Утро второго дня на Альрахане началось с оглушительного визга. Ника подскочила на кровати, пытаясь проморгаться и прежде, чем окончательно проснулась, поняла: визжит собачка, маленькая Шотар. Не обращая внимания на резанувшую по низу живота боль, девушка спрыгнула с кровати и, как была в коротенькой ночнушке, помчалась на помощь маленькому другу.
В коридорчике у самой двери покоев, на вытянутой руке Дарета висел, ожесточенно дрыгая ногами светловолосый мальчишка, мелкий, то ли лет десяти, то ли постарше, просто худой и маленький. К груди он изо всех сил прижимал, пытаясь удержать яростно извивающуюся Шотар.
— Вы почто зверика тираните, живодеры? — выпалила Ника, ничего не уяснившая из представившейся ее вниманию мизансцены.
— Парнишка собаку свести хотел, — спокойно доложился наемник, поставил жертву на пол, однако ж, из рук не выпустил.
— И ничего не свести, я ее на псарню снести хотел! Она же со вчерашнего дня не вернулась, а тут в коридоре углядел, а она сюда резанула! — запальчиво заявил мальчонка.
— Отпусти Шотар, сейчас во всем разберемся, — предложила Ника, первым делом заботясь о самочувствии самого мелкого участника конфликта, из которого только что кишки от усердия не повыдавливали. Собачка уже походила не на мохеровый клубочек, а на недлинный шарфик из аналогичного материала.
Телохранитель, если не считать стильного облачения в одни подштанники, пострадавшим не выглядел. Исходя из теории статистических вероятностей, вряд ли на Дарета напало полчище бешеной моли, скорее всего, он так же, как Ника, был разбужен дикими звуками и среагировал первым.
— А ну как она опять сбежит? — насупился виновник экстренной побудки, кивнув на собачку.
— Эй, паренек, ты чего-то недопонял, — задумчиво предположил наемник. — Собачка вчера сама захотела остаться с лоаной, потому и на псарню ее не принесли.
— Шотар не игрушка, она следопытка лучшая!!! — возмутился мальчик, однако тискать четвероногую звезду перестал. Опустил на пол, набычился и сжал кулаки, будто хотел набить лицо наемнику и самой Нике, только пока не выбрал с кого начать сеанс одновременного боксирования.
— Мы знаем, — согласилась Вероника, с невольной улыбкой рассматривая распетушившегося пацана. Приглядевшись получше, она заметила на рукаве его зеленой рубашки круглую поблескивающую золотым шитьем эмблему «круг с собачьей мордой внутри». Значит, малолетний похититель имел прямое отношение к прежнему местопребыванию живого камешка преткновения. — Вчера именно она меня в городе отыскать смогла. А потом не захотела расставаться. Альсор Эльсор дозволил. Я думаю, ей захотелось побыть не лучшей следопыткой на псарне, а просто чей-нибудь любимой собачкой.
— А… но… Так вы ее не крали, — убито констатировал паренек, дергая пальцами синюю ткань форменных брюк и покраснел. Румянец не просто залил щеки, он поднялся от шеи до самого лба мальчишки.
— Нет, — торжественно заверила юного следователя девушка, положа руку на сердце. — Но если Шотар передумала, конечно, уходите вдвоем.
Надежда загорелась с глазах пацана:
— Эй, Шотар, пошли домой? — бойко предложил он.
Но, увы, непостоянная, как все женщины, маленькая привереда совершенно по-человечески фыркнула, прошлась до босых ног Вероники и демонстративно уселась прямо на пальцы последней. Жест был более чем очевиден: никуда я отсюда не пойду, нас и здесь неплохо кормят! А еще гладят, чешут и балуют!
Вероника сочувственно пожала плечами: не судьба, прости, мальчик. Тот вздохнул и как-то жалко сморщил нос, будто собирался вхлипнуть, да сдержался.
— Ты сам к ней заходи, когда время будет! — предложила Ника разобиженному на маленькую изменницу псарю.
— Меня пустят-то? — робко уточнил сразу как-то застеснявшийся мальчишка. Еще пятнадцать минут назад вломиться в чужие покои ему казалось само собой разумеющимся, а вот сейчас, поди же ты, смутился, устыдившись подвига.
— Пустим, — заверила ребенка Вероника и выдвинула лозунг: — Друзья наших друзей — наши друзья!
— Тебя как звать, герой? — добродушно усмехнулся Дарет.
— Никель, можно просто Ник, — представился воришка.
— Да, Ник лучше, — согласилась девушка, прикусив щеку, чтобы не расхохотаться. Мальчик ведь таблицу Менделеева не изучал и правильно причину внезапного веселья, обуявшего собеседницу, не поймет. — А я Вероника и тоже лучше просто Ника!
— Здорово! Почти как меня! — разулыбался паренек и сподобился извиниться: — Вы, это, лоана Ника, простите, за то что не разобравшись, чего к чему, полез, вас разбудил, Шотар напугал и вообще…
Что именно подразумевалось под всеобъемлющим словечком «вообще» писательница-архивариус Соколова узнать не успела. Резко зашумело в ушах, пред глазами затанцевали черные точки, холодный липкий пот выступил на теле, к горлу подкатил тошнотворный комок, и наступила чернота.
Упасть на пол девушке не удалось. Наемник подхватил ее на руки под тоненький жалобный визг собачки и встревоженный, почти панический, вскрик мальчишки, который никогда не видел, как падают в обморок:
— Лоана Ника, что с вами? Лоана Ника!!!
Под аккомпанемент выкриков резко распахнулась дверь. На пороге стояла молоденькая девушка в сине-зеленом платье дворцовой служанки. Она моментально вычленила из общей картины бедлама в миниатюре причину переполоха и принялась распоряжаться:
— У лоаны обморок! Несите ее на кровать, лоан! Вы знаете, чем больна госпожа?
— Женские дни у нее, — не особенно соображая от тревоги за девушку, тряпочкой обмякшей в его руках, брякнул с мужской непосредственностью Дарет.
— Мальчик, бегом в дворцовую лечебницу и принеси отвар из кариты и шеальца от женских тягот, лекарь должен знать пропорции! Если готового вдруг нет, дождись, пусть при тебе сделает и назад!
— А-а, ага, — энергично закивал головой Ник и вихрем вымелся из покоев, даже не подумав уточнить, с чего это им вздумали распоряжаться, как служкой.
Оставшись в прихожей в одиночестве, служанка подхватила молоточек на цепочке у стены и отбила на золотистой плиточке короткую дробь, энергично кивнув самой себе:
— После отвара лоане потребуется хороший завтрак!
И подхватив юбку, поспешила в спальню, куда унесли девушку. Наемник как раз успел устроить ее на кровати, накрыть одеялом и напряженно озирался, соображая, что еще он может и должен сделать. Сильный мужчина ощущал полную беспомощность перед загадочным женским состоянием. Ран, которые надо вылечить, на теле не было, а иных недугов он врачевать не умел. Шотар, кажется, чувствовала себя так же. Взобравшись на кровать, собачка сидела под боком девушки и, тихонько поскуливая, тыкалась носиком в ладонь Ники да с надеждой посматривала на Дарета.
Незнакомая служанка появилась в комнате с влажным полотенцем. Сдернула с обморочной одеяло и стала обтирать лицо, руки девушки, попутно распорядившись:
— Открой все окна! Нужно больше свежего воздуха!
Дарет почти с облегчением — девица явно знала, что и как делать — распахнул оба окна и раздернул посильнее шторы. Больше так больше! Будет у Ники воздух! Лишь бы поскорей очухалась!
Метод служанки оказался действенным. Через десяток секунд Вероника открыла глаза под счастливый взвизг Шотар и сразу попыталась сесть. Ее удержала твердая тонкая ручка и участливый голос:
— Полежите, лоана. Вот так, вот так, умница вы моя!
Девушка выглядела ровесницей Ники, потому такое обращение звучало почти комично. Только почти! Деловитая забота, с какой неизвестная взялась ухаживать за Вероникой давала ей право на такой тон.
— Принес! — запаленно дыша выпалил Ник, влетая в спальню с пузатенькой глиняной бутылочкой терракотового отлива, прижатой к груди. Похоже, паренек не ходил к лекарям, а мчался как туда, так и обратно со скоростью курьерского поезда.
— Молодчина, давай сюда! — служанка забрала еще горячую бутылочку и попросила с ласковой твердостью:
— Лоана Вероника, лекарство надо выпить!
В голове все еще продолжало шуметь и позванивать, чужой голос доносился, как через завесу тумана, но девушка машинально глотнула. Горечь, сдобренная медом, обожгла язык. Впрочем, обезболивающее, которое иной раз приходилось глотать и на сухую, бывало попротивнее. Ника безропотно выхлебала бутылочку настоя, уже примерно на середине процедуры почувствовала, как утихают боль и спазмы, отступает тошнота. А вот прохлада утра на мокром от пота теле, напротив, стала ощущаться куда отчетливее. Вероника задрожала, и была тут же заботливо укрыта одеялом.
— Все уже, все, теперь полежите чуточку, а там и завтрак поспеет, я вас покормлю, лоана, — сказала неизвестная служанка, а Ник с робкой надеждой переспросил:
— Лоана Ника поправится?
— Конечно, мальчик, ты все сделал правильно, — улыбнулась кареглазая девушка, проворно складывая мокрое полотенце.
— Тогда я побежал, меня уж, небось, ищут, — стеснительно попрощался паренек и добавил: — Выздоравливайте поскорее, лоана, я, коль вы дозволили, еще приду, с Шотар погулять схожу. Она любит на площадках за псарнями побегать.
— Приходи обязательно, — Вероника попрощалась с маленьким псарем.
Тот развернулся на пятках и умчался, тяжело вбивая ноги в пол. Так только дети бегать умеют, вроде сам легче пушинки, а топот слоновий. Кажется, где-то под пятой маленького великана даже хрустнул паркет.
В коридоре снова завозились, доставили заказанный завтрак, и Дарет вышел проверить. А Ника осталась наедине с незнакомой служанкой и первым делом сказала смущенно:
— Спасибо за помощь. Крепко меня сегодня приложило!
— Вы, наверное, отвар перед женскими днями испить забыли, — укорила служанка Веронику, точно та совершила что-то до крайности глупое, и снова поправила уже без нужды одеяло. Тут же вздохнула, собираясь с духом, вскинула голову и решительно продолжила: — Я ведь, лоана, прощения вашего просить шла. Из-за моей оплошности по вечеру вы едва без ужина не остались. Лоан Каэрро объяснил. Не держите зла!
— Не держу, — машинально ответила Ника. — У нас вчера замечательный ужин был. А про какой отвар ты говорила?
— Карита и шеальц любую боль женскую унимают, — служанка недоуменно посмотрела на собеседницу темными, скорее даже не карими, а цвета темной вишни глазами. — Вы только что пили.
— Я нездешняя, про отвар раньше не слышала, да и про очень многое в Альрахане, — виновато призналась терронка.
— Тогда вам, лоана, толковую горничную нужно подыскать, — посоветовала служанка.
— Горничную? — удивилась Ника. — Зачем? Я обычно сама…
— Вы же… вы… — девушка недоуменно и почти с возмущением распахнула глаза, всплеснула руками. — Вы же лоана Вероника, принятая в семью Владычицы Гилианы, ровня альсорам, вас по слову Владычицы альсорой именовать уже завтра будут, во дворце нынче указ огласили! Как же без горничных?
— А, о, ох, — архивариус Соколова никак не могла утрясти сказанные служанкой слова и себя самое. Вроде бы по отдельности все было понятно, а вместе пазл не складывался ни в какую. Всем вокруг все было очевидно, всем, кроме нее. — Не знаю.
Девушка-служанка с невольной сочувственной улыбкой наблюдала растерянность Вероники. Терронка вздохнула и смущенно пожаловалась:
— Ты вообще первая, кто мне хоть что-то объяснил. Остальные считают все вокруг само собой разумеющимся и молчат. Не знаю я, где брать этих горничных, и зачем они нужны.
Служанка многозначительно показала взглядом на открытые окна, влажное полотенце и пустую бутылочку из-под настоя на ночном столике. Да, резон был. Нику осенило. Если что-то должно быть обязательно и от этого не отвертишься, то не может ли это что-то приносить еще и пользу?
— А ты не хотела бы стать моей горничной? — с надеждой вопросила будущая альсора.
И тут решительная темноглазка, командовавшая процессом лечения больной, как генерал армией, всхлипнула. Веронике моментально стало неудобно и стыдно, она принялась торопливо извиняться:
— Прости, прости, прости, я тебя обидела? Чего-то не так сказала?
— Я думала, вы сегодня пожаловаться можете, чтоб меня выгнали, если узнаете, что меня оставили до второй оплошности, вы… вы… — служанка все кусала, кусала губы, а потом все-таки не выдержала и разрыдалась, склонив лицо к коленям.
У Ники почти уже ничего не болело, она придвинулась ближе к краю кровати и погладила спину своей спасительницы:
— Я ничуть не обижена на тебя, а если бы была, то сначала обязательно поговорила бы с тобой сама, не стала бы никому жаловаться просто так. Ты так расстроилась, потому что хотела работать во дворце?
Плачущая девушка замотала головой и, оторвав руки от мокрого, в дорожках слез лица, жалко улыбнулась:
— Вы благородная, лоана Ника! Лоан Каэрро тоже, но не все такие. А мне очень работа здесь нужна. Лучше, чем у Владычицы, почти нигде не платят, и после дворца в любое место возьмут, если рекомендации хорошие.
— Расскажи, — предложила Вероника, и плотину прорвало. Кареглазка заговорила:
— Батюшка мой помер в конце рига. Мы с матушкой и сестрой в особнячке, от ее батюшки доставшемся, жили на ренту. Матушка из урожденно-благородных лоан, да только от родовых богатств уже при дедушке ничего не осталось. А тут оказалось, батюшка задолжал много. Он играл в радужные кристаллы. Дом забрали, матушка от нервов слегла, а сестрица еще маленькая, ей всего семь. Лоан Каэрро когда-то вместе с батюшкой учился в Академии Капиталов, они иногда потом встречались. Я у него помощи попросила, он меня служанкой устроил. А тут такая оплошность.
— Понятно, — задумчиво прикусила щеку Ника. Девушку, почти ровесницу, было жалко до слез. — Значит, вся семья на тебе. А горничной платят больше или меньше, чем служанке?
— Больше, она же личная прислуга высокородных лоан, а не побегушка по дворцу, — вытирая покрасневшее лицо пригодившимся вторично влажным полотенцем, ответила служанка.
— Значит, ты согласна? Мне бы очень-очень хотелось, чтобы ты со мной осталась! — умильно улыбнулась Вероника и устремила на собеседницу просительный взгляд.
Не выдержав двойного давления: морального и соображений о выгоде финансовой — служанка, а теперь уже горничная, кивнула.
— Тогда как тебя зовут?
— Ила. Илаиана, если полностью, — ответила девушка робко, поверить в происходящее до конца она не могла.
— Красивое имя, — оценила Ника.
— Только я не знаю, к вам…
— Тебе, — поправила Вероника и подмигнула Иле.
— К тебе приставят горничных по распоряжению лоана Каэрро, когда подыщут достойных. Я если только временно.
— Я уже нашла самую достойную! — упрямо воскликнула Ника, подпрыгнув от возбуждения на постели. — И так скажу любому, кто будет возражать! Где были все эти «достойные», когда я в обморок грохнулась? То-то же! Не здесь! А ты была и помогла! Решение окончательное и обжалованию не подлежит, ну если только ты сама уйти захочешь. Вот выиграешь миллион в лотерею, клад какой найдешь или влюбишься и замуж соберешься за богатого-пребогатого лоана! Кому надо сказать, что ты теперь моя горничная?
— Лоану Каэрро. Вы…
— Ты! — упрямо напомнила Ника.
— Ты можешь вызвать его сюда или я передам записку.
Ила на миг задумалась, критически осмотрела бледную девушку, кутающуюся в одеяло на постели, и резюмировала:
— Лучше записку. Тебе нездоровится и лоан Каэрро будет стесняться.
— Сейчас и напишу! — воскликнула Вероника и заозиралась в поисках письменных принадлежностей.
— Так, девочки, вся писанина после завтрака! — категорично заявила спина Дарета из распахнувшейся двери.
Наемник пятился, вкатывая тележку, вновь в три яруса уставленную разнообразной снедью. Если вчера Нике казалось, что ужина много, то к завтраку иное определение, нежели колоссальный, не годилось категорически. Утешало лишь, что его следовало разделить на трех людей да двух животинок, и сразу становилось жаль убежавшего Ника. Он бы мог оказать посильную помощь в борьбе с грудами съестного.
Кстати, Дарет вошел подозрительно вовремя. Настолько подозрительно, насколько мог сделать это человек, подслушивающий под дверью и ожидавший подходящего момента для вмешательства в откровенную беседу по душам. С одной стороны, становилось неловко, зато с другой, объяснять насчет горничной ничего не требовалось. Мужчина и так все понял. Пожалуй, Вероника даже почувствовала облегчение. Заодно Дарета вместе с Илой после завтрака можно будет послать к помощнику сенешаля Каэрро для придания записке от Ники и словам самой горничной дополнительного веса.
— После завтрака так после завтрака! — оптимистично согласилась Вероника, поудобнее устраиваясь в гнездышке из взбитых подушек на постели. Вставать прямо сейчас Ила, превратившаяся из милой подружки в грозную орлицу, категорически запретила, заявив, дескать, ей не хочется еще раз лоану из обморока вытаскивать, а этот самый обморок точно будет, если лоана сию же секунду не начнет есть!
Ника начала, выторговав предварительно участие в завтраке всех присутствующих. Ну и что, что горничная и телохранитель, а не альсоры Альрахана, зато компания не менее интересная и приятная!
Голодные Дарет и Ила упрямиться не стали. У наемника вообще понятие субординации было расплывчатей пролитых в озеро чернил, а горничная с утра так нервничала, что позавтракать оказалась не в силах.
Два кресла были придвинуты поближе к кровати, и все трое, да пара зверушек впридачу, принялись завтракать прямо с трехъярусного стола-каталки, не перегружая блюда на маленький столик в спальне.
Устойчивой традиции совместных трапез во дворце Владычицы не существовало в силу несовпадения биоритмов членов правящей семьи. Гилиана подхватывалась с первыми лучиками солнца, Пепел вовсе мог не спать сутками, Глеану являлся совой, а Инзор аритмиком, четко блюдущим режим дня. Эта причина была объективной. Правда, существовала еще и субъективная: несколько напряженные отношения между индивидуумом, занимающим место фаворита Гилианы, и тремя сыновьями последней.
Сегодня на завтрак в столовой зале Владычицы собрались все ее дети, фаворит отсутствовал. Во-первых, так рано он подниматься не привык, во-вторых, попадаться на глаза разгневанной женщине, если именно ты стал причиной ее гнева, стремился бы лишь человек с суицидальными наклонностями. Про Гиржевара можно было сказать много чего и даже много чего нелицеприятного, но самоубийцей он не являлся. Потому до завтрашнего бала светиться перед ликом Гилианы не собирался.
Просторная и светлая зала отличалась изысканной красотой. Белые ромбы паркета с золотистым узором, зеркальным отражением низа — золотистый потолок с белоснежной росписью. Хрустальный цветок незажженной люстры над столом, сверкающий от солнечных лучей. Светлое, почти белое дерево стола, стулья из такого же материала, оббитые серебристой тканью с рисунком, повторяющей мотивы белого узора на потолке. Теплого тона стены, затянутые тканью с вытканными изображениями цветов, распускающихся в сеале.
За столом трапезничали четверо: Гилиана и три альсора. Хрусталь бокалов, тонкий белоснежный с золотым кантом фарфор посуды, серебро столовых приборов, отделанное жемчугом, безукоризненно вписывались в общую атмосферу залы.
Гилиана с аппетитом исследовала содержимое разнотравного салата, а сыновья вполголоса переругивались. Точнее, Глеану слушал, а Пепел и Инзор порыкивали друг на друга.
— Мои люди пасли его с начала рига, собирали улики и готовились захлопнуть ловушку, а ты Эльсор завалил всю операцию! Зачем ты посадил Торжена под арест? — сердито выговаривал Инзор, рассыпая искры, как замкнувшая проводка. Он методично, с тихим ожесточением накалывал на двузубую вилку тонкие стручки ралоки, первого нежнейшего горошка, созревшего в парниках, который ели вместе со стручками.
— Ника сказала слишком много, чтобы ее слова можно было оставить без внимания или замолчать. Если бы ты, брат, поведал нам пусть не о ходе расследования, но о своих подозрениях, я мог изменить ситуацию до того, как Видящая заговорила, — безразлично проронил Эльсор, разделывая полупрожаренный бифштекс.
Негодяй, нанесший вред Альрахану, должен сидеть в тюрьме или болтаться на виселице — такое правило Пепел считал основным и редко когда озабочивался подбором серьезных доказательств для других, если истина становилась очевидной для него. Виновные признавались альсору Эльсору всегда. Когда на тебя смотрят равнодушные, вымораживающие душу глаза цвета пепла и серебра, за которыми, словно за ширмой из натянутой ткани, танцует океан стужи, скажешь все, лишь бы ЭТОТ отвел взгляд.
Торжен виновен, посему вопрос решен и обжалованию не подлежит. Что такое несколько тысяч монет, пути их утечки через загребущие руки хапуги, если речь идет о репутации семьи? Знать, что во дворце вор, забывший о чести ради наживы, и отпустить, — Пепел так не мог. Да, финансы — епархия Инзора, именно поэтому виновного Эльсор приказал заключить под стражу в покоях, предоставив разбираться с делом брату так, как тот полагает необходимым. Вместо того, чтобы расспросить скотину хорошенько и удушить на его же ремне, как требовал инстинкт! А Искра еще чем-то недоволен!
— Видящая проявила себя, — задумчиво проронила Гилиана, когда сыновья взяли тайм-аут, а потом со смешком протянула, вертя в тонких пальцах боках с легким золотистым вином: — То ли еще будет на балу!
— Ника должна быть осторожнее в словах, — озабоченно вздохнул Лед, накручивая на палец прядь золотых волос. — Я присмотрю за ней завтра.
— Почему ты? — выгнул бровь Пепел. — Мы все будем рядом, чтобы позаботиться о девушке.
— Чтобы никто не позаимствовал предложенного ей бокала или лакомства, — хмыкнул Инзор.
Это был камешек в огород фаворита, и Гилиана поморщилась. Гиржевар был приятным малым, может несколько легкомысленным и беспечным, зато Владычице, утомленной заботами о делах государства, недурственно отдыхалось в обществе бесшабашного красавчика. За это Ана закрывала глаза на мелкие проступки любовника и собиралась закрывать, пока он ей не надоест. Вот только, похоже, этот момент был все ближе.
О делах больше не говорили, ибо распоряжение Владычицы касательно указа о статусе Вероники Инзор исполнил еще вчера вечером. И покатилась, поначалу неспешная, набирающая скорость с каждой истекшей минутой, волна информации. Обитатели дворца узнали обо всем первыми, вскоре глашатай Воли Владычицы сделает объявление с парадного балкона дворца, выходящего на главную площадь Альрахана, а его коллеги затрубят на других площадях города. Уведомления полетят в посольства, магические вестники да гонцы по городам и весям государства.
Мирное течение семейного завтрака прервал тишайший стук двери. В залу скользнула правая рука Инзора. Разумеется, речь шла не о конечности альсора, а о его доверенном помощнике. Человек в совершенстве знал свои обязанности, и если он осмелился нарушить уединение семьи Владычицы за трапезой, значит, причина была не просто веской, а очень веской и вдобавок срочной.
Виторо двигался тихо, практически бесшумно. Скорее всего, он и в дверь мог бы войти так, что не раздалось бы ни шороха, но счел уместным произвести некоторое количество умеренно громких звуков, чтобы тактично привлечь внимание к своему появлению.
Добравшись до стола, вокруг коего расположилась семья Гилианы, Виторо склонился к уху Инзора и шепнул всего пару слов, произведших эффект разорвавшейся бомбы: «Торжен бежал!»
Никто из альсоров и сама Ана тугоухостью не страдали, потому легкое недовольство вторжением постороннего сменили куда более сильные эмоции в пестрой палитре от удивления до бешенства.
— Как? — раньше Инзора озвучил вопрос дня Пепел таким невозмутимым голосом, каковым говорил лишь в состоянии готовности к немедленному убийству.
— Потайной ход из апартаментов, — коротко отчитался Виторо. — Сделан во время последнего ремонта прошлым меанделом. Выведен на боковой запасной ход охранения. Погоня выслана. О результатах доложить пока не могу.
— Когда он бежал? — ледяным тоном осведомилась Гилиана.
— Предположительно вчера, после ужина, Владычица. Отсутствие сенешаля в комнатах обнаружила служанка, приносившая завтрак.
— Ступай, будут вести, доложишь, — приказал Искра, выводя своего человека из-под обстрела недовольных родственников.
Тот поклонился и мигом испарился, внешне никак не продемонстрировав невероятного облегчения. Дверь в этот раз затворилась абсолютно неслышно. В повисшей секунде тишины Владычица поставила бокал, тот с хрустальным звоном стукнулся о тарелку, и миролюбиво прошипела:
— Инзор, милый мой мальчик, не расскажешь, почему в покоях сенешаля оказался потайной ход, о котором НАМ известно не было?
Заданный вопрос Гилиана сопроводила милейшей улыбкой голодной кобры. Не то чтобы Ана не доверяла сыновьям или полагала просчет Инзора катастрофическим, однако демонстрируемую степень вызванного недоброй вестью неудовольствия сочла нужным преувеличить. Немного, в качестве стимула на будущее.
Владычица чувствовала себя не столько разгневанной, сколько оскорбленной: Торжен четверть века служил отцу Аны и, считалось, служил безукоризненно. Теперь стоило задуматься: то ли личная преданность сенешаля не перешла на дочь Владыки, то ли пронырливый вор обирал правящее семейство и прежде. Ни та, ни другая версия, каждая на свой лад, женщине не нравилась, и молнии просверкивали в потемневших, как грозовые тучи, синих глазах.
— Каменщик и краснодеревщик незадолго до завершения работ напились и упали с боковой лестницы левого крыла, ведущей на третий этаж замка. Неудачно, прямо на декоративные решетки для каминов. Когда их в лечебницу принесли, лекарям оставалось только немицей умирающих опоить, чтоб не мучились, — сопоставив финансовые отчеты и сводку по происшествиям за период ремонта, выдвинул предположение Инзор.
На мать он не смотрел виноватым котенком, однако, мало приятного было в том, чтобы признавать недосмотр. Осторожный обыск в покоях сенешаля проводили несколько раз за два сезона и ничего не обнаружили. Никаких потайных ходов, никаких тайных сейфов, только тщательно замаскированные мелкие недостачи в отчетных книгах. И такое впечатление, замаскированные слишком напоказ, будто прикрывают куда более крупные прегрешения. Потому и держали хитреца-сенешаля под колпаком, чтобы точно определить, куда и как он прячет концы. И сколько вообще их, этих концов.
— Кабинет Торжена обшит панелями красного магохора, а боковой коридор охранения из серого камня, им же пару каминов выкладывали в нижнем зале, — в продолжение речи брата припомнил Пепел, полуприкрыв глаза. В покоях сенешаля он был почти четверть века назад, впрочем, для Эльсора сие не имело значения. Он никогда и ничего не забывал и не прощал тоже никому… кроме, может быть, братьев и матери.