Глава 10

ПОНИМАНИЕ

Позднее, тем же утром, Йенна, подслушав странный разговор у семейной палатки, вышла на поиски Катлы, надеясь, что та прояснит ситуацию. Однако, добравшись до лавки, нигде не обнаружила подруги. Вместо нее за прилавком стоял Эрно, огромный, мускулистый, в явно неуместной на фоне богатого синего бархата домашней тунике. В его широких ладонях маленький нож, который он показывал богатому истрийцу, выглядел, словно булавка.

Йенна улыбнулась.

— Отличный мастер, — услышала она, как Эрно обращается к лорду. — Да, один из лучших на северных островах…

Потом Эрно поднял голову, поймал ее взгляд и тут же вновь опустил глаза в смущении.

— Здесь ты Катлу не застанешь.

Йенна повернулась назад. Там стояла маленькая Марин Эдельсен. Только теперь она уже не выглядела такой уж маленькой. Даже спрятанная под роскошно вышитой шалью, которую девушка обернула вокруг плеч и прикрепила к лифу, грудь Марин была просто неимоверных размеров. Здороваясь с ней, Йенна почти не могла оторвать глаз от фантастического зрелища.

Она усилием воли перевела взгляд налицо Марин.

— Эрно сказал, что Катла плохо себя чувствует, — сообщила та. — Она, может быть, даже не придет на Собрание. — Последнюю фразу Марин произнесла, как показалось Йенне, почти торжествующе. — Так что я жду здесь, пока Эрно закончит и у меня появится возможность пригласить его на танец.

— Марин? — возмутилась Йенна. — Ты не можешь просить Эрно танцевать с тобой! Это неправильно. Совсем неправильно!

Марин раздраженно взглянула на нее:

— Что тут неправильного? Он не принадлежит Катле, что бы она себе ни воображала, — произнесла она с какой-то ненавистью.

— Ты не можешь просить его танцевать с тобой. Так взрослые женщины не поступают, а, Сур свидетель, ты, по-моему, сейчас выглядишь по-настоящему взрослой. Честное слово.

Марин прижала руки к груди, но своевольная плоть не потерпела такого обращения. Почувствовав давление снизу, она тотчас подпрыгнула вверх и весело вырвалась из-под шали, как живая. Вскрикнув, Марин поспешно привела одежду в порядок.

— О, Йенна, — взвыла она, хватая старшую девушку за руку. — Что мне делать? Они растут и просто не желают останавливаться!

Йенна снова опустила взгляд. На хрупкой фигурке Марин ее новая грудь действительно выглядела нелепо.

— Благодари небеса за такой дар, — проговорила она со всей возможной добротой. — После стольких лет жизни с плоской, как доска, грудью, тебе следовало бы радоваться, что ты наконец начала развиваться как женщина. Грудь хорошего размера вовсе не помешает. Я так собираюсь подобрать такое платье, в котором моя откроется взору короля во всей своей полноте. А ты что наденешь вечером, Марин?

Девушка еще больше съежилась.

— Я… я не знаю. Платье, которое я собиралась надеть, ну то, голубое с меховой оторочкой, — Йенна кивнула, — оно слишком узкое теперь. Я мерила его вчера вечером, и оно разъехалось по швам. Сегодня я вообще не смогла его натянуть. Это неестественно, Йенна, честное слово.

— Конечно, естественно, дорогая, — Йенна использовала свой самый успокаивающий, покровительственный тон, — естественнее нет ничего на свете.

— Да нет же! — Марин поближе придвинулась к Йенне. — Обещай, что никому не расскажешь, потому что надо мной точно станут смеяться из-за моей дурости. Я ходила к кочевникам. — Она виновато огляделась и понизила голос до шепота: — Это магия. Что-то пошло не так. Я купила зелье. Чтобы заставить грудь расти. Чтобы… чтобы Эрно заметил меня.

Йенна ахнула, вспомнив свой разговор с Киттой Соронсен, когда ехидная маленькая мадам с ликованием объявила (хоть и немного напутав), что Марин потащила Эрно к Потерянным, чтобы купить ему любовное зелье. Тогда Йенна посчитала ее болтовню абсурдом. Какая патетика, подумала она сейчас. Ребячливая, щупленькая Марин зашла так далеко, чтобы заставить мужчину заметить ее. И получила такой результат на свою голову.

Она с трудом удержалась от смеха. Как нелепо! Да и еще ради Эрно Хамсона, этого увальня. Кроме того, все, кто еще не ослеп, прекрасно видели, что он страдает по Катле Арансон.

Она вздохнула. Бедняжка Марин.

— Магия? — Йенна неосознанно крутила локон между пальцами. — Ну, — весело добавила она, — тогда все поправимо.

— Правда?

— Конечно. Мы просто пойдем туда, где ты купила свое зелье, и попросим что-нибудь, отменяющее его действие.

Марин уставилась на нее с открытым ртом, будто Йенна превратилась в оракула.

— О, Йенна, ты такая умная!

Потом на ее лице снова отразилось отчаяние. Девушка схватила кошелек, висевший у пояса, и высыпала содержимое на ладонь. Выпали только две блестящие серебряные монетки.

— О небо! Кажется, не хватит.

— Сколько стоило зелье?

— Двенадцать кантари.

— Двенадцать кантари?

— Все мои сбережения, — словно оправдываясь, ответила Марин.

Двенадцать кантари. У Йенны в кошельке около тридцати, но она не собиралась ни в коем случае отдавать их Марин Эдельсен.

Потом в голову ей пришла блестящая идея. Она схватила Марин за руку и потащила прочь от лавки Катлы.

— Пошли со мной!

— Но… — Марин бросила умоляющий взгляд назад на Эрно, который, судя по повороту его головы и опущенным глазам, намеренно не обращал на них никакого внимания. — Но куда мы идем? Квартал кочевников в другой стороне. Я не понимаю…

— Нет смысла идти в квартал кочевников, пока у тебя не появятся деньги на новое зелье. Так что мы попытаемся достать для тебя пару кантари.

— Но как?

Йенна не ответила. Вместо этого она рванула Марин за руку так, что девушка потеряла равновесие. Ей пришлось бежать следом за подругой, чтобы не упасть.

— Йенна, — закричала Марин, почти срываясь на визг, так что Эрно резко вздернул голову. — В том направлении Игры…

— Знаю, глупая. Именно туда мы и идем. Где соревнования, там и ставки. Фара Гильсен сказала, там будет тот молодой истриец, о котором все говорят. Красивый, как сокол, с замечательным экзотическим именем: Танто Винго. — Она роскошно протянула гласные. — Фара сказала, он обязательно выиграет в поединке на мечах. Мы поставим на него твое серебро и удвоим капитал. — Она хлопнула в ладоши в восторге от собственной гениальности. — Легко.

Марин последовала за ней в смятении. Как должна вести себя настоящая леди, если ей не следует приглашать понравившегося мужчину на единственный танец на Собрании, но при этом можно весело отираться рядом с жуликами и проходимцами у стола букмекера. Если здесь ее увидит отец, она точно заработает порку.

Увлекаемая отчаянием, изнывающая от ужаса Марин покорно позволила Йенне увести себя. Грудь ее уныло колыхалась на каждом шагу.

Танто Винго в этот момент метал молнии. Его финальный поединок начнется менее чем через полчаса, а вчерашний сломанный кинжал все еще в его ножнах, и поправить ситуацию в оставшееся время, кажется, не удастся. Однако у него сохранилось смутное воспоминание о том, как где-то посередине между прогулкой по Ярмарке с братом прошлым вечером и бочкой араки, которой соблазнили его отец с дядей прошлой ночью, он держал в руках другое оружие — замечательно сбалансированный клинок, льнувший к ладони, как в смертельном поцелуе. Танто все еще ощущал его, как ампутированную конечность.

— Он не так уж и плох, Танто, правда, — принялся успокаивать его отец.

Саро видел, как он поднял кинжал, который Танто швырнул в ярости на землю, и смахнул с него пыль.

— Смотри. Зарубки очень маленькие.

— Он пропал! — взвыл Танто. — Как и все остальное! Как, именем Богини, я выиграю бой со сломанным клинком?! Даже против такого старого идиота? А если я проиграю, Саро лучше победить на проклятых скачках однолеток, или его жизнь ничего не стоит!

Это точно, понял Саро. Он извинился и пошел к лошадям.

Сегодня утром юноша проснулся от кошмара. Всю ночь его посещали видения с неясным смыслом, и если некоторые и начинались хорошо, то под конец и они обнаруживали свои темные стороны. Во сне, который запомнился ему лучше всех, он скакал на лошади по неизвестным болотам. Над головой облака скрывали солнце, так что если Саро мчался галопом, то оставался в тепле, как только замедлял бег, туман с земли, повторявший тучи на небе, норовил поглотить человека и коня. Необходимо было обогнать тени. По какой-то причине темнота избегала их. Сердце стучало в унисон с ударами копыт. Когда впереди внезапно появилось озеро, юноша осознал, что они погибли. Тут исчезла лошадь, а он начал тонуть — шел вниз, вниз, пытаясь вздохнуть, пока тьма не поглотила его полностью, и Саро решил, что уже совсем утонул. Но тотчас к нему приблизилось какое-то морское животное, появившись из ниоткуда — обитатель страшных глубин со знакомыми серыми глазами. Саро благодарно обнял его, и они вместе взлетели на поверхность, где безвредные облака мирно проплывали над головой, а вокруг разливалось море пульсирующего света.

Морское животное в пресных водах? Странно, удивился Саро, проснувшись. Он, наверное, сходит с ума.

Юноша выбрался из смятых простыней и уселся на краешек кровати, медленно прокручивая в голове события предыдущего дня. Потом поднял подушку и обнаружил кинжал, который сам же и положил туда — клинок, сделанный Катлой, серебряные завитки и пламенные частицы там, где металл загибался, наплывал волнами, плавился в огне, пока не проступил дракон, как отражение изящно выкованного зверя, свернувшегося у рукоятки.

Саро взял его, обнял ладонью, как живое существо, и, как живое существо, кинжал начал пульсировать, посылая теплые волны по нервам его руки.

— Катла, — произнес юноша вслух. — Катла Арансон.

Звучание ее имени как будто околдовывало Саро…

Он закончил чистить бока жеребца и прижался головой к сильному плечу. Как только юноша сделал это, конь задрожал под его щекой, и разум животного встрепенулся, открываясь. В прикосновении было сочувствие, ощущение товарищества. Признание человека с нежными, мягкими руками. Того, который осторожно водил щеткой по шерсти, вместо того чтобы намеренно раздирать колтуны, который носил во внешней коже вкусные вещи, в то время как другой приносил только боль и страх: летящий камень, ранящая нога…

Саро отшатнулся от жеребца в изумлении, контакт с разумом животного немедленно угас. Юноша покрылся потом, затем его начал бить озноб. Само по себе неприятно, что дар старого кочевника наделил его нежелательным доступом к мыслям людей, но внезапно стать частью незнакомого разума лошади — вот что действительно выбивает из колеи.

Ночной Предвестник потянулся к нему носом, нюхая воздух, но Саро отпрянул в сторону. Его собственный разум находился в смятении. Получается, теперь поездка на лошади превратится в нечто вроде постоянного вторжения, соприкосновение разумов? Но тогда то же самое повторится и с другой лошадью. Как же теперь жить дальше, если он не в состоянии касаться ни людей, ни животных — без того, чтобы быть захваченным потоком чужих чувств и мыслей? Слишком неподъемный груз…

И как же теперь будет со скачками, подумал юноша, отчаянно пытаясь сосредоточиться на менее сложном вопросе, с которым можно хоть как-то управиться. Саро уронил щетку в пыль и повернулся к выходу. Он скажет им, что лошадь хромает и не может бежать. Наверное, отец и дядя найдут другой способ заплатить за невесту и спасут его от колотушек. Но что тогда с Гайей и ее бабушкой? Как они справятся без денег, которые он собирался для них выиграть? Мысли летели вскачь, путались и сбивались в кучу. Проблема обрастала новыми обстоятельствами и последствиями, превращалась в неразрешимую. Его мысли сцепились, как восемь рук мифического Поглотителя Кораблей после того, как Сирио Великий одержал над ним победу, так что он не мог найти ни начала, ни конца.

Добравшись до площадки, где проводились поединки на мечах, Саро все еще не придумал, как быть.

Он увидел большую толпу. Стражники в голубых плащах еле сдерживали зевак за веревками, отмечавшими края арены. А люди все подходили и подходили, будто по всей Ярмарке распространился слух, что здесь происходит главное событие года.

Из двух соревнующихся, однако, появился еще только один — Танто, беззаботно прогуливающийся взад-вперед по кругу, как по своей территории. Он улыбался и пожимал руки прелестных женщин, перегибавшихся через веревки, чтобы прошептать ему слова напутствия, дотронуться до него на счастье. Танто поцеловал одну в щеку, другую (с большей страстью) в губы. Девушки захихикали и покраснели. Вторая перевязала его бицепс вышитой ленточкой, которая теперь развевалась на ветру, словно вымпел. Кочевница кинула ему цветок. Истриец со смехом поймал его в воздухе и заложил за ухо.

Он нравится женщинам, с горечью заметил Саро. Танто как будто заворожил их, скромницы трепетали и краснели, когда он удостаивал их взглядом. А дерзкие оторвы выпячивали грудь и отпускали неприличные замечания. Вот что значит обладать красотой и надменностью, подумал Саро, почувствовав укол ревности. Женщин не волновало, что под приятной внешностью скрываются жестокость и мелочность, которые он так хорошо знал, они думают только о возможном флирте и кокетстве. Юношу внезапно охватило непреодолимое желание передать им часть своего дара. Тогда они, возможно, станут меньше внимания обращать на брата.

На противоположной стороне круга толпа начала расступаться, давая дорогу высокому мужчине в чалме пустынника. Он шагал сквозь толпу, по пятам за ним следовали его болельщики в таких же причудливых одеждах. Добравшись до веревок, вместо того чтобы поднырнуть под них, кочевник перепрыгнул через заграждение сверху. Толпа внезапно смолкла, воцарилась тишина, затем люди начали говорить все разом.

— Феникс, его зовут Феникс, — расслышал Саро слова человека, стоявшего впереди него. — Птица, восстающая из пепла.

Заинтригованный Саро принялся более внимательно рассматривать пустынника. Тот оказался не выше Танто, несмотря на примечательную внешность, разочарованно понял Саро. Пустыннику просто прибавляла роста чалма. И все же он производил впечатление: легкий, но мускулистый.

Наружность обманчива, решил Саро. Такой не станет хвастать своим умением. И действительно, снаряжение Феникса поражало ветхостью и неухоженностью. Нательная рубашка из запятнанной, скомканной ткани непонятного цвета. Поверх нее простая безрукавка из дубленой кожи, тряпочный витой ремень, нагрудная пластина из толстой кожи, покрытая сотнями колец из закаленного железа. Штаны, сшитые из того же материала, что и куртка, Феникс заботливо замотал в варварской манере от колен до лодыжек кусками шкур, с которых удалось соскрести далеко не весь мех и плоть. Коричневые и черные пучки торчали и тут и там, но Саро боялся даже предположить, какое жуткое существо могло обладать таким кошмарным покровом.

Было трудно определить возраст Феникса из-за того, что ткань закрывала все, кроме его глаз. По его манере держаться — опытной, уверенной, очень подходящей воину, — Саро дал бы ему сколько угодно лет: от тридцати до пятидесяти. Глаза тоже не сильно помогали. Черные и блестящие. Морщинки в уголках, когда Феникс остановился, нахмурившись (или улыбнувшись, трудно сказать), оказались бледными по сравнению с темной от загара и ветров кожей.

Жесткий человек, решил Саро. Навряд ли «старый идиот», как обозначил его недоумок-братец. Саро тут же пришло в голову определение «выдержанный боец», будто его подсказала сама внешность человека. Оно действительно безошибочно подходило пустыннику. Он выглядел таким же крепким, как выдержанное дерево, дуб, оставленный на милость природы загнивать или становиться тверже. А когда кочевник закатал рукава нательной рубахи, Саро разглядел паутину белых шрамов, изрезавших руки. Есть ли хоть один шанс у его брата против такого бойца?

Однако Танто вроде бы вовсе не волновала угрожающая внешность оппонента. Все вокруг ничего не значило, пока он впитывал восхищение толпы. Какая-то женщина громко спросила, женат ли он.

— Сегодня я холостяк! — объявил Танто, раскидывая руки так широко, будто пытался обнять их всех. — А вот завтра?

Казалось, все женщины без исключения расцветали под его взглядом. Саро заметил пышную девушку с развевающимися золотыми волосами, тащившую подругу — странное существо с тонкими руками и огромной грудью — поближе к веревкам. Кочевницы с бритыми головами и напичканными драгоценностями зубами свистели в сторону его брата. Две эйранские матроны в домашних туниках и шикарных шарфах громко отметили отличную длину ног Танто, так прекрасно подчеркнутую фиолетовыми штанами, которые он выбрал к ярко-зеленой вышитой тунике. Белые зубы и блестящие глаза на фоне темной кожи лица. Он выглядел, как пришлось признать Саро, словно жеребец отличной породы, выставленный на парад, весь сияющий и ловкий.

Но если Танто напоминал жеребца, то его противник, без сомнения, был пустынным конем, подумал Саро и пошел делать ставку. Добравшись до букмекера, он с удивлением обнаружил, что ставки на Танто увеличились до четырех к трем. Явно работа женщин, решил юноша.

Дорога к месту поединка на мечах заняла больше времени, чем предполагала Йенна, потому что на пути попалось слишком много отвлекающих моментов.

Марин особенно поразили соревнования по метанию валунов. Настоящие гиганты, все почти без исключения эйранцы, поднимали чудовищные камни и кидали их с пронзительными громкими криками чуть не на ноги зрителям. Потом человек с измерительной палкой отмечал расстояние до камня каждого участника.

Йенну, не проявлявшую интереса к горам мышц, особо не впечатлил такой вид спорта.

Лошадиные бои за следующей оградой без преувеличения называли кровавым побоищем. Девушки поспешно пробежали мимо, пряча глаза, стараясь не замечать визга лошадей, кусков оторванной плоти и раздробленных копыт.

Затем показался ринг, где сражались кулачные бойцы. Здесь уже настала очередь Йенны останавливаться и глазеть, потому что где еще можно рассматривать мужские обнаженные тела так свободно и так долго — разве только еще на соревнованиях по плаванию, но они уже далеко отошли от берега. Однако, напомнила Йенна Марин, хватая девушку за руку, будто остановка у ринга была ее идеей, надо успеть сделать ставки.

И действительно, у них еле хватило времени на то, чтобы поставить деньги на выбранных бойцов и найти свободные места, прежде чем стражники подозвали противников, чтобы осмотреть их оружие и зачитать правила.

— Он очень красивый, — прошептала Марин подруге, в то время как Танто потягивался и играл мускулами. — Но, по-моему, у него жестокий подбородок. А пустынник мне нравится даже больше.

Йенна удивленно воззрилась на нее.

— Что ты знаешь о мужчинах? Жестокий подбородок! Если бы мое сердце не принадлежало королю Врану, я бы бросила его к ногам Танто Винго без раздумий, — безрассудно рассмеялась она. — Потому что, не считая короля, он самый красивый парень, какого я когда-либо видела. И что ты нашла в пустыннике? Не видно ничего, кроме рук и лица. Не по ним же одним ты судишь?

— Это больше, чем видят истрийцы, когда выбирают себе невест, — заметила Марин несколько раздраженно, — потому что девушки показывают только губы и руки. И когда король Вран выберет себе в жены Лебедь Йетры, он получит возможность взглянуть на невесту только в первую брачную ночь.

Йенна разозлилась. Она поспешно огляделась — не слышал ли кто их разговор? Но окружающий девушек народ сосредоточил внимание на собирающихся вступить в бой противниках. В этот момент стражники в плащах обыскивали их на предмет припрятанного оружия.

Марин выделила из толпы Саро и сжалилась над Йенной.

— Посмотри, — быстро проговорила она, пытаясь сменить тему. — Посмотри на того, за мужчиной с огромной бородой.

Йенна проследила за взглядом Марин. В молодом южанине у противоположного края арены определенно что-то было. Как и мужчина на ринге, хорошо сложенный и темнокожий, он отличался не столь точеными чертами лица, более длинными, не прилизанными волосами.

Йенна отметила, как юноша аккуратно лавировал среди зрителей, не спуская глаз — черных и напряженных — с Танто Винго. Может быть, они любовники! Йенна слышала из приглушенных разговоров придворных слуг в Халбо, что мужчины в южных государствах иногда жили вместе, как муж с женой. Там даже существовала версия истории о маге Арахе, будто он поссорился со своим любовником, тоже могучим магом, и был вынужден заключить его под землю, в пещеру из золота и хрусталя. И всю оставшуюся жизнь Арахе навещал его там и горевал. Магия вышла из него, оставив пепел вместо сердца.

Очень романтично, подумала девушка. И потом есть еще древние истории о героях. Как любовники шли вместе на войну — мужчины и мужчины, женщины и мужчины, и даже иногда, что было совершенно немыслимо для Йенны, женщины и женщины. Они дрались спина к спине, защищая друг друга, и умирали в попытке отстоять свою любовь. Но никто на Эйре — из тех, кому девушка задавала вопросы, — не хотел даже говорить с ней, будто она затрагивала запретную тему.

Йенну посетило внезапное, прекрасное видение: словно она воительница, как Фирнир из Дапла, в сверкающей кольчуге и шлеме, с сияющим мечом в руках, стоит спина к спине — она почти чувствовала тепло его солнечной кожи сквозь слои материи и железа, — защищая своего господина и любимого, короля Врана…

Звон металла резко вывел девушку из задумчивости. Толпа взорвалась криками и свистом.

Феникс сделал выпад и прижал юного истрийца спиной к веревкам ограждения с первого же раза, так что тому пришлось быстро отступить и отбить атаку по ходу. Ноги бойца легко затанцевали по земле. Когда он повернулся к зрителям лицом, Йенна обнаружила, что южанин дерзко улыбался, а его лицо вспыхнуло от возбуждения. Внезапно ее ставка показалась почти наверняка выигрышной.

— Вперед, Танто! — закричала Йенна и услышала, как ее призыв подхватили другие.

Пустынник, несмотря на все свое искусство и таинственность, на этом конце арены, похоже, не завоевал особых симпатий.

Боец в тюрбане снова приблизился к противнику, и снова Танто увернулся. Тонкий северный меч пустынника рассек воздух, словно топор на скотобойне. Танто поймал клинок кинжалом, который держал в левой руке, и отбил вверх, затем проскочил под поднятой рукой соперника, полоснув своим отличным форентским мечом по нагрудной пластине противника.

— Удар! — закричал судья.

— Удар! Удар! — эхом отозвалось в толпе.

Йенна возбужденно сжала руку Марин.

— Вот видишь!

Пустынник смотрел, как Танто ретировался к другому концу арены. Он покачал мечом из стороны в сторону, сопровождая упражнения выкриками на каком-то ужасном Древнем языке:

— Я уж тебя укорочу, милый мальчик! Заберу твои розовые ножки с собой и скормлю их собакам!

В ответ Танто махнул кинжалом в сторону противника таким манером, что в любой культуре это посчиталось бы оскорблением.

Феникс заревел и бросился вперед. Снова Танто отступил в сторону, но, когда он попробовал повторить тот самый маневр, что выиграл ему очко, пустынник, быстрее и легче, чем Йенна представляла возможным, нырнул вниз, заставив Танто потерять равновесие. Ловкая подножка помогла молодому истрийцу свалиться на землю окончательно. Глаза пустынника заблестели от насмешливого презрения. Его меч опустился сверху вниз, будто — хотя клинок был затуплен по правилам состязания — он собирался разрубить Танто надвое. Однако Феникс все же остановил меч и, отступив на полшага, резко ударил истрийца в грудь. Должно быть, получилось довольно сильно, потому что Танто взвизгнул, как побитая собака.

— Удар! — закричали болельщики пустынника.

— Удар, — согласился судья.

Танто вскочил на ноги. Все его движения говорили о безумной ярости, овладевшей им, а когда он повернулся, стало видно, что возбужденный румянец, с которым истриец начал бой, сменился уродливыми пурпурными пятнами.

Уже не такой красавец, удовлетворенно подумала Марин.

Танто бросился на Феникса, выставив перед собой меч. Даже с шариком на острие, с беспокойством подумал Саро, таким клинком с разбега запросто можно проткнуть человека насквозь. Но Феникс просто поднял вверх руку и совершенно спокойно отбил тонкий форентский клинок. Снова Танто бросился на противника, и опять пустынник хладнокровно парировал выпад. Яростные атаки Танто и спокойные уходы Феникса продолжались несколько минут, пока толпа не охрипла от криков.

А потом положение изменилось.

Феникс, встречая очередной выпад Танто, не стал отступать или встречать клинок противника своим, а сделал шаг навстречу и, когда истриец промахнулся, сделал резкое движение, поднял плечо так, что оно ударило прямо в грудь противника, и перекинул более легкого Танто через себя на землю.

Если бы это видела Катла, она тотчас признала бы традиционный эйранский прием, один из ее любимых, призванный использовать вес и скорость противника против него самого.

Толпа буквально взвыла.

— Против правил! — завопила женщина справа от Йенны.

— Нечестно! — закричали истрийцы.

Феникс отступил, пожав плечами. Он посмотрел на судью, но тот неодобрительно поджал губы.

Танто тем временем вскочил на ноги и набросился на пустынника с удвоенной энергией. Несмотря на усталость, долгие тренировки давали себя знать.

Истриец в три гигантских прыжка пересек арену, вытянув руку, и острие меча вместе с шариком-протектором вонзилось в нагрудную пластину Феникса, прежде чем тот успел подумать о контратаке.

Феникс зарычал и отступил назад. Оружие Танто застряло прочно, и истриец был вынужден шагнуть вслед за противником.

Меч пустынника начал опускаться на голову Танто. Такой удар, если бы он достиг цели, расколол бы череп юноши надвое, несмотря на затупленное лезвие. Но молодой истриец продемонстрировал удивительную быстроту реакции, успев блокировать атаку. Полетели искры, металл заскрежетал о металл, и тут клинок Танто не выдержал.

Обломки меча разлетелись по рингу, словно звездный водопад. Один осколок попал пустыннику в лицо, между складками тюрбана. Брызнула кровь, но Танто, с онемевшей рукой, сжимающей рукоятку кинжала, и кончиком меча, все еще застрявшим в нагрудной пластине противника, стоял совершенно неподвижно, словно окаменев от шока.

Пустынник неуловимым движением поднес меч к горлу Танто.

— Победа! — заревели его последователи.

— Победа!

Толпа взорвалась криками. Два стражника в голубых плащах с трудом высвободили оружие истрийца из колец нагрудной пластины Феникса. Освободившись, Танто зло вырвал у них меч, сунул его в ножны и вылетел с арены, не позаботившись забрать дорогую рукоять сломанного кинжала. Однако он не забыл взять кошелек с призовыми деньгами за второе место. Какой-то парень из Потерянных с острыми глазами проскользнул под веревками, пока внимание толпы все еще занимали двое противников, и сунул за пазуху рукоять с победной улыбкой. Несколькими минутами позже между ним и неким эйранцем вспыхнула ссора, в которую затем ввязалась группа истрийцев.

Феникс вытер кровь с лица. Потом, прижимая к царапинам кусок пористой ткани, забрал приз и исчез в толпе.

Марин отправилась забирать свой выигрыш. Раздраженная разглагольствованиями Йенны, она поставила на Феникса. Букмекер высыпал в подставленную ладонь серебро.

За ее спиной из истрийцев в очереди стоял только Саро. Когда он подошел к столу, букмекер с любопытством смерил его взглядом, потом почесал нос и подмигнул юноше.

Саро и отдаленно не представлял, что обозначал данный жест, однако принял деньги, которые букмекер аккуратно отсчитал ему в руку, положил монеты в кошель и направился к загону, где оставил Ночного Предвестника. Теперь ему придется выиграть в проклятых скачках.

Пробиваясь через толпу и ни на что особенно не отвлекаясь, юноша внезапно услышал знакомый голос:

— Саро, подожди!

Обернувшись, он обнаружил пытавшегося нагнать его дядю. Сердце Саро ёкнуло, но оказалось, что Фабел собирался сказать только:

— Желаю удачи, парень. — Он с улыбкой взлохматил волосы племянника.

Странная смесь эмоций проникла в мозг Саро: отчаяние и тревога, беспокойство по поводу возможного проигрыша на скачках. Ведь трудно надеяться на не слишком атлетически сложенного парня, не умеющего как следует держаться в седле, и на Ночного Предвестника, который вообще никого не уважает и скорее всего встанет на дыбы и сбросит мальчишку. Фабел откровенно боялся того, что они никогда не наскребут денег на приданое, если Саро потерпит неудачу. И Фалла знает, что тогда сделает Танто, потому что у парня явно неустойчивая психика, несмотря на смазливую мордашку и физическое развитие… А Фавио — Фавио тоже разочаруется, он и так уже достаточно виноват перед братом, чтобы доставлять ему дальнейшие неприятности…

Все это Саро почувствовал в краткое мгновение, понадобившееся Фабелу на то, чтобы коснуться волос племянника.

Убрав руку, дядя оставил в нем единственное беспокойное видение: глаза женщины, расширившиеся от удивления и даже радости при виде мужчины, взбирающегося на нее. Он слышал голос, шепот, пронесшийся сквозь года: «О Фабел, Фабел…»

Только добравшись до загона, оседлав Ночного Предвестника и подъехав к стартовой линии, Саро осознал — на фоне нервного напряжения лошади, — что слышал голос вовсе не тети, а своей матери.

— Фезак! Фезак! Смотри, я вижу скачки однолеток! — ликовал мальчик, демонстрируя улыбку от уха до уха. — Смотри, бабушка, в камне.

— Не глупи, малыш. Скачки начнутся через час или два.

Фезак устала, сегодня было очень много клиентов. Мужчины, ищущие зелья для отваги, которую они не могут получить другим способом. Женщины, алчущие красоты, которой им никогда не достичь естественным путем. Другим хочется узнать собственное будущее… или требуется разъяснение предзнаменований и снов.

Были желающие наслать проклятие на соседей или недругов, их Фезак с гневом отвергала. «Бродяги не причиняют зла, думай в следующий раз, прежде чем просить». Последние две посетительницы, постучавшие в лунно-солнечную дверь, уже покупали у нее зелье. Оно возымело чрезмерный эффект, и теперь им понадобилось нечто, прерывающее его действие. Девушку Фезак помнила, хотя ее грудь и изменилась до неузнаваемости. На них обеих происшествие подействовало отрезвляюще.

Старуха стала за спиной внука, хотя была с ним почти одного роста. Она начала вглядываться в кристалл из-за его плеча, но ничего так и не увидела. Ребенок обычно не страдал излишним воображением. Однако во время Ярмарки действительно происходило много странных событий. И не только во время Ярмарки, поправила она себя. Нет, Певчая Звезда заметила еще кое-что — нечто неощутимое, как напряжение в воздухе, волнение в крови — несколькими неделями раньше, словно первооснова природы мира претерпевала странные смутные метаморфозы…

— Смотри! Вот здесь, в центре огромного клуба пыли, две лошади дерутся. Пегая с гигантом в седле и гнедая, на которой сидит мальчик, спасший Гайю. О! Видишь, у пегой на зубах кровь, а у гнедой — рана на плече!

Фезак нахмурилась. Она мягко оттолкнула внука в сторону и наклонилась над большим отполированным камнем — куском розово-серого кристалла, извлеченного с немалыми усилиями из пещеры в западных скалах, там, где Золотые горы примыкали к одиночным острым вулканическим пикам, известным народам с холмов под названием Скелет Дракона.

Кристалл выкопали родители, не сдержав громких радостных восклицаний при виде чистоты и размера находки. Это был действительно ценный камень. Они все еще верили в старую магию, в то, что такие камни служили каналами для силы земли, давно стершейся из памяти народа и бездействовавшей больше двух сотен лет.

Прошлое уже не так ясно вставало перед ней, но тот день остался с Фезак навсегда. Они возвращались с Собрания горных племен, праздновавших победу над истрийским лордом и его солдатами, которые пытались обратить их в рабство. Все захватчики теперь валялись мертвые под камнями, обрушенными женщинами клана, когда мужчины подвели ничего не подозревающего врага под опасные утесы.

Кочевники не поощряли подобную жестокость, да и не верили в возможность обращения в рабство одних людей другими, и присоединились к празднованию просто так. И все же на следующий день Фезак с родителями и другими кочевниками направлялась к горам с тревожным сердцем.

Появление кристалла никак не успокоило ее предчувствия, что за следующим перевалом их ожидает несчастье. И действительно, они встретили войско истрийцев тем же вечером. Солдаты врага нашли тела своих изуродованных товарищей и услышали сказки, будто кочевники вызвали камнепад магией. Обоих ее родителей убили, как и еще семерых мужчин. Выживших женщин изнасиловали. Результатом одного из надругательств стала ее дочь Алисия. Фезак не любила южан.

Положив ладони на кристалл, пожилая женщина почувствована, как его мощь пульсирует в ней: слабое покалывание в пальцах и на запястьях, онемение рук. Она привыкла к этому ощущению, к вырабатываемой камнем энергии — достаточной для излечения мигрени, снятия боли от синяка или раны. Ясновидение, однако, всегда было за пределом возможностей камня. Поэтому Фезак с некоторой долей удивления ощутила, как кристалл овладевает ею, словно проходит через нее, ищет выход своей мощи. По костлявым рукам начали пробегать волны тепла.

Она почувствовала, как они достигли груди, шеи, дотянулись до костей черепа, где взорвались белым ослепительным светом, обожгли глаза изнутри. Старая женщина увидела хаотическую картину: дерущиеся лошади, чьи копыта разбивают землю в клубящееся облако черной пыли, искривленное от ужаса лицо мужчины, совсем еще мальчишки, его темные глаза, расширившиеся в панике… и еще что-то — знание, ужас. Другой мужчина, больше и старше первого, с угрожающим видом дотрагивается до его плеча и заносит плетку для удара. Остальные наездники несутся вскачь — мимо, мимо… Когда пыль улеглась, старуха поискала темноглазого парня снова, но безуспешно. Человек с плеткой лежал на земле, затоптанный собственным конем.

Фезак наклонила камень, чтобы разглядеть все в подробностях, но картинка тут же поблекла и изменилась, затем наступила темнота, и старуха почувствовала запах крови.

Кочевница взвизгнула и убрала ладони с кристалла.

— Тебе не следует прикасаться к камню, — с непривычной суровостью предупредила она внука.

Ее голос дрожал — и не только голос. Фезак взяла шерстяное одеяло с полки, где хранила постельные принадлежности днем, осторожно закутала в него кристалл, подняла свою ношу и тяжело спустилась по ступенькам фургончика.

Добравшись до жилища дочери, она позвала ее по имени:

— Алисия!

В фургоне послышались возня, приглушенные голоса, шуршание ткани. Затем последовал звук шагов, дверь открылась на половину ладони. Дочь высунула наружу голову. Голые плечи открывала поспешно накинутая на тело простыня, щеки пылали, волосы взъерошены…

— Мама?

Фезак заметила состояние Алисии, внезапную напряженную тишину в фургончике и тонко улыбнулась.

— Думаешь, я осужу твой выбор, дочка, что выглядишь такой виноватой? — мягко спросила она, руки и плечи опустились под тяжестью камня.

— Возможно. Он не из наших.

— Кто он, я знаю прекрасно.

Обе замолчали. Потом Фезак застонала:

— Дочка, неужто ты оставишь меня стоять тут с этой штуковиной?

Покрепче замотав простыню на груди, Алисия прошлепала босыми ногами по ступенькам и осторожно приняла кристалл из рук матери. Простыня тянулась за ней как шлейф, когда молодая женщина сопровождала мать внутрь фургончика, туда, где стоял низенький обеденный столик.

— Кристалл заработал. Внезапно. Без предупреждения. Фало использовал его, когда проводил сеансы ясновидения. Потом я тоже заглянула внутрь. И испытала шок — правда, Алисия… Не думаю, что снова переживу такое — не важно, истинным или ложным было видение. Лучше послушаю твое мнение.

С величайшей осторожностью Фезак развернула кристалл. Он все еще сиял, даже без участия человека. Грани кристалла сохраняли молочный цвет — остатки предыдущей картинки. Лицо Алисии вытянулось.

— Я еще никогда не видела его таким. Кажется, мне не хотелось бы иметь с ним ничего общего. В любом случае, — она сложила руки, отвернувшись, — я не уверена, что владею этим искусством.

— Моя мать, ее сестра, бабушка, прабабушка — все владели искусством. Говорят, Арния Небесный Жаворонок могла видеть оба континента с помощью кристалла гораздо меньшего, чем этот.

— Сказки, мама! Такая магия веками не использовалась.

— Что-то меняется. Пожалуйста, посмотри. Ради меня, Алисия.

Со вздохом Алисия подвернула простыню и уселась у стола по-турецки. В маленьком круглом окошечке в задней стене фургончика качнулись занавески, и Фезак на мгновение увидела белое лицо и поразительно бледные волосы, прежде чем фигура исчезла. Алисия тоже уставилась на окошечко. Потом поспешно отвернулась, когда внимание матери переключилось на нее. С отсутствующим видом женщина взялась обеими руками за кристалл.

И тут же выражение ее лица изменилось. Глаза расширились. Кровь отхлынула от щек, она задрожала.

Когда Алисия отняла ладони от кристалла, все тело ее тряслось, как в лихорадке.

— Мы должны уехать! Должны упаковаться и уехать, мам. Сейчас же, как можно быстрее!

Фезак Певчая Звезда подарила дочери вымученную улыбку:

— Ты видела то же, что и я. Убийства, кровь и пламя. Древние возрождаются, дочка. Я чувствую это. Магия возвращается и несет с собой смерть.

 

Глава 11

СОЧЕТАНИЯ

— Что ты сделал?

Слишком изумленная, чтобы что-то предпринимать, Катла рухнула на скамью. Будто ее колени осознали шок от заявления отца раньше всех остальных частей тела и прореагировали соответственно.

— Финн Ларсон — хороший мужчина. К тому же богатый.

Кровь отхлынула с лица Катлы. Глаза стали черными и пустыми, словно проруби во льду.

— Но он старик, — беспомощно произнесла девушка.

Аран возразил:

— Он на несколько лет младше меня.

— С чего бы это мне выходить замуж за мужчину твоего возраста? — закричала Катла.

Против воли девушки глаза ее наполнились слезами. Она смахнула их, разозлившись на собственную слабость.

— Когда я спрашивала, привез ли ты меня сюда, чтобы выдать замуж, ты ответил, что у тебя на меня другие виды, — сказала Катла со злостью.

— Было такое. Я собирался принять предложение Финна удочерить тебя, чтобы ты смогла вместе с Йенной появляться при дворе. Мы обсуждали этот вопрос с матерью и надеялись, что ты станешь больше похожа на женщину.

— Так, чтобы ты смог более выгодно сбыть меня с рук?

— Для твоего же блага, Катла. Посмотри на себя. Просто какая-то бой-девка. Ты бегаешь и лазаешь по горам, дерешься с мальчишками. Ты не умеешь ни готовить, ни шить, ни носить приличные платья. Финн сам предложил мне превратить удочерение в брак, что меня безмерно удивило. Но, по-моему, он очень заинтересовался тобой.

— Этого не будет. Я убегу.

— Ничего подобного. Я дал ему слово.

— Слово? Какое мне дело до твоего слова? Я сама даю тебе слово! — Теперь Катла вскочила на ноги. — И мое слово — нет! Никогда!

Она попыталась выскользнуть мимо Арана из палатки, но отец встал у нее на пути и опрокинул обратно на скамью.

— Послушай меня, Катла. Это хорошее предложение. У него три огромных дома, собственная верфь, высокое положение при короле. Все будет по правилам. Вечером Ларсон принесет обручальные кольца на Собрание, и мы публично объявим о свадьбе. Ты вместе с Йенной поплывешь обратно в Халбо на «Русалке», а он присоединится к вам после, чтобы получить благословение и провести первую брачную ночь в первое полнолуние в месяц Отмели.

Первая брачная ночь!

Катлу передернуло. Отмель. Она проделала в уме быстрые подсчеты. Всего через тридцать дней!

Девушка с отчаянием повернулась к Халли, стоявшему за левым плечом отца. Тот выглядел не менее потрясенным.

— Халли… ты не можешь позволить ему сделать это! Ты собирался жениться на Йенне, а теперь не сможешь, потому что я стану твоей мачехой! Останови же его!

Халли опустил голову, стараясь не встречаться с сестрой взглядом.

— Мне жаль, Катла. Отец поклялся честью клана. Мы не можем взять его слово обратно.

— Честь?! Только она вас и заботит? А как насчет сердца, Халли? Мне казалось, ты любишь Йенну, ты хочешь построить корабль и отправиться в море, заработать состояние, чтобы жениться на ней?

Халли поднял голову. В его глазах застыла боль.

— Все теперь в прошлом, — ровно проговорил он. — У отца другие планы.

Катла повернулась к Фенту:

— А ты? Ты отойдешь в сторону и позволишь ему творить со мной все, что угодно?

Фент медленно покачал головой:

— Он наш отец, Катла. Он заключил сделку, его слово — закон. Извини.

Повисла неловкая тишина. Никто не смотрел друг на друга.

Внезапно прозвучал голос Тора.

— Что бы ни предложил вам Финн, — сказал он, обращаясь к Арану Арансону, — я удваиваю ставку.

Катла вскинула голову:

— Теперь я призовая кобыла на торгах?

Ее глаза метали молнии.

Тор пожал плечами:

— Я подумал, тебе больше понравится молодой мужчина, чем старик Финн Ларсон. Кто-то без огромного брюха и с огнем в душе.

— Мне не нужен ты! — сплюнула Катла.

Она обхватила себя за плечи, внезапно почувствовав озноб. Вся семья, казалось, предала ее: те, которые, как она считала, будут защищать ее до смерти.

Интересно, вдруг удивилась девушка, а где Эрно? Может, он спасет ее? Ведь не маленькую же Марин Эдельсен он любит — Катла не могла в это поверить. Нет. Эрно любит ее, она уверена. Он поможет ей сбежать…

Мысль пришла из ниоткуда и прочно застряла в голове.

Эрно — вот он, ответ! Надо дождаться Собрания, и посреди всеобщего хаоса они смогут улизнуть незамеченными еще до того, как объявят о помолвке.

Эрно мог бы увезти ее на одной из лодок. Они будут грести вдоль берега. Катла наденет под платье штаны и рубаху, упакует вещи и оставит их где-нибудь в надежном месте.

Девушка начала перебирать в уме, что ей может понадобиться: кинжал с топазом в рукоятке, ее лучший короткий меч, кожаная безрукавка — нет, слишком тяжела, чтобы надеть ее под платье, — обувь…

Глядя на опущенную голову дочери, Аран чувствовал, как у него замирает сердце. Он ожидал взрыва ярости, злобной вспышки, бунта… Чего он никак не предвидел, так это подобной внезапной покорности. Катла хорошая девочка, несмотря на дерзкий нрав, и к тому же его любимица…

Арану было тяжело заключать сделку, что бы она ни думала — тяжело эмоционально, хотя вознаграждение и превышало все ожидания. Он обнаружил, что не может заставить себя думать о том, как его дочь станет жить с Финном. Все-таки, хоть с виду он приличный человек, однако ходили неприятные слухи о смерти его первой жены: она умерла во время родов, это совершенно точно, но некоторые утверждали, что схватки у женщины начались раньше времени из-за удара в живот. Вначале она потеряла ребенка, а потом и жизнь, когда не удалось остановить кровотечение. Кое-кто говорил, что она сама захотела уйти, а воля в таких случаях сильнее любой помощи…

Аран отбросил невеселые мысли. С Катлой будет Йенна — по крайней мере первое время, — а они так хорошо дружат.

Но в глубине души дурные предчувствия продолжали терзать Арана: отдавая Катлу и отбирая у Халли все, о чем тот мечтал, он поступал очень плохо.

Его рука скользнула в карман, и пальцы на мгновение сомкнулись на куске золота. Все снова стало правильным и нормальным.

Отдав короткую команду сыновьям, Аран отбросил занавеску у входа в палатку и вышел наружу.

Халли и Фент обменялись короткими неловкими взглядами и поспешили за ним. Тор сделал было движение к Катле, но, когда она не подняла глаз, отвернулся и присоединился к остальным.

Только несколькими минутами позже Катла осознала, что даже не спросила, почему ее выдают замуж. Что на Эльде могло так соблазнить Арана Арансона, чтобы он продал единственную дочь?

Саро положил руку на блестящую шею Ночного Предвестника и почувствовал биение пульса.

Жеребец был готов к скачкам, возбужден присутствием других лошадей, своих будущих противников.

Он обгонит их, потому что никто не обладает его стремительностью: он летит, как ветер, его хотели все кобылы. Мальчик на его спине весит не больше мухи, ничто не остановит его…

Жеребец выдохнул воздух через ноздри с громким фырканьем и затряс головой от нетерпения.

Саро улыбнулся. Ему бы такую же уверенность, как у коня… Похоже, все, что ему оставалось делать, — просто предоставить свободу Ночному Предвестнику, потому что теперь они уже стояли на старте и их сдерживали только веревки. Леоник Бекран на Сыновнем Долге. Ордоно Каран на огромном белом звере с окрашенной в красное гривой. Старший сын Каластрина на аккуратной пегой лошади с круглыми глазами и подрагивающим хвостом. И дюжины других: северян, обитателей холмов, даже один пустынник — на коне, выкрашенном в золото с ног до головы.

Саро подумал о Гайе. О доме без своего болвана-брата. Ему необходимо выиграть. Необходимо.

Он коснулся шеи жеребца, пытаясь не дать собственной панике войти в разум животного.

Лорд Тайхо Ишиан пригладил нарядные одежды, надетые по случаю Собрания. Просто превосходно, хотя он и собирался присутствовать там всего несколько минут — ровно столько, сколько потребуется, чтобы забрать приданое у Винго, потом найти продавца карт и заключить сделку. Он приведет с собой священника и женится на той женщине прежде, чем ляжет с ней в постель, освятив их соединение перед Богиней. Что может быть правильнее?

Лорд щелкнул пальцами. Появился мальчишка-раб, одетый в чистенький бархатный костюм, купленный ему Тайхо по случаю Собрания. Непокорные черные кудряшки блестели от масла. Который это? Тэм или Фело? Тайхо не помнил. Мысли разбредались, он мог думать только о женщине.

— Как тебя зовут, мальчик? — резко спросил Тайхо у ребенка.

Мальчишка уставился на хозяина в удивлении. Он работал в доме господина уже четыре года, с того времени, как тот купил его на торгах в Гибеоне. Два года назад его сделали личным слугой хозяина, вместе с Фело, кузеном, который происходил из того же горного племени. В первый раз хозяин забыл его имя.

— Тэм, господин, — поспешно представился он.

— Тэм. Ты будешь ходить на Собрании строго за мной и, когда мы заберем у Винго сундук, понесешь его за меня, не горбатясь и не спотыкаясь, как бы тяжел он ни был. Мы пойдем туда, куда я укажу, — очень быстро. Понятно?

— Да, господин.

Тайхо кивнул. Предстоит переправить деньги в квартал кочевников по возможности тихо и быстро, если он хочет получить свою невесту, потому что нынешним утром представитель Совета являлся к нему и просил об аудиенции. Тайхо знал, что ему надо. Остальные лорды на Ярмарке жаловались об отзыве долгов, а он не собирался платить прямо сейчас. Лорд послал мальчика отправить человека восвояси — естественно, со всей вежливостью, — и только после бокала розовой араки и миндальной вафли неслышно выскользнул через заднюю дверь павильона.

Тайхо позволил себе вернуться к мыслям о Розе Эльды. Странное имя даже для кочевницы, размышлял он в сотый раз после того памятного поцелуя. Хотя она вовсе не походила на своих темнокожих соплеменниц. Роза Эльды… Роза Мира — перевел он с Древнего языка. Имя ей очень подходит, решил он. Ее нежная кожа, грациозная шея…

Ах, Роза Эльды! Вскоре я раскрою твои лепестки и погружусь в твой аромат. Скоро ты будешь моей!

— Ну, вы и наделали глупостей. Сумасшествие. Безответственность. Что бы сказал ваш отец, даже представить боюсь. Посмотрите на себя. Как мы объясним это лордам, которые придут оказать вам честь сегодня вечером?

Штормовой Путь уже два часа или больше продолжал в подобном духе — после того как свое слово сказал ярл Шепси, недавно вышедший из палатки.

Король Вран Ашарсон вздохнул, отнял бинт от лица, изучил его, повернул более или менее чистой от крови стороной и снова крепко прижал к щеке.

Дурацкая царапина не желала прекращать кровоточить, а теперь из-за удара у него появился свежий синяк под глазом. На Собрании он действительно произведет своим видом фурор. Но не это волновало короля. Просто ему не повезло, что нож мальчишки сломался. Истриец совершенно точно не задел бы его, несмотря на яростный напор и умелые атаки ногами.

— А что подумает ваша будущая невеста, увидев вас таким — в синяках и крови? Вам повезло, что хоть глаз цел остался!

— Ради Сура, прекрати ныть. Ты сейчас напоминаешь мою мать, когда я в семилетнем возрасте упал с лестницы в замке, гоняясь за Бретой.

— Извините меня, ваше величество, но даже у семилетнего ребенка хватило бы ума не делать того, что натворили вы сегодня.

Штормовой Путь рухнул на стул, будто потратил всю свою энергию на эту речь. Он выглядит совсем старым, заметил Вран. Старый, усталый человек.

— Я всего лишь немного повеселился. Просто с ума схожу от скуки. Мне не позволяют бродить по Ярмарке из опасения, что меня убьет какой-нибудь незаметный крестьянин — просто потому, что до ваших так называемых шпиков дошли смутные слухи. Я не могу принять участия в Играх из страха, что кто-то продырявит мою шкуру или свернет мне шею. Я не могу переспать с женщиной, чтобы не поднялся скандал…

— Вы наш король, — уже мягче объяснил Штормовой Путь. — У вас все еще нет наследника. Если мы потеряем вас, начнется междоусобная война, вы это прекрасно знаете. Вы должны понимать нашу тревогу.

— А если я женюсь на девчонке Керила Сандсона?

Вран с вызовом взглянул на своего главного советника. Он знал, что этого Штормовой Путь хотел меньше всего на свете. Ну или почти меньше всего…

Ярл Штормового Пути устало провел рукой по лицу:

— В конце концов, ваше величество, последнее слово останется за вами. Но вы обязаны знать, что именно такого шага Сандсон и добивался все последние месяцы. Почему, как вы думаете, он так часто появлялся при дворе? Уж не из великой любви к вам, что бы вы ни воображали. Я видел, как он шептался с ярлом Истока Водопада по углам, и еще со змием Эролом Вардсоном тоже. А все знают, что Эрол последние месяцы только и делал, что пополнял свою частную армию…

— А! Обожаемый кузен тоже пытается подсунуть мне свою девчонку. Стыд, да и только. Она милая маленькая телка, чего не скажешь о всех остальных… Ну, если тебе это послужит утешением, Алан, то я не собираюсь принимать в подарок ни одной из красавиц, которых мне навязывают. — Тут король заметил, как расслабился старик. — Но не думай, будто я выберу твою Брету.

Вран представил ее сейчас: крепкая молодая баба, против нее лично он ничего не имел — вовсе неплохо иметь женщину, у которой есть за что ухватиться, так же как и прилечь вздремнуть на мягкие округлости, — но, Сур милосердный, ее лицо. Даже в детстве, когда он гонялся за Бретой по всему замку в Халбо, она была уродливой как тролль. Ей бы еще бороду отрастить, и получится полная копия отца…

— Вы знаете наше мнение, — сурово проговорил Штормовой Путь. — Выбирайте одну из эйранских девушек — Эллу Стенсен, или Филию Янсен, или дочь ярла Несса, или даже Йену Ларсен: хоть ее отец всего лишь корабел, он хорошо знает свое дело, а девчонка сама по себе не такая уж страшная. Берите одну из них, не важно, что вам предложит юг. Мы не можем доверять имперским лордам. Это вам скажут все, кто участвовал в последней войне.

Вран закатил глаза. Почему все его советники такие старые? Они способны думать только о забытых войнах и древних обычаях.

— У тебя что, совсем нет авантюрной жилки? Тебе никогда не хотелось перемен, ты не ждал сюрпризов от жизни? Тебе бы не хотелось узнать, что южанки прячут под своими юбками?

— У меня было достаточно «сюрпризов», как выразились ваше величество, двадцать два года назад, — горько покачал головой Штормовой Путь, помахав обрубком руки перед лицом короля. — И могу поклясться, южанки прячут под одеждами ровно то же самое, что и северянки.

— Не хочешь же ты сказать, что сам так и не выяснил это во время сражений в южных портах? Что не занимался осквернением и грабежами, изнасилованиями и мародерством?

Вран откинулся на спинку кресла и смотрел с каким-то извращенным удовольствием, как омрачается лицо Штормового Пути. Если его речь отвлечет старого дурака от причитаний, да ко всему прочему еще и смутит, то время потрачено недаром.

По правде говоря, он действительно горел желанием узнать, что прячут южанки, что бы там ни говорили его лорды. Приятная перспектива: иноземная девушка в его постели, пахнущая и выглядящая по-иному, чем привычные мощные блондинки, имеющая в запасе необычные приемы обольщения и не выдающая воз пошлых глупостей. И плевать на последствия. Если он разворошит улей, заставит всплыть на поверхность древнюю вражду, то так тому и быть.

Не то чтобы он не понимал доводы и контрдоводы, бесконечно приводимые лордами: как повлияет его выбор на дальнейшее развитие страны, как преимущество здесь повлечет за собой неудачу там, как невеста с Западных островов приведет в ярость ярла Несса или как женитьба на дочери Несса предопределит враждебное отношение Эрола и его сообщников. Как жена с юга обернет против него вековых сторонников и подготовит почву для восстания в стране и, возможно, для какой-нибудь тайной махинации со стороны Империи — просто ему глубоко наплевать на все это. Жизнь при северном дворе такая скучная. Он переспал со всеми красивыми женщинами и даже с парой дурнушек, дрался на дуэлях и начинал кровавые междоусобицы, опустошавшие казну, чтобы примирить кланы. И единственное, что на данный момент представляло для короля интерес, это шанс пробиться на Дальний Запад, чего ему не позволят сделать лорды, пока он не обеспечит им наследника и не обезопасит проклятое королевство от междоусобной войны.

Итак, жена, любая жена — вот чем следовало заняться в первую очередь. Может быть, он все равно возьмет Лебедь Йетры, если она только не похожа на моржа под своими тряпками…

Роза Эльды лежала на скамейке в фургончике продавца карт рядом с растянувшейся черной кошкой и темной зеленой шалью, небрежно накинутой на мокрое место, куда она вылила бОльшую часть снотворного, данного ей Виралаем перед уходом.

Когда женщина проводила рукой по шелковистой шерсти кошки, та довольно урчала. Роза Эльды заметила, что, когда Виралая не было поблизости, кошка расслаблялась, чувствовала себя увереннее. Сейчас животное лежало на спине, ниточка слюны свесилась изо рта, словно паутинка, и все четыре лапы дрожали от прикосновения женской руки. Может быть, гадала Роза, замечая зажмуренные глаза кошки, она производит тот же эффект на зверей, что и на мужчин? Неужели животина тоже попала к ней в плен?

Рука прекратила гладить шерстку, как только это соображение пришло ей на ум. Женщина не знала, как относиться к такой мысли. Иногда очень неприятно видеть, как мужчины застывают в немом изумлении при виде нее, как их зрачки вспыхивают от желания, как нечто начинает шевелиться у них в штанах, и знать, что они реагируют только лишь на ее ауру, внешность, а не на личность.

А кто она на самом деле?

Прекрасные брови Розы Эльды сошлись на переносице. Ее воспоминания ведь такие нечеткие… Она иногда думала, что Мастер специально спровоцировал потерю памяти своими зельями и чарами, чтобы не дать ей сбежать, чтобы ее не мучила печаль утраты или желание вернуться на родину, где бы она ни находилась.

Роза Эльды размышляла об этом, не складывая слова в предложения — еще один пробел в образовании, полученном в Святилище, где единственным ее учителем был Рахе. Только сейчас она начала приобретать хоть какие-то знания в языках Эльды. Виралай из сил выбивался, пытаясь обучить ее.

Но все равно она чувствовала огромную пропасть между словами и их значением в мире мужчин, который она совершенно не понимала. Роза Эльды знала только желание. Мастер обращал особое внимание именно на этот аспект жизни.

Виралай, вернувшись к каравану несколькими минутами позже, застал Розу Эльды более живой и настороженной, чем ожидал после того, как дал ей особенно большую дозу снотворного перед уходом.

Ученику чародея не хотелось, чтобы случилось что-нибудь неприятное до момента заключения сделки с могущественным южным лордом. Он устал от путешествий на вонючем йеке в разбитом фургончике со скрипящими колесами, потрескавшимися стенками и сломанной осью, державшейся только на заклинании, которое ему удалось кое-как вытянуть из кошки, хотя пальцы потом две недели болели от укусов и царапин. Виралаю пришлось найти дочь старой продавщицы зелий, чтобы избавиться от яда, однако эпизод имел свое приятное продолжение…

Он толкнул ногой прогнившее дерево двери. Она скорее всего не продержится до окончания обратного перехода через горы Скарна. Перспектива поехать на юг с лордом Ишианом будоражила воображение. Он вспоминал старинные книги из библиотеки Мастера с ярко раскрашенными картинками и изящными набросками. Виралай видел манящий замок, дворец из теплых золотых камней на крутых холмах Истрии с тонким запахом лимонных деревьев и оливы — дворец с шелковыми занавесями, мягкими подушками и закутанными с головы до ног служанками.

Когда ученик чародея впервые натолкнулся на те главы в книгах Мастера, где повествовалось о том, как закрывают от посторонних глаз истрийцы своих женщин, то посчитал прочитанное чепухой. Будь у него дворец, полный женщин, он бы заставил их бегать нагими. Теперь, став рабом Розы Эльды, Виралай лучше понимал, что заставило истрийцев попытаться ограничить власть и силу этих существ.

Он вздохнул.

— Что такое, радость моя? — певуче спросила Роза Эльды странно ровным голосом.

Кошка зло взглянула на Виралая и села. Он заметил, что животное прижимается к женщине так, будто считает ее своей собственностью.

— Я думал о роскоши, которая ждет нас в богатых южных землях, — произнес Виралай, улыбаясь. — Когда ты станешь хозяйкой дворца, а я придворным магом.

Впрочем, он знал, что это не единственная причина, а она останется хозяйкой только на определенное время, необходимое для осуществления плана. Будет странно вернуться на родину, может быть, даже увидеть народ с холмов, который оставил его — невезучего альбиноса — в пещере над своим поселением на три холодные ночи в надежде на то, что он испустит дух. Наверное, ему следовало благодарить Мастера за спасение, но очень трудно испытывать признательность после более тридцати лет мучений.

Роза Эльды оглядела его без выражения, хотя Виралай мог поклясться, что цвет ее глаз слегка изменился.

Женщина встала, спустила ноги с дивана, столкнув кошку. С протестующим мяуканьем та спрыгнула на пол, пронеслась мимо Виралая и оказалась на лестнице, где принялась яростно умываться, будто именно этого и добивалась с самого начала.

Обернувшись назад, Виралай обнаружил гладкую белую плоть тела там, где вроде случайно разошлась рубашка Розы Эльды.

— Почему ты хочешь отдать меня южному лорду? — спросила она, не меняя интонации.

Виралай уставился на ее ноги так, что, казалось, кожа начала морщиться от его взгляда.

— У меня свои причины.

Эту фразу он перенял у Рахе. Мастер использовал ее, когда не желал отвечать, а такое случалось постоянно. Виралай прошагал мимо женщины к аптечке с лекарствами, стоявшей на верхней полке фургончика, и отыскал шкатулку с порошком брома. Вернувшись за водой, чтобы смешать лекарство, обнаружил, что Роза Эльды широко раздвинула ноги, выставив на обозрение свои гениталии.

Действительно, Роза Мира. Женщина подняла бровь при виде его сведенного болью липа. Наклонилась вперед, и шелк рубашки соскользнул с плеча. Виралай кусал губу, пока боль не загнала безнадежное желание глубоко внутрь.

— Прикройся, — грубо бросил он, кидая ей шаль. — Я знаю твои игры.

В ответ Роза Эльды встала и начала поднимать рубашку, открывая ступни и голени, пристально глядя на ученика мага. Когда материя поднялась над бедрами и лобком, он не смог отвести взгляда, Виралай потерял разум. Там у нее не было волос, только белая, как молоко, плоть, с розовой от прилива крови вертикальной линией, слегка разведенной, будто она тоже сгорала от желания…

Несмотря на то что какая-то часть разума монотонно напоминала ему о неизбежном провале, другая, животная часть, могла только сорвать с себя одежды. К тому времени как ее рубашка достигла груди, Виралай уже стоял нагой от ступней до пояса, выставив на ее милосердное обозрение свой вялый член, такой же незаинтересованный, как если бы перед ним стояла молочная корова или летняя луна.

Роза Эльды наклонилась поцеловать Виралая, раздвинув его губы своими: он видел, как она также поступала с южным лордом. В ученике мага вспыхнул огонь от одного ее прикосновения. Неудивительно, думал Виралай в ее объятиях, что южане молятся женщине, заставляющей пылать от страсти.

Может быть, на этот раз, отчаянно подумал он, все будет по-другому, может, произойдет чудо и его бледный член внезапно взовьется вверх, продолжит свой путь, как верхушка пробивающегося папоротника, и он наконец проникнет в сердце ее тайны и узнает ее сущность…

Но в то же время Виралай прекрасно понимал, что никакое чудо не случится, и сердце его разрывалось на части.

Они лежали рядом, и он находил некоторое утешение в прикосновениях ее прохладных пальцев к своей пылающей коже.

Через некоторое время женщина спросила:

— Ты возьмешь меня на Собрание сегодня вечером?

Виралай в ужасе вскочил. Должно быть, снотворное прекратило свое действие. Он с подозрением уставился на нее, но зрачки женщины оставались такими же широкими и черными, как всегда, а лицо — спокойным и безмятежным.

— Почему ты спрашиваешь? Ты ведь прекрасно знаешь, что этого не произойдет!

Руки ее не уставали ритмично ласкать Виралая, и вскоре он снова улегся рядом с ней, загипнотизированный, как ранее кошка. Несколько минут Роза Эльды не произносила ни слова, потом передвинулась так, что ее лицо нависло над его. Ободок зрачка полыхнул зеленым, на черном фоне зажглись золотые звезды.

Виралай смотрел, как они пляшут и льются, словно солнечный свет на поверхности воды, и сам не знал, сколько времени прошло и сколько еще пройдет…

А когда он очнулся, многими часами позже, в фургончике царила темнота. Роза Эльды исчезла.

 

Глава 12

СОБЛАЗНЫ

Саро знал о плетке, прежде чем мужчина подумал об ударе, потому что, когда наездник коснулся его плеча, «увидел» его жестокие намерения, будто их разыграли перед его глазами. И Ночной Предвестник, животное с развитой интуицией, тоже знал. Они вдвоем резко ушли в сторону, оставив преследователя Саро отчаянно размахивать руками в попытке окончательно не потерять равновесие.

Хлыст появился в разреженном воздухе, завершая первоначальный замах, и ударил по лошади самого преследователя так резко, что пегий жеребец дико заржал и сбросил наездника на землю. Другие скакуны промчались мимо них, подняв целый ураган пыли. Ночной Предвестник, весь дрожащий от избытка адреналина и ярости, кинулся за ними, прижав уши к голове и вытянув вперед шею. Саро оставалось только цепляться изо всех сил за заплетенную гриву жеребца, пока Ночной Предвестник прорывался сквозь толпу лошадей сразу за лидирующей группой: кровь и пот исполосовали его бело-красными линиями.

Огромный эйранец с длинной гривой светлых волос и развевающейся позади бородой, мчащийся на чудовищном сером звере, оспаривал лидерство истрийца на впечатляющем черном коне и пустынника на одной из знаменитых золотых лошадей с южных равнин. Южане, по-видимому, заключили своего рода договор, потому что оба пытались вывести из строя эйранца, зажимая между своими конями, пытаясь запутать ноги его скакуна плащом.

Эйранец зарычал и поднял руку, чтобы отомстить, а мужчина на золотом коне схватился за поводья. В этот момент Ночной Предвестник выпрыгнул в образовавшийся между ними промежуток. Эйранца озадачила неизвестно откуда появившаяся незнакомая лошадь и еще один наездник. Потом он опустил вниз кулак, как кувалдой ударив прямо в бок Саро, и следующим ощущением юноши стала непереносимая боль под ребрами, визг лошади, которой, Саро знал, мог быть только Ночной Предвестник, свист ветра и, наконец, неизбежное соприкосновение с пепельной землей.

Вокруг стучали копыта. Инстинктивно Саро свернулся в тугой комок и подождал, пока наездники минуют его. Сердце билось так же сильно, как копыта лошадей, пока он пытался определить, насколько серьезны ранения. Похоже, сломано ребро… боль в правом колене от скользящего удара копытом, боль в бедре и руке от падения.

Через некоторое время послышались восторженные вопли: чествовали победителя. Хуже всего Саро приходилось из-за того, что все его планы пошли прахом… а ведь еще предстоит столкнуться с яростью брата.

Он сел. Каждая косточка, каждый мускул отозвались стоном. На дальнем конце поля вышагивала темная лошадь, украшенная венком из цветов. Однако ее хозяина нигде не было видно. Саро встал и прикрыл глаза от сияющего солнца. Лошадь танцевала по кругу от перевозбуждения, протестующе вскидывала голову, не желая даваться в руки служителям. Жеребец с белой звездой на лбу.

Саро нахмурился. Неужели кто-то в суматохе умудрился вскочить на спину Ночному Предвестнику и привести его к победе? Невероятно. Может быть, это вовсе и не его лошадь?

Он побежал, хромая, вперед, и с каждым шагом жеребец вырисовывался все четче и четче: тонконогий, с длинной изогнутой шеей, рана на левом плече едва видна из-под венка победителя.

Теперь, с некоторым опозданием, Саро вспомнил рассказы дяди о предыдущих скачках на Большой Ярмарке. Юноша старался не вспоминать их из-за мрачных подробностей — разорванная плоть, сломанные ноги, кони, настолько изуродованные, что их приходилось приканчивать из жалости. Ведь именно лошадь имела значение в скачках, а не наездник: ты управляешь зверем, чтобы удержать его в гонке, оградить от чужих плеток, — но если жеребец вырывается вперед без человека на спине, он считается даже более достойным победителем. Такую победу ценят больше всего, потому что требуется сильная духом и агрессивная лошадь, чтобы прийти первой без понуканий наездника.

Саро улыбнулся. Он поднырнул под веревки загона и секундой позже уже получал тяжелый мешок с кантари и поздравления.

Все происходило будто во сне. Состояние Саро действительно напоминало дрему, когда он пробивался сквозь толпу, а люди хлопали его по плечу, хватали за руки, выкрикивали слова восхищения. Юноша словно шел по нескончаемому темному туннелю, и тысячи дверей открывались попеременно, являя проблески чьего-то существования — иногда четкие картинки, а часто хаотичные, смешивающиеся в конце концов в водоворот красок, мелькающих лиц, противоречивых чувств…

Боль в том месте, куда угодил кулак эйранца, начала утихать. Значит, ребро все-таки не сломано, заключил Саро. Добравшись до семейной палатки Винго, привязав Ночного Предвестника и дав денег на корм мальчишке-рабу, юноша почувствовал себя совершенно разбитым: все тело от головы до пяток ныло неприятной болью.

Дома никого не оказалось. Саро взвесил в руке мешок с деньгами. Пять тысяч кантари, огромная сумма. Вместе с двумя тысячами, выигранными Танто за второе место, и деньгами, которые соберут дядя и отец, как раз хватит, чтобы купить Танто невесту, замок и союз с лордом Тайхо Ишианом. А Саро наконец получит в полное распоряжение семейный дом и обратит на себя внимание отца…

Юноша положил кошель на стол и сел по-турецки на шелковые подушки на полу. Несомненно, Танто с отцом сейчас в приподнятом настроении бродят в поисках новых украшений к своим и без того попугайским костюмам, в которых они пойдут на Собрание. Саро знал, что они видели, как он победил, потому что заметил их в толпе, когда вел своего жеребца к победе, хотя дядя Фабел так и не показался.

Он задвинул невольно подсмотренную картину из сознания дяди в самые глубокие, темные уголки разума на время скачек, но теперь она выпрыгнула обратно на свет — яркие краски, отчетливость, каждый оттенок запаха, каждый стон настолько реален, будто он сам принимал участие в кошмарном акте кровосмешения, а не брат его отца.

«Мама, — думал Саро с тупой болью. — Как ты могла?!» Ее никто не принуждал, он прекрасно знал это, и не только по желанию в ее глазах.

Невозможно понять, когда все произошло, был ли это единичный случай или долгая связь. Оглядываясь назад, юноша попытался вспомнить, когда видел их вдвоем на людях, был ли хоть какой-то намек на их падение в том, как мать смотрела на Фабела или как он тянулся к ней, когда никто не смотрел в их сторону, но так и не смог найти ничего, порочащего их. Может быть, он допустил ужасную ошибку, поверив, что мать способна на прелюбодеяние? Даже простой флирт с другим мужчиной — преступление, карающееся сожжением на костре, так неужели мать, такая тихая, уважаемая женщина, могла бы подобным образом подвергнуть свою жизнь риску?

Но Саро знал, что видение пришло к нему против воли, совершенно независимо от его собственных мыслей. Нечто вроде истинного зрения, магии, позволяющей заглядывать в человеческие сердца. И если кто-то узнает о его даре, он неминуемо угодит в очистительный огонь Богини.

Ясно, что он совершенно не знал своей матери, а просто составил ее образ из добропорядочности и спокойствия, кротости и податливости: всех качеств, которые так ценят истрийцы в женщинах… Ценят или навязывают?

На мгновение Саро почувствовал отвращение к самому себе за непроходимую тупость, так же как и за преступление матери. Но это мгновение быстро прошло, а за ним пришли гнев и осознание предательства… и понимание того, что знание теперь выкидывало его из круга семьи, свидетелем чьей скрытой драмы он стал. Открытие Саро отделило его от них навсегда. Кто он теперь, если не сын своего отца? Винго, наверное, но Винго, запятнанный грехом и обманом.

Что-то мучило Саро. А был ли он на самом деле сыном своего отца? Или появился на свет как результат прелюбодеяния, которое наблюдал? Какая-то часть разума юноши уже производила лихорадочные подсчеты: это явно произошло двадцать один год назад, когда отца призвали на войну и он оставил поместье на попечение брата. Когда мог представиться лучший случай? Саро родился, когда отец участвовал в кампании, защищая северные порты от эйранцев, и не видел своего младшего сына еще полтора года после его появления на свет.

По мнению Саро, именно по этой причине отец любил его меньше, чем Танто. Теперь с ужасной неизбежностью все стало на свои места, как в детской головоломке. Юноша понял с определенностью, превратившей его сердце в холодный камень, что все правда. Фабел Винго — его истинный отец. Более того, Фавио Винго все прекрасно знает и предпочитает сваливать вину за произошедшее на Саро, вместо того чтобы винить возлюбленного брата и потерять жену в очистительном огне… Это полностью объясняет горечь отца, думал Саро, но все равно трудно простить ему его несправедливую холодность.

«Отверженный, — снова подумал он. — Я стал отщепенцем в собственной семье, да и был им, пожалуй, все двадцать лет. Несчастный кукушонок в чужом гнезде…»

Саро подобрал мешок с деньгами и высыпал монеты на стол. Потом посчитал, разделив их на две кучки: одна для Танто, как он и обещал, вторая — для Гайи, такой же отверженной, как и он сам.

Танто придется наскрести где-нибудь недостающую сумму для приданого или, может быть, просить снисхождения у лорда Тайхо. Ему бы никогда не удалось заставить Саро исполнить данное обещание, но по крайней мере извинение на словах уже служило небольшим утешением.

Саро засунул монеты, предназначенные для кочевников, обратно в мешок, встал, принес пергамент, перо и чернильницу. Он оставил записку дня брата вместе со второй кучкой кантари. Потом юноша закутался в плащ, надежно привязал мешочек к поясу и покинул палатку. Будь что будет.

Глашатаи уже объявляли вечерние моления Милосердной Фалле, день угасал, а он все шагал через территорию истрийцев на запад, к кочевникам.

Там Саро обнаружил гораздо меньше лавочек, чем было раньше. Большинство фургончиков выглядели собранными, как будто люди паковали вещички и собирались уезжать. Юноша прошел мимо нескольких припозднившихся посетителей и торговцев и очутился на открытом месте. Перед ним, там, откуда таинственно исчезли три или четыре повозки, остались темные пятна на обычно загаженной птичьим пометом земле. Странно, думал Саро, ведь Ярмарка не закроется еще дня два-три. Но, наверное, их ждали где-то еще, или же они хотели получить фору по сравнению с остальными караванщиками.

Юноше теперь пришло в голову, что, возможно, Гайя вместе с бабушкой исчезли с одним из фургончиков. А даже если они и остались, Саро понятия не имел, где находится их повозка.

Юноша все еще пытался решить внезапно возникшую проблему, осматривая близлежащие лавочки, когда на него налетел мальчишка.

— На-гаш! — воскликнул парень.

От удара он буквально сел на землю, потер голову, врезавшуюся в мешок с деньгами на бедре Саро. Потом посмотрел на юношу с выражением полного смятения на лице, и единственное, что исходило от него и что почувствовал молодой истриец, было неподдельное изумление по поводу того, что у человека могут быть такие твердые кости. Потом выражение лица мальчика сменилось на восторг, и он выкрикнул:

— Йееш-тан-ла, Гайя!

Саро повернулся и обнаружил сзади девочку, пытавшуюся удержать двух огромных деревянных кукол, чьи конечности постоянно путались с ее собственными.

— Тан-ла, Фало, — мягко сказала она, глядя мимо Саро.

Мальчик подпрыгнул, явно нисколько не потревоженный падением, и продолжил свой путь.

Саро испытал облегчение. Улыбнулся Гайе:

— Я нашел тебя. Как удивительно!

Но Гайя ответила на взгляд без улыбки.

— Я искал тебя, — добавил он несколько смущенно.

— Ну. Ты нашел меня. Что тебе нужно?

Она уже не походила на того жизнерадостного ребенка, недавно восхищавшего его, подумал Саро. Гайя выглядела так, будто не ела и не спала с самой смерти дедушки. Поразмыслив, юноша решил, что, возможно, так оно и было. Он жаждал отдать ей деньги, увидеть радость и благодарность за подарок на ее лице, рассчитывал посидеть с ней немного и поговорить о значении цветов камня настроения — особенно о том, что означает тот странный оттенок зеленого, увиденный прошлым вечером.

Но теперь между ними встала смерть ее дедушки, сделав осуществление его мечты невозможным. Теперь она Потерянная, одна из презираемых, игнорируемых людей на Эльде. А он — сын истрийского вельможи (какого именно, как теперь ясно понял Саро, уже не имело ни малейшего значения). Они — два противоположных мира, и даже деньги ничего тут не изменят, хотя и помогут выжить ее семье.

Юноша потянул за веревки, которыми привязал кошелек к поясу.

— Мне очень жаль… — начал он, но Гайя яростно воскликнула:

— Жаль?! Твой народ не знает такого слова! Империя выжгла себе дорогу через каждый кусочек здешней земли и там, в южных горах. Она сожгла мою мать за магию и убила отца, когда он попытался спасти ее. А теперь забрала в придачу моего старого дедушку, который никому не сделал плохого! Она так жадна до нашей крови. Империя не успокоится, пока не погубит нас всех…

Саро неловко молчал. Все, что она сказала, кажется, не имело отношения к событиям, которые развернулись на его глазах — драка, погоня, споткнувшийся человек и безотчетный удар Танто, — и все же в словах девочки содержалась неоспоримая правда. Его народ надменен и безжалостен, он навязывает свою волю остальным. Они заставляют других принять свои законы и свою религию, отнимают свободу, отдают иноземцев Богине по малейшему поводу.

Саро опустил голову.

— Вот, — с трудом проговорил он.

Протянул девочке кошель и, когда она не сделала попытки принять подарок, бросил его к ее ногам.

— Они никогда не возместят того, что совершил мой брат, и никогда не вернут тебе дедушку. Но это все, что я мог сделать. Мне жа…

Он проглотил последнее слово. Слезы начали заволакивать глаза. Саро яростно стряхнул их рукой, но они продолжали литься.

Кочевница с нескрываемым любопытством разглядывала истрийца. Она никогда прежде не видела, чтобы взрослый мужчина плакал, кроме как от радости — при рождении ребенка или впервые увидев океан, — но южанина поглотило явно не это чувство.

Гайя смотрела, как он отворачивается в смущении и уходит прочь. Отойдя шагов на тридцать, Саро обернулся, и она, засунув непослушных кукол под мышку, подняла кошель, потому что не хотела видеть его таким несчастным и только подобным образом могла поднять его настроение хоть ненамного.

В палатке клана Камнепада Катла Арансон тайно собирала самые нужные вещи.

Под нежелательно броскую красную накидку она уже надела мягкие желтые штаны из свиной кожи и приталенную рубаху из белого хлопка. Сейчас девушка уже чувствовала себя как кусок тушеного мяса.

Обувь представляла определенную проблему. Катла точно знала, что отец не похвалит ее за видавшие виды старые кожаные ботики, надетые на Собрание. Если даже она будет ходить более аккуратно, чем обычно, и не станет танцевать, все равно не удастся скрыть их под юбкой.

В конце концов Катла остановилась на паре тапочек из шкуры бизона, достаточно удобных для бега, с завязками на лодыжке. Она уговорит Эрно взять ботики вместе с вещами, которые уже упаковала, и сложить их в лодке. Девушка завернула короткий меч и кинжал в шаль. Потом добавила туда кремень, кусок твердого сыра, маленький кусок хлеба, фляжку вина, украденную из запасов Тора. Катла предпочла бы воду, но отец с Халли сидели на бочках с водой снаружи палатки, следили, чтобы она не сбежала.

Как Халли мог оставить все свои надежды по прихоти отца, Катла не понимала до сих пор. Она почти так же сильно злилась на его бесхребетность, как и на предательство Арана Арансона.

Девушка закончила завязывать узел и кинула его на середину кровати, потом набросала сверху ворох одежды в качестве маскировки.

Красную накидку, свадебный подарок Финна Ларсона, принес отец, делавший покупки вместе с будущим зятем. Красный цвет — чтобы оттенить ее волосы, смеялся Фент, пока не увидел напряженное лицо сестры.

Катла не хотела надевать накидку. Это казалось ей признанием поражения, но она в конце концов смиренно приняла дар, думая убедить отца в том, что дочь повинуется ему и не собирается расстраивать его планы.

Как заметил Аран, милая вещица была вышита самой рукодельницей матери короля. Накидка была оторочена серебристыми кружевами, а жесткий лиф так сжимал груди, одновременно выталкивая их вверх, что даже у Катлы появилось подобие бюста. С надетой под низ одеждой девушка еле могла вздохнуть: пришлось незаметно разрезать верх рубашки ножом.

С обрезанными волосами, выкрашенными в отвратительный облезлый черный цвет, в ярком платке Эрно она совсем не походила на дорогую игрушку, виснущую на руке богатого мужчины, мрачно подумала Катла. Так ему и надо. Счастливому супругу не удастся долго демонстрировать ее всем желающим.

— Катла!

Голос Йенны, дрожащий от возбуждения.

О боги, только ее и не хватало!

— Катла, ты готова?

Голова Йенны появилась в дверном проеме.

На девушке было ярко-зеленое платье с таким низким вырезом, что Катла почти видела соски, выглядывавшие из-под серебряных кружев. Как Йенна умудрилась заставить грудь стоять так высоко, она не представляла. Ну и видочек будет у них двоих: Глад и Мор во плоти.

Она рассмеялась.

— О, Катла, я так рада, что тебе весело!

Йенна поспешила войти в палатку, ее широкое круглое лицо светилось от счастья. Волосы девушка убрала под вышивной шарфик, завязанный наподобие тюрбана. Может, зелье старой кочевницы возымело обратный эффект?

— А с чего бы мне печалиться? — Катла повернулась к подруге с нехарактерно благостным выражением лица. — Мой отец продал меня твоему отцу, и я теперь превращусь в злобную мачеху. Что может быть лучше?

Что-то в голосе Катлы заставило Йенну напрячься, но, так как она никак не могла потратить хотя бы минутку на кого-то, кроме себя, девушка тут же принялась весело щебетать.

— Что ты об этом думаешь? — Она самозабвенно закружилась по палатке, и Катле пришлось спасать свечки, чтобы подруга ненароком не устроила пожар. — Правда, шикарно?

Она сцепила ладони под грудью, так что та угрожающе подпрыгнула вверх.

— Неужели это не привлечет внимание короля Врана?

— Если нет, он явно слеп, как муха…

— О, Катла. Я знаю, он выберет меня! Я чувствую это вот здесь. — Она похлопала по своему тщательно прилаженному лифу. — Все говорят, что король поступит правильно, выбрав меня, а не ненадежных южан или предателя Эрола Вардсона. Ему еще нравятся женщины с пышными формами, как я слышала. Один-ноль не в пользу Лебеди Йетры.

«Два-ноль не в пользу несчастной женщины, если она слишком близко подойдет к тебе во время танцев», — мрачно подумала Катла, но вслух, конечно, вежливо удивилась: — О?

— Да, она, говорят, тонка, будто спица, и точно так же привлекательна!

Катла видела всего лишь двух загадочных южных женщин на Ярмарке. Они поспешно шли между палатками, сопровождаемые целым выводком одинаково одетых крошечных девочек-рабынь. Истрийки выглядели так удивительно, так неестественно, что просто заворожили Катлу. Если бы она одевалась в подобные одежды, то с легкостью спрятала бы под ними и тунику, и ботики, и все остальное. И, наверное, лодку в придачу.

— Мы предлагаем пять тысяч кантари.

— Каждому?

— За всю работу.

Мэм стояла руки в боки, ноги ее будто приросли к земле. Никакой вылощенный, надушенный имперский лорд не заставит ее опустить глаза.

— За моих бойцов двадцать пять тысяч кантари.

Пять — уже приличная сумма, если не сказать по-королевски щедрая, злорадно думала она. Человек рассмеялся.

Он был слишком высок для истрийца, с крючковатым носом и редеющими волосами. Кожа как отполированный каштан, на правом плече — значок истрийского Высшего Совета. За его спиной топтались четверо других лордов, явно смущавшихся в присутствии иноземной женщины с выцветшими на солнце волосами, заплетенными в косички, с ракушками, перьями и нитями, в видавших виды доспехах и с оружием.

В их поведении проскальзывали таинственность и коварство. Раскрывать планы перед чужестранцами в любом случае рискованно, но ввязывать в дело женщину, да еще такую — это отдавало самым настоящим святотатством и даже преступлением. Однако лорд продолжал торговаться:

— Шесть.

— Двадцать, или мы уходим.

— Восемь, или я прикажу бросить вас в тюрьму.

— Пятнадцать, или я зарублю тебя на месте.

Мэм подарила ему злобную улыбку, открыв осколки выбитых зубов.

Улыбка на его лице застыла. Истриец положил руки ладонями вниз на разделявший их стол, наклонился вперед.

— Ты не успеешь даже вытащить меч из ножен.

— Думаешь? Я согласна поставить на кон все свое имущество. Грохну тебя, и твоих приятелей заодно.

Один из лордов выступил вперед с мрачным видом. Он схватил предводителя за плечо.

— Эта женщина — варварка, — объявил он, не обращая внимания на Мэм. — Ты с ума сошел, если доверяешь ей наши планы.

— Успокойся, лорд Варикс. У нее превосходные рекомендации.

Еще один лорд вышел вперед и зашептал что-то на ухо лорду Вариксу.

Мэм ухмыльнулась.

— Он имеет в виду, что это мы ответственны за поджог замка герцога Гила. — Мэм заговорщически наклонилась вперед. — Там никто не выжил. Мы постарались.

Варикс слегка побледнел, но первый лорд не сдвинулся с места.

— Вспомните — именно потому, что этими наемниками руководит женщина-варварка, они нам и понадобились. Какой эйранец заподозрит женщину, желающую предстать перед королем?

— Но уж точно ты имеешь в виду не её? — Лорд Варикс высокомерно окинул Мэм взглядом.

Заскорузлые руки, мускулистые колени, голени, жилистые, как корни деревьев, грубая кожа и сломанный нос.

— Ну, мы ее приоденем и остальных тоже…

— Если мы придем к согласию насчет платы, одевайте меня, как захотите, — нетерпеливо перебила Мэм на беглом, хотя и кошмарно исковерканном истрийском.

Она ухмыльнулась при их очевидном смятении. Истрийцы лихорадочно пытались припомнить, что успели наговорить в спешке.

— Хотя я не уверена, что Кноббер станет милой женщиной даже в самых лучших кружевах.

Предводитель лордов подарил ей тонкую улыбку.

— Посмотрим. Десять тысяч, это наше последнее слово.

— Четырнадцать.

Лорд закусил губу.

— Двенадцать.

— Дай мне тринадцать, и мы пожмем друг другу руки.

— Двенадцать, и будь проклята. Я не прикоснусь к тебе.

— Шесть вперед.

Он прожег ее взглядом.

Мэм подмигнула. Потом откашлялась, разжала кулак, обильно плюнула на ладонь и схватила лорда за руку. Он попытался вырваться, но женщина оказалась сильнее, намного сильнее. Выражение его лица стоило видеть.

— Идет.

Мэм отпустила лорда. Тот стал распрямлять изломанные пальцы, глядя на ладонь с отвращением. Потом махнул мальчишке-рабу:

— Вытри!

Раб куда-то исчез, но почти тут же вернулся с сухой тряпкой, которой принялся стирать слюну. Воспоминание о том, как до него дотронулось подобное существо, надолго останется с лордом, если не навсегда. Мэм это точно знала.

— Идет. Только запомни: если что-то пойдет не так и он умрет, вам достанутся только шесть тысяч.

Мэм скривилась. Потом усмехнулась:

— Ладно, шесть тысяч тоже на дороге не валяются. Еще за шесть мои мальчики завернут его в шелк и доставят вам с поклоном.

Вот идиот, думала Мэм. Неужели они в таком положении, что готовы так переплачивать? Она просто проверяла его: они бы взяли и восемь, почитая это за счастье, просто чтобы развлечься.

— Фиолетовый тебе очень идет, Танто. Честное слово, ты выглядишь, как юный Алесто.

Танто нахмурился и кинул рубашку обратно на прилавок бесформенной кучей, так что хозяин лавочки тут же зацокал языком и начал суетиться. Даже несмотря на систематические пропуски занятий, юноша прекрасно помнил из летописей, что Алесто был любовником Фаллы, единственным смертным, выбранным ею более за красоту, нежели за ум. Отец, вероятно, забыл, что Алесто ожидал печальный, нелепый конец…

— Нам пора обратно, отец, — нетерпеливо сказал Танто.

Весь последний час его мучила мысль о Саро и призовых деньгах.

— Ах да, надо еще подготовиться к вечеру. И поздравить нашего Саро с выигрышем…

Зря они пропустили скачки почти полностью, размышлял Фавио. Ему казалось настолько нереальным, что Саро сможет преуспеть хоть в чем-нибудь, что он позволил себе отвлечься на экзотических танцовщиц, которые так привлекали Танто. В результате они прибыли только для того, чтобы увидеть, как Ночной Предвестник пересекает финишную черту.

— Это было чудесное зрелище, вне всяких сомнений. Я всегда говорил, что в мальчишке что-то есть. — Фавио знал, что это неправда, но сейчас чувствовал необъяснимое великодушие по отношению к сыну. — К тому же и нам повезло, как никогда, хотя думаю, лорду Кантары мы не станем рассказывать всей истории. Мы же не хотим, чтобы он решил, что ошибся с выбором зятя, правда, Танто?

Но старший сын витал где-то в облаках. Мысли Танто опять вернулись к мушке на лице Селен Ишиан — полумесяц и эти губы…

— Когда мы справим свадьбу, отец? — внезапно спросил он.

Фавио Винго улыбнулся. Он вспомнил, как хотел взять в жены Илустрию.

Ах, Илустрия…

Память услужливо подкинула картину далекого прошлого. Винго поспешно откинул подобные мысли.

— Ну, мой мальчик. Здесь надо подумать, это уж точно. Придется позаботиться о благородных гостях, о свите, подходящей дате, благоприятных знамениях, нужных жертвоприношениях и тому подобном. Кажется, у нас не получится собрать всех до самого Урожая.

— До Урожая?! — почти взвыл Танто.

Какой ужас! Он собирался переспать с женщиной сегодня же вечером, самое позднее — завтра. До Урожая еще целых четыре луны, и, хотя его не слишком прельщала перспектива стать центром внимания на бесконечных церемониях, желание узнать, действительно ли Селен Ишиан предоставляет специфические сексуальные услуги, на которые намекала мушка, было сильнее.

Фавио, забавляясь, наблюдал за смятением сына, потом сжалился над ним.

— Но, конечно, это просто церемония во славу Богини. Нет нужды так долго ждать, чтобы познать свою невесту. Мы сегодня же ночью найдем священника, чтобы скрепить союз, если отец ее не воспротивится. И скоро вы будете блудить, как пара горных кошек! Благословение Богини для девушки — вступать в брак с чревом, полным семени ее мужа.

Танто почувствовал, как в чреслах заполыхал огонь. Он еще сможет быть с нею вечером! Даже несмотря на сотни проституток, через которых он прошел, никогда Танто не ждал совокупления с таким нетерпением, потому что раньше оно было безликим, небрежным. Теперь все произойдет по-другому. Это перерастет в обладание. Он уже чувствовал себя великим человеком.

Они оставили позади лавки и направились обратно на территорию истрийцев. Как только показались первые палатки, послышались крики глашатаев, объявлявших вечернюю молитву. Печальный вой поднялся в сумерках. Фавио, будучи набожным человеком, тотчас упал на колени и принялся молиться.

Танто закатил глаза. Еще одна задержка! И все-таки он последовал примеру отца с достаточно послушным видом и так торопливо проговорил положенные молитвы, что закончил на добрых полминуты раньше Фавио.

Как только отец произнес «навечно в пламени», Танто вскочил, схватил его за локти и поставил на ноги.

— Теперь пойдем. Уже вечер, а я не хочу, чтобы ты простудился на ветру, — объявил он с фальшивой заботой.

В палатке Винго ярко горел огонь на жертвенных блюдах. Запах благовоний чувствовался за двадцать шагов.

— Выкидывают тонны травы на ветер, — сердито пробормотал Фавио. — А она мне недешево обходится!

Первый раз в жизни Танто услышал, как отец жалуется на дороговизну чего бы то ни было. Явно отзыв долгов прогрыз значительную дыру в семейном бюджете.

Только теперь ему пришло в голову, как важна, наверное, его женитьба для отца, что он стольким жертвует ради нее. Танто улыбнулся. Результат стоит жертв, он точно знает. Объединение поместий даст большое преимущество в борьбе за власть между провинциями. А они с Селен станут основателями династии, память о которой будет храниться веками…

Внутри палатки на столе сверкала кучка серебра, отблески свечи мерцали на монетах. Рядом лежала записка, написанная корявым почерком Саро. Танто оценил ситуацию с первого взгляда. Горка монет явно не соответствовала всей сумме выигрыша Саро.

Фавио взял записку.

Дорогой Танто, здесь половина обещанных денег. Насколько я знаю, ты ценишь честь выше, чем серебро, поэтому я взялся выполнить твои обязательства относительно второй половины выигрыша. Увидимся на Собрании.

твой брат Саро Винго.

С наилучшими пожеланиями,

Фавио уставился на побледневшего Танто:

— Что он имел в виду?

Танто вырвал записку из безвольных рук отца и пробежал ее глазами, будто за три прошедшие секунды слова могли поменять значение.

— Я пропал.

Он тяжело сел на подушки и закрыл лицо руками. Записка полетела на пол.

Пораженный Фавио сел рядом с ним:

— Пропал? Нет, парень, это я пропал. Что еще за «обязательства»? И почему он не идет на Собрание с нами, а пишет, что встретит нас там?

Танто вскочил на ноги:

— Я найду маленького ублюдка и выжму из него проклятые деньги, клянусь!

С этими словами он выбежал из гостиной в боковую комнату, где спал Саро, так сильно хлопнув дверью, что та сорвалась с петель.

Отец смотрел ему вслед с болью в глазах, потом достал записку и перечитал ее.

Саро в комнате не оказалось, не было и его плаща. Танто яростно огляделся, гадая, где брат мог спрятать деньги. Вначале он распахнул сундук, в котором Саро хранил личные вещи, но нашел только аккуратно сложенное нижнее белье, пару штанов, простые тапочки из свиной кожи и свечки с кремнем. Около сундука на тростниковом половике — чернильница и перо, явно оставленные в спешке. Капля чернил пролилась на половик и растеклась, как червоточина на ровной зеленой поверхности.

Танто злобно лягнул сундук, и тот перевернулся, увлекая за собой чернильницу. Разлившиеся чернила заляпали белье. Истриец с мрачным видом осмотрел разгром, потом занялся кроватью Саро.

Танто снял покрывало и кинул его на пол. Пошарил под матрасом — безрезультатно. Он уже поднимался, когда приметил блеск серебра. Однако, отбросив подушку, Танто нашел не монеты, как предположил на какое-то сумасшедшее мгновение, а кинжал.

Он взял его и взвесил в руке. Кинжал лег в ладонь с удивительной легкостью. Что-то связано с этим клинком…

Танто ведь искал подобный кинжал, когда обнаружил дефекты в старом. Проклятый Саро! Если бы у Танто оказался этот кинжал, он бы не проиграл пустыннику — и теперь был бы богаче на две тысячи, а голова не болела бы о приданом…

Юноша потер виски. С чего его мирному сопляку-брату иметь такое превосходное оружие? Почему у него вообще оказалось какое бы то ни было оружие, да еще под подушкой? Неужели он так боится его?

Мысль почти заставила Танто улыбнуться. Ему и правда следовало бояться. Как только удастся поймать негодяя, братец пожалеет, что вообще купил кинжал, что лезвие такое острое. Он совершенно точно представлял, какую рану мог нанести с помощью такого клинка — рану, которая оставит после себя шрам, в не очень заметном месте: на ягодице или подошве ноги. А если Саро отдал деньги кочевнице, она вскоре присоединится к своему деду.

Танто вонзил нож в подушку и наискосок распорол ее. В воздухе повисло облако белого гусиного пуха. Он лениво парил, потом опускался на пол и превращался в снежную поземку.

Тут вошел Фавио. Он огляделся в изумлении.

— О Фалла! Ну и беспорядок! Никогда не видел такого отвратительного зрелища. Мальчишке, наверное, вскружила голову победа. Я всегда говорил, что он слаб духом, но такое! Позор. Только подушка стоила мне целого кантари, а это что? — Он наклонился и поднял белую рубашку, теперь безобразно запятнанную чернилами. — Богиня покарает неряху. Саро должно быть стыдно за такое обращение со своими вещами, он пожалеет о своем поведении, как только я его увижу!

— О чем пожалеет, брат?

За плечом Фавио появился Фабел. Он оглядел комнату и коротко присвистнул.

— О боже. Немного грязновато. И все же он не такой уж и плохой парень, наш Саро. Какие скачки! Замечательные, я бы сказал. У меня уже есть два соблазнительных предложения по поводу коня. Завтра получим за него хорошие деньги. — Он постучал по плечу Танто листом пергамента. — Я так понял, он собирается встретиться с нами на Собрании со второй половиной денег. Хороший мальчик, правда? Спасает тебя от самого себя. — Тут Фабел подмигнул. — А то ты бы, наверное, спустил все на женщин и вино, а, Танто?

Танто вымученно улыбнулся:

— И правда, дядя.

У Фавио будто гора с плеч свалилась.

— Конечно, конечно. Он встретит нас там с деньгами. Какой хороший парень! Пошли, Танто, поторопимся. Тебе надо принарядиться, чтобы лорд Тайхо с гордостью отдал тебе свою дочь.

— Фабел, подарки северному королю…

Уходя, Танто ясно расслышал слова:

— Проданы, брат, и за меньшие деньги, чем мы за них отдали.

Отец грязно выругался.

 

Глава 13

СОБРАНИЕ

Даже занятую собственными планами побега Катлу поразила толпа людей на Собрании. Да не только их число, хотя в огромном павильоне, под высокой крышей, среди поддерживающих палатку высоких столпов собралось больше народа, чем она когда-либо видела, а карнавал красок, каскад великолепных драгоценностей. Кажется, все, пользуясь случаем, выставили на показ лучшие облачения. Или, скорее, поправила Катла сама себя, все эйранцы, потому что в то время как истрийцы шествовали в дорогих одеждах с беспечностью, говорящей о безразличии к событию, северяне нацепили на себя все драгоценности и украшения, какие смогли найти, будто показывая старому врагу, что они не такие уж и варвары.

Обычной для севера ткани придавали различные оттенки с помощью натуральных красок, использовавшихся на островах. Мхи и трава давали нежный зеленый, желтый и розовый. А летние ягоды — лиловый и красный, который потом превращался в мрачный коричневый. Но совершенно ясно, что сегодня эйранские платья уступили одеждам ярких, кричащих цветов. Для большинства Ярмарка явно прошла успешно, потому что такой материал стоит недешево.

Она видела Фалко и Горди Ливсон в алой и желтой туниках, а рядом стояли Эдель Оллсон и Хопли Гарсон в камзолах ядовитого зеленого и оранжевого цветов. Эдель Оллсон надел шляпу, отделанную совершенно нелепыми перьями — длинными, зелеными, с огромными голубыми глазками на концах. Наверняка ненастоящие, решила Катла. Ни одна птица не выжила бы с таким ярким оперением.

Глаза Йенны сияли — как, впрочем, и щеки, и нос. Подруга опрокидывала уже третий кубок с южным вином, как заметила Катла, в то время как она сама все еще смаковала первый. Придется оставить его, если она хочет трезво мыслить, но Йенне такие самоограничения не нужны. Теперь она показывала на противоположную сторону помещения и говорила дрожащим от возбуждения голосом:

— Видишь того мужчину? Он, наверное, ужасно богат!

Катла посмотрела в указанном направлении и обнаружила истрийского вельможу среднего роста, с темно-коричневой кожей. Черные волосы удерживал сзади простой серебряный обруч, так что явно не драгоценности привлекли внимание Йенны.

— Эта пурпурная ткань кошмарно дорогая. Говорят, ее красят морскими моллюсками!

Катла воззрилась на нее в изумлении:

— Моллюсками? Не верю. Мы с бабушкой Рольфсен экспериментировали с моллюсками. Краска получилась жуткого блеклого коричневого оттенка.

Йенна нетерпеливо скрипнула зубами.

— Не обычными моллюсками, дурочка, а морскими моллюсками. Их находят на самых отдаленных участках суши у Восточного океана, и каждого надо раздавить руками.

Катла скривилась:

— Какая жуть. Неужели одежда потом не воняет?

Йенна рассмеялась:

— А ты думаешь, знатный мужчина надел бы ее, если бы воняла? В любом случае не понимаю, чего ты нос воротишь, раз уж надела подобное платье!

Катла покраснела:

— Ты же знаешь, я не сама его выбирала. Это подарок твоего отца.

Йенна, казалось, восприняла ее новое положение как должное, подумала Катла. Или скорее всего она настолько поглощена предстоящей встречей с королем Враном, что не в состоянии думать о чем-то еще.

Катла знала, что чувствует подруга. Она сама еле заставила себя поддерживать разговор. Эрно все не показывался, и девушка начинала всерьез беспокоиться.

— Ты знаешь, как они получают такой яркий алый цвет?

Катла взяла краешек платья и стала его внимательно рассматривать, будто надеясь получить ответ свыше.

— Я бы сказала, из чего-то кошмарного.

Йенна прыснула. От вина ее зубы и десны сменили естественный цвет на серовато-розовый, как заметила Катла. С такой улыбкой она выглядела как живой труп, один из восставших из мертвых с северных островов, который, если его не похоронить под камнями у крыльца дома, бродит по земле после заката, поддерживая подобие жизни и питаясь кровью животных.

— Из вшей, — весело сказала Йенна.

Катла поморщилась:

— Нужно передавить более тысячи вшей, чтобы получить кружку краски.

— О нет!

— Да.

Если Йенна планировала вызвать у Катлы отвращение, она не приняла во внимание крепкие нервы подруги.

— Наверное, это достаточно хлопотно, — задумчиво проговорила Катла. — Тогда за платье должны дать неплохую цену.

Йенна странно посмотрела на нее, но тут Катла вскрикнула:

— О, посмотри!

В дверном проеме появилась группа истриек, окруженных немалой толпой мужчин. Примерно полдюжины женщин, и все с головы до ног закутаны в просторные сабатки. Катла следила за их бледными руками, порхавшими, как бабочки, когда они говорили, и яркими на фоне сабаток губами.

Мужчины окружили дам плотным кольцом, будто их подопечные, как и Катла, собирались ускользнуть. Послышался взрыв звенящего смеха, одна из женщин замахала руками на компаньонку, как будто в восторге от ее слов. Катла видела, как задвигались губы высокой истрийки: последовал еще один взрыв веселья.

— Какая из них Лебедь Йетры, как ты думаешь? — воинственно спросила Йенна. Казалось, хорошее настроение женщин только раздражало ее. — Говорят, она высокая и тонкая, но для меня они все на одно лицо.

— Не знаю.

Вообще-то Катлу это совершенно не волновало. Но вот где Эрно? Теперь девушке пришло в голову, что она не видела его со вчерашнего дня. Неужели он способен так легко предать любимую? А может, ему действительно нравится Марин Эдельсен?

Подобная мысль заставила ее похолодеть. Катла никогда не думала, что станет делать, оставшись без помощи. Управлять плотом одной будет очень трудно, они ведь очень широкие и необходимо наличие не менее двух гребцов с обеих сторон…

Катла быстро подавила панику. Если придется, она сумеет найти лодку поменьше. Девушка сжала кулаки. Будь все проклято, она уплывет!

Она оглядела толпу. Где-то рядом жужжал голос Йенны. Без передышки, как назойливая муха, девушка рассказывала о подъезжающих людях: Китта Соронсен и Фара Гарсен, большая Берта Врансен, ярл Несса и его дочь, ярл Стен и его дочь Элла, Рагна Фаллсен — по слухам, любовница короля, — величественная женщина с потрясающим водопадом смоляных волос и раскосыми глазами. Ярлы Штормового Пути и Южного Глаза, Яйцо Форстсон, ярл Шепси с Филией Янсен, своей внучатой племянницей, под руку…

Катла смотрела, как гости вливаются в уже заполненное помещение, берут вино и пирожные с длинных столов, собираются маленькими группками поболтать о том о сем. Девушка заметила странную женщину в обширном зеленом платье, за ней топал какой-то коротышка, который явно неуютно себя чувствовал в тесном камзоле и штанах. За необычной парочкой выскочили еще три истрийки и тотчас остановились, явно привыкая к тусклому свету свечей, едва проникавшему через плотную материю вуалей.

И тут Катла затаила дыхание, потому что появился тот самый сын вельможи, что приходил к ней в лавку. Девушка забыла его имя, если вообще когда-то знала. Юношу сопровождали двое пожилых истрийцев, оба шикарно одетые: один, на голову ниже другого, носил шелковый тюрбан.

Вошедшие оглядели толпу. Высокий мужчина внезапно сузил глаза и показал пальцем куда-то. Остальные посмотрели в том же направлении.

Катла машинально повернулась и оказалась прямо перед Саро Винго. По ее спине побежали мурашки, грудь и живот смутил неожиданный прилив жара. Она почувствовала, что краснеет, и быстро опустила голову, надеясь, что юноша ничего не заметил. Во всем виновато вино, со стыдом решила девушка. Но, повернувшись обратно секундой позже, она поняла, что его глаза неотрывно смотрят на нее, будто околдовывая.

Он южанин, повторяла Катла про себя. Враг. Что скажет отец, если увидит, как она вспыхивает при одном взгляде на истрийца? Что скажет Фент? Брат ненавидел народ Империи с отчаянной, беспричинной яростью и даже, наверное, проткнул бы несчастного Саро за единственный взгляд в ее сторону.

Трое мужчин подошли ближе. Молодой гневно обратился к Саро, угрожающе размахивая руками. Однако, кажется, прошла целая вечность, прежде чем Саро смог оторвать взгляд от девушки, и, когда он с явной неохотой отвернулся, будто холодная тень упала на Катлу.

— Где мои деньги, Саро? — спросил Танто. Лицо его было мрачнее тучи.

Фавио и Фабел наступали ему на пятки.

— Да, парень, выкладывай, — поддакнул Фавио. — Нам не терпится покончить с этим делом.

Саро оглядел всех их по очереди, потом остановился на старшем брате.

— Ты знаешь, где деньги, Танто, — тихо проговорил он. — Я думал, ты будешь только благодарен за то, что я не выставил твою тайну на всеобщее обозрение.

— Ты, маленький мошенник! — прошипел Танто так, что никто, кроме них двоих, ничего не разобрал. — Ты же знаешь, мне нужна каждая монетка! Как ты мог предпочесть бесполезную шлюху благополучию своей семьи?

Время остановилось. Саро чувствовал, как кровь бьется в ушах. Сердце стучало, пульс упрямо убыстрялся. Плечи расправились, будто в ожидании удара. Он знал, что все закончится этим: отрицанием своих обещаний и яростным спором. Может быть, он даже хотел такого противостояния. Тот жестокий удар, который юноша с таким удовлетворением нанес брату вчера, каким-то образом освободил Саро, сделал сильнее.

На подбородке Танто растекался кровавый синяк, но брат явно не понял, что к чему. Саро все еще не проронил ни слова.

— Деньги, — произнес Фавио, стоя за спиной своего старшего сына. В его лице читались боль и напряженное ожидание. — Нам все еще не хватает значительной суммы на приданое, сынок. Честь нашей семьи зависит от выполнения условий этого соглашения.

Саро молча стоял перед ними. Потом подарил родственникам широкую медленную улыбку. Взгляд задержался на мгновение на «дяде» Фабеле, нашел в его глазах неожиданную настороженность, быстрые проницательные расчеты.

— Мне жаль, брат, папа, дядя. У меня уже нет денег. Танто знает почему. Если вы расспросите его с пристрастием, то он расскажет вам какую-нибудь сказку. Поверите вы или нет, не мое дело. Мне все равно. Кажется, чтобы спасти так называемую честь семьи, надо обманывать и красть, а это мне не по душе. — Он пожал плечами. — Я принял решение, хотя оно вам может и не понравиться. До свидания.

Он поспешно поклонился, встряхнул плащ, висевший на руке, и натянул его, как вторую кожу. Потом повернулся на каблуках и растворился в толпе.

Фавио и Танто пораженно переглянулись. Фабел посмотрел вслед Саро, его глаза сияли от непонятных чувств. Наконец он обратился к брату:

— Фавио, боюсь, лорд Тайхо направляется прямо к нам. Надеюсь, ты приготовил извинения.

Он тут же улизнул, оставив Фавио и Танто разбираться с лордом Кантары.

— Здравствуй, мой господин. — Фавио попытался скрыть панику под величавым поклоном.

— Господин Танто.

Глаза лорда Тайхо неестественно блестели. Лицо его горело, румянец проступал даже сквозь темно-коричневый цвет, кожи. Может быть, подумал Фавио, отчаянно хватаясь за соломинку, он ударился в запой, может, они еще смогут понизить цену или отсрочить выплату надень?

Но лорд Кантары не собирался терять времени даром.

— Приданое у вас с собой?

Танто окинул взглядом толпу истриек у помоста для музыкантов. Одна из них точно Селен Ишиан. Танто почувствовал, как напрягается при одной мысли о ней.

— Господин… — начал Танто, но лорд Тайхо не спускал глаз с его отца.

— Двадцать тысяч кантари сегодняшним вечером. По-моему, так мы договаривались, лорд Фавио?

— Действительно, мой господин. Однако…

— Они нужны мне прямо сейчас.

Тайхо сузил глаза, буравя Фавио взглядом.

Винго нервно рассмеялся:

— В данный момент у нас нет всей суммы, мой лорд, но мы соберем ее к завтрашнему утру.

Темная рука сгребла его за воротник, почти лишив возможности дышать.

— Сейчас или никогда!

Фавио попытался заговорить, но не смог выдавить ни одного слова. Глаза его начали вылезать из орбит.

— Господин, умоляю вас. — Танто опустил ладонь на плечо Тайхо. По лицу юноши струйками стекал пот, он выглядел почта таким же решительным, как и сам лорд Кантары. — Отпустите отца. Я клянусь, мы найдем вам деньги сей же час.

Тайхо со злостью отбросил руку юноши, однако отпустил рубашку Фавио.

Лицо Фавио Винго приобрело оттенок задницы мандрила. Он встряхнулся, откашлялся, привел в порядок одежду и обруч, соскользнувший на глаза, потом поспешно отступил назад, подальше от сумасшедшего. На них стали обращать внимание. Люди показывали на истрийцев пальцами и возбужденно перешептывались.

Фавио взглянул на сына. Танто стоял бледный, напуганный до смерти. Хотя было непонятно — оттого ли, что у него на глазах чуть не придушили отца, или от мысли о потере невесты.

— Один час, — предупредил лорд Кантары. — Минутой позже я продам ее первому же прохожему, который щедро заплатит.

Он сквозь зубы что-то скомандовал своему рабу и направился в сторону помоста. Люди расступались перед ним, как морские волны.

Фавио провел рукой по лицу.

— Он не в себе, — объявил он довольно громко. Украдкой бросил взгляд на окружавших, но никто не смел поднять глаз. — Нам следует отозвать соглашение. Оскорбление, только что нанесенное мне лордом Кантары, отменяет всякие обязательства с нашей стороны. Я еще в состоянии позаботиться о судьбе своего сына.

— Нет, отец, — выдохнул Танто. — Мы не можем так поступить. Она мне нужна. Я отдал ей свое сердце.

Но Фавио был непоколебим.

— Я не собираюсь принимать в семью такого человека. Он явно слетел с катушек, а сумасшествие, говорят, передается по наследству. Ты и глазом не моргнешь, как окажешься с ненормальной женой и помешанными детьми на руках. Я и так подозревал нечто подобное — из-за мушки, которую нацепила его дочь, когда отец представлял ее нам. Ни одна здравомыслящая благородная девица не станет так порочить себя, и ни один здравомыслящий отец не позволит дочери обращаться с ее будущей семьей в такой неуважительной манере. Я не потерплю этого союза, и точка. Иди за ним, Танто, и скажи, что семья Винго отказывается от брака.

— Я… я не могу… — начал было Танто, но отец уже отвернулся и зашагал в противоположном направлении.

Эрно еле тащился за Араном Арансоном и сыновьями. Ноги его упорно не желали идти вперед.

В принципе он вообще не собирался посещать Собрание. Зачем появляться на этом торжестве? Только чтобы увидеть, как любимую женщину отдают другому мужчине?

Амулет из волос, болтавшийся на нитке под рубашкой, царапал кожу, будто напоминая о тщетности надежд. Он никогда не верил в магию, и вот получил исчерпывающее тому подтверждение. Катла явно даже не вспоминала о нем — вон она, рядом с Йенной Ларсен, смеется и пьет вино, будто ей на все на свете наплевать. Платок на голове Катлы, который он купил ей, тоже не служил большим утешением.

Эрно скользнул взглядом по алому платью, широким юбкам и модным свободным рукавам, остановился на загорелой плоти, выпиравшей из тесного лифа. Прекрасная женщина, несмотря на худобу и озорные глаза, внезапно подумал он. Теперь ее красота станет такой же очевидной для всех мужчин, какой всегда была для него. Осознание пришло с шокирующей ясностью. Красота Катлы открывалась ему в неприметных деталях: в серебряной напряженности взгляда, когда она смотрела на линию прибоя, в том, как смягчались ее черты под солнечными лучами, а потерянные теперь рыжие волосы, переплетенные с сосновыми иголками, топорщились, когда она бегала. Красота проявлялась и в том, как Катла кусала губы, рассматривая сварные швы, или когда пот расчерчивал ее плечи огненными полосками в кузнице. Ему нравилось, что она могла сделать меч, выковать его не хуже любого мужчины. Он любил ее за непредсказуемость, острый язычок и брутальные радости: в общем, за то, чем она отличалась от всех других женщин. Но эта ее старомодная элегантность не оставила ни тени сомнений: дни ребячливой проказливости прошли, а Катла пошла дорогой любой юной женщины; семья отдавала ее, упакованную в подарочную обертку, другому мужчине в обмен на то, чего Эрно никогда не сможет предложить: деньги, престиж, полезное родство. Видеть любимую такой без слез он не мог — еле сдерживался, чтобы не метнуться к девушке сквозь толпу с оголенным кинжалом и не предать ее забвению.

Вот Катла заметила их. Эрно увидел, как увяла ее улыбка, а губы мрачно собрались в прямую линию. Приблизившись, он также отметил, что костяшки девичьих пальцев побелели на кубке с вином.

— Дочь.

— Отец.

— Финн немного задержится. У него появились неотложные дела.

Неужели Эрно не ошибся, и в ее глазах действительно мелькнуло облегчение? Когда Аран отвернулся сказать что-то Фенту, настойчивый, решительный взгляд Катлы обратился на Эрно. Он ответил на него твердо, но все равно почувствовал, как вспыхивает кожа на шее. Чего она хочет от него теперь, когда уже слишком поздно что-то менять?

Эрно попытался собраться с мыслями. Ее огромные глаза, зрачки, такие темные, почти сливающиеся с радужной оболочкой… Серебристо-серые озера.

— Я голодна, — ровным голосом объявила Катла.

— О, и я тоже, — подхватила Йенна, беря подругу под руку.

Катла освободилась из ее захвата:

— Останься здесь, Йенна, я принесу тебе что-нибудь. Эрно, проводи меня к столу.

Йенна уставилась на них, не в силах вымолвить ни слова. Потом отвернулась, чтобы ответить на комплимент Арана по поводу ее платья.

Эрно молча предложил Катле руку, почувствовав ее пальцы. Девушка ногтями впилась ему в кожу, как сова в кролика. Катла вся дрожала, сквозь подушечки пальцев чувствовался пульс — быстрый и настойчивый. Эрно удалось каким-то образом заставить себя идти вперед, прочь от семьи, к столикам с едой. Катла словно плыла рядом, шурша своим красным платьем по полу. Весь ее вес сконцентрировался в электрическом соприкосновении их рук.

За десяток шагов до стола она убрала руку и повернулась к юноше лицом:

— Эрно, мне нужна твоя помощь.

— Только скажи! Все, что угодно!

— Я хочу убраться отсюда. Сегодня. Сейчас. Прежде, чем меня сосватают.

Эрно быстро огляделся, но Йенна и Арансоны были заняты разговором. Никто вроде бы не замечал, как внезапно его сердце наполнилось надеждой, как запылало все тело.

Он поймал Катлу за локоть и быстро потащил сквозь толпу к выходу. Молодые люди задержались, уступая дорогу высокой женщине, настолько плотно закутанной в длинное платье и шелковую шаль, что они только мельком разглядели бледное лицо и блеск зеленых глаз, когда она прошмыгнула мимо.

Наконец молодые люди выбрались из огромного павильона на темнеющую улицу.

— Сюда.

Теперь уже Катла потащила его вперед, аккуратно огибая веревки, поддерживающие павильон, по направлению к эйранской территории.

Несколько минут девушка и Эрно шли тихо, не касаясь друг друга, пока гул голосов не затих вдали. Над головой плыла луна. Ее серебряный светлился налицо Катлы.

— Я все упаковала, — выдохнула она. Девушка знала, что просит слишком многого, и единственное, что пришло ей в голову, — обрушить на него все новости разом. — Эрно, ты поможешь мне сбежать? Я собиралась взять одну из лодок, но одна не смогу с ней справиться. Ты поедешь со мной, пренебрегая решением моей семьи?

— Да.

Эрно ничего не добавил, от него требовалось только одно слово.

— Может начаться кровная вражда, ты знаешь.

— Да.

— Мы никогда не вернемся.

— Да. Куда мы поедем?

Катла опустила голову.

— Об этом я еще как-то не думала, — призналась она. — Я только планировала плыть вдоль побережья.

Эрно молча кивнул. Двое беглецов, спасающихся от эйранского правосудия: отец юноши наверняка объявит его изгоем, а личные вещи, если таковые найдутся, отберут. Как, впрочем, и жизнь.

Эрно рассмеялся.

Катла уставилась на него. Как он может смеяться? Эрно выглядел наполовину сумасшедшим, но это его и красило: кожа, такая темная, и волосы, такие светлые, почти белые в свете луны, острые зубы сверкают, как волчьи клыки…

И тогда девушка тоже засмеялась. Нелепая ситуация: она в платье красного от раздавленных вшей цвета, ее волосы острижены и вымазаны в черное, жизнь в опасности, и теперь она вот-вот поцелует человека, которого знала всю жизнь и никогда не замечала — мужчину, который желает рискнуть собственной жизнью ради нее… Вот-вот поцелует…

Первым сдвинулся с места Эрно. Он обнял Катлу за плечи, наклонил ее голову назад и прижался губами ко рту. В первое мгновение девушка чувствовала только пульсацию крови, отдалась ей, как будто в этой ночи не существовало больше ничего, кроме их губ, и весь мир летел вдоль извивающейся нити, вниз и вниз…

И вдруг она ощутила тошноту. В воздухе чувствовался неприятный сладковатый запах.

Что-то горело. Что-то жгло ее, обжигало обнаженную кожу над низким вырезом платья.

— Нет!

Она оттолкнула Эрно. Кусок его рубахи как раз посередине груди дымился, превращая бледный цвет полотна в грязно-оранжевый. Струйки дыма вырывались из-за ворота — вначале тонкие, затем все более густые. Изумленный Эрно посмотрел вниз, расстегнул ворот и заглянул туда.

Обнаружив, что именно горит, он быстро шагнул прочь от Катлы, отворачиваясь, будто закрываясь от нее. Амулет, который ему подарила кочевница, сиял темным пурпуром, будто собирался внезапно вспыхнуть и спалить их обоих дотла. Магия!

Проклятие, вот почему она поцеловала его…

Эрно схватил нитку и вытащил амулет. Как только прервался его контакт с кожей рядом с сердцем, неестественный огонь угас. Большая часть волос сгорела, от неловкого движения остальные рассыпались и полетели на землю.

Катла опустила глаза. Потом нагнулась и подобрала остатки волос. Они потемнели от огня, но не стали неузнаваемыми. Понимание, почему Эрно носил прядь ее волос под рубашкой, почему та вдруг вспыхнула, жгло ее как огнем, заставляя мысли путаться.

— Магия, — прошептала она.

Амулет. Любовный амулет?

Обман…

Даже размышляя об этом, она чувствовала пустоту внутри, все эмоции куда-то улетели. Будто кожу туго натянули на ребра, как шкуру на барабан. Когда через несколько секунд Катла снова посмотрела на Эрно, ничто уже не взволновало ее в юноше, осталось только жуткое разочарование.

Эрно прятал глаза. Он уставился в землю, будто нашел там нечто поразительное. Косички с памятными тряпицами и ракушками свесились, скрыв мрачное лицо.

Катла выбросила остатки магического очарования из головы, заставила себя думать ясно. Это ничего не меняет, решила девушка. Будет ли Эрно помогать ей, не надеясь на взаимность без амулета, — его дело.

Она грустно улыбнулась:

— Если ты идешь, нам лучше поторопиться, пока меня не хватились.

Он замешкался, будто пытаясь придумать, что сказать, чтобы исправить ситуацию. Потом просто кивнул и направился к палатке клана Камнепада.

— Две тысячи кантари, Фортран. Большего я не прошу.

Фортран Дистра с любопытством воззрился на приятеля:

— С чего это тебе понадобились две тысячи кантари посреди ночи?

Потом его осенило. Он ухмыльнулся и ущипнул Танто за руку:

— Женщина, не правда ли?

Танто напряженно улыбнулся:

— Можно и так сказать.

Однако Фортран покачал головой.

— Потерял все на скачках, — дружелюбно поделился он. — Совершенно не ожидал, что выиграет твой брат-дохляк. Поставил все на Сыновний Долг.

Танто опустил голову.

— Не обращай внимания, — подбодрил Фортран. — Завтра ты поймешь, что я сэкономил тебе целое состояние. Ни одна женщина не стоит двух тысяч за одну ночь. — Он рассмеялся. — Выпей вина и не морочь себе голову.

Фортран был последней надеждой для Танто. Ни один из его так называемых друзей не мог — или не хотел! — одолжить ему денег.

Он проглотил одним махом теплое йетранское вино из кубка, предложенного Фортраном. Потом спросил:

— Ты видел лорда Тайхо Ишиана?

Фортран поднял бровь.

— Я бы не стал с ним сейчас связываться, — ответил он. — Недавно пролетел мимо меня черный как туча.

— Его дочь была с ним?

— Селен? А в чем все-таки дело, Танто?

— Была или нет, я спрашиваю?

— Нет. Кажется, ее вообще нет здесь. Что ты…

Но Танто уже отвернулся и пробивал себе путь сквозь толпу.

С Бете было совершенно невозможно справиться. Виралаю удалось запереть кошку в фургончике, где после нескольких панических рывков вправо-влево она шмыгнула под скамейку. Ученик мага и сейчас видел ее там. Зеленые глаза зло сверкали в полутьме.

Виралай задумчиво слизнул кровяные потеки с руки. Кровь оказалась острой и соленой на вкус: разодранная когтями кожа царапнула по языку. Вот и все успокаивающее действие заклинания, которое он применил к твари.

Первая мысль после пробуждения — бежать за Розой Эльды — в действительности довела его до самой границы территории кочевников, прежде чем ученик мага осознал бесполезность затеи. В вечерних сумерках сновали толпы людей: они закрывали лавки, выносили товары, вели под уздцы лошадей. Виралай забрался на крышу какого-то павильона и искал серебряный блеск ее волос среди сотен голов минут десять, пока не вспомнил, что темная зеленая шаль исчезла, а его взгляд уже, наверное, тысячу раз скользил по замаскированной Розе Эльды, не признавая ее. Проклятие. Придется использовать кошку, чтобы заманить женщину обратно.

Именно поэтому теперь он совершенно недостойно стоял на четвереньках, выставив вверх задницу, засунув голову под скамейку, пытаясь вытащить гнусную зверюгу наружу исполосованными в лохмотья руками. Лакомые кусочки пищи и лесть не помогли. Оставалась только грубая сила.

Виралай лег на живот и начал заползать под лавку. Кошка, однако, намеревалась сохранить безопасную дистанцию, и потому забилась в самый дальний угол. В темноте жемчужно блеснули клыки, животное зашипело. В последний раз, когда такое случалось, кошка атаковала — и не из естественной дикости или от страха, но с тщательным расчетом на максимальное повреждение цели. Его неприкрытое лицо показалось вдруг чрезвычайно уязвимым.

Медленно Виралай отполз назад. На двери висел старый плащ. Он снял его, обернул руки и снова занялся кошкой. Плащ был из плотной дерюги, но когда ему удалось схватить животное, ее клыки — или когти — впились, как горячие иглы, в нежную кожу между большим и указательным пальцами левой руки. Ученик мага взвыл от боли и гнева. Его правая рука непроизвольно поднялась, нашла голову кошки и сомкнулась (ага, значит, все-таки когти) на шее. Сквозь ткань плаща он взял тварь за шкирку.

Кошка разжала лапы, не сумев преодолеть инстинкт, пришедший из детства, хотя разумная ее часть понимала, что крепко держащее ее за шкирку существо вовсе не мать. Если та вообще когда-нибудь существовала.

Виралай отпрянул назад, встал на колени, держа Бете в вытянутой руке. Она висела без сопротивления, готовая к новой атаке, как только человек ослабит захват.

Наконец получив возможность сконцентрировать на животном свое умение без помех, он уставился прямо ей в глаза и пробормотал заклинание. Против воли кошка расслабилась. Виралай сел на краешек кровати, сильно нажал на ее челюсти с обеих сторон и заставил открыть рот. На зубах он увидел кровь. Его кровь.

Внезапное чувство ударило ему в голову. Странное чувство, похожее на гнев. Странное и непривычное: он никогда не испытывал ничего подобного в своей жизни. Даже когда он давал отраву Мастеру, Виралай не ощущал ненависти, только холодную решимость, открывавшую путь к свободе — с Розой Эльды и остатками магии в придачу. Горячий гнев угасал.

— Ну, Бете, дай-ка мне заклинание для возвращения потерянного, и я тебя выпущу. Слышишь?

В ответ глаза кошки полыхнули ненавистью. Может быть, тело ей и не подчинялось, но она все еще знала своего врага. Виралай прижался ртом к ее шелковистой морде, почувствовал теплый воздух от ее дыхания на своих губах.

Послышался приглушенный свистящий звук, потом он увидел (нет — скорее ощутил) яркий свет в голове. Огни колыхались и распадались, потом собрались вместе.

Ученик мага увидел, как Роза Эльды входит в огромный павильон с тысячами свечей и огромным количеством людей.

Собрание…

Виралай смотрел, как она, почитая себя в безопасности под темной шалью, крутит головой по сторонам. Зеленые глаза разглядывали каждого из присутствовавших, взгляд женщины скользил по бархату и шелку, безделушкам и драгоценностям. Все пили вино и оживленно болтали. Внезапно Роза Эльды повернулась, и зрачки ее расширились. Потом женщина увернулась от пристального взгляда ученика мага и исчезла в толпе.

— Что, во имя огня, ты делаешь с животным?

Виралай вскинул голову. Кошка, почувствовав ослабление удерживающего заклинания, извернулась и вырвалась из рук продавца карт, брызнула вверх по стене фургончика, как кукла, подвешенная на веревке. Потом юркнула в пространство между керамической плитой и сундуком с вещами и спрыгнула на землю.

Лорд Ишиан загородил своей персоной дверной проем. Виралай медленно поднялся, вытирая ладони о штаны. Мелкие клочки черной шерсти полетели на пол. Лорд, заметил он, подозрительно размахивал руками, будто отгоняя неприятный запах. Заклинание оставило после себя легчайший аромат серы. Впрочем, может статься, кто-то просто испортил воздух.

— А-а, — протянул Виралай, пытаясь казаться невозмутимым. — Вы пришли за Розой Эльды, я полагаю?

— Где она?

— Она ожидает нас на Собрании, мой лорд.

Он увидел, как взгляд Тайхо Ишиана скользнул по царапинам на его бледных руках: истриец явно гадая, оставила их кошка или женщина.

— У вас с собой деньги? — спросил Виралай, чтобы отвлечь южанина.

— Нет. Еще нет. Но будут. Скоро.

— Тогда давайте ненадолго отложим наш обмен и осуществим его на Собрании.

Он пропустил лорда Ишиана вперед и последовал сразу за ним, резко задвинув засов, чтобы попридержать кошку. Пусть лорд утащит Розу Эльды. По его блеску глаз и цвету лица можно было предположить, что он не допустит вмешательства в свои планы на всю предстоящую ночь.

Со своей удобной позиции на возвышении король Вран Ашарсон наблюдал за суетящимися внизу людьми.

Он накачался по случаю таким количеством южного вина, до какого только смог дотянуться, но даже опьянение не притупило нервозность.

Король наблюдал за тем, как писец отчаянно пытается зафиксировать в книге гору подарков, собравшуюся у его ног. Цирцезианские ковры — в количестве, достаточном для всей огромной залы в Халбо и даже для того, чтобы выложить трехмильную дорогу к морю. Урны, вазы, кувшины, которые, очень даже возможно, разобьются при первом же шторме по пути домой. Горшки с приправами и мешочки с сухими травами с южных равнин и восточных холмов, означавшие, что этой зимой пища будет пахнуть чем-то иным, кроме соли и дыма. Рулоны шелка — стало быть, королева-мать получит множество нарядов, если только он сумеет убедить ее надеть что-нибудь, кроме мрачных серых одежд, которые она не снимает с самой смерти короля.

Чистый аквамарин будет ей к лицу, думал Вран: появятся голубые огоньки во все еще черных волосах. Ее уверенность может поколебать только цвет самого Сура — солнце на божественном море. Он подойдет и Рагне Фаллсен тоже, внезапно подумал король, поймав взгляд женщины с другого конца зала, где она танцевала со старшим сыном Эрола Вардсона, Свином. Свин по имени и по натуре, розовый и пухлый, как настоящий поросенок, мальчишка. Лорд знал, чего добивалась Рагна, поощряя ухаживания увальня. Едва ли в любовнике, разрываемом сомнениями, вспыхнет хоть минутная ревность при виде ее в объятиях нелепого толстяка. По правде сказать, король уже начал уставать от Рагны, несмотря на всю ее красоту и сообразительность. Она, как Вран недавно обнаружил, была чрезвычайно щепетильна и в последнее время постоянно жаловалась, когда он залезал в постель не помывшись или под хмельком. Невыносимое качество, потому что и одно, и другое случалось довольно часто…

Король перевел взгляд на группу южанок, мирно сидевших в противоположном конце павильона у помоста для музыкантов, там, где они провели весь вечер со слугами у ног и мужчинами за спинами. Он наблюдал, как грациозно женщины брали печенье и потягивали вино: белые руки и темные губы, больше ничего не видно. Вран возбудился в первый раз за день. Тихие, полные достоинства здесь, и настоящие фурии в спальне, как он слышал.

Ашарсон вспомнил рассказ одного из своих гребцов (услышанный тем, в свою очередь, от друга его друга, капитана-наемника, защищавшего от морских пиратов истринский берег) о том, как одна имперская шлюха обслужила всю команду большого корабля — полных тридцать человек, и среди них ни одного салаги, — не более чем за час и все же сумела доставить каждому такое острое удовольствие своими прохладными пальцами и горячим ртом, что, когда настала его очередь, навигатор визжал от восторга, а потом потерял сознание на целых три дня.

Вран слышал похожие истории о Потерянных женщинах. На самом деле он даже собирался навестить их под видом Феникса после боя на мечах. Если бы не проклятая рана от расколовшегося истрийского кинжала… Как не стыдно, попенял король сам себе, наполняя кубок вином. Кочевники слыли творческими натурами с богатым воображением, даже если вспомнить о том, как несколько лет назад южане объявили, что сожгли последних магов. Секс с колдуньей! Вот это действительно здорово.

Однако все они во имя Богини теперь превратились в пепел и обгорелые кости — целые племена, целые караваны погребены пол солеными курганами, а их головы склевали стервятники дальнего юга…

Неудивительно, что кочевники уступили земли в пустыне лорду Кантары, думал Вран, вспоминая скучный курс истории Империи, который ему преподали Штормовой Путь и Южный Глаз перед этой Ярмаркой. Там, должно быть, полно душ умерших, всяких призраков и живых трупов. Любой эйранец знал, что, если отсоединить голову от тела, дух никогда не обретет покоя. И сжигание тоже не лучший способ, надо спрятать тело поглубже, в землю или море…

Он содрогнулся, несмотря на близость рассвета, тысячу горящих свечей и огромное количество народа. Мысли за последние полчаса метались как ошалелые. Это было непохоже на него — размышлять о таких вещах. Подобное заставляло короля чувствовать себя неуютно.

Рука Врана на мгновение коснулась цепочки на шее — амулета, удобно устроившегося на его волосатой груди. Якорь Сура из серебра, дающий спасительную гавань для душ, плывущих по океану жизни.

— Вы неважно выглядите, господин. Вам что-нибудь принести? Может, бокал вина?

Южный Глаз появился у королевского локтя, его старое уродливое лицо выражало искреннее беспокойство. Вран рассмеялся:

— Я и так уже выпил достаточно, чтобы потопить целый корабль. Приведи-ка девчонок, Южный Глаз. Может статься, они развеселят меня.

— Ах… нуда, да, господин. Девчонки! В них все дело. Запомните, о чем мы говорили.

— Давай, давай, веди…

Девиц было всего десять, как уже знал Ашарсон: само по себе знаменательное число, точно команда корабля самого Сура, состоявшая из избранных, доставлявших души умерших во имя морского бога к Берегу Мира. Десятеро для бога, так их называли. Десятеро для короля — тоже звучит неплохо. Наверное, ему следует взять всех сразу. Ведь существовал же в их истории старый король Черный, у которого было целых пятнадцать жен. Десять даже поскромнее будет.

Южный Глаз отошел посоветоваться с Яйцом Форстсоном, который только молча кивнул, потом запетлял между кучками народа в поисках ярла Штормового Пути. Тот, как оказалось, развлекал страшными сказками или еще какими-то историями кучку эйранских девушек в шикарных нарядах и странных головных уборах.

Вран заметил, как дочь Брана, Брета, покраснела и спрятала лицо в ладонях. Глупая женщина. Неужели она не догадывалась, что предложение ее в качестве невесты всего лишь формальность? Яйцо прошептал что-то на ухо племяннице и передал ее руку Брете. Обе девушки потрясенно переглянулись, потом принялись хихикать.

Ярл Шепси теперь уже пробирался к группе высоких мужчин, болтавших с девушкой в серебряном тюрбане и зеленом платье с низким вырезом. Когда Яйцо добрался до них и что-то сказал, все повернулись и посмотрели на короля. Вран сузил глаза, когда понял, что один из высоких мужчин — Аран Арансон, напыщенный медведь, нагрубивший ему давеча. Он с удовольствием заметил, как старик отвернулся, вроде бы слегка смущенный, и начал вглядываться в толпу, будто потерял кого-то. Расплывшегося мужчину с бородой рядом с ним Вран опознал как королевского корабела, Финна Ларсона. Значит, толстушка в зеленом, должно быть, его дочь, о которой ему говорили.

Король вздохнул и отвернулся.

В дальнем углу помещения закутанные до глаз женщины начали подниматься со скамеек, слуги засуетились перед ними. Король наблюдал, как они буквально плывут по направлению к нему, совершенно не как обычные люди. Он внезапно припомнил старинную присказку по поводу лебедей: на поверхности видна только их грация, а под водой в это время происходит настоящая работа. Наверное, то же самое относится и к Лебеди Йетры. Может быть, ему удастся узнать это позже…

Первой, однако, представили дочь лорда Прионана. Вран пропустил мимо ушей дежурную лесть и похвалы по адресу перезревшей девицы, потому что лорд уже пытался купить его расположение этим вечером при помощи группы закованных мальчишек-рабов, настолько нарядно одетых, что Ашарсон посчитал их за труппу акробатов, пока южанин не прояснил ситуацию. Король не смог скрыть своего отвращения. На северных островах не существует рабства, объяснил он лорду. Эйранцы давно поняли, что люди работают гораздо продуктивнее, если к ним по-человечески относиться и платить за труд, а не принуждать к выполнению непонятных им задач под страхом смерти. В ответ лорд Прионан скрипнул зубами, покачал пальцем перед носом Врана и сказал нечто неразборчивое на своем певучем языке. Теперь Вран нетерпеливо отмахнулся от него. Пусть он и предлагает прекрасно расположенные и защищенные прибрежные земли, но породниться с таким человеком…

Следом появился ярл Несса со своей дочерью Лиан в кильватере. Ярл, высокий, худой как палка человек лет пятидесяти, передал свою фигуру дочке по наследству. Ни капли мяса на костях, раздраженно подумал Вран. Он представил, как ее бедра будут скрипеть под ним, и мысленно отказался от форта у Акульего пролива. Крепость могла бы стать стратегически важным объектом, но Вран знал из своих источников, что сейчас она лежит в руинах, а в Акульем проливе хозяйничают пираты и всяческие изгои.

Король улыбнулся:

— Благодарю тебя за достойное предложение, лорд Несс. Я обдумаю его позже. — Он посмотрел на Лиан, которая достаточно низко присела в реверансе, чтобы открыть полное отсутствие округлостей тела его тренированному глазу.

Вран вздохнул.

Дочь ярла Стена, Элла, напротив, обладала недюжинными прелестями, хотя и оказалась настоящей дурнушкой: лицо было так густо усыпано веснушками, что показалось, будто девушка вымазалась в грязи. И все же она по крайней мере выглядела полной желания. Придворные красавицы очень часто принимали знаки внимания как нечто само собой разумеющееся, а дурнушки больше стараются доставить удовольствие.

— У тебя милая девочка, Стен, — проговорил Вран так весело, как только смог.

Ярл, один из самых близких друзей его отца, ветеран, участвовавший в сотне кровавых схваток, улыбнулся в ответ беззубым ртом. После сильного удара по голове, решил Вран, навряд ли у него осталось хоть сколько-нибудь мозгов.

Прибытие герцога Церы произвело некоторое замешательство. Вран наблюдал, как толпа в страхе расступалась перед ним, пока не стала понятна причина суматохи. Два зверя с огромными лапами, заканчивающимися длинными, как кинжалы, когтями, и шерстью мягкого верескового оттенка, который уступал место глубокому цвету штормового моря там, где играли мощные мускулы. Пурпурные пятна выделялись по всему телу животных. Огромные золотые глаза напоминали о снежных совах, которые водятся на крайнем севере. На шеях зверей поблескивали ошейники из чистого серебра с необычными голубыми камнями.

— Горные леопарды, господин, — гордо объявил герцог. — Из самих Золотых гор. Это единственная пара, выжившая в неволе на всей Эльде. Я поймал их котятами и сам вырастил. Они будут есть из ваших рук и бегать за добычей быстрее, чем любая гончая. Представьте себе охоту с ними в северных лесах! Ничто не устоит перед их изящной стремительностью и мощными челюстями.

Вран уже четко видел перед собой нарисованную лордом картину, слышал звук охотничьего рога, дробь лошадиных копыт, приглушенную снегом. Он узрел себя, скачущего впереди всех с этими славными зверями на длинных поводках, преследующего оленя, которого они упустили прошлой зимой. Соблазнительное зрелище, однако король все же понял, что не обладает достаточным количеством тщеславия, чтобы две дикие кошки смогли поколебать уже принятое решение. К тому же их транспортировка на Эйру на корабле наверняка будет стоить жизни всем членам команды, если не самим кошкам.

Ашарсон рассыпался перед герцогом в благодарностях, потом изящно отклонил предложение. Дворец в Халбо — не место для таких диких животных, объявил он: это все равно что запереть орла в клетку. Герцог Церы пожал плечами. На самом деле в его коллекции было несколько орлов, поэтому он совершенно не понял, что имел в виду король варваров.

Втайне, однако, южанин обрадовался, что сделка не состоялась. Именно Совет заставил его предложить дорогую Карамон варвару, не принимая во внимание заявления о святотатстве. По крайней мере, рассуждал он, если северянин примет ее, девушку защитят лучшие экземпляры священных животных Богини, которые он только сможет найти.

Лорд Сестран предложил драгоценности и кувшины с вином, а также долю в прибыльной торговле специями, но его дочь стояла рядом — почти вполовину ниже Врана, и с талией, по размеру приближающейся к ее росту. Даже сабатка не могла скрыть ее фигуру.

Затем вперед выступили два пожилых лорда Империи в темно-красных плащах, с одинаковыми скошенными подбородками, косматыми седыми бровями и цепочками тонкой работы: лорды Дистра, главы истрийского Совета. За ними стояла изящная женщина в темно-синем шелковом платье.

— Лорд Эйры, — начал один.

— Мы приветствуем тебя, — продолжил другой.

— Наши условия — сама щедрость.

Первый лорд вытащил свиток, который оба и продолжили читать по очереди настолько одинаковыми голосами, что, закрой Вран глаза, он бы принял их за одного человека. Король слушал вполуха: он уже знал, что эти люди предлагали именно то, в чем нуждался Север, — проход через Цирцеанский пролив по Золотой реке, проход для барж с зерном и железом и деревом, с тем, чего стало не хватать на островах. Но вот они подошли к самой интересной части.

— Мы имеем честь представить… — объявил первый.

— …прославленную красавицу Империи, — продолжил второй.

— Лебедь Йетры!

Вран подался вперед, поставил локти на колени и оперся подбородком о ладони, уставившись на укутанную в синее фигуру, которую старики вывели вперед. Проклятые мешковатые одежды, думал король. Вот единственная девушка, которую стоит пристально разглядеть, а он не может увидеть ничего, кроме скромного маленького ротика и милых ручек.

Как, во имя Эльды, они могли назвать ее прославленной красавицей, когда никто не удостаивался чести оценить ее прелести, Вран отказывался понимать. Но губы были изящной формы и без тех четких обращенных вниз линий, которые, по его мнению, означали дурной характер и озлобленность. У Рагны Фаллсен они все больше проявлялись с каждым днем.

— Уважаемые господа! Это замечательное предложение, и я, с вашего позволения, обдумаю его.

Пожилые южане кивнули, улыбнулись и поклонились. Потом кивнули, улыбнулись, поклонились еще раз и исчезли в толпе со своей бесценной собственностью, прославленной Лебедью.

И вот он уже должен вежливо обнимать изменника-кузена, Эрола Вардсона. Последний избегал королевского взгляда, однако девушка совершенно бестрепетно пронзала глазами Врана — темно-фиолетовыми, между прочим, глазами, обрамленными длинными светлыми ресницами. Необычное сочетание на бледном красивом лице. Девушка с некоторым вызовом вздернула подбородок, когда король оглядел ее.

Штучка с характером, подумал Вран. Девушка зла на своего опекуна за то, что он выставляет ее на всеобщее обозрение, и не боится выразить свои чувства.

Эрол хорошо играл свою роль, заметил Ашарсон, пригнав девушку на Собрание и представляя ее таким образом. Но все равно, дело слишком рисковое, несмотря на унаследованную Эролом власть и влияние. Как только девчонка родит мальчика, они найдут способ избавиться от Ашарсона и посадят на трон младенца — с Эролом, его опекуном, в качестве реального короля. Штормовой Путь особенно настаивал на необходимости избегать подобного исхода всеми силами.

Брета Брансен знала заранее, что Вран не собирается жениться на ней. Она любила его лет с семи — даже после того, как он спихнул ее в лошадиное дерьмо, чтобы посмотреть, утонет девочка или нет. «Твоя мать была колдуньей», — жестоко дразнил ее будущий король. «Если бы моя мать действительно обладала магическими силами, — думала она тогда, — то обязательно родила бы меня подобной себе: бледной, темноволосой и гибкой, да и, наверное, подальше отсюда». И теперь, когда Вран улыбнулся ей и сделал комплимент по поводу платья, Брета криво усмехнулась, тут же уступив место своей более красивой кузине.

— Господин, имею честь представить вам мою внучатую племянницу, Филию Янсен, семнадцатилетнюю красавицу, искусную рукодельницу. Она вышила ковер для вашей королевской залы в качестве признания в бесконечном уважении к вашему величеству.

Форстсон подтолкнул девушку вперед. Застенчиво, постоянно косясь на короля бледно-зелеными глазами цвета крыжовника, девушка развернула ковер.

На любой вкус это была отличная вышивка. Филия явно потратила на работу немало времени: хитросплетение фигур и искусно подобранная расцветка. Однако изображенная сцена была из тех, которые Вран всегда ненавидел. — Черные горы.

Трагическая сказка о королеве Фире и ее возлюбленном короле Фенте, взятом в плен троллями. Каждый год они требовали выкуп — пшеница и ячмень, коровы и овцы, киты и лосось, — и каждый год не сдерживали обещание освободить короля, пока пятнадцать лет спустя королевство не посетил голод и выкупа не собрали. И королева сама пошла к Черным горам вымаливать жизнь короля. Тролли вышли к ней навстречу — высокие, как корабельные мачты, толстые, как паруса, каждый зуб с пирамиду, — и рассмеялись женщине в лицо. «Мы съели короля пятнадцать лет назад. Поджарили его с медом и теперь играем в шашки его костями. Так что, если выкупа больше нет, придется придумать что-нибудь еще».

А потом они поджарили и съели несчастную королеву Фиру. Мораль этой сказки, как радостно объяснял сидевшему на коленях юному Врану ярл Шепси, заключалась в том, что лучше быть прагматиком и действовать по обстоятельствам, а не ждать выполнения пустых обещаний. Вран всегда считал историю глупой. Если бы тролли забрали его отца, он бы привел к горам вооруженную армию и срыл их до основания.

Король устало махнул Яйцу с его внучатой племянницей, отпуская обоих. Теперь ему стало скучно. Горные леопарды отвлекли его на мгновение, но вот уже на выбор остались только имперская Лебедь и дочка корабела.

Ашарсон кивнул Финну Ларсону. И тотчас Йенне показалось, что она непременно упадет в обморок.

— Господин. — Финн отвесил настолько низкий поклон, насколько позволял необъятный живот. — Я отдаю вам единственную дочь, Йенну, чьи прелести — все, что мы можем предложить вам. — И громоздкий коротышка имел наглость подмигнуть своему королю.

Вран, испытывая смесь раздражения с удовольствием, посмотрел на последнюю девицу. Он знал преимущества данного союза — бесценный новый флот, с которым можно покорить Воронов Путь в любой шторм, известные политические выгоды, — но девушка весьма его удивила. Крупная, но хорошо сложенная, как один из кораблей ее отца, лицо сияет от жары и вина (по крайней мере она не отказывает себе в выпивке).

Йенна выступила вперед. Она репетировала этот момент несколько месяцев — как присядет в реверансе, низко, чтобы предоставить королю возможность оценить ее грудь, потом взглянет на него из-под ресниц, одновременно соблазнительно распутает тюрбан и выпустит на свободу волну волос — изюминку своей внешности, которая обязательно завоюет его сердце…

Теперь темные глаза короля смотрели прямо на Йенну (о, эти тяжелые, чувственные веки!), превращая ее в слабую дурочку, так что даже распутывание простого узла, который она завязала на счастье, стало проблематичным. Однако девушка все же справилась, и материя соскользнула с головы.

Толпа ахнула.

Волна за волной блестящие волосы излились из-под складок шелка, на глазах видоизменяясь под действием зелья кочевницы. «Если ты действительно хочешь, чтобы он тебя заметил, — говорила Фезак Певчая Звезда, — то подожди, пока он взглянет на тебя, и тогда завладеешь его вниманием полностью».

«Я хочу, чтобы они выглядели, как поле пшеницы», — ответила Йенна, представляя каскад золотого, переливающегося, рассыпчатого водопада.

Теперь пожелание сбылось — но в совершенно кошмарном смысле.

Если бы Йенна упомянула о созревшей пшенице, то хотя бы цвет улучшился, но девушка не продавала особого значения словесному определению своего желания. Ее волосы стали зелеными, как любой недозревший злак. Однако и это было еще не самым страшным.

На пол дождем посыпались полевые мыши, пчелы, земляные черви и жирная земля. Стоявшие поблизости люди стали белеть, зажимать руками рты, падать в обморок. Из спутанных волос вырвался жаворонок и с паническим свистом заметался среди столбов-мачт.

Король было засмеялся, но потом, глядя, как девушка визжит в истерике и колотит кулаками себя по голове, понял, что это не шутка, придуманная для его удовольствия.

И тогда из толпы выступила высокая женщина. Она носила длинную светлую рубашку, ее голову покрывала темно-зеленая шаль. Кожа, открывшаяся, когда незнакомка протянула руки к девушке, оказалась молочно-белой, пальцы — длинными и изящными, а ногти — розово-перламутровыми.

Женщина дотронулась до головы дочери корабела, и иллюзия — если то была иллюзия — тотчас рассеялась. Йенна упала на руки отца, длинные волосы, снова превратившись в золотые, скрыли ее позор. От всякой дряни, покрывавшей голову несчастной, не осталось и следа.

Значит, все-таки шутка.

Король откинулся на скамейку, раздраженный обманом, показной истеричностью представления. Практичный человек, вроде Финна Ларсона, мог бы додуматься и до чего-нибудь получше.

Ашарсон взмахом руки отпустил высокую женщину, но та не ушла. Вместо этого она шагнула к королю. Рука незнакомки дотронулась до его раны на лице.

— Вы ранены, — расслышал он.

Голос женщины доносился как будто издалека.

Темная шаль упала с ее головы. Вран впился взглядом в лицо женщины. Безупречный овал и пара зеленых глаз цвета моря.

Прохладные пальцы коснулись его кожи.

Вран почувствовал, как остановилось сердце.

Где-то высоко под крышей павильона запел жаворонок.

 

Глава 14

БЕЗУМИЕ

Танто взял новый кубок с подноса у проходящего мимо слуги.

Он заметил, что хорошей выпивки уже почти не осталось. Настроение юноши оставалось таким же кислым, как и вино. И все равно Танто осушил кубок, потянувшись за новым. Голова начала виснуть под знакомым печальным углом, предвещавшим нестерпимую боль завтрашним утром, но сейчас его будущее не волновало.

Будь проклят благонравный маленький братишка! Будь проклят идиот-отец, да и дядя Фабел тоже… А что до лорда Тайхо Ишиана… Танто искренне надеялся, что негодяя поглотит жаркое пламя Богини. Но не раньше, чем он признает Танто своим зятем, во что бы то ему ни обошлось.

Юноша осушил кубок единым махом, едва почувствовав, как пряная жидкость огненной лавой потекла в горло.

Танто уже собирался найти слугу, чтобы заново наполнить кубок, когда увидел лорда Кантары, пробиравшегося к выходу из павильона. Рядом с ним шел высокий, худой мужчина, какой-то весь бесцветный.

Танто против воли задержал на нем взгляд. Волосы, светлые почти до белизны, черты бледного лица практически неразличимы. Незнакомец выглядел как минога — болезненный скользкий червь, а не человек. Они быстро продвигались вперед сквозь толпу, склонив друг к другу головы, будто занятые важным разговором.

Я продам ее первому же встречному, который щедро заплатит…

Лорд Тайхо Ишиан сдержал слово, нашел нового покупателя. В Танто начала подниматься волна ярости. Итак, он собирается отдать свою дочь этому… этому слизняку, да?

Юноша отшвырнул пустой кубок и направился вслед за ними, расталкивая людей, однако потом передумал. Что он сделает? Встанет против лорда Кантары, прибьет слизняка, позволит всем на свете узнать, что у его семьи не хватило денег на приданое? Нет. Танто задумался, одурманенный мозг корчился в муке. Нет, точно нет.

Он улыбнулся. В голову пришла гораздо лучшая идея.

Снаружи звезды горели ярко, а луну укрыло медленно плывущее облако. Холодный воздух протрезвил Танто, но вместо того чтобы пересмотреть свой план, он только утвердился в решении. Глянул на раскинувшийся перед ним город на голой черной равнине и двинулся к истрийскому кварталу, миновав огромную палатку лорда Прионана, намеренно приближенную к большому павильону, будто так обитатели получат большее уважение и почет. Разноцветное фамильное знамя вяло обвисло на древке.

Танто прошел мимо павильонов Карана из Талсии, мимо палаток герцога Церы. Когда юноша поспешно двинулся дальше, из темноты впереди выкатился глухой, низкий рык.

Танто никогда не слышал ничего подобного. На мгновение он остановился, испугавшись, что Богиня увидела его помыслы и послала своих кошек расправиться с ним, но потом вспомнил двух горных леопардов, подаренных герцогом Церы королю варваров. Очевидно, сделка провалилась, и кошек отослали обратно. Какое дело Богине до его плана?

Танто рассмеялся и двинулся дальше. Вскоре он очутился в тени за великой Скалой, возвышающейся в ночи наподобие замка — впрочем, именно так ее и называют северяне, — и там, на склоне, располагалась палатка его семьи. Жертвенники не горели. Должно быть, рабы истощили весь запас трав или просто развлекались где-то в отсутствие хозяев. Однако туда Танто и не собирался. Он тихо проскользнул мимо.

За Скалой Фаллы равнина превратилась в крутой склон. Танто прибавил шагу, чтобы не увязать в сухом вулканическом пепле. Вверх на холм, мимо палаток Сестрана и Леоника Бекрана.

Перед Танто открылась панорама из огромного количества павильонов. Без малейших угрызений совести юноша направился напрямик и вскоре оказался в каком-то тихом уголке. Его устроили наподобие йетранского сада: красивые камни и терракота, горшки с водой и ароматными порошками, гирлянды растений, а возле маленькой часовенки — жаровни со все еще тлеющими углями. Кто-то принес жертву Богине всего несколько часов назад.

Сладкий, тошнотворный запах сгоревшего мяса и волос ударил в нос Танто, когда он проходил мимо. Столько усилий, и все для одной дурацкой Ярмарки. Тащить горшочки и камни с самих йетранских равнин! Они сделали это для Лебеди, решил юноша. Чтобы она в последний раз насладилась любимым югом, прежде чем отправиться к проклятому северному королю на эйранские острова.

Эта мысль еще больше разъярила Танто. Благородную женщину жадная семейка интриганов продает варвару вместо того, чтобы сохранить для достойного истрийского мужа. Такого, как он. Оскорбление и для него, и для любого здорового южанина.

Юноша злобно пнул один из терракотовых горшочков и посмотрел, как он с приятным звоном разбился. Осколки обожженной глины разлетелись по садику. Потом Танто перевернул заодно и алтарь. Гирлянды цветов рассыпались, обдав его ливнем из хрупких лепестков и охряной пыльцой.

Алесто, подумал Танто. Алесто! Любовник богини Фаллы прибыл к ней в таком же облаке: хрупкость небес, освящающая соединение смертного и божества…

Больше ему ничего не понадобилось. Танто, исполненный решимости, преодолел последнюю сотню ярдов бегом, и аромат цветов преследовал его повсюду.

Павильон лорда Кантары стоял погруженный во тьму, как и ожидал Танто. Но палатка поменьше, прилегавшая к нему, изнутри горела слабым розовым светом. Со своего места Танто мог разглядеть два силуэта внутри: сидящая женщина и кто-то очень маленький. Одна из них точно Селен. Вторая, наверное, девочка-рабыня. Сердце Танто часто забилось от сладостного предвкушения.

У входа в палатку он остановился. Изнутри доносился приглушенный гул голосов — нет, это был один голос… Танто два раза глубоко вздохнул, успокаиваясь. Провел ладонью по всклокоченным волосам, пригладил роскошную тунику, подтянул смятые штаны и поправил белье. Что сказать Селен, Танто пока не знал, но то, что он собирался сделать, казалось таким естественным, таким правильным — и слова тоже обязательно найдутся, как только понадобятся. Истриец задержался у дверного проема и заглянул внутрь.

Селен Ишиан сидела на низкой кушетке. Закутанная в мешковатую робу девчонка-рабыня устроилась у ее ног. Селен склонила голову над пачкой пергаментных листов, связанных лентой. Она читала девочке вслух. Судя по наклоненной голове, рабыня с чрезвычайным вниманием слушала Селен — наверное, это была какая-нибудь старинная сказка о богах и чудовищах, прекрасных дамах и бесстрашных принцах, готовых прорубиться к своим возлюбленным сквозь толпы вражеских полчищ и спасти всех от верной смерти.

Танто поймал себя на том, что улыбается. Какая мирная картина. Он мог бы представить Селен, сидящую вот так же — через несколько лет, уже с их собственным ребенком у ног, а Танто — на стуле у жаровни, с кувшином араки рядом. Юноша увидел это так ясно, что, ступив в палатку с улицы, почувствовал себя так, будто заходил в собственный дом.

Шум его шагов заглушался шорохом пергамента, но рабыня все равно тут же вскинула голову. Эти девчонки с холмов, весело подумал Танто, чуткие, как кошки.

Девочка быстро сказала нечто неразборчивое для уха Танто, и Селен оторвалась от чтения. Она не надела традиционную сабатку, с внезапной дрожью осознал Танто, только тонкую шелковую сорочку и шаль на плечи и голову.

Он пожирал глазами ее лицо. Его жена! Это его жена. А он просто счастливчик, потому что она была прекрасна, как он и думал. Бледно-оливковая кожа и испуганные черные глаза — большие и темные, как у оленя, которого Танто подстрелил из своего лучшего лука около семейного дома в прошлом году. Рот — о, этот рот, который тысячу раз являлся ему в сводящих с ума видениях, хотя и без краски на этот раз, однако не менее соблазнительный…

Селен неловко встала, замешкавшись из-за прильнувшей к ногам рабыни.

— Вон отсюда, — выговорила девушка низким от гнева голосом, но Танто с торящими глазами уже достаточно приблизился к ней.

…И Алесто ступил на мраморный пол летнего дворца, и позвал свою возлюбленную, и попросил ее принять образ смертной, чтобы они смогли разделить желание.

— Селен, любовь моя. Пришло время разделить наше желание…

С криком ужаса девушка вскинула руки, пытаясь остановить его, но все, что увидел Танто, — это белоснежная плоть, высвободившаяся из-под золотой шали, совершенство руки, предсказывающее прелестную гибкость тела…

…Из столбов пламени явилась она со своей кошкой, Бэстой, но вскоре отпустила спутницу, сказав, что не нуждается более в защите, коль пришел ее возлюбленный. И потом взяла его за руку…

Танто шагнул вперед:

— Отошли девчонку, Селен. Теперь, когда я здесь, тебе больше никто не понадобится.

Он протянул руку и сорвал с девушки шаль, которая сползла вниз шелковой волной и упала бесформенной кучей на пол среди подушек.

Рабыня посмотрела на шаль, потом на оголившиеся плечи своей хозяйки и открыла в ужасе рот. Для мужчины увидеть женщину такой — означает совершить святотатство, страшный грех в глазах Богини, и ее, Белину, точно накажут за недосмотр. И это будет явно не божество. Нет, она гораздо больше боялась отца госпожи, его склонности использовать плетку при любом удобном случае. Она должна закричать, позвать на помощь Шаро или Валера из соседней комнаты или сбегать за Тэмом…

Девочка уже хотела было позвать на помощь, но издала только короткий вздох. Чужой мужчина оторвался от созерцания обнаженных рук хозяйки и взглянул на Белину. Она чувствовала тяжесть его взгляда, даже через вуаль. Он такой красивый, подумала рабыня бессвязно — мысли путались в ее голове. Незнакомец улыбнулся ей, и девочка ответила ему тем же. Как такой милый человек может причинить вред…

Танто с удивлением уставился на нож в своей руке. Отличный эйранский клинок… серебро, запятнанное кровью. Он не собирался закалывать девчонку, но та вдруг свалилась на яркие подушки, кровь потекла на золотую шаль широким темным потоком.

Селен Ишиан задрожала. Она уставилась на тело своей личной служанки, словно не веря в реальность происходящего. Потом повернулась лицом к Танто Винго.

— Нет, — почти неслышно проговорила она, и снова: — Нет!

Отрезав себе последний путь к отступлению, Танто отшвырнул тело девочки с дороги. Потом уронил нож и грубо толкнул Селен на кушетку, разрывая на ней рубашку. Послышался треск, ткань поддалась у ворота и порвалась по шву до самой талии. Танто уставился на грудь девушки. Соски — темные и круглые — ответили на его взгляд осуждающе.

Внезапно Танто понял, что две руки — это слишком мало. Вначале ему захотелось накрыть обе груди ладонями, но ведь нужно еще одновременно зажимать Селен рот и освобождаться от одежды. Животный инстинкт взял верх. Он упал на девушку, прижался к ее рту губами, но жадный язык встретил частокол из сжатых зубов. Одной рукой Танто задрал остатки одежды Селен, а второй стянул штаны и белье. Пара слепых, отчаянных толчков, и он оказался внутри нее, хрюкая, как свинья.

Вихрь боли, гнева, ярости, ужаса закружил Селен Ишиан. Она в отвращении отвернула лицо.

— Богиня, помоги мне! — закричала несчастная жертва.

Девушка принялась колотить насильника по спине, но Танто, с обезумевшими глазами, продолжал двигаться, не замечая ее кулаков, чувствуя приближение оргазма.

Селен удалось освободить одну руку. Девушка в отчаянии заскребла по полу. Нечто прохладное коснулось теплой кожи. Пальцы сомкнулись на рукояти.

Кинжал лег в ладонь, как ответ на молитву.

Эрно настоял — с каким-то странным неуместным упрямством, как отметила Катла, — на том, что потащит узел, который она приготовила до начала Собрания, вместе со своим собственным мешком.

— У меня не слишком много своих вещей, — сказал он с сокрушенной улыбкой, когда Катла скептически взглянула на наполовину пустой кожаный мешок, который он вытащил из будки.

При этих словах девушка заметила, что его взгляд нечаянно скользнул по ее красивому головному платку. Потом Эрно отвел глаза. Она покраснела. Большая часть сбережений юноши ушла на то, что сейчас укрывало ее наполовину закрашенные волосы от толпы.

— Вот, — сказала Катла быстро, распутывая волосы.

— Нет, — удержал ее Эрно. — Я купил платок только для тебя. Некому будет отдать его, а мне самому он вряд ли подойдет.

Девушка оставила платок на месте, хотя тот и странно смотрелся вместе с видавшей виды кожаной безрукавкой, которую Катла выудила из палатки и натянула поверх туники. Красное, отделанное кружевами платье они завернули так плотно, как сумели, и положили в мешок Эрно.

— Мы можем продать его на побережье, — сказала Катла упрямо, когда Эрно предложил оставить платок Финну Ларсону в качестве извинений и одновременно отказа на его предложение.

— К тому же если они найдут мое платье, то точно поймут, куда я сбежала — а куда может направиться добрый эйранец, как не в море? А так, по крайней мере, станут искать девушку в красном платье, совсем необязательно беглянку. Это задержит их на время, достаточное, чтобы мы успели добраться до ближайшей земли.

Сейчас они бежали быстро и тихо через эйранский квартал, направляясь на восток от истрийских палаток, к берегу, где стояли лодки.

Казалось, кроме них на улице не было никого, будто все живые души укрылись в огромном павильоне. Даже на обычно оживленной территории южан они не встретили ни единого человека.

Молодые люди миновали несколько палаток, сгрудившихся у подножия Замка Сура, и здесь Катла остановилась. Откинула голову, заглядевшись на гигантскую темную гору, чернеющую на фоне звездного неба. Облизнула губы.

— Было бы время, я бы снова залезла на эту Скалу, прямо сейчас, — усмехнулась она.

Эрно странно посмотрел на нее:

— Значит, там видели тебя?

Катла рассмеялась:

— Конечно!

— Когда отец обрезал тебе волосы, я считал его жестоким и несправедливым…

Катла пожала плечами:

— Когда он забрал деньги Халли и Фента, а потом отдал их Финну Ларсону, я тоже так думала. Потерять мечту, как мои братья, очевидно, больнее, чем волосы.

— Но он продал тебя этому корабелу!

— Ах да. Но ведь ненадолго, правда? — с ликованием в голосе ответила Катла.

Она огляделась вокруг, снова посмотрела на скалу. Глаза девушки блестели в свете луны. На мгновение она выглядела такой шальной, будто ее подменили. Потом, прежде чем Эрно успел что-либо сказать, Катла развязала пояс с мечом, кинула его на землю, нашла трещину, по которой забиралась на Замок раньше, и двинулась вверх.

От скалы исходила энергия, и она явно была более сильной, чем раньше. Наверное, во всем виновата напряженность ситуации. Эрно в раздражении кинул на землю мешки.

— Что, во имя неба, ты делаешь? С ума сошла?! Только что тебя заботило, как выиграть лишнюю минуту для побега, а теперь ты лезешь на гору, которая и принесла тебе все неприятности!

Юноша помедлил, будто ожидая ответа. Ничего не дождавшись, он крикнул так громко, как только осмелился:

— Если тебя за это не убьют истрийцы, придется мне придушить тебя собственными руками!

Сверху послышался приглушенный смех, за которым последовало:

— Это такая милая трещина, Эрно. Как могу я устоять?

Ему оставалось только ждать, сжав руки в кулаки, постоянно озираясь на тихую ярмарочную площадь и снова возвращаясь к одинокой фигуре, взбирающейся по скале.

Эрно смотрел, как Катла двигается со спокойной напряженностью, каждый раз ставя ногу с расчетливой точностью, прежде чем перенести на нее вес, как проверяет камень над головой руками, прежде чем подтянуться вверх.

Он увидел с замиранием сердца, как у вершины, там, где скала выдавалась вперед, пару секунд Катла качалась, потеряв опору под ногами, потом сделала усилие и преодолела препятствие. Короткое мгновение растянулось на несколько часов. Эрно услышал вой собаки — жуткий звук задрожал в воздухе. Где-то заржала лошадь, потом все снова стихло. Люди не появлялись. Единственная чайка, не желающая подчиняться законам природы, повелевавшей спать ночью, носилась над головой как привидение, потом закружила над скалой, увидела там Катлу и резко повернула назад.

Наконец девушка достигла вершины. Эрно увидел, как она помчалась по площадке, размахивая руками в каком-то первобытном выражении победы, и его сердце заполнилось извращенной гордостью. Дикая часть Катлы вернулась с лихвой, подумал он, и понял, что за это любит ее только больше.

Внезапно девушка опустила руки, побежала к западному краю скалы и исчезла из виду.

В следующее мгновение она снова появилась, яростно размахивая руками. У Эрно упало сердце. Ее увидели? Неужели их уже нагнали преследователи? Он проклял потерянные на восхождение минуты, эту глупость чистейшей воды. Вот она, Катла, носится по Замку Сура, как пойманная за хвост кошка, ей негде спрятаться, некуда скрыться…

Катла, в свою очередь, выглядела вовсе не испуганной, а скорее возбужденной. Эрно увидел, как она принялась спускаться, шаг за шагом, по какому-то веревочному приспособлению, установленному для менее проворных на дальнем конце скалы, и через удивительно короткое время спокойно спрыгнула на землю и побежала к юноше.

— Эрно, Эрно, быстро!

Она нагнулась, подхватила пояс с мечом, мешки и побежала вверх по холму к западной стороне Замка.

Ему ничего не оставалось, как последовать за ней, хотя они и направлялись в противоположную от пристани и дороги к свободе сторону. Даже с мешками наперевес, вверх по склону, увязая в пепле, она бежала быстрее, чем он. Эрно опустил голову, отдуваясь, поэтому не заметил того, что высмотрела Катла со скалы, пока они не прибыли на место.

Катла кинулась на колени рядом с обнаженным человеком, покрытым кровью. Кинжал в руках, длинные локоны черных волос рассыпались по узким плечам, но они мало закрывают выступающую грудь…

Женщина!

— С тобой все в порядке? — спросила ее на эйранском Катла.

Не получив никакого ответа, кроме изумленно нахмурившихся бровей, она повторила вопрос на Древнем языке.

Женщина медленно кивнула. Ручейки слез оставили бледные полосы на залитом кровью лице. Всхлипывая, она без особого успеха попыталась прикрыться руками.

Катла обернулась к Эрно:

— Перестань на нее пялиться и дай мне платье!

Когда юноша замешкался, не совсем уразумев, что она имела в виду, Катла вырвала у него мешок и вытянула оттуда кружевную рубашку. Осторожно взяла кинжал из руки незнакомки и отбросила его в сторону. Потом вытерла кровь с ее лица и рук рукавом платья.

— Я знала, что оно пригодится, — улыбнулась она женщине. — Красное на красном — никто ничего и не заметит.

Она просунула руку под локоть молодой женщины и помогла ей подняться. На ногах и внизу живота незнакомки обнаружились разводы крови. Эрно отвернулся, действительно смущенный, но Катла тотчас дернула его за руку:

— Ради Сура, Эрно, помоги мне! И не говори, что ты никогда прежде не видел голую женщину!

Она угадала, однако он не собирался просвещать ее на этот счет. Ругая себя за то, что увидел в несчастной прежде всего женщину, а не нуждающегося в помощи человека, Эрно взял у Катлы платье, скатал его до лифа и натянул на женщину через голову. Вместе они затянули корсет и поправили ворот.

Незнакомка не походила на Катлу фигурой, что не мог не заметить Эрно. Это был совершенно другой тип женщины. На ней не было ни грамма мускулов, несмотря на гладкую кожу и стройные ноги, она отличалась узкими талией и плечами, широкими бедрами. Лиф платья просто висел, несмотря на туго затянутый корсет.

— Спасибо, — наконец произнесла молодая женщина на Древнем языке. — Именем Фаллы благодарю вас…

Катла и Эрно переглянулись. Истрийка, значит, как, впрочем, можно было с самого начала догадаться по цвету кожи. Но кто же видел хоть одну южанку, бегающую всю в крови и в голом виде по Лунной равнине?

— Что с тобой случилось? — медленно спросил Эрно.

Кажется, незнакомку вопрос расстроил. Она начала плакать.

Эрно почувствовал себя таким беспомощным, каким не был ни разу в жизни. Он протянул ей руку, но девушка отшатнулась. Пытаясь скрыть смущение, Эрно нагнулся и поднял кинжал. Хотя кровь покрыла его почти полностью, Эрно клинок показался знакомым.

— Это не один из твоих? — спросил он Катлу на эйранском.

Та уставилась на него, потом на кинжал. Через секунду Катла уже держала клинок в руках, взвешивала его в ладони, потом, не заботясь о приличиях, вытерла лезвие о штаны. Посмотрела повнимательнее и ахнула. Действительно, кинжал ее. И не просто ее, а тот самый, что она подарила молодому истрийцу два дня назад у своей лавочки.

Катла снова взглянула на женщину, соображая. Неужели мягкий, вежливый Саро имел к этому какое-то отношение? Ее пробрал озноб.

— Кто ты? — настоятельно потребовала девушка снова на Древнем языке. — Расскажи, как ты сюда попала?

Незнакомка резким движением стерла слезы с лица, откинула назад волосы. Вздернула подбородок. Ей тяжело говорить, поняла Катла.

Она сунула нож за пояс и ободряюще взяла женщину за руку.

— Меня зовут Селен Ишиан, — проговорила незнакомка. — Мужчина убил мою рабыню и силой взял меня. Я думаю… — она подавила зарождающийся всхлип, взяла себя в руки, — я думаю, что убила его.

Подгоняемая необъяснимым ужасом, Катла сжала руку сильнее:

— Скажи, кто это был…

Селен Ишиан нахмурилась.

— Сын Винго, — ответила она. — Нас собирались обвенчать вечером, хотя я и не хотела этого брака. Он не стал ждать.

У Катлы закружилась голова. Саро Винго — насильник? И труп…

Девушку затошнило, потом ее захватила волна непонятной жалости — то ли к молодой женщине, которую, как и Катлу, собирались выдать замуж этим вечером за нелюбимого человека, то ли к самой себе.

— Мне надо бежать, — продолжала Селен Ишиан. — Мой отец… — Она обратила к Катле огромные черные глаза. — Помоги мне. Если меня найдут, обязательно сожгут за убийство.

Еще одна женщина, бегущая от костра и собственной семьи. Очень странно.

Катла глубоко вздохнула. Посмотрела на Эрно. Он только кивнул. Как они могли бросить ее?

— По счастью, мы тоже покидаем это место. Можешь бежать с нами.

Селен Ишиан вымученно улыбнулась:

— Я могу отблагодарить вас только на словах.

— Но даже на это нам не хватит времени, — усмехнулась Катла. — Пошли.

Они уже приближались к западной стороне Замка Сура и почти начали спускаться вниз по холму к сверкающему морю, когда до них донесся крик. Катла обернулась. Позади в темноте истринского квартала танцевали факелы. Крики стали громче.

— Бегите! — скомандовал Эрно.

Он схватил Селен Ишиан за руку и потащил за собой. Катла забросила мешок на спину и последовала за ними, поворачивая на каждом третьем шагу, чтобы запутать преследователей.

Они запетляли между палатками, пролетели через непонятный уголок с запахом цветов смерти. Еще палатки, небольшая группа пьяных людей, пробирающихся домой из квартала кочевников, которые восприняли беглецов как мимолетное развлечение, — и вот они уже на берегу.

Здесь бежать стало сложнее. Острые камешки изрезали голые ноги Селен Ишиан, и вскоре на бледной коже выступила свежая кровь. Женщина сдерживала крики боли, но не смогла угнаться за длинноногим северянином. Вскоре она наступила на подол своего платья и повалилась на землю головой вниз. Эрно вернулся к ней, увидел израненные ноги и стал столбом.

Катла повернулась и поискала глазами преследователей. Линия горящих факелов выдавала их местонахождение. Они выбрали более длинный путь мимо истрийских павильонов, но теперь быстро приближались к беглецам.

Катла повернулась спиной к Эрно и быстро прикинула шансы.

— Возьми ее на руки и беги под прикрытием берега, — сказала она. — К плотам. Я собью их со следа.

— С чего им гнаться за тобой? Если они ищут Селен, то никогда не погонятся за девушкой в эйранской одежде…

Катла потеряла терпение:

— Слушай, просто бери ее и беги! Это единственная возможность. Я не смогу бежать с такой ношей быстрее тебя, а если мы разделимся, то по крайней мере хотя бы запутаем их. Я встречу вас у лодок. Просто возьмите одну и убирайтесь. Я всегда смогу поплыть за вами.

Эрно уставился на Катлу, однако времени на споры не оставалось. Первые факельщики выскочили из-за палаток.

Эрно схватил Катлу за подбородок и единственный раз поцеловал ее, поневоле грубо, прямо в губы. Потом взвалил Селен Ишиан на плечо, спрыгнул под берег и исчез из виду.

Катла подождала, пока преследователи разглядели ее, потом кинулась вверх по склону, прочь от моря.

Она слышала позади крики, пронзительные и азартные, как у охотников, завидевших дичь, и поняла, что ее уловка удалась. Девушка опять побежала между истрийских палаток по собственным следам. Узел вскоре начал напоминать о себе, хотя она бежала уже по ровной поверхности. Катла быстро подумала, потом положила его у приметного павильона с большим количеством знамен, чтобы потом легко отыскать, и побежала дальше. Крики настолько приблизились, что она могла уже различать отдельные голоса, но не слова. Через мгновение девушка поняла почему: они кричали на истрийском. Катла усмехнулась. Отлично. Даже если они нагонят ее, им придется отпустить добычу…

Через несколько минут ей удалось вновь сбить с толку преследователей среди палаток и павильонов, и вскоре девушка снова очутилась в цветочном закутке. Здесь она остановилась, воздух с хрипом проникал в легкие.

«Не такая уж я и выносливая, оказывается, — попеняла она себе сокрушенно. — И все же дала Эрно достаточно времени, чтобы добраться до лодок…»

Катла сложилась пополам, чувствуя, как кровь приливает к замотанной голове, и попыталась успокоить дыхание. Сильный запах благовоний ударил в нос. Он поднимался от гирлянды оранжевых поломанных цветов, лежавших у ее ног на земле. Любопытно, что даже в подобной критической ситуации Катла подняла один, чтобы рассмотреть поближе.

Частички темной пыльцы осели на пальцах. Цветок не походил ни на один из тех, что девушка видела раньше: какой-нибудь экзотический южный вид, которому никогда не выжить на северных ветрах.

Катла отбросила его с отвращением, вытирая руки об одежду. Потом посмотрела на возвышавшийся перед ней Замок Сура. Если она обежит скалу кругом и спустится к морю с другой стороны, то обязательно собьет погоню со следа.

Тут Катла вспомнила о мешке. Проклятие. Она быстро мысленно перебрала ее содержимое и поняла с отчаянием, что не может себе позволить просто так оставить узел.

Выскользнув из сада, эйранка затаилась между палатками и огляделась. Непроглядная тьма. Никаких признаков погони… и приметных знамен, впрочем, тоже не видно. Катла снова побежала вниз по склону, петляя между палатками.

Добравшись до последнего павильона, она остановилась и начала вглядываться в сторону моря. Ничего, кроме вулканической породы и залитого луной моря, накатывающегося на берег волна за волной…

Дыхание девушки наконец восстановилось. Оглянувшись назад, на запад, Катла увидела высокий флагшток, отмеченный ею ранее. Он находился в каких-то тридцати шагах от нее, слева, чуть дальше по склону.

Замечательно. Катла выскользнула на открытое место между двумя палатками, ни на секунду не задумавшись.

Голос, кошмарно близко, крикнул за ее спиной на Древнем языке:

— Стой!

Второй предупредил:

— Двинешься с места, и мы убьем тебя на месте, эйранская шлюха!

В мгновение ока Катла осознала значение последней фразы. Девушка повернулась кругом. Там стояли три стража Ярмарки, двое уже направили в ее сторону арбалеты. Она узнала одного из них.

Сердце застучало очень быстро. Катла мысленно собралась. Если она нырнет и откатится, потом побежит обратно к палаткам, то они могут опять потерять ее… Только бы добраться до скалы, тогда ей удастся взобраться по трещине прежде, чем ее нагонят. Там преследователи станут смотреть в последнюю очередь, это уж точно, девушка прекрасно представляла план действий. Она пролезет там даже с завязанными глазами…

Катла бросилась на землю и услышала, как первый арбалетный болт просвистел у спины. Она перекатилась, вскочила и побежала.

Пригнув голову, девушка бросилась, петляя, к западным палаткам, и тут же обо что-то ударилась, да так сильно, что упала без сознания.

Потом Катла взглянула вверх и обнаружила еще одного стражника. Он держал острие меча у ее горла.

— Ты видишь ее?

Виралай, который был на голову выше любого из присутствовавших, вглядывался в толпу. На этот раз он знал, что искать: проклятую зеленую шаль. Всплески зелени постоянно отвлекали его взгляд — головной убор там, туника здесь, рубашка цвета летнего леса… толстая женщина в изумрудном платье, грязноватый плащ мужчины, бледная молодая женщина в салатово-золотой накидке.

Ученик мага перевел взгляд на темного человека, сидящего на постаменте, окруженном огромным количеством цветных ковров, тканей, безделушек и кувшинов. Рядом сидел писарь, его перо застыло над пергаментом, а сам он смотрел вперед так, будто собственные глаза больше не принадлежали ему.

Виралай очень хорошо знал, что означает подобный взгляд, и давно приучился прятать Розу Эльды от прохожих. Он отступил в сторону и обошел группу мужчин, загораживавших ему вид… вот она! Похоже, занята серьезным разговором с темноволосым человеком.

— Интересно, что же ты затеваешь? — прошептал Виралай, с любопытством следя за Розой Эльды.

— Что? Что ты сказал? — Лорд Тайхо Ишиан схватил ученика мага за плечо железными пальцами. — Ты ведь что-то сказал?

Виралай повернул голову. Он посмотрел на руку на своем плече, потом обратил взгляд своих бледных немигающих глаз на отчаянное лицо лорда. Глаза Тайхо сузились, предвещая взрыв ярости. Виралай немедленно обернулся обратно к Розе Эльды и начал прокладывать к ней дорогу сквозь толпу.

Рядом с возвышением народу стало еще больше. Чисто выбритые темнокожие мужчины в богатых одеждах собрались по одну сторону от человека на помосте, бородатые и женщины — по другую. Виралай с любопытством разглядывал собравшихся. Все они трещали, как сороки, хотя ни один не мог оторвать глаз от разворачивавшейся перед ними сцены.

Позади Виралая послышался вздох. Губы его искривились в улыбке. Итак, южный лорд все-таки увидел ее. Это может оказаться забавным…

Лорд Тайхо Ишиан с проклятиями оттолкнул ученика мага и тут же врезался в группу эйранцев, которые, повернувшись, встретили его с открытой враждебностью. Один, молодой и рыжеволосый, крикнул что-то и попытался встать у лорда на пути, но теперь Ишиана уже ничто не могло остановить.

Он грубо отбросил в сторону лорда Прионана, не вспомнив о деликатных политических маневрах, которые предпринимал в отношении этого человека последние два года, потом распихал плечами Гревинга и Гесто Дистра с той же бесцеремонностью. На Лебедь Йетры — по слухам, самую красивую женщину, какую когда-либо создавала Фалла, — Тайхо не обратил ни малейшего внимания и только почувствовал минутное раздражение, когда обнаружил ее ногу под своей.

Без единого извинения южанин двинулся дальше, пока между ним и целью не осталось никого.

В этот момент темноволосый человек встал, взял руки Розы Эльды в свои ладони, легко поднял ее и поставил на помост рядом с собой. Его взгляд оставался прикованным к лицу женщины.

По телу Тайхо разлились волны пламени, словно потоки лавы. Огонь заполнил члены, грудь, лицо, чресла… Вот она, его награда, всего в трех шагах — Роза Мира, смысл его жизни, женщина, на которой он женится этой же ночью…

Внезапно вокруг стало абсолютно тихо. И вдруг, словно громом:

— Женитесь на ней? Мой господин, вы не можете!

Голос звенел гневом, срывался на визг от негодования. Тайхо развернулся, чтобы ответить нахалу кулаком, но внезапно с леденящим ужасом осознал, что обращаются вовсе не к нему.

Сначала его охватило смущение, потом страх, что он пропустил нечто важное из разговора Розы Эльды с человеком на помосте.

Высокий бородатый вельможа заставил толпу расступиться, пробираясь к помосту.

— Мой господин, я повторяю, вы не можете взять ее в жены.

За ним последовал второй северянин, страшный, как старый медведь, чья борода напоминала седой куст.

— Вран, о чем ты только думаешь? Это безумие.

Вран! Король Вран Ашарсон! Предводитель северян… Языческий хозяин эйранских островов выбирает себе жену. В Тайхо забурлило безумие.

Тут Роза Эльды скинула шаль, предоставив миру любоваться серебристыми светлыми волосами, превосходной белой кожей и зелеными глазами цвета моря. В помещении раздался дружный вздох, который прошел по толпе, будто круги, расходящиеся на воде от брошенного камня или по вине жестокого тайфуна.

В тишине, предвещавшей бурю, Роза Эльды взяла северного короля за руку. Развела его пальцы, взяла правый указательный в розовый рот, потом вытащила обратно и легонько подула. Наклонилась к Врану.

— Скажи снова, — приказала она низким, ровным голосом. — Для них.

Вран Ашарсон встал. Прорычал что-то на отвратительном языке Эйры. Потом добавил на Древнем языке:

— Я выбрал свою королеву!

Роза Эльды улыбнулась.

Виралай смотрел на них. Ученик мага никогда не видел раньше, чтобы Роза Эльды меняла выражение лица. Он, собственно, думал, что она и не знает, как это делается.

Аран Арансон наблюдал за событиями в некотором недоумении, однако его разум не был полностью поглощен причудливостью королевского выбора.

Куда-то подевалась его дочь. И какое-то время назад Аран обнаружил, что и Эрно Хамсона нигде не видно. Все вместе давало повод для серьезных размышлений.

Аран знал, что юный Эрно давно потерял голову от Катлы, как сказала бы бабушка Рольфсен, но не обращал на это внимания, потому что его Катла никогда не выбрала бы себе в мужья такого воспитанного тихого человека, как бедняга Эрно. Он слишком хорошо знал свою шумную, своевольную дочку. Или думал, что знал. Скорее всего Эрно просто играл роль компаньона… точнее, компаньонки, успокаивающей буйную натуру Катлы.

Аран пытался нацепить маску вежливости, хоть внутри весь изнервничался после того, как заметил отсутствие дочери. Однако он решил не показывать Финну Ларсону, как расстроен. Со своей стороны, корабел собирался проследить за тем, чтобы Аран присутствовал при триумфе Йенны, и крепко держал приятеля за руку, не позволяя ему тихо ускользнуть.

— Посмотришь, в какую хорошую семью отдаешь дочь, — повторял Финн. — С королевской, знаешь ли, кровью.

Он подмигнул:

— Кого еще выберет Вран, как не мою прекрасную девочку? Истрийцы могут соблазнять его чем угодно, чтобы хоть как-то приукрасить своих невест, но Вран настоящий мужчина. Он выберет горячую северянку. Я бесконечно благодарен тебе, Аран, друг мой, зато, что ты приструнил своего сына и сделал возможным этот брак.

И вот сейчас они стояли рядом с оплакивающей свой позор Йенной и не сомневались, что король поступил, как последний дурак, выбрав в жены бродяжку. А Катла — по поводу которой Аран договорился с Финном и, соответственно, от которой зависели все его мечты и планы, — исчезла вместе с Эрно Хамсоном.

Аран Арансон, по природе вовсе не впечатлительный человек, теперь весь покрылся мурашками. Что-то здесь не так, совсем не так… Его суеверная мать, которая утверждала, что умеет видеть будущее и всех раздражавшая своими предсказаниями, наверное, сказала бы, что он чувствовал на коже лапки пауков, плетущих паутину его жизни.

Эйранец нащупал кусок золота в кошельке и погладил его. Странное ощущение, передававшееся через слиток, пронизало ладонь, прошло выше по руке и достигло груди, где обосновалось в теплом уюте. Камень стал его талисманом, все будет хорошо.

Расслабившись и выкинув из головы все тревоги, Аран осмотрелся вокруг. Его взгляд остановился на высоком мужчине, который возвышался над толпой, как белая лилия, справа от него.

С некоторым удивлением Аран узнал продавца карт, человека, который доверил ему тайну и подарил золотой слиток. Будто почуяв своего бывшего хозяина, кусок металла задрожал в руке Арансона. Это было так неожиданно, что северянин резко отдернул руку, будто обжегшись. И через секунду его осенило.

В первый раз он сосредоточился на женщине, выбранной королем. Что-то такое в ней… что-то магнетическое…

Аран посмотрел, как ее бледная ладонь ритмично поглаживала руку короля, и вспомнил ту же ладонь, и тот же жест, и черную кошку на ступенях фургончика в квартале Потерянных.

Теперь уже в некотором недоумении он заскользил взглядом от одного к другому. Это что, шутка? Неуместное в данном случае актерство?

Аран еще раз огляделся. Увидел женщину в жутком зеленом платье, которая продвигалась к помосту широкими шагами, пиная подол платья впереди себя так, как никогда не стала бы делать дама, привыкшая к модной одежде. Заметил он и странного коротышку, подпрыгивающего на ее пути. С еще большим изумлением Аран приметил группу задрапированных в широкие сабатки истрийских матрон, отделившихся от соплеменниц с помоста с музыкантами и проталкивающихся теперь сквозь толпу в совершенно неженской манере.

По коже побежали мурашки.

Аран все еще не сводил глаз со всех этих людей, от которых исходила практически осязаемая угроза, когда у входа в павильон поднялся невообразимый шум, и несколько мужчин в форме стражников ворвались внутрь с криками об убийстве и преступлении.

Они волокли его дочь, Катлу, связанную и покрытую кровью.

 

Глава 15

ПЛЕННИЦА

— Катла!

Аран услышал свой собственный крик, похожий на вой замученного насмерть человека, который никак не могло издать его горло.

Он начал проталкиваться вперед, к дочери, не обращая внимания на людей, попадавшихся на пути. Позади Фент рычал и осыпал проклятиями истрийских стражников, Халли более низким голосом — как всегда, достаточно сдержанно, — мрачно извинялся перед теми, кого Арансоны затоптали на своем пути.

Среди эйранцев, стоявших достаточно близко, чтобы видеть стражу и захваченного преступника между ними, поднялся шум.

— Кто это, ты сказал?

— Катла Арансон.

— Прелестная дочь Арана Арансона? Брось — это явно парень!

— Тогда, может, Фент Арансон?

— Нет, дурень! Смотри, вон он, рядом с отцом, напуган до смерти…

Смех.

— Это точно юный Фент: он всегда был маленьким мошенником.

— Катла Арансон это, говорю тебе: я слышал, как отец выкрикивал ее имя.

— Но я видел ее чуть раньше. В красном платье — и великолепном платье…

— Но это она, Катла Арансен, клянусь.

— О Сур, и правда! Но почему?

— Они взяли одну из наших девушек!

— А ну, прочь от нее руки, истрийская собака!

Слова вспыхивали, как лесной пожар. Все принялись проталкиваться вперед — туда, где находились стражники со своей добычей.

Стражники достаточно надменно поглядывали по сторонам, держа напоказ обнаженные мечи, явно готовясь пустить их в ход.

Вран, привлеченный неуместным шумом, оторвался от своей невесты. Избавившись от пронзительного зеленого взгляда, король тотчас почувствовал, как проясняется голова, будто он только что вынырнул после долгого пребывания под водой.

У помоста поднялась невообразимая суета. Стражники тащили пленницу вперед, за ними толпу разбрасывали разъяренные эйранцы, которые потрясали кулаками и выкрикивали угрозы. Совершенно неожиданно общий настрой присутствующих стал крайне опасным, а Вран Ашарсон даже и не заметил перемены.

По его спине пробежали мурашки. Он — король, а это — его Собрание, люди же являются его подданными, и все же он каким-то образом пропустил завязку драмы…

Вран почувствовал стыд, непонятное смущение и совершенно незнакомую доселе слабость. Он, конечно, выпил много вина, но это чувство отрешенности не походило на знакомый теплый туман в голове от обильных возлияний. Скорее нечто вроде сна… и при этом не совсем его собственного сна.

Вран Ашарсон помотал головой, потом свирепо уставился на толпу. Серебро мечей стражников блестело в неверном мерцании свечей.

Мечи!

А уже вот это он понимал прекрасно.

— А ну, всем стоять! — взревел Вран. — Оружие в ножны! Это Собрание, и я не потерплю здесь оружия!

Капитан стражи посмотрел на него в замешательстве.

Вран ответил яростным взглядом, совершенно выйдя из себя от его непослушания, но потом понял, что выкрикнул приказ на эйранском. Он повторил то же самое на Древнем языке.

Капитан стражи выпрямился, имея вид чрезвычайно оскорбленный. Он не отдал приказа своим людям убрать мечи и, вместо того чтобы доложиться Врану Ашарсону, проигнорировал короля северян, повернувшись к кучке истрийской знати. Ведь именно они, как сообразил капитан, платили ему ежегодное жалованье — теперь, когда Руи Финко, лорд Форента, возглавлял совет Большой Ярмарки, который занимался подобными вопросами.

— Благословение Фаллы уважаемым господам этим вечером, — официально поздоровался он на истрийском. — Я привел к вам пленника, которого мы захватили силой, когда он пытался сбежать с места преступления.

Лорд Форента, приятный, жилистый мужчина в темно-синем камзоле, с простым серебряным обручем в выгоревших волосах и с носом хищника, вначале, казалось, пребывал в замешательстве, взволнованный подобным поворотом событий, однако быстро вышел из затруднительного положения.

Подняв изящную бровь, он оглядел капитана стражников с интересом. Повернулся к лорду Прионану, стоявшему рядом.

— Театральное представление для оживления вечера, мой господин? — вежливо поинтересовался он.

Прионан пожал плечами:

— Если так, то я ничего об этом не знаю.

Руи Финко обратился к капитану на истрийском.

— Боюсь, мы не репетировали свой выход, — улыбнулся он. — Но продолжайте, я уверен, что мы справимся с импровизацией.

Стражник неуверенно посмотрел на него.

— Это не игра, лорд, — сказал он. — Все очень серьезно, произошло убийство…

Ахнули все, кто мог понять изобилующие гласными слова языка южан.

— Серьезно? Убийство! Замечательно придумано! Браво! — захлопал в ладоши Гесто Дистра.

Ему было почти семьдесят лет, и старик уже далеко не так хорошо соображал, как раньше.

— Это не игра! — рявкнул капитан. Эмоции взяли верх над манерами.

Руи Финко, лорд Форента, отвернулся от стражников и посмотрел на пленника за их спинами, худощавого паренька с недобрыми черными глазами, в грязной, покрытой кровью тунике и шикарном тюрбане. Будто почувствовав его взгляд, узник вскинул голову и принялся кричать ему что-то на гортанном северном наречии.

Лорд Форента посмотрел на него с интересом. Он обладал обрывочными, однако вполне достаточными познаниями в эйранском языке.

— Отлично! — провозгласил он на истрийском. — Мы все-таки получим свою долю развлечения, потому что пленник объявляет себя невиновным по всем статьям!

Он обвел взглядом приутихшую толпу, потом перешел на Древний язык.

— Суд! — крикнул он. — Нам придется помолчать, чтобы расслышать обвинение и ответ преступника.

В этот момент через толпу прорвались трое эйранцев со смертью в глазах.

— Что, именем Сура, здесь творится?! — взревел Аран Арансон.

Истрийский лорд настороженно взглянул на него.

— Задержали человека по подозрению в совершении преступления, — ответил он на правильном эйранском, хотя и немного медленно.

— Какого преступления? — потребовал Фент из-за плеча отца.

Руи Финко перебросился парой слов с капитаном стражи.

— Арестованный подозревается в похищении, святотатстве и… — он помедлил, ожидая реакции со стороны пленника, — убийстве…

— Убийстве?! — вскрикнул Аран в совершенном изумлении.

— Катла? — Халли выглядел пораженным до глубины души.

— Мужчина?! — диковато рассмеялась Катла.

На правильном Древнем языке она сказала:

— Думаю, вы ошиблись!

С изяществом, хотя и слегка скованно из-за веревок на руках, она стянула шелковый платок, укрывавший волосы. Или то, что от них осталось. Проклятие, о такой мелкой детали она как раз и забыла…

Те, кто стоял поближе, погрузились в озадаченное молчание, пытаясь понять странный жест пленника, остальные продолжали наблюдать за происходящим.

Пожилые братья Дистра наклонились друг к другу и принялись быстро переговариваться. Один из солдат склонил набок голову и задумчиво рассматривал Катлу.

Капитан стражников оглядел пленника, будто замечая что-то для себя на будущее.

Здоровенный, похожий на медведя эйранец снова начал кричать. Что-то такое о своей дочери…

Руи Финко нетерпеливо перебил его:

— Говори помедленнее, северянин. Я не понимаю твою трескотню.

Глаза Арана Арансона недобро сверкнули.

— Я говорю, что это моя дочь, дочь Эйры, и поэтому ее должно судить по эйранским законам, которые требуют, чтобы дело выслушал самый высокопоставленный лорд с Эйры. Я прошу внимания короля Врана Ашарсона, поскольку знаю, что Катла никогда бы не совершила убийства! Кроме того, я не могу доверить ее жизнь врагам моего народа!

Лорд Руи Финко несколько секунд выдерживал взгляд Арана, потом отвернулся к лордам Прионану и Дистра. Он повторил им просьбу северянина.

Гесто Дистра пожал плечами:

— Это его право.

Лорд Прионан согласился:

— Большая Ярмарка проводится на нейтральной территории.

Лорд Форента кивнул:

— Как скажете.

Он отвернулся от лордов и взглянул на помост, обнаружив, что король Вран Ашарсон вновь попал под влияние колдовских чар белокожей кочевницы.

Руи уставился на короля с его «невестой». Мысли понеслись вскачь. Все пошло не по плану…

Окинув взглядом Собрание, лорд отметил позиции наемников, устроившихся в разных углах огромного павильона в своих странных костюмах. Лорд поймал взгляд могучей женщины в нелепом зеленом платье, незаметно кивнул ей и проследил, как она исчезла в толпе.

Запрыгнув на помост, словно кошка, Руи Финко двинулся к королю северян, который стоял совершенно неподвижно, явно зачарованный, с бледной рукой морского создания в своей ладони. Как странно, подумал лорд, что все случилось именно сегодняшней ночью…

При приближении Финко Вран Ашарсон вскинул голову. Его глаза были пустыми, как у лунатика. Наверное, возможность представится позже, когда новое дело как-нибудь уладят. Женщина тоже может быть полезна, принимая во внимание видный невооруженным глазом эффект, который она производила на короля.

— Мой господин, — спокойно сказал Финко на Древнем языке. — У нас сложилась ситуация, требующая вашего немедленного вмешательства.

Он взял Врана за руку и потянул с помоста к группе стражников. Ашарсон совершенно безропотно дал себя увести. Внезапно Финко ощутил холодное прикосновение к своей щеке.

Он повернулся. Загадочная женщина неотрывно смотрела на него, ее глаза были зеленее и тверже малахита.

— Не беспокойтесь, госпожа, — услышал он собственный голос. — Я вскоре верну его вам.

— Вернете, — мягко сказала Роза Эльды. — Обязательно вернете.

Катлу бесцеремонно бросили на помост. Она беспомощно озиралась, чувствуя на себе взгляды сотен глаз. Вот тебе и скрылась незаметно, горько подумала девушка. Если она отсюда выберется, придется проплыть несколько миль за Эрно…

Катла увидела, как короля Врана Ашарсона буквально выдирает из рук высокой бледной женщины и ведет к ней истрийский лорд в темно-синем камзоле. Значит, король выбрал не Лебедь Йетры, не к месту подумалось ей. Хоть какое-то утешение для бедняжки Йенны…

Лорд и король неожиданно оказались похожи друг на друга: оба высокие, темноволосые, хорошо сложенные, вот только один носил бороду, а другой был в истинно южной манере чисто выбрит. Мерцающие огоньки свечей отражались на одинаково высоких скулах, в двух парах темных глаз.

Когда они подошли поближе, девушка поняла, что на этом сходство и заканчивалось, потому что истриец оказался старше ее короля, жестче в лице, несмотря на изящный серебряный обруч в волосах.

Через мгновение сердце Катлы забилось чаще, когда она сообразила, что этот лорд, которому остальные кланялись, перед кем расшаркивались и к кому обращались по имени, звучавшему, как нечто вроде Руефинка, был тем самым истрийцем, который приходил к ним в лавку в первый день Ярмарки.

«О Сур, — подумала девушка, — он уже запомнил меня как негодяйку…»

Тогда он показался ей опасным фанатиком. Ведь истриец поносил женщину, которую видели на скале, якобы посвященной Фалле, а потом ужасался при одной мысли, что Аран позволил женщине не только коснуться меча, но и выковать его самой.

Капитан стражи грубо поставил её лицом к королю. Кто-то перетащил трон поближе к этой части помоста, где теперь и сидел Вран, глядя по сторонам с отсутствующим видом: корона слегка съехала набок, а глаза ничего не выражали. Катла подумала, что он выглядит как игрушечный король из театрального представления, которым развлекали воинов клана Камнепада прошлой зимой: да, такой же грубый и жадный до выпивки… Ее сердце упало.

В первый раз с того момента, как ее поймали, девушка по-настоящему испугалась.

— Твое имя, пленник, — потребовал капитан стражи.

— Катла Арансон.

Король Вран посмотрел на девушку более осмысленно, явно пытаясь запомнить имя.

— Господин, — важно подсказал стражник.

Катла уставилась на него со странным блеском в глазах.

Нет уж. Она никого не станет величать господином!

Капитан стражи посмотрел на нее. Упрямство он всегда отличал с первого взгляда. Оставили б его с этой девчонкой на пять минут в укромном месте, подумал стражник, живо отучилась бы дерзить.

Капитан выпрямился, глубоко вдохнул и принялся выкрикивать обвинения:

— Катла Арансон, вас задержали по подозрению в совершении убийства…

— А кого убили-то? — поинтересовался кто-то из толпы.

Стражник умолк, раздраженный тем, что его перебили.

— Рабыню, — ответил он, обращаясь к толпе. — Девочку-рабыню жестоко зарезали, а ее хозяйку похитили. А часовня лордов Йетры, устроенная для Лебеди, подверглась поруганию…

«Проклятие, — подумала Катла, разглядывая пятна от пыльцы на тунике, — я всего лишь подняла парочку цветков. Это вряд ли можно назвать поруганием…»

Несколько истрийцев разом потеряли весь интерес к происходящему: рабыня — ну, это неприятно, конечно, и стоит немало, когда дело доходит до возмещения ущерба, но по крайней мере, хотя бы убили не одного из них. Что до осквернения часовни, так ведь устройство подобного садика посреди Большой Ярмарки само по себе рискованно. Все равно что самому напрашиваться на неприятности. Вот похищение — это да, это немного интригует…

Видя, как Врана Ашарсона уводит по помосту Руи Финко, лорд Тайхо Ишиан ощутил смутную надежду. Казалось, будто Фалла, покровительница всех влюбленных, дает ему шанс забрать свою невесту, спасти ее от осквернения в руках короля варваров…

Попытка пробиться к помосту через толпу зрителей, сосредоточивших внимание на предстоящем судилище, похожих на зевак у медвежьей ямы, напоминала плавание против течения. И все же он видел ее там — бледную и тихую, прекрасную, как ее имя, без единого изъяна… Тайхо знал, что пожертвует всем — репутацией, богатством, дочерью — ради этой женщины. Он жаждал заключить ее в объятия, посвятить ее Богине по всем правилам, отвезти ее домой в Кантару, чтобы спрятать навечно от глаз неверных. Мысль о руках северянина, ласкающих прохладную белую плоть, о губах варвара, исследующих сокровенные места ее тела, была невыносима. Тайхо собирался не просто заключить брачный союз, но выполнить священную миссию по спасению души.

Поэтому, когда капитан стражи громко озвучивал обвинение против пленника, Ишиан вначале не обращал никакого внимания на его слова.

Только когда народ принялся глазеть на него, он прекратил пробиваться сквозь толпу.

— Что? — зло спросил Тайхо какого-то человека, преграждавшего ему путь. — Что такое?

Человек оказался богатым купцом из Гилы. Он знал лорда Тайхо Ишиана по нескольким торговым сделкам: жестокий, очень жестокий и… странный, но все же его звезда восходит довольно быстро.

— Ваша дочь, мой лорд, — неуверенно ответил купец. — Они говорят о вашей дочери…

В ярости Тайхо развернулся. Стоявшие рядом шарахнулись от его взгляда.

— Что с моей дочерью?! — вскричал он.

— Пленника обвиняют в содействии похищению, — громко повторил капитан стражи. — Похищена леди Селен Ишиан, мой господин.

Он склонил голову в сторону Тайхо, чувствуя холод в желудке. Стражник вполне мог вскоре пожалеть, что не пришел быстро и по-тихому к этому лорду с известием о пропаже его дочери.

Сердце Тайхо обратилось в камень.

Селен похитили!

Как так случилось? Его лицо исказилось. Лорд двинулся к помосту, и толпа расступалась на его пути, образуя широкий коридор.

Капитан стражи понизил голос, когда Тайхо оказался достаточно близко.

— Господин, боюсь, что эйранские бандиты жестоко убили вашу маленькую рабыню и украли вашу дочь. Мы поймали одного из преступников, бежавшего с места преступления…

— Зачем…

Голос подвел Тайхо. Он непонимающе уставился на пленника. Без Селен все потеряно: нет приданого, нет Розы Эльды — и никогда не будет.

— Зачем этому… ничтожеству… понадобилась моя дочь?

Он посмотрел на капитана стражи темными от ярости глазами. Офицер поежился.

Секундой позже лорд Кантары вспрыгнул на помост и помчался к Катле, вытянув руки со скрюченными пальцами. Отбросив кинувшихся к нему со всех сторон стражников, он сумел схватить девушку за горло, не заботясь в отчаянии о нечистом прикосновении.

— Зачем? — взвизгнул он. — Что ты сделала с ней, шлюха?!

Солдаты оттащили Тайхо обратно, свели его с помоста вниз, где из ниоткуда появился высокий бледный мужчина, сочувственно положил руку на плечо лорда и зашептал ему что-то на ухо. Истриец обмяк, будто успокоившись.

— Продолжайте! — крикнул, перекрывая голоса, король Вран.

— Мы обнаружили этого… эту женщину убегающей с места преступления, господин, — объявил капитан. — И если Богиня улыбнется нам, может появиться свидетель совершенного непотребства. А пока у нас есть только это…

Он продемонстрировал угрожающего вида кинжал, помахав им толпе. Клинок был выполнен в северном стиле — с гравировкой и прекрасным орнаментом. Темно-красное пятно запачкало серебро лезвия, оставив следы и на рукоятке.

Король Вран взял кинжал из рук капитана и вдумчиво рассмотрел его. Прекрасная работа — отличная, изящная и функциональная, как хорошие эйранские корабли.

При виде кинжала лицо Арана Арансона превратилось в камень. Кровь отхлынула под обветренной кожей, оставив пепельно-серую бледность. Он, конечно, узнал клинок. Одно из лучших ее творений…

Остальные эйранцы стали вздыхать и перешептываться. Работу Катлы Арансон узнавали на всех северных островах.

— Я никого не убила, не ранила, не похитила, — раздельно проговорила Катла. — Клянусь именем Сура!

— А кинжал?

Голос Руи Финко прозвучал ровно и отстраненно. Он взял оружие у короля северян и повертел его в руках, тщательно избегая касаться все еще липкой крови, потом передал клинок обратно капитану и вытер ладони о камзол.

— Необычная работа, — покачал он головой.

И подумал об оружии, которое послал купить наемников. Это было гораздо разумнее, чем выбирать его самому, как он собирался первоначально.

— Моя.

Катла дерзко вскинула подбородок. Ей приносило особенное удовольствие смотреть прямо в глаза южанину-фанатику.

— Я сама сделала его. Ковка отличного оружия — вот мое призвание.

Кто-то крикнул в толпе:

— Да, точно. Она — кузнец лучшей пробы, это правда!

— Лучшие клинки на Эйре, — хрипло добавил еще один голос.

Катла сузила глаза. Последнее замечание, кажется, исходило от укутанной в сабатку южанки, что представлялось странным, если не сказать больше.

— Однако, — продолжила она, — этот клинок — один из тех, которые я… продала за время настоящей Ярмарки. — Почти правда, решила она: это был обмен, плата за спасительный удар Саро. — Кто-то бросил его рядом с палатками, а я подняла…

— Отличная сказка, — усмехнулся лорд Прионан. — Подобное представляется мне слишком странным совпадением. — Он сверкнул улыбкой в сторону толпы, будто открыв в себе великую способность логически мыслить.

— А почему ты убегала с места преступления? — спросил король Вран.

Катла почувствовала взгляд отца. Ничего не поделаешь.

— Я действительно убегала в тот момент, когда нашла кинжал, и посчитала, что не годится ему просто так валяться на земле. Но убегала я не с места преступления, а от предстоящего замужества, — объявила девушка, повысив голос. — Поэтому я так и одета. — Она указала на испачканную тунику и старую безрукавку. — Я не хотела становиться женой человека, которого выбрал мой отец, и собиралась избежать подобной судьбы.

Она нашла глазами озабоченное лицо отца и выдержала его взгляд.

В его же глазах не было ничего, кроме муки, — ни гнева, ни обвинений. Катла улыбнулась. Ее голос смягчился, упал до едва различимого шепота:

— Но я все равно не выйду за Финна Ларсона, отец…

— Финн Ларсон? — эхом отозвался король.

Он представил себе корабела: человек-гора, давно отпраздновавший пятидесятилетие, — совсем не пара для этой пламенной девочки. Приодетая, с отросшими волосами, она вполне подошла бы на роль любовницы, подумал он, но резкий голос Арана Арансона прервал приятные мечты.

— Катла, я не думал, что ты воспримешь это так, что убежишь отсюда, покинешь и клан, и меня, — твердо сказал Аран. — Я отменю брачный договор, клянусь.

Люди начали переговариваться громче, но в их голосах почти не слышалось возмущения.

— За кого она выходит? — крикнул кто-то из задних рядов.

— За Финна Ларсона, — ответила жилистая эйранская матрона.

— Да этот Финн Ларсон — просто старый козел! — выкрикнул кто-то.

Послышался смех.

— Отпустите девчонку, — громко произнесли на эйранском.

Толпа подхватила требование.

Вран Ашарсон жестом призвал всех к тишине.

— На тебе кровь, — указал он на Катлу.

— Я вытерла нож о тунику, — ответила Катла, — только для того, чтобы получше его рассмотреть.

— Ты лжешь! — послышался обвиняющий, хотя и слабый голос.

Все как один повернули головы. Из дальнего угла огромного павильона через толпу несли носилки. На них лежал Танто Винго, завернутая в плащ одного из стражников, голова молодого человека едва выглядывала наружу, теряясь в складках материи. Он напоминал восставшего из мертвых.

— Ты и твои эйранские дружки убили рабыню и забрали дочь лорда Кантары! — выплюнул он. — Ты напал на меня, когда я загородил собой леди Селен от твоего убийственного кинжала!

Лицо Танто побелело от потери крови. Кто-то перевязал его, но кровь, темная, как вино, уже начинала просачиваться сквозь плотную материю.

Он указал трясущимся пальцем на связанную фигуру на помосте.

— Этот человек — тот самый, что ранил меня!

Танто оглядел лица собравшихся, увидел жадные до чужого горя глаза.

Катла уставилась на Танто с недоверием. Просто сцена из кошмара, бред… Мир обрел новые, нереальные очертания, непредсказуемую систему правил.

— Я не делала ничего подобного. Это просто безумие какое-то! — воскликнула она.

— Действительно, безумие. Красть женщин, да еще благородных истриек. — Танто опирался на локоть, его глаза блестели.

Какая редкостная удача, подумал он, когда стражники, тащившие его, рассказали новости. Поймали рыжеволосого чужестранца с кинжалом, а еще один мужчина убежал с женщиной, которая была подозрительно похожа на Селен Ишиан. Богиня явно улыбалась Танто. Он знал, что его воссоединение с Селен получило благословение. Даже рана теперь не казалась такой уж тяжелой, хотя в районе позвоночника начал появляться озноб…

Только когда его поднесли ближе к помосту, Танто хорошенько рассмотрел мужчину, который взойдет на костер вместо него. Естественно, это был варвар, в кошмарной одежде, грязной и изорванной. Да ещё искромсанные волосы. Но что-то было в нем… что-то особенное в глазах, прямом носе, насмешливом выражении лица…

Его взгляд заметался между Руи Финко и королем северян, потом остановился на кинжале в руках стражника. Это его клинок — или по крайней мере тот, что он нашел под подушкой у Саро…

В глубине мозга Танто зазвенел настойчивый звоночек, как жужжание насекомого.

— Можно мне посмотреть на кинжал? — попросил он стражника.

Толпа безмолвно расступилась, уступая дорогу носилкам, и капитан стражи аккуратно вложил клинок в протянутую ладонь Танто.

Кинжал как будто пытался заговорить с ним. Было нечто особенное в том, как он лежал в его ладони, как голова дракона на рукоятке холодила пальцы — ощущение подтолкнуло память, вывело на поверхность воспоминание…

Танто снова посмотрел на пленника, отметил узкие кости, пухлые губы, узкую талию… И тут он все вспомнил — лавку с оружием, варварку, показывавшую кинжалы — этот клинок тоже, — потом брата, который без причины ударил Танто…

Нет, не без причины, нет… Что же там сказал Саро?

Я видел тебя на Скале…

И он вспомнил о награде.

Святотатство!

Слово змеей проскользнуло в разум Танто.

Он засмеялся:

— Любезные господа, думаю, вы должны мне тысячу благодарностей и две тысячи кантари в придачу. Человек, которого вы арестовали, — женщина!

Танто ждал удивленных вздохов, но их не последовало. Он огляделся, потом потряс головой, будто проясняя мысли, и продолжил:

— Я говорю — та самая женщина, которую искали на протяжении всей Ярмарки. Она залезла на нашу священную Скалу!

Истрийцы в толпе ахнули.

Руи Финко нахмурился. Забыв в горячке, что суд передали в руки короля северян, он прямо обратился к арестованной:

— Так это ты зале зла на Скалу Фаллы?

— Она, она!

Гревинг Дистра чуть из камзола не вывалился от переполнявших его эмоций. Он дергал брата за рукав:

— Мы видели ее, не правда ли, брат?

Гесто близоруко всмотрелся в пленницу.

— Мы видели женщину с длинными рыжими волосами, — с сомнением напомнил он.

Один из группы стражников выступил вперед.

— Можно, я скажу, господин? — спросил он Руи Финко.

Лорд Форента кивнул.

— Когда я делал обход с Нуно Гастином, — он показал на другого стражника, — мы заходили в палатку клана Камнепада, чтобы произвести обычный опрос. Они с подозрительной поспешностью старались поскорее отделаться от нас, и я заметил, что у дочери главы семьи совершенно по-варварски обрезаны волосы. Она сказала, что так они ходят жарким летом на Эйре, — он покраснел, — но потом меня заверили, что на северных островах очень редко случается теплая погода. Я подумал, господин, что она просто посмеялась надо мной, но теперь вижу свою ошибку.

— Однако волосы не рыжие, — настаивал Гесто Дистра. — Может, у меня не самое лучшее зрение, но цвета различать я пока не разучился.

Не обращая внимания на протестующий жест короля Врана, Руи Финко ступил на помост.

— Нагни голову, — грубо приказал он Катле.

В ответ девушка только сверкнула глазами. Она никогда не подчинится ему!

Катла вскинула подбородок и воинственно оглядела толпу.

— Я залезала на Скалу, — объявила девушка. Потом обратилась к братьям Дистра: — Вы видели там меня, — добавила она почти добродушным голосом, — я имею в виду — в первый раз.

— В первый раз? — Руи Финко уставился на нее в недоумении.

— Ну да, — отозвалась Катла. — Я залезала на нее еще — только что.

Шум начался с перешептывания, потом перерос в напряженные обсуждения. Люди говорили друг с другом громко, стараясь перекричать остальных. Кто-то принялся орать. Посреди всеобщей суматохи прорезался голос какого-то эйранца:

— Это не святотатство, это Скала Сура!

И тут же истриец завизжал:

— Она опорочила имя нашей Богини! Сжечь ее!

Последний выкрик прозвучал рядом с Танто. Голос показался ему знакомым. Он повернулся и обнаружил в двух шагах от себя лорда Тайхо Ишиана.

Глаза южанина от ярости вылезли из орбит, руки сжались в кулаки. Рядом стоял высокий бледнолицый человек, которого Танто видел раньше. В отличие от лорда Кантары его лицо не выражало никаких эмоций.

Руи Финко повернулся к Врану Ашарсону.

— Кажется, король, мой господин, — ровным голосом произнес он, — дело уже выходит за пределы вашей компетенции. Когда вопрос касался преступления на нейтральной территории Большой Ярмарки, мы еще могли подчиниться эйранским законам, но, боюсь, осквернение Скалы Фаллы — это совсем другое…

— Но это наша Скала, — возразил король Вран, — а девчонка всего лишь залезла на нее.

— Это Замок Сура, — подтвердил ярл Южного Глаза снизу, — и всегда так было.

Лорд Форента рассмеялся. Он повернулся, чтобы посмотреть на эйранского лорда.

— Старик, — проговорил он, и глаза его походили на камень, — времена меняются. Лунную равнину мы делим с вами поровну, но Скалу Фаллы нам пожаловал ваш старый король — Ашар Стенсон, Ночной Волк, Повелитель Тьмы, отец короля Врана, — в обмен на… как бы это точнее выразиться… на услугу. Или, может, на молчание по определенному неприятному делу.

Финко посмотрел Врану прямо в глаза. Тот выдержал взгляд, не моргнув.

— Говорят, дело касалось истинности кровного родства, мой господин, — добавил южанин так тихо, что его услышали только король и Катла.

Вран сузил глаза. Потом упрямо вскинул подбородок.

— Я не знаю, о чем вы говорите, — прошипел он, — но мне совершенно не нравится ваш тон.

Руи Финко пожал плечами:

— Как пожелаете. Возможно, мы обговорим это позже… наедине. — И он добавил громче: — А пока, думаю, вам придется отдать девушку истрийскому суду. Она призналась в совершении святотатства, и все видели рану, которую она нанесла этому смелому молодому человеку. Неужели недостаточно? Мы не хотим большего проявления насилия сегодняшним вечером.

В его голосе прозвучала шелковая угроза.

Вран Ашарсон отвлекся. Он повернулся в ту сторону, где замерла, как статуя, Роза Эльды. Их глаза встретились, и вновь король испытал неописуемую волну горячего, переполняющего потрясения — жар и что-то еще…

Он с трудом отвел глаза и посмотрел на Финко.

— Я все еще не уверен в степени ее вины, — медленно проговорил Вран, — и поэтому настаиваю на равных правах истрийского и эйранского законов.

Руи Финко склонил голову, потом повернулся к толпе:

— Что скажете, лорды Совета? Позволите ли вы судить эту женщину и по эйранским, и по истрийским законам?

— Не возражаю, — объявил Прионан.

Братья Дистра коротко посовещались.

— Будучи в добром настроении по случаю Собрания, мы согласны с лордом Прионаном.

— Нет!

Все обернулись на возмущенный крик. Тайхо Ишиан, лорд Кантары, прорывался к помосту.

— Вы не можете этого сделать! — взвыл он.

Тайхо вспрыгнул на помост и обратился к собрату-истрийцу:

— Мой лорд, Руи! Украли мою дочь, моего будущего зятя жестоко ранили, когда он пытался защитить несчастную, мою рабыню убили. Неужели ты откажешь мне в праве высказаться?!

Руи Финко кивнул:

— Говори, Тайхо, потом мы вынесем свое решение.

Тайхо повернулся к толпе, тяжело дыша, и почувствовал, как замедлилось время…

Вот его шанс, за него надо хвататься руками и ногами. «О Фалла Милосердная, — безмолвно молился он, — Фалла, Повелительница Пламени, умоляю тебя помочь своему ревностному почитателю! Помоги мне достичь цели, и я принесу тебе тысячу жертв. Только позволь мне получить звезду моего сердца, любовь моей жизни, Розу Эльды, и еще до конца дня ты сполна насладишься кровью».

Единственный шанс увести Розу Эльды у короля варваров представится только посреди всеобщей суматохи. Насилия и суматохи. Он должен сыграть свою роль с величайшей осторожностью, искусно использовать ситуацию, дарованную свыше. Что с того, что его дочь пропала? Если удастся довести истрийцев до нужной степени праведного гнева, беспокоиться о выкупе за женщину не понадобится, потому что неизвестно, кого они изберут своей жертвой…

Взгляд Тайхо тут же обратился от короля Врана Ашарсона, бесполезного тупого идиота, восседавшего на троне, к высокому бледному хозяину Розы Эльды, потом Ишиан повернул лицо к толпе, как цветок к солнцу.

Тайхо не ощущал ничего, кроме презрения ко всем окружающим. «Вначале дави на сочувствие, — нашептывал ему внутренний голос. — Перетащи толпу на свою сторону, а дальше гни свою линию…»

Сорвавшимся, будто от глубины постигшего его потрясения, голосом Тайхо Ишиан начал:

— Моя дочь, — глухо произнес он по-истрийски, — моя дорогая Селен… Более красивую, любящую, набожную девушку вам не найти. Она приехала вместе со мной на Большую Ярмарку, на это удивительное действо, с полным надежд сердцем. Она надеялась выйти замуж, друзья мои, она хотела посвятить себя Фалле в служении мужу. Как любая невинная девушка, она мечтала о такой судьбе. Ей предстояло выйти замуж завтра — за человека, которого я выбрал для нее, за молодого человека из известной семьи, отличающейся своей праведностью. Я никогда не видел свою дочь такой счастливой, как тогда, когда она открыла сверток, что я принес, и обнаружила там свадебное платье…

В толпе послышались всхлипы.

Тайхо промокнул сухие глаза. Окинул взглядом собравшихся людей.

— Этот день должен был стать самым счастливым днем моей жизни, и жизни Селен тоже… Я мог стоять завтра рядом с ней в часовне и соединять ее судьбу с судьбой юного Танто Винго, но это счастье у меня коварно украло это… ничтожество. — Он указал на Катлу, которая уставилась на Тайхо прищуренными глазами, ничего не понимая из его иноземной болтовни. — Да, мою дочь украли! Для того, чтобы испоганить ее невинное тело, изнасиловать прислужницу Богини! И заодно убили девочку, дороже которой для моей дочери не было никого, рабыню, которую она вырастила сама, спасла из пораженной чумой деревни, — это была откровенная ложь, но толпу затрясло от гнева при его словах, — и тяжело ранили славного, храброго молодого человека… Мужчину из благородной истрийской семьи, человека, который не пожалел собственной жизни, пытаясь противостоять их варварству!

Танто скромно помахал рукой толпе, признавая свой недюжинный героизм.

— Мне это ничего не стоило, господин, — сумел выговорить он с вымученной улыбкой. Танто почти терял сознание. — Ради сохранения невинности леди Селен я согласен снова встать на пути убийц. — С этими словами Танто спустил ноги с носилок и осторожно встал на пол.

Сейчас он подойдет к лорду Кантары, возьмет его за руку, попросит руки его дочери. Когда вернется его невеста, как Тайхо сумеет отказать ему — с приданым или без оного?

Тело не слушалось Танто. Казалось, ноги весили по тонне — холодные и бесчувственные. Упершись руками в носилки, он все-таки встал. Однако тут же, словно марионетка, у которой перерезали ниточки, Танто обрушился на пол, неловко подвернув под себя странным образом конечности.

— Герой! — закричал какой-то человек в роскошном черном костюме. — Настоящий истрийский герой!

— Герой?

Это слово на южном диалекте Катла знала. Но она знала и человека, которого этим словом определили…

Сын Винго, сказала истрийка. Но это не Саро Винго! В панике и ярости девушка совсем забыла о его отвратительном брате.

Катла повысила голос, перекрикивая толпу, и обратилась к людям на Древнем языке.

— Послушайте, что я расскажу вам! — закричала девушка, используя осененную временем ритуальную фразу сказителей. — Этот мужчина не герой, он насильник и убийца! Я нашла женщину, о которой вы говорите, то есть Селен Ишиан, нагой, истекающей кровью, когда убегала с Собрания навстречу свободе… Селен сказала, что заколола человека после того, как он убил ее рабыню и напал на нее. Этим человеком был Танто Винго! Из последних сил Селен искала, кто придет ей на помощь, и мы с моим другом помогли ей. Сейчас она уже далеко отсюда, далеко от того мужчины, который изнасиловал ее, далеко от отца, пытавшегося выдать ее замуж против воли…

— Молчать! — проревел Тайхо Ишиан. — Тебе мало того, что ты натворила, так теперь возводишь хулу на тех, кто любил ее больше всего? Есть ли предел твоей злобе? Как ты можешь?!

Он чувствовал, как за его спиной растет напряжение в толпе — эйранцы явно были на стороне пленницы, истрийцы — против.

Тайхо холодно взглянул на Катлу. Она ответила на взгляд и похолодела до мозга костей. Будто целиком окунулась в глаза гадюки, вдруг подумалось ей. Несмотря на все вопли разбитого сердца и показные страдания Тайхо, она не заметила в его глазах ничего, кроме расчета и смертельно опасной воли.

Тайхо повернулся.

— Неужели вы не видите?! — громко произнес он по-истрийски. — Лорды Совета, леди Империи, цветы южных земель, безмерная ценность священной страны Фаллы, неужели вы не замечаете, что мы окружены одной ненавистью?

Тайхо обвел взглядом притихший зал.

— Эти северяне — варвары, которые отрицают даже самые явные свои преступления, лгут перед лицом самой Богини! У них нет чести. Нет веры. Единственное их желание — стереть нас с лица Эльды любыми способами!

Словно ветерок прошел по толпе.

— Преступление этой женщины и ее банды может показаться вам личным злодеянием против меня. Действительно, я потерял многое… Дочь, которую я любил всей душой, пропала, — он загибал пальцы на поднятой руке, — моя милая служанка, все равно что вторая дочь, убита. Мой друг, — он указал на Танто Винго, — тяжело ранен при попытке защитить их.

Тайхо повысил голос:

— Все это глубоко уязвляет мое сердце, но и вас не должно оставлять равнодушными, ибо напали не только на меня — поруганию подверглась вся Истрия!

Он бросал слова в тишину, как камни в колодец, и наблюдал, как в толпе начинают расходиться круги.

— Люди севера — мужчины и женщины со скверными манерами и жестокими обычаями. Все они убийцы, похитители, осквернители. Они ненавидят Истрию вот уже полтысячелетия. Они всегда нас ненавидели и завидовали нам! Сколько войн мы вели за это время с одним и тем же врагом? Двенадцать или даже больше. И каждый раз Богиня улыбалась нам, позволяя откинуть их все дальше от плодородных берегов Истрии, дальше от сердца пламени и чистоты, дальше в северные моря и горные пустоши, которым они принадлежат и где они обитают — со своей варварской религией, проходимцем богом, пожиранием китов и лошадей и подобными отвратительными обычаями. Всего два года назад Скалу посвятили Богине. Омытая кровью, очищенная огнем, она принадлежит только Фалле Милосердной, спасительнице душ. Но что вы все видели на этой Большой Ярмарке, кроме неуважения и попытки осквернения? Эта преступница — с небрежностью, которую следовало ожидать от человека ее низкого происхождения, — осквернила священную Скалу дважды! Вот с каким презрением она относится, как и любой эйранец, к нашей вере… Не удовлетворившись, эта дрянь разрушает священное место — часовню, созданную любящими руками в честь храброй, высокопоставленной женщины…

Тайхо поклонился Лебеди Йетры и ее седовласым дедушкам.

— Осквернение мужчин и женщин Империи, насилие над самой Богиней. Наконец, святотатство — самый тяжкий из грехов!

— Святотатство… — забормотали истрийцы в толпе. — Осквернение…

Лицо лорда Кантары потемнело, словно штормовое море. Он ходил взад-вперед по помосту, все смотрели только на него.

Тайхо взглянул вниз, туда, где стояли герцог Церы и лорды Сестрана.

— Свидетелями чего мы стали сегодня вечером? — Он оглядел толпу, будто ожидая ответа. Люди ловили каждое слово лорда, жадные до следующего обвинения. — Мы не только обнаружили неуважение к нашей вере, но и насмешку над великодушием и жертвенностью самых благородных наших семей!

Тайхо повернулся к королю Врану Ашарсону:

— Многие из нас считают слишком большой жертвой отдавать нашу бесценную жемчужину варвару, и мы можем радоваться, что она оказалась ненужной — из-за безумного и оскорбительного выбора этого человека!

Последовали выкрики: «Позор!», «Истина Фаллы!» и «Варвары!».

Тайхо взял паузу, подождав, пока бормотание достигнет апогея и утихнет.

— Этот варвар выбрал другую женщину, презрев протянутую руку мира, предложения о разделении прибылей, брачный контракт с цветком наших земель: предложения, сделанные великими лордами, людьми, которые предпочли увидеть, как их дочерей увозят в чужие земли и обрекают на мученическое существование, а не оставить святые дары Фаллы в нашей сокровищнице… Более того, эта женщина, которую он оценил выше лучшей из истриек, — просто вещь, которую можно продать и купить, беспринципное существо, явившееся без приглашения из фургонов Потерянных!

Толпа истрийцев взревела, и никто не додумался спросить, откуда у лорда Кантары появилась подобная информация. Эйранцы тем временем, не имея возможности понять шипение разъяренного южанина, становились все беспокойнее.

Руи Финко нахмурился. Он не был уверен, что дела обстояли именно так, как описывал Тайхо Ишиан, но все равно сложившаяся ситуация сможет послужить и его целям.

Он взмахнул рукой, призывая собравшихся к тишине.

— Спасибо, лорд Кантары, за страстную речь. — Финко повернулся к королю Врану. — Тайхо Ишиан высказался, и его аргументы показались мне очень… убедительными. Совет Истрии считает, что, если эта женщина не понесет заслуженного наказания, ситуация может развиться непредсказуемо. Что вы скажете?

Вран выглядел раздраженным.

— Я понял только одно слово из пяти, что кричал этот южанин, но мне показалось, что он разжигал вражду в толпе. Однако если вы отдадите девушку под мою ответственность, обещаю, что она получит соответствующее наказание — по крайней мере за нападение на молодого человека, так как в ее вине в остальных преступлениях я все еще не уверен.

— И какую форму примет ее наказание по эйранским законам?

— Ее семья выплатит кровную семье раненого молодого человека.

Руи Финко насмешливо улыбнулся:

— Боюсь, этого совершенно недостаточно, мой господин.

— Чего еще вы хотите?

— Разрешите мне посовещаться с лордами…

Финко перекинулся парой фраз с Прионаном и Дистра, потом повернулся к толпе. На Древнем языке он объявил:

— Нет сомнений в том, что сегодня вечером произошло преступление. Однако не подлежит сомнению и то, что эта женщина призналась в восхождении на священную для Империи землю, которая отошла Югу по условиям мирного договора последней войны. И сделала она это не один раз по незнанию, а дважды, вполне осознавая значение своего поступка. И за данное преступление, король Вран, я прошу вашего соизволения на сожжение виновной.

Ашарсон остолбенело уставился на лорда.

— Сожжение? На Эйре так не поступают…

Дорд Руи Финко повернул к нему совершенно спокойное лицо.

— Ее преступление направлено против священных устоев Истрии, а не Эйры. Мы хотим, чтобы воспылало очищающее пламя, которое выжжет память об этой ужасной ночи. Думаю, что если вы обратитесь к правилам Большой Ярмарки, то обнаружите, что наше решение не противоречит закону.

Аран Арансон схватил ярла Шепси за руку:

— Яйцо, объясни мне, что происходит? Они говорят, что собираются сжечь мою дочь?!

— Они могут собираться сделать что угодно, — проворчал Яйцо, — но дело до костра не дойдет.

Лицо Южного Глаза налилось кровью. Он громко выкрикнул на эйранском:

— Имперские лорды говорят, что сожгут ее!

Вызывающий рев поднялся со стороны эйранцев. Истрийцы принялись сбиваться в небольшие группы.

— Истрийские ублюдки! — выкрикнул кто-то.

— Кровожадные варвары! — немедленно отозвался голос истрийца.

По всему Собранию полетели взаимные оскорбления.

Вран оглядел разъяренную толпу.

Красные от вина лица. Кинжалы, сверкающие в мерцании свечей. Озлобленная орда, готовая разделиться на две половины и разорвать друг друга на части… Неужели именно так начнется его правление на первой Большой Ярмарке, на Собрании?

Внезапно желание того, чтобы все закончилось побыстрее и он смог уединиться в своем павильоне с невестой, поглотило короля. В конце концов, они хотят только одну девушку, а это лучше, чем война.

— Стоять, эйранцы! — гаркнул Вран Ашарсон.

Его подданные успокоились, но истрийцы — нет.

— Сожги ее! — орали они.

Аран Арансон взлетел на помост. Не заботясь о правилах этикета, он схватил короля за руки:

— Господин, это безумие! Они говорят, что сожгут мою дочь за то, что она взошла на Скалу…

Король Вран Ашарсон уставился на человека, упавшего перед ним на колени. В глазах мужчины стояли слезы. Король почувствовал отвращение. Ни один нормальный эйранец ни за что не пустил бы слезу.

Внезапно Вран узнал этого человека, и к отвращению прибавилась неприязнь.

— Прочь руки!

— Спаси мою дочь, господин, умоляю тебя…

— Аран Арансон, глава клана Камнепада, однажды ты пришел ко мне с просьбой, — надменно произнес Вран.

— Да, господин.

— Я спрашивал у тебя совета, если не ошибаюсь.

Аран нахмурился:

— Я… я не припоминаю, господин.

Вран Ашарсон повернулся к истрийским лордам.

— Берите девчонку и сжигайте ее, — резко бросил он на Древнем языке.

На эйранском же тихо добавил:

— А я вернусь к своей жене-колдунье…

 

Глава 16

СВЯЩЕННЫЙ ОГОНЬ

Драка вспыхнула моментально, и с такой силой, будто все только и дожидались удобного случая, скрывая жажду убийства под прозрачной маской вежливости.

Вначале в толпе появились отдельные очаги, где удары наносили кулаками и ногами, но вскоре несколько истрийцев принялись крушить столы, в дело пошли палки и дубины. За ними последовали ножи и топоры. Человек с застрявшим в глазу ножом, спотыкаясь, проковылял мимо группы истриек, те завизжали и кинулись к выходу.

Внезапно вся толпа с отчаянными воплями устремилась туда же. Женщины путались в объемных сабатках, падали на пол и тут же попадали под ноги напирающим сзади. Парусина стен павильона надулась и стала лопаться, веревки не выдержали натяжения материи и порвались. Мачты-столбы качались, угрожая обрушиться.

Через мгновение ткань шатра-павильона вспыхнула, подожженная упавшим подсвечником, и удушливый черный дым принялся прорываться наружу. Люди кашляли и задыхались, вслепую пробиваясь к выходу. Счастливчики сумели вырваться навстречу ночному воздуху, нырнув в дыру разорвавшейся парусины.

Группа эйранцев во главе с Халли Арансоном пробивалась туда, где все еще стояла на подмостках Катла, окруженная стражниками Большой Ярмарки с мечами наголо.

Заметив прорывающихся к ним эйранцев, капитан поставил четырех стражников сдерживать атаки, а сам мечом из отличной форентской стали прорубил в полотне шатра новый выход и быстро вывел свой маленький отряд вместе с пленницей наружу.

Завывая, словно демон, Тор Лесон запрыгнул на помост, раскидал в разные стороны напуганных истрийских лордов и вылетел наружу сквозь дыру, проделанную стражниками, бросившись в погоню. Жутким по силе ударом он уложил крайнего солдата. Тот упал, завывая, но звук тут же прервался с глухим всхлипом, и Тор снова появился в павильоне, размахивая истрийским мечом и бешено блестя глазами.

— За мной, ребята! — крикнул он.

Эйранцы грянули боевой клич.

Аран схватил Халли за руку.

— Я побежал за оружием! — прорычал он, стараясь перекрыть шум. — Оставайся с Тором и не спускай глаз с Фента.

Младшего сына Арана нигде не было видно с того самого момента, как началась драка, Фент канул в самой ее гуще, будто дворняжка, ввязавшаяся в схватку матерых псов.

Халли поднял кулак в знак согласия и исчез в дыре вслед за кузеном.

Обоих поглотила ночь.

Находившийся в эпицентре всеобщей свалки Фент Арансон отвернулся от человека, которого только что отправил в бессознательное состояние ножкой от стола, и увидел трех истриек в черных сабатках, которые поспешно скидывали с себя тесные одежды.

Через секунду дородные матроны превратились в крепких мужчин в полном боевом облачении. Заинтригованный действиями неизвестных, Фент пригнул голову и протолкался сквозь дерущуюся толпу поближе к ним.

Еще издалека он понял, что одним из переодетых бравых молодцов был Джоз Медвежья Рука, наемник, который давным-давно продавал свои услуги любому, кто мог прилично заплатить. Говорили, что еще во время последней войны он ощутил вкус к таким действиям, которые никак не сочетаются с тяжелой работой на северных островах, и с тех пор ушел в наемники…

Но с чего бы группе профессиональных солдат наряжаться женщинами и появляться на Собрании? Фент не мог этого понять, однако не стал задумываться над такими мелочами: наемники были эйранцами по рождению и имели при себе мечи — только это и имело значение в данный момент.

Странно, мельком подумал Фент, щурясь от дыма, меч Джоза выглядел на удивление знакомым… Юноша подбежал ближе, пока не рассмотрел клинок. Колеблющееся пламя свечей заиграло на Снежном Волке, пойманном в кольца Дракона Вена… один из мечей Катлы, причем один из лучших.

— Джоз! — закричал он. — Джоз Медвежья Рука!

Звероподобный мужчина повернулся и оглядел толпу, но всеобщий хаос не позволял ему разглядеть кричавшего.

Подгоняя своих приятелей, наемник кинулся к помосту. Секундой позже, перепрыгивая через тела раненых и убитых, Фент последовал за ними.

Сидя на крыше хлева, Саро Винго смотрел на густые черные клубы дыма, поднимавшиеся на другом конце Ярмарки.

В течение последнего часа он бесцельно бродил по округе — вначале в ярости, потом в смятении и сомнениях. Будет сложно вернуться назад после того, что он сделал и сказал. Под влиянием момента — в ненависти к брату за все, в ненависти к дяде за увиденный образ матери, в ненависти к отцу за непонятное благоволение к Танто — он действительно собирался уйти из семьи, подальше от их жадности и беспринципности, раз и навсегда. Но теперь Саро одолели сомнения.

Во-первых, куда он, собственно, пойдет? Юноша подумал о Катле Арансон: это лицо, сильные руки, прикосновение ее пальцев, заставившее его кожу покрыться мурашками. Но Эйра слишком чужда ему. Саро не говорил ни на одном из грубых северных языков, не владел никакими навыками, которые позволили бы ему выжить среди этих суровых и воинственных людей. Уехать с Потерянными, наблюдать за миром из окна фургона, покорять горные цепи и широкие реки, любоваться сосновыми лесами и горными плато? Да, это по-настоящему увлекательно. Но какой кочевник согласится приютить его? Сын истрийского вельможи, представитель народа, преследовавшего Бродяг веками, брат человека, хладнокровно прирезавшего дедушку Гайи… И ему разрешить присоединиться к каравану? Даже Гайя не хотела говорить с ним.

Саро все еще разрывался между различными вариантами выбора, когда увидел дым в восточной части Ярмарки.

Юноша пошел на дым вначале из любопытства, потом с легким налетом странного возбуждения. Решив, что быстрее доберется туда по берегу, чем петляя между палатками, Саро побежал прямо вниз по холму, затем свернул к истрийскому кварталу и вышел к огромному павильону.

Освещенная лунным светом длинная северная лодка рассекала волны в тридцати ярдах от берега. Высокий мужчина работал веслом, неяркие блики превращали его волосы и бороду в чистое серебро. На носу лодки сидела женщина в темно-красном платье. Саро со страшным подозрением пристально уставился на них.

Катла Арансон носила именно такое платье, когда он видел ее в последний раз. А мужчина — тот самый, что приходил к ней в лавку, которому она так тепло улыбалась…

Саро почувствовал, как его сердце пропустило очередной удар, будто он только что чуть не свалился в глубокую бездонную яму. Мгновение, когда он увидел Катлу в первый раз на Скале в бледном утреннем свете, прочно связалось с этим мгновением прощания и потери, не оставляя надежд и сомнений.

Она уехала с тем самым высоким северянином, которого он встретил в ее лавке. «Даже тогда, — с горечью подумал Саро, — даже тогда я знал».

Позабыв о дыме, он повернулся, не желая видеть то, что причинило ему такую острую и неожиданную боль. Спотыкаясь и увязая в черном пепле, он потащился в истрийский квартал, готовясь встретить гнев своей семьи.

Мэм извлекла нож из складок широкого зеленого платья, разрезала накидку от воротника до талии и вышла из него, как богомол из скорлупы.

Под платьем оказалась ее более привычная одежда из кожи и нашитых стальных пластин, любимый меч, пристегнутый к левому бедру, и пара метательных ножей, притороченных к правому. Наемница улыбнулась. Хороший пожар всегда добавляет очаровательной неразберихи.

Мэм попыталась запалить огонь так, чтобы создать максимум дыма и минимум вреда, однако парусина после долгих часов на палящем солнце высохла как пергамент и занялась гораздо охотнее, чем можно было ожидать.

Однако на такие мелочи Мэм обычно не обращала внимания. Значительная часть народа пришла на Собрание в поисках собственной выгоды: толстые торговцы, заключающие грандиозные сделки, жирные вельможи, пытающиеся подороже сбыть с рук пухлых дочерей, — все стремились урвать кусочек общего пирога. Наемнице не нравились подобные люди. С одиннадцати лет она жила собственными мозгами, оставшись сиротой в результате войн и набегов. Ее дядя Грастан одно время привечал Мэм у себя в доме, но вскоре девушка поняла причину его гостеприимства, и не потребовалось особых усилий, чтобы решить, что жизнь без еды и тепла в сточной канаве или помойной яме лучше, чем под крышей сластолюбивого старого борова.

Словно волшебные змеи, Джоз, Кноббер и Док сбросили истринскую кожу, сосредоточив внимание на своей предводительнице. Мэм тотчас подала Дого сигнал. Наемник помчался вперед и взобрался на помост. Штормовой Путь и Южный Глаз были заняты спасением короля, они пытались протолкнуть Врана и его бледнокожую невесту в дыру, проделанную капитаном стражников. Яйцо Форстсон руководил спасением другой группы эйранцев и эйранок, включая заплывшего жиром корабела и его светловолосую дочь.

Когда остальные наемники пробились к предводительнице, Мэм стала отдавать им короткие приказания на языке жестов, который они специально придумали для использования в сражении. Кноббер тут же скользнул влево и присоединился к Дого, который уже весело выпрыгивал на улицу в дыру, словно цирковой терьер в обруч.

Мэм невольно улыбнулась. Ее войско — лучшее, как верно подметил ублюдок-истриец. Она подождала, пока Джоз и Док догонят ее, потом вспрыгнула на помост и последовала вслед за королем Враном в темноту. Впереди хорошо просматривалось светлое пятно рубашки кочевницы — словно маяк в тумане. Очень кстати, подумала Мэм.

Через мгновение наемники настигли беглецов.

— Позвольте помочь вам, господин, — крикнула Мэм.

Король медленно повернулся:

— Кто здесь?

— Мы уведем вас и вашу женщину отсюда, — сказала Мэм, игнорируя вопрос.

Южный Глаз втиснулся между Мэм и королем.

— Наемники, господин, — ответил он. — Вы с леди идите дальше, а Бран и я проследим…

В неверном лунном свете Вран Ашарсон увидел, как его доверенный старый советник повалился на колени, а его глаза вылезли из орбит. Кровь начала толчками выплескиваться изо рта. Потом старик упал на землю.

Скрипнув сталью о кость, Мэм вытащила меч из ребер Южного Глаза. Учтиво поклонилась королю:

— Позвольте, господин…

Перешагнув через тело советника, она подошла к Врану справа и взяла его под руку. Док вытер меч о ногу.

— Прекрасная ночь, не правда ли, господин?

Джоз сгреб Розу Эльды и взвалил ее на плечо, как мешок с зерном.

— Теперь мы проводим вас в безопасное место, господин.

Мэм улыбнулась с открытой свирепостью. Двенадцать лет назад ей понадобилось несколько недель, чтобы передвинуть зубы на надлежащее место, но она никогда не жалела о своем решении. Внешность прелестного ребенка принесла ей только несчастья, а вот волчий оскал, наоборот, спас из нескольких неприятных ситуаций. Она часто подумывала о том, чтобы навестить дядю Грастана, но одно знание, что она может сделать это в любую минуту, поддерживало ее в добром расположении духа.

В полном замешательстве, все еще ничего не соображая после воздействия чар Розы Эльды, король Вран Ашарсон, Северный Жеребец, последовал за наемницей, будто ягненок.

Руи Финко удивленно поднял голову, когда в его палатку ввалилась Мэм, толкая перед собой северного короля.

Лорд вскочил с кушетки так быстро, что раб, снимавший с него обувь, покатился под ноги Мэм.

— Вон отсюда! — прошипел Финко, обращаясь к мальчишке. — И приведи лорда Варикса.

Мэм заметила со злорадством, что одежда утонченного вельможи пребывает в плачевном состоянии. Рукав дорогого галианского кружева порван и запятнан, черные полосы разукрасили бледно-голубую тунику.

— Ваш заказ прибыл, — ухмыльнулась она.

— Вам не следовало доставлять его сюда!

— Как еще мы могли получить оставшуюся часть денег в таком хаосе?

Король Вран Ашарсон огляделся, как внезапно проснувшийся лунатик.

— Зачем вы привели меня сюда? — потребовал он. — Где Южный Глаз?

— Боюсь, у лорда появились неотложные дела в другом месте, — весело отозвалась Мэм. — Так что мы привели вас вот к этому джентльмену.

Лорд Форента жестом предложил королю северян садиться. Как только Джоз появился в дверном проеме с Розой Эльды на плече, Руи Финко резко произнес:

— Оставайтесь снаружи с этой шлюхой. Мне нужно, чтобы король нормально соображал.

Мэм кивнула.

Джоз подмигнул:

— Она редкая штучка, Вран. Так что я тебя не виню.

И его семифутовая туша исчезла из павильона.

Только убедившись, что внимание короля безраздельно принадлежит ему, лорд Руи Финко дотянулся до небольшого ящичка в столе, вытащил оттуда что-то и положил маленькую изящную шкатулку на стол между собой и Враном Ашарсоном.

— Откройте, — приказал он.

Нахмурившись, Вран взял шкатулку. Некоторое время он изучал ее, пока не нашел скрытый механизм.

Крышка немедленно открылась, и король уставился внутрь. Лорд Форента подтолкнул к нему свечу.

— Если вам не видно без света, — пояснил он услужливо.

Вран закрыл шкатулку. Лицо его побелело.

— Где вы это взяли?

Руи Финко улыбнулся:

— Скажем так — досталось по наследству.

Он твердо выдержал взгляд Врана.

С другого конца павильона Мэм наблюдала за беседой вельмож с возрастающим интересом.

В первый раз она заметила, что в профиль мужчины очень похожи, хотя лорд Форента и превосходил северного короля годами. К тому же одинаковые репутации. Руи Финко не женат, но говорят, наделал около сотни детей, так что в скором времени вскормит собственную армию. Наемница сузила глаза и увидела, что Вран Ашарсон, нахмурив брови, что-то прикидывает. Тревога явственно собиралась над ним, как грозовая туча.

— Кто еще знает?

Лорд Форента понизил голос.

— Как я рад, что мне не придется рассказывать вам всю эту печальную историю, — доверительным тоном сообщил он. — Тяжелое было время… Итак, кто же знает? Давайте посмотрим: ваш отец, естественно, да благословит Фалла его душу, потом мой отец. Хотя, будучи гордым человеком, он унес тайну с собой в могилу. Не раньше, однако, чем поджарил пару сотен кочевников-колдунов…

— Кто-нибудь еще?

— Небольшой и доверенный круг моих лордов.

— Ублюдок!

Руи Финко засмеялся:

— Крайне интересно слышать от вас такое!

Он помолчал, поулыбался, потом заговорил снова:

— Ну и, конечно, ваша мать. Уверен, если вы спросите ее об этом по возвращении, она обрадуется возможности излить душу. Такое бремя нести — сколько там получается? — двадцать три года? Тяжело, наверное, — бесплодная, как пустыня, и вынуждена принять чужого ребенка как своего собственного. Благоразумие — замечательная черта в женщинах, — добавил он, повысив голос и обращаясь к наемнице, — и за ваше я вскорости заплачу, мадам. Но вначале королю Врану надо подписать один документ.

Финко развернул пергамент, пристально просмотрел его и снова понизил голос.

— Думаю, контроль над вашим флотом и право на половину добычи, которую вы привезете из-за Воронова Пути, — честная плата за мое продолжительное молчание. Как вы считаете, господин король? Хотя мне очень хотелось бы увидеть, что началось бы на Эйре, если бы раскрылось ваше подлинное происхождение. — Он задумчиво почесал подбородок. — Я слышал, кровное родство высоко ценится в северном королевстве, и кровавые войны начинались из-за легчайших намеков на незаконное рождение короля. Как занимательно было бы понаблюдать за волнениями и кровопролитием, которые обязательно последовали бы, прознай благородные вельможи, что высокочтимая королева Ауда на самом деле вовсе не ваша мать!

Вран явственно побледнел. Потом кровь бросилась ему в лицо, собравшись в два нездоровых пятна на щеках.

— Отец рассказал мне все перед смертью, но кто еще вам поверит? — Он отбросил пергамент. — Вы же знаете, что я не подпишу.

В глазах короля снова появился блеск.

Улыбка лорда Форента стала только шире.

— Бели не подпишете, я просто попрошу эту прекрасную леди сейчас же проткнуть вас и выкинуть ваше тело в каком-нибудь компрометирующем месте…

Снаружи послышался шум, за ним последовал гневный женский вскрик. Через секунду в дверь ввалилась женщина с длинными спутанными волосами, да так быстро, что было понятно — кто-то придал ей дополнительное ускорение.

Пламя осветило круглое пухлое лицо и золотые волосы с легким оттенком зелени.

— А! Милая леди Йенна, — беспечно сказал Руи Финко, встал и поклонился. — Добро пожаловать, дорогая.

Лорд весело оглядел смущенного Врана.

— Йенна собирается предпринять продолжительное путешествие в Форент в качестве моей особенной гостьи, — с улыбкой объявил он. — Я хочу быть уверенным в искренности намерений ее отца, хотя Фалла знает, он уже получил от меня более чем достаточно.

— Нет! — яростно вскрикнула Йенна.

— Заткни ее, — приказал Руи Финко Мэм.

Мэм усмехнулась, открыв страшноватые зубы:

— Выбирай, дорогуша: либо закроешь пасть сама, либо я заставлю тебя заткнуться.

Йенна икнула.

— Хорошая девочка, — одобрила Мэм.

Лорд Форента снова повернулся к Врану:

— А теперь, господин мой, документ.

Он взял со стола чернильницу и перо.

— А если нам не удастся покорить Дальний Запад?

Руи Финко пожал плечами:

— Придется нам договориться как-то иначе.

В шатре появился раб.

— Лорд Варикс, господин, — объявил он, и в палатку шагнул высокий, тонкий истриец.

Вошедший обвел глазами присутствующих и рассмеялся.

— Замечательно, Руи. Мы будем богаты, как Рахе! — Он слегка поклонился Ашарсону. — Король Вран, ваша честь… Рад видеть, что вы благоразумно согласились на наше предложение. Мне следует засвидетельствовать договор? — Он облокотился на стол, чтобы взглянуть на пергамент.

Вран Ашарсон с каменным лицом оглядел южного лорда сверху донизу. Потом улыбнулся. Кивнул лорду Вариксу. И оттолкнул документ.

Варикс нахмурился, потом растерянно посмотрел на Финко. И тут началось.

Стол будто бы сам по себе перевернулся, чернильница взлетела в воздух, а секундой позже к шее Руи Финко прижалось сверкающее острие меча. На рукоятке — рука Врана.

Лорд Варикс уставился на свои пустые ножны, как ненормальный.

— О Фалла! — воскликнул он.

Не сводя глаз с лорда Форента, Вран забрал шкатулку и опустил ее в складки своей туники.

— Сделай же что-нибудь, женщина! — завизжал Руи Финко наемнице, теряя весь свой лоск и пафос. — Я заплачу сверху!

Вран зубасто улыбнулся Мэм.

— Я дам вдвое больше того, что он предлагал, — интимно сообщил он.

Наемница засмеялась.

— Втрое! — выкрикнула она.

Глаза Врана заблестели.

— Один из лучших кораблей Финна Ларсона, — предложил он. — И деньги, чтобы нанять команду. Слово короля.

Мэм ухмыльнулась:

— Идет!

— Когда мы здесь закончим, отведи девочку к отцу, — приказал Вран. А Йенне ласково сказал: — Скажи старику, что я знаю о его предательском соглашении с врагами, но теперь мы заключим новое…

Йенна, взволнованная и буквально онемевшая в присутствии своего идола, только кивнула и вспыхнула.

Вран склонил голову к истрийским вельможам.

— Ну, джентльмены, — проговорил он, немного сильнее прижимая меч к горлу Руи Финко. Тонкая красная струйка потекла вдоль острия. — Отличная форентская сталь, — задумчиво произнес король. — Такой конец был бы нелепым. Но нет, меня не назовут братоубийцей…

Вран убрал клинок, легко перекинул его предводительнице наемников, потом перепрыгнул через перевернутый стол и направился к выходу, по пути удовлетворенно заметив, что пролившиеся чернила совершенно испортили богатый шелковый плащ лорда Варикса.

— Последи за ними минут десять, — сказал он Мэм, — пока я не доставлю свою невесту на корабль.

Мэм перебросила форентский меч в левую руку, а в правую взяла свой собственный, потом хищно оглядела истрийских вельмож.

— Хорошо, — сказала она. — Кто первый?

Оказавшись снаружи горящего павильона, Фент Арансон быстро и тихо бежал между палатками.

Последовав за наемниками к палатке южного лорда, он подслушал разговор, не предназначавшейся для ушей эйранца. Его разум корчился в муках.

Финн Ларсон — предатель! Он не только продавал свои лучшие корабли истрийской Империи, он торговал единственным преимуществом, которым располагал Север перед старым врагом, — владычеством над океанами и средствами для их исследования. Воронов Путь, яростно думал Фент, вот их цель! Жадные ублюдки!

Воронов Путь, этот восхитительный, тайный пролив в океане, дорога к мифическому Дальнему Западу. Воронов Путь, который волновал воображение любого настоящего эйранца, истинного моряка. Как мог Финн Ларсон так предать всех?

В руке Фента блестел лучший клинок Катлы. До этого он использовал только рукоятку, но теперь собирался применить лезвие.

К тому времени как Вран покинул павильон лорда Форента, Док уже раскачивался, будто в полусне, сидя на земле и сжав руками голову. Джоз Медвежья Рука лежал ничком, из раны на виске сочилась кровь.

Роза Эльды исчезла.

Пламя быстро распространялось, угрожая поглотить все на своем пути.

— Надо убираться! — выдохнул бледнолицый мужчина.

Он настойчиво дергал лорда Тайхо за рукав.

Собрание превратилось из празднования в хаос, и каким образом это произошло, Виралай не понимал. Неожиданная жестокость, неспровоцированное насилие… Голова его шла кругом. Ученик мага вспомнил взрыв эмоций, не оставивший следа от фургончика кочевника, вылившийся в смерть старого Хирона, но то была буря в стакане воды по сравнению с сегодняшним тайфуном. И этот дым!

Глаза Виралая слезились так сильно, что он едва видел выражение лица истрийского лорда, когда ждал ответа на свою мольбу.

— Если мы уйдем отсюда, — отчаянно воззвал он, — я смогу вернуть ее вам!

Услышав это, Тайхо Ишиан схватил ученика мага за руку и потащил сквозь толпу.

— Сможешь, — угрюмо бормотал он. — Видит Богиня, сможешь, или я собственноручно заколю тебя…

На помосте перед ними происходило слишком много всего. Таща за собой Виралая, Тайхо направился к другому выходу:

— Сюда!

Он оглянулся, чтобы убедиться, что бледнокожий его расслышал, и увидел, как огонь охватил центральную мачту-столб и затанцевал по канатам, держащим всю конструкцию.

— Быстрее!

Тайхо оттолкнул залитую слезами девушку, зовущую отца, твердо стал на мужчину, упавшего под ноги и скрученного жестоким кашлем, и направился вперед.

Виралай остановился, подождал, пока упавший поднимется на ноги, потом против воли кинулся вперед, увлекаемый настойчивой рукой Тайхо. Спотыкаясь о безжизненные тела, открыв рот в беззвучном крике, он понял, что у него не осталось иного выбора, как следовать за южанином.

По мере того как они приближались к выходу, куча тел и те люди, кто пытался пробиться наружу, создавали все большее препятствие. Жестокий до мозга костей, лорд Кантары вытащил церемониальный нож из-за пояса и вонзил его в почки женщины впереди, безуспешно пытавшейся выкарабкаться наружу.

— Пошла… прочь… с… моего… пути!

Каждая пауза заполнялась ударом ножа. Хотя он явно служил только для украшения, лезвие маленькое и далеко не такое острое, как бритва, в руках отчаявшегося Тайхо Ишиана превратилось в страшное боевое оружие. Женщина без единого стона сползла под ноги. Какой-то мужчина, пытавшийся протестовать, получил ножом в горло.

Горячая струя крови ударила Виралаю в лицо. Он попытался закричать, но легкие настолько заполнились дымом, что ничего не вышло.

— Лезь, ублюдок! — визжал ему в ухо обезумевший Тайхо. — Поднимайся сюда!

Он наступил на мертвую женщину, схватил Виралая за руку, потом подставил под него плечо и почти выкинул ученика мага наверх.

Виралай обнаружил, что летит — сначала вверх, потом, уже быстрее, вниз. Прохладный ветер коснулся кожи, за ним последовал тяжелый удар по спине, и внезапно он оказался снаружи, на ночном воздухе.

Звуки и запахи ужасного места, где он только что был, казалось, принадлежали иному миру. Осознав, что все еще жив и почти не пострадал, Виралай открыл глаза и посмотрел вверх, на далекие звезды, мерцающие над миром. Голоса, до безумия громкие, внезапно утихли, будто изгнанные замедлившимся сердцебиением.

Ученик мага какое-то время лежал, открывая и закрывая рот, словно пойманная рыба, потом в ребрах внезапно появилась боль.

— Поднимайся, ублюдок!

Тайхо отвел назад ногу, и Виралай смотрел, как она приближается к нему в замедленном темпе, не понимая причины ее появления, пока эта нога снова не ударила его. Тут он вскрикнул и вскочил.

К тому времени как альбинос поднялся, Тайхо Ишиан уже размахивал перед его носом маленьким ножичком. На острие сверкала кровь.

— Я спас тебе жизнь, ты, подонок несчастный, и даже не знаю зачем! Я помню, как ты пытался надуть меня, заставляя купить то, что явно не в твоих силах продать. Да я и сейчас еще не уверен в твоей способности вернуть женщину обратно!

Лорд шагнул к Виралаю, нож кровожадно подрагивал в его руках.

— Господин…

Теперь Виралай ощутил настоящий страх. Он начал жалеть, что вообще покинул Святилище. Как бы плох ни был Мастер, он никогда не обращался с ним так жестоко.

Виралай попытался привести мысли в порядок.

— Я владею магией! — напомнил он своему мучителю. — Я учился у великого мага, который посвятил меня во многие таинства!

Честно говоря, тут он сильно преувеличил, но пока у него есть кошка, это была почти что правда.

— Я могу найти Розу Эльды и вернуть ее обратно с помощью своих заклинаний!

Тайхо усмехнулся:

— Как ты только что сделал?

— Господин, все произошло так быстро, было столько шума, что я не мог сконцентрироваться. Просто доставьте меня обратно в фургончик, туда, где тихо…

— А как же моя дочь?

Виралай нахмурился. Дочь? Какое ему дело до чьей-то дочери?

— Ты можешь вернуть ее?

Ее забрали другие, как сквозь туман вспомнил Виралай.

— Я… я могу попробовать, мой лорд.

— Если ты вернешь мне их обеих, господин маг, — проговорил истриец с ожесточенным сарказмом, — тогда я сохраню тебе жизнь.

Виралай задохнулся. Попытался сконцентрироваться на проблеме. Котел, чистая вода… он сможет по крайней мере узнать местонахождение девчонки. Что до Розы Эльды…

— Вы должны позволить мне взять… некоторые вещи из фургончика, — сказал он. — Тогда я сделаю все, что смогу.

Вооруженные группы прочесывали Ярмарку, как стаи охотничьих собак. Тайхо Ишиан и Виралай миновали место, где несколько эйранцев яростно дрались с какими-то юнцами из истрийцев. В темноте сложно было определить, кто выигрывает.

Еще дальше на территории северян царил сплошной хаос. Всюду бегали и кричали люди. Везде дым и пламя…

— Ее здесь нет, — крикнул кто-то по-истрийски.

— И тут тоже, — пришел ответ. — Поджигай те, которые проверил!

Высокий парень в оранжевом вынырнул из-за угла с факелом в руке, вскоре к нему присоединился второй. Тайхо показалось, что он узнал их. Потом какие-то эйранки выбежали с охапкой кухонной утвари. Одна из женщин, орудуя железным половником, как палицей, ударила истрийца в челюсть; другая принялась крутить над головой огромной ложкой. Первый из поджигателей упал с раскроенной головой, другой выкинул факел и пустился наутек.

Виралай и Тайхо отпрыгнули в сторону, потому что мимо пронеслись несколько обезумевших лошадей. Оставив позади эйранскую территорию, лорд и ученик мага вступили в квартал кочевников. Здесь было по крайней мере и тише, и темнее.

Виралай огляделся. Более половины фургончиков исчезло, и в отдалении он еще мог разглядеть хвост вереницы телег и животных, змеившейся по направлению к горам Скарна. На земле остались забытые в спешке вещи: разбитые горшки, ткань, затоптанная копытами йеки… Декорации из балаганчика, где давали кукольное представление, в том числе раскрашенная доска, изображающая знаменитые Золотые горы, валялись разбитые рядом с перевернутой лавкой.

Виралай поглядел на декорации, склонив голову набок, и легкая улыбка коснулась его губ.

— Не задерживайся, дурак, — прорычал Тайхо, подталкивая ученика мага в спину.

Фургончик, который Виралай последние месяцы разделял с Розой Эльды и питомицей Мастера, стоял в одиночестве, тогда как раньше еле умещался между своими собратьями. Принадлежащие ему йеки тоже исчезли. Что-то тихо умерло внутри. Не то чтобы он составил уже план бегства от свирепого лорда, но без животных даже возможность побега стала невероятной.

Хорошо хоть никто не тронул фургончик — дверь была закрыта на ключ.

— Я попрошу вас остаться здесь, господин, — сказал Виралай, обращаясь к Тайхо. — Я пока уложу необходимые вещи.

Лорд Кантары нетерпеливо кивнул. Виралай проскользнул внутрь, быстро закрыв за собой дверь. Там было темно, и он почувствовал взгляд кошки за несколько секунд до того, как увидел ее. Движение на лавке выдало местонахождение животного. Ученик мага увидел, как дрожит кошка, потом заметил смутный зеленый свет ее глаз.

— Ну, Бете, — мягко проговорил он, с уже поднимающимся отчаянием, — милая Бете, иди к Виралаю, он не причинит тебе вреда…

Альбинос поднял веленевый короб, который соорудил для животного несколько месяцев назад, когда они только достигли земли, и осторожно поставил его на лавку. Потом открыл короб.

— Бете, моя маленькая голубка, моя радость, сладкая моя…

Кошка замурлыкала, и Виралай с удивлением понял, что говорил голосом Мастера.

Бете встала, потянула сначала задние лапы, потом передние, затем, со свойственной всем кошкам жеманностью, прогулялась до короба и уселась внутри. Взглянула выжидающе на Виралая и принялась умывать мордочку.

Ученик мага уставился на нее, будто не веря в собственное счастье, потом вспомнил, зачем он тут, быстро подскочил к коробу и закрыл его. Обошел фургончик, затем собрал самые необходимые вещи — растения, включая бром, хотя и не был уверен, что когда-либо еще увидит Розу Эльды, несколько заклинаний, спасенных им от Мастера, острый нож, который, как ему казалось, обязательно понадобится. Золото и навигационные карты Виралай проигнорировал как бесполезный мусор. Прихватил свой котел и одежду. Помедлил.

На спинке единственного в фургончике стула висел кусок шелка. Виралай провел им по лицу, закрыв глаза, и глубоко вдохнул. Он чувствовал ее запах. Он чувствовал ее запах!

В дверь поскреблись.

— Давай скорее, гнусный ублюдок…

С коробом с кошкой внутри в одной руке и узлом с вещами в другой, Виралай протиснулся через узкую дверь и появился в ночи.

— Господин, — объявил он Тайхо с вернувшейся уверенностью в себе. — Я готов.

Еле передвигая ноги, Саро взобрался вверх по склону к Скале и уже собирался повернуть на запад к резиденции Винго, когда боковым зрением уловил нечто, быстро двигавшееся вдоль берега.

Он повернулся и посмотрел в сторону павильона Собрания. Прочь от дыма и пламени, наверняка вспыхнувшего из-за вышедшего из-под контроля фейерверка, двигалось темное многоногое существо. Саро слышал крики — но злобные или радостные, на таком расстоянии разобрать не мог.

Юноша наблюдал, как темное пятно быстро продвигалось на восток, пока не смог выделить из массы отдельных людей группу великанов, окружавших маленькую фигурку: за ними следовал огромный хвост из обычных смертных.

Саро прищурился. Когда процессия приблизилась, великаны превратились в стражников Большой Ярмарки в странных шлемах, а между ними оказался тонкий темноволосый парень, связанный веревками.

Саро отвернулся. Судя по всему, на Собрании вино лилось рекой, и кто-то после обильных возлияний потерял над собой контроль. Жаль, не Танто, ожесточенно подумал он, и продолжил восхождение на холм.

В палатке семьи Винго, к его удивлению, горели все огни, кругом бегали рабы, будто в панике.

Саро выпрямил спину, сжал зубы и вошел в палатку.

Внутри на напольных подушках сидел дядя Фабел, спрятав лицо в ладонях. Потом он поднял голову, и лицо его прояснилось.

— Саро… слава небесам…

— Вот уж не думал, что меня примут с распростертыми объятиями, — начал Саро, но дядя вскочил и кинулся в соседнюю комнату.

— Фавио! Фавио… Саро вернулся — живой и здоровый!

Последовал короткий обмен фразами, и Фавио Винго буквально выскочил в главную комнату. Лицо сморщенное, глаза усталые.

Он быстро пересек комнату и заключил младшего сына в объятия. На щеках Фавио блестел и мокрые дорожки. Саро в тревоге оттолкнул его.

— Да что случилось?

— Твой брат… — Фавио едва мог говорить, настолько его переполняли эмоции. — Кажется, он умирает…

— Умирает?! Танто? — в изумлении переспросил Саро.

В последний раз, когда он видел брата, единственно возможной смертью была его собственная.

— Умирает — от чего?

Но теперь отец уже всхлипывал в открытую.

Секундой позже какой-то толстый человек в темно-красной одежде, нервно потирая руки, вышел из боковой комнаты, откуда только что появился отец.

— Я сделал все возможное, господин. Кровь почти остановилась, и… э… рана залечена, на некоторое время. Если он проснется, придется вам его перевязать, если после прижигания корка не удержит кровь. Но боюсь, даже если ваш сын выживет, он никогда не будет иметь детей…

Плечи Фавио опустились. Саро непонимающе уставился на лекаря. Не будет иметь детей? Прижигание? Нет, это, наверное, просто чужой безумный кошмар.

Фабел тем временем проводил толстяка к выходу, втиснув в его руку мешочек с серебром.

— Я обязательно вернусь утром, — радостно объявил лекарь, прижимая мешочек к груди. — Столько работы из-за этой суматохи… Да благослови вас Богиня.

С этими словами он ушел, своей поспешностью делая очевидным желание поскорее убраться из палатки, пока пациенту не стало совсем плохо.

— Что случилось? — снова спросил Саро.

— Мой храбрый мальчик, — начал Фавио, — мой храбрый, храбрый мальчик…

— Кажется, на Селен Ишиан напала банда эйранских насильников, — быстро сказал Фавио. — Танто услышал шум и поспешил предотвратить злодеяние. К тому времени они уже убили ее рабыню и напали на саму госпожу. Танто отбивался от них, как мог, но получил ужасное ранение. — Он понизил голос. — Ее сорочку нашли разорванной надвое, а леди Ишиан исчезла.

Что-то в этом рассказе резало слух, но Саро никак не мог понять, что заставляло его оставаться спокойным в таких ужасных обстоятельствах.

— Их поймали, в смысле, бандитов? — спросил он.

— Ах, — сказал Фабел, — поймали только девчонку, которая была с ними.

— Девчонку?

Мысль о банде насильников, сопровождаемой женщиной, только обострила беспокойство Саро.

— Оборванную девку с северных островов. Она еще и на Скалу залезла, шлюха этакая.

Сердце Саро превратилось в лед.

— И она все еще у них? — спросил он, думая о женщине в лодке.

— Ее собираются сжечь прямо сейчас, — с гримасой отвращения произнес Фабел. — Я так думаю, надо показаться там — Винго все-таки, сам понимаешь. Но я терпеть не могу подобных зрелищ. Сжечь человека! Скверный способ казни — не важно, в пламени Фаллы сожгут ее или в простом костре…

Тогда Саро вспомнил похожую на пугало фигуру между стражниками. Они тащили Катлу Арансон, понял он. А женщина в лодке? Нет, на размышления времени не остается.

С мрачным выражением лица Саро прошел в свою комнату и вернулся через минуту уже с мечом в руке. Потом, не сказав ни слова изумленному дяде и всхлипывающему отцу, юноша выскочил за дверь и побежал так, будто чувствовал смрадное дыхание огромной кошки Фаллы на своем затылке.

— Мама, мама!

Алисия Небесный Жаворонок стучала в дверь фургончика старой продавщицы зелий. К ее испугу, ответа не последовало.

— Мама, надо уходить прямо сейчас, пока до нас не докатились беспорядки. Надо торопиться!

Тишина.

Алисия прильнула к щели у дверных петель и с облегчением увидела неясный свет внутри фургончика.

— Мама! — крикнула она. — Я знаю, что ты дома!

Секундой позже дверь чуть-чуть отворилась, и луна осветила темные глаза. Потом когтистая рука схватила Алисию за шиворот и затащила внутрь.

Дверь с грохотом закрылась.

— Ш-ш, — предупредила Фезак Певчая Звезда, прижимая палец к губам дочери. — Ты нарушишь работу кристалла.

В полумраке фургончика огромный камень сверкал и искрился. Алисия никогда не видела, чтобы он блестел, разве только при непосредственном контакте с человеческой рукой, но сейчас никто не касался его.

— Магия вернулась, — прошептала старая женщина, обнимая сама себя за плечи, будто пытаясь сохранить этот чудесный секрет. — Она действительно, действительно вернулась…

— Мама, когда мы смотрели вчера в кристалл, то видели только смерть и ненависть, и всепожирающее пламя…

— Что-то изменилось. Сама картина меняется!

— Дай посмотреть.

Алисия уселась на пол и с глубоким вздохом положила руки на камень.

Клочья разноцветных огоньков забегали по ее лицу, разлились по фургончику, выхватывая из темноты то полированное железное зеркало, то голубой кувшин, висящие связки перьев и ракушек, набор маленьких горшочков…

Длинные тени танцевали на полу, забирались на залатанную робу женщины, на блестящую голую макушку, кольца и тюрбан. Внутри кристалла носились крошечные фигурки, размахивая факелами и мечами, открыв рты в безмолвных криках. Драки продолжались между палатками: эйранцы против истрийцев, истрийцы против эйранцев, двое на двое, трое на трое и так далее — везде, где позволяло свободное пространство. Алисия увидела светловолосого мужчину, сражающегося с парой стражников в синих плащах, чернобородого человека за его плечом, размахивающего маленьким, но опасным на вид топором.

Потом девушка заметила худенького мальчишку в запачканной кожаной тунике, привязанного к наспех сооруженному столбу. Истрийские рабы бегали туда-сюда с охапками хвороста. Дальше по берегу несколько человек рубили лодку северян. Другая лодка уже лежала разбитая, ее ребра, белые в свете луны, были похожи на скелет диковинного морского существа. Алисия увидела молодого темноволосого мужчину, который с отчаянием в глазах бежал что есть силы, размахивая мечом, в гущу драки, и другого, держащегося поодаль от всех, который вглядывался в толпу, в горящие палатки, будто искал что-то.

Потом перед девушкой мелькала лишь темнота, в самых разнообразных мрачных проявлениях, но вскоре она нашла Виралая, рядом с которым находился человек с жестоким взглядом и покрытым кровью ножом в руке.

Виралай вглядывался в котел с чистой водой, который крепко держал одной рукой, а во второй извивалась пойманная за горло черная кошка.

Алисия уставилась на эту картину в полном изумлении. Подобная магия была запрещена столетиями, но вот он, Виралай, мужчина, с которым она возлежала всего несколько часов назад, который нежно обнимал ее и доводил до оргазма пальцами, ни разу не пожаловавшись на отсутствие собственного удовлетворения, творит древнюю, отринутую ныне волшбу…

Их глаза встретились.

Охнув, Алисия убрала руки с кристалла. Видение тотчас померкло.

— Видела? — спросила Фезак. — Видела то, что изменило картину?

Алисия покачала головой, выбрасывая из головы все лишнее. Через мгновение она собралась с мыслями и ответила матери:

— Я видела то же, что и вчера, — ни больше ни меньше.

Старуха гневно скрипнула зубами.

— Я выучила тебя не так хорошо, как предполагала, — посетовала она, отталкивая дочь в сторону. — Давай покажу…

Она присела и обхватила камень. Те же сцены насилия и жестокости проступили в гранях кристалла, потом, казалось, только усилием воли Фезак нашла то, что искала.

— Вот! — прошипела она. — Смотри сюда!

Алисия подалась вперед и положила ладони поверх рук матери.

В центре картинки происходило что-то странное. Девушка прищурилась, качнула головой, полагая, что ее просто подводит зрение. Но нет: что-то двигалось сквозь толпу, что-то без формы и без ауры… нечто не отбрасывающее тени. Однако люди убирались с дороги, будто инстинктивно. Кристалл отображал движение в виде танцующих частичек энергии, колеблющихся волн света, которые разбивались в мелкие искры.

— Что это, мама? — спросила она в ужасе.

— Я не знаю, — медленно проговорила старуха. — Но если оно может укрыться от ока кристалла, значит, обладает большей силой, чем позволено простому смертному.

— Ай!

Продавец карт отшатнулся от котла, как будто тот его укусил, и кошка жалобно мяукнула, когда рука на ее шее сжалась еще крепче.

— Что? — потребовал Тайхо Ишиан. — Что ты увидел?!

Виралай потер глаза. Они были красные и слезились.

— Ваша дочь жива, она в лодке, с северянином…

Тайхо выругался.

— А Роза Эльды?

Виралай наклонил голову:

— Мне показалось, что я увидел ее — в толпе возле костра, но я… я не уверен.

Как Виралай мог рассказать этому убийце, что там, где он почувствовал ее, она оттолкнула его, закуталась в туман и намеренно исчезла для посторонних глаз? Что, снова начав поиски, он встретил глаза другой, тоже ищущей?

Тайхо дернул ученика мага за шиворот. Котел опрокинулся на кошку, та взвыла, попыталась вырваться из рук Виралая, но тот быстро засунул ее обратно в коробку. Придя в ярость от такого недостойного обращения, Бете зашипела и выпустила острые, как бритва, когти, полоснув его прямо по костяшкам пальцев.

— О! — взвыл Виралай. — Кошка!

— Фалла забери, проклятую бестию, — рявкнул Тайхо. — Отведи меня к Розе Эльды!

У палатки Финна Ларсона Фент нашел двух наемников, которые сидели с обнаженными мечами на коленях — огромный малый с пухлым лицом и коротышка, круглый, как яблоко.

Наемники выглядели усталыми. Только завидев эйранца, они вскочили на ноги, проявив большую живость.

— Корабел внутри? — осторожно спросил Фент. По коже поползли мурашки.

Два наемника переглянулись.

— Кто спрашивает?

— Скажите ему, что здесь Фент Арансон, брат его будущей невесты.

Коротышка фыркнул и махнул рукой. Гигант толкнул его в спину.

— Не надо, Дого. Следи за своим языком.

Секундой позже появился Финн Ларсон. Под его глазами лежали круги, он выглядел как человек, полностью потерявший контроль над ситуацией.

Увидев Фента, Ларсон улыбнулся с облегчением:

— Что, драка уже закончилась, парень?

— Нет, — произнес Фент сквозь стиснутые зубы.

Вид улыбающегося предателя стал последней каплей.

— Как ты мог сделать это? — выкрикнул юноша.

В его глазах показались слезы. Он яростно смахнул их.

Финн явно встревожился.

— Что именно сделать, парень? Твой отец предложил мне ее честно и законно…

— Ты знаешь, о чем я! Как ты мог дать истрийцам ключ к Воронову Пути?!

Внезапная паника заволокла глаза корабела.

— Не дал, я… — пролепетал он.

— Нет, — согласился Фент, и глаза его стали ледяными. — Ты продал его.

Финн Ларсон изумленно раскрыл рот, когда Дракон Вена сверкнул серебряной молнией. Фент вытащил меч из тела Ларсона и отскочил назад, готовый отражать атаки наемников. Корабел уставился на свое распоротое брюхо.

— Кажется, последние несколько лет я слишком много ел… — пораженно проговорил Финн.

Потом колени у него подломились, и Ларсон повалился на землю лицом вниз.

— Мэм это не понравится, а, Кноббер? — сказал коротышка, переворачивая тело. — Она говорила, что надо следить за его безопасностью.

— А я что, не следил?

Послышался вой, мимо Фента пролетела какая-то женщина и бросилась на колени перед трупом.

— Отец! — голосила Йенна Ларсен.

Фент начал чувствовать себя неудобно, и не только из-за упиравшегося в почки меча. Он выпустил Дракона Вена, и тот упал на землю.

Давление прекратилось. Женщина, которая высвобождалась из зеленого платья на Собрании, заглянула ему в лицо.

— Зачем, будь ты проклят, было убивать его?

— Он предал Эйру, — сурово произнес Фент.

Мэм закатила глаза.

— О, эти мальчишки, — с досадой сказала она. — Теперь ты лишил короля лучшего корабела, а меня — корабля.

Что-то здесь было не так: Фент не мог сообразить, на чьей стороне эти люди.

— Но он делал корабли для Истрии… — начал юноша.

— Мы все продаем свои услуги за цену, которая нас устраивает — или за деньги, или за какие-то нелепые понятия о преданности королю или стране. — Мэм вздохнула. — Что касается меня, я предпочитаю деньги, а этот корабль принес бы мне их столько, сколько тебе и не снилось.

— Мой отец отдал Финну Ларсону все деньги, что у нас были, — сказал Фент. — Но если вы поможете мне спасти сестру от костра, можете забрать их себе.

Мэм рассмеялась:

— Раз старик все равно мертв, можно взяться и за это.

Джоз Медвежья Рука, с шишкой величиной с гусиное яйцо на виске, появился за спиной предводительницы. Он отметил, что на земле у ног парня валяется Дракон Вена, наклонился, подобрал его, взвесил в руке.

— Жалко было бы терять такой клинок, — задумчиво проговорил он. — Отличная работа.

Наемник вложил меч в пустые ножны и поднял глаза:

— Нехорошо, если девочку сожгут, Мэм. Очень нехорошо, и к тому же беспричинно.

— Сентиментальный старый дурак. — Мэм дотянулась и потрепала его за ухо. Потом положила руку на плечо Йенне. — Принеси сундук своего отца и отдай его Дого. Дого, позаботься, чтобы она с деньгами без приключений добралась до лодки, ладно?

Коротышка подмигнул рыдающей Йенне:

— Ладно, босс.

— Отдай парню свой меч.

— Но…

— Отдай ему свой меч. Я знаю, что лучше всего в ближнем бою ты орудуешь этим своим маленьким ножичком.

Дого неохотно выронил клинок в руки Фента. Фент вопросительно взглянул на предводительницу наемников, но она только ответила ему таким же взглядом.

— Ты этим вечером довольно причинил мне неприятностей, — сказала она. — Смотри, больше не путайся у меня под ногами. Теперь пошли освобождать твою сестру.

Катла брела, спотыкаясь, в окружении стражников.

Она и не подозревала, как трудно идти со связанными руками, когда тебя к тому же постоянно толкают в спину копьем. Ни один из стражников с ней не разговаривал. Теперь они вернулись к родному истрийскому языку.

В какой-то момент Катла поймала себя на том, что вспоминает слова отца, произнесенные после посещения их палатки двумя стражниками.

Как странно, что в этом году стража Большой Ярмарки состояла полностью из истрийцев… Девушка обнаружила, что после официального объявления о ее казни через сожжение мысли начали разбредаться в разные стороны. Неужели так происходит со всеми людьми, кому грозит неминуемая гибель? Может, так проявляется высшая степень паники, забивающая голову всякой чушью до тех пор, пока смерть не утаскивает человека к себе? Кстати говоря, она никогда серьезно не размышляла о собственной кончине. Катла чудом избегала смерти несколько раз, взбираясь на утесы близ Камнепада: одно название должно было навести на мысль об опасности, если бы она только задумалась над этим.

Однажды опора, в которую девушка вцепилась, без предупреждения осыпалась комками земли и щебня, пролетев в волоске от ее уха, в кровь расцарапав лоб. Тогда она уже не могла думать ни о чем более, как держаться изо всей силы второй рукой, прижимаясь к трещине, пока ноги болтались в сотне футов над морем и острыми рифами. С огромным трудом девушка сумела вскарабкаться на вершину, как напуганный заяц. Все ее мысли утонули в белой вспышке адреналина…

Или вот ещё был случай. Катла с Халли рыбачили во время шторма в миле или даже дальше от берега, когда лодка внезапно перевернулась, и они моментально оказались в ледяной воде. Катла вспомнила сомкнувшиеся над головой серые волны, горящее ощущение соли в горле, носу, глазах… им тогда здорово повезло, что неподалеку оказались старый Фости Козлиная Борода с сыном.

Старый Фости…

Глаза Катлы снова заволокло туманом. Если бы она не настояла, чтобы отец взял ее на Большую Ярмарку, отдал ей место на «Птичьем Даре», она бы не оказалась сейчас в такой беде. Только собственная тупость привела Катлу на костер. И кажется, теперь уже ничего нельзя поделать…

Впереди, не очень далеко, девушка разглядела каких-то людей, копошащихся возле темного сооружения — бесформенной массы с чем-то вроде мачты.

Катла удивленно разглядывала мачту несколько секунд: в голове ее вертелись одни корабли. Но ведь таких крошечных кораблей просто не существует. Потом она внезапно поняла, что это такое: костер, на котором ее должны сжечь…

Мачта оказалась столбом, воткнутым в землю, а бесформенная масса — кучей дров, сваленных у его основания. Сердце девушки похолодело.

Катла слышала жуткие рассказы о южных обычаях — как истрийцы посылали на костер тысячи Потерянных. Обвинив в колдовстве и ереси, людей сжигали живыми, чтобы души вознеслись прямо к Богине… Но никогда девушка не ожидала увидеть подобную жестокость, не говоря уже о том, чтобы стать ее жертвой…

— Катла!

Знакомый голос прервал невеселые мысли. Она обернулась. Замыкающий стражник в их группе явно столкнулся с определенными проблемами.

— Не останавливаться, заключенный! — грубо закричал человек позади девушки, ощутимо пихая ее в спину.

«Будь ты проклят», — подумала Катла. Она сделала вид, что повиновалась, потом внезапно метнулась в сторону, толкая одного из стражников, охранявших ее справа, на его приятеля.

Оба стражника споткнулись: один подвернул ногу и с бранью повалился на землю. Тут Катла увидела знакомую белобрысую голову.

Меч поймал лунный свет и исчез из виду, кто-то охнул. Потом Тор Лесон появился на вершине дюны. Кровь покрывала его одежду, капала с рук, забрызгала волосы и бороду, но он ухмылялся.

Второй стражник осторожно направился к Тору, но он громко рассмеялся и, поднырнув под форентский клинок, жестко рубанул снизу вверх своим широким мечом. Мощный удар снял половину головы стражника, кровь хлынула фонтаном.

— Тор!

Воин из клана Камнепада подарил ей одну из своих самых свирепых ухмылок, потом отпрыгнул назад, чтобы встретить следующего врага. Стражник проревел нечто неразборчивое на истрийском.

— Твою мать, наверное, имел какой-то козел! — вежливо улыбаясь, сообщил Тор на Древнем языке.

Стражник нахмурился, пытаясь понять слова, потом его лицо потемнело от гнева, и он бросился на могучего северянина. Тор небрежно отбил направленный на него меч и атаковал сам, вычертив в воздухе свистящую смертоносную дугу.

Раздалось противное чавканье, и нога стражника отвалилась у колена. Противник северянина взглянул вниз, сдвинул брови и рухнул на землю.

— Хороший меч, Катла! — гаркнул Тор. — Я же говорил, что он с легкостью оттяпает ногу!

Девушка встретилась с ним глазами всего на мгновение, достаточное для того, чтобы увидеть нечто большее, чем только жажда крови и упоение битвой, прежде чем стражники поставили ее на ноги и другие истрийцы заняли место раненых.

Трое окружили Тора, потом рядом с ним появился Халли, блестя зубами посреди густой черной бороды. Он вращал топором над головой.

Катла узнала топор — его привезли сюда, чтобы рубить дрова но, судя по виду, и ему досталось достаточно крови этой ночью. Эйранцы обменялись чем-то похожим на шутку, потому что Катла видела, как рот Халли открылся вроде бы в приступе смеха. Потом она поняла свою ошибку. Тор внезапно подался вперед, изо рта у него хлынула кровь, а из груди высунулся кончик истрийского копья, проткнувшего эйранца насквозь.

Катла увидела, как какая-то женщина в доспехах прикончила копейщика, а огромный наемник кинулся к ее брату, но, как она ни вырывалась из рук стражников, пытаясь разглядеть Халли, те так подгоняли девушку, что теперь она почти бежала, и потому ей не удалось больше ничего рассмотреть.

Вот тогда Катла узнала, что такое истинное отчаяние.

Саро Винго подоспел к месту казни в тот момент, когда капитан стражников крепко привязывал Катлу Арансон к столбу.

В конце концов, смутно подумал юноша, они хотя бы позволили ей не снимать с головы разноцветную шаль и сохранить хоть какое-то достоинство, но это казалось скорее не жестом сострадания, а насмешкой, так как истриец затягивал узлы с садистским торжеством.

Катла с ненавистью смотрела на него, но не кричала. Сердце Саро стучало так, что было готово взорваться. Он обвел глазами сцену. У возвышения, на котором находился костер, продолжалась нешуточная битва — за исключением небольшого спокойного места на востоке, где мерцал бледный серебряный свет.

Саро уставился на свет, и, как только сделал это, камень в мешочке, висящем на шее, начал биться в его грудь, как второе сердце.

Юноша в удивлении коснулся его рукой и, отвлекшись от всего шума и ужаса, почувствовал биение камня под своими пальцами.

Когда же он вытащил камень из мешочка, тот оказался огненно-красным, а в самой сердцевине чистое золото подмигивало ему, как крошечный маяк. Саро сомкнул пальцы на камне настроения и изумился: тот светился так сильно, что сквозь плоть были видны кости его кисти.

Энергия камня просочилась в руку, заполнила грудь, голову, юноше показалось, что даже из глаз полился свет, но когда Саро двинулся вперед, никто не обратил на него внимания. Ни на секунду не выпуская из виду Катлу, он двинулся к светящемуся месту и с удивлением разглядел там высокую, бледную женщину, стоящую посреди поля боя. Сражение шло полным ходом, хотя вокруг нее постоянно сохранялось нетронутое пространство в три фута в диаметре.

Взгляд женщины был прикован вовсе не к девушке, привязанной к столбу, а к факелу, которым теперь капитан стражников поджигал хворост. Красноватое пламя разгорелось и ярко запылало.

Саро увидел, как расширились глаза Катлы Арансон, потом девушка крепко зажмурилась. С мечом в одной руке и камнем настроения в другой Саро твердо двинулся к костру. Истриец, которого он не узнал, бросился к нему, преследуемый чернобородым северянином с небольшим топориком.

Отчаянный ужас внезапно овладел юношей, когда он почувствовал, что против воли собирается последовать за истрийцем. Но через секунду все прошло, и Саро оказался в спокойном сиянии рядом с бледной женщиной. Когда она повернулась к юноше лицом, он решил, что сердце его сейчас остановится. Что-то в этих зеленых глазах зачаровало его, потом протянулось сквозь всю сущность юноши, как пылающая нить.

Женщина улыбнулась. Саро обнаружил, что сделал шаг навстречу ей. Как только он придвинулся на достаточное расстояние, женщина схватила его за левую руку. Тотчас камень настроения наполнился таким жаром, что обжег ладонь Саро, юноша вскрикнул, но она только сжала его руку крепче.

Энергия, которую до этого он чувствовал в камне, теперь увеличилась в тысячу раз. Прожигая себе дорогу вверх по его руке, она полилась по артериям, словно визжащая орда, скатывающаяся с гор, чтобы встретить врага на равнине, заполнила мускулы, пока каждый из них не расплавился в агонии, проникла в каждую кость, но женщина все еще не отпускала его. В разуме взорвались образы: женщины, чья кожа лопалась и сползала, мужчины, уставившиеся на свои почерневшие, обуглившиеся кости, мертвые головы и жуткие скелеты танцевали перед его глазами…

И наконец женщина выпустила руку Саро.

Как марионетка, юноша прошел мимо странной бледной незнакомки прямо в пламя. Человек в синем плаще и высоком рогатом шлеме закричал на него, но Саро просто поднял левую руку и коснулся камнем настроения лба капитана стражников. Тотчас глаза человека стали на мгновение серебряно-белыми, а затем потемнели до глубокой черноты, и он замертво упал под ноги Саро.

Эйранец и южанин, занятые сражением, преградили юноше путь. Один из них коснулся левой руки Саро, и секундой позже оба бойца безжизненно свалились на землю.

Саро непонимающе уставился на них. Сунув камень настроения обратно в тунику, он переступил через неподвижные тела, будто во сне, не спуская глаз с Катлы.

Огонь уже поднялся до уровня головы девушки и трещал так сильно, что заглушал звуки битвы. Сквозь густой дым Саро увидел, как руки Катлы, заведенные за спину, корчились в конвульсиях, как ее кожаные штаны дымятся и лопаются от жара, а мыски ботинок занимаются огнем.

— Катла Арансон! — закричал он, и ее глаза вновь распахнулись, их туманно-серый цвет сменился на пурпурный в отсветах пламени.

Увидев Саро, приближающегося к ней с мечом наголо, девушка уставилась на него будто с недоверием. Смертельное разочарование охватило ее, когда Катла поняла, что, несмотря на явную симпатию, существовавшую между ними, он все-таки оставался истрийцем и ее врагом до мозга костей.

— Ну, давай! — зарычала она, голос охрип и дрогнул. — Проткни меня на месте, привязанную, как жертвенное животное. Убей меня во имя своей Богини! По крайней мере это будет быстрее, чем сгореть в огне!

Саро вспрыгнул на костер, горящее дерево разлетелось из-под его ног, полетело прямо в сражающихся. Задыхаясь от дыма, юноша едва различал, где веревки, а где плоть, но времени почти не оставалось.

Задержав дыхание, Саро махнул мечом, разрезав веревки и чудом не задев кожи Катлы.

Удерживая девушку за руку, чтобы не дать ей свалиться, он нагнулся и разорвал прогоревшие веревки на бедрах и лодыжках. Потом Саро отпрянул назад, не зная, что делать дальше.

Лишившись поддержки, Катла запнулась и упала лицом в огонь. Шаль взлетела вверх, как огромная бабочка.

Стоя по другую сторону костра, Аран Арансон видел, как истриец бросился в огонь, подняв меч, словно какой-то ангел мщения, и каждый фибр эйранской души требовал, чтобы в руках у него оказался арбалет. Мальчишка собирался зарубить его дочь на глазах отца, а он ничего не мог поделать. Слова бились в голове Арана, как пойманные птицы. «Искра надежды может превратиться в маяк, — сказала бы бабушка Рольфсен, — никогда не верь в смерть».

— Никогда! — взвыл Аран Арансон.

Не заботясь, кого достанет его меч на пути к дочери, он перепрыгнул через кучу тел. Увидел, как Катла упала, и заметил ее местоположение по яркой вспышке разноцветной шали. Гневно рыча, Аран прыгнул в костер, не замечая того, что его волосы вспыхнули, точно факел.

Отбросив меч, Аран схватил Катлу за одежду и с силой, удвоенной отчаянием, вскинул девушку на плечо. Шелк парил вокруг них, укрывая, как скорлупа птенца. Он рванул ткань и отбросил ее. Повернувшись, Аран обнаружил на своем пути Саро Винго.

— Прочь с дороги, истрийский ублюдок! — прохрипел он, чувствуя невыносимое жжение в горле. — Если я хоть раз еще увижу тебя, вырву легкие через спину и отправлю к вашей сучке-богине на кровавых крыльях!

Потом Аран спрыгнул вниз и побежал со всей возможной быстротой в сторону берега. Позади него кто-то кричал и размахивал руками. Человек, оказавшийся рядом, уронил меч и уставился на них.

Аран повернулся. Костер превратился в настоящий пожар, каждый язык пламени отдавал золотом, дым стал колдовским, зеленым… Однако почти тут же пламя, только что поднимавшееся в рост человека, стало уменьшаться прямо на глазах. Когда дым рассеялся, люди словно оцепенели. Оружие попадало на землю. Враги отступили друг от друга. Теперь все смотрели только на костер. Истрийцы нервно творили знамения, чтобы защититься от черной магии, а эйранцы пока только хмурились.

Среди мерцающих угольков стояла женщина в светлых одеждах, ее серебряные волосы отсвечивали зеленым и золотым от догорающего пламени.

— Вон она, Роза Эльды! — произнес лорд Тайхо Ишиан почти истерически и ткнул пальцем в сторону догорающего костра. — Слава Богине, она не пострадала!

На самом деле он имел в виду, что король северян не успел скрыться с женщиной, чего лорд крайне боялся, и ее все еще можно забрать себе.

— Давай же! Твори свою магию, быстрее!

Виралай нагнулся к ящику с кошкой.

— Ну, Бете, — льстиво проворковал он. — Ты же помнишь Притягивающее Заклинание, ведь правда?

Кошка оглядела его злыми зелеными глазами. Потом принялась выть.

— Поразительно, — выдохнула Фезак Певчая Звезда.

На ее лице лежали отблески от светящегося кристалла.

Алисия нахмурилась.

— Это явно какая-то магия, — проговорила Фезак. — Но какая именно, я не знаю…

Они вновь склонились над камнем.

— Где девушка? — тихо спросила Алисия. — Я не вижу ее.

— Отец спас ее, — ответила Фезак. Она повернула кристалл так, чтобы Алисии было лучше видно. — Смотри. Он несет ее к морю…

Вглядевшись, Алисия увидела небольшую группу эйранцев, сгрудившихся у лодки. Огромный мужчина, чьи волосы были сожжены почти напрочь, положил свою дочь на чистую землю, зачерпнул морской воды и плеснул ей в лицо. Девушка не шевельнулась. Он поманил стройного рыжеволосого парня, и вдвоем они подняли ее на покачивающуюся лодку.

— Почему они не заметили, как девушка сбежала? — спросила Алисия озадаченно, указывая на стражников у костра. — Как же можно не увидеть, что пленницу унесли с проклятого места?

Две кочевницы наблюдали за тем, как какой-то человек разбросал прогоревшие поленья и вытащил кусок незапятнанной материи. Он показал его толпе и что-то прокричал. Тотчас они увидели искаженные яростью и страхом лица, рты открылись, как пещеры, в которых гуляет ночной ветер.

— Они думают, что это колдовство, — сказала Фезак. — Фокусы с полотном и светом. Дураки.

— Они не правы?

Фезак убрала руки с кристалла и без улыбки посмотрела на дочь.

— О нет, — ответила она. — Это нечто гораздо более серьезное. Можно даже сказать — чудо. Хотя не для нас и нам подобных… и вообще, все это не очень хорошо. Мы должны немедленно уезжать. Разыщи Фало. Быстрее, Алисия. От быстроты действий зависят наши жизни.

— Колдовство! — испустил кто-то дикий крик, который тут же подхватили все остальные.

Человек на пепелище, выкатив безумные глаза, размахивал шалью.

— Она улетела, я видел! Она использовала это, как крылья, пока нуждалась в них!

— Колдовство!

— Она не взбиралась на Скалу Фаллы, а взлетела на нее, будто стервятник!

— Эйранская ведьма!

— Их мужчины крадут и оскверняют наших женщин…

— Они плюют на нашу Богиню…

— Святотатство, ересь и колдовство — вот девиз северян!

— Неужели мы потерпим такое оскорбление?!

— Война!

— Война!!

— Наконец-то я нашел тебя, любовь моя. Я обошел всю Ярмарку и все-таки нашел!

Вран Ашарсон заключил Розу Эльды в объятия, она повернулась к нему с улыбкой, которая заставила королевское сердце сладко замереть.

— Нам надо уходить, — сказала женщина. — Он пытается притянуть меня к себе. Я чувствую нити древних слов…

Вран нахмурился.

— Скорее, прежде, чем они сотворят Обязательство.

С этими словами Роза Эльды взяла его за руку и потащила в сторону моря.

— Здесь затевается нечто серьезное, — с трудом проговорил король, чувствуя, как теряет остатки воли. — Уже вовсю говорят о войне… я прикажу людям отвести тебя в безопасное место, но сам я должен остаться здесь…

Роза Мира прижала прохладный палец к его губам, и кровь так сильно ударила Врану в голову, что он закачался на месте.

— Забери меня на свой корабль, — прошептала она. — Положи меня в свою постель…

Она повела безвольного короля вдоль по берегу.

Позади них, словно громовые раскаты, воздух сотрясали призывы к войне.