Томас бравировал перед инспектором. Но, по правде сказать, он вдруг почувствовал невероятную тяжесть, которая легла ему на плечи, тяжесть, которая нисколько не уменьшилась, когда по дороге в Центральный госпиталь он прослушал кассету, данную Тамплтоном.
Голос инспектора:
Это инспектор Тамплтон. Я нахожусь в главном участке полиции Нью-Йорка. Здесь Бланш Купер, мать Джулии Купер, профессионального психиатра, практикующего в клинике Гальярди.
— Мадам Купер, я благодарю вас за то, что пришли в наш офис. Мы здесь для того, чтобы уточнить кое-какие детали, касающиеся вашей дочери. Вчера по телефону вы мне сказали, что вечером пятнадцатого июля этого года вы разговаривали со своей дочерью.
— Да, я действительно говорила с ней.
— По телефону?
— Да.
— Вы сами позвонили ей или это сделала она?
— Моя дочь очень занята, она звонит мне нечасто.
— Значит, это вы позвонили ей в тот вечер?
— Да.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Это было на следующий день после дня рождения ее отца, и я хотела узнать, понравился ли ей семейный праздник, который я устроила.
— Понимаю. В котором часу вы звонили?
— Было десять.
— Десять часов. Благодарю вас.
Томас побледнел. Эти показания опровергали его алиби!
Кроме того, теперь Джулия рискует быть обвиненной в лжесвидетельстве. И как только обвиняемые будут оправданы, Тамплтон сможет засадить его в тюрьму. Ему будет достаточно уговорить Катрин выдвинуть против него обвинение, даже несмотря на то что она находилась под воздействием мнемониума и не помнит, что произошло.
Он вынул кассету из плеера и положил в карман.
Да, дела приняли скверный оборот. Можно было сказать, что каждый день обвинение получает новое доказательство против него. Судебный процесс дал ему возможность перевести дух, но теперь тиски сжимались, и ничто, казалось, не может остановить их безжалостное движение.
Если только…
Если только то, что он хотел спросить у доктора Конвей, не наведет его на новый след. Возможно, это прольет свет на это загадочное досье и Томас сможет отыскать недостающее звено головоломки.
Если бы Джулия оказалась права! Если бы только тот факт, что в отчете доктора Конвей недостает одной страницы, что-то значил!
По прибытии в Центральный госпиталь ему удалось быстро связаться с доктором Конвей. К счастью, она согласилась его принять, едва он назвал свое имя.
Впрочем, когда она встала, чтобы пожать ему руку, он заметил, что она нервничает. Она сразу же предупредила:
— У меня мало времени.
Можно было подумать, что она сомневается в целесообразности его визита. В любом случае она была не слишком удивлена, когда Томас достал из кармана отчет.
— Доктор, мы обнаружили, что в вашем отчете не хватает одной страницы.
— Не понимаю, о чем вы, доктор Гибсон. Я давала показания в суде, меня допрашивали, и я сделала все, что от меня зависело.
Но интуиция Томаса подсказывала ему, что эта симпатичная женщина обманывает его или по крайней мере не говорит всей правды. И это лишь подтверждало то, что, во-первых, в отчете действительно не достает одной страницы, а во-вторых, то, что эта страница, должно быть, содержит чрезвычайно важную информацию.
Сохраняя нейтральное выражение лица, он показал ей отчет и пояснил:
— Не хватает седьмой страницы. Возможно, отпечатав текст на принтере, вы забыли снять с нее копию.
Доктор посмотрела на компьютер, соединенный с лазерным принтером.
Доктор Конвей непроизвольно сделала довольно странный жест, на взгляд Томаса: не позаботившись о том, чтобы сохранить документ, над которым работала, она резко выключила компьютер. Томас удивился: с какой стати судебно-медицинскому эксперту скрывать от него что-то? И зачем?
Он решил настаивать:
— Послушайте, я точно знаю, что недостает седьмой страницы! Если будет нужно, я получу разрешение прокурора.
Томасу Гибсону казалось отвратительным прибегать к угрозам, тем более в отношении этой женщины. В иных обстоятельствах, и он это чувствовал, он проникся бы к ней симпатией. Но время было дорого.
Врач молчала. Потом она вдруг забеспокоилась и, указав на стоявшую на столе фотографию двух очаровательных девчушек лет семи-восьми, объяснила:
— У меня две маленькие дочери — вот поэтому я ничем не могу вам помочь.
Что именно она хотела этим сказать? Голос ее звучал так виновато, что это походило на признание.
— Вам угрожали?
Не отвечая на вопрос, женщина продолжила:
— Я не хочу, чтобы с ними случилось то же самое, что с той бедной девушкой, проституткой.
— Вас кто-то шантажирует?
— Я не могу вам ничего сказать. Не знаю, поймете ли вы меня?
— Я понимаю только то, что кто-то оказывает на вас давление. И это незаконно, но полиция может вас защитить.
— Ну да, она ведь так надежно защитила вашу главную свидетельницу! Большое спасибо!
— Тогда мы еще не понимали, с кем имеем дело! Теперь мы знаем, что это бандиты. Мы обеспечиваем безопасность Катрин, и с ней до сих пор ничего не случилось.
— Я знаю, что даже если полиция будет охранять моих девочек днем и ночью, то все равно однажды полицейский отвлечется или опоздает — и они нанесут удар, они отомстят, потому что я не сдержала слово.
— Но кто «они»?
— Люди, которые не понимают шуток.
Доктор Конвей закусила губу: она и так сказала слишком много. Томас, почуявший след, настаивал:
— Это адвокаты обвиняемых? Сами обвиняемые?
— Я не знаю! — раздраженно ответила женщина. — Но даже если бы и знала, что бы это изменило? Они приведут свою угрозу в исполнение.
— Но какую угрозу?
— Прошу вас, уйдите!
Томас задумался на мгновение и сказал:
— Доктор, я прошу вас в последний раз от имени Катрин, от имени всех женщин: помогите нам!
Доктор Конвей взглянула на снимок двух своих малышек. Казалось, она долго взвешивала за и против. Томас, затаив дыхание, не сводил с нее глаз.
Наконец она решилась, рванув, открыла нижний ящик стола и вытащила оттуда скрепленный печатью конверт форматом восемь с половиной на одиннадцать, и почти швырнула его Томасу, как будто уже сожалея о том, что сделала:
— Я приложила к седьмой странице не все фотографии: вот те, что остались. Показать вам эту страницу я не могу, она уничтожена, и я никогда не скажу, что там было. Но, рассматривая эти снимки, другой судебно-медицинский эксперт наверняка сможет восстановить все детали.
Томас горячо поблагодарил молодого врача, заверив, что ни словом не обмолвится о ее участии. Судя по скептическому выражению лица доктора Конвей, он понял, что это обещание кажется ей пустым звуком.