В эту ночь Дженнифер никак не могла заснуть. Наконец-то муж заметил ее и как-то по-новому, кажется, даже с восхищением посмотрел на нее. Она не понимала почему, но он обратил внимание на перемены, которые с ней произошли.
Что ж, когда он, наконец, заметил ее, теперь, когда она привлекла его внимание, может быть, он почувствует какое-то влечение к ней? Смысл слов, которые она прочитала сегодня для него, открылся ей со всей ясностью. Есть время для печали, и есть также время для любви. Может быть, Грею пора перестать предаваться скорби? Может быть, пришло, наконец, время любить?
В голове ее крутилось множество мыслей, она никак не могла заснуть. Влекомая музыкой звезд, она выскользнула из постели, накинула платье из грубой ткани, которое можно носить без корсета, тихонько спустилась по лестнице и остановилась, увидев мерцающий свет в кабинете мужа.
— Грей…
Приблизившись к двери, она увидела его поникшую голову, вздрагивающие плечи. Перед ее мысленным взором пронеслись слова, которые он писал Диане, и она ощутила прилив жалости к мужу, такому потерянному и слабому.
В прошлый раз она отважилась только на то, чтобы заглянуть в шелку двери, а сегодня, движимая каким-то непонятным импульсом, быстро вошла в кабинет и положила руку ему на плечо.
— Грей, — прошептала она. — Все хорошо. Теперь я здесь.
Он поднял голову и окинул ее взглядом. От того, что она увидела в его серых глазах, у нее защемило сердце. Поникшие, затравленные, это были глаза умирающего человека.
— Не плачьте, — сказала она, утирая его слезы. «Странно, — подумала она, — как он может быть таким высокомерным и далеким днем и таким беззащитным ночью?» — Не плачьте.
— Ничего не могу с этим поделать, — сквозь слезы пробормотал Грей и, будто смущенный ее ясным, открытым взглядом, снова опустил голову на руки.
Как помочь ему справиться с такими эмоциями? Дженнифер плакала всего раз за последние восемь лет и, пока не переехала в Грейхевен, даже не испытывала такой потребности. Теперь же, при виде чужого горя, она совершенно растерялась.
Пригладив его густые темные волосы, она попыталась утолить его боль.
— Вам не следует так переживать, — тихо сказала она, понимая, что словами она вряд ли прекратит его мучения. — Пожалуйста…
Грей поднял голову и снова посмотрел на нее заплаканными глазами.
— Ах, Боже, — устало сказал он. — Вы правы, мне надо успокоиться, но я разом чувствую и любовь, и печаль, и горе, и все это бушует во мне, и я просто задыхаюсь…
Он так по-детски, так доверчиво прижал ее руку к своей щеке, что у нее комок подкатил к горлу.
На какое-то время боль его, казалось, утихла. Он стыдливо взглянул на девушку, рассматривая ее лицо при свете свечи. Она нашла его взгляд странным — он будто смотрел сквозь нее.
— Вы очень красивы. Сами-то знаете это?
Испуганная такой внезапной переменой в нем, Дженнифер зарделась и попятилась назад, но он поймал ее за руку и неожиданно сильно сжал.
— Не уходите, — попросил он тихим, жалобным голосом. Мученическое выражение лица постепенно сменилось другим, еще более страдальческим. — Вы нужны мне. Вы так красивы…
Она поняла, что Грей мертвецки пьян, но не могла уйти, потому что он не отпускал ее руку, а взгляд его серых глаз буквально пригвоздил ее к месту.
— Грей, — сказала она умоляющим тоном, — позвольте мне уйти.
— Нет, — прошептал он, высвободил одну руку и провел пальцем по ее округлому подбородку. Дженнифер вмиг застыла, стоило только его сильным, мозолистым пальцам коснуться ее нежной кожи.
— Я устал, но не могу, не могу отпустить вас. О Боже, я хочу вас. И вы меня тоже хотите. Прошу вас, скажите мне об этом.
Она не могла солгать ему, глядя в его блестящие серебром глаза, и тихо согласилась:
— Да, хочу.
Помоги ей святые небеса, она сказала правду — он притягивал ее как мужчина. В льняной рубашке с кружевами, расстегнутый ворот которой открывал его мускулистую грудь, он был чертовски привлекателен. Вернее, больше чем привлекателен, даже больше чем красив. Он был неотразим.
— Скажите же еще раз, — тихо потребовал он, и в глазах его отразилось нечто большее, чем надежда. В его взоре сквозило странное возбуждение; Дженнифер безошибочно распознала его своим женским чутьем и безропотно поддалась ему.
— Я хочу вас, — прошептала она, на этот раз менее стыдливо.
Выражение дикой, необузданной страсти на его лице не оставляло никаких сомнений. Как же так — он отчаянно желал ее сейчас, в то время как сегодня днем и прежде вовсе и не замечал? Выходит, все совсем не так. Она не могла больше противиться своей судьбе и, слегка ошеломленная тем, как развиваются события, повторила еще раз.
— Я хочу вас.
Так оно и было. Она тянулась к этому человеку с высокомерием и обаянием Грея, а также со страстностью Заварда. Он медленно поднялся с кресла и посмотрел на нее с высоты своего роста. В глазах его пылала страстью — Дженнифер впервые в жизни ощутила ответное желание. Она не сопротивлялась, когда его рот коснулся ее губ. У нее и мысли не было противиться этому.
Напротив, она ответила ему, охотно и радостно, пылко обняла за широкие плечи, отдаваясь прекрасному ощущению его рук и губ. Даже когда его губы чуть приоткрылись и он осторожно коснулся языком ее языка, она не отпрянула, а только теснее прижалась к нему. Ее пьянили вкус яблочного бренди на его губах, надежность и жар его рук. Наверное, это сон. Реальность никогда не бывает столь прекрасна.
Но это был не сон. Его ласковая рука на ее груди, пьянящие поцелуи — все, все было реальным! Чувства, которые она так долго таила в себе, мощной волной нахлынули на нее, лишая разума, подавляя волю. Она только беспомощно стонала от наслаждения и все сильнее прижималась к нему своим нежным телом.
Даже когда он повалил ее на восточный ковер, она не стала протестовать. Вернее, была не в состоянии сделать это, даже если бы захотела. Теперь, когда он целовал ее все с большим пылом, ей казалось, что сбываются ее сны. И потом, она считала, что облегчает его горе, и это доставляло ей радость.
Его руки осторожно заскользили по ее телу, осмелев, он стал ласкать ее ноги, бедра и наконец, добрался до заветного влажного грота. Дженнифер закусила губы, чтобы не вскрикнуть от не изведанного ранее ощущения. Ее бедра словно сами по себе двинулись ему навстречу. Когда же он задрал подол ее платья, она, ощутив разгоряченную мужскую плоть, только застонала и крепко обхватила его за талию.
— Грей, — зашептала она ему на ухо, силясь сказать, как много значат для нее его ласки.
Едва ее влажные губы коснулись его, уха, как он задрожал и выдохнул:
— О Боже, Диана. Как я тебя люблю!
Диана…
Дженнифер невольно окаменела от ужаса, но было уже поздно — он грубо вошел в нее, разрывая плоть. Она закричала от жуткой боли. И увидела широко открытые глаза Грея. Тот вдруг словно очнулся ото сна и как-то разом сконфузился. Тем не менее он не смог остановиться и, только удовлетворив свою потребность, поспешно откатился в сторону.
Дженнифер тут же свернулась калачиком на полу. ЕЙ хотелось вскочить и выбежать прочь из комнаты, но ноги не слушались ее. От ее страсти не осталось и следа, едва она услышала имя Дианы. Как унизительно! Он представлял себе, будто занимается любовью с Дианой. Никогда в жизни она не ощущала себя такой разбитой и подавленной.
Неужели это и есть то, что называют высокими чувствами? Тогда ей ничего не нужно. Ни страсти. Ни любви. Ничего. Та пустота, в которой она жила до встречи с ним, была гораздо безопаснее. Какая же она наивная дурочка!
Грей сидел рядом с ней на ковре, опустив голову, но на сей раз не плакал.
— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Я не знал, что вы девственница. Мне показалось, что вы согласны и хотите меня… было так легко представить себе, будто вы и есть Диана… — Он покачал головой. — Я использовал вас. Весьма сожалею.
Он встал на ноги и торопливо вышел из комнаты. Дженнифер же долго еще лежала на ковре, чувствуя, как между ногами струится кровь и словно кровоточит ее душа. Наконец она встала, дрожащими пальцами поправила одежду, села за стол и невидящим взглядом уставилась на пламя свечи.
На следующее утро, сидя в своем кабинете, Грей тяжело переживал случившееся. Незнакомое, но крайне неприятное чувство вины ужасно тяготило его, и он мрачно смотрел на зеленые панели кабинета.
Он вовсе не желал причинять боль жене. Конечно, его редко интересовали чьи-либо переживания, но в памяти его вновь и вновь всплывали огромные глаза Дженнифер, в которых отражалось неизбывное страдание, и он не мог забыть это.
Все происшедшее представлялось ему как в тумане, и не только из-за алкоголя, а еще и потому, что его пьянила страсть к женщине, которую он никогда больше не увидит. Сначала он и в самом деле поверил, что Дженнифер ему приснилась. Ее светлые волосы были темнее, чем у Дианы, но выглядела она соблазнительно! А этот ласковый голос, прелестное тело, Временами он понимал, что это вовсе не сон, но все-таки не отпускал ее. И совсем уж не представлял, что она девственница. О, эта кожа золотистого оттенка, нежная и упругая плоть. Верно, она была красивой блондинкой, хотя ее фигура была не такой пышной и податливой, как у Дианы. Чувствовалось, что она довольно сильная, потому что многие годы была занята тяжелой, изнурительной работой. И как ни странно, он нашел ее гладкое, сильное тело невероятно привлекательным. Он просто не мог остановиться.
«Нет, — поправил он себя со злостью, — не хотел останавливаться.
Он вспомнил ее ласковый голос, утешавший его, ее нежные руки, и его едва не стошнило от отвращения к самому себе. Она хотела лишь помочь ему, успокоить, а он в ответ причинил ей физическую и душевную боль. Чем больше он думал об этом, тем противнее становилось у него на сердце. Его раздражало сочетание реальности и грез, и все же нельзя не признать, что она была теплой, страстной и любящей. И он воспользовался ее невинностью и открытостью и надругался над ней.
Наконец ему надоело обвинять самого себя, а потому, поднявшись, он тихонько прошел в гостиную, где Дженнифер сидела за клавесином. Поглощенная работой над пьесой собственного сочинения, она не оборачивалась, пока он не кашлянул. Девушка тотчас повернулась и широко открыла глаза.
И хорошо, что она испугалась, это куда лучше, чем видеть жуткую пустоту в ее глазах, как прошлой ночью. Грей решил как-то загладить вину, если это возможно.
Логичным было бы начать с извинений, но Грей, как истинный мужчина, не смог начать с этого, а потому хрипло произнес:
— Я обо всем подумал. — Дженнифер ничего не ответила и, потупив взор, принялась с интересом рассматривать красивые серебряные застежки на своих туфлях. — Несколько дней назад, — нерешительно продолжил он, — я обещал научить вас ездить верхом. Может, сегодня же и начнем? — Она посмотрела на него огромными глазами. — Пожалуйста, — добавил он.
Дженнифер была ошеломлена. Она никогда прежде не слышала, чтобы Грей о чем-нибудь просил. Видимо, это и есть извинение.
— Хо… хорошо, — запинаясь, ответила она.
Его суровое лицо смягчилось.
— Что ж, переоденьтесь в костюм для верховой езды и приходите на конюшню. Я подберу вам лошадь.
Резко повернувшись, он вышел из гостиной.
Чуть позже Грей помог ей взобраться на лошадь, показал, как правильно сидеть в дамском седле. Пересилив отвращение от его прикосновений, она постаралась полностью сосредоточить внимание на том, что он говорил.
Потом он начал водить послушную серую кобылку по кругу. После нескольких замечаний, таких, как «Сидите прямо», «Не дергайте за поводья, черт возьми…», она почувствовала себя увереннее. Спустя какое-то время Грей заставил ее проехаться по лугу под его наблюдением.
Она прирожденная наездница, понял он. Хорошая осанка — это, несомненно, школа Кэтрин, — верные руки я спокойный голос. Маленькая кобылка, казалось, доверяет своей наезднице. Когда же Дженнифер повернула лошадь обратно и он увидел на ее лице открытую счастливую улыбку, у него отлегло от сердца.
Какая же она красавица!
Теперь он словно прозрел. На ней была ярко-красная амазонка из грубой шерсти с примесью шелка, с отдельным корсажем, высоким воротником поверх жилета и длинными рукавами. Из-под черной треугольной шляпы с пером выбивались ее янтарные волосы. Наряд был ей к лицу, даже, несмотря на то что не шел ни в какое сравнение с декольтированными платьями. Лицо ее разрумянилось, на губах играла такая улыбка, которой он прежде не видел.
Пожалуй, надо сделать все, чтобы она как можно чаше улыбалась, решил Грей.
Объехав лужок, Дженнифер вернулась к нему, чтобы выслушать его мнение.
— Очень хорошо, — кивнул он, стараясь ничем не выказать своих эмоций. — Через месяц будете ездить так, будто родились в седле.
Грей не сделал ей как женщине ни одного комплимента, впрочем, его взгляд был красноречивее всяких слов.
В конце недели она с мужем отправилась на верховую прогулку по лесу. Грей ехал на своем гнедом жеребце, а она легким галопом шла рядом с ним на смирной серой лошадке. Несмотря на то что прошла уже неделя и Грей вел себя пристойно, она никак не могла забыть ту ужасную ночь, когда он овладел ею.
— Вы что-то очень молчаливы, — заметил Грей как бы, между прочим.
Странно, что после стольких лет, проведенных ею среди очень шумных людей, именно ему приходится стараться как-то разговорить ее. А ведь еще неделю назад он воспрепятствовал бы любой попытке завязать беседу. Правда, тогда он еще не сетовал на свою распущенность.
— Я думаю, — ответила она.
— Не мучайте себя так, — посоветовал он, взглянув ей в лицо. — У вас все хорошо получается.
Встретив взгляд его серых глаз, Дженнифер быстро отвернулась.
Грей вздохнул, осознав тщетность своих попыток узнать ту, на которой он женился. Впрочем, все вполне объяснимо, он заслужил такое отношение.
— А вам нравится Грейхевен? — все-таки спросил он, стараясь поддержать разговор!
— Он красив.
Казалось, больше двух слов от нее невозможно добиться. Грей снова вздохнул, ломая голову в поисках других тем для разговора.
— Вы прекрасно подходите к жизни в обществе, — решился он, наконец. — Я… поражен вашими способностями.
Только высказав свое мнение, он понял, как покровительственно оно звучит. Но по крайней мере это вынудит ее ответить. Дженнифер подняла голову, встретилась с ним взглядом, и ее зеленые глаза сразу же потемнели.
— В самом деле?
— Да, конечно, — ответил Грей, пытаясь исправить положение. — Это просто замечательно, что женщина учится с таким желанием, особенно если она… — Он вдруг осекся, осознав, что обидит ее теми словами, которые вот-вот сорвутся у него с языка. — С вашими… ограниченными возможностями. Это…
— Другими словами, — подвела итог Дженнифер, и ее глаза холодно сверкнули, — я вовсе не такая безнадежная, слабоумная идиотка, как вы считали раньше.
Она так точно выразила смысл его непроизнесенной тирады, что он чуть не рассмеялся. Ее невозмутимость и спокойствие все это время, с той самой ночи пугали его. Лучше бы уж она как следует, рассердилась. «Уж лучше злость, чем ничего», — подумал он. Тем более что он этого заслуживает. Грей продолжал злить ее.
— Совершенно верно, — сказал он, подавляя усмешку. — Когда я впервые вас увидел, то подумал, что вы несколько глуповаты. А теперь я просто в восторге от ваших умственных способностей.
— Вот как! — гневно произнесла Дженнифер. — Надо же, мне вот тогда показалось, что вы очень умны. Оказалось же, что вы скорее туповаты.
Это оскорбление, оскорбление, за которое Грей мог запросто задушить кого угодно, только развеселило его, и он, запрокинув голову, заливисто расхохотался. Настороженно глядя на него, Дженнифер тем временем размышляла, а нормален ли этот человек, который холоден, когда с ним разговаривают вежливо, и смеется, когда ему грубят.
Грей отер выступившие на глазах слезы и покачал головой:
— Дженнифер, вы так далеки от всех этих глупых дамочек! Жаль, что у меня не хватило проницательности в тот момент, когда мы столкнулись в таверне. Вы на удивление быстро соображаете.
Дженнифер закусила губу, приняв его слова за извинения, которыми они и на самом деле являлись.
— Спасибо, — кивнула она, — за возможность учиться, которую вы мне предоставили. У меня нет слов, чтобы выразить, как я вам благодарна…
— Боже! — воскликнул Грей, и Дженнифер с удовлетворением отметила, что улыбка исчезла с его лица. — Никогда больше не говорите о благодарности, прошу вас. Благодарность! Да за что же вам меня благодарить?
Радость, отражавшаяся на его лице, сменилась вдруг виноватым выражением, и Дженнифер подумала, что ему, наверное, стыдно за ту ночь, когда он овладел ею. Так вот почему Грей всю неделю обучал ее верховой езде, пытаясь завязать с ней разговор! Вот почему он не хочет принимать ее благодарность!
Оказывается, у него на самом деле есть совесть.
Впрочем, Дженнифер не хотелось, чтобы он продолжал корить себя за свой поступок. Та ночь была и ее ошибкой. Это письма, которые она прочитала, настроили ее на романтический лад, это она сама сделала такое идиотское предположение, что он может проявить к ней внимание. Глупая, наивная дурочка!
Она решила поддержать разговор и взглянула многозначительно на прекрасную ярко-красную ткань своей амазонки, столь сильно отличающуюся от грубых колючих материй, которые она носила, живя в таверне.
— Хорошая одежда, верно? — спросила она.
Грей с удивлением посмотрел на нее и хмуро усмехнулся:
— Вы не настолько глупы или поверхностны, чтобы думать, что одежда имеет хоть какое-то значение.
— Так, — отозвалась Дженнифер, точно копируя интонации Кэтрин, которая учила ее правильно говорить, — может сказать только тот, кто никогда не носил домотканую одежду. Зимой в ней холодно, а летом вызывает раздражение кожи. — И она выразительно скривилась.
Грей послушно посмотрел на голландское полотно своей рубашки и на великолепную шерстяную ткань панталон.
— Вы правы, — наконец признал он. — Я всегда носил прекрасную одежду и никогда не задумывался над этим. О деньгах в нашей семье никогда не думали.
— Тогда ваше детство, должно быть, прошло очень счастливо, — предположила она. Ее голос звучал так, будто в ее жизни никогда не было счастья, хотя она его отчаянно желала.
— Нет, — взглянув на нее, произнес Грей.
Она казалась озадаченной, будто не могла представить себе семью богатую и несчастную в одно и то же время.
— Вот и Кэтрин мне об этом говорила. Значит, вы оба страдали. Почему?
— Деньги не всегда приносят счастье, — хрипло ответил Грей. — Они могут дать вам тепло зимой, но и только. — Он жестом указал на лес, по которому они проезжали. — Я богат. Но счастлив ли я?
— Думаю, что нет.
— Вы очень проницательны, дорогая. Я несчастен. Деньги — субстанция материальная, они не могут принести счастья. В двадцать один год я был помолвлен, я очень ее любил и, чтобы обрадовать любимую, использовал часть отцовского наследства для постройки дома. Такого, какого нет в нашей колонии, большего по размерам, чем дворец губернатора. Я нанял мастеровых, купил лучшую местную мебель и выписал из Англии серебро. И вот… — Он помолчал, а потом снова возбужденно заговорил: — Через шесть месяцев после того как я привел ее в дом, она умирает, и мне одиноко в таком красивом, но пустом доме, и у меня ничего не остается. Совершенно ничего, потому что все золото мира не стоит единой пряди ее прекрасных волос.
В его голосе звучали разочарование и страсть, и Дженнифер опять вспомнила о молодом человеке из писем, которые она читала, о человеке, который задумал и построил замок для жены, о человеке, который, отдав сердце однажды, не способен отдать его снова. Эдвард Грей, исполненный поэзии и огня… О, как ей хотелось внушить такое же глубокое чувство любви! Грей был неотразим, рассказывая свою историю, был невероятно притягательным.
Она, однако, холодно заметила:
— И все же хорошо, когда есть деньги.
— Хорошо, — хмыкнул Грей. Голос его тотчас стал бесцветным, и перед ней вновь предстал ожесточившийся человек, за которого она вышла замуж. — Как сказал бы мой отец, денег у нас куда больше, чем я могу сосчитать.
— Ваш отец любил деньги?
— Любил, поклонялся им, просто с ума по ним сходил. Он совершенно не заботился ни о Кэтрин, ни обо мне. Он на матери женился только для того, чтобы прибрать к рукам ее состояние, и получил то, что хотел, — ее деньги. А вот ее не получил. Никто из них совершенно не думал о другом, но так как они имели деньги, то были счастливы. По крайней мере, им так казалось.
Дженнифер мысленно нарисовала себе живую картину — маленький черноволосый мальчик растет в семье, где единственная ценность — это деньги, и они же — единственное средство приобрести любовь и расположение. Маленький мальчик превратился во взрослого мужчину, который пытается купить любовь женщины тем, что строит ей громадный дом и со вкусом его обставляет. Преодолев какую-то странную жалость к нему, она произнесла:
— Мне кажется, люди вашего круга, не имея денежных проблем, специально создают себе другие. Может быть, кое-кому нравится быть несчастным.
Грей резко осадил жеребца, остановился и злобно посмотрел на нее.
— Вы что, думаете, я сам создал себе проблему?
Дженнифер тоже остановила свою кобылку и задумалась.
Она не привыкла выражать свое мнение, но Грей, судя по всему, страдал напрасно, а ей не хотелось, чтобы он страдал. Собрав всю свою смелость, она сказала:
— Да, полагаю, так оно и есть.
Грей растерянно покачал головой.
— Боже, уж не думаете ли вы, что я… я не спас бы ее, если бы мог?
— Нет, — отозвалась Дженнифер, поняв, что он имеет в виду Диану. — Тут вы бессильны. Смерть — это смерть. Но, Грей, прошло уже больше семи лет. Когда-то же нужно преодолеть горе. Вам еще жить и жить.
Подбородок Грея вмиг заострился.
— Не хочу жить дальше, черт побери! Без нее.
— Значит, я права, — заключила Дженнифер. — Вы не хотите жить без нее, но у вас нет выбора. Жизнь не может остановиться просто потому, что умер ваш любимый человек. Вам надо жить, надо взять себя в руки и перестать пить.
Грей хмуро усмехнулся.
— Я пью, потому что так хочу, — прорычал он. — Я так лучше ее вспоминаю.
— Может быть, раньше вы пили потому, что хотели, — возразила Дженнифер, — а теперь пьете, потому что не можете иначе. Она ведь стирается из вашей памяти, и вы отчаянно стараетесь удержать ее. Получается, что вы сами создали себе проблему, как я и говорила. Вы боитесь даже малейшей возможности стать счастливым, вам нравится страдать.
Грей резко рванул в галоп.
— А вы что знаете о горе? — спросил он ее через плечо, когда она поравнялась с ним. — Разве вы теряли любимого человека?
Дженнифер с минуту помолчала, а потом все же ответила:
— Да. Свою семью. Когда мне было девять лет.
— Как они умерли? — спросил Грей.
— Я не хочу об этом говорить, — ответила она.
— Вот видите, — резонно заметил Грей. — Именно поэтому я тоже не хочу говорить о смерти Дианы.
Дженнифер промолчала. Невозможно было пробить оборону Грея, зло и горе он носил словно броню. Участие ему безразлично, просто ни до чего нет дела.
Кроме Дианы. Но она ушла навсегда.
«Моя дорогая Диана…»
Во второй половине дня Дженнифер снова оказалась письменного стола. И снова принялась разбирать поблекшие; строчки писем. Зачем ей нужно было мучить себя, она и сама не знала. В этих листках пергамента была история любви… единственная история любви в жизни Грея. Может быть, она читала их, чтобы узнать, как Грей страдал и каким он был прежде?
А может быть, хотела лучше узнать мужа, человека, который только что весело смеялся, а уже в следующий момент мрачнел и становился холодным.
Она продолжала читать, несмотря на нехорошие предчувствия:
«Не могу передать словами, как я счастлив, что вы согласились стать моей женой. Жаль, что пройдет еще столько: времени, прежде чем я назову вас своею…»
Грей опустился на колени перед любимой в гостиной, Ланкастеров. Он приехал повидаться с Дианой в Уильямебург, в дом ее отца, и привел с собой своего лучшего друга, Кристофера Лайтфута. Тот был просто в восторге от красоты и шарма Дианы. Вот и хорошо. Это ангельски красивое создание будет принадлежать ему… Грею, разумеется, если примет его предложение.
— Конечно, я выйду за вас замуж, — тотчас ответила она.
Грей несколько раз поцеловал ее руку, не помня себя от счастья, вскочил на ноги и уставился ей в лицо. Губы его расплылись в счастливой мальчишеской улыбке, он на мгновение потерял дар речи.
— Можете поцеловать меня, — сказала она.
Он тотчас воспользовался разрешением. Поцелуй был полон страсти, это был поцелуй молодого человека, который любит и хочет любви. А ее поцелуй был сдержанным, почти, холодным, целомудренный поцелуй хорошо воспитанной молодой леди. Он невольно испугался; неужели его будут вот так целовать в течение ближайших пятидесяти лет? Впрочем, что за мысли? Это не причина для разочарования, ведь леди целуют не так, как гулящие девки.
— Я намерен построить вам самый эффектный дом во всей колонии, — с воодушевлением сказал он, садясь на тахту и притягивая ее к себе. Она позволила ему держать ее руку во время разговора. — Я уже составил проект, просмотрев «Палладио Лондиненсис», лондонскую «Искусство строительства» и все, что есть на эту тему в офисе «Вирджиния газетт» в Уильямсбурге. Получится огромное и красивое здание, подходящая оправа для вашей красоты, дорогая. — Диана вежливо улыбнулась, а он продолжил со всем пылом юности: — Даже резиденция губернатора покажется лишь обшарпанным домом по сравнению с нашей будущей обителью!
Взглянув на родной дом, он только укрепился в своем решении. Дом Ланкастеров представлял собой кирпичный куб в георгианском стиле с двумя огромными дымовыми трубами, роскошный снаружи и внутри. Ясно, что Диана привыкла к роскоши. Грей решил дать ей все, к чему она привыкла, и даже больше.
Дженнифер положила письмо обратно в бюро и уставилась невидящим взглядом в пространство. Потом, подчинившись внезапному порыву, схватила лежащее на столе перо, окунула его в серебряную чернильницу и принялась что-то строчить на куске пергамента.
Ей так много хотелось сказать своему мужу! Что ж, она изольет чувства к Грею на бумаге, а потом навсегда спрячет письмо в бюро. Ведь она уже научилась скрывать свои переживания за бесстрастной внешностью.
К сожалению, после нескольких нескладных фраз она раздраженно отбросила перо в сторону. Оказывается, ей не хватает слов, чтобы описать свои чувства, приходилось признать тщетность своей попытки облегчить душу благодаря эпистолярному жанру.
Итак, нет никакого способа выразить свои чувства по отношению к Грею.
Тем не менее впервые за долгие годы она испытала огромное облегчение.