"…То, что могут другие, смогу и я. Мне нужны приключения, иначе я не выдержу.

"Мадам придет сегодня позже", — скажет Лоло моему супругу, когда он появится. Теперь его очередь ждать!

Сегодня я в центре внимания! На улице в мою сторону оборачиваются. И чтобы уж ничего не утаивать: я осушила целую рюмку арманьяка и сняла свое обручальное кольцо с тринадцатью бриллиантами".

 

1

Проснувшись, она не сразу поняла, день это или ночь. Сон, который так испугал ее, все еще держал в своем плену. Сердце учащенно билось, но все-таки она уже осознала, что это был всего лишь сон.

Сон начинался очень весело. Она была маленькой девочкой, очень красивой, в белом нарядном платьице. Блестящие каштановые локоны падали ей на плечи. Она чувствовала себя принцессой среди других нарядных детей. Был какой-то праздник. Но что праздновалось? Юлия не могла вспомнить. Это происходило где-то на свежем воздухе. В саду? В парке? Во дворике?

А взрослые были при этом? Наверное, нет. Ведь тогда кто-нибудь из взрослых обязательно помог бы ей.

Юлия лежала с закрытыми глазами, напряженно пытаясь прогнать этот сон.

Во сне кто-то завязал ей глаз платком. Сильные маленькие руки толкали ее, поворачивали, кружили так, что ей стало дурно. Сначала все кругом смеялись — ведь это была игра. Она знала, что должна попытаться поймать кого-то из детей. Они были где-то рядом. Ее дергали за нарядное платье, за локоны. Кто-то даже ущипнул за кончик носа. Но ей никого не удалось поймать.

Вдруг все неуловимо изменилось, так что Юлия не сразу поняла, что же произошло. Она продолжала, вытянув руки, вертеться на одном месте, тянулась то в одну, то в другую сторону, пока, наконец, не осознала, что вокруг никого нет. Все исчезли, Юлия осталась одна. Повязка как железный обруч стягивала голову.

Она хотела закричать, но не смогла произнести ни звука. В ужасе она вздрогнула. Ей показалось, что…

Сердцебиение у Юлии проходило. Ведь это был всего лишь глупый сон, который ничего не означал.

Или все-таки? Повязка ведь еще оставалась на глазах. Юлия дотронулась до лба.

— Нет, — услышала она спокойный голос, — госпожа Пальмер, вы не должны этого делать. Ведь господин профессор объяснил вам, не правда ли? — Юлия почувствовала, как кто-то взял ее за запястье и мягко, но энергично отстранил ее руку от лица.

Юлия попыталась открыть глаза, но ей это не удалось. — Я не знаю, где я, — сказала она.

— Вы действительно не помните? — удивленно произнес этот же голос.

— Нет, сестра, я… — Юлия замолчала потому, что что-то в собственных словах показалось ей странным.

— Ну вот видите, вы почти вспомнили, госпожа Пальмер. Правильно, я — сестра, сестра Хайдрун, а вы лежите в хирургической клинике профессора Келлерманна.

— Со мной произошел несчастный случай?

— Ну нет! Вам сделали косметическую операцию.

Постепенно, очень медленно, память возвращалась. — Неужели я действительно решилась на это? — спросила Юлия неуверенно.

— Да, госпожа Пальмер, вы решились.

Итак, она сама добровольно дала себя оперировать. А что, если ее изуродовали? Она читала и слышала о таких случаях. Вдруг ей стало так страшно, что у нее перехватило дыхание.

Ей показалось, что сестра Хайдрун может читать ее мысли, когда та сказала: — Операция прошла хорошо. Профессор очень доволен. А теперь от вас зависит, чтобы все заживало быстрее.

Затем Юлия почувствовала, как к ее губам поднесли соломинку.

— Сделайте глоток, это пойдет вам на пользу. И не беспокойтесь, через пару дней вы сможете опять пить из чашки.

Юлия послушно пила через соломинку и казалась сама себе похожей на маленького ребенка. Она не могла определить, что она пила, но у напитка был восхитительный вкус. Свежевыжатый апельсиновый сок? Возможно.

— Так, достаточно. — Соломинку вынули. — Теперь вы должны немножко поспать.

— Но я совсем не чувствую себя уставшей.

— И все-таки, госпожа Пальмер.

— А сколько сейчас времени?

— Половина второго.

— Меня оперировали сегодня утром?

— Нет. Вчера. Но хватит вопросов. Вам вредно разговаривать. Лучше отдохните.

— Я попытаюсь это сделать, сестра.

— Ну и хорошо. Я посижу около вас.

Вздохнув, Юлия вытянулась. «Итак, я лежу в клинике профессора Келлерманна в Альгаузских Альпах. Я окружена заботой и вниманием. Все хорошо, никаких оснований для паники».

Проходили минуты, часы, дни. Обычно Юлия спала глубоко и крепко, и когда просыпалась, чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Но иногда сон был тревожен, в голове начинали вертеться вопросы: что привело ее сюда? Как же она все-таки решилась на эту подтяжку?

Когда приходил профессор Келлерманн, ей меняли повязки, но не разрешали ни смотреть в зеркало, ни даже дотрагиваться до лица.

— Терпение, моя дорогая! — уговаривал ее профессор. — Следуйте моему совету: хотите справиться с жизненными проблемами — наберитесь терпения. Мудрые женщины ничего не делают наспех.

Сестра Хайдрун или кто-нибудь из ее коллег давали Юлии пить уже не через соломинку, а из чашки с носиком. Они водили ее в туалет и мыли.

К ней никто не приходил, никто не звонил ей, ведь она никому не сказала, куда отправляется «на отдых». Ей не хотелось даже слушать радио. Юлии казалось, что оно пищит слишком назойливо. К тому же она физически была не в состоянии настроить радио на определенную радиостанцию и должна была бы довольствоваться только тем, что нравилось дежурному радиоцентра клиники. Поэтому она предпочитала вообще отказаться от радио.

В клинике у Юлии было много свободного времени. Она не могла вспомнить, чтобы у нее когда-нибудь было столько. Ей всегда казалось, что она мчалась по жизни не переводя дух. В последние годы ей удавалась даже такая премудрость, как накраситься, едва глядя на себя в зеркало. Она заранее знала, что ее вид не доставит ей удовольствия и внутренне как бы отрешалась от своего облика.

Когда же это началось? Она была такой красивой девочкой. Нет, нет, в этом она была уверена! Она видела себя той девочкой: длинноногая, с каштановыми волосами, с темно-голубыми глазами, которые Роберт называл «фиалковые глаза». Ах, как давно это было!

А еще раньше, когда она была просто маленькой Юльхен Хайнкес, все ее боготворили: отец, простой человек, ни в чем ей не отказывавший, и мать, часами просиживавшая за швейной машинкой, чтобы сшить для дочери красивые платья, которые они никогда бы не смогли купить в магазине. Юлия всегда была одета как куколка. Даже в джинсах или комбинезоне она выглядела такой модной и очаровательной, как будто ей предстояло идти не на площадку для игр или в школу, а прямо на демонстрационный помост.

Правда, ее сверстники частенько издевались из-за этого над Юлией. Но их насмешки ничего не значили для девочки.

— Вы просто завидуете! — говорила она в ответ на обидные реплики и гордо откидывала головку назад так, что только разлетались ее блестящие локоны.

И это было ее твердое убеждение. Оно-то и делало Юлию совершенно неуязвимой. Она всегда была самая красивая, в каждом классе и в каждой группе. Намного элегантнее, чем кругленькая Аннелорэ — дочь владельца фабрики, которая могла позволить себе все, но всегда одевалась безвкусно.

Но было бы несправедливо утверждать, что вокруг Юлии были только зависть и насмешки. Совсем наоборот! Ее всегда любили. Ведь она собственно никогда никого из себя не корчила. Быть красивой означало для нее нечто само собой разумеющееся, а умение красиво одеваться входило в это понятие. Она никогда не могла понять, как это люди могут не обращать внимания на свою одежду. Платье нужного силуэта, жакет подходящего цвета даже из неприметной девушки могли сделать чудо! Даже при помощи красивого шелкового платка можно было устроить волшебство!

В школе преподаватели относились к ней скептически: их раздражал ее неизменно безупречный вид. Как бы она ни отвечала на уроках, отметки ей всегда ставили хуже, чем она заслуживала. Преподавательский состав был солидарен в одном: нельзя ожидать ничего хорошего от девушки, у которой в голове только туалеты.

Но и это не имело для нее большого значения. Больше всего на свете ей хотелось поскорее закончить школу.

Журналы мод представляли для нее гораздо больший интерес, чем учебник по истории или алгебре.

Еще совсем маленькой девочкой она вырезала тупыми ножницами самые привлекательные модели из журналов, наклеивала их на яркую упаковочную бумагу и разыгрывала целые сцены с ними. Когда Юлия немного подросла, они с матерью подолгу сидели с горящими щеками над журналами мод, возбужденно обсуждая, какое направление моды победит, а какое исчезнет? Но основной проблемой было, как сшить модное платье, не тратя больших денег.

Да, конечно, это ее мать, Йоханна Хайнкес передала по наследству дочери свое ощущение линий, свой вкус и интуицию. Она развила и вкус дочери, поощряла ее интересы.

Еще один вопрос одинаково волновал и мать, и дочь: где и когда Юлия сможет появляться в этом сногсшибательном вечернем или в изысканном коктейльном платье, рискнет ли одеть смелый пляжный костюм? Сшить такой наряд не составляло особого труда для фрау Хайнкес, но вряд ли мог бы появиться случай воспользоваться этими туалетами.

Потом наступило увлечение танцами. Занятия танцами стали для Юлии своеобразной попыткой вырваться из обывательских рамок. Вкус Юлии к этому времени был достаточно развит для того, чтобы она могла понять, что быть слишком хорошо одетой — такая же ошибка, как и быть одетой незаметно. И поэтому ее танцевальные платья были всегда лишь чуть-чуть изысканнее, чем у других. И даже ее вечернее платье для выпускного бала, как бы элегантно оно не было, все-таки было платьем именно для юной девушки. Но в мечтах, которым Юлия предавалась частенько, она совершала «большие выходы». Юлия представляла себя старше на пару лет, не меньше двадцати, одетой то в длинное платье с глубоким вырезом, то в смелое «мини», которое выгодно подчеркивало ее красивые длинные ноги, или же в строгий, почти мужской костюм для верховой езды. Почему одежда для верховой езды? В детстве Юлии так хотелось научиться ездить на лошади, но денег на уроки верховой езды никогда не хватало. Ну, а в своих мечтах она могла ездить верхом так мастерски, как будто всю свою жизнь она только этим и занималась. Она мысленно будто надевала бриджи, кожаные сапоги, под мышкой кнут с серебряным набалдашником и носила все это со свойственной ей грацией и естественностью. Эти фантазии значили для нее гораздо больше, чем если бы она в джинсах и свитере действительно сидела верхом на лошади.

Маленькая Юлия видела, как нравилось матери кроить ткань большими ножницами, строчить на старенькой швейной машинке. Девочка мечтала научиться шить так же как мать и получать от этого такое же удовольствие. Йоханна Хайнкес утвердила Юлию в мысли о том, что швейному делу надо учиться основательно, хотя ей самой в этом смысле не посчастливилось — у Йоханны не было учителей. Всему, что она умела, Йоханна научилась сама.

Но она не любила, когда дочь включалась в работу. Йоханне не нравился ни один стежок, ни один шов, сделанный Юлией. Девочка ужасно огорчалась, когда видела, что все, что она старательно влажными от волнения руками сметала, на следующий же день было распорото. Сначала мать делала это тайно, и Юльхен довольно долго ничего не знала об этом. Когда она поняла, что мать переделывает ее работу, была шумная ссора, обе, и мать и дочь, пролили слезы, но быстро помирились. Но после этого у Юльхен пропал весь интерес к шитью.

— Ничего страшного! — утешала ее мать. — Почему ты уже сейчас должна возиться с этим? Подожди, пока подрастешь и пойдешь учиться!

И все-таки Юлию по-прежнему увлекала перспектива заняться созданием одежды. Во всяком случае, она говорила своим подругам, что ей нравится шить. Однако в своих мечтах она шла гораздо дальше. Она хотела стать дизайнером и самой создавать моду.

Но жизнь многое изменила в жизни девочки: неожиданно умерла мать. Юлия долго не могла прийти в себя после ее смерти. Она возненавидела машинку. Юлия видела, что для матери — а Йоханна шила также и для других людей — это был все-таки подневольный труд. Часами она сидела за швейной машиной, склонившись над шитьем, или орудовала тяжелыми ножницами, раскраивая ткань. Может быть, эта беспрерывная работа днем и ночью и подорвала здоровье матери.

В свои шестнадцать лет Юлия чувствовала себя вполне взрослой. Она трезво оценивала свои возможности. Юлия перебирала разные варианты, она подсчитала, что обучение швейному делу продлилось бы года три, а чтобы сдать на получение звания мастера, ей понадобится еще не менее четырех лет. Семь лет напряженной и, как ей тогда казалось, нелюбимой работы — это было бы слишком. Нужно было найти более быстрый путь в моду.

Юлия нашла этот путь, и помогло ей зеркало. Она была высокого роста, у нее были узкие бедра, тонкая талия и высокая грудь. Все, что носила Юлия, всегда смотрелось на ней эффектно. И Юлия решила стать манекенщицей.

Она выпросила у отца разрешение посещать школу манекенщиц в Дюссельдорфе. Они с отцом жили тогда в Ратингене, и ей нужно было ежедневно ездить на занятия в Дюссельдорф. Уже одно это условие озадачило отца. Отец прекрасно понимал, что она отличается от своих подружек, у которых уже были приятели, а Юлии до сих пор не понравился по-настоящему ни один юноша, она ждала своего принца. В отличие от подруг, Юлия не курила и не пила, а о наркотиках не могло быть и речи. Отец верил в свою дочь и в конце концов согласился.

В школу манекенщиц, куда поступила Юлия, были приняты и совсем юные девочки, и молодые женщины, которые едва ли отвечали условиям выбранной профессии. Но Юлия не задумывалась об этом, дела других ее мало интересовали, она была поглощена своими.

Только директор школы фрау фон Кройт обратила ее внимание на этот факт.

— Милые дамы! Тот, кто поступает учиться в нашу школу, — говорила она, — еще не получает гарантию того, что сделает карьеру в качестве манекенщицы или фотомодели. Было бы безответственно с нашей стороны давать вам такие обещания. Но ни одной женщине не повредит, если она научится показывать себя с наилучшей стороны.

Во всяком случае, все ученицы, худые и полные, высокие и не очень высокие, занимались с большим усердием. Они работали над своей осанкой, тренировали походку, повороты, движения, позы, учились макияжу, парикмахерскому искусству.

Но после окончания школы фрау фон Кройт сделала серьезное деловое предложение лишь одной из них — Юлии: один модельер из Парижа искал «новое лицо» для представления своей новой коллекции.

Юлия навсегда запомнила, какие противоречивые чувства овладели ею в тот момент: безумное счастье от того, что так стремительно приблизилась ее мечта; удивление от того, что это действительно произошло с ней; страх, что отец может не отпустить ее; укоры совести, потому что придется оставить отца одного и неуверенность в себе — ведь она не знала французского языка.

Фрау фон Кройт хорошо понимала, какие чувства овладели девушкой.

— Я, конечно, ничего не могу гарантировать, — сказала она. — Успех в ваших собственных руках — вы должны представить себя там в самом выигрышном свете, ведь пока что рассматривались только ваши документы. Но все же они готовы финансировать вашу поездку, а по опыту я знаю, что это много значит.

— Я не могу принять это предложение, — тихо ответила Юлия. Фрау фон Кройт вопросительно подняла свои красиво изогнутые брови. — Мой отец никогда не разрешит мне.

— А если я с ним поговорю?

— Благодарю вас, фрау фон Кройт, но я и сама не могу сейчас оставить его одного. Ведь не прошло и года, как умерла моя мать.

Было ли правильным тогда ее решение? Кто знает! Если бы Юлия все-таки упросила отца разрешить ей поехать, может быть, ее жизнь пошла бы совсем по-другому. Скорее всего именно так. Но Юлия ни в юности, ни в более зрелые годы не могла и не умела поступать безжалостно по отношению к близким ей людям. Позднее она не раз сожалела, что не поддалась искушению, но прекрасно понимала, что в то время она еще не была готова к полной свободе.

Фрау фон Кройт была, видимо, того же мнения, так как не пыталась оказать на Юлию никакого давления.

— Жаль, — сказала она только, — но я могу вас понять. Если же вы непременно хотите остаться в Ратингене…

Юлия уже готова была сказать, что ей достаточно было бы приезжать домой вечером или, может быть, только на уик-энд. Но она поняла, что будет разумнее не перебивать госпожу фон Кройт и дослушать ее до конца.

— … то должность на фирме «Про Фобис» могла бы подойти вам. Фирма очень молодая, стремится завоевать рынок высококачественными изделиями. Это интересное предложение, на мой взгляд.

Дистанция между модной парижской манекенщицей — а именно ею Юлия уже видела себя — и манекенщицей фирмы в провинции огромна. Горькое разочарование было написано на лице девушки. Она хорошо знала, что такое манекенщица фирмы: девушка, которой целиком распоряжается модельер фирмы, бесконечно примеряя на ней свои новые модели, корректируя их, улучшая и меняя, к тому же она должна заниматься еще и канцелярской работой. Да, ничего общего с блеском помоста для показа французских моделей.

Фрау фон Кройт как будто угадала ее мысли.

— Я знаю, многие молодые девушки боятся работы в фирме, — сказала она с понимающей улыбкой. — Я всегда считала, что это заблуждение или даже нежелание работать всерьез. Именно такая работа помогает получить представление о предприятии изнутри, о механизме закупок, изготовлении и продаже готовой продукции. Разобраться во всем этом со стороны невозможно. Помните, Юлия, что манекенщицей нельзя быть вечно. Поэтому разумнее будет с самого начала совместить в своей работе разные виды деятельности.

Юлия была достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понять это. И хотя она не прыгала от радости, когда действительно получила место на фирме «Про Фобис», она была все-таки довольна. Это означало для нее, что она остается с отцом и в привычной обстановке, что она может встречаться со своими подругами и жить на свои собственные, заработанные деньги.

Фрау фон Кройт оказалась права: то, что Юлия смогла познакомиться с созданием женской моды, включая производство готовой продукции, оказалось полезным для всей ее жизни.

 

2

Когда Юлия проснулась, она даже не поняла, сколько времени она спала? Несколько часов? Или она только вздремнула? Во всяком случае, сквозь тонкий марлевый бинт она все еще ощущала свет, который проникал в палату.

Ей ничего не снилось, по крайней мере, ничего, что осталось бы в памяти. Но она хорошо помнила о том, какие мысли были у нее в голове перед тем, как заснуть, и она снова вернулась к ним.

Она вспомнила свой приход на фирму «Про Фобис», расположенную в городском парке, в величественной старой вилле с высокими потолками, отделанными лепниной. Свое бюро под широкой мраморной лестницей, где раньше, вероятно, была комната для прислуги. Здесь же маленький туалет с раковиной, где она могла повесить пальто и оставить сумку. Зарешеченное окно во двор. Один стул, простой стол, пишущая машинка, картотека — ведь компьютеры в то время еще не были так распространены, полки с делами на стене у лестницы, а на свободной стене яркий плакат. Она так хорошо представляла сейчас все эти предметы.

А ее начальство и коллеги? Она могла точно описать их, как будто это было вчера: Элвира Хаген, шеф всего предприятия, доктор Хаген, ее муж, Роланд Маркуард, главный модельер, Илзе-Лорэ Шнайдер, его помощница, которая постоянно увивалась вокруг него с неизменной подушечкой для булавок в руках, старательная и всегда полная восхищения. Она давно занимала эту должность, и за это время успела стать упорной и самоуверенной женщиной, которая никому бы не позволила перебежать себе дорогу.

Но какими они все были тогда? Тогда — почти двадцать пять лет тому назад. Как бы Юлия не презирала их сейчас, чувствуя себя обманутой, оболганной и униженной, ведь было время, когда она считала их всех очень симпатичными и доверяла им, особенно Элвире Хаген. Иначе Юлия, конечно, не оставалась бы так долго на фирме, и «Про Фобис» не сыграла бы такую большую роль в ее жизни. Уже позднее она успела узнать, что Элвира была абсолютно бесцеремонная особа. Но если бы Юлия понимала это тогда, в самом начале, она быстро бы сменила место работы. Но Юлия осталась верной своей фирме. А Элвира тогда действительно нравилась ей.

Мучительно медленно всплывало перед ее глазами лицо молодой Элвиры Хаген.

Да, Элвира была совсем молодой, когда Юлия начала работать на фирме «Про Фобис». Но Юлия, сама еще наполовину ребенок, видела в Элвире Хаген вполне зрелую и несколько высокомерную женщину. Это была красивая, худая, изящная блондинка. Она была постоянно в движении, похожая на кошку, всегда готовую к прыжку, полная идей, с неспокойными карими глазами.

Ее муж, который хорошо разбирался в финансовых и бухгалтерских делах, казалось, посвятил себя тому, чтобы гасить ее быстро воспламеняющиеся восторги и вообще сдерживать ее стремительный темп. Уже тогда, в молодые годы, он производил впечатление тяжелого на подъем человека с собачьей преданностью в глазах.

С самого начала Юлия почувствовала, что нравится ему, и что он может замолвить за нее словечко, если его жена будет ею недовольна. При этом, разумеется, он вел себя очень осторожно и дипломатично. Когда они были одни, он дружески улыбался, иногда говорил ей что-нибудь подбадривающее и даже позволял себе иногда пошутить, чтобы вызвать ее улыбку. Однако в присутствии жены он не обращал на Юлию никакого внимания. И хотя невозможно было представить себе структуру «Про Фобис» без доктора Хагена, он всегда был под каблуком у Элвиры.

А вот с главным модельером фирмы Роландом Маркуардом Элвире было не так легко. Он был единственным человеком на фирме, который оказывал сопротивление ей. Это был молчаливый, холеный, бледный человек с красивыми руками, привлекающими внимание, который никогда не произносил лишних слов, но мог с исключительным упрямством стоять на своем, когда речь шла о тканях, фактуре, покрое или о линиях и направлениях моды. И хотя последнее слово было всегда за Элвирой Хаген, на самом деле чаще всего побеждал именно он. Если этого не происходило сразу, то, как правило, впоследствии выяснялось, что он был прав. Элвира не признавала этого вслух, а Маркуард никогда не напоминал ей о своей правоте при следующем столкновении.

Илзе-Лорэ, напротив, обожествляла мастера. Каждую его идею и каждое указание она буквально впитывала в себя. Лишь изредка она осмеливалась выдвинуть свое предложение.

Когда Юлия стояла задрапированная в шелковую ткань из рулона, а именно так Маркуард любил оценивать, как будет выглядеть ткань в изделии, то Илзе-Лорэ произносила иногда: «По-моему здесь следует сделать защипы!». Или: «Мне представляется, здесь на талии должна быть легкая сборка!»

Но ни одно из ее предложений никогда не было поддержано мастером, лишь изредка он давал понять, что вообще слышал ее.

Юлия обычно молчала. Она лишь старалась принять изящную позу, лишь слегка поворачивалась, как это было нужно мастеру.

Конечно, у нее были и свои идеи насчет того, что было бы лучше всего сделать из той или другой ткани. Ведь недаром Юлия обсуждала с матерью все, что касалось моды и наблюдала, как та кроит и обрабатывает ткань. Юлия понимала, что здесь, среди специалистов, ее мнение никому не было интересно. Но Юлия всегда чувствовала очарование, которое исходило от новой, еще не раскроенной ткани и наслаждалась запахом и прикосновением прохладной ткани к коже.

Когда же ткань бывала раскроена и собрана в модель, это ощущение проходило. Было довольно трудно стоять неподвижно, как кукла, пока Маркуард наносил метки мелком, распарывал какой-то шов или закалывал что-то булавкой. Она могла видеть все это в зеркале, но ей трудно было понять, какое значение имели эти едва заметные изменения. И она радовалась, когда наконец ее отпускали и она могла вернуться в свое бюро, где всегда ее ждала гора бумаг.

Гораздо интереснее были следующие примерки: когда будущее платье, жакет, брюки или пальто можно было представить с первого взгляда. При таких примерках Юлия могла двигаться, чтобы представить в наиболее выгодном свете красивую вещь, и даже сама могла увидеть, если талия была не на месте, плечи слишком широки или была неправильно выбрана длина. Но она удерживалась от замечаний, если только Маркуард сам не обращался к ней с вопросом.

Однажды он спросил Юлию, распарывая какой-то шов: — Послушайте, почему вы ничего не сказали мне? Ведь пояс явно следовало бы ушить.

— Да, конечно. Но я была уверена, что вы сами заметите это.

Это был один из тех редких моментов, когда Маркуард одобрительно посмотрел на Юлию. — Хорошая девочка, — похвалил он, улыбаясь.

Эта похвала придала ей уверенность в том, что она выбрала правильную линию поведения — сдержанную и уважительную.

Примерки были тягостными, но сознание того, что все модели фирмы «Про Фобис» скроены и сшиты на нее, приносило ей удовлетворение. Но именно это и обязывало Юлию строго следить за своей фигурой. Однажды она, совершенно не задумываясь о последствиях, набросилась на виноград, и пожалуйста, — талия на целых три сантиметра увеличилась.

Это почти привело к нервному срыву у обычно тихого, уравновешенного Маркуарда.

— Что с вами? — кричал он. — Что случилось? Только не говорите мне, что вы ждете ребенка. Вы не имеете права на это! Это было бы катастрофой!

Юлия тогда испугалась его бурной реакции, но в то же время такое внимание к ее фигуре было лестно. Конечно, она понимала, что в случае необходимости найдется другая девушка с хорошей фигурой. И все-таки Юлию согревала мысль, что именно она вдохновляла модельера, и поэтому она была рада успокоить Маркуарда.

Он милостиво принял ее объяснение, но все-таки, когда она извинилась, сердито сказал: — Никогда больше не делайте так, Юлия.

 

3

Пока Юлия лежала на больничной кровати и заново переживала свое прошлое, она вдруг осознала, что была в то время как бы отстранена от всего происходящего на фирме. Однако тогда она не отдавала себе в этом отчета. Юлия тех лет не имела ничего общего с теперешней. Тогда она была абсолютно пассивна. А когда же выяснилось, что она может брать на себя ответственность и что-либо организовывать самостоятельно? Ведь раньше у нее не было таких способностей. Она всегда делала только то, что ей говорили и не пыталась проявлять инициативу.

Фирма «Про Фобис» только вставала на ноги. Элвира Хаген начинала организовывать показы своих моделей, преимущественно на севере Германии и в районах Рейна и Рура. У фирмы начала складываться хорошая репутация, и в Ратинген приезжали оптовые покупатели из близлежащих городов, которые хотели увидеть, что из новой коллекции готово к показу. Это были звездные часы для Юлии.

Она демонстрировала новые модели, причем делала это с вдохновением. В большом зале на первом этаже убирали все, кроме мест для сидения вдоль стен. Перед креслами и диванами ставили несколько низеньких столиков, на которых для гостей были расставлены напитки, стаканы и пепельницы.

Юлия молниеносно переодевалась за стеклянной раздвижной дверью, и Илзе-Лорэ помогала ей при этом. Затем Юлия спокойно и грациозно вышагивала через зал. Для этих выходов она использовала совсем немного макияжа, поскольку ни она сама, ни ее лицо никого не интересовали. Взгляды всех зрителей были устремлены на то, как скроено и хорошо ли сидит платье.

Элвира часто останавливала ее в центре зала, чтобы дать возможность клиентам — чаще всего это были женщины — лучше рассмотреть ткань. Юлия не любила такие минуты, она чувствовала себя как рабыня, которую выставляют на рынке для продажи. Если бы Элвира Хаген, которая знала эту ее слабость, не смотрела на нее ободряюще, улыбка Юлии превратилась бы в маску.

И все же ей нравилось снова и снова выходить в зал, сознавая, что модели, которые она демонстрировала, безупречно сидят на ее фигуре. В одобрительной реакции зрителей она видела и свою заслугу, хотя вряд ли кто-нибудь из ее коллег признал бы за Юлией это право.

Юлия ни минуты не сомневалась, что количество заказов, которое поступало после просмотров, зависит и от ее умения выигрышно показать модели.

Когда шеф фирмы запланировала большой показ моделей для широкой публики в городском выставочном зале, Юлия тоже загорелась этой идеей. Но доктора Хагена пугали расходы, Маркуард сомневался в успехе этой затеи, а Илзе-Лорэ предпочитала вообще не высказывать своего мнения.

Но и на этот раз победу одержала Элвира Хаген. Чтобы убедить мужа, она просчитала, что аренда зала будет полностью покрыта выручкой от продажи билетов за просмотр. Она была уверена, что публика в Ратингене проявит интерес к изделиям местной фирмы и будет готова покупать довольно дорогие входные билеты. Специальные приглашения решили послать некоторым фирмам и для них зарезервировать передние ряды. Таким образом можно было бы сразу решить несколько задач: привлечь внимание прессы и торговых фирм и сделать изделия фирмы известными более широкому кругу потенциальных покупателей.

После того, как были сделаны все расчеты и доктор Хаген дал свое согласие, началась подготовка показа. Необходимо было сделать массу дел: заключить договора с городским управлением, составить и напечатать приглашения, пригласить манекенщиц. Элвира проявила грандиозный организаторский талант, а Юлия была такой прилежной помощницей, какую только можно было пожелать.

Но когда Юлия узнала, что она не будет демонстрировать модели, а должна будет лишь помогать за кулисами, она была разочарована. Она не понимала, почему не может выйти вместе с другими манекенщицами.

— Вы работаете у нас в качестве манекенщицы фирмы, — холодно заметила Элвира.

— Но это же не исключает…

— Как раз по нашему мнению, исключает, — прервала ее Элвира Хаген.

— Но ведь я училась демонстрировать модели одежды, и я не раз доказывала, что могу это делать.

— Об этом не может быть и речи, Юлия.

— Ну, назовите мне причину, хоть одну единственную причину, почему я не могу выйти на помост?

Элвира смутилась.

— Ну, если сказать правду, Маркуард опасается, что вас это испортит.

— Испортит? — воскликнула Юлия изумленно.

— Вы можете якобы потерять вашу естественную прелесть, — сказала Элвира и пожала плечами.

— Он боится, что я уже не буду той послушной овечкой, с которой он может обращаться, как захочет?

— Это, конечно, слишком сильно сказано, но по смыслу похоже. Не обижайтесь на него. Мы все знаем, что он человек с капризами, но он — мастер, он — главное лицо на фирме. Художник. Мы все должны поддерживать его хорошее настроение.

— А мое настроение не имеет для вас значения?

— Нет, это не так. Он говорит, что вы вдохновляете его именно такая, какая вы есть, и как раз поэтому…

— Нет, — сказала Юлия с такой решительностью, которая поразила даже ее самою. — Я стала манекенщицей не для того, чтобы в каком-то жалком ателье уставать до изнеможения от долгого стояния на ногах! Если мне не разрешат выступать на этом показе, я увольняюсь!

Элвире Хаген было совершенно ясно, что Юлия настроена серьезно. Перед Элвирой стояла не робкая девушка, какая пришла в фирму после школы. Теперь Юлия была вполне самостоятельным человеком. Имея такую внешность, она легко могла найти себе новую работу где-либо в другом месте. Бессмысленно было продолжать этот спор. Тем более, если Элвира Хаген и ненавидела что-нибудь, так это как раз напрасную трату времени.

— Вы берете меня за горло, — сказала она и вздохнула.

— Вы сами вынудили меня на это, — защищалась Юлия.

— Ну, хорошо, мое согласие вы получили. Но, пожалуйста, будьте так любезны, попытайтесь как можно осторожнее внушить это господину Маркуарду.

Желание Юлии самой демонстрировать перед большой аудиторией модели, которые были сшиты на нее и которые она любила, было так понятно, что модельер был не в состоянии ей отказать. То восхищение, с которым Юлия отозвалась о его творениях, могло только порадовать его. Юлия рискнула даже польстить Маркуарду, чтобы получить его согласие. И он милостиво сдался.

Шесть манекенщиц приехали из других мест, и каждый день их пребывания стоил немалых денег. Поэтому на репетиции, которые вел балетмейстер, было отведено всего три дня, но это были три очень напряженных дня. Девушки танцевали и двигались под музыку до изнеможения. В перерывах коллеги Юлии должны были все снова и снова примерять разные модели. В одном месте нужно было убрать складку, в другом — что-то заколоть булавкой, чтобы потом, на показе, все вещи сидели безупречно.

Показ моделей должен был начаться в субботу в восемь часов вечера. За два часа до этого все манекенщицы должны были отправиться в гримерную, чтобы им наложили макияж. Юлия едва узнала себя: вокруг глаз толстым слоем лежали тени, на веки были приклеены длинные искусственные ресницы, а губы алели ярко-красной помадой. Юлии хотелось немедленно смыть весь этот макияж.

— Нет, нет, девочка, это должно быть именно так! — успокаивала ее гримерша, которую Элвира Хаген наняла специально для этого случая. — Представьте себе, зрители в первом ряду сидят не менее чем в трех метрах от сцены, что уж говорить о местах в задних рядах. Вы должны быть очень ярко накрашены, если не хотите выглядеть как серая мышка.

Несмотря на все ухищрения, у Юлии был несчастный вид.

В это время в гримерную заглянула Элвира Хаген.

— Готова, Юлия? Сейчас начинаем. Народу собралось очень много — раскуплены все билеты!

Она опять исчезла, и Юлия услышала, как в соседней комнате весело загалдели манекенщицы, когда Элвира Хаген сообщила эту радостную новость.

Вдруг свинцовая тяжесть навалилась на Юлию, ее охватила настоящая паника.

— Я не могу, — пробормотала она растерянно, — я не могу… вот так появляться.

— Ну, вот еще! Ради бога, возьмите себя в руки!

— Но я не могу даже пошевелиться!

— О, девочка, но это же просто страх перед выходом на сцену. Это совершенно нормально.

— Но раньше со мной не случалось ничего подобного.

— Значит, сегодня это в первый раз. Вы привыкнете потом к этому. — Гримерша доброжелательно, но отнюдь не нежно ткнула ее под ребро. — А теперь вставайте и быстро идите к сцене.

Юлия нетвердой походкой послушно двинулась к двери.

— Ни пуха, ни пера, малышка! — крикнула ей вслед гримерша.

На сцене за занавесом толпились манекенщицы. Девушки тоже нервничали, хотя, может быть, и не так сильно, как Юлия, но все же им удавалось держать себя в руках.

— Приготовились! — скомандовал балетмейстер. — И… пошли!

Послышалась музыка и открылся занавес. Все семь манекенщиц одна за другой вышли на сцену. Раздались аплодисменты, и девушки, почти танцуя, двинулись по сцене. Они улыбались, зная, как восхитительно выглядят в своих мини-шортах и ярких корсажах.

Юлия, которая только что едва могла сделать один шаг, почувствовала, как с каждой секундой начинает освобождаться от всех своих страхов. Ей казалось, что вся ее прежняя жизнь вела к этой цели — выйти на сцену. Она уже справилась с волнением, и сияющая улыбка на ее лице была не искусственной, а шла из глубины души. Юлия чувствовала себя счастливой.

Это возвышенное чувство удерживалось у нее и после — когда она переодевалась в дневные платья. Переодевались манекенщицы очень осторожно, чтобы не испачкать макияжем платье и не испортить искусно сделанные прически. Юлия нетерпеливо давала поправить себе волосы и попудрить нос, но она буквально сгорала от желания поскорее снова появиться на сцене.

Показ моделей продолжался почти два часа. Была продемонстрирована вся коллекция: пляжные костюмы, шорты, брюки, жакеты, юбки, блузки, коктейльные платья и, наконец, изысканные вечерние туалеты. Манекенщицы появлялись на сцене в различном составе, то по одной, то маленькими группками, то все вместе. Ни одно, даже самое маленькое происшествие не помешало ходу показа. Для Юлии никогда в жизни время не летело так быстро.

И вот наступил момент, когда она должна была появиться на сцене одна, одетая в сказочно красивое свадебное платье.

Маркуард не стал помогать ей при этом переодевании. Он просто подправил юбку, хотя в этом и не было никакой необходимости.

— А теперь, пожалуйста, ничего не делайте, — напомнил он, — никакой мимики, никаких движений и никаких танцевальных па, пожалуйста! Просто ведите себя так, как будто публика — это ваш жених.

— Да, да, я знаю, — кивнула Юлия, так как она уже неоднократно слышала это.

Ей зачесали волосы назад, прикрепили сверху миртовый венок, кто-то вложил ей в руку букет цветов и расправил шлейф.

Когда занавес раздвинулся, ей навстречу понеслись одобрительные возгласы и аплодисменты, которые переросли в настоящую овацию. Зрители встали, восторженно приветствуя ее. Среди зрителей в зале она мельком успела заметить высокого, светловолосого молодого человека в темном костюме, который бурно аплодировал ей.

Юлия чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Ее приподнятое настроение сохранялось и после показа, когда манекенщицы шумно переговаривались и поздравляли друг друга. Радость Юлии не могли омрачить даже такие замечания, как «тоже мне премудрость! В свадебном платье у каждой будет успех!» Она объяснила это ничем другим, как просто завистью.

Маркуард совершенно неожиданно обнял ее и расцеловал в обе щеки; в его глазах заблестели слезы.

Доктор Хаген по-отечески похлопал ее по плечу.

— Хорошая работа, Юлия!

То, что Элвира Хаген вообще не сказала ничего, совсем не удивило Юлию. Элвира, казалось, была очень занята тем, чтобы просмотреть каждую вещь из коллекции и определить, не появилось ли дефектов после демонстрации, а затем развесить все на стойки с вешалками. Ей помогала в этом Илз-Лорэ. На следующий день должен был состояться еще один специальный показ для потенциальных заказчиков.

Юлия и этот показ провела без единого огреха. Несмотря на то, что она совершенно не выспалась и у нее от усталости болели все мышцы, она, сияющая и окрыленная, проходила по сцене туда и обратно, останавливаясь, когда заказчики хотели внимательно рассмотреть модель или даже наощупь проверить ткань, из которой сшито это платье. Юлия терпеливо сносила все, не моргнув и глазом.

Когда день закончился, у нее было такое приподнятое настроение, что, возвращаясь домой, она почти бежала.

Дома отец, увидев ее в таком взволнованном состоянии, заварил ей валерьяновый чай.

— Ты перевозбудилась и тебе надо бы отдохнуть.

Юлия выпила этот чай, но не потому, что это было действительно нужно ей, а просто чтобы не обидеть отца, чья забота так тронула ее. Она рано легла в кровать, долго не могла заснуть, хотела встать, но отказалась от этой мысли, чтобы не беспокоить отца, и в конце концов погрузилась в сон.

На следующее утро Юлия проснулась без звонка будильника. Она даже не сразу вспомнила, что у нее свободный день.

В квартире было очень тихо, отец уже давно уехал на работу, и вдруг ее охватило чувство одиночества.

Она прекрасно понимала, что у нее были все основания чувствовать себя счастливой. Но она не чувствовала себя такой. Почему? Ведь показ мод был ее успехом, вчера ее так хвалили. Почему же сейчас она была в таком подавленном состоянии?

Состояние Юлии даже нельзя было назвать подавленным, это было просто падение с головокружительной высоты в зияющую пропасть.

Она долго лежала, прежде чем собралась с силами и встала. В кухне налила себе чашку кофе, потом стоя пила, и у нее замерзли ноги. Она забыла надеть тапочки, и не было сил пойти за ними. Слишком горячий кофе и холодные ноги Юлия восприняла как справедливое наказание. За что? В чем же она провинилась?

Больше всего сейчас ей хотелось снова нырнуть в постель и закрыться с головой одеялом. Но был уже двенадцатый час, Юлия знала, что не сможет снова заснуть. Она должна была взять себя в руки и начать что-то делать.

В конце концов она решила убраться в квартире, тем более, что в прошедшую субботу не смогла этого сделать. Обычно обязанности домохозяйки не приносили ей никакой радости, и она старалась подбодрить себя, что-нибудь напевая. Но сегодня она не смогла выдавить из себя ни звука.

Когда же наконец была стерта последняя пылинка, вымыта последняя плитка кафеля, она хоть и почувствовала себя лучше, но этого было недостаточно. Она налила себе ванну, долго лежала в горячей воде и никак не могла расслабиться. Затем нырнула, вымыла голову — испытанное средство против приступов легкой депрессии, которые бывали у нее иногда. Однако и это не очень помогло.

И все же, когда отец пришел домой, она встретила его с улыбкой на губах, аккуратная и ухоженная.

— Ты уже видела, моя дорогая? — Отец раскрыл принесенную им газету «Рейнише Пост». — Ты в газете! Твоя фотография в полный рост.

К своему собственному удивлению, она вдруг разрыдалась.

 

4

На следующий день Юлия очень плохо выглядела и перед тем, как появиться на фирме, постаралась загримировать синяки под глазами. Ей это удалось, но все равно, те, кто знали ее хорошо, видели, в каком состоянии она находилась.

Поэтому, когда Элвира Хаген при встрече бросила ей: «Ну, как дела, Юлия?», она восприняла это как чистую издевку.

— Спасибо, великолепно! — ответила она.

Элвира взглянула на нее обеспокоенно.

— Я думаю, что «охотники» уже заинтересовались вами.

Юлия не поняла.

— Кто это? Что вы имеете в виду? — спросила она ошеломленно.

— «Охотники за головами», если говорить точно по-немецки. Люди, которые живут на то, что помогают новым талантам найти хорошие рабочие места и, наоборот, ищут подходящих людей по чьему-либо заказу.

— Я ничего не знаю об этом.

— Ну, вам это еще предстоит узнать.

Они находились в маленьком бюро Юлии.

Элвира направилась к двери.

— Подтвердите, пожалуйста, заказы, которые поступили вчера. Документы находятся у вас.

— Что же мне делать?

— Я ведь только что сказала. Заказы…

Юлия прервала ее.

— Нет, я не про это. Что мне делать, если такой… «охотник» обратится ко мне?

Элвира Хаген, уже держась за ручку двери, остановилась, удивленная.

— И об этом вы спрашиваете меня?

— Но у кого же, кроме вас, я могу попросить совета?

— Вы должны сами знать, что вы хотите.

— Вы правы, но я действительно не знаю, как поступить.

Элвира Хаген рассмеялась.

— У вас угрызения совести, Юлия? Этого я никак от вас не ожидала. Конечно, мы очень ценим вас, но не считайте себя незаменимой. И если вы захотите стать известной всему миру, то я никогда не стану удерживать вас.

— Известной? Как манекенщица?

— Как звезда-манекенщица! А почему бы и нет? Мне бы не очень хотелось говорить вам об этом, Юлия, но у вас есть способности.

Юлия опустила глаза.

— Если бы только успех не перевернул все во мне.

Элвира вернулась к столу.

— Почему вы так говорите? Я еще не видела, чтобы кто-то так быстро достигал такого успеха.

— Да, конечно, но потом у меня было отвратительно на душе.

— Наступило похмелье?

— Я казалась себе похожей на лопнувший мыльный пузырь.

— Отличное сравнение!

— Но это совсем не смешно! Какой смысл вообще в том, чтобы стоять на сцене в красивом платье? Да, я люблю красивую одежду. Но эти аплодисменты были мне или свадебному платью? Неужели человеку может быть достаточно лишь того, чтобы служить не более чем одной из вешалок для платья?

— Это же ваша профессия.

— Да, я знаю, я ведь сама хотела этого. Но думаю, что спустя какое-то время мне будет мало этого.

— Спустя какое-то время вы в любом случае не сможете быть манекенщицей. Послушайте-ка, Юлия, а почему бы вам не переключиться на организационную работу? Если мы ограничим деятельность нашей фирмы лишь Ратингеном и его окрестностями, то наша фирма не продержится, да, да, мы не сможем даже удержать производство. Мы должны искать фирмы в Южной Германии, Австрии, Швейцарии, да и во Франции, Англии и Италии, фирмы, которые будут заказывать нашу коллекцию. Помогите мне в этом!

— А что скажет на это господин Маркуард?

— Ну, для него у вас всегда найдется время, — уже уходя заверила Элвира Хаген. — Не думайте сейчас об этом.

Так и произошло, что Юлия стала помощницей Элвиры Хаген, причем со значительным увеличением оклада. Да, действительно, представители двух известных агентств манекенщиц обращались к ней, но их предложения уже не представляли интереса для Юлии. Она решила, что выбрала свой путь.

 

5

Однажды, спустя две недели, когда Юлия последней выходила из здания фирмы в городском парке, так как задерживалась, чтобы закончить какую-то работу, ей преградил дорогу какой-то молодой человек. Она очень удивилась, но не испугалась, нет, поскольку еще было светло, и к тому же он выглядел вполне безобидно. Улыбнувшись, она хотела пройти мимо него.

Но он не уступил дорогу и неожиданно протянул ей красную розу на длинном стебле.

— Привет, Юлия! — сказал он. — Наконец-то!

Теперь Юлия посмотрела внимательнее. У него был узкий высокий лоб, светлые волнистые волосы, и вообще он производил приятное впечатление. На нем была мотоциклетная одежда, которая, по ее мнению, могла бы быть более модной, но несомненно он был очень привлекателен.

— Разве мы знакомы? — спросила она.

— Конечно. Мы даже уже успели посмотреть друг другу в глаза.

— И когда же это было?

— На твоем показе мод.

У нее возникло какое-то смутное воспоминание о молодом человеке в темном костюме.

— Ну, во-первых, это был не мой показ мод, а фирмы «Про Фобис»… — начала она.

— Это был триумф! — перебил он ее.

— Во-вторых, — уверенно продолжила Юлия, — там было очень много зрителей. — Она пожала плечами.

— Но ты посмотрела именно на меня. Я совершенно уверен в этом!

— Ну хорошо. Если ты так настаиваешь…

— Итак, ты признаешь это?

— Я совершенно не настроена спорить с тобой.

— Ты не представляешь, как трудно было найти тебя.

— Вот это действительно трудно представить. Тебе нужно было всего лишь позвонить сюда и…

— Я так и сделал. Но какая-то женщина, не очень-то дружелюбно объяснила мне, что, мол, это уж слишком, чтобы она еще выискивала адреса всех манекенщиц.

Элвира Хаген, подумала Юлия, не очень-то мило с ее стороны, но, возможно, она просто хотела избавить меня от лишних беспокойств.

— Тебе не повезло! — сказала Юлия. — Обычно к телефону подхожу я.

— А разве ты не манекенщица?

— Манекенщица фирмы. Но я работаю также и в офисе. Между прочим, — добавила она не без гордости, — я стала помощницей управляющей.

— Поздравляю! Но может быть, ты, наконец, возьмешь у меня розу, Юлия? Ведь я с удовольствием стал бы твоим Ромео.

— Это звучит несколько странно, — сказала Юлия, но все-таки взяла розу, стебель которой был обернут фольгой. — Для них обоих все плохо кончилось, не правда ли?

— С нами этого не случится. И зовут меня не Ромео, а Роберт, — он слегка поклонился. — Роберт Пальмер, студент-медик, пятый семестр.

Конечно, все это произвело на нее впечатление. Молодой человек, который учился в университете и хотел получить ученую степень, одно это уже впечатляло. Но было ясно, что он понравился бы ей даже в том случае, если бы был каменщиком, или водителем такси, или кем-нибудь еще.

— Я всего лишь бедный студент, — признался он честно. — В этом смысле от меня нельзя ожидать ничего…

Юлия засмеялась.

— Как я могу чего-то ждать? Еще пять минут тому назад я тебя вообще не знала.

— Ну что, можно я отвезу тебя домой?

Юлия не знала, как ей поступить. Собственно, теперь, когда они познакомились, она с удовольствием побыла бы с ним еще немножко. Но вместе с тем, Юлия не могла и не хотела сразу показать ему это.

— Я еще ни разу не ездила на мотоцикле, — сказала она наконец.

— Нет ничего проще. Ты просто должна крепко держаться за меня. — Он взял свой шлем с мотоцикла, который стоял тут же, а ей передал второй шлем. Затем откинул подпорки мотоцикла и вскочил на сиденье. — Так, садись же!

Юлия села сзади него. Ее ничуть не беспокоило, что юбка у нее высоко поднялась. Правой рукой она держалась за его талию, а в левой руке держала розу Непроизвольно она прижималась щекой к его теплой спине, и так они, как вихрь, понеслись по городу — во всяком случае, так ей показалось, хотя на самом деле он не очень нажимал на газ.

В тот момент Юлия еще не знала, что запомнит эту поездку навсегда.

Когда Роберт остановился перед дверью ее дома, ей показалось, что он хочет ее о чем-то попросить.

— Я не могу пригласить тебя в дом, — сказала она и отдала ему шлем. — Меня ждет отец.

— Да, да, конечно. У меня тоже нет сейчас времени.

В этот момент она подумала, как удивительно, что он вообще подошел к ней.

— Я боялся, что кто-нибудь опередит меня, — объяснил он, как будто читая ее мысли.

— Теперь я совсем ничего не понимаю.

— Потому что я хочу на тебе жениться.

Юлия онемела.

— Если ты помолвлена, или если у тебя уже есть друг — это не имеет значения, с этим я справлюсь.

— Скажи, ты что, сумасшедший?

— Нет, вообще-то нет. Но с тех пор, как я увидел тебя…

— На сцене, да? В этом пышном свадебном платье? Да меня моя собственная мать не узнала бы! — вспылила она.

— Ты была так очаровательна!

— Очень хорошенькая, да? И поэтому ты хочешь на мне жениться? Ты же совсем не знаешь меня.

— Чтобы узнать друг друга, у нас еще будет время. Могу я пригласить тебя на пикник в воскресенье? Тебе не придется ни о чем беспокоиться. Я все привезу с собой.

Юлия хотела уже сказать «нет», но понимала, что не сможет отделаться от него таким образом, да и хотела ли она этого вообще? Он был симпатичен ей и смотрел на нее так искренне. Она подумала, что может потом пожалеть, если не познакомится с ним поближе и просто спросила:

— Итак, когда мы встретимся?

 

6

Это лето Юлия запомнила очень хорошо. Они часто выезжали на пикник. До того, как Роберт познакомился с ней, его самым любимым занятием в свободное время была езда на мотоцикле. Но теперь для него стало самым важным проводить время вместе с Юлией, и Роберт стремился соединить и то и другое. Они вместе уезжали на мотоцикле подальше от города, где Роберт с присущим ему чутьем следопыта находил все новые и новые места, где можно было спокойно находиться одним. Он непременно хотел быть с ней наедине, поэтому не могло быть и речи о каких-то ресторанах. Кроме того, их легкие пикники на открытом воздухе, для которых чаще всего именно он привозил еду, были, конечно, дешевле. Но нет, основной причиной было все-таки то, что он хотел, чтобы они были одни.

Однажды во время такой поездки они встретили компанию молодых людей на мотоциклах, с которыми Роберт был явно хорошо знаком. Они радостно приветствовали его и потребовали присоединиться к ним. Но Роберту удалось как-то отговориться, и хотя они явно подтрунивали над ним, он не обращал на это никакого внимания. Юлия решила, что это была его старая компания, и ей льстило, что он предпочел ее общество старым друзьям. И только позже, когда они начали искать место для пикника, Юлия спросила Роберта об этом.

— Я не хочу больше общаться с ними, — твердо сказал Роберт.

— А если мне интересно познакомиться с твоими друзьями?

— Они никогда не были моими друзьями, просто приятели.

Со своей стороны, Юлия с удовольствием знакомила его со своими подругами всегда, когда предоставлялась такая возможность. Она так гордилась им.

Юлию несколько разочаровало то, что он очень неохотно ходил на дискотеки и в кафе, где можно было потанцевать. Роберт говорил, что ему мешают там дым от табака и шум, но она думала, что это скорее было вызвано тем, что у него всегда были трудности с деньгами. Поэтому Юлия не слишком часто настаивала на том, чтобы вечером вместе выйти куда-то. Сам он, добровольно, никогда бы этого не сделал и всегда уже заранее начинал жаловаться, несмотря на то, что хорошо танцевал и несомненно обладал чувством ритма.

Когда вечер заканчивался и они снова оказывались на улице, он благодарил небо, что вынес это.

Она смеялась над ним.

— Но как же так? Ведь все было великолепно!

Потом они целовались перед дверью ее дома, и она наслаждалась его нежностью. Им стоило большого труда расставаться.

Часто бывало так, что, попрощавшись, Юлия снова садилась к нему на мотоцикл и ехала к его дому. Вновь поцелуи, затем Роберт не хотел отпускать ее одну идти пешком домой и отвозил ее домой, хотя дома, в которых они жили, располагались лишь в нескольких кварталах друг от друга. Так они ездили туда и обратно, пока не кончался бензин в мотоцикле.

Когда они ездили за город, их влечение друг к другу становилось сильнее. Ее очень волновало, когда он гладил ее грудь и целовал в шею и за ухом. Она не ставила ему никаких условий, но вскоре поняла, что он еще не был готов сделать последний шаг и это приводило ее в замешательство.

— Я слишком люблю тебя, — уверял он. — Я никогда не смогу оскорбить тебя.

— Оскорбить? Но я прошу тебя! Или ты думаешь, я хочу остаться старой девой?

— Конечно, нет. Ты ведь знаешь, что станешь моей женой.

— Ты все еще видишь во мне ту невесту в белом платье, — обиделась она.

— Да, — согласился Роберт, — и это воспоминание делает меня счастливым.

Вероятно, она могла бы соблазнить его, но что-то удерживало ее от этого. Она была недостаточно эмансипирована, чтобы самой захотеть ускорить развитие их отношений. Да и места, где они располагались, какими бы тихими не были, не давали возможности оставаться наедине. Рядом бродили влюбленные парочки, играли дети, бегали собаки и в довершение ко всему их одолевали вездесущие муравьи.

Поэтому Юлия и не старалась разжигать страсть, а поддерживала лишь небольшое пламя, достаточное для того, чтобы чувства не погасли совсем. Она то отвергала Роберта, то приближала его, а ему казалось, что все это входит в его роль «несоблазнителя». Юлии это стоило усилий и не приносило никакого удовольствия.

К счастью, физическое влечение было отнюдь не единственным, что их связывало. Им нужно было так бесконечно много сказать друг другу. Роберт очень много рассказывал ей о своей жизни, но никогда не говорил о своих прежних романах, которые конечно же у него были — ведь Роберт на несколько лет старше ее. Если же Юлия прямо спрашивала его об этом, он отвечал:

— Какое это имеет значение?!

У нее не было ничего, что она хотела бы скрыть от него. Она рассказывала ему все, что пережила раньше и что происходило на фирме «Про Фобис». Он рассказал ей об отце, который был врачом и очень рано умер, о своей овдовевшей матери, которая, как ему казалось, слишком опекала его. Он вырос в городке Верден дер Аллер и ему пришлось долго ждать, чтобы получить место для изучения медицины, причем именно в Дюссельдорфе. Он с удовольствием использовал бы возможность отделиться от матери и переехать в Дюссельдорф. Но в это время его дядя предложил ему и его матери квартиру в Ратингене и пришлось подчиниться. Собственно, от Ратингена было рукой подать до Дюссельдорфа.

Этот дядюшка по материнской линии сыграл определенную роль в жизни Роберта. Дяде принадлежал магазин «Эдмунд Зингер, изделия из стекла и фарфора», и юный студент подрабатывал здесь при любой возможности. Он помогал на складе и при отгрузке товара, убирал в помещении магазина, когда постоянные работники уже уходили, и даже подменял продавца. Как раз и в тот день, когда он в первый раз заговорил с Юлией, ему надо было еще успеть в магазин дяди Эдмунда.

Мать Роберта не очень одобряла работу Роберта.

— Я могла бы продать свои украшения, — предлагала она изредка.

— Твои украшения? — отвечал Роберт. — Да этого не хватило бы даже на два месяца!

— Ну не скажи! Если взяться за дело с умом, то точно можно было бы получить хорошую цену.

На этом обычно разговор на эту тему заканчивался. Во всяком случае, она не предпринимала никаких серьезных попыток продать свои кольца, браслеты, серьги и цепочки, которые она очень ценила, ведь они были подарены ей рано умершим мужем.

Вообще мать Роберта, фрау Ида Пальмер — это была особая статья. Прошло довольно много времени, прежде чем Роберт решился представить ей Юлию, причем так, чтобы это не было обидно для Юлии. У Юлии не было никакого желания знакомиться с этой строгой дамой.

Юлия довольно быстро познакомила Роберта со своим отцом, который, к ее облегчению, среагировал без каких-либо признаков отцовской ревности. Они оба, такие разные, очень хорошо поговорили между собой.

— Итак… он понравился тебе? — спросила она отца после ухода Роберта, вся светясь от счастья.

— Мне нечего сказать против него, — сдержанно ответил отец.

— И это все?

— Он хорошо выглядит, ты это и сама знаешь, хорошо одет, интеллигентен и несомненно обладает еще рядом других положительных качеств.

— Хороший, хороший, хороший! — повторила Юлия. — Как будто в нем ничего, кроме хорошего, нет!

Отец выстукивал свою трубку.

— Ведь не я в него влюблен. Чего ты ожидаешь от меня?

— Чтобы ты высказал свои возражения!

Отец спокойно продолжал чистить свою трубку.

— А разве у меня должны быть возражения?

— Не должны быть, но наверняка есть. Ну давай же, скажи!

— Ну хорошо, я просто думаю, что он не совсем серьезно воспринимает или тебя, или свою учебу.

— Я не понимаю.

— Он говорит, что хочет жениться на тебе…

— Он этого действительно хочет!

— Подожди, девочка! Ты ведь хотела услышать правду. Я не очень хорошо разбираюсь в таких делах, но все-таки думаю, что будущий врач должен жениться на богатой женщине. Если врач состоит где-то на службе, он не очень много зарабатывает, но чтобы работать самостоятельно, иметь свою практику, потребуется много денег. Поэтому ему и нужна жена, у которой есть деньги, или отец, доктор или профессор, к которому он сможет войти в дело.

Юлия покачала головой.

— Роберт не рассуждает так прагматично.

— Возможно, что он немного не от мира сего. — Отец еще несколько раз постучал своей трубкой, затем сунул ее в карман и встал. — Иди спокойно спать, моя девочка! И не давай своему старому отцу портить твою прекрасную историю любви. У вас обоих остается еще достаточно времени, чтобы успеть стать взрослыми.

Они никогда больше не возвращались к этому разговору, но еще долго предостережения отца вертелись у нее в голове. Несмотря на всю свою влюбленность, она рассуждала достаточно реалистично для того, чтобы понять, что, по крайней мере, доля истины в этих предостережениях отца была.

Мать Роберта, Ида Пальмер, тоже встретила Юлию достаточно дружелюбно, хотя она и не одобряла происхождение Юлии, да и профессия манекенщицы казалась ей сомнительной. Но даже при самом сильном предубеждении она не могла не признать тот факт, что Юлия была красивой девушкой, которая очень модно и вместе с тем со вкусом одевалась. Ида Пальмер сама очень следила за модой; собственно, именно она привела Роберта с собой на показ мод фирмы «Про Фобис».

Впервые они встретились в квартире Пальмеров в воскресенье утром. Юлия пришла с букетом желтых роз для матери своего друга.

— Это Юлия, — представил ее Роберт, — девушка, на которой я хочу жениться.

— Видно будет, — сказала она и выдавила из себя улыбку.

Они сели к круглому столу из темного полированного красного дерева. Фрау Пальмер предложила шерри, но молодые люди не захотели, и тогда Роберт принес только для матери бокал, подставку к нему и налил из графина шерри.

Ида Пальмер закурила сигарету. Это была высокая худая женщина с тщательно уложенными подсветленными волосами, голубыми глазами, как у сына, но, как показалось Юлии, на ее лице был слишком яркий грим, на котором явно проступали первые морщины.

Хотя мать Роберта и Юлия при всем своем желании не стали симпатичны друг другу с первого раза, все-таки они быстро пришли к одной теме, которая интересовала их в равной степени — мода.

Роберту было приятно и даже несколько забавно слушать женщин, но сам он в разговоре не участвовал.

— Ну скажи же хоть что-нибудь! — наконец потребовала его мать.

— Но только, если вы действительно хотите это знать: я считаю, что абсолютно все равно, станут ли юбки весной короче или длинней.

— Но это не так! — возразила ему Юлия. — От этого зависит успех или провал нашей коллекции. В нашей отрасли нужно иметь чутье к тому, что удержится в моде и что появится нового.

— Для тех, кто делает моду, может быть, это и нужно. Но не для тебя же, мама. Тебе просто нужно выбрать из того, что тебе предлагают.

— Ну ты и скажешь! Если я выберу себе то, что потом не удержится в моде, то буду ходить как чучело, или, по крайней мере, казаться себе такой.

— Ну что вы, фрау Пальмер, с вами этого не может случиться! — сказала Юлия. — Готова поспорить, что у вас абсолютно безупречный вкус.

Мать Роберта, конечно, приняла эту лесть, не моргнув и глазом. Юлия почувствовала, что смогла добиться какого-то успеха.

— Речь идет о следующем, — сказал Роберт, когда они встали, чтобы попрощаться, — ты ведь знаешь, как охотно я путешествую в любую погоду. Но если иногда совсем уж плохая погода, то ведь я могу привести Юлию сюда, да?

— Сюда в квартиру?

Роберт выдержал взгляд матери.

— В мою комнату.

Она помедлила с ответом и сказала:

— Я надеюсь, что вы знаете, что делаете.

— В этом можешь не сомневаться. — Роберт поцеловал ее в щеку. — Спасибо тебе! Мы ведь уже не дети. — Он взял Юлию за руку. — Пойдем, я покажу тебе свою комнату.

У Роберта была большая комната, почти вдвое больше, чем комната Юлии в квартире отца. В комнате стоял письменный стол, кушетка, стереоустановка, книжные полки на стенах и яркий ковер. Юлия сразу же почувствовала, что ей будет здесь хорошо. Именно так и бывало в очень холодные дни или в какое-нибудь дождливое воскресенье.

Юлии не мешало то, что Роберт предпочитал классическую музыку, которую она совершенно не знала. Но когда она лежала на кушетке, положив голову ему на грудь, а он обнимал ее одной рукой, она могла слушать все, что угодно. Сам же Роберт был способен слушать музыку, уткнув нос в какой-нибудь медицинский учебник. Ей же хотелось просто расслабиться и слушать, и постепенно эта музыка стала приносить ей радость. Сначала Юлия познакомилась с меланхоличными вальсами Шопена, затем продвинулась в своем познании музыки до Моцарта, а позднее Брамса и Брюкнера.

Роберт открывал ей новый мир, и Юлия была благодарна ему за это.

 

7

Однажды Юлия, закончив работу, ждала Роберта, который обещал заехать за ней на фирму. Но время шло, а Роберта все не было. Ей показалось это странным, так как пунктуальность являлась одним из его достоинств. Тогда она отправилась домой, уверенная в том, что встретит Роберта по дороге. Но она напрасно высматривала его мотоцикл или его самого.

Когда Юлия входила к себе в квартиру, зазвонил телефон. Не снимая пальто, она подбежала и взяла трубку.

Это был Роберт. У него был очень странный голос.

— Извини, я не мог… — начал он и сразу же сам прервал свои объяснения. — Ты можешь приехать сейчас ко мне? Я прошу тебя, пожалуйста!

— Сейчас? Да, конечно. Что-нибудь случилось?

Но он уже положил трубку.

Она настолько торопилась, что даже не взглянула на себя в зеркало и выбежала из квартиры.

Еще издалека она увидела мать Роберта, выходящую из дома.

— Ида! — закричала она и ускорила шаг.

Но даже если мать Роберта и слышала ее, а Юлия была в этом совершенно уверена, она никак не отреагировала. Она даже не повернула голову в ее сторону, не говоря о том, чтобы остановиться, пересекла дорогу и села в свою машину.

Какое-то мгновение Юлия не знала, что ей делать — задержать мать Роберта или войти в дом. Но прежде чем Юлия решилась на что-то, Ида Пальмер вырулила машину с места парковки и влилась в общий поток. Юлия хотела махнуть ей рукой, но поняла, что это уже не имело смысла.

Роберт приветствовал ее с необычной страстностью.

— Любимая моя, наконец-то ты здесь, наконец!

— Но я не могла еще быстрее!

— Да, да, конечно!

Роберт выглядел возбужденным, Юлия никогда раньше не видела его таким. Инстинктивно она попыталась успокоить его своей рассудительностью.

— Сначала помоги мне снять пальто, ладно?

Он сделал это и бросил пальто на стул.

— Ну не так! — она взяла пальто и тщательно повесила на вешалку; она ненавидела, когда с вещами обращались небрежно.

Юлия была одета в простое серое платье из хорошей шерстяной ткани, достаточно дорогое, хотя она купила его как подержанное, из коллекции. Как обычно, она завозилась со своим шелковым шарфом.

Роберт вырвал шарф у нее из рук.

— Хватит!

— Ты прав, — сказала она миролюбиво. — Лучше расскажи мне…

Роберт вновь притянул ее к себе.

— Юлия! Я так ждал тебя! Ты так нужна мне!

У нее было такое чувство, как будто он хотел найти утешение у нее после ссоры с матерью; с одной стороны, ей это льстило, но волнение Роберта передалось Юлии, и она начала нервничать.

— Спокойнее, — сказала она, когда Роберт наконец отпустил ее, — ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе. — Она взяла у него свой шарф и повесила на пальто. — Итак, что случилось?

— Моя мать в ярости!

— Это я уже заметила. Она выскочила из дома, как готовая к бою амазонка, не хватало только лука и стрел.

— Ты находишь это смешным?

— Ну, немножко, да. А было бы лучше, если бы я была обижена? Она даже меня и не заметила. Признавайся, что ты сделал?

— Сделал? Ничего не сделал.

— Чем же ты так разозлил ее?

Ему явно было тяжело сказать ей правду.

— Я никогда не думал, что она может так разволноваться! — обескураженно пробормотал он. — Пошли в мою комнату, и я все тебе спокойно расскажу. — Он положил ей руку на плечи и потянул за собой. — Устраивайся поудобнее. Что ты хочешь послушать? Я поставлю увертюру из «Щелкунчика» Чайковского.

Она сняла туфли и уселась на кушетку.

— Нет, — решительно сказала она, — у меня нет настроения слушать музыку. — Она протянула ему руку. — Просто иди сюда ко мне!

Он послушно сел рядом с ней. Она легла, положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Так, совершенно расслабленно и в любимой позе, она чувствовала себя готовой ко всему. Слабая улыбка превосходства играла на ее губах.

Его рука легла на ее руку.

— Я бросил учебу, — сказал он просто.

Она непроизвольно вздрогнула. Эта новость была для нее как удар по лицу. Ей стоило огромных усилий не вскочить сразу же и не закричать громко. С каждой секундой она все лучше начинала понимать, почему его мать так бурно среагировала. Но Ида Пальмер не добилась этим ничего, только вела себя с ним совершенно неуместно. Юлия понимала, что не должна делать такую же ошибку.

— Почему? — спросила она почти беззвучно.

— Я знал, ты поймешь меня! — сказал он облегченно.

Она удивилась, как плохо все-таки он ее знал.

— Послушай, ведь учеба, — продолжал Роберт, — продолжалась бы очень долго. По крайней мере еще пять лет, если я очень поспешу, и даже тогда я стану всего лишь обычным младшим ординатором. На это я не смогу прокормить жену.

— Кто же ожидает от тебя, что ты должен кого-то прокормить? — спросила она мягко.

— Я! — ответил он. — Мужчина, который не может обеспечить любимую женщину — просто пустое место.

— Я так не думаю.

— Потому что ты женщина.

— Да, конечно. Причем работающая женщина. Ты ведь знаешь, что я хорошо зарабатываю и уже начала откладывать деньги для твоего будущего дела.

— Радость моя! — он нагнулся над ней и поцеловал в лоб. — Но как раз этого я и не хочу. Ведь ты тем самым подтверждаешь то, что я являюсь обузой для тебя.

— Обузой? Ты? Ну, сейчас ты действительно выдумываешь что-то.

— Во всяком случае, в финансовом смысле обуза. Ты разве не понимаешь, что я хотел бы предложить тебе нечто большее, чем пикники в лесу и обнимания на кушетке?

— Мне этого достаточно.

— А мне нет.

Она приподнялась так, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

— Ты действительно хочешь быть со мной?

— Да.

— Но кто же мешает тебе в этом? Я только и жду этого.

— Я хочу жениться на тебе. С тех пор, как я увидел тебя в первый раз, у меня всегда было желание жениться на тебе.

— Тогда сделай это наконец.

— И на что мы будем жить? Где мы будем жить? Здесь? У моей матери? А если я уеду от нее, у меня будет еще меньше денег. Нет, любимая, если мы поженимся, у тебя, по крайней мере, должно быть собственное хозяйство.

— А почему, собственно, мы должны пожениться? Я имею виду, почему так скоро? — Слезы подступили к ее глазам, и Юлия больше не сдерживала их. Она надеялась смягчить его таким образом. — Ведь мы могли бы быть счастливы друг с другом и без свидетельства о браке.

— Это было бы нечто другое, — ответил он с упрямством.

— Давай хотя бы попытаемся. — Она открыла молнию на платье, вскочила и стряхнула его с себя; в этот раз она и не подумала о том, чтобы положить платье аккуратно или хотя бы поднять его. Она подбежала к окну, задвинула портьеры, и в большой комнате сразу стало темно. Юлия зажгла свечу, которая стояла в медном подсвечнике на письменном столе. Она решительно сняла с себя белье и чулки и обняла Роберта. — Я так люблю тебя, Роберт! Дорогой мой, любимый! — Слезы текли у нее по щекам.

Когда она прильнула к нему и поцеловала его в губы, она почувствовала, как проснулась его страсть. Но как и раньше, он пытался сдерживать себя. Однако на этот раз она ему не помогла. Она решилась соблазнить его и не отвергала никаких средств для достижения своей цели. Она надеялась, что, только подарив себя, она сможет удержать Роберта от сумасшедшего плана. Наконец, она добилась того, что он вошел в нее. Сама она не испытывала никакого наслаждения, ей было просто больно — острая, колющая боль, которой она не ожидала. Тем не менее, чувство триумфа, сознание того, что наконец полностью завоевала его, делало ее неизмеримо счастливой. Он тихо вскрикнул, когда достиг апогея. Роберт долго не выпускал Юлию из своих объятий, а она прятала лицо на его груди.

— Мы не должны были этого делать, — сказал он, с трудом переводя дыхание.

— Но это же было прекрасно. Признайся, тебе же было хорошо?

— Я не хотел этого.

— Я знаю, я знаю. Ну теперь это уже произошло.

— Прости меня!

— За то, что ты любишь меня?

У нее прямо на кончике языка вертелся вопрос, не признается ли он в том, что вообще нет никакой необходимости бросать учебу для того, чтобы быть с ней. Но она промолчала. Юлии не хотелось, чтобы Роберт догадался, что она пытается влиять на него таким образом.

— Мы должны как можно быстрее пожениться, — сказал Роберт.

Она с удивлением посмотрела на него. Неужели она добилась прямо противоположного тому, что она хотела?

— Нет, — сказала она решительно.

— А если ты забеременеешь?

— После первого раза? Маловероятно.

— Но если все же?

— У нас еще останется время подумать об этом. — Она оторвалась от него и выпрыгнула из постели.

— Куда ты?

Она взяла белье и платье.

— В ванную!

— А если придет мама?

— Это будет не так скоро, — с досадой ответила она и сама удивилась своему раздражению.

После того как она вымылась и оделась, она внимательно рассмотрела себя в зеркало. Нет, она не изменилась. Она выглядела такой же невинной, как и раньше. Легкие тени под глазами могли бы появиться и после вечера на дискотеке.

Будет ли Роберт любить ее теперь меньше? Она рисковала, но она должна была рискнуть. Юлия знала одно совершенно точно: она не хотела сейчас выходить замуж и изменять что-либо в своей жизни. Ведь жизнь только начиналась. Она и Роберту должна была объяснить, что нельзя менять свои планы ради нее.

Когда Юлия вернулась в комнату, Роберт уже застелил кушетку, оделся и поставил пластинку. Она поняла, что это была та самая увертюра из «Щелкунчика». Но в этот момент ей было все равно. Портьеры были снова раздвинуты и свеча погашена.

— Я придумал кое-что, — сказал Роберт. — В случае необходимости мы могли бы жить здесь. Мама вскоре успокоится.

— Мне кажется, что сейчас мы говорим на разных языках, — ответила она устало.

— Боже мой, Юлия, попытайся все же понять меня!

— Как раз это я и делаю все время.

— Мне двадцать три года. Я не хочу всю жизнь оставаться студентом, я уже не мальчишка и хочу жить самостоятельно.

Это она могла понять. Она вспомнила, как сама радовалась, когда закончила школу манекенщиц. Но ей никогда не приходила в голову мысль, что Роберт учится безо всякого желания, не видя перед собой цели.

— Я хочу стать коммерсантом — специалистом по розничной торговле, — заявил он, — причем у дяди Эдмунда тоже. Я сделаю это за два года, а затем смогу взять на себя его магазин. Я уже договорился.

— И тебе это интересно?

— Ты будешь смеяться, да, интересно! Мне доставляет удовольствие иметь дело с красивыми вещами, причем гораздо большее, чем заниматься нагноившимися миндалинами или аппендиксами.

— И ты учился только ради твоей матери?

— Вероятно. Я сделал то, что от меня ожидали. Лишь с тех пор, как появилась ты, я действительно знаю, чего я хочу.

— Никто не может тебя принуждать, — сказала Юлия.

— Ты согласна!

— Но никогда не упрекай меня в том, что бросил учебу ради меня. Не убеждай себя в том, что приносишь себя в жертву. Просто ты доставляешь удовольствие себе, а может быть, и нет… Во всяком случае, я надеюсь, что тебе никогда не придется жалеть об этом.

 

8

А потом Юлия со страхом стала ждать следующей менструации. Естественно, она не использовала никаких предохранительных средств. Все произошло так внезапно. Но даже если бы она и сделала так, чтобы не было вообще никакой опасности, она все равно не могла бы быть в этом абсолютно уверена. Она знала только одно, она не хочет ребенка, по крайней мере, пока не хочет. Но вместе с тем она опасалась, что если это все-таки случится, она не сможет решиться сделать аборт.

Одна подруга, которой Юлия очень доверяла, рассказала ей о расчетном методе Кнаус-Онино. Юлия и раньше слышала об этом, но ей самой не приходилось прибегать к этому методу. И хотя подруга уверяла, что Юлия вряд ли могла забеременеть, беспокойство не покидало ее. Юлии казалось, что подруга просто хочет успокоить ее. В Дюссельдорфе, в аптеке, в которой ее никто не знал, она купила «тест на беременность». Анализ показал отрицательный результат. И все же ее страх не прошел.

С каждым днем Юлия бледнела и худела все больше. При этом она должна была держаться бодро и спокойно. Она не могла говорить с Робертом о своих опасениях, и уж тем более с его матерью. Роберт сразу бы начал вносить в план их общего будущего нежеланного ребенка. Этого она не могла сейчас допустить. А Ида Пальмер непременно бросила бы ей упрек в том, что Юлия погубила жизнь ее сына, отважившись завести ребенка так быстро.

Мать Роберта, которая никогда не проявляла нежности к Юлии, сейчас вела себя почти враждебно. Казалось, ей стоило больших усилий выдавить из себя даже вежливое приветствие. Кроме этого она не могла проронить ни слова, как будто Юлия была пустое место для нее.

Однажды Юлия позвонила в дверь дома Пальмеров. Это было вечером, в какой-то очень дождливый день, о прогулке на мотоцикле нечего было и думать.

Ида Пальмер открыла дверь и сказала с каменным лицом:

— Роберта нет дома!

Затем она хотела уже захлопнуть дверь перед носом Юлии. Но Юлия оказалась быстрее и поставила ногу в дверь.

— А я не могу подождать его здесь?

— Нет, — прозвучал ледяной голос, и мать Роберта попыталась уже силой закрыть дверь.

— Мне больно! — закричала Юлия, но мать Роберта не реагировала на это.

— Что я такого сделала?

— Как будто ты этого не знаешь!

— Нет, я не знаю, — уверяла Юлия со слезами на глазах. — Понятия не имею.

Наконец, Ида, беспокоясь за свою репутацию перед соседями, освободила вход.

Теперь обе женщины стояли в маленькой передней друг против друга — Ида, с красивой прической в элегантном кимоно, и Юлия, в блестящем от влаги пластиковом плаще и в шляпе от дождя, одетой на заколотые наверх волосы.

— Из-за тебя Роберт забросил учебу! — обругала ее мать Роберта.

— Вы думаете, что я хотела этого?

— Именно так. Вы, девушки, все одинаковы. Сначала идут сплошные разглагольствования, а затем вы все готовы идти замуж.

— Ну это просто неправда! Спросите Роберта! Я вообще не спешу с замужеством.

— О нет, как раз это ты и делаешь.

— Вы думаете, что мне все равно за кого выходить замуж, за мелкого лавочника или за доктора медицины? — Юлия всхлипнула. — Я так гордилась им. Я могла бы ждать его полжизни.

— Чтобы называться фрау Доктор? — спросила мать Роберта уже гораздо спокойнее, хотя и несколько саркастично.

— Можете высмеивать меня, но это именно так. Все мои подруги завидовали мне, а теперь он хочет стать торговцем.

Мать Роберта обняла плачущую девушку.

— Так значит, ты тоже разочарована?

— Конечно, — всхлипывала Юлия, — что же еще?

Ида слегка покачивала ее в руках.

— Зачем только он сделал это?

— Я не знаю. Я думаю, он сам никогда в действительности не хотел учиться. Он просто делал то, что от него ждали вы, но настоящего честолюбия у него никогда не было.

Мать Роберта отпустила Юлию и отступила на один шаг.

— Ты права. Все эти годы я обманывала себя. Это горько.

Не только вам, подумала Юлия.

Ида Пальмер вздохнула.

— Нет никакой возможности переубедить его, — сказала она.

— Я пыталась, я делала все, что могла, — сказала Юлия. Она была близка к тому, чтобы довериться матери Роберта, но не смогла решиться на это.

Они не были настолько близки.

Она только сказала:

— Во всяком случае, я рада, что вы не считаете меня больше виноватой.

— Да, я верю тебе.

После этой встречи напряженность в отношениях между матерью Роберта и Юлией несколько ослабла. Но, хотя Ида Пальмер и понимала, что Юлия не несла никакой ответственности за решение Роберта, все-таки оставалось какое-то недоверие. Причиной этого была ревность, которую она испытывала к Юлии. Ведь если бы в жизни Роберта не появилась Юлия, то она, его мать, смогла бы и дальше влиять на сына и заставлять его идти по тому пути, который она же ему и придумала.

Через несколько дней у Юлии наконец началась менструация, задержка на несколько дней произошла вероятно из-за того, что она была чрезмерно напряжена и очень утомлена, а может быть, и совершенно случайно. В эти несколько дней ее опасения возрастали, и когда это наконец произошло, у нее как гора с плеч упала.

Позднее эта проблема, от которой Юлия так страдала, показалась ей просто банальной. То же самое происходило с миллионами женщин до нее. Ну и что? Но тогда для нее это было ужасно.

Как можно быстрее она пошла к врачу, чтобы ей выписали соответствующее противозачаточное средство.

У Роберта не наступило такого облегчения, поскольку он и не был так напуган.

— Собственно говоря, жалко, — сказал он, — это могло бы быть восхитительное дитя.

Взгляд, которым она одарила его при этих словах, говорил о многом.

Роберт попытался взять слова обратно.

— Не обижайся, — попросил он, — я просто хотел пошутить.

Теперь у них часто возникало взаимное желание близости, но это было легче сказать, чем осуществить. Мать Роберта лишь изредка оставляла их наедине, и даже тогда они должны были опасаться того, что она может войти в любой момент. Юлия не хотела приглашать Роберта к себе домой, потому что стеснялась своего отца. Ведь для него она продолжала оставаться маленькой невинной девочкой. Его бы очень ранило, думала Юлия, если бы он понял, что она тем временем стала женщиной.

Необходимость иметь Юлии собственную квартиру становилась все более очевидной. Еще и потому, что отец Юлии снова был на положении жениха. Для Юлии это было совершенно неожиданно. Она считала его уже пожилым человеком, а теперь она убеждалась в том, что он еще не совсем покончил свои счеты с жизнью. Ему было за сорок, и так как он снова стал больше уделять внимания своей внешности, он выглядел еще вполне представительно. Его подруга, лет на десять моложе, держалась очень весело и беззаботно и не высказывала никакого желания выступать в роли мачехи. Но хотя ни отец, ни Лорэ не оказывали на Юлию никакого давления, у нее было чувство, или она сама себя так убедила, что она им мешает.

Квартира, которую Юлия, наконец, нашла, находилась в старой вилле в городском парке вблизи от здания фирмы «Про Фобис». Квартира состояла из одной единственной, но очень большой комнаты с оборудованной там же кухней и отдельной ванной комнатой. Больше ей и не надо было. Никогда не было и речи о том, что она хочет сейчас жить вместе с Робертом. Его мать заботилась о нем очень хорошо, а Юлия вовсе не стремилась к тому, чтобы вести для него домашнее хозяйство.

Несмотря на то, что у Юлии были хорошие отношения с отцом, она почувствовала облегчение, когда у нее появилось свое жилье. Роберт был тоже очень доволен этим и помог ей привести все в порядок.

Впервые совершенно свободно они любили друг друга прямо на ковре и наслаждались красотой своих юных тел. А потом устраивали небольшое пиршество, усевшись там же на ковре.

Юлия обставляла новую квартиру очень медленно, постепенно, продумывая все до мелочей. В эту красивую комнату ей не хотелось брать ничего из ее девичьей комнатки в отцовском доме. До того, как она решилась на приобретение роскошного дивана-кровати и пока смогла позволить себе это, она спала на полу в спальном мешке. И Роберт, и она смотрели на это, как на веселое приключение.

Теперь по утрам ей было буквально несколько шагов до работы, а если она хотела попасть в город, то Роберт заезжал за ней на мотоцикле. Таким образом, автомобиль был ей не нужен.

Но все-таки, по настоянию Элвиры Хаген, ей пришлось пойти на курсы, и весной она получила водительские права.

Фирма «Про Фобис» добилась больших успехов, производство было расширено и реконструировано. Приходилось искать заказчиков по всей Германии. Основная задача состояла в том, чтобы заинтересовать лучшие торговые фирмы. В маленьких городках это могли быть самое большее две фирмы, а в городах побольше это число доходило и до пяти. Это была очень кропотливая работа, и приходилось много ездить по стране. Чаще всего Элвира Хаген ездила одна, но когда ей предстояли большие расстояния, она охотно уступала свое место у руля Юлии. Таким образом, Юлия узнала не только всю Германию, но вскоре и Швейцарию, и Австрию. Во Франции, Англии, Италии, а затем в Испании, Португалии и в скандинавских странах приступили к работе торговые агенты, проживавшие там же, которых вызывали в Ратинген, когда была готова новая коллекция. И тогда Юлия, которая продолжала работать и манекенщицей фирмы, демонстрировала последнюю коллекцию. При этом она, оставаясь как бы совершенно незаметной как личность на подиуме, сумела представить в наиболее выгодном свете модели, которые она показывала.

В заключение коллекция демонстрировалась и в других городах. Ее представляли Элвира Хаген и Юлия; Юлия как главная манекенщица, Элвира Хаген как руководитель фирмы и организатор показа. Остальных манекенщиц нанимали на местах.

Это была захватывающая жизнь, и Юлия наслаждалась ей. Она не грустила от того, что часто расставалась с Робертом из-за своих поездок, ведь благодаря этому ее любовь не могла задохнуться от повседневности. Она считала, что и Роберт должен это понять.

Она быстро справилась с огорчением от того, что он не будет доктором. Она нашла в этом нечто положительное: теперь вместо латыни и анатомии Роберт имел дело с керамикой, стеклом и фарфором, и это его занятие сближало их. Ведь в его профессии материал и дизайн были так же важны, как и в ее.

Когда Роберт закончил свое обучение, а он был лучшим в выпуске, они отпраздновали это событие с шампанским.

— Теперь, наконец, мы можем пожениться! — объявил он.

Однако при всей своей любви Юлия боялась этого шага, и не хотела признаться в этом.

— Как только ты получишь магазин дяди Эдмунда, — поставила она условие. — Согласен?

Роберт принял ее условие — передача магазина должна была состояться в ближайшем будущем.

Однако дело затянулось. Старик не подписал договор, который представил ему Роберт, предусматривающий внушительную пожизненную пенсию дяде.

— Терпение! — призывал дядя Эдмунд все снова и снова. — Я совершенно не понимаю, почему вы, молодые люди, всегда так нетерпеливы.

— Но ведь он тебе обещал, — удивилась Юлия, когда Роберт рассказал ей все.

— Наверно, ему трудно расстаться с магазином.

— Разве он не может сделать тебя, по крайней мере, совладельцем?

Но дядя отклонил и это предложение.

 

9

Однажды вечером, в начале мая, Юлия вернулась домой из поездки раньше, чем предполагала. Она приняла ванну с душистой пеной, вымыла голову и только успела забраться с ногами на кровать, как вдруг раздался резкий звонок в дверь. Она вскочила, чтобы открыть, но в это время дверь уже начали отпирать снаружи.

Ворвался Роберт. Его лицо было искажено яростью, голубые глаза потемнели.

Прежде чем она смогла объяснить, почему она оказалась дома, не предупредив его заранее, и не объявилась еще ему, поскольку именно это обстоятельство на ее взгляд и было причиной его возмущения, он жадно набросился на нее. О нежности не было и речи, Роберт был груб и нетерпелив.

Все происходило так, будто он не мог насытиться ею, словно у него не было другой возможности проявить свои накопившиеся чувства. Сначала она пыталась сопротивляться, но потом поддалась и была сама захвачена его страстью.

Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу, лаская друг друга, почти бездыханные. Она провела пальцем по его волосам, попыталась найти какие-то слова, но не произнесла ни звука.

Его голова лежала у нее на груди.

— Если бы он меня хотя бы не обманывал! — вырвалось у Роберта. — Я все могу понять… все простить… но это — нет!

Юлия не сразу поняла его. Значит, его вспышка не имела отношения к ней, подумала она с облегчением.

— О ком ты говоришь? — спросила Юлия. — Дядя Эдмунд?

— Этот подлец! Я мог бы задушить его собственными руками.

— Нет, этого ты не смог бы сделать. Именно ты. Ну расскажи наконец! Он и дальше пытается держать тебя в неведении?

— Он играет краплеными картами, а я идиот, не замечал этого. У него были переговоры с фирмами. Меня он оставлял лишь на крайний случай. Но сейчас ему надо решать окончательно. Одна фирма, владеющая сетью хозяйственных магазинов, хочет взять его помещения. Я узнал об этом совершенно случайно.

— Но он же еще не подписал договор?

— Но это вскоре произойдет. Пусть подавится своей лавчонкой. Я не позволю больше держать меня в дураках.

«И что ты намерен теперь делать», — уже готова была спросить Юлия. Но она не хотела делать его еще более неуверенным в себе и вместо этого сказала:

— Это я могу понять. — Она отодвинулась от него и встала. — Я поставлю музыку, ладно?

Она встала на колени, поискала среди пластинок и кассет и поставила пластинку с менуэтом Гайдна. Эта музыка казалась ей подходящим фоном для их разговора. Она снова забралась к нему в постель и под меланхоличные чистые звуки слушала его и постепенно узнавала все то, что произошло за ее отсутствие: растущее недоверие к дяде, наивные попытки Роберта шпионить за ним, наконец, случайный телефонный разговор, из которого все стало ясно.

После этого он бесцельно носился по городу на мотоцикле. А потом решил поехать к ней, даже не предполагая, что она может оказаться дома.

— Ты, должно быть, чувствовала, что очень нужна мне! — заключил Роберт.

Она могла бы ему сказать, что дома оказалась лишь благодаря случаю, но не стала его разочаровывать.

— Может быть, — ответила она неопределенно и прижалась к нему, — кто знает…

 

10

С помощью матери Роберта все уладилось: Роберт получил от дяди официальное письмо об увольнении одновременно с блестящим отзывом. Благодаря этому Роберт получил право на пособие по безработице и мог теперь рассчитывать на какую-то работу. Было бы несложно устроиться продавцом по своему профилю работы, но он не хотел этого. Роберт хотел получить для себя должность не меньше руководителя отдела. Пока что у него не было никаких забот, и он мог не спеша подыскивать новое место работы.

Но, в отличие от сына, мать Роберта была очень нетерпелива и действовала на нервы своими вечными придирками, Роберт проводил большую часть времени у Юлии. Ей было приятно, возвращаясь к себе, знать, что Роберт ждет ее дома. Квартира была убрана, белье постирано и поглажено, а на кухне ее ждет ужин. Юлия могла бы и дальше жить так, но она знала, что все это временно. Роберт был полон сил, он не был занят работой и заваливался спать сразу после ее ухода на работу, по ночам он постоянно желал ее, и она сама никак не могла насладиться. Теперь она была готова выйти за него замуж, втайне надеясь, что он и впредь будет таким же примерным хозяином в доме.

Но Роберт отклонил ее предложение.

— Я не хотел бы жениться, прежде чем найду новое место работы, — сказал он. Юлия решила не нажимать на него.

Будущее представлялось неопределенным, но они были счастливы.

Юлия попыталась уклониться от участия в следующей выставке. Она не хотела оставлять Роберта одного.

Но Элвира Хаген видела ее насквозь.

— Не обманывай меня, — предупредила она. — У тебя все крутится только вокруг твоего парня. Если у тебя нет желания быть загруженной работой, тогда вообще уходи. Только не воображай, что ты незаменима. Я не люблю, когда дело делается только наполовину.

Однако Юлия не хотела ради любви отказываться от своей работы. Решив ехать, она испытывала угрызение совести, но разумом понимала, что поступает правильно.

К счастью, проблема разрешилась сама по себе. Роберта пригласили в Эссен на собеседование в администрацию сети магазинов «Херцог».

Юлия позвонила как раз в тот вечер из Мюнхена.

— Мне предложили место! — сообщил он торжественно.

— Это правда? — спросила Юлия счастливым голосом.

— Ну, конечно! Правда, сначала надо пройти испытательный срок, а затем уже никаких проблем не будет. Меня назначили на должность организатора, чтобы я мог сначала освоиться.

— Чудесно, — сказала она убежденно. — Я уверена, ты справишься.

— Я знал, что ты будешь рада этому.

Возникла небольшая пауза, и Юлия почувствовала, что сейчас она услышит что-то недоброе. Но она не стала задавать никаких вопросов, а просто попыталась быть готовой ко всему.

— Одно только плохо, — признался Роберт, — мне придется уехать в Ганновер.

— На какой срок? — спросила она, втайне гордясь тем, что смогла сказать это ровным, бесстрастным голосом.

— На шесть месяцев.

— Ну, от этого мы не умрем.

— Нет, конечно, нет. Я буду приезжать к тебе как можно чаще.

А когда Юлия вернулась из своей поездки домой, Роберта уже не было.

Она изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но ей это плохо удавалось. Маленькая квартира словно умерла без него. Здесь больше не было того, кто принадлежал ей, и того, кто был так нежен с ней. Даже любимая музыка не утешала ее, а иногда даже еще больше усиливала тоску.

Однако Юлия смогла извлечь выгоду из сложившейся ситуации: она записалась на курсы «Свободная речь» в Народном университете и стала прилежно заниматься.

Впрочем, Роберт сдержал свое обещание и почти каждый второй уик-энд приезжал в Ратинген. И каждый раз, независимо от того, ждала ли она его или же он приезжал неожиданно, уже через две минуты они были в постели. Все снова и снова она намеревалась сначала поговорить с ним, рассказать ему, что было у нее за это время и спросить его, как ему жилось. Но это было явно невозможно. Власть страсти была сильнее.

В эти первые полгода их разлуки Юлия взяла на себя стирку вещей Роберта. Раньше она всегда считала это лишней нагрузкой для себя. Теперь же она делала это совершенно естественно. Конечно, он мог бы и дальше относить постирать свои грязные рубашки матери, но это означало, что ему пришлось бы проводить меньше времени с Юлией, а она этого так не хотела. Среди недели, когда она была одна, ей было совсем не трудно погладить для Роберта. Даже наоборот! Ей доставляло неожиданную радость и удовольствие иметь возможность что-то сделать для него. Теперь она придавала большое значение тому, чтобы квартира всегда была в безупречном порядке, хотя раньше смотрела на это сквозь пальцы. Юлия изучала кулинарные советы, пробовала готовить по ним для себя и для одной из своих подруг, и если попытки были удачными, она готовила это для Роберта. Короче говоря, Юлия совершенно неожиданно для самой себя превращалась в честолюбивую домашнюю хозяйку.

Но все это совсем не означало, что она пренебрегала своей работой. Как и раньше, работа доставляла ей удовольствие, она наслаждалась поездками, которые оживляли повседневный ход жизни. Представление новой коллекции все еще было значительным событием для нее, напряжение от того, как будет принята коллекция покупателями, возбуждало ее, а успех от продаж был как маленький праздник.

Сбылись также надежды Роберта. После испытательного срока он был принят на службу в качестве руководителя отдела, к чему он и стремился. Ему было предоставлено место в филиале магазинов «Херцог» в Фелберте.

Теперь они могли пожениться, но пока отодвинули это на потом, даже не споря друг с другом. Было ясно, что место в Фелберте всего лишь переходный этап для Роберта. Роберт не намеревался оставаться на всю жизнь в маленьком городке в краю гор. Переводы из одного филиала в другой всегда означали на фирме «Херцог» возможность продвижения по службе.

А Юлия не хотела отказываться от своей маленькой квартиры, к которой уже так привыкла. Переезд казался ей хлопотным и бессмысленным делом, поскольку Роберт мог добираться до своей новой работы всего за полчаса. Теперь он регулярно приезжал вечером домой, и Юлия впервые увидела Роберта изнемогающего от усталости и вечно пребывающего в плохом настроении. В ее маленькой квартире невозможно было избегать друг друга, и часто она рассматривала свои служебные поездки как спасительное бегство.

 

11

Спустя два года все изменилось. В вилле на краю города освободилась большая квартира. Они купили мебель, привели квартиру в порядок и въехали. Они наконец-то поженились — это произошло спустя пять лет после их знакомства.

Это не была свадьба в «белом», как мечтала когда-то Юлия, а просто скромная церемония в загсе. Им казалось разумным сэкономить деньги на большое путешествие. И все-таки Юлия, одетая в костюм из прекрасного шелка-сырца, украшенный орхидеями, выглядела красивой и элегантной и, бесспорно, была в центре внимания на торжестве в кругу семьи и друзей.

В свадебное путешествие они отправились в Таиланд, где золотые храмы, сверкающие будды, общение с жизнерадостными и любезными таиландцами, возможность греться на пляжах с белым песком и плавать в прозрачной бирюзовой воде превзошли их ожидания. Они упивались друг другом, освободившись от повседневности. Они любили друг друга, как никогда прежде. Казалось, что перед ними лежала жизнь, полная обещаний. Они твердо были уверены в том, что предназначены друг для друга.

После возвращения домой это приподнятое настроение удерживалось еще долгое время.

Незадолго до свадьбы Юлия перестала принимать противозачаточное средство. Она сделала это сознательно, зная, что Роберт ждал от нее именно этого шага.

Он был искренне обрадован, когда Юлия призналась ему.

На самом же деле Юлия пока не хотела иметь детей. Она обманывала и себя, и Роберта, не отдавая себе в этом отчета. В благоприятные для зачатия дни она избегала близости с ним под любым предлогом. При этом она действовала так ласково и осторожно, что Роберт ни о чем не подозревал.

Роберт не выглядел обеспокоенным или разочарованным от того, что она пока не забеременела. Иногда он говорил: «Если бы у нас были дети…»

Она могла бы ему возразить, что дети не входили в ее планы сейчас, что у них не самая лучшая квартира или что-нибудь в этом роде. Но она предпочитала пропускать его замечания мимо ушей. Юлия не чувствовала себя созревшей для материнства.

И все-таки это случилось. Она не могла понять, как это произошло, не могла вспомнить о какой-либо исключительно страстной близости и считала сначала, что это просто невозможно. Она вспомнила, как когда-то испугалась того, что забеременела, и как ее страхи лопнули как мыльный пузырь. И в этот раз могло случиться то же самое.

Но это заблуждение продержалось недолго. Через несколько недель она узнала совершенно определенно, что ждет ребенка.

Роберт был вне себя от радости, когда узнал об этом, и в первый раз она почувствовала себя полностью непонятой им. Их партнерство сложилось так удачно, все шло почти без осложнений. Понадобилось бы еще много усилий, чтобы допустить в их союз третьего — их ребенка.

Но она не осмеливалась высказать свои мысли вслух, для Роберта они показались бы противоестественными.

Мать Роберта, отец Юлии, Лорэ, подруги — все поздравляли ее. Даже Элвира Хаген считала, что сейчас, когда фирма «Про Фобис» создала по всей Европе целую сеть своих опорных точек, Юлия могла позволить себе иметь ребенка. Это бы уже не было равносильно «перелому ног», как она мило выразилась.

— Ты выпадешь на пару месяцев. Ну, что сделается? Если ты потом не будешь годиться в манекенщицы, тоже ничего страшного. Так или иначе, ты не могла же вечно оставаться манекенщицей. Тогда ты и займешься организационной работой.

Элвира была единственным человеком, кто понимал, что для Юлии материнство не означало сплошного счастья. Элвира сама год тому назад ходила в ожидании ребенка и теперь, когда у нее уже была дочь, ей пришлось перестроить всю свою жизнь. Но все-таки для нее все это было гораздо проще. У четы Хагенов была огромная квартира, достаточно места для детей и денег на нянек.

Для Юлии же вопрос состоял не в том, чтобы произвести ребенка на свет. Кто будет потом заботиться о ребенке? Они с Робертом не зарабатывали столько денег, чтобы нанять профессиональную детскую няню, не говоря уже о том, как трудно вообще найти надежную и добросердечную няню. К матери Роберта они в прошлом сами были не слишком внимательны, поэтому теперь они вряд ли бы отважились просить ее ухаживать за ребенком. Сколько времени придется сидеть дома, пока пройдет самое сложное время? Наверное, не меньше, чем года два, и то, если к этому времени для ребенка будет место в яслях.

Юлия боялась не родов, не за свое здоровье или безупречную фигуру — она боялась потерять свою свободу и самостоятельность.

Однако она не осмеливалась высказывать вслух подобные мысли, чтобы никто не упрекнул ее в эгоизме. Напротив, она вела себя так, как от нее и ожидали, и изображала предвкушение будущего счастья материнства.

Юлия пыталась даже уговорить себя в том, что у нее есть все, чтобы чувствовать себя счастливой. Почти все ее подруги стали за это время матерями и были полностью погружены в свои заботы. Ребенок — это было что-то очень милое, можно было получать удовольствие, наблюдая за тем, как он растет. Ну почему она не могла воспринимать именно так?

Роберт был преисполнен любви к ней больше, чем когда-либо раньше. Он нежно заботился о ней, делал ей подарки, освободил ее от домашних забот и неизменно приносил ей цветы. Она не могла и не должна была разочаровать его, и поэтому не могла рассказать ему о своих сомнениях.

Но в душе у нее все было надорвано. День ото дня она становилась все более нервной, нетерпеливой, раздраженной. Роберт не обижался на нее, а поведение ее он объяснял теперешним состоянием. Для него было бесспорно, что к прихотям будущей матери надо относиться терпеливо. Юлия чувствовала угрызения совести, когда Роберт бывал так нежен и заботлив, и из-за своего обмана чувствовала себя еще несчастнее.

Она была на пятом месяце, когда должна была состояться следующая выставка. Роберт уговаривал ее не ездить:

— Ты должна беречь себя, — убеждал он.

Но она хотела ехать, и дело тогда дошло до сильной ссоры. Они кричали друг на друга, и в конце концов Юлия расплакалась. Он сдался и извинился перед ней, полный раскаяния.

— Прости меня, я не должен был так волновать тебя. — Но он это уже сделал, и у Юлии было очень нехорошо на душе.

На следующий день вопрос был закрыт. Как всегда все решила Элвира.

— Ты не поедешь, Юлия.

— И почему же?

— А ты посмотри на себя в зеркало!

— У меня была плохая ночь, вот и все.

— Я не возьму тебя с собой, хоть на голову становись. Я не хочу рисковать тобой. Не дай Бог, что-нибудь случится в дороге. Ни в коем случае!

Было совершенно бесполезно спорить с Элвирой. Если она уже заняла какую-то позицию, то переубедить ее было невозможно.

Роберт вздохнул облегченно после этого решения. Но он не торжествовал, а наоборот старался утешить Юлию.

— Знаешь, что? — предложил он. — Я возьму на пару дней отпуск, и мы сможем куда-нибудь поехать.

Юлии совсем не хотелось ехать, но она не знала, как отговорить его. Коллекция была уже готова, и у Юлии сейчас было мало работы. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Теперь, когда она не могла поехать на выставку, ее напряжение последних недель спало. Ей хотелось только немного отдохнуть.

Как она смогла бы объяснить Роберту, что не хочет ехать с ним, если только что она была готова вместе с Элвирой объехать всю Европу? Он бы не понял этого.

О поездке на мотоцикле не могло быть и речи, так же, как и о самолете. Тогда Роберт взял напрокат автомобиль, ведь собственного у них все еще не было — до сих пор в нем не было острой необходимости. После обеда они, собравшись, выехали в направлении Пордзее. У Роберта было хорошее настроение, он пел, болтал и пытался развеселить ее. Но Юлии приходилось заставлять себя реагировать на его шутки. Поездка на автомобиле не была ей на пользу, и она постоянно напрягала ноги, чтобы предупредить толчки на проселочной дороге.

Когда перед ними появился уже Тевтобургский лес, Юлия предложила остановиться, но не призналась, как плохо она себя чувствовала на самом деле. А Роберт настаивал на том, чтобы ехать дальше — до моря. Он был убежден в том, что морской воздух будет полезен Юлии.

Юлия старалась стойко держаться, сцепив зубы. Когда они спокойно ехали с открытой крышей, ей казалось, что очень медленно, но когда Роберт при закрытой крыше прибавлял скорость, ей становилось совсем нехорошо.

Отель, в котором они зарезервировали себе номер, выглядел привлекательно и уютно. Сезон уже закончился, и они взяли себе двойной номер. Перед гостиной была терраса, с которой открывался прекрасный вид на неспокойное море.

— Ты прав, дорогой, — проговорила Юлия устало. — Здесь нам определенно понравится.

Роберт непременно хотел пойти еще прогуляться, чтобы размять ноги после долгой дороги. Однако Юлия мечтала о другом: ванна и постель. Роберт обещал скоро вернуться.

Когда Юлия пустила воду в ванну и разделась, она поняла, что у нее началось настоящее кровотечение. Красные ручейки обегали по внутренней стороне ног. Белье тоже было испачкано кровью.

Юлия испугалась. Правда, у нее не было никаких болей, но вряд ли это могло успокоить.

Она легла в ванну, расслабилась, затем тщательно вымылась и сразу же почувствовала себя значительно лучше. Она вытерлась, надела купальный халат, позвонила горничной и попросила принести ей гигиенические пакеты. Она решила не посвящать в это происшествие мужа. Где-то она читала, что во время беременности случаются небольшие кровотечения.

Когда Роберт вернулся, она притворилась спящей. Он пробормотал несколько слов сожаления и вышел. Юлия была рада, что Роберт не потревожил ее, но, с другой стороны, обиделась на него за равнодушие, хотя в глубине души понимала, что это несправедливо.

На следующее утро кровотечение еще продолжалось, и она вынуждена была объяснить Роберту, почему она не может пойти с ним купаться.

Роберт всерьез испугался и немедленно вызвал врача отеля.

Доктор Бредов, степенный старый человек с седой бородкой-эспаньолкой и в очках в никелевой оправе, успокоил их обоих. Хорошо, что они сразу же позвали его. Единственное, что нужно сейчас «маленькой госпоже», — это отдых, отдых и еще раз отдых. А затем они вместе будут держать под контролем это небольшое нарушение. Доктор сделал ей укол и обещал зайти снова утром.

Юлия провела пять дней на террасе, лежа в удобном шезлонге, читала журналы и книги, которые приносил ей Роберт. Лишь изредка она вставала, чтобы взглянуть на море и белые корабли, проплывавшие вдали. При отливе тяжелые конные повозки проезжали по отмелям в сторону островов. Среди соломенных кресел-корзин, укрывающих от ветра, резвились отдыхающие, и иногда Юлия пыталась найти среди них Роберта. Потом они заказывали что-либо поесть в номер и это время проводили вместе. Роберт настаивал на том, чтобы оставаться с ней дома, но Юлии было бы приятнее, если бы он мог получить как можно больше удовольствия от этого короткого отпуска. Ей же не составляло труда оставаться одной. Однако вечер они проводили вместе.

Они не говорили на тему, которая больше всего занимала их и не предавались размышлениям по этому поводу.

Но однажды утром кровотечение у Юлии началось такое сильное, что доктор Бредов немедленно направил ее в клинику в Бремене. Он хотел вызвать машину «скорой помощи», но Юлия полагала, что это было бы слишком драматично, поэтому в больницу ее отвез Роберт. В больнице Юлию тщательно обследовали. Ей задали много вопросов, провели ультразвуковое обследование и контроль частоты схваток. Затем ей опять сделали укол.

— Что это? — спросила она слабым голосом.

— Пенициллин, — объяснила ей врач.

Юлия испуганно смотрела на врача.

— А разве вы не знаете, что доктор Бредов лечит вас уже несколько дней пенициллином?

— Нет, и я даже не понимаю…

— Это касается вашего здоровья. Плод может быть болен, и мы должны не допустить того, чтобы вы заразились.

— Болен? — повторила Юлия недоверчиво.

— Но вы сами могли это почувствовать.

— И поэтому мне было так плохо?

— По-видимому, да.

Чуть позднее Роберт сидел у нее на кровати и держал ее за руку. Юлия понимала, что он ждет от нее объяснения, но ей не хотелось разговаривать.

Вошла врач-гинеколог.

Роберт встал и представился ей.

— Не волнуйтесь, господин Пальмер, — сказала она. — Мы спасем вашу жену.

— А что с ребенком?

— Мы должны подождать результатов лабораторного обследования.

— А потом?

— Тогда мы будем знать, должны ли мы прерывать эту беременность.

— Прерывать? — спросил Роберт убитым голосом.

— Да, если плод нежизнеспособен.

Роберт опустился на стул, будто почва ушла у него из-под ног.

— Вы должны вернуться к себе в отель, — посоветовала врач. — Все равно вы ничего больше не можете сделать сейчас для вашей жены. — И она добавила с улыбкой: — Уверяю вас, здесь она в хороших руках.

— Я не сомневаюсь в этом, но все-таки я очень хотел бы остаться.

Врач пожала плечами.

— Если вы пообещаете, что не будете волновать ее.

— Конечно, не буду. — Он повернулся к Юлии. — Ведь тебе не помешает, если я останусь?

«Мне совершенно все равно», — чуть было не сказала Юлия, так как она была в полном замешательстве, и ее единственным желанием было остаться одной и собраться с мыслями. Но в тот же момент она поняла, что было бы просто непорядочно обижать его.

— Конечно, милый, разве ты можешь помешать мне?! — сказала она улыбнувшись.

— Такими вы мне оба больше нравитесь, — сказала врач, прежде чем оставила их одних.

Ни Юлия, ни Роберт не имели представления, сколько времени отсутствовала доктор. Она вошла без стука, как это вообще принято в клинике.

— К сожалению, подтвердилось именно то, чего я опасалась, — сказала она спокойно. — Плод нежизнеспособен. Мы сегодня же проведем операцию. Нельзя терять время. Вы сегодня уже позавтракали, госпожа Пальмер?

— Еще нет.

— Очень хорошо. Сейчас я сделаю вам укол для подготовки к…

— Что это за операция? — прервал ее Роберт.

— Выскабливание. — Она подбадривающе улыбнулась Юлии. — Естественно, под наркозом. Вы ничего не почувствуете.

— Вы даже не будете пытаться спасти ребенка?

— Я очень сожалею, господин Пальмер, но это уже не имеет смысла.

— Если бы я раньше обратилась к врачу… — начала было Юлия и запнулась.

— Но вы ведь вызвали доктора Бредова, как только появилось кровотечение?

— И дома я регулярно ходила к врачу.

— Ну вот, видите! — врач туго перевязала руку Юлии, чтобы лучше выделилась вена.

— Я не должен был настаивать на этой поездке, — сказал Роберт с раскаянием в голосе.

— Вы приехали из Дюссельдорфа?

— Из Ратингена, — уточнил Роберт.

— Ну это рядом! Поездка занимает три, максимально четыре часа. Понимаете? Если бы плод развивался нормально, то вы могли бы находиться в пути неделями, и даже пересечь тундру в грузовике. Нет, ради бога, вы не должны винить себя, — она ободряюще улыбнулась Юлии, подготавливая ее руку для инъекции.

— Но как же ребенок мог заболеть? — спросил Роберт. — В утробе матери?

— Так иногда бывает. Причем чаще, чем многие думают. И для этого есть тысячи причин.

Юлия подумала: «Я не хотела его. Вероятно, он это чувствовал». И сразу же другая мысль: «Да нет, это чепуха! Ведь из года в год на свет появляется огромное количество нежеланных детей».

Вслух она произнесла:

— Ты ведь хотел стать врачом, Роберт, ты-то уж должен был это знать!

Врач сняла с руки Юлии манжет и выбросила кусочек ваты и одноразовый шприц в маленькое ведро, стоявшее у раковины.

— Точную причину мы сможем узнать только после операции и вскрытия плода, если вообще узнаем. Пока ясно только одно: никто не виноват в том, что произошло. Никого ни в чем нельзя упрекать. — Она направилась к двери. — Но теперь я настоятельно должна просить вас, господин Пальмер, оставить вашу жену одну. Госпожа Пальмер, вы должны сейчас отдохнуть. Было бы замечательно, если бы вы смогли немного поспать. Мы придем за вами, когда все будет готово.

Когда несколько позднее Юлию вывозили из палаты, она была уже в оцепенелом состоянии. Она смутно видела Роберта, когда ее провезли на каталке по коридору. Она хотела сказать ему что-то успокаивающее, но была не в состоянии произнести ни слова. У нее не получилась даже улыбка.

Юлия пришла в себя уже во второй половине дня. В палате было сумеречно. Шторы были задвинуты и горел ночник. Она приоткрыла глаза, увидела Роберта, который сидел на ее кровати, глубоко погруженный в свои мысли, и снова закрыла глаза.

Она потеряла ребенка, ребенка, которого в самом деле совсем не хотела. Так почему же ей так плохо и одиноко сейчас? Внутри нее была огромная пустота. Если бы она сознательно решилась на аборт, тогда, по крайней мере, она могла бы сказать себе, что настояла на своем. Но то, что случилось сейчас, было настоящим ударом судьбы. Что-то в ее жизни не удалось, и она даже не могла плакать, как когда-то на похоронах матери.

Бедный Роберт! Как должно быть это потрясло его. Глядя на мужа, Юлия особенно остро чувствовала муки совести — ведь именно она не хотела этого ребенка. Ради Роберта она должна была бы радоваться будущему ребенку, но она просто не могла тогда этого делать. В ней нарастало ощущение своей собственной женской несостоятельности.

Юлия открыла глаза и посмотрела на Роберта. Он сидел весь осевший, положив локти на колени и опираясь головой на руки.

— Любимый мой! — произнесла она. Это был лишь слабый шепот.

Но все-таки Роберт услышал. Он выпрямился и посмотрел на нее.

— Не печалься так, Роберт! У нас еще будут дети!

Он взял ее руку и глубоко вздохнул.

— Но не скоро, Юлия, — ответил он со слезами в глазах, — не скоро.

 

12

Многое изменилось в отношениях между Юлией и Робертом после этих событий. Они стали бережнее относиться друг к другу. Хотя оба ни в чем не могли упрекнуть себя, уколы совести все-таки постоянно возникали, и они ничего не могли поделать с этим. Радости жизни словно потускнели для них.

Через несколько лет Роберт получил на работе повышение и перевод в Ратинген. Прекратились его ежедневные долгие поездки на работу и обратно. Они отпраздновали новое назначение Роберта. Оба понимали, что теперь было бы значительно проще завести ребенка, хотя для Юлии пока оставался еще некоторый риск, но при желании, все можно было разумно организовать. Сама Юлия была готова к тому, чтобы осмелиться на новую попытку, но на этот раз именно Роберт отказался от этой мысли.

— У нас же все хорошо сейчас, все так как есть. Разве ты не счастлива?

— Конечно, — подтвердила Юлия. Она почувствовала, что Роберт еще не смирился с потерей первого ребенка и не хотел идти на следующий риск.

— Страшно вспоминать, но ведь я чуть не потерял тебя, — сказал он Юлии как-то в минуту нежности.

Юлия пыталась объяснить ему, что речь не идет о ее жизни, но не смогла переубедить его. На самом же деле ее самую пугала мысль, что она опять будет носить в себе больного или уже мертвого ребенка. В тот раз они не знали ни причину неудачи, ни то, кто это был — мальчик или девочка.

Главным в жизни Юлии продолжала оставаться работа. Ей доставляло удовольствие ломать голову над тем, что войдет в моду следующей осенью, зимой, весной или летом. Цвета и формы, длина юбок и жакетов, ширина брюк и их покрой менялись беспрерывно, а с ними и прически. Это было подобно танцу масок. Каждый сезон следящие за модой девушки и женщины преображались так же, как и сама Юлия, создавая перед зеркалом свою новую внешность, превращаясь в новый типаж и становясь еще более очаровательными. Макияж играл большую роль в создании этих образов: мальчишеский или подчеркнуто женственный, спортивный или утонченный, нежный или строгий.

Хотя Роберт утверждал, что он абсолютно не восприимчив к уловкам моды, Юлия не верила ему. Она видела явное одобрение в его глазах, когда она, тщательно приготовившись, демонстрировала ему себя в новом стиле. Правда, в последние годы она делала это только в тех случаях, когда им предстоял какой-нибудь необычный визит, или же они просто собирались вдвоем выйти куда-то. Дома Юлия любила одеваться максимально удобно и в этом следовала примеру Роберта, который был вынужден на работе носить пиджак и рубашку с галстуком и поэтому дома наслаждался тем, что мог в своих собственных стенах одеваться свободно и непринужденно.

Юлия все еще работала манекенщицей фирмы, но делала это только ради кутюрье господина Маркуарда. Когда возникала необходимость, она демонстрировала модели, но только на фирме, а не за ее пределами. Основная ее деятельность заключалась теперь в том, чтобы самой, без поддержки Элвиры Хаген, организовывать выездные демонстрации новых коллекций, арендовать подходящие для этого помещения, нанимать манекенщиц и делать конферанс, что означало устные пояснения. Надо было сказать о преимуществах отдельных моделей, о материале, из которого они сшиты. Юлия делала это с шармом, уверенностью в себе, которая постоянно укреплялась.

Успех каждой коллекции она считала своим собственным достижением, но все-таки самым прекрасным моментом каждой поездки было возвращение домой. Она попадала в объятия Роберта, сбрасывала туфли на высоких каблуках, устраивалась в удобном кресле и глубоко выдыхала: — Наконец-то!

Роберт никогда не просил ее перестать ездить в эти поездки для фирмы, ведь она зарабатывала теперь достаточно хорошо. Но он сознавал, сколько удовольствия доставляют жене эти поездки, как важно для нее что-то создавать и чувствовать, что ею восхищаются. И для их любви частые разлуки совершенно однозначно шли им на пользу.

Юлия проработала на фирме «Про Фобис» около семи лет, когда случилось то, что пошатнуло ее маленький благополучный мир. Они подготовили новую осеннюю коллекцию, которая хорошо продавалась. Главным в этой коллекции был ансамбль, состоявший из жакета, юбки, брюк и жилета, которые можно было комбинировать друг с другом или же носить отдельно. Ансамбли были сделаны трех цветов: стального цвета, кофейного и глубокого черного цвета. Позднее выяснилось, что другие дома моделей избрали более спокойные мягкие тона: мягкий коричневый, оливковый и бежевый.

Ничто не предвещало провала. Конечно, эти модели «Про Фобис» несколько выходили из обычных рамок, но именно эта неординарность могла принести успех. Однако уже в ноябре последовали первые жалобы владельцев магазинов. Покупатели не заинтересовались предложенными ансамблями. Заказы все чаще приходилось аннулировать и супруги Хаген вынуждены были идти на это, чтобы не потерять заказчиков насовсем. Производство пришлось приостановить. Прекрасные ткани стального, кофейно-коричневого и черного цвета оставались лежать мертвым грузом и возникал вопрос, как и на что можно было бы их вообще использовать.

Заказчики, которые уже получили эти костюмы, вынуждены были оставлять их до распродаж, где их можно было бы продать не только без прибыли, а даже и с потерями.

Настроение у всех становилось день ото дня все хуже. Этот просчет вызвал не только финансовые убытки, но и значительную потерю престижа и доверия заказчиков, что было хуже всего. Юлия сама была скорее разочарована, чем подавлена. Она считала, что в следующем сезоне они должны будут приложить еще больше усилий и изобретательности, чтобы вернуть свой престиж. Ведь во внутренние дрязги на фирме она не была посвящена.

Когда незадолго до рождества Элвира Хаген сообщила ей, что кутюрье Роланд Маркуард ушел с фирмы, Юлия была потрясена. Значит, именно его сделали козлом отпущения.

— Но при чем здесь Маркуард? Ведь мы все были в восторге от последней коллекции! — возмутилась Юлия.

Беспокойные карие глаза Элвиры не выдержали ее взгляда.

— Ну и что?! — отвечала она. — За эту работу нес ответственность он.

Юлия не могла этого понять.

— Он один? — повторила она скептически.

— Я занимаюсь бизнесом и не могу брать на себя ответственность за творческие вопросы. Мой муж понимает в этом и того меньше. Мы должны полагаться на чутье наших творческих сотрудников. Если же оно отсутствует… — она пожала плечами. — Что ты вообще так разволновалась? Тебя же никто не упрекает.

— А что Илзе-Лорэ?

— Она единственная, кто меня не подвел. Ты, конечно, помнишь, что она с самого начала была настроена критически к этим предложениям Роланда.

Юлия могла бы ответить, что Илзе-Лорэ Шнайдер принципиально никогда в действительности не одобряла ни одной идеи Маркуарда. Но она никогда не высказывала этого вслух, потому что чувствовала, откуда дует ветер. Сейчас Илзе-Лорэ использовала случай, чтобы сместить Маркуарда.

— Значит, теперь она займет его место? — спросила Юлия.

— Ты правильно догадалась. Теперь мы попытаемся работать вместе с ней. А если тебе это не подходит… — Элвира опять на полуслове замолчала.

— Ты что, хочешь и от меня тоже отделаться?

— Нет, конечно, нет. Как я уже говорила, я тебя ни в чем не упрекаю и уверена, ты сработаешься с Илзе-Лорэ.

— А почему бы и нет? Она очень старательная. У нее получится.

Юлия понимала, что должна сделать выбор — уйти или примириться с ситуацией. Но она также знала, что теперь все будет не так, как при Маркуарде. Для него она с удовольствием стояла, застыв без движения, в то время, как он драпировал на ней ткань или примерял платье. Но ей всегда было неприятно, когда около нее возилась Илзе-Лорэ.

Роберт посоветовал Юлии отказаться от работы в качестве манекенщицы фирмы. У нее и без этого хватало дел по организации и проведению выставок, показов моделей. Да и работа с заказчиками отнимала у нее много времени.

Но Юлия не осмеливалась на такой шаг. Она опасалась, что это может раздосадовать Илзе-Лорэ, а Юлия не хотела портить отношений с ней. Швея превратилась во влиятельную женщину, и если ее никто не тормозил бы, ее влияние могло стать безграничным.

Тем не менее Илзе-Лорэ была настоящим профессионалом, и ее коллекции были очень удачны. В них не к чему было придраться, и Юлия потом уже поняла, почему Илзе-Лорэ так была одержима идеей наконец-то выступать в главной роли. Но это не добавило Юлии симпатий к Илзе-Лорэ.

 

13

Роберт уже давно ждал перевода в другой филиал сети универмагов «Херцог». Однако до этого времени такой переезд не очень пришелся бы по вкусу Юлии. Ведь в Ратингене они имели все, чего можно было желать: концерты и выставки в большом городском зале, загородные прогулки, рестораны и прекрасная квартира, расположенная всего лишь в нескольких шагах от фирмы Юлии. Но теперь, когда Юлия начала несколько охладевать к своей работе в фирме «Про Фобис», она подумала, что изменение могло бы быть очень кстати.

Но на это, конечно, требовалось время. Они должны были подождать, пока освободится пост руководителя отдела «Стекло, фарфор, керамика» в Рессорте, а также выяснить насколько соответствует их надеждам этот городок. Если совпадет и то, и другое, имело бы смысл подавать заявление на место. Хотя это не означало, что Роберт стопроцентно получит желаемое место.

Прошло время. Для Юлии оно было наполнено ожиданиями и самыми разнообразными планами.

Между тем они совершили два путешествия по США на машине, взятой напрокат, — одно по впечатляющей местности Скалистых гор, другое вдоль побережья Тихого океана от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско. Пожалуй, это было непросто с утра до вечера находиться рядом в тесном пространстве. После этих путешествий они чувствовали еще большую связь друг с другом. То, что они переживали вместе, потом в течение недель отдавалось в них эхом. Они отбирали киноматериал, который отсняли, монтировали, озвучивали его, и с удовольствием показывали фильмы своим близким друзьям.

Юлии было двадцать восемь лет, когда они покинули Ратинген. Роберт получил новый пост с увеличением оклада в Розенхайме, в Верхней Баварии. Юлия должна была теперь представлять фирму «Про Фобис» в Баварии и Швейцарии. Таким образом, все прекрасно уладилось.

Они нашли себе квартиру в Винкельхофе, маленьком местечке к северу от города. Квартира находилась на третьем этаже и не была такой уютной, как их прежняя в Ратингене. В Винкельхофе еще сохранилось несколько крестьянских дворов, но это была уже не деревня, а скорее поселок, в котором жили преимущественно люди, работавшие в Розенхайме или Мюнхене. В поселке был внушительный ряд двухквартирных домов, которые отличались друг от друга только окраской, номерами домов и индивидуальным оформлением садиков около дома. Однако днем Винкельсдорф никак не выглядел вымершим. Здесь жило много молодых семей и жены оставались дома с детьми.

Когда Юлия в первый раз увидела молодых женщин с веселыми, шумными, плачущими или хохочущими малышами, ее пронзило острое чувство зависти. Но это чувство прошло уже через несколько дней, когда она поняла, что все-таки не хотела бы поменяться местами с ними. Кроме того, казалось, они все были одержимы идеей снова вернуться к своей работе. «Как только Петер пойдет в школу», — говорили они, или — «когда Катрин будет немного постарше!»

С большим рвением Юлия и Роберт вместе обставляли свою новую квартиру. Хотя старая мебель подходила, им казалось, что нужно все сделать по-новому. Роберт встроил очень дорогую стереоустановку. Динамики, множество кассет, пластинок и компакт-дисков, которые собирались годами, заняли много места. Шкафы для одежды также превосходили обычные размеры.

С балкона открывался вид на маленькие домики среди садов, и в зависимости от погоды можно было более или менее отчетливо увидеть вершины предгорий Альп. Там, на балконе, иногда можно было накрывать стол на свежем воздухе.

Был разгар лета. Роберт еще не приступил к работе на новом месте, и у Юлии было немного свободного времени между двумя выставками. Они использовали это время, чтобы обследовать окрестности нового для них места. У Юлии был автомобиль, предоставленный в ее распоряжение фирмой «Про Фобис»; это был «комби», в котором, в случае необходимости, можно было перевозить стойки с частью коллекции. В дождливые дни они ездили на автомашине, а в хорошие дни Юлия, как в прежние времена, усаживалась сзади Роберта на мотоцикл, хотя и стала за это время боязливее. Они ездили на озера Симсзее, Химзее, в Тиннингер Вайер, а однажды даже отправились через границу в Австрию — в Зальцбург.

Это были незабываемые недели, когда они проводили отпуск заграницей, а чувствовали себя как дома.

Очень быстро реальная жизнь снова захватила их. Роберт должен был выйти на работу в магазине «Херцог», где его ждало широкое поле деятельности. Юлия должна была ехать в Ратинген, где она четыре раза в год участвовала в приемке новой коллекции. Роберт довольно быстро нашел в Розенхайме новый круг друзей, все они были симпатичны Юлии. Но для того, чтобы из недавнего знакомства могла возникнуть тесная дружба, она слишком часто была в отъезде. Ее мир, как и раньше, состоял из Роберта, моды и классической музыки, причем она сама не смогла бы сказать, что для нее было на первом месте.

Ей было тридцать лет, когда ее жизнь решительным образом изменилась еще раз. Фирма «Про Фобис» реорганизовала систему запродаж своей продукции, и сделала ее общеевропейской, в результате чего постоянные представители фирмы получили возможность стать самостоятельными. Юлия без промедления сделала этот шаг, перед этим основательно обсудив все с мужем.

Она сделала себе лицензию, дающую право деятельности в качестве независимого торгового агента-представителя. Это означало для нее более высокие расходы, большую степень риска и гораздо больше ответственности, но с другой стороны, это было выгодное дело, если конечно, повезет. Теперь Юлии нужна была своя машина, и она выкупила у фирмы подержанную. Теперь Юлия могла уже не считать деньги, выделяемые фирмой на определенный километраж, а только вести расчеты с финансовым ведомством. Она арендовала в Мюнхене небольшое бюро и наняла секретаршу, Хайди Ламм, которая была примерно ее возраста. Основанием для этого вида деятельности служил договор с «Про Фобис» который гарантировал Юлии исключительное право распространения продукции фирмы в Баварии и Швейцарии. Но на этом Юлия не остановилась. Она занялась продажей аксессуаров одной итальянской фирмы производителя и трикотажных изделий из Англии.

Хайди Ламм была не новичок в своей работе: у нее за спиной была стремительная карьера манекенщицы, которой восхищались в Лондоне, Нью-Йорке и Париже и чьи фотографии украшали обложки журналов и первые полосы газет. Ей было двадцать лет, когда она познакомилась с предпринимателем по имени Беренд фон Бласков, который вскоре и женился на ней.

— Я оставила свою профессию без всяких сомнений, — обычно говорила она. — Это была большая ошибка с моей стороны. Но как я могла предвидеть все, что случилось позже. Я была убеждена, что теперь обо мне позаботятся.

Хайди вызывала у Юлии восхищение своими способностями: она умела сочетать интересы семьи и профессиональной работы. Юлии казалось, что она бы так не смогла.

Хайди быстро родила троих детей, одного за другим, старшему было пять лет, когда она начала работать у Юлии. Хайди считала, что ее брак сложился счастливо. Беренд баловал и ее, и детей, и она воспринимала это как само собой разумеющееся. До того воскресного утра, когда дети были у бабушки, Беренд сообщил ей что их благополучие закончилось. В последние годы его фирма приносила все больше и больше убытков. Он никогда не говорил жене об этом, надеясь, что сможет все исправить. Он не захотел менять образ жизни и вводить какие-то ограничения в расходы. Вместо этого он начал принимать участие в рискованных спекулятивных сделках, при помощи которых смог еще какое-то время продержаться на плаву. Затем произошел крах и не осталось ничего, кроме огромного бремени долгов.

Хайди не могла так же быстро, как он рассказывал, осознать масштабы катастрофы. Она очень старалась быть мужественной.

— Тогда давай продадим дом, — сказала она.

— Он нам уже не принадлежит.

— Тогда машины…

— Они взяты в аренду.

— Тогда… мои украшения, — предложила она, произнося это с некоторым усилием.

— Малыш, ты, кажется, не понимаешь ситуацию. Нам не хватает миллионов.

— И как ты хочешь достать деньги?

— Не представляю…

— Но мы же должны как-то жить дальше.

Хайди навсегда запомнила этот разговор за красиво сервированным столом в их доме в Грюнвальде под теплыми лучами утреннего солнца.

Его глаза странно заблестели, когда он переспросил:

— Да? Мы должны?

— Конечно. Ведь жизнь идет дальше, с деньгами или без них. Даже если мы не сможем в ближайшем будущем выплатить все долги, должен же быть у нас хоть какой-то прожиточный минимум?

Он встал.

— Значит, ты так на все смотришь…

— Куда ты идешь?

— Немного прогуляться, — он криво усмехнулся, — нужно использовать то, что машина пока в нашем распоряжении.

Она поднялась.

— Возьми меня с собой.

— Нет, любовь моя. Я хочу еще раз все обдумать. Для этого я должен быть один.

Он не поцеловал ее на прощание, а просто ушел… и никогда не вернулся. На следующее утро его нашли в лесу. Беренд покончил с собой, отравившись в машине угарным газом.

— Господи! Если бы я только знала, что он надумал! — рассказывала она Юлии. — Ведь тогда я не пустила бы его, постаралась бы отговорить. А если бы все оставалось по-прежнему и муж был бы жив, не знаю, как бы я могла вынести сосуществование с человеком, который был для меня героем, опорой, несокрушимой скалой, на деле оказался человеком, который не справился с жизнью.

Хайди, оставшись с детьми одна, лишь спустя какое-то время смогла прийти в себя с помощью своих родителей. Так как у Хайди и Беренда был брачный договор, теперь она не должна была отвечать за долги своего мужа. Ей и детям остались личные вещи: одежда, постельное белье, игрушки, радиоприемник и телевизор, книги, если они не были особо ценными изданиями и украшения, которые Беренд дарил ей. Теперь она вынуждена продавать их.

Но самым тяжелым ударом после гибели Беренда была шумиха в прессе. В течение нескольких недель в газетах появлялись материалы о его смерти, сообщение о его финансовых делах, о семье. Фотографии его самого, Хайди и даже детей. Из сообщений прессы Хайди узнала, что его обвиняют в обманных манипуляциях за счет своих кредиторов, и о том, что если бы он не покончил с собой, ему пришлось бы предстать перед судом.

Хайди сменила фамилию на девичью и добилась в загсе того, чтобы детям также разрешили взять ее фамилию. Она нашла себе квартиру в Мюнхене — в Хайдхаузене, а затем и работу. Работа Хайди в бюро Юлии была как специально для нее создана. Юлия, конечно, могла бы и одна справиться с текущей работой в бюро, но для нее было очень важно, чтобы во время ее поездок кто-нибудь в бюро принимал все телефонные звонки и факсы. Хайди могла приходить на работу к десяти часам, в обеденный перерыв она могла заглянуть домой, поэтому эта работа была для нее просто находкой: все-таки было хоть какое-то время и возможность заботиться о детях. Хотя у нее не было большого профессионального опыта, она быстро освоилась со своими обязанностями, к тому же она закончила специальные курсы по компьютерной обработке данных. А вся работа в бюро Юлии была выведена на компьютерную технику, которая в свое время недешево ей обошлась.

Но это приобретение было выгодным. Компьютеры придавали деловой стиль и солидность ее бюро и упростили многие организационные вопросы. Когда Хайди полностью вошла в курс дела, Юлия смогла позволить себе оставаться на пару дней дома без всякого ущерба для дел.

Обе женщины ценили друг друга: Хайди, потому что Юлия обеспечивала ее существование, а Юлия, потому что благодаря Хайди стала располагать определенным свободным временем. Юлия восхищалась Хайди, которая так храбро и решительно приняла на себя тяжелые удары судьбы. Обе женщины хорошо понимали друг друга, и отлично ладили.

Однажды Юлия пригласила Хайди к себе на небольшую вечеринку. Она была убеждена в том, что Хайди и Роберт понравятся друг другу, но к ее удивлению этого не произошло.

— Такой тип женщин не в моем вкусе, — ответил Роберт на вопрос Юлии, когда они убирались после ухода гостей.

Юлию удивили слова Роберта. Хайди с ее лицом формы сердечка, круглыми выпуклыми глазами и кудрявой головкой была похожа на молоденькую няню, нуждающуюся в защите и немного наивную.

— Ты заблуждаешься на ее счет, — возразила она. — Может быть, она выглядит немного простоватой, но на самом деле она очень деловая и энергичная. Ты должен получше узнать ее.

— Вот уж это совершенно ни к чему.

Юлия пыталась разубедить Роберта во что бы то ни стало.

— Ты знаешь, что с ней случилось… — начала она и рассказала всю историю недолгой семейной жизни Хайди.

— Ты меня нисколько не убедила. Совсем наоборот! Только взбалмошная, эгоистичная и равнодушная женщина может не заметить, что ее муж стоит на краю пропасти. Ты бы наверное, заметила, если бы нечто подобное произошло бы со мной?

Юлия задумалась.

— Наверняка, — сказала она наконец уверенно, — но ведь ты сам рассказываешь мне обо всем.

Они действительно говорили друг с другом обо всем, что их всерьез волновало. Юлия никогда не стеснялась обращаться к нему за советом по поводу каких-то трудностей с бизнесом, и она всегда знала, что происходит у Роберта на работе. Как раз в это время у него был не самый легкий период. В своем отделе в универмаге он развернул большую работу, по его инициативе появились новые товары, которые могли заинтересовать покупателя, например, тирольские пивные кружки, или крестьянские буфеты в стиле «рустик». Благодаря таким рекламным приемам он привлек внимание покупателей к отделу.

Но вскоре компания издала приказ о централизованных закупках товаров только через головной отдел в Эссене.

Это очень разозлило Роберта и лишило его всякого энтузиазма.

— Не обращай внимания, — пыталась успокоить его Юлия. На худой конец, ты можешь работать в моем деле.

— При всей моей любви к тебе, — ответил он, — я не хотел бы видеть тебя в роли своего шефа.

— Я об этом и не думала. Мы могли бы стать равноправными партнерами.

— Спасибо за предложение.

О Хайди они больше не говорили.

Юлия не стала спрашивать Хайди о том, понравился ли ей Роберт. Она исходила из того, что антипатия часто бывает взаимной.

Но Хайди вдруг неожиданно высказалась сама.

— Твой муж необычайно славный человек. Интеллигентный, с хорошими манерами и вполне привлекателен.

— Ему приятно будет узнать это.

— Да, да, можешь так ему и передать! — Затем, поколебавшись, она добавила: — Меня это, конечно, не касается, но на твоем месте я бы не стала надолго оставлять его одного.

— А что мне остается делать? Такая у меня работа.

— И все же… — не сдавалась Хайди.

Юлия недоуменно смотрела на секретаршу:

— Ты что думаешь, он меня обманывает?

— Да нет. Откуда я вообще могу это знать? Просто он — из тех мужчин, которые нравятся женщинам.

— Он всегда был таким, но он же выбрал меня.

— Не сердись, Юлия. Наверное, он очень преданный человек. Просто я представляла твоего мужа иначе, не таким привлекательным. Когда я слушала тебя, я создала совершенно другой образ. Для тебя нечто само собой разумеющееся, что вы вместе, а я считаю, что такая успокоенность может подвести тебя.

Юлия понимала сердцем, что предостережения Хайди имели смысл. В последнее время Юлия чувствовала, что отношения между ними стали значительно спокойнее. Конечно, они любили друг друга, но это не была уже та сильная страсть, которая когда-то связала их.

Юлия попыталась поговорить с Робертом об этом, что было совсем не просто для нее.

— Это совершенно нормально, — ответил Роберт. — Это неизбежно в любом браке.

— Ты прав, но я-то считала, что наш брак это нечто необыкновенное, разве нет?

— Так и есть. Мы женаты больше десяти лет и все еще счастливы. Кто может сказать такое про себя? Но когда оба супруга много работают, каждый занимается своей профессией, естественно возникают сложности. Когда мы возвращаемся домой, мы оба как выжатые. У нас уже нет сил на страсть.

— Хочешь бросить работать? Взять на себя весь дом? Я согласна с этим.

Роберт засмеялся.

— Очень любезно с твоей стороны. Но это прямо противоположно тому, что я имел в виду.

— Нет, нет, я не смогу бросить работать. Это было бы глупо, ведь сейчас у тебя не все идет гладко на работе. Намного лучше иметь еще одну точку опоры.

— Так спокойнее, ты права. Но тогда не требуй от меня бурных чувств и порывов страсти. Договорились?

После этого разговора Роберт стал более нежным и темпераментным в постели. Юлия оценила его старания, но ей было грустно сознавать, что Роберт должен как следует постараться, чтобы войти в роль любовника, способного на неожиданный порыв страсти. Таким он был когда-то. Но то было раньше. Было и прошло.

А когда Юлия после долгого отсутствия возвращалась домой, он хотя и целовал ее, как всегда раньше, но глаза его при этом уже не загорались радостью.

Для Юлии каждый раз это было как вновь повторяющееся разочарование, но она ни слова не говорила мужу. Здесь не о чем было говорить. Невозможно было требовать от него, чтобы, посмотрев на нее, он чувствовал то, чего уже не было.

И на себя Юлия вдруг стала смотреть с каким-то разочарованием. Правда, ее фигура была пока безупречна. Юлия всегда ограничивала себя в еде, и у нее до сих пор не изменился размер одежды — все тот же тридцать восьмой. Но в ней исчезло что-то от хрупкой прелести юности. Ее грудь уже не была такой упругой. Ее глаза еще напоминали ирис глубокого темно-голубого цвета, но казались меньше, и все больше прятались под веками. Она ухаживала за ними при помощи кремов и специальных ванночек, но все это помогало ненадолго. Когда вечером она снимала макияж или же смотрела на себя в зеркало по утрам, едва встав с постели, она пугалась сама себя. Хотя она выглядела довольно прилично для своего возраста, но, увы, нельзя было не признать, что она уже не та красивая юная девушка, какой она себя считала всегда.

Она приучила себя наносить макияж даже дома, когда была наедине с мужем, она экспериментировала с двухцветными тенями и мужественно красила ресницы.

Если Роберт и замечал все ее старания, он не касался этой темы ни единым словом, правда Юлия очень сомневалась, что он вообще интересуется ее внешностью. После того, как все затраты по созданию бюро окупились, и агентство стало давать прибыль, Юлия снова начала совершать длительные поездки. Она старалась тщательно следить за собой и во время своих путешествий. Дома она теперь уже никогда не появлялась перед Робертом без макияжа. Она снимала тени, когда он засыпал, и вставала утром на полчаса раньше, чтобы привести себя в порядок.

Хайди, которая с годами располнела, потому что не хотела отказываться ни от рюмки коньяка, ни от шоколада или конфет, говорила.

— А что мне еще осталось в этой жизни? — и называла Юлию просто сумасшедшей. — Чего тебе еще надо? Ты потрясающе выглядишь! Девяносто девять из ста женщин радовались бы, если бы выглядели, как ты.

Но для Юлии это было слабым утешением. Когда она, элегантно одетая и тщательно подкрашенная, выходила к своим клиентам — заказчикам крупных салонов мод, она излучала уверенность. Но как только в раздевалке она видела полуобнаженных, совсем юных манекенщиц, она с болью осознавала, что с ними она никогда больше не сможет конкурировать. Никогда больше она не сможет сравнивать себя ни с одной из них, даже с теми юными беззаботными «штучками», для которых мода не значила ничего и которые так просто выставляли на всеобщее обозрение свои маленькие остренькие попки в потертых джинсах.

Недовольство Юлии собой нарастало в течение нескольких лет, хотя она все лучше умела преподнести себя. Но когда ей делали комплименты, а это происходило довольно часто, она не воспринимала их всерьез, скорее она воспринимала их как лесть. Ей было тридцать пять лет, когда она впервые отпустила Роберта одного в путешествие, хотя сначала они собирались вместе отправиться в Мексику. Вместо этого Юлия нашла для себя косметическую лечебницу на озере Тегернзее.

Роберт, казалось, был разочарован тем, что она не едет с ним, и Юлия не сомневалась в его искренности. Он понимал, что ей хочется покоя и полного расслабления после той напряженной жизни, которую она вела. Во всяком случае именно так он понял ее желание. Ему никогда бы не пришла в голову мысль о том, что Юлия решится на какое-то глобальное омолаживание, хотя именно это и составляло план Юлии.

Но впоследствии Юлия была очень разочарована. Правда, она чувствовала себя гораздо лучше, когда закончила курс лечения. Массажи, плавание и длительные прогулки принесли свою пользу. Благодаря пилинг-чистке лица ее кожа стала гладкой. Юлия освоила многие новые приемы наложения декоративной косметики. Кроме того, она занималась гимнастикой, получила программу индивидуальных ежедневных упражнений. Но после того, как она снова с головой окунулась в работу, от ее великолепной формы не осталось и следа.

Все же этого курса хватило на то, чтобы у Роберта загорелись глаза, когда она приехала встречать его в аэропорт — или это было следствие разлуки и радости встречи? Они провели вместе несколько прекрасных бурных дней и ночей до того момента, пока им снова не пришлось вернуться к обыденной жизни. Но оставались бесконечные разговоры, кинопленки, отснятые Робертом, уют их дома.

Юлия вдалбливала себе в голову, что у нее нет никаких оснований чувствовать себя неуверенной. Другие женщины имели гораздо больше, чем она, проблем с фигурой и плохой кожей. Деловые люди, с которыми она профессионально имела дело, заказчики и владельцы магазинов, были в основном ухоженные и хорошо одетые люди, но привлекательными можно было назвать лишь немногих. Ошибка Юлии состояла в том, что она невольно сравнивала себя с манекенщицами на показах мод. С фотомоделями в журналах и совершенно юными аппетитными девочками. Когда же она ориентировала себя на свою возрастную группу, она могла быть безусловно довольна собой.

Ее разум говорил ей об этом все снова и снова, и на какое-то время ей удавалось справиться со своими эмоциями.

 

14

Когда Юлия в очередной раз приехала в Ратинген, Элвира Хаген представила ей незнакомого молодого человека. Его звали Ханс-Георг Нойнер, ему было немного за двадцать, дипломированный коммерческий ассистент, светловолосый и голубоглазый. Он немного напоминал Роберта в те времена, когда они только познакомились.

После утверждения коллекции супруги Хагены пригласили на ужин ее и еще несколько сотрудников, работающих вне фирмы. В этом не было ничего необыкновенного. Они придавали большое значение тесным контактам всех сотрудников фирмы «Про Фобис». Ханс-Георг Нойнер сидел рядом с Юлией. Они с удовольствием разговаривали, смеялись и даже немного флиртовали.

— Я знала, что вы понравитесь друг другу, — сказала Элвира Хаген на следующее утро.

Юлия уже упаковала свои чемоданы и зашла еще раз на фирму, чтобы попрощаться.

— Ты и Ханс-Георг, — уточнила Элвира.

— Он славный юноша, — ответила Юлия, пожимая плечами.

— Ничего больше? Я, конечно, понимаю, что ты имеешь в виду. Естественно, ему не хватает лоска и опыта. Но, Юлия, в этом ты могла бы хорошо ему помочь.

— Я не знаю как.

— Ведь ты могла бы взять его с собой в качестве ассистента на твои показы моделей и посещения клиентов. Я признаю, что это несколько необычная просьба, но ведь мы с тобой работаем вместе не первый день.

— Элвира, в самом деле, я не знаю…

— Ну сделай для меня это одолжение…

— Ты ведь сама признаешь, что это твое предложение было несколько необычно.

— Но тебе это было бы даже выгодно. Он может оказать тебе большую помощь, причем бесплатно, так как все расходы, естественно, берет на себя фирма.

— Спасибо, Элвира, но мне не нужна помощь. И даже если бы понадобилась, то я лучше сама устроила бы это.

— Это звучит так, как если бы у тебя было что-то против этого молодого человека. Ведь ты признала, что он тебе симпатичен. Почему же тогда ты не хочешь ему помочь? Ну, хорошо, я понимаю, если он тебе абсолютно безразличен, тогда ты права…

— Ну вот, наконец-то ты поняла меня.

— Послушай, Юлия, подумай, по крайней мере, о нас. Нам нужен этот молодой человек. Муж стареет, как ты сама могла заметить.

Юлия не верила своим ушам.

— Нойнер возьмет на себя руководство фирмой?

— Ну нет, конечно. Во всяком случае, не так быстро. Но мужу нужен кто-то, кто ему поможет, кому он мог бы доверять… Нечто вроде его правой руки.

— Но ведь ты — его правая рука!

Элвира покачала головой.

— Ханс-Георг способен стать правой рукой, в этом мы оба уверены. Конечно, он должен полностью изучить все наше дело, начиная с азов. Дизайн и наше производство он уже изучил. Но сбыт нельзя изучить, только сидя за письменным столом. Для него важно испытать, как это происходит на переднем крае.

— Тогда прикрепи его к Зайферт или к Херренбергер…

— Но это все старые жуки, у которых нет терпения работать с молодежью. Нам нелегко было принять решение, Юлия. Мы перебрали всех сотрудников, занятых вне фирмы. Ты должна гордиться тем, что наш выбор пал именно на тебя. Это большая честь.

Юлия не знала, что ответить.

— Итак, ты берешь его, — подвела итог разговора Элвира, — в следующем сезоне, да? Ты, действительно, сделаешь нам большое одолжение.

 

15

— Мне это не нужно, мне это совершенно не нужно, — жаловалась Юлия Роберту, рассказав ему о предложении Элвиры.

— Почему же ты согласилась?

— Она надавила на меня.

— Чепуха. Она не имеет права требовать это от тебя. Позвони ей и скажи, что ты передумала.

— Я не могу этого сделать.

— Тогда пошли ей факс. Таким образом ты освободишь себя от каких-либо дискуссий.

— Это ее очень сильно разозлит.

— Ну и что?

— Мой договор скоро заканчивается…

Роберт перебил ее:

— Итак, дорогая, что из этого следует? А то, что если они не продлят договор, они просто сделают хуже сами себе.

— Я в этом не уверена. Ты ведь знаешь, как мне трудно иногда смолчать. Я просто терпеть не могу, когда они заставляют меня предлагать клиентам модели, о которых я заранее знаю, что они не продадутся, или если мне поставят продукцию слишком поздно или не ту. Конечно, я не буду устраивать скандал, ты ведь знаешь меня. Но Элвира, так же как и Инге-Лорэ не выносят никакой, даже самой малой, критики.

— Я знаю, — ответил Роберт уже с сочувствием, — но это нигде и никогда не было причиной увольнения. Ты просто должна сейчас знать, чего ты хочешь. Не давай вынуждать себя на действия. Но возможно тебе будет интересно поработать с этим молодым наглецом.

— Он не наглец!

— Видишь, ты уже защищаешь его.

— Он ведь не виноват, что Хаген предложила его мне!

— Собственно говоря, что же тебя тогда не устраивает?

— Мне кажется, как будто за мной будут наблюдать.

— Смешно! Как это абсолютно неопытный юноша может следить за тобой? И даже если бы ему это удалось, что ты должна скрывать?

— Естественно, ничего.

— Ну, вот!

Они еще много раз обсуждали эту тему, но не пришли к единому мнению. Юлия не могла объяснить определенно, почему мысль о присутствии Нойнера была так неприятна ей. А у Роберта росло подозрение, что она только притворяется. Он считал, что ей должно было быть приятно совершать эти поездки с воспитанным, привлекательным молодым человеком. Его даже веселило, что она не хочет сознаться в этом. Юлия злилась, что Роберт не хочет ее понять.

Хайди тоже не обошлась без совета:

— Не думай об этом так много, Юлия! На твоем месте я просто получала бы удовольствие. Подстегивай его и делай как можно удобнее для себя!

Юлия вздохнула.

— Спасибо, Хайди. Я постараюсь.

 

16

В Мюнхене все прошло очень хорошо. Юлия арендовала помещения для показов и наняла манекенщиц еще до появления Ханса-Георга Нойнера. Вместе они получили коллекцию и при помощи двух студентов смонтировали передвижные стойки. При этом Нойнер брался за все и был просто незаменим.

Как всегда, Юлия нервничала накануне вечером, ее охватило волнение, которое бывает перед выходом на сцену. Нойнер же был совершенно спокоен и невозмутим. Ведь от результатов показа его карьера нисколько не зависела, а вот Юлия боялась, что придет слишком мало заказчиков, или, несмотря на предварительные подтверждения, клиенты фирмы вообще проигнорируют показ.

Но несмотря на все опасения, демонстрация моделей прошла хорошо и весь день был сплошным успехом. Клиенты приезжали в течение всего дня. Юлия, манекенщицы и Нойнер просто с ног валились от усталости.

Юлию раздражало, что Нойнер ходил от стола к столу, подсаживался к заказчикам, откровенно ухаживал за дамами и вмешивался в профессиональные беседы мужчин. Но, собственно, что ему оставалось делать, — говорила себе Юлия. По ходу показа она давала необходимые пояснения, доверить эту важную часть работы Нойнеру она не решилась. Помочь манекенщицам при переодевании он тоже не мог — в этом у него не было никакого опыта.

Наконец, когда все закончилось, коллекция была уложена и наведен минимальный порядок — на следующее утро должны были прийти уборщицы, чтобы убрать все основательно. Нойнер спросил Юлию — какие планы у нее сегодня вечером?

Она засмеялась.

— Боже мой! Поехать домой, лечь в постель и спать.

Я с удовольствием еще посидел бы где-нибудь.

— Да, конечно, так и сделайте, раз уж вы оказались в Мюнхене. — Она не стала советовать ему отдохнуть получше, чтобы на следующий день быть в полном порядке. Ей было совершенно все равно, в каком состоянии он будет завтра. Их совместная работа на сегодня закончилась.

На следующий день Ханс-Георг Нойнер появился свежим, бодрым и подчеркнуто деловым. Он, как прежде, увивался вокруг заказчиков и пытался любыми средствами заслужить их расположение.

Показ мод в Мюнхене прошел без всяких недоразумений. Было уже поздно, и Юлия предпочла не ехать в Винкельхоф домой, а переночевать в своем бюро в Мюнхене… У нее там была кушетка и постельные принадлежности, которыми она пользовалась в случае необходимости. Нойнер ничего не сказал ей о своих планах на вечер.

Когда все было закончено, и они погрузили стойки с платьями в автофургон, она решила для себя, поскольку Нойнер здорово помог, сказать ему, как она ценит его помощь. Он принял ее похвалу с довольной улыбкой.

Юлия подала ему руку.

— Итак, встретимся завтра в Штуттгарте.

Нойнер поднес ее руку к губам, что показалось ей совершенно неуместным.

— Если бы вы разрешили мне высказать одно пожелание… — Он сделал паузу. — Мы могли бы поехать вместе. На этом мы сэкономили бы бензин, ну и вообще…

Она не дала ему договорить: — Только не надо заезжать за мной в отель. Если это удобно, я буду ждать вас в Угнтерхагине на стоянке.

Юлии было нечего возразить против этого предложения, и так получилось, что на следующий день, после полудня они вместе приехали в Штуттгарт в гостиницу «Отель Принц». Юлия осмотрела конференц-зал, который арендовала для показа и с облегчением убедилась в том, что все было в порядке. Она поговорила по телефону с флористом, который должен был оформить зал цветами. Тем временем Нойнер принес коробки с бутылками и печеньем. Автофургон уже прибыл и стоял во дворе гостиницы. Водитель с помощником объединенными усилиями подняли все в зал.

Время впереди достаточно, и Юлия не стала отказываться, когда Нойнер предложил ей вместе пообедать. Обычно в это время она принимала ванну, а затем заказывала в номер что-нибудь перекусить. Но сейчас она не хотела показаться невежливой. Кроме того оказалось, что ей приятно ехать в его обществе. Было начало января, очень неуютное время года. Правда, на машине Юлии были зимние покрышки, но дороги были не очень хорошо очищены, а на последнем участке еще к тому же начал идти снег. К своему собственному удивлению на нее очень успокаивающе подействовало то, что с ней рядом был мужчина, который в случае необходимости мог подтолкнуть автомобиль и помочь надеть цепи на колеса.

После того как они распаковали свои вещи и привели себя в порядок, они встретились в ресторане гостиницы и пообедали, взяв бутылку вина. Юлия чувствовала себя прекрасно. Осталась позади утомительная поездка, и теперь она с некоторым волнением ожидала коммерческого показа моделей. Она знала, что хорошо выглядит. Свет настольной лампы, который был приглушен розовым абажуром, мягко освещал ее лицо. Старший официант, которого она знала, обслуживал их с особым вниманием.

— Этот тип меня явно невзлюбил, — сказал Нойнер.

Юлия засмеялась.

— Откуда вы это взяли?

— Как он смотрит на меня! Если бы взглядом можно было убить…

— Не воспринимайте это на свой счет! Вероятно, он считает странным, что сегодня я не одна.

— Но вы же не всегда здесь бывали одна.

Юлия задумалась на какое-то мгновение.

— Чаще всего одна, — призналась она.

— Но это же грустно. Красивая женщина никогда не должна быть одна.

Юлия оставила без внимания этот комплимент и сказала:

— На работе во всяком случае так удобнее. У меня развязаны руки и не надо ни под кого подстраиваться.

Он сделал испуганный вид.

— Неужели я вам так мешаю?

Она засмеялась.

— Пока не очень.

— Но вы никогда не собирались обзаводиться ассистентом.

— У меня есть сотрудница. Она работает в бюро, когда я нахожусь в отъезде. Это очень важно для меня.

— Я не понимаю, как ваш муж допускает, что вы так часто уезжаете.

— Он знает, что это необходимо.

— Время от времени маленький флирт — не больше? Могу себе представить, как это оживляет брак.

Юлия почувствовала, что цепенеет. Да, действительно, изредка она слегка флиртовала с каким-нибудь привлекательным заказчиком или сыном владельца дома моделей, но не более. Роберт знал об том, потому что она сама ему рассказывала, и это ничего не значило для него. Этот «юный наглец», вспомнила Юлия выражение Роберта, не имеет никакого права обвинять ее в легкомыслии.

С усилием взяв себя в руки, она сказала:

— Вы позволяете себе наглость, господин Нойнер.

— Господи! — воскликнул он и задорно улыбнулся. — Вы что, шуток не понимаете?

— Не понимаю, когда они идут на мой счет.

— Я не думал, что вы так воспримете мои слова.

— Теперь вы точно знаете, как я их восприняла. Вам может это показаться старомодным, но я очень серьезно отношусь к браку и верности. Я надеюсь, что не давала вам повода для каких-либо неуместных надежд.

Он громко и неестественно рассмеялся.

— Неужели вы себе вообразили, что я намерен с вами заигрывать? Вы очень бойкая женщина, признаю это, но вы годитесь мне в матери.

Юлия не стала говорить ему о том, что разница в возрасте не так уж велика — или он считал, что ей около сорока? Иногда, когда она смотрела в зеркало, ей и самой так казалось. Но не с этим мальчишкой обсуждать вопрос ее возраста.

— Я рада, что вы так думаете, — сказала Юлия холодно. — Тогда вам, вероятно, удастся выбрать правильный тон в нашем общении. — Она подозвала официанта и подписала счет. — А теперь, извините… — Она поднялась, не закончив обед.

Нойнер вскочил, чтобы проводить ее до выхода. Но холодный взгляд Юлии остановил его.

Юлия злилась. Не столько на этого молодого человека, сколько на себя. У нее было впечатление, что она сделала что-то неправильно, чем вызвала его наглость. Но она не понимала, как это получилось. До сих пор она считала, что может держать себя в руках в разных ситуациях, и даже могла заставить других людей подчиниться ей. Однако в этот раз все пошло вкривь и вкось, и она не могла простить этого Нойнеру.

Тем не менее Юлия сделала вид будто ничего не случилось, и стала обращаться с ним так, как он этого заслуживал: как с усердным, но неопытным сотрудником. Она надеялась, что со временем напряжение в их отношениях спадет.

Но Нойнер отнюдь не был преисполнен добрых намерений, как она. Он, как ей казалось, нарочито обращался с ней, как с пожилой дамой. Он любезничал с манекенщицами и при этом делал вид, что опасается ее гнева, если она вдруг заметит его при ухаживании. Если они все вместе сидели после работы, любой разговор в группе вокруг Ханса-Георга Нойнера умолкал, как только появлялась Юлия, чтобы дать указания или просто попрощаться. Когда же она поворачивалась и уходила, за ее спиной хихикали. Казалось, Нойнер стремился к тому, чтобы выставить ее в таком нелепом виде. При этом он действовал так расчетливо и осторожно, что не давал ей никакого повода осадить его.

После окончания демонстрации моделей Юлия обычно ходила среди столов, чтобы спросить клиентов об их впечатлениях, показать им образцы тканей и в случае необходимости принять заказы. При этом Нойнер всегда был рядом с Юлией и избавиться от него можно было только с помощью какой-нибудь грубости.

Однажды он подвинул ей стул: — Пожалуйста, садитесь же, госпожа Пальмер!

— Благодарю вас, — покачала головой Юлия: у нее ужасно устали и болели ноги.

— Пожалуйста! Вы не должны слишком много брать на себя.

Сидевшие вокруг клиенты поддержали его.

— Ну хорошо, так действительно будет удобнее, — согласилась Юлия и уступила просьбе.

Потом она потребовала от Нойнера объяснений.

— Зачем вы это сделали? Вы что, не знаете, что я могу садиться с клиентами только в том случае, если они сами выражают такое желание?

— Я ведь хотел сделать как лучше, — защищался он. — Вы действительно выглядели очень уставшей.

— Не морочьте мне голову! — прошипела она.

— Но мне показалось.

— Вы сознательно разрушаете мой образ!

— Какой же это образ?

— Образ здоровой, закаленной, оптимистично настроенной личности.

Он задумался.

— Я боюсь, вам это только кажется.

Конечно, Юлия знала, что уже не выглядела такой юной и свежей, как раньше. Однако Нойнер был первым, кто позволил себе обратить ее внимание на это. Больше всего ей хотелось сейчас дать ему пощечину.

— Здесь распоряжаюсь я, — заявила Юлия, — и если вы хоть раз еще вмешаетесь в мои дела, я отправлю вас домой, невзирая ни на «Про Фобис», ни на Элвиру Хаген.

Эта угроза подействовала таким образом, что теперь он стал заботиться о ней с преувеличенным вниманием. Он распахивал перед ней двери, прислуживал, если она выражала какое-то желание, и вскакивал, чтобы принести ей стакан сока. Юлия была бессильна против такой обезоруживающей наглости.

Когда же начали грузить коллекцию, которую в опечатанном виде надо было доставить в Цюрих, Нойнер попытался помешать ей поднимать или носить что-либо более или менее тяжелое, приговаривая:

— Нет, нет, это не для вас, госпожа Пальмер! — Или: — Нет, дайте это сделать мне!

Теперь, когда рядом не было ни манекенщиц, ни клиентов, Юлия позволила себе грубость.

— Черт возьми! Не смейте обращаться со мной как с фарфоровой куклой! Я здорова и полна сил.

— Моя дорогая госпожа Пальмер, — ответил Нойнер, — нисколько в этом не сомневаюсь. Но вы уж очень много берете на себя. Только от этого я и хотел вас предостеречь. Вы должны бы быть благодарны мне за все, а не рявкать на меня.

Юлия предпочла уступить, чем спорить с ним; она вынуждена была признать, что ей не удалось обуздать его наглость.

Еще никогда ей так не хотелось, чтобы поездка поскорее закончилась. Цюрих, Вена, Зальцбург — это все еще предстояло. Новая коллекция хорошо принималась, клиенты делали много заказов. Но радость Юлии от этого успеха была отравлена. Наглое поведение Нойнера становилось невыносимым для нее.

В Зальцбурге Юлия довольно решительно попрощалась с ним.

— Мне очень жаль, что мы должны здесь расстаться, — сказала она с усилием изображая любезность. — Я еду не в Мюнхен, а прямо домой. Но я уверена, что отсюда поезд в Мюнхен ходит каждый час. До вокзала здесь недалеко. Вы без труда сможете дойти пешком.

На его лице отразились противоречивые чувства, удивление, злость и вместе с тем удовлетворение, которое он сумел прикрыть злой усмешкой. — Абсолютный отказ, да?

— Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду, — ответила Юлия и повернулась к нему спиной. — Счастливого пути!

Для нее оказалось полезным то, что она так хладнокровно отделалась от него. Пока она ехала в машине, у нее было время для того, чтобы все свои переживания, связанные с Нойнером, обратить в небольшие смешные истории, которыми она хотела развеселить Роберта. На расстоянии вся история начинала казаться действительно смешной.

 

17

Весна была в разгаре, когда Юлия начала планировать новые встречи с клиентами. В этот раз речь шла не только о больших городах, нужно было найти и посетить в ближайшем окружении по возможности каждый магазин, где продавалась одежда «Про-Фобис-моден». Юлия уже известила потенциальных заказчиков о своем посещении, правда, не указывая ни час, ни день. Эта поездка могла занять от четырех до шести недель, и было тяжело расставаться с Робертом.

Они только что были вместе, и Юлия еще лежала в его объятиях.

— Я постараюсь закончить свои дела как можно быстрее, — пообещала Юлия.

— Ты не должна этого делать, — ответил Роберт. — Его голос звучал глухо, она едва могла разобрать слова.

— Что ты говоришь?

— Подожди, — пробормотал он, — я сейчас вернусь.

Роберт отстранил ее от себя и, слегка покачиваясь, встал.

— Ты что, плохо переносишь пиво, да? — удивленно спросила Юлия, потому что вечером они выпили по бутылке пива каждый.

Он ничего не ответил и, шатаясь, направился в ванную.

Юлия потянулась и только устроилась поудобнее в постели, как вдруг из ванной донесся глухой стук и звон разбитого стекла.

— Роберт, что там? — крикнула она с тревогой в голосе и выпрыгнула из кровати.

Роберт лежал на полу с закрытыми глазами и белым как мел лицом. Он явно был без сознания. Рядом валялся разбитый стакан для воды. В какую-то долю секунды ей показалось, что Роберт мертв. Но затем она заметила, что его грудь поднимается и опускается.

Юлия бросилась к телефону и набрала номер их соседа — молодого врача, живущего рядом.

— Доктор Вилковски, пожалуйста, вы не могли бы сейчас зайти к нам?

— Что случилось?

— Мой муж… он потерял сознание.

— Я сейчас приду.

Только теперь Юлия поняла, что стоит голая. Она стремительно оделась и кинулась к входной двери. Вилковски подошел к их дому в эту же минуту. Юлия отчаянно пыталась найти какие-то слова, чтобы объяснить ему, что произошло.

Он мягко отстранил испуганную женщину.

— Сначала я осмотрю вашего мужа.

Юлия проводила его в ванную. Врач, не обращая внимания на осколки, встал на колени на полу около Роберта, достал стетоскоп и начал слушать.

Через плечо он взглянул на Юлию и улыбнулся ей, успокаивая: — Во всяком случае, сердце в полном порядке. — Он вновь склонился над Робертом, приоткрыл ему веки, светя в зрачки крошечной лампой.

Затем он встал, отряхнул с брюк осколки стекла и сказал, не глядя на Юлию:

— Его нужно отвезти в больницу. Где у вас телефон?

Юлия, задыхаясь от страха, спросила:

— А вы сами не можете ему помочь?

— К сожалению, нет. Лучше не рисковать.

Он вызвал скорую помощь, заказал машину для перевозки, дал адрес и рекомендовал отвезти пациента в клинику в Габерзее.

Юлия знала, что в Габерзее, к западу от Розенхайма, находилась психиатрическая клиника.

— Габерзее… почему? — спросила она, когда доктор Вилковски положил трубку.

— У вашего мужа в последнее время были головные боли?

— Да, бывали.

— Он обращался по этому поводу к врачу?

— Нет. Я думаю, ему не было настолько плохо.

— И что он делал?

Она пожала плечами.

— Принимал обычные лекарства против головных болей.

— Он жаловался на боли?

— Нет, мой муж не из тех, кто любит жаловаться. Он не придавал этому большого значения.

Доктор Вилковски посмотрел на часы.

— Может быть, в последнее время вы замечали какие-то особенности в его поведении? Что-нибудь необычное?

Юлия задумалась.

— Да, может быть сегодня утром. Он разволновался, что не принесли газеты. Но ведь сегодня воскресенье, мы не получаем в этот день газет. Там, где мы жили раньше, было иначе. Я напомнила ему об этом, и он успокоился. Прежде чем он упал, он так странно говорил, очень невнятно произносил слова. Доктор Вилковски, что все это значит?

— Я еще не могу сказать точно. Все признаки говорят о небольших нарушениях мозговой деятельности. Поэтому я и просил отвезти его в Габерзее. Там есть отделение нейрохирургии и его могут обследовать там с наибольшей точностью. Вы не помните, у мужа не было ушибов?

— Нет! — поспешила ответить Юлия, но сразу же поправила себя. — На работе, в отделе, где работает муж, делали новое оформление витрины. Он дал распоряжение развесить старые жестяные кувшины в качестве рекламы. Декораторша прикрепила их недостаточно высоко, Роберт наткнулся на них и ударился головой. Но в этом не было ничего страшного. У него даже шишки не было.

— Но все-таки он рассказал вам об этом.

— Он рассказал мне потому, что разозлился тогда из-за глупости декораторши.

В этот момент раздался звонок в дверь. Вошли двое мужчин в белых коротких халатах, джинсах и спортивной обуви. Один из них нес носилки. Следом за ними шел молодой врач.

Юлия повела санитаров к Роберту, в то время как оба врача начали тихо переговариваться. Санитары осторожно положили Роберта на носилки, закрепили ремни, накрыли одеялом.

— Можно мне поехать с вами? — спросила Юлия врача скорой помощи.

— Мне очень жаль, но это не разрешается.

— Тогда я поеду следом за вами.

— Если вы считаете это нужным… Хотя это вряд ли имеет смысл.

Юлия уже схватила свою сумку.

— Я хочу быть рядом, когда он придет в сознание.

Это была странная поездка. Все предметы вокруг казались нереальными, как в страшном сне. Очень скоро Юлия потеряла из виду машину скорой помощи, которая ехала впереди. Ей приходилось с трудом выискивать дорогу на Габерзее, тормозить на проселочных дорогах у многочисленных поворотов с указателями. Она все время боялась свернуть не там, где нужно, боялась опоздать или вообще не найти клинику.

Но, наконец, она добралась до клиники. Несмотря на свой страх и смятение, она подумала, что, возможно, в первый раз в жизни не обратила внимания на свой внешний вид. Остановившись на огромной, почти пустой в это время, стоянке рядом с основным корпусом клиники, она опустила солнцезащитный козырек в салоне машины и взглянула на себя в зеркало. Юлия увидела свое бледное, искаженное страхом лицо, растрепанные волосы, опухшие глаза, размазанные тени на веках. Но она не стала тратить время на то, чтобы поправить макияж. Она быстро вышла из машины и помчалась, даже не закрыв машину и не вынув ключ зажигания.

Комплекс зданий окружной больницы был огромен, но приемный покой скорой помощи, отмеченный бело-голубой неоновой вывеской над входом, был виден издалека. Машина скорой помощи остановилась перед подъездом. Задние дверцы были открыты, санитары как раз выдвигали носилки из глубины машины. Юлия хотела броситься к ним, подумав, что это может быть Роберт. Но потом поняла, что Роберта привезли гораздо раньше.

Юлия спотыкаясь взбежала по ступенькам рядом с пандусом. Помещение приемного покоя было ярко освещено, на нескольких столах, покрытых пленкой, лежали больные. Врачи и сестры проводили первые обследования, накладывали повязки или шины. Резко пахло кровью, потом и дезинфицирующими средствами.

Молодая медсестра в очках сидела перед компьютером и записывала данные на каждого нового больного, которые ей сообщал санитар. Юлия продвинулась вперед и спросила о своем муже. — Его привезли из Винкелхофа… он был без сознания.

Сестра занесла данные Роберта в компьютер, а затем подтвердила:

— Роберт Пальмер, да. Пожалуйста, укажите его страховку. Вы случайно не знаете номер страховки? Хорошо, тогда, пожалуйста, пришлите потом.

— Где он? — просила Юлия и, хотя понимала, что это бессмысленный вопрос, добавила: — Что с ним?

— Обратитесь к доктору Богнеру. Третья дверь направо.

Юлия прошла через стеклянную дверь в широкий серый бетонный переход и поднялась на несколько ступеней наверх. На первой двери была прикреплена эмалевая табличка: «Дежурный врач». Она постучала и вошла. Доктор Богнер сидел за длинным письменным столом, перед ним лежала открытая папка, а рядом гора документов. Комната была скудно обставлена, в ней не было окон, только верхний свет, к потолку поднимался дым от его сигареты.

Врач поднял голову и неприязненно посмотрел на Юлию, при этом он сделал движение, как если бы хотел загасить сигарету, потом передумал и лишь стряхнул пепел. Это был худой человек с впалыми щеками, тонкими губами и холодными серыми глазами.

— Где мой муж? Роберт Пальмер. Я хочу увидеть его! — выпалила Юлия на одном дыхании.

— Госпожа Пальмер, садитесь, пожалуйста, — сказал врач и показал на стул, который стоял у письменного стола.

Юлия подчинилась.

— Естественно, вы можете пойти к нему, но сейчас он спит. Мы дали ему сильное успокоительное средство.

Юлия судорожно сжала в руках сумку.

— Почему?

— Потому что завтра утром мы должны его оперировать. Профессор будет сам делать эту операцию.

Юлия хотела было что-то спросить, но передумала и молча ждала объяснений.

— Как только вашего мужа доставили к нам, госпожа Пальмер, мы сразу же сделали рентген. Снимки показали субдуральную гематому.

Юлия с испугом вслушивалась в слова врача.

— Гематома, — продолжил доктор Богнер и закурил новую сигарету, — это кровоизлияние, в большинстве случаев ничего опасного. Но у вашего мужа такая гематома образовалась под мозговой оболочкой. Гематома давит на мозг, и это вызвало потерю сознания, а также определенную спутанность мыслей. Когда он очнулся, он, правда, вспомнил свое имя, но не смог назвать ни свой возраст, ни дату рождения. Вы понимаете, госпожа Пальмер, если мы сразу же не примем меры… — теперь он решительно погасил сигарету, — его состояние только ухудшится.

— Значит, операцию нельзя отложить?

— Именно так.

— Я думала, что обычное кровоизлияние рассасывается само по себе. — И она добавила неуверенно: — Через некоторое время.

— Но до этого могут произойти необратимые нарушения мозговой деятельности.

«Вот так вот», — подумала Юлия и задала себе страшный вопрос, который не осмелилась бы произнести вслух: не могли ли эти нарушения уже произойти.

— Сейчас, — сказал доктор, как будто читая ее мысли, — еще существует реальный шанс полного излечения.

Юлия встала.

— Я могу увидеть мужа?

Доктор Богнер посмотрел на часы и тоже поднялся.

— Я отведу вас к нему.

Они прошли по длинным коридорам, направо, налево, направо, две ступени наверх, наконец, через дверь в стерильную больничную палату, и Юлия оказалась перед кроватью, где лежал ее муж. Она испугалась и чуть не вскрикнула от ужаса. Юлия так привыкла к его светловолосой шевелюре, а теперь его голова была гладко обрита.

— Извините, я не подумал об этом, — сказал доктор Богнер. — Следовало предупредить вас.

Казалось, Роберт заснул крепко и спит как маленький ребенок, настолько беспомощным он выглядел.

— Могу я остаться около него?

— Теоретически да, но сейчас вы ничего не сможете сделать для него. Будет лучше, если вы все же поедете домой. — Он был очень тактичен, но Юлия поняла, что, должно быть, выглядит очень неряшливо. Она покраснела.

— Мы будем оперировать его завтра утром, — продолжал доктор Богнер. — Это означает, что по нашим расчетам он должен прийти в себя примерно к десяти часам утра. Таким образом, в вашем распоряжении достаточно времени, вы можете немного отдохнуть.

— Да, — почти беззвучно ответила Юлия. — Спасибо, господин доктор.

Врач проводил ее до выхода.

— Госпожа Пальмер, — сказал он, — если вы хотите что-нибудь сделать для вашего мужа…

— Да? — спросила она и выжидательно посмотрела на него.

— Молитесь за него!

На следующее утро Юлия недолго побыла дома, в восемь часов утра она уже была в клинике Габерзее, очень элегантно одетая — в габардиновом костюме кофейного цвета и светлой шелковой блузе, тщательно накрашенная и причесанная. Тем не менее глаза за набухшими веками казались совсем крошечными — ведь она почти всю ночь не спала.

Роберта уже прооперировали, но ее к нему не пустили. Строгая медсестра отказалась пропустить ее, а доктора Богнер нигде не было видно.

Только позже, уже после того как профессор в сопровождении врачей и сестер во время обхода посетил и Роберта, Юлию пустили к нему.

Профессор, с которым она хотела поговорить, только кивнул ей и дружески, но лаконично сообщил:

— Все в порядке, госпожа Пальмер. Я поздравляю вас. — Затем он двинулся дальше со всей своей свитой.

Юлию даже не взволновали эти слова, так как она сгорала от нетерпения скорее увидеть мужа. Было уже начало двенадцатого.

Роберт лежал на высокой больничной койке, изголовье которой было слегка приподнято. Его лицо было почти таким же белым, как и повязки, закрывавшие его череп. Взгляд был отсутствующим. Было видно, что он находится под воздействием лекарств.

— О Роберт, Роберт! — воскликнула потрясенная Юлия и, сама не зная почему, добавила единственное, что ей пришло в голову в этот момент: — А я совсем ничего тебе не принесла!

Роберт внимательно посмотрел на Юлию, узнал ее и попытался улыбнуться.

— Моя глупышка! — медленно заговорил он. — Завтра принесешь мне апельсины, да?

Она подвинула стул и взяла его левую руку, рука была совсем холодной.

— Как ты себя чувствуешь?

— Знаешь, они вскрывали мне голову.

— Да-да, я знаю.

— Продолбить черепную коробку, можешь себе это представить?

— Лучше не представлять. И ты тоже не должен об этом думать.

— Как я вообще сюда попал?

— Тебя привезла скорая помощь. Ты был без сознания.

— Я не помню этого.

— Ничего страшного.

— Ты должна позвонить ко мне на фирму. — На его лице появился испуг. — Или ты уже это сделала?

— Я еще просто не успела.

— Хорошо, очень хорошо. Не говори им, что у меня в голове чего-то не хватает. Скажи им что-нибудь другое, ладно?

Юлия подумала, что его болезнь следовало бы считать производственной травмой и что этот факт, вероятно, имел бы значение для страховки, и поэтому отдел кадров «Херцог» должен был бы это знать. Но она понимала также его опасения, не стоило сейчас тревожить его этим разговором.

— Я что-нибудь придумаю. Не беспокойся об этом.

— Только не говори, что я лежу здесь, в Габерзее, хорошо?

— Ни слова не скажу об этом, Роберт. Это я тебе обещаю.

— Хорошо. — Он устал и закрыл глаза. — Это очень хорошо.

Она держала его руку, пока он не заснул. Затем она тихо вышла из палаты.

Из телефонной будки в вестибюле клиники она позвонила в «Херцог» и попросила соединить ее с руководителем отдела кадров господином Юккерманом, которого она помнила по тем встречам сотрудников, которые фирма проводила для сотрудников в праздничные дни. У него было хорошее настроение и он явно был не прочь поболтать с ней. Но Юлия сухо объяснила, что ее муж находится в больнице и поэтому не смог выйти на работу.

— О, господи! — воскликнул Юккерман, — его дела плохи?

— Диагноз еще не установлен, — твердо сказала Юлия. — Врачи пока не знают, сколько ему придется лежать в больнице.

— Вот не повезло! Ну ладно, значит, я должен найти ему замену.

Юлия даже не дала ему возможности пожелать скорейшего выздоровления и быстро положила трубку.

Затем она набрала номер своего мюнхенского бюро.

— Хайди, — попросила она, — пожалуйста, будь добра, отмени все встречи на следующую неделю… все, слышишь? И сообщи также в Ратинген, что я должна отложить поездку к клиентам.

— Что случилось?

— С моим мужем произошел несчастный случай, но сейчас ему уже лучше, то есть никаких причин для волнения. Только я не могу оставить его сейчас одного. Эта информация только для тебя, ладно? Просто говори всем, что я вывихнула руку и не могу сейчас поехать.

— У тебя очень уставший голос.

— Да, так и есть.

— Ему действительно лучше?

— Да, но у меня есть что рассказать тебе.

Юлия прервала и этот разговор, прежде чем Хайди смогла забросать ее дальнейшими вопросами.

Дома в Винкельхофе Юлия вновь распаковала свои чемоданы и тщательно повесила все вещи, одну за другой в шкаф на вешалки. Затем она собрала вещи для Роберта, ведь уезжая рано утром она об этом совсем не думала: бритву, пижамы, трусы, мыло, зубные щетки, махровые рукавицы для обтирания и носовые платки. Подержала в руках книгу и снова отложила ее в сторону. Ведь читать ему еще нельзя, подумала она.

Юлия не задумывалась над тем, что эта операция может повредить его репутации коммерсанта. Это не так важно, — считала она. Ее мучил страх, что из-за гематомы мог пострадать мозг. Она не знала, какие могли быть последствия. Потеря памяти? Припадки бешенства? Навязчивые идеи? Даже подумать об этом было страшно. Как она сможет вынести такие последствия, — спрашивала она себя, и хватит ли вообще у нее сил вынести такое. Она по-настоящему испугалась.

К началу приема посетителей Юлия была снова в клинике. В его палату она вошла, излучая улыбку.

Роберт отложил в сторону маленькие наушники.

— Ужасно! — вырвалось у него.

У Юлии застыла улыбка на лице. Она подумала, что он не совсем в себе, если он при ее появлении закричал «ужасно».

— Музыка, которую транслируют по больничному радио, — пояснил он, — и звук. Это действительно наглость.

— Ах, вот что, — только и сказала Юлия, но ей сразу стало значительно легче.

— А ты уже подумала, что я не в своем уме?

Сначала она хотела это отрицать, но затем посчитала, что лучше признаться.

— На самом деле, — сказала она, — это было довольно необычное приветствие.

— Я должен теперь тщательно взвешивать каждое слово? — раздраженно спросил он.

— Ты сейчас слишком чувствителен, но это понятно. — Она наклонилась к нему, поцеловала и положила сетку с апельсинами на грудь. — Красиво, правда? Я почищу сейчас апельсин, если хочешь. Но сначала я уберу вещи, которые принесла тебе. — Она сделала все, а затем спросила: — Сначала бритье или апельсин?

— Как вообще случилось, что ты сейчас находишься здесь?

Его вопрос сбил ее с толку.

— Разве ты меня не ждал?

— Я думал, ты отправишься сегодня в свой тур.

Слава богу! Он все помнил!

— Я отменила поездку, — объяснила Юлия. — Не могу же я сейчас оставить тебя одного.

Он нахмурился.

— Не знаю, правильно ли это. Ведь обычно ты так серьезно относишься к своей работе.

— Да, конечно, но только не в данном случае. Не имеет никакого значения, когда я поеду, на пару недель раньше или позже. — Она выстроила на столике маленькую пирамиду из апельсинов.

— Меня здесь очень хорошо кормят, — сказал он.

— В этом я не сомневаюсь. А вот то, что ты сейчас в клинике в Габерзее, никто, кроме меня, не знает. Если я уеду на несколько недель, никто ведь не посетит тебя, ты этого хочешь? И вообще, они тебе уже сказали, сколько времени ты должен будешь пробыть здесь?

— Профессор сказал, если все будет идти хорошо, то две недели.

— Вот видишь, это не так уж долго.

— Но после этого я не смогу сразу же выйти на работу.

— Конечно, нет. Не думай сейчас об этом.

Юлия очистила апельсин и так разделила его на дольки, что он стал похож на цветок, который лежал на носовом платке, разложенном на коленях. Хотя он пытался сопротивляться, она подносила к его рту одну за другой дольки.

— Я сам могу.

— Да, я знаю. Но позволь же мне, это доставляет удовольствие.

Ей действительно было очень приятно кормить Роберта и ухаживать за ним. Она вытерла ему рот и подбородок, побрила его, затем протерла ему лицо лосьоном после бритья и в первый раз в жизни испытала чувство материнства. Между ними возникла какая-то совершенно новая близость — близость родных людей, которую они не знали раньше.

Юлия уже продумала, как она сможет получить по возможности безобидный больничный лист. Она попросила об этом доктора Вилковски, который просил сообщать ему все о состоянии Роберта, что удалось узнать Юлии. Он поздравил себя с тем, что сразу поставил правильный диагноз, и Юлия еще раз поблагодарила его.

— Но не пишите ничего об операции! — попросила она. — Ему будет неприятно, если все узнают о том, что ему пришлось вскрывать черепную коробку. Вы ведь знаете, какие бывают люди. Возможно, через пару месяцев Роберт будет спокойнее относиться к этому.

— Но ведь если это все-таки была производственная травма…

— Кто же может определить это точно? Мой муж больше не вспоминает об этом.

Больше ей не понадобилось ничего говорить, врач понял ее.

— «Commotio cerebri», — сказал он, — это будет достаточно безобидно.

— Что это означает?

— Сотрясение мозга. Ваш муж мог поскользнуться в ванне. При сотрясении мозга симптомы проявляются обычно сразу после травмы, а затем постепенно через какое-то время исчезают полностью. — Он повторил: — Полностью. Это вы можете прочитать в любом медицинском справочнике.

После этой встречи Юлия почувствовала облегчение. Дома она сразу же положила больничный лист в конверт, напечатала на нем адрес и отправила письмо в отдел кадров универмага.

Выздоровление Роберта проходило без осложнений, а по мнению Юлии просто стремительно. Уже через несколько дней после операции ему разрешили вставать, самому ходить в туалет и мыться. Прежде чем выписаться, он должен был пройти еще некоторые обследования, которые он считал неприятными и немного побаивался их. Он был нетерпеливым пациентом, и Юлия в конце концов обрадовалась, когда наступил день, когда ей разрешили забрать его из клиники.

Теперь Роберту не надо было уже носить повязку, начали отрастать волосы, но пока это был всего лишь светлый пушок. Юлия купила для Роберта спортивную кепку с козырьком, которая очень шла ему. И все-таки он пока еще не мог появиться у себя на работе в Винкельхофе. Поэтому Юлия перевезла Роберта из клиники в Габерзее сразу же в курортное место Айблинг. Она два дня провела вместе с Робертом, чтобы ему легче было привыкнуть к новой обстановке, а затем вернулась к своим делам. Нужно было заехать в магазины в Верхней Баварии, причем рассчитать время так, чтобы поздно вечером вернуться обратно.

В магазине «Модехаус Штерн» в Тегернзее ее ожидал неприятный сюрприз. Хозяйка магазина, умная, приветливая, естественно, элегантная женщина, с которой Юлия была в хороших отношениях уже много лет, сразу же приняла ее. Она пригласила Юлию в свой маленький кабинет, находящийся сразу же за торговым залом, и предложила ей чашку кофе. Юлия снова почувствовала себя в своей тарелке и уже готова была задать дежурные вопросы о самочувствии и об объеме продаж.

Но вдруг она услышала нечто новое для себя.

— Собственно, я вас совсем не ждала, — сказала госпожа Штерн и закурила сигарету.

— Я должна извиниться, что приехала без предупреждения, — поспешно ответила Юлия.

— Ну, что вы, не в этом дело. Просто совсем недавно здесь был ваш молодой коллега.

Юлия удивилась.

— Этот молодой человек, который помогал вам в Мюнхене, — объяснила госпожа Штерн.

Этого Юлия никак не ожидала.

— Господин Нойнер? — переспросила она.

— Да, кажется, так его зовут.

Чтобы выиграть время, Юлия переложила ногу на ногу и спросила:

— Он сказал вам, что является моим сотрудником?

— А разве это не так? — Госпожа Штерн сделала глубокую затяжку сигаретой. — Если я правильно запомнила, он сказал, что приехал от фирмы «Про Фобис».

— Да, это так. Он тоже работает на фирме.

— Ну, тогда все в порядке. А то я уже подумала, что сделала что-то не так. Потому что я дала ему несколько дополнительных заказов. У нас отлично идут эти удлиненные расклешенные юбки в «дачном» стиле.

Госпожа Штерн погасила сигарету и Юлия поняла, что их беседа закончена. Собственно, больше говорить было не о чем. Еще пара любезностей на прощание, вопрос о вывихнутой руке Юлии, о чем она совершенно забыла и все…

Она была настолько вне себя от злости, что, сев в машину, не решилась сразу же поехать. Сердце готово было выскочить из груди, руки дрожали. Больше всего ей хотелось сейчас громко закричать. Она не могла сосредоточиться, в голове вертелись обрывки слов.

«Нойнер! Этот подлец! За моей спиной! На моем участке! Наверняка Элвира все знала. Она его послала? В этом она никогда не признается».

Прошло несколько минут, прежде чем Юлия смогла взять себя в руки. Она раздумывала, следует ли позвонить в Ратинген на фирму и потребовать от Элвиры объяснений. Однако потом решила не звонить, поскольку это было бы неразумно и даже преждевременно. Ведь у нее не было никаких доказательств. А то, что Нойнер заезжал в магазин «Штерн», могло ведь быть просто совпадением. Как бы неправдоподобно это ни звучало для нее самой, нельзя было такое исключить.

Юлия поехала дальше в Бад Виззее в магазин, в который тоже поставляла свои модели фирма «Про Фобис». Она уже могла предположить, что ее ждут любые сюрпризы и поэтому постаралась заранее соответственно настроить себя. В магазине ей пришлось подождать, пока руководительница отдела женской верхней одежды обслужит клиентку.

— Я ненадолго, госпожа Хофмайстер, не хочу вам мешать. Только один вопрос: как у вас сложились дела с господином Нойнером?

Госпожа Хофмайстер понимающе кивнула:

— Вы имеете в виду этого молодого человека? Все прошло хорошо, госпожа Пальмер. Хотя он, по правде говоря, несколько… — она пожала плечами, — я даже не знаю, как это выразить.

Юлия улыбнулась ей.

— Не трудитесь, я прекрасно вас поняла.

После этого разговора Юлия почувствовала себя немного лучше. В этот раз она ничем себя не выдала. Затем она отправилась на почту и позвонила к себе в бюро в Мюнхен. Очень кратко и по-деловому она сообщила Хайди, что ей удалось выяснить.

— Неслыханно! Невероятно! Как он посмел? — возмутилась Хайди.

— Меня это взбесило так же, как и тебя. Но мы должны сохранять ясную голову. Если он едет по моему маршруту, а это именно так и выглядит, то он должен сначала проехать по южной Германии, а затем по Швейцарии. Ты должна навести справки, но только крайне осторожно. Нельзя дать понять, что ты осуждаешь его поведение. Веди себя так, как будто все в порядке.

— Мне это будет чертовски тяжело.

— Ну, ты сможешь это сделать, моя дорогая. И позвони мне потом в санаторий до того, как пойдешь домой.

— Так быстро может не получиться.

— Но ты не должна обзванивать всех. Достаточно нескольких звонков на выбор. И, пожалуйста, без факса. Не надо никаких документов.

Роберт совершенно спокойно воспринял все рассказанное Юлией.

— Я конечно, понимаю, что ты чувствуешь себя обманутой. Вполне возможно, что Элвира хотела просто разгрузить тебя и поэтому послала Нойнера. Сам, по собственной инициативе, он, конечно, не сделал бы этого.

Они под руку прогуливались по парку. На могучих старых деревьях уже появилась первая весенняя зелень, а на тщательно ухоженных клумбах цвели нарциссы и крокусы.

— Я так рада, что ты у меня есть, — неожиданно сказала Юлия.

— Что это ты вдруг?

— Просто так. Ведь могло быть все по-другому. Но ты здесь, и я могу говорить с тобой обо всем. Ведь это же самое главное, правда? Какое значение могут иметь неприятности по работе по сравнению с этим.

Он нежно сжал ее руку. — Очень точно замечено, дорогая госпожа Пальмер. Но неприятности некоторым даже к лицу.

— Что они себе вообразили! Я просто не понимаю этого!

— Ты сказала им, что вывихнула руку, да?

— Да, мне показалось это вполне разумным объяснением.

— Так и есть. Но они ведь не знали, когда ты вернешься к работе. Ведь они не только беспокоились о тебе, они опасались, что ты не сможешь соблюдать последующие договоренности, и таким образом все планы будут нарушены.

— Ты считаешь меня способной на это?

— Я-то нет, а Элвира — возможно, да.

— Но она же меня так хорошо знает! Столько лет совместной работы!

— Вероятно, этот молодой наглец тоже наседал на Элвиру, чтобы она разрешила ему сделать этот тур. Мне кажется, скорее всего так и было.

— Но она же должна была спросить, или по крайней мере, предупредить меня.

— Вспомни-ка! Ведь тебя нельзя было застать дома.

— Но у меня есть бюро и секретарь.

— Может быть, Хайди знала обо всем.

— Нет, это невозможно. Тогда бы она иначе среагировала. Ну, хорошо, если ты допускаешь такой вариант, я поговорю с ней еще раз.

Юлия оказалась права. Руководство фирмы «Про Фобис» ничего не сообщило ее секретарю о деловых поездках Нойнера. Дополнительно Хайди сумела выяснить, что Нойнер успел доехать по маршруту до Тессина. Обо всем этом она по телефону сказала Юлии.

— Что же теперь делать? — спросила Юлия Роберта, рассказав ему все.

— Ты могла бы начать поездку с другого конца, из Австрии, — предложил Роберт, — из Зальцбурга.

— Тогда я где-то могу встретиться с Нойнером, а мне этого очень бы не хотелось, — возразила Юлия.

— Это пусть он избегает встречи с тобой, а не ты должна от него прятаться. — Ответил Роберт.

Юлия не стала объяснять своему мужу, какую неприязнь вызывает у нее Нойнер и какой неуверенной чувствует она себя сейчас. — Хорошо, я так и сделаю, — вздохнула она. — Поеду завтра утром.

 

18

Еще никогда ее поездка к клиентам не была такой мучительной. Конечно, она говорила себе, Нойнер, если Хайди правильно отследила его путь до Тессина, не мог появиться в Линце раньше ее. Но и это не успокаивало Юлию. Еще до начала поездки ее выводила из равновесия сама мысль, что они могут встретиться по пути. Она явственно представляла себе злую усмешку Нойнера и подобострастное поведение. По ночам она плохо спала, и все опять и опять думала о том, что скажет ему и как отчитает его. Она боялась только одного: собственной вспышки гнева и несдержанности.

В действительности же они благополучно разъехались. После того, как Юлия сделала большой крюк вокруг Вены, приехав в Инсбрук она узнала, что Нойнер уже побывал там. Возможно, он был еще в городе, где она занималась поставками для двух магазинов готовой одежды. Она не стала наводить справки, а просто прервала свою поездку и вернулась обратно на курорт Айблин, где Роберт как раз заканчивал свой курс лечения. Вместе они вернулись домой.

Роберт выглядел вполне окрепшим, он загорел, на голове отросли маленькие светлые завитки. Юлия смеялась, глядя на него: он казался ей похожим на стриженого барана. Во всяком случае швы теперь совсем не были видны. Он мог снова приступать к работе на фирме «Херцог».

В Мюнхене Юлия обсудила с Хайди, что им следовало теперь делать. Но весь их разговор свелся к тому, что обе женщины еще больше крепились в своем негодовании. Момент, когда можно было по телефону пожаловаться Элвире Хаген, уже прошел, хотя впрочем Юлия считала, что этот вопрос нельзя выяснять по телефону. Было бы лучше поговорить с Элвирой приличной встречи. Поэтому Юлия подождала, когда будет готова к сдаче следующая коллекция. И за два дня до назначенного срока она появилась в кабинете у Элвиры.

Шеф приняла ее с неожиданной дружелюбностью.

— Это замечательно, что ты приехала раньше других, Юлия. — Ее неспокойные глаза смотрели мимо Юлии. — Я думаю, нам надо кое-что обсудить.

— Да, я тоже так думаю.

— Хочешь немножко шерри?

Они находились в большом, подчеркнуто солидно оформленном зале, где на стенах висели в золотых рамах картины, написанные масляными красками, на паркетном полу лежали настоящие персидские ковры и стояли кожаные кресла, и в котором чета Хаген обычно старалась произвести впечатление на приезжающих заказчиков.

Юлия отказалась от шерри.

— Тогда, с твоего позволения, я налью себе. — Элвира налила себе немного шерри и сделала глоток.

— Ты знаешь, что случилось? — спросила Юлия и это прозвучало не как вопрос, а скорее как утверждение.

— С тобой произошел несчастный случай…

— Я говорю не об этом. Господин Нойнер позволил себе пробежаться по моему маршруту.

— Мы не думали, что ты быстро оправишься после своего вывиха.

— Это что, извинение? Ты прекрасно знаешь, что у меня в разных местах есть несколько молодых людей, причем очень хороших людей. И если бы была необходимость где-то представлять меня, я направила бы одного из них.

Элвира положила ногу на ногу.

— Но это же новички!

— Во всяком случае, они в этом деле гораздо дольше, чем Нойнер.

— Но он знает всех наших клиентов.

— Естественно, ведь это ты направила его со мной, ты фактически мне его навязала.

— Только не говори сейчас, что от него не было никакого толка.

— Он был мне в тягость! Но не в этом суть. Сейчас речь идет исключительно о моих клиентах. Он не имел права посещать их.

— Каждый имеет право войти в магазин или я ошибаюсь? И насколько я знаю, он нигде не выдавал себя за твоего сотрудника, а просто представлялся сотрудником нашей фирмы, кем он, собственно, и является.

— Элвира, прошу тебя, не изворачивайся хоть сейчас! Ты прекрасно понимаешь, что эти визиты к моим клиентам были, по крайней мере, неприличны.

— Может быть ты и права, — признала Элвира, — но все же они нам кое-что дали. — Она бросила быстрый взгляд на Юлию. — Мы, конечно же, возместим причиненный тебе ущерб в том или ином виде.

— Интересно, как это вы собираетесь сделать? Вы подорвали доверие клиентов ко мне. А его вернуть будет непросто.

— Ну Юлия, не будь такой сентиментальной. Доверие в бизнесе — что за ерунда! Ханс-Георг Нойнер, которого едва знают «твои клиенты», как ты их называешь, так вот он привез гораздо больше дополнительных заказов, чем ты в прошлом сезоне.

Юлия почувствовала, что теряет терпение.

— Но он не имел права делать это! — воскликнула она, едва сдерживая себя.

— Имел право или нет… Вот лежат заказы, и это для нас деньги.

Юлия наклонилась вперед. — Нет, это не так. Ты ведь знаешь, как и я, что если всучишь клиенту больше, чем он в состоянии осилить, это потом скажется отрицательно. В следующий раз клиент будет заказывать чрезвычайно осторожно.

— А может быть и нет. Во всяком случае, одно совершенно очевидно: наш молодой коллега продает лучше, чем ты.

Юлия молчала.

— Что, собственно, неудивительно, — безжалостно добавила Элвира. — В последнее время ты просто не в форме. Это следует из наших наблюдений и для нас отнюдь не было сюрпризом, когда Нойнер подтвердил то же самое.

Сначала Юлия даже не могла найти нужных слов, — так много надо было сказать в ответ Элвире.

— Но ты то знаешь, что это неправда, — попыталась защититься она. — Я никогда не работала с убытками.

— Работать без убытков, — настаивала Элвира, — это совсем ничего не значит. Не сердись на меня, Юлия, но я уже давно хотела поговорить с тобой об этом. Твои показатели по продажам всегда были почти на одном уровне, но мы вправе ожидать значительного увеличения, не так ли? Естественно, что нам пришлось принять соответствующие меры, чтобы исправить положение.

— Но в этом нет моей вины! — Юлия хотела добавить еще, что очень часто «Про Фобис» поставляла свою продукцию клиентам с опозданием или преждевременно, что размеры и расцветка присланных вещей иногда не соответствовали заказу и это не могло не подрывать доверия клиентов, что и сказывалось на дальнейших закупках. Но Юлия решила для себя, что не стоит начинать сейчас серьезное принципиальное обсуждение. Она не хотела вызывать недовольство Элвиры. Она только сказала: — Ты же знаешь, как обстоят дела. На рынке появляется все больше фирм, и конкуренция становится все жестче.

— И тем не менее ты продолжаешь делать все по-старому. Чтобы сегодня иметь успех, надо быть агрессивной, а как раз это в тебе отсутствует… В тебе нет уверенности. Если ты разговариваешь с клиентом, то только в таком тоне: «Извините, пожалуйста, что я вообще появилась на этом свете».

Юлия не могла сдержать слез.

— Господи, да ведь это неправда!

— О нет, Юлия. Когда-то раньше ты была полна честолюбия и работала с воодушевлением. Но что с тобой стало? Посмотри на себя в зеркало! Сколько тебе лет? Около тридцати пяти, так? Но тебе можно дать все пятьдесят.

— У меня была очень тяжелая полоса в жизни, — сказал Юлия глухо, — и поведение Нойнера, тоже стоило мне бессонных ночей.

— Вероятно, твоя работа отбирает у тебя слишком много времени и здоровья. Нам же нужен кто-то, кто полностью посвятит себя фирме «Про Фобис». И мой муж, и я, мы оба действительно беспокоимся за тебя. Единственное, что тебе сейчас нужно, это отдых и покой. Поэтому я предлагаю решить полюбовно, только не пойми меня неправильно, откажись от представительства «Про Фобис».

— Что-о я должна сделать? — переспросила Юлия, не веря своим ушам.

— Ты хорошо меня поняла. Слух-то у тебя всегда был отличный. Давай расстанемся по-хорошему.

— У меня же договор.

— Да, конечно. Но что стоит этот договор, если ты нам больше в самом деле не нужна. Если хочешь, ты, конечно, можешь судиться с фирмой. Но подумай сама, стоит ли тебе начинать все это…

— Вы не можете так просто выставить меня на улицу.

— Ну только, пожалуйста, не драматизируй! — Элвира одним глотком допила свой шерри и поставила стакан на стол. — У нас совершенно противоположное намерение, а именно — полюбовное расставание.

Юлия не произнесла ни слова, она должна была совладать с собой, чтобы не расплакаться на глазах у Элвиры.

— Ну пойми же, Юлия, — продолжала Элвира и ее голос был полон любезности. — Даже если ты добьешься победы, в чем я, честно говоря, очень сомневаюсь, как же ты сможешь работать вместе с нами и для нас, если ты совершенно определенно знаешь, что мы тебя больше не хотим? Как ты себе это представляешь? Я не думаю, что такое сотрудничество имело бы какой-то смысл.

Юлия села, выпрямившись.

— Запомни, Элвира, я не позволю, чтобы меня вот так запросто выжили — нет! Я подам в суд, и ты меня не остановишь. Расходов я не боюсь, потому что в конце концов расходы будете оплачивать вы, как проигравшая сторона.

— Но Юлия, дорогая, нам не стоит заходить так далеко. Мы выплатим тебе сумму возмещения, и ты до истечения срока договора закончишь организацию своего мюнхенского бюро. Ты ведь его вполне прилично сделала. И ты с этого момента освободишься от поездок, выставок, показов. Это даст тебе возможность больше заботиться о твоем бедном муже.

В этот момент у Юлии возникло жуткое подозрение.

— Моем бедном… что? — закричала она возмущенно.

— Не волнуйся так, моя дорогая! В конце концов, это же не позор быть больным.

— Но Роберт здоров. У него совершенно все в порядке.

— Ну, пожалуй, о том, кто побывал в Габерзее нельзя этого сказать с полной уверенностью.

Юлия побледнела.

— Я знаю, что у тебя сейчас в голове. Теперь ты подозреваешь бедную Хайди Ламм. Но я уверяю тебя, что она не имеет к этому никакого отношения. Роберт был не единственным пациентом в этой ну, клинике, ну скажем так, нервных болезней. Так что ваша попытка оставить все в тайне выглядела более чем наивной.

Юлия уже снова взяла себя в руки. — Роберт не имеет никакого отношения к предмету нашего разговора, — сказала она твердым голосом.

— Ах, извини! Я просто подумала, что для тебя сейчас важно иметь больше свободного времени для него.

— Ошибаешься! Он не нуждается в моем присутствии, так как уже снова работает.

— И фирме «Херцог» известно о его… — Элвира сделала многозначительную паузу, — … недуге?

— Это звучит так, как будто ты нам угрожаешь.

— Да нет же! Я только хотела привлечь твое внимание к тому, на какой зыбкой почве ты стоишь. Знаешь ли, во время судебного процесса многое может проясниться.

— У Роберта была субдуральная гематома, ничего общего с опухолью или же с психическим заболеванием. Благодаря операции он теперь полностью в порядке. Да, это правда, что он не очень хотел предавать этот факт огласке. Но если пойдет борьба не на жизнь, а на смерть, то он должен будет как раз это взять на себя. Это же мой муж.

— Ты уверена, что он это выдержит?

— Да.

— Итак, ты собираешься довести дело до процесса?

— Да.

Женщины с неприязнью смотрели друг на друга. Первой отвела взгляд Элвира.

— Если уж вы хотите отделаться от меня, то я не позволю вам приписывать мне канцелярскую работу. Я требую соответствующего возмещения.

— Что же ты понимаешь под словом «соответствующее»?

— Мой договор истекает через тринадцать месяцев. Я великодушна, итак считаем, что ровно через год. Я хочу получить от вас сумму, точно равную той, которую я зарабатывала в среднем за год.

Теперь, когда Юлия смогла преодолеть шок от известия о немедленном увольнении, она как бы вновь обрела себя. Она боролась как львица. Она не желала уступать ни при каких условиях.

Элвира Хаген не ожидала такого сопротивления. Она сдалась, хотя ей, вероятно, было хорошо понятно, что для фирмы это была неудачная сделка. Гораздо разумней и дешевле было бы дать Юлии возможность представлять и дальше «Про Фобис» до истечения срока договора. Но они уже так крепко «сцепились» друг с другом, что Элвира посчитала невозможным уступить Юлии, не теряя при этом собственного достоинства.

И Юлия выиграла эту схватку. Но победа была с привкусом горечи. Она спрашивала себя, неужели она была настолько никчемным работником, что ей дали отставку даже такой ценой?!

Юлия признавалась сама себе, что аргументы Элвиры не были уж совсем необоснованными. Действительно, в течение нескольких последних лет она несколько потеряла уверенность в себе просто потому, что она словно потеряла свой прежний образ, а нового так и не сумела найти. Хотя бизнесмены, с которыми она имела дело, почти все были старше ее, и только изредка появлялся какой-нибудь предприниматель помоложе, ей всегда казалось, что они выглядели и держались значительно лучше, чем она.

Такая горькая самооценка привела к неожиданному решению: она сделает косметическую операцию — подтяжку. Юлия была убеждена в том, что если она будет снова хорошо выглядеть, то и чувствовать она себя будет тоже молодой. Во всяком случае энергии и воодушевления у нее хватало.

 

19

Юлия далеко ушла в свои воспоминания, она как бы выпала из реальной жизни пока лежала в клинике. Но вот наконец наступил день, когда должны были снять повязки.

— Доброе утро, госпожа Пальмер, — с улыбкой приветствовала ее медсестра Хайдрун, которая больше других нравилась Юлии. — Вот вы и дождались этого дня! Я провожу вас сейчас к профессору. Но сначала надо постараться сделать так, чтобы выглядеть особенно хорошо, да?

Юлия зажмурилась от света. Повязки на ее глаза накладывались теперь таким образом, что оставалась небольшая щель. Она могла самостоятельно подносить ко рту чашку с носиком и сама ориентироваться в ванной комнате. Но ей нельзя было ни читать, ни смотреть телевизор, пока это была бы слишком большая нагрузка. Пока Юлия приводила себя в порядок, медсестра Хайдрун достала для нее из шкафа чистую ночную рубашку. Это была любимая рубашка Юлии из светлого шелка с вставкой из тонких кружев вокруг выреза.

Вполне естественно, что Юлия не могла утерпеть и еще раньше успела осторожно ощупать свой подбородок и место около глаз. Но она мало что сумела понять, только почувствовала под руками. К сожалению, в ванной комнате не было зеркала. Более того, однажды она долго и безуспешно искала свое маленькое зеркальце. Ей не хотелось думать, что кто-то вынул его из сумки или из ее несессера. Но спросить сестру она тогда не решилась.

Сейчас она так волновалась, что сердце было готово выскочить из груди. Ее снова охватил панический страх. Конечно, она доверяла профессору Келлерманну. Она просто обязана была доверять ему, иначе можно было сойти с ума от волнения. Ведь он уже несколько раз осматривал ее после операции, он бы конечно сказал ей, если бы что-то было не в порядке. А если действительно что-то не получилось, к чему тогда вся эта торжественная церемония снятия повязки? Юлия надела рубашку, накинула сверху халат. Медсестра Хайдрун помогла надеть ей гольфы.

— Чтобы вы не простудились, госпожа Пальмер. Вы можете пробыть там долго.

Разве они осмелились бы так готовить ее к «большому выходу», если бы ее ждало разочарование? «Конечно, нет», — сказала себе Юлия. И все-таки страх оставался.

Хайдрун улыбнулась ей.

— Вы имеете право немного нервничать, госпожа Пальмер, — это совершенно нормально.

— Признайтесь, я выгляжу смешной?

— Нет, вовсе нет. У меня были пациентки, которые вообще не могли совладать с собой. Они даже не решались посмотреть на себя в зеркало.

— Да что вы? Я просто не могу дождаться этого момента! — взволнованно ответила Юлия.

— Ну вот увидите, все будет замечательно.

Хайдрун отвела Юлию в приемную перед кабинетом профессора.

— Подождите минутку, — сказала она, — сейчас вас примет профессор.

Приемная была пуста как всегда раньше, когда Юлия была здесь. Совершенно очевидно, что пациентов старались оградить от назойливого любопытства.

Медсестра Хайдрун нажала на какую-то кнопку, после чего раздался звонок. Дверь открылась и вышел профессор Келлерманн. Он был высокого роста, гладко выбритый, и черты его лица были настолько правильными, что Юлия даже подумала, что, возможно, и ему самому тоже делали пластическую операцию.

— Моя дорогая госпожа Пальмер, — прочувствованно начал профессор и взял Юлию за руки. — Как вы себя чувствуете?

— Ужасно волнуюсь.

Он засмеялся.

— Вот это честный ответ! — Он кивнул сестре Хайдрун и придерживая Юлию левой рукой, повел ее в кабинет и усадил в кресло. Помощница профессора, которую Юлия могла различить лишь как рыжеватую блондинку в белом халате, включила лампу-прожектор, свет от которой падал точно на лицо Юлии.

— Ой, меня ослепляет этот свет! — воскликнула Юлия и зажмурила глаза.

Затем она услышала мягкий голос профессора.

— Не открывайте глаза. Сейчас все пройдет.

Юлия почувствовала, как теплые пальцы что-то делают с ее повязкой. Она не знала, кто это делал, профессор или его помощница? Один за другим с нее снимали бинты.

— Мне кажется, я похожа сейчас на гусеницу, которая выползает из кокона, — призналась Юлия.

— Нет, не гусеница, — поправил ее профессор, — а прекрасная бабочка. — Кончики его пальцев мягко скользнули по ее коже. — Безупречно, — пробормотал он, — никаких замечаний. — Он попросил ассистентку выключить лампу.

Теперь Юлия осмелилась осторожно открыть глаза. Прямо перед ней стоял профессор Келлерманн, держа лупу в руках, и улыбался ей сверху.

— Пожалуйста, зеркало! — попросила Юлия тихим голосом.

Казалось, ассистентка профессора только и ждала этой просьбы. Она поднесла к лицу Юлии большое зеркало.

Юлия заранее представляла, что после операции она будет выглядеть лучше, но то, что она увидела в зеркале, было неожиданно. Все черты лица стали гладкими и четкими, как в юности, глаза большими и широко распахнутыми. Это было лицо почти юной девушки, только в нем не было невинности и наивности. В ее новом красивом лице проступала зрелость.

Юлия была потрясена.

— О! — это было единственное, что она смогла произнести.

— Вы выглядите великолепно, не так ли? — спросил явно довольный профессор Келлерманн.

— Действительно великолепно, — эхом отозвалась его ассистентка.

Юлия была как зачарованная, словно в прекрасном сне.

— Я пока не могу этого осознать, — пролепетала она.

Хотя сейчас она могла видеть результат операции, ей все равно не верилось. Ей казалось, что прекрасное видение исчезнет в любой момент.

— Ближе! — потребовала она. — Пожалуйста, поднесите зеркало ближе, совсем близко!

Почти касаясь носом зеркала, Юлия рассматривала себя и обнаружила крошечные красные точечки на скулах.

— Это швы! — объяснил профессор. — Через несколько недель они полностью побелеют, а затем исчезнут совсем. Такие же швы вы можете увидеть на подбородке.

Юлия выдвинула подбородок вперед, повернула, а затем нагнула голову. Она увидела едва заметную гладкую линию, идущую от центра подбородка вниз к шее.

— Вы как будто при помощи колдовства убрали мой отвратительный маленький двойной подбородок.

— Вы уже посмотрели на себя? — ассистентка хотела отставить зеркало.

Юлия схватила ее за руку.

— Еще секунду, пожалуйста! А мои глаза — около глаз незаметны никакие следы операции.

— Так и должно было быть! — с удовлетворением подтвердил профессор Келлерманн. — Помните, как я описывал вам операцию при нашей первой встрече? При подтяжке верхнего века делается разрез в тарзальной складке.

— Я вас внимательно слушала, господин профессор. Думаю, что при помощи туши и теней можно будет скрыть все следы подтяжки.

Ассистентка убрала наконец зеркало.

Юлия глубоко и облегченно вздохнула.

— Я так рада! Я даже не знаю, как благодарить вас.

Профессор усмехнулся.

— Не беспокойтесь об этом, дорогая госпожа Пальмер. Мой гонорар итак обойдется вам в немалую сумму, мы ведь обсуждали это с вами заранее.

— Да, я знаю, вы меня предупредили, что затраты на такие операции не возмещаются страхованием на случай болезни. Но что могут значить деньги по сравнению с красотой?

Это был чисто риторический вопрос, но тем не менее профессор ответил на него.

— Это зависит от точки зрения. Есть люди, для которых их собственная внешность не имеет никакого значения.

— Да, конечно, но я не принадлежу к их числу! — сказала Юлия и наконец встала. — Когда я могу поехать домой?

— Я думаю, вас можно будет выписать в понедельник.

— А в субботу нельзя? Для меня было бы очень важно провести конец недели с мужем. — Юлия умоляюще посмотрела на профессора и вдруг поняла, что взгляд ее темно-голубых, сверкающих глаз вновь был способен очаровать мужчину.

Профессор принял эту игру и сказал:

— Кто же может устоять против вас? Ну что ж, я не возражаю. — Он протянул ей руку для прощания.

— Еще один вопрос, — сказала Юлия, прощаясь.

— Как долго ваше лицо останется таким? Я же не ясновидящий, а вот мои пациентки не хотят считаться с этим и задают этот вопрос все без исключения.

— И все-таки, профессор…

— Это сложно сказать. Я не хочу называть точные сроки, вы должны понимать это. Но на пару лет этого хватит совершенно точно.

Юлия отбросила назад голову и засмеялась.

— Ах, знаете, это собственно не так уж и важно для меня. Сейчас я снова красива. Кто знает, что ждет меня в будущем.

— Не сомневаюсь, все только самое хорошее. Я, во всяком случае, желаю вам этого от всего сердца.

 

20

Юлия никому не говорила о своем решении сделать операцию. Ни Роберт, ни Хайди не знали, где находилась Юлия. Она прервала всякую связь с внешним миром. Объяснила она это таким образом, что ей нужно было полностью отключиться для отдыха. Это было необходимо потому, что после операции ей нельзя было говорить, да она и не смогла бы.

Теперь же она позвонила Хайди Лам и поинтересовалась, как идут дела. Без фирмы «Про Фобис» дела в их конторе шли не очень хорошо, деятельность бюро не компенсировала затрат на его организацию, что, впрочем, и следовало ожидать.

— Не беспокойся, Хайди, — утешала Юлия свою коллегу. — Мы что-нибудь придумаем. Дай мне только время прийти в себя.

Хайди тяжело вздохнула.

— Голос у тебя очень бодрый. Я рада!

— Да, это так. У меня все великолепно. — Юлия уже была готова рассказать о том, что ей сделали подтяжку лица, но удержалась и оставила это на потом. Она не могла лишить себя удовольствия увидеть изумленные лица.

Вечером она позвонила домой Роберту.

— Ну, наконец-то! — воскликнул он. — Я уже начал думать, что тебя вообще не существует.

— Что за ерунда! Мы же договорились, что я не буду объявляться до… до конца курса лечения.

— И что теперь? Уже все закончилось?

— Да, слава богу!

— А когда ты возвращаешься?

Юлия задумалась.

— На днях, — сказала она уклончиво. — Я еще не знаю точно. Во всяком случае, теленка можешь не закалывать.

— Теленка? Какого теленка?

— Ну помнишь притчу о блудном сыне? Библия, Новый завет. Нет, серьезно, не надо никаких приготовлений к моему приезду.

— Я сделал бы это с удовольствием.

— Не надо. Как у тебя дела?

— Мне не хватает тебя.

— Как приятно, что ты мне это говоришь. Что происходит на работе?

— Ничего особенного, все идет своим чередом.

— А как дела у тебя лично?

— Я же сказал тебе уже. Мне тебя очень не хватает.

Собственно, Юлия хотела знать, как обстоят дела с его здоровьем и беспокоят ли его головные боли. Но затем она поняла, что ему, вероятно, не очень-то хочется вспоминать об операции, и прекратила все расспросы.

— Ну, до скорой встречи, я возвращаюсь, — сказала она, утешая Роберта.

Положив трубку, она сама удивилась, почему не назвала мужу точную дату приезда. Но ведь тогда он обязательно захотел бы уточнить время приезда. А ведь поездка от Альгау до Верхней Баварии была продолжительной и прежде всего сложной, потому что не было прямого пути и кроме того в уик-энд могли быть автомобильные пробки. Юлия хотела иметь достаточно времени на дорогу, да и не надо было заставлять Роберта нервничать в ожидании ее. Ей хотелось, чтобы они встретились спокойно и радостно.

Но когда Юлия уже находилась в пути, ее начали одолевать сомнения. Ей вдруг показалось не совсем разумным так внезапно появляться перед мужем. Она была уверена, что у Роберта нет никаких тайн от нее и что он вовсе не использовал ее отсутствие для того, чтобы как-то выйти из обычных рамок. Но все же!

На стоянке в Иршенберге она вышла из машины, чтобы позвонить домой. Никто не ответил и, подумав, она решила позвонить в универмаг. Телефонистка соединила ее с мужем.

— Роберт, как хорошо, что я тебя застала…

— Что-нибудь случилось? — спросил он с тревогой в голосе.

— Нет, ничего не случилось, правда. Я только хотела тебе сказать, что я уже на пути к дому. Я звоню из Иршенберга. То есть меньше, чем через час я буду дома.

Он молчал.

— Тебе не нужно ждать меня дома, — пояснила она сразу, — я не имела это в виду. Если у тебя какие-то планы…

— Нет, конечно нет. Я просто тебя не понял, ведь я ждал тебя не раньше понедельника. Дорогая! Я так рад! Я постараюсь как можно быстрее освободиться.

— Почему ты, собственно, сегодня работаешь?

— Черная суббота, — объяснил он лаконично.

— Я об этом совсем не подумала. Мне кажется, я совсем оторвалась от жизни.

— Да нет же!

— Роберт, только не торопись, у тебя еще есть время. Я думаю выпить здесь чашку кофе.

— Когда ты будешь дома?

— Я думаю не раньше чем через час.

Когда Юлия вошла в кафе на стоянке, она сразу же почувствовала на себе взгляды мужчин независимо от того, был ли это отец семейства или молодой паренек в джинсах и спортивной куртке. «Совсем как раньше! — радостно подумала она. — Я не верила, что когда-нибудь доведется пережить это снова!»

Чашка кофе была не единственной причиной, по которой Юлия решила сделать здесь остановку, хотя она смогла насладиться и отдыхом и чудесным видом на вершины Альп, расположенных недалеко отсюда. Перед встречей с Робертом Юлия хотела еще раз проверить, как она выглядит и привести себя в порядок, освежить макияж. Она заплатила за кофе и направилась в туалет. Собственное отражение в зеркале не разочаровало ее. Она действительно была красива. Юлия осторожно подкрасила ресницы, промокнула губы и заново накрасила их.

Уже в сумерках она съехала с автомагистрали у указателя на Розенхайм и повернула на шоссе, которое вело в Винкельхоф.

Винкельхоф показался ей таким милым и уютным. Она вдруг поняла, что за последние годы городок стал гораздо привлекательней. Сады между маленькими, одинаковыми домами, которые раньше были совсем небольшими, теперь пышно разрослись и отражали все великолепие весны. На деревьях и кустарнике среди зеленой листвы уже появлялись белые и красные цветы. У Юлии вдруг появилось желание переехать из своей чистенькой квартиры в один из этих домов. Но она понимала, что надолго ее не хватило бы.

Подъехав к дому, она не стала заезжать в гараж, а поставила машину у входной двери. Она вынула из машины свою сумку и дорожный чемоданчик с косметикой и закрыла машину. Остальной багаж она намеревалась забрать позже. Детские голоса, лай собак, щебетанье птиц, все это она воспринимала как шумовой эффект, который раньше раздражал ее, а теперь показался почти музыкой.

Она вошла в лифт, поднялась наверх и без звонка открыла своим ключом дверь в квартиру.

Но Роберт услышал ее. Он вышел навстречу ей в прихожую, широко раскинул руки и — наконец-то произошло то, чего ей так давно хотелось: у него загорелись глаза.

Чемодан и сумка упали на пол, она бросилась к нему и прижалась к его груди, поросшей золотистыми волосками. Он как раз перед ее появлением переодевался и успел надеть рубашку только на одну руку.

Их губы нашли друг друга и, тесно обнявшись, они страстно поцеловались.

Роберт взял Юлию за плечи и отстранил от себя, чтобы лучше рассмотреть.

— Какая же ты красивая, родная!

«Да, ведь мне сделали подтяжку», — чуть было не сказала Юлия. Но не произнесла этих слов вслух. Она не собиралась скрывать это от Роберта, но такое объяснение именно сейчас могло бы нарушить радость их встречи.

Поэтому она лишь сказала:

— У меня новая прическа, — и провела рукой по своим слегка завитым каштановым волосам.

Роберт покачал головой.

— Нет, не только поэтому.

— Конечно, не только, — ответила Юлия, улыбаясь.

— Ты сейчас выглядишь, как тогда.

Она сразу поняла.

— Когда ты познакомился со мной?

— Да, точно также.

— Ну уж не совсем точно также.

Не отводя от нее взгляда, Роберт беспомощно возился с запонкой.

Она помогла ему застегнуть рукав, вдохнула в себя запах его тела и поцеловала его в грудь.

Он снова обнял ее.

— Ты даже не представляешь, как я скучала по тебе.

— Нет, я чувствую это.

Она стояла не двигаясь, пока он расстегивал молнию на ее платье. Платье соскользнуло вниз и упало на пол. Она сбросила туфли, перешагнула через платье и подняла его.

— Идем! — настаивал Роберт.

— Секунду, я только повешу платье.

Он знал, как она ненавидит беспорядок и терпеливо ждал.

— Зануда! — проворчал он нежно, поднял ее на руки и понес в спальню.

— Чудовище! — ответила Юлия и легко укусила его за ухо.

Роберт положил ее на незастеленную кровать, шутливо шлепнул и разделся. Ее гибкое тело устремилось к нему навстречу. Для обоих главным была не сама любовная игра, а желание быть близко, совсем близко, став единым целым. Когда он проник в нее, они не стали спешить и наслаждались бесконечно, пока оба не достигли апогея.

Потом он вытянулся рядом с ней и с удовлетворением выдохнул.

— Это было совсем как раньше.

— Когда мы не умели ждать? Нет, сейчас гораздо лучше.

Он просунул руку под спину Юлии, чтобы притянуть к себе.

— Ты стала еще стройнее, — сказал он.

— Наверно, — сказала Юлия и подумала, как же она сможет сообщить ему свою новость.

— Ты опять сидела на диете?

— Нет, но когда разрешается принимать пищу только в жидком виде, поневоле похудеешь.

Он повернул к ней голову.

— Только напитки? Но это я и называю, сидеть на диете.

— Называй как хочешь. Это все равно был побочный эффект.

Он внимательно посмотрел на нее.

— А главный?

— Хочешь знать правду? Тогда ты должен пообещать мне, что не рассердишься на меня.

— А почему я должен сердиться? Разве ты не знаешь, как я тебя люблю?

— Так вот, мне сделали пластическую операцию — подтянули кожу на лице.

— Ты шутишь!

Она показала рукой на подбородок. — Видишь вот здесь?

— Красные точки?

— Они остались от шва. Но они посветлеют и исчезнут совсем. Невероятно, да?

— Почему ты это сделала?

— Чтобы стать красивой для тебя.

— Вздор! Ведь дело совсем не в лице.

— А разве ты обнимал бы меня также, если бы я…

— Однозначно, да. Я был так рад, что ты снова здесь, я так хотел любить тебя. — После паузы он добавил: — С тех пор, как я выздоровел.

Она погладила его светлые волосы, которые заметно отросли за это время, и были подстрижены по-новому.

— Это ты? — спросила Юлия. — Это действительно ты?

Роберт продолжал говорить.

— Иногда у меня еще болит голова, просто обычная головная боль, только… — Он замолчал.

— Ну что случилось? — спросила она. — Расскажи мне.

— … Мне становится страшно от того, что эти боли могут быть связаны с гематомой или с операцией. — Помедлив, он добавил, — я был в Габерзее на обследовании.

— И что тебе сказали?

— Профессор утверждает, что все в порядке. Осталось только… Ах, зачем я только рассказываю тебе все это?

— Потому что я твоя жена и имею право знать.

— Осталось только в некотором роде нарушение психики, — преодолев себя, произнес Роберт. — Но профессор считает, что это совершенно нормально. Отделаться от воспоминания о том, что человеку вскрывали черепную коробку совсем нелегко. Люди, не обладающие фантазией, справляются с этим легче.

Она прижалась к нему.

— Мой бедный, бедный, любимый!

— Профессор утверждает, что органически все в норме, и я хотел бы верить ему. А что мне остается делать? Иначе можно просто сойти с ума. Он говорит, что со временем мои страхи полностью исчезнут. — Роберт поцеловал ее в подбородок, — также как твои маленькие красные точки.

— Ну вот, мы оба с тобой подверглись испытаниям.

— Только с той разницей, что ты сделала это добровольно. Почему?

— Не только ради тебя. В первую очередь…

— Ради меня это совсем не нужно было делать, — прервал он.

— Но я сделала это и для себя самой! — призналась Юлия. — Когда с трудом выносишь свое собственное отражение в зеркале, это противно. Если родилась некрасивой, то, возможно, переносить это легко, вернее легче, потому что уже с детства привыкаешь и можешь смириться. Но когда вынуждена смотреть, как исчезает прежняя красота…

— Ты все еще красивая.

— Да, — сказала она и засмеялась, — теперь я снова красивая. Согласись, что стоило это сделать.

— Тогда ты должна мне сначала сказать, сколько это стоило.

— О, это стоило уйму денег, — сказала она осторожно. — Я не смогла бы позволить себе сделать эту операцию без компенсации, выплаченной мне «Про Фобис».

— А ты не думаешь, что могла бы использовать эти деньги с большей пользой?

— Конечно, нет. Пойми же меня, ведь речь идет не только о моей внешности. Я просто была близка к тому, чтобы полностью потерять уверенность в себе, и после того, как Элвира еще так покончила со мной, я действительно больше не могла этого выносить. Что-то должно было произойти. Возможно, существовала еще какая-то другая возможность вновь восстановить чувство собственного достоинства — сумасшедший успех или страстный любовник.

— Ну-ну! — предостерег Роберт.

— Но таким способом я не смогла бы добиться желанного. Я должна была сама что-то предпринять, чтобы дать новый импульс моей жизни. Поэтому я решилась на косметическую операцию. И я уверена, что никогда не пожалею об этом.

— Надеюсь, что будет именно так.

— Ты говоришь таким тоном! Ты не радуешься вместе со мной?

— Я радуюсь, конечно. Но я более реалистично смотрю на всю проблему в целом. Без «Про Фобис» тебе будет тяжело.

— Прекрати, а то накаркаешь беду! Мы что теперь будем говорить только о делах?

— Нет, конечно, нет.

— Ну вот и хорошо, так что мы будем делать сегодня вечером?

— Мы могли бы пойти к Хеллбергерам. Они устраивают сегодня прием, и мы приглашены.

— Ты уже дал согласие?

— Конечно. Нельзя отказываться от приглашения господина директора Хеллбергера.

Юлию задело то, что Роберт явно был готов пойти и без нее. Но она ничего не сказала мужу. В конце концов она не имела права ожидать от Роберта, что он в ее отсутствие будет торчать все время дома.

Но она не смогла отказать себе в удовольствии уколоть мужа.

— Надеюсь, — сказала она язвительно, — они будут не слишком разочарованы, если ты придешь со мной.

— Что за вздор! Ты же знаешь, с каким уважением они оба относятся к тебе.

— Но одинокий мужчина — находка для любой компании. Всегда находятся какие-то женщины или девушки, которым нужен партнер.

— Да, это так. Но ты забываешь одно: даже если я где-то и появляюсь один, каждому известно, что я не одинокий, а счастливо женатый мужчина.

— Вот если это кто-нибудь посмеет забыть, то я очень разозлюсь.

— Для этого у тебя нет никаких оснований. — Он наклонился к ней и поцеловал в губы. — Теперь вставай, дорогая, и сделай себя как можно красивее. Что касается меня, то, исходя из опыта, я все равно соберусь быстрее.

Супруги Хеллбергеры — Клаус Хеллбергер, директор универмага «Херцог» и его жена Лиане жили в красивом старом особняке в аристократической части Розенхайма. Когда Юлия и Роберт подъехали к их дому, вечеринка уже была в разгаре. Из окон первого этажа падал свет на лужайку перед домом. Была слышна танцевальная музыка. Особняк был расположен в некотором отдалении от соседних домов, и поэтому шум никому не мешал.

Вот такой дом нужно было бы иметь, — пронеслось в голове у Юлии.

Поскольку они бывали здесь и раньше, они не стали звонить в дверь, а обошли вокруг дома, чтобы попасть в большой сад. Яркий свет с террасы, на которой танцевали, освещал изумрудно-зеленую лужайку.

Хозяин дома заметил вновь прибывших гостей, когда они поднимались по широкой лестнице на террасу. Он уже поджидал их, подозвав девушку, разносившую поднос с напитками. Он несколько покровительственно приветствовал Роберта.

— Замечательно, что вы все-таки смогли прийти. Мы уже подумали, что вы не придете. — Он подал Юлии и Роберту по бокалу с шампанским и чокнулся с ними. — Мам доставляет особенное удовольствие то, что вы привели к нам вашу милую юную жену.

Юлии было приятно отметить для себя, что он назвал ее «юной». Собственно она такой и была по сравнению с ним, солидным мужчиной лет пятидесяти.

Некоторое время они постояли вместе, беседуя и осматриваясь по сторонам. Гостей было человек тридцать, и с большинством из них они были знакомы. Все были настолько заняты тем, что танцевали, болтали и флиртовали, так что не было никакой необходимости подходить к каждому из приглашенных.

Собираясь в гости, Юлия сначала хотела надеть одно из своих длинных вечерних платьев, поскольку так редко появлялась возможность показаться в них, но потом все-таки решила надеть короткое коктейльное платье с широкой юбкой и узким лифом, обшитым крошечными жемчужинами. Платье идеально подчеркивало ее стройную фигуру и длинные ноги. У Юлии не было времени сделать себе настоящую вечернюю прическу, и она обвязала темные локоны лентой, украшенной жемчужинами, что выглядело достаточно нарядно. Платье было сделано из шелка, переливающегося голубым и зеленым цветами, сверху она надела болеро из парчи.

— О, мой любимый вальс! — обрадовалась Юлия, когда услышала грустную мелодию «Лунной реки».

— Так идите же танцевать, — поддержал ее Хеллбергер и взял у нее из руки бокал.

Роберт помог ей снять болеро, и они пошли к танцевальной площадке. Юлии казалось, что она парит в облаках. Ощущение счастья и покоя давал Юлии полный любви и восхищения взгляд мужа.

А потом Юлию стали приглашать на каждый танец. Она буквально перелетала из одних рук в другие, наслаждалась своим успехом и отвечала шутливым кокетством. И лишь тогда, когда Роберт вновь сумел добраться до нее, она освободилась ото всех. Все это время он был рядом с Лиане Хеллбергер и другими дамами, чьи спутники «дрались» за Юлию.

— С тобой я люблю танцевать больше всего! — признала она Роберту.

— Так и должно быть, — ответил он спокойно.

— Раньше мы чаще танцевали.

— Мы можем это иногда повторять.

— О да, давай так и сделаем! — Ей вдруг пришло в голову, что всегда именно она должна подталкивать его к тому, чтобы он шел танцевать с ней, и поэтому она добавила: — Если, конечно, тебе это приятно.

— Да, — подтвердил он, — конечно, приятно. — Роберт ослепительно выглядит в этом, прекрасно сидящем на нем, смокинге, — подумала Юлия.

— Человек меняется, — заметил Роберт. — В нашей молодости я всегда казался себе немного смешным во время танцев, не мужественным, скованным, еще бог знает кем. А теперь я так люблю танцевать. Странно, правда?

В этот вечер Юлия услышала много комплиментов. Но почему-то никому не бросилось в глаза, что она не просто хорошо отдохнула, а действительно изменилась.

Только госпожа Хеллбергер сказала ей немного позже, когда они оказались рядом около стола с закусками:

— Вы выглядите просто чудесно, моя дорогая, моложе, чем когда-либо. Можно подумать, что вам сделали подтяжку на лице.

— Да? Можно так подумать? — довольно дерзко ответила Юлия, улыбаясь. — Вы мне льстите, госпожа Хеллбергер.

Лиане Хеллбергер довольствовалась этим ответом, не рассчитывая получить подтверждение своим подозрениям.

 

21

Когда Юлия проснулась, золотистые лучи солнца уже проникали в комнату сквозь закрытые шторы. Роберт еще спал. Она нежно поцеловала его в висок, и он ответил ей сонным невнятным бормотанием. Юлия отодвинула занавеску: день обещал быть прекрасным.

Тихо напевая, она умылась, оделась и нанесла на лицо легкой макияж. Затем поставила воду и поискала среди кассет и компактных дисков подходящую для этого утра музыку: вальс Иоганна Штрауса в исполнении Венского филармонического оркестра под управлением Герберта фон Караяна. Она приглушила звук, чтобы не разбудить Роберта. Спустя какое-то время она подошла к нему с чашкой чая — после Англии это вошло у нее в привычку. Они доставляли друг другу это удовольствие при любой возможности.

Роберт сел в кровати и подоткнул себе под спину подушки.

— Который час?

— Самое время вставать. — Она присела рядом и сделала глоток из своей чашки. — Я сделаю сейчас завтрак. У тебя будет какое-нибудь специальное пожелание?

— Может быть, яйцо всмятку?

— Ну, это уж обязательно!

— Ты восхитительна.

— Ты тоже неплохо выглядишь, — ответила она, улыбаясь. — Но ты нравишься мне еще больше, когда хорошо побрит.

Он сделал вид, как будто намерен поставить чашку. — Если хочешь, я могу сейчас же…

Но Юлия остановила его.

— Я пошутила. Это можно сделать после завтрака.

Когда она выходила из спальни, унося поднос с чашками, он крикнул ей вслед:

— Сделай музыку громче!

Юлия так и сделала. Квартира наполнилась звуками вальса. Кружась под звуки музыки, она вернулась в спальню и раздвинула шторы. В комнату хлынул свет.

Роберт прикрыл глаза рукой.

— Я ослеплен! — Юлия рассмеялась. — Сейчас привыкнешь.

В тот момент, когда она в кухне взяла в руки песочные часы, чтобы последить за временем и переварить яйца, раздался звонок в дверь. «Кто бы это мог быть, — подумала Юлия, — с утра в воскресенье?» Она подбежала к двери и открыла ее.

Перед дверью в квартиру стояла молодая женщина, которая показалась Юлии знакомой. У нее были светлые вьющиеся непослушные волосы, она была одета в светлый костюм и держала за руку маленькую девочку. Она была явно смущена.

— Извините, пожалуйста, я не хотела…

— Кажется, мы знакомы? Но, извините, я никак не могу вспомнить… — начала Юлия.

— Я работала в парикмахерской «Матушка» в Розенхайме.

— Ах, да! Теперь я вспомнила! Фройляйн Рита!

— Но за это время, — сказала молодая женщина не без гордости, — я вышла замуж. Теперь — госпожа Краузе.

— Значит, вас можно поздравить, — ответила Юлия. — Чем могу быть полезной? — недоуменно спросила она, стараясь придать своему голосу некоторую любезность.

— Нет-нет, все в порядке, я просто ошиблась, — растерянно и торопливо ответила госпожа Краузе и обратилась к девочке:

— Пошли, Михи, мы уходим. — Она повернулась и направилась к лифту.

Но девочка не хотела уходить.

— Пойдем же! Будь послушной! — уговаривала госпожа Краузе.

— Я не хочу! — захныкала девочка. — Я хочу к папе!

Рита Краузе нажала на кнопку вызова лифта. — Вы извините нас, — сказала она и смущенно улыбнулась.

— Да, нет, одну минутку! Что сказала ваша девочка? — спросила Юлия, совершенно сбитая с толку.

— Не обращайте внимания. Господи, эта дета всегда болтают всякую чепуху.

Пришел лифт. Рита Краузе открыла дверцу и с силой втолкнула туда сопротивлявшуюся девочку, которая уже рыдала навзрыд. Дверь захлопнулась, и лифт поехал вниз.

Юлия, изумленная, продолжала стоять около открытой двери. Торжественно-радостная музыка «Императорского вальса» звучала в ее ушах как насмешка.

В прихожую из ванной вышел Роберт.

— Кто это был? — спросил он безмятежно.

— Был ребенок, который хотел к своему папе.

Роберт вздрогнул.

— О, боже! Я совсем забыл!

— Про что ты забыл? — спросила она обреченно.

— Про то, что сегодня день для посещения! Юлия, я давно хотел рассказать тебе…

Она не дала ему договорить.

— Я тебя умоляю, Роберт, только без объяснений, оставь их при себе. Я не хочу слышать, как ты будешь изворачиваться. Есть факты, которые ты не в состоянии оспорить.

— Юлия! Прошу, выслушай меня!

— Зачем? Чтобы дать тебе возможность рассказать мне сказочно трогательную историю любви? Роберт, я ничего не понимаю, я знаю только, что всегда верила тебе!

— Правильно! Но я мужчина… ты должна это понять… Я тоже не святой…

— Это и есть объяснения?

Он схватил ее за плечи.

— Но ведь нам всем присуще человеческое…

Юлия вырвалась.

— Никогда в жизни я не ожидала от тебя ничего подобного! — Только сейчас до нее дошло, что их ссора может быть услышана на лестнице, и она со злостью захлопнула входную дверь. Потом она побежала в спальню и начала вынимать из шкафа белье и платья и запихивать в старую потертую сумку, которой они раньше пользовались при поездках на мотоцикле.

Роберт беспомощно смотрел на нее. Наконец, он спросил:

— Что ты делаешь?

— Собираю вещи! — ответила она вне себя от ярости.

— Неужели ты уйдешь? Из-за этой старой истории? Это все случилось пять лет тому назад!

— И за пять лет ты ни разу не счел нужным сказать об этом хоть слово. Вероятно, об этом знали все… твои коллеги, Хеллбергеры… а я тут стою, как дура, над которой можно смеяться до упаду.

— Я прошу тебя, будь благоразумна. Что ты сама себе внушаешь? Беременность подружки, это не тот случай, о котором трезвонят на каждом углу. Никто не знает об этом.

Она выпрямилась.

— Никто? Да ведь ты сам в это не веришь. Это знает Рита и ее муж, и, наконец, девочка. Могу себе представить, как она, играя со своими приятелями, рассказывает о своем папе, который царь и бог в отделе стекла, фарфора и керамики в большом универмаге «Херцог»!

— Но ты же не можешь серьезно злиться на Михаэлу! Девочке и так непросто — она растет без отца.

— А мне кажется, у нее даже два отца сразу — ты и этот господин Краузе. О Роберт, если уж должно было случиться такое, ну почему ты не мог уладить все тихо? Ведь вполне было бы достаточно алиментов.

— Ты не понимаешь, Юлия, совсем не понимаешь. Ведь иметь ребенка — это ответственность.

— Но почему она вообще родила?

— А что, она должна была сделать аборт?

— Да, почему бы нет? Сегодня это бывает сплошь и рядом. Впрочем, каждая женщина может предохраниться, если она этого действительно хочет.

— Ведь Рита хотела меня и она знала, что я очень хочу иметь детей.

— Следовательно, она рассчитывала на это?

— Этого я не знаю. Что я могу сказать на это, я ведь мужчина!

Юлия направилась в ванную и стала собирать в чемоданчик для косметики все свои коробочки, баночки и пузырьки.

Роберт последовал за ней и встал, прислонившись к дверному косяку.

— Собственно говоря, что ты так разволновалась? Что я переспал с другой женщиной? Но ты могла это предположить, ведь ты так часто оставляла меня одного. Что я тебя этим скомпрометирую? Но это просто смешно, поскольку как раз в этой трагедии, я имею в виду трагедию для Риты, я еще раз доказал, как много ты значишь для меня. Больше, чем все другие, во всяком случае больше, чем Рита и ребенок. А то, что я не сказал тебе правду, да я просто не посмел. Я боялся, что ты взорвешься, и, как выясняется, был прав.

— Ну ясно, тебе очень легко удается оправдываться. Ты ведь не грешник, а великий герой. Не ты виноват, а я, поскольку явно не понимаю, что мужчина должен связываться с первой встречной девкой только потому, что он иногда остается один дома, при этом не думая о последствиях. — Случайно она бегло взглянула в зеркало и испугалась сама себя: еще никогда она не выглядела так безобразно, ее лицо исказилось от злости и было сейчас просто уродливо. Слезы подступили к глазам, и она с трудом удерживалась от рыданий.

— Юлия, успокойся, пожалуйста! Давай сначала позавтракаем. Ведь когда подкрепишься, все вокруг начинает выглядеть по-другому.

— У меня кусок в горле застрянет!

— Надо попытаться. Я предлагаю следующее: ты сейчас распаковываешь вещи, а я готовлю завтрак.

— Нет!

— Юлия, пожалуйста!

— Даже если ты на коленях будешь просить у меня прощения… нет, нет, нет! Ты злоупотреблял моим доверием, разрушил наш брак, выбил почву из-под ног у меня. Как мне забыть все это? Это невозможно. Ты разрушил все, во что я верила.

Юлия хотела выйти, но он стоял, загородив проход.

— Пропусти меня, — потребовала она.

— Мы должны все-таки…

— Прекрати! — прервала его Юлия. — Мне хочется убить тебя!

Роберт, наконец, понял, что она не отступит и отошел в сторону.

Юлия взяла свой чемоданчик с косметикой и сумку, затем быстро выхватила из шкафа несколько пальто и жакетов и перекинула их через руку. Роберт больше не пытался задерживать ее. Юлия, не оборачиваясь, вышла из квартиры.

 

22

Когда Юлия захлопнула дверцу машины, у нее было только одно желание — приехать как можно быстрее на ближайшую стоянку и свободно выплакаться. Трудно было представить себе, что она приехала домой всего лишь день назад. Что только не обрушилось на нее за эти двадцать четыре часа — счастье, триумф, нежность, страсть и, наконец, удар ниже пояса. У Роберта — ребенок от другой женщины!

Ей казалось, что она легче могла бы примириться с этим, если бы он сразу рассказал все, еще тогда, когда все случилось. Конечно, она не стала бы требовать, чтобы Рита сделала аборт. Это она сейчас сказала в гневе. Но ведь можно было бы найти какое-то решение! Все это время Рита жила где-то рядом, родила и растила ребенка, а она, Юлия, даже не подозревала ни о чем. А ведь Роберт регулярно видел ребенка и ничего не рассказывал ей.

Все же брак всегда был самым важным в жизни Юлии, несмотря на ее честолюбие и стремление добиться успеха в делах. Она видела в браке основу своего существования, твердую опору, которая стояла непоколебимо. Теперь же она с болью в сердце должна была признать, как велико было ее заблуждение. От ее счастья остались лишь руины.

Юлия проехала по шоссе, слишком поздно замечая места для парковки, где она могла бы остановиться, около Айблинга она свернула на автомагистраль. Желание выплакаться прошло. Она должна была сохранять хладнокровие, ясно мыслить, принимать решения.

Надо ли сейчас подавать на развод? Зачем? Было бы очень неразумно делать это сейчас, когда никакого другого спутника жизни не было даже на горизонте. Могла ли она этим ранить или хотя бы уязвить Роберта, тоже было вопросом. Юлия достаточно много знала о процедуре развода, чтобы понимать, что если они просто проживут один год раздельно, то развод станет чистой формальностью. И хотя Роберт один был виноват, это не имело уже никакого значения. Следовало только доказать прекращение брака, а это было несложно.

В любом случае, если они официально расстанутся или же разведутся, не возникало необходимости как-то решать финансовые вопросы. У каждого из них уже давно был собственный счет в банке, и даже если она временами зарабатывала больше, чем Роберт, ему бы полагалось финансовое возмещение. Но она была уверена в том, что Роберт не принял бы его или же вернул в случае присуждения ему по суду.

У каждого из них была своя машина. По этому вопросу также не возникло бы никаких сложностей. Его старый мотоцикл она охотно оставила бы ему. Оставался еще вопрос с квартирой в Винкельхофе. Она всегда оплачивала половину аренды, как раз в понедельник она вновь отправила банковское поручение. Мебель? Да, конечно, было несколько вещей, о которых можно было бы разговаривать — дорогой персидский ковер, стереоустановка, красивый торшер, кожаный диван, микроволновая печь. Но все эти вещи, подумала она, не являются жизненно важными и не стоят борьбы. Она сможет купить все это себе, как только заработает достаточно денег.

Самым важным, как ей казалось, было следующее: нужно было полностью задействовать свое агентство, возместить потерю работы в «Про Фобис», правда, она еще не знала, каким образом, и постараться снова встать на ноги.

В первый раз она пожалела, что потратила на косметическую операцию деньги, полученные от «Про Фобис» в качестве компенсации. Если бы она вложила эти деньги в свое дело, ей было бы сейчас гораздо легче действовать. Но обратного пути уже не было.

А было ли бы лучше? В конце концов, благодаря операции к ней вернулась уверенность в себе, а это для ее профессии было еще важнее, чем деньги.

Она взглянула на себя в зеркальце. Все-таки, она опять красива. Юлия выглядела не старше, чем на тридцать лет. У нее впереди была целая жизнь. Возможно, она слишком цеплялась за Роберта и свой брак, не замечала возможностей, которые возникали перед ней. Она всегда, как в шорах, шла только прямо.

Теперь все должно было быть по-другому. Возможно, когда-нибудь она будет благодарна Роберту за ту горькую пилюлю, которую он заставил ее проглотить.

Появился указатель на Мюнхен, и после Рамерсдорфа она перестроилась в крайний ряд.

Ее бюро в Мюнхене находилось недалеко от Восточного вокзала на Веттерштайнштрассе, в одном из ничем не примечательных домов. Большинство зданий вокруг были построены в пятидесятые годы, как было принято тогда без всяких украшений и завитушек. Но здесь стояли и дома — постройки начала века. Это были в основном двухэтажные строения из обожженного кирпича с посеревшими карнизами. Витрины немногих на этой улице магазинов были запыленными. На углу этого квартала находился ресторанчик, над которым светилась яркая неоновая реклама, гласившая, что здесь находится филиал баварских пивоварен. В течение дня здесь всегда было много служащих из близлежащих бюро, которые приходили выпить бокал пива или съесть бутерброд.

Район был не очень презентабельным, но арендная плата и транспортное сообщение были приемлемыми. Во всяком случае, Юлию это помещение полностью устраивало. Около дома, в котором на пятом этаже находилось бюро, был просторный двор, где можно было парковать машину. В этот воскресный полдень здесь было пусто.

Юлия внесла все вещи в дом, к лифту, поднялась наверх и перенесла все в бюро. Бюро ее составляли три комнаты. В самой большой стояли два письменных стола, компьютеры, телефоны и телефакс. Здесь работала Хайди Ламм, и Юлия сама, когда она бывала в бюро. Рядом находилась еще одна комната, современно и даже уютно оформленная, в которой были диван и кресла и где она любила принимать сотрудников, а иногда и клиентов. Она решила использовать эту комнату как гостиную. В третьей комнате у нее стояла раскладная кровать, которую она использовала, когда оставалась ночевать в Мюнхене. Комната была не маленькой, но производила впечатление довольно узкой из-за того, что здесь стояли широкие передвижные стойки. Юлия решила перенести их потом в подвал, где был склад и было достаточно места для них. В большом стенном шкафу среди прочего лежали постельные принадлежности и комплекты постельного белья. Если она решит пожить здесь подольше, то этим ей не обойтись, подумала Юлия. Но в Винкельхофе белья у нее было достаточно. Нужно было просто поехать туда и взять то, что понадобится, и причем поехать в такое время, когда Роберт будет на работе, так как ей не хотелось встречаться с ним.

Чем дальше, тем лучше. В бюро имелась кофеварка и электрическая плитка. Хайди Ламм пила кофе целый день и даже иногда пыталась приготовить себе что-нибудь горячее, так что и Юлия могла продержаться здесь какое-то время. Самой большой проблемой было отсутствие душа.

Юлия осмотрела туалетную комнату. Здесь были две раковины, одной из которых пользовалась Хайди, а другой Юлия, хотя, конечно же, посетители могли пользоваться обеими. Напротив, за деревянной перегородкой, покрашенной белой краской, находился туалет. В свободном углу оставалось вполне достаточно места для душа. Юлия решила, что в ближайшее время установит душ.

До тех пор, пока не будет готова душевая кабина, она, разумеется, могла использовать общественную душевую, например, в «Мюллерше Фольксбад». В какой-то момент ей даже показалось заманчивым по утрам бегать вдоль берега реки Изар, затем принимать холодный и потом горячий душ и освеженной возвращаться в бюро. Но долго так ей не продержаться.

Прежде чем начать распаковывать вещи, Юлия позвонила хозяину дома и попросила разрешения на перестройку. Как и следовало ожидать, тот не преминул дать понять, что недоволен тем, что нарушили его покой в воскресенье, высказал обычные возражения, но потом все же дал согласие, когда понял, что все расходы берет на себя Юлия.

Юлия вынула свои вещи. Поскольку платяного шкафа здесь не было, ей очень пригодились передвижные стойки. Юлия развесила на них платья, юбки, блузки, пиджаки и пальто. Чтобы положить свои свитера и белье, она решительно очистила шкаф, служивший им раньше складом. Юлия не нашла подходящего места для своей косметики и оставила все в чемоданчике.

Все эти хлопоты принесли ей некоторое облегчение, но, когда она все закончила, оказалось, что была еще только середина дня. И что теперь? Можно было позвонить Хайди. Но Юлия еще не была готова говорить с кем-либо о своем конфликте с Робертом. Хайди, конечно, пригласила бы ее сразу же к себе. Однако Юлии показалось, что жить в чужом доме — не самое лучшее начало новой независимой жизни.

Она вышла на улицу и пешком отправилась к Восточному вокзалу. В маленькой закусочной она купила порцию жареного картофеля, а в вокзальном киоске — воскресную газету и увлекательный роман. Затем вернулась к себе в бюро.

Теперь она начинала и должна была учиться жить одна.

 

23

Хайди Ламм очень удивилась, когда узнала, что Юлия хочет пожить здесь же в офисе.

— Разумеется, я помогу тебе перенести стойки в подвал, но… — она замолчала.

— Я ушла от мужа, — коротко пояснила Юлия.

По лицу Хайди было видно, что ей хотелось спросить еще что-то, но она только сказала:

— А, понятно.

— А пока что у меня нет денег, чтобы снимать квартиру, — добавила Юлия.

В этот момент они были заняты тем, чтобы выкатить из бюро первую пустую стойку на колесиках и затолкнуть ее в лифт. Все то, что было сложено в бюро, пуловеры и кожаные изделия, Юлия отнесла вниз еще раньше утром.

— Тебе не следовало так быстро тратить деньги, полученные от «Про Фобис», — вырвалось у Хайди, но она тут же поправила себя:

— Извини, пожалуйста, я знаю, это не мое дело.

— Да, действительно, не твое дело, — холодно подтвердила Юлия, — если так пойдет и дальше, то скоро ты будешь контролировать мои доходы и расходы.

Хайди не стала молчать.

— Ну все же некоторое представление об этом я могу иметь.

— Непременно. Но я не собираюсь выслушивать от тебя упреки по поводу моего обращения с деньгами. Это не позволял себе даже мой муж.

— Бедный Роберт!

Юлия предпочла сделать вид, что не услышала издевки.

— Впрочем, я использовала деньги для очень хорошей цели.

— Ну, если ты так считаешь… — ответила Хайди безразлично.

Они находились сейчас в подвале и толкали стойку на колесиках по длинному, плохо освещенному проходу.

— Посмотри же на меня! — сказала Юлия. — Нет, подожди! — Она включила свет.

Хайди Ламм изучающе посмотрела на Юлию и сказала:

— Ты хорошо выглядишь.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Я еще наверху заметила, что ты действительно хорошо выглядишь, Юлия.

— Ты разочаровываешь меня.

— Почему же? А что, я должна разразиться потоком похвал?

— Да, именно так. — Хайди хотела уже было продвинуть стойку к противоположной стене, но остановилась.

— Неужели ты действительно сделала подтяжку на лице? Мне сразу же показалось, но я не хотела тебя обижать, Юлия.

— Обижать? Каким образом?

— Ну ведь… — Хайди с беспомощным выражением на лице подняла плечи, затем опустила. — …ведь это несколько неловко, да? Когда красота и моложавость являются результатом усилий умелого хирурга.

— Ничуть, — возразила Юлия, — я вовсе не собираюсь каждому встречному сообщать об этом, тем более, что некоторые сочтут мое решение очень странным, это видно уже по тебе, — но я не вижу причины стыдиться. Совсем наоборот! Я горжусь тем, что пошла на этот шаг.

Тем временем Хайди наконец установила стойку.

— Она может стоять здесь. Мешает слегка, но не слишком. — Скажи, ты даже не пытаешься меня понять? — раздраженно спросила Юлия.

Хайди посмотрела на нее:

— Честно говоря, мне тяжело это понять. Я считаю, следует мириться с тем, как выглядишь.

— Тебе легко говорить. Ты была и остаешься привлекательной и симпатичной, и такой же останешься даже, когда станешь бабушкой. Со мной же все по-другому. Я была красавицей, которая отцвела, вернее увяла. Скажи честно, ведь до операции я выглядела на десять лет старше, чем на самом деле.

Хайди пожала плечами.

— Не сердись на меня, Юлия, но я не считаю, что это так уж важно. Я любила тебя такой, какой ты была. Ну и что такого, если ты выглядела старше? Может быть, в ближайшие годы ты не сильно бы изменилась.

— Вряд ли! Боюсь, я уверена, что старела бы прямо-таки молниеносно.

Хайди наморщила лоб. — А ты уверена, что при помощи операции ты остановила этот процесс?

— Да.

— Но если говорить о внутреннем процессе… я считаю, ты постоянно в стрессе, ты надрываешься на работе и изматываешь себя… следовательно, если ты этого не изменишь…

— Ну что за лепет! — резко оборвала ее Юлия. — Просто скажи мне, что ты имеешь в виду. Я же на тебя не обижусь.

— Ну ладно, ведь может так быть, что результаты операции не сохранятся надолго.

— Тогда я буду считать, что мне не повезло.

— И ты перенесешь это так хладнокровно?

— А что же мне остается делать? Ну а теперь пошли! Хватит стоять здесь в духоте. — Юлия открыла дверь склада, пропустила Хайди вперед, выключила свет и заперла дверь.

Когда они поднимались наверх в лифте, Хайди сказала тихо:

— Мне очень жаль, если я испортила твою радость.

Юлия улыбнулась.

— Ты этого не сможешь сделать. Ты ведь не знаешь, как я себя чувствую: просто чудесно. И этого не сможет изменить даже твой пессимизм. Если надо будет, я сделаю операцию еще раз, и еще раз, и еще раз…

— И как ты будешь это оплачивать?

— Где-нибудь уж достану деньги, предоставь это мне.

— В данный момент ты выглядишь действительно сказочно, — признала Хайди. — Вероятно, я просто скисла от того, что моя начальница выглядит настолько моложе меня.

— Да, отныне так и будет, — великодушно согласилась Юлия. — А теперь давай приступим к работе.

За время отсутствия Юлии Хайди вела дела вполне добросовестно. Все было в порядке и итоги выглядели очень утешительными. Единственное, чего не хватало Хайди, это собственной инициативы, и она сама понимала это не хуже Юлии.

Так, например, Хайди заказала лишь небольшое количество так называемых двойных сумок, которые только входили в моду — сумочки, в которые можно положить самые необходимые вещи, губную помаду, связку ключей, деньги, носовой платок и которые выглядели очень миниатюрными и женственными, а к ним вместительные сумки такого же дизайна, из тех же материалов в которые можно было положить и маленькие сумки вместе с газетой, книгой и даже коробкой конфет. Юлия была уверена, что как раз этот товар будет иметь большой спрос и она сразу же нажала на все рычаги, чтобы как можно быстрее организовать дополнительные поставки.

Такая же накладка произошла у Хайди с трикотажными вещами. Она не заинтересовалась удлиненными пуловерами, которые при наличии некоторой смелости можно было носить как мини-платье, и тоже заказала минимальное количество. Так что Юлии пришлось повоевать с лондонской фирмой также за дополнительные поставки. Это было тяжело, так как желаемые свитера, естественно, не лежали на складе, их надо было еще получать от изготовителей. Юлия не отступила, пока не договорилась о поставках в самый ближайший срок. Она прекрасно понимала, что фирма в этом случае нарушит обязательства перед другими клиентами, но Юлию это абсолютно не волновало.

— Так, это мы сделали, — удовлетворенно сказала она, когда к вечеру следующего дня ей письменно подтвердили согласие.

Однако Хайди Ламм не стала изображать большой радости.

Юлия внимательно посмотрела на нее.

— Что-нибудь не так?

— Я не понимаю, почему ты так уверена в том, что все эти вещи будут хорошо продаваться.

— Я совсем не уверена. Просто я полагаюсь на старую истину: кто не рискует, тот не выигрывает.

— А ты не слишком ли рискуешь?

— Нет, наоборот! Мы просто не можем себе позволить не предлагать самые новейшие товары. Если за нами закрепится слава тех, кто предлагает уже опробированные вещи, это будет началом нашего конца! Запомни это!

— Значит, мне следовало бы заказать больше?

— Конечно. Но я вовсе не упрекаю тебя.

— Мне не хватает твоей смелости.

— Вот потому-то это и не твоя фирма. Очень хорошо, что ты действуешь осторожно. Это как раз то, в чем я могу положиться на тебя. У тебя все в надежных руках, ты не пойдешь на непросчитанный риск. Ведь если у нас что-то не удается, как раз я буду нести ответственность за последствия.

— Если ты разоришься, это меня заденет не меньше, чем тебя.

— Ты ошибаешься, ты легко найдешь другую работу.

— Так же, как и ты.

Юлия засмеялась.

— Ну тогда, о чем мы беспокоимся? Продолжим нашу игру и сохраним хорошее настроение.

 

24

Лишь спустя неделю Юлия согласилась прийти к Хайди в гости, причем за эту неделю она заново запустила все на полный ход, не забыв при этом сотрудников, работающих для нее на местах. Визит к Хайди теперь уже не был бегством от одиночества, а стал обычным визитом к Хайди и ее детям, точно таким же, какие бывали и раньше. Она всегда дарила подарки детям к праздникам и очень часто привозила им что-нибудь из своих поездок, когда ей попадалось что-нибудь оригинальное и симпатичное. Она знала все об успехах, неудачах, болезнях детей. Хайди и ее дети были для нее почти как семья. Элфи, старшей дочери, было двенадцать лет, Ангусу, сыну — десять лет и Глории, самой младшей, которая даже не помнила отца — восемь.

Они всегда радовались появлению Юлии, но относились к ней с почтением, поскольку их мама не уставала напоминать, что Юлия ее «начальник и работодатель».

Благодаря хорошей зарплате, которую получала на фирме Хайди, она с детьми смогла перебраться в просторную квартиру в мансарде. Правда, это была квартира в старом доме, но Хайди и ее дети были настроены романтично для того, чтобы оценить и полюбить эти скошенные потолки и наклонные стены мансарды, которые они сами обшили светлым деревом. Элфи, Ангус и Глориа наконец-то получили по отдельной комнате, у Хайди была своя спальня, а из большой прихожей они сделали гостиную и столовую. Юлия чувствовала себя здесь как дома.

Хайди испекла пирог, женщины пили кофе, дети — какао. Потом, когда со стола все было убрано, с шумом и смехом сели играть в «Монополию». Глориа, самая младшая, только недавно «научилась» проигрывать, но тем не менее Юлия по старой привычке немного подыгрывала девочке.

— Лучше этого не делать, — шепнула Хайди, заметив это. — Пришло время, когда Лори должна привыкать и к поражениям.

— Не беспокойся, — ответила Юлия, — я сразу же перестану, если она что-нибудь почувствует.

Позднее, когда Ангус выиграл все, что только было возможно, дети сели смотреть телевизор, а Хайди и Юлия устроились на диване.

Хайди налила себе и подруге немного коньяка.

— Хорошее у меня сейчас время, — сказала она задумчиво. Элфи и Ангус еще достаточно малы для того, чтобы хотеть уходить из дома. Через пару лет их уже не удержишь дома — от этого никуда не деться. Они уже сейчас мечтают о большей свободе. А Лори уже достаточно подросла для того, чтобы с ней можно было говорить на многие темы.

— А ты никогда не задумывалась о том, чтобы поискать себе мужа?

— Мужа? Нет, никогда. Знаешь, моя маленькая семья кажется мне похожей на парусную лодку в большом океане. Если нарушить баланс, она может перевернуться.

— Но всегда считают, что детям нужен отец, по крайней мере, авторитетное лицо мужского пола.

— Да, так говорят. Но боюсь, что мои дети не приняли бы нового отца. Были бы сплошные крики и вопли. А что касается авторитетного лица мужского пола, только не пойми меня неправильно, Юлия, пожалуй, таковым для них являешься ты.

— Ты шутишь?

— Нет, совсем не шучу. Ты для них авторитет, гораздо больший, чем я. Если возникает какая-то проблема, или от меня требуется принять какое-то решение, на которое мне трудно отважиться, я обычно говорю: «Я должна поговорить об этом с Юлией». Что потом и делаю.

— Но ты взваливаешь на меня огромную ответственность.

— Возможно, для самозащиты. Ведь это значит, что я чувствую себя не совсем уверенной, понимаешь? Я всегда боюсь, что ты можешь оказаться недовольной моей работой или начать какое-то новое дело, в котором я тебе не понадоблюсь. Но поскольку ты должна будешь подумать о судьбе моих детей, то не сможешь так просто выкинуть меня.

— Что за фантазии, Хайди! У меня никогда не было даже близко в мыслях отделаться от тебя. Я ведь так рада, что ты у меня вообще есть!

— Небольшая перестраховка, — рассмеялась Хайди, — никогда не повредит.

Юлия сделала глоток из своего бокала.

— Мне кажется, что ты стала очень разумной.

— Нет ничего в мире, что могло бы меня остановить, если речь идет о благополучии и безопасности моих детей.

— Ты живешь только для них, да? Иногда я завидую тебе по-хорошему.

— Ты могла бы сама иметь таких же.

— Едва ли. Однажды это могло бы случиться… Но, если честно, я никогда по-настоящему не хотела иметь детей.

— Ты и сейчас можешь их иметь. Все еще можно исправить.

Юлия горько засмеялась.

— Сейчас? В этой ситуации?

Хайди очень хотелось расспросить Юлию, но она не хотела быть бестактной.

— Тебе, конечно, хочется узнать, что же собственно произошло? — угадала ее мысли Юлия.

— Честно говоря, хочется. Я ужасно любопытна. Но если ты не хочешь об этом говорить, не надо! Я не хочу вынуждать тебя.

— Это правда, и я это очень ценю. Но почему у меня должна быть какая-то тайна от тебя? Правда такова: ты была права во всем, что касается Роберта.

— Я? — испуганно ответила Хайди. — Но ведь я совсем ничего не знаю!

— Ты меня как-то предупреждала. Ты забыла? Ты сказала мне, что опасно оставлять его одного так часто. Ты предостерегала меня от того, чтобы я полагалась на его верность.

Хайди больше не могла сдержать себя.

— Значит он обманул тебя? — спросила она.

— Больше того. У него ребенок от другой женщины. — Юлия рассказала о появлении Риты и о ссоре с Робертом.

Когда она закончила рассказывать, Хайди начала очень медленно говорить, взвешивая каждое слово:

— Но ведь это означает, что он, по крайней мере, не захотел разводиться с тобой. А ведь он мог использовать ребенка как повод для развода.

— Да, — согласилась Юлия, — он говорит то же самое.

— И факты говорят сами за себя. Было бы крайне неправдоподобно, если бы она не хотела заполучить его. Скажи, сколько ей, собственно, лет?

— Около двадцати пяти. Моложе меня лет на десять.

— А сколько лет девочке?

— Я думаю, четыре или пять.

— Ты уже думала о том, что было в ваших отношениях в этот период, когда он был с этой Ритой?

— С момента нашей ссоры я только этим и занимаюсь. Я ломаю себе голову над тем, что же тогда могло произойти между нами. Конечно, я была тогда занята созданием фирмы, моя голова была забита только этим. Но Роберт был такой же, как всегда. Я не могу припомнить, чтобы у него было плохое настроение или бы он скучал. Он не выглядел очень подавленным, когда я уезжала, — собственно, это очень логично, поскольку его ждала другая, — но он всегда явно был очень счастлив, когда я приезжала домой.

— А как обстояло дело с…, — Хайди покраснела, — … ну, ты понимаешь?

— О боже, какая церемонность! Ты имеешь в виду секс?

— Да.

— С этим у нас никогда не было проблем. Получается, что я вовсе не так уж хорошо знала Роберта…

Иначе я должна была бы предчувствовать, что что-то может произойти, и если не предчувствовать, то, по крайней мере, догадаться обо всем позже. Но ничего подобного не произошло. Словом, я ни в чем не могу разобраться.

— Постарайся вспомнить, может быть он был какое-то время подавленным? Как будто хотел сказать тебе что-то и не осмеливался?

— Да нет. Все было как обычно.

— Тогда это означает, что ему отлично удалось провести и тебя, и свою подругу. — Хайди замолчала. — Извини, я не хотела сделать тебе больно.

— Но твое замечание ставит точки на «i». Он блестяще владел ситуацией, и я не уверена в том, что у него была только эта Рита.

Хайди показалось, что ей следует несколько защитить Роберта.

— Но лицемером его все-таки назвать нельзя.

— А что ты скажешь про то, что он меня обманывал в течение нескольких лет? Он никогда не давал мне повода сомневаться в том, что я единственная у него. Не смей защищать его! То, что он сделал со мной, это величайшая подлость, а если ты предполагаешь, что и Рита страдала из-за него, не говоря уж о ребенке, то ты можешь прийти к выводу, что мой любимый Роберт на самом деле не более чем эгоист и подлец. Нет, я больше не хочу иметь с ним ничего общего.

— Ты будешь разводиться?

— Да не это главное…

 

25

Самым важным для Юлии теперь было найти заказчика, который бы работал с ее фирмой по тем же товарам и в таких же объемах, как «Про Фобис». Но это было очень не просто. Все известные крупные фирмы-производители имели уже своих постоянных агентов-распространителей, а продукция новых фирм не давала уверенности в успехе. Безрезультатно Юлия пыталась использовать свои связи, но пока все ее усилия не увенчались успехом.

И когда однажды в субботу вечером ей в бюро позвонила Маргит Шонцайт, одна из представительниц фирмы «Про Фобис», Юлия была удивлена. Маргит Шонцайт отвечала за распространение продукции фирмы в Бельгии и Нидерландах, была необычайно старательным человеком. У Юлии всегда были очень хорошие отношения с ней.

— Привет, Юлия! — бодро сказала Маргит. — Как хорошо, что я тебя застала. Я звонила тебе домой, но никто не подошел к телефону.

— Я осталась на уик-энд в Мюнхене, — ответила Юлия, и поскольку она не хотела выкладывать всю правду своей бывшей коллеге, но вместе с тем должна была дать какое-то объяснение, она добавила: — У меня столько дел!

— А для меня у тебя найдется время? Я бы очень хотела встретиться с тобой.

— Неплохая идея. Что ты предлагаешь?

— Ты пригласишь меня пообедать, а я сообщу тебе некоторые новости.

— Правда? Ну, расскажи!

— Расскажу, но не по телефону. Во всяком случае бутылку шампанского тебе придется все-таки открыть!

Юлия наигранно вздохнула:

— Ну что ж…

Маргит засмеялась:

— Итак, где встречаемся?

— Ты здесь с семьей? — осторожно спросила Юлия. Муж Маргит был свободный журналист и у них было трое детей.

— Да, ты угадала. Мы здесь проездом на солнечный юг. Но не бойся, завтра я отправляю всю команду в музей, а потом они постараются продержаться на жареном картофеле с кетчупом.

— Значит, встречаемся вдвоем. — Юлия подумала и сказала: — Может быть, ресторан в отеле «Четыре времени года»? Там совсем неплохо.

— Согласна. Встретимся в двенадцать в холле.

Когда Маргит положила трубку, Юлия сразу же позвонила в отель и заказала столик на двоих в ресторане.

На следующий день она вошла в холл отеля чуть раньше назначенного времени. Она уже давно сделала своим принципом точность: Юлия никогда не заставляла деловых партнеров ждать ее. К чему сеять раздражение и даже злость?! Юлия села в одно из удобных кресел, откуда она могла видеть портье, входную крутящуюся дверь и подъезд. Затем она спокойно стала ждать. Было очень интересно наблюдать, как гости, среди них довольно экзотичные типы, входили и выходили из отеля, давая портье чаевые.

Вскоре появилась и Маргит Шонцайт, на которую невозможно было не обратить внимания: ее пестрое платье фасона «кафтан», которое хотя и скрывало ее полноту, но, безусловно, позволяло догадываться об истинных размерах Маргит. Она всегда была довольно полной, и Юлия не раз удивлялась тому, как женщина с такими объемами может продавать модную одежду, которая создавалась в первую очередь для стройных женщин. Но Маргит это удавалось, при этом она вовсе не пыталась отождествлять себя с покупательницами, а исходила из того, что она сама по себе. Юлия часто желала самой себе уметь быть такой независимой.

Волосы Маргит были выкрашены в платиново-русый цвет. На ее круглом лице было достаточно косметики. Несмотря на сильно накрашенные ресницы, ее хитрые глазки были едва различимы, настолько они были малы.

Юлия, безупречно элегантная в своем сиреневом костюме и светлой шелковой блузе, поднялась и пошла ей навстречу.

Женщины обнялись, приветствуя друг друга.

— Ты хорошо выглядишь, Маргит! — сказала Юлия. — Сразу видно, что у тебя не пропал интерес к жизни.

Маргит внимательно изучала ее.

— А ты становишься все моложе.

— Честно говоря, — произнесла вдруг к собственному удивлению Юлия, — я сделала подтяжку.

— Браво, девочка! Это послужит тебе на пользу!

— Я надеюсь, что ты не будешь всем рассказывать об этом, Маргит…

— Да ты что! — оборвала она Юлию.

— … Но после «Про Фобис» мне обязательно нужен был какой-то толчок, — убежденно сказала Юлия.

— Но ты им дорого обошлась, да?

— Об этом ты можешь громко рассказывать везде!

Они вместе вошли в ресторан. Их встретил изящный метрдотель в черном фраке и проводил к столику у окна.

Вслед за ним появился официант и подал прейскурант вин.

— Желают ли дамы какой-нибудь аперитив?

— Может быть, бокал шампанского? — спросила Юлия.

— Ах, что ты, закажи лучше сразу целую бутылку. Вдвоем мы ее осилим. Покажите мне.

Маргит взяла у официанта прейскурант вин, посмотрела и выбрала «Дом Периньон».

Затем они обе стали изучать меню. — Я думаю, надо взять специальный комплекс, предлагаемый на сегодня рестораном, — «меню дня».

— Из семи блюд? Я не справлюсь! — ужаснулась Юлия.

— Не волнуйся, порции крошечные. Да и времени у нас достаточно. Встреча с семьей состоится в пять часов.

Юлия с удовольствием заказала бы себе что-нибудь совсем легкое, как она привыкла. Но она посчитала невежливым сидеть напротив Маргит и смотреть, как она ест.

— Значит, так! — обратилась она к ожидающему их официанту. — Мы заказываем «меню дня» номер один.

Старший официант открыл с небольшим хлопком бутылку шампанского и дал попробовать Маргит.

— Поставить шампанское на лед? — спросил он.

— Спасибо. Оно достаточно холодное.

Он осторожно налил шампанское в бокалы.

Юлия и Маргит подняли бокалы.

— Я очень рада видеть тебя, — сказала Юлия, и это было от чистого сердца.

— Но при этом тебя мучает любопытство, — улыбнулась Маргит.

— Ты угадала. Как идут дела у «Про Фобис»?

— Почти хорошо, как всегда.

Это была недостаточная информация, и Юлия решила выждать.

— Естественно, этот Ханс-Георг Нойнер, твой личный друг, вверг фирму в кое-какие убытки, — продолжила с наслаждением Маргит.

Юлия не могла скрыть свою радость, непроизвольная улыбка озарила ее лицо.

— Модели, которые он навязал фирмам в больших количествах, в немалом количестве пришлось отправить на сезонную распродажу. Конечно, клиенты были раздосадованы, в связи с чем последующие заказы были соответственно очень умеренными.

— Именно это я предсказывала.

— Тоже мне фокус! Это было видно как на ладони.

— Как реагировала фирма?

— Твой бывший участок разделили и наняли новых людей.

— А что с Нойнером?

— Если ты думаешь, что его после этого взяли за горло, то здесь ты очень ошибаешься. Он отозван в главную контору и изображает там из себя великого Макса.

— Как это можно было допустить? Как может Элвира Хаген не видеть этого?

— Я думаю, она точно знает, что делает.

Официант поставил перед ними две тарелки, на которых было что-то коричневое и зеленое. — «Амюз голе» — сказал он, улыбаясь.

— «Особое внимание!» — сказала ей Маргит.

— Я уже поняла. Но что это такое?

— Гусиная печенка на сердцевине артишока под соусом, — пояснил официант.

— Ну, давай попробуем. — Маргит взяла кусочек теплого поджаренного хлеба из корзиночки с салфеткой, намазала маслом, решительно откусила и занялась «амюз голе». — Вкусно! — с удовольствием констатировала она.

Юлия ковырялась в своей тарелке маленькой вилкой.

— Но почему? Что нашла Элвира в этом Нойнере?

— Ходят сплетни, что он метит в зятья. Ведь младшая Хаген отнюдь не красотка, да и без особых способностей к чему-либо. Говорят, Нойнер ухаживает за ней.

— Но ведь она совсем молоденькая? У нее нет никаких собственных планов? И она даст себя так легко сосватать?

— Во всяком случае, она не станет сопротивляться. Она полностью подчиняется матери. Делает все, что требует от нее Элвира.

— Но это же ужасно!

— Какое нам дело до этого? — Маргит пожала плечами.

Юлия, наконец, справилась с аппетитной закуской.

Подошел официант, чтобы забрать тарелки.

— Дамам понравилось? — спросил он.

— Спасибо. Это было превосходно! — ответила Маргит. После того, как официант отошел, она добавила: — Я бы не стала встречаться с тобой только для того, чтобы говорить лишь об этом.

И затем Юлия, в то время, как им приносили такие блюда, как перепелиные яйца с маринованной семгой, запеченный картофель с грибами, овощной суп со сливками, лимонный щербет, медальоны из баранины с жареным картофелем, обжаренный инжир, а затем сыр, узнала все, что происходит в их бизнесе. Один француз по имени граф Пьер де Шатонак, отпрыск известного старинного рода, занялся «от купюр» и создал фирму «Насель». Его первая коллекция уже готова, и теперь он срочно ищет людей, представителей за границей, которые могли бы распространять его модели по всей Европе.

— По всей Европе? — переспросила Юлия и подумала о довольно осторожных начинаниях «Про Фобис». — Не много ли он берет на себя?

— Ну это как посмотреть. Для того, кто решил протянуть щупальца до самой Америки, это не слишком много. — Маргит отпила шампанское. — У семьи, судя по всему, много денег. Замки, виноградники, частные банки и так далее.

— Откуда ты все это знаешь?

— Его «охотники» уже подходили ко мне, к госпоже Хейзе и к старому Колеру. Но мы-то прочно связаны с «Про Фобис», к тому же уже не способны на какие-то новые эксперименты.

— А для меня, ты считаешь, это было бы подходящим?

— Я рада, что ты сама это сказала. — Маргит промокнула губы салфеткой. — Во всяком случае, я назвала твое имя.

— Очень любезно с твоей стороны.

— Самым разумным для тебя было бы самой обратиться на фирму. Я могу дать тебе адрес. — Маргит порылась в своей сумке и, наконец, вынула визитную карточку.

Юлия долго рассматривала эмблему фирмы, на которой был изображен стилизованный воздушный шар с корзиной.

— Это очень заманчиво, — сказала она.

— Ну и?

— Я не знаю французского языка.

— А кто его знает? Все обходятся при помощи английского языка.

Хотя знание Юлией английского языка никогда не превышало школьного запаса, она не сочла нужным признаваться бывшей коллеге в этом и сказала:

— Я подумаю.

— Это звучит не очень оптимистично.

— У меня совсем не то настроение, чтобы особо восторгаться! Кроме того, у меня и так полно дел…

— Но ведь от мелких сделок ты не сможешь получать такую же прибыль, — прервала ее Маргит.

— … и я не намерена пускаться в непредсказуемые приключения.

 

26

Юлия не хотела признаться даже себе, что ее неуверенность, та самая, которую, казалось, она уже давно преодолела, эта неуверенность удерживала ее от того, чтобы заявить о себе на фирме «Насель». Решающим было отнюдь не знание языка. Все равно от нее не ожидали, что она будет завоевывать какой-то новый район для продажи моделей коллекции «Насель», а совсем наоборот, то, что она представит ее в своих старых районах работы. И хотя она пыталась вбить себе это в голову, у нее все равно не хватало мужества объявиться на фирме.

Хайди Ламм, с которой она не раз обсуждала эту проблему, тоже не знала, что посоветовать Юлии.

Когда дни стали прохладнее, Юлия поехала в Винкельхоф, чтобы убрать до следующего года свои летние платья и забрать вещи для осени. У нее было странное чувство, когда она входила в квартиру, в которой так долго жила со своим мужем.

Хотя она считала, что Роберт находится на работе, она несколько раз крикнула:

— Здесь кто-нибудь есть? Эй, это я, Юлия!

Но никто не откликнулся, дом молчал.

После того, как она опустошила и заново упаковала чемоданы, и, следовательно, была готова к отъезду, она не смогла устоять против искушения немножко «пошпионить». Казалось, ничего не изменилось. Ничто не указывало на то, что в жизнь Роберта вошла другая женщина. Это порадовало Юлию, хотя она даже не поняла почему.

Юлии вдруг захотелось задержаться в доме. Она помедлила секунду и решительно направилась в ванную. Душ в Мюнхене был уже сделан, но ей так хотелось снова забраться в теплую пенистую воду и почувствовать себя снова дома. И Юлия осмелилась. То, что в любую минуту мог вернуться Роберт, делало это маленькое приключение еще более желанным. Но не следовало заходить далеко. Юлия взяла с собой в ванную одежду и белье, заперла дверь и открыла краны. Даже не задумываясь, она налила в ванную ароматическую жидкость из красивого флакона, потом долго лежала в горячей воде с закрытыми глазами и размышляла.

Что она выиграла от разрыва с мужем? Собственно ничего, кроме облегчения от того, что никогда не надо будет видеть его вновь. У него осталась прекрасная квартира, а ее жилье стало менее удобным, чем раньше. Ей удалось укрепить свою собственную фирму и обеспечить основу своего существования. Но большего ей сделать не удалось.

Когда она вышла из ванны и вытерлась, ее решение вполне созрело. Она должна что-то предпринять. «Насель» как раз подходит для этого. Что мешает ей предложить себя в качестве сотрудницы заграничной службы? Ничего страшного не случится, если окажется, что ее территория уже кому-то отдана или если она по каким-то причинам не подойдет этим французам. Хуже все равно не станет.

Юлия сполоснула ванну, оделась, открыла окно и положила использованное махровое полотенце в грязное белье.

Затем после некоторого раздумья написала приветствие Роберту: «Была здесь. Переложила вещи нафталином и позволила себе принять ванну. Всего хорошего! Юлия».

Она прикрепила записку на кухонном столе так, чтобы было невозможно ее не заметить, и даже улыбнулась, представив себе, какое лицо будет у Роберта, когда он обнаружит эту записку.

 

27

Юлия приехала назад в Мюнхен в хорошем настроении и с порога спросила:

— Есть какие-нибудь новости?

— Еще какие! Тебе звонили из фирмы «Насель».

Юлия удовлетворенно улыбнулась. Это было хорошим предзнаменованием.

— Из Парижа? — спросила она.

— Нет, это был не международный звонок.

— Так кто же это был и что он хотел? Не заставляй меня вытягивать каждое слово из тебя.

— Я уже сказала, кто-то из «Насель». Он достаточно хорошо говорил по-немецки, но я все равно не все поняла. Я назначила встречу на завтра на одиннадцать часов утра. Я предполагаю, что это был так называемый «охотник», но, может быть, и сам граф.

— Ты пригласила его сюда?

— Ну да. Почему бы нет?

— Не так уж здесь красиво.

— Как в любом обычном бюро. Другого он не может ожидать.

— И ты, конечно, не знаешь, как с ним связаться?

— А зачем? Ведь если он придет сюда…

Юлии очень хотелось приготовить соответствующий прием для месье из Парижа.

Со своими заказчиками из Рима и Лондона Юлия обычно встречалась в холле гостиницы и заканчивала встречу обедом. Но на этот раз из-за промаха Хайди все сложилось иначе, и Юлии не оставалось ничего другого, кроме как убрать следы своего проживания в комнате для переговоров.

На следующее утро она одевалась особенно тщательно, но в то же время просто, как если бы это был обычный рабочий день. Она выбрала серую легкую юбку, сатиновую блузу, которая подчеркивала синий цвет ее красивых глаз, и к ней широкий желтый пояс, который украсил ее тонкую талию. Цвета, которые она выбрала, не были кричащими, но и замечательно контрастировали и в то же время и сочетались друг с другом.

Она как раз говорила по телефону с Лондоном, когда внизу позвонили в дверь.

Хайди взяла трубку домофона.

— Входная дверь открыта, — сказала она, очень медленно произнося слова. — Поднимайтесь на лифте на пятый этаж. Там находится наше бюро. — Она отключила домофон и известила Юлию:

— Это граф!

Юлия прикрыла трубку рукой и сказала:

— Впусти его! — Затем она поспешила закончить свой разговор и вошла в комнату для переговоров, как только Хайди ввела графа де Шатонак.

Он был одет в просторный плащ и клетчатую шляпу. Юлия протянула ему руку, граф поспешно снял шляпу и склонился над ее рукой.

— Пьер де Шатонак, — представился он.

— Я рада познакомиться с вами, граф!

— «Граф» лучше пропускать, — сказал он быстро. — Мы ведь демократы, не так ли, и живем в демократической, почти объединенной Европе. — Он поискал глазами место, где можно было положить шляпу и не найдя гардероба, бросил ее на одно из кресел.

Хайди взяла шляпу.

— Позвольте я возьму ваш плащ, граф!

На этот раз он позволил упомянуть его титул.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал он и протянул плащ Хайди.

— Сделай нам, пожалуйста, кофе, Хайди! — сказала Юлия, и затем спросила графа: — Вы ведь выпьете со мной чашку кофе? Садитесь, пожалуйста, — добавила она и показала на одно из кресел.

— С удовольствием.

Хайди вышла. Юлия и французский граф посмотрели друг на друга. Как Юлия и предполагала, он был смуглым южанином с лукавыми карими глазами, полными губами, аристократическим носом, черными волосами и, контрастом его моложавому лицу, с седыми висками.

— Замечательно, что вы так хорошо говорите по-немецки, — искренне сказала Юлия и положила одну ногу на другую. — Это большое облегчение для меня.

— О, знание языков очень важно в наше время. Я многие годы провел в швейцарском интернате.

— А я в школе не думала об этом.

— Это не страшно. Красивой женщине всегда сопутствует в жизни успех, даже если она немая.

Юлия засмеялась.

— Хорошо сказано, граф… Кстати, а как я могу вас называть?

— Месье Шатонак или еще лучше, зовите просто Пьер!

Но на это Юлия не могла решиться так быстро.

— Месье Шатонак, ваше замечание было так галантно и прозвучало весьма поэтично, но должна сказать, что в моей профессии я ничего не смогла бы добиться молчанием. К счастью, моим участком являются Южная Германия, Швейцария и Австрия, так что до сих пор я вполне справлялась при помощи родного языка.

— Но ведь с Римом и Лондоном вас также связывают деловые отношения.

Юлии стало на минутку не по себе.

— Вы очень хорошо информированы, месье Шатонак, — сказала она, — но там мне хватает моих скромных знаний английского языка.

Он как будто читал ее мысли.

— Вы все еще злитесь на этот, как это сказать, скандал с «Про Фобис»?

— Да, — призналась Юлия, — потому что я до сих пор не понимаю, как это могло случиться со мной.

— О, это легко объяснить. Женское соперничество, ничего другого. Я отдаю должное женщинам, но они непредсказуемы. Впрочем, это может быть как раз то, что делает их такими загадочными и притягательными для нас мужчин. Но иметь дело с женщиной в качестве шефа или делового партнера всегда трудно.

— Вы так думаете?

— Абсолютно уверен.

Вошла Хайди с подносом и поставила чашки, блюдца, сахар и сливки на маленький столик между Юлией и графом.

— Мерси, большое спасибо, — сказал граф, расстегнул слегка приталенный пиджак и положил себе сахар и сливки. Юлия пила черный кофе.

— Вкусно, очень хорошо, — похвалил он.

— Может быть, вы хотите немного коньяку к кофе? — спросила Юлия.

— А вы пьете коньяк к кофе?

— Да, даже охотно. Но не в это время дня.

— Я тоже не в это время.

Хайди, как зачарованная, продолжала стоять перед ними. Наконец она спросила:

— Я тебе больше не нужна?

— Сейчас нет, Хайди.

Когда она вышла, граф спросил:

— Хорошая сотрудница?

— Лучшая. Хайди здесь с самого начала. Между нами нет никаких сложностей. — Немного подумав, она добавила: — Во всяком случае, я надеюсь на это.

— Почему вы сделали такую оговорку? — спросил он с искренним интересом.

Юлия подумала о том, что отношения между Хайди и Робертом всегда были несколько напряженными. Однако она не хотела рассказывать об этом графу, да это и не имело больше никакого значения.

— Никогда не знаешь, что будет дальше, — кратко пояснила она.

— Совершенно правильно. Не существует никакой гарантии для счастья. — Он допил свою чашку кофе.

Юлия хотела было предложить ему еще кофе, однако отложила это, поскольку считала, что он должен теперь перейти к делу. Они и так занимались общими разговорами уже достаточно.

— Вы, конечно, знаете, почему я пришел к вам? — вдруг неожиданно спросил граф.

— Маргит Шонцайт сказала мне, что вы создали коллекцию моделей.

— Правильно. И она назвала мне ваше имя. Она говорила мне о том, что вы могли бы распространять модели этой коллекции.

— В принципе это так и есть. Но, естественно, я должна сначала знать, о каких сделках пойдет речь и каких покупателей вы имели в виду. Точнее говоря, прежде чем я смогу принять решение, мне надо самой сначала увидеть коллекцию и оценить ее.

Он улыбнулся.

— Мадам, это само собой разумеется!

— Таким образом, по этому пункту мы единодушны.

— Это летняя коллекция, в эксклюзивном стиле. Я думаю, мы могли бы пойти по следам «Про Фобис».

— Я так не думаю. Было бы лучше быть впереди «Про Фобис», особенно по срокам. Если вы считаете, что эти модели примерно такого же стиля, как «Про Фобис»…

— Нет, они более штучные! — вставил он.

— Тогда мы должны попытаться продемонстрировать ваши модели раньше, чтобы у магазинов не оставалось возможности делать закупки у «Про Фобис». Это означает, что мы по возможности сразу же должны начать подготовку.

— Вам доставляет радость, как это сказать, сыграть шутку с этой фирмой?

— Нет, нет, речь идет только о том, чтобы по возможности хорошо сделать запродажи. Хотя я, честно говоря, раньше задумывалась над способами мести «Про Фобис». Так когда я смогу увидеть коллекцию?

— К сожалению, я должен на пару дней отправиться по делам в Бретань. Естественно, я мог бы распорядиться, чтобы вам продемонстрировали коллекцию в мое отсутствие, но для меня было бы большой потерей не присутствовать при этом самому.

— Не обижайтесь на меня, Месье Шатонак, но я считаю, что вы слишком эмоционально подходите к данному вопросу. По-моему, самым важным является не столько ваше присутствие на просмотре, а скорее то, как скоро я смогу увидеть и оценить эту коллекцию.

— Неужели я могу упустить возможность увидеть вас вновь? Нет, никогда!

Юлия была настолько удивлена этим патетическим восклицанием, что не знала, надо ли ей что-нибудь отвечать.

— Простите меня, пожалуйста, я не хотел пугать вас своей реакцией, но время так бежит, а я уже знаю из опыта: если не воспользуешься благоприятным случаем, будешь сожалеть потом вечно.

Юлия пришла в себя.

— Мы здесь, чтобы говорить о деле, — напомнила она довольно холодно, — и если нам удастся вывести на нужные рельсы…

— Нужные рельсы? — прервал он ее. — Что вы имеете в виду?

— Если мы придем к заключению, удовлетворяющему обе стороны.

Он усмехнулся.

— О, я понимаю! Удовлетворяющий! Дело должно быть удовлетворяющим обе стороны.

— У меня складывается впечатление, что вы смеетесь надо мной, граф.

— Я люблю немного пошутить. Но вы сейчас сделали такое лицо, как моя мама, когда она сердится на меня.

— Для меня бизнес — это серьезное дело.

— Для меня тоже, но не только. Ведь от этого можно получать удовольствие, не правда ли? Кто бы стал стремиться к успеху, если бы это не приносило хоть немного удовольствия?

Юлия вздохнула.

— Может быть, вы и правы, месье Шатонак. Я никогда не смотрела на бизнес с этой стороны.

— Но вам следует это делать, Юлия, иначе у вас будет слишком мало радости от жизни.

Ей очень хотелось возразить против всех его доверительных речей, но она понимала, что только рассмешит его этим.

— Итак, когда вы покажете мне вашу коллекцию?

— Вас устроит через два-три дня?

— Мне нужна точная дата и время.

— Тогда я должен заглянуть в свой календарь. Я смогу сказать вам сегодня вечером. Вы ведь сегодня поужинаете со мной, Юлия?

У нее уже вертелось на кончике языка — с какой стати? Но она не произнесла этого вслух. В действительности, граф был симпатичен ей и даже очень. У нее не было особых причин, чтобы отказывать ему.

— Почему бы нет? — ответила она. — Но я бы хотела до этого закончить наши деловые вопросы.

— Назовите мне ваши условия!

— Исходя из того, что модели вашей коллекции мне понравятся, я могла бы продавать их в Южной Германии, Швейцарии и Австрии…

— В Австрии не надо. Для Австрии у меня уже есть один очень-очень милый человек.

Юлии не оставалось ничего другого, как согласиться с этим, хотя ее предполагаемая прибыль становилась из-за этого меньше.

— Этот вопрос мы выяснили, — сказала она. — Теперь о предварительных финансовых платежах.

— Предварительные финансовые платежи? — повторил он, явно не понимая.

Юлия с удовлетворением констатировала, что теперь она его несколько вывела из равновесия.

— Да, я полагаю, мы должны обсудить это. Если представлять коллекцию «Насель» в достойном виде, это потребует некоторых расходов.

— Но ведь эти расходы вы берете на себя!

Юлия сохраняла спокойствие.

— Вовсе нет! — возразила она. Идея предварительных финансовых платежей пришла ей в голову внезапно, причем не из-за какого-то недоверия или деловой необходимости, а только ради того, чтобы немного охладить заносчивую самоуверенность месье Шатонака.

Он вскочил.

— И сейчас вы смеете утверждать, что «Про Фобис» брала на себя ваши затраты!

— Нет, естественно, нет. Но между мной и «Про Фобис» были совсем другие отношения. Я много лет проработала в этой фирме прежде, чем стала самостоятельным агентом-представителем. Риск, который я тем самым брала на себя, был абсолютно просчитан.

— А с фирмой «Насель» не могло бы быть также?

— Для меня, во всяком случае, нет. Я вообще узнала о существовании вашей фирмы только от госпожи Шонцайт. И, кстати, о вас, месье, как о шефе фирмы «Насель», тоже надеюсь, что вы им и являетесь, — вас я вижу сегодня в первый раз.

Он снова сел.

— Вы действительно очень жесткая деловая женщина.

— Для меня продажа модной одежды тоже в определенной степени игра, но я никогда не зашла бы настолько далеко, чтобы подвергать опасности собственное существование. Вы, вероятно, не понимаете этого. Я должна бороться, чтобы выжить, в то время как вы купаетесь в деньгах.

— Это вам госпожа Шонцайт наговорила?

— Она рассказала о ваших владениях, замках, банках — разве это не так?

— Так.

— Ну, вот видите.

— Но, Юлия, поймите и меня тоже. Мое самолюбие толкает меня к тому, чтобы освободиться от привилегий моей семьи и создавать все самому.

— Хорошо тому, кто имеет привилегии!

— Не издевайтесь надо мной, Юлия!

— Я просто шучу, вы ведь сами любите делать это.

— Туше, — сказал он с легким элегантным поклоном.

Юлия была довольна своим успехом и полностью готова оставить ту тему.

Но в это время граф достал из пиджака свой бумажник:

— Если вы настаиваете на этом…

— Все решат не деньги, — остановила она его, — а модели вашей коллекции.

— Коллекция вам понравится, в этом я абсолютно уверен.

— Значит, подождем, пока я ее увижу.

— Нет, мне бы так не хотелось. Я хочу решить все деловые вопросы сейчас и здесь. Я еще никогда не подвергал опасности существование женщины.

— Дорогой месье Шатонак…

Но он не дал себя сбить с толку и открыл свою чековую книжку.

— Я думаю, десять тысяч марок будет достаточно? — Затем он тщательно заполнил чек.

Юлия медлила.

— А если я не возьму коллекцию?

— Тогда вы разорвете чек. Вы не похожи на человека, который наживается незаконным путем.

— Это действительно так. — Юлия встала и убрала чек в ящик письменного стола. — Спасибо, месье Шатонак, вы оказываете мне доверие. Может быть, я закажу нам еще кофе?

Он отказался.

— Я думаю, будет лучше, если я сейчас уйду.

Юлия огорчилась, что действительно обидела его.

— Жаль, — сказала она улыбаясь, — это была очень интересная беседа.

— Для меня было удовольствием скрестить с вами клинки.

— Разве мы это делали?

Они стояли друг против друга. Граф был ненамного выше ее и смотрел ей прямо в глаза.

— Когда я могу сегодня вечером заехать за вами?

Юлия задумалась. Ей было неловко признаться в том, что у нее нет квартиры и что она временно расположилась в своем бюро. Или все же стоило сказать? Это объяснило бы ее довольно жесткую тактику переговоров.

Граф неправильно истолковал ее нерешительность.

— Но вы ведь не разочаруете меня, Юлия?

— Нет, не разочарую, — успокоила его Юлия. — Наоборот! Я очень рада. Только я думаю, было бы проще, если мы где-нибудь встретимся.

— Да? — переспросил он и затем добавил: — Впрочем, ваш домашний номер телефона не указан в телефонной книге Мюнхена.

— Не удивительно, я ведь живу за городом. Скажите мне, какие у вас планы, и мы назначим место встречи.

— Сначала вкусно поесть… Вы знаете, ведь мы, французы, гурманы.

Юлия засмеялась.

— Может быть, пойдем в «Тантрис»? — спросил он.

«Тантрис» был очень дорогой ресторан с изысканной кухней. Юлия слышала о нем, но никогда еще не была там. Но если он мог и хотел позволить себе…

— Хорошо, в «Тантрис». В восемь часов?

Юлия вызвала секретаршу. Хайди сразу поняла ситуацию и принесла шляпу и плащ графа.

Когда Юлия на прощание собиралась протянуть ему руку, он мягко, но очень решительно взял ее за плечи и расцеловал в обе щеки. Она была настолько поражена, что не могла ни сопротивляться, ни отчитать его.

— Оревуар, Юлия! — смеясь, попрощался он. Затем повернулся к Хайди: — Оревуар, мадам!

Надел шляпу и плащ и быстро вышел.

— Черт возьми! — вырвалось у Хайди. — Какой быстрый!

Юлия сама не знала, почему это безобидное замечание показалось ей таким неуместным.

— Оставь при себе свои комментарии! — сказала она резко.

— Ой, извини, пожалуйста, я вовсе не хотела обидеть тебя! — с раскаянием в голосе сказала Хайди. Но потом улыбнулась и добавила: — Но все-таки он прелесть!

Холодный взгляд Юлии заставил ее замолчать.

 

28

Теперь Юлия должна была решить важную проблему: что надеть для этого вечера? До недавнего времени она могла отбирать что-то из новейших моделей коллекции «Про Фобис», а затем приобретать их для себя по оптовой цене. Но это все закончилось. Маленькое черное платье, которое казалось подходящим для этого случая, было куплено два года тому назад.

Ничего не объясняя Хайди, она уехала в город, поставила машину в подземном гараже на Марк-Йозеф-Платц и через торговые пассажи пошла в один магазин, где ее хорошо знали, поскольку она была одним из поставщиков. Здесь она могла быть твердо уверена в том, что ей предложат наилучшие модели.

Продавщица поняла, что ищет Юлия, и предложила ей несколько платьев, одно за другим. Некоторые из них подошли бы для другого случая, но для ужина в ресторане она находила их слишком экстравагантными. Другие же казались ей слишком простыми и по покрою, и по цвету, и по ткани. Юлия продолжала примерять, все больше злясь на себя за нерешительность. Продавщица, которая к тому же являлась руководительницей этого отдела, оставалась любезной и сдержанной. Но Юлия чувствовала, что и она начинает терять терпение. Единственная модель, которая ей действительно понравилась, стоила, даже со скидкой, более двух тысяч марок. Это было шелковое платье сизого цвета оригинального покроя с глубоким декольте. Юлия никак не могла на него решиться.

— Но, госпожа Пальмер, — сказала продавщица с очаровательной улыбкой. — Вы можете позволить себе это!

Юлия рассматривала себя в большом зеркале.

— Не в этом дело, — сказала она. — Я ни в коем случае не хочу производить впечатление «слишком одетой» женщины.

— Ну, что вы! Платье так подходит вам, как будто специально сшито для вас.

Но Юлия понимала, что Пьер де Шатонак, как любой специалист в области моды, догадается о цене этого очаровательного платья и даже о том, что оно только что появилось в продаже. Все это вместе не соответствовало тому образу бережливой, по-умному расчетливой деловой женщины, которой она себя ему представила.

— Нет, — сказала она с глубоким вздохом, — боюсь, я не решусь купить это платье.

— Мне очень жаль, госпожа Пальмер.

— Да, мне тоже. Я благодарю вас за терпение, которое вы проявили по отношению ко мне. — Юлия стала одеваться. — Но бывают случаи… — Она не закончила предложение.

— Могу я вам предложить что-нибудь еще?

Юлия была восхищена той выдержкой, с которой заведующая отделом еще надеялась на покупку, поэтому скорее из вежливости спросила:

— Может быть, у вас есть шали?

— О да, я могу вам кое-что показать, госпожа Пальмер, — заведующая сделала знак молоденькой продавщице, чтобы та унесла платья, и подвела Юлию к прилавку. Там она разложила большие шелковые платки. — Мы их только что получили.

— Они изумительны! — подтвердила Юлия.

Ей как раз бросился в глаза большой платок, очень яркий, с футуристическим рисунком.

— Я возьму этот, — сказала она решительно.

— У нас есть подходящий по рисунку шарф! — продавщица развернула великолепный длинный шарф и накинула его на руку.

— Посмотрите, рисунок повторяется в различных пропорциях…

— Спасибо, я уже поняла. Упакуйте это тоже.

Спустя несколько минут после того, как они согласовали цену, Юлия, очень довольная покупкой, вышла из магазина. Шелковое платье сизого цвета было уже забыто. На сегодняшний вечер было вполне достаточно ее маленького черного платья от «Про Фобис». Граф спокойно мог себе догадываться о том, что это не только что купленное платье. Это была та модель, которая никогда не выходит из моды. К тому же это платье, украшенное шалью или платком с футуристическим рисунком, говорило о ее стиле.

 

29

Первоначально Юлия решила немного опоздать — ей не хотелось входить в ресторан первой и ждать графа за столом в одиночестве. Но победила профессиональная пунктуальность, и она пришла в точно назначенное время.

К ее радости, Пьер де Шатонак уже ждал у входа, около каменных фигур гигантских мифических животных, по имени которых и был назван ресторан «Тантрис». Юлия поспешила к нему по широким плоским ступеням. Он засиял, когда увидел ее и пошел навстречу. Очень элегантный в черном пальто и белом шарфе, он обнял ее и нежно поцеловал сначала в одну, потом в другую щеку.

Затем слегка отстранил ее от себя и осмотрел взглядом знатока:

— Вы великолепны, Юлия!

Юлия долго вертелась перед зеркалом и, наконец, остановила свой выбор на шелковом платке, а не на шарфе. К черному коктейльному платью она надела сделанное специально к нему короткое пальто.

— Лучше всего я чувствую себя в старых вещах.

— Как вы правы! Следует делать так, как это делают богатые англичане, которые дают лакеям месяцами разнашивать свои костюмы и обувь, прежде чем наденут их сами. Но у нас это не принято.

— Я думаю, что и в Великобритании этот обычай уже ушел в прошлое. Кто сейчас может себе позволить подыскать слугу, подходящего по фигуре и по размеру обуви, если вообще может позволить себе иметь слугу.

Граф засмеялся, взял Юлию под руку и они вошли в вестибюль.

В ресторане его приветствовал молодой человек в смокинге, который занимался исключительно приемом гостей.

Он помог им снять пальто.

— Добрый вечер, мадам… Добрый вечер, месье граф… позвольте проводить вас к столу?..

Он отодвинул стул для Юлии, затем — для графа и сразу же к ним поспешил официант. Как Юлия и предполагала, граф заказал бутылку шампанского.

— Может быть, закажем «меню дня»? Или для вас это будет многовато?

— Совсем нет, — живо ответила Юлия. — Некоторые блюда — это совсем крошечные порции.

Он вопросительно поднял брови.

— У вас большой опыт в этой области?

— Да, немного есть, — сказала она с улыбкой, вспомнив, как они были в ресторане с Маргит Шонцайт, но не стала говорить ему об этом.

— Мы возьмем меню номер один или номер два?

— Второе, пожалуйста. В первом меню «эссенц фом фазан» кажется слишком пресным.

Когда официант отошел, месье де Шатонак сказал:

— Я знаю, о чем вы сейчас думаете.

— Меня удивляет, что вас здесь знают.

— Я часто бываю в Мюнхене. Как жаль, что я познакомился с вами только теперь. Мне жаль упущенного времени.

— Это можно наверстать.

— Но то, что вы сейчас говорите, это совсем не то, что вы думаете, так?

— Я не понимаю вас.

— Признайтесь, вас развлекает, что я настаиваю на графском титуле здесь.

— Меня это немного удивляет, — признала Юлия, — но я могу это понять. Конечно, титул дает вам здесь некоторые преимущества: быстрое резервирование, хороший столик, предупредительное обслуживание…

— Да, это так. Но все это только пока у меня есть деньга. Граф, который не сможет заплатить, становится беднее бедного.

Она засмеялась.

— Бедный граф! У меня уже просто слезы на глазах.

«Тантрис» нельзя было назвать уютным рестораном, в котором можно подержаться за руки и немного расслабиться. Здесь было яркое освещение, слишком высокие потолки, столики стояли слишком близко друг к другу и в таком же порядке как в вокзальном ресторане. Это было то самое место, где можно увидеть и быть замеченной, а именно это и было здесь главным.

Однако Юлия совсем не замечала других посетителей ресторана, среди которых она могла бы увидеть очень красивых женщин, сказочно богатых мужчин и даже нескольких знаменитостей. Она даже не получала никакого удовольствия от общества столь высокопоставленной персоны и не предавалась мыслям о том, как оценивают ее другие. Она сознавала, что она красива, но… только для него. И она наслаждалась его присутствием вне зависимости от впечатления, которое производила на других.

Им надо было так много рассказать друг другу об их юности, так по-разному проведенной, о целях и надеждах, которые были не так далеки друг от друга и об их взглядах на искусство и моду. Они сидели у всех на виду и вместе с этим у них было ощущение, как будто они одни в ресторане.

— Вы замужем, Юлия? — спросил Пьер, когда они приступили к десерту.

— Да. — После некоторых колебаний она добавила: — но я ушла от мужа.

Он не стал больше ничего спрашивать, а пристально посмотрел на нее.

Она не знала, как лучше объяснить ему все.

— У него ребенок от другой женщины, — вдруг произнесла она.

— Звучит прекрасно! — удивленно сказал он.

— Прекрасно? — удивилась Юлия. — Я не вижу в этом ничего прекрасного.

— Это звучит романтично, Юлия, как история из других времен. Сегодня изменяют и лгут друг другу, однако не делают детей. Даже шестнадцатилетние уже знают все о противозачаточных средствах, но если и при этом что-то происходит, то ведь существует еще одно решение вопроса.

— Я думаю, что она хотела тем самым заставить его развестись, — тихо сказала Юлия.

— Да, это могло бы послужить объединением. Он именно так вам все изобразил?

— Да, то есть, нет. Ах, я не знаю. Я была в ярости. Я даже не слушала его.

— Вот это было не совсем правильно.

— Но если бы вы вдруг, совершенно неожиданно, узнали, что ваша жена…

— Я не женат, Юлия.

— Попытайтесь все же представить себе! Такое могла бы сделать и ваша подруга.

— Я не ревнивый.

— Вы никому не доверяете?

Он долго молчал, улыбаясь, смотрел на ее взволнованное лицо, затем стал серьезным.

— Это вопрос, над которым я должен долго подумать, прежде чем смогу честно ответить на него.

— А я своему мужу доверяла.

Он взял ее руку.

— Бедная Юлия!

— Вам совсем не надо жалеть меня, Пьер. Эта проблема для меня уже не существует. Теперь я живу своей собственной жизнью.

— Но шрам наверняка остался.

— Кто же обходится без ран? Может быть, вы, Пьер?

— Нет, нет, вы правы, травмы есть у всех.

— Но мы должны справляться с этим.

— Как я вижу, вам это явно удалось.

— Во всяком случае, слезами я не заливалась. Я была в ярости.

— А сейчас?

— Не знаю. Я больше не думаю о моем муже, — сказала она и потом добавила честно: — Во всяком случае, пытаюсь не думать.

— А если бы он сейчас вошел сюда? Вместе с хорошенькой блондинкой… Ведь это была хорошенькая блондинка, та, с которой он изменил вам?

— Почему вы так думаете?

— Я чувствую это. Так да или нет?

— Да, она блондинка, хорошенькая и на десять лет младше меня.

— Но он не женился на ней, так?

— Это еще может случиться.

— Нет, момент упущен.

Юлия рисовала вилкой сложный узор на скатерти.

— Я в этом совсем не уверена. Он привязан к ребенку, это девочка.

Граф засмеялся.

— Как это все старомодно! Почти трогательно.

— Возможно, я не так выразилась или отношусь к этому неправильно. Во всяком случае, он поддерживает контакт с девочкой, приглашает к себе, ходит с ней гулять, может быть, в зоопарк, не знаю.

Он осторожно взял вилку у нее из руки.

— О, — смутилась Юлия и только тогда поняла, что делала.

— Ничего страшного! — быстро успокоил он. — Может быть, хотите кофе?

— Да, с удовольствием.

— И коньяк?

От коньяка она отказалась.

Граф сделал заказ. К удивлению Юлии официант подкатил маленький столик-тележку, заполненную бутылками, и начал предлагать коньяк, арманьяк и граппу урожая разных лет. Граф де Шатонак выбирал так обстоятельно, что можно было подумать, речь идет о принятии решения на всю жизнь, а не о рюмке коньяка, который не позднее, чем через десять минут будет выпит. Казалось, что официант относится к этому делу также серьезно, как и граф. Юлия сочла все это очень забавным, но зато эта процедура дала ей возможность вновь обрести внутреннее равновесие.

Официант налил золотистую жидкость в рюмку, граф взял рюмку с коньяком в руку, понюхал, сделал глоток и только тогда выразил свое одобрение. Между тем принесли кофе, сливки, белый и коричневый сахар. Кроме того, официант поставил на стол маленькую серебряную пирамиду со сладостями. Юлия налила графу сливки и положила сахар, сама же пила черный кофе. От сладкого отказались оба.

— Как случилось, Пьер, что вы никогда не были женаты? Или такая попытка была?

— Нет. Но объясняется это очень просто: я считаю, что форма брачных отношений мне не подходит.

Юлия рассмеялась.

— Как вы можете это знать, если еще ни разу не пробовали?

— Я жил вместе с одной женщиной, потом с другой, и это было не очень удачно. Только не надо говорить мне сейчас, что все было бы по-другому, если было бы свидетельство о браке и кольцо на пальце.

— Я далека от того, чтобы утверждать подобное.

— Конечно, но очень возможно, что я все-таки попытаюсь отважиться еще раз. С вами, Юлия.

Внутри у нее все задрожало, но она прекрасно понимала, что это сватовство нельзя воспринимать всерьез.

— Совместное проживание? — шутливо спросила она. — Или женитьба?

— Я хочу сказать вам правду, Юлия.

Она внимательно посмотрела на него. Он действовал на нее завораживающе в тончайшей белой рубашке, которая оттеняла его смуглую кожу и карие глаза.

— Да? — спросила она с любопытством.

— Я старомодный человек. — Он сделал глоток коньяка и, казалось, ограничился этим заявлением, как будто тем самым все было сказано.

— Ну и дальше? — подтолкнула она его.

— Я не верю в это изречение: влюблен, помолвлен, женат. Это чистейший вздор. Вы меня понимаете, Юлия? Влюбленность не может быть основой для брака, или, говоря по-другому, — наихудшее из всех оснований для брака.

— А что вы думаете о любви, Пьер?

— Как уже было сказано, я старомодный человек. Мне никогда не удавалось определить границу, где кончается влюбленность и начинается любовь, если вообще влюбленность должна быть предпосылкой для любви. Во всяком случае, брак по любви — это изобретение нового времени и я, несмотря на некоторые исключения, считаю его совершенно бесполезным.

— Вы считаете, что можно быть счастливым и без свидетельства о браке? Это не очень оригинально.

— Наоборот! Я убежден в том, что брак только тогда имеет смысл, когда есть все предпосылки.

— Какие же?

— Здоровье, имущество, воспитание и желание создать семью.

«Почему он рассказывает все это?» — спрашивала себя Юлия. «Неужели он думает, что должен с самого начала дать мне понять, что не собирается жениться на мне? Может быть, он хочет предостеречь меня от бесполезных надежд?»

— У меня тоже никогда не было желания выходить замуж, — сказала она, — и я откладывала решение как можно дольше. Но мой муж непременно хотел этого, я любила его, и таким образом он победил.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, Юлия.

Она не поняла, что он имел в виду и вопросительно посмотрела на него.

— Как бы вы реагировали, если бы сейчас здесь появился ваш муж?

— Ах, да, я вспомнила. — Она засмеялась, — …с хорошенькой блондинкой. — Юлия задумалась. — Я полагаю, мне было бы все равно. Гораздо интереснее было бы узнать, что подумал бы он, увидев меня в вашем обществе, Пьер. — Она улыбнулась ему и добавила: — Рядом с таким привлекательным мужчиной.

— Он ревнив?

Она пожала плечами.

— Понятия не имею.

— Но ведь обычно женщина чувствует это.

— Нет, я никогда не давала ему повода для ревности. И даже если я иногда флиртовала, собственно, он всегда даже был горд за меня. — Она смутилась. — Я боюсь, что это звучит слишком самонадеянно. Я не хотела этим сказать, что мой муж имел все основания гордиться мной, просто он это делал.

— Я это очень хорошо понимаю, Юлия. Вы удивительная женщина. — Он положил руку ей на плечо. — Давайте поедем куда-нибудь потанцевать.

Его прикосновение как будто наэлектризовало ее.

— О да, с удовольствием!

Он оплатил счет кредитной карточкой, дал щедрые чаевые и заказал такси. Им принесли пальто, он помог ей одеться и они вышли на террасу перед рестораном. Юлия узнала в одной из огромных каменных фигур носорога и почему-то подумала, что это может принести ей счастье.

Подъехало такси. Пьер за руку повел ее вниз по ступеням, помог сесть на заднее сиденье и сам сел рядом.

— «Блю Велвет» на Леопольдштрассе, пожалуйста, — сказал он водителю.

Такси тронулось. Пьер положил руку на плечи Юлии и притянул ее к себе. Она повернула к нему лицо, потому что все время хотела смотреть на него. Он поцеловал ее и почувствовал, что ее губы приоткрываются навстречу. От его спокойной нежности у нее закружилась голова.

До ресторана, где можно было потанцевать, было недалеко, и через несколько минут такси остановилось.

— Мы приехали, — сказал Пьер, не отрывая рук.

— Нет, — прошептала она, — пожалуйста, нет.

— Мы не идем танцевать? — Он вопросительно посмотрел на нее.

— Я не смогу этого выдержать, — прошептала она.

— Поезжайте дальше, — громко попросил Пьер. — В отель «Байришер Хоф»!

Такси рывком тронулось с места, и они прижались друг к другу. Его губы опять нашли ее, их горячие языки ласкали друг друга, и Юлии казалось, что она парит в воздухе.

Но когда он коснулся ее груди, она взяла его за запястье и мягко отстранила от себя.

— Что случилось? — спросил он удивленно.

— Ты же не хочешь, чтобы это произошло здесь, в машине? — прошептала она едва слышно.

— Нет, потерпи. У нас еще много времени, Юлия. Успокойся, пожалуйста.

Он взял ее руку и прижал к себе. Она сначала отпрянула, а потом предоставила ему свободу действий. Она чувствовала, что он желает ее так же страстно, как и она его.

Когда Юлия ночью проснулась, в ту же секунду волна радости и покоя захлестнула ее. Рядом на подушке, почти касаясь ее волос, спал Пьер. Его сильная и тяжелая рука покоилась на ее плече. Она ощущала его гладкую кожу и ей так хотелось покрыть его тело поцелуями. Но она не сделала этого, боясь нарушить его сон. При этом ее сердце стучало так сильно, что она думала, Пьер проснется, разбуженный его громкими ударами.

Никогда раньше ей не было так хорошо. Она вспомнила, как это было в первый раз с Робертом, как разочарована она была тогда. Маленький триумф от того, что она настояла на своем, и боль — только это почувствовала она тогда.

Но было бы несправедливо относить это только на счет Роберта, ведь это зависело и от ее собственной неопытности. Позже пришло их время страсти, время, когда оба могли так многое дать друг другу.

Но ничто из прежней жизни не шло в сравнение с тем, что случилось этой ночью. Пьер и она были как две звезды из различных небесных сфер, которые столкнулись и взорвались в огромном фейерверке чувств.

Юлия с нежностью смотрела на его сильные плечи, сильную шею и темные волосы. Как же она его любила! Она бы все сделала, только чтобы он был счастлив!

Она очень осторожно чуть отодвинулась в кровати, чтобы было лучше смотреть на него. Она могла смотреть на него вечно, и все равно ей было бы мало. Не раздумывая, она могла бы пойти за ним на край света.

Но даже в этот момент Юлия сознавала, что он испытывает к ней иные чувства. Он влюблен, в этом она была уверена. Она была для него, конечно, не просто развлечение, для этого он слишком уважал ее деловые качества, от которых зависел успех и прорыв на рынок его фирмы.

Но желал ли бы он ее, если бы знал ее настоящее лицо? Посмотрел ли бы он вообще на нее?

Юлия была уверена, что нет. Она была бы для него тем, кем сама себя чувствовала тогда: преждевременно увядшая женщина, на которую не стоит оглядываться и смотреть вслед. Совершенно четко она понимала, что своим счастьем она обязана только операции, которую сделала. Эта невинная и такая обычная косметическая операция разделяла их как высокая стена.

Юлия должна была жить с этой горькой правдой. «Ну и что? — подумала она. Я сейчас так счастлива, как никогда раньше. И я хочу испытать это чувство в полной мере, пока оно живо».

Она попыталась через голову Пьера увидеть циферблат наручных часов, которые он положил на столик. Это ей не удалось. Но все равно, было ли поздно или рано, если бы ей сейчас удалось незаметно освободиться от него, одеться и взять такси, то она могла успеть в бюро до того, как заметят ее ночное отсутствие.

Она сделала осторожное движение, чуть отодвинувшись от него.

Он моментально среагировал и притянул к себе.

— Не уходи! — пробормотал он по-французски.

Юлия была тронута этим, и все-таки на секунду ей показалось, что Пьер не случайно не назвал ее по имени: он просто не помнит, кто рядом с ним.

И вдруг он произнес: «Юлия!»

— О Пьер, Пьер… — отвечала она и почти уже хотела добавить «я люблю тебя!», но в последнюю секунду передумала.

 

30

Спустя три дня Юлия была в Париже.

Пьер использовал это время для того, чтобы подготовить небольшой специальный показ моделей — для нее, для какого-то господина из Испании и еще одного коммерсанта, как оказалось, из Нидерландов. Они представляли те страны в Европе, где о фирме «Насель» еще не было ничего известно.

Пьер встретил Юлию в Орли, и они без стеснения поцеловались при всех, поскольку среди толкотни прибывающих и улетающих пассажиров это было вполне уместно.

— Как любезно с твоей стороны, что ты приехал за мной, — сказала она, когда они шли к машине. Он нес ее дорожную сумку.

— Что бы ты делала без меня? Совсем одна в чужой стране? — пошутил он.

— Я бы взяла такси и попросила отвезти меня в «Хилтон»! — ответила Юлия. — Надеюсь, водители здесь понимают английский?

— Что ты собираешься делать в «Хилтоне»?

— Остановиться, естественно.

— Об этом вообще не может быть речи! Само собой разумеется, что ты будешь со мной в «Отель Шатонак».

Она резко остановилась и уставилась на него.

— Что? У тебя и отель есть?

Он засмеялся.

— Разве ты не знаешь, что слово «Отель» во французском языке имеет много значений?

— Нет, — сказала она.

— Так вот, многие общественные здания называются «отель». Затем, этим словом называют также то, что ты имеешь в виду. Маленькие гостиницы при ресторане тоже могут так называться, и, наконец, то, о чем говорю я, «отель» — это городской дом семьи. Ты сейчас увидишь.

— «Отель Шатонак», — повторила Юлия.

Поездка от аэропорта до города продлилась дольше, чем Юлия могла себе представить. Движение было очень плотным, оживленным, и теперь она даже без объяснений Пьера смогла понять, почему он ездит на маленькой невзрачной на первой взгляд машине. Она втайне порадовалась тому, что в свое время не успела съязвить по этому поводу.

«Отель Шатонак» располагался в старом центре города, прямо на берегу Сены, недалеко от бульвара Сен-Жермен. Это был старый дом с узким фасадом в стиле классицизма. Казалось, что новые дома, которые окружали небольшую, засаженную платанами площадь, теснили этот старый дом. Но он излучал достоинство и определенное упрямство, как пожилой человек старой закваски, который хотя и знает о своей немощи, но еще нескоро собирается сдаваться.

Пьер де Шатонак открыл ключом резную дубовую дверь и одновременно с этим позвонил. Молодая полненькая женщина в черном платье с круглым белым кружевным воротником поспешила к ним, когда они вошли в прихожую, и с улыбкой приветствовала их.

Пьер представил ее.

— Это Луиза — добрый дух нашего дома. Ты можешь со всеми пожеланиями обращаться к ней… — Затем он добавил по-французски: — Луиза, это мадам Пальмер, мой очень хороший друг.

Луиза улыбнулась Юлии, и Юлия совсем не удивилась бы, если бы та сделала книксен. Луиза и Пьер обменялись парой слов. Затем он передал ей дорожную сумку Юлии и сказал ей:

— Иди с Луизой! Она проводит тебя. Я скоро вернусь.

— Куда ты уходишь?

— Я только поставлю машину в гараж. Прежний подъезд прямо к дому теперь, к сожалению, застроен. — Он направился обратно к входной двери.

Вестибюль дома был построен с размахом. Широкая лестница вела на верхние этажи мимо окон с мозаичными стеклами и дверей различных размеров. Ступени были покрыты красивыми, старыми и сильно потертыми коврами. Наконец, поднявшись на третий этаж, Луиза открыла дверь в великолепно обставленное помещение. Юлия даже не знала, куда посмотреть сначала. Здесь стояли мягкие кресла, различные маленькие столики, лампы с шелковыми абажурами, кушетки с дорогими покрывалами, великолепные старые картины украшали стены. Пол был покрыт пестрыми восточными коврами.

Луиза дала Юлии время осмотреться, затем провела ее в спальню, которая, к облегчению Юлии, была ярко и современно оформлена, и в то же время выглядела элегантной и даже благородной. Луиза поставила сумку Юлии на тумбочку и показала ей ванную комнату с встроенной в пол круглой ванной из серовато-белого мрамора.

Жестом Юлия показала экономке, что хочет вымыть руки. Луиза с усердием закивала головой и показала на махровое полотенце рядом с широкой раковиной, которая была также из серо-белого мрамора. Затем она сказала еще что-то, по-видимому, пожелав приятного пребывания здесь.

— Мерси, мерси бьен, — ответила Юлия приветливо, поскольку только на это хватало ее французского языка. И Луиза удалилась.

После того, как Юлия привела себя в порядок и поправила прическу, она решила осмотреть дом. Спальня была оформлена в белом, сером и желтом цветах. Как единственное украшение, напротив кровати на стене висел рисунок в узкой позолоченной раме, который отдаленно напоминал известную картину Эдуарда Мане «Завтрак на траве». Возможно, это был набросок к этой картине, те же контуры обнаженных полных женщин и тщательно одетых мужчин. Юлии картина понравилась, и она подумала, что если это подлинник, то он должен стоить невероятную сумму денег.

После того, как она некоторое время полюбовалась на рисунок, она открыла узкую дверь и вошла в гардеробную, где Пьер держал свои вещи, значительное количество костюмов, брюк и пиджаков. Еще здесь был стеллаж с обувью всех видов и полки, заполненные рубашками и свитерами. Юлия нашла пару свободных вешалок, на одну из них и повесила свой жакет. Она распаковала дорожную сумку и разместила в шкафу привезенные с собой платья, блузки и свитера.

Пьер все не возвращался.

Юлия вошла в большое помещение, в котором только что уже была с Луизой. Хотя здесь было на что посмотреть, она не стала задерживаться, а пошла ко второй двери и открыла ее. За ней оказалась еще одна комната, но в ней было абсолютно темно. Юлия помедлила, ей даже стало страшновато. Она охотно бы закрыла дверь, но не смогла этого сделать. Ее охватило любопытство. Она чувствовала себя почти как седьмая жена Синей бороды, когда та пыталась раскрыть его тайну.

Должен же здесь быть выключатель! Юлия ощупала стену около двери, нашла выключатель и повернула его. При свете помещение оказалось совсем не таинственным, — просто скромная прихожая без окон, из которой шло несколько дверей. Юлия открывала одну дверь за другой. Она обнаружила красиво оформленную вторую спальню с ванной комнатой, вероятно, гостевую, и порадовалась, что Пьер не предложил ей эту комнату. Рядом находилась столовая, где стоял овальной формы стол, по-видимому, раздвижной, высокие стулья, горка, на полу лежал дорогой ковер, на окнах — белые легкие занавески. Другая комната, вероятно, служила Пьеру кабинетом, в ней был старинный письменный стол, с украшенной искусной резьбой по дереву и совершенно современное оборудование — компьютер, чертежный стол и стеллаж, заполненный рулонами бумаги. Юлии очень хотелось посмотреть рисунки Пьера, но она сочла это бестактным и быстро вернулась в прихожую, чтобы открыть последнюю дверь. Там оказалась очень уютная комната, где были удобные кресла, диван, телевизор, стереоустановка и удобно размещенная коллекция пластинок, кассет и компакт-дисков. При взгляде на них Юлия поняла, что она очень соскучилась по хорошей музыке. Она присела на корточки и стала изучать коллекцию Пьера. Она нашла там все, что любила — Брамс, Брюкнер, Моцарт, Бетховен, Шуман и Шуберт.

— Ах вот, где ты прячешься!

Она испугалась, когда услышала голос Пьера.

— Не сердись на меня! — попросила она и обезоруживающе улыбнулась ему. — Мне так хотелось немножко порыться здесь.

— Ты будешь разочарована. У меня в основном только классическая музыка и джаз.

— Но это же замечательно! Поставь что-нибудь для нас!

— Что ты хочешь послушать?

— То, что нравится тебе.

Он протянул ей руку, помог подняться, и она оказалась в его объятиях. Они погрузились в длинный страстный поцелуй. Затем он мягко оторвался от нее, но ей так не хотелось освобождаться от его объятий.

— Музыка! — напомнил он с улыбкой в глазах.

— Ах да! — сказала она тихо, почти не дыша.

Он подошел к проигрывателю и спустя мгновение она услышала звуки проникновенной, ритмично нарастающей музыки. Юлия узнала «Море» Дебюсси.

Но она не успела сказать ему об этом.

 

31

Потом они вместе лежали в круглой мраморной ванне, нежно касались друг друга, в каждом прикосновении находя удовольствие. Сначала они решили пойти куда-нибудь поужинать, но потом передумали и остались дома. Луиза приготовила для них легкий ужин. Им надо было так много рассказать друг другу и побыть одним.

Потом они, взявшись за руки, обошли всю квартиру, которую Юлия сначала осматривала одна. Пьер объяснил ей, что несколько необычное расположение комнат, сгруппированных вокруг передней без окон, связано с тем, что дом очень узкий. Он пояснил, что первая гостиная выглядит несколько перегруженно, поскольку это связано с тем, что он привез сюда свои любимые вещи из замка Шатонак.

— Мы, правда, еще живем в этом замке, но ты же можешь себе представить, что на сегодняшний день совершенно невозможно поддерживать в порядке и обогревать тридцать пять комнат, некоторые из которых представляют из себя огромные залы. Чтобы сохранить в порядке замок, мы вынуждены были его продать. Но я просто не мог расстаться с такими вещами, как например, этот подсвечник семнадцатого века. В нашем замке сохранилось еще очень много красивых и редких вещей. Когда-нибудь я покажу тебе это.

Юлия, которая находилась под большим впечатлением от этого дома, едва могла себе представить размеры старого замка. Насколько отличалась жизнь Пьера от тех стесненных обстоятельств, в которых она выросла и в которых, как ей казалось, прозябала сейчас после отъезда из Винкельхофа.

В нижних этажах дома, как узнала позже Юлия, жили родители Пьера, сейчас они отдыхали в Ницце. У Пьера был еще брат, который работал в банке в Лондоне, чтобы овладеть профессией наследника и подготовить себя к вступлению во владение банком «Шатонак», и сестра, которая была замужем за нефтяным магнатом и жила в Штатах.

— Я в семье, так сказать, «mouton fléan» — как это сказать? Своего рода «белая ворона», — признался Пьер.

Юлия удивилась.

— Ты? Почему?

— Человек с художественными наклонностями всегда аутсайдер, — пояснил он, улыбаясь.

— Ты рассматриваешь шитье как искусство?

— Да, безусловно! — подтвердил он. — Все, что выходит за рамки «полезного» — уже искусство. Только многие видят это не так, они воспринимают формы и цвета как нечто заданное. При этом, мы люди, если бы мы не стремились к красоте, могли бы одеваться просто в более или менее теплые мешки. Это было бы гораздо практичнее и дешевле и помогло бы устранить классовое различие или по крайней мере сделать его менее очевидным.

Юлия засмеялась.

— Что за странные идеи у тебя! Могу поспорить, что если было бы именно так, то, по крайней мере, мы, женщины, сразу же перевязали бы талии поясками и веревочками. Возможно, сначала совсем простыми, но со временем все более искусными и яркими.

— Какая умная девочка! — он поцеловал ее в кончик носа. — Тогда мы, модельеры-кутюрье, стали бы безработными, поскольку сплести для самого себя пояс смог бы даже человек абсолютно без фантазии и навыков.

Она хотела спросить его, неужели он действительно учился на портного, потому что с трудом могла себе такое представить.

Но в этот момент он сказал:

— А знаешь, что мне в тебе так нравится?

— Я надеюсь, ты мне откроешь эту тайну!

— Когда я ставил машину, я задержался, потому что встретил своего друга, который уговорил меня пойти выпить с ним чашечку кофе.

— Вот как?

— Я был готов к тому, что ты встретишь меня с упреками. Любая другая женщина так бы сделала…

— Нет, это не так.

— …но ты просто занялась сама собой.

Ей было приятно его признание, но она все же возразила.

— Ты совсем забыл, что я должна была обследовать всю квартиру. — Я совсем не заметила, что тебя так долго не было.

— Любая другая обязательно, как это говорят? — попрекнула бы меня.

— Ты правильно заметил, — сказала Юлия, — что мне очень хорошо бывает одной. Я к этому привыкла. — Она вспомнила о многих вечерах, проведенных в одиночестве, и у нее непроизвольно вырвался вздох. — Ах, я так рада тому, что сейчас я здесь с тобой! — сказала она и прижалась к нему.

Мне так хочется, чтобы это было навсегда! — подумала она, но не сказала этого вслух.

Хотя они за ужином выпили только по бокалу вина, оба были возбужденные, веселые, как будто опьяненные счастьем. И когда Пьер предложил ей пойти потанцевать, в этот раз она не стала отказываться. Ведь она всегда страстно любила танцевать, и сейчас сгорала от нетерпения — ей хотелось почувствовать себя в его руках во время танца.

В Мюнхене она купила себе новое коктейльное платье — яркое, сверкающее, с широкой юбкой, но до последней минуты сомневалась, не слишком ли оно для нее молодежное.

Она покружилась перед Пьером, чтобы показать ему платье.

— Ну? Что ты скажешь теперь? — спросила она, рассчитывая на одобрение.

— Ты относишься к тем женщинам, которым идет все.

Какое-то мгновение она раздумывала, стоит ли ей обидеться или засмеяться.

— Я не могу считать это комплиментом, — ответила она, улыбаясь.

— Но такова правда. Ты ведь сама знаешь, что у тебя безупречная фигура манекенщицы.

— С этого все и началось.

Пьер не обратил внимания на ее реплику и спросил, поправляя на себе бабочку:

— Тебе никогда не приходило в голову, что наше ремесло имеет нечто общее с обманом?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, мы даем демонстрировать наши модели девушкам, которые выглядят привлекательными даже в лохмотьях, и обманываем наших клиенток, лживо уверяя их в том, что они будут похожи на этих сказочных женщин.

— Но ведь это так и есть! — возразила Юлия, потом, подумав, добавила: — Хотя бы отчасти.

— Eh, bien! Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать. При помощи даже самой изысканной модели нельзя скрыть сутулую спину, живот, слишком узкие плечи или широкие бедра.

— Нет, ты не прав все-таки в определенной степени, можно. Если ты говоришь, что манекенщицы хорошо выглядят даже в скромных платьях, то тогда можно из этого сделать такой вывод: женщины, у которых не безупречная фигура, не имеют права быть плохо одетыми.

— Туше! Я сдаюсь побежденным, мой маленький философ. Ты защищаешь только свою профессию.

— Это наша профессия, не так ли? Между изготовлением вещей и ее продажей огромная разница, но их нельзя отделить друг от друга. Одна часть не может существовать без другой. — Она с его помощью надела пальто. — Ты сначала пойдешь за машиной?

— Нет, ma petite, мы пойдем пешком. Это недалеко.

Действительно, танцевальный бар, в который он ее повел, находился всего лишь в нескольких кварталах от дома и, по тому, как его там называли «месье граф», она решила, что он там частый и желанный гость. С кем же еще Пьер бывает здесь обычно? — пронеслось у нее в голове, но она понимала, что не имеет никакого права на ревность, и не стала задавать вопросов.

Стены и потолок в помещении бара были обшиты деревом, уголки и ниши были слабо освещены, так что у влюбленных парочек была возможность тихо поворковать. Стойка бара и стена за ней также были освещены неярко, впрочем как и небольшая круглая площадка для танцев. У рояля сидел высокий чернокожий человек, оттуда была слышна приятная музыка.

Все столики были заняты, и они сели на высокие табуретки у стойки. Пьер заказал коктейли. Они пили через соломинку коктейли и болтали. Затем Пьер протянул ей руку и помог встать. С другого конца бара кто-то сказал ему несколько слов, которые он, улыбаясь, парировал.

— Мои друзья, — объяснил он Юлии. — Они хотят, чтобы мы сели к ним.

— Но это не все, они сказали еще что-то.

Пьер засмеялся.

— Ты заметила это? Ну, они завидуют мне — как это сказать? — моей победе. Над тобой, Юлия. Поэтому они, естественно, подтрунивают надо мной.

Юлия много бы отдала за то, чтобы понять эту небольшую словесную перепалку, и твердо решила, наконец, начать учить французский язык.

Когда они ступили на танцевальную площадку, Пьер сделал знак пианисту. Тот его понял и начал играть медленный вальс. Через секунду они нашли общий ритм и отдались звукам нежной мелодии. Юлии казалось, как будто она парит над танцевальной площадкой. Ей казалось, что никогда еще она не чувствовала себя в таком единении с партнером. Потом был медленный фокстрот, танго и опять медленный вальс. Их примеру последовали другие пары, как будто бы они, Юлия и Пьер, первыми сломали лед. Юлия была рада этому, поскольку это означало, что общее настроение поднялось, и ей больше не приходилось чувствовать себя выставленной на всеобщее обозрение. Но вскоре на танцевальной площадке стало слишком тесно.

— Достаточно на сегодня, — прошептал ей на ухо Пьер.

— Как жаль! — ответила Юлия и безропотно пошла с ним обратно к стойке.

Они допили свои коктейли и направились домой, останавливаясь каждый раз через несколько шагов, чтобы поцеловаться — как влюбленные на заре юности.

— Какая ты молодая! — нежно прошептал Пьер. — Я не могу вспомнить, когда я в последний раз целовал девушку ночью на улице.

— Обычно ты это делаешь только в такси? — поддразнила она его.

— Нет. Вообще нет. До того, как познакомиться с тобой, я был довольно ленивый старый мужчина.

— Вот как раз в этом ты не сможешь меня убедить.

Она остановилась под фонарем и посмотрела на него.

— Скажи мне, Пьер, сколько же тебе лет?

— Тридцать два.

— Тридцать два? — повторила она недоверчиво, так как считала, что он старше. Но она должна была признать, что это был подходящий возраст для молодого модельера, который представлял свою первую коллекцию. — Тогда я старше тебя! И это дает мне право чувствовать себя уставшей и очень хотеть спать.

Она взяла его за руку и потянула за собой. Почти бегом они поспешили в «Отель Шатонак».

 

32

На следующее утро Пьер должен был заняться последними приготовлениями к показу моделей. Юлия охотно поехала бы вместе с ним, так как ей не терпелось скорее увидеть коллекцию. Но Пьер быстро отговорил ее. Вместо этого он предложил ей совершить прекрасную прогулку по Парижу, дал ей план города и довез до Триумфальной арки.

Был чудесный осенний день, небо было покрыто легкой дымкой, сквозь которую светило солнце. Юлия прошла вдоль Елисейских полей, потом через Тюильри, наблюдая за прохожими и играющими детьми. Она жадно впитывала в себя все впечатления и с удовлетворением отметила, что женщины в Мюнхене одеваются с гораздо большим шиком по сравнению с парижанками, которых так превозносят всегда, если те, кого она видела на улицах были действительно настоящие парижанки, а не туристы. Во всяком случае, когда Юлия шла к Эйфелевой башне, она отметила для себя, что притягивает к себе многие внимательные и восхищенные взгляды. У нее уже не оставалось времени посетить знаменитые парижские музеи, но она поднялась на самый верх Эйфелевой башни, откуда можно было увидеть весь город вплоть до районов огромных новостроек.

Когда она проголодалась, она вошла в бистро и заказала себе тост с сыром и чашку кофе. У нее еще оставалось время до встречи с Пьером, но уже болели ноги от ходьбы и, выйдя из бистро, она остановила такси и поехала к собору Нотр-Дам де Пари, строгая красота которого произвела на нее сильное впечатление. Оттуда она спустилась к набережной Сены.

Оставалось совсем немного времени до начала показа. Юлия собиралась перед этим привести себя в порядок и переодеться, но сейчас это становилось уже невозможным, ей нужно было поспешить, чтобы найти «Отель Маршал Ней». Такси нигде не было видно, у нее не хватало терпения ждать и она побежала, заглядывая в карту. Запыхавшись она успела к отелю в последний момент.

Паж проводил ее в изящный зал с паркетным полом и прилегающим зимним садом, который был украшен великолепными букетами из осенних цветов, астр и гладиолусов, в напольных вазах. Поскольку это был закрытый показ, публики было мало, почти только одни журналисты. Для Юлии было оставлено место в первом ряду, между покупателями из Нидерландов и Испании, двумя очень солидными, хорошо одетыми господами.

Юлия села на свое место как раз в тот момент, когда начался показ, — она даже подумала, что ждали только ее — и решила потом извиниться перед Пьером. Но до этого дело не дошло. Впечатление, которое коллекция произвела на нее, и не только на нее, а на всех в зале, — было настолько потрясающим, что все другое сразу показалось второстепенным и не имеющим значения.

Одежда для пляжа, которую демонстрировали стройные, грациозные, сильно накрашенные молодые женщины, была настолько сногсшибательной и спортивно-элегантной одновременно, что у всех перехватило дыхание. Мини-юбки, пиджаки и жакеты, шорты, маленькие жакетики из ярких тканей и кроме этого пляжные платья и халаты, при помощи которых можно было в одну секунду одеться для прогулки по набережной или ланча в столовой. Затем последовали платья, брюки, брюки-юбки и так вплоть до изысканных, весьма просто сконструированных коротких коктейльных платьев, которые превзошли все, что Юлия когда-либо видела. Вечерние платья, которые были показаны в заключение, были также завораживающе прекрасны, а свадебное платье, которое завершало показ, было настоящей сказкой из шелка и кружев.

Последовали бурные овации. Граф Пьер де Шатонак, который не сопровождал показ никакими объяснениями, принял аплодисменты со скромной гордостью и слегка иронической улыбкой.

Его восторженно поздравляли и на коктейле, который он устроил по окончании.

— Это самая практичная мода, которую я когда-либо видела, — выразила свое мнение элегантно одетая журналистка, и все согласились с ней.

— Прошли те времена, когда моду делали только ради моды, — сказал Пьер.

— Вы, на самом деле, пробудили во мне желание одеться по-новому с головы до ног.

— Так и сделайте! Я могу только поздравить вас с этим решением!

Журналистка говорила по-английски, поэтому Юлия могла в какой-то степени понять ее. Сама Юлия держалась в стороне, поскольку рядом с только что продемонстрированным великолепием казалась сама себе жалкой. Но ее глаза выражали все то восхищение, в которое ее привела эта коллекция.

После того как были выпиты все напитки и съедены все бутерброды, гости разошлись. Остались только Юлия, господин ван ден Бек и синьор Хуантос, и вместе с Пьером они направились за сцену. Манекенщицы уже ушли, большинство моделей было развешено вновь на передвижных стойках, таким образом у Юлии и ее коллег еще раз была прекрасная возможность убедиться в качестве тканей и тщательности обработки. Коллекция выглядела очень убедительно. Коллеги Юлии, несмотря на профессиональную сдержанность, были явно в восхищении.

Пьер повернулся к Юлии.

— Ну? А ты что скажешь?

— Меня даже не надо спрашивать! — ответила она, вся сияя от радости.

— Как бы ты все это назвала?

— Просто настоящая «охота за комплиментами».

Он засмеялся.

— Ты меня насквозь видишь. Мне всегда аплодисментов мало.

Они расположились в читальном зале отеля, который Пьер снял по этому поводу, там стояли столы, письменные столы, удобные кресла, лампы для чтения и большой стеллаж с книгами. Туда же был подан кофе.

Речь шла о том, чтобы определить точные сроки передачи коллекции. Это нужно было определить с точностью, подобной расписанию поездов, так как одну и ту же коллекцию нужно было провезти по всей Европе, и в довершение уже не в самом «свежем» состоянии, передать одному шведскому торговцу, который уже закупил ее. Поскольку, в основном, все даты были уже определены, выбор был ограничен. Пьер представил тщательно разработанный и графически оформленный план. Юлия должна была взять коллекцию на последние недели ноября: три дня в Мюнхене, три дня в Штуттгарте, три дня в Цюрихе и три дня в Женеве. Это было не очень удобно, так как приближалось рождество и, соответственно из-за погоды, время, сложное для поездок. Но она понимала, что ничего нельзя изменить. Впрочем, еще оставалось достаточно времени для того, чтобы подготовить своих клиентов к моде «Насель».

Господин Ван ден Бек поинтересовался прейскурантами, но они еще не были готовы.

— Само собой разумеется, — сказал Пьер по-английски, поскольку так было легче общаться, — модели будут не совсем дешевыми.

— Естественно, что за качество приходится платить, — сказала Юлия, — но ни в коем случае нельзя не обращать внимания на кошелек непосредственных покупательниц. Если цена недоступна, то не поможет и самое лучшее качество.

Пьер улыбнулся ей.

— Я постарался сделать очень точную калькуляцию, — обнадежил он.

— А как будет сделана реклама? — спросил испанец. — Что мы сможем сказать по этому поводу нашим клиентам?

— Объявления на всю полосу! — сразу же пояснил Пьер. — По крайней мере, во всех ведущих журналах для женщин. — Затем добавил: — Если получится. Во всяком случае, проекты уже есть. Я смогу показать их вам сегодня вечером. Надеюсь, что вы сможете оказать мне честь поужинать со мной?

Мужчины медлили с ответом на приглашение. Оба планировали, как они объяснили, в тот же день улететь домой, и Юлия надеялась, что они не изменят своего намерения, — но они согласились на приглашение. Она восприняла как иронию судьбы то, что они оставались не столько из-за ужина, сколько из-за нее.

Пьер, естественно, тоже заметил это и подтрунивал над ней, когда позже они остались одни. Она было уже хотела сознаться ему, что только что чувствовала себя совсем несчастной, но решила промолчать, чтобы не портить приподнятого настроения.

— Сейчас я закажу тебе такси, — сказал Пьер, — ты поедешь домой, отдохнешь и приготовишься к вечеру.

Юлия была разочарована.

— А ты?

— Я должен позаботиться о коллекции. Уже сегодня она должна быть отправлена в Лондон.

— Разреши мне помочь тебе!

— Нет, Юлия. Я знаю, что ты могла бы это сделать, но ведь ты мой гость.

— Несмотря на это, я все-таки могла бы…

— Нет. У меня есть для этого люди. Я не хочу, чтобы ты хлопотала здесь.

Юлия пыталась уговорить его, ведь ей так хотелось побыть с ним вместе, но он был непреклонен.

— Если уж тебе так хочется что-то делать, тогда пройдись по Парижу, и домой приезжай попозже.

Она согласилась и отправилась в путь. Но уже через несколько шагов поняла, что вела себя просто по-детски, остановила такси и поехала в «Отель Шатонак».

Там она приготовила себе ванну, долго лежала в большой мраморной ванне и расслаблялась.

У нее было такое чувство, как будто она дошла до вершины своего жизненного пути, нет, вернее, как будто она находилась на крутом подъеме и отчетливо видела перед собой вершину, такую близкую и доступную. Коллекция Пьера превзошла все ее ожидания. Все его модели, на ее взгляд были обречены на успех. Даже если то, что связывало их друг с другом, — взаимная страстная влюбленность, его шарм и ее красота, — было неоднозначно и очень хрупко, то его мастерство было стабильной основой для их общего будущего.

Его мастерство, подумала Юлия, и мои деловые способности. Даже если пройдет волшебство страсти, то это останется. Мы всегда будем необходимы друг другу.

Юлия вышла из ванны, вытерлась и намазала себя с головы до ног тонко пахнущим бальзамом, закрыла портьеры в спальне и легла. Она хотела лишь на минутку закрыть глаза, чтобы предаться своим мечтам о будущем. Но она заснула прежде, чем успела что-либо представить себе.

Когда спустя какое-то время она ощутила на губах поцелуй Пьера, она, не просыпаясь, обвила его шею руками и притянула к себе.

 

33

На следующий день Юлия вернулась в Мюнхен.

Пьер настаивал на том, чтобы Юлия осталась хотя бы на пару дней. Но ей не терпелось заняться делом.

Конечно, последний вечер в Париже был чудесен. Пьер выбрал для ужина ресторан, из окон которого открывался прекрасный вид на ночной сверкающий Париж. Пламя свечей, глянцевый дамаст скатертей, сверкающее серебро и она, рядом с графом де Шатонак, в центре внимания мужчин. Она чувствовала себя принцессой.

Юлия пыталась сосредоточиться на происходящем, но в уме у нее уже складывались целые фразы, которые она собиралась написать своим клиентам и которые смогли бы выразить достоинства коллекции «Насель».

Едва заметная отстраненность Юлии подействовала так, что мужчины вдвойне усилили свои старания, чтобы заинтересовать ее и произвести впечатление. Но она оставалась закрытой для них.

В самолете с ней также попытался флиртовать ее сосед, молодой человек в кожаной куртке, джинсах и майке. Но она настолько глубоко ушла в свои мысли, что почти не замечала его.

Он, так же как и она, не сдавал ничего в багаж и сразу же последовал за ней к выходу.

— У меня здесь недалеко машина, — сказал он. — Разрешите подвезти вас до дома?

Она покачала головой.

— За вами приедут?

Его старания были так трогательны, что она наконец повернулась к нему.

— Все дело в том, — сказала она, — что мне просто не хочется ни с кем разговаривать. — Она снова повернулась и пошла Дальше, оставив его стоять на месте.

В этот момент Юлия осознала, что у нее на лице постоянно блуждала счастливая улыбка. Поэтому молодой человек и был так настойчив. Она должна была изменить выражение лица, причем немедленно. Она не хотела давать повод Хайди для любопытных вопросов или бестактных замечаний.

Юлия доехала до города на автобусе. Даже толкотня в толпе пассажиров не отрезвила ее. Правда, она пыталась изобразить соответствующее выражение лица: опускала вниз утолки рта, но было невозможно «выключить» ее сияющие глаза.

— Ты потрясающе выглядишь! — все же воскликнула Хайди, приветствуя ее, — как после отпуска. Хорошо было в Париже?

— Коллекция «Насель» — просто сногсшибательна, — ответила Юлия, уходя от ответа. — Мы сегодня же должны написать нашим клиентам.

— Текст как обычно?

— Нет, этого недостаточно. Нам нужно сочинить что-то совершенно новое.

— Вот так, на ходу?

Юлия внимательно посмотрела на Хайди.

— Ты спокойно можешь идти домой. Я знаю, тебя ждут дети. А я сразу же возьмусь за работу.

— Может быть, мне все-таки следует остаться? Я могла бы позвонить…

— Нет, Хайди. Я полагаю, что ты мне сегодня уже не понадобишься.

Когда Юлия заметила, что Хайди обиделась, она быстро добавила.

— Я сделаю несколько предварительных текстов, завтра мы их вместе просмотрим и сделаем окончательный вариант, хорошо?

— Я согласна, однако я…

— Я ведь знаю, я знаю, что ты меня никогда не оставишь в беде.

Она буквально вытолкала Хайди и, даже не помыв руки с дороги и не распаковав вещи, села к компьютеру…

 

34

Юлия была убеждена, что коллекция «Насель» будет продаваться великолепно, если она сможет добиться присутствия на просмотрах деловых людей. Но в этом-то и была загвоздка. Она разослала факсы и зазывающие рекламные письма, затем обзвонила всех, но большого интереса к неизвестной пока фирме не было. Тогда Юлия решилась объехать всех своих клиентов, причем еще до того, как поступила коллекция, и использовала все свое обаяние, чтобы, по крайней мере, был полный сбор на показах коллекции. Для достижения этой цели она использовала даже личные связи.

Успех подтвердил, что она все сделала правильно. Когда в конце ноября она смогла показать коллекцию, на всех просмотрах было оживленно, хотя до этого заказчики высказывались довольно скептически. Они отделывались пустыми фразами, типа — «к сожалению, у меня нет времени!» или — «я просто загляну к вам на минутку»! — или же — «только ради вас, госпожа Пальмер!». Но потом, когда начались показы моделей, все были захвачены качеством и неповторимостью моделей коллекции. Еще никогда Юлия так тщательно не подбирала манекенщиц и не платила им так много. По манекенщицам было видно, как хорошо они себя чувствовали в платьях изысканного покроя и обработки. То, что Юлия сама была искренне восхищена коллекцией, дало ей ощущение сопричастности успеху. Заказов было сделано больше, чем она предполагала.

Она вернулась в Мюнхен с папкой, полной заказов, и позвонила Пьеру, чтобы рассказать об успехе. Ей очень хотелось полететь к нему в Париж, но она понимала, что у него не будет времени для нее. Ведь он должен был уже сейчас начинать работать для того, чтобы осуществить поставки в конце марта — начале апреля.

— Очень жалко, что мы не можем увидеться, — сказал он, как будто догадавшись о ее мыслях. — А может быть, мы встретимся в праздничные дни? У тебя уже есть какие-нибудь планы на Рождество и Новый год?

— Я еще не думала об этом.

— Значит, договорились! У одного из моих друзей есть небольшой дом в Швейцарии. Я думаю, это было бы то, что нам надо. Я позвоню тебе, когда окончательно договорюсь обо всем.

— Замечательно! Я рада, Пьер!

— Тогда… всего хорошего… a bientot!

— Подожди! — воскликнула она.

— Да? — переспросил он. — Что-нибудь еще?

В его голосе ей послышалась ирония. Как если бы он был уверен, что сейчас последует объяснение в любви, подумала Юлия. Если она права, он сейчас будет очень разочарован.

— Как в целом обстоят дела с заказами? — поинтересовалась она.

— О, хорошо, — сказал он без особого энтузиазма, — вполне удовлетворительно. Во всяком случае, ты превзошла всех! Так можно сказать по-немецки?

Юлия засмеялась.

— Да, так можно! Можно сказать, что я постаралась для этого больше, чем кто-либо, тут ты прав.

 

35

Пока она была в отъезде, звонил Роберт, но она позвонила ему только после того, как поговорила с Пьером.

— Я думаю, нам надо встретиться, — сказал он. — Надо кое-что обсудить.

Юлия была удивлена, что не испытывала никакого гнева.

— Хорошо, давай встретимся.

— Я могу приехать к тебе, естественно, после работы или же в ближайший уик-энд.

Она подумала и сказала:

— Нет, лучше я приеду к тебе в Винкельхоф. Мне нужно взять кое-что из одежды.

— Может быть, днем в воскресенье?

Она медлила с ответом, и он поспешил добавить: — Это удобное время. Тогда ты могла бы вернуться в Мюнхен до того, как все начнут возвращаться в город.

— Уж не хочешь ли ты что-нибудь приготовить поесть для меня? — с издевкой спросила она.

— Почему бы нет? Но мы можем и пойти куда-нибудь.

— Я постараюсь быть у тебя в двенадцать часов.

Когда Юлия положила трубку, она почувствовала облегчение. За эти несколько месяцев после ее драматического ухода это был первый раз, когда она говорила со своим мужем. Тогда она была охвачена желанием никогда больше не видеть и не слышать его. Она не представляла себе, что они смогут так спокойно и по-деловому разговаривать друг с другом.

В этот момент у нее было только одно желание — отдохнуть и вытянуть ноги, но вдруг ей показалось, что она обрадовалась разговору с Робертом. Она уже не понимала сама себя.

Когда она ехала в Винкельхоф, выпал первый снег. Она ехала не торопясь и была рада, что машина «обута» в зимние шины с шипами. Она немного опаздывала и это злило ее, поскольку шло вразрез с ее твердым правилом — никуда не опаздывать.

Роберт открыл дверь почти сразу, как только она позвонила. Он был легко одет и выглядел похудевшим.

Когда она попыталась извиниться за свое опоздание, он прервал ее на полуслове.

— Я очень рад, что ты вообще приехала.

— Ты ведь достаточно хорошо меня знаешь, я очень точно соблюдаю договоренности.

— Даже при такой погоде? Я бы не обиделся на тебя, если бы ты передумала.

— Тогда бы я, по крайней мере, позвонила. Впрочем, снег начал идти, когда я уже выехала из Мюнхена.

Он помог ей снять пальто и заботливо повесил его на вешалку. Она сняла берет, на котором таяли снежные хлопья, стряхнула его и повесила на крючок.

Что за идиотский разговор, подумала она.

Оба чувствовали себя неловко.

Он взглянул на нее с тоской в глазах.

— Ты чудесно выглядишь!

— Хочу надеяться, — ответила она цинично. — Ведь косметическая операция была достаточно дорогой.

— Я не это имел в виду.

— Но все же. Между тем ты уже привык и считаешь, что это мой обычный вид.

— Это не так. По-моему, тебе совсем не надо было делать операцию.

— Тебе ведь было все равно, как я выгляжу.

— Юлия, когда ты уже, наконец, поймешь, что лицо — это не самое главное? Все дело в характере, внутренних качествах, в самой личности — и все это у тебя есть.

— И поэтому ты меня обманул.

— Нет. Честно говоря, Рита сексуально взволновала меня на какое-то время, во всяком случае. И все. Я ни разу ее не сравнивал с тобой. И когда я сейчас сказал, что ты хорошо выглядишь, я имел в виду не твое прекрасно скроенное лицо, а совсем другое — то, что ты излучаешь. Ты выглядишь счастливой, Юлия.

— Это видно по мне?

— Да. Но почему мы стоим здесь? Входи же! Выпьешь шерри? Придется немного подождать до обеда. Я должен еще бросить в воду клецки.

— Ты умеешь готовить клецки? Кто тебя этому научил?

— Поваренная книга, — ответил он.

Юлия не поверила ему и почувствовала легкий укол ревности, который она сразу же подавила в себе. Какое ей дело до того, что он бывает с другой, что она готовит ему еду и еще много всего для него делает.

Гостиная, как ей показалось, совсем не изменилась. На низком столике перед кожаным диваном лежал красиво украшенный, свежий веночек по случаю адвента.

— Ой, первый адвент! — сказала она. — Я совсем об этом не подумала. — Она села.

Он наполнил два стакана и поставил их на фарфоровые подставки.

— Чтобы ты не беспокоилась, я сразу скажу, что этот венок мне никто не дарил, я купил его сам, в твою честь.

— Я больше о тебе не беспокоюсь, — спокойно сказала она.

Они выпили по глотку. Роберт поднялся и сказал:

— Я скоро вернусь, — и исчез в кухне.

Юлия села поудобнее, положила ногу на ногу и сделала еще глоток. Собственно, она не собиралась пить. Обратная дорога в Мюнхен обещала быть нелегкой. Но она не хотела обижать Роберта.

— Так, все сделано! — Он сел напротив нее. — Расскажи мне о «Насель».

— Ты знаешь про это?

— Только не сердись, пожалуйста, на Хайди за то, что она проговорилась мне. Это же не тайна. Скоро пол-Европы будет знать, что ты представляешь «Насель».

— Да, это так, — подтвердила Юлия.

— Если эта фирма похожа на твою «Про Фобис»…

Юлия прервала его.

— Она лучше, намного лучше, чем ты можешь себе представить!

— Ну тогда ты скоро обгонишь эту Шнайдер, — сказал он.

— Это звучит несколько скептически, или мне показалось?

— Расскажи мне подробнее!

Она полностью описала ему коллекцию, рассказала о фасонах и ткани и сообщила об успехе при показах моделей. Он внимательно слушал ее. Он и раньше был в курсе событий относительно коллекций, интересовался этим и неплохо разбирался во всем этом.

— Ну? Убедился?

— Не сердись на меня, Юлия, но для меня все это звучит слишком красиво, чтобы оказаться правдой. Тебе не кажется, что этот молодой кутюрье несколько ослепил тебя? Он действительно граф?

Она засмеялась.

— Теперь ты еще и ревнуешь?

Он пожал плечами.

— Я беспокоюсь о тебе.

— Совершенно напрасно. Нет никаких причин для этого.

— Тогда я рад за тебя. — Он посмотрел на часы и вскочил. — Клецки!

— Я могу тебе помочь?

— Спасибо, сейчас все будет готово. — Скоро он вернулся из кухни с кастрюлькой и поднес ее к Юлии.

— Пахнет замечательно, — сказала она, встала и направилась к обеденному столу.

Стол был накрыт. Роберт поставил клецки на стол и принес из кухни гуляш. Затем он разлил по бокалам красное вино и тоже сел за стол.

Она попробовала клецки с соусом и воскликнула:

— Это действительно вкусно!

— Обычная еда, — сказал он с наигранной скромностью.

— Можешь мне не рассказывать! Я знаю, сколько труда вложено в это! — Во время обеда они, как будто сговорившись, не касались никаких серьезных тем или личных вопросов. Они болтали о всякой чепухе и посвятили все свое внимание гуляшу и клецкам.

Юлия была удивлена, что они могут так мирно проводить время друг с другом. Еще совсем недавно она не могла представить себе такого. И все же весь ее гнев прошел.

Может быть, все дело было в том, что теперь она ему изменила? Но разве можно было это вообще назвать неверностью, если она живет как свободная женщина, уйдя от мужа? Смогла ли бы она устоять против Пьера, если бы Роберт так не разочаровал ее?

Все эти вопросы крутились у нее в голове, и она не могла ни сформулировать их, ни высказать вслух. Она не хотела обижать Роберта, не хотела давать повод для объяснений, оправданий и извинений. Для нее было шагом вперед то, что они могли разговаривать друг с другом как разумные люди. Она боялась, что неосторожно сказанное слово может перевернуть все настроение и вызвать отчаяние, злость или разочарование.

Когда обед был закончен, Юлия не предложила ему своей помощи. Она сознательно постаралась избежать того, чтобы хоть на минуту войти в роль хозяйки дома. Пока Роберт варил кофе, она принесла чемодан из передней, убрала оставшиеся летние вещи в шкаф, вынула из шкафа свои вечерние и коктейльные платья и упаковала их. При этом она окончательно убедилась в том, что вся ее одежда была достаточно элегантна и даже, можно сказать, супермодна.

Затем они пили кофе, сидя на уютном диване. Роберт принес вазу с печеньем и зажег свечу.

— Я не могу сказать, что мне было неприятно снова пообедать с тобой вместе, Роберт, — начала Юлия, — но я до сих пор не знаю, о чем ты хотел со мной поговорить.

— Ну, на нашем общем счету еще есть деньги, кроме того, ценные бумаги, которые принадлежат нам в равных долях…

— Да, я знаю.

— Любая другая женщина в твоей ситуации уже давно потребовала бы деньги. Ты никогда об этом не думала?

— Нет, — сказала она быстро.

— Я думаю, что деньги тебе действительно сейчас нужны. Ты не можешь вечно жить в своем офисе.

— О, с этим все в порядке, — пока я могу хранить свою одежду у тебя.

— Но я считаю, что нельзя на длительный срок…

— На длительный срок — нельзя, ты прав. Естественно, я хочу подыскать для себя квартиру. Я смогу переехать, как только дела с «Насель» пойдут полным ходом.

— Наши сбережения составляют двадцать тысяч марок. Я охотно дал бы тебе взаймы мою долю, пока ты…

Она не дала ему договорить до конца.

— Ты хочешь быть уверен в том, что свободен от меня?

— Нет, ради бога, нет! Ты меня неправильно поняла!

— Почему же ты пытаешься навязать мне деньги, которых я у тебя не просила?

— Потому что я подумал, что они тебе нужны.

— Это Хайди тебе насоветовала?

— Нет, нет, действительно нет. Это моя собственная идея. Юлия, я ведь знаю твое бюро. Поэтому могу себе представить, как тесно и неудобно тебе там жить.

— За это время я успела провести там душ.

— Браво! — Он поднял кофейник. — Хочешь еще кофе?

— Да, пожалуйста!

Он налил кофе ей и себе.

— Ты только что обвинила меня в том, что я якобы хочу отделаться от тебя. Но это совсем не так. Разреши мне задать один вопрос: ты хочешь вернуться ко мне?

Юлия медлила с ответом.

— Смотря по обстоятельствам? При некоторых условиях?

— Нет, — заявила она, — не думаю. Нет.

— И как же будет дальше?

— Давай немного подождем. Если прожить один год раздельно, то развод может состояться без всяких трудностей.

— Словом, тебе нужен развод?

— Нет. Не обязательно. Я думаю, мы должны подождать с решением. Нас ведь никто не торопит. — Она внимательно посмотрела на него. — Или все-же?

— Нет.

— Ну, вот видишь. Я себя чувствую очень хорошо в моем теперешнем положении, и думаю, ты тоже. Это, по крайней мере, ограждает тебя от соискательниц с видами на брак.

— Ты стала циничной, Юлия.

— Может быть. Во всяком случае, я приобрела опыт. Ведь наверняка кто-то есть у тебя?

— Да, — признал он.

Она удивилась, что его ответ не причинил ей боли.

— Рита?

— Это было много лет тому назад.

Юлия не хотела углубляться, не хотела точно знать, кто это, и не хотела никаких признаний.

— Как поживает твой ребенок? — спросила она, чтобы переменить тему разговора.

— Михаэла? Она такая милая и славная, у нее все в порядке. Немножко ревнует к своему маленькому брату и вместе с тем заботится о нем. Это, вероятно, хорошо, что она может жить со вторым отцом. Мужа Риты она называет папа, а меня — папуля.

— Да, я знаю. — Юлия помнила ту сцену, когда ребенок так властно звал своего отца, однако никто не среагировал на это, а ребенка постарались как можно скорее увести.

— Как часто ты ее видишь?

— Один раз в месяц.

Не очень-то часто, подумала Юлия, для мужчины, которому нравится роль отца.

— Мы не хотим, чтобы девочка была то тут, то там, — объяснил он.

Ее это не очень убедило.

— Это ты сам лучше должен знать.

— Я не могу один решать. Как у неженатого отца, у меня очень мало прав. Решающее слово имеют Рита и ее муж Тео.

Какое мне до всего это дело? — подумала Юлия.

— Значит, — сказала она, — насколько я могу оценить ситуацию, не существует никакой причины для того, чтобы срочно оформлять развод, что было бы непросто. Передай своей приятельнице, ведь она обязательно захочет узнать, чем закончился наш разговор, что мы решили подождать окончания года раздельного проживания.

— Я вообще не хочу разводиться, — вдруг произнес Роберт.

Она предпочла не обратить внимание на его слова.

— В случае, если дело дойдет до развода, я бы охотно взяла эти деньги. Я не настолько гордая, чтобы отказываться от них. Мне кажется, лучше я возьму двадцать тысяч, чем мы будем спорить из-за каждого стула. Ты так не считаешь?

— Обстановка в квартире стоит гораздо больше.

— Сейчас незачем это обсуждать. — Она встала. — Я думаю, мне следует возвращаться.

Роберт поднялся и подошел к окну, откуда открывался чудесный вид на сады и маленькие домики по соседству.

— Снег все еще идет.

Он подошел к ней.

— Юлия, пожалуйста, только пойми меня правильно. Может быть, будет лучше, если ты останешься сегодня здесь? Ты примешь горячую ванну, посидишь со мной и рано утром поедешь?

Она улыбнулась ему.

— Звучит заманчиво. Ты ведь знаешь, чем меня можно соблазнить.

— Ах, Юлия! — Он обнял ее и спрятал лицо в ее волосах.

С удивлением она отметила, что его прикосновение не было ей неприятно. Она стояла и размышляла, принимать ли ей его предложение. Это было странно, но ей очень хотелось остаться здесь. Ее удержала от этого не мысль о Пьере, а боязнь того, что она слишком воодушевит Роберта, а потом будет сама бороться со своими чувствами.

Ей понадобилась вся сила воли, чтобы оторваться от него.

— Давай будем разумными, Роберт. Поверь мне, так лучше.

Он начал энергично возражать ей.

— Нет, Юлия, это не так. Все эти годы, которые мы прожили вместе, вот так сразу больше ничего не значат?

Не мигая, она смотрела ему в глаза.

— Роберт, проблема в другом.

Он подавил глубокий вздох.

— Может быть, увидимся на Рождество?

— Я должна тебя разочаровать. У меня нет никакого желания изображать семью. — Она раздумывала, следует ли сказать ему всю правду, и затем сказала. — Я еду в Швейцарию на Рождество и Новый год.

 

36

В городке снега была немного, но в горах предостаточно. Озеро еще не замерзло, и это огорчило Юлию, так как она надеялась покататься еще и на коньках. Но какое это имело значение? Быть вместе с Пьером — было в сто раз важнее. К Рождеству Пьер подарил Юлии вечернее платье из своей коллекции — модель, которая ей нравилась больше всего. Он распорядился сшить это платье специально для нее из очень необычной ткани. А она связала для него пуловер в модной цветовой гамме. Пьер очень радовался подарку и часто надевал этот пуловер.

Дом, в котором они жили, обслуживала одна приветливая супружеская пара. Самого хозяина не было, он отправился поближе к морю и солнцу — на Мальдивы. Кроме Пьера и Юлии, в доме жила еще одна пара, бизнесмен из Цюриха и его подруга, лет на двадцать моложе его. Они тоже принадлежали к компании Пьера, которая каждый вечер собиралась в барах и диско. Это была постоянно меняющаяся группа довольно интересных людей. Некоторые всегда находились здесь, а некоторые появлялись лишь однажды и потом исчезали. Казалось, что все они знали друг друга, а если и нет, то быстро находили общий язык, общаясь в бодром, преувеличенно оживленном тоне.

Юлия смогла быстро войти в эту компанию. Ее красота дала ей право принадлежать к их кругу, а опыт помог представить себя в наилучшем свете. Те красивые небольшие украшения, которые ей когда-то дарил Роберт, она сознательно оставила дома. Вместо этого она носила здесь, когда это было нужно, роскошную декоративную бижутерию. Поскольку на лыжах она ходила очень плохо, она заранее отказалась от них. Но она была не единственная среди дам, кто поступил также. Многие использовали это время для того, чтобы пойти в косметический салон и к парикмахеру. Тех, кто ходил на лыжах, было не так уж много, так как многие пары танцевали до утра, развлекаясь, а потом отсыпались до полудня. Однажды Юлия и Пьер после веселой ночи и плотного завтрака доехали по горной железной дороге до Пиз Нейр, откуда им открылся прекрасный вид — день был удивительно ясный.

Это было счастливое, беззаботное время, и Юлия наслаждалась им. Пьер был нежен и влюблен, как тогда в Париже, и был откровенно горд тем, что другие мужчины, видя Юлию, завидовали ему. Иногда у нее возникало чувство, что это и есть та самая жизнь, о которой она всегда мечтала. Но затем ей снова начинало казаться, как будто она едет на карусели. Вокруг все крутится, вертится без остановок и без единой минуты на осознание происходящего. Даже когда они с Пьером были одни, они не могли спокойно поговорить друг с другом.

В предновогодний вечер Юлия в первый раз надела платье, которое подарил ей Пьер. Она стояла у большого зеркала в вестибюле дома, а за ней — Пьер, с восхищением выглядывая из-за ее плеча.

— Потрясающе! Ты станешь королевой этой ночи!

И правда, эта модель исключительно удачно подчеркивала ее округлые плечи, тонкую талию и длинные ноги.

— Это все благодаря тебе! — ответила она и в уме добавила: — И вам, профессор Келлерманн! — так как без косметической операции она определенно не была бы столь привлекательна.

Она провела руками по своим бедрам и с удовольствием осмотрела себя.

— Ты уже думал, какую цветовую гамму ты выберешь на следующую осень?

Выражение его лица изменилось, но она этого не заметила, так как он отступил на шаг назад.

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Потому что меня это интересует.

— А тебе не кажется, что такой разговор здесь неуместен?

— Нет, не кажется. Почему неуместен?

— Потому что работа и развлечения — это разные вещи.

Ей уже было ясно, что он рассердился, но она не хотела давать ему право поучать ее.

— Я смотрю на это по-другому, — ответила она спокойно. — Работа всегда приносила мне удовольствие, но то, как развлекаешься ты и твои друзья, отнимает столько сил, что может рассматриваться почти как работа.

— Это очень «petit bourgeois», как это говорят? Очень обывательская точка зрения.

Она испугалась, но не потому, что ее это обидело, а потому что он совершенно точно рассчитал то, чем он сможет ее задеть.

— Впрочем, — продолжал он все в том же агрессивном тоне, — я не буду представлять никакой коллекции на осень, только на зиму. Двух коллекций в год вполне достаточно.

Это было, безусловно, неверное решение. Ведь другие модельеры ежегодно представляли на рынок три-четыре коллекции, и к тому же такое решение Пьера означало для Юлии сокращение ее доходов, на которые она уже твердо рассчитывала. Но она не хотела дать себя спровоцировать.

Поэтому она совершенно спокойно и с улыбкой сказала:

— Замечательно, тогда мы сможем проводить больше времени вдвоем…

Ее ответ обрадовал и несколько смутил его.

— Браво, Юлия! — воскликнул он, обнял ее и хотел поцеловать.

Но она отвернула голову в сторону, так что его губы не коснулись ее.

— Нет, Пьер, пожалуйста! Я только что накрасилась!

— Пардон, — сказал он, смеясь, — я вовсе не хотел разрушать произведение искусства.

По лестнице кто-то спускался им навстречу, и ей не пришлось отвечать. Она даже была рада этому, так как не смогла бы объяснить, даже себе, почему постаралась избежать этого поцелуя.

Однако потом этот небольшой разлад, казалось бы, потонул в каскаде всеобщего ликования. Сначала был коктейль с шампанским в «Палас Отель». Платье Юлии привлекло всеобщее внимание своей изысканностью, что кое-что уже значило, поскольку в кругу ее новых знакомых было принято иметь очень высокое самомнение. Произвести впечатление на таких-то людей было нелегко.

Последовавший за этим ужин был превосходен. Правда, Юлия пробовала лишь по кусочку от каждого из блюд, так как ей совсем не хотелось есть. И хотя вина она выпила немного, вскоре она почувствовала себя опьяневшей и опьяненной своим собственным успехом. Все внутри у нее пылало так, что она даже не почувствовала холода зимней ночи, когда уже после полуночи вышла на балкон. Пьер обнял ее, чтобы согреть, хотя в этом и не было необходимости, но она обрадовалась его близости.

— Ты счастлива? — спросил он с улыбкой, глядя на ее сияющие глаза.

— Бесконечно счастлива!

У обоих было желание вырваться из компании и спрятаться от посторонних глаз. Но сделать это оказалось невозможным, не испортив при этом вечер всем остальным. Юлия понимала, что будет лучше для них плыть по течению и как и все другие провести оставшуюся ночь в танцах и развлечениях. Ведь это была главная ночь года.

Отблеск новогодней ночи не исчез и тогда, когда они рано утром сидели кто с крепким кофе, кто с апельсиновым соком. Все еще царило хорошее настроение. Дамы тщательно освежили макияж, а если прическа у некоторых и была нарушена, то сделано это было, судя по всему, сознательно.

Предстоял большой разъезд. Но здесь расставались без сожаления и слез. Все были уверены, что увидятся вновь. Вопрос был только в том, когда и где. В Ницце? В Монте-Карло? На Сейшелах? В Баден-Бадене на скачках? В Уимблдоне на теннисе? Или на карнавале в Рио?

Эти вопросы и ответы проносились в воздухе под сводами подвала, где все сидели за длинными столами на простых деревянных скамьях.

Еще за день до этого Юлия ответила бы напрямик:

— Мне очень жаль, но для меня праздник заканчивается, я снова должна работать.

Но за это время она прекрасно усвоила урок и уклончиво отвечала:

— Видно будет! — или: — Я пока не знаю точно, — или: — Я почти уверена, что буду там.

На самом деле ей очень быстро стало ясно, что сама она к этому кругу не принадлежит.

 

37

Возвращение к повседневной жизни после Швейцарии было подобно падению с высоты, понадобились силы, чтобы снова обрести себя. Чтобы доставить себе радость и занять себя делом, она переоборудовала жилую часть бюро. Она поставила там стереоустановку и диван-кровать, чтобы слушать музыку и не спать больше на неудобной раскладной кровати в кладовой. Ей было ясно, что пока что нечего и думать о переезде.

Кроме работы, у нее, конечно, оставалось свободное время. И она твердо решила начать заниматься английским и французским на специальных курсах. Особенно тяжело давался ей французский, и все же сейчас она усваивала язык лучше и быстрее, чем в школьные годы, когда у нее не было никакого интереса к языкам. Теперь ей хотелось свободно владеть английским, по крайней мере, понимать французский язык. Это стало важно для нее.

Пьер звонил ей время от времени, но не так часто, как ей этого хотелось. Она понимала, что изготовление запроданных коллекций занимало у него много времени. Роберт тоже звонил иногда, у него дела шли хорошо.

«Насель» должна была поставить свои изделия в конце марта, но модели не пришли в срок. Юлия позвонила в Париж, но не смогла застать Пьера. Заказчики начинали нервничать и обращаться к Юлии, которая всячески успокаивала их, что поставка якобы задерживается.

Она попросила Хайди сделать пару осторожных звонков клиентам в Южной Германии и узнать, может быть, в некоторые магазины заказанные изделия уже поступили. Но результат этих звонков был отрицательный, в Швейцарии — то же самое. Юлия начинала нервничать.

Наконец, в начале апреля Пьер позвонил. Юлия так обрадовалась, что почти потеряла дар речи.

— Алло, Юлия, — сказал он как ни в чем не бывало. — Я знаю, мне следовало уже давно отзвонить тебе.

— Но я ведь знаю, как много дел у тебя сейчас! — ответила Юлия, пытаясь говорить с ним в таком же тоне. Она была уверена, что он звонит, чтобы сообщить ей, что часть продукции уже находится в пути.

— Да, конечно, дела идут, — ответил Пьер уклончиво.

Юлии хотелось узнать все быстрее.

— Но теперь все уже в порядке?

— Нет, Юлия. К сожалению, нет.

Это было так неожиданно, что она потеряла дар речи. Ей хотелось накричать на него! Но она прекрасно понимала, что это не имело никакого смысла. Вероятно, он как раз ожидал от нее взрыва. Но она не хотела доставлять ему такое удовольствие. Она молчала и старалась сдержаться.

— Юлия, я… ты должна это понять… — бормотал он неуверенно. — Все пошло, как это говорят, вкривь и вкось. Мой закройщик вышел из строя, швеи требуют повышения заработной платы… Я пытался организовать пошив моделей в Португалии, но там все сорвалось. — Он тяжело вздохнул. — Естественно, это был вопрос денег, как это обычно бывает. — И с тревогой в голосе добавил:

— Юлия, ты меня слышишь? Ты еще здесь?

— Да.

— Пожалуйста, только не говори, что я должен был сказать тебе это раньше. Ты знаешь, как это бывает. Я надеялся на лучшее до последней минуты.

— Надеялся на чудо?

— Юлия! — воскликнул он обиженно.

— Если основная причина, как ты утверждаешь, заключалась в нехватке средств, то я вообще ничего не понимаю. Ведь твоя семья очень состоятельна, у вас есть собственный банк.

— Моя семья богата, но я — нет. Я, можно сказать, бедняк, который едва сводит концы с концами. Но я надеялся… я был полностью уверен, что при наличии такого количества заказов смогу получить кредит.

— Да, это я понимаю.

— Но куда бы я ни обращался, всюду захлопывали дверь перед моим носом. Мои друзья сказали мне: «Если тебе нужен кредит, то почему ты не обратишься в «Банк Шатонак», тот вправе финансировать тебя!»

— Так, и почему ты не сделал этой попытки?

— Бессмысленно. Они не захотят ни на сантим раскошелиться на меня.

— Фирма «Насель», — сказала Юлия, и у нее как будто пелена с глаз упала, — не первое предприятие, которое ты оставляешь без денег?

— Да, я признаю, у меня бывали неудачи. Ты хочешь мне теперь голову за это оторвать?

Естественно, он еще несколько недель, может быть, месяцев тому назад должен был понять, что не сможет осуществить поставки. Если бы он тогда сразу же дал знать об этом, то не поставил бы в такое неприятное положение ни ее, ни всех остальных. Но было бы абсолютно бессмысленно упрекать его во всем этом.

Поэтому Юлия сказала только:

— Нет, этого я не хочу.

— Юлия, но ведь в наших отношениях ничего не изменится?

— Нет, я не думаю. — Она понимала, что лжет, но хотела избежать мучительных дискуссий.

— Ты скоро приедешь ко мне, да?

Сначала я должна попытаться выправить дело, — подумала Юлия, но вслух сказала:

— Я постараюсь не откладывать, Пьер.

— Я тоже могу приехать к тебе в Мюнхен, Юлия, если ты хочешь.

— Тоже неплохая идея. Мы созвонимся, ладно? — Она положила трубку, потому что у нее больше не было сил продолжать этот разговор.

До глубокой ночи она, сидя в кровати, думала обо всем. У нее не было сочувствия к Пьеру. Для него это крушение не было такой катастрофой, как для нее. Все же он доказал миру, что он почти гениальный модельер. Он имел успех. А то, что ему не хватило денег и организаторского таланта, могло оказаться не столь важным для него. В финансовом отношении его это тоже мало касалось. Он, бедняга, на протяжении всей своей жизни имел достаточно денег.

А вот для нее это все выглядело совсем по-другому. Она была бизнесменом, и она позволила обмануть себя. Она была ослеплена его великолепной коллекцией. Она не удостоверилась, достаточно ли он платежеспособен, чтобы действительно финансировать производство, она не осмотрела его предприятие, если у него такое вообще было. Конечно, то же самое касалось и ее коллег, но это ничего не меняло в том, что она скомпрометировала себя с головы до ног.

Она должна была сообщить своим клиентам, что случилось, причем срочно. Нельзя было откладывать это до утра. Она решительно встала с кровати, надела халат и тапочки, прошла в бюро и включила свет. Взяв в руку список адресов, она отправила каждому из клиентов следующие факсы: «Форс-мажорные обстоятельства. Поставки «Насель» приостановлены. Очень сожалею. Подробное объяснение следует». Когда она закончила все, было уже далеко за полночь. Но она была слишком возбуждена, чтобы идти спать. Юлия лихорадочно искала выход из собственных несчастий. Она понимала, что выход есть, его только нужно найти.

Кто-то рассказывал о том, что фирма «Энклав» намерена, помимо спортивной одежды, которую она успешно поставляла многие годы, начать производство женской верхней одежды. В тот момент она, Юлия, мельком подумала, не взяться ли ей за продажу осенней коллекции, так как ведь «Насель» выпадала на это время года. Потом она быстро отказалась от этой идеи, поскольку считала, что не имеет смысла входить в это дело только на один сезон. Но вот теперь, когда Пьер полностью отказался, сложилась другая ситуация. Возможно, сейчас она уже опоздала, но все же можно было попытаться.

Как в лихорадке, она начала искать адрес «Энклава», и когда, наконец, нашла его, сразу же отправила в Бидефельд факс: «Срочно прошу встречи с господином доктором Лоймейером по возможности в «ближайшее время».

После всего этого не оставалось ничего, кроме как ждать — и надеяться. Она налила себе хорошую порцию коньяка, поставила пластинку с фортепьянным концертом «А-минор» Моцарта и легла. Благодаря музыке она смогла расслабиться и наконец провалилась в глубокий сон.

Когда на следующее утро Юлия проснулась, она сразу же, еще в ночной рубашке и тапочках, побежала в бюро, чтобы посмотреть факс. Сообщение, на которое она надеялась, гласило: «Доктор Лоймейер ждет вас сегодня в пятнадцать часов».

Времени было в обрез. Она должна была выезжать сразу же, если хотела вовремя попасть в Бидефельд. Ее это вполне устраивало, тем самым не надо было ничего объяснять сейчас своему секретарю, Хайди. Она взяла красный карандаш, открыла настольный календарь Хайди и написала: «Насель» не может поставлять. Еду к «Энклав». Пожелай мне удачи».

Затем она быстро, но с особой тщательностью оделась, собрала необходимые вещи для того, чтобы переночевать там, и отправилась в путь.

Юлия ехала по автомагистрали и довольно удачно продвигалась вперед. Это был обычный рабочий день, и на дороге было мало туристов и просто путешествующих. Была хорошая погода и сухая дорога. Она ехала в основном в левом ряду и обгоняла многочисленные грузовики.

Уже в полдень она въехала в Бидефельд, сняла номер с ванной в гостинице «У черной кошки», перекусила и привела себя в порядок.

Точно в указанное время Юлия вошла в приемную руководителя отдела сбыта. У фирмы «Энклав» была огромная производственная территория — современное и ухоженное административное здание и великолепные производственные цеха и помещения. Юлия была уверена, что если она получит заказ от этой фирмы, то здесь не будет никаких срывов.

Доктор Лоймейер не заставил себя ждать — Юлия сочла это хорошим предзнаменованием, — а сразу же принял ее в своем комфортабельном светлом кабинете. Юлия была сдержанна, спокойна и самоуверенна. Она была с ним знакома и раньше, хотя у них никогда не было оживленных бесед, но сейчас она понимала, что нравилась ему. Это был мускулистый мужчина со свежим цветом лица и ясным взглядом. Только его седые волосы указывали на то, что ему могло быть уже около пятидесяти.

Доктор Лоймейер предупредительно поднялся, когда она вошла, но провел ее не к дивану для посетителей, а посадил напротив своего письменного стола.

— Вы хотели поговорить со мной, госпожа Пальмер? — спросил он после короткого приветствия, и посмотрел на нее вопросительно.

Она свободно и уверенно встретила его взгляд.

— Да, господин доктор. И я думаю, вы знаете, почему.

Он ничего не ответил.

Юлия продолжала.

— Ходят слухи, что «Энклав» собирается расширить свое участие на рынке. Это могло бы меня интересовать. Как вы, конечно, знаете, я занимаюсь Южной Германией, Швейцарией и Австрией.

— Вопрос только в том, — сказал он и повертел своей позолоченной шариковой ручкой, — располагаете ли вы необходимыми мощностями для того, чтобы представлять нас.

Юлия положила ноги одна на другую.

— Да, господин доктор, располагаю.

— Но ведь вы работаете для «Насель».

— Больше не работаю, господин доктор.

— Вы поссорились? — спросил он с нескрываемым любопытством.

— «Насель» не может осуществить поставки.

— Вот он каков!

— Коллекция была великолепна…

— Я слышал об этом.

— … Но граф де Шатонак не справился с изготовлением.

— Но ведь, собственно, это не так уж удивительно. Приятный молодой человек, на самом деле, но всего лишь дилетант, не так ли?

Юлия с большим усилием подавила в себе желание защитить Пьера. Она сказала себе, что речь идет сейчас не о нем, а о ней и ее существовании. Значит, она будет молчать и даст возможность доктору Лоймейеру насладиться своим злорадством.

— Безусловно, вам пришлось понести определенные финансовые потери, — сказал он с притворным сочувствием.

— Нет, нет. При заключении договора я настояла на выплате аванса.

Он с удивлением поднял брови.

— А разве вы не считаетесь самостоятельным агентом по продажам?

— Это так и есть.

— В этом случае не принято выплачивать что-либо. В работе с «Энклав» вам не придется рассчитывать на подобное.

— Конечно, нет. Но ведь «Энклав» — это фирма, чья платежеспособность не вызывает сомнения.

Его брови поднялись еще на один миллиметр.

— Это означает, что вы с самого начала сомневались в «Насель»?

Она помедлила с ответом.

— Нет, собственно говоря, нет по крайней мере, сознательно — нет.

— Но какие-то тревожные сигналы все же были, да? — Его брови вернулись в прежнее положение. — Но тогда, дорогая госпожа Пальмер, вы должны были бы навести справки, потребовать банковские выписки и заставить показать места изготовления готовой продукции.

Юлия посмотрела на него своими красивыми глазами и одарила его скромной извиняющейся улыбкой.

— Вы совершенно правы, господин доктор. Я должна была все это сделать, но упустила это из виду. Пожалуй, можно сказать, я соблазнилась.

— А что теперь делает этот молодчик? Объявил себя банкротом?

— Я этого не знаю, доктор Лоймейер, и мне это не интересно. Гораздо важнее для меня найти понимание у моих заказчиков.

— Вы скорее добьетесь этого, если сможете доказать, что этот сомнительный граф будет соответственно наказан. Это звучит довольно жестоко, я признаю это, но соответствует фактическому положению дел. В нашем ремесле нет места для подобных ветреных голов.

— В этом вы абсолютно правы, — подтвердила Юлия кротко, как овечка, подумав при этом: ветреная голова — это, конечно, так, но графом он был и остается. И говорить о мошенничестве тоже нельзя. В конце концов, он ведь ничего не заработал на этом.

Доктор Лоймейер постучал кончиком своей позолоченной ручки по столу.

— Почему вы, собственно говоря, расстались в свое время с «Про Фобис»?

Юлия ожидала этого вопрос и сейчас ответила без обиняков:

— Просто так получилось. Так развивались события. Иногда находишься в такой ситуации и думаешь, так будет оставаться всегда. Но потом оказывается, что это не так. У меня было очень хорошее сотрудничество с фирмой, и я нехотя рассталась с «Про Фобис».

— Личные дела?

— Да, можно так сказать.

— Госпожа Пальмер, — сказал доктор Лоймейер, — вы производите впечатление очень знающего человека.

Юлия благодарно улыбнулась ему.

— Если с самой ранней юности работаешь по специальности, то волей-неволей становишься знатоком. У меня сложился очень хороший круг клиентов. Могу сказать без преувеличения, что я уже многие годы поставляю повсюду в лучшие магазины, можно сказать, в лучшие из лучших.

— Я полагаю, что у вас с собой есть список клиентов.

— Да, конечно. Но я не хотела бы показывать его до того, как мы заключим договор.

— Вы вдруг стали такой недоверчивой? Но с графом вы такой не были.

— Это был урок, который сделал меня более осторожной. Впрочем, «моим графом» он никогда не был. Что касается данных, он их также не требовал.

— И вместо этого сразу же заплатил?

— Да.

— Очень необычный поступок. Не следует ожидать такого от «Энклава».

На этом предварительная беседа была закончена, и начались деловые переговоры. Юлия чувствовала себя очень уверенно. Вскоре выяснилось, доктор Лоймейер и не хотел говорить, что фирма занималась еще только тем, чтобы организовать производство женской верхней одежды. Вначале на фирме предполагали, что те самые дамы и господа, которые занимались распродажами спортивной одежды «Энклава» смогут взять на себя и новую продукцию. Но большинству из них это показалось чрезмерным требованием. Доктор Лоймейер был на самом деле чрезвычайно рад предложению Юлии, хотя старался и не показывать этого явно.

Они подробно обсудили договор по Южной Германии, Швейцарии и Австрии сроком на пять лет. Пока Лоймейер вел переговоры с руководством фирмы, молодой сотрудник провел Юлию по территории фабрики, мастерским, закроечным и производственным цехам. Изделия спортивной моды фирмы «Энклав» всегда были исключительного качества, имели успех на рынке, и Юлия нисколько не сомневалась, что с женской верхней одеждой дела пойдут также успешно.

Еще до конца рабочего дня договор с Юлией был подписан. Доктор Лоймейер предложил ей коньяк, и Юлия не отказалась. Они чокнулись.

— Когда я смогу принять осеннюю коллекцию? — спросила Юлия.

— Точный срок еще не установлен, но примерно через три недели.

— Это меня очень устраивает, тогда я еще успею съездить ко всем моим клиентам. Я хочу лично извиниться перед каждым отдельно.

— Это было бы очень правильно.

 

38

Когда на следующий день Юлия вернулась в Мюнхен, она все еще продолжала пребывать в хорошем настроении. Хайди ждала ее и сразу набросилась с вопросами.

— Ты действительно вытащила сама себя из болота, — сказала Хайди с восхищением и удивлением одновременно.

— Мне и самой так показалось! — с сияющей улыбкой ответила Юлия. — И знаешь, что я должна тебе сказать? Если бы я не была так уверена в том, что хорошо выгляжу, у меня ничего б не получилось. Ведь ты же знаешь, какой неуверенной в себе я была перед операцией? Я даже вспоминать об этом не хочу.

— Тогда мы должны выпить за здоровье профессора Келлерманна! — предложила Хайди, и они решили выпить по стакану хорошего вина.

Зазвонил телефон, Хайди взяла трубку.

— Торговое агентство Юлии Пальмер, у телефона Хайди Ламм. Роберт, это вы? Да, Юлия здесь. Она только что вернулась из поездки. Подождите, пожалуйста. — Она переключила на телефонный аппарат, стоявший на столе Юлии. Юлия взяла трубку.

— Ах, Роберт, как хорошо, что ты позвонил! Мне так много надо рассказать тебе…

Он не дал ей договорить.

— Не сейчас, Юлия, в другой раз. Случилось несчастье.

— Что случилось? — недоуменно переспросила она.

— Я не могу объяснить это по телефону. Пожалуйста, срочно приезжай в Винкельхоф.

— Но, Роберт, я…

— Ты мне нужна, Юлия, прошу тебя.

— Я уезжаю сейчас к моим клиентам и вряд ли…

— Пожалуйста, Юлия, ну подумай! В первый раз в жизни я по-настоящему прошу тебя. Не отказывай мне.

Она молчала, и это молчание означало: он никогда не просил ее о том, что не было бы в действительности очень важным.

— Садись в машину и приезжай! — настаивал он.

— Ну хорошо. Я постараюсь как можно быстрее.

Юлия положила трубку и сказала:

— Придется отложить наши посиделки, Хайди.

— Я уж так и подумала. Можно тебя спросить, что там случилось?

Юлия пожала плечами.

— Не имею понятия. Но будет лучше, если я сейчас переоденусь и поеду.

Менее чем через час Юлия была в Винкельхофе. Маленький поселок так мирно выглядел в лучах заходящего солнца, что Юлия с трудом могла себе представить, что же могло произойти у Роберта.

Она продолжала успокаивать себя, что, может быть, не случилось ничего страшного.

Юлия едва успела позвонить в дверь квартиры, как Роберт уже открыл ее, приложил палец к губам и сказал:

— Тихо, пожалуйста.

Он взял ее за руку и потянул в спальню. Шторы были закрыты, свет шел только от маленькой лампы на комоде. Прошло какое-то время, прежде чем Юлия смогла рассмотреть на большой кровати среди подушек маленькую фигурку. Это была Михаэла, дочь Роберта.

Юлия видела девочку только один раз, нарядно одетой, тогда она показалась Юлии очень живой, почти дерзкой девочкой. Сейчас ее голова была забинтована, волосы уже не казались светлыми и волнистыми, а потемнели и слиплись. Глаза были опухшими, она лежала на спине и тяжело дышала.

Юлия испугалась, но не осмелилась что-либо сказать.

Роберт подтянул ее ближе к кровати и приподнял одеяло. Руки Михаэлы были покрыты темными пятнами и рубцами.

Только лишь когда они вышли из спальни и Роберт очень плотно закрыл дверь, Юлия осмелилась спросить:

— Похоже на то, что она сопротивлялась. Ей как будто сдавило горло.

— Это сделал он, — с горечью ответил Роберт. — Тео, муж Риты.

— Откуда ты знаешь?

— Рита сама принесла мне девочку.

— Как можно было броситься на ребенка! — воскликнула Юлия с возмущением.

— Это происходит во многих семьях.

— Да, когда читаешь об этом в газетах… Разве не следует отвезти ее в больницу?

— Доктор Вилковски осмотрел ее. Он зашил рваную рану на голове и считает, что у нее сотрясение мозга.

— А вдруг что-нибудь еще? Вспомни о твоей гематоме. Я думаю, нам нужно отвезти ее в Габерзес.

— Если она проснется в больнице, ей станет еще хуже.

— Но врачи и сестры знают, как действовать в таких случаях. Ведь после несчастных случаев пострадавшие приходят в себя чаще всего именно в больнице.

— Да, конечно. Ты права, но… — он замолчал. — Я хочу избежать этого, — тихо добавил он.

— Ты хочешь ухаживать за ней дома?

— Нет, я не смогу этого сделать. Странно, но она боится меня и доктора тоже.

— Потому что вы мужчины.

— Может быть, поэтому. Во всяком случае, она отпихивала нас изо всех сил, когда мы хотели помочь ей. Затем доктор Вилковски дал ей успокаивающее лекарство.

— Что же будет дальше?

Юлия, я прошу тебя, ты не смогла бы…

— Я? Ты с ума сошел? У тебя ведь есть подруга!

— Но она не такая. Она не подходит для этого. Я никогда не смог бы доверить ей ребенка.

— Можно было бы попытаться.

— Нет, я слишком хорошо ее знаю.

— И все-таки любишь ее?

— Нет, Юлия, совсем нет. Я всегда любил только тебя.

— Очень трогательно, — ответила она язвительно. — Но я не смогу тебе помочь. Я уже сказала тебе, что как раз собиралась уезжать по делам.

— Да, в поездку к заказчикам, я помню. Но это мог бы сделать я.

Этот ответ Роберта прозвучал настолько неожиданно, что Юлия даже не могла сразу ответить.

— Я возьму на работе несколько дней в счет отпуска, — продолжал Роберт, — я должен буду сделать это так или иначе. У меня есть неиспользованный отпуск. Это, правда, не понравится моей дирекции, но ничего не поделаешь.

— Ты просто не представляешь, что собираешься взять на себя, — сказала Юлия. — Но давай сейчас сядем и все спокойно обсудим. — Она вошла в гостиную, так хорошо знакомую ей, и села в свое любимое кресло. — Я бы выпила сейчас немного вина, да и для тебя это будет нелишним.

Роберт принес бутылку белого вина и два бокала.

— Хочешь что-нибудь перекусить? — спросил он.

— Нет, спасибо. Скажи, что сейчас с девочкой?

— Ей пока что не следует ничего есть. У нее была рвота. Доктор Вилковски считает, что это нормальная реакция. Если ей захочется пить, можно дать ей чай. Я уже заварил чай из трав, он на кухне. — Роберт налил вина и сел напротив Юлии.

Она сделала глоток.

— Чтобы долго не рассказывать про мои дела, могу в двух словах сказать. «Насель» не сможет делать поставки…

— Вообще никакие? — спросил ошеломленный Роберт.

— Да, именно так. Я уже известила моих клиентов, но считаю более уместным извиниться перед каждым лично, но только в Южной Германии и Швейцарии. В данном случае клиентов в Австрии это не касается. Ты действительно хочешь взять это дело на себя?

— Почему бы нет? Мне будет это сделать легче, чем тебе, так как до этого момента я не имел никакого отношения к этом делу. Но как же это могло случиться?

Юлия рассказала ему все, что ей было известно.

— Ты сам на месте поймешь, стоит ли объяснять клиентам это все именно так. Возможно, тебе придет в голову что-нибудь другое.

— Темная история. Я подумаю об этом.

— Самое главное, чтобы ты любым способом настроил моих клиентов на благосклонное отношение и подготовил бы к этому, что я представлю им позже осеннюю коллекцию «Энклава».

— А разве ты занимаешься спортивной одеждой?

— Нет, нет. Но «Энклав» расширяет свой ассортимент вплоть до женской верхней одежды, и я добилась от них поручения на эти изделия.

— Вот это да!

— Это было непросто. Я всякого наслушалась. Впрочем, тебе тоже может достаться.

— Для меня это не имеет никакого значения. Я тут ни при чем.

— Адреса и фамилии клиентов, Роберт, ты сможешь взять у Хайди. Еще я запишу тебе, где в разных городах удобнее всего парковаться.

— Ну что ты! Я и сам могу это найти.

— В этом я не сомневаюсь. Но если заранее знаешь, то можно сэкономить время. Я ведь хочу, чтобы ты вернулся как можно скорее.

 

39

Юлия провела ночь в кровати рядом с Михаэлей. Она охраняла сон ребенка.

Роберт постелил себе на диване в гостиной.

Михаэла спала очень неспокойно и иногда тихо постанывала. Юлия не осмеливалась успокоить ее, опасаясь разбудить.

Вскоре после полуночи девочка громко позвала:

— Мама, мама! — Но глаза ее оставались закрытыми.

— Успокойся, все будет хорошо, Михи, — нежно сказала Юлия. — Твоя мама скоро придет. Может быть, ты хочешь в туалет? — Юлия встала, взяла ребенка на руки, отнесла и посадила в туалете. На малышке даже не было ночной рубашки. По-видимому, бегство было внезапным.

Девочка сидела с закрытыми глазами и раскачивалась. Ничего не происходило. У Юлии всплыло в памяти воспоминание о детстве. Она начала насвистывать. И когда она уже хотела перестать, произошло то, что нужно. Михаэла расслабилась и выпустила из себя сильную струю.

— Молодец, — похвалила Юлия, — послушная девочка, Михи! Ты все сделала очень хорошо. — Она снова взяла ее на руки. — Хочешь что-нибудь попить? — Девочка сделала пару маленьких глотков теплого чая.

Юлия положила ее снова в кровать и закрыла одеялом.

— А теперь спи, Михи! — прошептала она. — Я останусь около тебя, а твоя мама скоро придет.

Она некоторое время подождала, потом вернулась в ванную комнату, достала грязную детскую одежду, постирала рубашку, брючки, чулки и платьице, а затем тщательно отполоскала. Чтобы не шуметь, она не включала стиральную машину. Затем она отжала все руками и повесила на вешалку для полотенец.

Когда Юлия потом лежала в кровати и, опершись на локти, наблюдала за беспокойным сном девочки, перед ее глазами всплывали давно прошедшие дни. Как оберегали ее тогда!

Она никогда раньше не думала об этом. Мама всегда была рядом с ней, веселая и бесконечно терпеливая. Отец не очень интересовался ее делами. Иногда он подтрунивал над ней, а затем высмеивал, если она всерьез воспринимала его шутки. У нее складывалось впечатление, что он живет в каком-то другом, собственном мире. Но он всегда был рядом с ней, сильный, надежный как дерево, которое защищает и от дождя, и от солнца. Ничто не омрачало ее детство. Никогда она не могла даже предположить, что ее мама может быть не совсем здорова. Смерть матери впервые в жизни вызвала у нее настоящую боль. Но к этому времени она была уже большой девочкой.

Этот беззащитный ребенок, который лежал здесь около нее, дыша открытым ртом, с дрожащими веками, — этому ребенку еще до появления на свет пришлось испытать многое! Заботы матери о судьбе своего ребенка, которые не исчезли и после рождения, ссоры между родителями, новый отец, маленький брат, который стал соперником! Вероятно, или даже совершенно определенно ее избили не в первый раз, это случалось и раньше, но не так сильно. Юлия испытывала такое сострадание к ребенку, что у нее выступили слезы.

«Только не реветь, — подумала она. — Этого только не хватало. Ты должна быть сейчас сильной».

Где-то к утру Михаэла снова стала беспокойной, Юлия помогла ей еще раз сходить в туалет, затем дала попить и смазала кремом ее обветренные губы. При этом Юлия бормотала какие-то успокаивающие, ласковые слова. И только потом она наконец заснула.

Роберт разбудил ее к завтраку.

— Как прошла ночь? — спросил он, когда они сели за стол.

— Вполне хорошо.

— Ты выглядишь уставшей.

— Да, я устала. — Юлия потерла глаза. — Но это не имеет значения. Уж пару дней я продержусь.

Перегнувшись через стол, он взял ее руку и крепко сжал.

— Моя отважная девочка!

Она скривила лицо.

— «Девочка» — это немножко не то слово.

— Для меня ты была и остаешься моей девочкой. Именно так я думаю о тебе.

— Тогда тебе придется переучиваться.

Чашка крепкого кофе придала ей сил, но было неспокойно на душе.

— Извини меня, — сказала она и с чашкой в руках направилась в спальню. Михаэла как раз пыталась встать.

— О, что ты делаешь? — воскликнула Юлия и поставила чашку на комод. — Тебе нельзя идти одной. — Она поспешила к девочке и взяла ее за руку. — Будь осторожна, не упади. — Юлия повела пошатывающуюся девочку в туалет.

— Если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, — ты должна позвать меня. Я все время здесь рядом. Ты ведь знаешь, кто я, да? Я — Юлия. Жена твоего папы, папули.

Юлия снова положила девочку в постель и накрыла ее, потом взяла свою чашку и стоя допила кофе.

— Твой отец и я здесь рядом, — повторила она. — Хочешь попрощаться с ним? Он уезжает на пару дней.

Михаэла не шелохнулась. Было непонятно, слышит ли она Юлию.

Вошел Роберт, уже в плаще, но, поскольку Юлия приложила палец к губам, он только посмотрел на дочь и ничего не сказал.

Юлия проводила его до двери, и они обнялись.

— Как старая супружеская пара, — усмехнулась Юлия.

— Что очень близко к правде, — ответил Роберт.

 

40

На следующий день пришел врач. До этого Юлия успела переодеться, поскольку какие-то ее вещи еще оставались в квартире и было несложно найти что-нибудь подходящее; убрала квартиру, перестелила постельное белье, покормила девочку.

Когда Михаэла услышала мужской голос, она широко открыла глаза и сжалась под одеялом — стало видно, как она напугана.

— Не бойся, Михи, — сказала Юлия. — Это просто добрый дядя доктор. Он не сделает тебе больно.

Все же девочка сопротивлялась, и Юлия была вынуждена держать ее руки, чтобы доктор Вилковски смог осмотреть ее.

— Ну вот, все кончилось, — сказала Юлия, когда врач убрал в сумку свой стетоскоп. — Я сейчас вернусь к тебе. — Она закрыла за собой дверь и проводила врача в гостиную.

— Ну и как обстоят дела?

— Вполне удовлетворительно.

— Но ее не покидает чувство страха.

— Мы должны этому радоваться. Очень часто при сотрясении мозга, а я не сомневаюсь, что это именно так и есть, так вот при сотрясении мозга пациент не помнит самого несчастного случая и зачастую даже того, что привело к этому. Тогда он не может как бы покончить со случившимся. Для ребенка это было бы особенно плохо. Это могло бы стать случаем уже для психиатра.

— Ах, даже так.

— Только когда она выздоровеет, вам следует очень спокойно поговорить о случившемся.

— Но ведь я сама ничего об этом не знаю.

— Тогда дайте рассказать ей.

— Но она ведь не разговаривает с нами.

— Я убежден в том, что она может говорить, но сейчас она просто не хочет.

— Да, правильно. Пару раз она звала «мама». И я совсем не знаю, чем ее кормить. Мой муж сказал, что у нее была рвота. Но мне не хотелось бы кормить ее овсяным отваром.

— Просто подождите, пока она поймет, что голодна, а тогда дайте ей, что она сама захочет. Конечно же, маленькую порцию. Самое главное, чтобы она пила достаточно жидкости.

— Да, это я уже знаю. Я даю ей чай из шиповника. Можно ей дать апельсиновый сок?

— Да, конечно, маленький стаканчик, но можно и яблочный.

— Ведь это было бы так хорошо для бодрости.

— Вы разрешите мне, госпожа Пальмер, задать вам один вопрос? — Молодой врач выглядел несколько смущенно. — Как вы, собственно говоря, относитесь к этому ребенку?

— Должна признаться, что я ее совсем не знаю. Я думаю, что должна была еще раньше позаботиться о Михаэле. Ведь она дочь моего мужа. Но я упустила этот момент, и сейчас мне ее безумно жалко.

Юлия почувствовала, как слезы опять подступили к глазам.

Доктор Вилковски положил руку ей на плечо.

— У вас нет причин упрекать себя, госпожа Пальмер. Малышка должна быть счастлива, что есть такой человек, как вы.

 

41

Юлия не точно выполняла предписание врача. На следующее утро, умыв и приведя в порядок девочку, она принесла ей завтрак — тост, намазанный маслом и стакан апельсинового сока.

— Попробуй немножко, — попросила она.

Девочка с удовольствием съела тост и выпила весь сок.

— Молодчина, Михи! — похвалила ее Юлия. — Нам ведь так хочется, чтобы ты снова набралась сил.

— А когда придет моя мама? — неожиданно спросила Михи.

— Мне очень жаль, моя хорошая, но я не смогу этого сказать. Я сама не знаю.

— Скоро?

— Да, наверное, скоро.

День и ночь Юлия проводила около Михаэлы. Она боялась оставить девочку одну. Чаще всего она сидела около кровати, чтобы быть рядом, если той что-нибудь понадобится. Она сшила Михаэле ночную рубашку из своей блузки, потом нашла еще старую рубашку Роберта. При этом у нее еще оставалось много времени, чтобы подумать. Сейчас, когда Михаэла уже могла принимать немного еды и была готова говорить, настроение стало несколько лучше.

Роберт звонил каждый вечер, но мать Михаэлы не показывалась.

Однажды днем она все-таки пришла, красиво одетая, в маленькой шляпе на хорошо причесанной голове и с чемоданом в руках. Юлия подумала, что она решила забрать девочку и уехать.

— Вы здесь? — ошеломленно спросила Рита.

— Да, — ответила Юлия и пояснила: — Роберт счел, что будет лучше, если о ребенке позаботится женщина.

— Это… я не знала.

— Ничего страшного, входите же. Вы, конечно, хотите забрать Михаэлу, но я не знаю…

Рита прервала ее.

— Нет, я вовсе не за этим пришла…

Юлия пригласила ее в гостиную, стараясь быть любезной, и предложила что-нибудь выпить.

Но Рита отказалась, села в кресло и сказала:

— У меня очень мало времени.

— Очень жаль.

— Я хочу видеть Михи.

— А когда вы собираетесь ее забрать? Девочка спрашивает о вас, ждет вас.

— Разве вы не понимаете, что я не могу этого сделать? Ее нельзя оставлять одну с моим мужем. У меня не будет ни минуты покоя.

— И именно это вы хотите сказать Михаэле?

— Нет, конечно, нет. Я же понимаю.

— Девочка очень хочет домой. Если вы сейчас пойдете к ней и скажете «я не могу тебя забрать», это ее ужасно расстроит, а ей сейчас нельзя волноваться. Вы можете это понять?

Рита тяжело вздохнула:

— Конечно, в этом вы абсолютно правы.

— Хотя, конечно, вашей дочери сейчас гораздо лучше.

— Да, спасибо вам огромное.

— А что вы думаете делать дальше?

Несмотря на тщательно нанесенный макияж, лицо Риты казалось измученным.

— Я совершенно не представляю, как мне быть. — Она обхватила руками свою сумочку, как будто должна была держаться за что-то, чтобы не потерять устойчивость.

— Значит, вы не намерены расстаться с вашим мужем?

— Нет, боюсь я никогда не смогу этого сделать. Я ведь люблю его…

— Несмотря на то, что он сделал с девочкой?

— Я не хочу терять его. Ведь поэтому я принесла дочь Роберту, а не в больницу. Потому что тогда бы мужу было предъявлено обвинение, а я не хочу, чтобы он попал в тюрьму.

— Ах так, теперь я понимаю. А как он вообще мог такое сделать? Он ненавидит детей?

— Нет, нет, это я была виновата. Я слишком долго отсутствовала дома, встречалась с подругами. Нам было весело, и мы не заметили, сколько времени прошло. А он за это время успел напиться. Но, может быть, Михи была груба с ним. Во всяком случае, вместо меня досталось ей.

— Вы позволяете избивать себя? — спросила Юлия с ужасом в голосе.

— Но он не специально, он… ужасно ревнивый. — Она пожала плечами. — Все же он любит меня.

Хороша себе любовь, подумала Юлия, а вслух произнесла:

— Куда же вы думаете определить Михаэлу?

— В приют. Я уже была в отделе социального обеспечения. Другой возможности у меня нет.

— Вы хотите оставить девочку в приюте? Вместе с трудновоспитуемыми детьми? Сколько лет Михаэле?

— Шесть, этой осенью она вдет в школу. Мне не хочется так поступать, госпожа Пальмер, поймите меня. Если бы у меня были родственники, тогда… У Михаэлы есть только отец. У меня же нет родственников, я одна.

Обе женщины не заметили, как открылась дверь, и на пороге появилась Михаэла, босая и в ночной рубашке.

— Мама, мама! — закричала она, бросилась к Рите и прижалась к ней. — Наконец-то ты пришла! Теперь ты возьмешь меня домой! Я буду очень послушной и сделаю все, что хочет папа!

Юлия хотела бы не видеть этой сцены. Но теперь уже не имело никакого смысла вмешиваться, Рита сама должна была объяснить все девочке. Юлии же останется потом лишь утешать девочку.

Но одно стало совершенно ясно ей: она не допустит, чтобы Михаэла вновь вернулась к этому садисту или же была бы сдана в приют. Сейчас ее задача защитить ребенка и создать ему новый дом. Она не просила этого, но, судя по всему, судьбе было так угодно.

Юлия знала, что будет трудно. Она должна будет полностью перестроить свою жизнь, но каким-то образом это можно было сделать. Надо было приучить к себе растерянную и отвергнутую девочку, и это должно было получиться у Юлии. Надо было найти новую квартиру, где была бы комната для Михаэлы, а может быть, даже домик с садом.

Юлия не могла и не хотела бросать свою работу. Это было исключено. Роберт должен взять на себя заботу о девочке во время поездок Юлии. Без помощи Роберта этот план был неосуществим.

Значит, она возвращается к Роберту? Почему бы нет? В конце концов, брак — это больше, чем любовная связь, брак — это содружество. Ведь если они оба постарались бы в будущем честнее обходиться друг с другом, все могло бы быть не так уж и плохо.

Она расскажет Роберту о своих планах, когда он будет звонить вечером, и она была уверена, что он будет рад ее решению.

Позже, когда Рита ушла и стихли рыдания Михаэлы, Юлия вдруг осознала, что уже несколько дней не смотрела на себя в зеркало. Она не сделала этого и сейчас, так как чувствовала в себе силу, которая не имела ничего общего с ее красивой внешностью, — эта сила исходила из самого сердца.

У прекрасной Тиции есть все: обаяние, талант, любимая работа, светская парижская жизнь, богатый и красивый муж…

Но в ее жизни вдруг начинают происходить странные вещи.

Тиция понимает, что у ее мужа-аристократа есть какая-то тайна.

Она больше не хочет плыть по течению решает многое изменить в своей жизни и смело бросается в приключения.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.