Нрэн открывал врата, ориентируясь на матрицу душ отряда, а не на привычные ощущения структуры миров. В измерении, где состоялось сражение, они были сбиты враждебной магией или изначально-причудливой силой местности. То, что показалось бы почти любому безнадежным тупиком, не было расценено принцем, как серьезное препятствие. Бог просто действовал по своему обыкновению: поставил цель и пошел к ней кратчайшим путем.

По ту сторону «раздвижной ширмы Мироздания» люди с облегчением разглядели густой туман, обнимающий реку, и дополнившие уже знакомый пейзаж живые огоньки костров лагеря, расположившегося на берегу.

Их ждали! Сосредоточенное, настороженное молчание отряда при возвращении командира мгновенно сменилось бодрой готовностью действовать и бурной деятельностью. Люди приветствовали горстку товарищей, побывавших, если судить по ранам, в серьезной переделке троекратным воинским салютом.

— Портал обернулся ловушкой в осколок погибшего мира. Нас ждали демоны, вампиры и прочие твари. Мы отразили нападение, Ринсто нашел смерть в бою, — коротко проинформировал Нрэн и велел: — Пленных приготовить для допроса. Целительница, займись ранами людей.

Получив сводку сообщений, солдаты мгновенно переключились от воздаяния почестей к четким действиям. Пленников уволокли в палатку-шатер командира, у раненых забрали поводья коней. Лордесса успела поухаживать и за животными, промокнув раны кровостоем. Двуногих пострадавших отправили к свободной палатке у реки, чтобы целительница могла продолжить их лечение. Любопытный герцог поспешил за Нрэном, надеясь поприсутствовать на допросе пленных. Элия отправилась исполнять распоряжение воителя насчет раненых.

Котелок с закипающей водой у палатки, предоставленной больным, пришелся весьма кстати. В сундучке запасливой лордессы-целительницы отыскался брикет очень полезных травок. Треть его с тихим бульком тут же отправилась в воду.

Веснушка и пятеро других солдат, отделавшихся несерьезными ранами в битве под бурым небом и сейчас отдыхавших у костра на скатках плащей, заинтересованно потянули носами — запах состава мало походил на лекарственный.

— Чай, какое целебное питие, лордесса? — спросил Веснушка.

— Оно самое, — подтвердила Лиесса, копаясь в сундучке своего прототипа в поисках нужной баночки с мазью.

— Пахнет сладко, как лакричные палочки, — недоуменно буркнул серьезный мужчина со старым шрамом во всю щеку и перебитым как минимум три раза расплющенным носом. У него было задето когтями оборотня плечо, и здоровенный синяк украшал грудь, чудом обошлось без сломанных ребер.

— На вкус все одно, небось, мерзость, Красавчик, — философски пожал плечами усач, которому перебили руку.

— Какая разница, Винт, коль выздороветь поможет, жидкое дерьмо хлебать будешь, — оптимистично встрял смуглый, цвета темного шоколада, жилистый сосед с разодранной когтями голенью и поморщился. Вероятно, припомнил какой-то рецепт целительного зелья от покойника Лука. Суровый лекарь, прежде, чем вылечить, предпочитал малость помучить пациента, чтоб вдругоряд неповадно было болеть.

— Оно сладкое и чуть-чуть щиплет язык, — снисходительно растолковала лордесса, выложив наружу пузатую баночку с какой-то плотной голубой субстанцией, и захлопнула крышку сундучка. По указанию девушки один из пары солдат, отряженных в помощь целительнице, предупредительно снял котелок с огня и половником наполнил сразу несколько кружек, расставленных на плоском камне. Помощники изо всех сил стремились угодить симпатичной врачевательнице. Лиесса попутно объясняла:

— Этот отвар семи редких трав называется семисил. Он заставит ваше тело заживлять раны изнутри, пока мазь будет действовать снаружи.

— А мазь та, вчерашняя? Она, кажись, зеленая была… — протянул мужчина со шрамами по прозвищу Красавчик.

— Вчерашняя была от ожогов, она на простые раны и переломы плохо действует, сегодня вас другой лечить буду, — усмехнулась принцесса, открутила крышечку и, окунув в голубую мазь палец, мазнула Веснушку по красной запекшейся царапине на лбу и сунула ему в руки кружку с отваром: — Пей!

Солдат осторожно отхлебнул варева и удивленно протянул:

— Правда сладит и греет, как перчик с гвоздикой! — сделал еще пару глотков и, взвыв — Уй, зудит-то как, — потянулся рукой к ране, за что тут же заработал шлепок ладонью и суровое наставление целительницы: — Не расчесывай, пусть подживает.

— Хорошо, — покорно пообещал воин, и сцепил руки в замок, чтобы удержаться от яростного искушения почесать рану, свербевшую так, будто на ней откушало с десяток слепней.

— Если сковыривать корку не станешь, шрама не останется, — в награду пообещала страдальцу Лиессоль. Веснушка шумно вздохнул, а девушка занялась следующим пациентом из легкораненых солдат, разобравших кружки.

— Ястреба-то, тоже отваром и мазью залечишь или штопать придется? — спросил раненный в голень, стараясь отвлечься, пока без малейших признаков смущения лордесса надрезала штанину маленькими острыми ножничками, чтобы хорошенько обработать рану.

— Погляжу, возможно, обойдемся тугой повязкой, — откликнулась целительница, подвешивая ножнички на пояс и беря баночку мази из рук помощника.

— Питье-то куда вкуснее командирского чая будет, — тихонько поделился своим мнением с товарищами мужчина, прихлебывая отвар, пока тонкие пальчики Лиессы снаружи и изнутри густо покрывали рану лекарством и плотно бинтовали его ногу.

Добровольцы-санитары почти с завистью поглядывали на раненых. Испробовать сладкого целебного варева было бы здорово! Да и кому бы не пришлись по нраву заботы красавицы?

Элегор шагнул следом за Нрэном в оперативно поставленную из магического кубика штабную палатку, куда отволокли пленников. Всем своим видом Дин старательно демонстрировал убежденность в том, что находится именно там, где должен, и имеет на это полное право. Ведь, если рассудить, Скалистый Источник Безумия отправил в паломничество именно киалонцев! Вот только герцог не мог ручаться, что Нрэн придерживается сходного мнения. Но дворянин собирался рискнуть. В конце концов, чего бояться-то? В крайнем случае, принц просто рявкнет на него и выставит вон. Впрочем, сегодня Силы Удачи и логика принца Нрэна играли на стороне любопытства Элегора. Бог Войны только покосился на жаждущего правды юнца, и гнать не стал. Допрос — занятие грязное, хочет мальчишка поглядеть, как выбивают информацию — пусть.

В палатке уже приготовили комнату для допроса. Герцог только в очередной раз отметил отлаженную, как механизм хороших часов, четкость действий солдат. В почти пустом, не считая конторки писаря, пары стульев, жаровни и столика с пыточным инструментом, помещении, стояла конструкция, судя по всему находившаяся в некотором родстве с дыбой. На ней был распят изрядно искромсанный волосатый мускулистый мужчина. Тот самый оборотень. Конечности его и тело надежно крепились в кандалах с примесью серебра, не позволявшего жертве собраться с силами для рывка и высвободиться. Пленник — настоящая, хоть и изрядно потрепанная и кроваво-грязная, гора мускулов, — все еще пребывал в бессознательном состоянии. Из полураскрытого клыкастого рта стекала тонкая струйка розоватой слюны.

Исправляя ситуацию, один из солдат поджег в жаровне и ткнул под нос оборотню тлеющий пучок дерихвоста. Мерзейший запах растения встряхивал куда сильнее нюхательных дамских солей.

Чуткий нос пленника судорожно дернулся. Обладателя обостренного обоняния чуть не вывернуло наизнанку. Он издал полурык-полустон, дернулся, почувствовал надежные оковы и обмяк, обвиснув, словно бы обессилел. Только злобный взгляд под опухшими веками сквозь слипшиеся в сосульки пряди длинных темных волос, проблескивал остро и настороженно.

Нрэн видел все жалкие хитрости насквозь. Не дожидаясь иной сознательной реакции, бог скрестил руки на груди и заговорил с холодным безразличием:

— Я не оставляю в живых врагов. Выбирай: умрешь в муках или ответишь на мои вопросы и уйдешь легко.

Герцог, хоть и был абсолютно уверен, пытают не его и в ближайшее время его самого мучить не собираются, во всяком случае, пока не прознают про розыгрыш, учиненный Элией, все равно невольно поежился от тона и вида Бога Войны. Была в нем окончательность и неизбежность, веющая жутью и ничуть не менее страшная, чем боевая ярость воителя, обращавшая в бегство врагов прежде, чем будет обнажен клинок. Древний и могучий инстинкт любого живого создания неистово требовал бежать, скрыться, оказаться как можно дальше от смерти. Даже безмозглый идиот и фанатик почуял бы: Нрэн не шутит и исполнит все, что обещает. Оборотень с трудом разлепил веки и прохрипел:

— Я не предам Повелителя!

— Мне нужна информация. Считаешь ли ты свои слова предательством, мне безразлично, — проронил принц, взял со столика три длинные, в палец, иглы и вонзил их в тело оборотня: в шею, бедро и подмышку.

Тот распахнул пасть и зашелся криком, мечась в оковах так, что содралась кожа и из-под наручей потекла кровь. Один из солдат четким движением вдвинул в пасть кляп, звук стал глуше, на этом фоне конвульсии жертвы смотрелись нелепо и от этого еще более страшно. Обещанная боль оказалась ужасающей, невыносимой, пленнику казалось, его кости и плоть окунают в расплавленное серебро и вместе с плотью плавится воля. Стойкость и мужество утекают, оставляя лишь панику при мысли о том, что боль не кончится никогда, и готовность сделать все что угодно, чтобы мучения прекратились. Выждав полторы минуты, принц воткнул в предплечье оборотня еще одну иглу и выдернул кляп. Судорожный всхлип просигнализировал: боль схлынула так же резко, как накатила. Герцог убедился в истинности своей догадки: Нрэн мастерски использовал акупунктурные точки жертвы, чтобы вызвать боль, не подвергая его физическим терзаниям, Элегор поразился тому, как ни секунды не примеряясь, небрежно вонзал иглы воитель, будто в манекен, где нужные места помечены крестиками.

Оборотень жадно и хрипло дышал, заглатывая воздух, и бешено вращал глазами. От самоуверенной попытки разыграть непреклонную твердость не осталось и следа. Пленник был сломлен. Почему так произошло, Элегор до конца не понимал, но принял, как данность. Наверное, Бог Войны обладал даром подавлять волю пленников, если уж он действовал угнетающе на психику родственников-богов, то у обычной жертвы не оставалось никаких шансов.

— Кто твой повелитель? — буднично поинтересовался Нрэн.

— Аргна-хаг, Темный Господин, неприобщенные именуют его Губителем, — просипел допрашиваемый, с ужасом следя за очередной тонкой иглой в пальцах бога. Оборотня не пытали огнем, не рвали тело, не мучили чистым серебром, не живописали красочно предстоящие страдания. Однако ж, такого всепоглощающего страха, парализующего волю, он не испытывал отродясь, и готов был говорить, говорить что угодно, только бы этот жуткий бог не смотрел на него так пристально и не вонзал более игл.

— Как давно ты служишь ему? — уточнил воитель.

— Я посвящен Темному Храму рождением, — признал пленник.

— Да у них там целый культ, Элия, — насторожился герцог, расширяя поток сознания так, чтобы богиня, врачующая солдат, через него могла следить за ходом допроса.

— Как мерзость ни закапывай, всегда отыщутся желающие ее выкопать. Да чем мерзость могущественнее и опаснее, тем больше будет жаждущих приобщиться, — философски констатировала принцесса, вполне адекватно оценивая тягу живых созданий разного роду-племени к разрушительным силам.

А оборотень уже захлебывался словами, торопясь поведать мучителю правду и только правду, потому что, глядя в эти жуткие янтарные глаза, солгать не было никакой возможности. Герцог не ошибся насчет акупунктурных талантов принца, только немного недооценил их, боль сама по себе не была целью Нрэна, она являлась лишь прикрытием и побочным эффектом. Пока две иглы причиняли жертве неизъяснимые мучения, третья атаковала узел нервной системы, ломая волю и вызывая неудержимый словесный поток. Непосредственное присутствие Бога Войны еще более усиливало действенность методы.

Из торопливого, не слишком образного — его учили сражаться, а не красиво говорить — рассказа пленника боги уяснили примерное следующее: родители (кто и откуда они были, то было неведомо и самому оборотню) передали ребенка в один из многих, сокрытых в темных мирах, храмов. Где его, как и сотни, возможно, тысячи других растили и муштровали ради единственной высшей цели — служения Губителю. Вся жизнь адептов была посвящена великому ожиданию «часа Х», когда Повелитель решит возвратиться.

По словам оборотня, в предвкушении этого славного мига текли века. Ритуальные жертвы — добровольные из фанатиков, или принудительные из захваченных пленников и рабов, — проливали свою кровь на алтарях под торжественные гимны, восхваляющие силу и мощь Губителя.

— Ох, — подосадовала богиня, прекрасно знавшая, какую силу дает поклонение и приношение жертв, тем более жертв кровавых, длящееся из века в век. Скалистый Источник Безумия думал, что спас Вселенную, хоть на несколько тысяч лет спас, избавив ее от Губителя, а на самом-то деле выходило, что Силы подложили под миры бомбу замедленного действия. Даже представить какую мощь за истекший период набрал враг, было сложно.

— Да уж, — согласился с настороженностью подруги герцог. — Похоже, грядет веселье.

Сила молитв фанатиков, силы смерти и крови наполняли чашу мощи Темного Искусителя, и теперь вопрос стоял только один: заполучил ли противник этот запас или он обретет его лишь после восстановления целостности плоти.

— У тебя своеобразное представление о забавах, мой друг, — констатировала Элия.

— Можно подумать, у тебя иное, — парировал мужчина. В глубине души принцесса ничем не отличалась от своих сумасшедших братьев. Чем опаснее складывалась ситуация, тем больше это развлекало богиню, пусть она и умела скрывать свой восторг от нависающей угрозы.

— Пожалуй, нет, — не стала отпираться принцесса, — однако, я предпочитаю веселиться, если уж не зная наверняка, так хотя бы предполагая, что сила на моей стороне.

— А ты не уверена? — на сей раз герцог удивился всерьез.

— Не уверена. Наш Губитель — что-то очень древнее и могущественное, — согласилась богиня.

— Могущественный, нет, какая разница, он мужчина, а ты — Богиня Любви, небось, мы даже поразвлечься хорошенько не успеем, если ты действительно сочтешь его реальной угрозой, — констатировал Элегор, не раз лицезревший и действие силы любви и ее чокнутые плоды. В применении к друзьям-приятелям это изрядно бесило герцога, но он не мог не признать эффективность использования сего абсолютного оружия на врагах.

— Возможно, — откликнулась принцесса, вроде бы соглашаясь, однако, Элегор чувствовал, леди Ведьма о чем-то напряженно размышляет и, нет, не боится, скорее встревожена и сознательно тщательно прикрывает от герцога тот уровень сознания, на котором идет анализ.

Насторожиться и впрямь следовало, слишком много опасных подробностей поведал пленник. По его словам выходило, что не так давно, буквально десяток лет назад, одному из высших гримаргов — жрецов Губителя, в ночь затмения трех лун было дано видение-указание: испить вина со священной кровью — реликвией Храма. Жрец исполнил повеление и умер в страшных муках, но пред тем на несколько мгновений он стал Устами Аргна-хага! В момент священной одержимости гримарг успел поведать, что период отдохновения Повелителя подходит к концу, он намерен вернуться к более деятельной жизни, нежели существование в расчлененном состоянии. Для обретения пути и в качестве увлекательного доказательства верности Губителю пастве надлежало учинить масштабную резню в нескольких мирах, в строгой последовательности.

По всей видимости, как решили Элегор и принцесса после короткого обмена мнениями, чужими руками Темный Искуситель провел ритуал указания пути. Он составил знак не мелом на доске, а бесчисленными жертвами, исказившими структуру Мироздания, столь искусным образом, что сложить смерти в разных уголках Уровня никому не пришло в голову даже теперь, когда миры начали смещаться, повинуясь силе кровавого приказа. Слишком по-разному умирали жертвы. Одних погубили вампиры, что списали на вспышку кровавого голода монстров при черном солнце, другие просто исчезли, утянутые в недра земли лавовиками, где и сгорели в огне вулкана, третьи пропали в лесах и так далее. Последователи Губителя получили информацию о местонахождении первой из частей плоти. Приверженцы Темного Искусителя действовали осторожно и добились цели, не насторожив Силы.

Нрэн деловито кивнул, найдя логичное объяснение многим известным из донесений разведчиков фактам и своим подозрениям. Как правило, рано или поздно все подозрения принца оправдывались.

Про Храм Забытых Хранителей пленник ничего не знал, зато участвовал в нападении на монастырь на Косе и удостоился великой чести лицезреть тело своего Повелителя. Оборотень поделился с «неверными» описанием сего восхитительного зрелища. Торс губителя, возлежащий в саркофаге, был частью совершенного прекрасного мужского тела, на него хотелось смотреть бесконечно, коснуться хоть кончиками пальцев, хотелось пасть ниц и рыдать от восторга, принадлежать Господину, отдать ему свою плоть и кровь без остатка. Даже сейчас, перед лицом неизбежной смерти пленник сызнова переживал религиозный экстаз, вспоминая чудесное видение.

И этот факт еще более насторожил богиню, следившую за ходом допроса через «выделенную линию» герцога. Элегор почувствовал ее мрачное сосредоточение. Подруга будто ждала чего-то подобного от оборотня и дождалась, подтвердив свои худшие опасения.

— Чего ты так напряглась? — озадачился герцог.

— Тебя ничего в реакции нашего приятеля не побеспокоило? — задала встречный вопрос богиня.

— Обычный бешеный восторг фанатика, — мысленно пожал плечами мужчина. Мало ли от каких глупостей готовы были визжать в упоении верующие? Вот, к примеру, вздумай Богиня Любви плюнуть на собственный алтарь или на макушку какого-нибудь молящегося, небось, ликованию паствы не было бы предела.

— Отнюдь, — серьезно возразила Элия. — При видении темного божества даже его адептам положено чувствовать не только бешеный восторг. Где ужас? Где великий страх пред гневом и силой Повелителя? Всепоглощающий экстаз говорит о многом, Гор.

— К примеру? — нахмурился герцог.

— О божественной или очень близкой к божественной силе, о способности подчинять чувства живых и подпитываться этой энергией верующих так же, как и кровью жертв, — пояснила принцесса.

— Ты хочешь сказать этот самый Губитель что-то типа божества из разряда высших вампиров? — уточнил Элегор.

— Почти наверняка. Именно поэтому с ним так сложно было сражаться и почти невозможно убить. Напоенное силой жертв и адептов подобное создание практически бессмертно, — согласилась богиня.

— А мы его прикончить сможем? — практично поинтересовался мнением подруги авантюрист. Он хоть и поубивал на своем веку немало вампиров всех мастей, однако ж, Элия, как находящаяся с этими тварями в кровном родстве, ориентировалась в обстановке лучше.

— Мы с тобой можем и не осилить, а вот на меч Нрэна, пожалуй, можно рассчитывать, — предположила принцесса. — Я еще не встречала такого, что кузен хотел бы убить, но не смог.

— В зеркало посмотри, — посоветовал с сухим смешком Элегор.

— Вношу уточнение, хотел бы только убить, — поправилась красавица, ничуть не смущаясь. Агрессивные замашки Нрэна ни капельки не беспокоили богиню, скорее интриговали и возбуждали. Связь с ним была равносильна игре с огнем на пороховом складе, ощущение постоянной опасности лишь сильнее раззадоривало женщину.

Обмен репликами лоулендцев не занял и десятка секунд, а оборотень все описывал дивные «прелести» Повелителя, смуглую гладкость его кожи, мускулы, расслабившиеся так, будто их обладатель не мертв, но спит, и ярость демонов, воспылавшую неистовым огнем при виде ран от усекновения конечностей и головы.

Жертвоприношением уцелевших в битве и плененных монахов руководил гримарг. Ликованием паствы было отмечено чудесное кровоистечение тела Темного Искусителя. Правда, самый нетерпеливый фанатик, один из демонов, осмелившийся прикоснуться к капле крови Губителя, издох в мучениях. Жрец объяснил ретивым верующим, алкающим причащения к плоти Господина, или попросту рвущихся нахлебаться крови из древнего корыта, что с влагою он исторгает светлую скверну, проникнувшую за века гнусного соседства с мощами какого-то мерзкого светлого бога, и пока священная жидкость не подвергнется очищению, касаться ее нельзя. Поэтому торс был аккуратно извлечен, помещен на носилки — их принесли с собой, значит, знали, что именно отыщут за стенами обители — и унесен из монастыря, а кровь в саркофаге оставлена. И пусть она не годилась для причащения, зато ее и личной темной сути хватило гримаргу для обряда Чаши, дарующего иное зрение и позволяющее общаться с коллегами по цеху на расстоянии. Именно после проведения обряда, демон-жрец сплел заклятье на крови своего Повелителя и устроил засаду, завязанную на уловлении перемещающихся меж мирами созданий в ловушку. Кстати, торс Губителя продолжал, пусть и не так интенсивно, выделять кровь, и кое-кому из засадного «батальона» позволили обмакнуть в священную влагу клинки. Задачу им поставили лишь одну: ждать и убить любого, кто появится.

— Если эта тварюга в прежнем темпе кровить будет, любой армии, против них выставленной, в ближнем бою кирдык придет. Даже у Нрэна мы столько кровищи не выцедим, — резюмировал Элегор, все более убеждаясь, что воевать с Губителем традиционными методами стенка на стенку, или, выражаясь языком идиотов-трубадуров, Армия Света против Армии Тьмы — дело заведомо гиблое.

— Значит, будем искать другие методы, — согласилась богиня, заканчивая обработку раненых и прогоняя в палатку тех, кто был ранен серьезнее других, на отдых. Впрочем, сей процесс ничуть не мешал Элии следить за ходом допроса и обсуждать новости с герцогом.

Оборотень понимал мало, еще меньше знал. Не мог, к примеру, сказать, какие части тела Темного Искусителя уже собраны адептами, какие стоят в плане и о местонахождении каких неизвестно ничего. Однако ж с неугасимым даже в преддверии неизбежной гибели энтузиазмом и злорадством пленник предрекал скорейшее воцарение Господина и мучительную кончину его противников. Знал он о нескольких из как минимум десятков, если не сотен миров, где собирались приверженцы Губителя. Но где и когда планировались удары, по каким фронтам будут сосредоточены основные силы сказать, разумеется, не мог.

Как бы то ни было, кое-что пленник видел. По его описаниям боги сделали однозначный вывод: затевалось нечто очень серьезное и все известное им прежде, лишь тоненькая пенка на здоровенном котле со смертоносным варевом. Это совсем не нравилось ни Элии, ни Элегору, ни даже Нрэну. Хоть он и был исключительно мирным богом, в том смысле, что Великому Воителю был нужен мир и желательно весь, врага, в буквальном смысле восстающего из праха и способного без малейших усилий подчинять себе любые создания и умерщвлять их не касаясь, Бог Войны считал угрозой безопасности Уровня. Развлечение такой ценой было ему не по душе.

С каждым словом пленника Элия все более огорчалась и под конец признала с тяжким мысленным вздохом:

— Драные демоны, вот только войдешь во вкус, и уже пора завязывать с забавой.

— Уже? — разочарованно протянул герцог.

— Еще пару дней максимум, и придется открывать карты. Я не смогу действовать в полную силу, изображая из себя девочку-лекарку, да и у Нрэна потребность в разведке и киалонцах, как ее прикрытии, отпадет, — подсчитала принцесса.

— Ну, пара деньков — и то монетка, — мгновенно взбодрился приятель, справедливо полагавший, что там, где находится он, Элия, да еще и Нрэн в придачу, за пару дней может случиться масса всякого интересного.

Спустя еще несколько вопросов Нрэн счел, что выжал из оборотня максимум возможной информации. Рука бога метнулась в неуловимом для взгляда смертного движении. Длинная игла вошла пленнику в точку усекновения жизни. Биение сердца остановилось, вдох прервался на середине, напряженные тугие мышцы обмякли бесформенной грудой. Бог Войны исполнил свое обещание: пленник ушел легко.

— Следующего, — отрывисто скомандовал принц, аккуратно извлекая иглы из тела и складывая их на столик отдельно от прочих, не использованных при допросе инструментов. Наверное, как с мимолетной усмешкой решил Элегор, для того чтобы позднее их протерли спиртом или прокалили на огне, устраняя заразу.

Первая пара солдат отцепила и уволокла мертвеца, в то время как другие двое притащили демона йо'фиаса и приковали его перед Нрэном. Демон, вонявший лишь чуть менее отвратительно, чем выглядел, поднял на Бога Войны глаза, лишенные век, и заговорил с каким-то влажным, будто в горле у него клокотала мокрота, не то стоном, не то смешком:

— Я скажу тебе все, что знаю, воин, если пообещаешь оставить меня в живых.

— Договорились, — спокойно кивнул Нрэн.

— Неужто этот демон настолько дурак? — удивился герцог тому, как по-глупому прозвучала просьба пленника. «Пообещать оставить в живых» и «на самом деле оставить в живых» были двумя очень большими разностями даже для такого принципиального и прямого типа, как Нрэн. Прямым-то он был лишь по лоулендским меркам.

— Возможно, но возможно и иное. Ему безразлично, будет он жить или нет, а вот сказать кое-что нашему воителю он желает и желает создать видимость торговли за свою шкуру, чтобы его слова были восприняты всерьез, — предположила принцесса.

— Так ведь и это очевидно, — удивился Элегор.

— Не для демона, — мягко поправила герцога Элия.

Объект обсуждения богов оказался столь же разговорчивым, как и оборотень. Увы, толку от его готовности сотрудничать было не много. Он знал примерно столько же, сколько его предшественник. Йо'фиас ничего не пытался утаить, и за этим стоял не страх перед смертью и муками, а абсолютная уверенность фанатика в том, что любые его слова ничем не навредят Повелителю. Он будто не отвечал на допросе, а стремился обратить людей в свою веру, внушить им мысль о могуществе Губителя и бесполезности сопротивления. В конце концов, он даже заговорил в открытую:

— Ты великолепный воин, один из лучших в мирах Уровня, — обратился демон к Нрэну, наивно думая, что льстит.

Бог Войны же, справедливо считавший себя не одним из, а ЛУЧШИМ в профессии, скептически выгнул бровь. Истолковав мимику мужчины неверным образом, йо'фиас торопливо продолжил:

— Это так, воитель, я видел многих и могу судить. Но ты можешь обрести еще большее величие и могущество! Склонись перед мощью Повелителя, он дарует тебе небывалую силу, ты сможешь уподобиться самому лоулендскому Богу Войны! Возможно, даже превзойдешь его!

— Это вряд ли, — хмыкнул бог, кривя губы в ироничной усмешке, Элегор же и вовсе кусал щеки, чтобы не заржать в голос и тем не испортить высокую патетику момента. Солдатам помогала крепиться привычка к дисциплине.

— Во загибает, — восхитился герцог, обращаясь к принцессе. — Ему осталось только тебя в жены в качестве приза предложить.

— Надеюсь, до этого не дойдет, а то ведь Нрэн может и согласиться, — пошутила богиня, имея в виду заветную и известную всему Лоуленду мечту Великого Воителя — жениться на кузине.

Отвернувшись от демона, Нрэн выбросил за спину руку, метнув тонкий кинжал. Оружие по рукоять вошло ровно в середину лба пленника. Именно там, в центре головы, находилось самое уязвимое место йо'фиасов, своего рода магическое сердце твари. Кинжал уничтожил его, оборвав ставшую бесполезной жизнь.

Пока солдаты избавлялись от трупа, Дин обратил внимание на то, что рана на боку Нрэна от меча, отравленного кровью Губителя, превратилась в розовый шрам, и непосредственно, как полагалось пылкому юноше, восхитился:

— Ого! А у вас, командир, рана закрылась, будто и не было!

В ответ глазастому вьюноше достался хорошо знакомый по пребыванию в шкуре герцога Лиенского недобрый взгляд. Впрочем, в отличие от прежнего откровенного и продолжительного, этот Нрэн постарался пригасить побыстрее, чтобы не выдавать причину своего негодования. Вряд ли наивный киалонец смог бы поверить, что великий принц Лоуленда бесится при мысли о том, что теперь не сможет украдкой разодрать шрам и подвергнуться процедуре штопки. Поджав губы, воин кивнул и вышел из палатки. У входа его уже ждала Лиесса с лекарским сундучком наперевес и решительной уверенностью в глазах.

— Командир, раны солдат заживают, но им нужно минимум полчаса покоя, — начала лордесса внезапно резко обернулась и гаркнула: — Веснушка, лапы прочь от лица, косым на всю жизнь остаться захотел?

Тянувшийся почесать зудящий шрам воин мгновенно, точно провинившийся школяр, встал по стойке смирно и спрятал предательницу-руку за спину. Лагерь рухнул от хохота, пережившие немалое беспокойство после происшествия с порталом-ловушкой, воины смеялись от души, избавляясь от напряжения.

— Пусть посмеются, это полезно, — украдкой улыбнулась киалонка и, поворачиваясь к Нрэну, серьезно спросила: — Как ваша рана?

— Зажила, — односложно ответил принц и велел сигнальщику: — Объяви, через час выступаем.

— Значит, я еще успею помыться и переодеться, кажется, у меня в волосах остались кусочки демонов, — снова чуть смущенно улыбнулась Лиесса, тронув забрызганную кровью шевелюру.

— И твоему брату не помешает, — проронил Нрэн, потом глянул на себя, покрытого кровью врагов с ног до головы, и буркнул, дивясь, как это нежная девушка способна общаться с ним так спокойно, невзирая на жуткий вид: — Мне тоже.

— Пошли на речку? Летняя вода не должна быть ледяной, а никаких тварей, кроме рыбы, солдаты из реки не выловили, да и их никто ловить не пытался, — весело предложил Дин, искупая в глазах воителя несвоевременную глазастость восхитительно рациональным предложением. Ведь долг воина, взявшего киалонцев под защиту, не позволял Нрэну возложить обязанности по обеспечению их безопасности на кого-то другого. Он должен был все проверить и нести дозор лично.

— Как славно! — обрадовалась Лиесса и тут же, спохватившись, виновато потупила глазки. — Ой, мы не знаем, командир, соответствует ли наше предложение этикетным нормам Лоуленда, простите если…

— Походным нормам соответствует, — усмехнулся бог наивности девушки.

Вероятно, до провинциального Киалона не успели докатиться слухи о вольных нравах Лоуленда, кои располагали к совместному омовению в обнаженном виде вне зависимости от пола купальщиков не только близких родственников, но и просто хороших знакомых или только желавших познакомиться поближе.

Окунуться после боя, а в качестве бонуса иметь возможность посмотреть на симпатичную девушку в купальном наряде (вода способна превратить даже самое скромное облачение в возбуждающую фантазию) — Нрэн не видел причины отказывать себе в невинном удовольствии.

Пока, захватив свертки со сменной одеждой и полотенца, киалонцы и Нрэн спускались к воде, Дин в нескольких словах, опуская всякие жуткие кровавые подробности, не предназначенные для нежных женских ушек, пересказал сестре содержание речей пленников.

Лиесса посерьезнела и промолвила, аккуратно спускаясь по довольно крутой и лишь слегка протоптанной грубыми солдатскими сапогами тропинке, ухватившись для страховки за протянутую руку брата:

— Если Губитель обретет ту силу, о которой рассказывал Источник, если мы ничего не сможем сделать, чтобы предотвратить это, мне страшно даже представить, каким кошмаром обернется возвращение монстра в миры. Странно, — лордесса прикусила губку и искоса взглянула на Бога Войны, — я сказала, что мне страшно, а на самом деле истинного ужаса, паники, какую должна бы, я не испытываю. Наверное, потому, что теперь знаю наверняка, какое бы чудовище из древней легенды не выползло на свет, есть тот, кто способен с ним сразиться. Вы не допустите, чтобы тьма воцарилась в мирах!

— Я отнюдь не светлый бог, девочка, — качнул головой Нрэн, почему-то необычно тронутый этим безыскусным признанием.

— Это неважно. Совсем неважно, какого цвета щит, если он способен заслонить и спасти. Никто не спросит из какого металла меч, если он неустанно разит врагов, — возразила Лиесса со спокойной и от того казавшейся еще более непоколебимой уверенностью.

Дин энергично кивнул, подтверждая свое согласие со словами сестры. Если даже она болтала только для того, чтобы суровое сердце принца растаяло от похвалы красавицы-девицы, все равно по сути Элия была абсолютно права. Лучшего защитника, чем Нрэн, было не сыскать. Элегор признавал силу Бога Войны как аксиому, не требующую доказательств. Пусть воитель своей твердолобостью частенько выводил герцога из себя, но с другой стороны, знать, что во Вселенной существует нечто столь незыблемое — это создавало ощущение надежного тыла, имея который можно творить любое безрассудство.

Да, на таких, как Нрэн, держались миры, однако, именно такие, как шальной герцог Лиенский их меняли. А любое творение, застывшее в неизменности, мертво.

— Вода! — радостно хекнул киалонец, просияв мальчишеской улыбкой, бросил на траву вещи и, скидывая на бегу грязную одежду, устремился к речке. В водицу, все еще полускрытую курящимся парком тумана, он нырнул точно в таком виде, в каковом некогда явился на свет из материнской утробы.

В Киалоне ведь, и вправду, относились к купанию в текущей воде как к очистительному ритуалу, при котором грешно прикрывать телеса. Потому при омовении, даже если оно совершалось исключительно для личного удовольствия, а не в религиозных целях, разглядывать других купающихся было не принято, скажем так же, как не принято лазить по фонарным столбам. Но сию маленькую подробность его высочеству, принцу Нрэну Лоулендскому, никто сообщать не собирался. Потому он просто встал столбом, когда вслед за братом, как ни в чем не бывало, принялась скидывать верхнюю одежду, а потом и исподнее лордесса Лиессоль. В воду красавица вошла укрытая лишь шалью черных, как ночь, волос.

Лишь после того, как девушка нырнула, скрывшись под водой, мужчина очнулся и сообразил, что ведет себя, как сопливый мальчишка. Отвернувшись от воды (к чему смотреть прямо, когда боковое зрения развито превосходно) бог тоже начал раздеваться, аккуратно складируя грязные, окровавленные одеяния. Может, после купания собирался их постирать?

Тонкие кисти с длинными пальцами лордессы зачерпнули горсть свежей влаги и шутливо плеснули в брата, звонкий смешок рассыпался яркими искорками. Надежно замаскированный текучей водой, скрывавшей внешние проявления мужской симпатии, Нрэн любовался стройным телом Лиессоль, его формами с приятными округлостями в положенных женщине местах. Темные вздернутые бутончики сосков на высоких грудях, проглядывали сквозь воду, и двигались в такт движению тела. Принцу захотелось нырнуть следом за лордессой, поймать мелькающий задорной рыбкой силуэт и сжать в объятиях киалонскую русалочку.

Неожиданно мужчина осознал удивительную, почти шокирующую вещь: вот уже несколько часов он совершенно не думал об Элии! Ни на одном из многочисленных пластов мышления он не вспоминал о богине, не прокручивал подробностей их последнего свидания, не изнывал от жгучей тоски, не мучился сомнениями и приступами ревности. Боль, ставшая такой привычной, ушла, а он настолько свыкся с ее существованием, что даже не заметил потери. Нет, он не перестал любить кузину, такое было просто невозможно, но улыбка киалонской лордессы, ее открытое восхищение его силой, не перерастающее в благоговейную до идиотизма оторопь и раздражающую собачью привязанность, забота, женский интерес к его мужской сути, ее лучистые синие глаза приглушили тоску и боль.

Нрэн понял, что нашел средство!!! Если эта девушка будет рядом, он избавлен от муки! Не богиня, но сильная колдунья, при должной заботе она способна прожить долгую жизнь, он непременно позаботится об этом. В девушке заключен его покой! В регионе становится слишком опасно, он не должен потерять шанс на спасение, очень скоро следует переправить Лиессоль в безопасное место. Наверное, лучше всего в одно из провинциальных поместий в тихих мирах, где в садах цветут вишни, ажурные беседки скрываются в прозрачной тени, мостики выгибают спинки над звонкими ручейками, а у озер на камнях так спокойно и легко размышлять о вечном. Черноволосая лордесса идеально подошла бы к такому умиротворяющему месту. Она та, что сможет утишить его страсти и даровать покой.

Пока принц не задумывался над тем, какие именно чувства испытывает к девушке, кроме обычного плотского влечения, вспыхнувшего практически сразу, когда Лиессоль лакомилась медом за завтраком. Нрэн и не собирался анализировать свои эмоции до тех пор, пока не обеспечит для сокровища все необходимые условия и не заполучит его в безраздельное пользование. Воитель совершенно точно знал только одно: ни с одним из своих многочисленных братьев, а тем паче с дядей, знакомить он киалонку не будет.

Приняв сие эпохальное решение и совершенно не озаботившись необходимостью поведать соображения самой лордессе, Нрэн поплыл, резкими широкими гребками раздвигая толщу воды. Речка, конечно, была тепловата на вкус закаленного бога, но вполне годилась, чтобы смыть кровь и грязь перед дорогой. Да и совместное купание с прелестной девушкой вполне искупало неправильную температуру воды. Дин и Лиесса ныряли и гонялись друг за дружкой с непосредственным весельем юности. Киалонцы даже не пытались вовлечь Бога Войны в свои игры, но мало-помалу их брызжущее через край жизнелюбие коснулось и осененного умиротворяющими мыслями принца.

— Эй, Элия, он улыбается! — поразился герцог, едва не нахлебавшись воды от изумления.

— Вот видишь, в старушке-Вселенной еще осталось место для чуда! — прокомментировала принцесса, сознающая очевидцами какого феномена они стали.

— Драные демоны, этак я и в летающие зубы поверю, — фыркнул Элегор, имея в виду одну из детских страшилок-смешинок.

— Летающие зубы — это все, что остается от вампиров долгожителей, — таким серьезно-нравоучительным тоном ответила богиня, что лишь через пару секунд мужчина понял: его разыгрывают и в отместку попытался запустить на макушку подруги пойманную в речке рыбку с голубоватой чешуей. Элия увернулась, рыбешка вернулась в родную стихию, и веселье продолжилось.

Освеженные, сияя алмазами капелек воды, выбрались киалонцы на берег, вперегонки пробежали босиком по росной траве к наспех брошенным поблизости полотенцам. Подхватили, торопясь утереться. Возмущенно квакнула толстая жаба, вывалившись из скатки Лиессы. Тяжело шмякнувшись малахитовым пузом на траву, красотка выдала еще один негодующий горловой квак, вращая выпуклыми глазами, и не спеша заковыляла прочь от суматошных людей. Дин захохотал, повалившись на траву, а ойкнувшая от неожиданности девушка выпустила из рук длинное полотенце и отскочила в сторону, врезавшись в Нрэна. Принц рефлекторно прижал ее к себе.

Продолжая посмеиваться, киалонец натянул штаны, подхватил в охапку остальную одежду и помчался вверх по склону, задорно крикнув сестре:

— Догоняй, копуша!

Лиесса осталась наедине с Нрэном. Руки принца не спешили выпустить обнаженную девушку из объятий. В глазах горело золотистое пламя, потемневшие от влаги волосы шлемом охватили голову, подчеркивая скульптурные черты лица бога. Элии мгновенно захотелось наплевать на конспирацию и утолить чувственный голод, вспыхнувший от одного вида мужчины.

— За нами снова следят? — одними губами шепнула лордесса, заворожено скользя взглядом по фигуре бога, чьи безупречные очертания прикрывало лишь полотенце на чреслах. Но и сквозь ткань явственно чувствовались сила и жар тела принца.

Нрэн соврал самым простым для себя способом — промолчал. Он наклонился и закрыл губы девушки поцелуем, стал жадно пить ее чистое дыхание. Сердце красавицы трепетной птичкой забилось у его груди. Очень нескоро выпустил бог Лиессу из кольца рук, выпустил только потому, что на долгое удовольствие времени не было, а торопиться принц не хотел. Затуманенный чувственным блаженством взгляд девушки едва не заставил его забыть о благих намерениях. Прижав тонкие пальчики к припухшим от жгучих поцелуев Нрэна губам, лордесса шепнула, блеснув лукавой улыбкой:

— Почаще бы они следили за нами… — одним гибким движением накинула через голову платье и унеслась по склону вверх, к лагерю.