Через два дня Лилиан Хорн исчезла за старыми, толстыми стенами каторжной тюрьмы в предместье города, а одновременно с нею и ее имя со страниц газет. И хотя дело не было забыто, особенно людьми, знавшими ее, оно считалось закрытым и стало достоянием прошлого.

Вряд ли кто сомневался в справедливости приговора. Лишь легкая тень некоторой неудовлетворенности, всегда возникающая, когда приговор выносится только на основании собранных улик, осталась в воспоминаниях об уголовном процессе Лилиан Хорн, однако и публика, и судьи видели в отсутствии признания вины самой подсудимой не больше чем ее глупое упрямство. А вынесение обвинительного приговора без ее признания только еще больше подчеркивало успех правоохранительных органов.

Для самой Лилиан Хорн, до последнего момента уверенной в том, что невозможно осудить невинного человека, мир словно рухнул. Конечно, она надеялась, что ее, скорее всего не будут до конца жизни держать взаперти. Когда-нибудь, может, лет через двадцать ее выпустят на свободу, но ей тогда уже будет за пятьдесят!

Ее жизнь была разрушена – на этот счет у нее не оставалось никаких иллюзий. Все чаще приходила мысль о том, что такой жизни лучше всего добровольно положить конец. Мешало исполнить задуманное не только то, что за ней, особенно в первые дни, постоянно наблюдали в тюрьме, и осуществить самоубийство было не так-то просто, но в ней самой что-то противилось этому. Она сама не знала, что это была за сила. Но эта сила поддерживала ее и не давала окончательно пасть духом.

Еще несколько лет назад, когда суд расторг их брак, признав ее виновной, и лучшие друзья, на понимание и сочувствие которых она рассчитывала, отвернулись от нее, она прошла суровую школу жизни. Она думала, что сумела навсегда выработать в себе недоверие к людям и безразличие к их мнению и болтовне о ней.

Теперь она поняла, что ей это не удалось. Ее приводила в бешенство одна мысль о том, что ей сломали судьбу. Она отнюдь не собиралась безропотно облегчить совесть ее судей признанием собственной вины – ведь именно так будет истолковано ее самоубийство, это ей было ясно, и она никак не хотела облегчать жизнь своим мучителям.

Больше того – она находила слабое утешение в том, что ей удалось, наконец, пусть и с опозданием, убедить адвоката в своей невиновности. Он время от времени навещал ее или посылал к ней молодого человека из канцелярии, чтобы справиться о ее самочувствии и о том, не надо ли ей чего. Однако лишь в минуты душевной слабости поддавалась Лилиан Хорн надежде, что процесс когда-нибудь возобновится снова.

Она пыталась смириться с не поддававшимся разумению представлением, что отсидит в этих унылых стенах, куда ее забросила злая судьба, двадцать лет, что составит 175 200 бесконечных часов.

Лилиан не восставала против судьбы и сберегала тем самым силы, так необходимые ей.

С самого начала она понимала, что ничего не добьется, если будет бунтовать, шуметь или досаждать надзирательницам жалобами. Наоборот, она старалась доставлять им как можно меньше хлопот, что возвышало ее в их глазах. Своей внешностью и интеллектом она заметно выделялась из отбывающих здесь заключение преступниц, родом в основном из очень низких социальных слоев. Ее привычка к чистоте и порядку тоже принесла свои плоды. Ей дали возможность навести уют в ее боксе, где от параши всегда разило запахом уборной. Цветными репродукциями она заклеила стены в тех местах, где были пятна, и отвалилась штукатурка, а под цветной скатеркой скрыла царапины и щели в крышке стола. Через три месяца безупречного поведения ей разрешили слушать радио.

Некоторые из заключенных, с которыми она до того встречалась лишь на прогулке в тюремном дворе, на так называемых культурных мероприятиях или по воскресеньям в церкви, пытались сначала поддеть ее. Но жесткий юмор и твердость характера служили ей надежной защитой.

Она даже не делала попыток говорить о своей невиновности среди нового окружения, инстинктивно чувствуя, что выставит себя тем самым только в смешном свете.

– Ну и дурой же ты была, – отчитывала ее черноволосая неряшливая баба, отбывавшая наказание за преступление против собственности, – если бы ты перед ними – она имела в виду судей – поплакалась в тряпочку, наверняка отделалась бы одними синяками.

– А ты сама так бы сделала?

– Не-е. Такого удовольствия я бы им не доставила.

– Вот видишь! И от меня они получили столько же!

– Но ты ведь пришила старуху?

– А какая теперь разница. Мне не повезло. Как и тебе. Как и всем остальным здесь. Виновна или невиновна – главное, не попадаться.

– Ну, ты даешь! – сказала грязнуха с нескрываемым восхищением.

Им пришлось разойтись, потому что надзирательница стала к ним приглядываться.

Как и предполагал адвокат ван Борг, Лилиан Хорн очень пригодилось, что она не курила. Она не отказывалась от положенных сигарет и потихоньку передавала их другим, страдавшим от недостатка курева. Благодаря этому она не то, чтобы завоевала всеобщую любовь среди новых товарок, но многие старались поддерживать с ней хорошие отношения в надежде получить сигареты.

Хотя она и понимала, что невозможно стереть различие между нею и ее теперешними подругами по неволе, она все же искала контакты, чтобы не остаться в полной изоляции.

В первые месяцы, когда тюремные власти еще опасались, как бы она не наложила на себя руки, большую часть времени она проводила в камере. Чтобы Лилиан могла немножко заработать себе на жизнь, ей давали работу, в которой не использовалось никаких режущих или колющих предметов. Она, например, вдавливала кнопки в картонки – монотонная работа, выполняемая ею очень быстро и ловко и отвлекавшая ее от грустных мыслей.

Внешне она казалась спокойной и выдержанной, но внутренне никак не могла перебороть обиду на несправедливость, из-за которой очутилась здесь. Дни и ночи она мысленно переживала все, что с ней произошло, и недоумевала, как вообще могло такое случиться.

Сейчас, задним числом, ей казалось, что уже тогда, во время первой встречи с молодым врачом из Института судебной медицины, все и решилось. Именно он вынес ей приговор. Все остальное потом было лишь фарсом, только она этого не знала и дергалась, как мышка, попавшая в мышеловку.

Почему он не захотел ей поверить? Она все время проигрывала в уме ту сцену, пытаясь припомнить каждое слово, каждый взгляд и жест.

Он произвел на нее приятное впечатление – такой безобидный молодой мужчина с бородкой и голубыми глазами, и она даже заметила, что понравилась ему. В мужчинах она хорошо разбиралась и не сомневалась, что произвела впечатление на молодого судебно-медицинского эксперта.

Как же он мог тогда так с ней поступить?

Лилиан Хорн не вынашивала мести, но была одержима мыслью однажды все же доказать свою невиновность, даже если это случится через двадцать лет.

Это страстное желание оправдаться, и было источником тех сил, которые помогали ей выстоять.