Лиз проснулась на рассвете. В первые мгновения не могла понять где она.

Чистые простыни пахнут свежестью. Тихо вокруг. В оконце уже светится заря нового дня.

«О, боже! Я и впрямь уже не в „веселом доме!“».

Она уткнулась в подушку и поплакала. Неделю она живет в доме мэтра Тоффини и все не привыкнет к такому обороту в своей судьбе…

Потом умылась в тазике на комоде. Причесалась. Надела платье со шнуровкой спереди. Приоткрыла дверь тихонечко. На террасе никого. Далеко внизу светятся угли в горне. Скоро подсыпят свежего угля и с рассветом начнется работа. Во дворе изготавливали по заказам кованные ограды и перила для балконов. Весь день перезвон молотков по наковальням. На первом этаже и во дворе только грубая работа с металлом, камнем и с глиной. Еще там растирают и готовят краски по рецептурам мэтра.

Внизу во дворе у фонтана тихо разговаривают двое. Только во мраке не разглядеть кто. Во дворе еще темно, а небо наверху голубеет на глазах.

Лиз на цыпочках прошлась по галерее и приоткрытая дверь мастерской привлекла ее внимание. К тому же в щель виднелся свет.

В мастерской у мольберта спиной к двери стоял Тоффини. Мастер разглядывал картину над которой только что работал. Мольберт с кистями лежал рядом на табурете. Два подсвечника с догорающими свечами в мощных потеках застывшего воска.

Тоффини обернулся на скрип двери. Под глазами мешки, видимо еще и не ложился спать.

— Извините, мэтр… увидела свет… доброго утра.

Лиз присела в поклоне.

Мэтр улыбнулся и поманил пальцем.

— Подойди. Посмотри, что ты видишь?

Картина еще не была окончена, но ясно что это пейзаж. Дорога ровная как меч опускается с холма вниз и ведет на следующий холм среди желтеющих пшеничных полей. Вдоль дороги редкие пирамидальные тополя.

Там на холме город. Сияющий город. Ослепительный в своей чистоте!

Лиз затаила дыханье. Ей показалось на миг что картина не картина, а окно в другой мир, правильный, счастливый и светлый. В том городе на холме живут красивые добрые люди. Там нет нищих и калек, там женщины не торгуют собой, там мужчины не бьют жен и детей, там счастьем окутан каждый дом…

— Город счастья?

— Ты увидела его?!

Лиз отшатнулась и потупилась.

— Извините, мэтр, я что-то не то сказала?

Пахнущие краской ладони легли на ее щеки и заставили поднять глаза.

Сияющие радостные глаза мэтра рядом.

— Я не ошибся, девочка! Ты его увидела!

Лиз скосила глаза и ахнула. Картина еще не окончена на холме только пустое пятно грунтованного холста.

— Я видела город… видела…

— Я тоже его вижу, девочка моя, но мои руки пока не в силах его изобразить…

В голосе художника горечь и страх. Это так не похоже на жизнерадостного уроженца Италики…

— Вы сможете, мэтр!

Лиз взяла руку художника и поцеловала выше костяшек, ощутив на губах жесткие волоски.

После завтрака мэтр привел Лиз в мастерскую и попросил раздеться.

— Совсем?

— Да, и не бойся ничего.

— Вы хотите меня?

Мэтр тихо засмеялся.

— Я хочу чтобы ты позировала моим ребяткам.

Лиз быстро разделась, аккуратно сложив одежду на табурет и обхватила себя за плечи, перекрестив руки на груди. Мурашки пробежали по бокам и по спине.

Мэтр насторожился.

— Ты мерзнешь? Здесь не холодно.

— Ничего, это просто так…

— Ляг на этот постамент, там под тканью я постелил тюфячок, чтобы не было жестко. На живот. Руки под голову, пожалуйста.

Мэтр отошел на несколько шагов, прищурился и кивнул одобрительно.

Теперь пришли все четверо: Марко, Лоренцо, Антонио и Вальтер. Расположились поудобнее. Мэтр прогуливался за спинами подмастерий, тер затылок, посматривая поверх голов на Лиз.

Два часа юноши рисовали ее без перерыва. Смущения она не испытывала, да и какое смущение может быть после двух лет в «веселом доме»? Взгляды юношей равнодушно скользили по ее коже, словно не живая женщина, а статуя перед ними! Вот что удивляло и настораживало Лиз.

В доме мэтра Тоффини проживали и работали только мужчины, юноши, в крайнем случае подростки. Кроме Ивонны, молчаливой пожилой кухарки из южной Конфландии и самой Лиз других особ женского пола здесь не имелось. И такое странное равнодушие!

Тоффини привез из Италики не только подмастерий, но и слуг. Большинство были уроженцами Италики, но Лиз родилась и выросла в южной Тевтонии и понимала их язык. В ее родных местах, как это бывает на стыке королевств жили люди разных народов и в разговоре люди легко переходили с одного языка на другой или даже перемешивая их в неудобоваримый для постороннего словесный «салат».

В начале третьего часа, перевернув песочные часы на столе, мэтр быстро подошел к постаменту.

— Устала?

— Немного…

— Потерпи еще чуть чуть, девочка моя.

Крупные карие глаза мастера смотрят заботливо.

— Не беспокойтесь, мэтр, я потерплю.

К обеду с позированием было покончено. Мэтр изучал рисунки учеников, а Лиз надев нижнюю полотняную рубашку сидела на краю подиума болтая босыми ногами.

Мэтр потер небритый подбородок и улыбнулся.

— Пусть оценит сама Элиза!

Юноши развернули свои наброски.

Лиз спустилась на пол и наклонив голову прошла слева направо разглядывая рисунки.

Серьезный Марко изобразил ее задумчивой и встревоженной.

Вальтер ухмылялся, придерживая свой лист. Он добавил пышности женским формам, и девушка закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться — такой задастой и грудастой ее изобразил свинцовый карандаш.

На рисунке красавчика Антонио девушка получилась мускулистой, как юноша, под кожей мышцы рельефно выступают… Лоренцо девушка на рисунке улыбалась весьма игриво и даже можно сказать — порочно!

— Что скажешь, Элиза?

— Могу ли я узнать, мэтр, для кого или для чего этот рисунок?

— Вот! Ребятки! Вот! — мэтр поднял указательный палец выше головы. — Элиза в отличии от вас задала правильный вопрос!

Как оказалось, Герцог Дармштадский заказал картину, изображающую нимфу озера в ее естественной красоте отдыхающей на берегу. Картину будет писать тот из подмастерий, чья нимфа окажется самой интересной для заказчика.

— Мне нравиться то что нарисовал Марко.

Марко победно улыбнулся, свысоко глядя на товарищей. Они обиженно загудели.

— Спорю на талер, мэтр, что заказчик выберет мой вариант! — здоровяк Вальтер ударил себя в грудь кулаком.

Азартные италийцы тут же начали биться об заклад. Лиз вернулась к подиуму и неторопливо оделась.

Она закрепляла подвязку на чулке, когда ощутила почти материальный взгляд.

Жестикулируя и повышая голос художники спорили, позабыв про натурщицу. Один только Марко смотрел на нее с интересом. Лиз одернула юбку и светло улыбнулась ему.