Бандуй, томясь в темнице, как в пещере, Был уподоблен связанной пантере. Его стерег, теряя счет часам, Из рода Сиавушева Бахрам И недоволен был его плененьем, Хоть обманул, с коварством и уменьем, Его Бандуй, что не был бы смущен, Будь сам Бахрам в темницу водворен. Сказал Бандуй: «Рассеется ненастье, Хотя Хосрова запоздало счастье. Когда-нибудь наступит светлый день, Хотя легла на нас ночная тень. Предвечный благосклонен к Кай-Кобаду, Он целый мир вручил ему в награду. Не сохранит короны лиходей, Не сбудутся мечты его людей. Пред ним главу склонившие вельможи Лишь на безумцев и слепых похожи. Поверь мне: гибель дерзкого близка. Из Рума двинутся в Иран войска. Ты шесть десятков дней сочти по пальцам, — Хосров владыкой станет, не скитальцем, Законной власти воссияет свет!» Сын Сиавуша произнес в ответ: «В твоих советах почерпну я разум И подчинюсь я всем твоим приказам, Когда ко мне пребудет справедлив Властитель мира, милость проявив. Но я хочу, чтоб ты луной поклялся, Венцом, престолом и страной поклялся, Что ты, когда в Иран войдет Хосров, Когда румийских приведет бойцов, На произвол судьбы меня не бросишь И у него пощады мне попросишь». Бандуй был в этот миг обмана чужд. Он книгу взял, что сотворил Зардушт, И клятву дал: «Свидетель Зенд-Авеста! Пусть я погибну, пусть не сдвинусь с места, Пусть кроме горестей в моей судьбе Не будет ничего, пока тебе Властитель не подарит перстня власти, Пока тебе не улыбнется счастье». Сын Сиавуша отвечал ему: «Теперь и я свой голос подниму. Клянусь: Бахраму западню расставлю И недруга в сраженье обезглавлю. Клянусь: восторжествует честь моя, Противника настигнет месть моя. Царем не будет признан он вовеки, — Пока полны водой моря и реки!» Ответствовал воителю Бандуй: «О храбрый муж! Доверье мне даруй, Воистину союз с тобой мне дорог. Я ловок, осторожен, дальнозорок. Когда Хосров достигнет торжества, Он примет в сердце все мои слова. Поверь, я подскажу ему решенье. Хосров твое забудет прегрешенье, Тебе пришлет он, милостив и благ, Свой золотой венец — прощенья знак. Но, верен клятве и к борьбе готовый, Ты сразу с ног моих сними оковы. Хосрову первым принесешь ты весть, Что общие у вас и враг, и месть: Пусть царь царей услышит благородный Твой голос неподкупный и свободный». Воитель просветлел от этих слов, Освободил Бандуя от оков, Сказал: «Моя душа пьяна сегодня. В човган играет Чубина сегодня, — Вчера решил убить я наглеца!» Сын Сиавуша вышел из дворца, Вступил в свой дом, мечтая о расплате, Кольчугу мощную надел под платье. Все это видела его жена. Нечистая, Бахраму Чубина Она служила, долг жены наруша, Желая смерти сыну Сиавуша. Наперсницу отправила она С известием к Бахраму Чубина: «Не доверяй ты моему супругу. Под платье тайно он надел кольчугу. Не знаю, вправду ль злом он обуян, Но только с ним ты не играй в човган». Когда Бахрам услышал от рабыни: «Играть в човган ты опасайся ныне», — Он всех, кто приближался на коне, Стал ударять легонько по спине, Притворного исполнен добродушья. Когда дошел до сына Сиавуша, — Кольчугу обнаружил он тотчас. Сказал: «Змеи ты хуже во сто раз! Кто для того, чтоб шар гонять по лугу, Коварно облачается в кольчугу?» Меч ненависти обнажил Бахрам И витязя рассек он пополам. Когда в столице шахской, повсеместно, Об этой казни сделалось известно, Померкло для Бандуя солнце дня. Дрожа от страха, сел он на коня, Надев кольчугу, шлем и меч индийский… Людей, что к заговору были близки, Собрал он, и помчались все отсель Поспешно по дороге в Ардабель. Бахрам был в ярости жесток и страшен. Казалось: кровью гнев его окрашен! Тюремщика Махруя он призвал. «Веди ко мне Бандуя!» — приказал. «О царь царей!» — тот молвил, страх почуя, — Ты сердца не тревожь из-за Бандуя. Едва казнен был соименник твой, — Умчался, будто ветер, пленник твой». Поник мироискатель головою. Он понял, что Бандуй всему виною, Затем, что хитростью к себе в силок Он сына Сиавушева завлек. Раскаялся Бахрам в убийстве друга. Он восклицал, ведя коня средь луга: «Тот жалок, кто забыл: где враг, где друг. Тоска — внутри его и мрак — вокруг. Бывает так: кто дорожит здоровьем, Стоит беспечно пред клыком слоновьим. И тот, кто мужества не сохранил, Бесстрашен в час, когда бушует Нил. И так бывает: воин робок сердцем, А вынужден сражаться с миродержцем, Он поднимает бурю мятежа, Но от возмездия бежит, дрожа. Те люди снисхождения достойны: Погибелен их жребий беспокойный. Но лучше на разбитых плыть ладьях, Чем поспешить, по глупости, в делах: Спеша, ты ищешь света, как незрячий, И никогда не видишь ты удачи. О нет, скорей похож ты на глупца, Который, взял в проводники слепца. Дракон не станет другом полководца: Погибнет воин, а дракон спасется. Кто ради опыта вкушает яд, Умрет, подобным опытом богат! В начале самом не убив Бандуя, Как оправдание себе найду я? Бесчестный, от моих ушел он рук, Из-за него погиб мой лучший друг. Теперь, покорен гневному Яздану, Свою вину оплакивать я стану». А между тем, стремясь в чужой предел, Бандуй с отрядом, словно вихрь, летел. Кругом была бесплодная пустыня, Приют зверей, безводная пустыня. Но вдруг жилье заметил жадный взор: То армянин Мусиль разбил шатер. Сказал Бандуй: «Теперь мы путь осилим». Он спешился, предстал перед Мусилем, Открыл ему своей поездки цель. Сказал Мусиль: «Не уезжай отсель, Пока известье не придет из Рума: Готовит ли Хосров поход из Рума? Попросит мира иль возглавит рать?» И порешил Бандуй друзей созвать.