…Машка покуривала на скамейке у детской площадки, во дворе дома номер 67, разглядывая гаснущие окна квартир.
Возвращаться домой не хотелось. Опять бабка Маша будет нудеть, и пилить до самого позднего, пока не заснешь. И обматерить старую кошелку не выйдет — глухая как столб фонарный!
Машка жила с бабкой в одной квартире, работала кассиршей в «Пятерочке» и люто ненавидела всех мужиков от восемнадцати до пятидесяти. За презрительные взгляды, за невнимание, за дразнилки … Много за что.
Местные пацаны боялись Машку как огня: рослая, рукастая, грузная, она как боец сумо могла наехать на любую толпу и, не взирая на последствия побить всех. Случаи бывали, когда стокилограммовая Машка сносила всех на раз.
В результате к Машке липли только субтильные, некрасивые девки в поисках покровительства и защиты. Да, она всех защищала и презирала одновременно. Во дворе ее за глаза именовала «наша лесба» и совершенно напрасно. Машка не была лесбиянкой. Она была девственницей, которую никто не желал. Широкое лицо с прыщами, стрижка под мальчишку и фигура как кирпичный сортир — что в плечах, что в бедрах, что в талии — один размер. Машка страдала от своего внешнего облика и рыдала по ночам в подушку, а утром, запудрив прыщи, топала слоновьей походкой в «Пятерочку», где на кассе под нею ломалось уже второе кресло. Впрочем, на работе ее ценили, как безотказного кадра, никогда не ошибавшегося при подсчетах бабла и готового работать как сверхурочно, так и по праздникам.
Старый столетний дом, примыкавший к родной «хрущобе» имел гулкий проходной двор, провонявший мочей и прочими человеческими выделениями — место тусняка окрестных гопников.
Громыхнуло железом там, в проходном дворе.
Машка встрепенулась, поднялась со скамейки. Если бомжи решили попереть крышку от канализационного люка, то они сейчас горько пожалеют! Старинную, бронзовую крышку украли давным давно, там лежала теперь чугунная, литая. В открытый колодец падать, удовольствие поганое — пока еще Водоканал городской новую крышку притащит?!
В тоннеле прохода было темно, но Машка врубила мобильник и в его синем свете увидела открытый колодец и крышку, лежащую рядом.
— Не успели, твари? — ласково спросила Машка темноту. Твари помалкивали.
Машка подошла ближе и посветила в открытое черное жерло.
Пахнуло оттуда не дерьмом и прочим убийственным духом, а солнечным, летним лугом! Ветер из лета, из детства, из деревни. Машка опешила и замерла на месте, наклонившись над колодцем. В ту же секунду колодец всосал ее как голодный итальянец спаггетину…