Восемь часов спустя я сижу в бизнес классе, потягивая сок и нетерпеливо барабаня пальцами по подносу с напитками, стоящему передо мной. Калеб и Алое чудовище в Риме. Да, именно так, как я и сказала, в Риме. Багамские острова были недостаточно хороши для нее, точно также как и Марко-Айланд[59] , несмотря на то, что оба эти места были перечислены как лучшие для зачатия ребенка в интернет-истории ее компьютера. Вместо этого она остановила свой выбор на отеле «The De La Ville Inter-Continental», в котором забеременела ее любимая актриса, которую зовут Сьюзан Сарандон. Откуда я знаю такие подробности?

Дело в том, что я не только проникла к ней в дом со своей подружкой-психопаткой, но я еще взломала ее почту и прочитала ее переписку с мамой.

— Это Ваша первая поездка в Рим?

Я оглянулась, и увидела пару очень зеленых глаз, наблюдающих за мной с соседнего сидения.

— Хм, да, — я выплевываю эти слова так, чтобы у него создалось впечатление о том, что я невероятная грубиянка, и отворачиваюсь к окну.

Противный болтун.  Я не настроена на разговоры. Сейчас я должна выполнить самую важную миссию в своей жизни.

— Вы полюбите его. Это самое лучшее место в мире.

— Да, чтобы делать детей, — пробормотала я.

— Простите, что Вы сказали?

— Да ничего, — говорю я, — я еду туда по делам, поэтому у меня не будет времени на развлечение и отдых. — Я пронзительно смеюсь и делаю вид, словно ищу что-то в своей сумочке.

— Очень плохо. Вы должны выкроить немного времени, чтобы увидеть хотя бы Колизей – он изумителен. — Я смотрю на него, осознавая, что это не такая и плохая идея. Святое дерьмо! Я лечу в Рим! Теперь я официально в восторге. Бронируя в спешке билеты, пакуя чемоданы и бросая Тернера, я совсем забыла про него.

— Возможно, именно так я и поступлю, — говорю я, улыбаясь. Он был не так уж и плох. По правде говоря, он был невероятным красавцем с угольно-черными волосами, кожей цвета карамели и точеными скулами. Он был одним из тех, кто мог похвастаться так называемым еврейским носом. Я вдруг почувствовала себя немного скованно из-за своего бледного цвета лица.

— Ной Штайн, — он протягивает мне руку, и я беру её. — Оливия Каспен.

— Оливия Каспен, — повторяет он. — Очень поэтичное имя.

— Пожалуй, это самая странная вещь из тех, что мне когда-либо говорили.

Я гримасничаю, и он улыбается.

— Чем ты занимаешься по жизни? — спрашиваю я, стараясь звучать дружелюбно. О, Господи, я же буквально только что порвала с Тернером. О, Господи.

— У меня свой бизнес. А что насчет тебя?

— Я юрист, — отвечаю я. Смотрю вниз и вижу, как трясутся мои руки. — Я отлучусь в дамскую комнату, ты не против? — Он качает головой и выходит в проход, чтобы я могла пройти мимо. Я чуть не сбиваю с ног маленькую девочку и стюардессу, пока не натыкаюсь наконец-то на вывеску туалета.

Оказавшись внутри, я закрываю его крышкой и сажусь сверху.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Вся моя жизнь изменилась за последние несколько часов, и я только сейчас это поняла. Тернер, бедный Тернер, хотя и не совсем, учитывая, что он встречался со мной ради билетов на «Суперкубок». Но он ведь любил меня, верно? А вот любила ли я его? Думаю, нет. Я поступила правильно, когда рассталась с ним. Это был единственный выход. Я сполоснула рот в раковине и прислонилась к стене. Это было безумие: броситься в Италию, по наитию погнавшись за бывшим парнем. Что бы сказала мама? Я заглушила рыдание и прикусила губу. Одна в Риме; Господи, да я даже не говорю по-итальянски. Плохо. Очень, очень плохо.

Я возвращаюсь на свое место. Ной любезно позволяет мне пройти, не вставляя ни слова о моем опухшем лице. После того, как я делаю несколько больших глотков своей безвкусной содовой, я протираю двумя пальцами под глазами, чтобы стереть смазанную тушь, после чего поворачиваюсь к Ною, хмурясь.

— Я еду в Рим вовсе не по работе, — говорю я. Он не выглядит удивленным. Хотя чему он должен был удивиться? Он же не знает, что я извечный лжец.

— О, — произносит он, приподнимая бровь. — Хорошо.

Я делаю глубокий вдох. Говорить правду невероятно волнительно.

— Я собираюсь найти Калеба Дрэйка, и когда я это сделаю, то должна буду рассказать ему всю правду. Я очень этого боюсь.

Он смотрит на меня с новым интересом. Я превратилась из красивой девушки в женщину с интригой.

— И какую правду ты хочешь ему рассказать?

— Ужасную. Будет очень много разоблачения, — вздыхаю я.

— Я бы хотел услышать об этом поподробнее.

Я поерзала под его взглядом. В этих двух зеленых шарах содержалась интенсивность свойственная ядерному оружию.

— Это длинная история…

— Ну, — говорит он, поднимая руки и осматривая кабину. — Это будет длинный полет.

— Хорошо. Я расскажу тебе, но при одном условии, — говорю я, прижимая ноги к груди и оставаясь в таком положении. Ной смотрит сначала на мои колени, а затем на мое лицо, словно не может понять, почему взрослая женщина сидит как маленькая девочка. — Ты должен рассказать мне самую ужасную вещь, которую совершил в своей жизни.

— Самая ужасная вещь, которую я совершил? — он погружается в себя и кривится. — Когда я был в 9 классе, вместе со мной училась девочка, которую звали Фелисити Фэтнес. Шутки ради я пробрался в ее двор и украл нижнее белье с веревки, после чего развесил его на входной двери школы с надписью, в которой говорилось: «Фелисити Фэтнес носит трусы-парашют». Когда она это увидела, то сразу же разрыдалась, споткнулась о школьную сумку, и была доставлена на скорой помощи в больницу, где ей наложили пять швов на подбородок. Я ужасно себя чувствовал. Да и все еще чувствую, вообще-то.

— Это было ужасно, — говорю я, кивая.

— Да,  но сейчас она такая малышка. Я видел ее на встрече выпускников и пригласил на свидание. Она рассмеялась, сказав, что я уже видел однажды ее белье, и больше это никогда не повторится.

Я смеюсь,  действительно смеюсь, да так, что все мое тело трясется. Ной присоединяется ко мне. Я все еще смеюсь, когда понимаю, что у меня на руках еще один бойскаут.

— Значит, Фелисити? Это худшая вещь, которую сделал в своей жизни?

— Я украл магнит из магазина «Все по доллару».

— О, парень, — говорю я. — Не уверена, что ты готов к моей истории.

— Проверь меня.

Я посмотрела на его лицо и вспомнила, как однажды Калеб сказал мне, что не стоит судить о человеке только по его внешнему виду. Если это действительно так, то думаю, я могу доверять Ною, потому что у него самые добрые глаза, которые я когда-либо видела.

— Я влюбилась под деревом… — начала я.

Двенадцать часов спустя

В Риме дождливо, и я стою снаружи «The De La Ville Inter-Continental», скрываясь под дурацким желтым пончо, который едва защищает меня от проливного дождя. Не знаю, почему я нахожусь здесь прямо сейчас, ведь ничего нельзя сделать, когда выглядишь, как мокрая мышь. Но я испытываю невероятную нужду в том, чтобы увидеть его окно, посмотреть на взгляд его глаз …. Их отель маленький, но очень роскошный. Он величественно расположился на вершине Испанских ступеней[60] . Могу себе представить, какой вид открывается с их маленького балкона. Уверена, оттуда видно весь город. Как романтично. Я вздыхаю и продолжаю наблюдать. За окном какое-то движение, после чего появляется знакомая рыжая голова. Лия стоит под навесом с пылающей сигаретой в руке. Разве она не знает, что никотин негативно влияет на фертильность?

— Продолжай курить, — шепчу я, сужая глаза. Секунду спустя дверь снова открывается и, выглядя словно римский бог, к ней присоединяется Калеб. Он без футболки. Его волосы влажные, скорее всего из-за того, что он только что принял душ. Я притворяюсь, что мое сердце не пропускало только что электрический заряд, и протираю двумя пальцами под глазами, стрирая тушь, которая там растеклась. «Не трогай его, не…..» – она протягивает руку и соблазнительно проводит ею по его груди. Калеб ловит ее на талии у своих штанов и смеется. Я смотрю в сторону, когда он притягивает ее к себе и обнимает руками. Мое сердце начинает болеть. Во мне просыпается чувство, с которым мы были лучшими друзьями последние девять лет. Я топаю ногой по тротуару. Из моего горла выходит животный воплю. Я так чертовски устала любить его.

— Хорошо, Оливия, соберись. Они собираются проверить монитор рождаемости. Мне нужно остановить игру Лии, чего бы мне это стоило, — вздыхаю я, вытаскивая телефон из кармана. Звонок будет стоить мне целого состояния, но кого это волнует, верно? Нельзя выставить счет за любовь.

Набирая номер «De La Ville…», я стою под навесом парфюмерного магазина и с нетерпением жду, пока не услышу короткий писк звонка.

— Buona Sera, De La Ville Inter-Continental. Non ci sono titoli che contengano la parola? – спрашивает женский голос.

— Эм…здравствуйте…вы говорите по-английски?

— Да. Чем я могу вам помочь?

— Я пытаюсь дозвониться до одного из ваших постояльцев. Его зовут Калеб Дрэйк. Это срочно, и я думала, что было бы прекрасно, если бы вы смогли незамедлительно сообщить ему об этом, попросив его перезвонить. — Я слышу, как она что-то печатает на компьютере.

— Ваше имя? — Эм, ох! Как же зовут его секретаршу? Её имя рифмуется с «Пина Колада»…

— Рена Вовада, — выдыхаю я. — Я звоню из его офиса. Скажите ему, что это очень важно, и необходимо, чтобы он сразу мне перезвонил. Спасибо большое. — И я повесила трубку, прежде чем у нее появился шанс задать очередной вопрос.

С чувством выполненного долга, я сную обратно под дождь, откуда у меня открывается прекрасный вид на их балкон. Калеб и Лия все еще там. Она гасит сигарету одной рукой и позволяет ему утянуть себя обратно в комнату за другую руку. Я вижу, как его голова поворачивается в сторону комнаты, после чего их руки расцепляются, и он исчезает за дверью. Мне кажется, что даже с этого расстояния я слышу звон телефона в их комнате.

Господи. Это даст мне, по крайней мере, полчаса. Надеюсь, это достаточно долго, чтобы убить их постельное настроение. Удовлетворенная, я иду обратно в «Montecito Rio» - отель, который я забронировала заранее. Он не был таким же кричащим, как «De La Ville…», но, тем не менее, он был очаровательным, к тому же меня не беспокоят все эти штучки, связанные с Сьюзен Сарандон. 

Мои туфли насквозь промокли и хлюпают по воде, когда я захожу в холл. Девушка за стойкой смотрит на меня и поднимает телефон, чтобы позвонить в сервис.

— Вы мисс Каспен? — спрашивает она меня, когда я иду к лифтам. Я колеблюсь, прежде чем обернуться.

— Да.

— У меня есть для Вас сообщение, — она протягивает мне кусочек бумаги, и я осторожно хватаю ее между двух пальцев.

— От кого это? — я слишком напугана, чтобы спрашивать, но все же она отвечает, — Ной Штэйн оставил его для Вас. — Я чувствую, как спокойствие смывает всю мою тревогу. Ной - незнакомец, которому я излила свою душу, и было так мило с его стороны, оставить мне сообщение. От этого мне даже показалось, что посетить  Рим – не такая уж и плохая идея. У меня здесь появился друг.

Я взяла записку, свой все еще капающий пончо и пошла в свой номер. Я залезла в душ, не беспокоясь о том, чтобы прочитать записку. Все, включая моего нового приятеля Ноя, подождет, пока я не буду в тепле и насухо вытертой. Когда я, наконец, выбралась из ванной, то свернулась калачиком на мизерной кровати и развернула мокрую бумажку.

Обед в восемь.

«Tavernetta».

Тебе нужно есть…

Я улыбаюсь. Действительно, мне нужно есть, так  почему бы не сделать это с тем, кто мне действительно нравится. Я подняла телефон и набрала номер, который Ной протянул мне в аэропорту, прежде чем мы разошлись.

— Только в чрезвычайной ситуации, — говорит он, подмигивая мне. — Не злоупотребляй моим секретным номером телефона.

Я колебалась лишь секунду, прежде чем окончательно принимаю его приглашение и решаю воспользоваться номером телефона. Я была одна в Риме. Возможно, он потребуется мне.

— Ной, это Оливия, — говорю я в трубку.

— Не желаю говорить с тобой, пока ты не скажешь мне, что придешь.

— Приду, — смеюсь я.

— Хорошо. Ресторан немного шикарный, тебе есть что надеть?

— Давай посмотрим, я приехала сюда, чтобы убедить любовь всей моей жизни, что он должен снова быть со мной… У меня есть четыре платья, кричащие «вернись ко мне и люби меня одетой». Какое бы ты хотел?

— Черное…

— Отлично, — вздыхаю я. — Увидимся в восемь.

Я испытывала чувство головокружения от волнения. Вот оно. Я начинаю брать контроль над своей жизнью. Сегодня я буду ужинать и расслабляться, а завтра я найду Калеба и все ему расскажу. «Вишневый пирог» и понятия не имеет, что надвигается. «Ураган Оливия» собирается пронестись по Риму, и все перевернуть с ног на голову.

Когда я была готова к ужину, то подумала о последней капле, которая разрушила наши отношения. Подумала о том, как стучало мое сердце, когда я стояла снаружи офиса Калеба, зная, что человек, которого я люблю больше всего на свете, предает меня в этот самый момент. Я предпочла уйти, притворяясь, что в его офисе с кокетливой девушкой был кто-то другой. Затем я подумала о своем отце, и о том, что его измена ранила мою мать гораздо больше, нежели смог бы это сделать рак. Я должна была увидеть. Не только его, но и ее. Кем была та девушка, у которой хватило силы разделить нас?

Прошлое

Это будет супер плохо. Просто губительно. Это изменит жизнь. Дверь бесшумно открылась. Так бесшумно, что ни Калеб, ни его коллега не поняли, что она была открытой.

— Калеб, — произнесла я очень сухим тоном. Жизнь постепенно утекала из меня.

Их головы оторвались друг от друга, и он быстро отступил на шаг. Я с замирающим чувством в животе осмотрела, как было задрано на бедрах ее платье. Это была реальность – ее, его и моя жизнь разваливаются. Не было ни малейшего шанса, чтобы он смог объяснить происходящее. Не было шанса, что я поверю ему, если он все-таки попытается это объяснить.

Я посмотрела на его лицо. Оно было очень, очень бледным.

— Калеб, — произнесла я снова. Он выглядел таким ошеломленным, что я съежилась. Извини, что поймала тебя. Его рот открылся и закрылся, так ничего и не произнеся. Девушка выглядела самодовольной. Мне хотелось закричать: «Она? Почему она?»

— Я любила тебя, — сказала я, и это был первый раз, когда я сказала ему это.

Его лицо исказилось от волнения. Какой же жестокой я была, говоря ему то, чего он так хотел от меня услышать, в момент его измены? Это был удар ниже пояса, но это была борьба, и я была готова пустить его ко дну. Маленькая помеха сидела на столе и смотрела на нас с изумлением.

— Ты должно быть Оливия, — сказала она, спрыгивая со стола. Я почувствовала прилив ярости от того, что она знала мое имя. Они говорили обо мне? Моя фотография стояла рядом с тем местом, где она сидела. Мое лицо было свидетелем их поведения. Я не смотрела на нее. Не могла. Она покинула комнату, шелестя юбкой и оставляя двух сломленных людей лицом к лицу.

— Я никогда не хотел этого, — сказал он, когда дверь, щелкнув, закрылась.

— Быть пойманным? Или изменять? — Я пыталась контролировать дрожь в своем голосе, но это было бесполезно.

— Оливия, — умоляет он, делая шаг ко мне.

— Нет! — Я подняла руку, останавливая его. — Даже не думай подходить ко мне. Как ты мог? Нет хуже способа, которым бы ты мог причинить мне боль. Прямо как мой отец, — выплюнула я.

— Между мной и твоим отцом нет ничего общего. Ты используешь его в своих грехах, как объяснение того, что любовь не может быть долгой и крепкой.

Не могу поверить, что он сказал это. Я любила людей. Я любила многих людей, просто я не говорила им об этом.

— Меня тошнит от тебя, — сказала я. — Ты просто мог поступить по-мужски и сказать мне, что больше не хочешь меня.

— Я всегда буду хотеть тебя, Оливия. Это произошло не из-за того, что я не хочу тебя, а из-за того, что я хочу тебя очень сильно, но ты не хочешь меня в ответ!

Я стерла злую слезу, которая текла по моему лицу, и злобно улыбнулась.

— Так это только из-за секса?

Калеб в отчаянии поднял руки и посмотрел на меня с таким гневом в глазах, которого я раньше никогда видела.

— Мне казалось, что я снова и снова показывал и доказывал тебе, что все происходящее между нами никогда не было ради секса, — его голос звучал низко и угрожающе. — Я любил тебя настолько сильно, что был готов откинуть в сторону все свои чувства, чтобы вместить твои. И что же я получил в ответ? Холодность и эмоциональную отстраненность. Ты эгоистичная и ожесточенная. Ты не узнаешь хорошее, даже если оно упадет с неба прямо к твоим ногам.

Я знала, что его слова были правдой. Я действительно была такой, даже хуже, чем он меня описал, но он не мог так просто уйти. Он не должен был делать из меня дуру.

— Тогда, давай позволим процессу твоего заживления начаться прямо сейчас. — Я оставила его стоять в полутьме, и спокойно подошла к ближайшему выходу.

Тебе не больно, тебе не больно, тебе не больно…

Мне чертовски больно. Больно настолько, что я едва спускаюсь по лестнице, поэтому я села. Села и задрожала, желая, чтобы прямо сейчас на землю упал метеорит и ударил по тому самому месту, где я сидела. Я чувствовала себя обнаженной. Мне казалось, словно все мои внутренности вывернули наружу, и теперь я кровоточу на пол. Как это могло произойти? Почему? Он все, что у меня было.

Я услышала, как входная дверь на этаж выше открылась, и до меня донесся взрыв музыки. Опасаясь, что это Калеб ищет меня, я вскочила и пробежала четыре этажа, не останавливаясь, пока не оказалась в своей машине.

Я с силой повернула ключ зажигания, и машина внезапно ожила.

К черту его. Я могу любить. Все это есть во мне. Если бы он знал так много обо мне, то почему не увидел этого?

Если бы я не любила его, разве это могло ранить меня так сильно? Ничто не дает ему право изменять! Ничто! Вместо того, чтобы отправиться домой, мои шины свернули направо, и я выехала на трассу под номером 595, почти врезаясь в минивэн. Я вся принадлежала ему, все, что у меня было, я отдала ему, и посмотрите, что он сделал. Я ведь доверяла ему.

— Нет, нет, нет, нет, — слезы начали течь по моему лицу. — Этого не может быть….

Я остановилась, боясь, что убью кого-то своим вождением. В моей голове беспорядок, все вокруг потемнело.

—  Калеб, нет… — я чувствовала, как соль впитывается в мои губы. Я ненавидела себя даже больше, чем ненавидела его, и гораздо сильнее, чем когда-либо ненавидела своего отца. Я была трагическим беспорядком. Самым ужасным человеком. Я снова начала ехать. Не могу вернуться домой, он обязательно придет туда, чтобы найти меня. Отель все еще был забронирован, поэтому я решила поехать именно туда. Всего лишь пару миль на север…

Калеб пытался звонить на мой телефон. Я перенаправила его звонки на голосовую почту и еще громче включила звук на радио - все лучше, чем слушать звук своих рыданий.

Отель, который Калеб забронировал для нас, был милым. Я помню фонтаны и фрески, которые были в холле, и то, как сотрудники встречают тебя с неподдельными улыбками, но этой ночью мои глаза были слепы на все, кроме предательства Калеба. Я зарегистрировалась и подняла свою сумку по лестнице в свой номер. Было еще рано, когда я приняла душ и оделась. Я вытащила платье, которое купила специально для этих выходных. Оно было синим и с небольшими вставками черного кружева на талии – две его любимые вещи. Я натянула его через голову и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя. Я выглядела прекрасно. Внутри я была невероятно ужасна, но какое это имеет значение? Я не могу сидеть в этой комнате. Я точно сойду здесь с ума. Поэтому, схватив свою сумочку, я побежала к двери, стараясь игнорировать всплывающий образ его рук на ее бедрах.

Я знала, что собираюсь сделать что-нибудь, чтобы причинит ему гораздо больше боли, чем он причинил мне. Вот как грязно я думала. Око за око.

Я бродила по оживленным улицам Дэйтона, тупо смотря на витрины магазинов. Я нашла именно то, что искала в нескольких кварталах. Бар «Swig Martini». То, что нужно. Он был приглушенным и отчаянным, прямо как я. Я зашла через широкую дверь и показала свое удостоверение личности вышибале. Смесь дыма и сладких духов ударила меня в лицо. Запах наполнил мне о ночи, когда я пошла на вечеринку братства Калеба с миссией, которая заключалась в том, чтобы заполучить его обратно. Как отчаянно. Я направилась в бар и заказала виски. Бармен с любопытством наблюдал за мной, когда я опустошила его за один глоток и попросила еще. Я видела, как он долил дополнительно во второй.  Господи, благослови его. Я взяла свой второй стакан и вышла в небольшой дворик снаружи, где заняла столик лицом к океану. Это было хорошее место. Таинственное, одинокое и задумчивое. Я проделываю трюк, который знают большинство женщин. Суть в следующем: нужно отделить себя от стада, выглядеть красивой, и мужчина сам придет. Именно так он и сделал. Высокий блондин, одетый в брюки и рубашку с галстуком, который в беспорядке завязан вокруг его шеи.

— Тяжелый день? — спрашивает он, опираясь на перила и смотря на воду.

— Да. У тебя?

— Очень. — Он улыбается мне, и я вижу по желтизне на его зубах, что он был курильщиком. — Могу я купить тебе напиток? — Он кивает в сторону моего пустого стакана, и я киваю головой «да».

— Без разницы какой.

— Хорошо.

Он возвращается с двумя. Хорошо, подумала я. Мое путешествие в страну пьянства пройдет быстрее. Мы пили около часа, прежде чем я пригласила его на танцпол. Он был посредственным танцором, но когда это имело значение? Я игнорировала свое отвращение, когда он прижимался ко мне сзади, и продолжала двигаться, фокусируясь на водовороте в своей голове. Ночь стала туманной, заполненной поспешными поцелуями и ласками, вызванными ликером, и к полуночи мы добирались до моей гостиницы.

— Погоди, — сказал он, как только мы оказались в номере, и он уже лежал на мне. Помню, что видела, как он вытаскивал презерватив из бумажника. Он ударил им по ладони точно так же, как люди делают сигаретными пачками, после чего разорвал упаковку зубами. Я съежилась с отвращением.

И затем помню, что ничего не чувствовала. Я просто лежала там, и казалось, его это не заботило. Так вот как я теряю свою девственность. Помню, думала я. С незнакомцем. Не с Калебом. Когда все было сделано, он заснул. Я лежала без сна всю ночь, с дикой болью в животе. Я ненавидела себя. Он ушел рано утром. Я даже не знала его имени.

Я с нетерпением ждала, когда придет чувство вины, но все, что я чувствовала, было онемение. Я знала, если буду искать достаточно хорошо это чувство, которое таится где-то на поверхности, то обязательно найду вместо него отвращение. Я не была готова ненавидеть себя. Я была слишком занята тем, что ненавидела Калеба.

Около полудня я услышала, как кто-то шарит за дверью. Я знала, что он придет. Он получил свой ключ от комнаты у стойки регистрации и зашел. Я сидела у окна, когда открылась дверь. Я так и не приняла душ. Мои волосы выглядели словно крысиное гнездо, беспорядочно свисая вокруг моего лица.

Он ничего не сказал, когда увидел меня. Его глаза бродили по комнате, ища любые признаки моей боли. Беспорядок, моя одежда разбросана тут и там. Его глаза упали на упаковку от презерватива, который был разорван и лежал на тумбочке. Его рука на ее бедре – моя упаковка от презерватива. Эти две картинки навсегда выжжены в нашей памяти, став камнем преткновения для наших будущих отношений.

Уверена, Калеб никогда больше не сможет смотреть на упаковку от презерватива, не испытывая при этом чувства тошноты. Я заметила, как увиденное ударило по его лицу. Его боль выразилась в виде подергивания, после чего мягкий свет покинул его глаза. Я сделала шаг назад, потому что помнила, что боролась грязно.

— Я отвезла Джессику Александер на аборт. Я сказала ей сделать его. — Я дала ему минуту, чтобы он смог понять, о чем я говорю. Я смотрела на машины, которые ездили за окном. Я представляла себя, засовывающей свои эмоции в одну из этих машин, а затем наблюдала, как она уезжает. Ничего не чувствую, говорю я себе. Ничего не чувствую, точно так же, как не чувствовал он, когда изменял мне.

— Я так сильно тебя хотела, что я врала и манипулировала, чтобы получить тебя. Я следила за тобой месяцами. Знала каждую девушку, с которой ты встречался. Знала каждое место, куда ты их водил. Я все спланировала. — Он все еще ничего не сказал, но я чувствовала, как он молчаливо бушует где-то позади меня. Гнев струился и скатывался с его тела волнами.

— Я всегда любила тебя. С того самого момента, как ты впервые заговорил со мной. — Все еще ничего. — Я занялась сексом с незнакомцем, чтобы причинить тебе боль. — Эти слова высосали весь воздух из комнаты. Я почувствовала, как мои легкие сжимаются от веса того, что я сделала, и это начало давить на меня. О Боже, Боже, Боже…

Я услышала стук и медленно повернулась, чтобы увидеть Калеба, стоящего на коленях. Его лицо упало в его ладони. Я вижу, как трясется его тело, правда, не знаю от слез ли или от злости. Он не издавал ни звука. Были лишь тихие конвульсии, которые я запомню навсегда. Мое тело начало трясти, когда я поняла, что произошло. Теперь все ушло. Я, он – мы. Мы изменились навсегда. Я не хочу жить. Я хотела выброситься из окна, чтобы не видеть агонию всего этого. Я причинила боль человеку, которого любила больше всего. Единственному человеку, который был у меня. Все, чтобы отомстить за себя. И, в конце концов, я уничтожила себя. Шли минуты, затем часы. Я хотела подойти к нему, начать умолять его простить меня, сказать ему, что убью себя, если он не простит, но я не могла. Во мне было слишком много холода.

Почему я не видела этого раньше? Того человека, которым я была на самом деле. Как я могла никогда не знать, что я была зияющей дырой, не способной любить? Когда он поднялся, я отвела взгляд.

— Мне жаль, Оливия, что я причинил тебе боль, — сказал он хрипло, и мое сердце потяжелело в груди. Почему его голос был таким мягким? Почему он не кричит на меня? Я была единственной, кто причиняет боль. Это была я. Моя вина. Мой грех. Мой беспорядок.

— После сегодняшнего дня ты никогда снова меня не увидишь. — Он остановился, и его следующие слова поразили меня так глубоко, что я никогда не смогу оправиться от них.

— Я полюблю снова, Оливия, а воттебе будет больно всегда. То, что ты сделала, это…Ты ужасна, и ты сама сделала себя такой. Ты будешь вспоминать обо мне каждый день на протяжении всей своей жизни, потому что я был единственным, а ты бросила меня. — И затем он ушел.