Говорят, однажды Царица Дождя полюбила земного человека.
Его имя забылось. Даже я его не помню. Она потеряла голову, научила его свой мудрости, взяла его в зеленый сад, к хрустальным фонтанам своего рая.
Я думаю, этому человеку там стало одиноко. И поэтому он нашел дорогу обратно. Она плакала по нему, насылая бури. Но потом убила его своей молнией, потому что он видел слишком многое.
Она не простила. Штормы и потопы — разве им ведома жалость?
Разве они знают, что такое — утонуть?
Она вступает в солнечный жар
Дом был большой. Отобранный у кого-то. Сетис вышел из паланкина и сразу же погрузился по колени в сухие панцири мертвой саранчи. Завидев его, стражник, прислонившийся к стене дома, поспешно вскочил. Давно пора было бы подмести улицы. Но на такую высоту рабочие еще не добрались. Сетису пришлось самому отдавать распоряжения; Аргелин уже много дней почти не выходил из своих покоев.
Сетис окинул стражника взглядом.
— Всё спокойно?
— Да, господин.
Сетису захотелось сказать что-нибудь еще. Но вместо этого он отошел на шаг от паланкина и рабов, достал из кармана толстый кошель, небрежно высыпал монеты себе в ладонь. Звякнули золотые диски; глаза стражника жадно потянулись к ним. Сетис бросил взгляд на рабов; ему не хотелось, чтобы они видели это, потому что кто-нибудь из них непременно донесет Аргелину. Он смерил стражника надменным взглядом.
— Дай воды.
У бедняги во фляжке был всего лишь небольшой драгоценный запас, но он без колебаний наполнил чашку и протянул Сетису. Вода была теплая от солнца, невкусная, видимо, застоявшаяся за много дней. Он отсчитал в чашку пять монет — осторожно, так, чтобы его не видел никто, кроме самого стражника. Вернув чашку, он сурово заявил:
— Я не потерплю, чтобы с моим отцом и сестрой обращались дурно. Если у них будут жалобы, я их непременно услышу, и тогда тебе не сносить головы. Понятно?
— Да, господин.
— Если им нужна защита, ты будешь их защищать. Ясно?
— Я понял вас, господин. — Стражник был дюжий, с лицом обветренным и невозмутимым. Сетис вздохнул, потом сделал ему знак отойти в сторону и вошел в дом. Скорее всего, его усилия будут тщетны. Но больше он ничего не мог для них сделать.
В доме с белеными стенами легко дышалось. Сквозь раскрытые окна проникал ветерок; с террасы, выложенной разноцветным мрамором, открывался вид на Порт, на суетливые улицы, крыши, гавань. Триремы сильно пострадали, однако уже полным ходом шел ремонт. В городе осталось мало древесины, и чтобы было чем чинить корабли, приходилось разбирать доки. Так приказал Ингельд после шумной перебранки с генералом. Аргелин теперь думал только о Гермии. Навязчивая идея буквально съедала его заживо.
— Явился, наконец. — Под лозой, увивавшей стену, стоял отец. Сетис обернулся к нему. Юноша с удивлением обнаружил, что, оказывается, вырос; седовласый старик перед ним словно бы стал меньше ростом, его лицо побледнело от нехватки солнечных лучей.
— Отец! Ты хорошо выглядишь.
— Врешь. Зато ты выглядишь что надо, господин Сетис.
Он и сам это знал. Волосы его были завиты и умащены, новую алую тунику украшала кайма из золотого шитья. Изнурительный голод, терзавший его в пустыне, остался позади, теперь он питался хорошо. На шее висели тонкие золотые цепочки.
Он пожал плечами, ощущая за спиной твердую мраморную балюстраду.
— Где Телия?
— Спит. — На миг они встали друг напротив друга, молча вглядываясь, потом напряженное лицо старика постепенно обмякло. Он устало присел на мраморную скамью и сказал: — Надеюсь, ты понимаешь, какую опасную игру затеял, сын мой.
Сетис сел рядом.
— Нас не подслушивают?
— Нет. Когда мы переехали, я много раз обшаривал дом, искал потайные ходы и скважины в стенах. Аргелин приставил к нам рабыню, но я отослал ее обратно; она наверняка шпионила на него. С тех пор никто больше сюда не приходил. Он оставил нас в покое, только назначил стражника у дверей. Кстати, ты зря потратил деньги. Стражники меняются каждую неделю. Аргелин не хочет, чтобы они привязывались к Телии. На случай, если придется перерезать ей горло.
Сетис похолодел. Отец опустил голову.
— Та торговка колбасой на углу улицы, в грязном фартуке, работает на Шакала. За нами присматривает и кто-то еще. — И добавил: — Как мы ввязались во всё это? Та девушка…
— Бог. Это был Бог, папа, а не Мирани.
Старик приподнял бровь.
— Ты переменился. И ты, и тот толстяк, и вор. Что вы там такое видели, в пустыне? Что превратило тебя в мужчину?
Он не знал, как ответить.
— Солнце. Там больше ничего нет. Только солнце да мы.
И добавил:
— Прости. Этот план придумал я, и я не думал, что он навлечет на вас беду.
Отец невесело рассмеялся.
— Да я сам все время настаивал, чтобы ты поступил на службу к Аргелину.
Наступила тишина. Жаркие лучи солнца жгли голую руку Сетиса. Это молчание было окрашено в иные тона, нежели раньше. В нем не было холодной враждебности, на которую он ожидал натолкнуться. И тут тишину разорвал радостный визг:
— Сетис! — У него на шее повисла заспанная Телия. Она подросла, потяжелела. — Сетис, а где мой подарок? Ты обещал!
— Обещал — значит, принес. — Он положил на пол сверток и улыбнулся, глядя, как она радостно кинулась разворачивать ткань.
— Это из дворца Архона?
Дворец наверняка был обчищен до основания, но он сказал:
— Из дворца. — На самом деле он купил эту игрушку сегодня утром на рынке у женщины, одной из немногих, у кого осталось хоть что-то на продажу, и по страшно вздутой цене.
В свертке лежала цепочка из прелестных резных обезьянок. Их шарнирные лапки были причудливо переплетены; в руках у Телии обезьянки заплясали и закувыркались, то расходясь, то сцепляясь снова, как будто деревянные пальчики были живыми. На забавных мордочках двигались глаза, открывались рты, а внутри каждой шелестели крошечные погремушки.
Глядя на восторг девочки, отец спросил:
— Аргелин пойдет в гробницы?
— Скоро. У него кончились деньги. Они ушли на оплату наемников, а те хотят всё больше и больше. Налоги в гавани не собираются, а торговля прекратилась, потому что на островах стоит императорский флот. Ему нужны люди, нужны корабли. А гробницы — это неиссякаемая сокровищница.
Обезьянки растянулись в длинную цепочку, потом, как гармошка, снова собрались в кучку. Телия смеялась.
— Если пойдешь с ним — будь осторожен. — Голос отца был угрюм. — Внизу поджидает Тень.
— Я должен идти с ним, отец.
— У тебя был выбор. И ты выбрал это. — Потом, под крики чаек над террасой, он встал и посмотрел на море. Вдалеке, в жарком мареве на горизонте, грозной шеренгой стояли на якоре императорские корабли.
— Ты нашел Джамиля?
Сетис поглядел на сестру и обезьянок. И подумал: к вечеру они ей надоедят.
— Да. Но беда в том, что Ретия тоже его нашла.
* * *
Внутри шкатулки была еще одна коробочка. Потом еще и еще. Вскоре на столе лежали девять шкатулок, одна меньше другой. Под раскрашенным деревом — голубая лазурь. Потом алебастр, папирус, серебро, тонкие пластины яшмы. Внутри скрывался кубик из эбенового дерева, совершенно черный, а когда Алексос заставил его разделиться надвое, в нем обнаружилась коробочка из крокодиловой кожи, совершенно иссохшей. А последняя шкатулка, маленькая и идеально красивая, была из горного хрусталя.
— Открой ее, — прошептала Мирани.
Алексос приподнял крышку. Его лицо озарилось ослепительным светом. Шакал улыбнулся, а Орфет спросил:
— Дружище, это золото?
— Да, Орфет. Величайшее из сокровищ.
Он достал из хрустальной шкатулки плоский диск кованого золота. В центре него сиял ярко-красный камень — то ли сердолик, то ли гранат необычного огня. Под камнем распростер лапки скарабей, а из середины солнечного символа расходились девять золотых лучей, и каждый лучик заканчивался иероглифом.
Вот и всё. Загадочная брошь светилась таким совершенством, что все почтительно замолчали.
— Красота какая, — проговорил Орфет.
— Больше того. — Шакал осторожно взял вещицу у мальчика. — Она уникальна. За все годы поисков в гробницах я не видел ничего подобного.
— А я видела. — Все взгляды устремились на Мирани. — Она продолжила: — В гробницах. Очень глубоко. Огромное солнце, схороненное под землей. Но где Сетис взял это?
— У меня. — Алексос сел на табуретку, подтянул колени к груди.
Поймав взгляд Шакала, Орфет осторожно произнес:
— У тебя, Архон?
— У моей статуи. Теперь это я. Он нашел ее у меня под ногами. Не помню, сколько веков назад я поставил там эту шкатулку, а сделал ее человек, которого любила Царица Дождя. Он создал ее, чтобы показать людям тайны Пути. Тот, кто владеет этой брошью, может творить удивительные чудеса.
— Какие же? — ровным голосом спросил Шакал.
— Ну, например, проходить сквозь стены. Находить дорогу в темноте. Спуститься в Сады и вернуться оттуда.
Грабитель могил с интересом смотрел на мальчика. Потом, взяв диск в руки, подошел к стене и наткнулся на нее.
— Это было бы мечтой любого вора. Но боюсь, Архон, тебя ввели в заблуждение.
Алексос бросил на него сердитый взгляд, но тут вмешалась Мирани.
— Погоди-ка. — И обернулась к мальчику: — О каких садах ты говоришь?
Он упрямо скрестил руки на груди, но она подошла и взяла его за плечи.
— Какие сады? Скажи!
— Ты знаешь эти сады, Мирани.
— Сады Царицы Дождя?
— Далеко за краем света. Там, где с деревьев капает вода.
Мирани поглядела на остальных.
— Ты хочешь сказать, старина, — произнес Орфет, осторожно подбирая слова, — что тот, кто владеет этим диском, может пройти через… то есть… умереть… и вернуться обратно?
Алексос с величайшей сосредоточенностью развязал и снова завязал сандалию. Потом сказал:
— По-моему, так оно и есть.
Шакал приподнял бровь.
— Но где найти безумца, который согласится проверить это на себе?
Мирани сказала:
— Записка Сетиса… — но закончить не успела: в комнату ворвался Лис, за ним — разгоряченная и самодовольная Крисса.
— Вожак! Она ушла!
— Кто?
— Жрица. Наговорила Морету лжи с три короба и пробралась через внешнюю стражу.
— Ретия! — ахнула Мирани. — Она пошла к Джамилю!
— Она всё погубит. — Шакал сунул золотой диск в руку Мирани и схватил плащ.
— Орфет, Лис, за мной! — И в дверях обернулся: — Пресветлая, оставайся с Архоном.
Не успела она возразить, как они ушли.
Внезапно наступила тишина, только Алексос болтал ногами под столом.
— Для этого не обязательно быть безумцем, Мирани, — задумчиво произнес он, как будто ничего не случилось. — Надо только быть очень, очень несчастным.
* * *
В палестре было тихо.
Сетис вошел. В тени сидели наемники и чистили копья. Двое боролись без особого жара. Больше никого не было видно. Он направился прямо в Покои Роз, но там никого не было. Пол был усыпан розовыми лепестками, на стене копошились несколько чудом уцелевших кузнечиков.
Сетис отступил на шаг и огляделся.
В комнате было жарко. Он вышел в коридор — мимо, задрав хвост, пробежала кошка. Интересно, почему нигде не видно стражников? Он прислушался. Из бассейна не доносится плеск воды. Куда же все подевались?
И вдруг ему стало страшно. Даже с наружной стороны дверь в жаркую комнату была теплой, позеленевшая бронзовая щеколда блестела, отполированная тысячами прикосновений. Приложив ухо к металлу, он услышал внутри густой бас Джамиля. И женский голос.
Он распахнул дверь и вошел.
У низкого окна стояла девушка. Заслышав его шаги, она обернулась и метнула на него свирепый взгляд. Она была высокая, одета как рабыня, но он узнал ее — ему не раз доводилось видеть эту высокомерную осанку под маской Виночерпицы.
— Ты Ретия.
Она нахмурилась. Принц Джамиль, замявшись, спросил:
— Он с нами?
— Очевидно, да. — Ретия пожала плечами. — Уходи отсюда, писец. Некогда объяснять. Пора действовать, и мне не нужна твоя помощь. Уходи, пока Аргелин не решил, что ты замешан в этом деле.
Ее высокомерие взбесило его.
— Значит, таковы понятия Шакала о безопасности?
— Шакал тут ни при чем, — огрызнулась она.
— Я рискую жизнью…
— Тогда уходи! Не мешкай!
Он не сдвинулся с места. Тогда она вышла за дверь, оттолкнув его, и оглядела коридор.
— Пойдемте, принц. Скорее.
Джамиль сделал шаг. Его массивное тело было облачено в расшитый халат, тяжелый от жемчуга. Он искоса бросил взгляд на Сетиса.
— Пойдем с нами, — сказал он.
— Не могу.
— Ты же сам сказал, твоя жизнь…
— … принадлежит Богу. Не доверяйте ей. Наши планы не таковы.
Жемчужный принц пожал плечами.
— Значит, вы разделились на группировки. Но мне всё равно нужно бежать.
Сетис в отчаянии схватил его за руку.
— Снаружи стоит стража. Наемники.
В дверях Ретия ядовито улыбнулась.
— Вряд ли стоит из-за них беспокоиться, — сказала она.
* * *
Алексос беспокойно спрыгнул со стола.
— Мирани, я тоже хочу пойти! Мне не нравится, что Орфет рискует жизнью. Он много шумит, кричит и дерется слишком рьяно.
Она убрала золотой диск обратно в хрустальную шкатулку и удивленно посмотрела на мальчика.
— Шакал сказал..
— Шакал очень умен. Но он велел тебе присматривать за мной, а это глупо. Потому что я намного старше тебя, Мирани. — Он подошел и взял ее за руку. — А вот Сетису грозит опасность.
На миг она оцепенела. Потом приоткрыла дверь и выглянула. Пирамида бурлила жизнью. На скамейке за дверью сидели три человека. Один из них приветливо кивнул ей, но после побега Ретии она понимала: они начеку, а спорить было некогда. Поэтому она вернулась, подошла к небольшой двери, выходящей наружу, и потянула.
Дверь была заперта.
Она в ярости пнула ее ногой.
Алексос с интересом следил за ней.
— Сделай же что-нибудь! — с досадой воскликнула она.
Он спокойно произнес:
— Ты же сама убрала его, Мирани.
Она не сразу поняла, о чем он говорит. Потом распахнула шкатулку и достала солнечный диск.
— Это? Но как?…
— Просто иди, и всё. — Его голос был печален. — Ох, Мирани, чтобы пройти сквозь Врата, требуется только смелость.
Ее руки коснулась маленькая ладонь. Дверь была окована медью, покрыта пылью, опутана паутиной трещин. Она ощутила ее гладкую твердость, поняла, что никакими силами не откроет ее. И тогда подняла диск.
Заря. Бледный свет. Он заливает комнату, крепнет, и наконец его жар затмевает полуденное солнце, раскаленную пустыню, адское пламя; металлическая дверь накаляется добела, плавится, стекает ручейками, петли слабеют, очертания растворяются, дрожат, как мираж.
В самом сердце плавятся золотые врата.
Они вышли на улицу.
* * *
Сетиса охватил ужас: он всё понял.
Оставшись один после того, как они ушли, он вдруг заметил, что никогда еще в палестре не было так тихо. Обычно народ сюда валил валом, и только наемникам удавалось сдерживать назойливую толпу. Неужели Ингельд в сговоре с ней? Разве это возможно?
Он широко распахнул дверь и очертя голову выбежал за ними. Его вела паника. Казалось, всё, что было в жизни ясного и определенного, рушилось под ногами, как крыша подземной тюрьмы.
Это ловушка, а Джамиль — приманка.
В мраморных коридорах стояла прохлада, на стенах блестела роса. Он мчался мимо купален, раздевалок, через косые столбы солнечного света, мимо вазонов с красной геранью, увядшей от жары. А выскочив в палестру, остановился как вкопанный.
Его ждал Ингельд. К нему бежала Ретия, за ней — Джамиль. Жемчужный принц в смятении остановился, опасаясь подойти ближе.
Ретия обернулась к нему.
— Всё в порядке! Так и надо!
— Это люди Аргелина.
— Уже нет. Теперь они работают на меня.
— Ты им платишь?
Она пожала плечами.
— Они боятся Бога. Они люди простые. Я им сказала…
— Аура!
Ее лицо вспыхнуло от гнева, но принц тоже рассердился не на шутку, и гнев его был холодным, внушительным.
— Тебя обманули, жрица. — Он посмотрел на Ингельда, стоявшего у нее за спиной. На голове у рослого наемника был бронзовый шлем, щитки на щеках угловато рассекали его лицо. Голубые, как лед, глаза были холодны. — Неужели ты ничего не поняла?
Она оглянулась. В руке у Ингельда был меч.
— Принц не ошибся, госпожа, — сказал он. — Говори же: где остальные?
* * *
— Почему бы просто не войти прямо туда? — Орфет наступил ногой на сцепленные руки Лиса и приподнялся. Черепицы крыши над купальней раскалились так, что трудно было дотронуться; он вскрикнул и обернул ладони плащом. Шакал возразил:
— Потому что слишком уж здесь тихо.
Грабитель могил проворно пополз по коньку крыши.
Сквозь темные складки ткани на лице виднелись только глаза.
— Пошли. — Он дал сигнал, его люди на соседней крыше соскочили на землю. Орфет вскарабкался; под его тяжестью черепица стонала и потрескивала. Последним взобрался Лис, держа наготове ножи.
В палестре стояла тишина. Шакал, ловкий и стройный, вел их по плоским крышам и черепичным скатам. Его тень под полуденным солнцем была совсем короткой. Они огибали пустые дворы и цистерны с драгоценной дождевой водой. Разбегались ящерицы, шипели греющиеся на солнце змеи. Из-под ноги Орфета воздел смертоносное жало черный скорпион. Добравшись до конька фронтона, Шакал остановился и присел на корточки.
— Слушайте.
Легкий ветерок донес до них далекие звуки из Порта, перестук молотков. Его дуновение высушивало пот на взмокших спинах. И совсем близко слышались голоса. Заговорщики осторожно перебрались на каменный парапет и заглянули внутрь.
* * *
— Какие еще остальные? — Ретия устремила на них горящий взгляд, полный ненависти. — Неужели я не могла придумать этот план в одиночку?
Ингельд пожал плечами.
— Женщины не умеют строить планы.
Не обращая внимания на ее гнев, он бросил взгляд вдоль колоннады, обрамляющей лоджию. Сетис проворно юркнул в тень.
Джамиль отрешенно скрестил руки на груди.
— Она говорит правду. Я больше никого не видел.
— Прошу прощения, принц, но я считаю, что никому из Девятерых нельзя доверять. — Из алькова вышел Аргелин. Он направился к Ретии и холодно, внимательно вгляделся в ее лицо. Потом сказал: — Я был уверен, что вы мертвы — и ты, и Мирани. Вижу, ненавистная Царица сохранила вам жизнь. Мы с ней ведем войну, и орудиями в ней служат мелкие людишки вроде вас, простые смертные, которые считают себя важными персонами. Но теперь я ненавижу тебя, и тебе не спастись от моего гнева.
Ретия побелела. Должно быть, силы давно уже покинули ее, однако она держалась с таким ледяным спокойствием, что Сетис невольно восхитился.
— Тогда убей меня, как ты убил Гермию, — заявила она. — Потому что я никогда не перестану бороться с тобой.
Аргелин не сделал ни шагу, не издал ни вздоха. Он протянул руку, и Ингельд вложил в нее меч. Сетис похолодел. Надо что-то делать. На лице генерала застыла пугающая решимость. Сетис вскочил, и в тот же миг среди колоннады заметил Мирани.
И Алексоса.
— Нет! — прошептал он. — Вернись!
У Мирани в руке что-то было — небольшой диск. Задыхаясь, она прошептала:
— Я подумала, ты в беде!
— Беды не было, пока ты не привела Алексоса! Уведи его отсюда! Скорее!
Поздно. Аргелин услышал их голоса, отдал приказ и вместе с Ингельдом зашагал между колоннами. По бокам рассыпалась стража. Сетис свирепо выругался и прижался спиной к круглой колонне.
— Уходи, Архон, прошу тебя! Если они обнаружат, что ты жив, нам обоим конец!
Мальчик, казалось, вот-вот заплачет. Он отступил на шаг.
— Прости, Сетис. Я совсем забыл.
Но в ушах Мирани звучали совсем другие слова.
«Распечатай Оракул».
Она испуганно обернулась.
— Но там же камни…
«Говори моими словами».
— Показать им, что я жива? Зачем?
«Не задавай вопросов Богу».
Аргелин взревел:
— Сетис?
Мирани сделала шаг, схватила Сетиса за руку и завела себе за спину.
— Схвати меня. Крепче!
— Мирани…
— Это единственный выход. — Не успел он ответить, как она выскочила из-за колонны, визжа, брыкаясь и молотя его кулаками. Он в ужасе вцепился в нее. Тут из-за другой колонны вышел Аргелин. Он схватил девушку, приподнял ей подбородок и с мрачной радостью всмотрелся в ее лицо. Мирани вырывалась и отбивалась.
— Пусти! — визжала она. — Пусти!
И Сетис услышал собственный голос. Голос был наглым и самодовольным, и он ненавидел его за это. Голос произнес:
— Смотрите, кого я вам поймал, великий царь. Она шпионила за вами!
Кровь для колдовства
Тут начался хаос.
Кто-то с крыши выкрикнул приказ, наемники почти одновременно подняли головы, и на них сверху, развертываясь в воздухе, обрушились утяжеленные камнями сети. Раскрутились веревки; по ним соскользнуло целое войско из воров и нищих, хорошо вооруженных, по самые глаза закутанных в рваные плащи.
Аргелин крепче вцепился в Мирани, оттащил ее.
— Держите Джамиля, — прорычал он.
Ингельд подбежал, крича что-то на своем гортанном языке, но его люди уже запутались в сетях, упали, покатились по полу. Из барахтающихся клубков торчали мечи, копья, латы. Лис съехал по веревке и схватил Жемчужного Принца, Ретия подобрала на полу чей-то оброненный меч и попятилась, умело размахивая оружием.
— Мирани! — кричала она. — Уходим!
Мирани стояла не шевелясь, тяжело дыша, но не вырывалась. Аргелин крепко держал ее за волосы.
— Очень разумно, — прошипел он ей на ухо.
Сетис оглянулся. Среди теней никого не было. Алексос исчез.
Воровское войско опытными руками уложило оставшихся солдат. Ингельда держали в повиновении сразу несколько мечей и копий, нацеленных в грудь. Он достал рог и трижды призывно дунул в него. Сетис заметил, как за вереницей колонн торопливо убегает Джамиль. Интересно, каким образом Шакал рассчитывает провести по улицам столь хорошо известную личность, как Жемчужный Принц.
Аргелин, побелев от гнева, посмотрел на крышу и тихо, словно про себя, произнес:
— Наконец-то.
Шакал стоял на широком каменном фронтоне, идеально сохраняя равновесие. Свежий ветер трепал длинные светлые волосы, выбившиеся из-под темной повязки на голове, звериные глаза смотрели на стоявших далеко внизу генерала и Мирани. У него под ногами вырезанные из камня Девятеро жриц исполняли древние ритуалы; по мраморному фризу безмолвной процессией вышагивали флейтистки, девушки с цветами, жрецы.
Грабитель могил и царь долго вглядывались друг в друга. Затем Аргелин отдал Мирани Ингельду и сделал шаг вперед.
— Кто ты такой?
Шакал скрестил руки на груди. Через мгновение послышался его голос, звонкий и насмешливый:
— Твоя тень. Она должна быть у каждого бога.
* * *
Шум. Крики, топот бегущих ног.
«Иди!» — мысленно призывал Сетис. Но Шакал не двигался с места.
— Мы могли бы прийти к соглашению.
Аргелин угрюмо рассмеялся.
— Девчонка останется здесь. А я буду разносить в щепки одну за другой все лачуги в Порту, пока не найду тебя и эту стерву Ретию. Твоя голова, вор, будет красоваться над Пустынными воротами.
Шакал кивнул.
— А теперь послушай, что я тебе скажу. Ты не спустишься в гробницы. Бог запрещает это. Любого, кто войдет в залы Теней, будет ждать смерть, а возмездие мертвых столь жестоко, что с ним не сравнятся никакие ужасы царства людей. Поверь мне, великий царь. — Он повысил голос. — Слушайте меня и вы, ледяные воины. Сказал ли он вам, что там, внизу, тянутся миллионы туннелей, по которым человек может блуждать неделями, пока его не настигнет смерть от жажды? Что лабиринты подземных залов и коридоров полным-полны смертоносными ловушками? Тень строго охраняет свое царство, а на службе у нее стоят мириады ползающих тварей и насекомых, пожирающих человека заживо. Древние туннели полнятся криками несчастных, затравленным шепотом тех, кто заблудился под землей и не сумел найти дорогу в Сады. А над всем этим царит темнота, нерушимая с тех пор, как Бог появился на свет. Эта темнота несет безумие. Держитесь подальше от гробниц, люди Севера.
В палестру вбежала половина фаланги.
— Убейте его! — вскричал Аргелин, и в воздухе просвистело два десятка копий. Но фронтон был уже пуст, и копья со стуком упали на нагретые камни.
Аргелин молчал. Потом со зловещей медлительностью обернулся к Мирани. Она стояла лицом к лицу с генералом, стараясь не глядеть на Сетиса, переминавшегося у него за спиной.
Генерал скрестил на груди покрытые шрамами руки. Бронзовые доспехи помутнели от пятен, алый плащ был давно не стиран. Под глазами у него залегли темные круги; свежие морщины на лице потемнели от грязи.
— Насколько я знаю, — холодно произнес он, — существует возможность возвращать мертвых на землю.
Он взял у нее из пальцев золотой диск. Покрутил, внимательно рассмотрел.
— Что это такое?
Мирани выдавила улыбку.
— Подарок. Бог посылает его тебе, господин Аргелин.
Тут из-под диска выползло маленькое насекомое, голубое, как лазурь, крохотное, как мошка, не крупнее булавочной головки.
Оно укусило генерала.
* * *
— Я его найду! — Орфет заткнул за пояс еще один нож.
Шакал возразил:
— Ты же слышал, что сказал Аргелин. Он разорвет Порт на клочки. Мы переезжаем.
Логово бурлило, как разворошенный улей. Им наверняка не впервой менять место обитания, подумал Орфет, глядя, как уверенные руки разбирают мебель, упаковывают оружие, складывают в ящики станки для чеканки монет, опускают подвешенные вверху сетки с краденым товаром и ловко передают всё это по цепочке, из рук в руки. Он сломя голову прибежал сюда из палестры, расталкивая всех на своем пути, обыскал пирамиду сверху донизу, кричал, звал мальчика, его ругали, прогоняли. Но Алексоса нигде не было.
— Он вернется. — Шакал сунул в огонь какие-то бумаги.
— Какой нам будет толк, если мы переселимся на Остров? Я должен его найти.
— Как-никак он Бог. — Шакал обернулся к музыканту. — Он сам способен о себе позаботиться.
— Он десятилетний мальчик. Ему будет страшно.
Сквозь общий гомон между ними на миг повисло молчание. Орфет тяжело опустился на табуретку и проворчал:
— Какого черта он потащился за нами! Куда смотрела Мирани?
— Она пошла на это ради Сетиса. — Вошла Ретия, вслед за ней — Крисса. — Разве не понимаешь?
До чего же непохожи были эти две девушки! Крисса тащила большую сумку с платьями, вероятно, добытыми при грабежах гробниц. Из всех щелей выбивались куски алого шелка, расшитые воротники; на шее у нее висели золотые цепочки и малахитовые ожерелья, в волосах поблескивали нарядные заколки. Ретия была одета в простую красную тунику, на поясе был меч, а на плече висел лук. Волосы были туго стянуты на затылке; девушка явно досадовала на себя за неудачу.
Она подошла к Шакалу.
— Прости. Это я своей поспешностью навлекла на нас беду. Принц был прав: нельзя было доверяться Ингельду.
Он сурово посмотрел на нее.
— Твоя ошибка нам дорого стоила.
— Позволь мне что-нибудь сделать. Отпусти в бой.
— Боя не будет.
От изумления ее глаза округлились.
Орфет проворчал:
— Еще как будет, черт побери.
— Я обещал Мирани взять Остров без кровопролития. — Он внимательно посмотрел на нее. — Но ты можешь кое-что сделать, если хватит храбрости.
Она сверкнула глазами.
— Скажи же.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь поплыл на лодке к императорскому флоту. Джамиль хочет передать письмо.
Она просияла.
— Я поплыву.
Орфет возразил:
— А что помешает ей разорвать письмо и передать на словах всё, что она захочет? А она хочет войны, чтобы после нее стать Гласительницей.
Шакал долго вглядывался в Ретию.
— Ничего не помешает, — сказал он. — Кроме уважения к желаниям Бога.
— Я не поеду, — торопливо вмешалась Крисса. — Я пойду на Остров. Терпеть не могу плавать на лодках.
Где-то в глубине пирамиды послышался грохот. Орфет поднялся.
— Они приближаются. — У дверей он обернулся. — Я найду Алексоса. Но не ждите меня. Идите на Остров и укройтесь там.
Ретия спросила:
— У вас есть лодка?
— Полная гавань, пресветлая. Если не побрезгуешь украсть одну из них…
Она высокомерно улыбнулась.
— Не волнуйся. Меня ничто не остановит.
Когда она вышла, Шакал приподнял бровь.
— Это верно, — тихо проговорил он. — Ее ничто не остановит.
Вскоре пирамида опустела, только через вершину пробивались лучи солнечного света.
— Тут только мы, — нервно хихикнула Крисса. Шакал кивнул, сел и посмотрел на девушку.
— Пошли! — возмущенно воскликнула она. — Тут больше никого не осталось.
Он не сдвинулся с места. Только почесал шею тонким пальцем.
— Объясни, почему я должен уводить в безопасное место шпионку.
— Я не шпионка!
— Мирани не доверяла тебе. Я тоже. Не верю, что ты, пресветлая, провела на Острове два месяца.
Тут с оглушительным грохотом распахнулась дверь. Размахивая топорами, ворвались два наемника. Очутившись в недрах громадной пирамиды, они остановились, изумленно озираясь. Шакал взял Криссу за руку, втащил обратно в комнату и закрыл дверь на засов.
Потом обернулся к ней, и голос его зазвучал жестко.
— Если не скажешь правду, оставлю тебя здесь.
Хорошенькое личико Криссы вспыхнуло. Она наморщила нос и громко расплакалась, но он только пожал плечами и пошел к наружной двери.
— Нет, погоди! — закричала она. — Ладно, ладно! Это правда. Я действительно сдалась Аргелину.
— Он держал тебя в плену?
— В своей ужасной штаб-квартире. Тебе известно, что он сошел с ума? Совсем потерял голову из-за Гермии. Думает только о том, как ее вернуть. — Опять грохот. Она в ужасе посмотрела на дверь. — Не бросай меня на этих солдат, — прошептала она.
— Каким образом он хочет ее вернуть?
— Колдовством. Он послал меня на Остров на случай, если туда придет Мирани. Иначе в дело пойдет моя кровь.
Шакал ахнул.
— Кровь? Для колдовства?
— Да. Одна колдунья по имени…
— Мантора. — Его голос ничего не выражал.
Крисса надула губки.
— Ну вот, ты уже всё знаешь! Да пойдем же отсюда, скорее! Мантора умеет колдовать. Он взял меня к ней, но она сказала, что я не гожусь. Чтобы поднять Гласительницу, нужна кровь Гласительницы. Мирани сбежала с Острова, но теперь она у него в руках. — Она самодовольно пожала плечами. — Мне, конечно, очень, очень жаль ее, но Мирани всегда была такая…
Он подошел и схватил ее за руку. Девушка вскрикнула.
— Откуда эта Мантора узнала, что Мирани жива? Что еще она видела у себя в зеркале? А Сетис? Что ей известно о Сетисе?
— Не знаю!
Дверь содрогнулась. Крисса, побелев, смотрела, как она прогибается под ударами. В мгновение ока Шакал очутился у наружной двери и распахнул ее, мимоходом задумавшись, как Мирани ухитрилась ее открыть. Они бросились бежать, петляя по лабиринтам переулков и лестниц. Вскоре Крисса совсем запыхалась и перестала понимать, где она находится. Шакал остановился, выглянул из-за угла. Чертыхнулся, отпрянул и посмотрел на сумку в руках у Криссы.
— Открой.
— Что?
— Доставай тряпье!
Через пять минут по улице, спотыкаясь, вышагивал подвыпивший вельможа в зеленом халате, а за ним, неся полупустую сумку, семенила девушка-рабыня. Пошатнувшись возле патрульных наемников, Шакал заплетающимся языком проговорил:
— Приветствую вас, добрые люди.
Сквозь щели в бронзовых шлемах на него устремились глаза, холодные и голубые как лед. Позади караула стоял самый рослый из наемников.
— Иди в свой дом, раскрашенный принц, если он у тебя еще остался. Сегодня ночью мы разнесем этот город в клочья. — Он подошел поближе. — А рабыня у тебя хорошенькая.
Крисса отпрянула, Шакал оскалился.
— Поверь, приятель, язычок у нее острый. — Он хотел идти дальше. Но северянин встал у него на пути и вгляделся в светлые волосы Шакала. На его лице мелькнула тень сомнения, но в тот же миг кулак Шакала заставил его согнуться пополам, а второй удар обеими руками по шее уложил на мостовую. Глядя вслед убегающему патрулю, Шакал снял с лежащего меч и нож.
— Возьми. — Он протянул нож Криссе. Она поспешно сунула его в сумку. — Не шевелись!
— Он тебя узнал?
— Может быть.
— Тогда почему же ты его не убьешь?
Он искоса посмотрел на нее. Потом сказал:
— Раньше бы я так и сделал.
За углом они свернули в узкий переулок. Крисса сказала:
— Эта дорога не ведет к Острову!
— Сначала зайдем сюда. — Скрываясь в тени, он подошел к деревянной двери, едва заметной за разоренным свинарником, и постучал.
Крисса оглянулась.
— Поторопись же!
На улице клубились облака дыма и странных синих мошек. Где-то полыхали пожары. Со стороны Северных ворот доносились крики и плач. Рыдала женщина.
Шакал отступил на шаг и ногой высадил хлипкую дверь. Через его плечо Крисса увидела лавку виноторговца, уставленную пыльными амфорами. На полу среди глиняных черепков лежал рыжеволосый торговец. Под ним темнела лужа, и это было отнюдь не вино.
У него было перерезано горло.
* * *
Сетис в отчаянии провел рукой по волосам. Он понятия не имел, куда увели Мирани и что происходит в Порту. Но мог догадаться.
Он стоял на крыше штаб-квартиры, и перед ним расстилался лабиринт крутых белых улочек. Едкий дым был такой густой, что совершенно скрывал звезды, а над гаванью то тут, то там поднимались новые черные клубящиеся столбы. Он видел крыши, объятые огнем, — большей частью это были дворцы вельмож. На улицах кишели люди Ингельда, они таскали золото и добычу, выбивали двери винных лавок. Рядом с Сетисом, кривясь от отвращения, молча стоял сотник.
— Аргелин знает? — прошептал Сетис.
— Если и знает — ему всё равно.
— Надеюсь… мои отец и сестра…
— Не бойся, писец. Перед их домом стоит стража. А у всех остальных — нет. Лавочники, купцы… — Сотник пожевал губу. — Это бесчинство назревало уже много недель, и наконец-то варвары получили эту возможность. Ингельд мог бы захватить весь Порт, он бы упал ему в руки, как спелый персик. И он его захватит, помяни мои слова. Ты же видел, каков нынче генерал. Скатывается в безумие.
Сетис содрогнулся. Потом спросил:
— Где он?
— Не вспоминай о нем. Когда на него находит, лучше оставить его в покое. Я своими глазами видел, как он убивал всякого, кто посмеет побеспокоить его. — Сотник шлепнул себя по щеке. — Проклятая мошкара! Еще одна кара, ниспосланная Царицей Дождя.
Сетис торопливо пошел вниз по лестнице. Под подошвами сапог хрустел песок. В коридорах штаб-квартиры Аргелина стояла непривычная тишина. Не было ни солдат, ни суетливо бегающих писцов. Кое-где лампы погасли, и никто не дал себе труда наполнить их маслом. Редкие посетители, попадавшиеся навстречу Сетису, шли, опустив головы, или не таясь держали обнаженные мечи. Он понял, что власть ускользает из рук генерала; по стенам, как плесень, растекались страх и неуверенность. Много лет Аргелин правил железной рукой, и народ возненавидел тиранию, но теперь и над ним самим, и над всем Двуземельем нависла новая угроза. Чужеземное войско — оно уже здесь, в этих стенах, грабит, убивает, не подчиняется никому.
Пару дней назад Сетис сделал копии всех ключей. Он спустился на самый нижний уровень, где находились тюремные камеры, и увидел, что отсюда стражники тоже ушли — видимо, присоединились к грабежу. Нужная ему дверь была обшарпанной, низкой, изнутри доносились голоса. Он быстро отпер ее и вошел.
У стен, глядя на него, сидели жрицы. У них был отрешенный вид, какой бывает у пленников, потерявших надежду. Он с первого взгляда заметил, что Мирани здесь нет. При его появлении одна из жриц — кажется, Персида — вскочила.
— Я тебя знаю, — прошептала она.
Он бросил им ключи.
— Выходите. Идите к Северным воротам. Там найдете человека по имени Шакал, он отведет вас на Остров. Скажите ему, что я пошел искать Мирани.
Они не мешкали. На полпути к дверям Персида спросила:
— Это что, восстание?
Он пожал плечами.
— Если увенчается успехом — значит, восстание.
Перед дверями комнаты Аргелина зияла пустая ниша, где раньше стояла статуя Царицы Дождя. Сетис шепотом вознес ей молитву и осторожно приоткрыл дверь.
— Великий царь? — прошептал он.
В комнате было темно. Только на столе, заваленном новыми приказами и распоряжениями — Сетис устал бороться с этим бумажным ворохом, — мерцал крохотный ночник. Его огонек отражался в стеклянных глазах тигра, в полированном золоте чаши для фруктов, полной гнилых гранатов — они слиплись в сероватую массу, подернутую мягкой плесенью.
Сетис прошел по замусоренному полу. Из глубины комнаты, из темноты, донесся шепот. Тихий голос что-то бормотал, быстро, бессвязно, как в лихорадке. Обогнув кушетку, застеленную шкурой зебры, он увидел, откуда исходит этот шепот.
В дальней стене была маленькая дверь, которая, сколько он помнил, никогда не открывалась. Он всегда считал, что в этой комнате генерал спит, а сейчас вдруг заметил, что низенькая дверь приоткрыта, и изнутри пробивается лучик света, тусклого, багрового, зловещего, как отблеск пламени.
Сетис неслышно подошел ближе. Коснулся ладонью деревянной створки, ощутил ее прочность, крепость приваренных поперек железных брусьев двойной толщины. Потом, едва дыша, заглянул.
Комната была полна пламени.
Стены в ней были огненно-красные, сверкали бесчисленными гранями тонких рубиновых пластин. Пол тоже был красный, усыпанный странным кровавым песком, который добывали в приисках Калессара, — не песок даже, а истолченные в пыль кости исчезнувших чудовищ, более древних, чем горы.
На полу скорчился Аргелин. Он сидел спиной к Сетису и шептал, и слегка покачивался в такт словам, опустив голову, обхватив себя руками. Мантра, которую он повторял, состояла из одного-единственного слова, и неслышный шепот его был тише, чем шелест волны на заброшенном берегу.
— Гермия, — шептал он. — Гермия. Гермия.
И она была вокруг него, повсюду, в отблесках бесчисленных свечей. Со всех сторон на него с неизменной укоризной взирали ее портреты: большие и маленькие, из камня и терракоты, из слоновой кости и сандалового дерева. Черные — из гагата, голубые — из ляпис-лазури, зеленые — из малахита. В этой пламенной комнате Гермия была повсюду — на столах, на полках, она стояла в полный рост, расхаживала по белому мрамору, сидела на расписных тронах, протягивала к морю деревянные руки, стояла в маске и регалиях перед Оракулом. В ее сердитых глазах сверкали отблески пламени, легкий ветерок шевелил платье.
Сетис не мог сдвинуться с места. Хотел попятиться, уйти, но не смог. Ему казалось, что он не издает ни звука, однако сердце бешено колотилось, а дыхание оглушительными хрипами рвалось из груди.
Аргелин прервал молитву, поднял голову. Сетис отступил на шаг, но было поздно. Очень осторожно, полностью владея собой, Аргелин обернулся.
На его лице плясали красные отблески света. Он ничего не сказал.
Сетис открыл было рот, чтобы извиниться, придумать какой-нибудь предлог. Тягостное молчание было насыщено угрозой. Потом генерал встал, взял со стола кривую бронзовую саблю и одним хорошо рассчитанным взмахом оттеснил Сетиса к стене, глубоко погрузил острие в кожу на шее.
Сетис стоял не шевелясь, затаив дыхание. Он чувствовал на горле прикосновение холодной стали, слышал, как тонкой струйкой стекает теплая кровь.
— Я никогда никому не расскажу, — прошептал он.
Аргелин подошел совсем близко, его глаза были черны.
— Ты никогда больше ничего не расскажешь.
Громадное лезвие застелило весь мир. Сетис не мог вздохнуть. Перед ним сгустилась тьма; хотелось упасть в нее, но тут из глубины, о которой он сам не ведал, поднялись остатки мужества, и он сказал:
— Люди Ингельда разоряют Порт. Гибнут люди.
— Пусть гибнут.
Вот оно. Пора.
Он закрыл глаза, чтобы меньше чувствовать боль, и воззвал к Богу: «Помоги».
К его удивлению, послышался тихий голос. Но он принадлежал не Богу; голос был холодный и насмешливый. Он произнес:
— Дорогой мой великий царь, ты нашел не ту жертву.
Аргелин медленно освободил Сетиса.
Тот упал, содрогаясь от боли, стиснув раненую шею. По пальцам текла кровь. Бессильно осев на пол у подножия стены, он поднял глаза.
Над ним стояла Мантора в черном платье, в руках она держала жезл, украшенный полумесяцем. Она безмятежно улыбнулась Аргелину. Он обернулся к ней и ничего не сказал, но она все равно кивнула, будто в ответ.
— Да, господин, время пришло. Всё готово.
Он, как дитя, робко проговорил:
— И я… буду с ней?
— О да. — Она успокаивающе положила пухлую руку ему на рукав. — Скоро ты будешь с ней. Обещаю.
Они узнают природу своего врага
«Мне кажется, Мирани, ты должна ответить. Непохоже, будто ты меня не слышишь».
Она сидела не шевелясь, прислонившись к стене.
«Гласительнице не пристало дуться».
Стена была шершавой, на удивление теплой. Наверное, сложена из туфа, мягкого камня, который добывают глубоко в кратере потухшего вулкана. Из него построен весь Порт. Аргелин бросил ее в самую надежную тюрьму.
В голосе послышалось раздражение.
«Я знаю, в чем дело. Ты считаешь, что я должен извиниться».
Она улыбнулась в темноте.
«Хочешь света, Мирани? Я могу его сделать».
— Не беспокойся.
Он молчал очень долго, так долго, что ей показалось, будто он ушел. Потом в глубине подвала, среди теней, послышался сокрушенный детский шепот:
«Ладно. Прости».
Сначала она не шелохнулась, потом покачала головой.
— Нет, это неискренне. Когда извиняются, то хотят, чтобы этого не случилось вообще. — Она сердито всмотрелась в темноту. — Для чего я здесь сижу? Или это просто каприз, игра, которую ты затеял с нашими жизнями, как Алексос играет с ручными зверушками и оловянными солдатиками?
Он злится на нее. Она понимала это, но не собиралась сдаваться.
— Ты мне солгал! Сетису не грозила никакая опасность, пока я туда не пришла! А если ты и правда хочешь, чтобы я тебя простила, вызволи меня отсюда! Расколи мир надвое, разломай стены и достань меня своей могучей рукой. Ты же Бог! Ты всё можешь!
Ее голос далеко разносился под гулкими сводами камеры. Маленькая мышка осторожно выглянула из трещины, потом вышла и села возле ее колена, дрожащая, напуганная.
«Страшно, должно быть, когда тобой владеет Бог. Понимаю. Посмотри на эту крошку — она еле жива от страха. Я чувствую ее крохотное сердечко, Мирани, оно быстро бьется. И твое сердце я чувствую. И Сетиса».
— Сетиса? — Она приподнялась.
«Он идет сюда. Не бойся. Доверься мне».
Послышались шаги. И не только его, а еще чьи-то. Приглушенные голоса. Потом лязгнула ржавая цепь, дверь натужно приоткрылась. Чья-то сильная рука распахнула ее.
В камеру вплыла масляная лампа, за ней вошла тень. В первый миг огонек показался таким ярким, что она заслонила глаза рукой.
— Встань.
Это был Сетис, но хриплая грубость в его голосе подсказала ей: говорить нельзя. Мирани встала, отряхнула с платья мягкую пыль. Он подошел и схватил ее за руку.
— Ничего не предпринимай, — успел шепнуть он.
Она покорно дошла за ним до двери. В коридоре ее поджидал еще один человек, рослый, бритоголовый. В руках он держал кривую бронзовую саблю со зловещим острым лезвием. Больше всего он был похож на палача, и Мирани похолодела от ужаса, но потом вспомнила, что однажды уже видела его.
У Манторы.
Мантора?
Они торопливо пошли по коридорам, на удивление пустынным, и темным лестницам. Ей хотелось спросить, где остальные, но она боялась раскрыть рот и поэтому спросила у Бога. Он ответил, но голос его звучал рассеянно, как будто он был занят совсем другими мыслями.
«Боюсь, Мирани, в наших глазах был песок. Мы были слепы».
Потом ее подвели к двери. Первым вошел раб. Сетис шепнул ей на ухо:
— Возьми.
Ее пальцев коснулся холодный металл. Она спрятала нож в рукаве.
Они торопливо прошагали через покои генерала, некогда роскошные, но теперь разоренные, потом вошли в красную, как кровь, каморку, и сердце Мирани наполнилось страхом, потому что здесь ее поджидали Аргелин и Мантора За спиной у них виднелись тысячи изображений Царицы Дождя, но чья-то рука придала лицу каждой из них черты Гермии. Отовсюду на Мирани смотрели холодные проницательные глаза, столь хорошо знакомые.
— Что это? — в ужасе прошептала она.
Аргелин не произнес ни слова. Он стоял, обхватив себя руками, как будто под бременем тягостных мыслей. Но Мантора знаком велела рабу подойти ближе и сама приблизилась. Кончиком полумесяца на жезле она слегка коснулась щеки Мирани.
— Пришел твой смертный час, дорогуша, — ласково произнесла она.
* * *
Орфет спустился со стены и присел на корточки в измученном засухой саду.
Фонтаны здесь давно пересохли, кустарники потрескивали от зноя. По коже ползали странные мошки, голубые, как лазурит, он раздраженно отгонял их. Потом обнажил меч и пополз во внутренний двор.
— Архон? — прошептал он.
Белоснежный дворец превратился в развалину. Все, что было мало-мальски ценного, давным-давно унесли. Бродя по лабиринту комнат через разбитые двери и лоджии, он перешагивал через разломанные клетки, где Архон когда-то держал своих любимых зверушек, через растоптанные игрушки. В комнате-джунглях буйно разрослись неухоженные деревья, в листве щебетали, мелькая радужными сполохами, отбившиеся от стаи попугаи, но обезьянки разбежались — пошли в Порт добывать пропитание. По опустевшим залам одиноко бродила только черепаховая кошка.
— Архон!
Мальчик наверняка где-то здесь. Куда же еще ему пойти? А в Порту царило побоище, Орфет еле-еле пробился по улицам, раздавая тычки, угрозы и расквасив нос какому-то стражнику.
В кухнях крысы подбирали рассыпанное зерно, а в Сапфировом Зале тонкие пластины драгоценного камня были безжалостно ободраны со стен, зияла только голая каменная кладка. Орфет замешкался перед окном. На боку валялся небольшой сундучок, расписанный скорпионами. Орфет узнал его, перевернул и безо всякой надежды открыл.
Внутри лежала лира.
Видимо, ее не сочли ценной добычей.
Он достал лиру, развернул промасленную тряпку, покрутил колышки. Под пальцами зазвенели тихие, жалобные звуки. Он отложил меч, тяжело опустился на пол.
Настроив инструмент, он принялся играть.
* * *
У Северных ворот кипела битва.
Шакал выскочил из-за угла и увидел, что сражение в полном разгаре. Люди Лиса взяли ворота и широко раскрыли их. Воровское войско хлынуло наружу, но из улиц и переулков прибывали всё новые и новые люди Ингельда. Они бросали наземь добычу и с разбегу кидались в бой.
Схватив Криссу за руку, Шакал сказал:
— Если понадобится, обороняйся ножом. — И кинулся в самую гущу схватки, прорубая себе дорогу. Его появление застало противника врасплох, потом люди Лиса плотной стеной окружили своего предводителя. Задыхаясь, Шакал вытер пот с лица и спросил:
— Орфет здесь?
— Нет, и мы не можем ждать. Почти все уже ушли. Сифа прислал весть, что Остров в их руках, только что перерезали Мост.
Шакал кивнул и подтолкнул Криссу к воротам.
— Иди на Остров, пресветлая.
Она хотела было уйти, но вдруг обернулась к нему. Ее хорошенькое личико покрылось пылью, светлые волосы спутались, она все еще прижимала к груди полупустую сумку.
— А остальные Девятеро? Ты сказал, они будут здесь…
— Этим занимается Сетис. Некогда ждать.
— Но ты должен их дождаться!
Лис уклонился от брошенного копья.
— Госпожа, мы не удержим эти ворота и десяти минут!
И вжался спиной в сотрясающуюся арку. Сквозь ворота текло воровское войско, кое-кто вез повозки со съестными припасами и оружием. Сломя голову бежали попрошайки, горбуны и ярко раскрашенные женщины, а вместе с ними из охваченного пламенем города спасались перепуганные добропорядочные семейства. Купцы несли товары: мешки с зерном, горшки, амфоры с драгоценной водой. Ревели ослы, обливались потом под тяжелыми ношами рабы. Дорога была усеяна оброненными или брошенными пожитками. А вдали, над безжалостной пустыней, высился Город, хмурились над запертыми воротами темные Архоны, на стенах выстроились наспех вооруженные слуги мертвых.
Небольшой отряд почтительно сопровождал высокого толстяка в рваной мантии. Он в изумлении обернулся к Криссе.
— Пресветлая?..
Крисса удивленно воскликнула:
— Принц Джамиль!
— Забери ее с собой. — Шакал подтолкнул Криссу. — Скорей.
— Но…
— Мы будем ждать, сколько сможем! — Он окинул взглядом бурлящие улицы. — Но если Девятеро не придут в ближайшие минуты, вряд ли они придут вообще.
— Верно, вожак, — сплюнул Лис и поднял голову, подставил ветру изуродованное шрамами лицо, как будто сквозь запах пота, сквозь лязг бронзы до него доносилось некое сладкое дуновение. — Слышишь? Музыка, — прошептал он.
* * *
Ее подвели к креслу, ноги подкосились, и она с облегчением опустилась на сиденье. Мантора встала рядом.
Поверх коротких седых волос колдунья надела маску, и Мирани содрогнулась: вместо ведьмы на нее холодным неподвижным взглядом взирал сфинкс. Его длинные волосы, срезанные с дюжины трупов, были заплетены в тысячи тонких косичек. На лбу распростер крылья сине-золотой скарабей, при каждом движении позвякивали бесчисленные полумесяцы.
Голосом, полным раскатистого эха, маска сказала Аргелину:
— Надо перерезать ей горло.
Мирани сглотнула подступивший комок и в отчаянии бросила взгляд на Сетиса; в темноте он казался тенью.
Аргелин кивнул и сказал рабу:
— Выйди.
Тот глянул на свою хозяйку.
— Он мне нужен, — прошелестел шепот с чудовищных губ.
— Тогда пусть перережет, и поживей.
Голос Манторы прозвучал так, словно она улыбнулась.
— Это ведь ты требуешь воскресить Гермию. Ты и должен сделать это, великий царь.
Мирани подняла голову и посмотрела на него; ее взгляд встретили холодные, непроницаемые глаза. Взывать к нему? Бесполезно, поняла она. Измученный запоздалым раскаянием, он не способен ни на какие чувства. Он убьет ее, как зверушку, ничего не ощутив.
«Ты этого хотел?» — закричала она Богу. А вслух произнесла:
— Это же глупо! Неужели вы всерьез думаете, что она воскресит Гермию? Мертвые не возвращаются!
Аргелин обернулся к Сетису.
— Держи ее.
Сетис подошел к Мирани, встал за спиной и завел ей руки за спину, так, чтобы нож выскользнул из рукава в ладонь. Она почувствовала, как он еле заметно пожал ей запястье. Рука у него была скользкая от пота.
Аргелин потянулся за кривой саблей. В этот миг раб очутился у него за спиной. Мантора кивнула; Мирани сжала нож и приготовилась драться. Она поклялась, что дорого продаст свою жизнь.
Но тут у нее в голове громом прозвучал приказ Бога. От него содрогнулась комната, Порт и всё, в чем она была уверена. «Не трогай Аргелина. Спаси его».
В изумлении, не веря своим ушам, она заметила, как раб, блестящий, бронзовый, встал за спиной у генерала, и что есть мочи завопила:
— Оглянись!
Аргелин невольно обернулся; тут раб могучими ручищами отшвырнул Сетиса, обхватил генерала, сжав его, словно в бронзовых тисках. Они взревели от ярости, покатились в драке по полу, опрокидывая мебель. Раб крепко держал генерала, и Сетис, очнувшись, увидел, как Мантора подняла меч и нацелилась острием в сердце Аргелину.
Сквозь маску сверкали глаза колдуньи, в голосе звенело победное торжество.
— Передай привет Гермии, великий царь!
Но тут старуха застыла.
Даже перестала дышать. Потому что под маской к артерии под ее ухом прижался острый кончик ножа, который сжимала Мирани.
* * *
Орфет наигрывал песню.
Песня была о битве, о смерти и предательстве. Он воспевал вечные подвиги Архонов, их любовь и страхи. Музыка разливалась по комнатам и покинутым залам, по косым столбам лунного света на щербатом полу. Она эхом катилась по лестницам; во внутренних дворах пауки уползали в уголок паутины, мыши выходили из норок и, дрожа, слушали. Сочинив свою песню, он наполнил ее словами, закрыл глаза, и его глубокий голос воспарил. Губы, и горло, и пальцы потного толстяка, обожженного солнцем, израненного людской жестокостью, создавали неизбывную красоту. Песня эта была музыкой самого Бога, мечтой о дожде, о теплых каплях, падающих на горячую землю пустыни, о мягких ямках, остающихся под ними на песке. Она успокаивала жар и боль, утоляла жажду, струилась и журчала, собиралась в лужицы на мраморном полу.
Орфет знал, что его слушает весь дворец; слышал шуршание змей, выползающих из прохладных нор, еле уловимый шорох скорпионов, сторожкими рывками спешащих навстречу. Слышал, как музыка привлекает к нему всю мелкую, суетливую жизнь, посвященную Богу; почувствовал, как скрипнула дверь, как вошла и неуверенно остановилась за спиной тонкая темная фигурка.
Он не прекратил играть. Пел, пока мальчик не подошел к нему, не сел рядом, не прижался своим теплым телом. Не смолкал, пока песня не достигла конца, не умерла, рассеявшись последним звуком, как ручеек, журчащий в пустыне. Потом, когда смолкли певучие аккорды, в наступившей тишине он поднял голову и сказал:
— Я знал, что ты здесь, Архон.
— Я и сам не уверен, здесь ли я, — прошептал мальчик.
— Надо идти к воротам, дружище.
Алексос вздохнул, тихо, печально. Обхватил тонкой ручонкой толстый локоть Орфета. И сказал:
— Ко всем вратам.
Потом коснулся арфы, угомонил певучие струны и во внезапном молчании спросил:
— Орфет, ты боишься смерти?
— Все люди боятся, Архон.
— А если бы я попросил, ты бы пошел, правда? Даже в Царство Мертвых?
Толстяк обнял худенького мальчика.
— Сквозь все Врата Иного Царства, дружище.
* * *
— Эй! Погоди!
Шакал обернулся и увидел девушку с каштановыми волосами. Она помогала дряхлому старику.
— Ты тот, кого мы ищем. Нас послал Сетис…
Он крикнул:
— Лис! — И тотчас же, на одном дыхании: — Где остальные?
— Идут.
На другой стороне площади стояла кучка освобожденных пленников, среди них было шесть девушек.
— Ты — которая?
— Персида. Та, Кто Наблюдает За Звездами.
— Тогда иди за ворота, пресветлая. — Взгляд его продолговатых глаз в тревоге обежал пленников. Он взял ее за руку. — Где Сетис?
— Пошел искать Мирани. — Она нетерпеливо покачала головой. — Послушай! Ингельд ведет сюда через Порт все свои силы. Уведи своих людей за ворота и забаррикадируй их. Если не будешь мешкать, может быть, успеешь добраться до Острова. А иначе вас всех здесь перережут.
Он кивнул, подтолкнул ее к своим. Она торопливо устремилась за остальными беженцами.
Над площадью стоял оглушительный лязг оружия; вскоре к нему прибавился другой звук, зловещий, — топот тысяч ног, гул шагов приближающегося войска. Шакал отдал приказ; воровская армия тотчас же прекратила бой и отступила, ощетинившись остриями копий. На дальней стороне площади улицы и переулки в мгновение ока заполнились блеском кровожадной бронзы.
— Отходим! — Шакал взбежал по лестнице на крепостную стену и обвел мрачным взглядом шеренгу разлагающихся голов.
— Куда же они подевались? — прошептал он.
Лис сплюнул.
— Даже если и придут, вожак, только Бог сумеет провести их через этот ад.
На миг Шакал застыл в нерешительности. Ветер шевелил его светлые волосы, над головой тотчас же повисло облако голубой мошкары.
Он поднял глаза на докучливых насекомых.
Потом мрачным голосом сказал:
— Закрывайте ворота.
* * *
— Мантора вошла в сговор с Ингельдом. — Сетис говорил быстро, испуганно. Осознав это, он попытался овладеть собой. — Она хотела убить вас, пока Ингельд разоряет Порт. Неужели не понимаете! Она использовала вас… и ваше желание увидеть Гермию.
— И теперь я ее уже никогда не увижу. — Аргелин обернулся и во внезапном приступе ярости вонзил меч в живот раба. Великан отшатнулся со слабым вскриком, полным удивления и боли, и рухнул лицом вниз, истекая кровью. Мирани в ужасе прижала ладони к губам.
Мантора и глазом не моргнула. Они отобрали у нее нож и магический жезл, Аргелин сорвал с колдуньи маску. Ее лицо побагровело, но в черных глазах светилось ледяное презрение.
— Ах, генерал, — сказала она со спокойной улыбкой. — Как же ты глуп. Тебя водили за нос с помощью зеркал и ладана. Да, я бы убила и тебя, и девчонку, стала бы Гласительницей у нового Оракула под властью нового царя, который как раз сейчас завоевывает твое царство, потому что ты не можешь думать ни о чем, кроме Гермии, которая пала от твоей руки, и акулы давно уже обглодали ее косточки.
Она сделала шаг вперед, не обращая внимания ни на его бешеную злость, ни на окровавленный клинок в его руках.
— Из Царства Мертвых обратной дороги нет, великий царь. Ты убил свою любимую и никогда не забудешь ее последнего крика. Отчаяние все глубже погружает тебя в пучину безумия. Всю свою жизнь, все отпущенные тебе месяцы и годы ты будешь страдать от своей утраты. Она, словно змеиный яд, капля по капле будет просачиваться в твой мозг, пока окончательно не отравит разум, не сожрет все твои мысли и воспоминания, не наполнит муками каждую ночь. Ты превратишься в истерзанного старика, презираемого людьми, ненавистного богам.
Она подошла совсем близко к нему, впилась в него взглядом маленьких глаз.
— Покончи с этим сразу, Аргелин. Обрати свой меч на себя. Иди к ней, скорее. Что проку для тебя в твоем царстве? Народ бунтует, золотом завладели солдаты, которые предали тебя. Никто тебя не любит, Аргелин, никому ты не нужен. Скоро тебя даже ненавидеть перестанут. Ты превратишься в посмешище.
В тишине багровой комнаты лицо генерала полыхало от ярости. Он поднял глаза, посмотрел на колдунью, хотел заговорить, но издал лишь тихий шепот.
— Сетис…
— Я здесь, — отозвался Сетис, но Мантора расхохоталась.
— Даже твой секретарь тебя предал. Как ты думаешь, кто передал девчонке нож? Неужели ты не знаешь, что он шпионит на Шакала?
Аргелин стоял замерев, пораженный ее словами, потом поднял меч. Но в тот же миг Мирани подбежала к нему, схватила со стола золотой солнечный диск и протянула ему.
— Погоди! Не надо меча. Возьми вот это.
Он посмотрел на нее мутными глазами. Потом надтреснутым голосом прохрипел:
— Что это?
Она не знала, но ответ пришел сам собой.
— Дорога к Гермии. Его посылает тебе Бог. Вот его слова: «Вступи в мои владения, генерал Аргелин. Если хватит смелости, спустись в Иное Царство и найди ее. Даю тебе времени до Дня Скарабея. Путь лежит через Девять Врат. Отринь гнев Царицы Дождя и верни Гермию. Живую».
Мирани было не по себе. Она произносила внушенные Богом слова, но голос принадлежал не ей, в комнате звучал мальчишеский голос, высокий и звонкий, и все его слышали, и все обернулись к нему, смотрели, как он выходит из темноты. Алексос в грязной белой тунике, со ссадиной на коленке, Архон, вернувшийся из пустыни, прекрасный юный бог, спустившийся с пьедестала в Храме.
Аргелин с изумлением глядел на него, потом уставился на Сетиса ледяным взглядом.
— Надо было сразу догадаться, что ты лжешь, — проговорил он. Потом взял у Мирани солнечный диск, поднял его.
— Опять обман?
— Никакого обмана.
— Тогда покажи, Архон, как им пользоваться, — велел он.
И тут Мирани поняла, что слова, которые она в гневе выкрикнула в подземной тюрьме, воплотились в реальность, что Алексос действительно простер руки, и мир раскололся надвое, стены огненно-красной комнаты треснули и рассыпались. За ними открылся широкий туннель, уходящий в темноту. Не сказав ни слова, не оглянувшись ни на миг, Аргелин шагнул в него. Алексос побежал рядом с ним.
От темноты отделился смутный силуэт, взял Мирани под руку. Это был Орфет. Он прошептал:
— Пойдем, пресветлая. Наше место — рядом с Архоном.
И повел ее в темную расселину. На пороге она обернулась:
— Сетис…
— Не уходи без меня! — Сетис в испуге бросился к ней. — Погоди, Мирани. Погоди!
Он протянул к ней руки, но увидел лишь собственное лицо, многократно отраженное в багровых гранях каменной стены. Он прижался к камням ладонями, колотил их кулаками и ногами, бросался всем телом и падал в отчаянии.
— Мирани! Архон!
Стена была монолитная. Она никогда не раскрывалась. И не могла раскрыться.
Он отвернулся. Сердце бешено колотилось.
Мантора исчезла. С улиц доносились крики израненного города.
* * *
Шакал ждал. Он одиноко стоял на Мосту, глядя назад, на Пустынную Дорогу. От дальних ворот доносился грохот топоров, над горящим Портом поднимались столбы дыма.
По обе стороны от дороги тянулась темная пустыня, озаренная светом звезд, кишащая голубой мошкарой. Он видел, как назойливые насекомые тучей кружили над Портом, представил себе, как они жалятся, как чешутся их укусы. Царица Дождя наслала на страну новую напасть.
Стоявший за спиной Лис воскликнул:
— Вон он!
Силуэт. Изможденный, но еще бегущий, он падал, поднимался и бежал дальше. Он вышел из Дворца, где оборона была уже разбита. Позади него на дорогу выплеснулась волна темной бронзы: ворота пали, в пустыню повалила толпа солдат.
Шакал приказал:
— Перережь веревки! — Взмахнул мечом и проворно, как песчаный кот, выскочил на дорогу, подхватил Сетиса, потащил за собой. Вокруг них в песок врезались стрелы. Задыхаясь, ничего не видя, Сетис шатался, и Мост раскачивался под ним. Под ногами разверзалась гулкая деревянная пустота, Мост колыхался все сильнее и сильнее, и в тот миг, когда Сетис без сил рухнул на зеленую землю Острова, послышался чудовищный грохот, и у них за спиной вся громадная деревянная конструкция рухнула в бездну. Взметнулись волны.
Шакал согнулся пополам, переводя дыхание. Лис спросил:
— Где мальчишка? И где Мирани?
Сетис только мотнул головой. Он совсем обессилел.
— Ушли, — только и смог сказать он.