В этот вечер у главных ворот «Центра высоких технологий» дежурил охранник Тиняков. У охранника лицо было круглое и бледное, невыразительный рот и небольшие усики. На его лице появилось удивленное выражение, когда он наклонился к въезжавшей в ворота машине директора. Узнав Казаряна, Тиняков вежливо поздоровался. Ничего необычного в столь позднем визите не было.

В «Центре» работала немногочисленная вечерняя смена и директор, возможно, захотел лично проверить сотрудников своего предприятия. Объезжая здание, чтобы поставить свою машину на стоянку, Казарян подумал: «Нет никаких сомнений, что дежурит сегодня Доленко». Он ведь дал соответствующие указания. А если дежурит Доленко, то он запишет в журнал контроля технологического процесса все, что скажет ему директор.

В результате он, Казарян, сможет записать в безвозвратный расход, точнее, в брак, около ста граммов изотопа осмия-187.

В такое позднее время на стоянке находилось мало автомашин. Директор узнал «Ситроен» Анатолия Доленко и облегченно вздохнул: дежурит свой человек. Казарян вытер пот с лица. Руки его дрожали. Он продолжал анализировать ситуацию: «Если Доленко начал технологический процесс на два часа раньше по сравнению с записью в журнале, то в 22.00 процесс закончится и в приемнике изотопов должно накопиться сто граммов осмия-187. Приемник с дорогим продуктом можно вынуть, а на его место поместить заготовленный заранее приемник с браком. Качественный осмий он вывезет на своей автомашине, которую никто осматривать не будет. Через главные ворота он проедет в 22.30, а в 23.00 произойдет аварийное отключение электроэнергии. Его подготовит главный электрик «Центра». В соответствии с записями в журнале это отключение произойдет за час до окончания технологического процесса. Поэтому совершенно спокойно вывезенный им осмий-187 можно списать в брак. Такое решение вынесет авторитетная комиссия из десяти специалистов».

Казарян зашел в лабораторию. Там стояла тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием насосов, создающих вакуум в магнитном сепараторе. Доленко меланхолично бродил между аппаратами. Анатолий был обязан Казаряну: директор помог ему избежать уголовной ответственности за попытку вынести через проходную пятьсот граммов «красной ртути».

Доленко взглянул на вошедшего директора, но не сказал ни слова.

— Все в порядке? — спросил Казарян. — Тебя больше не беспокоят по делу о хищении?

— Дело закрыли благодаря вам, Станислав Арташесович. Я ваш вечный должник.

— Пустяки. Мы должны помогать друг другу. Как идет разделение изотопов?

— Нормально. Никаких отклонений. Заканчивается процесс в 22.00, но по журналу только в полночь. Все, как вы просили.

— Надеюсь, об этом никто кроме тебя не знает?

— Абсолютно никто.

— Кто с тобой дежурит?

— Один техник.

— Где он?

— Пошел в буфет перекусить. Придет минут через сорок.

— Очень хорошо. Ты тоже, Толя, иди, вы пей кофе и приходи вместе с техником через полчаса. Я посижу тут один, послежу за процессом. Не беспокойся, я еще не разучился. Если все пройдет успешно, я выпишу тебе крупную премию. Сможешь купить новую автомашину.

— Спасибо, Станислав Арташесович.

Оставшись один, Казарян открыл сейф, стоящий в комнате, достал приготовленный им приемник изотопов, содержащих брак. Ровно в 22.00 произвел замену качественного продукта на брак и перенес приемник с полученным осмием-187 в свой кабинет. В. 22.30 Казарян вышел из здания «Центра» с небольшим кейсом, сел в машину и отправился домой.

* * *

Лицо человека, возникшее перед Савельевым в вечернем сумраке, было расплывчатым, резко выделялись только глаза. Свежий холмик без ограды, венки с траурными лентами, крупная фотография усопшего… Александр Васильевич Максимов. Директор «Центра высоких технологий». Ученый с мировым именем. Похоронен метрах в двухстах от мемориала летчикам, погибшим в Отечественной войне. Юрин сказал, что осведомитель будет ждать Савельева у этого мемориала в девять вечера.

Полковник взглянул на часы: тринадцать минут шестого. Время еще было. И вдруг в глубине его сознания возникло бесконтрольное желание хорошенько обследовать место предстоящей встречи. Ведь на кладбище иногда случаются удивительные происшествия. Например, вас могут убить и закопать в одной из могил. Кому придет в голову искать ваш труп в чьей-то могиле? Его будут искать где угодно, но только не там. Осведомитель, старший инженер Доленко, особого доверия не вызывал. Но выбирать не приходилось. Возможно, он уже ждет и находится среди этой тишины, среди этого темного пространства, занавешенного сеткой мелкого дождя. Дождь был такой слабый, что его присутствие почти не нарушало окружающей тишины. Белая стена с фамилиями и именами погибших летчиков находилась где-то впереди Савельева. Он медленно двигался к ней по дорожке между могилами, стараясь оставаться незамеченным.

Вдруг его внимание привлекло почти неуловимое вертикальное движение, как будто разговаривал человек, оживленно жестикулируя рукой. Сквозь пелену дождя Савельев мог различить слабые контуры в каком-то слабом туманном свечении. Он пополз, двигаясь вперед и не спуская глаз с источника света и странного отражения. Теперь он видел более отчетливо, но для этого ему пришлось остановиться и сконцентрировать свое внимание. На самом деле тут было два силуэта. Один держал карманный фонарь, а у другого была короткоствольная винтовка. Луч света освещал часть мемориальной стены. Вооруженный человек быстро исчез, спрятавшись за стеной. А человека с фонарем Савельев узнал. Это был Анатолий Доленко.

Раздумывать над увиденным было некогда, Савельев знал, как необходимо поступить. Существовало единственное возможное объяснение присутствия человека с оружием и ясно было, что этого человека следовало нейтрализовать. Савельев стал быстро продвигаться между могилами, постоянно вытирая с лица капли дождя и проверяя пистолет на поясе, хотя знал, что сейчас им воспользоваться нельзя. Он менял направление движения слева направо, пока не обошел мемориальную стену. Теперь он находился сзади человека с винтовкой. Человек стоял у стены спиной к нему и осматривал оружие, проверяя, все ли с ним в порядке. Их разделяло несколько метров.

«Пора!» Савельев встал на старый холмик без ограды и одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние. Одной рукой он ухватился за ствол винтовки, а другой зажал рот и свернул шею этому любителю ночной охоты. Звуков борьбы почти не было слышно. Несколько раз полковник ударил его головой о стену с такой силой, что человек мгновенно обмяк. Савельев быстро обыскал его и вытащил из внутреннего кармана плаща пистолет ТТ. За поясом его брюк он обнаружил еще и нож специальной формы. Судя по арсеналу, это был профессиональный киллер. Савельев положил пистолет убийцы в карман своей куртки, винтовку и нож спрятал неподалеку. Затем достал наручники и приковал киллера к массивной чугунной ограде. Через минуту ноги незадачливого убийцы были связаны, а во рту у него был кляп.

Теперь полковник был спокоен и готов к встрече. Часы показывали сорок минут девятого.

Время еще было. Тогда он направился в сторону от стены, пригибаясь к земле, пока не покинул зону обзора, потом выпрямился и побежал к воротам. Там постоял некоторое время, приводя дыхание в порядок, затем достал сигарету и, защищаясь от дождя, закурил. Выкурив сигарету, он не спеша направился к месту встречи с Доленко. Подходя к мемориалу, он постарался двигаться так, чтобы стена мемориала прикрывала его сзади. Когда Савельев вышел на открытое пространство, его правая рука инстинктивно скользнула за пояс. Он вытащил из-за пояса пистолет и тут увидел Доленко. Анатолий стоял к нему боком, освещая фонарем землю перед собой. Это был условный сигнал. Полковник взял пистолет в левую руку и направил его на осведомителя.

— Толя? — произнес он достаточно громко, чтобы Доленко услышал.

Тот вздрогнул и повернулся в сторону Савельева. Увидев пистолет, направленный ему в голову, он побледнел и чуть не выронил фонарь.

— Не стреляйте! Мне сказали, что вас интересует информация о хищении изотопов на нашей фирме. Я пришел рассказать про это. Опустите пистолет! Он меня нервирует.

— Я тоже нервничаю, когда свидание назначают на кладбище, и особенно, когда те, кто приходит на свидание, неплохо вооружены.

Савельев ткнул пистолетом в горло Доленко, быстро обыскал его правой рукой и вытащил из внутреннего кармана куртки пистолет Макарова.

— Думаю, он тебе уже не понадобится.

— Но я не собирался стрелять в вас. Просто в такое время и в таком месте страшно. Вот я и захватил эту игрушку на всякий случай.

— На всякий случай ты захватил с собой еще и киллера. Он должен был убить меня? Кто заплатил тебе за это? Говори! И быстро! У меня мало времени. Если будешь молчать, останешься здесь навечно!

— Я только хотел заработать десять тысяч долларов…

— Кто обещал их тебе?

— Казарян. Он сказал, что вы расследуете случаи хищения продукции «Центра», что у вас уже есть компромат на меня и некоторых сотрудников. Когда доведете расследование до конца, нам всем крышка… Поэтому вас решили ликвидировать. Мне он приказал позвонить в управление и назначить встречу с вами здесь.

— Откуда у него такие сведения?

— У него хорошие связи в генеральной прокуратуре.

— А почему ты работаешь на него?

Доленко вздрогнул.

— Это особая история. Меня задержали в проходной при попытке вынести полкило грамма «красной ртути». Казарян помог избежать уголовного преследования, замял это дело, но взамен потребовал докладывать ему обо всем, что интересует ваше ведомство, шантажирует меня, заставляет делать незаконные записи в технологических журналах.

— Ясно. Теперь расскажи, что ты знаешь о хищении изотопов.

Анатолий помолчал, напряженно вглядываясь в лицо Савельева, а потом сдавленно заговорил:

— Всей картины я не представляю. Могу только рассказать о известных мне случаях. Например, я догадываюсь, что изредка сам Казарян подменяет приемники с качественной продукцией на приемники с браком и забирает хорошие изотопы себе. В этом месяце, девятого сентября, во время моего вечернего дежурства он забрал приемник со ста граммами изотопа осмия-187. Это количество осмия стоит несколько миллионов долларов США.

— Но ведь технологический процесс записывается в журнал.

— Правильно. Но если во время процесса происходит отключение электроэнергии, то весь продукт списывается в брак. Схема простая. В журнале запись о начале процесса делается на два-три часа позже. Можно организовать другие нарушения технологии. Самое главное, чтобы эти нарушения происходили после выемки качественного продукта. Для этого надо, чтобы за процессом наблюдал свой человек и делал в журнале необходимые записи. Остальное — дело техники.

— И часто практикуется такой способ?

— Редко. Казарян не дурак. Существуют негласные нормы на брак и Казарян старается не выходить за пределы этих норм.

— Что еще ты знаешь?

— Ну, например, что вывоз похищенной или неучтенной изотопной продукции с территории «Центра» осуществляется через заместителя директора Симоняна. Указания ему дает лично Казарян.

— Я вижу, что основные финансовые убытки государству наносит ваш директор.

— Правильно. У него и возможностей для этого больше.

— Что еще можешь сообщить, Анатолий?

— Есть интересная информация, но в обмен на нее пообещайте, что против меня не будет возбуждено уголовное преследование за ту «красную ртуть», с которой меня задержали на проходной…

— Ладно, уговорил, — буркнул Савельев. — Если ты действительно сообщишь что-то стоящее, мы не станем больше поднимать этого вопроса. Тем более, что и хищения как такового не было. Ведь ты так и не пронес этот товар через проходную?

— Нет.

— Рассказывай, что еще тебе известно.

Доленко окинул кладбище тревожным взглядом, но сообразил, что за стрекотанием дождя его вряд ли кто услышит.

— На складе готовой продукции организован подпольный цех по производству изотопов. Из купленного по дешевке сырья на государственном оборудовании по отработанным технологиям производятся расщепляющиеся материалы и редкоземельные металлы. Эта неучтенная продукция и является основным источником дохода для нашего директора и его людей.

— Ты, Анатолий, здорово ненавидишь его.

— Это правда. А кто его любит-то? Это подонок, проходимец и шантажист. Запросто замочить может. Не сам, конечно, а руками своих бандитов. Говорят, смерть Палагина — это его рук дело. А сейчас по изобретеной им технологии собираются выпускать продукцию в подпольном цехе. Уже и оборудование новое установили.

— Какое оборудование? Что ты мелешь?

— То, которое нужно для производства изотопов.

— Ты не врешь? Смотри, если что… Из-под земли достану.

— Мне нет смысла врать… Наоборот, я ищу у вас защиты от Казаряна и его банды. А насчет Палагина можете поговорить с инженером «Центра» Наташей Васильковой. По-моему, ей что-то известно. Она была вместе с Юркой на вечеринке у Симоняна. После этого Юрка умер.

— Твои сведения верны?

— На все сто процентов. Но, если Казарян узнает о нашем разговоре, я покойник.

* * *

В отделе производства и сбыта изотопной продукции было пустынно. Старший инженер Доленко в задумчивости просматривал реферативный журнал, думая о предстоящем разговоре с Казаряном, понимая, что он будет нелегким. Ведь задания шефа он не выполнил. Как объяснить ему этот прокол?

Доленко постоянно возвращался мыслями к событиям, которые произошли позавчера вечером, когда попытка ликвидировать Савельева закончилась так неудачно.

В три часа дня его размышления прервал телефонный звонок. Инженер поднял трубку.

— Да?

— Анатолий Александрович? — раздался в трубке голос секретарши Казаряна. — Станислав Арташесович просит вас срочно зайти.

— Понял. Буду через пять минут.

Когда он открыл дверь кабинета и вошел, Казарян сидел за столом и, широко открывая рот, зевал. Доленко подошел к столу. На первый взгляд Казарян выглядел совсем как обычно, и только приблизившись, инженер заметил глубокие борозды на его лице, усталые напряженные глаза…

— Садись, Анатолий, — сказал директор и закурил, предложив инженеру сделать тоже самое. Тот покачал головой.

Некоторое время директор молча курил. Доленко терпеливо ждал. Потом Казарян сказал:

— Я слышал, у тебя была встреча с Савельевым?

— Была, Станислав Арташесович.

— А почему он до сих пор жив? Я же дал тебе в помощь Соломатина. Он отличный стрелок. Вы что, не смогли справиться с одним человеком?

— Савельев — особый человек. Он профессиональный разведчик. У него первоклассная интуиция. Он почувствовал западню и сумел нейтрализовать Соломатина.

Казарян резко поднялся, отшвырнул стул.

— Но у тебя было оружие. Почему ты не воспользовался им?

— Савельев бесшумно подкрался и направил на меня пистолет. Потом обыскал и отобрал оружие. Он чуть не застрелил меня. Я чудом остался жив.

— Что его интересовало?

Доленко пожал плечами, поднялся, подошел к директору.

— Он спрашивал про Палагина. Как он умер? Не отравили ли его? Что я знаю про это.

— Что ты ответил?

Инженер молчал. Изучал потолок. Директор поднял глаза. Подумал: «Почему он не отвечает? Наверное, сболтнул что-нибудь лишнее». Наконец Доленко кашлянул.

— Я ответил, что знать подробности может Наташа Василькова, которая была с Палагиным на вечеринке у Симоняна.

— Обо мне не спрашивал?

— Спрашивал, не причастны ли вы к хищению изотопов.

— Что ты ответил?

— Сказал, что в хищении может участвовать кто угодно, но только не наш директор.

Казарян прищурился, его злые глаза словно прожигали насквозь.

— Смотри, Анатолий, если узнаю, что ты заложил меня, умрешь медленной и мучительной смертью. Об этом я позабочусь лично.

* * *

Квартира Наташи Васильковой состояла из скромной гостиной, крохотной спальни и еще более крохотной кухни. Правда, не было лифта, но это ее не тревожило. Подъем на пятый этаж позволял сохранить в надлежащем виде фигуру и спасал от ненужных гостей. Она поселилась здесь, как только приехала в Новообнинск.

Прошла неделя после смерти Палагина. Чувствовала себя Василькова неважно. Ее преследовали кошмары. Всю прошедшую ночь Наташе снилось, что ее убивают: страшный громила все бил и бил ее ножом. Она понимала, что умирает, хотя было не больно и совсем не страшно. Она не сопротивлялась, и в этой покорности таилось глубокое чувство обреченности. Может быть, хоть сегодня она проведет ночь спокойно.

Поднявшись до двери, она слегка запыхалась. Пока искала ключ, подумала, не пора ли кончать с сигаретами, но тут же решила, что это несерьезно. Нашла ключ, вошла в прихожую и, мысленно послав все кошмары к чертям, прошла в гостиную. В гостиной Василькова неожиданно столкнулась с другим кошмаром.

В кресле у окна сидел человек. Наташа обмерла от ужаса. Наташа хотела спросить, кто он такой и что ему нужно, но незнакомец только приложил палец к своим губам, потом указал на кресло напротив. Василькова осторожно опустилась на краешек кресла и внезапно осознала, что в комнате есть кто-то еще. Мужчина держал в руке пистолет.

Не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться нежданным гостям. Молодой включил свет, достал моток липкой ленты, ножницы и ловко прикрутил запястья Наташи к подлокотникам кресла, намотав ленту в несколько слоев.

Закончив свое дело, молодой отступил от кресла, давая возможность старшему, которому было на вид около сорока лет, вести разговор. Тот подвинулся ближе к Васильковой, так что между их коленями оставалось всего сантиметров десять. Улыбнувшись ей своими полными губами, он плотоядно облизнулся, достал из кармана куртки нож и нажал на кнопку. В следующее мгновение из рукоятки выскочило острое блестящее лезвие, и Наташа едва не потеряла сознание. Дыхание ее стало неглубоким, судорожным и частым, а поскольку дышать она могла только носом, каждый ее вздох сопровождался негромким свистом, который, казалось, забавлял сидящего напротив нее человека.

Почти полминуты незваный гость наслаждался ее смятением и беспомощностью. Наконец он сказал:

— Слушай меня внимательно, сука. Если ты хоть словом, хоть полсловом обмолвишься кому-нибудь о том, кто поручил тебе выкрасть изобретение Палагина и от чего наступила его смерть, тебе крышка. Понятно?

Она кивнула и взглянула на него.

— Обычно, — продолжал губастый, — мы сразу же мочим таких сук. Ты это заслужила. Ты стала много болтать. Иначе откуда Савельев узнал, что в день смерти Палагина ты была с ним на вечеринке, а потом поехала к нему. ФСБ прислало сюда этого Савельева для неофициального расследования. Он хочет побеседовать с тобой. Это и спасло тебя, а то мы сразу бы прикончили такую безмозглую и болтливую суку. Ты мне веришь?

Наташа поверила ему сразу и без малейших колебаний. Этот вкрадчивый голос, который буквально смаковал каждую произнесенную угрозу, был голосом человека безгранично самоуверенного и решительного.

— Ты должна искупить свою вину, — продолжал губастый. — Во время разговора с Савельевым скажешь ему, что к смерти Палагина и к пропаже изобретения никакого отношения не имеешь, что никакого изобретения ты и в глаза не видела. Ты была на вечеринке у Симоняна, здорово нализалась, когда Палагин пригласил — поехала к нему. Помнишь, что занимались сексом, но ничего другого не было. Потом Палагин выпроводил тебя, сказал, что хочет побыть один и отдохнуть. Еще ты заметила у него на столе полную бутылку коньяка. Откуда она у Палагина, ты не знаешь. И все. Стой на этом мертво. Доказать они ничего не смогут. Если не дашь нужные показания, замочим тебя, твоего любимого брата Мишу, его жену Розу и их еще не родившегося ребенка. Умрете все в страшных мучениях.

Здесь губастый стал рассказывать подробности. В подвале одной дачи, надежно звукоизолированном и специально оборудованном для проведения допросов, Мишу прикуют наручниками к стене, подтянут ему веки скотчем так, чтобы он не смог закрыть глаза, и заставят смотреть, как человек с чувственными губами и его коллеги медленно, не спеша убивают Розу и ее нерожденное дитя.

Потом они начнут отрезать пальцы на руках самому Мише. По одному в день, с использованием самых современных хирургических методов, чтобы предотвратить смерть от болевого шока или кровотечения. Михаил, таким образом, будет оставаться в сознании и не умрет, хотя с каждым днем от него будет оставаться все меньше и меньше. На одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый день они отрежут ему уши и язык. По словам толстогубого, программа подобного «деликатного» хирургического вмешательства была рассчитана на полмесяца.

— На четырнадцатый день, — заверил толстогубый, — мы выколем ему глаза, на пятнадцатый — кастрируем зазубренной пилой, свяжем руки и ноги и так бросим — еще живого. Понимаешь?

Наташа содрогнулась, жутко побледнела, а потом почувствовала, что теряет сознание. Собеседник продолжал просвещать ее. Каждый день, ампутируя у Михаила ту или иную часть, тот или иной орган, его палачи будут говорить ему, что отпустят его, не причинив никакого дальнейшего вреда, если только его сестра согласится дать необходимые показания. Потом губастый попросил Василь-кову кивнуть, если она согласна сотрудничать. Она снова кивнула без малейшего колебания и совершенно искренне. Да, она согласна сотрудничать. Конечно. Безусловно. Тогда губастый подошел к ней сзади и с силой ударил по шее ребром ладони. Перед глазами Наташи вспыхнули яркие фиолетовые искры. Обмякнув, она почувствовала, что падает куда-то вместе с креслом, но сознание покинуло ее еще до того, как она ударилась головой о паркетный пол.

На протяжении, наверное, минут пятнадцати ей мерещились отрезанные пальцы и гениталии, тщательно упакованные в прозрачную оболочку. Были в ее видениях и блестящие глаза бандита, в которых Наташа видела искаженное беззвучным криком лицо Миши с вырванными кровоточащими ноздрями.

Когда Василькова пришла в себя, она снова сидела, свесившись вперед, на кресле, которое кто-то поставил вертикально. Очевидно, один из двух бандитов в последний момент сжалился над ней. Запястья ее были прикручены к подлокотникам таким образом, что, приложив определенные усилия, она могла бы освободить руки.

Менее чем через десять минут усилий женщине удалось выдернуть правую руку и размотать клейкую ленту с левой. С помощью собственных маникюрных ножниц она перерезала ленту, обмотанную вокруг головы. Отделив кусок ленты, залепившей рот, она с удивлением обнаружила, что почти не повредила кожу.

Едва освободившись и вернув себе способность говорить, Наташа бросилась к телефону, но замерла на месте с трубкой в руке, так и не набрав номер. Она просто знала, что в ее положении звонить кому-нибудь было совершенно бесполезно. Свидетелей и их родственников в России никто защищать не будет. Поэтому, слегка поколебавшись, Василькова опустила трубку на рычаг.

* * *

Это было почти полгода назад. В то солнечное майское утро тогде еще заместитель Максимова по научной работе Казарян вызвал к себе старшего инженера Доленко.

— Ты знаешь, где живет Максимов? — спросил Казарян вместо приветствия.

— Знаю.

— Он заболел и сейчас находится дома. Я попрошу тебя съездить к нему и подписать вот этот контракт, — сказал Казарян, кладя на стол перед Доленко папку с бумагами. Ты принимал участие в составлении контракта и, если возникнут вопросы, сможешь дать необходимые пояснения.

— Сделаю, Станислав Арташесович. Не беспокойтесь.

— Ну вот и отлично. Поедешь прямо сейчас. Он ждет.

Через полчаса Доленко подъехал к дому, где жил Максимов, вылез из машины, поднялся на восьмой этаж и позвонил в дверь. Он не успел позвонить вторично, дверь открылась и его словно ударило током.

Перед ним стояла красивая женщина. Высокая, загорелая, в сиянии пышных волос цвета полированной бронзы, она смотрела на него огромными, синими, как незабудки, глазами. Доленко всего обдало жаром, голова пошла кругом. Во рту пересохло, горло сдавило, а сердце рванулось в галоп. Замерев на месте, он стоял в полутьме и смотрел на нее.

— Вы к Александру Васильевичу?

Ее вопрос вывел Доленко из столбняка.

— Да.

— Он ждет вас. Заходите.

У нее был низкий, чуть хрипловатый голос, который удивительно сочетался с ее фигурой и выражением глаз. Она взяла у него куртку и повесила в шкаф, проводила в гостиную, где в кресле сидел ее муж и смотрел телевизор. Максимов поздоровался, пригласил инженера присесть. Взял контракт и принялся изучать, делая в нем пометки.

Красавица, открывшая дверь, скользнула по гостю магическим взглядом своих незабудковых глаз и, улыбнувшись ничего не значащей улыбкой, проплыла мимо него и исчезла на кухне. Доленко, как завороженный, смотрел ей вслед. Когда она снова вошла в комнату, толкая перед собой столик с кофе и плавно покачивая бедрами, она казалась ему такой желанной, как ни одна женщина на свете.

Максимов, оторвавшись от контракта и увидев ее, небрежно обронил:

— Моя жена Маша.

По-прежнему глядя на нее со скучающей миной на лице, он продолжал:

— Контракт придется переделать. Цены на поставляемую «Центром» изотопную продукцию надо увеличить. Сейчас на рынке сложилась очень благоприятная конъюнктура. Этим надо воспользоваться. Переделайте бумаги по моим замечаниям, и я их подпишу. Договорились?

Для Доленко теперь стало самым главным не это: он безумно хотел встретиться еще раз с Машей. А взяв контракт для редактирования, он получал законный предлог для нового визита к Максимову.

— Сделаем как вы хотите, Александр Васильевич, — сказал Доленко. — На переделку контракта потребуется две недели. Я буду приезжать к вам для согласования деталей. Вас это устроит?

— Ну конечно. Приезжайте в любое время.

Всю дорогу домой эта женщина не выходила у Доленко из головы. Он думал о ней весь вечер, и утром, еще в полудреме, он по-прежнему воображал себя с нею.

Следующие две недели жизнь Доленко была посвящена переделке контракта. Три раза в неделю ровно в девять он звонил в дверь двадцать девятой квартиры. Часа полтора обсуждал с директором накопившиеся вопросы, потом Маша угощала его чашечкой кофе на дорогу. Все остальное превратилось в скучную обязанность, от которой он хотел отделаться как можно быстрее.

Беседовали они мало. Но за эти несколько встреч Доленко влюбился в Машу Кириллову до такой степени, что ему стоило огромных усилий не выказывать свои чувства. Никаких признаков поощрения с ее стороны он не замечал. Она обращалась с ним как с другом, общество которого ей приятно, и не более того. Но Анатолий Александрович был уверен, что при малейшем поощрении с ее стороны он не сможет удержать себя в руках.

Через две недели контракт был наконец доведен «до кондиции». Доленко отправился к Максимову лишь после полудня, так как боялся, что с утра Маша может уехать за покупками и он не застанет ее дома. Его впустила прислуга. Директор занимался правкой рукописи в своем кабинете и, когда Доленко подошел к нему, едва удостоил его взглядом.

Достав из кейса новый контракт, инженер положил бумаги на край стола.

— Проходите, — буркнул Максимов, махнув рукой в сторону гостиной. — Найдете там мою жену или прислугу. Они угостят вас кофе. Посидите, пока я просмотрю контракт.

Его тон покоробил Доленко. Похоже, директор не видел особой разницы между красавицей женой и служанкой. Инженер вошел в гостиную, обставленную с вызывающей роскошью, доступной, в его представлении, одним лишь олигархам, правительственным чиновникам высокого ранга и новым русским. Тут никого не оказалось. Тогда он пересек гостиную и очутился в большом холле, куда выходило несколько дверей. Одна из них была приоткрыта, и Доленко расслышал голос Маши. Она тихонько что-то напевала, занимаясь уборкой квартиры. Затем выключила пылесос и появилась на пороге.

Чувственные округлости ее тела, бездонные глаза и волосы цвета светлой бронзы, пронизанные солнечными лучами из распахнутого настежь окна — все было в ней восхитительно. На ней были синие джинсы и красная клетчатая ковбойка, но даже в этом незатейливом наряде она была так хороша, что у него перехватило дыхание.

— Здравствуйте, Анатолий Александрович, — улыбнулась она. — Я сейчас сварю кофе и принесу что-нибудь перекусить, а вы посидите пока в гостиной и посмотрите телевизор.

— Спасибо, — поблагодарил он и, чтобы не выглядеть полным идиотом, добавил: — Сейчас по телевизору идет сериал, который я люблю. Так что это как раз кстати.

Маша кивнула. Доленко почувствовал на себе холодный, оценивающий взгляд искушенной женщины, которая прекрасно знает, как действуют на мужчин ее чары. Она как будто старалась понять, что он за человек. Потом повернулась и вышла, оставив его одного. Ему ничего не оставалось, как вернуться в гостиную. Через пять минут Маша появилась и вкатила низкий столик на колесиках. Тонкий белый фарфор, серебряное блюдо с пирожными, еще одно блюдо с бутербродами, кофейник, салфетки, сигареты и откупоренная бутылка коньяка.

Доленко смотрел на все совершенно ошеломленный.

— Сжальтесь, Маша! — сказал он наконец. — Ведь это как в кино. Не осуждайте скромного инженера, если в своем смятении он, может быть, опрокинет чашку! Она рассмеялась.

— Нет, опрокидывать чашки нельзя. Это старинный саксонский фарфор. Очень дорогой. Вы должны быть осторожным.

Маша нагнулась, включила проигрыватель. Минуту она стояла перед большими стереоколонками, раскачиваясь в такт песне, исполняемой Валерием Леонтьевым. Затем усилила звук, чтобы музыку было слышно во всей квартире. Взяла бутылку коньяку, наполнила две рюмки, налила кофе. Утром Доленко не успел позавтракать. Поэтому он без особого труда съел все.

Потом они стояли у окна и курили.

— Мне так хорошо с вами, Анатолий.

Теперь она придвинулась почти вплотную к нему.

— Я думаю, что Александр Васильевич уже подписал контракт. Надо пойти узнать, — сказал он осторожно. И тут до него дошло, что она едва слышит, о чем он говорит.

Запрокинув голову, Маша не отрываясь смотрела на него, и в ее глазах появилось манящее выражение. У Доленко перехватило дыхание. А Маша словно растворилась в нем. Этот поцелуй был как откровение — иначе о нем и не скажешь. Секунд двадцать — тридцать они стояли, обнявшись, потом она резко высвободилась из его рук и, отступив назад, прижала палец к губам. Она не сводила с него взгляда. Ее незабудковые глаза затуманились и были полузакрыты.

— У тебя на губах помада, — произнесла Маша своим хрипловатым, волнующим голосом.

Повернувшись, она быстро подошла к двери и тотчас исчезла.

* * *

На следующий день Доленко вернулся к себе домой лишь после восьми часов вечера. Мысли его по-прежнему были заняты Машей. Он закурил сигарету, сел на кухне и задумался. В который раз он спрашивал себя: чем он смог привлечь молодую, богатую женщину? Впрочем, этот поцелуй мог быть лишь минутным капризом. Нужно выбросить ее из головы. Нечего и надеяться, что ради какого-то инженера она бросит своего мужа. Что он мог ей предложить? Свою убогую однокомнатную квартиру? Да его заработка не хватит ей на нижнее белье. Это была всего лишь прихоть избалованной женщины.

Внезапный звонок нарушил ход его мыслей. Он встал, прошел в комнату и снял трубку.

— Привет, Анатолий. Ты занят?

Кровь ударила ему в голову. Этот низкий, хрипловатый голос он узнал бы из сотни других.

— Нет.

— Нам необходимо увидеться, — продолжала Кириллова. — Не возражаешь, если я заеду к тебе около одиннадцати?

— Буду рад!

— Тогда до встречи. — Она повесила трубку.

Было всего две минуты двенадцатого, когда в дверь позвонили. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он открыл дверь.

— Извини, что так поздно. Мне пришлось дожидаться, пока Максимов соберется и уедет в командировку.

От этого признания у него снова захватило дух. Он пригласил ее войти. Миновав прихожую, Маша прошла в дальний, самый темный конец комнаты и опустилась в кресло.

— Я хочу извиниться за то, что случилось вчера. — Она держалась спокойно и деловито. — Ты, наверно, подумал, что я из тех доступных женщин, которые вешаются на шею первому встречному?

Доленко был несколько обескуражен таким началом.

— Ну что ты. Во всем виноват я сам. Мне не надо было…

— Пожалуйста, не спорь, — нетерпеливо прервала его Маша. — Со мной такое впервые. Признаюсь, я на минуту потеряла голову.

Она поудобней устроилась в кресле.

— У тебя сигареты не найдется?

Анатолий поспешно достал из кармана пачку и протянул ей. Маша взяла сигарету. Анатолий поднес зажигалку и закурил сам.

— Мне до сих пор стыдно! Но почему не назвать вещи своими именами? Ты понимаешь, что женщине в моем положении приходится несладко. И все-таки нельзя давать волю чувствам. Вот я и подумала, что разумнее всего будет приехать к тебе и объяснить, почему это произошло.

— Маша, не думай, что я вообразил…

— Конечно, вообразил! Я нравлюсь мужикам, и ничего с этим не поделаешь. Некоторые, когда узнают, что мой муж старше меня на тридцать лет, начинают буквально преследовать меня по пятам. Но я до сих пор не встретила человека, который мог бы увлечь меня по-настоящему, и мне не составляло труда отделываться от особенно назойливых.

Маша замолчала и затянулась сигаретой.

— Но в тебе я почувствовала нечто незаурядное. Современные мужики какие-то безликие, а ты — личность. Поэтому меня и потянуло к тебе. — Она беспомощно развела руками. — Как бы то ни было, я вынуждена сказать тебе: то, что случилось вчера, не должно повториться.

— Но почему, Маша?

— Пойми, если я, на свою беду, кого-нибудь полюблю, то все равно не смогу бросить мужа. Максимов — директор крупной фирмы, видный ученый. Я не могу позволить, чтобы его имя трепали в связи с моей изменой. Он не заслужил этого. Он дал мне все и вправе рассчитывать хотя бы на мою благодарность.

— Но, если ты полюбишь другого и оставишь мужа, никто не посмеет тебя осудить! — воскликнул Доленко. — Ты слишком молода и красива, чтобы навсегда отказаться от счастья.

— Еще как посмеют, — вздохнула Маша. — Город у нас небольшой. Все быстро становится известным. Обманывать его я не хочу. Так что, ты понимаешь, перспектив у наших отношений никаких нет.

— Ты чувствуешь себя виноватой?

— Пожалуй, нет. — Она закинула ногу на ногу. — Наши отношения далеко не зашли. Пока… Тебе, наверное, надоело слушать мою болтовню?

— Ну что ты! Мне это не может надоесть!

— Спасибо. — Немного помолчав, она продолжала: — Мы с Максимовым женаты уже целых три года. Вначале отношения были прекрасные, потом начали портиться, с каждым годом становились все хуже. Муж стал подозрительным и ревнивым. Если я оказываю кому-то внимание, он закатывает безобразные сцены. Сказывается разница во взглядах и в возрасте.

— Но ты-то здесь при чем? — горячо возразил Анатолий. — Ты же не виновата, что моложе его!

— Да, Максимов думает иначе и все время упрекает меня, два раза даже побил.

И тут Доленко решился задать вопрос, который давно вертелся у него на языке.

— Ты по-прежнему любишь его?

Маша словно окаменела.

— Конечно, нет. Все прошло. За последние три года я много выстрадала, а страдания ожесточают людей. Максимов сильно пьет, часто бывает вспыльчив. Мы с ним разные люди, но ведь он мой муж, и я должна принимать его таким, каков он есть. Он много мне дал: положение, деньги, квартиру. У меня ведь ничего этого не было. Я многим обязана ему.

— Но ты же не любишь его! — упрямо по вторил Доленко, сжимая коленями стиснутые в кулаки руки. — Ты должна расстаться с ним. Отношения ваши зашли в тупик и дальше будут еще хуже.

— А куда я уйду от него? У меня нет хорошей профессии, нет квартиры, нет денег и я не умею их зарабатывать. Без него я ничто. Тебе не понять меня, потому что у тебя все это есть.

Они посмотрели друг другу в глаза.

— Ты совсем выбил меня из колеи, — едва слышно произнесла Маша.

— А ты меня…

— Догадываюсь. Я обладаю способностью создавать трудности не только другим, но и самой себе. У меня и без того нелегкая жизнь, Толя. Давай не будем ее усложнять!

— Я и не собирался. Я тебя отлично понимаю, — ответил Доленко несколько разочарованно.

— Спасибо, Толя. Я бы и не приехала к тебе одна в такое время, если бы не была уверена, что ты меня правильно поймешь. А теперь мне пора.

Маша поднялась. Доленко тоже встал и понуро поплелся вслед за ней. Но Маша не спешила уезжать.

— Как здесь тихо и хорошо! Мне сказали, что ты живешь совсем один. Это правда?

— Правда.

— Мне бы и в голову не пришло, что у тебя нет жены.

— Просто я еще не встретил подходящей женщины.

— Ты так разборчив?

Анатолий пожал плечами.

— По-видимому. Брак дело серьезное, во всяком случае для меня. Думаю, что и для тебя тоже.

— Замуж надо выходить по большой любви. И чтобы была страсть. К сожалению, я поняла это слишком поздно.

— Любовь — обманная страна и каждый житель в ней — обманщик.

— Ты так думаешь?

— Это стихи Марины Цветаевой.

— Сказано верно. Только не все люди понимают это, — сказала Кириллова, направляясь к выходу. Доленко удрученно молчал. В прихожей она снова замешкалась, рассеянно водя пальчиком по узору на обоях.

— Даже не представляю, что я подумаю о себе завтра утром. Я приехала к тебе под влиянием минутного порыва. Мне хотелось объяснить…

— Анатолий накрыл ладонью ее пальцы.

— Маша!

Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Ее, казалось, била дрожь.

— Маша, ты сводишь меня с ума…

— Дорогой, я ужасная женщина. Мне так стыдно, но в тот момент, когда я увидела тебя…

Все преграды рухнули. Она оказалась в его объятиях, и их губы слились в упоительном поцелуе, полном испепеляющей страсти. Он подхватил Машу на руки, внес в комнату, положил на диван…

* * *

Несколько ночей она приходила к нему, и они предавались любви. Это было торопливое утоление страсти, любовь украдкой, и, когда прошло упоение первой близостью, Доленко почувствовал, что ему становится мало этих коротких встреч. Они держали свои отношения в тайне, но такая жизнь давалась нелегко. Маша жила в постоянном страхе, и Анатолий с беспокойством замечал, как она вскакивала и судорожно хватала его за руку при каждом неожиданном звуке, нарушавшем ночную тишину. Она боялась, как бы кто не заметил ее в обществе Доленко, и приходила в ужас от одной лишь мысли, что муж может узнать о ее измене.

В каждую из этих ночей она проводила у него не больше часа-полутора, и всякий раз они едва успевали обменяться двумя-тремя фразами, поэтому он по-прежнему знал о ней так же мало, как в тот день, когда встретил ее впервые.

Но это не мешало ему любить ее. Теперь он уже хотел, чтобы она принадлежала ему одному, и безумно страдал, сознавая, как болезненно она привязана к своему мужу. Она говорила только о Максимове, а он не желал о нем слышать. Вот если бы она хоть что-нибудь рассказала о себе или проявила бы какой-то интерес к его жизни, он был бы на седьмом небе от счастья, но ничего подобного так и не случилось.

На третью ночь, собираясь домой, Маша в очередной раз сказала:

— Никогда не прощу себе, если Максимов обо всем узнает. Я ни на минуту не могу забыть о нем. — Она тяжело вздохнула. — Если я запачкаю его имя, он не вынесет этого. А вдруг ему кто-то сообщит о нашей связи?

— Ради Бога, Маша, хватит об этом! — Доленко уже не мог слышать о ее муже. — Почему ты ему во всем не признаешься? Объясни, наконец, что ты полюбила другого и тебе нужна свобода!

— Анатолий, я не способна на такое предательство. Ты разрываешь мне сердце.

Он нежно обнял ее.

— Ты любишь меня, Маша?

Она подняла глаза, и в них он увидел знакомое ему манящее выражение.

— И ты сомневаешься? Я только и делаю, что думаю о тебе. Нехорошо, конечно, так говорить, но вот если бы Максимов неожиданно умер!

— А что с ним случится? Он достаточно богат и известен. Может завести себе молодую любовницу. Она быстро утешит его. Как, по-твоему, сколько у него денег?

Она пожала плечами.

— Несколько миллионов долларов.

— Несколько миллионов? — ахнул потрясенный Доленко. — Откуда они у него?

— Он читал лекции за рубежом, получал хорошие гонорары за свои книги, которые там издавались. Вот и набралась такая сумма.

— Значит, расходы на любовницу ему вполне по карману. Ты зря волнуешься: с такими деньгами твой муженек не останется без женского внимания. Найдется немало женщин, желающих утешить его.

Маша отвернулась.

— Если Максимов умрет, — голос ее звучал проникновенно и тихо, — его деньги перейдут ко мне. Это будут наши с тобой деньги, Анатолий. Как бы ты поступил с ними?

— Какой смысл говорить об этом? — раздраженно отмахнулся инженер.

— Ну, пожалуйста, Толя, разве тебе так трудно ответить?

Невольно Доленко всерьез задумался. Действительно, что он сделает, если у него будут такие деньги? Он сможет оставить инженерную работу, за которую ему платят гроши, и заняться бизнесом. Например, основать посредническую фирму и заняться экспортом из России радиоактивных материалов и редкоземельных металлов. С деньгами можно достичь многого. Будь у него три миллиона долларов, он бы через год удвоил эту сумму. Он бы сколотил целое состояние!

Он поделился своими соображениями с Машей.

— Как бы мы были счастливы! — подхватила она. Ты бы занимался бизнесом, а я делила бы с тобой печали и радости.

— Что толку мечтать об этом? Твой муж не спешит на тот свет, и ты не получишь его денег, пока не состаришься, а тогда они тебе уже не понадобятся. К черту его миллионы! Получи-ка лучше свободу.

Она покачала головой.

— У тебя совсем крыша поехала? Отказаться от таких денег и жить в нищете? Лучше подумай о том, как заполучить эти деньги. И пока не придумаешь, не звони мне. Иначе мы должны расстаться, другого выхода я не вижу.

Доленко был так ошарашен, что не сразу нашел, что ответить.

— Но послушай, Маша!

— Анатолий, я не шучу. Я не люблю нерешительных мужчин. Я задала тебе задачу, а ты подумай над тем, как ее решить.

— Давай не пороть горячку. Поговорим обо всем спокойно завтра вечером.

— Завтрашнего вечера не будет, — отрезала она.

Он попытался обнять ее, но Маша вырвалась из его рук.

— Не мучай меня, Анатолий. Больше всего на свете я ненавижу ложь и презираю себя с тех пор, как изменила Максимову с тобой. И как мне ни больно, я должна положить этому конец. Прощай, Анатолий!

В ее голосе слышалось такое отчаяние, что Доленко невольно отступил в сторону. Сердце его разрывалось от горя. Маша открыла дверь и бросилась к лифту. Стоя у окна и глядя вслед удаляющейся машине, он старался убедить себя, что к завтрашнему дню Маша образумится, и вечером он снова увидит ее.

* * *

Кириллова сдержала свое слово. Весь вечер Доленко просидел дома, ждал телефонного звонка Маши, выглядывал в окно в надежде увидеть ее машину, и только когда стрелки часов приблизились к полуночи, он понял, что она не придет.

На следующий день была суббота, а по субботам Маша обычно делала покупки в центральном универсаме Новообнинска. Анатолий помчался туда в надежде увидеться с нею. Но она не появилась и там. Он обежал все магазины на главной улице Новообнинска, но тщетно: ее нигде не было. К полудню до него наконец дошло, что надеяться больше не на что. По-видимому, Маша всерьез решила порвать с ним и теперь избегала даже случайных встреч. У него упало сердце. Слоняясь по улицам, он вспомнил, что через неделю у Маши день рождения. Обязательно надо купить ей хороший подарок, это будет хорошим предлогом для встречи. В витрине ювелирного магазина Доленко присмотрел золотое колечко и серьги с сапфирами. Своим цветом сапфиры напомнили ему глаза Маши. Он не мог удержаться и купил весь комплект, а потом попросил продавца выгравировать на внутренней стороне кольца имя своей возлюбленной. Вернувшись домой, он сразу позвонил Маше. Когда в трубке раздался ее голос, его бросило в жар.

— Мне надо поговорить с тобой, Маша, — сказал Анатолий, четко выговаривая слова. — Жду тебя завтра на аллее у рынка в четыре часа, ладно?

Последовало долгое молчание, затем она сухо ответила:

— Вы ошиблись номером. — И повесила трубку.

Он понял, что Максимов находился поблизости и мог услышать их разговор. Теперь ему оставалось лишь дожить до следующего дня.

Без четверти четыре Доленко, надев свой лучший костюм, подъехал к рынку. Без одной минуты четыре Маша показалась на аллее. При виде ее у него перехватило дыхание: так она была хороша. Он вышел из «Ситроена», не в силах оторвать от нее восхищенного взгляда. Присущей ей одной плавной походкой она приблизилась к нему. Он торопливо распахнул дверцу автомашины.

— Привет, — сдержанно поздоровалась она.

У него защемило сердце. Он представлял себе встречу совсем иначе. Он не нашел что ответить и просто сделал то, о чем давно мечтал, — жадно обнял ее, но Маша выскользнула из его объятий.

— Не надо, Толя! Я уже предупреждала тебя, что теперь мы только друзья.

— Друзья? После всего, что было между нами?

— Ладно. Если это тебе не под силу, я ухожу и больше никогда не увижусь с тобой. Прощай, Толя.

Доленко тяжело вздохнул.

— Хорошо, Маша. Я принимаю твои условия. Буду держать себя в руках.

— И сходить с ума?

— Я уже давно с него сошел, как только увидел тебя.

Она села в «Ситроен» рядом с ним.

— Куда едем?

— Я знаю один ресторанчик, он стоит в стороне от дороги, и нас там никто не знает. Тебе там понравится, — пробормотан Анатолий.

— Сомневаюсь, — сказала она холодно.

Дальше они ехали молча.

Ресторанчик, который облюбовал Доленко, славился своими рыбными блюдами. Оставив машину на стоянке, они поднялись в зал, где в приглушенном свете ламп официанты в белых куртках сновали проворно и деловито, как хорошо управляемые роботы. Анатолий заказал рыбную солянку, черную икру, рыбное ассорти и бутылку полусладкого шампанского.

В ожидании заказа он не отрываясь смотрел на Машу, надеясь уловить в ее глазах хоть намек на столь знакомое ему манящее выражение, но взгляд ее был непроницаем. И у него возникло такое чувство, словно ярко освещенные окна прежде гостеприимного дома вдруг закрыли глухими ставнями. Маша первая нарушила затянувшееся молчание. Когда официант принес заказ, она, улыбнувшись, сказала:

— А здесь мне нравится, Толя! Подумать только, я не была в ресторане уже два года. Я давно нигде не была.

— Рад, что угодил тебе, — ответил Доленко, наливая шампанское. — Если захочешь, мы можем иногда сюда выбираться.

Его нарочито-веселый тон, по-видимому, задел ее за живое, и она с интересом взглянула на него.

— Как странно, Толя, я ведь совсем тебя не знаю. Ты мне почти ничего не рассказывал о себе. Что бы ты стал делать, например, если бы в один прекрасный день тебе вдруг открыли кредит на крупную сумму?

У Доленко не было желания распространяться на эту тему. Ему вообще не хотелось говорить. Почему она так часто выбирает для разговора именно эту тему? Может быть, Максимов рассказал ей о его неудачной попытке вынести с территории «Центра» «красную ртуть»? О том, что он, инженер Доленко, оказался обыкновенным вором, что угроза судебного преследования еще висит над ним. Настроение у него ухудшилось, но тем не менее он ответил:

— Я бросил бы работу в «Центре» и открыл бы свое собственное дело. Я уже говорил тебе о своих планах и о том, что для начала дела мне необходимо хотя бы около миллиона долларов.

— Мне нравится твоя уверенность, — сказала она серьезно. — Обещаю тебе, что если Максимов умрет, ты получишь эти деньги, а может даже больше.

— Я уже слышал об этом, — ответил он с раздражением. — Но пока твой муж, кажется, жив?

Маша нахмурилась.

— Это твоя проблема, Толя. Это ты должен сделать меня богатой наследницей. А потом деньги будут у нас и мы найдем, как приделать к ним ноги… Не забывай, мы не только любовники, но и компаньоны по бизнесу.

Маша украдкой взглянула на часы.

Доленко подозвал официанта и попросил счет. Через несколько минут они поднялись и вышли из ресторана. Садясь в машину, Маша улыбнулась.

— Не сердись на меня, Толя. Сегодняшний вечер доставил мне столько удовольствия!

— Очень рад. — О себе старший инженер не мог этого сказать. Перспектива быть втянутым в мокрое дело отнюдь не радовала его. Он завел двигатель, и они поехали в Новообнинск. Минут тридцать ехали молча. Километрах в десяти от города Доленко притормозил.

— Скоро твой день рождения, Маша. Хочу кое-что тебе подарить. — Он вынул из кармана пакетик с кольцом и серьгами, положил ей на колени.

— Что здесь такое, Толя?

Он зажег свет на приборном щитке.

— Открой и посмотри.

Освободив пакет от тесьмы, она развернула бумагу и открыла коробочку. На темном бархате кольцо и серьги смотрелись великолепно. У Маши вырвался возглас восхищения.

— Неужели это мне?

— Да, тебе. Серьги очень подходят под цвет твоих глаз.

Она бережно закрепила серьги и одела кольцо, посмотрелась в зеркальце.

— Блеск! Толя, ты меня искушаешь, и я не могу устоять перед соблазном.

— Я и не думал тебя искушать. Я просто хочу сделать тебе подарок.

Он остановил машину недалеко от ее дома. Маша вышла из салона, Доленко вылез вслед за ней. Они стояли и молча смотрели друг на друга.

— Ты даже не представляешь, любимый, — наконец сказала она, — как мне было хорошо. Я очень благодарна тебе. И еще раз спасибо за чудесный подарок. Мне так давно никто не делал таких подарков!

Подавшись вперед, она обвила руками его шею, и ее губы коснулись его губ.

Но теперь ему и этого было мало. Сжимая ее в объятиях, он думал о том, что совсем недалеко от них, в постели лежит ее муж, который, скорее всего, уже спит. Она не любит его, но, пока он жив, ему придется довольствоваться лишь жалкими крохами украденной любви.

* * *

На следующий день Маша позвонила ему неожиданно рано. Доленко только что закончил завтракать и собирался пойти на работу.

— Когда я вернулась домой, Максимов не спал, — сообщила она. — У него в спальне горел свет.

— Анатолий стиснул телефонную трубку.

— Он догадался, куда ты уходила?

— Понятия не имею. С утра он злой, как собака, и не разговаривает со мной. Ушел на работу, даже не попрощался. Ох, Толя! Прости, но я прошу тебя пока не звонить и не искать со мной встреч. Я вела себя безрассудно! Прости, милый, но так надо. Он не должен ни о чем догадаться. Иначе он раздует дело о хищении «красной ртути» и засадит тебя в тюрьму.

— Маша, послушай, — попытался возразить Доленко, — мы не можем так просто взять и расстаться…

— Муж возвратился, — перебила его она и бросила трубку.

Влюбленный мужчина легко теряет голову. Анатолий испытал это на себе. После их последнего разговора прошло четыре дня и четыре долгих, мучительных ночи. Он не находил себе места. Все валилось у него из рук, работа не клеилась. Он беспрерывно думал о ней.

Трижды Доленко звонил ей. Один раз к телефону подошла Надя, прислуга Максимовых, и он повесил трубку. Другой раз ответил сам директор, неожиданно оказавшийся дома, и он снова дал отбой. Наконец, на третий раз к телефону подошла Маша, но теперь уже она сама бросила трубку, едва заслышав его голос.

На пятый день, придя домой, он достал бутылку водки и основательно к ней приложился. Спиртное одурманило его. Он не был алкоголиком, но почувствовал потребность напиться, чтобы притупить невыносимую тоску, овладевшую им. Водка помогла ему забыться. Впервые за время разлуки с Машей ему удалось крепко заснуть. Но и во сне она явилась к нему. Через десять дней после их последней встречи директор простудился и опять не вышел на работу.

* * *

Анатолий Доленко сидел за письменным столом и составлял контракт на поставку фирме «Бамет» в течение следующего года одной тысячи килограммов «красной ртути». Естественно, слова «красная ртуть» в контракте не фигурировали и были заменены словами «условленный реагент». Затем он записал в контракт цену за один килограмм «реагента», установив ее по договоренности с фирмой в размере двухсот восьмидесяти тысяч долларов.

Работалось плохо. Рука сама тянулась к телефону, и он постоянно одергивал себя. «Нет, не трогай ее сейчас, оставь в покое. Муж сейчас дома, разговаривать она с тобой не будет. Подожди…» Но рука все тянулась к телефону, пальцы нервно барабанили по трубке.

Неожиданно позвонил Казарян и пригласил его к себе в кабинет.

— Анатолий Александрович, звонил Максимов, — сказал Казарян инженеру. — Он сейчас на больничном. Просил привезти ему на подпись контракты и несколько договоров, переделанных по его указаниям. Эти бумаги прошли через твои руки. Ты их готовил, и никто кроме тебя лучше не ответит на вопросы директора. Придется тебе снова съездить к нему.

— Доленко встрепенулся. Это была первая хорошая новость за последние дни. Теперь, по крайней мере, у него появился законный предлог повидать Машу.

— Все сделаю, Станислав Арташесович, — радостно заявил Доленко. — И сейчас же еду.

Через полчаса его «Ситроен» остановился возле дома, где жил Максимов. Доленко вылез из машины, схватил папку с документами и поднялся на восьмой этаж. Мысленно ему уже рисовалась встреча с Машей, но когда он позвонил, дверь ему открыл сам Максимов. Приподнятое настроение инженера разом улетучилось. Он не предвидел такого исхода.

Максимов махнул рукой в сторону гостиной.

— Можете отдохнуть пока там, посмотреть телевизор, почитать прессу. Я позову вас, если возникнут вопросы.

Доленко отдал папку и прошел в гостиную. Маши там не было. Он включил телевизор и стал просматривать газеты, сваленные на журнальном столике.

Прошел час. Анатолий проголодался и решил спросить директора, долго ли ему ждать. В это время дверь отворилась и вошла Маша. Его поразила ее бледность. Она бросила на него ничего не значащий взгляд и вежливо кивнула.

— Маша, поди сюда! — рявкнул Максимов из кабинета.

Так иногда разгневанный хозяин подзывает провинившуюся собаку. Но Маша восприняла все спокойно. Покрутив пальцем у виска, пожала плечами и пошла в кабинет.

— Найди контракт с фирмой «Карина» и принеси его сюда. Я отправлю его Казаряну вместе с остальными.

Маша подошла к шкафу, стоящему в кабинете, и стала лихорадочно искать контракт. Как назло, быстро найти его она не смогла.

— Сколько ты будешь копаться? — Максимов нетерпеливо щелкнул пальцами.

— Я не могу его найти.

— Вечно ты ничего не можешь найти. Посмотри в шкафу, который у тебя в комнате. Может быть, я положил его там. Иногда наиболее важные бумаги я кладу туда.

Новые поиски опять не увенчались успехом. Максимов пришел в ярость и стал искать сам. Доленко заметил на столике в кабинете директора полупустую бутылку водки и стакан.

По-видимому, Максимов уже как следует нагрузился. Он стал рыскать по всей квартире, ища пропавший контракт.

На трюмо в спальне у Маши он заметил сумочку, взял ее, зачем-то открыл и в бешенстве швырнул на пол. Ее содержимое высыпалось прямо под ноги вбежавшей Маше. Среди обычных женских мелочей там были серьги с сапфирами и золотое кольцо, которое подарил Доленко, и Максимов не мог их не заметить. Он тупо уставился на серьги, потом перевел взгляд на откатившееся кольцо. От неожиданности Маша на какую-то долю секунды остолбенела, но потом нагнулась и быстро подобрала серьги. Однако директор уже пришел в себя. Он поймал Машу за руку и, грубо вывернув запястье, вырвал у нее драгоценности. Маша снова попыталась завладеть ими. Остальное произошло в считанные секунды. Побагровев от ярости, Максимов наотмашь ударил ее по лицу. Маша покачнулась и, потеряв равновесие, упала на четвереньки.

Анатолий не шелохнулся, хотя с трудом сдерживал желание придушить его на месте. Бормоча что-то себе под нос, директор разглядывал серьги. Маша, покачиваясь, поднялась на ноги. Нос у нее был разбит, из него сочилась кровь. Выглядела она ужасно: лицо побледнело и напряглось. Максимов поднял кольцо и ему в глаза бросилась надпись на его внутренней стороне. Когда он снова посмотрел на Машу, его лицо исказилось ненавистью.

— Значит, ты подыскала себе любовника? — Он произнес это с такой злобой, что Доленко стало страшно. Маша ничего не ответила. Прижав руки к груди, она прислонилась к стене. Кровь из разбитого носа стекала по подбородку и капала на платье.

— Ты позоришь меня, сука! Ведешь себя, как шлюха!

Он со всей силой швырнул серьги ей в лицо. Хорошо еще, что она успела прикрыть лицо руками. И только тут Максимов вспомнил об инженере.

— Убирайтесь отсюда, — заорал он, — и не вздумайте болтать о том, что вы здесь видели! Если будете трепать языком, я вас уничтожу! Мерзавец!

Доленко схватил папку с подписанными документами, пулей вылетел из квартиры, спустился вниз, сел за руль своего старенького «Ситроена» и включил двигатель. Бросив взгляд вперед, он увидел, что из подъезда выбежала Маша. На подбородке запеклась кровь, а глаза неестественно блестели. Анатолий вылез из машины и бросился к ней.

— Не прикасайся ко мне! — взвизгнула она.

Он замер на месте.

— Маша! Теперь ты не можешь оставаться с ним. Поедем со мной. Ему придется дать тебе развод.

— Не подходи ко мне! — Она словно выплюнула в него эти слова. — Он чуть не убил меня, а все из-за того, что я имела глупость влюбиться в тебя.

— Успокойся, Маша. Тебе уже не жить с ним. Ты должна немедленно уехать.

— Да уберешься ты наконец? Или мне в ножки тебе поклониться, чтобы ты отстал от меня? Я докажу ему, что сама купила кольцо и серьги, если ты не будешь соваться. Сколько раз тебе повторять — я не могу его оставить! Я же потеряю все!

— Пока он жив, — задумчиво добавил Доленко. — Это ведь твои слова?

Она раздраженно отмахнулась от него.

— Он проживет еще очень долго. А теперь уезжай. Иначе я возненавижу тебя так же сильно, как пока еще люблю.

Маша повернулась, побежала прочь и скрылась в подъезде. Он не пытался догнать ее. Именно в эту минуту он решил убить Максимова. У него просто не было другого выхода. И он удивился, что эта простая мысль не пришла ему в голову раньше.

* * *

Он вернулся домой, разделся и лег на диван. Убить Максимова — вот единственный выход! Жалости к директору он не испытывал, да и сама идея убийства не внушала ему отвращения. Скорее наоборот. Именно теперь, когда Доленко наконец решил действовать, он почувствовал парадоксальное умиротворение и свободно вздохнул.

Вот только как совершить убийство и не схлопотать срок? Удастся ли это ему? Директора всюду сопровождает вооруженный охранник. Это значительно усложняет дело. Кроме того, он никогда не держал в руках оружие.

После долгих раздумий он пришел к выводу, что главное — не пороть горячку. Надо нанять профессионального киллера и хорошо ему заплатить. Деньги у него есть. Ведь до того, как его задержали в проходной, он сумел вынести килограмм «красной ртути» и продать его.

Подумать только, смерть Максимова позволит Маше получить свободу и стать его женой! Заодно она унаследует от мужа хороший капиталец. Найти бы только хорошего киллера, и тогда его с Машей ожидает поистине райская жизнь! Главное, он должен быть совершенно уверен, что на Машу не падет и тень подозрения. Да и ему самому не мешало запастись железным алиби на случай, если следствию станет известно об их отношениях. Тут было над чем поломать голову.

Он не спал всю ночь, но так ничего и не придумал. Под утро он заснул, а когда проснулся, то вспомнил про Юлию Брусникину, подругу Кирилловой. Эта молодая женщина, приехавшая из Казахстана, очень нуждалась в деньгах и отлично стреляла. Надо будет осторожно поговорить с ней. Если она согласится выполнить заказ, это был бы идеальный вариант.

«Максимов хорошо знает Брусникину, — вихрем пронеслось у него в голове, — значит, не будет остерегаться ее. Охранник тоже ее знает и не заподозрит ничего. Брусникина может подождать директора в его квартире, придя навестить подругу. Когда машина директора подъедет к дому, ее можно увидеть из окна. Юля может спуститься вниз и ликвидировать обоих, если в подъезде не будет никаких свидетелей. А если будут, операцию можно перенести на другой день».

Итак, теперь остается только уговорить Юлю. Она — человек без комплексов, положение у нее безвыходное, остается только предложить ей приличную сумму, на которую она сможет купить квартиру и обставить ее.

* * *

Брусникина приехала в Новообнинск из Казахстана, продав за бесценок свою двухкомнатную квартиру в Темиртау. К русским там стали относиться плохо, найти приличную работу было невозможно. В России же она рассчитывала не только подыскать работу, но и устроить как-то свою личную жизнь и жизнь своего сына.

Ваня был хорошим ребенком, даже примерным… В свои семь лет он никогда не хныкал и не капризничал. Юлии он порой казался маленьким старичком. Время от времени от него можно было услышать удивительно мудрые суждения, он был не по-детски терпелив и часто обнаруживал несвойственную его возрасту зрелость ума. Но когда Ваня спрашивал, где его папа, видя других детей прогуливающихся с отцами, он казался ей таким беззащитным и ранимым, что у нее щемило сердце. Она просто не знала, как рассказать ему об отце. Мальчик был слишком мал, чтобы понять всю правду, а обманывать его она не хотела. Правда же состояла в том, что Ваня появился на свет в результате скоротечного романа, бурного и безрассудного. Единственный раз в жизни Юля, отбросив осторожность, целиком отдалась страсти. И с этим мужчиной, ее тренером, она забыла всякие приличия и принципы. Но она пыталась уверить сама себя, что это и есть настоящая любовь, дарованная ей судьбой.

Позже, когда она осознала, что этот человек попросту лгал и использовал ее, относясь к ее чувствам с полным пренебрежением, ей стало нестерпимо больно. Поняв произошедшее, она вычеркнула этот постыдный эпизод из жизни и зареклась вспоминать о нем. Тем более, что тренер, узнав о ее беременности, поспешил уехать на сборы, предоставив ей самой выпутываться из создавшегося положения.

Она не стала делать аборт. И впоследствии она ни разу не пожалела о своем решении. У нее лишь щемило сердце, когда она видела, каким маленьким, беззащитным и потерянным становился Ваня, спрашивая об отце. В такие минуты ей хотелось плакать. Кроме того, ее угнетало еще одно обстоятельство: у нее не было собственной квартиры и никакой светлой перспективы впереди не маячило. Надо было срочно что-то предпринимать.

* * *

Около девяти вечера «Ситроен» Доленко остановился у невзрачного двухэтажного дома, где Брусникина снимала комнату. Сдавала ей комнату супружеская пара — два алкаша. В этот вечер, как всегда, они спади в соседней комнате мертвецки пьяные. Сын Юли смотрел телевизор у приятеля на первом этаже того же дома.

Деньги, полученные Брусникиной за двухкомнатную квартиру в Темиртау, подходили к концу. Юля была в отчаянии и понимала, что вскоре с сыном окажется на улице.

Доленко поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру оказалась открытой и он беспрепятственно вошел в прихожую. М-да, ворам тут делать было нечего. Юля с рюмкой водки в руке сидела на кухне и задумчиво ковыряла вилкой остывший бифштекс. Она, казалось, была чем-то возбуждена: лицо ее раскраснелось, а глаза неестественно блестели. От одного лишь вида будущего киллера Доленко стало не по себе. Брусникина откинулась на стуле.

— Извини за обстановку. — Она сделала глоток и поморщилась. — Согласись, не слишком приятно жить здесь и еще менее приятно знать, что через полмесяца тебя выбросят на улицу. Деньги у меня кончились. Платить за жилье нечем. Ты не можешь мне помочь с работой? Я готова на все.

Момент показался ему подходящим, и Доленко решил сразу перейти к делу.

— Слушай, Юля. А если бы тебе предложили приличные бабки, за которые ты смогла бы купить квартиру и обставить ее?

Такое предложение ее сразу заинтересовало.

— Кто предлагает?

— Ну, я знаю одного человека. Он просил поговорить с тобой. У него есть работа для тебя с очень приличной оплатой.

— Что за работа?

— Работа, которая требует твоих профессиональных навыков. Ты ведь мастер спорта по стрельбе?

— Ну и что?

— Он хочет устранить конкурента и готов заплатить за это двадцать тысяч долларов.

— Он хочет нанять киллера?

— Именно так.

— А откуда он меня знает?

— Навел справки. Меня расспрашивал тоже.

— А почему он не обратился прямо ко мне?

— Потому что не хочет светиться. А через меня ему очень удобно: ты не знаешь его, он не знает тебя. Полная анонимность. И я получу хороший процент от сделки. Ну как, согласна?

Брусникина хотела отказаться и выставить Доленко за дверь, но против воли слушала, не в силах сдвинуться с места, как кролик, загипнотизированный удавом. Она только спросила:

— А кого надо устранить?

— Максимова, директора «Центра», ты его, наверное, знаешь.

Анатолий в упор посмотрел на нее, и она словно прилипла к стулу.

— А чего ты удивляешься, Юля. Максимов — директор крупной фирмы, производящей очень дорогую продукцию. Есть люди, желающие занять его место, есть враги, которых он успел нажить…

— Да я не о том. Все-таки муж моей лучшей подруги…

— Уверяю тебя, что твоя подруга будет только рада. Ты же знаешь, что их отношения зашли в тупик.

— Это правда. Но Максимов всегда ходит с охранником. Это усложняет задачу. А раз задача усложняется, значит и заплатить придется вдвое больше. За сорок тысяч баксов, я, пожалуй, согласилась бы. Только пусть заказчик достанет и оружие. Лучше всего автоматический пистолет «Глок» с глушителем.

— Я передам ему твои пожелания. Думаю, что он согласится с ними.

Брусникина поджарила оставшийся бифштекс, приготовила сачат, налила две рюмки водки, и они выпили за успех дела.

Домой Анатолий несся, как на крыльях. Все складывалось как нельзя лучше. Всю прошлую ночь он безуспешно ломал голову над тем, как безнаказанно устранить соперника. И только теперь понял, что нашел единственный по-настоящему надежный способ добиться Маши и ее денег.

По существу, все так и получилось, только счастья это в результате никому не принесло.