— Не могли бы вы мне рассказать о том, что произошло вчера, мадемуазель Шилд? — попросил инспектор Тамплтон.

Он начал с того, что представился Катрин, сказал, кто он такой, а затем начал задавать вопросы. Инспектор понимал, что девушка еще слишком слаба, о чем, впрочем, его предупредила дирекция клиники, однако по опыту он знал, что чем больше проходит времени, тем больше жертва рискует забыть на первый взгляд незначительные детали, которые могли бы помочь расследованию продвинуться вперед.

— Я не знаю, я не… я ничего не помню.

— Ничего? Совсем ничего?

— Мне бы очень хотелось помочь вам, инспектор, но нет.

Полицейский же сомневался в этом. Ее накачали наркотиками! Этот подлец Гибсон, столь извращенная хитрость заслуживает восхищения: заставить девушку, не отдающую себе отчета, принять тот самый препарат, как же он называется, мнемо… Собственно, это не важно.

Через несколько часов у него будут результаты лабораторных анализов. Тамплтон лично настоял на том, чтобы экспертиза по данному делу была проведена в первую очередь, он, не колеблясь, сулил коллегам-экспертам в качестве небольшого вознаграждения хорошие билеты на бейсбольный матч в том случае, если они поторопятся.

Но Гибсон хитер. Накачать наркотиком, который блокирует память — инспектор прочитал аннотацию к препарату, — чтобы жертва не могла узнать напавшего на нее, указать на него пальцем. Как это удобно, такой препарат — настоящая находка для насильника!

Только в отличие от случая с его женой, происшедшего годом раньше, в распоряжении полиции имеются перчатки, к тому же запачканные кровью!

— Возможно, тебя заставили принять новое лекарство, которое действует на память, — сказал Тамплтон. — И сделали это для того, чтобы ты ничего не помнила. Однако мы попытаемся вспомнить что-нибудь вместе.

Усталая и расстроенная, Катрин, мучившаяся от мертвящей слабости, вместо ответа ограничилась улыбкой.

— Катрин, тебя нашли в «мерседесе» доктора Гибсона, прямо напротив его дома на пляже.

Девушка ничего не ответила, погрузившись в свои мысли.

Она думала о Роберте.

Роберт, ее большая любовь. Где он? Сожалеет ли о том, что бросил ее? Быть может, он передумал? Не готовится ли он к ее возвращению? Возможно, он уже звонил в клинику? Пытался ли он связаться с ней или увидеть? Необходимо выяснить эту деталь как можно скорее — «деталь»… конечно же, это неподходящее слово. Но как он отреагирует на то, что с ней случилось?

В любом случае сейчас речь не об этом. О чем ее спрашивает этот незнакомец со странными угольно-черными глазами, в которых сквозило немного стесняющее ее напряжение?

— Ты помнишь, как садилась в «мерседес»? — снова заговорил инспектор.

— Нет, я…

— Ты раньше бывала у доктора Гибсона?

— У доктора Гибсона?

— Да, твоего лечащего врача.

Казалось, она не только не понимает, куда он клонит, но и не может вспомнить, о ком идет речь. Решительно, мнемониум оказывает намного более сильное действие, чем написано в инструкции.

Тамплтон захватил с собой различные документы, в том числе и фотографию доктора Гибсона, которую показал Катрин.

— А, да! — сразу же откликнулась девушка. — Доктор, который меня лечит.

— Точно, — подтвердил успокоенный инспектор.

По крайней мере она не страдает полным выпадением памяти!

Тамплтон немедленно сделал вывод. Пострадавшую подтолкнули к попытке самоубийства во вторник, сегодня пятница, значит, препарат не «забирается» глубоко в память, если так можно выразиться, он блокирует воспоминания лишь до определенного момента. Хоть это давало надежду.

— Но зачем вы мне это показываете? — спросила Катрин, отталкивая фото.

— Потому что доктор Гибсон — главный подозреваемый.

Было впечатление, что она не поняла. Знает ли девушка выражение «главный подозреваемый»?

— Мы полагаем, что это он мог тебя изнасиловать, Катрин.

— Доктор Гибсон?

— Да. Пока у нас нет достаточных доказательств, но мы думаем, что это может быть он.

— Но… Он казался таким милым, добрым. Я и не знаю, что сказать.

— Были ли прежде с его стороны какие-либо знаки внимания по отношению к тебе?

— Нет.

— Настойчивые взгляды, намеки?

— Нет.

— Он не делал тебе комплиментов? Не пытался прикоснуться к тебе или даже приласкать?

— Нет.

— Понятно. — Инспектор выдержал паузу, затем сменил тему: — Ты помнишь, в котором часу покинула клинику вчера вечером?

— Нет.

В это время в палату вошел санитар Питер, держа поднос с завтраком: соки, несколько видов йогурта и печенье.

Взглянув на него, инспектор сразу решил, что тот слишком женствен, и не удержался от презрительного взгляда. Он всегда недолюбливал гомосексуалистов, он с трудом скрывал ненависть, которую испытывал к ним, если бы это зависело от него, он лишил бы их всех прав. Не может быть и речи о том, чтобы позволить им развращать молодежь и распространять СПИД, все закончится тем, что эта болезнь охватит всю западную цивилизацию. Именно в этом заключается ошибка демократии: извращения уже начали оборачиваться против нее, и они приведут к ее исчезновению!

Питер, уже привыкший различать скрытые знаки негативного отношения к себе со стороны так называемых «нормальных людей», почувствовал ненависть инспектора. Он отвел взгляд в сторону, стараясь сконцентрироваться на Катрин.

— Хотите перекусить, мадемуазель?

— Нет, — ответила она.

— А нужно бы, Катрин, тебе это пойдет на пользу, — сказал инспектор.

Как будто для того, чтобы поддержать ее (на самом же деле он просто любил покушать), Тамплтон взял с подноса печенье, проглотил его одним махом и злобно посмотрел на Питера, вытирая рот пальцами.

— Спасибо, но я и правда не голодна, — пояснила Катрин.

Питер не стал задерживаться в палате и вышел, опустив голову. Инспектор посмотрел ему вслед и, презрительно вздохнув, продолжил:

— Какое твое последнее воспоминание?

— Не знаю. Я немного устала.

— Понимаю, Катрин. После всего, что с тобой произошло, это нормально. Ты можешь отдохнуть. Встретимся в другой раз. Возможно, чуть позже память вернется к тебе. Но я бы хотел, чтобы ты мне пообещала кое-что. Если вспомнится какая-то деталь, сразу же позвони мне. Я оставлю тебе свою визитку.

Полицейский достал из кармана визитную карточку и протянул Катрин, которая, не взглянув на нее даже из вежливости, положила ее на столик у изголовья кровати.