– Все настолько плохо? – мрачно вопросила Элия и поторопила Силы: – Хватит тянуть мантикору за хвост!

– Вы не ошиблись насчет информации по жертве Жнеца. Есть такая ячейка памяти в ИК, – никогда прежде не лезший за словом в карман Связист на сей раз подбирал слова осторожно, будто они жгли, как горячие угольки. – Только там чушь несусветная написана, – похоже, Силы пытались убедить в чем-то самих себя, но безуспешно. – Даже нам поверить сложно. Будто бы Лейм наш на самом деле и не Лейм вовсе и никогда им по-настоящему не был.

– Чего? – донельзя изумился герцог. – Как это так? Я что же, с призраком дружил?

– Лучше бы с призраком, – всхлипнул стремительно приближающийся к состоянию открытой истерики Источник. Наверное, он очень жалел, что в данный момент не обладает плотью, чтобы подолбиться головой о какую-нибудь твердую поверхность, а потом выплакаться в колени Элии.

– Да говорите толком, в чем дело? – испугавшись за сына, грозно рыкнул Моувэлль, потеряв последнее терпение.

Силы Источника испуганно ойкнули, захлебнувшись гипотетическими слезами, а Связист заговорил по существу вопроса более расторопно:

– Там сказано о существовавшем некогда, несколько десятков тысяч лет назад, черном боге, настоящем монстре по части истязаний, боли, обмана и террора. Под своей пятой он держал в диком ужасе сотни миров, заливая их потоками крови. Жертвами его злодеяний становились не только живые существа, даже Силы. Могуществом бог обладал почти неизмеримым и пользовался им только ради утоления собственных злобы и жажды власти, но настал конец его владычеству, когда Абсолют объявил его нарушителем Законов Равновесия. Он приговорил бога к Мечу Жнеца, не только перерубающему нить жизни, но и высасывающему силу, отправляющему душу в очистительный путь искупления. Алый Бог – именно так злодей именовал себя за любовь к цвету крови и только такие одеяния носил – проведал о приговоре. И решил бежать!

– От Меча Жнеца уйти невозможно, – машинально констатировал Моувэлль, невольно завороженный нехитрым рассказом Сил.

– Этот ушел, – хмуро заявил Связист. – Он сотворил сам с собой такое, что след его потерялся на Уровнях. Алый – прямой потомок Расплетателей Душ – ухитрился соорудить из своей души нечто несусветное: сверху сплел ложную душу светлого бога, внутри поместил истинную суть монстра, которая чернее Тьмы Межуровнья. Он сбежал в другую инкарнацию, прицепив цепочку перерождений к нити судьбы своего ученика – паренька, более всего жаждавшего быть простым кузнецом, а ставшего воином и телохранителем своего мучителя. Как думаешь, Элия, кто это был?

– Нрэн?

– Он самый. Неизвестно, когда именно Алый планировал сбросить с себя личину «белокрылого ангела», наверное, об истинной сути ему должен был напомнить ученик-жертва. А только что-то пошло не так. Тиран не вспомнил себя ни в следующей жизни, ни в последовавшей за ней, ни в остальных. Начался странный процесс. За истекшее время белая оболочка ложной души успела набрать силу, а черная тень, таящаяся в глубине, частично утратила свой первозданный мрак, заразившись от светлой маски. Четкие границы между страшной правдой и ласковой ложью стерлись. И только когда переплет истинных и поддельных нитей души стал поистине близок к соприкосновению, проклятье настигло Алого Бога, – Связист помолчал немного и закончил: – Произошло что-то, запустившее процесс проявления сути, погребенной под ложью о свете. Вот почему я и говорю, того Лейма, которого вы знаете, бога романтики и техники, не существует, он маска для того, перед кем ваш Энтиор – не более чем заигравшийся с солдатиками мальчишка. И мне страшно!

– Вы уверены в том, что считали истинную информацию, а не фальшивку, прикрывающую ячейку охранным щитом? – переспросил Эйран.

– Уверен, – обронил Связист, буквально прибитый добытой информацией, и закончил: – Дар Творца – Чувство Истины – у нас работает безотказно, к сожалению.

Силы питали самую искреннюю симпатию ко всем без исключения членам королевской семьи, даже к Энтиору, который не так давно подряжался их убить. Обрушившаяся на лоулендцев беда глубоко расстроила Связиста, он даже оставил свой неизменно бравурный пошловатый тон.

– И почему именно сейчас у парня крыша поехала… – пробормотали про себя Силы.

«Причина? – подумала Элия. – Возможно, я знаю ответ. Виной всему стала карта Ферзя Координатора из Колоды Либастьяна, найденная Леймом в музее урбанизированного мира. Не в этом ли портрете, как в зеркале, кузен увидел скрытую часть темной сути, таившейся за ширмой тысячелетий? Но если таков Промысел Творца, значит, мой брат не обречен. Он идет правильным путем…»

Склонившаяся голова принцессы вновь поднялась. Элия приободрилась, жалея лишь о том, что не может поддержать встревоженных родичей и Силы, дав им основанную на логике надежду. Но информация о Колоде не предназначалась для свободного оглашения вне надежно защищенных магией Межуровнья стен гостиной.

– Ты хочешь сказать, Сила-Посланник, что моему сыну уготован горький путь: он вспомнит о своей сути черного бога, отбросит наскучившую личину светлого романтика и тем самым обречет меня на исполнение приговора во имя Равновесия? – глухо спросил Моувэлль, лицо его было воплощенным бесстрастием, но в голосе слышалась неподдельная мука.

Тяжелый вздох Связиста и его многозначительное молчание стало красноречивым ответом. Источник ограничился лишь молчанием, стараясь не привлекать к своей персоне лишнего внимания, тем более внимания «слегка» расстроенного Жнеца.

– Надо что-то делать! Не будем же мы сидеть и ждать такого конца! – горячо воскликнул Элегор, встряхиваясь, точно волк после купания. Пока бог не имел готового плана действий, да что греха таить, у него не было даже никаких предположений касательного этого самого плана, зато мужчина знал наверняка: действовать надо обязательно!

– Вы прочли в ИК то, что должно было произойти по расчетам Алого Бога, – промолвил Эйран, кривя рот. – Но что произойдет на самом деле? Отслоится с черной души в назначенный час светлая часть божественной сути нашего родича, бога романтики, как скорлупа с разбитого ореха, и исчезнет без следа или есть шанс на другой исход?

– Мы не знаем, – уныло резюмировал Связист, имея в виду себя и Источник. – Души столь тонкие структуры… Единых Законов Преобразования так мало, а случай Лейма выходит за все рамки. Не просчитаешь, не угадаешь.

– О каком исходе ты говоришь? – живо поинтересовался Элегор, развернувшись к приятелю всем телом.

– Возможно, искусственно сформированный светлый божественный дар за долгие тысячелетия своего существования развился настолько, чтобы стать истинным, и теперь он не отторгнется темной душой Лейма, а смешается с ней? – предположил маг, задумчиво потирая подбородок. Пусть он мало знал о путях душ, но зато обладал изрядным багажом знаний о божественных дарованиях, их развитии и взаимодействии.

Никто из Сил и живых, несмотря на глубину неприятия души древнего монстра, которая должна была заместить душу дорогого им знакомого бога, не смел и помыслить о том, чтобы вернуть Лейма к прежнему существованию светлого романтика, ничего не подозревающего о своих темных корнях. Ведь черную часть души принца нельзя было отсечь одним махом, словно чересчур длинный ноготь, или уничтожить с помощью подвластных Повелителю Межуровнья темных демонов-расплетателей. Равновесие, право души быть такой, какой суждено, даже если это чревато наказанием Сил, право на собственное развитие – этот закон являлся незыблемым и существовал вне зависимости от желания и нежелания богов. И они принимали его. Принц Лоуленда подошел к черте, за которой открывалась страшная неизвестность. Его друзьям оставалось только одно – помочь Лейму сделать правильный шаг к собственной сути и не погубить себя.

– Но если это произойдет, не поглотит ли темная сторона души свою белую оболочку без следа? – сделал очередное мрачное предположение Моувэлль, боясь поверить в лучшее и испытать горечь разочарования.

– Может, поглотит, а может, и нет, – пожала плечами принцесса, покрутив в воздухе рукой. – Полагаю, все зависит от условий, которые мы создадим для процесса сего исторического синтеза! Мероприятие, бесспорно, опасное, но с другой стороны, когда это мы затевали что-то невинное, как букет ромашек?

– Никогда, – с искренним сожалением поддакнул осмелевший Источник, имевший богатый опыт созерцания невозможных проделок богов.

– Что надо делать? – с надеждой на то, что раз у него плана нет, то он непременно имеется у хитрой леди Ведьмы, спросил Элегор.

– Да, сестра, какие у тебя соображения по проведению интеграции души кузена? – деловито поддержал любопытство друга Эйран, готовясь к плодотворной дискуссии.

– Пока никаких, – огорошила всех Элия, пожав плечами.

– Тогда что ты предлагаешь? – подскочив к богине, возмутился обманутый герцог. Он испытывал страстное желание немедленно придушить вредину, но кое-как сдерживал праведный гнев в вербальных рамках.

– Вызвать смену или даже оставить на хозяйстве Связиста на пару с Источником и отправиться спать, а уж они, если что, тревогу подымут, – демонстративно зевнула женщина и, пресекая очередной возмущенный вопль приятеля о постигшей его на почве переживаний бессоннице, до отвращения разумно продолжила: – Нам нужно отдохнуть, дать сознанию и интуиции шанс проанализировать ситуацию без надзора рационального «я». Свежая голова – куда лучшая колыбель для рождения идей, чем издерганная беспокойством, утомленная и оттого либо абсолютно пустая, либо чересчур перегруженная черепушка. Часиков в одиннадцать, как раз за завтраком, соберемся для нового обсуждения, заодно посвятим остальных в добытую нашими отважными разведчиками информацию. Вас, герцог, я, так и быть, тоже приглашаю.

– А Лейм? – почти не обратив внимания на приглашение на очередное недоступное прежде, закрытое семейное мероприятие, выпалил Элегор, измерив недоверчивым взглядом неколебимо спокойную богиню.

– Что Лейм? За несколько часов он обратно не родится и вряд ли успеет превратиться в монстра Вселенных. Кстати, – принцесса цинично ухмыльнулась. – Нельзя стать тем, кто ты есть. Наш малыш по сравнению с нами, конечно, душка, но все-таки не невинный одуванчик. Кроме того, я полагаю, денек-другой у нас в запасе имеется, поскольку из окружения Лейма удалены провоцирующие развитие процесса элементы. Строгая изоляция – на сегодняшний день самая лучшая наша идея.

Эйран и Элегор вынужденно смирились с перечнем предложенных дел, тем более что Силы, обрадовавшись возможности хоть в чем-то быть полезными богам, наперебой кинулись заверять всех присутствующих, что глаз с принца не спустят, а если им что-то покажется подозрительным, так сразу забьют тревогу.

Одобрительно улыбнувшись трудовому энтузиазму помощников, Элия, потягиваясь и вставая, сказала:

– Кстати, тебе, дядюшка Вэлль, надо держаться от мальчика подальше, кто знает, как там у тебя работает система приказов, а ну как снова возжелаешь крови невинного отрока? Пойдем лучше сразу со мной, перекинемся парой словечек наедине.

Моувэлль, не слишком представлявший, о чем именно с ним собирается беседовать племянница, но согласившийся с ней по поводу строгой изоляции собственной персоны от сына, бросил последний взгляд на Лейма, безропотно встал и поплелся за Элией к выходу. Богиня вновь подхватила родича под локоть и телепортировалась в свои апартаменты, где ее ожидали лишь приглушенный свет ночных шаров и тишина.

– Что ты хотела, девочка? – мрачно поинтересовался Жнец, чувствуя себя таким же чужим и неуместным в этой приятной женской гостиной, как гном в эльфийском лесу.

– Задать один вопрос, дядюшка, – умильно улыбнулась племянница, как делала в старину, когда ей нужно было чего-то добиться от милого рассеянного дяди Вэлля, и подергала за плащ, заодно убеждаясь, что одежда соткана из вполне прощупывающейся ткани, а не из куска плотного тумана.

Против воли Моувэлль ответил на улыбку племянницы и кивнул.

– Это не имеет непосредственного отношения к Лейму, но информация для меня важная, и когда мы утрясем проблему кузена, мне совершенно не хочется, дядюшка, снова гоняться за тобой по всем мирам бесконечной Вселенной, чтобы озвучить вопрос, – начала Элия.

– Ну? – заинтересовался Жнец, чуть склонив голову набок. Он уже даже не поправлял богиню, когда она упрямо именовала его своим дядей.

– Скажи, ты знал о содержимом шкатулки, принесенной в Бартиндар? – в лоб спросила богиня.

Жнец хмыкнул и поднял бровь в точности так же, как размышляющий над какой-нибудь государственной заботой брат. Моувэлль решал, имеет ли он право отвечать любопытной племяннице или должен хранить таинственное молчание, поддерживая зловещий имидж профессии. С одной стороны, Элия напрямую лезла в его дела, не касающиеся никого, кроме Сил Равновесия и Творца, а с другой, принцесса говорила так, словно и без того немало знала о шкатулке и хотела лишь уточнить кое-какие детали. «Пожалуй, – рассудил Жнец, – богиня все-таки имеет право знать». Разрешив профессионально-этические противоречия, Моувэлль сказал, посмурнев от неприятных воспоминаний:

– Нет, Элия. Я нашел шкатулку, выполняя одну из своих миссий, и так же твердо, как Приказ Сил, ощутил внутреннюю необходимость переместить предмет, не интересуясь его содержимым, в Бартиндар и уйти, исполнив еще одну печальную миссию – прервав жизненный путь друга. Не думал, что тебе известно столь многое. Откуда?

– Бартиндар унаследовал Элегор, – откинув тяжелую портьеру и глядя через стекло в ночную тьму, порадовала богиня Жнеца общеизвестным в Лоуленде фактом. – Мы смогли проследить путь шкатулки благодаря русалочьим чарам. Так, кстати, семья узнала о твоем, наш дорогой покойный родственник, воскрешении.

– Неужели таков был замысел Творца? – пробормотал Моувэлль, мысленно увязывая нити реальности в единое полотно: шкатулка и убийство друга, совершенное во имя долга, вновь позволили ему приблизиться к семье.

– Вряд ли мы способны постигнуть его во всей полноте, – отвернувшись от окна, констатировала богиня. – Но я рада была снова увидеть тебя, дядюшка.

– Я ответил на твой вопрос, – промолвил Жнец, вновь накидывая на голову капюшон плаща – своего неизменного атрибута, не столько для того, чтобы напомнить о том, кто он есть, сколько желая спрятать лицо. – Ответь и ты на мой.

– Если смогу, – дипломатично согласилась принцесса, надеясь, что Моувэлль не будет допытываться, каково содержимое злополучной шкатулки. Посвящать Жнеца в тайну Колоды, если он сам не сподобился в нее посвятиться, Элии казалось излишним.

– Сможешь, – из-под капюшона раздался сдержанный смешок. – Я же не буду выспрашивать тебя, девочка, о том, что вы нашли под крышкой доставленной мною шкатулки. Чую, не время. Когда придет пора, ты все мне поведаешь. Я хотел попросить о другом… – Моувэлль помедлил и решительно закончил: – Расскажи, как тут мои дети? Я никогда не был для них хорошим отцом, а сейчас и вовсе умер для семьи, но мне хотелось бы знать мнение той, кому они не безразличны.

– Несмотря на твое почти полное пренебрежение родительскими обязанностями, а может, и благодаря этому, все замечательно, не хуже прежнего, – расслабилась богиня. Она уселась в кресло и по праву хозяйки предложила присесть Моувэллю, но Жнец остался стоять. – Конечно, дети унаследовали от тебя патологическую склонность к самокопанию, самотерзанию и углубленному самоанализу мельчайших движений души. Но с другой стороны, должен же кто-то уравновешивать циничную бесшабашность потомков Лимбера, не желающих думать над своими поступками, даже когда этим стоило бы заняться?

Твоя дочь – чудесная девушка, настоящая красавица эльфийских кровей, хрупкая, но без присущей дивным абсолютной плоскости определенных частей фигуры. Бэль проказница и непоседа, не спешащая взрослеть: по деревьям в саду лазает, пол медом мажет, надеясь приманить медовую фею, за вишневым вареньем на официальной трапезе под носом Энтиора прямо пальцами лезет в вазочку, с детишками прислуги затевает шалости, тащит в свои покои любую приглянувшуюся зверюшку, начиная от невинного зеленого ежика, кончая смертельно ядовитой, зато невозможно пушистой змейкой. Однако девушка далеко не глупа, хотя невинна и наивна, умеет настаивать на своем. Она милосердна, романтична, чувствительна к малейшим движениям душ окружающих ее существ, обожает эльфийские легенды, талантлива к живой магии, отменная музыкантша, для своего возраста прекрасно владеет луком и умеет метать кинжалы. Сегодня, когда она излечила Нрэна от ран, нанесенных Леймом, Источник признал ее богиней исцеления и испортил кое-кому настроение, намекнув на потенциал второй божественной сути – богини бунтов.

Тэодер, Ноут и Ментор по-прежнему заняты в той сфере, что и в бытность твою в Лоуленде. Расширяют бизнес, приобретают все большее влияние в мирах, оттачивают мастерство, кажется, сейчас их интересует продвижение на верхние Уровни. Мальчики собраны, точны и безжалостны в бизнесе, их репутация в определенных кругах невероятно высока. В свободное от призвания время Тэодер делает изумительные гравюры, пишет лирические стихи, Ноут музицирует и романтично волочится за дамами, Ментор углубляется в философские дебри мироздания на пару с Мелиором или Элтоном.

Нрэн по-прежнему Нрэн. Все такой же неразговорчивый, суровый, строгий, неумолимо педантичный, таскающий немаркие темные костюмы. Великий воитель, одним словом, покоряет пачками миры, привозит богатые трофеи, однако рынок рабов не переполняет, чтобы не сбивать цену. За рамками профессии остаются стихи, вышивка, работы по золоту. Он скорее падет на меч, чем сознается в притягательности этих занятий. Мне кажется, Нрэну не хватает умения радоваться жизни, того самого, которым так щедро наделена Бэль.

– Но ты любишь его? – задал неожиданный вопрос Моувэлль как раз в тот момент, когда приоткрылась дверь и в гостиную сунул нос паж.

– Настолько, насколько для меня допустимо это чувство, да, люблю, – откровенно призналась Элия и чуть наклонила голову, давая приказ мальчику подождать с другой стороны. Паренек моментально исчез. – Не знаю только, стал ли он от этого хоть сколько-нибудь счастливее. Лейм, кстати, не меньший педант, чем его старший брат, но одновременно чуткий романтик и гениальный технарь, мечтающий о широком синтезе магии с технологиями урбанизированных миров. Тот Лейм, – поправилась принцесса, – которого мы знали до сих пор и, хочется надеяться, не утратим…

– Спасибо, – глухо поблагодарил Моувэлль, отвернувшись от богини. Жнец запретил себе видеть детей, но не мог преодолеть желания хотя бы послушать рассказ Элии, любившей и знавшей кузенов лучше них самих и уж тем более лучше никуда не годного отца, который и в бытность свою в Лоуленде не старался проникнуть во внутренний мир отпрысков. Моувэлль боялся слишком сильно привязаться к детям, всегда держался с отстраненной доброжелательностью и временами мучительно завидовал той простоте обращения, какая установилась между его братом и племянниками. Да, они частенько ругались, спорили, негодовали друг на друга, но столь же быстро и легко мирились. Если Лимбер был недоволен кем-то из своих буйных чад, то, засветив нерадивому отпрыску кулаком в глаз, считал инцидент исчерпанным и спустя десять минут уже мог смеяться и распивать на пару с проштрафившимся детищем бутылку вина. Как бы хотелось Моувэллю быть похожим на короля и свободным от Долга Жнеца. Неосуществимое желание снова ядовитым шипом вонзилось в сердце, и мужчина промолвил: – Мне пора идти.

– Пожалуйста, всегда рада посплетничать о родственниках, – подмигнула богиня угрюмой одинокой «статуе», закутанной в плащ. – Будут новости о Лейме, пошлю весточку через Силы Равновесия. Да, кстати, дорогой дядюшка, твои покои все еще твои. Приходи в любое время, обещаю, ни о каких жнеческих секретах пытать тебя не будут. Если не хочешь или не можешь общаться с нами, никто принуждать не станет. Но иногда приятно бывает заглянуть домой просто так, чтобы вспомнить, что этот дом у тебя все еще есть, несмотря на сомнения.

– Хорошо, – ядовитый шип почему-то стал колоть меньше, Жнец кивнул и, прежде чем вылинять из комнаты, обронил: – А ты сильно повзрослела, девочка.

– Надеюсь, не состарилась? – всполошилась красавица, панически метнувшись к зеркалу, и была вознаграждена отголоском хрипловатого смешка.

Оставшись в одиночестве, богиня на секунду прикрыла глаза и прижалась лбом к зеркальной прохладе с такой силой, словно хотела просочиться сквозь нее и отправиться в гости к Злату, потом расправила плечи и дернула колокольчик звонка. Дверь снова открылась, и на переливчатый звон, раздавшийся в приемной, явился не горящий желанием услужить хорошо воспитанный мальчик, а сам Нрэн.

– Как-то я умудрилась пропустить торжественный момент твоего включения в штат в качестве моего пажа, дорогой? – с привычным ехидством – самой удобной из масок, прикрывающих усталость и тревоги, – удивилась богиня.

Не в силах ответить принцессе достаточно остроумно, бог вообще не стал обращать внимания на шутку. Он серьезно и коротко объяснил:

– Я ждал. У тебя был посетитель. Не мешал. Знаю, ты сейчас работаешь над излечением Лейма.

– А мои божественные методы извлечения информации не вызывают у тебя стремления лицезреть сей увлекательный процесс, – покивала Элия с двусмысленной улыбкой.

– Не вызывают, – безнадежно мрачно даже для собственного пессимизма и как-то понуро согласился с возлюбленной принц, сжимая пальцы в кулаки. Какое-то неприятное скребущее чувство коснулось груди богини, стоик и вредина Нрэн сейчас был подобен побитому и выгнанному на лютый мороз верному псу.

– Так, ну-ка колись, дорогой, чем ты опять вознамерился портить себе настроение? Чего навыдумывал для того, чтобы лишиться покоя? – ближе подступила к мужчине Элия, уперев руки в бока. Принцесса-то думала расслабиться в объятиях бога этой ночью, а не вызывать на откровенный разговор.

– Все в порядке, – уныло попытался увернуться от беседы начистоту воин, никогда не бежавший прочь с поля боя.

– Врешь и не краснеешь, – фыркнула принцесса и потребовала, притянув мужчину ближе к себе за ремень брюк: – Говори сию минуту, негодный! Все равно ведь заставлю!

– Ты любишь другого, – понуро признался в причине своих душевных страданий принц.

– Я? – настороженно удивилась Элия, распахнув изумительные серые глаза пошире. – И кто тебе поведал сию сногсшибательную новость, поделись источником, вдруг мне захочется узнать подробности своего увлечения?

– Ты сама. Прости, я слышал случайно, сегодня ты говорила о том, что любишь… – вздохнул Нрэн, стараясь не смотреть на богиню, оказавшуюся сейчас так соблазнительно близко. Стоит ей прижаться к нему, и принц потеряет возможность думать и тем более связно говорить. – Я не имею на тебя никаких прав, не сердись. Я знаю, ты не любишь меня и никогда не будешь моей женой. Только мне совсем невмоготу знать, что кого-то другого ты все же…

– Ты форменный дурень, мой дорогой, – фыркнула Элия, ласково ткнувшись носом в грудь опечаленного любовника. – Мой дар богини любви лишает меня возможности испытывать истинное горение высокого чувства, ибо мощь его станет погибельна для любого мужчины, как бы силен и стоек он ни был. Но глубокие чувственные привязанности мне отнюдь не чужды. И когда я говорила об объекте одной из этих привязанностей, – принцесса стукнула кулачком по плечу мужчины, – глупый, я имела в виду тебя!

– Ты смеешься надо мной? – растерянно предположил Нрэн, против воли потянувшись, чтобы сжать свою неуловимую, безумно желанную любовь в объятиях.

– Частенько, – промурлыкала женщина, улыбнувшись и посмотрев на мужчину такими глазами, что все тело его тут же охватил неудержимый огонь, забурлила горячая кровь, и без того доведенная рассказами об «ажжурны-ых чулках и чё-орном пеньюаре» почти до точки кипения. – Но не в этот раз. Я говорю совершенно серьезно!

– А то, что ты сегодня говорила братьям насчет моего темперамента? – робко спросил бог.

– Еще серьезнее, – заверила мнительного воителя Элия. – Должна же я испытать, насколько хорошо тебя излечила Мирабэль! Да и массаж в ванной мне сегодня не помешал бы. Не откажешь кузине в маленькой просьбе?

– Буду настаивать на ее исполнении, – Нрэн бурно вздохнул, впитывая ощущение близости, пьянящее крепче любой бормотухи Кэлера, и повинился: – Я безнравственный мерзавец. Лейм болен, а мне так хорошо.

– Разве лучше жить по принципу: король помер – и мне нездоровится? – иезуитски уточнила богиня, играя со шнурками рубашки бога.

– Умеешь ты все так вывернуть, что собственные мысли кажутся полной ерундой, – дернул уголком рта мужчина.

– Умею, – скромно призналась Элия, поворачиваясь к принцу спиной, чтобы его руки могли без помех справиться с крючками на платье. – А если серьезно, мой совестливый кузен, предлагаю отложить все волнения о Лейме на завтра. Этой ночью уже хватит проблем. Поэтому пни свою не в меру активную совесть посильнее, пусть заткнется, и поцелуй меня наконец, дубина военная!

Ничуть не обидевшись на правдивый по сути «комплимент», принц с наслаждением исполнил эту просьбу богини, как и все другие ее причуды, начиная с искусного массажа, а она в свою очередь постаралась, чтобы думать о неприятностях Нрэну не хватило ни времени, ни желания. Впрочем, в постели у Элии рационально мыслящий бог вообще переставал думать, поскольку слишком много начинал чувствовать.