрашнем бале Святого Валентина, словно я была ее собственной дочерью!

— Мы ее только что отгладили. А посмотри, какие кружавчики! Это я сама сделала, — сказала Элли.

Потом она аккуратно, как настоящая прачка, сложила рубашку и убрала ее в мой бельевой сундук.

Мазу подошел и уселся на мою кровать. В руках у него был маленький алебастровый горшочек.

— Взгляни, это тени для век, — сказал он, открывая горшочек. — Намажешь немножко вокруг глаз, совсем чуть-чуть, и они станут красивыми и сияющими.

— Я не люблю краситься, — сказала я и отстранила его руку.

Мазу рассмеялся.

— Это же не белила и не киноварь, просто твои глаза будут казаться больше.

— Мазу, дорогой Мазу, скажи лучше, что там придумала королева? — взмолилась я. — Она мне ни словом не обмолвилась!

Он прижал палец к губам и подмигнул.

— Мистер Соммерс лично приказал ни в коем случае тебе не говорить, и еще так строго на меня посмотрел… — прошептал он.

Я вздохнула. Мазу прав, он не может ослушаться руководителя труппы.

Потом он с Элли станцевал коротенький смешной танец, одновременно жонглируя дюжиной леди-Сариных баночек с гримом и притирками для лица.

Вернув баночки на место, ребята выскользнули в коридор, где моментально приняли серьезный и благовоспитанный вид. Я даже рассмеялась!

Ужасно, что не удалось узнать, что придумала королева, хотя она никогда не была со мной жестока, как порой с другими придворными…

О Боже, только бы мне не пришлось танцевать! Или петь!

А теперь пора спать.

 

Февраль,

Четырнадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Служба в честь Святого мученика Валентина

Вообще-то сейчас писать нельзя. Мы в королевской часовне, и уже часа четыре, не меньше, придворный капеллан читает проповедь. Ну, может, и не четыре, но я уверена, что время уже обеденное! Я притворяюсь, что записываю слова службы (ха — ха!).

Утром, во время торжественного шествия в церковь, мы проходили мимо Большого зала. Казалось, там собралась вся прислуга: кто-то развешивал шелковые алые полотнища, кто-то носился туда и обратно с лестницами, кто-то прикреплял сердечки из мишуры.

При виде этой суеты, не знаю, разволновалась я или испугалась, но сердце мое забилось чаще.

Ее Величество тоже не слушает проповедь, а читает какие-то бумаги и тихонько фыркает. Она всегда берет с собой в церковь красные кожаные ящички с документами. Как она мне говорила, посещать службу, конечно, необходимо, но Бог, видя, сколько у нее забот с этими идиотами из Тайного Совета, простит ей, если она будет проводить это время с пользой. Не сомневаюсь, что она нрава.

Пожалуй, пора остановиться. Запели мальчики-хористы, так красиво, точно птички. Надо убрать чернила, служба вот-вот закончится.

Тот же день, позже

Сижу у окна с дневником и чернильницей, хотя не должна этого делать НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Я уже в торжественном наряде из розового бархата, и если я капну на него чернилами…

Мне страшно, сердце колотится, а руки холодные, словно слизни, и надо хоть чем-то заняться… Больше всего я беспокоюсь о белых рукавах — на них любое пятнышко будет заметно. Можно, конечно, попросить Фрэн отшнуровать эти и пришнуровать другие, но неизвестно, какая из моих пар подойдет.

После службы я поела, хоть и не была голодна, а потом миссис Чемперноун позвала меня в Гардеробную комнату Ее Величества, чтобы камеристки помогли мне одеться. Но сначала я выкупалась с розовым кастильским мылом в личной ванне королевы, а когда вытерлась, надела новую сорочку.

Я думала, мне придется одеваться в нашей комнате, а леди Сара с Мэри Шелтон будут суетиться вокруг, обсуждать вышивки и вставки для юбок, ругаться по поводу своих баночек с косметикой. А в Гардеробной королевы было так тихо, что мне не оставалось ничего другого, как начать нервничать.

Я подождала за ширмой, пока один из королевских слуг вынес ванну, а потом миссис Чемперноун сказала, растирая руки, чтобы согреть их:

— Приступим! И будьте любезны, леди Грейс, не вертитесь!

Одеваясь, Элли зашнуровывает поверх сорочки лиф, надевает обе юбки, верхнюю и нижнюю, закалывает чепец, потом надевает башмаки, а на них деревянные кломпы — вот она и готова!

Но меня одевали к балу на-а-много дольше! Сначала миссис Чемперноун расчесала мне волосы, потом ее личная горничная принесла мне новую шемизетку, всю расшитую цветочками, из такой тонкой ткани, что я боялась ее порвать, когда продевала голову в ворот! Как я не люблю эти завязки под мышками — они щекочутся! Королева подарила мне новую пару шелковых чулок — белых, с розовыми шерстяными подвязками, и новые вышитые туфли для танцев. Еще мне сделали новый корсет, во французском стиле — он так стиснул талию, что я едва дышу.

Даже металлический каркас для юбки и фарзингейл у меня новые, хотя нижняя юбка и юбка на каркас перешиты из маминых. А верхняя юбка на фарзингейл из белой парчи, вся расшитая розами. Просто потрясающе! И еще — мой наряд такой тяжелый, что в нем я не иду, а плыву!

Я вынырнула из ворота шемизетки всклокоченная, с болтающимися как у куклы руками.

Миссис Чемперноун и Фрэн потребовалась целая вечность, чтобы все это уложить, привязать и пришнуровать. Серебряные наконечники шнуров украшали розочки, это шнуры моей мамы. У меня перехватило горло — вот если бы это мама одевала меня к первому балу…

— Ну-ну, дорогая, — сказала миссис Чемперноун, вытирая мне глаза и нос. — Если нос у тебя покраснеет, придется замазывать его белилами, имей в виду!

Я кивнула, заставив себя думать о другом.

Наконец они закончили и повернули меня к большому и ужасно дорогому зеркалу из венецианского стекла (на эти деньги можно было бы купить лошадь!).

Из него на меня взглянула высокая статная дама.

Фрэн надела мне на шею маленький плоёный воротник.

Я сделала реверанс — дама тоже. Я, конечно, знала, что это мое собственное отражение, но как-то не верилось.

— Смотрите, какая красивая фрейлина Ее Величества! — миссис Чемперноун удовлетворенно вздохнула.

— Вы правда так думаете? — Мне казалось, что незнакомка в зеркале гораздо красивее меня.

— Да любой мужчина должен считать себя счастливцем, заполучив вас в супруги! — заявила миссис Чемперноун. — И конечно, сэр Джеральд накупит вам столько нарядов, сколько захотите!

Я мысленно улыбнулась. Видно, лорд Уорси уже заручился поддержкой для своего племянника.

— А сэр Чарльз? — спросила я, по большей части затем, чтобы отвлечь ее внимание от милорда Роберта, который, если честно, нравился мне больше других.

Миссис Чемперноун фыркнула:

— Сэр Чарльз скорее накупит вам лошадей! А что до этого юнца, лорда Роберта, так я надеюсь, вы себя ставите выше! Тут на днях вышла у них размолвка с сэром Джеральдом, и лорд Роберт только и мог, что промычать в ответ.

Это правда, язык у лорда Роберта подвешен так себе, но он хотя бы не старик! Ему всего двадцать. Интересно, что они не поделили с сэром Джеральдом? Не буду спрашивать, а то миссис Чемперноун только этого и ждет! И больше не хочу слышать, какой сэр Джеральд замечательный!

— Теперь можете идти. И не вздумайте испачкаться, леди Грейс, не то я вас высеку, ей-богу, высеку и на Ее Величество не посмотрю! Идите же, время одеваться королеве!

Я вздохнула, сунула ноги в бальных туфлях в специальные шлепанцы на толстой кожаной подошве, чтобы не испачкать подол, и прошлепала к двери.

Едва я оказалась в коридоре, как из-за угла черной лестницы выглянули Мазу и Элли.

Элли захлопала в ладоши.

— Да вы красавица, миледи, — восхищенно заявила она. — Как Бог свят, красавица!

— Да ладно, — отмахнулась я. — В таком наряде кто угодно станет красавицей!

Элли покачала головой. Лицо у нее все в веснушках, на носу горбинка, а руки красные от постоянной стирки.

— В нем так неудобно! — добавила я. — Слишком жмет в талии, руки толком не согнешь, а от воротника шея немеет — ни вздохнуть, ни почесаться!

Мазу изящно поклонился, подошел поближе и мазнул краской из маленькой баночки мне по векам. Было щекотно, я испугалась, что мой наряд помнется, но Мазу сделал все очень быстро и аккуратно.

Я глянула на себя в блестящий серебряный кувшин, стоявший на сундуке возле окна — глаза у меня стали более… таинственным, что ли. Сам Мазу уже был загримирован для представления.

— На тебе нет ожерелья, — заметил он.

Он был прав, ожерелья на мне не было.

— К чему бы это? — Мазу снова поклонился, улыбаясь, и я поняла: это и есть ключ к загадке, о которой я спрашивала.

И они с Элли убежали — перед балом у них было еще много дел.

Тот же день, совсем поздно

Пишу при свете свечи. Наконец-то я в своей постели, а в других спят леди Сара и Мэри Шелтон. Леди Сара храпит как поросенок, а Мэри Шелтон — как барсук.

Накануне пришлось прерваться и быстренько все спрятать, потому что пришла миссис Чемперноун. Я попросила Элли забрать дневник и прибор для письма, а позже занести их ко мне.

В голове у меня все перепуталось — столько всего произошло!

Миссис Чемперноун отвела меня в приемный зал королевы и я сидела там на подушках вместе с остальными пятью фрейлинами, чувствуя себя деревянной куклой и мечтая пробежаться по личному саду королевы раз этак с полдюжины! Но бегать там нельзя — миссис Чемперноун, пожалуй, выпорет меня, если я попробую. Так что я только чуть-чуть повертелась, потому что онемела спина.

— Сидите смирно, леди Грейс, — прошипела миссис Чемперноун. — Имейте в виду, этот ваш наряд обошелся королеве в сотни фунтов, не считая работы портных!

Я изумленно уставилась на нее.

— На такие деньги в Вестминстере можно купить дом, — продолжила старшая фрейлина. — Так что не вздумайте опять взяться за свои проказы!

Хорошо еще, что она не застала меня с пером и чернильницей!

Мы долго сидели в приемном зале, тихонько переговариваясь, но, наконец, настало время идти. Я так нервничала, что меня даже затошнило.

Из личных покоен появилась Ее Величество в чудесном, шитом серебром торжественном наряде из черного бархата. Остальные придворные дамы были ей под стать в белом или серебристом дамасте. Это особая честь, что мне разрешили надеть розовое. Леди Бедфорд, статс-дама, несла за Ее Величеством длинный черный парчовый шлейф и вуаль.

Мы встали парами и двинулись по проходу в Большой холл, вдоль которого стояли королевские гвардейцы в красных бархатных камзолах. Придворные приветствовали нас, хлопая в ладоши.

Мне пришлось идти рядом с леди Сарой, которая ужасно злилась, что мне оказывают такое внимание, и со мной не разговаривала.

Большой холл был украшен красными и пурпурными лентами и свисавшими с балок мишурными сердечками.

Фрейлины здесь бывают редко. Королева предпочитает обедать в личных покоях, где мы часто составляем ей компанию. (В прошлом месяце Ее Величество была так занята работой с бумагами и заседаниями Тайного совета, что еду ей приносили на подносе, а нам приходилось питаться как придется. В конце концов я не выдержала, дала Элли немного денег и отправила ее за пирожками в ближайшую харчевню. (И все мы тогда обожгли рты, потому что пирожки были очень горячими!)

Мы выстроились за стоявшим на возвышении большим столом, лицом к залу. Королева произнесла что-то вроде небольшой приветственной речи, но я чувствовала себя так плохо, что даже не слушала.

Я быстренько поискала глазами претендентов на свою руку. Все они были на противоположном конце стола, рядом с лордом Уорси, и не обращали друг на друга никакого внимания. Королева нарочно так все устроила, чтобы они на меня не таращились.

В другом конце зала я заметила Элли, которая помахала мне рукой. Но в ответ я ей не помахала, потому что была обязана вести себя достойно.

Я думала, что сойду с ума от всех этих мельканий лакеев туда-сюда. Ненавижу пиры. Ненавижу сидеть, поддерживая вежливую беседу, когда в желудке громко урчит от голода, а приходится целую вечность ждать, пока принесут еду!

На этот раз ждать нам пришлось действительно долго, пока подавальщики, кухонные лакеи и пажи разобрались по старшинству. Я чуть из кожи не выпрыгнула, когда музыканты затрубили в трубы, возвещая об их прибытии.

Наконец, под торжественную громкую музыку, слуги появились в зале, неся на головах, на тяжелых серебряных блюдах, говядину, оленину, лебедя, молочного поросенка и пирог с дичью с колодец величиной. Мне даже стало их жаль — попробуй-ка, потаскай такую тяжесть! Потом опять пришлось ждать, пока всю еду поставят на разделочный стол и разрежут на порции.

К этому времени во рту у меня так пересохло, а желудок так скрутило, (я нервничала из-за танцев, но больше и из-за того, что приготовила для меня королева), что не смогла съесть ничего, кроме кусочка хлеба с маслом, нескольких засахаренных морковок и веточек зелени, которые украшали салат. Так что для меня все кулинарное великолепие пропало даром.

Единственное, что случилось интересного за все время, так это то, что слуга с очень сосредоточенным лицом, который принес мне засахаренную морковку, наклонился вперед, чтобы взять тарелку с гренками, и громко пукнул. Мы с Мэри Шелтон сразу захихикали.

Лебединое мясо — такая гадость! Фу! (Миссис Чемперноун говорит, что леди должны плеваться только в платочек, но я могу плеваться и письменно, если мне так хочется!). Лебедя только потому и подают, что он красиво выглядит на серебряном блюде. Когда его готовят, с него снимают всю кожу с перьями, а потом снова надевают, а голову и шею так хитро поворачивают — кажется, что он еще живой. Но какая разница, королевская это птица или нет, если она отдает рыбой и на вкус куда хуже индюшки!

Леди Сара все так же со мной не разговаривала, болтая с Мэри Шелтон и Карминой. Ну и отлично, по крайней мере, мне не надо было поддерживать разговор, когда в горле так пересохло. Миссис Чемперноун велела пажу принести мне разбавленного вина, и это немного помогло. Я пила его очень осторожно, потому что ужасно боялась запачкать свой торжественный наряд.

После первой перемены блюд наступила пауза. Я только начала успокаиваться, как вдруг — бам-бам-да-да-бам-бам! От испуга я чуть не свалилась со скамьи!

В двери зала вошел француз-акробат Луи с большим барабаном, колотя в него как сумасшедший. За ним — два карлика, близнецы Питер и Пол, жонглируя красными шелковыми сердечками, а следом мистер Вилл Соммерс, шут королевы, подпрыгивая и кувыркаясь на ходу.

А потом барабан опять сделал бам-да-да-бам-да-да-бам, трубы заиграли еще громче, и появился Малыш Джон, огромный силач, с шестом на голове. А наверху шеста, на маленькой, величиной с две ладони платформе стоял Мазу! Я уставилась на него, раскрыв рот. Это было уже слишком! Краем глаза я заметила, что Элли, прижав руки ко рту, тоже глядит на Мазу, белая, как простыня.

Стоя на одной ноге, словно это было ни капельки не опасно, Мазу жонглировал палочками. Он заметил нас, ухмыльнулся и подмигнул мне. А потом вдруг выгнулся, взмахнул руками, качнулся и полетел вниз…

Я не могла этого вынести — я вскрикнула. Впрочем, в этот момент вскрикнули все. Перевернувшись в воздухе, Мазу легко и ловко, словно кошка, приземлился на ноги, сделав сальто. Потом он поймал палочки, которыми жонглировал, и продолжил свое выступление, но уже танцуя джигу. Все закричали и зааплодировали; даже Ее Величество засмеялась и захлопала.

Я тоже захлопала, но только не сильно, потому что руки у меня слишком уж дрожали. А Элли выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок. Не знаю, что с Мазу происходит, когда он выступает перед публикой. В него словно черт вселяется!

Королева обратилась к одному из пажей, и мистер Соммерс подвел Мазу к нашему помосту, чтобы представить его Ее Величеству. Я не слышала, что она сказала, но все акробаты поклонились, подпрыгнули и прошлись колесом. Мазу тоже сделал сальто, и физиономия у него сияла.

Потом наступило время десерта. Мы все встали и прошли в сад, в банкетный павильон, который специально достали из кладовой по такому случаю. Рисунки на его панелях с Венерой и Купидоном отлично сохранились — краска только чуть-чуть облетела, и обнаженная фигура Венеры была все такой же розовой.

Обычно мне нравятся банкеты в саду, и все эти желе, сладости, пирожки и чудесные фигурки из марципана в центре стола. На этот раз из марципана сделали Венеру с Купидоном, держащим лакричную стрелу на подставке из розового сахара. Все очень миленькое. Еще я заметила на столике, напротив угощенья, три голубые бархатные подушечки, накрытые белыми шелковыми платками, под которыми что-то лежало.

Мне стало ни до сладостей: ни до мармелада и айвового варенья, моего любимого, ни до ванильного яичного крема. Я изо всех сил старалась не смотреть на эти подушечки. Под одним платком было что-то круглое, под другим — что-то длинное и острое, а то, что было под третьим, и вовсе походило на кучу гороха!

Принесли настил для танцев из полированного дерева, и сидевшие в углу музыканты заиграли «контраданс алеманда» — для разминки. Этот немецкий танец ужасно глупый — совершенно невозможно сохранять достоинство, когда трясешь пальцами, подпрыгиваешь и переплетаешь руки!

Все королевские фрейлины выстроились в длинную линию лицом к кавалерам. Как-то так вышло, что лорд Роберт оказался как раз напротив меня. Когда я взяла его за руку и сделала первые па танца, он уставился на меня, покраснел и пробормотал:

— Э-э… леди Грейс… м-м-м…

— Что? — переспросила я, запыхавшись.

Но тут как раз наступила его очередь подпрыгивать и тянуть мыски ног, а когда он снова ко мне повернулся, шанс был упущен — надо было менять партнеров.

И каждый раз, как лорд Роберт смотрел на меня или брал в танце мою руку, пытаясь произнести что-то, явно заготовленное заранее, он только запинался и потел. Это очень раздражало. Я думаю, его многозначительное молчание объясняется тем, что он просто не знает, что сказать!

Впрочем, ему только двадцать лет. Это уже кое-что. И ноги у него неплохие. Другие девушки говорят, что у него высокое рождение и низкие карманы, то есть что у него нет денег, а имение заложено. Но если он меня любит, это неважно. Денег у меня достаточно и своих. Хотя было бы неплохо, если бы он мог сказать что-нибудь, кроме «Э-э…».

Следующим танцем была павана, которую не напрасно считают самым скучным танцем в мире. Танец хорош, если в нем приходится скакать до потери дыхания, а не прохаживаться туда и обратно, браться за руки, поворачиваться, кланяться, приседать в реверансе, выходить вперед и отступать назад. Это разве танец? Скукота!

На паване мне достался сэр Чарльз, странно мрачный и раздраженный.

— Во всяком случае, мелодия знакомая, — заметила я, услыхав, как музыканты играют «Зеленые рукава».

— Что? — озадаченно переспросил сэр Чарльз, прогуливая меня туда и обратно. — Вы о чем, миледи?

Я слегка ткнула его под ребра:

— Да это же «Зеленые рукава», вы всегда это поете во время наших уроков!

Он как-то кисло улыбнулся:

— Ах да, миледи, я и забыл. Как глупо, конечно же, это «Зеленые рукава»! Та-да, ди-да, ди-да, да-да-да…

Он явно фальшивил.

— У вас кажется, что-то с голосом, сэр Чарльз, — посетовала я. — Вам лучше не петь. И не танцевать.

Этого можно было и не говорит!.. Хотя его колени сегодня гнулись немного лучше, чем обычно, павана — единственное, на что он был способен!

Церемониймейстер объявил следующий танец — вольту. Мы только что изучили ее в танцевальном классе.

Этот танец очень неприличный, потому что в нем кто угодно может увидеть твои коленки! Но королеве он нравится. Мне, правда, не по душе та его часть, где ты танцуешь, а кавалер просто стоит, и еще та, где он принимает гордые позы. Зато я люблю, когда кавалер берет тебя за талию и подбрасывает, а ты в это время ударяешь одной ногой о другую. Здорово! Хотя в прошлый вторник учитель танцев очень расстроился:

— Вы должны опускаться как перышко! Перышко! — закричал он на меня, когда со стены Королевской галереи свалилась картина.

Когда мы выстроились в линию, ожидая кавалеров, сэр Джеральд встал как раз напротив леди Сары (ее бюст чуть не вываливался из лифа — не понимаю, куда смотрит миссис Чемперноун!). Но тут к нему подошел лорд Уорси и что-то сказал, после чего сэр Джеральд поменялся своим местом с каким-то джентльменом, который, судя по его виду, был этим страшно доволен. Так что на вольте сэр Джеральд достался мне.

Он улыбнулся, поклонился и взглянул мне в глаза.

Новый кавалер леди Сары смотрел на ее грудь, а сэр Джеральд — мне в лицо (может, потому что ниже у меня смотреть не на что, даже во французском корсаже!).

У сэра Джеральда по-мужски красивое лицо, всё углы да прямые линии, и насмешливые черные брови. Он высокий, поэтому, когда смотрит на меня сверху вниз, кажется, что он смотрит себе под нос. Как-то раз я сыграла с ним в карты (и выиграла! ха-ха!), во время одного из официальных приемов прогулялась по личному саду королевы, вот и все. Он довольно стар, хотя и моложе сэра Чарльза. Кажется, у него была жена, но умерла при родах. По крайней мере, он не толстый и умеет разговаривать.

— Сегодня вы прекрасны, как никогда, — сказал он. — Розовый бархат вам к лицу, леди Грейс.

Я попыталась покраснеть, но не вышло.

— Спасибо, сэр Джеральд, — ответила я.

Я сосредоточилась на своей части выступления, а он — на своей. Вольта хороша тем, что дает возможность показать себя во всем блеске, если ты, конечно, умеешь танцевать.

Сэр Джеральд, несомненно, умел. В жизни не видела, чтобы кто-то так же ловко подскакивал, ударял ногой об ногу и перебирал ими в такт быстрым барабанным ударам.

А потом наступила моя очередь подскакивать. Когда сэр Джеральд взял меня за талию и подкинул, я взлетела выше, чем у учителя танцев, который вечно жалуется, что из-за нас надорвал спину. Взмыв вверх, я крутанулась и ловко приземлилась, а сэр Джеральд поймал меня и снова подкинул, так что когда «скакательная» часть закончилась, я с трудом переводила дыхание.

— Думаете, лорд Роберт на такое способен, миледи? — прошептал сэр Джеральд, когда наступила «ходильная» часть.

Я заметила, что он ни капельки не запыхался.

— Или сэр Чарльз?

Сэр Чарльз точно не способен — он задыхается даже подсаживая меня в седло. А лорд Роберт? Он молодой и довольно худощавый, но, как мне кажется, тоже сильный. Я видела, как он без труда подбрасывал Мэри Шелтон, а ведь она не худышка!

— Вы слишком хороши для этих чурбанов, — продолжил сэр Джеральд, едва мы оказались друг напротив друга. — Лорд Роберт беден, а сэр Чарльз всегда будет любить лошадей сильнее, чем вас. Выходите за меня!

Потом танец нас разъединил, но я успела разозлиться. Терпеть не могу, когда мне советуют, что думать! Я сама знаю, кто мне больше нравится, и это уж точно не сэр Джеральд-Ходячая-Самоуверенность! Пусть достается леди Саре!

Тут королева хлопнула в ладоши, танцы прекратились, и она приказала мне выйти вперед.

— Дорогие друзья, — сказала Ее Величество, а музыканты стали наигрывать на скрипках какую-то нежную мелодию. — Для нашей леди Грейс сегодня радостный день. Она просила меня выдать ее замуж за джентльмена по моему выбору…

Я об этом не просила, но знаю, что мой отец написал так в завещании, перед тем как умер во Франции, в первый год правления Ее Величества.

— …И я выбрала трех благородных джентльменов, каждый из которых мог бы стать достойным супругом любой даме. Но кто же из этих мужчин воспламенит юное сердце леди Грейс?

Послышался ропот, потом вперед выступил лорд Роберт и встал на одно колено:

— Я, Ва-ваше Величество, — проблеял он.

За ним вышел сэр Джеральд и тоже опустился на колено:

— О Ваше Величество, кого еще больше возвеличивает забота о леди Грейс… — начал он.

Я видела, как лорд Уорси довольно улыбнулся, глядя на своего обаятельного племянника.

— Леди Грейс нужен мужчина, а не мышь. А из всех претендентов только я соответствую этому званию! — заявил сэр Джеральд.

При этом замечании другие фрейлины захихикали, а лорд Роберт покраснел и уставился на свое отражение в отполированном полу.

Затем вперед вышел сэр Чарльз и тоже преклонил колено:

— Ваше Величество, — заявил он, — я буду самым лучшим мужем для леди Грейс. Мы с ней друзья, и у нас общие интересы.

Я взглянула на сэра Чарльза, и мне стало очень неловко. Да, мы с ним вроде как друзья, но сегодня он выглядел особенно старым! И лицо у него было не такое розовое и доброжелательное, как обычно. Видно, он тоже нервничал.

Королева захлопала в ладоши и улыбнулась:

— Таковы ваши слова, но что у вас на сердце? И что скажет юное и неискушенное сердечко леди Грейс? Говорят, в день Святого Валентина сердца могут разговаривать друг с другом…

Она сделала мне знак рукой, приглашая приблизиться. Я подошла, сделала реверанс и встала на одно колено.

Королева взяла меня за руку и подняла.

— Каждый из вас приготовил леди Грейс свой подарок. И когда она выберет себе подарок по сердцу, мы узнаем, кто владеет сердцем леди Грейс!

Мое сердце билось бум! прыг! и хотелось грохнуться в обморок, чего, стоя рядом с королевой, позволить себе было ну никак нельзя!

— Подойди сюда, дорогая, и взгляни на свои подарки, — приказала мне Ее Величество.

Я подошла, мельком взглянула на подушки и подняла с них белые шелковые платки.

Под первым платком была маленькая, оправленная в серебро фляжка из слоновой кости с крышечкой, которая, снимаясь, превращалась в бокал. Именно такую фляжку с бренди королева берет с собой на охоту, пряча ее в рукаве.

На второй подушечке лежал маленький нож в чехле, украшенном жемчугом и гранатами, с миленьким жемчужным купидоном на рукояти. У меня, конечно, есть столовый нож в кожаных ножнах, но рукоятка у него обычная, костяная, и носить его в каких-нибудь особых случаях не станешь. Нож мне понравился — я взяла его, чтобы посмотреть, настоящий ли. Стальное лезвие было очень острым, и я очень осторожно положила нож назад.

На третьей подушке было жемчужное ожерелье с золотыми цепочками — довольно простое, но очень длинное. Если надеть его на шею, оно будет спускаться до талии. Его даже можно вплести в волосы. Я потрогала бусины. Мне очень нравится жемчуг, его любила моя мама. У меня всегда на руке ее жемчужное колечко. Что там говорил Мазу? Я быстро посмотрела туда, где он, среди других музыкантов, играл на лютне. Почему на мне нет ожерелья? Хороший вопрос!

Я отошла и склонилась в поклоне перед королевой.

— Наше Величество, позволено ли мне будет сказать, что я думаю об этих подарках? — спросила я, одновременно пытаясь придумать что-нибудь умное. — Эта фляжка, Ваше Величество, прекрасно подходит для поднятия духа на охоте. Возможно сэр Чарльз, который изо всех сил старается привить мне любовь к верховой езде, надеется, что скоро она мне понадобится. Этот дар — символ великого умения любить, большого сердца, благородной и щедрой души.

Сэр Чарльз поклонился.

— Но боюсь, что я еще не скоро научусь настолько хорошо держаться в седле, чтобы сопровождать Ее Величество на охоте, — заключила я.

Я повернулась к жемчужному ожерелью с золотыми цепочками.

— Вот нитка жемчуга. Тот, кто преподнес его мне, знает, что жемчуг я люблю больше всего. И само ожерелье достаточно длинно, чтобы не слишком меня сковывать. Я вижу, что даритель внимателен к моим чувствам, но все-таки хочет связать меня, не так ли, лорд Роберт?

Лорд Роберт, как обычно, покраснел и поклонился, а сэр Джеральд довольно ухмыльнулся.

— Теперь этот великолепный нож, который свидетельствует об остром и блестящем уме. Он меня искушает и привлекает, но разве можно дарить острые предметы? Нож скорее разрубит узел, а не завяжет его, сэр Джеральд!

Сэр Джеральд нахмурился. Скривив рот в недоброй ухмылке, он выпил бокал вина и протянул его пажу, чтобы тот его наполнил.

Я повернулась к королеве и снова опустилась на колено.

— Ваше Величество, я очень благодарна вам за заботу, но я еще не готова к замужеству…

Королева покачала головой и грустно улыбнулась.

— Я обещала твоим родителям, Грейс, — сказала она. — Тебе необходим муж, чтобы присматривать за твоими землями.

— В таком случае… — я встала, вздохнула, провела пальцами по ножу и фляжке, затем взяла жемчужное ожерелье и осторожно надела его себе на шею. — Я выбираю подарок лорда Роберта.

Лорд Роберт застыл, словно громом пораженный. Совсем как теленок, у которого вдруг заболел живот, как сказал потом Мазу. Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.

Наконец лорд Роберт подошел ко мне, чтобы поцеловать руку. Такого красного лица у него еще никогда не было!

— Э-э… Леди Грейс… Я… э-э…

Музыканты заиграли новый танец, а сэр Джеральд выпучил глаза и выпил еще один бокал вина. Лорд Уорси торопливо подошел и что-то зашептал племяннику на ухо, но в ответ тот только рыкнул.

Под пристальными взглядами всех присутствующих мы с лордом Робертом стали танцевать вольту, поскольку музыканты заиграли именно ее. Кстати, лорд Роберт оказался достаточно сильным. Он легко подбросил меня, но, когда я приземлилась, ничего, кроме «Э-э» сказать так и не смог.

Мне стало его жалко. Зато теперь, когда я выйду за него замуж, я сама смогу говорить сколько захочу!

Другие придворные тоже встали в пары и начали танцевать. Я заметила сэра Чарльза сидевшего возле шандала со свечами и хмуро наблюдавшего за нами.

Потом мимо протанцевал сэр Джеральд с довольно упитанной фрейлиной. Он толкнул лорда Роберта, наступил ему на ногу и удалился, как ни в чем не бывало.

Никто не заметил, как лорд Роберт стиснул рукоять своей шпаги.

— Н-ненавижу его, — произнес он, заикаясь.

Я коснулась его руки своей.

— Вы победитель, а он побежденный. Будьте же добры и великодушны!

— О, леди Грейс, — ответил лорд Роберт. — Вы… т-такая… замечательная!

Пожалуй, это была его самая длинная из обращенных ко мне речей, и довольно лестная. Я улыбнулась и поцеловала его в щеку.

От танцев мне стало жарко, и когда музыка умолкла, я, обмахиваясь веером, попросила лорда Роберта принести мне что-нибудь попить.

Подойдя к столу, где пажи и слуги разливали вино, он терпеливо дождался, пока лорд Уорси нальет себе медовой настойки. И прежде чем взять бокал для себя и маленький кубок венецианского стекла с душистой водой для меня, лорд Роберт обернулся и оглядел зал.

Сэр Чарльз и сэр Джеральд забирали отвергнутые мной подарки. Жаль, что я обидела сэра Чарльза, он ведь и вправду славный старикан!

А сэр Джеральд был в бешенстве: его прямо трясло, когда, схватив нож, он заткнул его себе за пояс. Глаза у него сверкали, а на щеках алели пятна.

— Только глупая маленькая девчонка могла предпочесть этого мальчишку взрослому мужчине, — прорычал он. — Неужели она думает, что лорд Роберт будет о ней заботиться? Это ей придется подтирать ему задницу!

Потом сэр Джеральд одним махом опрокинул в глотку новый бокал вина, не замечая розовых брызг на сорочке, и протянул его пажу.

Но королева дала четкое указание пажам и слугам не наливать тому, кто уже пьян. Ее Величеству не нужны пьяные скандалы при Дворе, как, например, при дворе короля Шотландии.

— Какого черта, здесь, что, кончилась выпивка? — рявкнул сэр Джеральд.

Я взяла душистую воду из рук лорда Роберта. Он тоже был весь красный, видно, злился на сэра Джеральда, назвавшего его мальчишкой. А я была очень рада, что не выбрала нож: кому захочется замуж за забияку и пьяницу?

Толпа расступилась, и рядом с нами оказалась королева. Тот, кто хорошо ее знал, мог сказать, что Ее Величество в бешенстве.

— Если вам нужно вина, чтобы утопить в нем свою печаль, сэр Джеральд, я уверена: тот, кому принадлежит сердце леди Грейс, будет щедр и предложит вам свой бокал! — сказала она с презрением.

Лорд Роберт еще больше залился краской и стиснул свой бокал.

Лорд Уорси выскочил вперед и взял сэра Джеральда за руку:

— Не надо, не надо, — сказал он примиряюще. — Пойдемте, племянник, я думаю, сегодня вы выпили достаточно!

— Если сэру Джеральду так хочется вина, пусть пьет! — заявила королева тоном, который не предвещал ничего хорошего. — Или вы не примете его от победителя?

Королева скользнула по паркету и протянула руку к бокалу лорда Роберта.

Я наступила ему на ногу. Сэр Роберт быстро поклонился и вручил свои бокал королеве.

— Но уж от меня — обязательно! — закончила Ее Величество, передавая бокал лорду Джеральду, который его взял и поклонился.

Когда королева отошла, я подумала о том, какая она умная женщина! Собственноручно вручив бокал лорда Роберта сэру Джеральду, она предотвратила ссору, а может, и дуэль!

— Разве могу я отвергнуть дар из столь милостивых и справедливых рук? — торжественно произнес лорд Джеральд, осушая бокал лорда Роберта одним глотком.

Он попытался еще раз поклониться, но потерял равновесие и упал носом в пол.

Я засмеялась, королева тоже, да и все присутствующие, особенно лорд Роберт. Только лорд Уорси не засмеялся. Он бросился к сэру Джеральду, поднял его на ноги и что-то шепнул племяннику на ухо.

Сэр Джеральд снова поклонился, на этот раз более уверенно.

— Ваше Величество, с вашего позволения, я отправился бы в постель, — пробормотал он.

— Думаю, это верное решение, сэр Джеральд. — многозначительно заметила королева. — Бокал вина не излечит разбитого сердца, но сон — хороший лекарь! Утро вечера мудренее.

По моему мнению, королева была слишком добра к сэру Джеральду. Обычно она гораздо суровее к тем, кто едва держится на ногах. И честно говоря, я была очень удивлена, что сэр Джеральд так набрался оттого, что я ему отказала!

— Благодарю вас, Ваше Величество, — сказал сэр Джеральд.

Лорд Уорси направился было к двери вместе с ним, но королева его окликнула.

— Останьтесь, старый мой друг, — попросила она. — Графа Лестера сегодня нет, а мне нужен партнер. Идемте танцевать!

Отказаться лорд Уорси не мог. Но, судя по выражению его лица, и не был особенно счастлив, когда, поклонившись, поцеловал руку королевы и повел ее танцевать французскую фарандолу.

Мне стало так жарко в розовом бархате, что я поняла: надо охладиться, или я растаю! Я сунула ноги в бальных туфлях в специальные пробковые подошвы-подставки и вышла из банкетного павильона в личный сад королевы. Там было холодно и сыро. Почти под каждым кустом шептались парочки, а под одним даже лежал и пел, любуясь звездами, молодой человек. Я быстро прошла вдоль лабиринта к кухням и чулану.

Элли была там вместе с Пипом, слугой сэра Джеральда.

Пип говорил, возбужденно размахивая руками:

— Я только хотел его вычистить! Вычистить, отряхнуть от розовой пудры, а потом проветрить, чтобы хозяин еще раз мог появиться в нем при Дворе. Но он был в такой ярости, ну просто не в себе…

Элли нахмурилась и полезла в чулан за ведром.

— Так где, говоришь, его вырвало?

— На угол ковра, — ответил Пип. — Да что ты, я сам уберу!

— Да уж нс беспокойся, я что ни бал, за ними убираю! — презрительно заметила Элли.

Тут она заметила меня и просияла, закатив глаза. Элли была в переднике, с закатанными рукавами.

— … так что оборки на штанах теперь будут мятые, а воротник весь перегнется. А завтра он проснется, увидит, что я его не раздел — и все шишки на меня, ты ж понимаешь! Нечего удивляться, если он меня вышвырнет…

Бедный Пип стиснул руки.

Я еще сильнее порадовалась, что не выбрала нож — по тому, как человек обращается со слугами, многое можно понять! Вон как Пип боится сэра Джеральда — это дурной признак!

— Он в покоях лорда Уорси? — спросила Элли. — Так я постучусь, войду, да начну там мыть, а если он не проснется, так, верно, и ты его не разбудишь! Войдешь потихоньку да снимешь с него что надо!

Пип просиял от чувства признательности.

— Сходишь? Нет, правда, сходишь? Только будь осторожна, он прямо бешеный становится, когда пьян!

— Да ну уж! — фыркнула Элли. — Коли я не увернусь от пинка пьянчуги, так поделом мне и синяк на заднице! Ты не волнуйся. Пип, я пойду и посмотрю.

Она подмигнула мне и убежала с ведром щелока и тряпкой в сторону персональных апартаментов придворных.

Я развернулась и пошла назад к банкетному павильону, где пламя горящих свечей, проникая сквозь холст, отбрасывало на траву силуэты Венеры и Адониса.

Я стояла и смотрела на них, пока не озябла.

Кто-то подошел и взял меня за руку.

— Кто это? — спросила я.

— Роберт, — последовал ответ.

Я улыбнулась, успокоившись и позволив держать себя за руку. В темноте я различала только его тень.

— М-можно м-мне п-поцеловать вас в г-губы, леди Г-грейс?

Еще одна длинная фраза! Наверное, когда никто не видит, лорду Роберту легче говорить.

— Только в следующем месяце, после обручения, — ответила я чопорно. Но разрешила лорду Роберту поцеловать мне руку. Это так романтично!

— Уже м-много в-времени прошло. П-пойдемте, п-потанцуем?

— Ну конечно, милорд! — сказала я вполне благосклонно.

Я позволила ему проводить меня в зал, где мы присоединились к танцующим фарандолу — со стороны лорда Роберта это было весьма смелым поступком, если учесть, сколько раз я наступила ему на ногу во время вольты!

Мы станцевали еще несколько танцев. Потом вошел сэр Чарльз — вид у него был по-прежнему угрюмый.

Он пожал лорду Роберту руку, что было очень мило с его стороны, и все время пристально на меня смотрел. Мне это не понравилось. Потом я заметила Пипа, который разговаривал с лордом Уорси. Тот держал веер королевы, а Ее Величество пристально наблюдала за сэром Кристофером Хэттоном, одним из своих фаворитов, который демонстрировал ей новые па вольты.

Лорд Уорси разговаривал с Пипом довольно резко. Похоже, он беспокоился о здоровье сэра Джеральда, а Пип объяснял, что тому очень плохо. Пару раз лорд Уорси взглянул на нас с лордом Робертом.

Наконец Ее Величество решила, что натанцевалась, и, естественно, все ее фрейлины и придворные дамы тоже. Мы выстроились в ряд, правда, не такой аккуратный, как по прибытии, и чинно удалились под музыку. А кавалеры стали разбиваться на группы, обсуждая, не нанять ли им лодку, чтобы поехать в Парижский Сад еще поразвлечься.

Когда я пришла помочь королеве раздеться, она отослала меня.

— Нет, дорогая, возьми Фрэн и иди спать. Ты, должно быть, очень устала!

И тут я вдруг почувствовала, что ноги у меня горят, а желудок накрепко стиснут корсетом. Я встала на колени и поцеловала королеве руку.

— Ну что, понравился тебе бал в честь дня Святого Валентина? — улыбнулась она.

— О да, Ваше Величество! Я отлично провела время, — ответила я. И это была правда. Во всяком случае, задачку с подарками я решила!

Когда я уходила, Ее Величество добавила:

— Грейс, у себя на подушке ты кое-что найдешь…

Я присела в реверансе, сгорая от желания узнать, что именно, и поспешила к себе.

Фрэн быстро расцепила все крючки, расшнуровала рукава, сияла с меня верхнюю бархатную юбку, лиф и вставку. Потом настала очередь второй юбки, фарзингейла, нижней юбки и металлического каркаса. За ними последовала еще одна юбка, и, наконец, Фрэн расшнуровала мне корсет.

Я сказала: «Уф-ф!»

Приятно сознавать, надев корсет, какая тонкая у тебя стала талии, но еще приятнее — снять его и расслабиться! Тогда все внутренние органы немедленно начинают работать, и хочется поскорее остаться одной.

Фрэн это знала. Улыбнувшись, она поцеловала меня в щеку.

— Вы были так прекрасны нынче вечером, леди Грейс! Вы всех превзошли!

Сейчас-то я знаю, что это неправда — ни одной девушке с волосами мышиного цвета не превзойти леди Сару Бартелми-Рыжие Кудряшки, но слышать эти слова было приятно, и я поцеловала Фрэн.

Она ушла, прихватив с собой мои юбку, лиф и французский корсет, чтобы почистить их и проветрить.

Я сняла ожерелье лорда Роберта, положив его возле кровати, потом переоделась в ночную сорочку и воспользовалась стульчаком с крышкой.

Фрэн налила мне в чашку немного свежей розовой воды, так что я умылась и почистила зубы новой зубной тряпочкой с миндальной пастой и солью, а потом сполоснула рот укропной водой.

Ну вот. В камине горит огонь. Мне не холодно. Надев ночную рубашку, я сижу в своем любимом углу и пишу.

Наверное, с небес мама может заглянуть в мои дневник и прочесть все, что я написала. Так что я пишу как будто для нее. Я знаю, ей бы очень поправилось, как я танцевала на балу. Интересно, что бы она сказала о моем выборе? Наверное, одобрила бы. Сэр Джеральд ей вряд ли понравился бы, и еще она бы согласилась, что сэр Чарльз для меня слишком стар.

Что-то глаза слипаются. Пора спать.

 

Февраль,

Пятнадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Очень рано утром

Я хотела заснуть, но не удалось. Никак не могу успокоиться и должна все записать.

Сняв с кровати покрывало, я заметила на подушке маленький сверток. Сначала я очень удивилась, кто мог его мне оставить, но потом вспомнила последние слова королевы. Я схватила сверток, поднесла его к свече — и тут же выронила, увидев знакомый почерк. Это писала моя мама год назад. 14 февраля 1568 года, в ночь своей смерти.

Иногда я думаю: как было бы хорошо, если бы в ту ночь я была не собой, спокойно спавшей в маминой спальне, а ангелом! Тогда, милостью Божьей, я сумела бы ее спасти.

Попробую все изложить по порядку; как рассказчик на ярмарке. Может, тогда мне станет легче. Я слышала, что если пересказать то, что тебя мучает, боль стихает, а память перестает сопротивляться и гнать сон.

Моя мама, леди Маргарет Кавендиш, была фрейлиной Ее Величества, смотрительницей королевской спальни, одной из ближайших подруг королевы. 13 февраля 1568 года она ужинала с Ее Величеством (а перед этим зашла в мою спальню и поцеловала меня на ночь, пожелав спокойной ночи).

Неожиданно вошел человек от мистера Сесила, секретаря королевы и сообщил, что прибыло срочное донесение из Шотландии. Тогда королева (она сама мне об этом рассказывала), сказала, что вернется минут через десять, предложила моей маме выпить немного вина, чтобы прошла ее головная боль, и удалилась узнать новости.

А мама налила себе вина и выпила…

Именно в этот момент я и представляю себя ангелом. Я бы влетела в комнату, когда мама взяла бокал в руки, и закричала:

— Не пейте это вино, миледи!

А поскольку мой вид произвел бы на маму сильное впечатление — ореол, крылья и всякое такое, она уронила бы бокал на пол. А потом какая-нибудь королевская канарейка, из тех, что вечно дергают тебя за волосы, подлетела, отпила из лужицы и упала бы рядом, так что все бы немедленно поняли, что вино отравленное.

А потом вернулась бы королева, позвала стражников, и приказала проверить вино. И тогда бы доктор обнаружил в нем смертельный яд под названием горетрав, и королева приказала бы закрыть все входы и выходы и обыскать дворец, и они поймали бы этого гада-француза, подосланного Гизами, чтобы отравить королеву…

Но все случилась иначе. Моя мама выпила вино королевы, и ей стало плохо.

Я смутно помню, как миссис Чемперноун разбудила меня и замотала в свой пушистый халат. Я никак не могла проснуться и идти своими ногами, поэтому она посадила меня на закорки — даже не могу в это поверить, она всегда такая сердитая и колючая! — но все было именно так! — и отнесла в спальню королевы.

Ее Величество убирала со стола перо и чернила, а на ее щеках были слезы. В маленькой подставке курился ладан, но в воздухе все равно чувствовался отвратительный горький запах.

Миссис Чемперноун плакала, я тоже начала плакать, хотя спросонок не понимала, почему. Потом на кровати я увидела маму в расшнурованном корсете. Видимо, ей пускали кровь — одна рука у нее была перевязана. Тут уж я проснулась как следует.

Глаза у мамы были закрыты, лицо восковое, а в углах рта — желтая пена.

— Чума? — прошептала я.

— Нет, Грейс, — печально ответила королева. — Если бы так, от этой болезни можно было бы выздороветь! Думаю, она отравилась ядом, который предназначался мне. Доктор вышел изучить рвоту.

Тут открылась дверь и, завернутый в отороченный мехом халат, торопливо вошел мой дядя, доктор Кавендиш. Он приблизился к кровати с другой стороны, пощупал маме пульс, потрогал лоб, приподнял веки.

Я взяла ее за руку — рука была холодной. Мама умирала, оставляя меня одну. Вот тогда я почувствовала, как это бывает, когда разрывается сердце. Казалось, в груди что-то надломилось, и стало невыносимо больно.

Дядя Кавендиш покачал головой.

— Ваше Величество. — с трудом выговорил он, — это яд. По желтому пятну на ковре ясно, что это горетрав.

Лицо у него было пепельно-серым — дядя очень любил мою маму.

— У меня в кабинете есть безоар и рог единорога… — начала королева.

— Увы, боюсь, против горетрава эти средства бессильны. Уже недолго осталось…

— Я позову священника, — вздохнула королева.

Они говорили тихо, но я все слышала. Я заплакала и взяла маму за руку, пытаясь удержать ее на этом свете.

— Не уходи, — шептала я. — Пожалуйста, останься. Останься, мама…

Но она слишком крепко спала, чтобы меня услышать.

Дядя Кавендиш встал позади меня.

— Ей не больно, — сказал он. — Она уже ничего не слышит и не чувствует.

Конечно, он доктор, ему лучше знать, но я помню: когда я взяла мамину руку, чтобы поцеловать, я почувствовала, как она сжала мои пальцы на прощание. Я поцеловала ее в лоб.

Королева встала рядом со мной на колени, обняла, а я все плакала, так что даже лиф ее платья намок. Потом она начала меня тихонько укачивать, и я поняла, что Ее Величество тоже плачет.

Мама умерла вскоре после полуночи, в день Святого Валентина, 14 февраля 1568 года, и это был худший день в моей жизни. Я была совсем маленькой, когда на королевской службе во Франции умер мой папа, так что я его почти не помню. Но мама… Я не поэт и не знаю слов, чтобы описать это чувство. Просто мир раскололся.

Весь прошедший год все были ко мне очень добры, особенно королева. Она утешала меня, когда становилось особенно тяжело, и пообещала, что никогда не отошлет на воспитание в чужую семью.

Лорд Уорси вызвался быть моим опекуном и заботиться о моем наследстве, пока я не выйду замуж, и этим не займется мой муж.

Дяде Кавендишу было не до меня, он плохо себя чувствовал, по крайней мере, мне так говорили. Я-то думаю, что все это время он беспробудно пил. Дядя всегда очень любил маму, и его подкосило то, что он не смог ей помочь.

Да, они нашли отравителя. Преступника наняли эти гнусные католики Гизы, которые вечно что-то замышляют против королевы. Он пытался скрыться, но в схватке был убит одним из королевских стражников.

Королева была в ярости, а мне было все равно. Даже если б его казнили, как полагается, мне бы от этого легче не стало!

Мама выпила отравленное вино и этим спасла не только королеву, но и Англию от кошмаров гражданской войны. Поэтому ее похоронили в часовне Уайтхолла.

А теперь надо собраться с силами и открыть сверток.

Позже, но так-же рано

Ну вот, теперь в дневнике клякса. Да, я плакала, и все из-за этого свертка. Когда я его развернула, на подушку выпал кожаный кошелечек — там он и лежал, пока я читала мамино письмо.

Половина письма была написана маминой рукой, и в конце его буквы были крупными и неразборчивыми. Дальше они сменились аккуратным и изящным почерком королевы. Вот, значит, почему она убирала перо и чернила, когда миссис Чемперноун привела меня той ночью!

Я всегда буду хранить это письмо, здесь, между страницами своего дневника.

Дорогая моя Грейс!

Я умираю. Сердце мое разрывается при мысли о том, что я не увижу, как ты станешь взрослой, не смогу найти тебе хорошего человека, который позаботится о тебе и твоем состоянии.

Когда тебе исполниться тринадцать Грейс, настанет время замужества. Как ни добра королева, Двор — не место для юной девушки.

Ее Величество обещала приглядеть за тобой и подобрать подходящую пару. Сначала ты обручиться, а когда тебе исполнится шестнадцать, выйдешь замуж.

Королева уверила меня, что сделает для тебя все, что не успела я. Передаю тебе свое жемчужное кольцо — его подарил мне твои отец, и все мои платья, и лошадей. В день помолвки тебе вручат и мои жемчужные серьги.

Ты лучшая из дочерей, моя девочка, и я отдала бы все на свете, лишь бы не покидать тебя так рано. Но такова воля Господа, и я не могу Его ослушаться. Я молю Бога о том, чтобы ты всегда была счастлива, добродетельна и любима так, как любима мною.

Прощай, доченька, радость моя, настанет день, когда мы снова встретимся с тобой.

А до тех пор да пребудет с тобой моя любовь.

Твоя мама Маргарет, леди Кавендиш.

Я открыла кошелечек, в нем были серьги — очень красивые жемчужные сережки с гранатами и бриллиантами, как у королевы, только поменьше.

Взяв свечку, я подошла к леди-Сариному зеркалу и надела их. Взглянула на свое отражение, на игру гранатов и бриллиантов, вспомнила, как мама носила эти сережки, как смеялась…

Опять на дневнике клякса. Все, спать.

Тот же день, колокола бьют пять

Снаружи еще темно, но я почему-то проснулась. Я в своей постели, в маминых сережках — так уютнее, а ее письмо лежит под подушкой. Может, это только бумага, но мне кажется, что мама рядом со мной, как раньше, когда мы с ней жили в одних покоях рядом с королевскими. Надеюсь, я не испачкала чернилами простыни.

Мои соседки еще спят. Леди Сара храпит как поросенок, а вот Мэри Шелтон стада храпеть как козел. Но проснулась я не от этого. В персональных апартаментах придворных слышится какая-то беготня, приглушенные голоса, сдавленный шепот. Видно все боятся разбудить королеву. По утрам она всегда мрачнее тучи, особенно если накануне поздно легла.

Там явно что-то происходит. Я пойду и узнаю, что.

Позже, утро

До сих пор не могу поверить, никогда не слышала ни о чем подобном! При дворе, правда, иногда случаются дуэли, но это! Я едва могу писать — так сильно дрожат руки.

Я рассказала обо всем своим соседкам, леди Саре и Мэри Шелтон, и они побежали посмотреть. А мне надо посидеть и подумать.

Всего полчаса назад я, надев ночную рубашку поверх сорочки и сунув ноги в ночные туфли, прошмыгнула в коридор, а кажется, будто прошло уже несколько часов.

Шум доносился из персональных апартаментов лорда Уорси, занимавшего их в знак особого расположения Ее Величества. Туда я и направилась.

Свечу я не взяла, поэтому спускалась по каменным ступеням наощупь. У дверей апартаментов уже собралась толпа — в ночных рубашках, в наспех наброшенной одежде, кто в чем.

Там же был бедный Пип, белый как простыня, который ломал руки и сбивчиво объяснял:

— Я специально зашел к хозяину пораньше, принес ему хлеба и пива… Боже мой, я сроду такого не видел!

Я растолкала стоящих впереди локтями (иногда полезно быть высокой и костлявой) и увидела, что случилось.

Я не закричала. Ну, то есть закричала, но тут же прижала руки ко рту, так что крик получился почти неслышным. Зато в обморок не упала (леди Сара наверняка упала бы!), только ноги у меня стали ватными, а желудок сжался в комок.

Полог кровати сэра Джеральда был откинут, а сам он, в одном дублете, лежал ничком на постели. Из его спины торчал нож!

Тот самый нож, который он собирался мне подарить. Я не могла отвести глаз от этого ужасного зрелища, хотя ничего отвратительного в нем не было, во всяком случае, нигде не было ни капли крови. Сердце у меня билось, как французский барабан: бам-да-да-бам!

Не знаю, сколько я так простояла, прежде чем заметила в комнате сэра Чарльза и прислонившегося к стене полуодетого лорда Роберта. Он был бледен до зелени.

Сквозь толпу протиснулся лорд Уорси с четырьмя слугами — и застыл, уставившись на кровать. Лицо его, обычно серое и невыразительное, стало белым, как перья того противного лебедя, которого мы ели на балу.

Пип рухнул на колени.

— Сэр, я п-принес сэру Дже-же-ральду за-завтрак и увидел… — он сбился и безнадежно махнул рукой.

Лорд Уорси, кажется, не слышал, уставившись на нож, торчавший из спины племянника. Потом он огляделся, собираясь с мыслями, точно эти мысли кто-то раскидал по всей комнате, и теперь надо было собрать их по одной. Целую вечность спустя он заговорил:

— Удвойте стражу у спальни Ее Величества. Когда королева проснется, сообщите ей о случившемся. За доктором Кавендишем послали?

— Он уже идет, милорд, — сказал один из офицеров личной стражи королевы. — Поскольку преступление совершено во дворце, надо срочно созвать Гофмаршальский Совет.

Лорд Уорси поморщился и схватился за стойку кровати.

Мне стало его жаль, и я коснулась его руки.

Лорд Уорси поднял голову, но, кажется, меня не увидел. Волосы у него торчали в разные стороны, а вид был утомленный и весьма неряшливый. Он даже не переоделся: вышитый перед рубашки был залит вином, а манжеты запачканы чем-то зеленым.

Лорд Уорси часто-часто поморгал, потом покачал годовой и повернулся к собравшимся.

— Кто-нибудь заметил что-нибудь подозрительное после того, как мой племянник ушел с бала?

Пип начал рассказывать, как снял с хозяина камзол, а штаны и чулки оставил, потому что хотел, чтобы тот проспался как следует, как утром он пришел с пивом и хлебом…

О том, что Элли убирала за сэром Джеральдом, Пип не упомянул. Я открыла рот, чтобы добавить такую важную подробность, но вовремя поняла: лучше не впутывать Элли в эту жуткую историю! Уж наверняка не она воткнула нож в сэра Джеральда, а вот тот, кто это действительно сделал, будет только рад свалить вину на беззащитную прачку!

Слегка покачиваясь, вошел мой дядя, доктор Кавендиш, в парчовом, отделанном куницей камзоле. Лицо у него было опухшее, глаза налиты кровью. Казалось, он мечтал только о том, чтобы голова у него и вовсе отвалилась. Щурясь на пламя свечи, он начал осматривать сэра Джеральда.

И вдруг сэр Чарльз указал на маленькую серебряную вещицу на подушке сэра Джеральда.

— Что это? — мрачно спросил он.

Доктор Кавендиш поднес вещицу к свече.

— Пуговица. Даже с ниткой. Гм-м… И с гербом.

— Это не хозяина, — заметил Пип, тоже разглядывая пуговиц. — Это герб Рэдклиффов.

— Что? — словно очнулся сэр Уорси, и все повернулись в сторону лорда Роберта.

Тот покраснел и как обычно безуспешно попытался что-то сказать.

— Клянусь Богом, вы, верно, обронили ее, когда пырнули ножом сэра Джеральда! — воскликнул сэр Чарльз. — Доказательство налицо!

— Н-но, — в отчаянии выдавил из себя лорд Роберт.

— Не лгите, сэр, — потребовал сэр Чарльз. — Как иначе здесь оказалась ваша пуговица? Видно, вы приревновали свою даму к сэру Джеральду, приревновали настолько, что убили своего соперника, пока тот спал!

— Я…

Лорд Роберт пошарил рукой по боку, ища рукоять шпаги, но поскольку к ночной рубашке шпаги не полагается, поиски успехом не увенчались.

Тут же к нему шагнул один из стражников лорда Уорси.

— А! — сказал сэр Чарльз, подойдя к лорду Роберту почти вплотную и грозя тому пальцем. — Угрожаете? Может, завтра вы придете и зарежете в моей постели меня?

Это уж совсем никуда не годилось! Надо было срочно вмешаться, в конце концов, лорд Роберт мой жених!

— Господа, — сказала я, — может быть, убийца нарочно подбросил пуговицу лорда Роберта, чтобы подозрение пало именно на него?

Они меня даже не услышали, продолжая кричать. Конечно, ни сэру Чарльзу, ни лорду Уорси не по душе лорд Роберт.

Оба они будут рады обвинить его в убийстве и предъявить королеве качестве преступника, как только Ее Величество узнает о происшествии. И абсолютно ясно, что никого не интересует мнение несовершеннолетней фрейлины в мятой ночной рубашке!

Я с тоской наблюдала, как люди лорда Уорси заломили лорду Роберту руки, а потом ему было официально объявлено, что он подозревается в коварнейшем убийстве спящего сэра Джеральда.

Побледневший лорд Роберт потерянно озирался по сторонам. Хорошо, что у него хватало ума молчать! Возникло секундное замешательство, так как лорд Уорси не знал, куда заточить лорда Роберта.

В Уайтхолле нет тюремных застенков — все комнаты, даже самые маленькие, занимает кто-нибудь из придворных. Ближайшая к нам тюрьма — Тауэр. В конце концов было решено закрыть лорда Роберта в чулане с зарешеченными окнами, в одной из дворцовых башен.

Когда его уводили, лорд Роберт не проронил ни слова. Лорд Уорси и доктор Кавендиш обсуждали детали расследования. Решено было не проводить вскрытия тела сэра Джеральда, так как причина его смерти была совершенно ясна. Вряд ли кто останется жив, если ему воткнут в спину нож, даже с такой изящной рукояткой!

Неожиданно мне пришло в голову, что выбери я сэра Джеральда, этот нож принадлежал бы мне. И что, тогда в убийстве обвинили бы меня? От этой мысли мне стало так дурно, что я развернулась и бросилась в наши покои.

Когда я вошла, Мэри Шелтон, сидевшая на кровати с папильотками в волосах, взглянула на меня с нескрываемым любопытством:

— А чего это ты не спишь, Грейс?

— Случилось нечто ужасное! — сообщила я. — При дворе произошло убийство!

Мэри вскрикнула, а леди Сара проворчала, просыпаясь:

— И из-за этого ты подняла такой шум? Я же сплю!

— Сара, дорогая, — выдохнула Мэри, — ты не понимаешь, о чем говоришь! Произошло убийство! И Грейс уже все разузнала.

Сара тут же подскочила:

— Господь с нами! Убийство? Не королевы?

— Нет, нет, — успокоила я ее, надевая через голову корсет. — Просто кто-то воткнул нож в спину сэру Джеральду!

— Ужас какой! — Леди Сара была в замешательстве. — Он такой миленький и так славно танцует! Надеюсь, он выздоровеет?

— Вряд ли! Он мертв. И это очень темная история. Они обвиняют лорда Роберта, но мне кажется, что убийца не он…

Но мои соседки уже не слушали. Никогда в жизни Сара и Мэри так быстро не одевались! Выскочив в коридор, Мэри, кажется, даже не заметила, что у нее папильотки в волосах!

Бедный сэр Джеральд! До сих пор не верится, что он мертв. Только что кружил меня в вольте — и вот на тебе!

Что касается милорда Роберта, то и подумать жутко, как он там, в чулане. Если настоящего убийцу не найдут, королева отправит его в Тауэр. Мне его так жаль! Он меньше всех похож на убийцу. Да и зачем ему было убивать сэра Джеральда? Вот если бы сэр Джеральд зарезал лорда Роберта за то, что я выбрала его, я бы еще поняла…

Надо быстро одеться и идти прислуживать королеве. Пожалуй, писать дневник полезно — это проясняет голову, ведь прежде чем что-то записать, надо сначала подумать! Королева говорила мне об этом и была права. Она вообще очень умная! А, вот я и придумала! Я поговорю с ней о лорде Роберте. Во всяком случае, она-то никогда не посоветует мне не забивать себе этим голову!

Тот же день, вечерней порой

Пишу, чтобы не заснуть. У меня есть план, совершенно замечательный, но чтобы он осуществился, спать никак нельзя!

Утром, одевшись, я пошла прислуживать Ее Величеству при пробуждении, надеясь, что у королевы будет настроение перекинуться парой слов. При Дворе все знают: если тебе что-то надо от королевы, выбирай нужный момент!

Держа лиф платья королевы прямо, чтобы леди Бедфорд могла как следует подшить горловину, я собралась духом:

— Ваше Величество, можно мне спросить о…

— О лорде Роберте?

Губы у королевы были поджаты, и весь ее вид выражал недовольство.

— Хорошо. Но помни, что пуговица, которую нашли возле подушки сэра Джеральда, принадлежала ему!

— Да, Ваше Величество, — согласилась я. — Только лорду Роберту незачем было убивать сэра Джеральда, ведь я выбрала его! Может быть, кто-то нарочно подбросил эту пуговицу, чтобы все подумали именно на лорда Роберта?

Королева взглянула на меня и хмыкнула, а леди Бедфорд неодобрительно покачала головой.

— По крайней мере, не отправляйте его в Тауэр, Ваше Величество! — попросила я, вставая на колени и целуя королеве руку. — Ваше Величество… Можно, я попробую выяснить правду?

— Полагаю, юной леди не подобает… — возмущенно начала леди Бедфорд.

Королева остановила ее жестом руки.

— Отлично. Проведи тайное расследование, леди Грейс, — согласилась королева, — но не сообщай о том, что узнаешь, никому, кроме меня. В твоем распоряжении день, после этого мне придется или освободить лорда Роберта, или отправить его в Тауэр!

— Спасибо, Ваше Величество! А можно мне…

— Что еще? — голос королевы прозвучал раздраженно.

Я знала, что сегодня у нее аудиенция с послами Шотландии и Франции. Я наверно, тоже бы злилась, думая о том, что придется просидеть несколько часов подряд с этими невыносимыми шотландцами и французами!

— …можно мне погулять с собаками?

— Иди! Во всяком случае, это лучше, чем ерзать на скамье, действуя мне на нервы и отвлекая от дел!

— Спасибо, Ваше Величество, спасибо!

— Если, конечно, поднимаясь наверх чтобы переодеться, ты не будешь издавать этого ужасного грохота!

Честное слово, я сделала все, чтобы двигаться легче перышка! Переодевшись в удобный наряд для верховой езды и накинув плат, я взяла башмаки в руки и на цыпочках спустилась по черной лестнице. А возле ворот в личный сад королевы, стоя на потеху стражникам на одной ноге, я надела их и, как могла, зашнуровала.

Один из грумов привел собак, и я, схватив собачьи поводки, побежала в Большой сад. Впереди с бешеным лаем мчался Генри.

Обойдя лабиринт с другой стороны, я скользнула в калитку, отпустила собак и залезла на свое любимое вишневое дерево — подумать. Там есть отличное местечко для размышления — развилка между двух толстых ветвей. На ветках вишни уже появились почки, но распускаться они не спешили — было слишком сыро и холодно.

В голове у меня один за другим зрели планы. Я точно знала, как найти убийцу: от дяди Кавендиша я слышала, что мертвое тело может рассказать очень о многом.

Например, если посветить трупу в глаза, можно увидеть в них отражение убийцы. А если принести с собой оружие, которым человек был убит, его рана снова начнет кровоточить. Что ж, значит, необходимо увидеть тело сэра Джеральда еще раз!

Я слезла с дерева и направилась к мусорной куче. Элли и Мазу были уже там, возились с чем-то.

Эрик прыгал на задних лапах и скулил, стараясь это что-то схватить, но Элли держала непонятный предмет высоко, так, чтобы пес не достал.

— Элли, зачем тебе полуободранный кролик? — спросила я, разглядев, что у нее в руках.

— Поджарим и съедим, — ответил Мазу так, словно это подразумевалось само собой.

— А шкурку я растяну, выскоблю и сделаю себе муфту на зиму! — добавила Элли.

Я привязала псов и присела на корточки, ожидая, пока Элли закончит с кроликом. Работала она быстро и аккуратно, ловко снимая с зверька шкурку, точно раздевая его. Нигде не было ни капли крови, очевидно, кролик был уже вычищен и выпотрошен.

И тут меня осенило: когда я увидела сэра Джеральда с ножом в спине, на его одежде тоже не было ни капли крови! И это очень странно, потому что не кровоточат только мертвые тела, а когда сэра Джеральда закололи, он наверняка был жив!

Это была еще одна тайна. Совершенно необходимо взглянуть на тело сэра Джеральда еще раз!

— Кухонные псы поймали его и загрызли, а я их добычу отобрала, — рассказывала Элли, — правда, отдала потроха. Ну, вот и готово, — она протянула кролика Мазу.

Тот взял длинный прут, продел его сквозь кролика и подвесил над костром. Элли посыпала кролика хлебными крошками, и мы приступили к обсуждению убийства.

Элли и Мазу пересказали мне множество дворовых сплетен и догадок: например, что во дворец ворвались шотландцы и закололи сэра Джеральда по ошибке, вместо королевы.

Я сообщила им, что случилось на самом деле, и что вряд ли стоит подозревать сэра Роберта. Если честно, на мгновение я в нем тоже усомнилась, припомнив, как на балу он сжал рукоять своей шпаги. Но потом я поняла, что это глупо — лорд Роберт никогда не напал бы на человека со спины, в этом я уверена!

— Бедняжка, — мрачно усмехнулась Элли, — тогда его повесят ни за что!

— Не повесят. Я не позволю повесить моего будущего мужа прежде, чем я выйду за него замуж! Это было бы глупо! — ответила я.

— А что, после свадьбы пусть вешают? — издевательски поинтересовался Мазу.

— Ну, тогда я хотя бы останусь добропорядочной вдовой, — фыркнула я.

— А я пойду смотреть казнь, и буду бросать на эшафот лаванду и руту, — мечтательно протянула Элли. — И расскажу ему, как ты печалишься — это его утешит! А потом мы попросим придворного стихотворца сочинить о вас балладу, напечатать ее и…

— Элли, его не повесят, потому что я собираюсь выяснить правду! — оборвала я ее романтические размышления.

Мазу насмешливо мне поклонился, перевернув кролика над огнем.

— Вы так мудры, миледи! А скажите, каким образом вы собираетесь это сделать?

Я легонько шлепнула его по руке.

— Для начала мне надо взглянуть на тело сэра Джеральда! Он, кажется, лежит в часовне Святой Маргариты.

— А зачем? — удивилась Элли.

— Затем, что на теле сэра Джеральда не было крови! — заявила я многозначительно.

— И что? — нахмурился Мазу.

— Если человека пырнуть ножом, пойдет кровь. А если зарезать до смерти, крови будет ого-го как много! А там крови совсем не было! Я же помню, как дядя рассказывал: со смертью человека кровотечение прекращается!

— Ах, вот оно что… — задумчиво пробормотал Мазу.

— Так что я просто обязана взглянуть на тело сэра Джеральда еще раз! К тому же, — я понизила голос, потому что от самой этой мысли становилось жутко, — в глазах покойника можно увидеть истинного убийцу!

— А что же доктор ничего не заметил? — справедливо поинтересовалась Элли, разгрызая ручку марципановой Венеры, которую Мазу выудил из рукава.

— Дядя был расстроен. И он слишком много пьет с тех пор, как… Ну, вы знаете!

Они оба кивнули.

— Но я уверена, что узнала от него достаточно, чтобы заметить что-либо достойное внимания! — заявила я.

Мазу расхохотался.

— Значит, всего делов-то — проскользнуть в часовню, когда все заснут, как убитые…

— Когда все крепко заснут, — поправила я. — Давайте сходим туда в полночь! Посмотрим на труп, посветим ему в глаза и все узнаем!

— Все так просто, что даже странно, что никто другой не догадался это сделать! — ухмыльнулся Мазу.

Я сердито глянула на него:

— Другие просто не захотели забивать этим голову! Лорд Роберт мало с кем дружил, кроме того, он многим должен, и всех устроит, если убийцей окажется именно он.

— Ну, только не тех, кому он должен! — вставила Элли.

— А что делать с людьми лорда Уорси, которые охраняют часовню? — спохватился Мазу.

Об этом я не подумала.

— Тогда не ходите со мной. Я не хочу, чтобы у нас были неприятности. Я сама найду часовню святой Маргариты!

— Щас! — возмутилась Элли. — Я и так твоя должница! Ты ведь не проболталась, что я убирала за сэром Джеральдом!

Она обижено вздохнула.

— И ни пенса мне не заплатили, а уж как там воняло!

— А я, — включился Мазу, — ничего не боюсь, к тому же я лучший акробат труппы мистера Соммерса. Вряд ли меня выгонят за такие мелочи, а если и выгонят, им же хуже — подамся в театр или поступлю в Парижский Сад!

— Надо купить у аптекаря сонного порошка, авось он как-нибудь попадет стражникам в пиво, — подмигнула мне Элли.

Я поцеловала их обоих (Мазу тут же старательно утерся), вручила Элли несколько монеток на снотворное и припустилась бежать, чтобы передать псов груму, который должен был расчесать им шерсть.

Беседуя с грумом возле конюшни, я заметила сэра Чарльза, который как обычно зашел проведать лошадей.

— О, леди Грейс, — поприветствовал он меня.

— Сегодня у нас урок? — спросила я, чувствуя угрызения совести — я ведь совсем об этом забыла!

Он смутился:

— Нет, думаю, нет! После всего, что случилось…

— Тогда пойдемте хотя бы поздороваемся с Ласточкой, — предложила я. — Если не по мне, так по вам она наверняка соскучилась!

— Э-э… — протянул он.

Напорное, сэру Чарльзу опять было неловко, так что пришлось мне самой подвести его к стойлу.

Ласточка вытянула свою очаровательную морду (пожалуй, есть в ней что-то от уэльсского пони!), и потянулась ко мне. Я потрепала ее по бархатному носу, и она фыркнула.

Сэр Чарльз резко протянул руку, чтобы тоже погладить лошадь, но Ласточка неожиданно отпрянула назад и оскалилась. Сэр Чарльз попятился:

— Эй, ты что, рехнулась?

Я очень удивилась. Ни разу во время наших многочисленных (и очень скучных) уроков сэр Чарльз не разговаривал с лошадью таким тоном, а она не реагировала на него подобным образом. Это было очень странно!

Я уже собиралась спросить, что это с ним, ведь он сам учил меня подходить к лошади осторожно, не делая резких движений, но тут появился грум с аккуратно расчесанными собачками королевы.

— Миледи, — сказал он, запыхавшись, — Ее Величество приказала привести псов!

Видно, королеву здорово утомили на Тайном Совете. Если она хочет поиграть с собаками, значит, настроение у нее ужасное.

Я взяла поводки, торопливо попрощалась с сэром Чарльзом и побежала обратно, чтобы, передав собак, переодеться перед визитом к королеве.

Перед лестницей на Верхнюю галерею я вдруг вспомнила замечание королевы. Я снова сняла башмаки (чертовски трудно соответствовать требованиям Ее Величества, выглядя одновременно умно и прилично!), подхватила юбки и заспешила наверх но ступеням.

Но едва я достигла верхней площадки, как, словно черт из табакерки, появилась миссис Чемперноун.

— Что вы делаете, леди Грейс?!

— Собираюсь переодеться, чтобы предстать перед Ее Величеством в достойном виде, — отрапортовала я.

— Но ваши чулки! Дитя мое, взгляните на ваши чулки!

Все еще придерживая юбки, я глянула вниз. И что такого? Отличная пара белых шелковых чулок, только подошвы у них уже не совсем белые, то есть совсем не белые…и на пальце дырка… а на коленке другая…

— Ох! — сказала я, быстро опуская подол, чтобы скрыть компрометирующие подробности. — Я старалась не стучать башмаками, миссис Чемперноун, и вести себя, как вы мне говорили, и…

Миссис Чемперноун на секунду закрыла глаза, а потом возвела их к потолку.

— Леди Грейс, башмаки предназначены для… Надо носить туфли, когда вы… О, ради бога, дайте скорее сюда эти чулки и ступайте наденьте шерстяные. Не хватало еще явиться к королеве в рваных чулках!

Миссис Чемперноун, казалось, была готова лопнуть от возмущения, поэтому я быстренько выскользнула из чулок, отдала ей их вместе с подвязками и босиком побежала в свои покои переодеваться. Шерстяные чулки! Они же кусаются! А почему нельзя пойти совсем без чулок? Ну кто под всем этими юбками разглядит мои ноги? У Элли вообще нет ни одной пары чулок, и она без них прекрасно обходится!

Королева действительно была в ужасном настроении. Я села рядом с нею, принявшись за вышивание, а Ее Величество стала играть с собаками, бросая им мячик. И вдруг на Мэри Шелтон что-то нашло — когда Генри подпрыгнул и лизнул ее в щеку, она сердито его шлепнула.

— Прочь! — взревела королева. — Как ты смеешь бить мою собаку? Ах ты, дрянь, будь ты проклята со всеми своими…

Я, пожалуй, опущу, что еще она говорила, а то будет уж совсем неприлично!

Над головой Мэри пронеслись щетка для волос и баночка с блеском для губ, и она тут же исчезла за дверью.

Я шепотом предложила леди Бедфорд позвать акробатов, полагая, что это развлечет Ее Величество. Так и случилось. Да и мы все получили удовольствие, глядя, как Мазу с главным силачом и маленьким, похожим на гнома человечком делают сальто, ходят на руках и жонглируют предметами при помощи ног. Мазу нарочно все время ронял свои палки и мячи, а потом ловил их ногами, коленями или зубами. Королева даже заулыбалась.

Жалея бедного лорда Уорси, Ее Величество предложила ему отужинать с ней и велела мне к ним присоединиться. Мне не хотелось есть — я слишком нервничала, думая о предстоящем походе. Тут уж не до фазанов, солонины и пирожков с олениной. Но выбора у меня не было.

Лорд Уорси пришел поздно, помятый, расстроенный, и все в той же рубашке. В другой день королева швырнула бы в него за это туфлей, но сегодня она была очень терпима, видно, из уважения к его горю.

Лорд Уорси разговаривал только с королевой и только об ужасно скучных вещах — шотландской и французской политике, Гизах и Максвеллах, и так далее, и тому подобное. Поразительно, как столько всего помешается у него в голове! Впрочем, мне было все равно. Я думала о том, удастся ли нам пробраться в часовню, и что мне надеть, и смогла ли Элли купить снотворное. Правда, за столом я изо всех сил изображала интерес к разговору и старалась не зевать. Хорошо еще, что подали мои любимые апельсиновые карамельки!

Наконец лорд Уорси замолчал.

Королева коснулась его руки.

— Милорд, отныне состояние сэра Джеральда принадлежит вам, и вы можете распоряжаться им так же, как своим и леди Грейс.

Лорд Уорси поднял на королеву тоскливый взгляд.

— У меня хороший управляющий, Ваше Величество. Мы справимся.

— Безусловно, — согласилась королева. — Как ваше самочувствие? — поинтересовалась она ласковым голосом. — Я знаю, вы высоко ценили своего племянника.

— Да, Ваше Величество. Он был славным юношей, хотя ему и были свойственны пороки юности. Порою он бывал вспыльчив, склонен к сарказму, даже высокомерен, но думаю, время исправило бы все эти недостатки!

— Через пару дней лорд Роберт предстанет перед судом, — сказала королева, на мгновение прикрыв глаза, — так грустен был голос лорда Уорси.

Тот печально кивнул, неотрывно глядя на пламя свечи.

Я с интересом наблюдала за ним. Мне вдруг пришло в голову, что он также опечален смертью своего племянника, как я — смертью мамы. Глаза защипало, словно от лука.

Видно, пытаясь отвлечь лорда Уорси от грустных мыслей, королева взяла стоявший в углу вёрджинел, сняла с него крышку и начала настраивать. Потом заиграла нежную итальянскую мелодию, и мне сразу стало веселее.

Я очень люблю слушать, как Ее Величество музицирует. Это даже послам нравится: как только королева садится за инструмент, они начинают улыбаться и расслабляются, потому что в такие минуты могут одновременно и делать комплименты, и говорить правду.

Мне показалось, что лорд Уорси хочет поговорить с королевой наедине. Когда произведение закончилось, я сделала реверанс и попросила разрешения удалиться. Королева пожелала мне спокойной ночи, и я медленно побрела к себе, с грустью думая о лорде Уорси.

Соседок моих еще не было — они играли в карты, зато на кровати с хитрющим видом сидела Элли.

— Ну как? — с порога поинтересовалась я. — Купила?

— Купила! Ты дала столько денег, что хватило на целую бутылку опийной настойки! — Элли протянула мне зеленую бутылочку. — Я завернулась в полосатый плащ и сбегала к аптекарю в Вестминстер!

— А где ты взяла полосатый плащ? (Такие плащи носят проститутки — это у них вроде униформы. Отцы города специально так распорядились.).

— Да был у нас заказ со стороны! — небрежно сообщила моя подруга-прачка. — Одна из этих девиц отдала свой плащ в стирку, а сама завела новый, а старый так и остался у нас. И гляди, пригодился!

Я кивнула.

— Вот сдача, — Элли ссыпала монетки на кровать. — И смотри, не бери вина с буфета — я туда тоже опия накапала, чтобы твои вертихвостки спали без задних ног!

Элли терпеть не может других фрейлин. И это не удивительно, если вспомнить, как они грубят, когда она забирает их грязное белье!

— Мы с Мазу подождем тебя у кухни, — продолжала она. — И если луна поднимется, а ты так и не прибежишь, мы сами пойдем взглянем на сэра Джеральда. Он уже у Святого Мартина, в часовне, да, думаю, вряд ли его зароют прежде, чем расследование закончится!

Элли вскочила с кровати, схватила с пола пару смятых ночных сорочек, засунула их к себе в сумку и бросилась в коридор. Я почистила зубы, переоделась в зеленый лиф и юбку для верховой езды и натянула поверх всего этого ночную рубашку. В коридоре послышались голоса леди Сары и Мэри.

Скоро начнутся мои ночные приключения! А сейчас притворюсь-ка я спящей!

 

Февраль,

Шестнадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Вечер, часы пробили пять

Да поможет мне Господь, во что же я влипла! Боюсь даже вспоминать, как была сердита Ее Величество! Правда, благодаря тому, что она меня отослала, я могу все записать.

Начну с того места, на котором остановилась. Мои соседки-вертихвостки Мэри и леди Сара вернулись поздно, часов в десять. Проиграв весь вечер в карты, они еще долго обсуждали, кто из них неправильно сдавал. Олуэн, горничная, помогла им раздеться. Потом они почистили зубы, легли в свои кровати и выпили разбавленного вина — для крепкого сна, — не прекращая болтать о картах. Кажется, обе они проиграли миссис Чемперноун.

Горничная Олуэн то развешивала их наряды, то чистила, то разглаживала, и так без конца. Мне жутко хотелось ее прогнать, но, наконец, она ушла сама. Вертихвостки уже давно храпели.

Я с нетерпением ждала, пока наступит полночь, и сменится караул в личных покоях королевы. Услышав, как стражники прошли мимо, я выскользнула из кровати, оставив полог задернутым, и стянула с себя ночную рубашку — шерстяные чулки я сбросила уже давно.

Потом прошмыгнула в коридор, вздрагивая от любого шороха и прячась в дверном проеме даже от кошки, прошествовавшей мимо с мышью в зубах.

Сначала надо было пролезть в окно в личный сад королевы. Это мне удалось. Потом надо было пробраться в Большой сад. Ворота были заперты, но я знала, что стражник прячет ключ под камень рядом с воротами, чтобы не потерять. У мусорных куч меня уже поджидали Элли и Мазу.

Элли была в мальчишеской одежде. Ее ей подарила одна прачка, сын которой в прошлом году умер от чумы (я аж вздрогнула, когда она все это рассказала!). Элли припасла комплект и для меня, но я отказалась. Для нее это не опасно: Элли-то переболела чумой в детстве и осталась жива, так что второй раз уже не заразится. А мне лучше не рисковать!

Мазу пожал плечами.

— Это даже лучше! Если нас поймают, миледи, они сразу поймут, что вы — фрейлина королевы!

Но меня это расстроило, потому что какой интерес в приключениях без переодевания?!

— Ну ладно, раз так, — вздохнула я.

А что мне еще оставалось? Хотя перелезать через стену Большого сада в юбке было ужас как неудобно!

Мы перебрались через мусорные кучи, через обвитые сухими стеблями старые подпорки для бобов, и нашли в стене выбоины, но которым было удобно забираться наверх.

Мазу перекинул через стену веревку, и мы оказались по другую сторону Большого сада.

Двор по эту сторону стены окружали дома, в которых жили юные придворные джентльмены. В кустах ежевики валялись пивные бутылки, сломанные роговые кружки, трубки, столы, разбитая лютня, полдюжины стульев, видимо, поучаствовавших в драке, на гвозде, торчавшем из стены, болтался клок чьей-то нижней юбки.

Мы пробрались через мусор и, продравшись сквозь заросли (Мазу что-то сердито бормотал на своем языке, цепляясь за колючки), оказались на аллее, которая вела к нависавшей в темноте мрачной громаде Вестминстерского Аббатства. Потом, скользнув в калитку, направились к часовне Святой Маргариты, где лежало тело сэра Джеральда.

Мазу бесшумно побежал вперед выяснить, спят ли стражники лорда Уорси.

— Да наверняка! — прошептала шедшая вслед за мной Элли. — Они как раз поджидали лорда Уорси с ужина, когда я предложила сбегать в погреб, наполнить их фляжки. Бренди с опиумом — ну не славный ли напиток?

Элли хихикнула.

Появился Мазу, сверкнув зубами в темноте.

— Спят, как дети!

Мы осторожно пробрались мимо стражников — они так мило прикорнули на скамейке, прислонившись друг к другу, — и открыли тяжелую деревянную дверь в часовню.

Рядом с телом, завернутым в саван, горело шесть толстых черных свечей. Стол был накрыт дорогим полотном. Несомненно, ожидался и искусно сделанный гроб, но пока его не было.

Было очень холодно и страшно. Через старинные витражные окна светила луна, отбрасывая на саван голубые и желтые тени. В часовне стоял ужасный запах.

Элли вздрогнула и перекрестилась, а Мазу стиснул амулет, который он всегда носит на шее, и что-то пробормотал на своем языке.

Я сглотнула, шагнула вперед и с бьющимся сердцем приблизилась к трупу. Вонь и впрямь была ужасная, хуже, чем от ночного горшка. И к ней примешивался еще один запах — неприятный и горький, который бил прямо в ноздри. Странно, но от этого запаха мне захотелось плакать, хотя я не могла понять, почему. Конечно, это грустно, когда кто-нибудь умирает, но нельзя сказать, чтобы я уж очень любила сэра Джеральда!

Он лежал на спине — нож они, конечно, вынули. Я задержала дыхание и откинула саван с его лица.

На веках сэра Джеральда лежали монетки. Я убрала их. Глаза у него были наполовину открыты и напоминали желе. Я поднесла свечу поближе, но никакого отражения убийцы в них не увидела. Надо было еще взглянуть на рану, но мне совершенно не хотелось трогать тело, чтобы не навлечь на себя проклятья.

С одной стороны, дух сэра Джеральда должен бы быть доволен, что мы ищем его убийцу, но с другом — сэр Джеральд и при жизни не был большим добряком, так чего ожидать от привидения? И тут в углах его рта я заметила легкий желтый налет.

Я удивленно заморгала, а сердце мое забилось часто-часто. Такой же желтый налет был на губах у мамы, когда она умерла. Теперь я вспомнила и этот горький запах — так пахло у ее гроба. Это был горетрав.

Я застыла на мгновение, пытаясь разобраться. Безумие, конечно, но что, если сэр Джеральд уже был отравлен горетравом, когда его пырнули ножом? Это вполне объясняет отсутствие крови, не так ли? Рана не кровоточила, потому что он был уже мертв!

Вдруг снаружи послышались шаги и голоса. Мы застыли, уставившись друг на друга. Крыльцо заскрипело, потом раздался чей-то сердитый голос. Дверь распахнулась. Кто-то вошел в часовню.

Меня так затошнило, что чуть не вырвало, а ноги подогнулись, как у тряпичной куклы. Элли прижала руки ко рту. Мазу посерел.

Их здорово выпорют, если обнаружат здесь, особенно Мазу. Господи всемилостивый, да они их обоих запорют до смерти! И уволят с королевской службы! И тогда им придется голодать, что бы там Мазу и не говорил о Парижском Саде. А вот если здесь застанут меня…

— Прячьтесь, — прошептала я. — Я все улажу!

Ребята секунду помешкали, потом шустро скользнули под скамейку. Было слышно, как они там устраивались.

Я осталась там, где и стояла, — рядом с телом сэра Джеральда — и начала хныкать. Обычно мне трудно заплакать (не то, что леди Саре и Мэри, они вечно ревут, когда им что-то нужно!), но как только я представила, что всех нас выпорют, а королева отошлет меня от Двора (что еще хуже), слезы появились сами собой. Я им помогала, шмыгая носом, всхлипывая и больно прищипывая кожу над переносицей.

В часовню вошли стражники во главе с лордом Уорси. Вид у них был очень суровый. Но, как я и надеялась, при виде меня, ревущей над телом сэра Джеральда, они застыли в проходе как вкопанные.

Лорд Уорси приблизился, взволнованно и чуточку недоверчиво бормоча:

— Ну, ну, миледи… Отчего же вы не попросили разрешения попрощаться? И зачем пришли сюда ночью? Было бы более разумно появиться днем, в сопровождении… как вам подобает…

— Я… Я хотела побыть с ним наедине, — я сглотнула, стараясь вложить в эту сцену весь свой актерский талант. — Не хотела, чтобы другие указывали на меня своими носовыми платками…

— Но как вы сюда попали? Вам кто-то помог? — голос лорда Уорси прозвучал недовольно.

— Нет, нет! — воскликнула я, замирая при мысли, что он велит осмотреть часовню. — Я пришла сама, хотя и было очень страшно…

Уставившись на тело сэра Джеральда, лорд Уорси молчал. Я стояла рядом, думая, что он мог бы быть со мной и помягче. Он же мой опекун, в конце концов!

— Идемте, миледи, — сказал он, наконец. — Все это очень неподобающе. Без свиты… Так никуда не годится. Я сам провожу вас во Дворец и препоручу заботам миссис Чемперноун.

«О, нет!» — подумала я, опустила голову и заревела — уже по-настоящему.

— Ну, хватит, хватит! — Лорд Уорси крепко взял меня за руку и повел к противоположному выходу часовни. За ним последовали все его люди, таращась на меня так, точно я вдруг превратилась в медведя. Они, верно, не знали, что и думать!

Мы прошли через церковный двор в ворота, выходившие на Кинг-стрит. Потом через ворота Кинг-стрит вошли на территорию Дворца и направились к Верхней галерее.

Там лорд Уорси что-то сказал одному из стражников, и тот ушел, посмеиваясь.

Мы стояли и ждали. Лорд Уорси теребил в кармане носовой платок, а я переминалась с ноги на ногу. На сердце у меня было ох как нехорошо! Я очень надеялась, что Мазу и Элли удалось скрыться из часовни незамеченными. Мне показалось, когда мы шли через двор, сзади кралась какая-то тень, но уверена я не была.

Кажется, прошла целая вечность, и наконец в дверях появилась миссис Чемперноун, в ночной рубашке и с папильотками в волосах. На ее лице одновременно читались недоумение и возмущение. Возможно, если бы эти эмоции относились к кому-нибудь другому, мне бы стадо смешно…

— Что это значит, леди Грейс? — рявкнула она.

Пробормотав нечто нечленораздельное, я уставилась в землю.

— Почему в такое время вы не в постели? Вас застукали с молодым джентльменом? — миссис Чемперноун бросила взгляд на лорда Уорси.

— Нет! — воскликнула я. — Я просто ходила попрощаться…

— Довольно! — отрезала миссис Чемперноун. — Если я захочу послушать, как вы лжете, я сама вас об этом попрошу!

— Миссис Чемперноун, я лично могу подтвердить, что никакого молодого джентльмена не было! — заявил лорд Уорси. — В часовне была только она!

— Странно, — протянула миссис Чемперноун. Потом повернулась к лорду Уорси:

— Благодарю вас, милорд, за спасение нашей леди Грейс от ее неблагоразумия, — при этих словах миссис Чемперноун презрительно улыбнулась.

Я вздохнула.

Лорд Уорси поклонился и в сопровождении своих людей направился в апартаменты, где жил. Миссис Чемперноун присела перед ним в легком реверансе, а когда он удалился, больно схватила меня за руку и потащила наверх.

— Ну, если только я узнаю, что там был джентльмен… — прошипела она.

— Тогда можете собственноручно меня выпороть! — возмущенно воскликнула я, вне себя от того, что меня приравняли к другим вертихвосткам. — Вы что, считаете меня такой же дурочкой, как леди Сара?

— Леди Сару не приводили из часовни Святой Маргариты в три часа ночи! — мрачно заметила миссис Чемперноун.

— Пока не приводили, — пробормотала я, но к счастью, она меня не услышала. — Может это и глупо, но я хотела… попрощаться с сэром Джеральдом, чтобы рядом не шушукались разные дураки. Я сама перелезла через стену, уверяю вас, и в часовне была одна, никаких молодых джентльменов там не было…(не считая Мазу, но он ведь не джентльмен, так что это абсолютная правда!) —…и я не сделала ничего дурного!

— Вы были не в постели, как положено, а там, где вам быть совершенно не положено! — отрезала миссис Чемперноун, как мне показалось, все же слегка смутившись. — Как вы посмели обмануть доверие королевы, как вы могли шляться, как…

Миссис Чемперноун глубоко вздохнула и, видимо, взяла себя в руки.

— Ну, ладно, хватит кричать, как на базаре!

«Поздно, — злорадно подумала я. — Ты уже весь двор перебудила своими воплями, дракониха старая!»

На площадке Верхней галереи миссис Чемперноун вдруг решила, что отправлять меня спать уже поздно, а вести к королеве еще рано, и закрыла в своей гардеробной комнате.

Там было темно и душно, пахло миссис Чемперноун, розовой и лавандовой водой и очень дорогим жасминовым маслом, которое ей привозят с востока, — от него и гардеробной совершенно нечем было дышать. Наверное, миссис Чемперноун надеялась, что я вся изведусь, ожидая утра. Но я так устала, что уселась на коврик, прислонила голову к стене и уснула.

Вот черт, чернила кончились! Надо пойти взять еще.

Тот же день,

новыми чернилами

У леди Сары в столе всегда есть чернила. Вот я у нее и позаимствовала. Все равно не заметит!

Утром меня растолкала ничуть не подобревшая миссис Чемперноун. Завтрака мне не дали, зато сказали, что Ее Величество ожидает меня в приемном зале.

В старом заляпанном с ног до головы костюме для верховой езды я поплелась за миссис Чемперноун, не переставая думать об Элли и Мазу. Только бы им удалось убежать!

В приемном зале королевы уже сидели и вышивали остальные фрейлины, а леди Сара-Ах-какая-я-красавица! — штопала одну из своих нижних юбок.

Королева была не на троне, но на стул, стоявший у окна, была наброшена ткань с гербом, так что встреча могла считаться вполне официальной.

Она поманила меня рукой. Я приблизилась, остановившись в трех шагах, и опустилась перед королевой на колени.

У Ее Величества белая кожа и очень темные глаза. Порой кажется, что они смотрят тебе прямо в душу. И именно туда они смотрели сейчас.

Я опустила глаза, стараясь не чувствовать себя маленькой и ничтожной, и стояла так, на коленях, довольно долго, пока…

— И что же, ради Бога, произошло нынче ночью? — воскликнула королева. — Ты в своем уме, Грейс? Клянусь, я в жизни ничего подобного не слышала!

И так далее и тому подобное, отчаянно ругаясь. Я уж не буду писать, как именно она ругалась, поберегу ее репутацию. По большей части она на разные лады повторяла, что лорд Уорси нашел меня в этой проклятой часовне.

— Так что, леди Грейс? — Королева стиснула ручку кресла. — Как ты это объяснишь?

Я вздохнула, чувствуя себя ужасно уставшей. Шея у меня совершенно занемела. Похоже, Элли и Мазу не поймали, иначе они тоже были бы здесь, в зале. Это меня очень успокоило.

— Мы ждем ответа, — холодно повторила королева.

— Я хотела… э-э… взглянуть на сэра Джеральда в последний раз…

— Зачем?

— Прошу прощения, Ваше Величество. Просто захотелось.

Я вздохнула и подняла на королеву глаза.

— Ты хотя бы молилась? — спросила та.

— Нет, Ваше Величество, не успела. Пришел лорд Уорси.

Королева, похоже, была очень недовольна.

— Лорд Уорси сказал, что в часовне никого больше не было, и что у нас нет повода обвинять тебя в дурных намерениях. Но ты должна беречь свою репутацию, Грейс! Никогда больше так не делай! Подобные поступки не к лицу молодой леди и моей фрейлине.

— Хорошо, Ваше Величество, — еще раз вздохнув, ответила я.

Наконец королева сказала:

— Возвращайся к себе в спальню, Грейс, и оставайся там, пока я за тобой не пришлю. Наверное, это бал Святого Валентина и все, что потом случилось, так на тебя подействовали. Я попрошу доктора Кавендиша проверить, здорова ли ты.

Я стояла, все так же опустив голову, надеясь, что королева не столь сердита, как кажется. И тут Ее Величество наклонилась к моему уху. Я заметила, что фрейлины смотрят на нас во все глаза, но они не расслышали ни единого ее слова.

— Послушай, Грейс, ты ставишь меня в очень неловкое положение. Я не могу прилюдно одобрять столь безумный поступок, — прошептала королева. — Проводя свое расследование, постарайся быть поаккуратнее…

Затем она подозвала миссис Чемперноун и велела ей проводить меня в наши покои.

Вернувшись к себе, я села на кровать, чувствуя огромное облегчение оттого, что заручилась поддержкой Ее Величества. Правда, она, кажется, забыла, что я еще не завтракала. Я слушала, как урчит у меня в желудке, и размышляла над тем, что делать дальше.

Днем горничная принесла мне хлеба с сыром и пива. К этому времени я уже умылась, переоделась в свой третий по счету лучший наряд и села у окна вышивать.

Помню, давно, еще в детстве, когда мама только начала учить меня вышивать, мне это занятие ужасно не понравилось. Образец, который я вышивала, был скучню-ющий! Но понемногу я втянулась, поняла, что на белом льне можно создавать целые картины, «раскрашивая» их цветными нитками.

Солнце почти закатилось, и мне пришлось бросить вышивание — я уже едва различала иголку. Я встала посредине комнаты. Мне было скучно, ужасно скучно, невыносимо скучно, до боли под ребрами! Сейчас я обрадовалась бы даже Мэри и леди Саре! Тут я вспомнила про дневник, зажгла свечу, и стала писать, благо мне никто не мешал.

Но лучше прекратить — кто-то подошел к двери.

Тот же день,

часы едва пробили семь

Это были Мазу и Элли! Мы обнялись. Мазу качал головой и что-то залопотал на своем языке, но Элли шикнула на него и с беспокойством взглянула мне в лицо.

— Они тебя выпороли? — спросила она. — Небось, задница горит? Я вот тут принесла целебной мази…

— Да нет же, — улыбнувшись, успокоила ее я. — Никто и не думал меня наказывать! Просто отослали к себе, пока королева не позовет.

— Ты что-нибудь увидела в глазах сэра Джеральда? — спросил Мазу.

— В глазах — нет, зато я заметила кое-что другое! Желтый налет на его губах и горький запах напомнили мне… — Я запнулась, ненавидя себя за слабость, — я вспомнила… когда моя… — Я снова запнулась и сглотнула. — От этого яда умерла моя мама. От яда с горьким запахом, оставляющего желтые следы.

— Точно. — пробормотала Элли. — И на ковре в его спальне это желтое было! До того дрянное пятно — и воском не оттиралось, и десятидневная моча его не брала!

Какой только гадостью они не пользуются у себя в прачечной, я иногда поверить не могу! От трудновыводимых пятен помогает, к примеру, побелевшее от времени собачье дерьмо…

— Там, где мама уронила бокал, пришлось заменить часть ковра, — наконец проговорила я. — Они тоже не могли вывести это пятно.

— Но если его отравили, зачем было еще втыкать в него нож? — совершенно справедливо поинтересовался Мазу.

Они оба взглянули на меня.

— Может, чтобы всех запутать? Или для верности? — предположила я.

Других идей ни у кого не было. Я сказала ребятам, что вообще-то ко мне не пускают, так что им лучше уйти. Тогда Элли схватила очень грязную сорочку леди Сары, и они убежали. А я думаю, что…

Тот же день,

часы уже пробили девять

Я снова прервалась и накрыла дневник подушкой (Надеюсь, все не расплывется! На наволочке уже осталось маленькое чернильное пятно…), потому что пришел мой дядя, доктор Кавендиш.

После маминой смерти я видела папиного брата либо пьяным, либо мучающимся с перепоя, одно из двух. Сейчас он был явно с похмелья — глаза налиты кровью, лицо серое, вид ужасно несчастный.

Дядя кивнул, велел мне присесть на постель, осмотрел мои глаза, уши, рот, приложил ухо к груди и прощупал пульс аж в двенадцати местах!

Потом стал задавать мне вопросы. Некоторые были настолько неприличные, что я на всё отвечала «нет», а дядюшка не знал, что и думать!

— Пожалуй, для бледной немочи ты еще слишком молода… Никаких признаков лихорадки или избытка желчи… — вздохнул он.

— Конечно, ведь я же не больна, — возмутилась я. (Еще не хватало! Ненавижу, когда пускают кровь, ставят клизму… Боже упаси!)

— Тогда что тебя подвигло на такие безумства, Грейс? Если бы ты была легкомысленной дурочкой, вроде леди Сары, я бы не удивился, но мне всегда казалось, что ты девушка здравомыслящая…

Неужели? Вот тоска-то!

— …Мне очень жаль, что ты увидела столь непристойное зрелище — убитого ножом сэра Джеральда, — продолжал дядя, — и еще больше жаль, что это недостойное деяние совершил твой нареченный. Но нельзя позволять происшедшему омрачить твой рассудок…

— Но дядя, его убили вовсе не ножом! — вставила я.

Дядя недоверчиво улыбнулся:

— Почему ты так считаешь, Грейс?

— Там ведь не было крови! А если человека убили ножом, кровь обязательно должна быть!

Дядя уставился на меня недоуменно.

— Не помнишь? Ты же мне сам рассказывал, что сердце — это печка, а легкие — кузнечные меха, и кровь, ты называл ее сангвина, разносит тепло от печки в остальные части тела, то накатывая, то откатывая, точно волны.

— Ну да, — согласился дядя.

— Но у мертвого человека поток крови останавливается, и из новой раны кровь уже не потечет… Я видела рану сэра Джеральда — вокруг нее совсем не было крови! Ты же и сам это видел!

Дядя кивнул.

— Вот поэтому я и пошла в часовню, — затараторила я. — Сначала я хотела заглянуть сэру Джеральду в глаза и увидеть там отражение убийцы. Ничего такого я не увидела, зато заметила еще кое-что…

Мой голос пресекся.

— …У него губы в желтом налете, и еще там стоял этот горький запах…

— Ты хочешь сказать…

Дядя нервно моргнул.

— Грейс, только потому, что твоя мама…

Он полез было за борт дублета, где всегда прячет фляжку, но я слегка коснулась его руки.

Дядя так долго смотрел на меня, что я даже испугалась. Его голос прозвучал очень мягко:

— Прости, девочка, я действительно должен был это заметить…

— Так пойди и посмотри! Как врач, ты бы мог потребовать вскрытия…

— Я хотел, но лорд Уорси не разрешил…

Дядя говорил с трудом.

— Но теперь я действительно пойду и взгляну на тело более внимательно!

Он поцеловал меня в щеку, сам источая горьковатый запах, но совсем иного рода, и заспешил прочь.

Леди Сара и Мэри вернулись. Я чувствовала себя ужасно усталой, наверное, оттого что не выспалась прошлой ночью. Нелегкая это работа — спасать невинных! Бросаю дневник и иду спать!

 

Февраль,

Семнадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Я очень тороплюсь, потому что за ужином должна прислуживать Ее Величеству. День сегодня был просто безумный! Мы узнали такое! Не могу поверить, хотя слышала все своими собственными ушами! Этот секрет уж точно надо было записать апельсиновым соком, но все апельсины опять перевели на мармелад.

Мне нужны чернила и новое перо — старое исписалось так, что его больше не заточить!

Вернувшись вечером, леди Сара и Мэри Шелтон немедленно принялись бурчать по поводу разбитых баночек и оторванного полога кровати.

А что мне было делать? Я скучала-скучала, а потом подумала: а нельзя ли пройти по комнате, совсем не спускаясь на пол? Ну и во время эксперимента нечаянно разбила пару леди-Сариных баночек и немножко оторвала полог на кровати Мэри!

Утром за мной прислала королева, чтобы сообщить мне лично, что должна отправить лорда Роберта в тюрьму Флит. Это лучше, чем Тауэр, так что я надеюсь, ему там будет не очень плохо. Еще королева добавила, что я могу покинуть свои покои и продолжить расследование, а вечером она просит меня присутствовать на ужине.

Успокоенная, я вернулась к себе и переоделась в зеленый лиф и юбку для верховой езды, а потом отправилась искать Элли — я припрятала для нее пирожок со свининой от своего обеда.

Миссис Твист, смотрительница прачечной Двора, отправила Элли на задний двор чистить большие кипятильные котлы. Когда я ее нашла, она уже заканчивала.

— А потом у меня будет еще одно дело, — сказала Элли, в один присест прикончив мои пирожок, и высыпая крошки в рот. Утро было морозное, щеки и нос у нее раскраснелись.

— Надо отнести простыни к миссис Твинхоу. Пойдешь со мной?

Официально миссис Твинхоу замужем за главным кастеляном Двора, который отвечает за все столовое и постельное белье. Но вообще-то она повивальная бабка и очень умная женщина. Мне всегда хотелось с ней поговорить.

— А она, правда, ведьма? — заинтересовано спросила я.

— Какая она ведьма! — усмехнулась Элли. — Она славная и все на свете знает про травы и лекарства. Давай ее спросим, где можно купить горетрав.

А все-таки жаль, что мисс Твинхоу не ведьма — мне всегда хотелось знать, правда ли, что ведьмы умеют летать. Но все равно было интересно с ней познакомиться, так что я отправилась вместе с Элли.

Пожалуй, поначалу миссис Твинхоу меня разочаровала: у нее даже не было бородавок! Обыкновенная кругленькая женщина с улыбчивым лицом, седыми кудряшками под чепцом и с руками, как у моряка.

Она легко взяла у нас корзины с чистым бельем и поставила их на длинные деревянные цилиндры для глажки.

— Миссис Твист велела мне помочь вам, — сказала Элли, кланяясь.

Миссис Твинхоу просияла.

— Помоги, милочка, помоги! Да называй меня миссис Беа. Твинхоу такое неловкое имя, я его и сама с трудом выговариваю. Погладь вот эти простыми, я займусь отпариванием, а подружка твоя пусть сядет да подрубит пару простыней, я их только что перелицевала!

Она вручила мне иголку, наперсток, моток ниток и огромную льняную простыню, обколотую булавками.

Потом они с Элли стали растягивать простыни между цилиндрами и гладить их горячими, прямо с жаровни, утюгами.

Это была тяжелая работа, но Элли справлялась с ней на удивление ловко. Воздух в комнате стал горячим и плотным.

Я сидела у окна и подрубала простыню, стараясь делать это как можно аккуратнее. Вот интересно, как миссис Беа догадалась дать мне именно эту работу? Может, она видела меня у королевы, вот только я ее не помню…

Элли болтала с миссис Беа о травах, а я внимательно слушала.

— Весь мыльник в кухонном садике поела какая-то мошка, — рассказывала Элли. — И теперь придется покупать его в огороде лорда Уорси на Стрэнде!

— Вот незадача, — покачала головой миссис Беа. — Его посадили вместе с чесноком и морковью?

Элли отрицательно покачала головой.

— Нет, новый садовник все сажает рядами и квадратами и никогда не смешивает разные растения на одной грядке!

— Ну и глупо, — пожала плечами миссис Беа. — Чеснок — отличная защита от мошки!

— Миссис Беа, — Элли перешла к самому главному, — леди Грейс хочет спросить вас про горетрав.

Добродушное лицо миссис Беа мгновенно посерьезнело.

— Дрянная это трава, милочка. Горетрав еще никому добра не принес!

Глаза у миссис Беа стали как у королевы — темные, пронзительные, проникающие прямо в душу.

— А почему вас интересует горетрав?

Но тут, видно, она вспомнила про мою маму:

— О, простите, дорогая…

— Миссис Беа, у меня есть причина подозревать, что сэр Джеральд Уорси был им отравлен.

Миссис Беа перестала гладить:

— Вы уверены?

— Да. Я узнала желтый налет на губах и такой горький запах, — ответила я.

— Гм… — Миссис Беа внимательно взглянула на меня, потом на Элли, потом сняла с цилиндров свежевыглаженную простыню, потом вместе с Элли стала аккуратно складывать ее, продолжив:

— Горетрав — трава из того же семейства, что паслен и белладонна, только встречается реже. Высушенный и измельченный, он превращается в безвкусный ядовитый порошок, а если его смешать, например, с вином, желтеет.

— А где его можно достать? — поинтересовалась я.

Задумавшись, миссис Беа налила в кружку эля из стоявшего на столике у двери кувшина и предложила его нам. Элли никогда не отказывается от еды или питья, и я не отказалась, потому что в комнате было очень жарко, и мне захотелось пить.

Эль был хороший, лучше, чем я ожидала, с лимонной цедрой.

— Значит так, — сказала миссис Беа, присаживаясь и разглаживая свой передник. — Я знаю в Лондоне четыре аптеки, где его продают. Он, кстати, очень дорогой, не меньше десяти шиллингов за скрупул!

— А какие это аптеки? — спросила я.

Миссис Беа усмехнулась.

— Не собираетесь же вы разгуливать по лондонским аптекам и расспрашивать хозяев, не покупал ли кто горетрав в последнее время? Не надо, милочка, хотя бы ради вашего будущего мужа!

Я кивнула, соглашаясь.

— Но что же тогда делать?

— Я сама обо всем расспрошу. Мне они скорее расскажут, поскольку знают меня. А потом я сообщу вам.

Она была так добра, что я решилась:

— А еще, миссис Беа, нам очень нужно обойти все персональные апартаменты придворных, не поднимая лишнего шума и посмотреть, нет ли там…

— Горетрава? — Миссис Беа взглянула на меня изучающе. — Гм… А как там простыня?

— Что? Ах, да! Я почти закончила. Это ведь просто!

Миссис Беа взяла простыню, критически оглядела ее и одобрительно кивнула.

— Ну что ж, пока отдохните, а я скажу миссис Твист, что послала вас собирать наволочки и простыни!

Она покопалась в ящике.

— Возьмите-ка, — она протянула мне передник и чепец. — Так-то лучше будет, дорогая.

Элли улыбнулась и сделала реверанс, и я тоже сделала реверанс, потому что миссис Беа была очень добра, а ведь она вовсе не обязана нам помогать, разве не так?

Мы взяли холщовый мешок и побежали вниз по коридору. Я была рада, что надела чепец, скрывавший мое лицо — а вдруг встретится кто из знакомых?

Элли объяснила, что всегда собирает грязное белье с кем-нибудь в паре: отчасти, чтобы в покоях ничего не пропало, а отчасти, чтобы никто ее не обидел. Миссис Беа и мистер Твист не очень-то доверяли джентльменам!

Мы поднялись на этаж, расположенный рядом с Большой галереей над личными покоями королевы. Казалось, где-то рядом топочет стадо слонов.

Когда я бросилась наверх, Элли меня остановила, и мы притаились у дверей галереи, слушая, как музыканты играют на скрипках и барабанах, а фрейлины учатся танцевать.

Учитель танцев, как обычно, считал вслух.

— И раз-и два-и-прыжок!

Послышалось несколько громовых ударов.

— Как перышко! — воскликнул учитель танцев. — На носочках! Mon Dieu, се sont les vaches… Vraiment…

Мы с Элли захихикали. Через минуту музыка смолкла и по лестнице протопало множество ног, а потом — чуть медленнее — прозвучали шаги учителя танцев и одного из музыкантов.

Когда все ушли, мы проскользнули внутрь и увидели Мазу, прогуливавшегося по галерее на руках. Во время занятий танцами он исполнял для фрейлин роль кавалера.

— Нет, мне с вами нельзя, — сказал он, когда мы посвятили его в свои планы. — Мистер Соммерс хочет, чтобы я научился ходить на руках, жонглируя ногами. Мы готовим новый номер! — Он еще раз прошелся на руках туда и обратно, точно решил таким образом дойти до Йорка. — А потом, это прачкам разрешается ходить по покоям, а если меня там застанут, пожалуй, решат, что я хочу что-нибудь украсть!

Так что мы отправились на поиски одни. В первую очередь мы пошли в персональные апартаменты лорда Роберта: я хотела убедиться в своей правоте.

Лакей лорда Роберта сидел, прислонившись спиной к двери, и раскладывал пасьянс. Вид у него был весьма печальный.

Элли направилась прямо к нему и заявила:

— Миссис Твинхоу приказала нам забрать наволочки и простыни!

Лакей пожал плечами и открыл дверь. Я быстро, стараясь не показывать своего лица, скользнула внутрь, Элли вошла вслед за мной.

Это была маленькая, странной формы комната с большой кроватью с балдахином на четырех столбах и еще одной кроватью, приставной, на колесиках, наверное, для лакея.

А беспорядок здесь царил такой, что и представить себе невозможно! Пол был усыпан куриными костями, объедками колбасы, обрывками бумаги и грязными чулками, ну почти как в покоях некоторых фрейлин! На минуту я даже растерялась.

Мы нашли горшочки с мазями для очищения кожи — так утверждали приложенные к ним рецепты моего дяди Кавендиша. Сердца наши забились чаще, когда в сундуке лорда Роберта, под чулками, обнаружились пакетики с какими-то травами. Еще Элли выудила оттуда записку и дала мне ее прочитать. На ней тоже был почерк моего дяди. Оказалось, что травы эти были средством против заикания, а записка гласила:

«Заварить бархатцы, репей и огуречник горячим молоком или вином, добавить сахару и пить перед сном».

Бедным лорд Роберт! Очевидно, средство дяди не возымело действия!

Желтого порошка, похожего на горетрав, мы нигде не обнаружили. Зато я поняла, почему лорд Роберт так беден! Он постоянно играл в карты с другими придворными, или в кости на городских постоялых дворах. Один из сундуков почти доверху был забит его неоплаченными счетами и долговыми расписками. Похоже, лорд Роберт был должен всем, кого я знаю, и многим, о ком я даже не слыхала!

Еще там было его недописанное письмо к матери, датированное четырнадцатым февраля.

Дорогая матушка,

надеюсь, вы будете рады узнать, что благодаря стараниям Ее Величества и вашему доброму совету, удача, наконец, мне улыбнулась. Как только я обручусь с наследницей Кавендиш, я расплачусь со всеми долгами. Как вы и предсказывали, милая матушка, жемчуг ей понравился — больше, чем другие подарки, а именно фляга и нож.

К счастью, лицо у девицы Кавендиш довольно чистое, хотя она слитком костлява и едва только начинает походить на женщину. Она кажется целомудренной и жизнерадостной, а худший ее недостаток в том, что она слишком много болтает. Но, думаю, со временем это можно изменить к лучшему.

— Вот еще! — воскликнула я, чувствуя себя глубоко уязвленной.

Я думала, лорд Роберт подарил мне жемчуг, потому что узнал, как я его люблю, а он, оказывается, последовал совету матери! А еще хуже, гораздо хуже — то, что его интересует только мое состояние. Как гадко и неромантично! И кто он такой, чтобы заявлять, что у меня «лицо довольно чистое» и что я «слишком много болтаю»?! Уж это куда лучше, чем не уметь связать двух слов, так я считаю!

Я не разорвала письмо, хотя и очень хотелось. Я даже прочитала отрывок из него Элли, которая не знала, смущаться ей или смеяться, а потом положила письмо обратно в сундук.

Теперь мне было совершенно ясно, что лорд Роберт меня не заслуживает. Он может забрать свое жемчужное ожерелье назад и сообщить своей разлюбезной матушке, что все сорвалось!

Но все-таки желтого порошка здесь не было!

Элли нашла одну «чужую» наволочку, убрала ее в свою сумку, а потом вопросительно взглянула на меня:

— Ну и?

— Я все равно собираюсь вытащить его из тюрьмы! — заявила я решительно. Но замуж за него не пойду! А теперь нам надо проверить вещи леди Сары…

Элли удивленно подняла брови.

— Сэр Джеральд ухаживал за ней, — объяснила я. — Может, она его возненавидела за то, что он сделал предложение мне. Хотя я точно знаю, — добавила я печально, — что он согласился на это по указке своего дяди, лорда Уорси. Тоже из-за моего состояния.

— Уж точно, всех их только деньги интересуют! — ядовито заключила Элли. — Всех, кроме сэра Чарльза, у которого и своих полным-полно!

Выйдя из апартаментов лорда Роберта, Элли поблагодарила лакея, который все так же уныло раскладывал пасьянс.

Мы быстро спустились вниз к Каменной галерее, перешли маленький мостик и оказались на верхнем этаже Внутренней галереи, там, где располагались покои фрейлин и придворных дам королевы.

В нашей комнате Элли начала шустро перебирать всякие бутылочки и баночки леди Сары. Изумрудно-желтой среди них не было. Зато было несколько пурпурных, и некоторые из них выглядели и пахли ну совершенно тошнотворно!

Кроме того, мы нашли свинцовые белила для лица и киноварь для губ, порошок лазурита и малахита, чтобы красить веки в голубой и зеленый, и несколько брусочков особой восточной подводки для глаз и чернения бровей. Понюхав содержимое одной бутылочки, Элли заявила, что это настойка пижмы и королевской мяты, а надпись на другой гласила: «ДЛЯ ВОЗБУЖДЕНИЯ ВСЕХ ВИДОВ ЛЮБВИ». Прочтя это, я не выдержала и рассмеялась.

Еще там был миниатюрный портрет леди Сары — с неправдоподобно хорошеньким личиком и бюстом еще большим, чем в жизни. Кроме этого, в ее сундуке мы обнаружили несколько дюжин любовных писем от разных сумасшедших подхалимов, и среди них было несколько писем от сэра Джеральда, лорда Роберта и даже сэра Чарльза!

Я не на шутку обиделась. Они были обязаны ухаживать за мной, а не слать весь этот мусор леди Саре! Неужели большой бюст такая важная вещь?

— Еще какая! — заявила Элли, когда я поделилась с ней этой мыслью.

Я не удержалась, сунула нос в комнату миссис Чемперноун, аккуратную и чистую, с большой стопкой разных книг возле кровати. Я заглянула в парочку — сплошные занудные проповеди!

И никакого желтого порошка!

Мы решили проверить и персональные апартаменты лорда Уорси — уж проверять, так всех! Там было столько разных бумаг, сколько я за всю жизнь не видела! Пройдясь по комнате, Элли нашла под кроватью простыню с каким-то отвратительным пятном и убрала ее в сумку.

А я обнаружила рецепт от облысения, пакетик с зеленым порошком и несколько баночек с мазями. Я приоткрыла у одной из них крышечку — и от нее так сильно запахло лошадиным навозом, что даже Элли на другом конце комнаты скорчила гримасу, а уж каково было мне! Я поскорее закрыла банку.

Потом мы направились к сэру Чарльзу, хотя Элли была против.

— Сэр Чарльз — добрый старикан! На Рождество он передал для меня отличные чаевые и два пирожка с мясом, да потом еще проверил, получила ли я их! — заявила она, подбоченясь.

— Элли, мы должны проверить всех, кто имеет к этому отношение. Под подозрением все, кроме королевы! — заявила я твердо.

Персональные апартаменты сэра Чарльза располагались недалеко от дворцовых ворот, рядом с небольшой конюшней. В одной из комнат на выдвижной кровати спал его лакей, так что нам с Элли пришлось пробираться мимо на цыпочках. Но если что, мы всегда могли отговориться, что ищем наволочки для миссис Твинхоу!

Мы проверили несколько баночек на столе, заглянули под кровать и в сундук с одеждой. Никакого желтого порошка!

И только когда мы снова вернулись к двери, я заметила одну странную вещь. У кровати сэра Чарльза была выставлена его обувь: две пары хороших туфель для носки при дворе и одна пара сапог для верховой езды, всё совсем новое. А поглубже, под кроватью, стояли еще две пары туфель и пара сапог, но довольно поношенные. Кроме того, обувь из-под кровати была значительно меньшего размера, чем обувь у кровати. Я даже взяла туфли и сравнила их!

— Посмотри-ка! — прошептала я Элли. — Разве это не странно?

— Что? — удивилась она.

— Туфли! Посмотри, новые — большие, а старые, под кроватью — маленькие! Как будто сэр Чарльз вдруг вырос, как я с прошлого года. Но ведь он уже не растет!

Элли глянула и застыла в изумлении.

Вдруг я услышала шаги в коридоре.

— Стивенс, ты здесь? — раздался голос сэра Чарльза.

Мы с Элли в ужасе переглянулись, потом Элли присела и полезла под кровать, и я за ней следом. Едва мы успели спрятаться в куче старых чулок и обуви, как вошел сэр Чарльз.

Я взглянула на его ноги. На нем была еще одна пара сапог, абсолютно новых, щегольских и очень больших. Я попыталась вспомнить, какого размера были ноги сэра Чарльза, когда мы занимались верховой ездой, но не смогла.

Сэр Чарльз подошел к спавшему лакею и встряхнул его несколько раз.

— Что? Что такое? — пробормотал тот, и, видимо, проснувшись, быстро вскочил на ноги.

— Да, мистер Эймсбери.

Мы с Элли переглянулись. Мистер Эймсбери?

— Иди, посмотри, как там мой брат. Убедись, что у него есть вода, и что он как следует заперт, — сказал мужчина, которого я приняла за сэра Чарльза.

— Да, хозяин, как прикажете, — хмуро ответил Стивенс.

— Именно это я и приказываю, Стивенс!

Голос был холодным и неприятным, вовсе не похожим на дружелюбный рокот сэра Чарльза.

У меня просто отвисла челюсть. Это был не сэр Чарльз, это был кто-то другой! С таким же лицом, но с большими ногами…

В голове у меня промелькнуло — а ведь у сэра Чарльза, кажется, был брат? Я зажмурилась, пытаясь вспомнить. Брат, который погиб во Франции… Если только он действительно погиб! Как его звали? Гарри? Нет. Гектор!

— Лучше бы пырнуть его ножом, сэр, да скинуть в Темзу, — проворчал Стивенс, натягивая куртку. — Так было бы…

— Спасибо за совет, Стивенс. Я сам знаю, что лучше! — оборвал его двойник сэра Чарльза — Я не могу этого сделать, пока не узнаю, как он ведет свои дела и где хранит документы на дом!

— Не думаю, что он вам скажет, сэр, — возразил Стивенс. — Боюсь, его придется долго уговаривать!

— Я знаю своего брата, Стивенс. Он все расскажет, как только ему станет нечего есть!

Неужели так можно говорить о родном брате! У Элли глаза стали как блюдца, а я прижала руку ко рту — от старых чулок ужасно несло вонючим сыром — впору было задохнуться!

— Я решил ненадолго заболеть. По крайней мере, так я избавлюсь от всех этих насмешек, — продолжал самозванец. Вне всякого сомнения, это был малопочтенный брат сэра Чарльза Гектор!

Он присел на кровать и с помощью Стивенса переобулся в сапоги для верховой езды.

— Но для начала надо сходить на конюшню, а то кто-нибудь решит, что мой помешанный на лошадях брат забыл про своих чудовищ. А потом я навещу его… и поговорю… Так ему и передай!

— Да, сэр, — Стивенс уже был возле двери. — А могу я… поторопить его… так, совсем немножко?

— Пожалуй. Но не наноси ему серьезных повреждений, — тем же отвратительным холодным голосом ответил Гектор Эймсбери.

— Конечно, сэр!

Все еще прижимая руку ко рту, чтобы не закашляться, я молилась, чтобы Гектор поскорее ушел, и можно было выбраться из этих проклятых чулок! На Элли запах, похоже, не действовал, но ее всю трясло.

Ничего себе брат этот Гектор Эймсбери! Держит сэра Чарльза в заточении и морит его голодом! Ужасно! Особенно учитывая то, как сэр Чарльз любит поесть…

Как только за мошенниками закрылась дверь, я вынырнула из-под кровати. Элли последовала за мной, все еще дрожа.

— Господи, помоги нам! — воскликнула я. — Наверное, этот тип и убил сэра Джеральда!

— Уж наверняка! Если он этакое творит со своим родным братом… — Элли покачала головой. — А бедный сэр Чарльз так любит покушать!

— Вот поэтому Гектор и не понравился Ласточке, — задумчиво произнесла я. — Ласточка — умное животное, она сразу поняла, что это не сэр Чарльз. Потому-то он не смог спеть на балу «Зеленые рукава»! Но зачем же ему так поступать с собственным братом?

Мы побежали обратно в Длинную галерею, чтобы все рассказать Мазу. Он все так же кувыркался с рук на ноги и обратно, успевая при этом делать сальто в воздухе.

Правда, выслушав нашу историю, Мазу кувыркаться перестал.

— Мы должны спасти сэра Чарльза! — заявила я решительно.

Ребята уставились на меня:

— Но как? — спросила Элли.

— Ясно, как! Найти, где его прячут, и освободить! — сказала я. — Надо проследить за Гектором Эймсбери и выяснить, куда он ходит!

Мазу взглянул на нас, потом словно в какой-то пьесе обвел взглядом зал и ткнул себя пальцем в грудь.

Я нежно ему улыбнулась и кивнула.

Мазу надел туфли, засунул ноги в деревянные кломпы и направился к двери.

— Он сейчас в конюшне, — уточнила я. — А потом собирается навестить брата.

Мазу кивнул и сбежал вниз по лестнице. Потом вдруг вернулся и спросил:

— А если он возьмет лодку?

Я покопалась в кармане юбки и протянула Мазу несколько пенсов.

— А если он тебя заметит, сделай вид, что идешь за ним, потому что ищешь работу, — предложила я.

Мазу ухмыльнулся и побежал вниз.

Мы с Элли вернулись в апартаменты сэра Чарльза и обследовали их как положено, от угла до угла. И ничего не обнаружили. Ни крошки порошка какого бы то ни было цвета, не говоря уж о желтом, и ни пятнышка.

Элли подобрала две грязные рубашки, и мы побрели к миссис Беа, которая забрала все наши трофеи, осмотрела их и велела Элли вернуться к своей работе в прачечной.

Потом миссис Беа внимательно взглянула на меня:

— Ну, что, нашли что-нибудь интересное? — спросила она.

Я хотела было рассказать ей про сэра Чарльза и Гектора, но не решилась, опасаясь, что она всё передаст миссис Чемперноун. Стараясь не показать, что нервничаю, я отрицательно покачала головой.

— Горетрава нигде не было, — объявила я, изобразив разочарование (и кажется, мне это удалось!).

— Гм-м… Зайдите-ка ко мне завтра, дорогая. Может, я сообщу вам, кто из аптекарей недавно его продавал. Хотя имейте в виду, они могут запамятовать, а могут и нарочно промолчать, если за молчание было заплачено! Но для вас я постараюсь. Да и жаль будет, если лорд Роберт расстанется с головой ни за что, ни про что!

— А его разве не повесят? — спросила стоявшая в дверях Элли (Ну и кошмарный вопрос! Уж чего-чего, а сплетню она никогда не пропустит!) — А я думала, убийц вешают!

— Верно, но лорд Роберт благородного рода, так что он может просить о снисхождении, то есть чтобы ему отрубили голову, — объяснила миссис Беа.

«Ну и снисхождение! — подумала я. — Но до чего милая эта миссис Беа, что нам помогает!» Видно, я произнесла это вслух, потому что миссис Беа так расхохоталась, что даже щеки у нее затряслись.

— Господь с вами, леди Грейс, — сказала она, — неужто я буду желать смерти тому, кто должен мне столько денег!?

— Так он и вам должен?

— А как же! За три пузырька мази от бородавок, да за заговор от заикания, да еще за один — на удачу в картах, но за этот я денег не возьму, он, похоже, не действует!

— Лорд Роберт, кажется, должен всем, — вздохнула я. — Вот поэтому он и хотел на мне жениться…

— Ну конечно же, милочка, а ты что же, думала, что он в тебя влюблен? Ты сама-то, надеюсь, в него не влюбилась?

— Да нет, — я отрицательно покачала головой. — Он ничего такого не сделал, за что я могла его полюбить, он и двух слов связать не может! А потом, влюбляться — это недостойно, это занятие только для мужчин!

Миссис Беа хихикнула.

— Это верно! Такой благородной леди, как вы, не пристало влюбляться, и я очень рада слышать, что голова у вас крепко сидит на плечах!

— Не то, что у лорда Роберта! — вставила Элли и тоже хихикнула.

Вернув миссис Беа ее чепец и передник, я направилась к себе.

Перед дверью в наши покои для меня был оставлен ужин: белые хлебцы, солонина, тушеные овощи и твердый сыр с протертыми корнями синеголовника, предохраняющими от цинги. Я с аппетитом проглотила все, что мне принесли, и теперь сижу и пишу дневник. Но кто-то подошел к двери…

 

Февраль,

Восемнадцатый день,

год от Рождества Христова

1569

 

Полдень

О Боже! Столько всего надо записать, а я даже не знаю, с чего начать! Я опять всю ночь не спала и ужасно устала. Но записать это обязательно нужно, как бы голова у меня ни кружилась. А не то я и вовсе не засну!

Это было самое потрясающее ночное приключение в моем жизни!

Когда меня прервали в последний раз, это зашла миссис Чемперноун:

— Где вы были, дитя мое? — потребовала она ответа, входя в комнату. — Ее Величество о вас спрашивала!

— Я… гуляла по дворцу. Ее Величество разрешила мне… — я надеялась, что для миссис Чемперноун мой лепет прозвучит убедительнее, чем для меня самой!

— Думаю, мы слишком вас разбаловали, леди Грейс, — сурово заметила миссис Чемперноун. — Одевайтесь, будете прислуживать Ее Величеству за ужином. И не вздумайте еще что-нибудь выкинуть!

Лорд Уорси опять ужинал с королевой, но в этот раз меня к столу не пригласили. Я только поднесла королеве вина, когда она попросила, да подержала салфетку, о которую она вытерла пальцы после того, как ополоснула их. Королева держалась отстраненно, и мне никак не удавалось сообщить ей о том, что удалось разузнать.

«Интересно, — думала я, нервно кусая ногти, — как там Мазу. Вернулся ли он? И все ли с ним в порядке?» Королева сделала мне замечание, и я опустила руку.

Вошли акробаты и, слава Богу, Мазу был среди них! Сначала он шел на руках, потом перекувырнулся и встал на ноги. Он подмигнул и так пристально посмотрел на меня, что я едва дождалась удобного случая, чтобы улизнуть. Наконец меня отправили в кладовую за элем.

Жонглеры и акробаты уже были в кладовке и жадно пили его в свое удовольствие. Мазу исполнил целый спектакль, наполнив кувшин элем и возвратив его мне. Потом мы отошли в небольшую нишу, и он мне все рассказал.

— Я пошел за сэром Чарльзом, — сказал он и изобразил, как крался, перебегая от дерева к дереву.

— Вообще-то это не сэр Чарльз, это его брат, Гектор! — поправила я.

Мазу возвел глаза к потолку:

— Кто будет рассказывать, ты или я?

Я засмеялась и сделала жест рукой, чтобы он рассказывал дальше.

Тогда Мазу нарочито почтительно мне поклонился и продолжил:

— Я последовал за этим братом-шайтаном в конюшни, моля Аллаха, чтобы он не отправился к Несчастному верхом, и слава Аллаху, он не отправился! Он обругал за что-то конюхов, а потом спустился к реке и крикнул: «Эй, весла!»

И тут же появилась черная лодка с черными парусами и зеленым змеем на веслах. Он сел в нее, и змей унес его в сторону Лондона.

Едва он отчалил, я тоже крикнул: «Эй, весла!», и тут же появилась золотая ладья с алыми веслами и желтым змеем на веслах.

Змей спросил: «Чего желаете, о принц акробатов?» Я прыгнул к нему в лодку и взмолился: «О, змей! Отвези меня вслед за этим братом-шайтаном!»

Змей тут же обратился в джинна и потребовал: «Тогда плати шесть пенсов!» Мне ничего не оставалось, как согласиться.

И тогда он налег на весла и поплыл за братом-шайтаном, прямо до сверкавшей серебром и золотом лестницы, которая вела в волшебный сад с маленькими каменными домиками. Там я расплатился с джинном и вышел на берег.

Я спрятался под волшебным кустом, накрывшим меня подобно плащу-невидимке, а брат-шайтан направился к одному из домиков и постучал в дверь. Дверь ему открыл другой шайтан, у которого кулаки были в крови. Сам я не видел Несчастного, но он наверняка был там, ибо так сказал его брат-шантан.

В великом страхе быть обнаруженным, я спустился к воде и стал искать лодку. На мой зов появилась крошечная скорлупка с паутинкой вместо паруса. Управляла ею маленькая обезьянка. Я стал умолять обезьянку взять меня на борт, и она согласилась. Так я вернулся во Дворец и успел выступить перед королевой.

Сложив руки на груди, Мазу поклонился, а я захлопала в ладоши.

— Чудесная история! А есть в ней хоть слово правды?

— Конечно, самая суть! — ухмыльнулся Мазу. — Я выяснил, что сэра Чарльза держат в одном из коттеджей возле кладбища Святой Марии Ронсевальской.

— Сегодня ночью отправляемся туда! — решительно заявила я. Сердце у меня ушло в пятки при мысли о том, что скажет королева, но что я могла поделать? — Скажи, а можем мы попасть внутрь, но так, что бы охрана не заметила?

Мазу задумался.

— Там есть стеклянные окна, довольно маленькие… я могу в них пролезть. Это очень опасно, миледи, но думаю, возможно!

— Раз так, мы это сделаем! Ты договоришься насчет лодки?

Мазу снова сложил руки на груди и поклонился.

— Слушаюсь и повинуюсь, миледи, — сказал он и колесом укатился прочь.

Схватив кувшин, я заспешила в личные покои королевы. Там, сделав реверанс и приложив руку ко лбу, я попросила Ее Величество разрешить мне пойти в постель, ибо от событий последних дней меня мучает ужасная мигрень.

Ее Величество не поверила — я это почувствовала, но позволила мне удалиться.

И снова мне пришлось лежать, как деревянной лодке, застыв от страха и волнения, в ночной рубашке поверх платья, пока Мэри и леди Сара не вернулись от королевы. Правда, вернулась только Мэри, а леди Сара и вовсе не пришла.

«Вот и отлично! — подумала я. — Нажалуюсь на нее потом, она-то всегда на меня жалуется!»

Едва только Мэри захрапела, я пробралась на цыпочках к воротам в Большой сад, у которых меня уже поджидали Мазу и Элли.

— Ты взяла деньги? — спросил Мазу. — За лодку надо будет платить!

У меня было с собой несколько пенсов. Прячась от слуг и придворных — любителей ночных прогулок, мы прокрались к причалу. Мазу тихонько свистнул, и откуда-то появилась лодка. Только это была не обычная лодка, что плавают по Темзе, а крошечная, с маленьким парусом, и в ней сидел худой мальчишка не старше Мазу.

— Кто это? — прошептала я. — Это и есть твоя обезьянка в скорлупке?

— Миледи, позвольте представить вам моего друга Керси, — сказал Мазу, отводя руку назад и кланяясь, как настоящий придворный. — Керси, это леди Грейс, я тебе о ней говорил!

— А что ты ему говорил? — шепнула я.

Изобразив полную невинность, Мазу пожал плечами.

Мальчик в лодке бросил весла, сорвал с головы потертую шапку и поклонился.

— Мое почтение, леди, — сказал он. — Мазу, прости, что я тебе ее поверил! Прошу на борт, леди, — добавил он, подмигивая Элли.

Элли фыркнула.

— Не надо звать меня «леди», — недовольно заявила она, пока мы залезали в лодку. — Я здесь с моей госпожой и блюду ее репутацию!

Мазу ткнул меня локтем, я достала кошелек и отдала Керси все деньги, что у меня были. Он хмыкнул, спрятал их в рукав, потом смущенно кашлянул.

— Мазу сказал мне, что вы придворная дама Ее Величества…

— Я — фрейлина, — ответила я, подумав, что лучше бы Мазу держал язык за зубами!

— Хорошо, фрейлина, а еще он сказал, что вы каждый день видите королеву и говорите с ней…

— Это правда, — подтвердила я.

— Я тоже однажды видел королеву, — сказал Керси. — Она была вся в серебристом и черном бархате, а в волосах у ней были бриллианты. Я придерживал лодку, пока она перебиралась из нее на баркас… мой отец служит на королевском баркасе… Она наступила мне на большой палец, а потом дала свой платок…перевязать… и пожелала, чтобы у меня все быстрее зажило. Она такая чудесная, правда? Просто дала мне свой платок и сказала…

— Она очень добра со всеми, кто ей служит, — согласилась я.

Керси повез нас вдоль северного берега Темзы, огибая опасные водовороты. Разговором он был увлечен явно больше, чем веслами, и я слегка нервничала.

— Я хотел бы видеть ее каждый день, как вы, — лицо его светилось обожанием. — А как можно стать придворным?

— Для этого надо быть богатым, или достаточно богатым, чтобы таковым притворяться, — ответила я.

Керси кивнул:

— А насколько богатым?

— Один бархатный костюм стоит сотню фунтов, и это еще дешево! — сообщила я.

Керси от изумления приоткрыл рот, потом закрыл его и больше ни о чем не спрашивал.

Мазу постучал по борту, и Керси подвел лодку к блестящей скользкой стене одного из домов, стоявших прямо у воды. На реку выходило несколько окон, прямо из воды к воротам вели деревянные сходни.

— Вон там держат сэра Чарльза, — прошептал Мазу, указывая на домик. — У дверей стражник, так что я проберусь другим путем!

Керси привязал нос своего суденышка к кольцу в стене.

— Надо залезть вон на тот выступ, — Мазу показал в сторону окон. — И еще мне нужно кольцо с бриллиантом.

— Это зачем? — удивилась Элли.

Мазу блеснул зубами.

— Затем, что стекло можно разрезать только бриллиантом! — объяснил он.

— Гм, — сказала Элли.

В мамином жемчужном колечке были бриллианты. Я секунду помешкала, потом вручила его Мазу.

Он улыбнулся — я ведь могла и отказать! — кольцо было очень дорогое.

— Это хорошо, что ты такая высокая. Надеюсь, ты еще и сильная! Поможешь мне залезть туда, — заявил он, обращаясь ко мне.

— Стоя в лодке?

— Да. Лестница здесь не поможет — она не гнется.

Керси привязал корму лодки к другому кольцу.

— Но… — начала я.

— Керси и Элли тебя подстрахуют. Все, что от тебя требуется — это стоять прямо. Я сам по тебе заберусь, как по дереву.

Стоять прямо? В лодке? Различив в стене небольшой выступ, я наклонилась вперед и что было сил вцепилась в него.

— Отлично! — сказал Мазу и прыгнул мне на спину.

У меня вырвалось: «Ох!», и я чуть не упала. С виду невысокий и гибкий, Мазу все-таки был очень тяжелым!

— Я же тебе говорила, давай лучше я, — фыркнула Элли. — Я сильнее!

— Она выше! — ответил Мазу, ставя ногу мне на плечо. — Так, еще чуть-чуть, достаточно…

Лодка скрипела и раскачивалась.

Удерживая равновесие, Мазу встал мне на другое плечо. Как было больно! Я думала, плечи у меня сломаются! Потом я почувствовала толчок, и сразу стало легко.

Мазу примостился на выступе, заглядывая в окно. Потом разочарованно буркнул что-то, обогнул его, прижавшись к стене, и заглянул в другое окно. И снова буркнул.

Элли и я таращились на него, опасаясь, что все наши старания окажутся напрасными. Я заметила, что через спину Мазу перекинуто что-то длинное, узкое, завернутое в ткань, но не могла понять, что это.

Мазу перелез дальше и заглянул в следующее окно.

— Ага! Слава Аллаху!

Кажется он сидел там целую вечность, потом послышался отвратительный царапающий звук алмаза по стеклу и быстрый частый стук. С помощью пальцев и ножа Мазу вытащил из рамы большой кусок оконного стекла и швырнул его в Темзу. Потом просунул в дырку руку, нашел щеколду и приоткрыл окно. Дальше Мазу распустил веревку, которая была обмотана у него вокруг талии, и привязал один ее конец к оконному откосу.

— Лезьте сюда, леди Грейс, — негромко сказал он, глядя на меня сверху вниз.

Я совершенно не знала, как это делается! Тогда Мазу велел мне обмотать веревку вокруг талии и подтягиваться на руках, упираясь пальцами ног в уступы на стене.

Эта стена была такая скользкая! Дважды я чуть не свалилась в воду, но все-таки умудрилась влезть на выступ и сгруппироваться там. Сердце у меня билось бам-та-да-бам! — как барабан во время танцев.

Мазу перекинул веревку в комнату и спрыгнул вниз, я за ним. Внутри стоял отвратительный запах сырости и неопорожненного ночного горшка, а на соломе в самом углу, лежал, завернувшись в плащ, крупный мужчина.

Я подошла и тронула его за плечо. Он дернулся и вскочил, выставив кулаки. Я попятилась.

— Кто? Что? — прорычал он.

— Сэр Чарльз? — неуверенно спросила я.

Мазу в это время возился с огнивом. Когда он зажег свечу, у меня не осталось и сомнений — это действительно был сэр Чарльз, хотя выглядел он ужасно! Борода свалялась, волосы торчат в разные стороны. Он был без камзола, кутался в плащ, и вдобавок под глазом у него был синяк.

— О небо, леди Грейс! Господи всемилостивый! — воскликнул настоящий сэр Чарльз. И вдруг он недоверчиво сузил глаза. — Вас привел мой брат?

— Нет, нет! — я даже обиделась. — Я не знаю, что он за брат, но мы пробрались сюда, чтобы вас спасти!

Я объяснила ему, что мы разузнали и как здесь оказались. Сэр Чарльз, не веря своим ушам, только качал головой.

Мазу в это время сиял и разворачивал то, что было у него на спине. Потом поклонился сэру Чарльзу.

— Сэр, боюсь, окно для вас будет узковато, но у меня есть вот что! — Он вручил сэру Чарльзу острый стилет.

Сэр Чарльз схватил его, попробовал лезвие, затем отрицательно покачал головой.

— Я не смогу. Вот, — он приподнял ногу, и мы увидели у него на щиколотке кольцо, цепь от которого была вмурована в стену.

Мазу снова улыбнулся и достал небольшой футляр. Внутри были разные крючки и напильники. Он принялся что-то делать с кольцом на ноге сэра Чарльзе, а я в это время стояла у двери и прислушивалась, не идет ли стражник. Несколько царапающих звуков, скрежет напильника, щелчок — и сэр Чарльз вскочил на ноги со стилетом в руке. Несмотря на свою полноту и возраст, выглядел ом решительно и грозно.

— Теперь молитесь и полезайте обратно, — приказал он нам.

— Но сэр Чарльз, мы же можем вам помочь… — начала я.

— Леди Грейс, это зрелище не для вас! Встретимся у сходней, — решительно повторил сэр Чарльз.

Мазу почтительно поклонился ему, держа веревку, чтобы я могла подняться и спуститься — это было еще труднее, чем в прошлый раз, потому что ладони у меня горели.

Мы спрыгнули в лодку и стали ждать.

Вдруг до нас донесся звук глухих ударов в дверь и крик сэра Чарльза:

— На помощь! Помогите! Я задыхаюсь…

И хотя прозвучало это не очень правдоподобно, мы услышали звук открываемой двери и голос Стивенса:

— Тебе что, мало? Ах ты…

Последовал удар, какая-то возня, отвратительный хруст, короткий вскрик — и тишина. Через несколько минут мы услышали, как сэр Чарльз, тяжело дыша, спускается по сходням и увидели его мощный силуэт.

Он осторожно влез в лодку, которая осела почти по самые борта, и сполоснул в воде стилет и руки. Потом протянул оружие Мазу, но тот покачал головой. Все это происходило в полной тишине. Правду сказать, меня слегка подташнивало.

Керси медленно повел лодку назад, к Уайтхоллу, по поскольку теперь мы плыли против течения, путь должен был занять больше времени.

— Что с вами случилось, сэр Чарльз? — спросила я, чтобы не думать о своем бунтующем желудке и темной воде, подступавшей к самому борту лодки.

Сэр Чарльз повернулся ко мне.

— Миледи, все, что я помню — в день Святого Валентина после нашей прогулки я лег вздремнуть, а очнулся в этом отвратительном месте с кольцом на щиколотке. Я едва мог поверить в реальность происходящего, когда появился мой брат-близнец и стал выпытывать у меня, где я храню бумаги на дом и как веду свои дела на Королевской бирже.

Сэр Чарльз стер пот со лба: несмотря на холод и сырость, его трясло, как в лихорадке.

— Мой брат-близнец Гектор всегда ненавидел меня, хотя я никогда не отказывал ему в деньгах, сколько бы он ни попросил. Я думал, он во Франции сражается с папистами. Потом я получил известие о его смерти, помните, я вам рассказывал. И вдруг он здесь, угрожает мне голодом и даже хуже, если я не выполню его требований. Конечно, я не пошел на это — узнав все, что нужно, он тут же убил бы меня, это ясно как день! И тогда он прислал своего прихвостня избивать меня и запугивать…

— Что вы сделали со Стивенсом? — спросила я.

Сэр Чарльз отвел глаза.

— Я воздал за нанесенные мне побои и унижение, как того требуют правила мести. Он мертв.

— О Боже! — вот и все, что я смогла сказать.

Трудно было представить, что кругленький, добродушный сэр Чарльз, который учил меня ездить верхом, распевая «Зеленые рукава», убил кого-то своими собственными руками. Даже если на то была веская причина.

— Правильно, — сказала Элли. — Так ему и надо!

Я подняла голову к небу и увидела, что уже светает. Сердце у меня ушло в пятки. Сэра Чарльза мы спасли, но — ох, что теперь будет!

Сэр Чарльз заметил выражение моего лица и сказал очень мягко:

— Не бойтесь, леди Грейс. Ее Величество будет вами довольна. Я поговорю с ней и всё улажу.

И лицо его снова закаменело.

Больше никто из нас не проронил ни слова до самого Уайтхолла.

Когда мы поднялись по ступеням пристани, нас встретило крайне изумленное лицо дворцового стражника. Он преградил нам дорогу.

Керси, высадив нас на берег, быстро погреб к тому причалу, что у кухни.

Я узнала стражника, иногда сопровождавшего королеву.

— Доброе утро, Митчелл, — сказала я. — Не пошлешь ли ты к Ее Величеству сказать, что я спасла из заточения сэра Чарльза Эймсбери, похищенного его собственным братом, и привезла сюда?

Я очень старалась, чтобы моя просьба прозвучала так же властно и убедительно, как у королевы, хотя мой старый и грязный наряд вряд ли тому способствовал!

Вот что значит «не буди лиха, пока оно тихо»! Поднялась жуткая суматоха.

Королеву разбудили, и ей пришлось готовиться к аудиенции. Через какое-то время нас всех проводили в приемный зал, где на троне сидела совершенно разъяренная королева, а рядом с ней стоял лорд Уорси.

Из-за возвышения за троном выглядывали леди Сара и Мэри, и видно было, что они сгорают от любопытства. Наверно, их вызвали подержать шлейф Ее Величества, а потом они притворились, что очень заняты вышиванием!

Королева даже не взглянула на меня. Я надеялась только, что ее ярость показная, для соблюдения приличий. Если она и в самом деле устала от моих похождений — ох, и худо мне придется!

Сэр Чарльз выступил вперед, опустился перед королевой на колени и рассказал Ее Величеству все то, что рассказывал нам в лодке. Королева слушала молча. Потом она послала за человеком, называвшим себя его именем.

Вошел Гектор Эймсбери, нервно покусывая ус.

Сэр Чарльз шагнул к нему, положив руку на стилет. На первый взгляд братья были похожи как две капли воды, но когда они встали рядом, я заметила, что Гектор выше на пару дюймов, кроме того, сэр Чарльз был полуодет и неприбран.

— Я вижу, мой бедный безумный братец сбежал, — презрительно заметил поддельный сэр Чарльз. — Бедняга думает, что он и в самом деле я! А он убедителен, клянусь!

— Как ты мог, Гектор? — мрачно спросил настоящий сэр Чарльз. — Я давал тебе деньги, я помог тебе отправиться во Францию, и как ты отплатил мне?

Гектор пожал плечами:

— Он не в себе, Ваше Величество, это ясно как день! Неудивительно, что ему удалось одурачить эту юную фрейлину, леди Грейс.

Королева перевела взгляд с одного сэра Чарльза на другого, потом нахмурилась.

— Ну и как же тут разобраться, господа? — спросила она.

Я так разволновалась, что даже забыла встать на колени.

— Ваши Величество! Я знаю, как!

После моих слов в зале повисла нехорошая тишина.

— Ну? — осведомилась королева, не очень-то ободряюще.

— Надо спросить у лучшего друга сэра Чарльза.

Странно, наверное, выглядела вся наша процессия, направлявшаяся в денник.

Заслышав ржание Ласточки, сэр Чарльз улыбнулся, наверное, впервые за много дней. А Гектор Эймсбери неуверенно позвал:

— Эй, лошадка… Лошадка…

Один из мальчиков-конюхов вывел Ласточку из денника. Проходя мимо Гектора, она плелась уныло, опустив голову. Потом, видимо почуяв запах сэра Чарльза, оживилась, вскинула голову и радостно заржала, потянув конюха прямо к нему.

Сэр Чарльз потрепал ее по шее и позволил себя обнюхать. Его избитое лицо прояснилось, и он снова стал похож на того добряка, которого я знала.

— Видите? — торжествующе сказала я. — Лошадь сразу узнала сэра Чарльза!

Гектор шагнул к Ласточке.

— Ну же, лошадка, ты ведь меня знаешь, — пробормотал он, протягивая руку к уздечке.

Ласточка мотнула головой, прижала уши, недовольно фыркнула и куснула его протянутую руку.

Гектор дернулся и отступил назад, переведя взгляд с лошади на своего брата, а потом на королеву. Но никто не пришел ему на помощь.

Тогда негодяй понял, что его песенка спета, оттолкнул стоявшего рядом конюха и что есть силы помчался к Дворцовым воротам.

Двое стражников бросились следом. Один прыгнул ему на спину, а другой схватил за камзол и прижал к земле. Гектор Эймсбери вывернулся и вскочил на ноги, потрясая кулаками и вопя, что это нечестно. Вокруг валялось все, что выпало из его камзола.

Стражники подвели Гектора к королеве. Она подняла на него холодные, словно два кусочка льда, глаза, а губы ее были так крепко сжаты, что почти не видны. От одного взгляда на королеву становилось жутко.

— Мистер Эймсбери, у вас есть минута, чтобы признаться и избежать обвинения в государственной измене!

Голос у нее тоже был ледяной.

Гектор сдался. Он упал на колени и закрыл лицо руками.

— Я не виноват, что я захотел лучшей доли! Этот ублюдок похитил все мое состояние! Он возомнил себя первенцем, наследником всего, тогда как старший из близнецов — я! Это я должен был жить в роскоши, а он — отправиться во Францию сражаться с гугенотами!

Королева объявила, что мы немедленно должны вернуться в приемный зал, поскольку все грумы и конюхи высунулись уже из окон конюшни и с любопытством прислушивались к происходящему.

Гектора окружили стражники, а сэр Чарльз галантно предложил Ее Величеству опереться о его руку. Она вежливо отказалась (и я ее не виню — от сэра Чарльза после его длительного заточения, исходил та-акой запах!).

В приемном зале Мазу, Элли и я устроились у стены, а королева послала за клерком (чтобы тот записал все, что расскажет Гектор) и моим дядей, доктором Кавендишем. Мэри Шелтон и леди Сара снова достали свое вышивание и притаились в углу, надеясь, что королева не заметит их и не отошлет.

Сэр Чарльз встал и рассказал драматическую историю их с братом рождения, которая произошла задолго до появления на свет Ее Величества. Много лет назад чета Эймсбери произвела на свет близнецов, и первенцу, сразу после рождения, повязали на запястье красную нитку. Случилось все это глубокой зимой, в мороз, поэтому повитухе, мамаше Корбетт, пришлось затопить в спальне роженицы камин.

— К несчастью, пеленки, развешанные перед камином, вспыхнули, — рассказывал сэр Чарльз, — и в мгновение ока вся спальни оказалась охвачена огнем. Отец вынес из огня мать, а младенцев подхватила и спасла повитуха. Все мужчины деревни, передавая ведра по цепочке, тушили огонь, и в конце концов, они его одолели, хотя часть дома была уничтожена. Но во всей этой суете красная ниточка с моего запястья затерялась, и только со слов повитухи было установлено, что первенец именно я. Мамаша Корбетт помнила, что старшего из близнецов она несла на правой руке, а младшего — на левой.

Гектор фыркнул: «Поверить старой пьянчуге!»

— Но она ясно помнила и никогда не сомневалась, — сказал сэр Чарльз.

— Будь ты проклят! — выкрикнул Гектор, казалось, вложив в этот вопль все свои чувства. — Это я — первенец, а ты — самозванец! Я знаю это с девяти лет. С тех самых пор, как старуха Корбетт рассказала мне эту историю! Но ты всегда всё отрицал!

— Я отрицал, потому что это неправда, — сдержанно ответил сэр Чарльз.

— Итак, — сказала королева, — каким же образом, мистер Эймсбери, вы решили восстановить попранную справедливость?

Гектор уставился на ковер, лицо его нервно подергивалось, а по подбородку стекала слюна.

— Меня чуть не разорвало на куски в той чертовой битве! И я принял свое спасение за знак свыше. Почему я должен был сражаться там, во Франции, в крови и грязи, когда здесь, в Англии, меня дожидалось мое по праву наследство? Я уговорил командира сообщить брату о моей гибели, и тайно вернулся в Лондон.

Гектор поднял глаза. Его широкое, как у сэра Чарльза, лицо искажала злоба.

— Я заплатил пажу Чарльза шиллинг, чтобы он добавил опия в вино моему брату. Пока Чарльз был без сознания, я перетащил его в одну из телег, что доставляют во Дворец сено для лошадей, и отвез в заброшенный коттедж у кладбища Святой Марии Ронсевальской. А потом занял его место. Правда, мне пришлось купить себе новую обувь (его была мне мала), да подкладывать что-нибудь в камзолы, которые были мне велики. Так я провел всех!

Гектор рассмеялся и пригрозил кому-то невидимому пальцем:

— Но и они были до смешного слепы. Не зря говорят: «Встречают по одежке…» Потом, чтобы сберечь собственное состояние, я решил жениться на девчонке Кавендиш. Но для этого мне надо было…

— Убить сэра Джеральда? — резко закончила королева.

— Именно! — как-то странно восторженно согласился Гектор. — И по возможности так, чтобы подозрение пало на лорда Роберта, а я остался единственным из претендентов на ее руку. Если бы потом все раскрылось, это ничего бы не изменило — ее состояние принадлежало бы мне, как супругу!

Он засмеялся еще громче, и это уже напоминало истерику.

— Я не просто хитер, я гениально хитер! Незаметно проникнув в апартаменты лорда Роберта, я отрезал пуговицу от одного из его камзолов. Потом отправился к сэру Джеральду, который был так пьян, что даже не пошевелился при моем появлении. Я взял лежавший на сундуке нож, вонзил его ему в спину и оставил на подушке пуговицу лорда Роберта. Так одним ударом я избавился от обоих соперников.

— А потом вы вернулись в банкетный павильон, и танцевали там и спокойно разговаривали с лордом Робертом? — осведомилась королева.

Гектор высокомерно кивнул.

— Неужели вам было так легко убить беспомощного человека? — Королева говорила тихо, но голос у нее был стальной.

Гектор пожал плечами.

— Но Боже мой, Гектор! — вмешался сэр Чарльз. — Во имя Господа, отчего ты решил, что твой ужасный план удастся?

— А что ему было не удасться? Никто не заподозрил бы старого доброго Чарльза Эймсбери в убийстве сэра Джеральда, у которого столько врагов, и в первую очередь лорд Роберт… А уж после моей женитьбы на наследнице Кавендиш это и вовсе перестало бы иметь значение. Став богачом, я обезопасил бы себя навсегда. Никакой борьбы за существование, никакой войны во Франции…

Гектор, казалось, забыл, что его кто-то слышит, в том числе королева.

Он ткнул в меня пальцем:

— И все шло хорошо, пока эта докучливая девчонка не стала совать нос не в свои дела!

Я фыркнула. Смею заявить, что любого, кто бы его разоблачил, Гектор Эймсбери назвал бы «докучливым!»

— Леди Грейс, — сурово заявил сэр Чарльз, обращаясь к Гектору — смелая и умная девушка, она вызволила меня из того страшного места, куда ты меня заточил!

— Лорду Роберту стоит хорошенько подумать, прежде чем жениться на девчонке, которой может прийти в голову шляться по ночам неизвестно где и кого-то там спасать!

От этих слов у королевы глаза на лоб полезли. Заметив это, Гектор замолчал, и лицо его исказилось гримасой.

После долгой и многозначительной паузы королева сказала:

— Мистер Гектор Эймсбери, вы будете отправлены в тюрьму Флит, а лорд Роберт немедленно освобожден. Впоследствии вы будете привлечены к суду за убийство сэра Джеральда Уорси…

Я закашлялась. Просто пришлось — никто не имеет права прерывать королеву!

Она взглянула в мою сторону и вздохнула.

— Да, леди Грейс. Ты хочешь что-то добавить?

Я встала. Ох, если бы мой вид был хоть чуть поприличнее!.. Но я была просто обязана это сказать, потому что тот, кто однажды воспользовался ядом, может сделать это еще и еще раз!

— Ваше Величество, вряд ли это Гектор Эймсбери убил сэра Джеральда, даже если сам Гектор так думает! Видно, он так хотел избавиться от своего соперника, что не заметил, что сэр Джеральд был уже мертв!

— Что? — воскликнул Гектор, и глаза у него, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

— Что ты имеешь в виду, Грейс? — сдержанно поинтересовалась королева.

— Там был кто-то до него, Ваше Величество! Мой дядя, доктор Кавендиш, заметил, что рана на спине сэра Джеральда не кровоточит. Значит, к тому моменту, когда сэра Джеральда пырнули ножом, он уже был мертв, — объяснила я.

Дядя бросил на меня признательный взгляд.

— А потом, когда я… э-э… стояла у тела сэра Джеральда… я заметила зеленовато-желтый след вокруг его губ и почувствовала отвратительный горький запах.

Королева изменилась в лице, прекрасно поняв, о чем идет речь.

— Горетрав, — мрачно заключила она.

— Да, Ваше Величество, — не совсем трезвым голосом вставил мой бедный дядя, — боюсь, что так! И я намерен настаивать на вскрытии тела. Если это был горетрав, печень должна почернеть.

Услышав, что тело его племянника собираются вскрыть, лорд Уорси посерел. Мне было очень жаль его. Бледный и подавленный, он наклонился вперед, обратившись непосредственно к королеве:

— Ваше Величество, я не в силах этого выносить. Не будете ли Вы так добры, позволить мне удалиться?

Королева взглянула на него с сочувствием.

— Да, милорд, — ласково сказала она. — Может, прислать вам доктора Кавендиша?

— Нет, нет, благодарю вас, — поспешно ответил лорд Уорси. — Доктор Кавендиш нужен здесь. Мне же требуется лишь небольшой отдых, и я полностью восстановлю свои силы.

И он заспешил прочь из приемного зала, а королева обернулась к дяде.

— Так значит, когда мистер Эймсбери пронзил ножом сэра Чарльза, он пронзил труп! — еще раз уточнила она.

Гектор хихикал, как ребенок.

— Выходит, это было не убийство, не так ли? Скажи ей, Чарльз!

Но сэр Чарльз отрицательно покачал головой.

— Вы же не повесите меня за то, что я воткнул нож в труп!? — взмолился Гектор Эймсбери.

— Но это было покушение на убийство, — холодно ответила королева, — и именно так оно будет истолковано. Кроме того, вы обвиняетесь в похищении и пленении собственного брата и в безнравственном обмане всех нас. Даже если суд и не приговорит вас к повешению, думаю, остаток жизни вам придется провести в Бедламе, потому что вы явно безумны!

Ее Величество сделала знак, чтобы Гектора Эймсбери увели. Он ушел, непрерывно хихикая и тряся головой, словно погрузившись в свой собственный мир.

— Сэр Чарльз, доктор Кавендиш считает, что ваше здоровье не было сильно подорвано в результате козней вашего брата. Я рада это слышать!

Раскланявшись еще более неуклюже, чем обычно, сэр Чарльз приблизился к королеве и опустился на колено.

— Ваше Величество, вы очень добры, — выдохнул он.

Он явно вознамерился поцеловать королеве руку. Но Ее Величество, поспешно приложив к носу кружевной платочек, попросила сэра Чарльза подняться и предложила ему пойти отдохнуть, добавив, что он может оставаться в своих апартаментах столько, сколько потребуется.

Когда сэр Чарльз ушел, королева снова нахмурилась.

— Значит, отравитель все еще здесь, при Дворе, — мрачно заметила она.

Я шагнула вперед:

— Боюсь, что так, Ваше Величество! И я уверена, что если новость об отравлении распространится, преступник немедленно избавится от всех улик. Поэтому, когда я помогала Элли собирать белье, мы осмотрели все персональные апартаменты в поисках горетрава. Но мы ничего не обнаружили, а когда были у сэра Чарльза, случайно услышали рассказ Гектора о том, где сейчас находится его брат.

— Понятно, — вздохнула королева. Она кивнула Элли и жестом пригласила ее и Мазу приблизиться.

Они оба опустились перед Ее Величеством на колени.

Элли была бледна, как одна из ее свежевыглаженных простыней. Видимо, королева внушала ей благоговейный трепет. Я была искренне удивлена, ведь Элли сотни раз забирала из ее спальни грязные простыни! Но похоже, это не одно и то же, что встретиться с их хозяйкой!

Мазу тоже слегка посерел, но, собрав силы, сумел изящно поклониться, помахав своей шапочкой.

— Мазу переправил нас через реку и сделал все самое трудное: залез в окно и проник внутрь, — объяснила я.

Королева благосклонно кивнула.

— Я тебя помню, — сказала она Мазу. — Вилл Соммерс очень высоко о тебе отзывается, хотя жалуется, что порой тебя трудно найти. Но теперь мы знаем, почему…

Вид у растерявшегося от такой похвалы Мазу стал слегка глуповатый, и я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Мазу и Элли, похоже, вы хорошие и преданные друзья моей леди Грейс, — сделала верный вывод королева. — Благодарю вас! Можете нас оставить!

Оба с облегчением заторопились прочь. Мазу еще пытался пятиться первые несколько шагов, а Элли, попробовав последовать его примеру, наступила себе на юбку.

Я была уверена, что они будут ждать снаружи и подслушивать, если только их не прогонят. Выходя, они столкнулись с миссис Твинхоу.

— Что-то срочное, Беа? — спросила королева, нахмурившись.

Миссис Беа присела в реверансе и обмахнулась веером.

— Боюсь, что да, Ваше Величество! Леди Грейс рассказала мне о горетраве, и я кое-что разузнала.

— Ах, вот как, — сказала королева. — Тогда ты вовремя, Беа. Мы слушаем.

Миссис Беа снова присела в реверансе.

— Я поговорила со всеми аптекарями Вестминстера и Лондона. Я знаю, никто из них не продал бы горетрава незнакомому человеку. И только у одного, у моего старого приятеля из Чипсайда, покупали его в последние дни.

— И ты разузнала, кто был покупателем, Беа? — резко спросила королева.

— Да, Ваше Величество, именно поэтому я так торопилась! Клянусь Богом, я бы никогда ничего не сделала вам во вред, Ваша Милость, ни за какие богатства!

— Я знаю, Беа, — мягко сказала королева, потому что миссис Беа выглядела очень расстроенной и судорожно стискивала руки.

— Это так ужасно, Ваша Милость, — продолжала миссис Беа. — Я и сама не поверила, когда услыхала! Я даже назвала аптекаря лгуном, и он обиделся…

Пока миссис Беа собиралась с мыслями, королева нервно стучала пальцами по подлокотнику трона.

— Аптекарь сказал, что за горетравом приходил высокий худой лакей в плаще. Когда он вынимал кошелек, плащ распахнулся, и аптекарь разглядел его ливрею. Это был лакей лорда Уорси…

Наступила гнетущая тишина, которую нарушила Ее Величество.

— Это невозможно! — воскликнула она. — К тому же леди Грейс и эта девочка, Элли, обошли все персональные апартаменты, в том числе апартаменты лорда Уорси. И ничего не нашли!

— Это правда, миссис Беа, — подтвердила я. — Желтого порошка нигде не было!

При этих словах мой дядя, доктор Кавендиш, вздрогнул.

— Но Грейс, — сказал он изумленно, — порошок горетрава не желтый, дорогая, он зеленый!

Я застыла, открыв рот.

Миссис Беа энергично закивала:

— Да, моя милая, чистый горетрав зеленого цвета. Это если его смешать с вином, он становится желтым и оставляет такие следы, что их и десятидневная моча не берет!

Мы с Элли видели зеленый порошок в комнате лорда Уорси и зеленые пятна у него на манжетах. С бьющимся сердцем я сообщила об этом королеве.

На мгновение она застыла словно статуя, лицо ее было точно высечено из мрамора. Потом громко крикнула:

— Мистер Хэттон!

Один из ее личных гвардейцев просунул голову в дверь. Я заметила, как за дверью, в коридоре, мелькнула Элли, видно, надеявшаяся, что ее не заметят и не отошлют прочь на самом интересном месте. Наверняка и Мазу там был и подслушивал!

— Пригласите лорда Уорси в приемный зал, и немедленно! — приказала королева.

Мистер Хэттон мгновенно испарился. Мы все застыли и ждали — я, миссис Беа, дядя Кавендиш, королева…

Я стискивала руки, мысли мои прыгали. Да, все сходится… Но почему он это сделал? Зачем лорд Уорси отравил сэра Джеральда, своего собственного племянника? В голове не укладывалось!

Наконец мистер Хэттон вернулся и доложил:

— Лорд Уорси!

Лорд Уорси выглядел очень усталым и взволнованным.

— Милорд, — начала королева официальным тоном, — я получила достоверные сведения о том, что один из ваших лакеев недавно приобретал горетрав, а также о том, что горетрав видели в ваших апартаментах!

Лорд Уорси побледнел, веки его затрепетали. На мгновение он утратил дар речи. Потом прокаркал:

— Ваше Величество!?

— Да, милорд, горетрав! — повторила королева. — Вы это отрицаете?

— Безусловно, Ваше Величество! Это лишено всякого смысла! Кто только посмел донести до вашего слуха столь жестокую и коварную ложь… что я, лорд Уорси, могу иметь какое-то отношение… Какая отвратительная шутка… — бормотал лорд Уорси.

— Ваше Величество, могу я кое-что спросить у лорда Уорси? — нерешительно вставила я.

Королева кивнула.

Лорд Уорси взглянул на меня.

— Что? Что вы здесь делаете? Это вас не касается, вы всего лишь фрейлина!

— Нет, касается, милорд! — воскликнула королева. — Равно как и меня!

— Милорд, у вас должно быть зеленое пятно от горетрава на манжете. Не могли бы вы показать нам свои рукава? — спросила, замирая от волнения, я.

Лицо лорда Уорси стало холодным и надменным. Он вытянул обе руки:

— Прошу вас. Убедились? На моих манжетах нет никаких пятен!

Сердце у меня оборвалось. Лорд Уорси успел переодеться, и теперь все улики канули в прачечную!

И тут в дверь робко постучали.

— Кто там еще? Мы заняты! — рявкнула королева.

В комнату боком протиснулась Элли, безостановочно приседая в реверансе и кивая головой, точно голубь.

— Гм… — начата она. — я тут… подслушала под дверью… да и думаю — надо признаться… я намедни была занята малость другим делом… вот и не успела постирать…

С этими словами она достала из-за спины отвратительного вида мужскую рубашку.

Сердце мое подпрыгнуло.

— Элли, это она? Та самая? Лорда Уорси?

Элли кивнула и снова присела в невообразимо почтительном реверансе.

— Абсурд! — вскричал лорд Уорси. — Меня что, обвиняют фрейлина и прислуга!?

Но лицо его было абсолютно серым.

— Спокойно, милорд, — пугающе холодно произнесла королева.

Атмосфера в комнате стала такой тяжелой, что даже птицы в клетках замолчали, и не было слышно ни звука.

Все так же кивая, словно голубь, Элли подошла поближе и развернула рукава рубашки так, чтобы всем было видно.

На одной из манжет было зеленое пятно.

— Что скажете, милорд? — потребовала Ее Величество.

— Э-э… — протянул лорд Уорси, — это просто шпинат от вчерашнего ужина!

— Голову даю на отсечение, что это не шпинат! — торжественно изрекла миссис Беа.

Она подошла к столу, взяла кувшин с вином и капнула из него на манжету. Красное вино впиталось в зеленый след, и пятно на глазах стало желтеть.

— Горетрав, Ваше Величество, — уверенно заявила миссис Беа.

— А теперь меня обвиняет эта ведьма!? — вскричал лорд Уорси. — Где же Ваша хваленая справедливость, Ваше Величество!?

— Это горетрав, — подтвердил мой дядя Кавендиш. — Вне всякого сомнения!

— А теперь слушайте внимательно, лорд Уорси, — сказала королева, приподнимаясь на троне. — Вы верно служили мне, и я считала вас своим другом! — Голос ее сорвался. — Или вы сейчас же, — немедленно! — прекратите мне лгать и честно расскажете о том, что произошло, или я отправлю вас в Тауэр, клянусь Богом, и передам в руки мистеру Нортону, королевскому мастеру пыток. Вы меня поняли, милорд? — последние слова королева не произнесла. Она их прорычала.

При упоминании о мистере Нортоне все вздрогнули.

Лорд Уорси взглянул на королеву, и тут словно что-то сломалось у него внутри. Он опустился на колени и уронил голову. В тишине мы услышали его шепот:

— Да, это был горетрав…

Я не могла вздохнуть. Неужели он… Неужели…

— Для вашего собственного племянника, лорд Уорси? — уточнила королева.

Нет! — воскликнул лорд Уорси. — Я не собирался… — Он вздохнул, потом продолжил ровным и невыразительным голосом:

— Горетрав предназначался лорду Роберту. А подозрение должно было пасть на сэра Чарльза… Было ясно, что леди Грейс предпочитает лорда Роберта, к тому же она часто проводила время с сэром Чарльзом. Я не мог позволить ей выйти замуж за кого-либо, кроме моего племянника. И я подсыпал горетрав в бокал лорда Роберта, а остатки яда собирался подложить сэру Чарльзу. И все бы шло по плану…

Лорд Уорси закрыл лицо руками.

— Но на балу Джеральду вздумалось выставить себя дураком, и вы предложили ему выпить из бокала лорда Роберта. Я был в ужасе, но не мог же я приказать ему ослушаться вашего повеления?

Лорд Уорси рассмеялся — ужасным, пустым и горьким смехом.

— Представьте себе мое состояние, когда выяснилось, что мой бедным Джеральд зарезан, а не отравлен, нет, и более того, что подозрение пало на лорда Роберта!

Он повернулся ко мне, глаза его сверкали.

— Конечно, после того, как разнеслась весть о смерти Джеральда от кинжала, а не от яда, я отказался от мысли подложить горетрав сэру Чарльзу…

Мне стало очень грустно, и я опустила глаза.

— Но лорд Уорси, — сказала королева, — почему было так необходимо, чтобы леди Грейс вышла за вашего племянника?

— Так ни она, ни кто-либо другой не узнал бы… — еле слышно прошептал лорд Уорси.

— Не узнал чего? — голос королевы был холоден, как сталь. Думаю, она уже знала, что последует дальше, хотя я — нет.

— Что у леди Грейс нет ни состояния, ни земель.

Мне показалось, что меня саму пырнули ножом. Я не могла даже вдохнуть! Мой опекун, лорд Уорси, который считался моим другом и хранителем!

— Объяснитесь! — процедила королева.

— Когда год назад я принял опекунство над леди Грейс, я был в долгах, — начал лорд Уорси, — и решил поправить свое финансовое положение и заложить земли леди Грейс, однако это не изменило состояние моих дел. Через месяц просрочки кредиторы отказали мне в праве их выкупа, и земли леди Грейс были потеряны. Поэтому нельзя было допустить ни малейшей возможности, чтобы леди Грейс вышла за лорда Роберта или сэра Чарльза, и все обнаружилось. Только Джеральду я мог довериться, зная, что он меня не выдаст… — Лорд Уорси глубоко вздохнул.

Меня тошнило, живот бурлил. Лорд Уорси украл наследство, которое оставили мне родители, а потом попытался женить на мне своего племянника, чтобы скрыть это? Я не могла поверить! И Мэри с леди Сарой не могли. Они обе уставились на меня, а в глазах Мэри стояли слезы сочувствия. И вдруг лица их закружились передо мной, как колеса кареты…

Миссис Беа взяла меня за руку:

— Сядьте, дорогая!

Я плюхнулась на скамью, а она пригнула мне голову. Кружение в животе стало потише. Я что, чуть не упала в обморок? Ужас как неприлично, точно леди Сара! Я дважды сглотнула и отпила вина, которое подала мне миссис Беа.

— Прошу вас, Ваше Величество, умоляю… Я был вынужден так поступить! Я не мог позволить, чтобы обнаружилось… — голос лорда Уорси звучал душераздирающе жалобно.

— Вы были вынуждены отравить лорда Роберта, чтобы скрыть, что обокрали леди Грейс? — возмутилась королева. — Вот, значит, как, милорд, вынуждены!

— Я…

— Никто вас не вынуждал, — Ее Величество покачала головой. — Вы могли прийти ко мне сразу, как только запутались в долгах, и я бы вам помогла. Вы получили бы деньги честно и открыто. И при Дворе не случилось бы нового убийства!

— Пожалуйста, Ваше Величество…

— Мистер Хэттон, позовите стражу! Пусть лорда Уорси доставят в Тауэр по обвинению в убийстве, растрате, лжи и подверганию угрозе жизни королевы!

Озадаченный гвардеец увел лорда Уорси.

А я все сидела на скамье, ожидая, пока моя голова перестанет кружиться. И вдруг начала плакать, что было очень досадно и неприлично. Я не хотела, но просто не могла больше сдерживаться! Все было так ужасно!

Подбежала Элли и обняла меня. Мэри Шелтон тоже подошла и вложила мне в руку чистый платок, чтобы я высморкалась.

А я осознала еще одну ужасную вещь, и желудок у меня свернулся в комок.

— Ваша Милость, теперь, когда у меня больше ничего нет, я должна буду покинуть Вас? — спросила я королеву, думая, что сердце у меня вот-вот разорвется.

Королева подошла, шурша дамастом, и притянула меня к себе, так что драгоценные камни на ее лифе слегка царапнули мне щеку.

— Что ты, Грейс, конечно же, нет! Ты моя самая любимая крестница и фрейлина! Ты можешь оставаться при дворе столько, сколько захочешь!

— По крайне мере, теперь ты сможешь выйти замуж за лорда Роберта, — весело сказала миссис Беа, видно, стараясь меня утешить.

— Ни за что! — возмутилась я. — Ему были нужны только мои деньги! К тому же я поняла, что он просто идиот!

— Абсолютно с тобой согласна, — улыбнулась королева.

Это меня так обрадовало, что я приподнялась и поцеловала Ее Величество в щеку:

— Значит, теперь мне можно не выходить замуж?

— Можно, Грейс, можно, — ответила королева. — Во всяком случае, не сейчас. Хотя со временем, может быть, ты и захочешь…

Во всей этой суматохе Мазу тоже проскользнул в комнату.

— Зато теперь наверняка к вам будут свататься по любви, а не из-за денег! — заявил он. — Так что может, оно и к лучшему, что вы больше не богаты, леди Грейс?

— Совершенно верно, — улыбнувшись, согласилась королева. — Отлично сказано, Мазу!

Правду говорят, что ее улыбка — волшебная. Сразу чувствуешь себя в тепле и безопасности!

Королева взяла мои руки в свои.

— Леди Грейс, я несказанно благодарна за все, что ты сделала за эти несколько дней. Ты — простая фрейлина, к тому же совсем юная, с помощью своих друзей спасла жизнь сэру Чарльзу, разоблачила козни его брата и нашла убийцу сэра Джеральда. Не всякому мужчине из моего окружения это под силу! Так что будь уверена, я не оставлю тебя, награжу по заслугам и найду более достойного хранителя твоему состоянию!

Я кивнула и шепнула ей на ухо:

— И я могу Вам помочь, Ваше Величество, раскрывать тайны Двора!

Королева засмеялась и тоже прошептала:

— Ты будешь моим тайным осведомителем! Берегитесь, злодеи!

Я была в восторге! Ведь осведомитель — это тот, кто выслеживает врагов государства и королевы, разоблачает шпионов и убийц. Это так интересно!

— Но будь осторожна, Грейс, — предупредила меня королева, слегка нахмурившись. — Я все-таки считаю, что моя фрейлина должна вести себя так, как подобает ей по рождению. Больше никаких ночных путешествий по реке… без крайней необходимости….

— Хорошо, Ваше Величество, — покорно ответила я.

Тогда королева снова улыбнулась, прижала меня к себе, а потом отослала в наши покои, а миссис Беа сделала мне горячий поссет, чтобы я крепче уснула (который я до сих пор не выпила, и он, наверное, остыл!). Его мне принесла Мэри Шелтон и даже поделилась своим замечательным миндальным печеньем. А я и не знала, что она такая добрая! И даже леди Сара была ничего себе… Я чувствую себя так странно, вдруг перестав быть богатой, но…

Снова пришлось прерваться — ко мне заглянули сэр Чарльз и доктор Кавендиш.

Сэр Чарльз выглядел (и пах!) гораздо лучше. Он переоделся, побрился, его синяк был чем-то смазан.

— Леди Грейс, — сказал он, — правда ли что лорд Уорси растратил всё ваше состояние?

Я кивнула, вздохнув.

— Но королева обещала мне помочь и еще она сказала, что не станет отсылать меня от Двора!

— Моя дорогая леди Зеленые рукава, — улыбнулся сэр Чарльз, — знаете ли вы, что если случается убийство, все деньги и вся собственность убийцы переходят к ближайшему родственнику жертвы?

Я кивнула. Да, я об этом слышала, по какое это имеет отношение ко мне?

— Так вот, — продолжал сэр Чарльз. — Отец сэра Джеральда был кузеном моей матери, так что я его наследник. Кроме того, я наследую все земли лорда Уорси.

Я непонимающе уставилась на него. Я слишком устала, чтобы во всем этом разобраться!

— Вы?

— Да, — подтвердил сэр Чарльз. — И земли лорда Уорси, я убежден в этом, стоят гораздо больше, чем ваши, даже при том, что он плохо ими управлял. А я, в отличие от него, дела держу в порядке и достаточно богат, чтобы обеспечить все свои нужды, — он перевел дыхание. — Завтра я увижусь со своим нотариусом, и когда мы всё уладим с бумагами, я сделаю так, чтобы всё, что мне достанется от лорда Уорси, перешло к вам в качестве компенсации за совершенную им растрату.

— Правда? — изумилась я.

Он кивнул, и глаза у него сияли.

— Но почему? — вырвалось у меня.

Сэр Чарльз ласково улыбнулся мне.

— Дорогая моя, я знаю, что вы меня не любите, но тем не менее, из чувства сострадания и справедливости вы спасли мне жизнь! И разве я могу поступить иначе и зародить в вас мысль, что вы сделали это напрасно?

Ну и дела! Сэр Чарльз Эймсбери передаст мне земли лорда Уорси и даже постарается выкупить мои собственные! И еще он сказал, что попросит королеву назначить себя моим опекуном и как следует позаботится о моем состоянии. Только что я была бедна, как церковная мышь, и вот снова богата!

Может, когда-нибудь я и выйду замуж, но только по любви. Мама всегда говорила, что любила папу, и что им было очень хорошо вместе, хоть это продолжалось так недолго.

А пока я останусь просто леди Грейс Кавендиш, фрейлиной и тайным осведомителем Ее Величества королевы Елизаветы I.

Уверена, мама гордилась бы мной, а это для меня самое большое счастье!

Продолжение следует…

 

Толковый словарик

Аллах — Бог мусульман.

Бедлам — главный сумасшедший дом в Лондоне во времена Елизаветы I.

Безоар — твердое вещество из козьего желудка, безуспешно использовавшееся во времена Елизаветы I как противоядие.

Белладонна — ядовитое растение с очень сильным и резким запахом. Обычно растет на пустырях.

Бренди — крепкий алкогольный напиток.

Вёрджинал — музыкальный инструмент, предшественник спинета и клавесина, но в отличие от них был переносным. Королева Елизавета I обладала поразительным музыкальным дарованием и могла играть на нескольких музыкальных инструментах.

Вольта — старинный парный танец, возникший в Италии. В вольте кавалер проворно и резко поворачивает высоко в воздухе танцующую с ним даму, обнимая ее за талию.

Вставка — кусок узорчатой или вышитой ткани, который прикреплялся к основной, второй юбке так, чтобы он виднелся в разрезе верхней, первой.

Вышивка — очень популярное и повсеместное занятие в елизаветинские времена. Вышивкой покрывали одежду, обувь, шкатулки и книги, мебель. Королевские фрейлины занимались рукоделием в специально отведенные часы, или в свое свободное время. Елизавета лично проверяла их работу, поскольку сама была прекрасной рукодельницей.

Гардеробная комната — одновременно специальное подразделение королевского двора, к которому относились портные и обувщики королевы, а также помещение, что-то вроде сокровищницы с нарядами королевы, за которой следили специальные служащие. Гардероб как предмет мебели появился также примерно в это время.

Гофмаршальский совет — группа особо приближенных к королеве вельмож. Гофмаршальский совет собирался и проводил расследование в случае чьей-либо смерти, произошедшей на расстоянии одной мили от королевской персоны.

Гизы — аристократический род во Франции, ярые католики, одни из организаторов Варфоломеевской ночи (1572 г.), когда во Франции за одну ночь были зарезаны тысячи протестантов.

Горетрав — вымышленное ядовитое растение, не существующее в природе.

Гугеноты — французские христиане-протестанты.

Дамаст — плотная узорчатая хлопчатобумажная ткань, на блестящей поверхности которой располагается матовый рисунок. Впервые ее начали изготавливать в Дамаске (Сирия), отсюда и такое название.

Денник — помещение для временного содержания лошадей.

Дамская обувь — во времена Елизаветы не отличалась большим разнообразием. Дома носили домашние тапочки-носки slippers, на балах — туфли-лодочки. В качестве обуви для улицы использовали туфли на высокой пробковой подошве, напоминавшие деревянные «венецианские подставки» — «цоколи». Они присоединялись к туфлям ремешками и были необходимы для защиты платьев от уличной грязи.

Дублет — узкая мужская одежда на подкладке, которую носили поверх рубашки.

Женская одежда — требовала очень много времени. Сначала надевали сорочку, за ней шла нижняя юбка. После этого надевали корсет на шнуровке с планшетками. Иногда планшетки были железными, напоминая латы, а во французских корсетах — костяными. Далее шел каркас для юбки. Затем надевали платье, состоявшее из двух частей — лифа и юбки из дорогого материала. Сверху придворные дамы надевали фарзингейл.

«Зеленые рукава» — (Greensleeves) — романтическая баллада. Ее автором чаще всего называют английского короля Генриха VIII, который якобы адресовал эти стихи своей возлюбленной Анне Болейн.

Камзол — облегающий мужской пиджак длиной до колен.

Камеристка — служанка знатной дамы.

Киноварь — минерал красного цвета, а также краска из этого минерала, использовавшаяся для изготовления румян.

Королевская гвардия — (или личная стража королевы) — молодые вельможи, задача которых состояла в том, чтобы защищать королеву от нападения.

Корсет — широкий пояс до уровня груди, стягивающий талию и живот для придания фигуре определенной формы.

Косметика — не употреблявшие косметику женщины во времена Елизаветы считались непривлекательными, при этом многие из них страдали дефектами кожи и стремились их скрыть. Дамы и девицы обильно покрывали лицо белилами и румянами, обесцвечивали волосы, выщипывали и чернили брови и красили губы в красный цвет. Чтобы предохранить лицо от вредного воздействия солнца и чтобы дождь не смыл краску с их лица, они носили специальные маски. Большинство косметических средств наносили толстым слоем вместе с белком яйца, что создавало эффект легкой полировки и делало кожу похожей на гладкий мрамор.

Лиф — верхняя часть женской одежды, как правило, на шнуровке.

Мадригал — музыкальное произведение, исполняющееся на несколько голосов; во времена Елизаветы мадригалы были в большой моде.

Марципан — кондитерское изделие из миндального теста.

Мигрень — сильная головная боль.

Ночная рубашка — предмет одежды, который во времена Елизаветы I предназначался вовсе не для сна — спали тогда в сорочках. Как женщины, так и мужчины носили ночные рубашки в качестве утреннего или ночного наряда, как сегодня надевают халат. Поэтому их шили из дорогой ткани, чаше всего атласа, и покрывали вышивкой.

Опий — болеутоляющее и снотворное средство, добываемое из головок мака. Вызывает галлюцинации.

Оспа — заболевание, сопровождающееся сыпью, после которой остаются рубцы. Вплоть до изобретения прививок оно считалось почти смертельным, поскольку выживших было очень мало.

Павана — пышный и торжественный танец испанского происхождения, от латинского слова «павлин».

Паписты — просторечное название католиков.

Парча — плотная узорчатая шелковая ткань, расшитая золотыми или серебряными нитями.

Паслен — ядовитое растение.

Парижский Сад — место увеселений в Лондоне времен Елизаветы I, где было множество всякого рода развлечений.

Персональные апартаменты — жилые помещения, которые выделялись придворным по личному распоряжению королевы.

Подвязки — узорчатая, украшенная кружевом резинка или тесьма для подвязывания чулок.

Поссет — горячий напиток из подслащенного, приправленного специями молока, разбавленного элем или вином.

Придворная дама — знатная дама, входившая в свиту королевы и составлявшая ей компанию.

Приемный зал — зал, в котором королева принимала подданных. Фрейлины сидели на покрытых подушками скамьях вдоль стен зала.

Реверанс — почтительный поклон с приседанием.

Религиозные войны — войны между католиками и гугенотами во Франции XIV века.

Рукава — во времена Елизаветы I не пришивались, а пришнуровывались к лифу платья или камзола, и не крест-накрест, а «через край».

Синеголовник — приморское растение с большим содержанием витаминов, использовалось как пища и как лекарство.

Скрупул — мера аптекарского веса, чуть больше 1 грамма.

Сонет — стихотворение в четырнадцать строк из двух четверостиший и двух трехстиший.

Стульчак — туалетный деревянный стул с крышкой. Однако в 1569 году в Англии был изобретен ватерклозет с верхним бачком для слива воды и «каменным сидением для туалета». Его автором стал Джон Харрингтон, поэт, придворный и племянник Елизаветы: его отец был женат на незаконной дочери Генриха VIII.

Столовые приборы — во времена Елизаветы могли позволить себе немногие. Ложки, хоть и были широко распространены, ценились очень высоко, их хранили в специальных футлярах. Вилки появились в Англии только к концу правления Елизаветы I. Мясо уже резали не кинжалами, а ножами с остроконечными или клинообразными лезвиями. Традиция, согласно которой гости должны были приходить на званый обед со своими ножами, постепенно ушла в прошлое.

Тауэр — замок-крепость в Лондоне, главная государственная тюрьма.

Торжественный наряд — гаун (gown, англ.) — парадная одежда. Дамский гаун представлял собой верхнее платье из тяжелой ткани с узким облегающим лифом, который повторял формы корсета. Каркас для юбки делали из металла и покрывали его натяжной юбкой. Сверху надевали фарзингейл. Полы юбки гауна спереди расходились усеченным треугольником, и между ними была видна узорчатая ткань нижнего платья — котт.

Уайтхолл — королевский дворец в Лондоне.

Фарандола — французский танец, в котором танцующие, держа друг друга за руки, образуют цепочку, и, следуя за ведущим, исполняют самые разнообразные движения под аккомпанемент флейты и тамбурина.

Фарзингейл — английский вариант металлического каркаса для юбки (XVI век) в форме большого плоского срезанного спереди овала. Такой вариант фарзингейла имели право носить лишь королева и придворные дамы, но только в особо торжественных случаях.

Флит — долговая тюрьма в Лондоне.

Фрейлина — юная девушка, входившая в свиту королевы, оказывавшая ей мелкие услуги.

Цинга — заболевание десен, вызванное недостатком витамина С.

Чума — смертельная болезнь, разносчиками которой являются крысы.

Шайтан — в исламской мифологии злой дух, Сатана.

Шемизетка — вставка-манишка из тонкой белой ткани, заменявшая верхнюю часть лифа платья; завязывалась подмышками. Для парадной одежды ее часто украшали вышивкой и драгоценными камнями.

Шлейф — у длинного женского платья волочащаяся сзади удлиненная часть подола.

Щелочь — едкое химическое соединение, входило в состав мыла.

 

Примечания автора

Истории о леди Грейс Кавендиш — выдумка, но некоторые из их героев существовали в реальной жизни.

Помимо королевы Елизаветы I это миссис Чемперноун, Френсис Дрейк, Мэри Шелтон. Настоящая Мэри Шелтон однажды имела смелость подшутить над королевой — и получила пощечину! Но обычно королева была добра к своим придворным.

Придворные дамы и фрейлины не являлись прислугой королевы — все они происходили из знатных семей и были ее подругами и компаньонками. Официально звание «леди» носили те дамы и девицы, чьи отцы или мужья имели определенный высокий титул.

Часто знатных юных девушек присылали ко Двору чтобы там они могли найти себе богатых супругов. Елизавета была очень требовательна и строга к поведению, манерам и нравам своих фрейлин, и с любовными похождениями при дворе было строго. Встречаться с молодыми людьми девушкам в те времена КАТЕГОРИЧЕСКИ запрещалось! А выходить замуж было принято только за того, кого выбирали родители.

В эпоху Елизаветы I жили многие известные люди, например, драматурги-поэты Уильям Шекспир и Кристофер Марлоу. Именно тогда знаменитый мореплаватель сэр Фрэнсис Дрейк, которого называли «пиратом королевы», совершил кругосветное путешествие, одновременно не прекращая набегов на испанские колонии в Южной Америке, а один из любимых придворных Елизаветы, сэр Уолтер Рэйли, основал первую английскую колонию в Северной Америке.

О нарядах

Наряды во времена Елизаветы I были очень дорогими. Даже обычная одежда стоила недешево, потому что процесс ее изготовления был очень сложным и трудоемким — надо было спрясть нить, соткать и покрасить ткань. Одежду любой сложности шили тогда вручную, швейные машинки были изобретены гораздо позже, в XIX веке, но зато в XVI веке в Англии были изобретены машины дли вязании чулок!

Бедняки ходили в обносках; у обычных людей было, как правило, одно платье, у людей побогаче — два или три. Настоящие богачи могли иметь и десять, и двадцать разных комплектов одежды, и изо всех сил старались перещеголять друг друга.

Цена наряда вельможи, украшенного драгоценными камнями, золотым позументом, вышивкой и кружевами была просто фантастической. Однажды сэр Уолтер Рэйли, поэт, историк и мореплаватель, бросил в грязь свой роскошный плащ, чтобы дать пройти по нему королеве. Это то же самое, что в наше время врезаться в дерево на новеньком «феррари», в надежде произвести впечатление на Мадонну!

 

Елизавета и ее время

Комментарии к русскому изданию

В истории каждой страны существует миф об идеальном правителе, олицетворяющем нацию. В России это царь Петр I, во Франции — император Наполеон, в Англии — королева Елизавета I.

Королева Елизавета I Английская — одна из двух главных героинь серии книг о Грейс Кавендиш — персонаж исторический.

Король Генрих VIII Тюдор, ее отец, известен тем, что у него было шесть жен.

Первый раз он женился на Катарине Арагонской, дочери испанского короля и ярой католичке. Из шестерых королевских отпрысков выжила только одна девочка — Мария. Для Генриха это было катастрофой — ему был необходим сын, наследник, ибо никто в те времена и представить себе не мог, что Англией способна править женщина!

По этой причине Генрих решил развестись с Катариной и жениться на своей возлюбленной, Анне Болейн, красивой и умной женщине из знатного и богатого рода, которая к тому моменту уже была беременна. Но для развода и нового брака королю было необходимо разрешение Папы Римского. Дело о расторжении брака было передано на рассмотрение в Рим в 1529 году, однако только через четыре года папский двор вынес решение, и это был отказ.

В ноябре 1529 года начал заседать английский парламент. Им были приняты законы, в результате которых английская церковь фактически отделилась от Рима. Генрих VIII разорвал все отношения с католической церковью. Он изменил заложенный в древности характер взаимоотношений церкви и государства, провозгласил себя главой Англиканской протестантской церкви и объявил протестантизм государственной религией. Но многие знатные и богатые семейства юга Англии, в том числе Шотландия остались верны католицизму.

Брак между Катариной Арагонской и Генрихом был признан недействительным, и она была сослана в один из отдаленных дворцов.

После этого Генрих VIII официально женился на Анне Болейн, и у них родилась дочь, Елизавета, которую воспитали в протестантской вере. Анна Болейн заставила Генриха официально объявить Елизавету законнорожденной, и ради нес внести изменения в закон о перворождении, согласно которому отцу наследовал старший сын.

Позже, когда Анна Болейн родила мертвого мальчика, Генрих решил жениться в третий раз, потому что не оставил свои мечты о наследнике-сыне. Он ложно обвинил Анну Болейн в супружеской неверности. Она была заключена в Тауэр и через несколько месяцев казнена. А трехлетнюю Елизавету объявили незаконнорожденной и лишили права престолонаследия. Генрих VIII много раз менял свое решение о наследниках, и юной принцессе то даровали, то отбирали права на трон.

Третья жена Генриха VIII, Джейн Сеймур, родила ему сына Эдварда и умерла от родовой горячки несколько недель спустя. Сам Эдвард был болезненным ребенком, и королю требовался еще один наследник-мальчик. Кстати, юный Эдвард стал прототипом принца из повести Марка Твена «Принц и Нищий».

У четвертой жены Генриха VIII, Анны КлевскоЙ, детей не было. Поскольку это был дипломатический брак, и Анна не любила Генриха, она согласилась на развод.

У пятой жены Генриха, Катерины Ховард, тоже не было детей. Как и Анну Болейн, ее обвинили в супружеской неверности и казнили.

Но и шестая жена Генриха, Катерина Парр, не родила Генриху VIII наследников, хотя пережить своего супруга и остаться живой ей удалось!

Генри VIII умер в 1547 году, и в соответствии с законом о перворождении на престол взошел принц Эдвард. Он умер совсем юным в 1553 году.

Следующей наследницей Генриха VIII была дочь Катарины Арагонской Мария, или Мария I, получившая прозвище Мария Кровавая, позже ставшая супругой короля Испании Филиппа II. Она была ярой католичкой, и сожгла на кострах множество испанских еретиков и английских протестантов, убежденная, что таким образом спасает их души.

Во времена правления Марии Кровавой жизнь принцессы Елизаветы постоянно висела на волоске. Она была заключена в Тауэр, где на время ей пришлось принять католичество.

После многих лет лишений и преследований, в 1558 году она взошла на трон своего отца вполне законно, после смерти бездетной Марии, по праву наследования. День ее воцарения — 17 ноября — со временем превратился в национальный праздник, отмечавшийся вплоть до XVIII века как «день рождения нации» и торжества протестантизма.

Елизавета правила Англией вплоть до самой своей смерти в 1603 году. Однако обстоятельства ее рождения и тот факт, что король, разведясь с ее матерью, первоначально лишил ее права на престол, делало положение королевы очень сложным и шатким. Все 45 лет ее царствования были полны заговоров, интриг и козней претендентов, оспаривавших у нее права на власть.

Елизавета I Английская была выдающейся женщиной, и именно во время ее правления Англия добилась мирового могущества. Не зря эта эпоха названа многими английскими поэтами и драматургами «Золотым веком».

Елизавета I любила повторять, что она «замужем за Англией». При Дворе постоянно обсуждались так называемые «брачные игры» королевы. Не собираясь выходить замуж в реальности и делиться с кем-нибудь своей властью, Елизавета I почти все время находилась в состоянии «обручения» с каким-нибудь иностранным принцем или знатным вельможей. Например, сватовство французского герцога Алансонского безрезультатно длилось 10 лет! А в 1527 году к ней заочно сватался даже царь Иван Грозный! В целях сохранения политического «баланса» между Францией и Испанией, Елизавета умело пользовалась тем, что ее руки искали многие монархи Европы, надеявшиеся получить вместе с ней и английский престол.

В сердцах английских вельмож тоже жила надежда на брак со своей сиятельной повелительницей, и Елизавета этим пользовалась в своих целях — мужчины, влюбленные в нее, делались покорнее, становясь надежными помощниками. Но в душе Елизавета презирала мужчин, понимая, что по-настоящему всем этим блистательным кавалерам нужна не она сама, а ее власть.

Так, многолетний фаворит Елизаветы, Роберт Дадли граф Лейстер, за которого она в действительности чуть было не вышла замуж, когда королева тяжело заболела оспой, с нетерпением ждал ее смерти в сопровождении нескольких тысяч вооруженных приспешников, надеясь захватить трон. Так что не напрасно Елизавета I никогда не помышляла о браке серьезно!

Однако личная заинтересованность приближенных в «особой благосклонности королевы» создавала при Дворе обстановку постоянного соперничества, всеобщей ненависти и склок. Все интриговали и подсиживали друг друга. При Дворе постоянно вспыхивали мелкие и крупные заговоры, что грозило личной безопасности королевы.

Не напрасно Елизавета I учредила тайную службу по расследованию преступлений против государства и короны. Ею руководил талантливый мастер шпионажа сэр Френсис Уолсингем. Его люди, наделенные особыми полномочиями, выслеживали католических священников, заговорщиков, убийц. Но, судя по осведомленности Елизаветы I о делах в государстве, у нее было много и других осведомителей. Как знать, возможно, среди них была и такая леди, как Грейс Кавендиш!

 

Об авторе

Патрисия Финней (Patricia Finney) написала свое первое произведение, когда ей было всего семь лет, а когда ей исполнилось восемнадцать, первый роман Патрисии был признан в Великобритании лучшей книгой года.

После окончания колледжа Патрисия Финней изучала историю в Оксфорде, поэтому неудивительно, что действие большинства ее книг происходит в XVI веке — эпоху правления династии Тюдоров, ее любимом периоде английской истории.

На материалах этого времени она создала несколько захватывающих исторических детективов для взрослых, а в 2004 году в свет вышла первая книга серии «The Lady Grace Mysteries» (в русском издании «Дневник тайн Грейс»), написанная Патрисией Финней от имени леди Грейс Кавендиш — юной фрейлины королевы Елизаветы I.

Помимо увлекательной интриги, все «дневники» Грейс содержат много исторических фактов и захватывающих подробностей и пользуются заслуженным интересом не только у юных, но и у взрослых читателей.