И я начал строить. Прежде следовало очистить площадку. Я копал и ровнял почву под безжалостным солнцем.

Двигал камни, корчевал ежевику, камыши и тростник. Утки, крякая, разлетались в стороны при моем приближении.

Я действовал с осторожностью. Эта земля, а равно ее обитатели, была священна.

А когда горячая струя ударила вверх, жар опалил мои пальцы и я задохнулся от боли.

Если под колдовством понимают неведомое, то это и было колдовство.

Я отворил жар земель, что лежат глубоко под нами, земель, о которых люди грезят во сне, ворочаясь с бока на бок и просыпаясь с криком.

И ничего человеческого не было в том жаре.

Однажды, подняв голову от работы, я заметил у края леса юношу. Он долго наблюдал за мной, а когда я устал и присел отдохнуть, занял мое место, принявшись орудовать в канаве оленьим рогом.

— Мастер, — сказал юноша, — друиду не пристало копать.

Я устало улыбнулся.

Назавтра пришли люди, мой народ. Они захватили с собой кирки, ломы и веревки. Принесли в дар источнику песни, цветы, фрукты и черепа.

Вода стекала в чашу, а ее края выложили камнями. Тридцать камней отныне заключали источник в круг.

Мои люди отступили назад и замерли в ожидании.

По краю круга я посадил желуди. Ее корону.