У Сьюзан Вейл возникла проблема, о которой совсем не хотелось думать: у нее ребенок от мужчины, который забыл сообщить, что он гей.
Он ей ничего не сказал, а она не заметила.
Должно быть, он решил не упоминать об этом, надеясь, что она спасет его. Сделает из него нормального «семейного» мужчину, с женой, ребенком и приличной работой на киностудии. А разве она не хотела спастись от того же? От одиночества? От бездетности? От печальной и никчемной, по мнению окружающих, жизни?
Так что, объединив тайные надежды на спасение, они завели ребенка и заключили пакт, наполнивший их жизнь смыслом.
Сьюзан не считала, что у нее тяжелый, властный характер. Хотя она была кормильцем семьи, с ярко выраженным мужским началом. Она всегда носила строгие, сшитые на заказ маленькие черные костюмы. Впрочем, Лиланд Франклин не нуждался в покровительстве мужика в юбке. Он вовсе не был женоподобен, отнюдь.
Беременность Сьюзан нарушила их пакт и превратила ее в настоящую женщину – очень ранимую женщину, так что Лиланду пришлось стать тем, кем он не мог быть: настоящим, уверенным в себе мужчиной… во всяком случае, уверенным в своей ориентации.
Оглядываясь назад, Сьюзан понимала, что должна была сразу догадаться, учитывая пристрастие Лиланда к бидермейеровской мебели и тщательному уходу за своей внешностью… Должна была сообразить, когда он принялся посещать спортзал, совершенствуя тело, которое, как теперь она знала, совершенствовалось не для нее.
Их союз распался, не выдержав напряжения, их попытка стать нормальными потерпела крах. Когда их дочери Хани было три года, Лиланд оставил Сьюзан ради мужчины, хотя сперва говорил совсем о другом. Он сказал, что уходит, потому что Сьюзан чокнутая. Не дает ему спать по ночам. Не желает лечить маниакально-депрессивный психоз и говорит, говорит… говорит все время. Возможно, это она уговорила его расстаться с ней. Дала повод для расставания, сама того не желая.
Когда Лиланд ушел – сразу же после того, как это случилось, и страсти еще кипели, а поток боли и вины нес ее к Мысу Страха, – поздно вечером во время краткого, крайне нервозного телефонного разговора он заявил Сьюзан, будто она виновата в том, что он стал голубым: «Это все твой чертов кодеин!» На что Сьюзан со слезами ответила: «Ах, прости, я не прочитала ту часть инструкции на этикетке! Я думала, там идет речь о тяжелом транспорте, а не о гомосексуализме! Значит, я запросто могу водить тракторы и экскаваторы!» Затем бросила трубку и заплакала.
Когда его следы остыли, Сьюзан обнаружила, что осталась одна, с ребенком, злостью и пылающей в груди острой, слепящей, грызущей болью.
Оказалось, что Лиланд оставил ее с болезненной раной любви к нему, боль переполняла ее, и Сьюзан лелеяла это чувство. Злость прошла, а любовь стала лишь глубже, снова и снова ранила ее.
Неожиданно для себя она стала вспоминать о нем с нежностью. Она чувствовала себя уязвимой. Она страстно желала возвращения Лиланда, бережно охранявшего ее сумрачные границы, оберегавшего от темных инстинктов. Всегда защищая от того, что стояло между ней и ее лучшим «я», он стал для нее оплотом стабильности и безопасности. Пока она тратила силы и средства на то, чтобы очаровать всех, с кем встречалась, стремясь развеселить их, понравиться, влюбить в себя, Лиланд был занят не менее важным делом, но она этого не понимала. Он создавал пространство, помогая его обитателям чувствовать себя уютно и непринужденно. Он старался разузнать о каждом, посол доброй воли, стремящийся убедиться, что на борту его корабля все готово к плаванию. Он являл собой воплощенное чудо заботы, внимания и контроля. Сьюзан так и не смогла понять, как ему это удавалось, и лишь годы спустя осознала, что это его заслуга, но она всегда восхищалась этим его умением. Таков был дар Лиланда: он умел обходиться с людьми, помогал облегчить их ношу, делал их жизнь светлее. Сьюзан могла польстить вам, заставить смеяться и полюбить ее, Лиланд – подоткнуть одеяло на ночь и принести утром кофе в постель.
Сьюзан стремилась произвести на вас хорошее впечатление. «Вы слышали, какие шутки она отпускала насчет своего отца? «Не судите по одежке!» Лиланд же хотел, чтобы вам было хорошо, уютно с ним. Разумеется, вы уходили, сохранив несколько приятных воспоминаний о Сьюзан. Но, проведя один вечер с Лиландом, вам хотелось остаться с ним навсегда, быть окруженным его заботой, общаться с ним и следовать его советам.
Лиланд заботился о ней, но она не понимала, как воздействует на нее эта тайная магия. Она не осознавала, что нуждается в заботе, точно хрупкий экзотический цветок. Она всегда была независимой, разве нет? Лиланд готов был сделать для нее все, невзирая на то, что она не замечала той заботы, которую он неустанно выказывал. Он разглаживал ее нахмуренный лоб и собирал обломки всякий раз, когда она расклеивалась и плакала. Брат Милосердия, всегда бережный и осторожный, он присматривал за ней, пока она спала, чтобы убедиться, что она в тепле и безопасности. Он знал, что она привыкла рассчитывать на его поддержку во время не столь уж редких падений. Никто больше так не заботился о ней. Как она допустила, чтобы это случилось? Что заставило его нарушить привычный ход вещей, и почему она не может с этим справиться?
Пока он пытался удержать ее от падений и ошибок, Сьюзан продолжала порхать и щебетать, ни на секунду не останавливаясь, не замечая заклятий, которые он накладывал на ее жизнь, на ее безумные поступки. Тем не менее Сьюзан сумела ненадолго приостановиться, чтобы завести ребенка, отдав дань тому, что в их союзе с Лиландом напоминало о взаимной заботе и доверии – доверии, которое, как она позже осознала, было максимально близко к понятию любви.
В последующие три года она небрежно принимала его поддержку и мчалась вперед, не обращая внимания на его растущее недовольство. Либо принимала это недовольство за что-то другое и раздраженно отмахивалась. Она не оставила ему другого выбора, кроме как следовать своей природе.
Сьюзан любила его небрежно, с оттенком высокомерия, не догадываясь, что где-то в глубине ее души проросший цветок изо всех сил тянулся к теплу и уюту его далекого солнца, крепла необъяснимая тайная привязанность, настраиваясь на него, ведомая его светом. Лиланд давал ей что-то живительное, что-то, без чего она не могла обходиться так же, как без кислорода. И лишь теперь она сообразила, как ей этого не хватает.
О, это ужасно!
Каким-то образом перехитрив ее датчики, Лиланд ускользнул в темный мир, к которому она его нечаянно подтолкнула. Сперва он постепенно переложил на нее ответственность за Хани, а затем оставил ее, опьяненную любовью, глубину которой она до сей поры не осознавала, и на цыпочках вышел за дверь, отправившись на поиски чего-то более нормального и подходящего для себя.
Нужда. Ужасная нужда, со сморщенным, перекошенным от сожаления и запоздалой любви лицом, теперь таращилась на нее из мрака; очнувшись, Сьюзан поняла, что раньше не представляла, какой облик может принять ее реальная жизнь. Ах! Искалеченная утратой, она горевала по отцу Хани. «Вернись! – хотелось ей умолять его. – Верни мне меня – ту меня, что была рядом с тобой, – я стану хорошей, обещаю! Ты даже можешь встречаться с мужчинами! Я буду смотреть на это по-другому, как у них, в Европе! Я сделаю все, что ты скажешь! Только останься: пожалуйста… только останься со мной… помоги мне дышать!»
Но было слишком поздно.
Она знала: однажды сбежав, он уже не вернется. Уход дался ему нелегко, ведь ему пришлось покинуть своего единственного ребенка, свою самую большую радость.
Нет, он ушел и не собирается возвращаться, он оставил ее с этой огромной любовью, которая становилась все больше и больше, словно зоб, растущий от унижения, отверженности и отчаяния.
Она просто должна пережить этот худший из вариантов человеческого бытия, подождать, пока не затянутся раны самобичевания и одиночества. После ухода Лиланда, мать Сьюзан, Дорис, была очень заботлива. Она взбила подушки и приготовила дочери бутерброды.
– Ты вся в меня, дорогая. Мы не способны удержать мужчин, – прозаично сказала Дорис, присев на краешек кровати и убирая волосы с нахмуренного лба дочери. Дорис Манн была киноиконой пятидесятых, три распавшихся брака принесли ей публичное унижение, банкротство и еще раз банкротство. – Лучше думай об этом так: в нашей семье перебывали все типы мужчин. Конокрады, алкоголики, люди-оркестры и певцы, но это наш первый гомосексуалист!
Произнося эту торжественную речь, она поднимала брови, кривила губы в фирменной усмешке и бурно жестикулировала.
По крайней мере, эта ситуация пошла на пользу фигуре Сьюзан. «Диета Исчезнувшего Папочки». Помните, какой толстой она стала, когда вынашивала Хани? И как потом она не могла похудеть, что бы ни делала? Слои жира цеплялись за нее, словно перепутанные жильцы в темном доме с привидениями.
Наверное, после ухода Лиланда по нему скучали и около двадцати фунтов ее веса, потому что и они потихоньку ушли от нее. Может, тоже бросили ее ради мужчины. И теперь где-то бродит внезапно растолстевший парень с преданно прильнувшим к нему ее бывшим жиром. Тем летом Сьюзан стала будто тефлоновой. Все отваливалось и отскакивало от нее, и она чувствовала себя все более одинокой. Вещи терялись в доме – и не только то, что постоянно теряется, вроде стаканов, ручек и фотоаппаратов. Пропадали книги, плейер и, наконец, собака. Ее так и не нашли. Бум! – и в один прекрасный день она исчезла.
Она что-то не то сказала? А может, все дело в неудачной прическе или макияже? Почему она превратилась в тупик, из которого оказалось так легко сбежать? И как приятелю Лиланда, Нику, удалось стать человеком, который заполучил этого прекрасного мужчину, сбежавшего от нее?
Хани исполнилось четыре, пять, затем шесть. А Сьюзан жевала и пережевывала, снова и снова обдумывала случившееся. Будто могла что-то исправить.
Друзья перестали обращать на нее внимание.
– Жалостью к себе ты уничтожила все очарование и романтику, чушь все это, я тебе говорю, – заявила как-то Люси, лучшая подруга Сьюзан.
– Да отвали ты на хрен, – уныло ответила та, не отрывая взгляда от экрана телевизора, стоявшего в ногах кровати.
– Покажи мне этот хрен, и я на него отвалю, – ответила Люси.
Люси была не единственной, кому надоело выслушивать нытье Сьюзан, просто она не стала молчать. Всем хотелось вернуть жизнерадостную, беспроблемную версию своей подруги. И в конце концов прежняя Сьюзан вернулась, действительно вернулась.
Разумеется, для этого нужно было найти кого-то или что-то, способное отвлечь ее. Какое-то Занятие. Кого-то или что-то, что направило бы ее к новой цели: задания, аккуратно приколотые к доске для объявлений. Планы. Выполнить одно поручение и переключиться на следующее. Мчаться, точно ветер, к чему-то новому. Поворотные пункты, мосты, которые нужно пересечь, этапы, которые нужно пройти. Разумеется, попадались и драконы, которых нужно было убить, и новые вопросы, которые следовало решить, и так далее, до тех пор, пока она не убежит от прошлого и найдет выход из тупика.