По венам поплыли эскадры, Негромкие всплески у ватерлиний, И чайки качаются на соленом ветру. Утро настало. Страна проспала всю зиму. Окна заткнуты шкурами, во дворе груды Окоченевших собак, и руки неуклюже сжимают тяжелые книжки. И вот мы проснулись и встали с кровати и завтракать сели — Ликующие голоса в кровяном порту, В тумане высятся мачты, и в солнечном свете снасти скрипят. И вот мы поем и тихо танцуем на кухонном полу. Тело наше словно бы порт на рассвете. Мы знаем, что капитана не будет весь день.

Я сижу в одиночестве поздно ночью. Я сижу с закрытыми глазами, мысли проносятся сквозь меня. Я сопротивляюсь, а не плыву по течению. На болоте таинственная мать зовет своих цыпочек, их засосало трясиной. Я люблю эту Мать. Я враг этой Матери, дайте мне меч. Я сигаю ей в рот, забитый водорослями. Я лечу одинокой щепкой сквозь стратосферу, оставляя огненные следы! Я шагаю выпрямившись, одежды хлещут по пяткам, Я бегу прижимаясь к земле, как испуганный зверь. Я шаровая молния, высеченная дровосеком из волчьего живота, Я плыву, словно солнце, над избушкой на курьих ножках, Я сижу, словно лошадь, в ветвях каштана, и пою, Я человек, запертый в дупле дуба, я жду молнии, потому что меня выпускают только в ненастные ночи. Я спешу, словно форель со стальной головой, к своей матке-горе, чтобы жить в той реке, где я родилась, глотая новую воду. Порою, когда я читаю свои стихи поздно ночью, Мне кажется, что я путник на бесконечной дороге, И я ощущаю, как это голое, волосатое тело одиноко во Вселенной и барахтается в сумерки в степи… Я плавал в вечности трескового рая, Я чувствовал, как серебро бесконечных чисел тёрлось о мои бока, Я поворачиваюсь, как крокодил, и плещусь в мутной воде Я воплю, как вопит бабуин, когда детеныш падает с дерева, Я, словно свет луны, заставляю лён цвести в ночи! Я разлетелся, как ангел, на три части над Уральским хребтом! Я вообще никто.

Я выжил, как шип в темном небе, Я тот, с кем я никогда не был знаком, Я несусь, как проворная рыбка по взбаламученным водам, Я рыдаю, словно последний отпрыск в пустынных домах Я спрятался, как лосось в бассейне на полу храма Я то, что осталось от тех, кого любили Я, словно букашка с черными эмалированными коленями, обнимаю кривую безумия Я поднимаюсь, словно вечерний свет с океанских просторов Я сражаюсь, как вечное блаженство в высоких камышах. Наши лица сияют отраженною тьмою Тигра, соты, слепленные пчелами, что продолжают расти после смерти, комната с задернутыми шторами из человечьих волос. Пантера наслаждается тем, как сгущается тьма. Руки мчатся навстречу друг другу сквозь мили пространства. Все спящие в целом мире берутся за руки.