Однажды, когда я сидел в кабачке «Под Солнцем Справедливости» перед бутылкой вина, кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся. Передо мной стоял Гун.
Когда-то Гун был моим начальником, и я обязан был приветствовать его, стоя навытяжку. Сейчас я даже не привстал, а только лениво приподнял ладони.
— А ты теперь важная птица! — с завистью сказал он, садясь рядом. — Ба, да у тебя Знак Солнца!
На его тоге синела широкая нашивка «за ранение», а на груди сверкал боевой орден. Судя по всему, Гуну было что порассказать.
Зная его привычки, я заказал полдюжины бутылок вина. Он обрадовался — видно, с деньгами у него было не густо. Скоро мы изрядно напились, и язык у него развязался.
— Ты здесь неплохо устроился, — разглагольствовал он, обнимая меня. — Еще бы! Личная охрана Императора! Опасностей никаких, кормят-поят хорошо, платят тоже неплохо, все развлечения под рукой. А мы все время рискуем своей шкурой. Кстати, за какие заслуги ты сюда попал? Я вот спас в бою командира, — он показал на свой орден, — но меня пока в охрану не зовут.
Я предпочел отмолчаться, но Гун этого даже не заметил — он был здорово пьян.
— Все последнее время мы торчим на границе, — жаловался он. — У нас задание особой важности — любой ценой захватить живьем Песьеголовых. Половина нашего отряда полегла там, — он ткнул куда-то рукой, — и все напрасно. Они постоянно настороже. Мы пускаемся на всяческие хитрости, проникаем к ним тайком, прорываемся с боем, маскируемся под заблудившихся пастухов… Недавно забросили к ним в тыл группу на воздушных шарах. Ни один человек не вернулся! А стратеги ничего не желают знать. «Положи весь отряд, но захвати живьем Песьеголового», приказывают они. А зачем мне Песьеголовый? Что я с ним не поделил? Почему я должен рисковать шкурой ради того, чтобы кто-то здесь мог полюбоваться, как ему отрубят голову?
Перепивший Гун уже кричал на весь зал. На нас стали оглядываться. Я попытался успокоить его, он разбушевался еще больше.
— Вы тут жиреете в столице, а мои лучшие ребята гниют в земле! Я сам заработал пулю, а ради чего? Совсем недавно за каждого Песьеголового нам давали трехмесячное жалование, а теперь обещают вдвое больше. Кто мне объяснит, в чем причина?
Недалеко от нас сидел один из стражей — толстый Сил. Он подошел к нам и схватил Гуна за тогу.
— Ты кричишь, как вонючий шакал, оскверняя слух охраны Императора, — сказал он. — Прочь отсюда! Гун вырвался из его рук.
— Ага, толстозадый, тебя-то мне и надо! Давно я тебя поджидаю!
И неожиданно для всех Гун выхватил меч и ударил Сила. Поднялся переполох, Гуна связали. Толстый Сил сидел на полу и раскачивался от боли. У него было довольно сильно разрублено плечо.
— Мне с утра на дежурство, — простонал он. — Предупреди…
— Я заменю тебя, — сказал я, удивляясь прозорливости Лин Эста. Или все это подстроено?
Я стал вспоминать слова, которые крикнул Гун, но в голове шумело, и я вернулся к последней еще не допитой бутылке. Тут к моему столику подошла совсем юная девушка — очевидно, новая служанка — и стала собирать пустые бутылки. Я хотел прогнать ее, но она вдруг наклонилась ко мне.
— Я друг твоего сына, — сказала она. — Мне нужно с тобой поговорить.
Пол кабачка словно качнулся под мной. Сын… Я столько думал о нем в последнее время!
— Говори! — сказал я.
Но она покачала головой.
— Не сейчас. Приходи сюда завтра вечером. И пожалуйста, не пей ничего…