Крейг с трудом пробился на поверхность глубокого, крепкого сна и открыл глаза, еще не вполне проснувшись. Комната была погружена во мрак, он поднял голову и посмотрел на прикроватный столик: электронные часы показывали два тридцать семь ночи. Взбив подушку, он уронил на нее голову, приготовившись снова погрузиться в глубокое море сна, которое вынесет его вниз по течению к утру нового дня.

И вот тогда он снова услышал это.

Громкий удар – где-то что-то билось обо что-то с глухим стуком, и все это сопровождалось странным лязгом. Встревоженный Крейг подскочил и открыл глаза. Он спустил ноги с кровати, схватил с кресла халат и направился к двери. Затем остановился, задумавшись, что делать дальше. Он был крупным мужчиной, но отнюдь не воинственным по натуре. С колотящимся сердцем он оглядел темную комнату в поисках подходящего оружия и остановился на акустической гитаре, которую нашел в шкафу, плюс длинная веревка, на случай, если придется связать незваного гостя, пока не приедет полиция. Крейг осторожно вышел из гостевого домика и направился к дому, откуда доносились зловещие звуки.

Приблизившись к дому, он помедлил, пытаясь отдышаться. Шум стал еще более странным и громким. «Бух!» – затем низкое бормотание и скрежет чего-то тяжелого. Сделав глубокий вдох и покрепче ухватив грозную гитару, Крейг выскочил из-за угла, готовый защитить свою хозяйку и подругу от неминуемой смерти.

– Ну-ка прекрати и подними руки, чтобы я их видел… – Поняв, что перед ним Сьюзан, он смолк.

Она стояла в белой ночной рубашке, тапочках и с молотком в руке, ее лицо блестело от пота. Вокруг нее лежала большая куча кирпичей, останки того, что было ее тихим испано-калифорнийским патио. Но теперь от выложенного плиткой дворика, окружавшего фонтан, осталась лишь куча грязи и обломков черепицы, а в центре этой строительной площадки стояла торжествующая Сьюзан, держа в одной руке молоток, а другой возбужденно махая Крейгу.

– О, я рада, что ты встал! – задыхаясь, заявила она вместо приветствия. – Теперь ты мне поможешь. Хотя я уже почти…

– Какого хрена ты тут делаешь, психопатка несчастная? – разъяренно заорал он. – Ты считаешь, это прикольно или что? – Он осторожно пробирался к ней через груду камней. – Сейчас, мать твою, три часа ночи, ты ведь знаешь это? Для тебя это имеет значение? Я думал, что… на тебя напал убийца или еще что… Ой! – Крейг не договорил, выронил гитару и схватился за ногу, ударившись о кучу битой плитки.

– О, нет, перестань. Я занялась этим потому, что не могла заснуть, и мне всегда хотелось убрать эту плитку, ты знаешь. Она так неприятно выглядит. Кому захочется ходить по горячему бетону? Тебе вот наверняка нет, верно? За все время, что ты был…

– Заткнись! – заорал Крейг с красным лицом, садясь в грязь и все еще держась за ушибленную ногу. – Сейчас с тобой в самом деле что-то неладно, да? Нельзя из-за какой-то глупой прихоти перестраивать патио посреди ночи. – Его лицо стало строгим и суровым. – Глупой шумной прихоти, – уточнил он, возвращаясь к изучению покрасневшей, распухшей ноги.

– Это не прихоть, – надулась Сьюзан, вытирая мокрое лицо рукавом ночной рубашки. – Я давно хотела это сделать и просто…

Крейг встал, протянув руку.

– Отдай мне молоток, – приказал он. – Сейчас же!

Нахмурившись, Сьюзан наклонила голову и отвернулась от него.

– Но…

– Просто отдай мне его!

Она протянула молоток, не глядя в его налитые яростью глаза.

– А теперь иди в свою комнату. – Он показал в сторону спальни Сьюзан перепачканным в глине молотком.

Когда она покорно протопала мимо, недовольно поджав губы, Крейг добавил:

– Никогда не думал, что скажу такое, но из-за тебя я превращаюсь в свою мать. Вот что ты со мной делаешь. Ты это понимаешь? Из-за твоих дурацких закидонов я превращаюсь в визгливую, обрюзгшую климактеричку!

Сьюзан мрачно посмотрела на него, прежде чем скрыться в доме, подальше от его гнева.

– Я даже сказал «закидоны», слово, которое использует она, не я. Единственное, что в этом хорошего, – теперь я смогу ходить на групповую терапию сам с собой. И тебе об этом стоит подумать.

Но Сьюзан уже скрылась за дверью, с грохотом захлопнув ее. Вздохнув, Крейг еще раз посмотрел на пораненную ногу и действующую на нервы кучу черепицы. Затем, подобрав гитару, осторожно захромал через препятствия и последовал за Сьюзан в ее спальню.

Он вошел в ванную, обыскал полки и шкафчики, вернулся в спальню и протянул ей раскрытую ладонь с пастельным созвездием лекарств.

– Господи Иисусе, какой же ты зануда, – раздраженно сказала она, сгребая таблетки, и с негодующим видом бросилась в ванную.

– Куда ты пошла?! – заорал он.

– Принять эти дерьмовые таблетки, так что оставь меня в покое! – закричала она в ответ, хлопнув дверью.

Сьюзан с отчаянно бьющимся сердцем шарила по полкам, высыпая содержимое флаконов в руку и заменяя таблетки, которые дал ей Крейг, на аспирин и витамины. Она едва успела засунуть настоящее лекарство под подушку кресла, как в дверях появился Крейг. Он ничего не заметил.

– Что ты делаешь? – с подозрением спросил он, наклонился вперед и, прищурившись, посмотрел на нее.

Сьюзан изобразила на лице мягкое удивление, надеясь, что он не увидит, как она покраснела и запыхалась.

– Я хотела налить воды, запить таблетки. С тобой все хорошо, папочка?

Она быстро подошла к раковине и наполнила водой грязный стаканчик из-под зубных щеток, забрызгав и себя, и раковину.

– Извини меня за то, что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. – Крейг стоял, скрестив руки, а она поспешно пыталась проглотить подмененные таблетки.

– Мания – это вовсе не плохо, ты знаешь, – произнесла она не совсем внятно из-за таблеток во рту.

– О, разумеется, для тебя это прекрасно, но как насчет окружающих, которых ты калечишь своей бодростью? – Он вздохнул. – Послушай, я хочу, чтобы ты мне пообещала встретиться завтра утром с Мишкиным. Я действительно за тебя волнуюсь.

– Хорошо, хорошо, обещаю. Ты меня сразил. Завтра же поеду, – ответила Сьюзан лишь для того, чтобы убрать этого гиганта-лесоруба из поля зрения.

– Хорошо, и если ты обещаешь, я хочу попросить еще кое о чем.

Сьюзан уставилась на него, будто пытаясь прожечь дыру в этом сосредоточии практичных желаний, сделать их бессильными, ничтожными, ненужными…

– Хорошо, что?

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне аккуратно принимать все эти долбаные таблетки.

Сьюзан вдруг переполнили опустошение и скука.

– Хорошо. Так я могу идти? Или я должна подписать какие-то нотариально заверенные документы?

Крейт раздраженно пожал плечами.

– Отлично, считай меня плохим парнем, а себя непонятой личностью, какая, на хрен, разница, я иду спать. Желаю прекрасного вечера. – Он еще раз покачал головой и захромал обратно в гостевой домик.

У нее была веская причина отказаться от лекарств. По крайней мере, веская для нее. Сьюзан отчасти понимала, что большинству людей ее логика покажется неубедительной, но ее-то она убеждала, а остальное не имело значения. Все это время она взращивала в душе семечко своего иного сверх-я, прислушиваясь к высокочастотному цветку чувства, расцветающему в ней. Головокружительное, сверкающее, высокооктановое возбуждение нарастало в ее организме и насыщало углекислотой бегущую по венам кровь.

Кто сможет осудить ее за то, что она лелеяла это безгрешное чувство? Это ощущение, что, где бы она ни оказалась, все будет прекрасно?

Дойдя до верхушки своих легких, она установила там ярко раскрашенный флаг, застолбив территорию, на которой она будет неукротимым, полновластным королем. Ее волшебное настроение вселяло в нее уверенность. Оно неустанно работало на ее благо и благо окружающих, даже не вспотев и не запыхавшись.

Она прошлась на цыпочках в армейских ботинках, ожидая, когда пробудится ее лучшая часть, и когда это случилось, когда она открыла каждую частицу себя в то неугомонное утро, то поняла, что готова встретить сияющий рассвет нового удачного дня.