Я шагал, сжимая немеющие от волнения пальцы. Двадцать шагов по коридору от окна до двери. Двадцать обратно по квадратикам кафеля. Черный, бежевый, черный, бежевый.

Прислушиваюсь… Ничего не слышно. Ведь женщины кричат, когда рожают?

Я привез утром Эрику в ее госпиталь и теперь ждал. Ждал. Ждал…

Я был совсем один в этом чистеньком больничном коридоре. Сидеть на стуле не было терпения. Я ходил и ждал.

Последние дни в Виндобоне все словно сходили с ума. Парламент заседал непрерывно, обсуждая предложения Ассора. Полиция оцепила центр города, но студенты и члены союза «Кайскирк» с утра до вечера маршировали по прочим улицам, размахивая трехцветными флагами республики.

Директорат республики Ассор потребовал обеспечить доступ к порту Кардис и дать разрешение на размещение в Виндобоне ограниченного контингента войск, для обеспечения безопасности и независимости Виндобонской республики.

Город бурлил. Все понимали, что это ультиматум. При отказе Ассор двинет свою армию в Виндобону. Парламент заседал уже вторые сутки…

Последние дни в мастерской я остался совсем один. В конце зимы Юрген и Марта уехали в Тевтонию. Вначале как бы на время, а потом пришло письмо. Юрген приложил нотариально оформленную доверенность на мое имя. Теперь я был менеджером мастерской при одном механике, но менеджер. Юрген умолял переехать жить в его дом, обещая не требовать квартплату.

Это было, кстати, так как квартплата в нашей милой квартирке выросла после рождества почти в два раза. Эрика взяла отпуск без содержания, так как с ее животиком бегать по этажам госпиталя стало тяжело.

Так мы перебрались в дом Юргена. Вот только работы становилось все меньше. А значит и денег все меньше. Многие старые клиенты, напуганные неясным и тревожным будущим уезжал, а новых не появилось. Старый пикап Юргена теперь находился в нашем распоряжении. Бензин тоже вырос в цене, зато мы с Эрикой могли выезжать за город, когда захотим.

Поженившись, уехали Петер и Дорис. Это было самое печальное. Мы лишились близких друзей. Так что гостей у нас теперь не бывало.

Улица «К ветролому» была очень тихая, и местные старожилы приняли нас почти не обратив внимания. Сам я здесь уже примелькался, а Эрика по причине беременности гуляла только у дома и занималась домашним хозяйством.

Мой механик Клаус увлекся политикой, посещал какие-то собрания. В конце концов, взялся меня агитировать за то, что самое светлое будущее ждет Виндобону только в составе республики Ассор.

Последние дни на работу он не появлялся. Исчез без предупреждения. Мог бы и позвонить! В доме Юргена имелся телефон.

Я бродил по коридору, пустому по причине беспорядков в городе, а может из-за того, что рожениц сегодня больше нет?

Это хорошо, Эрике будет принадлежать все внимание врача и медсестер.

В тяжелые времена наш ребенок появится на свет!

На западе континента война завершилась победой Тевтонской империи. Конфландия разбита и оккупирована за три недели. Этого никто не ожидал!

Гринландия, объявившая войну агрессору осталась с ним один на один. Радио Тевтонии захлебывалось от восторга.

Но может быть Гринландия пойдет на перемирие?

— У островного королевства могучий флот, но малые сухопутные силы. — Говорил мне пару дней назад Михаил Петрович. — Пока они развернут армию из необученных новобранцев, не имеющих боевого опыта и оснастят тяжелым вооружение — пройдет немало времени. Флот защитит берега островного королевства от вторжения, но армию не сможет заменить. Войну выигрывает не флот и не аэропланы. Солдат, пехотинец с винтовкой на плече приходит, чтобы взять территорию с городами и заводами или крепости с базами.

Пока нога тевтонского солдата не ступит на землю Гринландии — ничего не будет решено. Но чтобы ступить туда надо под жерлами орудий броненосцев пересечь пролив. Не уверен, что такое тевтонцам по плечу. Удачных вторжений с моря в Страну драконов никогда не случалось.

— Вы назвали Гринландию Страной драконов. Почему?

Михаил Петрович подошел к шкафу и порылся на полке.

— В древности драконы правили всем континентом, но в Гринландии было их гнездовье. Туда самки улетали рожать и выращивать потомство.

Только шестьсот лет назад, когда драконы исчезли, люди высадились на берега Гринландии. До этого остров был недоступен и очень опасен для людей.

— Это легенда?

— Нет, Ивар, это история. Вот прочти этот том.

До увесистого тома с потертой кожаной крышкой у меня так руки и не дошли.

Сегодня рано утром Эрика разбудила меня поцелуем.

Я с удивлением увидел ее полностью одетой.

— Едем, милый, у меня началось.

— Ты уверена?

— Абсолютно, глупенький!

И вот в этом чистеньком коридоре госпиталя я меряю пол шагами и жду. Жду… Стрелки на часах едва двигаются! В раздражении я снял часы с запястья и сунул в карман.

Казалось, что прошла целая вечность…

В коридор выпорхнула из двери миниатюрная медсестра в халатике белом в обтяжку.

Смугловатое лицо, выразительные карие глаза и брови шикарными дугами… Вот только носик подкачал. Великоват для узкого лица.

— Доброго дня. Вы — Ивар?

— Да. А…

— У вас дочь родилась! Поздравляю! — воскликнула медсестричка.

Словно котенок лег на мою грудь… Захотелось смеяться и платать одновременно!

— Дочь…

— Да, миленькая девочка и кудрявенькая! Прелесть сказочная!

Неожиданно для самого себя я обнял пискнувшую медсестру и чмокнул в щеку.

— Ох, извините…

Медсестра засмеялась и погрозила мне пальцем.

— Все скажу Эрике!

— Как она? Что так долго?!

— Она устала и спит. Все хорошо. Идите домой, завтра приходите.

— Хоть краешком глаза посмотреть…

— Завтра, все завтра!

Я шел по улице и люди уступали мне дорогу. Рот до ушей и походка заплетающаяся.

От радости я опьянел и брел, не глядя по сторонам.

У нас дочь! Маленькая крохотулька, наше общее продолжение…

Увидев знакомую арку входа во двор, я остановился и пришел в себя. Ноги принесли меня сами по старому адресу, к дому госпожи Эдны.

Солнце уже спряталось за гребнем крыш и в колодце двора стемнело.

В угловой квартире Михаила Петровича, в окнах мерцал свет свечей. Почему не электричество?

Я постучал в дверь. Открыл сам хозяин. Одет совсем не по-домашнему: темный костюм, белая рубашка и даже галстук!

— Здравствуй, Ивар. Проходи.

— Может быть я не вовремя?

— Нет, нет, как раз вовремя.

В гостиной за столиком, сервированном на двоих сидела госпожа Эдна. Элегантное синее платье… Жемчужное ожерелье…

Я поприветствовал ее и поцеловал узкую, ухоженную ручку.

— Давно не был у нас, Ивар. Что нового? Как Эрика?

— У нас дочь родилась сегодня! — выпалил я.

Старики усадили меня за стол и обрушили на мою голову ливень вопросов. По их лицам было видно, что моя радость стала и для них радостью.

Михаил Петрович принес еще одну рюмку и налил мне бренди до краев.

— За новую гражданку Виндобоны!

Я лихо выплеснул бренди в горло и быстренько закусил толстой золотистой шпротиной.

— Имя выбрали для дочери?

— Пока нет. Надо с Эрикой поговорить.

Мы болтали о том, о сем и я все больше ощущал, что в этой компании я сегодня не совсем к месту. Улыбки стариков увяли. Что-то их беспокоило?

— Я пойду, не буду вам мешать…

Михаил Петрович покачал головой.

— Ты не мешаешь нам. Эдна завтра уезжает.

— На взморье?

— В Скаггеран и надолго. — Ответила Эдна и допила бренди.

— Но почему?!

— Виндобона сегодня приняла ультиматум Ассора. Через неделю красные будут здесь.

— Я слышал, что они станут гарнизонами у Кардиса и на границе западной. Что это изменит?

— Все. Виндобоны больше не будет. Ассор поглотит ее и сделает опять частью империи. С красными мне не по пути.

Эдна вынула из сумочки сигарету и прикурила от свечи. Я открыл рот от удивления. Она же сама запрещала своим квартиранткам курить!

Женщина жадно затянулась, резко выдохнула дым.

— Михаил не хочет меня слушать и решил остаться. Для него Ассор — это родина. Для меня Ассор — это смрадный труп!

— Эдна, прошу тебя!

— Да, наша родина мертва, Михаил! Они убили ее, а потом оживили труп и он послушен им, как покойник в руках мага-некрофила!

Эдна встала из-за стола резко. Дошла, стуча каблуками до двери, потом вернулась. Сняла с шеи жемчужное ожерелье и протянула мне.

— Это мой подарок Эрике. Дай бог вам счастья.

Хлопнула дверь.

Старый ассорец сидел потупившись. Пальцы разглаживали салфетку.

— Она опасается за свою и мою жизни. Считает, что Виндобону ждут чистки и репрессии.

— Но она только владелица этого дома…

— Уже нет. Она продала его очень спешно и не дорого муниципалитету.

Эдна… ее тогда в войну звали Марией. Она из старинного аристократического рода. Ее семью всю убили… Она чудом выжила… В нашем отряде генерала Гордона она была лучшим стрелком. На прикладе ее винтовки не осталось места для насечек. Около двух сотен красных нашли смерть от ее рук… Она считает, что ее найдут и убьют. Она считает, что красные ничего не забыли…

— А если она права? Вы были в добровольческих отрядах, воевали против красных, может быть и вам следует уехать?

Старик покачал головой.

— Моя родина — Виндобона. Мой отец и мой дед лежат на городском кладбище. Я не покину землю своих предков. Я приму свою судьбу, какой бы она не была. На шестом десятке не следует покидать родину, Ивар — на новой почве не врастешь и тоска будет глодать душу, уж поверь мне…

Михаил Петрович был тверд в своих намерениях и я не мог его убедить.

Я ушел от него уже в сумерках. Город притих после дневной суеты и шествий. Полицейские патрули встречались то и дело. Я успел на последний трамвай и вскоре уже шагал по улочке к дому Юргена. В тени под деревом, у калитки стоял кто-то.

Я замедлил шаг.

Ко мне навстречу шагнул, пряча пистолет в кобуру, Маркус. В полной полицейской форме, только вот сапоги запыленные.

— Привет. Ты чего здесь охраняешь?

— Дом твой охраняю.

Маркус пожал мне руку.

— Давно не виделись, Ивар. Куда Эрику подевал?

Я рассказал о последних новостях.

Лицо Маркуса просветлело.

— Молодцы, ребята! На обмывку пригласишь?

— Не сомневайся! Как отец и брат? Что нового?

— Все по старому. Они там, у тебя. Заходи.

Честно я удивился внезапным гостям.

— Что случилось?

— Все нормально.

Маркус остался у калитки.

Я поспешил в дом. Во дворе рядом с пикапом стоял знакомый грузовичок.

В ванной умывался Петрус, фыркая и разбрызгивая воду по затоптанному полу. Чтобы сейчас сказала чистюля госпожа Юрген?

— А вот и хозяин!

Дядька Мариус обнял меня и потянул на кухню.

Он ничуть не изменился, разве что пахло от него странно — кажется цементным раствором.

— Мы тут у тебя похозяйничали малость. Утром уедем если позволишь переночевать.

— Да, конечно…

Про странные запахи от дядьки Мариуса я уже забыл. Из трех корзин на полу разносился аромат копченых окороков. На столе в одной тарелке вареные яйца вперемежку со скорлупой, на другой тарелке крупно нарезанный окорок, рядом гора зелени и конечно початая бутыль самогона, литра на три.

— Гостинцы привезли, а вас нету. Где твоя хозяйка?

Я сказал.

Проснулся с жутким похмельем на диване и в одежде. Доковылял до кухни, напился из-под крана косясь на пустую бутыль.

Вчера долго сидели, пока самогон не кончился. Пили за Эрику и за малышку, пили за меня… Много за что пили…

Я же собирался утром к Эрике!!

Выглянул в окно.

Грузовичка нет. Уехали не прощаясь.

Холодный душ и крепкий кофе вправили мне мозги и взбодрили, правда головная боль до конца не ушла.

К Эрике не пустили, но теперь знакомая медсестра Леана вынесла мне показать мою дочку — крохотный человечек в пеленках спокойно спал.

— Она прелесть! — сказала медсестра. — На вас похожа.

Никаких черт схожести я не увидел. По мне все младенцы на одно лицо, но когда я взял дочку на руки в груди, будто что-то перевернулось.

— Привет, малыш. — Тихо сказал я.

Не замечая никого и ничего я вышел из больницы и опомнился только возле машины.

Два полицейских внимательно осматривали пикап.

— Привет, Руфус, чего случилось?

Бывший сослуживец Петера снял фуражку и вытер потеющую лысину платком. Принюхался ко мне.

— Привет. Твоя машина?

— Машина Юргена, а я ей пользуюсь.

— Знаю, знаю. Вчера на ней куда ездил?

— Нет, весь день простояла у дома.

— Ага…

— Так что случилось?

Мы отошли в тень и Руфус, закурив сигарету, рассказал мне что вчера, пока полиция наводила по городу порядок, неизвестные взломали оружейный склад союза «Кайскирк» и вывезли из него оружие.

— Две сотни винтовок, десять пулеметов и боезапас к ним. Вроде мелькал там пикап или грузовичок небольшой. А ты чего здесь делаешь? Заболел?

— Моя жена Эрика родила вчера дочку!

— Поздравляю! Так вот отчего ты такой духманистый! Много вчера принял?

— Прилично…

— Ну ладно… Поосторожнее за рулем.

Руфус кивнул напарнику и они ушли.

Через пять дней Эрику выписали из больницы, и я привез ее и Марику домой.

Дочь мы решили назвать Марикой в честь Эдны-Марии. Я все рассказал Эрике про Эдну и про Михаила Петровича.

Сельские гостинцы Мариуса я отнес прямо в корзинках в прохладный подвал под домом и обнаружил в его дальнем конце свежей кладки кирпичную стену.

Так вот чем занимались Мариус и Петрус! А Маркус не охранял мой дом, он охранял отца и брата! Я постучал кулаком по стене. Крепко сложено. Для чего? Тайник? Оружие со склада «Кайскирк»?! Меня даже в пот пробило. Я ясно представил себе там за стеной ящики с оружием и патронами. Если оружие найдут, то меня в тюрьму укатают и надолго… Ну, дядюшка Мариус! Ну, свиновод! Подложить мне такую свинью! Знали же что не пойду о них докладывать…

Когда я выбрался из подвала, Эрика хлопотала на кухне.

— Милый, на тебе лица нет! Что случилось?

Я тут же все выложил.

Эрика спустилась в подвал, быстро вернулась. Прикусила губу в задумчивости. В легком ситцевом халатике, но с прической и макияжем она не похожа на женщину ставшую матерью неделю назад. Да, груди полные стали и бедра округлились, но такой она мне нравилась еще больше.

— Ивар?

— Да, милая?

— О чем ты думаешь?

— Э-э-э…

— У тебя все на лице написано…

Она обняла меня и чмокнула в щеку.

— Потерпи немного…

Мы жадно целовались, пока наверху не захныкала малышка.

Эрика вырвалась из моих объятий и убежала.

Даже в подвале аккуратиста Юргена имелось много всякого старья: короба со старой обувью, какие-то пыльные пустые ящики, старый шкаф со ношеной одеждой. Все это я перебазировал к свежей стене, а в завершение подмел пол, устроив немалую пыльную бурю, пол — то цементный! После пришлось вытрясать одежду во дворе и принимать душ.

Заглянув в спальню на первом этаже, увидел, что мои девушки спят и тихо прикрыв дверь, выбрался во двор. Клаус окликнул меня от калитки.

— Привет, ты куда пропал? Все нормально?

— Привет, Ивар. Я зашел сказать, что нашел новую работу, ты уж извини.

Клаус выглядел смущенным. В чистой рубашке. В верхнюю прорезь для пуговицы вдета красная лента.

— Чего там! — я махнул рукой — Работы все равно нет. Рад, что ты устроился. Где?

— Социальный союз Виндобоны — новая партия. Меня взяли пятым секретарем.

— Ого! А что это значит?

— Неважно… Ты заходи если что. Это на площади Качулиса, над страховой конторой «Акварель».

— Зайду.

Мы обменялись рукопожатием, и Клаус ушел с явным облегчением на лице. Как мне тогда казалось — навсегда из моей жизни.

Про свежую стену в подвале мы больше с Эрикой не говорили. Через десять дней, когда через Виндобону шли ассорские войска я стоял в толпе любопытных.

Запыленные клепаные танки, грузовики с пехотой и пушки на буксире, все громыхало и катилось сплошным потоком цвета хаки мимо… Ассорские солдаты в мешковатой одежде оглядывались с любопытством.

Подавленные зрелищем военной мощи горожане смотрели молча. Никто не бросал ассорцам цветов, никто не кричал приветствия.

Стоявший со мной пожилой господин в элегантном костюме с тростью, громко сказал:

— Вот вам и нищий Ассор! Какая мощь! Кругом моторы и сталь!

Как потом узнал я, через город прошла моторизованная часть, а кавалерию и колонны пехоты провели по дорогам в обход.

Наша жизнь крутилась вокруг малышки. Как поспала? Как покушала?

Денег не хватало. Я занялся перевозками — носился по Виндобоне на пикапе целыми днями. Возил продукты из сел. Возил вещи уезжающих в Кардис. Виндобонцы что по состоятельнее спешили уехать, кто в Скаггеран, кто в Гринландию.

В порту Кардиса, там, где производилась посадка на пароход «Морская ласточка» я впервые увидел вооруженные ассорские патрули. Два солдата без оружия и офицер или командир с пистолетом в кобуре. Форма мешковатая, цвета хаки. На рукавах красные повязки с надписью на ассорском и виндобонском «патруль».

Патрульные ни к кому не приближались, но следили за погрузкой на корабль очень внимательно.

Я помог донести до трапа багаж пожилому дантисту-теке. Его жена и дочь несли в руках мопсиков и видно по спесивым лицам, что тяжелее собачек в жизни ничего не носили.

Дантист снял шляпу, посмотрел на трап, оглянулся беспомощно и часто моргая.

— Яков, сколько можно? — капризно позвала с середины трапа его жена.

Я передал тяжелые чемоданы стюардам корабля и отошел в сторону.

Дантист повернулся ко мне.

— Молодой человек, вы же муж Эрики? Что работала медсестрой в хирургии?

— Верно.

Мою любимую многие знали и этому я уже не удивлялся.

— Увозите ее отсюда, поверьте, старому теке — здесь скоро будет плохо всем… — негромко сказал дантист, косясь на ассорский патруль.

— Яков!

Дантист махнул рукой и побрел по трапу наверху.

Он еще обернулся, задержал за руку стюарда и что-то ему сказал.

Но тут рядышком завопил младенец лет трех, наотрез отказывающийся лезть на трап. Так что ничего не расслышал.

Я поспешил обратно, к машине, но не успел сделать и десятка шагов.

— Постойте, прошу вас!

Меня догонял давешний стюард.

— Доктор Коперман просил вам передать это.

В руки мне сунули потертый старый кошелек из черной, тисненой кожи.

— Зачем? Он со мной рассчитался!

— Доктор сказал, что здесь хватит на билеты вашей семьи на наш пароход. На Скаггеран мы ходим по четным дням.

— Нет, вы лучше ему верните…

Стюард спрятал руки за спину и сделал шаг назад.

— Я только передал что просили. Хотите, вышлите доктору по почте.

Рявкнул корабельный гудок, напоминая о завершении посадки.

Больше не слушая меня, стюард поспешил к кораблю.

В кошельке оказалось две тысячи ливов, четырьмя хрустящими новенькими банкнотами по пятьсот ливов.

Я передал кошелек Эрике, рассказав всю историю.

Любимая покрутила в руках кошелек.

— Поразительно, но доктора Копермана все считали очень прижимистым человеком… Что же нам делать?

— Вернем по почте. Спроси новый адрес доктора там, где он работал.

— У него последний год была частная практика и ее он закрыл. Я попробую найти его родственников.

Эрика провисела на телефоне больше двух часов.

— Все уехали… Странное дело…

— Может и нам уехать? — брякнул я.

Эрика прижалась ко мне и тихо вздохнула.

— Кто нас там ждет?

На деньги доктора мы купили кроватку для малютки, заграничную коляску для прогулок и кучу всякого белья. На остальные деньги я купил запчасти для пикапа и отремонтировал его всерьез. Даже перекрасил в темно-синий цвет.

Шли дни за днями.

Малышка росла. Начала нам улыбаться беззубым ротиком, так трогательно и мило…

Через знакомых Эрики меня устроили возить на пикапе продукты с рынка для центрального ресторана.

Работа не пыльная, но все время за рулем. Утром на рынок, после обеда на ферму господина Ликера. Оттуда возил, свежую курятину, свинину парную.

В ресторане меня кормили обедом. Под вечер возвращался с пакетом продуктов.

Эрика встреча меня в дверях с малышкой на руках.

Мы менялись.

Марика переходила ко мне, а пакет Эрике.

— Что там папочка привез сегодня?! Наш золотой добытчик!

Малышка крутила головкой, с любопытством наблюдая за матерью.

Нежные золотистые волосики дочурки пахли молоком.

Моя семья занимала все мои мысли и все мое свободное время.

А в Виндобоне назревали события на редкость неприятные…

С приходом ассорцев в Виндобону оживил всякие движения и группировки сторонников социальной справедливости. С красными лентами на одежде, с самодельными плакатами в руках они чуть ли не каждую неделю устраивали шествия по центральной улице. Шествие неизменно оканчивалось мордобоем с людьми из союза «Кайскирк».

Через полгода, уже осенью, когда у Марики резались зубы, под вечер в окно кухни тихо постучали.

Эрика вздрогнула и отложила на стол чайную ложечку. Ложечкой тут же завладела Марика и немедленно сунула в рот.

— Ивар?

— Может кто из старых клиентов?

У двери стоял, кутаясь в гражданский плащ, Маркус.

— Привет, Ивар.

Я посторонился.

— Привет, заходи как раз к ужину.

— Времени нет. Помоги мне.

— Что надо сделать?

— Отвези на ферму к отцу…

Маркус пошатнулся и привалился плечом к стене.

— Ты болен? Тебе может надо в больницу?

— Никакой больницы… К отцу на ферму!

— Хорошо, хорошо. Я только предупрежу Эрику.

— Я жду тебя в машине.

Эрика встревожилась.

— У Маркуса неприятности?

— Не знаю. Он ничего не говорит. Твердит — на ферму к отцу и точка!

— Подержи девочку. Я должна его осмотреть.

Эрика накинула пальто и выбежала во двор.

Я бродил по комнатам с малышкой на руках и прислушивался, когда стукнет дверь.

Дверь стукнула.

Эрика вбежала на кухню. Выхватила со шкафа чемоданчик-аптечку скорой помощи.

— У него рана в левой руке, хорошо, что сквозная. Наложу повязку.

Через полчаса я уже ехал из города. Моросил нудный мелкий дождь. Фары давали мало света.

Держась за раненую руку, рядом сидел с закрытыми глазами Маркус.

— Ничего не хочешь сказать?

— О чем?

— Ты — полицейский, тебя ранили, и ты бежишь из города. Что произошло?

— Меньше слышишь, лучше спишь…

— Вместо того чтобы обнимать жену под уютным одеялом, я трясусь под дождем в темноте. Хоть что-то я могу узнать?

— Можешь, но не сейчас…

Маркус замолчал, а я обиженный недоверием тоже.

На ферме дядьки Мариуса ничего не изменилось. Я передал Маркуса отцу и уехал, довольно сухо поговорив со стариком. Впрочем, он обеспокоенный состоянием сына и не рвался беседовать.

По дороге домой, так и не встретив никого, заехал на ночную заправку и долил бензина в бак. Лучше сейчас чем рано утром завтра. Можно понежиться в постели чуть дольше.

Я вспомнил тугие груди Эрики и нежную кожу на бедрах рядом с лобком. Мои мысли понеслись в известном направлении. По улицам ночной Виндобоны мой старый пикап пронесся с явным превышением скорости.

Понежится в постели мне как раз и не дали. Едва рассвело, нас разбудил громкий стук в дверь.

В дом ввалились незнакомые полицейские. Пятеро.

Наскоро обыскали дом и велели мне собираться с ними.

— Я арестован?

— Нет, вы задержаны как свидетель.

— Это чушь! — возмутилась Эрика. С ребенком на руках, в легком халатике, едва причесанная, она все равно была красавицей. — Свидетелей приглашают, а не тащат силой из дома, без завтрака и полуодетого! Это произвол и мы будем жаловаться полицай-комиссару!

Полицейские смущенно переглянулись.

— Завтракайте и одевайтесь, мы подождем во дворе.

Я ходил по кухне с Марикой на руках, а Эрика быстро приготовила мне омлет и кофе. Наша малышка деловито сосала пальчики, пуская пузыри и не обращая внимания на суету.

Эрика обняла меня и тихо сказала.

— Это из-за Мариуса.

— Я не буду хитрить. Скажу куда отвез. Все равно, небось, догадались. Только не думаю что он на ферме. Лес рядом.

— Что он такого сделал?

— Узнаем скоро.

До полицейского участка я ехал на своем пикапе с двумя полицейскими.

Меня привели кабинет следователя сразу, мимо прочей публики сидящей на стульях вдоль стены.

Следователь, лысоватый, вежливый блондин в очках, курил папиросу за папиросой и больше часа долбил меня вопросами.

Он не ожидал, что я все выложу про Маркуса сразу и без запирательства и твердил свои вопросы по третьему кругу, когда в кабинет без стука вошел Руфус. Поздоровался со мной за руку, а следователю только кивнул.

Почитал протокол.

— Маркус что-нибудь говорил?

— Я пытался узнать у него подробности, но он сказал: меньше знаешь — лучше спишь.

Руфус хмыкнул.

— Подпиши протокол, и пойдем со мной.

Я подписал протокол и покинул продымленный кабинет.

В кабинете Руфуса на втором этаже было прохладно, раскрытые окна смотрели на тенистую улочку.

Усадив меня на кожаный диван, Руфус закрыл окна и, позвав секретаря, велел принести нам кофе с пирожными.

Сел за стол, сдвинул фуражку на край стола.

Мы молча выпили по чашке хорошего кофе с молоком и бренди.

— Помнишь, на вокзале ты нас угощал всякой домашней снедью?

— Помню…

— Хорошие были времена…

— Ты кто сейчас по должности, Руфус?

— Начальник этого бардака.

— Ого! Поздравляю!

— Спасибо, хотя и не с чем.

— Что с Маркусом случилось? Ты то мне скажешь?

— Мозги свихнулись у Маркуса! Вчера вечером он стрелял в премьер-министра. Охрана открыла ответный огонь. Вот руку ему и прострелили.

— Не может быть!

— Может, еще как может. Хорошо, что не убил. Операция прошла успешно. Пулю вытащили из легкого. В газетах утром все на первых полосах оказалось. Сам прочтешь.

— Я не знал…

— Все понятно, не беспокойся, ступай домой. К тебе вопросов нет.

«Они не догадываются про тайник в подвале…»

Премьер-министр Виндобоны благодаря договору с Ассором уже заполучил кличку «национал-предатель». Союз «Кайскирк» давно его поливал дерьмом со страниц своей газеты «Голос патриота».

Как я слышал, газету штрафовали, чуть ли не каждую неделю. Может поэтому она шла нарасхват у уличных продавцов.

Народа на улицах было больше чем обычно. У газетных развалов толпились люди.

Я тормознул пикап и купил пару газет.

Руфус не соврал. На первых полосах чернели огромные заголовки: «Покушение на премьера!» «Кайскирк привел угрозы в действие!» «За кого полиция Виндобоны?!»

Я бегло прочитал статьи. Много эмоций и мало фактов.

«Маркус — террорист! Кто мог ожидать такое?»

Через неделю Ассор предъявил новый ультиматум Виндобоне. Правительство республики обвинялись в грубом нарушении условий заключенных ранее с Ассором договоров о взаимопомощи, и выдвигалось требование сформировать правительства, способные обеспечить выполнение этих договоров, а также допустить на территорию Виндобоны дополнительные контингенты войск. Условия были приняты в течение двух суток.

Парламент сформировал новое правительство. Михаил Петрович сказал что люди, вошедшие в него практически ничем себя ранее не проявили, но главное, что с «Кайскирк» никто из них не связан.

— Это начало конца.

— В каком смысле?

Старик вздохнул, снял очки и тщательно протер их специальной тряпочкой из футляра.

После отъезда Эдны он постарел лет на десять.

— Конец независимости Виндобоны близок. Республика станет частью Ассора. Здесь тоже начнется социальная республика.

— Что в том плохого?

— Не будет частной собственности и ото всех потребуют лояльности властям.

— Черт с ними — будет им лояльность, но мои мысли останутся моими.

— Все не так просто, Ивар.

Первым же актом нового правительства союз «Кайскирк» был запрещен и разоружен, а его газета закрыта окончательно.

К Рождеству выросли цены на продукты. Многие частные магазины закрылись. По улицам города бродили ассорские солдаты, обычно группами человек по пять, глазели на витрины и автомобили.

В магазинах торгующим одеждой и обувью товары сметали крикливые и плохо одетые ассорские женщины — жены их офицеров из ближайших гарнизонов.

Рождество мы встречали вдвоем с Эрикой, уложив малышку спать.

Смолисто пахло елкой, потрескивали свечи в канделябре.

Эрика пригубила игристое вино. Она уже не кормила дочь грудью и могла себе это позволить.

— Все как-то неверно и зыбко, милый. Может быть, зря мы тогда не уехали?

Я только вздохнул.

«Морская ласточка» больше не ходила в Скаггеран. Из последнего рейса она не вернулась, оставшись в северной стране. Кардис ассорцы объявили закрытым городом, и въехать в него можно было теперь только по особым пропускам. На рейде Кардиса теперь стояли серые военные корабли Ассора. Еще ходили поезда в Тевтонию, но билетов не купить.

Новое правительство назначило новые выборы в парламент через месяц после рождества. К выборам допустили только блок социальной справедливости, что появился буквально из воздуха из группы партий и движений проассорской ориентации.

Они устраивали то и дело немноголюдные, но крикливые демонстрации.

«Наш путь с Ассором!» «Мы вместе — сила!» — большие черные буквы на плакатах как пауки на белой стене. Среди демонстрантов почему-то было много теке.

Про Маркуса и про дядьку Мариуса мы ничего больше не слышали. В газетах ничего не писали — значит, им удалось скрыться. К тому же про раненного экс-премьер — министра быстро забыли.

Вопреки всем этим событиям мои дела улучшились. Выросли цены на продукты и за доставку с ферм всякой снеди платили гораздо больше. Я купил подержанный грузовичок и нанял водителя, спокойного флегматичного дядьку Гавруса. Я ездил по городу, а Гаврус по хуторам и фермам. Мы не только доставляли грузы, но и сами стали приторговывать.

Начал присматривать еще один грузовик для покупки.

Я отсоветовал Эрике выходить на работу, хотя она и рвалась вернуться к медицине. Я понимал ее — нахождение в домашних стенах постоянно и многомесячно кого угодно приведет в дурное настроение.

День катился за днем.

На выборы мы не пошли. В газетах назавтра сообщили о том, что девяносто шесть процентов населения Виндобоны на выборах поддержали народных кандидатов от блока социальной справедливости.

Мне до этого дела не было. Я колесил по фермам. В подвале у меня уже образовался небольшой склад домашних консервов, колбас и сыров. Ясное дело, просто за деньги я такого бы не сделал. Виндобонские ливы стремительно теряли в цене.

У моей коммерции имелась секретная сторона.

Еще до Рождества произошла встреча, положившая начало моей успешной торговой деятельности.

Я возвращался после малоуспешной поезди на ферму Витауса. Прижимистый Витаус денег брать не желал. Требовал бензина. Я слил ему из бака ведро и ехал, поглядывая на приборы — хватит ли до городской заправки?

У самой обочины увидел бензовоз, выкрашенный в хаки с черными номерами ассорской армии.

Ассорец в военной форме вышел на дорогу и махнул мне рукой.

Я затормозил.

Конопатый, рыжий парень вскочил на подножку.

— Эй, бензин нужен?

Ассорцы эти всегда так, здороваться не любят и сразу к делу переходят.

— Нужен. — Ответил я по ассорски. — Продашь за деньги или чего еще надо?

— Так ты по-нашему говоришь? — обрадовался солдат.

— Если тебе не сниться — значит говорю. Что за бензин-то нужно?

Я залил полный бак, да еще запасную канистру всего за пятьдесят ливов и еще за круг копченой колбасы и литр забористой самогонки.

— Вот выручил! Вот здорово!

Солдат прижал колбасу к груди как ребенка.

— Жрать охота и эти уроды денег не дают, а в ваших магазинах всего навалом! — пожаловался он и немедленно с хрустом откусил кусок от колбасы.

— Тебя как зовут?

— Тебе зачем? — насторожился вояка.

— Меня Ивар зовут. Если бензин возишь часто, могу покупать, когда захочешь.

Солдат разинул рот.

— А не врешь?!

— Ты мне бензин, а я тебе еду и деньги. Зачем мне врать.

Его звали Степаном, и бензин он возил со станции по нескольким гарнизонам. Часто без сопровождающего.

Так дело и наладилось.

Фермеры брали бензин с удовольствие и еще просили. В обмен я получал отборное мясо и лучшие овощи. Бензин-продукты-деньги. Схема не хитрая.

Практичная Эрика свободные деньги тратила на золотые украшения, скупала, конечно, не у соседей, а на рынке или в ломбардах. Уж ломбарды в Виндобоне стали расти как грибы.

Однажды в нашем доме появилась печальная и подурневшая Линда — подруга Маркуса. Она ждала ребенка и ее уволили с работы.

Эрика поплакала с нею за компанию и предложила жить у нас на втором этаже.

— Нет, спасибо. У меня есть сбережения. Я буду ждать Маркуса.

Как он меня найдет, если я перееду?

Я отвез ее домой, и навещал теперь иногда, завозя свежие продукты. Одновременно заезжал и к Михаилу Петровичу, завозил деревенскую снедь, которой он всегда был рад. Зарплата учителя и еще редкое репетиторство позволяли едва сводить концы с концами, при том, что старый ассорец вечно тратил кучу денег роясь в букинистических магазинах для пополнения своей библиотеки. Многие уехавшие из Виндобоны сдавали букинистам книги библиотеками.

Как он и предсказал, депутаты нового парламента немедленно приняли декларацию о присоединении к Ассорской республике социальной справедливости.

Директорат Ассора немедленно удовлетворил просьбу виндобонцев.

Последствия пришли не сразу.

С виду ничего не изменилось: к ассорским военным все уже привыкли, магазины многие работали, пусть и товаров из-за границы стало меньше, полицейские ходили все в той же форме, а армию Виндобоны обозвали двадцатым корпусом народной армии Ассора.

Да, на зданиях правительственных появились флаги Ассора ярко-алые полотнища с бело-голубой полосой в верхней части. На здании парламента, переименованного в народную палату вывесили десять портретов членов ассорской директории. Чтобы стадо знало своих пастухов?

В городском парке все также по вечерам играл оркестр, и кружились пары.

Да, в этом году День Республики уже не отмечали, а рождественские базары новые власти отменили. Зима была на редкость дождливая и теплая. Снег ни разу не выпал.

В Валлерс, на ферму дядьки Мариуса я избегал заезжать. Почему, сам не знаю. Может быть легкое чувство вины, за то, что рассказал полиции все про Маркуса или наборот, неприязни за то, что меня использовали вслепую, спрятав что-то в подвале за кирпичной стеной… Может быть страх, что эта семейка втянет меня в другие неприятности?

Утром мы с Гаврусом латали пробитое колесо грузовика, торопясь выехать на встречу со Степаном за очередной порцией бензина. В кузове наготове стояла бочка и десяток канистр.

— Гражданин Вандерис? Доброго утра.

Возле машины стояли трое: двое незнакомых парней с красными повязками на рукавах и при винтовках, с ними мрачный полицейский в шинели. Парни чернявые, носатые, похожи на теке.

— Доброго утра. Что вам угодно?

Один из парней тут же вытащил из кармана сложенную вчетверо бумагу.

— Согласно закона 543 подлежит национализации весь грузовой транспорт. Отдайте ключи от грузовика.

— Как отдать?! — вклинился Габриус.

Я на миг потерял дар речи.

— Это моя машина, я сам ее купил.

— Вы против закона, гражданин? — угрожающе поинтересовался один из парней, снимая с плеча винтовку.

— Это же грабеж! Полиция куда смотрит?

Полицейский смотрел мимо меня.

Я отдал ключи. Парни погрузились в грузовик, полицейский в кузов и уехали вместе с бочкой и канистрами.

Во двор выбежала Эрика.

— Что случилось?

Я рассказал.

— Это же воровство, надо жаловаться в полицию!

— С ними был полицейский.

— А если это переодетый бандит?

Я чертыхнулся.

Эрика обняла меня.

— Ты правильно сделал, что не стал сопротивляться. Они же были с оружием.

Габриус, пойдешь свидетелем?

— Само собой! — оживился мой шофер.

Эрика попыталась дозвониться в полицию, но линия оказалась занята.

Мы с Габриусом сели в пикап и поехали в полицейский участок.

Во двор нас не пустили.

Во дворе сидели прямо на мостовой понурые люди всех возрастов. Их охраняли не полицейские, а парни в гражданской одежде с красными повязками.

Я попросился пройти к дежурному, чтобы написать заявление про кражу.

Полицейский в воротах, с автоматом на груди, расхохотался.

— Скажи спасибо что самого не взяли за задницу. Национализация законна. Голосовал на выборах — вот и получи чего хотел.

— Я не голосовал…

— Я тоже… — понизил голос полицейский.

— Пропусти меня к Руфусу, он меня знает.

— Ты что, дурак?! — прошипел полицейский. — Руфуса вчера арестовали. Он враг народной власти — ВНВ! Иди домой и не высовывайся! Видал во дворе задержанных? Хочешь к ним?

Оглушенный новостями я отошел от ворот к пикапу.

— Ну что? — спросил Габриус. — Степан то ждет в обычном месте, а мы опаздываем!

В конце улицы появились грузовики. В кузовах битком сидели люди с серыми лицами. Машины завернули к воротам участка.

И мы уехали. На встречу со Степаном мы опоздали на час и это нас спасло.

На поляне у березовой рощи стоял знакомый бензовоз и еще пара армейских машин. Суетились ассорцы. Мы проехали без остановки, под внимательными взорами солдат. Нас не остановили, но в кузов заглянули.

— Вот же гадство!

— Думаешь, его взяли? — спросил Габриус.

— Нечего даже сомневаться.

Он все расскажет и за нами пришлют этих с красными повязками!

Габриус побледнел.

— В город не вернусь! Отвези меня в Ларибор!

Что я и сделал.

Ларибор — небольшой городок в пятидесяти километрах от Виндобоны славился своим пивным заводом.

Высадив Габриуса, я отдал ему половину денег из кармана, около тысячи ливов.

На железнодорожной станции я позвонил по телефону из будки домой.

— Ты где, милый?! Я вся извелась! Все хорошо?

— Со мной все в порядке. Я в Лариборе, скоро вернусь.

— В Лариборе?

— Габриуса отвозил.

— Все так плохо?

Понятливая у меня жена…

— Все расскажу дома.

— Береги себя и езжай осторожно. Люблю тебя.

— И я тебя…

В Виндобону я решил возвращаться по другой дороге, мимо Валлерса. Недалеко от станции я увидел идущего по обочине дороги мужчину с корзинкой в руке и рюкзаком за спиной. Проехал мимо, оглянулся и ударил по тормозам.

Дядька Мариус дошел до пикапа и перевел дух.

— Привет, Ивар. Как дела?

Словно вчера встречались…

— Привет. Если на станцию, то я подвезу. А твой грузовик?

— А твой?

— Тоже забрали?

— Еще как забрали…

Я помог ему определить корзину в кузов.

Мариус сел в кабину.

— Что с сыновьями?

— В розыске они после того дела. Где сейчас, не знаю.

— Кто ж тогда на ферме остался? Может ты уже женился?

Мариус засмеялся, закашлялся, махнув на меня рукой.

— Кому нужен старый бродяга?

— Бродяга?

— Нет у меня теперь фермы, Ивар. Национализировали, говорят. Дали бумагу с печатью и велели уматывать по-хорошему. На ферме моей другие хозяева — привезли двадцать человек из Ассора с бабами и детями. Коммуна теперь на моей ферме. Коммуна имени Пятого Директора Ассора, как его там, хрен вспомнишь…

Всякого дерьма ждал, но не такого…

Старик покачал головой.

— Тогда едем ко мне. У нас много места — весь второй этаж свободен, да и подвал тоже…

Мариус прищурился.

— Стену в подвале не ломал?

— Зачем? Не мной сделана и не мне ломать.

Некоторое время ехали молча.

— Спасибо за приглашение, но не хочу тебя обременять.

Я разозлился.

— Иди к черту, свиновод настырный! Я был бродягой без памяти, и ты меня пригрел и дал еду и кров. Я что ж совсем скотина?

У переезда пришлось остановиться.

По путям, тяжело громыхая, тащился зеленый, клепаный бронепоезд. В открытые люки выглядывали любопытствующие ассорцы. Пушки и пулеметы торчали в разные стороны. Стальная, неуязвимая стена! Чем можно такое одолеть?

— Вот это махина…

— На Кардис пошел, не иначе. — Буркнул дядька Мариус. — А что махина так и ничего — связку гранат под рельсу и пойдет на полном ходу под откос.

— Был такой опыт? — удивился я.

— Всякий опыт бывает поневоле.

Поскольку моему бизнесу пришел конец, Эрика вышла на работу в больницу. Ее поставили на дежурство. Она приходила вымотанная и раздраженная.

Дядька Мариус присматривал за домом и нянчил Марику. Я гонялся по городу в поисках заработка. Получал гроши и был занят весь день.

Виндобона изменилась.

Национализированы были не только грузовики и фермы. Магазины и предприятия, дома и корабли. Даже такси были изъяты в пользу государства.

Из газет и по радио бодро сообщали об успехах народного хозяйства.

В государственных теперь магазинах опустели полки.

Повсюду шептались об арестованных. Называли известные в республике мена и фамилии.

Выходило так, что под арест угодили не только те был связан с властью до момента присоединения к Ассору, а также те, кто имел собственность, был членом «Кайскирк».

Арестовывали даже офицеров армии, профессоров университета и чиновников городских.

Премьер-министра в отставке, того самого, раненного Маркусом, тоже арестовали.

Возле городской тюрьмы целыми днями толпились родственники арестованных в тщетной надежде узнать о судьбе родственников. За мной не пришли. Видимо Степан не дал внятного описания или не запомнил номер моей машины. На всякий случай из города я больше не выезжал. Рано утром позвонил телефон, и захлебывающаяся плачем, Линда сообщила о том, что арестовали Михаила Петровича. Я поспешил туда.

Во дворе стоял грузовик, и вооруженные активисты с красными повязками выносили из квартиры старого ассорца книги пачками. Швыряли как мусор в кузов и шли обратно. Я вспомнил, как Михаил Петрович бережно брал в руки каждый том, словно ребенка. Стиснул зубы. Хотелось подойти и дать в морду этим сволочам! Не будь у них оружия… Полицейский в форме остановил меня.

— Кто такой? К кому?

— Я — Ивар. Линда, моя подруга тут живет.

Что тут случилось?

— Не твое дело. Ступай к подруге.

Я поднялся по лестнице и постучал в комнату Линды. Она немедленно мне открыла и за руку, буквально втащила в комнату. Заговорила громким шепотом.

— Его забрали рано утром… Я проснулась от света фар… черная машина легковая… его вывели и затолкали внутрь…

— Полиция или эти, с повязками?

— Нет, без повязок и без формы…

— Они теперь грузят книги.

— Я знаю. Что мы можем сделать, Ивар?

Тех, кого увозили в городскую тюрьму никогда не отпускали… Эдна была права…

Что будет с моим другом? Срок в воспитательных лагерях, там в лесах далекого и страшного Ассора?

— Что мы можем сделать? Терпеть и жить дальше и ничего не забывать… Придет и другой день… Как ты? Скоро срок?

Она положила ладони на живот.

— Еще месяц, вроде бы…

— Не передумала? Приглашение в силе. Что ты будешь делать одна? К тому же у меня живет сейчас дядька Мариус.

Линда замотала головой и всхлипнула.

— Нет, нет! Я лучше здесь.

Я сел рядом, обнял за плечи. Она выплакалась и успокоилась.

— Хочешь кофе? У меня есть немного…

— Спасибо. Я домой. Эрика будет волноваться.

— Как я вам завидую… Какие вы счастливые…

Неведомое раньше чувство поселилось в груди — страх, ежедневный и липкий страх. Ожидание грядущей и неотвратимой беды. Я словно опаздывал на последний поезд и знал, что точно опоздал на него… Страшно было не за себя. Страшно было за Эрику, за дочку. Что их ждет, если и я отправлюсь в вагоне с решетками на восток? Как потом стало известно, арестованных судил специальный суд и осужденных запихнув в вагоны, отправляли в глубь Ассора без права на переписку. Так, видимо, и случилось с Михаилом Петровичем. В последние дни весны, когда уже отцвели каштаны и солнышко грело почти по-летнему, я бродил по двору за семенящей на неокрепших ножках дочерью. Страховал от падения. Когда ребенок начинает ходить — это и радость, и новое напряжение. Завтра выходной и Эрика отсыпалась после дежурства. На завтра мы планировали сходить на танцы в парк, вспомнить недавнее прошлое.

— Мы как загнанные лошади с тобой, милый! Где романтика? Где трепетные чувства? — жалобно спросила вчера Эрика.

Я поцеловал ее в мягкие губы и мы, обнявшись, сидели несколько минут.

— Я жалею, что не послушалась того старого дантиста… надо было уехать отсюда… стало совсем нехорошо…

— Ничего, все наладится.

— С тобой мне ничто не страшно.

Ночью я услышал шум в прихожей и тихо, стараясь не разбудить Эрику встал с кровати. Автомобильная монтировка, что всегда лежала на шкафу, немедленно оказалась в руке. В прихожей дядька Мариус обнимался с двумя бородатыми мужиками.

— А вот и наш хозяин!

— Тише, дочку разбудите… Мариус, кто это?

— Обижаешь, старик! — прогудел один из бородачей.

— Маркус?! Петрус?!

Я в пижаме сидел у стола наблюдая как братья наворачивают ложками тушеное с картошкой мясо.

— Вы откуда?

— Откуда надо! — рыкнул Петрус, облизал ложку и положил на стол. — Бритву одолжишь? У меня от бороды все чешется который месяц!

Попахивало от братьев тоже соответственно. Мылись они хоть раз за полгода?

Отправив братьев в ванную комнату растапливать колонку и бриться, я сел за стол напротив помолодевшего от радости дядьки Мариуса.

— Надолго они?

— Навсегда.

— ????

— Тевтония напала сегодня ночью на Ассор. Скоро они будут здесь, и придет конец всему этому ублюдству! Виндобона станет опять свободной!

— Не может быть?!

— Может.

— Что случилось?

Запахнувших в халатик, в комнату вошла Эрика, щурясь на свет.

— Мариус говорит, что началась война Тевтонии и Ассора.

Эрика охнула.

— Так включите радио!

Ассор молчал, а радио Тевтонии взахлеб вещало о начале похода цивилизации против варварства и грядущем крахе общества так называемой социальной справедливости.

Утром с громкоговорителей на улицах объявили о начале войны и мобилизации.

Активисты народного фронта тут же, к обеду принесли мне повестку. Я должен был назавтра с вещами и запасом еды на три дня явится в войсковую часть, расположенную на севере города.

Вечером другие активисты изъяли радиоприемник, согласно очередного, скороспелого закона.

— А как же мы будем слушать музыку? — жалобно спросила Эрика.

— Гражданка, началась священная война. Какая музыка? О чем вы? К тому же война долго не продлиться. Через месяц победа и получите свое радио обратно. — Отбрила активистка, на этот раз по виду чистокровная виндобонка — пышная блондинка с голубыми глазами.

— Крашеная сучка… — прошипела ей в спину Эрика.

Хорошей краски теперь в Виндобоне было не достать и моя любимая из блондинки давно превратилась в шатенку.

Пока активисты шастали по дому, Маркус и Петрус отсиживались в яме, в гараже под пикапом.

Когда все ушли, я вошел в гараж.

— Так и будете сидеть?

— Ушли?

— И радио забрали.

— Ничего, скоро я тебе радио принесу от самого министра. — Похвалился Мариус.

— Ага, посмотрим. Ты знаешь, что Линда беременна от тебя?

— Ого? Почему от меня?

— Потому что ты вечно был перепачкан ее яркой помадой!

Петрус захохотал и ткнул брата кулаком в бок.

Завязалась шуточная потасовка.

Ночью братья покинули дом, переодевшись в гардеробе Юргена. В его спальне в шкафах осталось много одежды.

Я сходил в подвал и проверил стену. Все осталось в целости.

Утром с рюкзаком за плечами я направился по месту указанному в повестке, с комом в горле, оставив за спиной заплаканную Эрику.

В повестке уклонистам от мобилизации угрожали страшными карами вплоть до высшей меры социальной защиты.

Так в Ассоре называли расстрел.

— Я пригляжу за твоими. — Пообещал дядька Мариус. — Под пули не лезь. Долго все это не продлится.

В зеленые ворота тек ручеек мобилизованных мужчин. Я встал в очередь и приготовил повестку. Над головой из громкоговорителя без перерыва гремели военные марши.

В воротах стояли военные в старой виндобонской форме, только со споротыми погонами. Знаки различия теперь, как в Ассоре нашивали на рукава.

— Повестка? Имя? Паспорт?

Я напрягся.

Никакого паспорта у меня не имелось. В Виндобоне не выдавали паспорта, если ты не ехал за границу. Я слышал, что пару месяцев назад начали выдавать ассорского образца документы, в которых кроме фото владельца имелась информация о нем и его месте жительства. Отдельной строкой шла информация о национальности.

Уйти из очереди я не мог. Сзади подперли другие мобилизованные.

У ворот и меня спросили:

— Повестка? Имя? Паспорт?

Я вручил офицеру повестку, назвался и развел руками.

— Паспорта нет у меня.

— Проходи влево! — указал офицер равнодушно.

За забором возле узкого серого барака стояли мужчины с рюкзаками, человек десять.

— Привет, тут все без паспортов?

— Тебе, какое дело? — огрызнулся блондин с папироской в углу рта.

— Никакого. Меня Ивар зовут.

Блондин хмыкнул и протянул руку.

— Меня — Вик. Полностью — Виктор.

Во дворе прибывающих строили по десять человек. Вносили в список и под командой военного уводили дальше по аллее.

— Куда их?

— На пополнение армии, конечно.

— Бои на границе?

Вик оглянулся, понизил голос.

— Говорят тевтонцы бомбили Кардис и утопили два ассорских корабля. Говорят, что народ бежит на восток, потому что позиции в Славонии у границы потеряны и ассорцы отступают…

— Что будет тогда?

— Придут тевтонцы и наведут порядок. Уж лучше они, чем красные…

Когда нас набралось безпаспортных больше трех десятков, к нам подошел офицер в фуражке надвинутой на глаза.

— В две шеренги становись!

Мы, бестолково путаясь, построились двумя неровными линиями.

— Налево! Шагом марш!

Повели нас не туда, куда уводили остальных, а в соседний барак, в большую комнату с двумя зарешетчатыми снаружи окнами. Отсюда выкликали по имени по одному. Кто уходил за серую дверь, обратно не возвращался. Настала моя очередь.

За столом сидел давешний офицер.

Без фуражки он оказался совсем молодым, не старше меня. В углу за пишущей машинкой сидел солдат. Еще один, при кобуре на поясе, застыл у двери. В противоположном конце комнаты еще одна дверь.

— Имя?

— Ивар Вандерис.

— Возраст?

— Двадцать пять.

— Род занятий?

— Шофер, механик…

— Адрес?

— Виндобона, У ветролома,16.

— Член «Кайскирк»?

— Нет.

— Национальность? — вопрос прозвучал на ассорском.

Офицер впился в меня взглядом.

— Не помню.

— Как, то есть, не помнишь? Как и когда попал сюда из Ассора? Место рождения? Родители?

— Извините, офицер. У меня была травма головы, и я ничего не помню.

Офицер грохнул кулаком по столу.

— Ты дурака не валяй! Я тебя насквозь вижу! Эпилептик? Припадочный? Воевать не желаешь идти?

Я пожал плечами.

— Раз так все знаете, то чего же кричать?

В результате разговора я оказался заперт в комнате по соседству, с узким окошком над дверью. У меня отобрали рюкзак и вывернули карманы.

Мебели в комнате не оказалось. Я сел на пол и задумался о своей дальнейшей жизни. Здесь, на полу, я провел ночь.

Утром меня выели во двор и вместе с еще тремя десятками парней, загнали в крытый кузов грузовика. У бортов сели два солдата с винтовками.

Машина довольно быстро покинула окраины Виндобоны. Насколько я понял, нас везли в сторону взморья. За нами следом никто не ехал, а вот навстречу катил поток: грузовики и легковые, фуры, набитые женщинами и детьми, восседающими на разных тюках и пожитках. Даже стадо коров протянулось. Ехали долго. Километров пятьдесят за полтора часа. Грузовик свернул с дороги и остановился. Мы выбрались наружу. Здесь нам вручили по лопате с новенькими черенками и погнали копать ров. Ров, с валом в сторону города, тянулся от шоссе в обе стороны. Возле шоссе из рельсов автогеном два мужика в брезентовых робах сваривали что-то вроде козлов для пилки дров. Сипел грязный ацетиленовый рактор. Мы огляделись. Солдаты, сопровождавшие нас, запрыгнули в грузовик, и он уехал обратно, в Виндобону. Во рву, на глубине примерно двух человеческих ростов вяло ковырялись еще человек сто. Наше появление привлекло их внимание.

— Граждане, прошу вас! Время не ждет!

К нам, поправляя очки, подбежал пожилой мужчина в мятой военной форме, также старого образца.

— А вы кто?

— Я? Я инженер-строитель Гринберг. Мы строим ров против бронемашин. Прошу вас, приступайте!

— Обед будет, господин строитель? — деловито поинтересовался Вик.

— От ближней фермы в два часа привезут.

— Точно? А то мы без ужина и завтрака уже.

— Как же так?! Вы же добровольцы?

Наша группа «добровольцев» весело расхохоталась.

Транспорт с беженцами все также катил в направлении Виндобоны мимо нас.

Лопатой рядом со мной орудовал Вик, все, также не выпуская изо рта папиросу. Дым от папиросы лез в глаз, и он его то и дело щурил.

— Я, если честно, сегодня испугался. Везут под конвоем и не кормят. Запросто могли расстрелять как подозрительных. — Заметил Вик, смахивая пот со лба.

— Ладно тебе.

— Вот и ладно! Ассорцы обожают в случае чего расстреливать. Нет человека — нет проблем.

— Где ты страшилок наслушался. Сам, небось, всю жизнь в Виндобоне прожил.

— Ты как с луны свалился, Ивар! Вот увидишь — вечером приедут и кто плохо копал — расстреляют для острастки.

После этих слов наши ближние товарищи удвоили темп.

Инженер не соврал. В два часа дня приехала повозка. Две крупные тетки, неулыбчивые, суровые, вытащили термосы с кашей и компотом. Компот был из прошлогодних сушеных яблок. Ноздреватого, сельского пшеничного хлеба каждому выдавали по два ломтя. Алюминиевые, мятые миски и ложки выдали с повозки и велели вернуть. Компот наливали в ту же миску, кто кашу поел.

Кое-кто подходил за кашей по второму разу. Никому не отказывали. Гречневая, с кусочками мяса, вполне съедобная. С едой расположились в тени у лесополосы, что отделяла дорогу от пшеничного поля. Мы заканчивали с кашей, когда по дороге в сторону границы потянулась колонна из разномастных грузовиков, даже не перекрашенных в защитный цвет. В грузовиках сидели солдаты в старой виндобонской форме с винтовками.

— Нам повезло, Ивар, видишь, куда делись те, кто паспорт имел? Их на фронт, а мы на солнышке греемся и мышцы наращиваем, да лопаем до отвала бесплатную кашу.

— Нам не доверили оружие…

— Зато нам доверили лопаты.

Во рву, мы ковырялись до сумерек. За нами никто не приехал.

Посвежело, налетели комары. Инженер Гриндберг запретил жечь костры.

— Это нас демаскирует!

— И что?

— Сбросят бомбу на голову, тогда поймете!

Аргумент всем показался весомым.

Вся немалая бригада, примерно человек в полтораста расползлась по лесополосе, ночевать на травке. Я лег под березу и попытался уснуть. Машин шло по шоссе уже меньше, фары у всех с чехлами, чтобы светился только узкий пучок света.

— Ивар?

Рядом появился Вик.

— Что?

— Давай отсюда двигать.

— Куда?

— Обратно в город. За ночь дойдем. Может, кто подсадит.

— А если остановят?

— И чего предъявят? Бумаг у нас нет. Скажем — идем в Виндобону чтобы в армию доблестного Ассора вступить.

Ну что?

— Нет, я пока подожду. У меня семья.

— Ну и дурак!

Вик исчез из виду.

С мыслями об Эрике и малышке я все же уснул. Сказалась усталость.

Грохот взрыва разбудил меня. Деревья качались, сыпались листья. На шоссе что-то горело смрадно и ярко. Кричали люди, мелькали фары.

Еще один взрыв ударил по глазам и по ушам.

— Бомбовоз! Спасайся, кто может!

Завопили рядом. Я побежал вместе со всеми. Бросился в пшеничное поле. Стебли путались под ногами, мешали бежать, но новые разрыва за спиной придавали скорости.

Быть подальше от этого ужаса стало главным чувством. Я бежал как испуганный ребенок, просто без памяти и единой мысли. Воздух резал горло и легкие пылали. Я бежал пока не споткнулся на краю поля и не упал на меже. Обернулся, сел, тяжело переводя дух. Позади мерцало зарево, и крики людей были мало различимы. Взрывов больше не было. Но я просидел на меже до рассвета. Потом побрел обратно. Шоссе вымерло.

Возле рва среди воронок от бомб громоздились остовы сгоревших автомобилей, лежали мертвые лошади, возле перевернутых повозок. Первого мертвеца я встретил в лесополосе. Мужчина лежал на спине, оскалившись, словно в насмешке. Грудь в крови, уже засохшей. Я его не знал. Ближе к воронкам трупы попадались все чаше. Мертвая женщина с оторванными до колен ногами лежала рядом с повозкой в одном белье. Меня замутило, и я сделал круг, обходя это место.

Во рву валялись лопаты. Некоторые в крови. Рядом лежало тело инженера Гриндберга. Судя по ранам, его лопатами и забили насмерть. Меня опять замутило.

Зря я не послушал вчера Вика. Может уже был бы рядом с Виндобоной!

Ноги сами понесли меня обратно в город, только я не пошел по шоссе или рядом, по обочине. Пошел вдоль поля, за лесополосой, чтобы в случае чего спрятаться.

Через полчаса, услышав рев моторов, я залег в пшеницу. Когда колонна прошла в сторону границы, выглянул вслед. Это были броневики, штук десять не меньше. Так я шел весь день, не приближаясь к шоссе и прячась в случае чего. Два хутора я обошел стороной, хотя очень хотелось, есть и пить. Солнце палило без жалости, словно была средина лета, а не конец весны. Хорошая, накатанная дорога вела от шоссе к дальней ферме, и я решился зайти туда, попросить еды и воды. Сил больше не было. Крепкий забор, но ворота нараспашку. Собаки не гавкают на чужака.

Это должно было меня насторожить, но я был слишком вымотан пешим путешествием и умирал от жажды. Я сделал всего несколько шагов по двору.

— А ну стоять! Руки подними! — приказали мне сзади.

Поднял руки и замер.

Из-за дома вышел в вразвалочку мужчина в старой виндобонской форме, в кепке «Кайскирк» с винтовкой в руках. Сзади мне ткнули между лопаток, похоже, винтовочным стволом.

— Кто такой? Дезертир?

— Ивар меня зовут, иду в Виндобону, домой. Никакой не дезертир… был на работах — копал ров…

— Обыщи его, Дайнис.

Меня обыскали.

Второй парень тоже был в форме, но без кепки.

— Чего тут забыл?

— Весь день иду, не еды не воды…

— Ладно, заходи в дом.

Я выпил три кружки холодной вкуснейшей воды и перевел дух.

За столом с разложенной сельской едой сидели еще двое парней в форме. Винтовки приставлены к стене.

— Садись, Ивар, поедим, что господь послал.

Я не стал заставлять просить себя дважды.

Колбаса, вареные яйца, козий сыр, зеленый лук… Рот наполнился и переполнился слюной. Когда наелся, рассказал еще раз про свои приключения.

— Где говоришь, жил? — переспросил седоватый дядька с пронзительными глазами.

— У ветролома.

— В доме Юргена?

— Верно.

— Так это у тебя жена теке?

Дружелюбие с лиц парней как рукой сняло.

— Эрика не теке!

— А то я не знаю! — ухмыльнулся седоватый. — Дайнис, позови Карлиса. Он мне все уши прожужжал твоей бабой!

Карл, отвергнутый поклонник Эрики тут же появился в доме, с винтовкой в руке и кинжалом на поясе. Он мало изменился. Только вот рыжая щетина на щеках обильная, да кепка Кайскирк на макушке. Мундир на груди расстегнут и довольная ухмылка на роже.

— Привет, Ивар, я же говорил, что еще встретимся?

— Опять кулаками будем махать?

— Нет. Просто пристрелю тебя как собаку, а потом вернусь в Виндобону и разберусь с сучкой Эрикой!

— За что?

— Из-за теке и таких говнюков как ты все беды! Продались ассорцам с потрохами и спрашиваешь — за что?!

— Ассорцев я сам зубами рвать готов! Что ты про меня знаешь?!

— Зубами, говоришь? — ухмыльнулся седоватый. — Сейчас проверим. Пошли на задний двор.

За крепким сараем, на куче навоза лежали три трупа — мужчины в рабочей одежде, без сапог, раскинув мозолистые, грязные руки…

— Ассорцы забрали мою ферму, стали хозяйничать, резать скотину, гадить в доме, убили моего пса. — Начал спокойным тихим голосом седоватый. — Они решили, что я никто, а они все. Эту ферму еще мой дед строил с братьями. Тут все нашим потом полито как дождем, а меня сделали бродягой. Они думали так будет всегда, да вот ошиблись малость… Если ты наш, Ивар, возьми винтовку и пристрели ассорскую сволочь. Карлис, выводи ту сучку, черноглазую.

Карл открыл дверь сарая и навстречу грянул многоголосый стон ужаса. Вопили женщины… Он выволок за волосы молодую женщину в порванном платье с синяками на лице и руках. Она не плакала и не умоляла ни о чем. Смотрела пронзительно темными глазами на нас и молчала. Карл толкнул ее к куче навоза.

— Что молчишь, Верочка? — ласково спросил седоватый на ломаном ассорском — Чего не говоришь про счастье народное ассорское, да про проклятых богатеев? Ты меня обещала растереть в пыль, там, в лагерях ассорских. Обещала же?

— Еще не вечер… — прошипела женщина сквозь зубы. — Конец тебя ждет плохой, Айвар…

— Держи.

Мне сунули в руки винтовку. Она показалась тяжелой как кувалда.

— Я не умею…

— Чего там уметь?

Карл забрал у меня винтовку, передернул затвор, вернул обратно.

— Наведи и нажми на спуск. С четырех шагов не промахнешься. Хочешь жить, Ивар, стреляй.

Парни с любопытством наблюдали за моими движениями. Винтовки в руках, наведены на меня.

— Стреляй, Ивар, это же сучка ассорская активистка! — рявкнул Айвар.

Я посмотрел на него и тут ассорка рванулась в сторону и побежала вдоль забора, размахивая руками.

— Стреляй, Ивар!

Грянул выстрел, хлесткий как щелчок кнута. Женщина вскинула руки вверх и рухнула в бурьян лицом вниз. Карл вырвал у меня из рук винтовку. Айвар, скалясь, передернул затвор своей. Звякнула об камень блескучая гильза.

— Не прошел ты испытания, Ивар. Убей его, Карлис. Не наш он.

Меня толкнули к навозной куче. Все стало каким-то нереальным, словно я смотрел на мир через толстое стекло. Карл поднял винтовку. Ствол смотрел мне прямо между глаз.

— Что передать Эрике?

Я облизнул пересохшие губы.

— Сначала я ее оттрахаю как следует, во все дырки, а потом расскажу, как тебя пристрелил на навозной куче. Ну, что передать то?

Парни с винтовками одобрительно засмеялись.

— Не тяни, Карлис. — одернул его Айвар.

— Не каждый день такое мне случается, дай порадоваться! — огрызнулся Карл.

Айвар сплюнул под ноги и покачал головой, явно не одобрительно.

— Говори последнее слово, Ивар.

В голову ничего не шло. Я тупо стоял и смотрел на винтовочное дуло. Еще миг и оттуда вырвется моя смерть, все кончится и я не смогу обнять Эрику, поцеловать нашу малышку. Этого просто не может быть!

— Айвар, грузовик едет по дороге! — из-за угла дома выбежал незнакомый мне парень.

— Сюда?

— Да!

— Карлис, потом его грохнешь, пока шуметь не будем. К бабам его!

Меня затолкали в сарай. Громыхнул засов. Я сел на солому рядом с дверью. Напротив сбились в кучу женщины, всех не разглядеть, кажется шестеро. Огромные от ужаса глаза, порванная одежда, растрепанные волосы. Я закрыл глаза и привалился спиной к стене. Отсрочка мне вышла… отсрочка… Меня охватила дрожь… клацали зубы, дрожали руки… Дрожало, кажется все внутри грудной клетки… Еще немного и был бы конец всему… Ох… Не знаю, сколько времени прошло, пока мое тело пришло в порядок.

— Застрелить его хотели… он Верку отказался стрелять… ишь как колбасит, сердешного…

Я открыл глаза.

Женщины смотрели на меня, но уже без страха. Даже с сочувствием.

— Есть лаз на чердак? — спросил я и подивился своему хриплому голосу.

— Там лестница…

Я прошелся по душному чердаку, пробуя руками крышу.

У Айвара и сарай был сделан на совесть. Частая обрешетка из брусьев и черепица. Руками голыми не разбить… Спустился вниз. Женщины перестали шептаться и уставились на меня. Я не успел дойти до двери. Она распахнулась.

— Выходи. — Сказал Карл.

Я вышел. После сарайного сумрака вечерняя заря казалась ослепительной.

— Иди.

Карл вывел меня к воротам. Грузовика и людей Айвара во дворе не оказалось.

Здесь убьет… в затылок… Все внутри меня съежилось в ожидании…

— Иди домой, к Эрике.

Не веря своим ушам я медленно обернулся.

Карл ухмыльнулся. Винтовка висит на плече, дулом вниз.

— Я не хотел тебя стрелять. Айвар мог, он на теке совсем свихнулся. Я просто тянул время. Про Эрику я лишнего наговорил, ты эти слова не воспринимай всерьез, хорошо? И ей не передавай.

— Почему?

— Потому что я врал. Выпендривался перед парнями, чего не понятно?

— Нет, почему ты меня отпускаешь?

— Ты нормальный мужик. На колени не упал, и вымаливать жизнь не стал. Эрика не зря тебя выбрала…Она тебя выбрала и ей с тобой хорошо. Не хочу быть перед ней виноватым.

— Вот как?

— Если уж тебе судьба погибнуть, то я само собой к Эрике подкачу, имей в виду.

— Буду иметь в виду.

— Давай, топай, счастливчик! Эрике привет!

Карл повернулся и пошел в дом. Хлопнул дверью.

Я пошел все, ускоряя шаг, то и дело оглядываясь. Когда добрался до дороги, вспомнил про женщин запертых в сарае. Но возвратиться обратно я уже не мог. Запасы храбрости моей иссякли.

«Карл, сволочь, он со мной играл… Но если б не он, Айвар сам бы меня пристрелил…»

Люди порой поворачиваются такой стороной, которую и не ждешь совсем!

Ночь провел в стогу сена. Спал плохо, то и дело мерещилась какая-то жуть.

На следующий день, ближе к полудню я добрался до Виндобоны. Мелочь в карманах оставалась и я сел на трамвай на конечной. Сел, привалился к окну и уснул.

На другом конце маршрута, у городского парка меня растолкал водитель трама.

— Иди домой спать, господин хороший, а я обратно еду!

— Спасибо вам!

Протирая глаза, я вышел из вагона. В парке под маскировочными сетями стояли длинноствольные орудия, кругом солдатня. Через парк дороги не было.

Я свернул на боковую улочку и тут же налетел на военный патруль. Два солдата с винтовками и офицер.

— Кто такой? Документы!

Я пожал плечами. Улыбнулся, хотя меня внутри начало корежить от страха.

— Да я в парикмахерскую ходил, хотел побриться, а она закрыта. Я рядом живу. Пойдемте покажу. Меня тут все знают…

— А ну молчать! Документов нет, мы тебя задерживаем до выяснения! Пойдешь в комендатуру! — рявкнул офицер.

Я горестно кивнул и бросился бежать.

— Стой! Стой стрелять буду!

Я нырнул под арку, потом через двор, в подъезд и затих. Патруль ворвался во двор и пробежал дальше. Я на цыпочках буквально поднялся по лестнице на самый верх. Этот квартал мне был хорошо знаком. В соседнем доме наша первая с Эрикой квартира. Поднялся на чердак и уселся за трубой, стряхнув с балки сухой голубиный помет. Надо дождаться темноты. Я прислушивался к каждому шороху. Вдруг патрульные догадались куда спрятался? А теперь крадутся к чердачному люку. От таких мыслей чесалось между лопаток и хотелось немедленно удрать все равно куда. В слуховом окне стало темнеть, когда в небе заныли моторы и из парка донеслась пальба орудий. Душераздирающе завопили сирены. Самое время! Вместе с жильцами дома я выбежал во двор. Они побежали в подвал, а я дальше.

Тевтонские бомберы бомбили станцию. Глухие разрывы бомб были слышны, наверное, по всему городу. По случаю бомбежки патрули тоже попрятались по подвалам, и я без приключений добрался до дома. Дойдя до поворота к своей улице, я едва не заплакал. Я добрался! Я смог! Что-то я слишком сентиментальным стал? Нервы? Ворота оказались заперты и калитка тоже. Я перелез через ограду и тихо добрался до двери. В окне кухонном виден был свет. Эрика не спала.

Я тихо постучал в стекло. Вспыхнула лампочка над входной дверью. Из дома вышел с моей монтировкой в руке дядька Мариус.

— Кто тут?

Я вышел из тени.

— Ивар, чтоб я провалился!

Мариус моментально скатился по ступеням и обнял меня.

— Как ты? Живой? Сбежал?

— После обо всем. Эрика?

— Дома! Заходи, пока соседи не разглядели.

Едва переступил порог, как на мне повисла Эрика, целуя в лицо и шею, куда попало. Слезы текли по щекам, но она улыбалась мне. Я обнял ее и прижал бережно к груди.

— Марика?

— Все хорошо с нею. Спит.

Проснулся я и сразу унюхал запах омлета и свежего кофе.

На часах, лежащих на тумбочке уже десять утра. Эрики рядом нет. На работу ушла? Чистая моя одежда висела на стуле. Я оделся и вышел на кухню.

— Доброе утро, девочки!

Эрика бросила стряпню и подбежала за утренним поцелуем.

Сидящая в коляске Марика с любопытством наблюдала за нашими нежностями.

Когда Эрика вернулась к плите, я присел рядом с дочкой.

— Привет, малышка. Как дела?

Она улыбнулась мне всеми шестью зубами. Я сел за стол, хотя и руки чесались потискать малышку, поносить ее на руках. Только я знал, после этого в коляску обратно она не захочет и устроит скандал. Эрика выложила омлет по тарелкам и села напротив. Над кружками с кофе вился парок.

— Как спалось, милый?

— Как безгрешному младенцу… Слушай, ты говорила, что сегодня дежуришь?

Эрика перестала улыбаться. Между бровей возникла морщинка.

— На рассвете явились Маркус и Петрус. С ними еще пятеро. Приехали на грузовике зеленом с крышей. Они вытащили из подвала ящики и увезли с собой.

Мариус тоже с ними уехал. Они сказали, что сегодня на улицу выходить не надо.

— Почему?

— Маркус сказал, что будет стрельба.

— Что они задумали?

— Сказали, что хотят помешать удрать всякой сволочи… Сказали, что сегодня тевтонцы возьмут город, в крайнем случае — завтра…

— Это хорошая новость?

Эрика пожала плечами.

— Тевтонцы ненавидят теке…

— Мы помогали «Кайскирку» и они защитят нашу семью. Я уверен, тебе нечего бояться. Малыш, я не дам тебя в обиду.

Эрика грустно улыбнулась.

Она была так красива и так беззащитна…

Я протянул руку и сжал ее руку в своей.

— Самое страшное позади, я уверен.

Про свои странствия и про встречу с Карлом я не рассказал Эрике, не хотел ее пугать и беспокоить.

— Что на работе? Раненых с фронта к вам везут?

— Нет, странно даже… Приготовили дополнительные палаты, но никого нет.

— Может быть, раненых везут по железной дороге дальше в тыл?

— Не знаю. Странно, что телефон с утра молчит. Я ждала звонка из госпиталя и ничего. Вечером бомбили станцию. Может быть, есть пострадавшие…

Я подняла трубку. Гудков не было.

— Может, поврежден кабель?

— Посмотри после завтрака, милый.

Телефон молчал, и кабель был на месте. Спустился в подвал. Неровный проем в кладке можно закрыть старым шкафом… Я забрался на четвереньках внутрь потайной комнаты и увидел только пустоту. Что тут хранил дядька Мариус? Оружие со склада «Кайскирк»?

Я вышел во двор и услышал звуки выстрелов, но далеко. Палили не жалея патронов. Кто в кого? Вернулся в дом.

— Эрика, на улицах, ближе к центру слышно стрельбу. Маркус не соврал. Тебе лучше не выходить сегодня на работу.

— Хорошо, милый…

Я видел что она не находит себе места. Эрика очень ответственный человек и никогда не опаздывала на работу, а сегодня так все сложилось…

— Дорогая, что на обед?

— Ох, я совсем забыла поставить мясо для бульона!

Эрика занялась обедом. Я бродил по комнатам с дочкой на руках, рассказывал ей про Виндобону и Взморье, а она внимательно слушала, словно впрямь понимала.

В дверь постучали, и я без всяких сомнений открыл ее.

Едва не сбив меня с ног, в дом ввалился мужчина в расстегнутом плаще и с пистолетом в руке.

— Ивар, помоги мне! Привет, Эрика!

Я с удивлением увидел перед собой Клауса. Поправившегося на лицо, в дорогом костюме и при галстуке. Галстук сбился на бок. Для полноты картины не хватало серой шляпы в тон. Потерял?

— Убери пистолет, не пугай ребенка. Что случилось?

— За мной гонятся. Помоги спрятаться… Я в долгу не останусь!

Я передал малышку Эрике и повел нежданного гостя в подвал.

— Давно тебя не видел. Чем занимаешься?

— Уже ни чем. Тевтонцы уже вышли к пригородам!

— Вышли и вышли, нам какое дело?

— Нас не успели эвакуировать или просто бросили на произвол судьбы!

— Не кричи, Клаус. Забирайся сюда. Я задвину пролом шкафом и тебя не найдут.

— Спасибо, Ивар, я этого не забуду никогда!

Я задвинул шкаф к пролому и поднялся наверх.

Эрика внимательно на меня посмотрела.

— Ты знаешь что делаешь, милый?

— Он был моим другом. Я должен помочь человеку.

— А если он из тех, из активистов?

— Может быть… но нам то он ничего плохого не сделал?

— Я слышала он занимал серьезные посты в народной палате.

— Да? Ты мне не говорила.

— Просто не успела.

— Думаю, что вечером он уйдет.

— Хотелось бы верить. Если вернется Мариус с сыновьями и обнаружит ассорского прихвостня в нашем подвале…

Эрика не договорила. Не было нужды.

— Они тогда его сами пристрелят.

Я услышал громкие голоса и быстрые шаги во дворе, но до двери не дошел. Не успел…

Она распахнулась без стука и в мой дом вошел Айвар, а следом его люди. Небритые и пыльные… Винтовки в руках. Карла среди них не оказалось. Вот этого я не ждал! Как все случилось? Как они меня нашли?!

— Ага, знакомое лицо! А это твоя жена — Эрика?

Эрика замерла.

Айвар поправил на груди автомат, подошел в коляске и взял на руки Марику.

— Кто такая кудряшка и симпатяшка? Какая хорошенькая, вкусненькая девочка!

Он обернулся ко мне.

— Где Клаус Шиль? Спрашиваю один раз.

— Не знаю такого…

— Дайнис, выведи всех на двор.

— Отдай девочку! — взвизгнула Эрика, но ей не дали приблизиться.

Нас выволокли во двор и заставили встать на колени. С нашей малышкой на руках перед нами прохаживался Айвар, сюсюкаясь с Марикой.

Прямо добрый дядечка… Она его совсем не испугалась.

Его люди устроили обыск в доме и в гараже. Вернулись разочарованные.

— Никого!

Айвар улыбнулся мне. От этой улыбки кровь застыла в жилах.

— Клаус где-то здесь.

Мы нашли его машину, брошенную в квартале отсюда. Он же работал у тебя?

— Он работал у Юргена! Ты делаешь большую ошибку, Айвар! Нас знают в «Кайскирк»!

Меня ударили сзади, в спину в лопатку, так что я не смог сдержать крика, рухнув лицом на камни двора. Ослепительная боль парализовала спину…

— Не бейте его! Подонки!

Эрика тут же оказалась рядом, закрывая своим телом.

От боли я скрипел зубами и глотал слезы, сами выступившие на глазах.

— Тогда я спрошу тебя, красавица теке. Где Клаус?

Эрика вскрикнула, я протянул руку, чтобы ее удержать, но не успел. Ее оттащили в сторону.

Подняться на ноги мне не дали. Градом посыпались пинки. Я закрывался руками, как мог, но получалось плохо. В ушах звенело и голова отупела.

Рядом кричала Эрика и плакала навзрыд малышка.

Внезапно треск моторов заглушил все звуки.

Бить меня перестали.

С трудом, подняв голову я увидел во дворе два пыльных мотоцикла с колясками. На каждой коляске установлен пулемет.

Пулеметчики в незнакомых серых мундирах взяли людей Айвара на прицел.

— Стоять! Что здесь происходит?! — командирский рык с легким акцентом.

— Я вас спрашиваю?!

— Господин гауптман, этот человек спрятал предателя Клауса Шиля и не признается! — доложил Айвар.

— И вы угрожали его семье во дворе моего дома?! Поднимите его!

Меня поставили на ноги. Передо мной стоял Генрих, сын Юргена. Повзрослевший и возмужавший, в мундире тевтонского офицера… Лицо грязное от пыли, только вокруг глаз, там, где были очки — светлая, чистая кожа.

— Ивар?!

— Я…

— Убирайтесь, парни, мой друг Ивар не может скрывать предателя! Убирайтесь из моего дома, быстро! Шнель! — рявкнул Генрих, пряча пистоле в кобуру.

Люди Айвара моментально оказались у ворот. Айвар козырнул Генриху и, улыбнувшись мне, удалился следом. Улыбка была похожа на оскал сторожевого пса.

Мгновенно рука Эрики обняла меня. В другой руке она держала Марику, странно притихшую.

— Фройляйн?

Генрих щелкнул каблуками.

— Моя жена — Эрика. Дочь — Марика.

— Я много слышал о вашей красоте от отца и мамы. Вы еще красивее, чем я мог представить. А ваша малышка унаследовала все самое лучшее.

— Прошу вас в дом, господин капитан. Спасибо что избавили нас от этих бандитов!

— Они не бандиты, но они очень неразборчивы в средствах.

Не прошло и пяти минут, как мы уже сидели на кухне пили кофе с Генрихом. Тот, наскоро умывшись, и причесавшись, блестящими глазами осматривал обстановку.

Пыльный тевтонский офицер на нашей кухне — что-то невероятное!

— Рад, что вы сохранили все как было при маме.

— Ваша мама — замечательная хозяйка и я не осмелилась что-то менять. Она вскоре возвратиться?

Генрих покачал головой с ровным аккуратным пробором.

— Не думаю… У них хороший, новый дом в горах. Я хотел бы иногда посещать вас, если вы не против. Ностальгия, знаете ли… В этом доме я родился и вырос.

— В любое время, Генрих, вы желанный гость. Ваша комната… в ней ничего не изменилось.

— Правда? Можно взглянуть?

— Конечно же.

Генрих тут же отправился наверх.

Мы переглянулись. Тевтонские солдаты остались во дворе, рядом с мотоциклами и неторопливо перекусывали в тени под каштаном.

Мы еще не до конца поверили в наше чудесное спасение.

Генрих вернулся на кухню с повлажневшими глазами. Поцеловал руку Эрике, пожал мне крепко руку.

— Я словно вернулся назад во времени. Спасибо вам, друзья. Больше не могу оставаться. Времени совершенно нет.

— Но вы заедите к нам вечером? Я приготовлю пирог с вареньем. — Жалобно спросила Эрика.

— Хотелось бы, но не могу точно сказать. Не бойтесь этих, из «Кайскирка», они больше не сунуться.

— Куда ты?

— Я командир разведроты. Броневик с рацией стоит на соседней улице. Сейчас доложу в штаб и двинусь дальше. Приказ — идти через город, не вступая в перестрелку. Впрочем, стрелять не в кого. «Кайскирк» зачистил центр города как следует. Все равно, на вашем месте я был денек посидел дома.

— Спасибо тебе огромное…

— Не стоит.

Генрих тепло попрощался и вышел.

Затрещали моторы мотоциклов и тевтонцы покинули двор.

— Ты едва не погубил нас всех… — прошептала Эрика.

— Прости меня…

— Люблю тебя, милый…

По городу весь день шла стрельба, но нас больше никто не потревожил.

Вечером, в сумерках, я выпустил из подвала Клауса, дав вместо плаща куртку Юргена.

— Ты спас меня, я никогда этого не забуду.

Лопатка продолжала болеть, ныли отбитые бока и я проклинал свое скороспелое решение дать приют Клаусу, но что сделано то сделано.

— Береги себя, Клаус.

— Мы еще вернемся — ответил он и исчез в сумерках.

— Надеюсь, что нет. — Прошептал я в ответ.

Утром я услышал перезвон колоколов. Во всех церквах звонили что есть мочи. Впервые за полгода. Ассорцы это дело запрещали категорически.

С трудом поднялся с кровати. Все тело болело, еще хуже чем вчера. Услышал голоса и вышел на кухню в одних трусах.

За столом сидели дядька Мариус с сыновьями.

На коленях у Мариуса Марика — сосредоточенно развозит ложкой кашу по тарелке.

По кухне порхает веселая Эрика, выставляя на стол завтрак.

— Ивар! Привет!

— Привет, старик! Тебя помяли вчера, я слышал?

— Ого, синячища что надо!

Я сел за стол.

— Вчера нам вас не хватало.

Мариус виновато скосил глаза.

— Извини, заняты были. Эрика все нам рассказала.

— Колокола звонят. Праздник сегодня?

— Сегодня и навсегда. Ассорцев вышибли вон.

Перебивая друг друга они начали рассказ.

«Кайскирк» освободил почти весь город к приходу тевтонцев.

Жестокий бой вышел у центрального парка с расчетами орудий и у парламента, в котором засели активисты и предатели. В Виндобоне вчера оказалось мало ассорских частей из-за прорыва тевтонцами фронта. Резервный батальон, сформированный из виндобонцев взбунтовался и перешел на сторону восставших.

Рассчитывая освободить арестованных, восставшие пробились к городской тюрьме в самом начале и обнаружили только трупы. Охрана сбежала, а всех арестованных, даже не осужденных убили в камерах.

— Как убили? — поразился я.

— На смерть, как же еще. — Буркнул Петрус. — После такого этой мрази в парламенте пощады не давали…

— Парни разозлились не на шутку. Вот Айвар и вгорячах тебе надавал.

— Ты его знаешь?

— Кто ж не знает Айвара — он батальонный командир в «Кайскирк»!

— У него глаза убийцы! — воскликнула Эрика.

«Не только глаза…»

— Вы сделали для «Кайскирк» большое дело, сохранив оружие в тайне. С Айваром я поговорил. Больше он сюда не придет. Он себе внушил, что ты друг Клауса и помог ему сбежать.

Я нагнулся над тарелкой с кашей. Не хотелось друзьям врать в глаза.

— Клауса полгода не видел…

— Ну и ладно, еще попадется мразь!

После завтрака заработал телефон. Эрику вызвали на работу. Раненых поступило очень много. Мариус остался дома с Марикой. Его сыновья решили сопроводить нас. Мы вывели из гаража пикап и выехали за ворота. Эрика сидела рядом, сжав мое плечо. Маркус и Петрус уселись в кузове. Я поехал не через центр, а ближе к окраинам города. Пусть лишний крюк, то только чтобы не лезть на улицы забитые народом. На домах вывешивали национальные флаги, отмененные полгода назад.

По тротуарам шли люди как на праздник, семьями и большими компаниями. Маркуса и Петруса узнавали по их кепкам и приветствовали криками. Какая-то девушка бросила им букет цветов.

— Похоже, что сегодняшний день объявят новым днем республики?

Эрика покачала головой.

— Боюсь что нет… Зачем тевтонской империи слабый союзник на побережье? Виндобону сделают частью империи…

— Эрика!

— Что?

— Ты меня удивляешь!

— Разве твоя жена дура?

— Ты самая умная женщина в Виндобоне и окрестностях!

Она чмокнула меня в щеку.

— Ой, смотри, что там?! Останови!

Прохожих на улице стало меньше и возле стены трехэтажного дома я увидел лежащую на тротуаре женщину. Белели ноги из-под задранной юбки.

Странное дело, прохожие обходили тело и шли дальше по своим делам, как будто это не человек, а дохлая кошка! Едва я затормозил, Эрика выскочила из машины. Подбежала к телу и отшатнулась. Я поставил машину на ручной тормоз и поспешил к жене. Молодая женщина лежала на спине с открытыми глазами. По серому лицу ползали мухи. Кровь вокруг разбитой головы запеклась коркой.

Эрика всхлипнула и прижалась ко мне.

— Эй, чего уставились?!

Из-под арки проходного двора вышел на улицу парень с винтовкой на плече в кепке «Кайскирк».

— Кто ее убил? За что?

— Сучка теке, жена местного активиста. Муж сбежал, а она не успела. Тварь!

Парень плюнул на труп.

— А раньше нос задирала и на рынке все брала за так. Ее муж арестами занимался вместе с ассорскими сволочами!

— Но нельзя же так. Без суда…

— Они наших без суда в тюрьме поубивали! Как мух перешлепали! Ты кто такой? Жалеешь суку теке?!

Парень сдернул винтовку с плеча. Глаза его под кепкой стали пустыми, оловянными…

— Спокойно, друг! Они наши! Убери ствол!

Нас прикрыл своей грудью Маркус. Петрус встал рядом. Парень увидел их кепки и смутился.

— Чего они говорят такое?

— Надо убрать тело. Дети увидят… — пробормотал я. — В госпитале есть же морг?

Эрика затрясла головой.

— Вот и ладно! — крякнул Петрус. — Отвезем покойницу в морг. Друг, ты не возражаешь?

Парень пожал плечами.

— Везите. Я присматривал, чтобы над телом не надругались. Думаешь охота?

По пути до госпиталя мы подобрали еще три трупа, к счастью не женских.

Воспитанные и вежливые виндобонцы расправлялись с активистами безжалостно. Такое я раньше и представить не мог…

За год многие люди переменилось к худшему…

Полицейский Маркус стал террористом, фермер Айвар превратился в насильника и убийцу, а я? Я торговал ворованным бензином…

Эрика сидела в машине и больше не выходила до самого госпиталя. Сидела, окаменев лицом и ни слова не говорила.

Я высадил ее у ступеней главного входа. Увидев братьев в кузове, охранники у дверей, тоже в кепках «Кайскирк» пропустили Эрику без вопросов.

Мы отвезли трупы в морг — в длинное кирпичное здание в глубине территории госпиталя. Братья засучили рукава и освободили кузов от неприятного груза.

Вернулись и закурили. Непривычно молчаливые.

У Петруса дрожали руки.

— Что там? Приняли?

— В анатомическом зале в три слоя мертвяки лежат…

Мы вернулись домой без приключений. Братья в кузове были лучше всякого пропуска. На завтра дядька Мариус с сыновьями выпросили у меня пикап и уехали в Валлерс, на ферму.

— Пора возвращать свое добро. К тому же, пожил в городе и хватит. Спасибо тебе, Ивар, во век не забуду. На той неделе заезжай за мясом и бензин привози.

— Бензин?

— Ты всех соседей снабжал, а ко мне не заезжал.

— Извини.

— Ладно, кто старое помянет — тот дурак. Поехали сынки!

Я запер ворота за ними на замок, прогулялся по двору, надвинув кепку, подаренную Маркусом на глаза. На кухне у двери осталась винтовка дядьки Мариуса. На всякий случай.

Неделю я просидел дома, пока не приехал смущенный Маркус и не вернул мой пикап, вместе с половинкой свиной туши.

— Ого, куда мне столько?

— У вас семья, бери. А хочешь, обменяй в лавке, на что нибудь для малютки.

— У тебя сегодня вид странный. Что на ферме?

— Все нормально. Папаша занялся хозяйством. Петрус при нем, а мне надо в батальон. Я же сержант.

— Отпуск брал?

Маркус расхохотался.

— Что у нас — армия!? Мы свободные люди!

— На ферме были эти, ассорцы, Мариус говорил…

Маркус ухмыльнулся.

— Мы не Айвар. Там остались одни бабы и дети, мужиков в армию забрали сразу. Отец позволил им остаться. Чего выгонять работников на голодную смерть или чего хуже? Пашут теперь как проклятые и папашу хозяином кличут. Тот ходит по двору как министр, только пальцем указывает… Работы много, а свиней мало. Едва четверть осталась. Грабили с размахом и не эти нищеброды из коммуны. Такими только прикрываются. Все выгоды получают такие как твой бывший друг — Клаус. Вот и вся их социальная справедливость: быдло пашет за еду, а верхи купаются в шампанском!

— Ладно, что было то прошло. Как Петрус?

— Петрус к одной молодке клинья подбивает. Ему плевать что ассорка. Может и сговориться.

Маркус помог мне повесить тушу на крюк в подвале и ушел.

Марика проснулась и, взяв ее на руки, я сходил на угол в магазинчик дядюшки Готлиба. Там большую часть тушки у меня взяли в обмен на другие продукты, внезапно появившиеся на полках. Неделю назад было пусто, а теперь пусть и не полно, но нормально. Правда, ценник вырос ого как!

Эрика отсыпалась после ночного дежурства. По ее словам в госпитале был ад кромешный. Оперировали только тех, что был самый тяжелый, прочие ждали очереди на носилках в коридорах. В Виндобоне стрельба прекратилась, но с юга стали привозить виндобонцев, тех, что попали в огневой мешок тевтонской армии. Пусть они были в ассорской армии, тевтонская империя их пленными не признавала. Легкораненых отпускали по домам.

В городе появились патрули тевтонские. Некоторые школы и гимназии были заняты под тевтонские госпитали. Военные имперцы на улице попадались очень редко. Было такое впечатление, что основная имперская армия прошла мимо.

Фронт откатился на восток очень далеко. На рынке и в магазинах начали принимать вместе с ливами и имперские марки, по завышенному курсу.

Мой пикап пылился в гараже. Эрика ездила на работу, как и раньше, до войны, на трамвае. Несмотря на обилие в городе вооруженных людей, преступлений на улицах практически не стало. Патрули тевтонцев стреляли воров и грабителей на месте. Линда родила мальчика и Маркус переехал к ней жить. Его назначили офицером в полицейский участок. Зарплата Эрики в госпитале оказалась совсем мизерная в сравнении с выросшими ценами, и она начала распродавать то, довоенное золото. Она попала на рынке под облаву и Маркус привез ее домой сам. Тут же взялся нас отчитывать как нашкодивших детишек.

— О чем вы думали? С ума сошли?! Приняли бы за торговку краденого и под расстрел!

— Надо же как-то жить? Цены стали сам видишь какие! — оправдывалась Эрика.

— Выгоняй мужа на работу!

— Какую? Если ты друг — то найди ему работу!

— Пойдешь механиком в гараж полиции?

— Пойду. Только с кем будет Марика?

— Линда присмотрит.

— Что ты! У нее маленький ребенок! — всполошилась Эрика.

— Тогда сама сиди дома, если зарплата маленькая.

Для Эрики это оказалось неприемлемым.

Так все и наладилось. Утром я завозил на пикапе Эрику на работу, а Марику к Линде, потом в гараж полиции. Вечером обратно. Бензин мне наливали бесплатно в том же гараже.

Мне выдали комплект старой полицейской формы, но я ее не носил. В гараже работал в комбинезоне. Выдали и пистолет. Я его носил в кармане брюк.

В полиции кроме зарплаты давали хороший паек продуктовый.

В Виндобоне война совсем не ощущалась. В центральном парке опять вечерами играл оркестр. В газетах писали про успехи тевтонцев на восточном фронте, о скором крахе Ассора. На первом листе каждой газеты обязательно печатались приказы Виндобонского гауляйтера. Как и предсказывала Эрика тевтонцы не вернули Виндобоне независимость. Страной как провинцией империи правил назначенный чиновник. Он разместился в бывшем парламенте со своей канцелярией и разъезжал по городу в шикарном открытом лимузине с одним шофером. Флаги Виндобоны не запрещали развешивать, но имперских флагов с орлами было куда больше. «Кайскирк» уже не патрулировал улицы. На основе его формирований была создана особая охранная бригада. Охраняли они, по словам Маркуса порт, дороги и станции по всей стране.

Порядок в городе поддерживала военная камендатура. Патрули по городу ходили только тевтонские. Впрочем, среди них было много тех, кто родился и вырос в Виндобоне. Вернулись некоторые тевтонцы, что уехали до войны в империю, в основном люди пожилые. Полиция Виндобоны подчинялась гауляйтеру, но для меня это имело мало значения. Я ремонтировал машины, мне платили зарплату и выдавали паек. Имело значение другое: всех теке Виндобоны собрали в шестом городском районе, построив вокруг кирпичный забор. Им не разрешалось выходить из этого квартала. Говорили что такие гетто устроены во всех городах империи. Ходили слухи, что в гетто нет работы, а еду завозят так мало, что люди голодают.

На стенах в городе висели приказы гауляйтера, в которых обещали страшные кары, впоть до расстрела тем виндобонцам, кто укрывает теке.

Эрика боялась, что и ее отправят туда. Она выкрасила опять волосы под блондинку.

— Ты помолодела на два года!

— Только на два? — промурлыкала Эрика, забираясь ко мне под одеяло. Она сбросила лишний вес, что набрала во время беременности и теперь была такой же стройной как на взморье, во время нашей памятной поездки.

На следующий день был выходной и неожиданно под вечер приехал Маркус. Приехал один на длинном, черном «бьюике».

— У тебя кирпич и цемент есть?

— Нет, а зачем тебе?

— Я привез в багажнике мешок цемента — выгрузи.

— Зачем?

— Пойдем в дом, расскажу.

Эрика как раз мыла посуду после ужина. Марика бродила рядом, то, дергая ее за юбку, то, пытаясь проникнуть в кухонные шкафы.

— Какая большая вымахала!

Маркус поднял нашу дочь на руки.

— Эрика положи тарелку и сядь на стул.

— Что случилось?

— Завтра случится.

Эрика послушно села на стул, не снимая резиновых перчаток.

— На ассорской границе в лесу тевтонцы обнаружили захоронение. Несколько тысяч трупов. Все виндобонцы. Это те, кого до начала войны арестовали и вывезли в Ассор… «Враги народной власти».

— Ох, черт!

Я моментально вспомнил Михаила Петровича. Почему он не послушался Эдну?!А Руфус? Он тоже там?

— Далеко их не отвезли, как видишь. Завтра все будет в газетах. Чтобы предотвратить волнения и беспорядки сегодня ночью в лес к Ларибору вывезут три сотни активистов, что сидят в тюрьме и причастны к тем арестам. К ним добавят еще две сотни теке из гетто.

— Для чего? — прошептала Эрика, прижав руку к горлу.

— Чтобы расстрелять, для чего же еще.

— Кто так решил? Гауляйтер?

— Он согласовал все это с виндобонскими властями.

Акцию проведет охранная бригада. Айвар Круминьш вызвался всем командовать.

Все равно, завтра по городу устроят охоту на теке, не исключен и прорыв в гетто. Я пришлю двух парней сюда, но тебе Эрика, лучше спрятаться в том тайнике, в подвале, вместе с Марикой. Когда злоба застит мозги, обычные люди теряю разум и никого не пощадят. Я думал вывезти вас к отцу, но уже поздно. Город наглухо перекрыт.

— Даже для тебя?

— Я уже пробовал. Выезд только по пропуску гайляйтера. А он уехал в Вандерис.

— Умыл руки, сволочь… — прошептала Эрика. — Маркус, но разве так можно — без суда и без разбирательства — убивать случайных людей, невиновных?!

— Активисты невиновны? Гм… Не я это затеял. Главное для меня, защитить вас, моих друзей.

— Ты же полицейский!

— Прикажешь нам с Иваром с оружием в руках защищать гетто? Долго мы простоим против людей Айвара?

— Надо что то делать? Предупредить… остановить… может послать телеграмму в Тевтонию, самому канцлеру?!

— Это не поможет, поверь мне.

Эрика горько разрыдалась и выбежала из комнаты. Малышка тоже заревела, и я взял ее на руки.

Маркус выбил для меня отгул, и я не поехал на работу. Сел на кухне у окна в полицейском мундире. На столе лежал пистолет, у стола стояла винтовка от дядьки Мариуса. На душе кошки скребли. Пролом в стене в подвале мы с Маркусом вчера заделали. Под лестницей на второй этаж выпилили в полу люк, как раз в подвал в тайник. Туда перенесли матрасы с одеялом, набор свечей и воду в бутылях.

Марика испугалась идти в подвал и расплакалась. Она успокоилась только когда Эрика зажгла там несколько свечей. Воздух в тайнике был чистый, об отдушинах скрытых позаботился Мариус еще в прошлом году. Тайник получился на славу…

— Не волнуйся, милая, это так, на всякий случай.

В глазах Эрики стыли слезы. Я поцеловал ее крепко и закрыл люк. Изнутри Эрика заперлась на засов. Сверху на люк я навалил кучу всякого барахла, что обычно годами копится в каждом доме. О чем я думал в тот момент? О кожаном кошельке старого дантиста. В нем лежали наша свобода и спасение от всех этих бедствий, а мы возможностью пренебрегли. В нейтральном Скаггеране мы смогли бы найти работу вдали от всего наступившего или грядущего кошмара. Вряд ли б мне пришлось там прятать жену и дочь в подвале. Когда в дверь постучали, я схватился за пистолет.

— Кто там?

— Это я, Карл.

Я передернул затвор, дослав в ствол патрон. Таких гостей только дьявол присылает.

— Иди по-хорошему, Карл, я вооружен.

— Это правильно. Где Эрика?

— Я отправил ее в Валлерс к дядьке Мариусу на ферму.

— Ты, молодец. Тогда я за нее спокоен. Пока, Ивар.

Я распахнул дверь.

Карл в тевтонской серой форме, но в кепке «Кайскирк», с винтовкой на плече спускался по ступеням. Можно было стрелять в спину. С трех шагов не промахнуться. Но он же не стал стрелять на ферме Айвара, я сунул пистолет в кобуру.

— Карл?

Он обернулся. Лицо осунувшееся, глаза красные как с недосыпа. Моя форма полицейского его удивила.

— Ого, ты вступил в полицию?!

— Как видишь. Может, зайдешь, кофе налью.

— У тебя есть кофе? Счастливчик! Нам в казарме на завтрак дают жуткий суррогат со вкусом картона.

Карл вернулся, сел на кухне за стол, сняв кепку.

На рукаве левом нашивка «Дистрикт Виндобона».

— Ты в этой охранной бригаде служишь?

— Пришлось. Мечтал когда-то стать пилотом, по здоровью не прошел. Нашли высокое давления. Учился на авиамеханика, да не закончил. Теперь вот — охранник на станции. Карьера? Вместо неба нюхать креозот…

— Не вечно же война продлится. Будешь механиком рядом с самолетами любимыми.

— Я мечтал быть пилотом дирижабля, а не этих жужжащих самолетиков! — возмутился Карл. — Помнишь, как пять лет назад над Виндобоной пролетал гринландский дирижабль. Он делал кругосветный рейс. У нас он не садился, только сделал круг над городом… Мы все тогда этим болели — все мальчишки в школе. Ты что, не помнишь?

— Понимаешь, у меня амнезия. Я помню, что случилось последние три года, а что было раньше, увы, как в запертой комнате.

— Извини, не знал. Попал в аварию?

— Ничего не помню. Меня нашел дядька Мариус.

— А потом тебя нашла Эрика?

— На мое счастье.

— За Эрику!

Карл поднял кружку с кофе.

Мы чокнулись кофе.

— Ты что сегодня, в увольнении?

Карл усмехнулся.

— Будто не знаешь? Вся бригада в Виндобоне, в патрулях. Я попросился в ваш квартал. Наш пост в начале улицы. Кстати, знаешь, кого сегодня на построении увидел?

— Кого?

— Петера Кирша! Вы же с ним дружили?

— Как?! Он в Виндобоне? И даже не зашел к нам?

— Он только вчера приехал. Поправился. Такой важный чин, в кожаном плаще с погонами полицай-майора. Представили нам его как заместителя гауляйтера по безопасности. Проводил инструктаж, воодушевил всех до полного обалдения. Про захоронения на границе слышал?

— Да, Маркус рассказал.

Карл потупился.

— Я из бригады хотел уволиться, чтобы на аэродром перейти, а сегодня передумал. Моего дядю за месяц до войны арестовали. Он в старом парламенте депутатствовал. Адвокатом был до этого, уважаемым человеком. Чего его в политику потянуло? Думаю, он тоже в одной из ям лежит. К ассорцам и теке у меня теперь свой счет.

— Ты ездил в Ларибор на акцию?

Карл прищурился.

— Маркус рассказал про акцию?

— Какая разница… Ты ночью расстреливал людей?

— Это не люди, Ивар. Они хуже скотов. Они делали карьеру на крови виндобонцев. Таким нельзя жить.

— А если Ассор вернется?

Карл рассмеялся.

— К осени их республике социальной справедливости придет капут. У империи крепкий кулак!

Возникшая было симпатия к Карлу, быстро погасла. Мне стало неприятно сидеть с ним за одним столом, слушать его голос и смотреть в его глаза — невозмутимые и уверенные в правильности сделанного. Он такой же убийца и палач как его командир Айвар! Почему я решил, что он другой?

Карл почувствовал изменение моего настроения, допил кофе и поднялся из-за стола.

— Передавай привет, Эрике. Спасибо за кофе.

— На здоровье.

Опасения Маркуса не оправдались.

Возмущенная и потрясенная страшной находкой расстрелянных виндобонцев, толпа горожан собралась возле тюрьмы, но после известия о расстреле всех активистов, рассеялась. К вечеру была попытка прорыва в гетто, вооруженными парнями из «Кайскирк» из тех, что не попали в бригаду, но тевтонские патрули во главе с Петером Киршем не дали им пройти. Была стрельба в воздух и много ругани, но тевтонцы настояли на своем. Поздно вечером я открыл тайник и выпустил своих девочек. Спящую Марику вынесли на руках.

Я рассказал Эрике про Карла и новость, про Петера Кирша.

— Я не желаю их никого видеть… — сказала моя милая. — Никогда…

Через неделю после этих событий, в гараж полиции спустился сам полицай-комиссар — желчный, худой как палка, господин Сурфис. До войны это долго лежал в больнице и даже ассорцы не решились арестовывать умирающего. Но как только пришли тевтонцы, господин Сурфис мгновенно излечился и оказался единственным в Виндобоне офицером полиции из довоенного состава. Поэтому его карьера устремилась в верх.

— Э-э-э… Ивар? Рядовой Вандерис!

— Да, господин полицай-комиссар! — отозвался я из-под днища автофургона, у которого менял масляный фильтр.

— Тебя желает видеть важная персона из канцелярии гауляйтера.

— Сейчас?

— Сейчас и немедленно! Не заставляй ждать полицай-майора!

«Петер?!»

Не снимая комбинезона, только наскоро протерев и помыв руки, я последовал за шефом.

Петер разместился за столом моего начальника по-хозяйски — в кожаном кресле, положив ноги в блестящих сапогах на край стола.

Отпустив небрежным жестом господина Сурфиса, он поднялся мне на встречу и обнял обеими руками. Серый мундир с витыми серебряными погонами, белоснежная сорочка и на черном галстуке тевтонский крест с алмазами. Когда успел такое выслужить?!

— Ивар, я так рад, что снова тебя вижу! Не ожидал тебя найти здесь!

— Поосторожнее, господин полицай-майор, испачкаете свой дорогой мундир об замасленного механика!

Петер махнул рукой и засмеялся. Перешел на тевтонский язык.

— Мундир — это ерунда! Садись, рассказывай как жил это время. Как Эрика?

Мы проболтали не меньше часа, забыв обо всем.

Петер остался тем самым Петером — простецким парнем из полиции. Разве что только для меня.

Господин Сурфикс самолично принес нам отличный кофе с рогаликами и бренди.

Известию о рождении у нас дочери Петер обрадовался очень искренне. Тут же показал мне фото Дорис с сыном на руках.

— Хотел назвать его в твою честь, но родня воспротивилась. Ивар, видите ли, не тевтонское имя! Не возражаешь если я навещу вас завтра, часов в восемь вечера?

— Но Эрика, она же…

Петер прижал к моим губам палец. Сделал большие глаза.

— Она просто медсестра? Ничего страшного, я был когда-то только полицейским сержантом. Должность не имеет значения между старыми друзьями.

Я вспомнил слова Эрики, но не решился их повторить.

— Будем рады тебя видеть. Дорис с тобой?

— К сожалению она осталась в нашем домике на берегу Остензее. Она в положении, надеюсь, что будет дочка, как у тебя. В этот раз я настою на своем и назову ее Эрикой.

— Мы с Эрикой будем счастливы.

Когда я за ужином рассказал Эрике про ожидаемого гостя, она замерла и пронзала меня возмущенным взглядом не меньше минуты.

— Я не желаю видеть убийц в этом доме, пока я его хозяйка!

— Петер не убийца…

— Они все убийцы! Как ты не понимаешь?!

— Нельзя все обобщать. Все тевтонцы — убийцы, а все теке — мошенники?

Жена подскочила на стуле.

— Ивар! Ну, знаешь! Это переходит все границы! Спать можешь в гостиной на диване!

Она швырнула на стол салфетку и удалилась в спальню. Щелкнул засов.

Подойдя к двери, я прислушался.

Она тихо плакала, наверно опять уткнулась лицом в подушку.

К ужину Эрика приготовила тушеное мясо.

— Когда твой друг приедет, скажешь что я больна.

— Эрика…

— Я все сказала!

Я не перечил.

Оставшись без работы, без подруг и без возможности покидать дом, моя любимая жила на нервах. Стала обидчивой и плаксивой. Про любовные игры пришлось на время забыть…

Черный лимузин въехал к нам во двор ровно в восемь вечера.

Петер сам был за рулем.

Он пожал мне руку и протянул увесистый сверток.

— Здесь салями и бутылка яблочного бренди из Конфландии.

— Ого, стоит попробовать! Спасибо!

Я пригласил его в дом.

Мы сели в гостиной у накрытого стола.

— А где же Эрика?

— К сожалению, разболелась.

Петер помрачнел на глазах.

— Неужели она меня боится? Разве я могу вам причинить что-то дурное?

— Она осталась без работы и из дома не может выходить.

— Почему?

— Она же теке, ты сам все знаешь!

— Она ошибается. Вот, посмотри!

Петер протянул мне книжечку с имперским тисненым гербом.

Я открыл ее и увидел фотографию Эрики.

Книжечка оказалась удостоверением Эрики Вандерис, тевтонки, проживающей в Виндобоне.

— Документ настоящий. Как видишь, подписан лично гауляйтером.

— Здорово… Мне бы такой…

Петер со смехом вынул из внутреннего кармана мундира еще две книжечки на мое имя и на имя Марики.

— Петер, это бесценный подарок!

— Да, с такими документами вы можете ездить по империи куда угодно. Вас примут на работу в любое имперское учреждение и на любое предприятие. Правда, таких тевтонцев с завоеванных земель называют в империи «трофейными тевтонцами», но пусть тебя это не смущает.

— Спасибо, огромное! Эрика! Эрика!

Я ворвался в спальню.

Эрика уже была на ногах. В руке мой пистолет.

— Что случилось?!

— Посмотри!

Я отобрал у нее пистолет и сунул в руки наши удостоверения. Она села на постель и просматривала книжечки, то и дело, поднимая на меня глаза, изумленные и неверящие увиденному.

— Это не подделка?

— Ты с ума сошла! Петер — заместитель гайляйтера! Теперь мы под защитой империи. Ты должна его поблагодарить.

— Неудобно, милый, я от него спряталась, а теперь прибегу целовать руки?

— Не надо целовать руки, но слова благодарности стоит сказать.

— Иди, я подправлю помаду и тушь.

Я вернулся к столу. Петер уже открыл бутылку яблочного бренди и разлил по рюмкам.

— Она сейчас придет.

— Ей лучше?

По глазам я видел, что ни в какую болезнь Эрики Петер не поверил.

Эрика вошла в гостиную в строгой черной юбке ниже колен и в белоснежной блузке с золотой брошью на воротничке.

Петер галантно поцеловал ей рука, а затем в щеку.

— Ты такой импозантный и важный. Как тебя называть теперь? — спросила Эрика.

Петер подал ей стул и улыбнулся по-свойски.

— Просто, как и прежде. Для тебя я Петер.

Мы выпили за Петера и его семью, за нас, опять за семью и детей.

Эрика оттаяла и на миг мне показалось, что вернулись прежние времена, те довоенные… Петер показал еще раз фотографии Дорис и сына.

Мы болтали оживленно, перебивая друг друга, в основном вспоминали общее прошлое. Я сомневался в том, что у нас будет общее будущее.

Петер — крупный имперский чиновник и мы для него не надлежащая компания.

Как оказалось у него имелись свои планы на наше будущее.