Три дня стояло войско у ворот, А на четвертый день, когда восход Воителям явил свое пыланье, Бахрам отправил Пармуде посланье: «О шах, скажи, где ныне твой отец? Где двор его, вельможи и венец? Где гордые, блестящие надежды? Где грозные военные одежды? Где копья, где могучие слоны, Где все его волхвы и колдуны? Где рать его, как темный лес густая, — Ответь мне, царь Турана и Китая? Тебе подвластны были города, — Из всех твоих владений, Пармуда, Одна лишь у тебя осталась крепость: Мироисканья понял ты нелепость? Как женщина, ты скрылся за стеной И в крепости рыдаешь ты степной. Поверь мне, ты не выдержишь осады, Открой ворота и проси пощады, Проси, чтоб пред властителем моим Предстал я покровителем твоим. Пришли мне в дань динары и диргемы, И жемчуга, и золотые шлемы: Царю не следует беречь казну, Когда он хочет сохранить страну. Знай, Совашаха мертвого наследник: Перед царем царей — я твой посредник, Воителей Ирана я глава, И примет шахиншах мои слова. Увы, надежду втайне ты питаешь, А в чем она, — ты от меня скрываешь. Не будь строптив, смирись перед судьбой, И замыслы свои ты мне открой. Ты видишь, я тебя не обезглавил, О царь, тебе я выбор предоставил, Не то, ты был бы мертв, как твой отец, А сын оплакивал бы твой конец. Но если много у тебя динаров, И не страшишься ты моих ударов, На мощь свою надеешься вполне, — Готовься ты к отмщению, к войне». Был скорбен Пармуда, гонцу внимая, Ответил царь Турана и Китая: «Рожденный дерзким, посмотри вокруг: Ты жаждал мук, — и ты добился мук. Пока ты полон силы и дерзанья, Не проникай ты в тайну мирозданья. Ты молод, а вселенная стара. От битв кровавых ты не жди добра. Судьба, в круговращении великом, Ко мне, быть может, повернется ликом. Я тоже страх внушал богатырям, — Не свойственно раскаянье царям. Владел я городами, племенами, Войсками, барабанами, слонами, И вот я пред врагами распростерт. Не будь же сердцем дерзок ты и горд. Отец мой жаждал овладеть вселенной. Его рабом был небосвод нетленный, Сама земля была им пленена, Тряслась, его завидев скакуна. Но устремился он к безумной цели, Неправедные мысли в нем созрели, И вот покрыл его деянья мрак, — Лишь издали над ним смеется враг. Как ты, он был когда-то дерзок, молод, Но был он жерновами жизни смолот. Поболее, чем солнечных лучей, Воинственных собрал он силачей, Слонов — поболее, чем диких зерен, Был Совашах, казалось, непоборен, Кто сосчитал бы войск его число? Но их пожрало времени жерло. Тот, кто жестокие возглавил рати, Пускай не забывает о расплате. Такой могучий властелин угас, — Когда-нибудь и твой наступит час. Не мни, что можно кровь пролить впустую: Своей заплатишь ты за пролитую. Когда Туран повергнешь ты во прах, — Огонь зажжешь ты в мстительных сердцах. Беды я опасаюсь, дальнозорок. Тебе не сдамся я без оговорок. Ты — раб, я — царь, я — властелин земель, Я не склонялся пред рабом досель. Однако, воевать с тобой не буду: Безумцем не хочу прослыть повсюду. Мне лишь тогда не страшен будет стыд, Когда твой шахиншах меня простит. Вручу ему страну, казну, твердыни, И твой закон пусть властвует отныне». Бахрам увидел свет своей звезды, Обрадован ответом Пармуды.