Когда воздвигла свой чертог заря, Ночной дозор предстал глазам царя И доложил, что скрылся неприятель, Что убежал с дружиной зложелатель. Расстроен этим, выбрал царь царей Три тысячи воинственных мужей, Таких, чьи быстроскачущие кони, Как всадники, одеты были в брони, Настуду приказал возглавить рать, Бахрама отыскать и покарать. Настуд помчался в смуте и тревоге, Но не было Бахрама на дороге. Скакал по бездорожью Чубина, Душа его была потрясена. О венценосных людях рассуждая, Богатый караван сопровождая, Храбрец Изадгушасп с Ялонсиной Скакали незнакомой стороной. Когда уже стемнело, в отдаленье Вдруг показалось бедное селенье. С душой смятенной, с пересохшим ртом, Бахрам вошел к одной старухе в дом, Учтиво попросил, во имя неба, Воды немного и немного хлеба. Ушла старуха, бедности стыдясь. Потом, с дырявым ситом возвратясь, Пред воинами постелила кожу, Взглянула исподлобья на вельможу, Познавшего гонения судеб, И положила в сито черствый хлеб. Заполнив дом старухи до отказу, Бойцы о боге вспомнили не сразу. Ялонсина Бахраму дал барсам, Все вознесли молитву небесам, И с любопытством женщины смотрели, Как жадно черствый хлеб вельможи ели. Когда они поели, Чубина Спросил: «А нет ли у тебя вина?» И та: «Вы не сердитесь на старушку: У тыквы я отрезала верхушку И сделала я чашу из нее. А в старой тыкве я храню питье». Сказал Бахрам: «Что старой тыквы краше, Когда найдем вино в подобной чаше?» Старуха тыкву принесла с вином, Чтоб люди горе потопили в нем. Взял в руки тыкву Чубина, желая Чтоб радовалась женщина седая. «Ты, матушка, приветила гостей. А много ли ты знаешь новостей?» — Спросил Бахрам. Ответила старуха: «Ох, сын мой, столько слов дошло до слуха, Что даже стал мой бедный ум богат. Лишь об одном все люди говорят: «Бахрам бежал без войска, полон страха, А войско перешло под знамя шаха». И тот: «О мать, святая всех святых, Да будет польза мне от слов твоих! Разумно ли Бахрам бежать решился, Иль в этот миг он разума лишился?» Старуха молвила: «Ты — львов гроза, Но, видно, див затмил твои глаза! Пойми, что все смеются над Бахрамом: Он от Хосрова убежал со срамом!» Сказал Бахрам: «Так было суждено. И если он из тыквы пьет вино, И если хлеб ячменный ест из сита, И если он один — себе защита, И если был он вынужден бежать, — То обо всем, приветливая мать, До нового ты помни урожая, Ячмень на скудном поле собирая». Поев, заснул он в хижине глухой, С кольчугой, с кушаком под головой. Открыло солнце тайну небосвода, — Трубу отъезда поднял воевода. Помчались. Тростниковый лес возник. Срезало множество людей тростник. Один из тех людей к дружине вышел. «Добро пожаловать! — Бахрам услышал, — Но как случилось, что издалека Ты в заросли забрался тростника, С бойцами, скачущими в беспорядке, С руками, окровавленными в схватке?» Сказал Бахрам: «К чему вам тростники? Ведь вы — переодетые стрелки! Я знаю вас — и кто вы, и откуда, Я знаю, что Хосров призвал Настуда, Велел ему взобраться на коня, Чтоб жалкий муж преследовал меня, Чтоб я пред ним главу склонил покорно, Признав, что ваше войско непоборно». Все спешились, построились в рады И двинулись, топча свои следы, Из ножен вынули мечи стальные, Одели в пламя заросли густые. Зарделись тростники со всех концов. Огонь сжигал живых и мертвецов. Настуда увидав на поле бранном, Бахрам с седла его сорвал арканом. Не мог вельможа вырваться из пут, Пощады попросил себе Настуд, Сказал: «О богатырь, достойный власти! Прости меня, погрязшего в несчастье, Не убивай меня своей рукой, Я верным сделаюсь твоим слугой!» Сказал Бахрам: «Себя лишь обесславлю, Когда такого труса обезглавлю. Я не убью ничтожного врага, Такой, как ты, не нужен мне слуга! Беги к тому, кто нас возненавидел, Поведай все, что от меня увидел». Настуд вознес Бахраму сто похвал, Он землю перед ним поцеловал. Бахрам, собрав бойцов вооруженных, Погнал коня вдоль зарослей сожженных И с горсткой преданных богатырей На родину приехал, в город Рей. Он пробыл там, спокойствие вкушая, И поскакал к властителю Китая.