Повторный процесс против Лилиан Хорн длился всего один день, и исход его был предопределен с самого начала.

Новые свидетели – фоторепортер, сделавший первый снимок на месте преступления, и врач-эксперт Михаэль Штурм, обнаруживший засохшие капли крови и проведший их анализ, предоставили доказательства, что Лилиан Хорн не убийца.

Она появилась в темном костюме, не накрашенная, с естественными темными волосами, но не произвела этим впечатления сломленной женщины, – она как бы выразила свое презрение ко всему тем, что отказалась от своего прежнего блистательного облика. С презрительно опущенными уголками губ и высоко поднятой головой выдержала она натиск камер и магниевые вспышки фоторепортеров, а также жадные взгляды зрителей в зале.

Уже в три часа пополудни был оглашен приговор: оправдать в связи с доказанной невиновностью.

Михаэль Штурм прошел потом в маленький конференц-зал, где ее задержал защитник, пока не разойдутся газетчики и публика.

– Ну, доктор, – сказала Лилиан Хорн, – теперь вы, вероятно, ожидаете, что от избытка благодарности я кинусь вам на шею?

Действительно, он ожидал признательности с ее стороны и почувствовал себя задетым ее циничным тоном.

– Ничуть, – сказал он с ожесточенным упрямством.

– Вот и правильно, ведь это вы ввергли меня в тот окаянный омут, значит, вашим треклятым долгом было исправить свою ошибку и вытащить меня оттуда.

– Только чаще бывает так, – вмешался ван Борг, – что люди с большей охотой делают нечто приятное и удобное для себя, чем выполняют тягостный долг признания своих ошибок.

– И то, правда. – Она улыбнулась и протянула Михаэлю свою тонкую крепкую ладонь. – Спасибо, доктор. Вы вернули мне веру в людей.

– Вот так-то лучше, – заметил адвокат.

– Какие у вас теперь планы? – поинтересовался Михаэль Штурм.

– Не имею пока ни малейшего представления. – Она пожала плечами. – Где-нибудь затаиться, где меня никто не знает. Найти работу. Начать новую жизнь. Возможно, даже сменить фамилию.

– Разве это так необходимо? Вы же оправданы в связи с доказанной невиновностью.

– Все так. Но если человек находился под подозрением в убийстве, хвост за ним все равно тянется. Я хорошо знаю людей. Всегда найдутся такие, которые будут думать: а вдруг это все-таки была она?

– Я же доказал…

– Это слишком сложное доказательство, доктор, многие не сумеют в нем разобраться. Пока не найден настоящий убийца, я по-прежнему вызываю подозрение, да, даже и теперь… ну, не знаю. – Она засмеялась. – Но разве нам так необходимо говорить об этом именно сегодня? В любом случае я на воле. Свобода – это главное. Только тот, кто сидел в тюрьме, может оценить ее по-настоящему.

Доктор ван Борг стоял у окна и смотрел на главную площадь внизу.

– Сейчас уже можно будет идти, – сказал он.

– Лилиан, – Михаэль взял ее за руки. – Вам надо начать новую жизнь, я тоже хочу это сделать, не попробовать ли нам сделать это вместе?

Она внимательно посмотрела и молча отрицательно покачала головой. Он не отступал.

– Вам нужна другая фамилия – я могу вам ее дать.

– Неверное решение, – усмехнулась она, – знаете, что скажут люди? «Ну, ясно, она свела его с ума, и тогда он взял и что-то там выдумал, чтобы вытащить ее из тюряги». Нет, мой дорогой доктор, из этого ничего не выйдет. Мы бы составили странную, даже трагическую пару.

– Действительно ли столь важно, что скажут люди? Я уезжаю в Афганистан, Лилиан, там нас никто не знает. Раньше вы не обращали внимания на то, что скажут про вас люди.

Она мягким движением высвободила свои руки из его пальцев.

– По правде говоря, я в этом не изменилась. Тут я, видимо, неисправима. Но вы здорово сели в лужу из-за меня, и я не хочу добивать вас.

– Чепуха, Лилиан. Я – крепкий орешек. Меня не так-то легко сломить.

– Нет, – заявила она упрямо, – нет и нет. Вы можете говорить, что угодно, я все равно скажу, нет. Я наделала достаточно глупостей в своей жизни.

– А если я признаюсь, что люблю вас?

– Тогда я отвечу вам – у нас еще есть парочка лет впереди. Не торопите события, пусть все идет своим чередом, доктор. Жизнь полна неожиданностей. – Она еще раз протянула ему руку и повернулась к адвокату. – Ну, мы можем идти?

– Толпа разошлась, – ответил ван Борг.

Михаэль Штурм смотрел ей вслед, как она выходит из зала – очень стройная, прямая, с высоко поднятой головой, – и чувствовал себя несчастным, но одновременно одухотворенным, как никогда.