Через окна кабинета Елены над ее салоном красоты, расположенном почти что на углу Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, доносится все нарастающий шум. Толпа манифестантов, увеличивающаяся с каждой минутой, громко выкрикивает лозунги, протестуя против увольнений, роста цен, голода. Гнев тридцати пяти тысяч человек, вышедших на улицы Нью-Йорка, ощущается и в ласкающей атмосфере салона, где в кабинетах стоят массажные столы, где все располагает к расслаблению и безмятежности.

Америку охватила Великая депрессия, и никто в мире, даже богатые клиентки Елены, не могут сделать вид, будто все по-прежнему. Финансовый водоворот, обогативший Елену Рубинштейн и позволивший ей обойтись без увольнений, превратился в экономический кризис, равных которому еще не бывало. Он выбросил на улицу тысячи предпринимателей, рабочих и служащих.

В обнищавшей стране Елена по-прежнему остается одной из самых богатых женщин. Она по-прежнему на виду. У нее есть все — успех, богатство, слава. Все, кроме любви. Сказать, что ей не хватает Эдварда, значит ничего не сказать. И она глушит себя работой, трудится все больше и больше, заставляя и всех вокруг делать больше, с каждым днем все больше!

Бурная деятельность всегда взбадривала и спасала Елену. Она снова отправляется в путь, объезжает Америку, рекламируя свою первую книгу «Искусство женской красоты». Написать ее она поручила ghost writer, литературному негру, но все идеи принадлежали ей. Две первые главы посвящены рассказу о ее жизни. Елена приукрашивает ее как только может, особенно свое детство в Польше и молодость в Австралии. Умолчания и выдумки отныне запечатлены навек.

Но большая часть книги посвящена косметике и красоте. И тут Мадам не лукавит. В этой области она не только императрица, но и пророчица. «Я уверена, настанет время, когда женщина пятидесяти лет будет казаться тридцатилетней, а женщина в семьдесят будет считаться достигшей зрелого возраста».

В эти трудные времена женщинам больше чем когда-либо нужна легкость и раскрепощенность. Они покупают книгу Елены, читают ее, передают другим. Елена дает интервью всем, кто попросит. В сентябре 1930 года она приезжает в Бостон с секретаршами, рекламными агентами и тоннами багажа, словно решила прожить здесь год, а то и больше. Мадам Рубинштейн никогда не умела путешествовать налегке. Зачем, собственно? Она должна менять туалеты несколько раз в день, если хочет произвести впечатление на прессу.

Журналистка Грейс Дэвидсон посвящает Елене большую статью в «Boston Post». Фотография, сопровождающая публикацию, представляет Елену в божественном платье от Пуаре. Вокруг полной шеи не меньше пяти ниток черного жемчуга.

— К какой цифре приближается ваше состояние? — полюбопытствовала журналистка.

— У меня двадцать миллионов, — не задумываясь ответила Елена.

Она назвала первую цифру, которая пришла ей в голову. Соответствует ли она действительности, не имеет никакого значения. Чем больше будет ее богатство, тем больше ее будут уважать.

— Что вы считаете главной обязанностью женщины? — задает новый вопрос Грейс Дэвидсон.

— Оставаться молодой! Мы все должны иметь возможность жить полной жизнью, путешествовать, много работать, зарабатывать деньги, тратить их, иметь детей, страстно влюбляться.

Что касается двух последних пунктов, то Елена выполняет их не лучшим образом. Своими детьми, ставшими уже взрослыми юношами, она интересуется не больше, чем прежде. А что касается страстной любви…

Последнюю попытку помириться с Эдвардом она предприняла в Париже, вскоре после рекламного тура. Эдвард приехал встречать жену в Гавр и был очень удивлен, увидев, что она спускается с парохода в сопровождении не только горничной, но и новой лучшей подруги, журналистки Грейс Дэвидсон, с которой, похоже, не расставалась после интервью для «Boston Post».

Елена, хоть и желает больше всего на свете снова жить вместе со своим мужем, в последнюю минуту пугается и боится встречи наедине. Великий стратег в делах, она становится совершенно беспомощной в отношениях с Эдвардом и сама отрезает себе все пути к успеху. Или больше не верит, что ее усилия могут чему-то помочь?

Как бы там ни было, но Елена уговорила юную застенчивую Грейс поехать вместе с ней и купила для нее билет. Будучи человеком воспитанным, а может, просто проявляя осмотрительность, Эдвард в присутствии журналистки не обронил ни одного неосторожного слова за всю долгую поездку на автомобиле от Гавра до Парижа. Но сказать, что на его лице было написано недовольство, значит ничего не сказать.

Эдвард тоже не хочет разводиться с Еленой. Дамский угодник, ценитель женской красоты, подчас жестоко и жестко утверждающий свое мужское превосходство над женщиной, которая держит его в финансовых тисках, он не меняется. Но и не расстается с мечтой, таящейся где-то в глубинах его души, о мирной семейной жизни. К тому же, хоть он и вынужден выпрашивать каждый сантим у жены, она в конце концов выдает ему эти сантимы, так что развод никак не улучшит его финансового положения.

Мисс Дэвидсон ужинает с четой Титус в «Куполь» и не расстается с ними до позднего вечера, даже когда они все втроем идут выпить напоследок в «Селект». На следующее утро она вновь удостаивает их чести своего присутствия.

Грейс Дэвидсон так и не поняла, какую роль ей отвели: китайской вазы или подсвечника, и назвала свои встречи с Титусами «крайне странными» и «напряженными», признав при этом, что Эдвард обладал невероятным обаянием.

За эти несколько дней Елена почувствовала себя немного лучше только на светском приеме, куда были приглашены супруги. Она встретила там скульптора Константина Бранкузи, у которого только что купила одну из его лучших работ — «Белая негритянка». Они долго разговаривали. Бранкузи выражал ей свое восхищение. Елена наконец стала улыбаться.

С Бранкузи Елена знакома не первый год. Они почти ровесники. Константин Бранкузи родился в Румынии в 1876 году и приехал в Париж в начале ХХ века учиться в Школе изящных искусств. Елену восхищали его тяготеющие к абстракции работы в мраморе и бронзе. Она уже купила у него одну скульптуру из серии «Птица в пространстве». Они оба преклонялись перед примитивным искусством.

— Уж конечно, это лучше, чем всякие schnorrers, босячки, которых обожает Эдвард, — шепнула Елена недоумевающей Грейс.

Да, понять Елену бывало нелегко.

Елена часто приезжала в Париж уже одна и очень подавленная. Пропасть между ней и Эдвардом все увеличивалась и увеличивалась. Угнетенное состояние делало Елену особенно уязвимой. На свое несчастье, она прислушивалась ко всему, что нашептывали ей прихлебатели и сплетники, верила всему, что говорили ей о муже…

— Как? — шелестела ее соотечественница, графиня Тамара Лемпицка, художница, у которой Мадам только что купила картину. — Вы не знаете последнюю любовницу вашего мужа?

Париж жесток. Говоря о любовнице, польская художница подразумевала Анаис Нин. Анаис Нин, молодая женщина, жившая тогда в Лувесьене со своим первым мужем, банкиром Хью Паркером Гилером, познакомилась с Эдвардом, потому что хотела написать книгу о Д. Г. Лоуренсе, которым восхищалась. Она искала издателя. Эдвард прочитал несколько страниц будущей книги, одобрил и попросил продолжать.

Было ли еще и любовное увлечение? Елена не располагала никакими доказательствами. Но если Мадам что-то вбила себе в голову, значит, так оно и есть. Она стала угрожать мужу разводом, и на этот раз вполне серьезно.

Напрасно Эдвард отрицает свою вину, Елена ему не верит, она больше ему не верит, она больше не хочет ему верить. Желая отомстить Эдварду, она лишает его поста директора в своем холдинге недвижимости и передает эту должность Полю, мужу сестры Стеллы. Удар ниже пояса, мужчины ненавидят друг друга. Эдвард терпеть не может фатоватого хлыща. Но это еще не все. Мадам приказывает снести здание, где располагается «Жокей-клуб», любимое ночное заведение Эдварда в Париже, объявив, что собирается построить вместо него доходный дом. Эдварду, без сомнений, трудно перенести этот удар. Впрочем, он никогда и словом не намекал своим друзьям на то, что имеет некоторое отношение к правам собственности на это здание.

Пропасть между Еленой и Эдвардом все углубляется. Год спустя Эдвард издает книгу Анаис Нин. Это будет последняя книга, которую опубликует «Черный человечек». Елена твердо решила развестись и сделает это в 1938 году, а главное, она решила больше не содержать Эдварда, а значит, его издательство и журнал.

Елена не хочет жить и в квартире на бульваре Распай, хотя декор в ней выполнен в стиле ар-деко, который она обожает. Оформление необычайно красивое, но не вызывающее. Мадам дарит возможность наслаждаться им своей сестре Стелле и ее мужу. Оформление квартир-студий для колонии художников, которую мечтал устроить Эдвард, так и не доведено до конца. Ничего страшного, их сдадут в том виде, в каком они есть, тем более что Елена окончательно разругалась с декоратором, который должен был их оформлять.

Жожо Серт, бывший муж Миси, предлагает Мадам купить у него дом. Речь идет об особняке Веслен, набережная Бетюн, 24, на острове Сен-Луи. Мися берет на себя роль посредника. Адвокаты ведут долгие переговоры: выселить тех, кто поселился в этом доме, весьма непросто. Дело тянется три года.

Но вот оно завершилось, и закончилась эпоха в жизни Мадам: отныне Титусы видятся все реже и реже.

— Их брак разрушился исключительно из-за денег, — скажет в 50-х годах Патрику О’Хиггинсу Эжени Мец, экономка Елены.

Со своим мужем Гастоном Эжени занималась обустройством квартиры Мадам, которую та облюбовала для себя на последнем этаже дома на набережной Бетюн. Семейная пара Мец поступила на службу к Титусам в 20-х годах, чтобы заниматься детьми.

Патрик О’Хиггинс стал секретарем Мадам только в 50-е годы и, конечно, не знал всех подробностей длинной семейной истории. Во время его первого приезда в Париж вместе с Мадам Эжени рассказала ему о сложных взаимоотношениях хозяев.

— Мадам вам все объяснит по-другому, — прибавила Эжени, — она вам скажет, что виноват месье, потому что заводил себе любовниц. Это, конечно, правда, но что ему было делать? Она не уделяла ему ни минутки. Одному Богу известно, как она нашла время родить двоих детей!

В отчаянии от крушения своей семейной жизни Елена вновь отправляется путешествовать. В Вене с ней случился приступ аппендицита. Обнаружились и гинекологические проблемы, пришлось делать две операции. Выздоровление шло долго, поправлялась Елена в Лондоне у сестры Чески. В это время одно за другим она получает два известия, которые не улучшают ее состояния. В середине 1931 года в Кракове умирает ее отец. Мадам ненавидит похороны и отправляет в Краков сестер, а сама не едет. Спустя неделю умирает мать. Гитель не смогла пережить своего мужа.

Елена и представить себе не могла, как тяжело будет мучиться чувством вины. У нее наступает тяжелая депрессия. Она проводит дни в одиночестве, не встает с постели, чувствует себя виноватой, страдает от ностальгии, которой до этого у нее никогда не было. В памяти всплывают давно забытые картины. Елена вспоминает Казимеж, Мельбурн, Лондон, счастливые дни с Эдвардом. Винит себя за то, что ни разу не съездила повидаться с родителями. Вина и горе заставляют ее забыть обо всех своих обидах.

Измученная, отчаявшаяся, она превратилась в крошечный комочек горя на атласных простынях. И это так не похоже на Мадам, что все вокруг — семья, служащие, врачи — впадают в панику.

Елене предписывают отдых в горах Швейцарии. Мадам подчиняется без возражений. Она хорошо себя знает, она знает, когда ее телу и голове пора побыть в покое. На отдыхе силы мало-помалу возвращаются к ней, и Елена едет в Париж. И тут же начинает ссориться с мужем, что как нельзя лучше свидетельствует о том, что она окончательно выздоровела. Затем она снова уезжает в Нью-Йорк и погружается в работу. Она начинает с того, что берет нового директора по продажам; зовут его Гарри Джонстон, и она слышала о его необыкновенных организаторских способностях. Елена назначает ему огромную зарплату, он должен по-новому организовать предприятие.

— Чем больше работаешь, тем ты счастливее и тем меньше у тебя времени думать о всяких глупостях, — повторяет Елена.

Это было ее искреннее убеждение, но она повторяла его еще и вслух, как мантру. Елена делает все, чтобы изгнать Эдварда из своих мыслей. Деньги Леманов по-прежнему ей очень кстати: они позволяют ей заново отремонтировать купленный в 1927 году дом номер 52 на улице Фобур-Сент-Оноре. Она по-новому размещает там офисы и косметический салон.

Елена решает также заново оформить салон на Графтон-стрит в Лондоне. По части искусства она всегда в первых рядах и никогда не боится доверить работу молодым талантам. Свой салон она доверяет Эрно Голдфингеру, архитектору, о котором много спорят, и его помощнику Андре Сиву. Результат тоже получился спорным, но впечатляющим: металлизированные стены с черными зеркалами, ковры с серыми полосами.

Елене оформление не нравится, даже для нее оно слишком авангардистское и эксцентричное. Она отказывается выплатить Голдфингеру гонорар. Архитектор и хозяйка салона ссорятся, но впоследствии архитектор признается, что у Елены множество достоинств.

Несмотря на недовольство хозяйки, салон уже при открытии произвел огромное впечатление. Известность Голдфингера растет, способствуя и известности Елены, которая, по отзыву прессы, «преуспевает в украшении интерьеров не хуже, чем в украшении экстерьеров».

В Париже на Монпарнасе кризис тоже дает себя знать. Американцев, во всяком случае художественную интеллигенцию, он подкосил достаточно сильно, и у художников и писателей нет больше средств на жизнь во французской столице.

Эдвард кладет ключ под дверь квартиры в доме номер 4 по улице Деламбр и переселяется в Кань-сюр-Мер, где обосновалась колония художников. Свою легендарную библиотеку он увозит с собой. И продолжает выпрашивать у жены деньги. Она дает их или не дает, в зависимости от настроения.

Хотя вполне могла бы обеспечить все его просьбы, даже самые неразумные. Состояние ее очень велико и позволяет любые траты.