Однажды вечером, в начале мая, Юлия вернулась домой из поездки раньше, чем предполагала. Она приняла ванну с душистой пеной, вымыла голову и только успела забраться с ногами на кровать, как вдруг раздался резкий звонок в дверь. Она вскочила, чтобы открыть, но в это время дверь уже начали отпирать снаружи.

Ворвался Роберт. Его лицо было искажено яростью, голубые глаза потемнели.

Прежде чем она смогла объяснить, почему она оказалась дома, не предупредив его заранее, и не объявилась еще ему, поскольку именно это обстоятельство на ее взгляд и было причиной его возмущения, он жадно набросился на нее. О нежности не было и речи, Роберт был груб и нетерпелив.

Все происходило так, будто он не мог насытиться ею, словно у него не было другой возможности проявить свои накопившиеся чувства. Сначала она пыталась сопротивляться, но потом поддалась и была сама захвачена его страстью.

Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу, лаская друг друга, почти бездыханные. Она провела пальцем по его волосам, попыталась найти какие-то слова, но не произнесла ни звука.

Его голова лежала у нее на груди.

— Если бы он меня хотя бы не обманывал! — вырвалось у Роберта. — Я все могу понять… все простить… но это — нет!

Юлия не сразу поняла его. Значит, его вспышка не имела отношения к ней, подумала она с облегчением.

— О ком ты говоришь? — спросила Юлия. — Дядя Эдмунд?

— Этот подлец! Я мог бы задушить его собственными руками.

— Нет, этого ты не смог бы сделать. Именно ты. Ну расскажи наконец! Он и дальше пытается держать тебя в неведении?

— Он играет краплеными картами, а я идиот, не замечал этого. У него были переговоры с фирмами. Меня он оставлял лишь на крайний случай. Но сейчас ему надо решать окончательно. Одна фирма, владеющая сетью хозяйственных магазинов, хочет взять его помещения. Я узнал об этом совершенно случайно.

— Но он же еще не подписал договор?

— Но это вскоре произойдет. Пусть подавится своей лавчонкой. Я не позволю больше держать меня в дураках.

«И что ты намерен теперь делать», — уже готова была спросить Юлия. Но она не хотела делать его еще более неуверенным в себе и вместо этого сказала:

— Это я могу понять. — Она отодвинулась от него и встала. — Я поставлю музыку, ладно?

Она встала на колени, поискала среди пластинок и кассет и поставила пластинку с менуэтом Гайдна. Эта музыка казалась ей подходящим фоном для их разговора. Она снова забралась к нему в постель и под меланхоличные чистые звуки слушала его и постепенно узнавала все то, что произошло за ее отсутствие: растущее недоверие к дяде, наивные попытки Роберта шпионить за ним, наконец, случайный телефонный разговор, из которого все стало ясно.

После этого он бесцельно носился по городу на мотоцикле. А потом решил поехать к ней, даже не предполагая, что она может оказаться дома.

— Ты, должно быть, чувствовала, что очень нужна мне! — заключил Роберт.

Она могла бы ему сказать, что дома оказалась лишь благодаря случаю, но не стала его разочаровывать.

— Может быть, — ответила она неопределенно и прижалась к нему, — кто знает…