Опорочение матерей
Учение о «шизофреногенной матери» имело для родственников больных шизофренией такие же фатальные последствия, как с легкостью употребляемое обозначение болезни «шизофрения» в качестве метафоры для самих больных. Тот факт, что такое понятие вообще могло возникнуть, показывает, как долго психиатрия безжалостно относилась к родственникам своих пациентов. Она рассматривала их как помеху, как дополнительную нагрузку, затрудняющую формирование отношений между врачом и пациентом, как соучастников в причине заболевания. Нагрузка, которую испытывают близкие в связи с заболеванием одного из членов семьи, их нужда в помощи и их выдающееся значение как сотрудников в терапевтическом процессе были осмыслены значительно позже. Для того чтобы понять это, необходимы некоторые историко-психиатрические отступления.
От изучения семьи — к ее диффамации
В течение долгого времени психозы из круга шизофрении считались «чисто» наследственными заболеваниями или, по крайней мере, «эндогенными» расстройствами, в отношение которых с уверенностью можно говорить о том, что необходимо искать их органическую основу. Эти подходы изменялись по мере распространения психодинамически-ориентированных методов психотерапии, и в первую очередь — психоаналитического мышления. На этой основе исследование шизофрении обрело новые стимулы. Семья и характер взаимоотношений ее членов оказались в центре внимания. Позднее, в 60-е годы, господствовало мнение, что корни шизофрении наконец-то найдены. Ее психодинамическое изучение настоятельно требовало накопления богатого материала, который подтверждал бы причины возникновения этих расстройств в семье. Отношение пациента к отцу и матери, его взаимоотношения с братьями и сестрами и даже с дедушками и бабушками представляли, согласно господствовавшим в то время представлениям, основные условия возникновения психического заболевания. Как следствие социологических и психодинамических исследований шизофрении, «шизофреногенная» мать превратилась в недочеловека. Утверждалось, что она своим двойственным — одновременно доброжелательным и враждебным — поведением и «гиперопекой» подталкивает ребенка к психозу. Эти преодоленные ныне представления были в свое время широко распространены и являлись общим достоянием. Таким образом, близкие больному люди превратились в глазах психиатров почти что в «неуправляемых». Отсюда последовала и острая необходимость в том, чтобы лечащие врачи приняли сторону больного. Они рассматривали семью глазами пациента. Они слушали только его. Отец и мать превращались в обвиняемых, в «козлов отпущения». В литературе, посвященной динамике семьи, больной представал как «жертва» семьи.
За этим научным направлением конца 50-х — начала 60-х годов последовало восстание молодого поколения против семьи. Политические стимулы студенческого движения были отчасти направлены против малых семей, в которых они видели корни больших духовных и социальных бед нашего времени. При таких предпосылках привлечение членов семьи больного к участию в его лечении было почти невозможно. При этом из поля зрения выпадало то обстоятельство, что в фазе выздоровления «жертва» должна будет вернуться в семью, что родственники являются теми единственными людьми, с которыми у больного еще сохранились межличностные отношения. Так же часто не обращалось внимания на то, что отношение близких к заболевшему члену семьи формировалось не только под влиянием «злой воли», а также в связи с тем, что еще кто-то из членов семьи страдал тем же заболеванием. Именно признание этого обстоятельства помогло сделать шаг от диффамации членов семьи к психотерапевтической работе по восстановлению семейной ситуации.
Фрида Фромм-Райхманн и «шизофреногенная мать»
Выражение «шизофреногенная мать» является нежелательным побочным эффектом нового значительного подхода — ранней попытки помочь больным шизофренией с помощью психотерапевтических методов. Пожалуй, наибольшая заслуга в психотерапии больных шизофренией принадлежит германо-американскому психоаналитику Фриде Фромм-Райхманн. С того момента, как в романе Ханны Грин «Я никогда не обещала тебе сада, полного роз» появилась доктор Фрид, она стала легендой. Ее публикации о психотерапии психозов актуальны и сегодня. И все же Фрида Фромм-Райхманн принесла безмерные страдания большому числу семей, в составе которых были больные шизофренией. Она и является автором унизительного понятия «шизофреногенная мать». Одновременно она стала жертвой собственных психотерапевтических убеждений, которые были тесно связаны с представлениями о психических/психосоциальных причинах, обусловливающих развитие шизофрении. Согласно им, болезнь развивается потому, что в детстве с ребенком что-то происходит «не так». И если верить этому, то ответ оказывается лежащим на поверхности: кто-то несет за это ответственность, кто-то был виноват. Кто же несет ответственность за развитие ребенка? Естественно, мать. Через сто лет после Фрейда этот вывод сродни рефлексу.
Но не только эта мрачная теория привела к обвинению, выдвинутому против матерей. Были и реальные, но односторонне интерпретированные наблюдения. Взаимоотношения между матерью и ее шизофренным ребенком ненормальны — так установило психиатрическое изучением семей. При этом не учитывалось, что совместное проживание с психически больным может быть таким тяжелым и обременительным, что «нормальные» отношения вряд ли возможны. Воодушевление от успехов, достигнутых психодинамической психиатрией за короткое время и потрясших основы естественнонаучной психиатрии целого столетия, создало иллюзию того, что открытие причин шизофрении — дело ближайшего будущего, — такие идеи были слишком соблазнительны.
Лишить очарования понятия нового учения не удалось: «двойная связь» и «псевдообщность» имеются повсюду, где люди идут рядом. («Двойная связь» — передача двух противоположных чувств: одного — открыто, другого — завуалированно. В качестве примера: неожиданный и неуместный в данный момент приход гостей, которых хорошо воспитанная хозяйка встречает радужной улыбкой, но в то же время завуалированно дает им понять, что охотно послала бы их туда, где раки зимуют.) Исследования шизофрении и семей больных, которыми с возрастающим энтузиазмом занимались авторы, ориентирующиеся на психоанализ, с научных позиций были развенчаны еще в начале 40-х годов, главным образом, по двум причинам. Во-первых, в исследованиях отсутствовали контрольные группы, т. е. семьи, в составе которых не было больных шизофренией; во вторых, до начала 70-х годов диагноз «шизофрения» устанавливался в США в два раза чаще, чем в Западной Европе. Поэтому есть все основания предполагать, что половина многочисленных исследований, проведенных в Северной Америке, касается семей, в которых, по современным диагностическим критериям, вовсе не было больных шизофренией.
Теодор Лиц, семья и шизофрения
Итак, мать больного в качестве «козла отпущения» стала именоваться «шизофреногенной матерью», а вскоре превратилась просто в «недочеловека» Знаменитые в ту пору книги Джона Розена (John Rosen 1953) и Л. Б. Хилла (L. B. Hill 1955, нем. изд. — 1958) ратовали за широкое распространение этой теории. Один из наиболее масштабных проектов исследования шизофрении и семьи, в составе которой есть больной, принадлежал Теодору Лицу (Theodor Lidz). Результаты его исследований были опубликованы в 1959 году на немецком языке в сдвоенном номере журнала Psyche и, казалось бы, свидетельствовали о победе учения о вине матери. Целесообразно бросить беглый взгляд на заключительную часть книги, написанной группой авторов: «Мир семьи больных шизофренией» (1965; нем. изд. Mett-Cotta 1979). Уже в оглавлении мы находим шесть ссылок на «шизофреногенную мать». Другие ссылки отражают преимущественно обесценивающую ее характеристику:
• матери отвергающие
• матери психопатические
• матери шизофренных дочерей
• матери слабые, пассивные, versus холодные и непреклонные
• матери, трудные в общении
• мать — дитя, симбиоз
Если внимательнее рассмотреть отдельные пассажи, то можно, например, прочитать следующее:
«Концепция о чрезвычайно вредно воздействующей любви в силу ее чрезмерной претензии на обладание, которая хотя и не отвергает ребенка, но является нереальной».
В том же тексте находим фразу, совершенно противоположную по содержанию, утверждающую, что
«отстранение матерью ребенка на первом году его жизни является показательным фактором в развитии шизофрении» (s. 38).
В отрывке о «матерях шизофренных детей» сказано:
«Теперь рассмотрим поведение матери одного мальчика, страдающего шизофренией. Ее можно считать образцом „шизофреногенной матери“. Вредное влияние ее поведения и ее личности очевидно. Почти невозможно себе представить, чтобы мальчик, которого воспитала эта женщина, не обнаружил серьезных расстройств или не заболел шизофренией. Она являет собой пример женщины, которая устремила буквально всю свою энергию на воспитание, приносящее, однако, только вред» (s. 48).
Это действительно сильное утверждение. И далее в том же духе, до выводов в конце главы:
«Наиболее яркий тип среди этих матерей — это женщина, производящая большое впечатление, почти психотическая или откровенно шизофренная, которую мы называем „шизофреногенной“. Описание этих женщин звучит неубедительно, бледно и недостаточно отражает действительность» (s. 82).
В главе «Супружеские отношения: раскол и искаженные взаимоотношения» содержится абзац «Иррациональность как семейная традиция», дополняющий эту тему:
«Мы считаем этих женщин-матерей шизофреногенными на основании того, как они эксплуатируют и используют сыновей для заполнения своей несложившейся личной жизни. Эти сыновья должны быть, по их убеждению, только гениями; за каждую их неудачу или неверный шаг, сделанный на протяжении жизни, ответственность должны нести другие» (s. 137).
В заключительной главе авторы представляют «Теорию шизофренных расстройств», в которой суммируются представленные выше «доказательства» и наблюдения:
«Признание того, что семья, в которой растет шизофренный пациент, потерпела катастрофическое поражение при выполнении этой задачи, отвлекает нас не только от ранних детских взаимоотношений мать — дитя, но также от любого специфического травмирующего события или периода в жизни ребенка и вынуждает привлечь к нашим соображениям все трудности, которые существовали на протяжении всего развития пациента» (s. 242).
Предвзятость этих текстов говорит сама за себя. С современных позиций трудно себе представить, что еще так недавно они могли быть приняты и положены в основу сокровищницы знаний. Объяснение может быть следующим.
Шестьдесят восьмой, английская антипсихиатрия и ее последствия
Немецкая послевоенная психиатрия опиралась на естественно-научный и философский (феноменологический) фундамент. Психоаналитический и другие психодинамические подходы в течение долгого времени пробивались с трудом, как и социально-психиатрическое направление. Они отвергались как несерьезные и даже сомнительные. В конце 60-х годов все изменилось одним махом. Те течения, которые окрылили движение 1968 года, дали мощный толчок психоаналитическому и психодинамическому мышлению. Почти одновременно с этим на континент были занесены идеи английской антипсихиатрии. Были переведены на немецкий язык и получили широкий отклик произведения английских писателей Рональда Лейнга (Ronald Laing), который искал корни шизофрении в семье и обществе (при этом отрицая наличие самой болезни), и Дэвида Купера (David Cooper), который предсказывал «смерть семьи». В сборнике трудов (под редакцией Suhrkamp) «Шизофрения и семья» были помещены «Сообщения к вопросу об одной новой теории» Грегори Бейтсона (Gregory Bateson), Джексона (Jackson), Роберта Лейнга, Теодора Лица и других. Сборник этот завоевал почти невообразимую популярность.
В представлении бунтующей молодежи западного мира в конце 60-х годов семья превратилась в корень зла, оплот реакции, воплощение преследования, образец муштры и приспособления к требованиям чуждого (капиталистического) общества. С другой стороны, психологические и социальные науки не только пережили небывалый подъем. Еще более важным стало эйфорически-оптимистическое убеждение многих в том, что они в состоянии не только осмыслить проблемы нашего времени, но и решить их — идет ли речь о юношеской преступности, психических расстройствах, насилии или национальных конфликтах. Учение о «шизофреногенной матери» было отнесено к этому же кругу проблем.
Отрезвление наступило скоро. Однако многие, казалось бы, поверхностные, но не проверенные идеи продолжали бытовать. Они совершили долгий путь из исследовательских центров в университеты, а из университетов — в другие высшие учебные заведения и специализированные школы социальных работников и медицинских сестер и далее — в отделы фельетонов редакций газет и журналов, радио и телевидения. Когда с университетских кафедр прозвучал лозунг: «Мы отрицаем все признанное ранее и утверждаем противоположное», учение о матери, совершающей ошибку, стало основой этих новейших утверждений. Этот долгий путь позволяет понять, почему научные заблуждения так живучи.
Долгая, упорная жизнь мифа: власть «злых» слов
Наука уже давно признала теорию о «шизофреногенной матери» лжеучением. С одной стороны, она снова должна была признать, что мы до сих пор не знаем, каковы же причины шизофрении (тем не менее, мы можем быть относительно уверены в том, что в возникновении заболевания никто не виноват; шизофренные психозы существуют во всех культурах, при совершенно различных общественных условиях и структурах семьи, и при этом — с одинаковой частотой). С другой стороны, в течение последних десятилетий психиатрические исследования семьи установили, что связь между психическим заболеванием, больными и их близкими двусторонна и несравненно сложнее, чем ее представляли себе исследователи феномена «козла отпущения». Однако миф о «шизофреногенной матери» оказался на редкость живучим. Я хочу показать это на нескольких примерах.
В 1989 году Марк Руфер (Mark Rufer), швейцарский представитель новой антипсихиатрии, в своей книге «Безумная психиатрия» (издательство Zytglogge, 3-е издание, 1996(!)) предпринял новую, весьма успешную попытку возрождения поисков виновных. Приведем несколько показательных цитат:
«Характер поведения родителей в дальнейшем часто оказывает шизофреногенное воздействие. Более слабый становится ответственным за состояние здоровья более сильного. Часто это происходит во взаимоотношениях между матерью и ребенком… Малейшими изменениями своего здоровья мать может побудить ребенка отказаться от его собственных планов… У детей из таких семей часто наблюдается „острое начало“ психического заболевания, или же они становятся в значительной мере приспособившимися, непритязательными лицами, которыми легко манипулировать. В интересах более сильного — с легкостью обмануть, чтобы добиться пустого заменителя удовлетворения…
Последнее и наиболее эффективное средство, применяемое против слишком независимого ребенка (или слишком самостоятельного партнера), состоит в том, чтобы охарактеризовать его как „психически больного“ или „сумасшедшего“. Этот метод, как правило, применяется тогда, когда ребенок начинает проявлять непризнание авторитета родителей, стремится уйти из-под их влияния: сближается с друзьями, которые неприятны одному из родителей, обретает первый сексуальный опыт, вынашивает планы ухода из семьи для самостоятельной жизни. В отношениях партнеров такую роль может сыграть попытка женщины к эмансипации… Объявить другого „психически больным“ — решительный шаг, после которого жертва постепенно входит в эту роль „сумасшедшей“ и наконец начинает себя чувствовать „действительно больной“… Бесспорно, родители страдают от заболевания своего ребенка. Но к этому утверждению следует, однако, добавить, что родители и все близкие однозначно могут извлечь пользу из „шизофрении“ пациента… Для использования единственной разумной возможности, т. е. для ухода из родительского дома и прекращения контактов с „болезнетворным“ окружением, у пациента в большинстве случаев не хватает сил… К болезнетворному „лечению“, исходящему от семьи, относится также изоляция жертвы…»
Тирада Марка Руфера против семьи, изложенная в такой решительной форме, представляет сегодня большую редкость. Но это его дело. Еще до недавнего времени я предполагал, что такая упорная поддержка уже изжившего себя мифа является абсолютным исключением. Во время работы над этой книгой я вынужден был признать, что представление о болезнетворной матери все еще продолжает жить в сознании общественности, хотя более скромно и скрытно, чем 20 лет тому назад. Это связано с тем, что литература 70-х годов все еще широко распространена, как, например, знаменитый сборник издательства «Зуркамп» (Suhrkamp) «Шизофрения и семья» со статьями Грегори Бейтсона, Дона Джексона, Рональда Лэйнга, Теодора Лица и многих других представителей семейно-динамической теории причин шизофрении. К сожалению, старые заблуждения вновь и вновь повторяются даже ведущими психиатрами, формирующими научные взгляды; чаще всего это происходит непреднамеренно. Известный цюрихский психотерапевт Юрг Вилли (Jurg Willi) недавно писал для Neue Zuricher Zeitung (№ 66, 1994), что наблюдаемые в течение десятилетий семейные взаимоотношения, порождающие болезнетворное влияние, такие, как «шизофреногенная мать», или модель семьи, характерная для анорексии, или совместная алкоголизация, позволяют установить: «Это вовсе не значит, что подобное не существует, хотя эти факты не столь важны для терапии».
Смирим наш гнев. Вызовем в памяти картины того, как ученые и врачи прекращают травлю родственников больных шизофренией, хорошо обходятся с больными и, быть может, за небольшими исключениями, являются просто «хорошими» людьми, пришедшими на помощь. Они с негодованием отвергли бы обвинение в презрении к людям, близким их пациентов. По-видимому, им действительно чужды такие чувства. Все они попали в ту же западню, что и Фрида Фромм-Райхманн. Все они, как мы теперь знаем, приняли ложную теорию заболевания в качестве исходной позиции своей деятельности. Часто, без оглядки на возможные потери, они идентифицировали себя со своими пациентами. В своей борьбе с родственниками больного они не учитывали другую сторону шизофрении: а именно то, что семья все еще является для больных шизофренией важнейшей, а для многих — единственной социальной и эмоциональной группой общения.
Во всяком случае, преодолевая ложные представления, мы должны задуматься о том, какие выводы необходимо сделать. Важнее всего разобраться в том, каким образом методы динамической психотерапии, которые связывают все пороки психического развития с ранним детством, исходят из предпосылки вины родителей.
Что же делать?
Что же теперь делать? Для близких родственников больного важно не надевать «защитные доспехи» и не пытаться ежеминутно доказывать, что «не они и никто другой не виноват в шизофрении!». Тут же следует заметить, что такие обвинения нужно однозначно и безоговорочно отвергать, особенно тогда, когда они высказываются врачом. Это и есть вклад в преодоление стигмы. В будущем эта тема должна быть включена в каждую психо-просветительную и психо-информационную программу для родственников больных.
Наиболее длительное время вред наносится тогда, когда подобное обвинение не отвергается ради поддержания мира любой ценой. Это не значит, что нужно посоветовать совсем отбросить вопрос, какие обвинения подходят для собственной семьи, а какие нет. У каждой семьи есть свои проблемы. Из новейших исследований семьи нам известно, что существуют такие сплетения отношений, которые облегчают совместное проживание с больным шизофренией, и такие, которые его утяжеляют. В последнем случае стоит приложить усилия, чтобы преодолеть их. Но об этом — в другой главе. Это не имеет ничего общего с обвинениями. А предъявление обвинений без доказательств запрещено.