1

Лавин вытащил из чемодана вареную курицу, палку колбасы, батон хлеба, сыр, консервы, пластиковую бутылку лимонада. Из шамышовской сумки была извлечена на свет баночка грибов, приготовленных Марией Сергеевной.

Они быстро съели все, что уместил купейный столик, выпили лимонад.

— Доволен? — взглянул на друга Никита.

— Нормально. Теперь мы можем говорить открыто, или ты опять чего-то опасаешься?

— Думаю, теперь можем.

— Так рассказывай.

— Ну, хорошо, расскажу, а то ты от любопытства слюной изойдешь. Провернули мы однажды одну операцию. Надеюсь, не будешь спрашивать какую, это к сути дела не относится, чисто коммерческая сделка. По условиям договора оплата должна была последовать не сразу, а через определенное время. Потом эти условия несколько раз менялись по соглашению сторон. Вернее сказать, менялись долги… Мне должны одни, им другие, тем третьи, я в свою очередь сам кому-то должен. Проводим взаимозачеты, передаем друг другу цессии…

— Говори по-русски.

— Цессия — это уступка права требования, перевод долга, словом… в общем, обычные деловые отношения. В результате всех этих перетрясок я даже увеличил свою дебиторку…

— Переведи.

— То есть мне стали должны больше, чем первоначально. Понимаешь, одни долги более ликвидны и стоят дороже, другие — наоборот. Имеет значение также время исполнения обязательств, валюта расчетов и так далее… Есть такое островное государство Науру. Не думаю даже, что ты слыхал о таком…

— Отчего же, слыхал.

— Не заливай. Я сам-то о нем только из-за нашего дела услышал.

— Ну и что? — пожал плечами Шамышов. — А я вот давно информацию имею. Науру — атолл между Соломоновыми и Маршалловыми островами. Если ориентироваться на Кирибати — то к западу. Порядка восьми с половиной — девяти тысяч населения. Валюта — австралийский доллар. И все такое прочее.

— Всё такое прочее! Ты, мерзкий старик, издеваешься надо мной! — Казалось, Лавин не на шутку разозлился. — Прикидываешься эдаким безобидным мухомором, а сам — садюга, каких поискать!

— Когда я первый раз лежал в госпитале, то читал книги, все подряд… а второй раз особо читать не мог, зрение-то — около нуля, это потом получше стало да к очкам попривык. Короче, я географические карты разглядывал, с лупой. Скучно же. А они цветные, конфигурации у стран интересные. А соседи по палате мне приложения к ним читали, где сколько населения и все такое, площадь, там, кто правит. Потом жена читала. Я, можно сказать, наизусть все эти картинки знаю…

— Молодец, дед. Я тобой горжусь.

— Брось трепаться.

— Так вот, Науру эта живет банковским бизнесом. Оффшор там, куча льгот…

— Типа Каймановых островов?

— Примерно. Так получилось, что плодом всех сделок, в числе которых были и мои, стали облигации одного… я даже не знаю, как сказать…

— В чем проблема?

— Хотел сказать бельгийского банка. Но он не бельгийский, поскольку зарегистрирован в Науру. То есть науруанский. Хотя в какой-то мере и бельгийский… вернее, он как бы дочерний банк респектабельного брюссельского банка, выступающего в свою очередь генеральным гарантом по всем его денежным операциям. Что-то в этом роде.

— Черт с ним. Я гляжу, ты сам запутался, на тебя не похоже, приятель.

— Да мне эти детали постольку — поскольку. Мой должник — московская фирма. Но если облигации вовремя не обменять, москвичам просто нечем будет со мной рассчитываться. Так что мы все в завязке, и деваться тут некуда.

— Твоя доля большая?

— Смотря с чем сравнивать. На фоне общей суммы — не очень, а по нашим меркам — большая. Да и в любом случае не хочется дарить ее каким-то бандитам.

— Само собой! — обреченно вздохнул Шамышов. — И куда ты должен сдать этот ящик?

— В Москве сидит представитель брюссельского банка и ждет до определенного срока. Суть в том, что науруанский банк, из-за облигаций которого мы здесь и находимся, ликвидируется. Что-то там поменялось в законодательстве не то Науру, не то Бельгии… Банк-гарант готов принять к зачету облигации "дочки", но, опять же по закону, это возможно сделать в течение определенного времени, значительная часть которого уже истекла. Случились некоторые накладки… Бельгийцы ни при чем, москвичи проверили. Сбой произошел в Хошимине…

— А, наши вьетнамские друзья…

— У наших "вьетнамских друзей" тоже большие перемены. И опыт боев, кстати, не меньше нашего. Они уже показывают зубы. Так вот, сидит, значит, полномочный представитель брюссельского банка — датский гражданин норвежского происхождения Кнут Веренсен в офисе, расположенном в районе Арбата…

— Я давеча правильно определил характер происходящего — шпионские игры. Банк бельгийский, представитель из Дании, сам норвежец, облигации науруанские, шли через Вьетнам, и все это на доброй русской закваске! Такого специально не придумаешь!

— Э-э, старик, ты отстал от жизни! Так все в мире и делается. В Европе границы вообще стираются. Хотя… в чем-то ты прав. Я когда факс со всей этой информацией получил, тоже слегка удивился.

— Ну и что этот бельгийский датчанин дальше будет делать с этими облигациями?

— Во-первых, удостоверится в их подлинности… Затем погасит их. Или уничтожит. Приняв предварительно к зачету, конечно.

— А что взамен?

— Взамен — ценные бумаги брюссельского банка. Или зачисление соответствующих сумм на определенные счета в том же банке.

— Я буду знать код "дипломата" или, по-твоему, мне это ни к чему?

— Обязательно будешь. Мало ли что. Номер части, где ты меня мучал два года.

— Не очень дальновидно. Если прокачают наше знакомство, могут сопоставить…

— Зато не забудешь.

— Почему ты не нанял ментовскую охрану? Это было бы логично…

— Нет уж, мой принцип — держаться от них подальше. Вовсе ничего хорошего не вижу, что они могли бы сунуть свой нос в этот кейс. Утечка информации — гарантированных сто процентов. А не дай Бог стрельба, начнут крутить на всю катушку: что вез, куда вез, зачем вез… Да и не будут они стоять насмерть за чужое добро. Кроме того, им можно приказать, они же люди подневольные. Скажет какой-нибудь мудак с большими звездами на погонах сдать груз под расписку — куда денутся, сдадут.

— А я, выходит, подходящая кандидатура — стоять насмерть за чужое добро?

— Ты мой друг. И никакие СОБРы-ОМОНы с тобой не сравнятся. Так что не ворчи.

— Я так понял, ты не собираешься сдавать кейс своим московским друзьям. Почему?

— В том-то и дело, что они мне не друзья. Я их едва знаю. Образно говоря, мы случайно оказались в одной сберкассе, когда на нее напали бандиты, вот и все.

— Ты им не доверяешь?

— Честно говоря, нет. Лучше уж я сам доведу дело до конца.

— Но они могут не согласиться с такой позицией. Они ведь тоже не дети.

— Им придется согласиться. Я заберу свою долю, а остальные деньги перегоню на резервный счет, такой имеется. Они получат свою часть. Львиную часть.

— Смотри, тебе решать.

— Ладно, давай-ка поспи, а я подежурю. Думаю, мы от них оторвались на несколько часов. Следующей ночью спать вряд ли придется.

— Откуда такая уверенность?

— Интуиция. Помяни мое слово. Мне их шеф звонил, сделку предлагал…

— Ты ему не сильно нагрубил?

— Совсем не грубил. Ложись давай.

— В квартире ты рассказывал то, что наши гончие должны были услышать, мне ты рассказал то, что я, по-твоему, должен знать. Что мне достаточно знать…

— Не пойму, куда ты гнешь.

— Вот только не делай из старика идиота. Я сам тебя кое-чему учил, и не рассказывай мне сказки про нехватку времени на подготовку. Давай излагай, что ты там придумал на самом деле. А то некрасиво получается…

Лавин рассмеялся.

— Ну, Маркелыч, ты настоящий разведчик! Хрен тебя вокруг пальца обведешь!

— Зачем тогда пытаться? — пожал плечами отставной прапорщик.

 

2

— Они здесь? — пожав Ледку руку, сразу же поинтересовался Охотник.

— Здесь.

— Из купе выходили?

— Один раз, ночью, в туалет, по очереди…

— Тебя срисовали?

— Вроде, нет. Но кто даст сто процентов…

— Ну, ладно, иди отдыхай. Можешь даже поспать, тебя разбудят…

Ледок сумел связаться со своими только через несколько часов с какой-то станции. Выскакивая на предыдущих остановках, он попросту не мог найти телефона с междугородной связью. Ночью на станциях было пусто, а идти в милицию по понятным причинам не хотелось, как не хотелось и отходить далеко от поезда, даже если время позволяло, ведь "пассажиры" могли сойти в любой момент. По крайней мере этого нельзя было исключить, они уже не раз показали, что кое на что способны.

Охотник со своими людьми догнал поезд уже под утро. В настоящее время все находились на своих местах и только ждали команды…

— Стоит ли спать? Может, сразу и возьмем их? Утречко, самое время…

— Шеф не рекомендовал.

— При чем тут шеф? Шеф далеко, он сам еще небось почивает… — Ледок усмехнулся. — Да и вообще, не его это компетенция. Он пусть бумажки подписывает, "бабки" туда-сюда гоняет. Раз финансовый гений, пусть финансами и занимается. А уж мы…

— Знаешь, чего он опасается? Что мы не сможем их взять. Вот так.

— Что?!

— А чему ты удивляешься? На вокзале мы их упустили, на выходе из дома тоже…

— Ничего мы не упустили. И сейчас они под нашим наблюдением…

— Благодаря тебе.

— Послушайте, командир, они сейчас тепленькие, со сна, нас не ждут. Вломиться в купе и не разводить антимоний. Зачем усложнять, если все можно сделать просто?

— Шеф наш, кстати, вовсе не дрых всю ночь, как ты думаешь. Он собрал информацию на Лавина и этого, второго. И я с ним согласен: их голыми руками не возьмешь.

— Чем же они выдающиеся?

— Клыкова помнишь?

— Какого? Двоих знаю.

— Подполковника из "пятерки".

— Ну. Царство ему Небесное.

— Так вот, говорят, это Царство они ему устроили.

— Кто?! — изумился Ледок. — Это сельпо? Не смешите, Клыков был зверюга!

— У одного из этого "сельпо" — двадцать лет разведстажа и четыре боевых ордена. Видел, что он с нашими "командированными" сотворил?

— Мы с вами не "командированные". И еще несколько ребят.

— Второй "сельпо" пишет научные монографии. И если бы его доля, которую он везет в "дипломате", досталась нам с тобой, то хватило бы на жизнь еще и нашим внукам.

— Что же он делает в этой деревне? Где даже рация через раз работает.

— Спроси у него при случае. Подозреваю, что он просто любит свой город. Бывает, знаешь…

В тамбур вышел пассажир. Прикурив сигарету, он поднял глаза, наткнулся на враждебные взгляды двух мужчин и ощутил такую явную волну неприязни, исходящую от них, что счел за лучшее перейти в соседний вагон.

— Кстати, о "дипломате", — продолжал Охотник, когда пассажир ушел.

— Ты уверен, что он у них? А то получится, как в том анекдоте…

— Чемодан у него большой. Да и куда они в таком случае едут пустые? Не будь у Лавина "дипломата", он бы полетел самолетом. Это безопаснее и быстрее. Нет, девяносто пять процентов, что кейс у них.

— А если они нас дурят?

— Для "дурочки" могли бы найти кого попроще. Что ж самим-то собирать грибы на минном поле? Наняли бы какого-нибудь стайера, тот бы помахал у нас перед носом пустой железякой и вперед. Не-ет, вся соль в том, что наличие кейса с кодом — это хоть какая-то гарантия безопасности. Думаю, здесь все нормально.

 

3

— Что вам угодно? — открыв дверь, задал вопрос Лавин.

На пороге стояли двое в милицейской форме, у одного из них на плече висел автомат.

— Старший лейтенант Плотников, — представился офицер и шагнул в купе.

Следом за ним вошел и сержант. Двое мужчин в гражданской одежде остались в открытых дверях, пристально следя за происходящим.

— Ну и что вам надо, старший лейтенант Плотников? — Никита был спокоен.

— Предъявите, пожалуйста, документы.

— А на каком основании?

— Наша форма и должностное положение — достаточное основание для проверки документов у любого лица. Вы похожи на образованного человека, могли бы это знать.

Лицо старшего лейтенанта было бесстрастным, тон подчеркнуто-вежливым.

— Вы у всех в вагоне проверяете документы? — усмешка в голосе Лавина была едва заметной. — Или избирательно?

— Предъявите документы! — более строго предъявил требование офицер.

Никита достал свой паспорт и вместе с паспортом Шамышова передал старлею.

— Так… Лавин Никита Владимирович… — полистал тот страницы паспорта.

— Шамышов Игнатий Маркелович… Алтайский край… Ясно… Вместе едете?

— Вместе.

— Куда следуете?

— До конечного пункта.

— В Москву, значит?

— Надо же, в самую точку попал!

— Предоставьте, пожалуйста, ваши вещи для досмотра.

— Это еще с какой стати?!

— В соответствии с положениями "Закона о милиции". Будьте любезны.

— Не заливай, сынок, — подал голос молчавший все это время Шамышов.

— Что? — с некоторым удивлением воззрился на него милиционер.

— Не приплетай сюда законы. Тебе заплатили, ты и приплясываешь перед этими, — Маркелыч кивнул на теснившихся в дверях "торпед".

— Попридержи язык, мужик! — зло осадил его сержант. — А то придется отвечать!

— Как скажете, ребята, — миролюбиво произнес прапорщик и отвернулся к окну.

— Выложите багаж на нижнюю полку, — распорядился Плотников.

— А вот это уже незаконно, лейтенант, — нахмурился Никита.

— Ничего подобного. Есть подозрение, что вы перевозите предметы, запрещенные к гражданскому обороту. В подобном случае мы имеем право досмотреть ваши вещи.

— Что ж ты с собой этих обезьян приволок, представитель власти? — не выдержал Маркелыч.

Обезьяны наградили его такими свирепыми взглядами, что оставалось только радоваться, что это не пушечные ядра.

— Это понятые. Все как положено по закону. Итак, вы отказываетесь предоставить вещи?

— Отказываемся.

— Неповиновение сотруднику милиции. Административная ответственность.

— Можете составить протокол.

— Так и сделаем. Ну-ка…

Старший лейтенант взялся за край нижней полки, намереваясь поднять ее. Лавин крепко прихватил его руку у самой кисти.

Сержант взял автомат наизготовку, но офицер остановил его знаком.

— А вот это уже сопротивление, — глядя Никите в глаза, тихо произнес он. — Состав уголовного преступления. В подобных случаях мы имеем право применять спецсредства: наручники, аэрозольные распылители, резиновые палки. В случае дальнейшего сопротивления — огнестрельное оружие. — Он понизил голос до шепота. — А я думал, что ты умнее, сибиряк. По крайней мере, мне так сказали.

— Ты что, недавно школу милиции окончил? — также шепотом ответил ему Лавин. — Шпаришь как по писаному. Отличником поди был?

— В знании законов — наша сила, — нормальным голосом продекларировал Плотников.

— А наша сила в надежде. Верно, Маркелыч?

— Точно, — продолжая глядеть в окно, как будто все происходящее его не касалось, буркнул старший прапорщик. — Пока дышу — надеюсь.

— Пусти руку! Считаю до трех и принимаю меры…

Они смотрели друг другу в глаза.

— Что здесь происходит?! — раздался в коридоре громоподобный голос, заставивший всех без исключения вздрогнуть. — Ну-ка, расступитесь!..

 

4

…Когда Кулаков расхаживал по вагону в своем спортивном костюме, вряд ли кто мог догадаться о должности, которую он занимал.

Дядька как дядька, лет за пятьдесят, с лысиной-аэродромом, простоватого, деревенского даже вида. Таких пруд пруди…

Сейчас, в новеньком милицейском кителе с полковничьими погонами, явно индивидуального пошива, с полоской орденских колодок, в изящной фуражке с высокой тульей и с блестящими кокардами на ней, он совершенно преобразился. И голос его — звучный, хорошо поставленный, командирский, идеально подходил ко всему его облику…

— Пустите, я сказал!

Полковник решительно протиснулся между двумя "торпедами", едва не затащив их за собой в купе. Сержант неудобно изогнулся, пропуская его.

— Что здесь происходит, я спрашиваю!

— Да вот, — Лавин уже не придерживающий Плотникова, развел руками. — Обыскивают, угрожают избить палками, надеть наручники…

— Даже застрелить, — присоединился к другу Шамышов. — Посмотрите, товарищ полковник, у сотрудника автомат снят с предохранителя.

— Ну-ка! — бросил взгляд Кулаков. — Сержант, вы что, с ума сошли!

У него был такой грозный вид, что сержант немедленно дернул флажок вверх.

— Товарищ полковник!..

— Слушаю вас, старший лейтенант. Как вы объясните все это безобразие?

— Ну почему — безобразие… Поступил сигнал от граждан, что эти пассажиры…

— Так, секунду! — перебил Плотникова полковник. — Кто эти люди?

— Я их пригласил в качестве понятых.

— Вы свободны! — бросил Кулаков "торпедам" и потянулся к дверной ручке.

— А ты нам не указ, — зло прищурясь, произнес один из них. — Ты в кабинете у себя большой туз, а здесь ты обычный пассажир, как и все мы.

— Смею заверить, что это не так! — с презрением в голосе ответил полковник. — Лейтенант, помогите мне. Убедите своих статистов, что им лучше удалиться.

— Спасибо, ребята. Если понадобитесь, я вас позову, — опустил глаза Плотников.

— Сержант, закройте дверь! Спасибо! Извините, что прервал. Слушаю вас.

— По заявлению граждан, эти пассажиры везут с собой незарегистрированное оружие…

— Каких еще граждан! — вскинулся Лавин. — Выдумали это все!

— Нет, это правда.

— Тогда приведите сюда этих "граждан". Посмотрим, что они запоют!

— Я вовсе не обязан устраивать здесь очные ставки! Наша задача — проверить сигнал.

— Да какой там сигнал! Какие-то сволочи хотят ссадить нас с поезда, чтобы мы не успели на важную встречу. Или чтобы ограбить нас…

— У вас с собой большая сумма денег?

— А это уж точно не ваше дело!

— Ну хватит! — прервал перепалку полковник. — Давайте разберемся спокойно.

— Мы здесь при исполнении, и вы не должны нам мешать! — дерзко заявил ему старлей.

— При исполнении, говоришь? — прищурился полковник. — Значит так. Я заместитель начальника инспекционного отдела Главного Управления на транспорте. Полковник Кулаков. Вот мое удостоверение. Нахожусь с инспекционной проверкой региональных транспортных управлений Внутренних дел. То есть в служебной командировке. Или, пользуясь вашим определением, при исполнении. Теперь попрошу ваши документы.

Милиционеры подчинились с недовольным видом.

— Ну вот, — ознакомившись с удостоверениями, пробасил Кулаков. — А вы говорите — при исполнении. Выходит, пассажиры-то правы…

— Почему вы так решили? — лицо старшего лейтенанта пошло красными пятнами.

— Вы — территориалы, а здесь железная дорога. Не ваша юрисдикция.

— Мы находились в районе железнодорожной станции. К нам обратились граждане. Поезд отходил, некогда было соблюдать формальности. Но по "Закону о милиции", если сотрудник органов внутренних дел обнаружит преступление…

— Я знаю "Закон о милиции", спасибо, можете не цитировать.

— Если речь идет о процессуальных формальностях, мы высадим граждан на первой же станции и передадим их по подведомственности…

— Этого-то они и хотят с самого начала — ссадить нас с поезда. А сказку про оружие придумали с одной целью — чтобы у них был повод для этого! — вмешался Лавин.

— Речь идет не о процессуальных формальностях! — четко, как на докладе, проинформировал Кулаков. — Речь идет о правах человека! Возьмите ваши удостоверения, я запомнил данные… Люди торопятся, у них могут сорваться планы, сделки, потом будут иски, претензии. А отвечать транспортной милиции!

— Вы знаете этих людей?

Кулаков смерил старшего лейтенанта уничтожающим взглядом.

— Откуда?! Что вы несете!

— Значит, вы не можете гарантировать, что в их багаже нет ничего противозаконного?

— Верно, не могу!

— В таком случае, разрешите мне произвести досмотр!

— Какие у вас причины препятствовать сотруднику милиции в выполнении его полномочий? — перевел взгляд на Лавина полковник.

— В сущности никаких, — пожал тот плечами. — Просто я не доверяю именно этому сотруднику, подозреваю, что его наняли наши конкуренты. Еще подкинет что-нибудь…

— Это наглая ложь, вы ответите!

— Подождите! — осадил офицера Кулаков. — Но вы же не хотите, чтобы вас высадили с поезда? — обратился он вновь к Лавину. — У него есть такие полномочия.

— Может быть, в поезде есть другие сотрудники милиции? Им бы я доверил.

— Нету. Состав следует без милицейского сопровождения, — ответил сержант. — Если кто-то из наших здесь едет, то как частное лицо. При исполнении только мы вдвоем.

— Вы забыли про меня, — пробасил Кулаков. — Я обладаю такими же полномочиями, как вы, и даже большими, так как здесь моя юрисдикция.

— Не понял… — засунув пальцы рук за ремень, зло ощерился Плотников.

— Что тут понимать. Досмотр будет проходить под моим контролем. Не возражаете? — повернулся он к Лавину. — Как-то надо разрешить эту ситуацию…

— Другое дело. Не возражаю. Только давайте без понятых. Что-то найдете — позовете.

Друзья выставили чемодан и сумку на нижнюю полку и позволили похлопать себя через одежду — произвести личный досмотр. Затем Плотников поинтересовался, нет ли у них запрещенных предметов и, в случае, если таковые имеются, предложил добровольно выдать их, на что получил отрицательный ответ.

Досмотр занял буквально несколько минут. Старший лейтенант опытными руками перебрал вещи, а сержант проверил полки, матрасы, перегородки, отсеки…

"Дипломат", конечно же, оставили напоследок.

— Откройте, пожалуйста.

— Мне бы не хотелось.

— Опять за свое. Придется пригласить понятых и произвести изъятие.

— В кейсе — бумаги делового характера и больше ничего нет.

— В таком случае у вас нет никаких причин волноваться, гражданин Лавин.

— Характер бумаг составляет коммерческую тайну. Вы понимаете?

— Я только собираюсь убедиться, что в дипломате кроме бумаг ничего нет, а не разглядывать и изучать их. Кроме того, я никому не собираюсь раскрывать ваши тайны.

— Я готов показать содержимое "дипломата" полковнику.

— Так и сделаем! — безапелляционно заявил Кулаков, встав с нижней полки, где он сидел до этого. — Предъявляйте свои тайны!

— Но…

— Какие "но", старший лейтенант! Если у них что-то есть, наденем наручники и снимем с поезда. Я даже сам сойду, чтобы помочь все правильно оформить. Если нет — руку под козырек: следуйте дальше. И не беспокойтесь, не упущу я ничего. Я ведь не всю жизнь по кабинетам штаны протирал. Был и простым опером, пятнадцать лет на "земле" отпахал.

Лавин, закрыв "дипломат" спиной, набрал код и поставил его на столике таким образом, чтобы стоявшим милиционерам из-за крышки не было видно его содержимого.

— Прошу, товарищ полковник!

 

5

— Ну-ка. Ну-ка, что тут у вас… Посмотрим, посмотрим… Та-ак…

— Оружия, как видите, никакого нет, — произнес Лавин. — Спрятать его некуда.

— Да, действительно. Одни бумаги.

Было слышно, как полковник шелестит листами. Скорее всего, специально.

— Одни бумаги… — повторил он. — Но мы ведь ищем не бумаги, верно? А больше здесь ничего нет…

— Я же говорил, что мифическое оружие — только повод, чтобы ссадить нас с поезда, — сказал Лавин. — Убедились, что я прав?

— Так, запирайте свой ящик! — захлопнув крышку, распорядился полковник.

— Ну-ну, — уперевшись взглядом в перегородку, как бы безадресно бросил Плотников.

— Все, старший лейтенант, думаю, вопрос полностью урегулирован.

— Как скажете.

— Что значит — как скажете! К вам поступил сигнал, вы его отработали, он не подтвердился. Вполне обычный случай. Досмотр произведен, ничего не обнаружено… Итак, инцидент исчерпан. Думаю, мы можем обойтись без протокола. Извинитесь перед товарищами за доставленное беспокойство, и — до свидания. Я думаю, так будет правильно во всех отношениях. Вашему начальству я, пожалуй, не буду сообщать об этом досадном эпизоде.

— Серьезно? — насмешливо изогнул бровь Плотников. — Благодарю.

— Со всяким может случиться, — барственно похлопал его по плечу Кулаков.

— Цирк! — покачал головой старший лейтенант и повернулся к дверям.

— Пошли, сержант.

Никита выглянул из купе. Коридор был пуст, исчезли и "торпеды".

— Сволочи… — беззлобно констатировал он, захлопнув дверь.

— Да, есть еще грубияны в милиции, — кивнул Кулаков. — Но мы всеми силами стараемся улучшить кадровый состав. — В голосе его слышался апломб и чиновничья тренированность. — И, поверьте мне, кое-какие сдвиги есть. Но работа эта чертовски трудная…

— Полностью согласен с вами, — в тон ему ответил Лавин. — Кадры решают все.

— Да. Такие вот "старшие лейтенанты" и подрывают доверие народа к органам…

— Этой мрази заплатили, вот он и готов на любое нарушение закона, — поддержал тему Шамышов. — Все потому, что спроса должного нет!

Никита достал из портмоне несколько стодолларовых купюр, не таясь, положил их в журнал и свернул его трубочкой.

— Ничего, мы еще спросим. Мы еще так спросим!.. — продолжал ораторствовать полковник. — Понижают, понимаешь планку, подрывают авторитет службы! Главное, не извинился, поганец! Ну, ошибся, ну, вляпался, с кем не бывает! Но ты извинись перед людьми, которых напряг! Так ведь нет!

— Купленный "мусор"! — гнул свое старший прапорщик. — Взяточник!

— От лица МВД приношу вам свои извинения. Можете подать жалобу в установленном порядке.

— Да черт с ним, — махнул рукой Лавин. — Подобное случается на каждом шагу.

— Дело ваше.

— Возьмите, вот, почитайте журнал. Здесь как раз есть статья на эту тему.

— С удовольствием почитаю, — Кулаков взял протянутый ему журнал. — С удовольствием.

Шамышов открыл рот, отчего у него стал несколько придурковатый вид.

— Может быть, выпьем по маленькой? — предложил полковник. — У меня коньячок есть.

— Нет, нам нельзя. Видите, что конкуренты вытворяют! И вам не рекомендую. — Никита говорил жестко. — Потерпите уж до Москвы.

— Ну, как угодно.

— Нам еще может понадобиться ваше вмешательство. Вы теперь для нас как ангел-хранитель. Кстати, если вам опять придется побеспокоиться, я дам вам почитать еще одну статью.

— Такую же интересную?

— Еще более интересную.

— Гм-м, ладно. Ну, не смею вам больше надоедать своим присутствием.

Дверь за полковником захлопнулась.

— Дед, закрой кулек, гланды застудишь. Да и неприлично сидеть с таким видом.

— А я думал, он правда решил нам помочь, бескорыстно. Вот, думаю, какой хороший начальник, увидел беззаконие, вмешался. Не все, выходит, менты продажные сволочи…

— Маркелыч, тебе сто лет в полдник, а ты как ребенок малый! — сочувственно поглядел на друга Никита. — Несешь всякую бредятину.

— Тебя послушать — весь мир бардак.

— Не весь, не весь, успокойся. Есть еще мы с тобой, это уже кое-что.

— Ты меня с собой не равняй, я ментов не покупаю, друг любезный.

— Ну да, ты предоставляешь делать это мне. Честная, принципиальная позиция.

— Благодетель…

— Ладно, хватит, дед. Темы езженные-переезженные. Давай уйдем от них.

— Где ты взял такого красавца? Вроде бы и из купе не выходил…

— Да еще в Барнауле. Когда москвичи на меня проблему обрушили, я позвонил знакомым ребятам в транспортную ментовку, не дадите ли человечка для прикрытия…

— Ты же не хотел ментов ввязывать.

— Для охраны — нет. А для прикрытия от их же коллег — отчего же…

— Так он барнаульский?

— Настоящий московский полковник из Главка.

— И как ты его склеил?

— А какие проблемы? Я как от ребят узнал, что он этим поездом убывает к месту службы, сразу к нему подкатил. Предложил оплату и премиальные в случае беспокойства.

— Он согласился? Все-таки полковник из Москвы, не бобик какой-нибудь…

— С москвичами гораздо легче, они люди без комплексов. Это наши могли не взять, да еще и по морде дать, Сибирь все-таки. А у этого знаешь, как глазенки блеснули, когда я цену назвал! Да и вообще, что тут такого? Я же не просил его нарушать закон, творить что-то противоправное. Наоборот, просил защитить, оказать содействие. Это не входит в его прямые обязанности, доставляет определенные хлопоты. А за хлопоты полагается вознаграждение. Так что все вполне респектабельно и абсолютно законно…

 

6

…До начала девяностых годов Павел Леопольдович жил жизнью "простого советского человека". Школа, институт, затем — преподаватель, старший преподаватель, доцент кафедры политэкономии одного из свердловских ВУЗов… Смехотворное повышение зарплаты, долгожданная однокомнатная "хрущевка" на окраине, старенький раздолбанный "Москвич", единственная за всю жизнь поездка в Болгарию, призрачные перспективы роста, не увенчавшиеся успехом попытки продвинуться по партийной линии… Беспросветность.

Опыт первых кооперативов конца восьмидесятых не вдохновил Павла Леопольдовича. Он, знаток политэкономии, с усмешкой ждал, что вот-вот власти прекратят эксперимент заигрывания с народом и выкорчуют железной рукой хилые ростки предпринимательства.

Но власть, казавшаяся незыблемой и вечной, власть рухнула сама. А частный капитал, наоборот, воспрял, набрал силу, подчинил, обратил в свое воинство целые слои народа, стал культом, создал новый класс, окрещенный вроде бы насмешливо, но по сути верно и точно — "новые русские".

И Павел Леопольдович сделал выбор, сменив достойное нищенство на менее достойный, но куда более приятный достаток.

Он с головой ушел в коммерцию, мотался в Турцию и Польшу, покупал, продавал, перепродавал, экономил буквально на всем, не позволял себе не то что удовольствий, элементарного отдыха, каждую заработанную копейку вкладывал в "дело".

"Поднялся" Павел Леопольдович за три года. Простого достатка ему уже было мало, он познал наркотический вкус больших денег и жаждал богатства. Настоящего богатства, когда проблемы и потребности обычного материального порядка не только отходят на второй, третий, пятый план, а попросту исчезают, испаряются.

На тернистом пути коммерции и бизнеса предпринимателя подстерегает множество опасностей. Хлебнул лиха и Павел Леопольдович, не став в этом отношении исключением из правил. И "кидали" его недобросовестные партнеры, и ставили на "счетчик" рэкетиры, и элементарно грабили бандиты. Конечно, это было не так болезненно, как "наезд" государства, поставившего, кажется, своей целью истребление экономики, но все же достаточно ощутимо. Терять деньги бывший преподаватель страх как не любил…

Неприятности закаляют. Если не убивают, конечно. Павла Леопольдовича не убили. Но кроме закалки они привели его к странному на первый взгляд выводу. Он сначала отнесся к этому, как к курьезу, но с дотошностью склонного к научной работе человека принялся изучать вопрос углубленно: штудировать законодательство, в особенности Уголовный Кодекс, анализировать практику по материалам прессы и по доступному ему окружению и пришел к заключению, что вывод его верен.

Действительно, по всему выходило, что преступный бизнес во всех отношениях гораздо более выгоден, чем бизнес легальный. Он менее трудоемок, менее затратен, куда как быстрее и безопаснее. И, что немаловажно, намного интереснее.

Даже статус у гангстеров был несравненно выше. К бизнесменам они относились как к баранам, главное предназначение которых заключалось лишь в том, чтобы их стригли. Во всех "разборках" они являлись не субъектами, а объектами, поводом, если угодно. От их имени "выступали", их делили, использовали, но ни мнение их, ни сами они никого особо не интересовали. Разве только как носители той самой "шерсти"…

На каждого привлеченного к уголовной ответственности бандита, рэкетира, приходилось по несколько "чистых" бизнесменов, коммерсантов. Сокрытые от налогообложения доходы, незаконное предпринимательство, нарушение драконовских правил — для государства это более опасные преступления, чем "кидок", вымогательство. Ведь "кидают" тех же самых бизнесменов, вымогают у них же, туда им и дорога.

Главное, как понял Павел Леопольдович, не запускать руку в государеву казну. Там и так тесно от рук чиновников, политиков, олигархов, могут и расплющить чужие пальцы. Конечно, при желании можно подвинуть тесные ряды "народных слуг" у кормушки, только зачем? Барашков на лугах частного предпринимательства еще хватает.

Уже несколько лет Павел Леопольдович вел свою деятельность в столице.

Не сказать, что ему нравился этот город, родной Екатеринбург и поуютнее, и поспокойнее, и поинтеллигентнее, что ли, но коли восемьдесят пять процентов всех российских капиталов крутятся в Москве, приходится с этим считаться.

Здесь его уже знали. Он как раз попал в струю, когда преступные авторитеты, легко и чуть ли не весело уничтожая друг друга, привели обстановку к переделу сфер влияния, и любой новичок, обладая достаточной дерзостью и силой, мог занять свое место под солнцем. Чем Павел Леопольдович и не преминул воспользоваться.

При проведении настоящей операции он не афишировал своего участия. Прекрасно понимая, что рано или поздно его инкогнито будет раскрыто, он предпочитал "поздно".

Журавлев учился в той же школе, что и Павел Леопольдович, но на два класса младше. Позже судьба свела их и по работе: Журавлев был доцентом соседней кафедры, преподавал гражданское право. В ту пору дружны они особо не были, но приятельствовали.

Четыре года назад, когда по высшей школе России был нанесен очередной мощный финансовый удар, и для преподавателей стало проблематично не только содержать семью, но и прокормить себя, Журавлев разыскал бывшего коллегу в Москве.

— Дай мне работу, — без обиняков попросил он. — Больше мне не к кому обратиться.

— Работу? — потер подбородок Павел Леопольдович. — А что ты умеешь делать?

— Ты же знаешь, ничего.

— Прекрасно.

— Но готов на все. Надоело нищенствовать, чувствовать себя ущемленным. Есть что попало. Курить всякую дрянь. Испытывать чувство неловкости перед любовницей…

— Ты так и не женился?

— Нет. Ты, я слышал, тоже?

— Да, холостякую.

— Мы с тобой вместе учились, вместе работали. Ты единственный из моего окружения выбился в люди. И возможность помочь у тебя есть. Было бы желание…

— Почему бы тебе не заняться коммерцией? По мелочи. Я с этого начинал.

Журавлев состроил кислую мину.

— Денег на раскрутку я дам, это не проблема, — понял его по-своему Павел Леопольдович. — И с возвратом душить не буду.

— Не в деньгах дело. Для занятия коммерцией нужно иметь хватку, талант даже. Неужели ты с этим будешь спорить? У меня этого нет…

Павел Леопольдович задумался. Журавлев не был ни дураком, ни подлецом, ни, упаси Боже, неудачником. Но хватки у него, действительно, не было. Преподаватель он был отличный, предмет знал досконально, студенты его любили, коллеги уважали, но… Но он был типичным теоретиком, а кому они сейчас нужны? В век жесткого прагматизма ценятся адвокаты-проныры, а не ученые-правоведы…

С другой стороны, мужик он умный, коммуникабельный, приятный в общении, с чувством юмора, холостой, наконец. В последнее время Павел Леопольдович испытывал дефицит общения. Все окружение — либо подчиненные, либо партнеры, либо конкуренты, либо клиенты, либо "пациенты". Одни лебезят, заискивают, угодничают, другие тупые, как пробки, с третьими по статусу и говорить не стоит. Женщины вообще не в счет…

— Говоришь, готов на все?

— Абсолютно.

— А на преступление? — улыбнулся Павел Леопольдович.

— Ну… В качестве киллера ты меня задействовать не будешь, нерентабельно. А в остальном… Кто сейчас не преступник? Государство в лице своих чиновников? Демагоги — избранники народа? Сотрудники правоохранительной системы? Судьи?

— Народ…

— Ну да, народ. Попробуй этот самый "народ" какую-нибудь вольность, живо по бороде от властей получит. Те, сволочи, все тащат, все никак не нажрутся, а народ нищенствует. И украсть не имеет права, это эксклюзивное право верхов. Мне надоело быть народом. Хочу, кроме права горбатиться, быть честным и прислуживать верхушке, иметь другие права: хорошо питаться, полноценно отдыхать, квалифицированно поддерживать здоровье, не мерзнуть зимой и не изнывать от жары летом…

— То есть, жить по-человечески.

— Вот именно, по-человечески. По-скотски я уже нажился, хватит.

— Пойдешь ко мне в приживалки? — принял решение Павел Леопольдович. — В наперсники, так сказать, в экономы? Не покоробит?

— Да хоть в шуты! — улыбнулся в ответ бывший преподаватель гражданского права.

— Вот и ладно. Жить будешь в моей прежней квартире, я как раз коттедж достроил.

— Спасибо.

— Полный кошт, разумеется. День ненормированный. Оклад… В общем, не обижу.

— Спасибо, — повторил Журавлев…

На сегодня это был единственный человек, который звал Павла Леопольдовича на "ты", кроме матери, конечно. Правда, по имени-отчеству. И по сложившейся традиции он говорил шефу всю правду в глаза, какой бы нелицеприятной она не была…

 

7

Журавлев выпустил дым, направляя струйку его то вверх, то вниз.

— Деньги большие, люди серьезные, мы не правы. Условия задачи довольно опасны.

— Если бы деньги не были большими — не стоило и браться. Быть не правым — это прерогатива сильной личности и одновременно способ достижения цели. Серьезные люди…

— Да, что ты скажешь по этому поводу?

— Во-первых, они еще никак не увязывают свои неприятности с моим именем…

— Это вопрос времени. Причем недолгого времени, имей в виду.

— Согласен. Но хоть небольшая фора у меня есть, друг Журавлев. А потом мы будем искать с ними консенсус, как и заведено.

— Захотят ли?

— Мы их вынудим захотеть. Сначала определим тех, кто нам действительно опасен.

— Опасны все.

— Теоретически да. Но не у всех есть практические возможности добраться до меня.

— Киллер, не так уж дорог.

— Не все на это пойдут. Тот же Лавин никогда не опустится до заказного убийства. Москвичам, конечно, придется отдать их долю. Она, кстати, не так уж велика, они пустили "на пробу" в основном чужие деньги. С владивостокцами связываться не буду. Уральцев возьмут на себя мои екатеринбургские ребята, сибиряков за долю "уговорят" новокузнецкие партнеры. Остальные… Разберемся. Не в первый раз.

— Не забывай, что, даже если ты отдашь местным долю, долги-то перед остальными у них останутся. За одно это они могут тебя приговорить.

— Не драматизируй ситуацию. Дай-ка и мне сигарету.

Шеф закурил.

— Я же им не просто так отдам долю, а под условием. Скажем так, с определенным вирусом в нагрузку, антикиллеризм называется…

— Но регионалы могут разыграть свою партию. Им местные не указ.

— Значит, будем принимать контрмеры.

— Павел Леопольдович! Давай хоть службу безопасности усилим!

— Зачем? Лишние траты. От путевого киллера, сам знаешь, и сто телохранителей не спасут. А для защиты от всего остального мне и этих хватает.

— Смотри, тебе решать.

— Уже решено. Сейчас наша главная проблема — Лавин.

— У Лавина нет достаточных связей, чтобы противостоять нам.

— Он — типичный одиночка. Это-то меня и настораживает.

— Не вижу логики.

— Он рассчитывает только на себя. И зависит только от себя. В этом его сила. Отсутствие связей — отсутствие слабых звеньев. А отсутствие надежды на "дядю" — основа повышенной мобилизации. Тебе понятно, о чем я говорю, Журавлев?

— Более-менее.

Павел Леопольдович ткнул окурок в пепельницу.

— Ты нашел спеца? — задал он вопрос.

— На конструкторов сейфа выйти не удалось. Слишком мало времени.

— Знаю. Но нет ни одного запорного устройства, сконструированного человеком, которое не смог бы открыть другой человек. Или это положение уже кто-то отменил?

— Ну, скажем, не каждый человек. И при определенных условиях.

— За деньги можно создать любые условия. А что с человеком?

— У меня есть знакомый в МИФИ, на кафедре экспериментальной физики… у него один студент, второкурсник. По его словам — гений.

— Так уж и гений, — криво усмехнулся Павел Леопольдович.

— По крайней мере — вундеркинд, учитывая нежный возраст…

— Ладно, приводи этого вундеркинда, посмотрим на него.

 

8

— Меня зовут Павел Леопольдович. А вас, молодой человек?

— Леонид. Можно просто Леня.

— Тебе пророчат весьма перспективное будущее. Ты знаешь?

— Да, я тоже так думаю. И очень на это рассчитываю.

— Даже так? Что ж, похвальная самоуверенность…

Павел Леопольдович оглядел собеседника с головы до ног. Невысокого роста, худощавый, с пористой кожей лица и умными глубокими глазами, он почему-то не нравился ему. Он явно кого-то напоминал, и этот кто-то был несимпатичен бизнесмену…

— Что я должен сделать?

— Некие… нехорошие люди, назовем их так, завладели принадлежащими нам ценными бумагами. В настоящее время они везут их из Барнаула в Москву… — заметив, что юноша вздрогнул, Павел Леонидович сделал паузу и выжидательно уставился на него.

— Из Барнаула?

— Ну и что? В чем проблема, Леонид?

— Да нет. Просто я тоже оттуда.

— Это тебе помешает с нами сотрудничать?

— Ни в коем случае, — пожал плечами студент, — вы платите, я работаю.

— Тем более, что с земляками тебе сталкиваться не придется. Задача чисто технического плана.

— Слушаю.

— Бумаги находятся в "дипломате"-сейфе. Пятизначный кодовый замок. В случае троекратного неправильного набора цифр на замке — содержимое уничтожается.

— Каким образом?

— Изнутри в кейс вмонтированы капсулы с кислотой, очень сильной. То же случится, если начнут сверлить, пилить, резать автогеном или каким-то иным подобным образом попытаются добраться до содержимого "дипломата".

— В таком случае, самый надежный способ — "разговорить" человека, знающего шифр.

— Какой умный мальчик! — саркастически заметил Павел Леопольдович. — А мы бы сами ни за что до этого не додумались!

В глазах юноши вспыхнули злые огоньки.

— Как вы знаете, я услышал о ваших проблемах буквально только что и, разумеется, не в курсе, до чего вы додумались, а до чего нет…

— Ладно, пропустим. Таким образом, ты нам нужен не как физик, а скорее как техник, слесарь, если угодно. Возьмешься, Леня?

— Дайте хоть взглянуть на этот сейф.

— Его у нас пока нет.

— Тогда о чем разговор?

— Нам нужен твой принципиальный ответ, сможешь ты его вскрыть без знания шифра таким образом, чтобы содержимое не пострадало, или нет. Тогда мы будем знать…

— Является ли человек, знающий шифр, необходимым приложением к сейфу или можно обойтись без него, — закончил мысль собеседник.

— Что-то вроде этого, — подавив все возрастающую неприязнь, улыбнулся Павел Леопольдович.

— Мне необходима максимальная информация. Сами понимаете…

— Мой помощник посвятит тебя во все детали, известные нам.

Леонид перевел взгляд на Журавлева.

— К сожалению, мы располагаем недостаточными знаниями, — произнес тот. — Что конкретно тебя интересует? Постараюсь ответить.

— Код сейфа один и тот же или может варьироваться? Понимаете, если один и тот же, то сектора барабанчиков с нужными нам цифрами будут отличаться в силу более частого использования, и если грамотно применить освещение, то с помощью приличного электронного микроскопа вполне можно было бы попробовать установить…

— Понятно, что ты имеешь в виду. К сожалению, это было понятно и конструкторам. Комбинация шифра каждый раз набирается изнутри и может постоянно меняться.

— Значит, это нам ничего не даст, — кивнул второкурсник.

— Пойдем дальше. Структура металла, из которого сделан "дипломат", известна?

— Какой-то "космический" сплав, — развел руками Журавлев.

— Космический сплав… Простонародный жупел, не несущий никакой информации, — проворчал студент. — Ладно, а состав кислоты? Это хоть известно?

— Нет. Да и какая разница? Ясно ведь, что если капсулы сработают…

— Разница огромная! — глаза юноши заблестели. — Разные кислоты имеют разные свойства, от которых, в частности, зависит время разрушительного воздействия на бумагу…

— Слабую кислоту никто не стал бы использовать для подобных целей.

— Слабая кислота, сильная кислота… Смесь кислот… Да если бы я знал химическую формулу этой кислоты, а также тип бумаги, находящейся в сейфе, состав типографической краски и чернил, которыми выполнены записи на ней, я бы мог точно сказать, стоит ли применять метод заморозки или нет! А если стоит, то какой — медленной или мгновенной! И проблема бы была решена за секунду!

Павел Леопольдович вдруг понял, кого ему напоминает этот вундеркинд. Маленький, амбициозный, умный, волевой — вылитый Наполеон…

— Но есть ведь и другие способы, не так ли?

— Попробуем их найти. Скажите, а способ вывода кислоты из капсул известен?

— Что ты имеешь в виду?

— Она впрыскивается в "дипломат" газом, взрывом или еще каким-то образом?

— Ничего не могу сказать по этому поводу. К сожалению…

— А капсулы?

— Что — капсулы?

— Они из стекла, металла, пластика, иного полимера?

— Тоже неизвестно.

— Толщина стенок?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Да-а, задачка…

— Так что ты ответишь?

— Жаль… Жаль, что нельзя обратиться в Институт Холода. У меня там есть знакомый…

— Нельзя, значит, нельзя. Я жду ответа.

— Мне надо подумать.

— Как долго? Со временем у нас негусто.

— Два-три часа. Плюс-минус, конечно, задача-то непростая.

— Это нас устраивает. Что тебе нужно для спокойной работы?

— Изолированное помещение. Чертежные принадлежности, бумагу, компьютер.

— Хорошо, все будет.

— Сладости.

— Что? — удивился Павел Леопольдович. — Какие еще сладости?

— Пирожные, конфеты, шоколад, мармелад, халва, — совершенно серьезно принялся перечислять студент. — Кока-кола, сок, лимонад…

— А диабетом заболеть не боишься?

— Сахар — это энергия. И мозгам он нужен не меньше фосфора.

— Ну-ну. Журавлев, купи нашему вундеркинду тонну сластей.

— И еще… — как-будто вспомнив что-то важное, произнес Леонид. — Это будет стоить вам пять тысяч долларов.

— Что? Это откуда же такие расценки? — изумился Журавлев.

— Круто берешь, мальчик, — хохотнув, поддержал помощника Павел Леопольдович.

— Я студент, живу в общаге, сами знаете, как сложно прожить в Москве. Родители далеко, на приработки у меня времени нет, наука требует серьезного отношения к себе. Работа требует определенной квалификации… И вообще… Разве для вас это такая большая сумма?

— Черт с тобой, убедил. Справишься с заданием, получишь свою пятерку.

 

9

Спустя три часа троица собралась в комнате, превращенной на время в кабинет, где Леонид осуществлял свой "мыслительный процесс".

— Не слипнется? — улыбнулся Павел Леопольдович, кивнув на стол, где фантики, коробки и обертки занимали больше места, чем остатки снеди.

— Что?.. A-а… Нет, ерунда, — махнул рукой любитель сладкого.

— Ну, рассказывай, что ты там придумал.

— Сложность стоящей передо мной задачи заключается прежде всего в отсутствии необходимой информации, — четким голосом, чуть монотонно принялся докладывать Леонид.

— Это мы знаем, — перебил его Журавлев. — Давай без вступлений.

— Поэтому, — продолжал юноша, — предложенный мною вариант решения задачи является не оптимальным в плане выбора метода, а лишь возможным применительно к нашим условиям, к которым, помимо отсутствия сведений о шифре, структуре сплава, составе кислоты, типе бумагоносителя и чернил и тому подобное, относятся и отсутствие в данное время самого кейса и сложность его конструкции, основной целью которой является недосягаемость содержимого. Факультативными сложностями являются трудность в доступе к высокотехнологическому оборудованию и инструментарию…

— Это мы как-нибудь утрясем.

— …и отсутствие сведений о способе кипирования бумаг, — кивнув на реплику Павла Леопольдовича, продолжал Леонид.

— Что ты имеешь в виду?

— Нам неизвестно, просто ли лежат бумаги стопками, перетянуты ли они резинками, склеены бумажными полосами крест-накрест или упакованы в папки. Как я понял, вы даже точно не знаете количество этих бумаг, их объем и вес.

— Ты правильно понял.

— Таким образом, все мои расчеты носят приблизительный характер. Из нескольких способов вскрытия "дипломата" я остановился на пиротехническом…

— Надеюсь, ты не забыл про кислоту? — произнес Павел Леопольдович.

— Ни в коем случае. Но я также брал в расчет и то, что для воздействия любой кислоты на бумагу нужно определенное время…

— Секунды…

— Конечно, секунды. Именно поэтому я и выбрал самый быстрый "ключ". Мы должны завладеть бумагами из сейфа до того, как кислота начнет свое разрушительное воздействие на его содержимое. В идеале хорошо бы сделать это до того, как она покинет капсулы, но… Об этом, само собой, не стоит и мечтать. Эх, знать бы состав кислоты!

— Не отвлекайся, Леня, продолжай. Как же ты собираешься взрывать кейс?

— В специально оборудованном помещении, конечно. Лучше — в приспособленной для этого лаборатории. Впрочем, взрыв будет не очень сильный. По периметру "дипломата", там, где верхняя крышка прилегает к нижней, и в области замка, разумеется, я предлагаю укрепить кумулятивные заряды небольшой мощности…

— Каким образом? — заинтересовался дотошный Журавлев. — Ведь гнезд для них не насверлишь, капсулы мгновенно сработают.

— Это не проблема, — отмахнулся юноша. — Мы их приклеим. Скотчем, изолентой, клеем, пластилином, наконец. Главное, рассчитать мощность и количество зарядов.

— Ты это сумеешь? — спросил Павел Леопольдович. — Или нужен специалист?

— Вот мои выкладки, — протянул ему листок с записями юноша. — Здесь количество зарядов, их тип и мощность. При дефиците информации, который мы испытываем, вряд ли специалист сделает что-то большее. Впрочем, вам решать.

— А почему ты не хочешь использовать пластит? — просмотрев записи, задал вопрос Павел Леопольдович. — Модная нынче штука. И действенная.

— Слишком мощная…

— Можно регулировать. Опоясать тонкой нитью по периметру, как ты предлагаешь, и…

— И от чемоданчика останется одна пыль. От его содержимого тоже.

— Ладно, я посоветуюсь со знающими людьми. Давай дальше.

— "Дипломат" следует укрепить в штативе таким образом, — Леонид протянул профессионально выполненный чертеж, — чтобы после взрыва одна из его крышек, пусть это будет верхняя, упала, а другая осталась в зажиме, — он протянул второй чертеж.

— Но тогда вся кислота польется сверху вниз прямо на бумаги, — просмотрев выполненный второкурсником чертеж, заметил Журавлев. — Да и из нижней, вернее, из верхней крышки, оказавшейся внизу, кислота хлынет…

— А чтобы этого не произошло, — наготове уже был очередной лист, — следует использовать вот такое приспособление.

— Что это?

— Сбоку, под углом, расположена сильная ветродуйная машина, — принялся объяснять студент, — внизу — транспортерная лента. Все предельно просто.

— Да-а, оригинально, — не очень уверенно произнес Павел Леопольдович.

— Все предельно просто, — повторил юноша. — После взрыва крышка падает вниз на транспортерную ленту и уезжает в одну сторону, а листы, которые несомненно легче металла и в силу этого падают медленнее, сдуваются ветродуйкой в другую сторону. Я упустил одну деталь: "дипломат" должен крепиться на высоте четыре-пять метров.

— Хоть десять.

— Сильно высоко не надо. Но все это сработает лишь при условии, что бумаги просто лежат пачками, ничем не прикреплены к кейсу, не находятся в тяжелых папках…

— А если так?!

— Тогда нам не повезло. Но всего предусмотреть невозможно.

— А кислоту, льющуюся сверху, не снесет потоком воздуха на бумаги?

— Разный удельный вес… Хотя все может случиться, кто знает…

— Какова вероятность благополучного исхода?

— Некоторая часть бумаг вполне может быть повреждена…

— Я спрашиваю, какова вероятность? — жестко повторил Павел Леопольдович.

— А я говорю — всего не рассчитаешь! — не менее жестко ответил студент. — Но если вы хотите знать мое субъективное мнение… Не гарантию, а скорее предчувствие…

— Хочу.

— Вероятность того, что удастся завладеть содержимым сейфа, я оцениваю как семь к трем. Предполагаемые потери — от взрыва, от кислоты, — пять-шесть процентов.

— Хорошо, мы подумаем над твоим планом.

 

10

— Ну все, выходим на финишную прямую, — произнес Охотник.

— Немного грязная работа, — хмуро ответил ему Ледок. — Может, переиграем? Возьмем Лавина вместе с "дипломатом". Это надежнее, согласитесь.

— Шеф уверяет, что они смогут открыть сейф.

— Не верю я этому стратегу. Если у него не получится, на нас же и спишет.

— Что ты предлагаешь?

— Давайте, я пойду? Я возьму Лавина, пусть даже без старика, гарантирую.

— Нет! — отрезал Охотник.

— Но почему? Вы же знаете, что если кто и справится, то это я.

— Для работы подобного рода есть другие. Ни к чему тебе мараться.

— Кто пойдет?

— "Бельчата".

— Угу, — кивком одобрил выбор командира Ледок.

…К двенадцати народ в вагоне угомонился, но Охотник не начинал операцию почти до трех, выбрав наиболее оптимальный перегон.

Наконец сигнал был дан…

Двое "бойцов" застыли возле купе. Один из них, кинув взгляд в оба конца вагона, отогнул три пальца на руке и начал молчаливый отсчет:

Три. Два. Один.

Второй "боец", вставив клюшку ключа в замок, повернул ее, рывком откатил дверь в сторону и скользнул туда же, освобождая проем.

Первый шагнул внутрь, и товарищ тут же закрыл за ним дверь.

В купе горел один из ночников, прикрытый носовым платком. "Боец" мгновенно оценил обстановку: пассажиры располагались на левой нижней и правой верхней полке. Снизу, по всей видимости, спал пожилой: рядом на столике лежали очки и фуражка, сверху, на одеяло, была накинута старомодная куртка. Лица спящего не было видно, поскольку он был укрыт с головой.

Лавин, наоборот, спал, откинув одеяло, весь на виду, лицом к проходу.

Первым предстояло убрать старика, как более опасного. Так велел Охотник.

"Боец" поднял пистолет с глушителем и дважды выстрелил туда, где угадывались очертания головы спящего пожилого мужчины.

Чак. Чак.

В ночной тишине звуки показались очень громкими. А главное, они отвлекли стреляющего, и тот не услышал шороха у себя над головой.

Старший прапорщик Шамышов, невообразимо изогнувшись на технической полке, там, где обычно хранились матрасы, опершись на руки, обеими ногами нанес страшной силы удар нападавшему в те места, где шея переходила в плечи.

Когда стрелок уже падал, Никита, в свою очередь, пнул его пяткой в лицо.

Соскочивший Маркелыч придержал тело, чтобы не было слышно грохота.

— Зачем! — одними губами прошептал он. — Это лишнее!

Его друг только молча вытаращил глаза в ответ: "Так получилось!"

Шамышов, бесшумно, как кошка, повернувшись на пятках, открыл дверь, сунув перед этим пистолет нападавшего Никите и показав ему жестами, что в случае чего он уйдет из сектора обстрела.

Второй "боец" стоял на пороге, напряженно прислушиваясь к происходящему. В руке у него тоже был пистолет с глушителем.

Схватив неприятеля за руку с пистолетом, Шамышов рванул его на себя, ткнул коленом в пах, свободной рукой врезал под ложечку и затащил в купе.

Никита тут же "принял участие", трахнув его рукояткой пистолета по затылку. Соскочив с верхней полки, он запер дверь и быстро замотал запорное устройство заранее приготовленной проволокой. Теперь снаружи в купе нельзя было попасть даже при помощи ключа.

Соорудив из матрасов и одеял "человеческую фигуру" и положив запасные очки Маркелыча на столик, они добились своего — враг обманулся. Шамышов, скрючившись, полночи провел на технической полке, и это оправдало себя.

Старший прапорщик, быстро обыскав лежащих без сознания парней, выгреб у них из карманов документы, деньги, запасные обоймы к пистолетам, связки ключей, прочую мелочь.

— Паспорта красноярские. Ментовские удостоверения екатеринбургские, — просмотрев документы, сообщил Лавин. — Я так полагаю, форменная "липа".

Шамышов расстегнул на одном парне куртку и рубашку и рывком обнажил плечо.

— Что там? — заинтересовался Никита.

— Третья группа крови, — хмыкнул Маркелыч. — Так, а вот это уже интереснее. Взгляни.

Лавин наклонился поближе. Под мышкой у парня синела татуировка: сидящая на еловой ветке белочка, держащая в лапках вместо орешка ручную гранату — РГД-5.

— Чья символика?

— А пес его знает. Не забывай, я уже десять лет как на гражданке, с госпиталем, разумеется. А сейчас этих спецназов развелось — как грязи. За всем не уследишь.

Маркелыч обнажил торс и у второго.

— Такая же? — поинтересовался Никита, хотя и сам все видел.

— Один в один. И дырки, смотри. Эта пулевая, а эта похожа на осколочную.

— Серьезные ребята.

— Надо полагать. Так, один начинает шевелиться. Давай-ка свяжем их.

Никита достал из чемодана моток скотча. Он собрался связать пленникам руки сзади, но старший прапорщик его остановил:

— Вяжи спереди.

— Опасно, сам знаешь.

— Мы же их будем ссаживать. Разобьются. Вяжи спереди, говорю…

 

11

— Говорил же я, мне надо было идти! — горячился Ледок. — Зря вы не пустили!

— А что бы изменилось? — равнодушно произнес Охотник. — "Бельчата" тоже не дети.

— Не дети, а попались!

— И ты бы попался. Эти барнаульцы их ждали и подготовили высококвалифицированную засаду. Хорошо, что я тебя не пустил. Теперь ты мне нужен как никогда.

— Теперь — у них два ствола и две живых стенки, их хрен выкуришь!

— Не волнуйся, выкурим.

— Давайте прямо сейчас!

— По-тихому не получится.

— Ну и не надо! Рванем дверь, кинем гранату с крыши через окно и расстреляем через перегородки соседних купе! Хватит валандаться!

— Ледок, Ледок, я тебя не узнаю, ты ли это! Совсем потерял голову?

— Да нет, конечно, — на тон ниже проговорил помощник. — А вот уверенность начинаю терять. Таких проколов у нас с вами еще не было.

— Да ладно ты, не нагоняй тоску, — улыбнулся Охотник. — Утром все поправим.

— Вчера вы утверждали, что ночью все сделаем. Помните?

— Прекрати, в самом деле! — в голосе командира слышалось раздражение. — Зато теперь мы знаем, что с этими людьми следует воевать серьезно.

— А раньше мы этого не знали?

— Если говорить обо мне, то я приписывал их победы чистому везению. И был не прав…

…Средняя скорость движения поезда на этом перегоне не превышала тридцати пяти-сорока километров в час.

— Значит так, ребятки, будем сходить, — объявил старший прапорщик.

— Ссадим мы вас аккуратно, — заверил их Шамышов. — Да вас, наверное, и тренировали должным образом. А, братья Белкины?

Один из парней вздрогнул. Другой уставился на прапорщика с такой ненавистью, что тот пожалел, что связал им руки спереди, а не сзади.

— А вы что же думали, что мы про вас ничего не знаем? — принялся напускать тумана Маркелыч. — Подумайте сами, сколько мы уже всю вашу команду водим. Могли бы непрофессионалы так сыграть? И таких орлов, как вы, уделать, словно цыплят? А вам, поди, сказали, что мы мирные жители из кишлака? Эх, хреново быть "пехотой", все норовят втемную использовать. Верно, братья Белкины?

Один из "братьев Белкиных" указал глазами на документы.

— И не надейся, — покачал головой Маркелыч. — Это было бы слишком просто. Обойдетесь без ваших липовых "корочек". Давай ты, — взял он одного за локоть. — Не бойся, я подстрахую.

Он помог "бойцу" пролезть в окно и придержал его, помогая сгруппироваться.

— Все, пошел! — Он выпустил пленника и высунулся в окно сам, пытаясь рассмотреть его в предрассветной серости. — Тэ-эк’с, нормально приземлился, — с удовлетворением произнес Шамышов и повернулся ко второму: — Твоя очередь!

Тот замычал, всем своим видом показывая, что просит снять скотч со рта.

— Не бузи, — урезонил его Маркелыч, — не о чем нам с тобой говорить. Давай быстрее, а то вы растеряетесь со своим дружком. И это… Двигайтесь активнее, а то в поле вон какой ветрище дует, околеете. Хотя и повыше нуля будет. Но все же… Двигайтесь, словом.

Шамышов, не церемонясь, дернул второго пленника и буквально выпихнул его в окно, не забыв при этом подстраховать.

— Дед, закрывай скорее окно, все купе выстудил.

— Слушай, Никита, может, сейчас уйдем? Кто нам помешает?

— Ночью, в незнакомой местности?

— Но мы же разведчики, сориентируемся.

— У них транспорт, связь, куча народу… все преимущества. А мы едем в нужном нам направлении, довольно-таки спокойно…

— Куда уж спокойнее…

— Сойдем мы ближе к Уралу, как я и планировал. Доверься мне, старче.

— Тебе доверься — бабка вдовой останется…

— Не каркай. Знаешь же, не люблю. Кстати, давай-ка выбросим документы!

— Что это ты вдруг всполошился? — подозрительно посмотрел на друга Маркелыч.

— А я заодно покурю. Все равно окно открывать, так чтоб не зря.

— А я бы чего-нибудь съел.

— Ничего себе! Здесь сидишь весь на нервах, не знаешь, как ночь пережить, а он…

— Еда заменяет сон. Запомни, сынок, это первая заповедь разведчика.

— Ты мне таких "заповедей" уже штук двести втер. И все они у тебя почему-то "первые"…

 

12

Кроме Ричи, в кабинете расположились еще четверо мужчин: трое уже немолодых, солидных, импозантных, похожих на чиновников высокого уровня, и один помоложе, лет сорока, высокий, широкоплечий, с квадратным подбородком, смахивающий, несмотря на дорогой галстук и прекрасно пошитый костюм, на люберецкого "братка".

Ричи работал на этих людей. В данный момент он докладывал им, как обстоят дела.

— Удалось установить, кто за всем этим стоит? — поправив очки в золотой оправе, спросил один из работодателей. — Или вы по-прежнему бродите в потемках?

— В Барнауле один засветился. По описанию этот человек опознан нами как некий Ледок. Личность довольно известная, специалист высокого класса…

— На кого он работает? — поинтересовался лысый мужчина с широким носом.

— На тех, кто платит, — пожал плечами Ричи. — Но если переиначить вопрос и спросить, с кем он работает, то, по имеющимся у нас данным, чаще всего он работает с Охотником.

— С Охотником? Слышал о таком, — покачал головой самый пожилой из присутствующих.

— Охотник преследует свой интерес?

— Не думаю. Как правило, он работает на кого-то по найму.

— На постоянной основе? — задал вопрос самый пожилой.

— Разовые операции. За твердый процент. Результативность очень высокая.

— А перекупить его нельзя?

— В среде, к которой относится Охотник, это не принято. Репутация там расценивается как составная часть капитала.

— Попробовать-то можно? — подал реплику лысый. — Чем черт не шутит.

— Сложность в том, что у нас с ним нет связи. Абсолютно никакой.

— Ну, батенька, это как раз те проблемы, за решение которых мы вам и платим. Не так ли? — веско продекларировал мужчина в очках.

— Где он сейчас находится? — задал вопрос самый пожилой.

— Охотник, как ему и положено, находится на охоте. В этом состоянии он не пойдет ни на какие переговоры. Поразмыслите сами.

— Значит, его надо убрать, — тоном, каким увольняют проворовавшегося кассира, вынес вердикт "браток", — раз он такой несговорчивый.

— Предложение поступило, — спокойно отреагировал лысый.

— Что скажете?

— Я против.

— Почему?

— Это трудновыполнимо. И в данное время нецелесообразно.

— Поясните.

— Сейчас Охотник неизвестно где. Он в боевых условиях, то есть постоянно настороже. С ним по меньшей мере два десятка человек, людей опытных и хорошо вооруженных…

— Это все технические детали, — махнул рукой "браток". — Решим по ходу…

— Кроме того, обрубив ниточку, мы рискуем не узнать, кто же залез в наш огород. Не исключено, что личность нанимателя известна очень ограниченному кругу людей, может быть, двоим-троим, а то и одному Охотнику.

А ведь одной из наших целей как раз и является установление этой личности, это куда важнее, чем устранение Охотника.

— Согласен с вами, — произнес мужчина в очках. — Спешить с устранением не стоит.

— Тем более, — продолжил Ричи, — что на место одного Охотника может прийти другой.

— По личности нашего… недруга… Что-то прорисовывается? — прозвучал вопрос пожилого. — Не думаю, что список может быть так уж обширен.

— Вы правы. И все же в нем несколько кандидатур. Я бы не хотел предвосхищать события. Заверяю вас, мои люди работают над этим не покладая рук.

— Надеюсь, с тем козлом мы не будем церемониться? — обвел присутствующих взглядом "браток".

— Не будем торопиться, мой друг, — урезонил его мужчина в очках. — Узнаем, кто это такой, взвесим, чего он стоит, послушаем, что он скажет. И тогда уж решим.

— Так вы утверждаете, что этот, как его там… барнаулец…

— Лавин, — подсказал лысому Ричи.

— Да, Лавин. Что он не собирается передавать облигации нам?

— По моему мнению — нет.

— Из чего следует такой вывод?

— При нашей телефонной беседе он отверг предложенную мною схему доставки груза.

— Чем мотивировал?

— Утверждал, что сделает это лучше. Намекнул, что не вполне доверяет нашим людям, опасается, что среди них могут быть "кроты".

— Насколько это соответствует действительности, как полагаете?

— Вполне допускаю такую вероятность.

— Значит, он собирается доставить облигации бельгийцу самостоятельно?

— Именно.

— Каковы его шансы на успех?

— Исходя из полученных на него характеристик — пятьдесят на пятьдесят.

— Гм… А если бы груз был у ваших людей, каковы шансы?

— Семьдесят на тридцать.

— Да-а? Охотник действительно настолько опасен?

— Действительно.

— Ну хорошо. Что мы теряем?

— Если Лавин сам доставит облигации бельгийцу, мы получим не более того, что нам причитается по контракту. Реально же мы рассчитывали на большее. За счет партнеров, так сказать.

— Мы все прекрасно помним, на что и за счет кого мы рассчитывали, — усмехнулся мужчина в очках. — Можете не заострять на этом внимание.

— А этот… Лавин… Он не может нас кинуть? — задал вопрос лысый.

— Поясните, что вы подразумеваете…

— Что здесь непонятного? — с недоумением воззрился на Ричи спрашивающий.

— Может — в смысле, имеет ли возможность, или может — способен ли?

— И то, и то.

— Возможность такую он, безусловно, имеет. Правила погашения облигаций допускают перевод средств на имя любого лица. Да вы сами это отлично знаете.

— Он и загонит! — уверенно заявил "браток". — Мочить козла!

— Да погодите вы, — вмешался самый пожилой. — Вам бы только мочить. Это всегда успеется. Продолжайте, — кивнул он Ричи.

— Что же касается способности, то я бы ответил отрицательно.

— Вы до сих пор верите в порядочность? — саркастически хмыкнул лысый.

— Человек с периферии. Там еще не выхолощено это понятие.

— Человек — бизнесмен, пусть даже провинциального разлива. А бизнес и порядочность так же совместимы, как гений и злодейство.

— Вы очень самокритичны, уважаемый, — улыбнулся лысому пожилой. — Но, прошу вас, не надо обобщать. Все далеко не так мрачно в этой жизни.

— Я не ханжа, вот и все.

— Дело даже не в порядочности, — продолжил Ричи. — Вернее, не только в ней. У Лавина свой потолок, он просто не подымет такой "кидок". Человек он умный, грамотный и должен прекрасно понимать, что не по его зубам это дело и что ему от нас не уйти.

— Но ведь с Охотником он вступил в игру. Тоже должен был понимать, на что идет.

— Это другое. Сейчас он как бы под нашей эгидой. А одному ему ловить нечего.

— Значит, говорите, от участия Лавина мы теряем? — вернулся к теме лысый.

— Недополучаем.

— Это одно и то же. Надо забрать у него наши облигации.

— Зачем вы ему вообще дали адрес бельгийца и весь расклад! — досадливо воскликнул мужчина в очках. — Не знай он всего, ему была бы одна дорога — к нам.

— Задним умом всяк умен. Не забывайте, в какой спешке, в каком прессинге я действовал. Тогда главное было опередить Охотника. Лавин потребовал полную информацию, в противном случае он не брался за дело. Ближе у нас никого не было. Я просто был вынужден…

— Ну и надо было ему "нагнать пурги", — цокнул языком "браток".

— С Лавиным бы это не прошло. Почувствовав фальшь, он бы отошел в сторону. Да и проверить он мог информацию, а тщательно готовиться было некогда. И кто думал, что он возьмет игру на себя! Я такого и предположить не мог. Считал, что он заберет груз, организует охрану и передаст моим людям. А он вон как все повернул!

— Да-а, будь это все поближе, обошлось бы без накладок, — проговорил пожилой.

 

13

Шамышов кемарил на верхней полке, а Лавин читал за столиком, когда в дверь раздался требовательный стук, взорвавший натянутые нервы.

— Откройте!

В руках друзей мгновенно оказались пистолеты, уже без глушителей.

— Какого черта! — недовольным тоном крикнул Лавин. — Что вам надо?

— Милиция, откройте!

— Опять милиция, — вполголоса пробормотал Никита. — Могли бы придумать что-то получше.

— Что будем делать? — спросил Маркелыч.

— Откройте, а то сломаем дверь! — застучали еще громче.

— Нас уже проверяли! Сколько можно! — проговорил Лавин.

— Вам что-то не ясно? — голос стучавшего был злой. — Немедленно откройте!

— Позовите проводницу! Пусть удостоверит ваши личности!

— Сергей, давай сюда проводницу! — послышался приказ.

— Придется открыть, — прошептал старший прапорщик. — Похоже, и впрямь менты.

— Да, — соглашаясь, кивнул Никита.

— Что с пушками?

— За борт их!

Шамышов за считанные секунды разобрал пистолеты на составные части, выщелкнул из обойм патроны и выбросил все это в окно, стараясь, чтобы куски металла разлетелись как можно дальше от железнодорожного полотна и друг от друга.

За дверью уже слышался голос проводницы:

— Здесь милиция. Открывайте.

— Минуточку!

Лавин открутил проволоку, удерживающую запорное устройство, и распахнул дверь…

…Двадцатью минутами раньше четверо омоновцев сели в поезд "Барнаул-Москва". Их встретили люди Охотника и проводили к нему в купе.

— Останьтесь! — бросил подчиненным старший, с майорскими звездами на мягких матерчатых погонах. — Можно покурить.

— Пожарная команда прибыла, — произнес майор. — Где горит?

Охотник по-военному четко ввел собеседника в курс дела.

— Значит, моя задача забрать у пассажиров "дипломат"?

— Забрать и передать нам, — последовало уточнение. — Сразу же.

— Это понятно. Зачем он мне… Кстати, а что в нем? "Тити-мити"?

— Нет, не деньги.

— А что? — равнодушие майора было явно наигранным. — Если не секрет?

— Зачем тебе это? Меньше знаешь, меньше нервничаешь.

— Не скажи. Вдруг там взрывчатка. Или документы, представляющие государственную тайну. Может, ты шпион, почем мне знать.

— А хоть и шпион, — ухмыльнулся Охотник. — Что это меняет?

— Не шути так. Я патриот. Короче, что в "дипломате"? Колись.

— Банковские облигации.

— Когда возьмем его — покажешь.

— Если смогу.

— Не шути, говорю. Не думай, что если ты "вбашляешь", то уже и купил меня. Здесь я хозяин, и тебе придется с этим считаться.

— Ты не понял. Сейф на замке и открыть его невозможно.

— Но пассажиры ведь знают код?

— Знают.

— Значит, спросим у них.

— В таком случае, ты увидишь все, что пожелаешь. Только надо снять их с поезда.

— Снимем.

— Мы уже пытались.

— Вы — это вы. А мы — это мы.

— Ну-ну, — усмехнулся Охотник. — Посмотрим, велика ли разница.

— Не сомневайся. Твое дело в надежных руках, как шутят патологоанатомы.

— Обхохочешься, — жестко глядя майору в глаза, произнес Охотник.

— Слушай, а этот дед, который в очках, правда, такой крутой, как ты рассказываешь?

— Правда. И парень тоже — не шляпа. Имей в виду, они уже четверых моих вывели из строя.

— Моих не выведут, не переживай. Это настоящие волкодавы.

— Ну-ну, — вновь усмехнулся Охотник. — Попутного вам ветра.

Майор требовательно протянул руку.

— По результату, — попробовал возразить ему Охотник.

— Сейчас! — отрезал омоновец.

Пачка денежных купюр перешла от одного хозяина к другому.

— Все, считай, что твой "дипломат" уже у тебя. — Майор поднялся.

— И все-таки я не пойму.

— Чего?

— Как это ты с такой большой кодлой не можешь прищучить двух каких-то шнурков?

— А я даю возможность тебе заработать, — оскалился Охотник.

 

14

На пороге стояли четверо здоровенных, грозного вида омоновцев в полной боевой экипировке. Старший отличался от остальных отсутствием "сферы" на голове.

— Майор Чересседельников, — представился он. — Транспортный ОМОН.

Лавин, не отвечая, выжидающе смотрел на милиционеров.

— Что не открывали? Мы стучим, стучим, понимаешь ли… Боитесь?

— А что вам, собственно, надо?

Майор, игнорируя вопрос Никиты, несколько секунд пристально глядел ему в глаза. Наконец он тихо процедил сквозь зубы:

— Ну, где?

— В соседнем вагоне, — прошептал в ответ Лавин и заговорщически подмигнул.

— Кто в соседнем вагоне? — на мгновение оторопел Чересседельников.

— А кто — где?

— Шутник, значит? — майор обнажил в улыбке крепкие ровные зубы, но глаза его при этом остались льдисто-колючими. — Это хорошо, что шутник. Легче работать.

— Рад услужить, — тяжело вздохнул Лавин.

— Так где твой полковник?

— Полковник? — Тут уже оторопел Никита. — Какой полковник?

— А то ты не знаешь! — нехорошо ухмыльнулся Чересседельников.

— Я знаю только старшего прапорщика. Вон он сидит, — кивнул Лавин через плечо.

— До "куска" мы еще дойдем. В свою очередь, — пообещал омоновец.

— Коз-зел! — тихо, но четко проговорил Шамышов и хрустнул пальцами, разминая их.

— Ладно! — Майор ткнул пальцами Никиту в грудь. Ткнул без видимого усилия, но тот, не удержавшись за косяк, отлетел на пару шагов вглубь купе. — Давай-ка мы выйдем!

— Что здесь происходит?! — Бас Кулакова и на сей раз был на должном уровне. Видимо, ему очень понравилась переданная Лавиным статья, и он был не прочь получить еще одну такую же. — Ну-ка, расступись!

— Вот и наш полковник! — довольно улыбнулся майор. — А ты говорил…

— В чем дело?! На каком основании?! Кто старший?! — продолжал греметь Кулаков.

— Ну, я старший, — медленно повернувшись к нему, неохотно, как бы с ленцой, выдавил из себя омоновец. — Что орешь-то? Даже если пожар — мы уже на месте.

— Что вы себе позволяете! — Кулаков был прекрасен в гневе и в своей блестящей форме. — Я заместитель начальника инспекционного отдела…

— Довольно на этом! — бесцеремонно прервал его омоновец. — Мне не интересны ни твои звания, ни твои должности, ни твое имя. Лишняя информация…

— Да как вы смеете! — возмущению полковника не было предела. — Да я!.. Да вы!..

— Хватит голосить, я сказал. А то удар хватит. Иди, отдохни, мы тебя не вызывали.

— Считайте, что вы уже уволены! Я все равно узнаю, кто вы такой! На первой же станции.

— Я — майор Чересседельников. Транспортный ОМОН. Средне-Уральская "железка". Можешь жаловаться хоть министру, хоть президенту. Только потом не пожалей об этом.

— Это вам придется пожалеть! Да я вас… В порошок!..

— Сергей, уговори штабного!

Отдав распоряжение, омоновец с презрительным видом отвернулся от полковника.

— Пошли! — Огромный, под два метра милиционер грубо подтолкнул Кулакова в сторону его купе, ничуть не смущаясь большими звездами на его погонах.

— Руки, сержант! — попытался сохранить собственное достоинство старший офицер.

— Иди давай! — со злостью прошипел омоновец. — Не доставай меня!

Он открыл дверь и буквально запихнул полковника в купе.

— Ну, сволочь! — лицо Кулакова пошло красными пятнами.

Сержант, схватив его огромной пятерней за китель на груди, грубо усадил и, приблизив лицо вплотную, угрожающе произнес:

— Ты! Крыса штабная! Если ты сейчас вякнешь еще хоть слово, я сломаю тебе руку! А если я увижу тебя в коридоре — сломаю обе! Сейчас посмотрим, как ты понял. — Громила отпустил одежду полковника и разогнулся.

— Ну, бормотни что-нибудь, попробуй. Ты же большой любитель потрепаться. Ну же, министерский…

Кулаков подавленно молчал.

— Молодец! — похлопал его по щеке Сергей. — Правильно все понял. Знаешь, что ты только что сделал? Знаешь, нет?

Полковник тщетно пытался разгладить галстук, демонстративно сосредоточившись на этом занятии и не подымая глаз.

— Ты только что спас себе руку! — садистски улыбнулся сержант.

Он посмотрел на мужчину и женщину, едущих в этом же купе и взирающих на происходящее с ошарашенно-испуганным видом, как бы призывая их разделить с ним радость. — Он только что спас себе руку. Скорее всего, правую. Везучий черт!

С этими словами омоновец вышел в коридор.

— Ужас! — прошептала женщина, сочувственно глядя на Кулакова.

— Мразь! Всю одежду помял! — спокойнее, чем диктовала обстановка, откликнулся тот.

 

15

Лавин с Шамышовым сидели на левой нижней полке, майор Чересседельников с Сергеем устроились напротив. Двое омоновцев и люди Охотника остались снаружи за закрытыми дверями.

— Ну, давай! — цыкнул языком Чересседельников, обращаясь к Никите.

— Что давать? Документы, деньги? Добрые советы? Бесплатные консультации?

— Кончай, Лавин, не выступай.

— Так вы знаете, кто я! — последовала усмешка. — Завидная осведомленность…

— Кончай, я сказал.

— И что же вы от меня хотите?

— Да уж, конечно, не добрых советов. И тем более, не бесплатных консультаций.

— Тогда — чего?

— Не надо так, парень. Видел, как Сережа подвинул твоего полковника?

Лавин взглянул на гиганта. Тот сидел с безучастным видом.

— Справился…

— Я специально для вас эту демонстрацию устроил, — сообщил майор.

— Мы так и поняли, — глухо произнес прапорщик.

— Вот и отлично. Надеюсь, что вы также поняли, что нам никто не помешает сделать свое дело. Мне лично лишний шум ни к чему. Предпочитаю действовать без стрельбы и зуботычин…

— Хочется верить, — буркнул Маркелыч.

— Поэтому очень рассчитываю на ваше сотрудничество, мужики.

— Докатились! Уже купленные "мусора" призывают нас к сотрудничеству!

Сергей напрягся. Чересседельников успокаивающе положил ему руку на колено.

— Не заводись. — Он перевел взгляд на Шамышова: — А ты не нагнетай, старик. Мы ведь тоже не железные, у нас тоже нервы. Можем и обидеться.

— И обидеть, — добавил сержант.

— Да, и обидеть. Так что следи за своим языком. Для своего же блага.

— Извините, — покорно кивнул старший прапорщик, — впредь я буду осторожнее.

— Правильно. Итак?.. — выжидающе уставился майор на Лавина.

— Что?

— Есть два варианта. Или вы отдаете мне имеющийся у вас "дипломат"…

— Какой дипломат?

— Ты прекрасно знаешь какой! Отдаете сами, добровольно, поступив как умные, цивилизованные люди. Ну и сообщите код, конечно…

— Или?

— Это "или" вам вряд ли понравится.

— И все же интересно.

— Или я говорю Сереже "фас", мы снимаем то, что от вас останется после поезда, а в дальнейшем я и мои люди будут относиться к вам не как к умным и цивилизованным согражданам, а как к полуфабрикатам для крематория. "Дипломат" заберем в любом случае.

— Перспективка…

— У вас есть выбор.

— А зачем ты нам его даешь? — Этот вопрос задал Шамышов. — Любишь играть?

— Угадал, старик. Страсть как люблю играть. А иначе жить скучно.

Разница между ними была от силы в пять-шесть лет. И если Маркелыч выглядел намного старше своего возраста, то Чересседельников был моложав, крепок, и ему этот немного комичный старик действительно казался стариком.

— У нас есть время подумать? — вздохнув, спросил Никита.

— А как же! Целых полминуты. Тридцать секунд. Думайте.

Друзья переглянулись. Лавин вопросительно поднял брови. Маркелыч едва заметно пожал плечами и развел руками.

— Время истекло, — заявил Чересседельников. — Огласите вердикт.

— Ваша взяла, — произнес Лавин.

Шамышов молча уставился в окно.

— Давайте. Только без фокусов, — предупредил майор. — Сережа этого не любит.

Тот всем своим видом подтверждал слова командира. Острый взгляд, напряженный палец на спусковой скобе… Теперь он походил не на деревенского увальня, а на готового к прыжку хищника. И сидел он грамотно, и оружие держал правильно…

— Он под вами. Можете сами достать.

Сергей молча встал и переместился к дверям, заняв удобную позицию.

— Посмотрим… — Чересседельников поднял полку, открыл стоящий под ней чемодан и извлек из него серебристый кейс. — Этот, что ли? — повернулся он к Лавину.

— Он самый.

Майор закрыл полку, и Сергей вновь уселся на свое место.

— Так вот он какой! Серьезная игрушка. Смотри, Серега, какая машинка.

— Класс! — без особого восторга отреагировал сержант.

— Какой код? — как бы вскользь поинтересовался офицер.

— Хрен его знает.

— Брось, Лавин, не крути. Все ты знаешь. Лучше уж мне сказать, чем этим бандюгам.

— Что геморрой, что почечуй, одна херня — шишка в жопе.

— Тут ты не прав. Скажешь мне код — и езжай спокойно, никто тебя не тронет. Могу даже охрану дать. Нет — будешь иметь дело со своими преследователями. — Чересседельников посмотрел на часы. — Как раз минут через пятнадцать будет моя станция. Они вас выпотрошат до основания. Тогда уже на мою защиту не рассчитывай. Так что думай, Лавин.

— Говорю же, не знаю я кода! Не я его ставил.

— А кто? Твой друг? — кивнул омоновец на старшего прапорщика.

— И не он. Один человек в Барнауле. Специально так сделали. Расколоть можно любого, но если он ничего не знает — хоть заколись. Не облегчать же этим гадам жизнь. Верно, майор?

— Врешь ты все. На свою голову. Что ж, было бы предложено. Ты сделал выбор. Впрочем, у тебя есть еще пятнадцать минут, пока едем. Можешь изменить решение в любой момент.

— Мог бы — изменил. Я же все понимаю. Но не знаю я кода. К сожалению…

Чересседельников встал и открыл дверь купе.

— Этот? — спросил он.

— Этот! — глаза у Ледка радостно блеснули. — Уверен, что он!

— И из-за такой ерунды столько нервов! — Майор усмехнулся.

— Я уж и впрямь думал, что трудная задача. А здесь умные серьезные мужики. Попросили бы у них — сами отдали. Я вот попросил, и мне отдали. Да-а, ребята, я бы вас в свой отряд не взял…

— А мы и не рвемся. — Ледок протянул руку. — Давай сюда кейс.

— Погоди, приятель.

— В чем дело? Ты отказываешься выполнять условия договора?

— Договор в силе.

— Тогда в чем проблема?

— Товар отдам вам на земле. У меня свой интерес. Твой шеф в курсе.

— Мы и не собираемся прыгать на ходу.

— Вот и отлично. Сойдем вместе. И мужиков с собой возьмем. Они хоть и послушные, но, сдается мне, не до конца откровенные.

— Майор, отдай их нам, и разойдемся! — взгляд Ледка резал, как лезвие бритвы.

— Я свое слово сказал. Не будем устраивать дискуссию. Держи, сынок! — протянул он "дипломат" одному из омоновцев. — И береги его, как знамя полка. Не вздумай выпускать из рук. Если кто-то попробует до него добраться — стреляй на поражение.

— Будь спок, командир, — заверил его парень, — порву любого.

— К тебе это тоже относится, — кивнул Чересседельников второму.

Вместо ответа омоновец снял автомат с плеча и передернул затвор.

— Не переживай, вы свое получите, — обратился майор к Ледку. — И не делайте глупостей, пресеку! — предупредил он. — А я пока потолкую с ребятами. Время еще есть…

 

16

— Подъезжаем, мужики, — глядя в окно, произнес Чересседельников.

— Может, договоримся? — предложил Лавин. — Как цивилизованные люди.

— Пользуешься моей аргументацией? — хохотнул омоновец.

— Пользуюсь, — согласно кивнул Никита.

— И что ты можешь нам предложить?

— Самое примитивное, что у меня есть. Деньги. Можно в долларах.

— И много?

— Это что — принятие моего предложения?

— Спросил чисто из любопытства. Интересно же, во сколько ты себя оцениваешь.

— Почему себя? Я услуги твои собирался оценивать. Не поскупился бы.

— Глупо, Лавин. Пораскинь мозгами. Твои деньги нам и так достанутся. Это, кстати, одно из условий договоренности с заказчиком.

— Бога ты не боишься.

— Верно. Я вообще никого и ничего не боюсь. Такая вот психическая аномалия.

— Выходит, тебе, менту, безразлично, что нас убьют?

— У вас ведь был выбор. Даже сейчас есть. Скажи код — и свободен. Слово даю. Деньги, конечно, тоже конфискуем. Но жить будете, это гарантирую. Ну, решайся.

— Не знаю я кода.

— Не знаешь или не хочешь говорить? — уточнил омоновец.

— А в чем разница?

— Ладно, болтаем ни о чем. Еще какие-нибудь предложения будут?

— Могу предложить место в колонии, — на полном серьезе предложил Маркелыч. — Договорюсь, чтобы поместили в хороший отряд, сильно не обижали…

— Дать ему по зубам? — спросил Сергей.

— Это позже. Я тебе его всего отдам, вместе с протезами.

— Врешь, коррумпированная сволочь, — буднично произнес старший прапорщик. — Зубы у меня все свои. С глазами проблемы, а зубы — свои.

— Прекращай, дед, — ткнул его локтем Никита. — Не зли их.

— Правильно рассуждаешь, Лавин, — одобрительно кивнул майор. — Слушай, старик, своего босса, он, судя по всему, парень сообразительный.

— Спасибо за столь высокую оценку, — поклонился Лавин.

— Хохмите, ребята, хохмите, недолго осталось. Совсем недолго…

Поезд заметно замедлил ход. При приближении к большой станции начались многочисленные переезды, чаще стали встречаться поселки, дачи…

— Спецназ? — полюбопытствовал Чересседельников.

— Что? — не поняв, поднял на него глаза отставной прапорщик.

— В спецназе служил?

— A-а… Не, в артиллерии.

— Артиллерия, кавалерия… — хохотнул омоновец. — Не хочешь, не отвечай.

— Серьезно.

— Эти дурни сказали, что ты крутой. Очень рекомендовали поостеречься тебя.

— Не, я не крутой.

— Не крутой так не крутой. А мы с Серегой в десантуре служили. В разное время, конечно. Я — в Ферганской дивизии. Ну, ты понял, о чем речь…

Маркелыч неопределенно пожал плечами.

— Был за речкой? — продолжал допытываться Чересседельников.

— Доводилось.

— В какие годы?

— Ты что — отдел кадров?

— Может быть, соседями были.

— Не, я тебя там не видел! — с прозрачным подтекстом произнес Шамышов.

— Да ладно тебе!

— Что — ладно! Мы в разных окопах. Всегда были в разных.

— Ты ведь здесь тоже не бесплатно, — усмехнулся офицер.

— Я с другом.

— А интересно, — вмешался Лавин. — Почему вы нас не обыскали?

— Зачем это?

— А вдруг…

— Да ну, какие там "вдруг"! Ясно же, почему вы так долго не открывали. От стволов избавлялись, которые у тех двух недотеп отобрали. Дряни с собой вы никакой не везете, это ежу понятно. Создавать видимость работы мне ни перед кем не надо. "Дипломат" мы у вас экспроприировали, что и требовалось в первую голову. А что до остального — еще успеем, изымем, куда вы денетесь. Я понятно объяснил?

— И наручники не надели. Странно, верно, Маркелыч? — продолжал Никита.

— Ага, странно, — индифферентно кивнул старший прапорщик.

— Наручники из той же оперы. Я ведь вижу, с кем имею дело. Это вы на своих преследователей страху нагнали, хотя, честно говоря, не представляю каким образом. Но мы-то с Сережей из другого теста. Верно, Серега?

— Угу.

— Мы из племени победителей. В коридоре еще два моих человека, не многим хлипче Сергея. Надеть на вас наручники, значит, признать в вас сильного противника…

Поезд начал тормозить…

 

17

— Нет-нет, это еще не конечная остановка, — заверил майор.

И действительно, поезд вновь принялся набирать скорость, хотя и не очень высокую.

— Выходит, не видишь… — задумчиво произнес старший прапорщик.

— Ты о чем?

— Не видишь в нас серьезных противников?

— Извини, отец. Но посуди сам: чемоданчик свой вы сдали без боя. Просто взяли и отдали. Я бы так ни за что не сделал.

— Вас четверо, у вас автоматы, вы — менты. Что нам оставалось?

— Я бы бился до последнего.

— И я бы! — заверил Сергей.

— Вот видите. Пойдем дальше. Прикрытие у вас дохлое, какой-то полковничишко. Сергей на него взглянул внимательно, он и усрался. Едете в поезде по прямой, не меняя маршрута, не пытаясь оторваться от преследования. Когда мы ломиться начали, можно было уйти через окно…

— У них машина.

— Это верно. Но попробовать можно было. Как-то это все несерьезно, по-детски.

— Мы такими вещами никогда раньше не занимались, — произнес Никита.

— Тем более. И не надо было начинать. Наняли бы нас или кого-то наподобие.

— Мы таким людям не доверяем.

— Почему же?

— А почему ты не отдал "дипломат" заказчикам?

— Тебе не об этом надо беспокоиться, а о собственной шкуре.

— Благодарю за совет.

— А ведь ты лукавишь, майор, — хмыкнул отставной прапорщик.

— В смысле? — неподдельно изумился Чересседельников.

— Автомат у тебя снят с предохранителя. И повернут он дулом к нам. И рука у тебя напряжена, хотя это довольно неудобно все время держать так руку. И тяжеловес твой постоянно на стреме. Это ты его так проинструктировал, вот он и не расслабляется. Ведь это твой лучший боец, верно?

— Несомненно.

— Ну вот. Где он должен находиться, если бы ты нас не боялся? Конечно, там, где "дипломат". Ведь твои наниматели могут попытаться отбить его. А ты держишь сержанта здесь. Ведь его лучше использовать там, где опасней, значит, ты полагаешь, что опасней здесь. И "дипломат" ты не зря отсюда убрал, ой не зря. Хочешь, скажу, почему ты так поступил?

— Ну, скажи.

— А ты боишься его с нами оставлять. Несмотря на Сережу, автоматы, людей в коридоре. Разделил две смертельные опасности. И правильно сделал.

— Надо же, я думал, ты слепой!

— Я хоть и слепой, но не тупой. И такие вещи хорошо вижу. И прекрасно понимаю, зачем ты здесь высиживаешь, точишь лясы и заигрываешь с нами.

— Что ты плетешь!

— Ну извини, коли я ошибся. Больше ни слова не скажу.

— Погоди, батя, не замыкайся. Мне как раз очень интересно, что ты говоришь. Так чем, по-твоему, продиктованы мои действия?

— Это тебе даже мой мальчик может обрисовать.

— Лавин? — вопросительно уставился на Никиту Чересседельников.

— Мы на это не пойдем, — покачал головой тот. — Ни за какие коврижки.

— На что — на это? — досадливо поморщился омоновец. — Поясни.

— Понятно на что. Ты хочешь кинуть своих заказчиков.

— С чего ты взял?

— Да здесь — к гадалке не ходи. Наручники не надел, "бабки" не отобрал, меды сочишь. "Дипломат" своим бугаям сунул, уединился тут с нами. Дед тебя ковыряет потихонечку, со спецом, это верно, но ковыряет, а ты терпишь, утираешься, цербера своего на поводке держишь. Это ты-то! Посмотрись в зеркало, ты на себя не похож, потому как роль чужую играешь. А цель очевидна — хочешь нам предложить вступить в долю. Во-первых, чтобы код узнать. Уж если рисковать, то не из-за кота в мешке. Так?

— Повествуй дальше. — Майор и не пытался скрыть своей заинтересованности.

— А во-вторых, ты хочешь узнать, что с этими облигациями дальше делать, куда их можно пристроить, как обналичить. И без нас тебе с этим не справиться.

— Цену себе набиваешь?

— Отнюдь. Не станешь же ты ходить по банкам и спрашивать у каждого встречного-поперечного, что это да не купит ли это кто. Уж не сотворить подобного у тебя ума хватит. Да и не поднять тебе такую махину, надорвешься.

— А сколько там? — блеснул глазами Чересседельников.

— Спроси у своих работодателей.

— На это-то уж ты можешь ответить! Это не код, согласись.

Лавин немного подумал и принял решение.

— Двадцать четыре, — произнес он.

— "Лимона"?

— Долларов.

Чересседельников и Сергей переглянулись. Они понимали друг друга без слов.

— Ладно, ваши условия? — спросил майор.

— Нет у нас никаких условий. Маркелыч же четко сказал.

— Вы что же, предпочитаете выступить в роли отбивных у этих мудаков?

— Вовсе нет!

— Тогда в чем дело?

— Не верим мы тебе, Ты предал свои погоны, свою службу, хочешь предать своих нанимателей, предашь и нас. Дойдет до дела, и Сережу своего предашь, и пацанов, что в коридоре ошиваются. Натура у тебя такая. Продажная.

— Погодите, мужики, не горячитесь. Дайте подумать, — не обращая внимания на смысл сказанного Никитой, произнес Чересседельников. — А то скоро приедем…

 

18

— Надо же, — вполголоса рассуждал майор, — а я думаю, что это из-за какой-то ерунды такую гвардию на ноги подняли? И "бабки" бешеные платят. А здесь, оказывается, не ерунда… — Было видно, что говорит он механически, в действительности, думая о чем-то своем. — Ну, с блатными мы разберемся, с заказчиками тоже, с начальством поделимся. Остаются хозяева этих облигаций. Ладно, с ними по ходу решим… Есть у меня связи… А вот что касается самих облигаций, тут мне, правда, без вас не справиться. Так что, мужики, не обессудьте. Если не станете помогать мне добровольно, за долю, конечно, возьмусь за вас по полной программе…

— Это вряд ли…

Произнеся это, Маркелыч снял очки, к заушинам которых была прикреплена резинка, удерживающая их на затылке. Вид его сразу изменился: широко распахнутые глаза почти слепого человека делали его лицо абсолютно беспомощным.

— Хватит выступать, старик. Ты уже ничего не решаешь.

— Ага, ты все решаешь. Ты же из племени победителей. — Шамышов подышал на очки, протер стекла подолом рубахи, но не надел их, а положил на столик. Сделал он это почти ощупью. — Но есть одна закавыка… Ты мне не нравишься.

— С этим тебе придется смириться. А я как-нибудь переживу.

— Я вообще шкур не люблю. А ты стопроцентная шкура!

— Заткни пасть! — угрожающе прикрикнул Сергей. — А то я ее тебе заткну!

Поезд издал долгий протяжный гудок.

И тут же старый разведчик взлетел, как сработавшая тугая пружина. Его левая нога, обутая в тяжелый армейский ботинок, с силой впечаталась в лицо сержанта, и тот, стукнувшись вдобавок головой о переборку, отключился.

А отставной прапорщик уже навалился на Чересседельникова. Никита тут же скользнул на пол, обхватив ноги майора и мешая ему скинуть с себя противника. Омоновец пытался вскрикнуть, позвать на помощь, но крепкая, как сталь, жилистая рука Шамышова капканом сдавила ему горло.

Он был массивен, этот продажный "мусор", опытен и по-настоящему силен.

Но ему мешала тяжесть бронежилета, сковавший ноги Лавин и ярость старшего прапорщика.

— Ну что, мразь! — прохрипел Маркелыч, роняя слюну на лицо поверженного противника. — Тебе же сказали, чтобы остерегался меня! Что же ты не послушался доброго совета, гнида!

— Дед, кончай! — взмолился снизу Никита. — Я не удержу этого бугая!

Шамышов отжался на руке, будто собираясь встать, но вместо этого, используя всю энергию тренированных дельтовидных мышц, нанес Чересседельникову страшный по силе сокрушительный удар головой в лицо.

Майор, не вскрикнув, обмяк, как тряпичная кукла.

— Дверь! — коротко бросил старший прапорщик своему другу, вставая.

Тот немедленно повернул головку замка и прикрутил проволоку.

— Давай в темпе!

— Ты что так долго тянул?! Я уже думал, ты никогда не начнешь, — укоризненно проговорил Никита. — Хотел сам…

— Да я ждал, когда поезд потише станет ехать, — распихивая вещи по карманам, ответил Шамышов. — Из-за твоей ноги.

Они собрались за считанные секунды. Напоследок прапорщик снял затворные коробки с автоматов омоновцев и, вытащив боевые пружины, швырнул их в уже открытое Никитой окно.

— Зачем это?

— Пусть подергаются. Ладно, я первым…

Шамышов вылез в окно и, зависнув на мгновение, расцепил руки.

— Давай, я страхую! — прокричал он, бежа рядом с медленно идущим составом.

Лавин прыгнул, и Маркелыч подхватил его, гася скорость.

— Как нога?

— В норме.

— Тогда — вперед!

Несмотря на призыв Шамышова, друзья устремились как раз не вперед, а назад, в направлении, противоположном тому, куда ушел поезд…

Узнав, что "дипломат" у омоновцев, Охотник собрал всех своих людей в двух соседних вагонах, готовясь к схватке в случае измены Чересседельникова.

Таким образом, уже никто не следил за тем, что творится за окнами поезда, и это дало беглецам несколько минут форы.

Несколько драгоценнейших минут…

 

19

Сергей не решился удерживать "дипломат" у себя. Если бы Чересседельников был в порядке, тогда конечно… А так… Сумма, услышанная им от Лавина, была абсолютно из другого мира. Сержанту хватило ума понять, что замахиваться на что-то подобное смертельно опасно. Вот если бы тот опасный вояка не вырубил командира!.. Ох, как они его недооценили! Сергей-то пришел в себя довольно быстро, а майор был плох: сломан нос, сильное сотрясение мозга. Даже придя в сознание, он находился в прострации. Еще бы: Сергей где-то слышал, что лобная кость выдерживает нагрузку до двух тонн, а лицевые кости — в десятки раз меньше.

А старик-то! Ох, змей! Не зря их предупреждали, а они, дураки, не послушали! Надо было всем четверым в купе сидеть. Это все майор — не хотел, чтобы парни лишнее знали. Вот и доигрался. Хотя… В глубине души у сержанта шевелилось пугающее сомнение, что, будь они и вчетвером, отставной прапор их бы все равно уделал. Его-то он свалил одним пинком. Такое не по силам было даже армейскому инструктору рукопашного боя, тот в спарринг с Сергеем никогда не лез, дабы не потерять авторитет перед учениками-десантниками…

Забрав у сослуживцев "дипломат", Сергей передал его людям Охотника. Охотник, взяв руководство на себя, тут же организовал погоню. Дежурившая на переезде служащая рассказала, что беглецы спрашивали путь на Кругловку. Описала она и "жигуленок", в который они сели.

Сергей связался по телефону с коллегами, предупредил дорожные посты. Сам он, Охотник, и трое его людей остались на переезде, "на связи". Остальные устремились в погоню. Спустя полчаса поступило сообщение, что на трассе остановлена искомая "шестерка", водитель которой подтвердил, что его пассажиры сошли в Кругловке.

Еще через несколько минут позвонивший из Кругловки Ледок доложил, что беглецы там замечены не были.

Охотник ненадолго задумался.

— Все, сворачивайтесь! — приказал он. — Все немедленно сюда!

— Может, ментов оставить в деревне? — предложил Ледок. — На всякий случай?

— Не стоит. Бесполезно.

— Добро, командир. Выезжаем.

— Не понял! — угрюмо процедил сержант.

— Да что тут понимать… — устало пожал плечами Охотник.

— Эту Кругловку за два часа можно прошерстить вдоль и поперек!

— Можно, конечно…

— Подымем местных ментов, перекроем все выходы и выезды, с учетом ваших людей сделать это вполне реально. Подъедут мои парни из города…

— А смысл?

— Я думал, вам нужны эти ребята. Кроме того, они покалечили моего командира. И у меня к ним кое-какие счеты!

Охотник посмотрел на злое лицо омоновца. Нос у него распух, подглазья окрасились синюшно-багровыми полукружьями.

— Не в этом дело. И мне они нужны, и у тебя к ним счеты, но… Птичка улетела, как ты этого не поймешь! У-ле-те-ла!

— Тетка же сказала — они рвались в Кругловку. И водитель подтвердил.

— Это Лавин тебе сказал, что в Кругловку. Вернее, нам с тобой.

— Да ну, они бегут сломя голову, им сейчас не до хитростей.

— Подумай сам, зачем бы он спрашивал у дежурной, далеко ли до Кругловки, если на указателе указано расстояние?

— Может быть, он не видел этого указателя. Мало ли…

— Если бы он его не видел, откуда бы он знал про эту чертову Кругловку вообще?

— А что, село известное.

— О, Боже, — закатил Охотник глаза. — Это тебе, аборигену, оно известно. А Лавин живет за тысячи верст отсюда, откуда бы ему знать!

— Может, раньше бывал в этих краях, — не сдавался омоновец.

— Ага! На территории самой большой по площади страны мира вы умудрились обосраться именно в том месте, где Лавин раньше бывал. Вероятность — один к ста тысячам.

— Что будем делать?

— А ничего. Давай смотреть правде в глаза: нам в очередной раз утерли нос.

— Значит, смиримся?

— Отзывай своих людей, лечи командира, дели деньги. В принципе вы их отработали, хоть и не в полном объеме. Ну да ладно, главное — груз у нас.

— Само собой…

— Хотя ваш хитрожопый майор хотел нас кинуть. Ой, хотел! Чувствовал я это.

— Да ну, ошибаетесь…

— Хотел, хотел. Так что получил он по заслугам.

 

20

— Ну-с, молодой человек, теперь ваш ход, — произнес Павел Леопольдович, похлопывая Леонида по плечу. — Рассчитываю, вы нас не подведете.

— Постараюсь. У вас все готово?

— Разумеется. Все сделано по твоим чертежам и заявкам.

Павел Леопольдович, Журавлев, Леонид и один из охранников спустились в подвал.

— Что ж, неплохо, — осмотрев помещение и конструкцию, одобрил второкурсник.

— Старались, — улыбнулся Павел Леопольдович. — А вот и наш чемоданчик.

— У-у, серьезная штучка, — взяв "дипломат", Леонид повертел его в руках, осматривая. — Но ничего, — глаза его блестели, — мы тоже не скоморохи.

Леонид быстро и ловко прилепил кумулятивные заряды к "дипломату", и они вместе с охранником закрепили его на высоком штативе должным образом.

— Включайте транспортер!

Журавлев поднял рычаг рубильника. Двинулась транспортерная лента, и одновременно с ревом заработала ветродуйная установка. Все невольно попятились к дверям.

Леонид надел прорезиненный фартук, тонкие, но прочные кислотнозащитные перчатки и большие защитные очки с брезентовым ремешком-креплением. Натянув на голову бейсболку, он еще раз взглянул на кейс, на нити протянутых к заряду проводов, на всю конструкцию и перед тем, как надеть респиратор, скомандовал:

— Все из помещения! После взрыва можно будет зайти секунд через пятнадцать.

Оставшись один, юный экспериментатор встал за сколоченный из утолщенных досок щит и, чуть помедлив, нажал кнопку на пульте.

Раздался взрыв.

Вернее, это была серия взрывов, слившихся в один, не громче винтовочного выстрела.

Юноша выскочил из укрытия и бросился к транспортеру.

Замысел его удался на славу. В этом убедились и вскоре присоединившиеся к нему заказчики.

— Все получилось! — сдвинув под подбородок респиратор, сообщил Леонид.

Действительно, ровно срезанная крышка "дипломата" упала на транспортерную ленту, а верхняя часть осталась в зажимах. Листы отнесло в сторону, и кислота на них почти не попала. Разве только немного. Если не считать прожженного кислотой транспортерного полотна да изуродованного кейса, — а что их считать, они вне зоны интересов заказчиков, — то все вышло просто замечательно.

Все могли быть довольны, если бы не одно обстоятельство.

Облигаций в "дипломате" не было.

Благополучно извлеченное и счастливо спасенное его содержимое оказалось банальными газетными листами. Эдакая своеобразная "кукла".

Журавлев нагнулся и, подняв один из газетных листов, прочитал первый попавшийся абзац, немного напряженно, но даже как будто с интересом:

— "… Коммунисты краевого центра творчески переосмыслили и добавили следующее:

Это Ельцин впустил в страну порнографию, американскую бескультурную дешевку, позволил свободно действовать среди православных и мусульман сатанинским культам, тоталитарным сектам, гомосексуалистам и скотоложцам. Вина его установлена". Истинно: марксизм не догма, а руководство к действию. Хотелось бы только узнать, кто из членов КПРФ пострадал от скотоложества?

— Что за мерзость ты читаешь? — спросил Павел Леопольдович. И вид, и тон его были неестественно спокойны.

— Листовка городского комитета КПРФ и редакционный комментарий к ней.

— Я спрашиваю про газету.

Журавлев поднял с пола еще один лист. На нем было несколько кислотных дырочек.

— "Свободный курс", краевая независимая газета. Тираж тридцать одна тысяча.

— Это барнаульская газета, — пояснил Леонид. — Вот "Алтайская правда", — поднял он с пола лист. — "Купи-продай", "Молодежь Алтая". Все барнаульские.

— Ясно, — почти ласково глядя на него, кивнул головой шеф.

— Можно я возьму их себе? А то дома давно не был, а в Москве их, само собой, не достать. Хоть почитать, как там дела в нашем депрессивном регионе.

— Отчего же нельзя. Можно, конечно. Бери, Леня. Бери все.

Юноша собрал газеты с пола и выжидательно уставился на Павла Леопольдовича, пытаясь поймать его взгляд. Это удалось.

— Мой гонорар.

— Гонорар? — с задумчивым недоумением переспросил Павел Леопольдович.

— Ну да! Сейф ваш я открыл, содержимое его почти не пострадало! Таково было условие, и не моя вина, что внутри вместо манны небесной оказался птичий помет!

Шеф вопросительно взглянул на своего помощника.

— Все правильно, — кивнул Журавлев.

— А в чем проблема? — пожал плечами Павел Леопольдович. — Надо значит надо. Никто и не собирается нарушать условия контракта. Отведи его в бухгалтерию, — приказал он охраннику. — Пусть ему выдадут его… гонорар. Спасибо, Леня. Иди.

Стукнула дверь. Затихли шаги охранника и юного экспериментатора.

— Журавлев…

— Слушаю, Павел Леопольдович.

— Чтобы я эту гниду!..

— Ты о ком?

— Об этом вундеркинде, об этом сраном любителе сладкого, об этом…

— Погоди, погоди, он-то тут при чем? Он все сделал на высшем уровне.

— Плевать, на каком уровне он все сделал! — заорал шеф. Только сейчас его лицо отразило те чувства, что бушевали в его груди последние полтора десятка минут. Оставшись наедине со своим наперсником, он больше не собирался сдерживаться. — Чтобы я его впредь больше никогда не видел! Никогда! Даже мельком! Ты меня понял?!

Закурив, Павел Леопольдович досадливо усмехнулся и покачал головой.

— Ты чего? — поинтересовался Журавлев.

— А ведь он даже не соврал.

— Кого ты имеешь в виду?

— Лавина. Я его спрашиваю по телефону: "Дипломат" не пустой? Нет, отвечает, полон бумаг… И ведь сказал чистую правду, — кейс полон бумаг!