Вертура распахнул глаза. В комнате было холодно и сыро. Плащ, которым он укрывался как одеялом, давно свалился на пол и, прежде чем проснуться, детектив успел продрогнуть до костей. Он с трудом вспомнил, что в этой комнате они с лейтенантом пили юво, полицейский что-то бурно рассказывал о политике, потом он напился, сидел на полу растрепанный, разговаривал сам с собой, потом они куда-то ехали по нескончаемому дождливому лесу…

— Йозеф! — мучительно позвал детектив — Йозеф, что случилось? Вы где?

Но никто не ответил. В коридоре по деревянному полу гремели шаги. Громко, совершенно не стесняясь раннего утра, переговаривались, перекидывались смешками и репликами, с треском ударяли об углы свои вещи, съезжающие постояльцы гостиницы.

Вертура оперся рукой о стол и сел. Что-то непонятное происходило в его голове. Не то, чтобы она болела или ему было дурно, как с похмелья. Ему отчего-то казалось, что он что-то безвозвратно упустил, и теперь не мог понять что именно.

Он безрезультатно пытался вспомнить, глядел в окно, переставлял на столе словно бы только недавно оставленные им тут предметы. Большой кувшин и две необъятных размеров, как для циклопов-гигантов, или разъетых сыновей мясников с рынка, кружки, его трубку и чей-то незнакомый кисет.

За окошком все также зеленело унылое, заросшее лопухами и борщевиком поле. Где-то с краю мясистые стволы подламывались и падали, там работал косарь, рубил траву, видимо за недостатком корма для лошадей. За полем все также стоял черный, с просветами рано пожелтевших берез и осин еловый лес. Моросил мелкий дождь. Где-то внизу, под окнами, стояла бочка, в которую у журчанием стекала вода с крыши. Вертура догадался, именно этот навязчивый звук плещущейся воды, а не бестолковая гостиничная суета за тонкой дверью, стали причиной его пробуждения.

Так, прислушиваясь и приглядываясь, детектив просидел несколько минут, пока не распахнулась дверь. Вошел лейтенант Турко, внимательно присмотрелся к коллеге, не прикрывая за собой двери, так что каждый, кто проходил по коридору, начал с интересом заглядывать к ним, сел на кушетку напортив, закурил.

— Марк — обратился он, словно выбирая, какой вопрос следует задать, чтобы получить верный ответ и, наконец, решился — что мы вечера делали?

— Чего? — изумился детектив — мы вчера ездили в какую-то глушь, какую-то лесную деревню…

— Нет, Марк — осторожно покачал головой, словно пытаясь с похмелья подобрать слова, лейтенант — никуда мы не уехали. Вначале вы стояли и пили в дверях с какими-то проходимцами, потом вы угостили их ювом, они сказали, ну эту Гирту, на фестиваль еще успеем, мы все сели за стол, а потом я не помню. Где вы достали этот кисет?

Вертура и вправду был несколько удивлен тому, что чужой кисет лежал рядом с его трубкой перед ним на столе. Расшитый коричневой и зеленой нитью, с золотистыми тесемками, он был наполнен какой-то ароматной травой. Взяв его в руки и поднеся его к лицу, детектив с изумлением обнаружил, что он ощущает тот неповторимый приятный запах, что можно почувствовать только в еловом бору под дождем при первых ударах грозы. Вертура вдохнул полной грудью и остолбенел. Воспоминания вчерашнего дня ледяным и ослепительным ударом молнии вспыхнули в его голове.

Кажется, от этих ощущений его лицо изменилось так, что лейтенант, что выжидающе сидел напротив него, насторожился.

— Что это? — спросил он и заморгал глазами на кисет — откуда, кто-то забыл?

— Не знаю… — тихо ответил детектив и осторожно прибавил, понимая, что дело нечисто — а разве мы вчера не ездили в какую-то глухомань, видели заброшенный рудник, потом какую-то халупу с лесными мужиками и детьми и эта женщина на горе…

— Какая еще женщина? Какая халупа на горе? — раздраженно бросил ему лейтенант — вы вчера такой спектакль устроили, концерт с виолончелью. Всем тут рассказывали, что вы принц-изгнанник, угощали ювом, пока не кончились деньги, а потом гуляли под ручку с какой-то девкой в капюшоне под дождем, рассказывали ей, какой вы рыцарь принц и агент! Еще раз спрашиваю, что это за такое, что мы вчера пили?

— Стоп — остановил его Вертура и продемонстрировал кисет — мы взрослые люди. Давайте разберемся. Без скандалов недели. А что вчера делали вы?

— Я? — с искренним возмущением изумился лейтенант — наблюдал за всеми вашими похождениями…

— А почему тогда курили и пили мы, а не я один? — изумился детектив.

— Потому что я не помню, отчего я весь мокрый, кто меня вчера бил, как я упал в лужу и валялся в грязи. И я не напивался, а вы….

— Нет, вы напились — покачал головой детектив — мне все ясно. Едем искать барона Визру.

— Куда?

— У вас есть карта.

— Есть, и что? — изумился лейтенант, но махнул рукой, достал карту и, укрепив ее кружками, чтобы не сворачивалась обратно в трубочку, разложил на столе.

— Вот поворот на карантин — безошибочно указал на тонкую пунктирную линию нанесенную на копию геостатического снимка города и его окрестностей детектив — но тут есть просека, которая не помечена. Она ведет к заброшенному руднику и вырубке.

— Марк — с подозрением поднял на него глаза лейтенант — я могу понять, что вы шпион из Мильды… все это понимают, но зачем все это? При чем тут просека? При чем тут вырубка?

— Мы сейчас поедем, и я покажу вам, что вчера мы там были — объяснил детектив — и, кажется, я знаю, где искать этого Визру.

— Марк вы уже совсем…

— Нет. Мы сейчас туда поедем. Нам же все равно по пути. Напишем, что нашли рудник, где без лицензии добывали свинец, а потом с кем-то поссорились и их производство разгромили, так что теперь там втихаря копают местные.

Лейтенант только посмотрел на детектива со все возрастающим недоверием.

Через два часа они были на месте. Ехали молча. Лейтенант подозрительно смотрел по сторонам, не касался своей флейты. Они свернули с оживленной дороги на просеку, которую показал детектив и некоторое время ехали по ней, вначале спускаясь по пологому склону в поросшую густым еловым лесом лощину, потом поднимаясь куда-то по склону пологого холма наверх. Через полчаса пути им открылась уродливая, вся изрытая, с торчащими то тут, то там конусообразными пнями, оставшимися от подрубленных топором деревьев вырубка. Впереди, на склоне холма, темнели сгоревшие постройки, но рядом угадывались следы недавнего пребывания людей. Стояли скамьи и столы, вокруг козел были накиданы горами мокрые, свалявшиеся, опилки. Кострище было залито водой, но срезы лежащих рядом нарубленных впрок дров были еще свежими: наверное не прошло и нескольких дней, как добытчики покинули это место. Заглянув в укрепленное кирпичами жерло штольни, детектив убедился, что через несколько метров оно закидано большими кусками еще сырой, совсем недавно выкопанной из ямы неподалеку глины.

— Да это тут копали свинец — закуривая трубку, мрачно согласился лейтенант — совсем недавно были здесь…

Вертура кивнул, объехал урочище по кругу, вернулся к лейтенанту, что ждал его у входа в штольню в седле.

— О чем я вам и говорил — сказал детектив, с опаской оглядываясь на стоящий вокруг дождливый лес. Капли падали в подлесок и на наваленные вокруг порубленные ветки. Шуршали в листьях черники, так что казалось, что вот-вот, и где-то рядом послышатся чьи-то крадущиеся шаги: нестройный, тихий шум дождливого леса дезориентировал привычных к городу полицейских, заставлял держаться настороже. Только кони понуро глядели в землю, бряцали удилами, поводили ушами, опускали головы, кусали пучки листьев и травы.

— Ну а где тогда ваш барон Визра? — поинтересовался лейтенант, недоверчиво глядя на детектива.

— Поедем дальше, к деревне.

Они выехали на дорогу и проехали еще некоторое расстояние, свернули на помеченную просеку и вскоре были у маленькой деревни на склоне сваленной из гигантских обломков гранита, поросшей густым лесом горы.

— Ничего не пьем и не едим — внимательно разглядывая издалека темные длинные, сложенные из потемневших от непогоды вековых бревен дома среди желто-зеленой листвы, внезапно сообщил Вертуре лейтенант — отказываемся от всего.

— Да — сголасился, кинул детектив.

Они въехали на небольшой двор перед самым большим домом, что стеной упирался в западный склон высокого каменистого холма, огляделись.

Здесь в лужах стояло несколько телег. Рядом были устроены конюшня и сарай для коз и свиней. Бродили, кудахтали куры, брезгливо дергали лапами, ковырялись в грязи и похоже, были весьма недовольны идущим уже который день ливнем. Дверь в большой дом была раскрыта. Вернее двери не было вообще. Входной проем, как и во многих других домах, которые видел детектив, прикрывал тяжелый, больше похожий на ковер, чем на занавеску, полог, темный от старости и непогод, но на котором все еще можно было различить вышитые коричневым и зеленым обрамляющие восьмиконечный крест охранные символы.

Полицейские подвели к дому лошадей. Видимо приметив их из окон, навстречу им вышел еще не старый, но уже с проседью в редкой рыжей бороде человек. Лукаво прищурился, вытянул шею и открыл было рот, но детектив поднял руку, перебил, не дав даже поприветствовать их.

— Да, я знаю, баронов у вас тут давно не было видно — чем вызвал у старика и лейтенанта полное недоумение и представился — Вертура, отдел Нераскрытых Дел. Я ищу Майю Гранне, по личному поручению леди Хельги.

Откинув полу плаща, продемонстрировал на портупее подвеску лейтенанта полиции Гирты.

— Да… — только и выдохнул староста и попятился обратно к двери.

— Кто такая эта Гранне? — тихо, с недоумением, спросил лейтенант Турко — это та, вчерашняя девица? Сказала, что живет здесь?

Вертура достал из поясной сумки и продемонстрировал расшитый коричневым и зеленым кисет. Охранные знаки были те же, как и на войлочных пологах, что заменяли в избах входные двери. Вернулся старик. С ним из дома вышла та самая молодая и веселая девица с серо-русыми волосами по виду шестнадцати или семнадцати лет.

— Похожа, но не она — покачал головой лейтенант, склонившись к детективу — та ей в матери годится.

— Леди Гранне? — склоняясь к ней с седла, вглядываясь в юные черты, вежливо спросил у нее детектив. Она вышла босиком, встала рядом со старостой деревни. Серо-русые кудри обрамляли светлое лицо, ниспадали до пояса. Рукава и ворот лейны из грубой небеленой шерсти были украшены крупным узором, вышитым яркой красной нитью, поверх нее на плечи как плащ или пелерина был накинут коричневый, с зеленым плед, с прибитой сбоку большой железной заколкой, чтобы не потерялась, когда в холодную ночь его кладут поверх одеял, чтобы было теплей.

— Да это я — внимательно глядя на гостей пронзительными ясными глазами, ответила она и поклонилась.

— Нам надо в дом на холме — пояснил детектив — туда, где живет женщина, которая выращивает травы для аптек…

— Но там нет никакого дома — видимо приняв его слова за шутку, оскалилась, улыбнулась девица.

— Там есть дом и железный столб — настаивал детектив.

Заслышав незнакомые голоса, из сарая вышли двое работавших там рыжебородых мужчин. Тоже в грубых шерстяных лейнах, но при этом еще и в штанах с обмотками у колен. Держа в руках топоры, потирая запястья, они недобро смотрели на пришельцев. Взялся за стоящую у дверей обожженную на конце жердь и староста деревни.

— Так. Мы полицейские из Гирты — понимая, что здесь в этих глухих местах, в любых чужаках видят бродяг и бандитов, пояснил, еще раз продемонстрировал служебные регалии и жетон маркиза Дратте, коменданта Йонки, который он успешно забыл вернуть хозяину, детектив — вчера мы были здесь. Там на горе есть дом, сад и огород, еще там есть две могилы и скала с железным столбом по другую сторону горы…

— Врешь, не было тебя тут, и ничего там нет! — грозно крикнул ему один из мужчин у сарая и взялся за оглоблю — как сажу тебя жердью, если не уедешь!

— Там живет женщина, мать Майи Гранне… — разворачивая коня так, чтобы в случае чего можно было дать в галоп прочь по дороге, попытался еще раз детектив.

— Ах вот оно что. Похоже, опять проснулась Хозяйка — горько усмехнулся, словно догадавшись, о чем идет речь, затеребил бороду глава деревеньки — Майя, ступай, покажи господам полицейским. И вы тоже — указал он свирепым мужикам — сходите вместе, чтоб никто не дурил.

— Я сама схожу с ними, не надо им идти! — оскалилась девица и с готовностью, чтоб не ме при ходьбе по лесу, повязала через плечо и талию, как носят солдаты летом плащи, приколола заколкой на боку свой плед. Детектив и лейтенант спешились.

— Кваску? — предлагая заглянуть в дом, спросил староста и криво усмехнулся полицейским.

— Нет — покачали одновременно головами они и зашагали за девицей окружной пологой дорожкой в сторону вершины.

Вокруг, между наваленных кучами источенных дождем и ветром, поросших мхом и кустами черники камней росли березы и осины. Мокрая желто-зеленая листва скрывала крутые склоны так, что было невозможно понять, далеко ли им еще идти. Большой дом с черными бревенчатыми стенами и крытой дерном крышей остался где-то далеко внизу позади. Дорожка удобным подъемом вела вверх, извиваясь между камней, и детективу подумалось, что без бойкой проводницы, что ловко прыгала босиком по камням и корням деревьев, они бы сами никогда ее не нашли. Вскоре они были наверху. Здесь, на плоской вершине холма росли три высокие, расщепленные молниями и обгоревшие, но все еще живые сосны. Две у каменного обвода когда-то стоящего тут дома и еще одна в стороне. Рядом лежал огромный и округлый, похожий на речной, валун, неизвестно как затесавшийся не вершине горы, среди обломков гранита. Лейтенант и детектив молча подошли к остаткам фундамента — длинное узкое, местами поросшее мхом и травой основание, сложенное из грубо обтесанных камней и укрепленное цементом могло стоять здесь уже не один десяток лет. Здесь, под печальным, пасмурным небом, все было грустно и пустынно. Беспрестанно дующий над лесом ветер и непогода срывали кусты и деревья с вершины, не давали растениям закрепиться. В стороне, на краю склона, была большая плоская скала, Вертура направился к ней.

Там, на камнях отпечатались оплывшие следы хлеставших в нее молний. Посредине была дыра с вертикальными бороздами, какие остаются, когда камень взрывают динамитом. Детектив остановился рядом с ней. Девица подошла к нему, встала рядом. Пригляделась и, видимо, оценив его печальный взгляд и недоумевающее лицо, как будто проникшись к полицейскому некоторым доверием, как-то грустно сообщила.

— Вы не первый.

Всегда дующий над лесом ветер развевал ее выбивающиеся из-под плотного шерстяного платка волосы, горячил румяные щеки.

— Что это было? — только и спросил детектив.

— Хозяйка Грозы — загадочно ответила она.

— Вы смелая — покачал головой Вертура.

— А может я тоже хозяйка грозы! — улыбнулась она и сверкнула глазами, так, как будто бы знала то, чего не знал он, но не собиралась ему говорить.

— У вас все в деревне рыжие, а у вас волосы русые — внимательно разглядывая ее, поделился мыслями детектив.

— А меня нашли у дороги! — засмеялась она — спросите у дяди Сида.

— А барон Визра?

— Не, баронов не видела, не брала, не ела! — бросила она и снова оскалилась так, что детективу стало даже обидно, как ловко обманывает его эта бойкая лесная девка.

— Ну как увидите, в город везите. В главную комендатуру, у моста на проспекте Рыцарей — посоветовал он ей — там его все ищут. Вашей деревне еще и подарков насыплют.

— Насыплют — не всыплют! — засмеялась девица и побежала прочь. Только засверкали босые мокрые ноги. Вертура пошел за ней. У руин дома лейтенант Турко о чем-то беседовал с все-таки последовавшими за ними наверх рыжебородыми мужчинами из деревни.

— Детишек то у тебя сколько? — строго спрашивал один.

— Четверо — медленным басом, сутулясь под стать настоящему согбенному жизнью мужику, отвечал полицейский.

— Егерем был, говоришь?

— Может и был, не ваше дело, мужички — также грубо отвечал им лейтенант, являя сноровку деревенского общения — у вас своя, у нас своя песня. Марк вы все? Пойдемте, а то в город до вечера не успеем.

— Да, пойдемте — согласился детектив.

И они все вместе пошли вниз, обратно в деревню у подножья горы. Лейтенант и лесные мужики, переругиваясь басами на свои деревенские темы чуть впереди, Вертура и лесная девушка следом.

— А это что? — когда они уже прошли половину пути, продемонстрировал Майе Гранне загадочный кисет, спросил детектив.

— А это грозовица — даже не глядя, словно это была какая-то безделушка, ответила, отмахнулась, она — трава хозяйки Грозы. Это она растит ее на камнях, на вершинах.

— Прямо так и растит? — уточнил детектив.

— Ну да — засмеялась она — у грозовой травы семян же нету, где молния прижигает, там и вырастет — она объясняла весело и задорно, лукаво поглядывая на Вертуру, словно проверяя, поверит или нет.

— А этот дом и столб? — наконец спросил он.

— Какой столб?

— Железный.

— Что за столб… — передернула плечами девица — не знаю. Никакого столба никогда там не было.

— А домик?

— А от домика осталось только пепелище еще тогда, когда дядя Сид с семьями здесь еще не жил. Рассказывал, его уже не было, когда они сюда пришли. Может молния ударила и сгорел. Как те деревья.

Они спустились с холма. Дождь все не унимался. Кони понуро прохаживались по двору, с печальной надеждой заглядывали в пустые поилки для свиней.

— Ну что, показали вам дом на холме? — иронично спросил староста, с нескрываемой насмешкой оглядывая окончательно промокших до нитки под ударами мокрых веток и листьев полицейских.

— Показали — ворчливо бросил ему лейтенант. Вертура мрачно кивнул в знак подтверждения.

— Давай с Богом, господин полицейский! — махнул лейтенанту рукой первый рыжий селянин и зашлепал босыми ногами по грязи в сторону сараев, продолжать свой труд.

— И бороду себе нормальную отрасти, будешь как мужик, за своего везде примут! — покровительственно посоветовал второй, хлопая его по спине мокрой ручищей — а то нечего с такой бородой по лесам ездить.

— Ага — сжимаясь под его дружескими ударами, отвечал лейтенант, недовольно сутуля плечи.

Полицейские смахнули с седел воду, протерли их плащами и оседлали коней. Майя Гранне следила за ними из дома, глядя в окно, ласково поглаживая по мягким головкам двоих жмущихся к ее подолу маленьких светловолосых детей.

— Черта с два им борода! — ругался, уже когда они отъехали от поселка по просеке лейтенант Турко, теребил свою короткую рыжую бородку и усы — возомнили тут о себе! Самые модные они, бармалеи деревенские!

— Он здесь — внезапно произнес детектив и, обернувшись к коллеге, разъяснил — барон Визра. Хозяйка Грозы сказала, что люди могут дать ей и ее дочерям только кровь, и что ее дочь скоро выйдет замуж и покинет этот лес. Возможно, он ранен, но она не будет держать барона здесь. Она должна уйти с ним.

— Ха — покачал головой, снисходительно улыбнулся лейтенант, тут же забыв о грубых артельщиках и бороде — вы больше слушайте их. Здесь вам в каждой деревне такого понарасскажут, сказочники, ловкачи. Вас напоили, надурили, а вы…

— Пока это только рабочая версия — бросив на него бешеный взгляд, сообщил детектив и, достав кисет, вдохнул из него, как из ароматной подушечки, которую набивают можжевельником и капают сверху немного масла или воды.

Как будто бы где-то далеко ударила невидимая молния. Тараном врезался в подсознание неслышимый обычному уху гром. От этого хлесткого и стремительного удара закружилась голова. Детектив качнулся в седле.

— Надо все проверить, я кажется, знаю в чем дело, мне надо в городской архив… — обстоятельно пояснил он, пряча в поясную сумку загадочный кисет — не знаю, зачем это, но все вокруг устроено так, что бессмысленные вещи порождаем только мы сами в своей дурной голове.

* * *

Где-то ко времени позднего обеда дождь совсем прекратился. Из-под нависших над лесом высоких серых туч явилось ясное августовское солнце. Низко нависло над рекой, холодным рыжим огнем сияло между деревьями, играло на коре сосен, согревало вымокшую землю. Кто-то на дороге весело подметил, что это к празднику уже начали разгонять тучи над Гиртой и окрестностями.

Детектив и лейтенант ехали по высокому берегу через сосновый бор, от усталости, намаявшись в оказавшихся абсолютно ненужными доспехах, из последних сил едва держались в седле. Но холодный влажный ветерок приятно бодрил, а от низкого, глядящего сквозь стволы деревьев, отражающегося в реке солнца становилось весело. Настроение улучшилось. Тем более скучать в пути не было ни возможности ни времени. Перед полицейскими катилась открытая зеленая бричка в которой ехали какие-то веселые молодые люди, что, наслушавшись всяких разговоров и перетолков, явились из Столицы, чтобы вживую посмотреть на Гирту и посетить самый известный ежегодный фестиваль северного побережья. Пока лил дождь, они со смехом ютились под кожаным навесом, пили вино, оглашали дорогу задорными шутками, чем очень злили промокших и простывших полицейских, что ехали следом. Но когда выглянуло солнце, они опустили крышу и, увидев двоих сумрачных, усталых, мокрых и раздосадованных своим плачевным положением всадников, со смехом предложили им угоститься бутербродами и выпить вина вместе с ними.

— Мы же уговорились ничего из чужих рук не пить! — весело бросил лейтенанту детектив.

— Да черта с два! — весело выругался тот и ловко нагнувшись, как жокей в цирке, подхватил предложенный ему кубок, чем окончательно развеселил молодых людей.

— Лейтенант Йозеф Турко! — с достоинством представился он — тайный советник!

— Принц-изгнанник — также весело бросил им, отсалютовал, детектив — гранд Марк Вертура из Лиры!

Студенты весело рассмеялись и замахали им руками, еще больше развеселившись. По всему было видно, что они ни капли не поверили своим новым собутыльникам.

— Расследуете что-то? — весело потребовали ответов за угощение они.

— А герцогскую тайну вам не выдать? — важно спросил у них лейтенант Турко.

— А если мы вам еще нальем, вы проболтаетесь? — крикнул самый веселый, скорее похожий на преподавателя или аспиранта, чем на студента, в больших черных очках и с толстым хвостом темных прямых волос, молодой человек. Лицо его показалось детективу чем-то отдаленно знакомым, но он отогнал от себя эти мысли и залпом выпил из предложенной ему бутылки.

— Конечно! — отвечал он, протягивая руку за бутербродом — но тогда мы выпьем и съедим все, что у вас есть!

— И вам придется подписать документы о неразглашении! — пригрозил пальцем, сообщил студентам лейтенант — заехать в контору и под присягой выполнить все формальные процедуры, а уже потом вы сможете выйти в город. А до этого будете считаться административно задержанными…

Его язык начал заплетаться, но он схватил бутылку и тоже начал из нее пить.

Так с шутками и песнями, подгоняемые прохладным свежим, дующим с реки ветром, они поднялись на последний холм, что отделял их от города, с которого открывался живописный вид на окрестности, бастион, арсенал и северо-восточные ворота Гирты. Следуя в потоке других, едущих по берегу верховых, фургонов, телег и карет, устремились по склону вниз.

— Какая крепость! — указывая на замок Этны на другой стороне реки, крикнул кто-то — смотрите!

И он достал из манерной поясной сумочки прямоугольный листок плотной прозрачной, похожей на мягкое стекло бумаги и, отставив от себя руку, посмотрел на замок через него. Листок потемнел, и вот уже в руках у студента уже было готовое изображение закмка возвышающейся над белой рекой и черным еловым лесом, на фоне серо-рыжего, в свете яркого и холодного северного солнца неба.

— Это тюрьма — указав пальцем, многозначительно пояснил ему лейтенант Турко — там содержат преступников, а в субботу им будут рубить головы, пальцы и руки. Не пропустите!

— Вот ведь у вас тут весело! — не поняли намека лейтенанта, засмеялись, сочли его слова за шутку студенты.

— Ничего себе ворота. Это от кого такие? От толстых троллей? — глядя на стены и башни ворот города и укрепления впереди, приметив новую достопримечательность, наперебой начали показывать на бастион пальцами школяры.

— Нет, от драконов! — ответил кто-то.

— Так драконы же летают! Зачем от них стены?

— Это реданы — показывая рукой, продемонстрировал бумажную карту, которую уже разложили на коленях, начал объяснять всем один из путников и тут же спросил у полицейских — да как вы тут живете? Ничего у вас тут не работает, ни связи, ни компьютеров, ни электричества!

— И кашу из лужи решетом хлебаем — иронично согласился детектив.

Вертура заглянул в аккуратную, машинной выделки карту, на которой был изображен город с подписями районов, улиц и проспектов. На карте также была обозначена башня арсенала, что возвышалась впереди и чуть справа от дороги и подробно нанесена цепь фортификаций, окружающая Гирту с севера острыми углами бастионов, линиями эскарпов и крепостных стен. Как раз сейчас, миновав ворота северо-восточного равелина, они въехали на живописную аллею между внешними и внутренними городскими укреплениями. По обеим сторонам дороги, в пространстве между усиленными каменной кладкой земляными валами, раскинулись засаженные по берегам ивами и шиповником пруды. В мирное время тут, как и у южных ворот, разводили домашних рыб, что подавались к столу в богатых домах Гирты.

— Перед осадой эти деревья срубали, везли в город, использовали как строительный материал… — демонстрируя ровные ряды тополей в стороне, в нескольких сотнях метрах от городских стен, рассказывал старшина группы студентам.

— А часто осады? — спросил один из его подопечных.

— Последний раз сорок лет назад было — ответил лейтенант — это когда севернее Гирту захватить хотели…

И он было пустился в какие-то пьяные пространные рассуждения о том, что некий продажный генерал Бард приехал с востока и поднял мятеж, но как только они въехали в ворота города, его бесцеремонно перебили.

— А где тут у вас нормальная гостиница? — с интересом оглядываясь вокруг на фасады домов и небо зажатое крышами над проспектом между ними, крутя в руках карту, не находя соответствующих пометок, спросили у полицейских студенты — и чтоб все было. С горячей водой и электричеством, а то мы уже полторы недели как в пути. От самого перевала педали крутим, как же надоело!

* * *

— Век бы не видеть этой глуши! Какое же здесь все родное! — умиротворенно выдыхая дым из трубки в серо-рыжее небо, расслабился, развалился в седле лейтенант, когда они с детективом наконец-то протолкались через поток пешеходов и повозок на улицах и, небрежно продемонстрировав, как-то по-особенному, даже с симпатией, скривившему им рожу, дежурному у ворот свои регалии, въехали на двор полицейской комендатуры Гирты.

На плацу весело строилась вечерняя смена. Густо дымила труба котельной. Сегодня был банный день.

У костра бригады Монтолле, у полевой кухни, растянули веревки. Не стыдясь, сушили принесенные со стирки многократно латаные мантии, рубахи и штаны. Пахло щелочным мылом, походной кухней, костром, кашей и какой-то терпкой приправой для соления. Лесные женщины рубили на столах зловещими широкими ножами массивные кочаны капусты, сгребали крошево в деревянные кадки, готовили не то закуску к празднику, не то запасы к зиме. Только сейчас детектив приметил их сходство с крестьянами и сельскими жительницами, на которых он насмотрелся в последней поездке. Быть может, в городе в лаптях, в своих простоватых, раскрашенных в броские цвета шерстяных лейнах и заколотых на боках огромными стальными заколками, расписанных магическими охранными символами и крестами пледах они смотрелись несколько дико, но для севера, похоже это был эталон моды подавляющего большинства живущих за стенами Гирты.

— Ах эти богатенькие обалдуи! Столичные бестолочи! — махал руками, весело и самодовольно возмущался лейтенант — педали они крутили, на четвереньках по лужам прыгали! Под горку, со склона кубарем катились!

— Действительно пижоны, что это они не оставили какой-нибудь столичный сувенир — передергивая плечами, согласился детектив — я бы подарил Анне, сказал, что отобрал из огнедышащей пасти дракона. Вырвал у тонких троллей…

— Достал из очка сортира! — грубо крикнул им, подсказывая, знакомый полицейский капитан, тот самый, который, не разобравшись, вступился на стене за Марису, а потом плюнул на нее — где вас носило! Мэтр Тралле вас уже в розыск выставил! Опять напились?

— Уже идем — заверил его лейтенант, и они с детективом спешились и, расписавшись в журнале, что вернули казенных лошадей, вошли в парадные двери.

— Нырнули они и вынули! Головой вниз! Ногами в стороны дрыгали! — по привычке ворчливо ругаясь про себя вслух, бормоча под нос, направился по своим делам пьяный полицейский капитан, все еще прокручивая скабрезную беседу коллег в своей неоднократно разбитой в драках голове.

* * *

В зале было холодно, сквозняк продувал помещение. Шторы были заведены в стороны и подвязаны. Яркий вечерний свет пробивался через кроны тополей за окном, плясал на корешках книг, отражался, преломляясь в недопитом чаю, в фужерах.

— Долго вас не было! — поклонился, обнялся с лейтенантом Турко, стукнувшись с ним локтями Фанкиль — дома ругать будут?

— Еще как будут — устало согласился, ответил полицейский — служба не мед, но с дежурства, как с похмелья. А еще сегодня стирка. Мика помочь просила…

— Да, заходила сюда, спрашивала. Ничего, поругает и простит, Бог простил, и вас простит, так ведь? — весело кивнул рыцарь. Он тоже был рад возвращению коллег — Марк? Как провели время? Весело или грустно? Не скучали в наших перелесках?

И они сцепились кулаками и тоже обнялись.

— Гармошки только не было. А так, еще как весело, рассказать — никто не поверит… — кокетливо махнул рукой в сторону детектив.

— Отчет всему поверит — весело заверил его рыцарь.

Недолго наблюдавшая за этой сценой Мариса резко встала от стола и быстро пошла на Вертуру с такой напористой стремительностью, что детектив даже испугался, что она сейчас со всего размаху врежет ему обидную пощечину, благо за что было, но она этого не сделала. Обошла его вокруг, критически оглядела со всех сторон и со знанием дела заявила непреклонно так, как будто бы они были женаты уже много лет.

— Вас что, макали с головой в грязную лужу или где?

— Доложимся и домой — выдохнув, согласился детектив — мэтр Тралле здесь?

— У себя — ответил рыцарь и прибавил тихо-тихо — он очень занят, если сэра Визру не нашли, лучше оставить это на завтра, иначе он вас намажет на тапочек и съест…

Но отступать было поздно. С третьего этажа загремели шаги. Несколько человек спускались по лестнице вниз.

— …Надеюсь, вы меня поняли, никаких провокаций в эти дни — тихо, но отчетливо в образовавшейся в зале тишине произнес холодный и властный голос Хельги Тралле, куратора полиции Гирты.

— Ну я-то передам сэру Жоржу — манерно растягивая «о», беззаботно отвечал ей Патрик Эрсин. Стоя рядом с ней, он был выше нее на две с половиной головы, но при этом его бодрый и расслабленный вид совсем не вязался с деловой сосредоточенностью невысокой, облаченной во все алое женщины.

— Вот только вы скажите тоже самое мэтру Роффе и остальным — стремительно улыбнулся Эрсин. Детектив вздрогнул, глаза Поверенного на миг поменяли цвет. Он нахмурился и сделал картинно-недоумевающее лицо и заявил — а, Марк, друг мой. Ощущаю аромат грозовой травы. Не понимаю, чем вы заинтересовали эту ведьму? Вы же не никакой не принц…

— Патрик! — строго осадила его Хельга Тралле. Инспектор Тралле, граф Прицци, Пескин и генерал Гесс шли следом, мрачно внимали их беседе.

— Хельга, любовь моя! — развернулся к ней, разводя руками, объяснил Эрсин — я же повторил. Беспредел — не мой стиль и сэра Ринья тоже не надо держать за идиота, что будет устраивать бардак, когда в городе столько высокопоставленных гостей, да еще собственной персоной и сам мастер Динтра. Сэр Жорж образованный и деловой человек и все прекрасно понимает. Не то что некоторые.

— Мы провели переговоры и с остальными…

— Согласен, ваши вчерашние переговоры были просто фееричны! — глумливо кивнул Поверенный.

Они все вышли в коридор. Остался только инспектор, бросил внимательный взгляд на лейтенанта и детектива.

— Не нашли? — только и спросил он, горестно и тяжело вздохнул, заранее зная ответ — все, проваливайте с глаз моих долой. Йозеф, завтра выходной. Субботу дежурите в конторе. Марк, свободны до понедельника. Все равно от вас никакого толку. Понадобитесь — найдем. Анна, тоже катитесь, чтобы я вас здесь не видел. Работайте, не забудьте статьи. Дюк, ко мне наверх. Лео, пока не уходите. Вы разобрались с теми трупами, на которые сегодня ездили?

— Все то же — вручил лист с записями инспектору Фанкиль.

— Черт бы подрал этого Алистера — покачал головой инспектор.

— Может действительно, пока мастер Динтра здесь, согласовать воздушный удар и сказать что ошиблись? — лукаво склонив голову, спросил Фанкиль.

— Хельге виднее — недовольно пожал плечами инспектор и убрал лист в свою лиловую папку — не знаю, что они там крутят, циркачи, но, надеюсь, у них не как всегда, а действительно есть какой-то внятный план действий. Марк, Анна, Йозеф, что я сказал? Марш отсюда, не злите меня, и без вас все бесит.

* * *

Они шли по запруженному веселыми людьми проспекту. Он в сырой от дождя, тяжело бряцающей на каждом шагу, бригандине, с перевязью и притороченными к левому бедру ножнами, в перекинутом через плечо и заколотом на боку, на солдатский, или местный деревенский манер, плаще. Она как всегда в тяжелой и черной мантии с бордовыми клиньями, длинной бархатной юбке и темном плаще. Свой черный, с тонкой золотистой нитью и красными цветами, платок она откинула назад на шею, оправила челку, щурилась на солнце, улыбалась прохладному, дующему с моря ветру. Он протянул ей руку, она не глядя, поймала его пальцы, прижала его локоть к себе. Отвернулась, стараясь не смотреть на него, чтобы он не заметил мелькнувшей на ее губах счастливой улыбки.

Они вышли на мост. Здесь было много народу. Прогуливающиеся по мосту пешеходы останавливались у парапетов, восторженно глядели в бегущую далеко внизу свинцово-серую воду, любовались на стены крепости, набережную и подсвеченный холодным, пронзительным солнцем залив. Кто-то достал прозрачную пластинку и навел на Вертуру с Марисой.

— Можно ваш портрет! — запоздало замахала рукой, осведомилась молодая женщина лет тридцати с тонким чистым лицом, светлыми, завязанными в замысловатый узел волосами и в длиннополом темном плаще, подхватила под руку, одернула за локоть, своего кавалера. Бородатого, среднего возраста господина в свежекупленном клетчатом берете с помпоном и при большой сумке через плечо. Образ дополняли широкие бурые штаны с огромными карманами на бедрах и клетчатая фланелевая рубаха до колен. У обоих, под длинными, в каких удобно только неторопливо прогуливаться пешком по городу, плащами, поблескивали черной свежестью модные, по виду столичного фасона, лакированные башмаки.

Детектив кивнул в знак что он не против рисунка и принял как можно более благородный и пафосный вид.

— Прямо как настоящий рыцарь из книжки получился! — продемонстрировал готовую картинку бородач. Мариса улыбнулась. Рука невидимого художника моментально запечатлела их крошечными штрихами масляной краски в виде исполненной в слегка диковинной манере картины. Вертура был в латном нагруднике и длиннополой мантии при длинном же мече, слегка развернувшись, улыбаясь романтической влюбленной улыбкой, держал за руку Марису, откинув голову, любовался ей. Она же застенчиво и весело одновременно смотрела куда-то в сторону на реку, придерживала свой платок и длинные распущенные волосы, подхваченные летящим с залива ветром. За их спинами вместо ворот над мостом возвышалось какое-то крашеное в белые и оранжевые цвета строение с позеленевшей от непогод медной крышей, а сбоку свет закатного солнца пламенно-рыжими бликами отражался на куполе высокой белокаменной церкви. Вертура даже огляделся: он был в недоумении — все на картине было как будто похоже на настоящее и при этом совсем другим.

— Это какая-то машина? — заинтересовался рисунком детектив.

— Нет, это я вас нарисовал — пространно объяснил ему бородатый кавалер в берете — если было бы где, мы могли бы сделать вам большой портрет. Здорово получилось!

— И художника выходит не надо? — скептически уточнил детектив.

— Так я и есть художник! — улыбнулся его недоумению собеседник — я думал нарисовать немножко иначе, но и так замечательно вышло! Дайте свой адрес, мы сделаем вам и пришлем открытку. Здесь столько всего интересного, главное не забыть!

— Обязательно забудете! — критично оглядывая себя на меленькой, величиной с ладонь картинке, бросила им Мариса.

— Ну так возьмите, раз понравилось, себе — улыбнувшись, передал ей портрет художник — у вас же таких нету.

— А что это такое вообще? — разглядывая уже затвердевшую и превратившуюся в настоящий портрет, который только и осталось, что вставить в рамку и поставить на письменном столе, картинку детектив.

— Наш мозг ловит зрительный образ и проецирует на этот материал. Остается только взять его в рамку, чтобы поймать изображение и представить, как бы вы хотели его видеть — разъяснила девушка — мы из Столицы, выпускаем журнал! Приехали посмотреть на праздник, запечатлеть местный колорит!

— А вы знаете леди Веронику? Веронику Булле — задал глупый вопрос и тут же уточнил детектив — она училась в Столице…

— Маленькая, темноволосая, на вас чуть похожа — художник указал рукавом на Марису — с ней еще уехала рыжая Лиза…

— Да — кивнул детектив — у нее еще такой… экстравагантный кавалер.

— Аксель! Этот веселый псих! А вы их тоже знаете? Так это они нас в Гирту и пригласили.

— Ага — кивнул детектив.

И они зашли в кафе.

Они сидели парами друг напротив друга в отгороженной от остального зала деревянной решеткой с вьющимися по ней розами ложе у высокого окна, смотрели на проспект. Вели веселую беседу, пили какой-то диковинный ароматный и необычайно бодрящий напиток, которым угостили Вертуру и Марису приезжие. Девушка сказала, чтобы он, детектив обнял свою спутницу, положил перед собой на стол среди высоких фужеров свои трубку и меч, навела на них прозрачную рамку чтобы сделать еще одну картинку, но получилось некрасиво. Контуры были смазаны, лица непохожи — портрет вышел плохим.

— Тут нужна сноровка — покровительственно объяснил ей, поцеловал в щеку в утешение ее бородатый кавалер и объяснил — это сфотографировать легко. А вот представить себе так, как это должно выглядеть и исполнить — совсем другое дело. Машина может и скопирует как есть, но чтобы портрет передавал настроение и был аллегоричен — это надо не только иметь талант, но еще и долго учиться.

— А фотографии у вас тут не получаются — с наигранной обидой развела руками девушка — я хотела сделать для обложки снимки дворцов и церквей, реку там, залив. И ничего не работает, а химические все оказываются засвеченными. Вот и приходится таскать с собой этого бородатого, чтобы рисовал все что красиво.

— Без меня твой журнал — сплошная унылая писанина! Кому интересно читать эти буквы, все любят картинки! — художник широко округлил рот и впился бородой ей в шею. Она засмеялась от восторга. Улыбнулись и Мариса с детективом.

* * *

— Напьемся вина?! — глядя в сторону магазина на углу, торжественно и мечтательно закатила глаза Мариса. Они шли по проспекту, держась за руки, не обращая внимания на то, что всем приходится их обходить. Любовались каретами, высокими решетками палисадников, домами на проспекте, распахнутыми окошками в которых отражался солнечный свет, слушали говор голосов, пиликанье шарманки на перекресте и отдающиеся от стен гулкое городское эхо.

— Купим сразу несколько бутылок! — призывно дернула за локоть детектива Мариса — будем хлестать вино, ходить по улицам, и…

— Нет — покачал головой Вертура, чем ввел ее в недоумение. От тонизирующего напитка он немного приободрился, но раскаленная усталость обжигала все его тело.

— Что нет? Какое еще нет?! — грубо и обиженно бросила ему Мариса и схватила его за вторую руку — ты что совсем?

— Хлестать вино на улице мы будем в другой день — останавливаясь и беря ее за обе ладони, заверил ее детектив — впереди еще пятница, суббота и воскресенье. Надо провести их с пользой, а не так — напиться упасть, проснуться, напиться. И мне надо зайти домой. Надо было оставить эту бригандину в отделе… Можно потом прогуляться по берегу реки, вечером, когда станет немного посвежей.

— Зануда! — обиженно заявила ему Мариса, но пошла за ним.

* * *

На город спустились ясные августовские сумерки. На некоторых перекрестках уже зажглись фонари. На центральных проспектах и мостах Гирты несли вахту полицейские. То там, то тут, в толпе проезжали верхом облаченные в легкую лиловую броню рыцари. Лейтенанты и капитаны жандармерии, совершали объезды, проверяли перекрестки, площади и улицы, следили за порядком в городе, у ворот и на укреплениях. В полицейской комендатуре заступала усиленная ночная смена. Готовились рейды по воровским притонам и опиумокурильням. Специальное письмо с личной подписью графа Прицци было отпечатано и разослано всем квартальным смотрителям донести до хулиганов и охотников за легкой наживой, что если в дни фестиваля кого поймают за неприкрытым беспределом, без суда припишут на казнь в субботу вместо сбежавших недавно из тюрьмы приговоренных к смерти.

Совещание подходило к концу. Капитан Фридрих Троксен с дружиной, драгунский взвод ночной стражи и конные ополченцы под желто-лиловым знаменем квартала Гамотти, собрались перед зданием полицейской комендатуры во дворе. Подходили к полицейскому капеллану, крестились, просили благословения, целовали крест. На плац, в сопровождении сыновей, родственников и оруженосцев, въезжали, присоединялись к построению экипированные к бою рыцари с манерными лиловыми бантами на груди. Намечалась поездка за город туда, где за полями, за ручьем, на склоне холма в лесу, военным лагерем встали люди из бригады барона Келпи. Как объяснила детективу, когда они выходили за ворота комендатуры Мариса — сборища беспринципных авантюристов, разбойников-рыцарей, землевладельцев с северного берега Браны, охотников и наемников из южных городков и деревень, что представляли в этих глухих краях власть герцога Булле и всеми правдами и неправдами промышляли в юго-восточной, граничащей с Мильдой, части герцогства. Во время войны они вместе с графом Тальпасто так и не сумели взять с наскока пограничную крепость мильдингов — форт Доминика. Покинув основную армию, неудержимой, ненасытной ордой они вторглись далеко в тайгу по южному берегу Браны, разграбили там несколько поселков, но после того, как люди князя Баррусто дали им серьезный отпор, осознали, что на войне вдруг оказывается могут еще и убить и, бросив дружину графа Тальпасто на произвол судьбы, как только на Бране встал лед, тут же перешли по нему обратно на северный берег и покинули театр военных действий, чем очень подвели армию Гирты, рассчитывающую на то, что их беспокоящие рейды отрежут крепость от снабжения и заставят мильдингов растянуть свои силы по всему южному берегу реки.

И это было только одно из тех многочисленных низменных деяний этих руководствующихся только собственной выгодой, трусливых и жадных до легкой добычи людей.

Так что, памятуя о нраве барона Келпи и его вассалов, в Гирте их справедливо считали бандитами, мародерами и изменниками, и если бы у герцогства были бы силы и деньги, чтобы навести порядок в юго-восточной тайге, никто не стал бы мириться с таким положением дел. Но денег не было, и формально присягнувшие Гирте разбойники-рыцари которые хоть как-то поддерживали видимость порядка и платили хоть какие-то налоги были лучше, чем полностью потерянные территории, которые в любой момент могли отойти к Мильде, если барон Келпи вдруг надумает что там лучше чем здесь. В общем в герцогской администрации приходилось хоть как то, но все же находить с ними общий язык, что успешно и делалось на протяжении последних трех десятков лет. Но что были обязаны делать управляющие ведомства, не обязан был делать граф Прицци — с Лиловым клубом, представлявшим собой весь цвет городского рыцарства Гирты у южан был давний конфликт. Граф и его вассалы имели доходы с дорог и торговли в герцогстве, часть которых распределялись и между младшими чинами клуба. Так что жандармы графа и их дружины строго следили за тем, чтобы вокруг города не было ни заезжих гастролеров-импровизаторов, ни рыцарей без гербов и девизов не щите — благородных но нищих кавалеров из того сорта, что подходя поздним вечером, демонстрируя свои пистолет и меч, навязчиво предлагают торговцам и путникам охрану и сопровождение через неспокойные земли. Между бароном и графом был негласный договор — городские не грабят замки и дома на юго-востоке герцогства, а люди барона не появляются на дорогах и промышляют только на своей земле. Но в этот раз что-то пошло не так и большая дружина с молчаливого согласия графа Тальпасто и герцога Ринья прошла через их земли и с недвусмысленными намерениями затаилась в лесу в двух десятках километрах к югу от Гирты. И теперь граф Прицци собирал свой клуб, чтобы лично поехать и объяснить незваным гостям, что так делать не следует.

* * *

— Слышали про карантин? — спросил у капитана Глотте, который перед отъездом зашел по какому-то делу к инспектору Тралле, Фанкиль.

Окна в зале были все также открыты, в камине жарко горел огонь. Аромат дыма и смолы тянулся по коридорам, заставлял мерзнущих в своих кабинетах полицейских с завистью потягивать носами, морщить ноздри и лбы. В коридоре у лестницы, у стола дежурного, где как всегда сидел, смотрел в журнал, Дюк, был сложен штабель свежих, еще пахнущих еловым лесом, еще с налипшей на кору хвоей, еловых поленьев. В свете веселого пламени загадочно поблескивали летящие наискосок вдоль шпиля Собора хвостатые звезды на картине.

— Тот домик в лесу, куда мы ездили? — уточнил капитан, с презрительным весельем, снимая перчатки и быстро расчесывая пятерней свои черные кудри перед зеркалом — мы поставили его на вид. Приказ леди Тралле зачистить и сжечь.

— Пишите что задание выполнено — одобрительно кивнул рыцарь — приезжали с Переправы, сказали, ночью там все молниями побило. И карантин, и все избы сгорели. Одни трупы лежат обгоревшие. Местные разбираться не стали, ждут комиссии.

— Мэтр Тралле в курсе? — насторожился капитан, поправляя широкий ремень портупеи и воротник. У командира драгун было узкое треугольное лицо, на котором не росло ни усов, ни бороды и кривая, сведенная давней зубной болью щека. С той же стороны у капитана не хватало и зубов, так что когда он улыбался, выходило неприятно и криво.

— Да. Завтра с мэтром Солько и мэтром Курцо поедем смотреть — без особого энтузиазма, ответил ему Фанкиль — мне бы ваших молодцов в помощь бы… Как бы он не припомнил вчерашний вечер…

— Да все он уже проглотил — махнул рукавом своего кожаного дублета капитан ночной стражи — видел я его сегодня у сэра Гесса. Поприветствовали друг друга, о здоровье осведомились, как ничего и не было. Он же не скажет, что это вы тут разгромили мой притон с девками. Кем думаете приказ был подписан? — капитан усмехнулся — еще сказал, молодцы, верно служите Гирте, а мои недоглядели. Разберусь, дам плетей.

И капитан зловеще заулыбался. Сегодня, наверное, тоже проникнувшись атмосферой грядущего фестиваля и предстоящей ночной поездки, он был как-то особенно охотлив на беседу.

— Езжайте с Богом. Может и вправду Господь нам подарок к празднику преподнес, вычистил эту заразу с северного берега.

Инга за столом только покачала головой.

— Кто бы еще на южном постарался — намекнул Фанкиль.

— Прикажут, сделаем — отрезал капитан и кивнул Инге — расчленим и головы на ворота повесим, так ведь леди?

— Конечно — бодро кивнула она ему в ответ.

* * *

Было еще светло, когда передовой отряд облаченных в черные кожаные дублеты и черные плащи драгун вскочил в седла и, оглашая проспект гулом рога, направился через мост к южным воротам Гирты, оповестить патрули, чтобы освободили проспект для движения основных сил. Следом за ними собралась в колонну, двинулась и основная дружина во главе с графом Прицци, Пескиным, капитаном Троксеном и еще парой старших рыцарей. Одного из них указав детективу, Мариса назвала Биргером Гамотти, комендантом крепости на горе, а другого бароном Тинвегом Старшим — майором Лилового клуба и правой рукой графа Прицци.

В отряде были и те два кавалера, которых детектив видел в доме графа во время потешных поединков. Первый высокий и тренированный городской боец, а второй его длиннобородый сельский соперник, что так ловко сразил его ударом ниже пояса в веселом поединке. За графом и его старшинами следовал знаменосец со штандартом, на котором был изображен черный, змееобразный дракон на лиловом поле, обхвативший лапами восьмиконечный серебряный крест. Помимо мечей и копий, рыцари везли с собой веревки и фонари для ночного преследования.

Полицейские махали кучерам посторониться и съехать с проспекта. Слыша пение рога и нестройный цокот многочисленных копыт, прогуливающиеся и отдыхающие, отходили к домам, выглядывали из окон и с балконов, за чаем или фужером весело обсуждали что раз Лиловый клуб собрался куда-то при оружии на ночь глядя, завтра будет много интересных новостей. Приезжие из столицы наводили на всадников прозрачные пластинки, мерялись, у кого лучше получилось.

На улицах города в этот вечер было по-особенному светло и ярко. Сейчас их освещал не тот мерцающий свет, когда стабилизаторы выставлены на самый минимум так, чтобы только не перегорели подстанции, лампы и электрические сети, а включенные на всю яркость прожектора, подсветка стен и фонари. Разноцветными, нарядными витражами и огнями витрин сияли фасады домов, озаряли проспекты. Ослепительно белым светом пылали шпили колоколен и купола церквей, разноцветными огнями были освещены балкончики и садики особняков на холмах и высоких скалистых берегах Керны. Загадочно мерцали подсвеченные беспроводными белыми и желтыми шарами кроны деревьев в герцогском парке. Переливались желтыми бликами, отражая свет огней города, мостов и набережных волны залива и реки. Везде играла, лилась из распахнутых окон музыка. Исполняли пьесы, услаждая слух, соло и целые оркестры. Во дворцах и богатых домах начались приемы и застолья для гостей: устав за день, нагулявшись по городу, вдоволь насладившись ясным предпраздничным вечером, жители Гирты и приезжие возвращались домой и в гостиницы, приглашали друзей в рестораны и на квартиры, кто победнее, наливали у себя в комнатах или в подворотнях, тянулись на набережную, на мост, на площади и в кабаки.

Вертура и Мариса тоже вышли на улицу. Еще не совсем стемнело, и они успели пройтись по набережной по южному берегу Керны до залива. Шли торжественно и молча, держась за руки, с завистью смотрели на загорающиеся на лодочках и барках на реке огоньки. Вдыхали свежей и холодный, насыщенный ароматами речной воды, морской соли и мокрых листьев ветер.

— Не найдется ли курить, сэр детектив? — важно обратился к Вертуре идущий им навстречу по набережной хвостист Прулле, когда они проходили мимо университета. Он, как и встреченный на мосту художник, тоже был в новеньком, модном, полосатом берете с помпоном и щегольском, длинном, почти до пят, плаще. Рядом, бодро вышагивал бездельник Коц, бросал по сторонам заинтересованные взгляды, где бы чего ухватить. Сорвав с кудрей свою шапочку, он галантно приветствовал Вертуру и Марису.

— Найдется конечно! — улыбнулся неожиданной встрече детектив и нащупал в поясной сумке кисет, но когда достал его, то с удивлением обнаружил, что это не его кисет, а тот самый мешочек грозовой травы. Таинственные магические символы отчетливо проступили в закатной синеве.

— Это еще что? — насторожилась, словно узнав его, спросила Мариса.

— Пойдемте с нами! — весело предложил бездельник Коц, безошибочно угадав, что у них есть желание потратить немного денег на вино и веселую застольную беседу — у нас тут форум на квартире… Такие темы, даже мэтр Глюк не устоит!

— Нет — выдал им табаку, найдя наконец свой кисет, детектив — у нас свои академические чтения.

И пожал пальцы важно кивнувшей в знак одобрения Марисе.

— Учись хвостист. Доцентом быть — не юво дрить! — раскуривая трубку, назидательно бросил своему товарищу бездельник — ну мы пошли! Счастливого вечера!

* * *

Сделав круг по набережной реки и берегу залива, Вертура и Мариса вернулись домой по улице, что вела параллельно проспекту Булле мимо дворца графа Прицци прямо к дому детектива. Поднялись наверх. Вертура только и снял свои тяжелые потертые башмаки, размотал портянки и, сбросил портупею и плащ, упал на постель, лежа перекрестился. За окнами, на террасе дома графа полыхнул маленький фейерверк, какая-то компания в ответ огласила улицу веселыми, подвыпившими выкриками.

Детектив было закрыл глаза, как его затрясла Мариса.

— Ты что, совсем озверел? — только и спросила она с угрозой, проталкивая карандашом пробку винной бутылки.

— Ты про кисет? — с недоумением только и спросил он и достал его из сумки и передал ей — если бы я сам знал что это…

И он, закрыв глаза, перевернувшись на бок, уснул.

Мариса отставила бутылку, взяла в руки кисет. Нахмурилась. Где-то она уже видела эти символы. Она села на кровать, не раздеваясь, легла рядом с детективом, на коленях пролезла под его рукой, перевернулась, прижалась спиной к его груди, раскрыла, поднесла к лицу кисет, глубоко вдохнула ароматный запах грозовой травы.

Что-то забытое и очень приятное проснулось в ее сердце. Несмотря на то, что в комнате было прохладно и, вернувшись домой, они не стали топить печь, она мигом согрелась. Мариса прикрыла глаза и снова вдохнула из кисета. Как-то внезапно ей вспомнился дедушка и черная, ясная, но беззвездная, расцвеченная не то заревом пожара, не то каким-то другим огнем, ночь. Увиделись летящие мимо шпиля Собора на площади перед герцогским дворцом звезды, но на этот раз не на картине в зале, в комендатуре полиции Гирты, а почти что на самом деле. Но прошел миг, и образ уже сменился, обратившись бесконечным полетом через ветреную тьму, хлещущий в лицо дождь и яркий, пронзительный электрический свет из-за которого вокруг было ничего не видно.

— Как занятно! — удивившись, подумала в голос Мариса. Взяла большую щепоть, размяла на пальцах в пыль, глубоко вдохнула, как нюхательный табак, с тыльной стороны руки. У травы был приятный, терпкий, чуть горьковатый, но не как у табака, гораздо более мягкий привкус. Чихать от нее тоже не хотелось. Мариса прикрыла глаза и увидела приют, в котором прошло ее детство, сад, сложенный из валунов, покосившийся забор подпертый жердями, опутанные поздним, с большими темно-зелеными и желтыми листьями вьюном стены. Холодное, какое бывает в конце сентября, начале октября мокрое и пасмурное утро, где поднимающаяся от земли сырость пробирает до костей, а на темно-зеленой осенней траве и листве кустов, чьи цветы давно были срезаны и засушенных в гербарии, студеная утренняя роса застывает тонким белым инеем.

Она шла по саду, неся в руках грабли и ведро. Тощая нескладная девица с толстой темной косой и в латаном сером, не по размеру большом и неудобном плаще. Было еще совсем рано, только наступил серый пасмурный рассвет, но сегодня было ее дежурство, встать до начала занятий, пойти в сад, подмести, убрать с дорожек и клумб опавшие листья. За это утром ее ждала большая и горячая кружка разбавленного свежим козьим молоком кофе у натопленной кухонной печки и белый, испеченный с медом и травами хлеб.

В саду было безлюдно, холодно и тихо. Она опасливо обернулась на окна, на оплетенный вьюном фронтон дома, не видит ли кто, не колыхнется ли потревоженная рукой занавеска. Закрыла глаза и сделала шаг. Словно на миг порыв ветра подхватил ее, ударил в невидимые, раскрывшиеся за спиной крылья. Время качнулось и словно бы на долю секунды замедлило свой бег: Мариса открыла глаза. Она стояла в конце дорожки, все также держа в руках грабли и садовое ведро для опавших листьев. Было ли это во сне или на самом деле? Сколько лет прошло. Ведь так не бывает в этом мире. Быть может, все это приснилось ей и ей просто хотелось так думать, что она не обычная, а особенная, какая-то совсем другая, не похожая на всех остальных людей…

Мариса открыла глаза, отпустила руку детектива, посмотрела на свою ладонь. Длинные тонкие пальцы, привычные к бумаге и перу, ногти, обгрызенные от творческого сосредоточения. Один из них скоро сойдет — это она случайно прищемила палец дверью. Сейчас она чувствовала что-то необычное в этой, словно бы вдруг ставшей чужой и холодной, руке. Как будто что-то давно забытое и ушедшее, проснулась всего лишь на миг в ее сердце, наполнив ее какой-то непреклонной, реликтовой, холодной и чуждой всему живому и человеческому силой. Мариса повела ладонью, словно поверяя, слушается она или нет и¸ повинуясь ее движению, словно бы качнулся в комнате ветер. Мариса вздрогнула. Еще миг, она закроет глаза и снова почувствует тот далекий, оставшиеся в недосягаемом прошлом, которое она так хотела забыть, полет, вновь ощутит как раскрываются за спиной невидимые, но ощутимые почти как на самом деле крылья. И, словно почувствовав ее жест, Вертура во сне поймал ее руку, приласкал ее, прижал к груди. Обнял за плечо, ласково притянул еще ближе к себе. Уткнул в ее затылок лицо и тяжело и глубоко вздохнул. Мариса задрожала от приятного, согревающего волнения. Ее сердце как будто подскочило к самому горлу, нестерпимо и тяжело забилось в груди.

Ей стало радостно, тепло и необычайно спокойно на душе, как будто бы прошлое отступило, подернулось какой-то туманной пеленой или дымкой, словно ничего страшного или грустного никогда и не было в ее жизни, словно та мечтательная девочка из приюта выросла, стала большой, умной и счастливой. Как будто у нее был свой дом, в котором она была хозяйкой, ласковые, прилежные дети и отважный и добрый муж и так шли годы, раз за разом приходила осень. Дети выросли, стали большими, поступили на службу. В комнате горел очаг, они с Вертурой лежали на кровати, обнявшись, также как сейчас, смотрели в огонь камина. За окнами шумел ливень, на столе горела свеча, лежали раскрытые тетради и книги.

Ее счастливая и безмятежная жизнь, которую она успела прожить целиком за эти минуты, прошла перед ее внутренним взором. Больше не надо было никуда спешить, не надо было бояться. Все хорошо — подумала она радостно и спокойно и, коснувшись губами теплых пальцев ставшего ей таким близким за эти дни мужчины, улыбнулась и опустила веки. Она сама не заметила, как убаюканная этими радостными мыслями уснула. Вернее так и не смогла различить, было ли это все — и дом, и семья, и жарко натопленная печь, и книги, и дождь за окном, и долгие счастливые годы на самом деле, или всего лишь чарующим и радостным сном, какой забудется, но навсегда останется в ее сердце.