Владимир Фирсов

Бессмертие для рыжих

Академик Рин стремительно шагал по своему скромному - в духе времени кабинету, заложив руки за спину. Референту, который стоял у стола с папкой в руках, почтительно следя глазами за патроном, постепенно стало казаться, что комната начинает медленно вращаться, как гигантская центрифуга.

- Значит, говорите, добился Элинвар? - бросил на ходу академик. Опередил нас? А вы все куда смотрели?

Референт только руками развел. Сказать ему было нечего,

- А теперь - сразу с докладом к Президенту? - Академик даже пришлепнул губами, изображая возмущение. - Ловок, ловок Элинвар. Ничего не скажешь. Но мы завидовать не будем. К тому же, насколько я понял, успех лишь частичный... Прочитайте, что там про рыжих? - Академик круто повернулся к зеркалу и с видимым удовольствием пригладил свои черные, ежиком, волосы не то чтобы очень густые, но для мужчины его возраста вполне достаточные.

Референт раскрыл папку и быстро нашел отчеркнутое красным карандашом место.

- "К сожалению, действие препарата ограничено особенностями хромосомного строения организма, - прочитал он. - Выявлено, что цвет волос человека служит своеобразным индикатором, сигнализирующим о том, будет препарат усвоен организмом или нет. Нами обнаружено и доказано в серии опытов, что препарат усваивается только рыжеволосыми людьми. Это, безусловно, является крупным недостатком препарата, так как полностью исключает возможность его применения огромным числом людей".

- Значит, полностью исключает... - задумчиво повторил академик и опять пригладил волосы. - Иначе говоря, бессмертие только для рыжих? А что скажет Президент? Не хотел бы я быть на месте Элинвара...

Он остановился перед большим - в полтора человеческих роста красочным портретом Великого Человека, Первого Гражданина и Пожизненного Главы Государства, занимавшим все пространство между окнами кабинета от пола до потолка. Живописец изобразил Президента на эспланаде Дворца Государственного Совета, откуда он внимательным взором обозревал вверенную его попечению страну. Несмотря на свои годы, Президент был высок и строен, как и положено Великому Человеку, а его иссиня-черной шевелюре мог позавидовать победитель недавно прошедшего в Столице всемирного конкурса красоты.

- Значит, только для рыжих... - повторил академик и опять закружил по кабинету. - А другим что? Сам-то он каков, изобретатель?

- Рыжий до невозможности. Про него говорят, что у Элинвара не голова, а восходящее солнце...

Академик Рин поморщился. Неосторожное сравнение привело его в дурное настроение.

- Так и следовало ожидать, - пробормотал он. - Все бескорыстные таковы. Каждый в бессмертные норовит...

Он ходил по кабинету так долго, что референт даже стал покачиваться и с тревогой ощутил неприятное шевеление в желудке, как при морской болезни.

- Откуда сведения? - спросил Рин наконец.

- От моей супруги, - с готовностью ответил референт. Академик гневно воззрился на него. Тот понял свою ошибку и мигом разъяснил:

- Она сейчас секретарем у Элинвара. Перепечатывала его доклад для Президента и, конечно, сделала мне копию.

- Интересно было бы посмотреть на их препарат. Мне лично он бесполезен, - Рин снова провел ладонью по волосам, - но как-никак я директор Института Бессмертия.

Референт словно дожидался этих слов - он тотчас протянул на ладони небольшую ампулу, в которой перекатывались ярко-синие горошины.

- Супруга принесла, - пояснил он, увидев удивленный взгляд академика. - Их там наделали видимо-невидимо. Теперь все синие ходят.

- Это почему же? - поинтересовался Рин, с удовольствием встряхивая ампулу.

- Таково свойство препарата. Если препарат не усваивается, он кумулируется в кожных покровах, и человек постепенно синеет. Говорят, пожизненно, если всю дозу принять...

- И все равно глотают, - прошептал академик. - Надеются... Какова же дозировка?

- Одна таблетка ежедневно в течение двух недель. Обязательно перед едой.

- Все-таки я правильно сделал, выгнав рыжих из института, - сказал Рин. - Рыжие - они всегда рыжие. Только о себе думают. Бессмертия захотелось... Его, между прочим, заслужить надо! Делами, а не таблетками. Вот так-то.

Он взглянул на часы. Подходило время обеда.

- Вызовите мою машину.

Когда за референтом закрылась дверь, академик торопливо налил стакан содовой, вытряхнул из ампулы на ладонь синюю горошину и отправил ее в рот.

- Подумать только! - пробормотал он, запивая таблетку. - Бессмертие для одних рыжих! Да за это расстрелять - и то мало!

В Институте Бессмертия действительно не было ни одного рыжего. Академик Рин уволил их, едва став директором института.

Нельзя сказать, что инициатива этого мероприятия принадлежала целиком ему одному. Как всегда в подобных случаях, был целый ряд привходящих обстоятельств - таких, как чье-то мнение, узнанное или угаданное, что-то прочитанное между строк в бумагах, где о цвете волос и не говорилось, и многое тому подобное. Конечно, не последнее место здесь занимала личная неприязнь.

Академик Рин очень не любил рыжих. Это чувство зародилось в нем еще в те забытые годы, когда он был босоногим мальчишкой, и безжалостные товарищи дразнили его "Ринришка - рыжая мартышка" и кидали в него гнилыми бананами. А был он рыж до чрезвычайности - до пламенной красноты, и это доставляло ему множество больших и маленьких огорчений.

Когда на спортплощадке гимназии начинался бейсбольный матч, его всегда оставляли в запасных, хотя ему так хотелось самому точными ударами биты посылать мяч вперед под восторженные вопли болельщиков. В старших классах девочки никогда не приходили на назначенное им свидание. Конечно, виной этому была его рыжая голова. Постепенно Рин все больше убеждался, что быть не таким, как все, очень плохо. Уже к третьему классу он возненавидел свою огненную шевелюру и старался всегда ходить стриженным наголо, что, впрочем, не спасало его от насмешек. Он перепробовал все: ходил в шапочке даже в сорокаградусный летний зной, ежедневно брил голову под Юла Бриннера популярного киноактера... Все было напрасно. Прозвище "рыжая мартышка" словно приклеилось к нему.

С опостылевшим цветом волос он расстался лишь после гимназии. На приемные экзамены в университет приехал черноволосый юноша, в котором только с трудом можно было узнать прежнего Рина. Правда, много неприятностей доставляла ему не очень прочная в те времена краска. Приходилось воздерживаться от купания в самые жаркие дни, и лишь героические усилия спасали его реноме в дождливую погоду.

После окончания университета Рин стал заниматься наукой. Вскоре появилась его первая научная работа, посвященная коагуляционной теории происхождения жизни.

С тех пор прошло много-много лет. Избранная им тема оказалась поистине золотой жилой, которая принесла ему славу, ученые степени и высокие чины.

За свою долгую жизнь Рин повидал многое - и хорошее, и плохое. Он приобрел огромную эрудицию, накопил опыт, умение обращаться с людьми и правильно ориентироваться в самой сложной обстановке. В нем сложилось твердое убеждение, что жизнь, которую, как известно, судьба дает нам лишь один раз, надо прожить с максимальной пользой для себя. И этого правила он придерживался неукоснительно.

За все эти годы Рин никогда не забывал, что он рыжий, и тщательно скрывал это. Он смертельно боялся, что однажды тайна откроется, и тогда его карьера окончится.

В Институт Жизни он пришел по призыву Президента. "Я обещаю моему народу самую долгую и самую счастливую жизнь", - провозгласил Президент в день своего вступления на высший государственный пост. "Долг ученых добиться для моих сограждан самой большой в мире продолжительности жизни. А о том, чтобы эта жизнь была счастливой, позабочусь я сам".

На призыв Президента откликнулись немногие, и блестящий молодой ученый быстро занял видное положение. Совсем немного времени спустя он стал основателем коагуляционной теории и получил всеобщее признание.

Быстрое выдвижение Рина нельзя объяснить одними его научными заслугами. В науке, как и везде, существует своя иерархия, и всякое продвижение вверх по служебной лестнице возможно лишь при определенных условиях. Но Рину просто везло. Его старшие коллеги всегда очень вовремя заболевали, умирали или просто исчезали с научного горизонта, освобождая для Рина вожделенное место. Он умел использовать все - от автомобильной катастрофы до поворота фронта научных исследований. Конечно, многое значило и его умение быть всегда в главном потоке событий.

Решающая перемена в его судьбе произошла в тот день, когда в Институте Жизни зачитывали меморандум, призывавший всех граждан страны голосовать за присвоение Президенту звания Пожизненного Главы Государства. Рин помнил, как волна точно рассчитанного воодушевления вынесла его на трибуну, откуда он под вспышки фотокамер многочисленных репортеров кричал в микрофон, что отныне институт должен посвятить свою деятельность только одной цели разработке "эликсира бессмертия" для Великого Человека. "Дело нашей чести, - провозглашал Рин, - к тому духовному бессмертию, которое Первый Гражданин Государства давно заслужил своими неустанными трудами на благо народа, присоединить еще и бессмертие физическое, дабы не лишить грядущие поколения счастья быть руководимыми Великим Человеком". Буря аплодисментов, последовавшая за этими словами, не стихала ровно тридцать минут - именно эту цифру назвали все без исключения газеты в своих экстренных выпусках.

Через несколько дней директор Института Жизни был с почетом уволен на пенсию, а на его место назначен профессор Рин. Немного позже он был избран в Действительные члены Государственной академии наук.

Значительная ссуда, полученная институтом от правительства, позволила начать широкую разработку "эликсира бессмертия" - разработку, основанную на трудах директора Института Жизни академика Рина по коагуляционной теории бессмертия. Сам институт вскоре был переименован в Институт Бессмертия.

Еще в те отдаленные времена, когда Рин только начинал свою карьеру, он уже задумывался над проблемой подбора кадров. Существуют самые различные критерии, по которым можно не принять человека на работу или уволить уже принятого. Критерии эти общеизвестны. Заслуга Рина в том, что он свел их в единую систему, подобно тому как Менделеев поступил с химическими элементами.

Как известно, в наше время таблицы пользуются большой популярностью. С их помощью можно открыть неизвестный элемент, найти идею для фантастического романа или предсказать возможность телекопировки материальных тел. Поэтому нет ничего удивительного, что таблица помогла Рину сделать свое открытие.

Эта таблица была итогом его многолетних раздумий. Каждая ее позиция была тщательно продумана и обоснована, хотя некоторые пункты могли при первом взгляде вызвать недоумение. Рин прекрасно знал, что рост, например, очень важен для профессионалов-баскетболистов, а вес - для жокеев, что посты, которые некто занимал прежде, важнее, чем многолетний стаж другого претендента, и что хорошо, если у человека имеются многочисленные печатные труды, но наличие у него диплома гораздо важнее.

Беспокоил его досадный пробел в одной из колонок таблицы. Рин пробовал заполнить его так и этак, но каждый раз чувствовал: не то! Незавершенность таблицы он воспринимал почти болезненно.

Инстинктивно Рин догадывался, что все же есть какие-то тайные критерии для подбора людей. Нельзя же было принимать всерьез стихийный субъективизм, провозглашаемый некоторыми руководителями. И действительно, настал день, когда истина открылась ему.

Возможно, Рин даже с помощью таблицы не дошел бы до этой мысли. Ответ на свои сомнения он услышал из уст человека, мнением которого ни в коем случае нельзя было пренебрегать.

Сейчас трудно установить, почему был дан настоятельный совет, если он вообще был дан. Иногда ведь принимают желаемое за действительное. Может быть, тот человек был женат на злой рыжей женщине. Или рыжий невежа толкнул его на улице. Или обругал кто-то рыжеволосый, занимающий более высокий пост. Или у него просто идиосинкразия на этот броский цвет, вызывающая сыпь и дурное настроение... Кто знает? Но сказанные слова не остались неуслышанными. Вскоре они уже были канонизированы и приняты как руководство к действию.

Когда Рин вдруг понял, что таблица наконец-то заполнена целиком, радостный трепет охватил его. Он лихорадочно припоминал известные ему факты, подтверждающие его догадку. Да, все сходилось! Из соседнего института уволили опытного, незаменимого рыжего хозяйственника. Исчез неизвестно куда популярный рыжий диктор крупнейшей телевизионной фирмы. Рыжему профессору, которого уже прочили в лауреаты Большой премии Президента, дали отставку, а премию отдали другому - черноволосому... Было ясно, кампания против рыжих началась.

Период сомнений и колебаний у Рина закончился так быстро, что вскоре он сам уже не помнил, были ли они. Подобно всем перекрашенным, он давно распростился со своей сущностью, начисто отрекшись от всего того, что когда-то ему было дорого и близко. В душе он давно был стопроцентным брюнетом.

Короче говоря, его былая антипатия к рыжим вылилась в директивное распоряжение по институту. Конечно, директива эта не была письменной. Все было сделано деликатно и незаметно, с приличествующей постепенностью. Вскоре Институт Бессмертия стал стопроцентно черноволосым.

Закончив это важное мероприятие, Рин взвалил на себя тяжелое моральное бремя. Он никогда не забывал, что в свое время перекрасился, и по-прежнему боялся разоблачения. Однако за минувшие годы химия добилась грандиозных успехов, и ему уже не приходилось панически бояться случайного дождя. Друзья и знакомые только удивлялись, что, несмотря на значительный возраст, Рина совершенно не берет седина. О том, что академик перекрашен, не знала даже его собственная жена. Правда, старший сын волосами пошел не в родителей: в его кудрях поблескивала подозрительная золотинка, но супруга со слезами призналась, что кто-то из ее предков был рыж как викинг, и только удивлялась, что муж счел это объяснение достаточным.

В общем, дела шли нормально. В институте, очищенном от рыжих, кипела неторопливая работа. Бравые брюнеты из гвардии Рина выступали по телевидению, обменивались опытом, организовывали шумные конгрессы. Изгнанные рыжие тоже не пропали - они строили шахты и дороги, искали подземные сокровища где-то на краю земли, словом, приносили посильную пользу. Некоторые, наиболее упорные, пристраивались в другие институты, выступали против риновского коагуляционного учения, выдвигали свои идеи. Рин походя громил их. В руководимом им институте дело было поставлено солидно: защищались магистерские и докторские диссертации, издавались и переиздавались труды, переводились на многие языки. Только до бессмертия было так же далеко, как до звезд.

Подозрительные признаки Рин заметил у себя через день после того, как была проглочена последняя, пятнадцатая таблетка. Какой-то странной синевой начали отливать ногти на руках. Встревоженный академик вызвал своего врача, но тот сказал, что это связано с нормальным в таком возрасте спадом деятельности сердца и скоро пройдет бесследно. Однако подозрительная синева не проходила и даже усилилась.

Терзаемый сомнениями, академик стал держать руки в карманах, а при случайных встречах со знакомыми только махал им рукой в перчатке. К счастью, на улице уже похолодало, и никто не обращал на перчатки внимания.

Еще через несколько дней Рин с ужасом заметил, что у него голубеют белки глаз. Он заперся в ванной, разделся и внимательно осмотрел все тело. На боках и животе кожа явственно посинела.

Тогда он понял, что произошла страшная ошибка. Он набрался духу и позвонил в лабораторию к Элинвару.

- Я слышал, что вас можно поздравить с успехом, - с трудом выдавил он в трубку. - К сожалению, информация, которую я получил...

Имя академика Рина было хорошо известно Элинвару. Поэтому он говорил откровенно.

- То, чего мы добились, можно рассматривать лишь как частичный успех. Что это за препарат, если он на одних действует, на других нет? Разве рыжие - не люди? Сам ведь рыжий, знаю!

- П-п-почему рыжие? - пролепетал Рин.

- Что же делать! Я так и указал в докладе: "Нами обнаружено, что препарат не усваивается только рыжеволосыми людьми. Это, безусловно, является его крупным недостатком...".

Ошеломленный академик поднес руку к лицу. На ладони проступало яркое синее пятно.

- Но самое удивительное вот что, - рокотал в трубке голос. - Никто не хочет дарового бессмертия. Мы не можем найти добровольцев для опыта. Люди говорят - жизнь тем и хороша, что у нее есть конец...

Академик не слушал его. Он с ужасом рассматривал свои синеющие ладони...

На этом и заканчивается история о препарате бессмертия. Говорят, его так и не удалось испытать. Те, кому это предлагали, ответили, что они не хотят терять своего права на смерть. К тому же неожиданная смерть Президента от апоплексического удара на длительное время отодвинула в сторону даже самые наиважнейшие дела. Проблема личного бессмертия, в свое время так блестяще и вовремя выдвинутая Рином, как-то потеряла свою актуальность. И хотя препарат бессмертия, по утверждению Элинвара, вполне пригоден, по меньшей мере для двух третей человечества, изготовленные в лаборатории запасы лежат пока без всякой пользы. Не хватает только двух ампул. Содержимое одной из них скормили морской свинке тридцать пять лет назад. Свинка эта до сих пор живет в лаборатории. Куда исчезла вторая ампула, никто не знает. Так что препарат еще ждет своего часа, потому что межзвездные полеты, для которых создавал свой препарат Элинвар, в ближайшее время вряд ли начнутся.

И история академика Рина на этом заканчивается. Он пропал внезапно, не оставив никаких следов. В институте забеспокоились было, обратились в полицию, но там ответили, что в исчезновении Рина состава преступления нет, и дело закрыли.

Вскоре директором института был назначен Элинвар, который и возглавлял его бессменно до самой своей кончины.

Любители ночных прогулок утверждают, что иногда в лунные ночи, когда окрестности корпусов Института Бессмертия залиты призрачным светом, на пустынных аллеях можно встретить странного старика. Его высокая сгорбленная фигура в свете луны кажется неестественно синей, а глаза вспыхивают недобрым голубым огнем. Старик идет по аллеям, стуча палкой. В центре сквера, где возвышается бронзовый памятник создателю препарата бессмертия, старик останавливается, долго с ненавистью смотрит на освещенное луной изображение давно умершего человека, затем, поникнув и словно став ниже ростом, медленно бредет вдоль темных зданий института. Кто он, никто не знает, потому что днем он не появляется никогда. Может быть, это и есть тот полулегендарный человек, который захотел дарового бессмертия. Это предположение кажется весьма вероятным, потому что, по слухам, довольно густая шевелюра старика даже в неверном свете луны сверкает как золото.