В субботу без четверти три Леонора пришла в кантину «До мори». Она посмотрела на здание кафе, на двери из бутылочного стекла и подумала: уж не стала ли она жертвой розыгрыша? Что, если офицер Бардолино посмеялся над ней вместе со своими коллегами? Леонора встряхнулась: она же не в начальной школе. Видно, на нее так подействовала ситуация на работе, что у нее появились первые признаки паранойи. Бардолино вроде бы не шутил: ему и в самом деле хотелось найти жильца для своей кузины. Что ж, она подождет.

На улице шел дождь, и в кафе было много народу. Леоноре удалось найти свободный столик в углу, под большим двойным зеркалом. Ей очень понравилась работа — зеленовато-золотистое старинное стекло в позолоченной барочной раме. И фаска отличная, хотя она подозревала, что зеркалу, должно быть, несколько сотен лет. Она заказала эспрессо и огляделась по сторонам. Посетители явно были венецианцами. Официант обратился к ней на диалекте венето, и она сама удивилась, когда ответила ему на том же наречии. Леонора снова оценила, что офицер Бардолино предложил ей встретиться здесь. Туристы об этом кафе не знали, а то набежала бы целая толпа. Потом ей пришло в голову, что ему хотелось сделать ей приятно.

Если он появится, конечно.

Но ей не следовало волноваться. В кафе он вошел ровно в три, с точностью, которую она отметила в их предыдущую встречу. Ее удивило, что он в джинсах и куртке: таким она увидела его впервые в церкви Санта-Мария-делла-Пьета. Глупо было думать, что он явится в форме. Он снова напомнил ей какую-то картину. Бардолино вошел, и сидевшие за столиком дамы тотчас обернулись на него. Он стряхнул капли дождя с черных кудрей, и Леоноре пришлось признать очевидное.

Он очень красив. Все это заметили.

Леонора насторожилась.

Бардолино поздоровался с ней и непринужденно подозвал официанта. Он снял куртку и повесил на стул. Он был элегантен, в нем чувствовалось умение удобно устраиваться. Точно кот, подумала Леонора. Она улыбнулась и стала ждать, что он скажет. Она вдруг почувствовала себя уверенно. Приступит ли он сразу к делу или начнет светский разговор?

— Почему вы пьете кофе?

Леонора рассмеялась. Нелепый вопрос удивил ее.

— Вы смеетесь надо мной? — спросил он со смесью обиды и веселья.

— Немного. Почему бы мне не пить кофе? Это что, неприлично?

— Нет, я просто думал, что вы… — он задумался над подходящим словом, — teetotal. Такое странное английское слово. Я всегда считал, оно означает человека, пьющего только чай.

Леонора улыбнулась.

— Нет-нет. Я пью. Много. Хотя нет, не много. Но я люблю вино.

— Хорошо, — улыбнулся он. — Due ombre, per favore. — Это он сказал официанту, склонившемуся над его плечом.

— Что такое «ombra»?

— Тень, — снова улыбнулся Бардолино.

— Я знаю, как переводится это слово. Какое отношение оно имеет к питью?

— Не беспокойтесь. Это означает всего лишь стаканчик домашнего вина. Названию сотни лет. В Средние века в Сан-Марко приезжали повозки с вином. Торговцы ехали медленно, целый день, и ставили повозки в тени Кампанилы, чтобы вино оставалось холодным.

Официант поставил бокалы на темную деревянную столешницу. Леонора попробовала вино и почувствовала, что история сделала его вкус более интересным.

— Мне нравятся такие рассказы, но у меня не было времени почитать путеводитель. Весь месяц я только смотрела по сторонам, а в книжку не заглядывала.

— Вы правы, — кивнул Бардолино. — Лучше открывать что-то самому или узнавать от живущих здесь. В путеводителях слова — пустой звук.

Леонора улыбнулась: она придерживалась того же мнения.

— Тогда расскажите мне побольше об этом кафе.

Он тоже улыбнулся.

— Коротко? Говорят, в него хаживал Казанова.

— Поэтому вы меня сюда пригласили?

Не следовало так говорить. Бесцеремонно и… глупо. Веду себя словно школьница.

— Вы решили, это в моем стиле, — заметил он с проницательностью, которая ее удивила. — Я пригласил вас сюда из-за зеркала. Оно уникально. Прославилось тем, что в свое время было самым большим зеркалом, в котором оба стекла абсолютно одинаковые. Я думал, это может заинтересовать вас, раз вы работаете на Мурано.

Я неправильно о нем подумала. Может, все испортила своей легкомысленностью. Стоит ли рассказать ему о Коррадино?

— Офицер…

— Ради бога, называйте меня Алессандро.

Как хорошо, он не рассердился.

— Мне очень нравится здесь, благодарю вас.

Он снова улыбнулся, но тотчас надел на себя деловую маску.

— Вам подписали заявление?

— Да.

Аделино ее снова уважил.

— Принесите его на следующей неделе, и мы выдадим вам разрешение на работу. Когда найдете квартиру, сможете получить разрешение на проживание.

Он отмахнулся от ее благодарностей.

— Могу я задать вам вопрос? — спросила после паузы Леонора.

Он кивнул.

— Кажется, мое дело заняло у вас меньше времени, чем у других. Почему?

Алессандро потянулся.

— Я ненавижу бумажную работу, поэтому придерживаюсь принципа: делать все как можно быстрее. Мои коллеги тоже терпеть ее не могут, но в надежде, что все само рассосется, отделываются от одних документов, зарывая их под грудой других. Видите? — Он достал из кармана бумаги и разложил перед ней на столе.

Она увидела, что это ксерокопированные снимки домов с информацией, представленной агентом по недвижимости.

— Кузина Марта дала мне ключи от этих четырех домов. Мы пойдем и посмотрим. Если вам что-то понравится, сможете сегодня же переехать.

— Сегодня?

— Вы удивлены?

Леонора ошарашенно покачала головой.

— Дело в том, что я пыталась присмотреть квартиру, но всегда что-то мешало, да еще хождения в полицейское управление…

Этот необыкновенный человек, похоже, взорвал ее тягучую жизнь в Венеции.

— Хорошо, когда обзаводишься знакомствами среди местных, — улыбнулся Алессандро. — Вот эту, я думаю, нужно посмотреть в первую очередь. Она совсем рядом.

Он указал на одну из фотографий. Две комнаты в красивом трехэтажном доме. Она проследила за пальцем Алессандро и разглядела адрес — Кампо Манин.

Квартира находилась на верхнем этаже большого, ветхого, некогда величественного дома. Впрочем, внутри здание оказалось вполне современным. Леонору заинтриговала старинная лестница, служившая осью для всех квартир. На ней установили безобразные противопожарные двери, но сама лестница была очень красивой. Леонора прикоснулась к облупившейся бирюзовой краске. Интересно, когда-то, давным-давно, смотрели ли с этих стен на поднимающихся по ступеням хозяев и слуг семейные портреты?

— Коррадино? — шепотом позвала она.

Алессандро в этот момент пытался открыть замок квартиры ЗС.

— Что?

— Ничего.

Слишком рано признаваться, что ее лучший друг в Венеции — призрак.

— Я просто подумала, жили ли здесь другие Манины.

Алессандро пожал плечами: он думал о двери.

— Возможно. Почему бы и нет? Ага!

Дверь поддалась, и Леонора вошла следом за ним в квартиру. Она была простой, скудно обставленной, зато два огромных окна смотрели на площадь, а — самое главное — скрипучая винтовая лестница из кованого железа вела на плоскую террасу, и сумасшедшие крыши Венеции лежали перед ней как на ладони. Леонора облокотилась об осыпающуюся балюстраду и посмотрела на стоявшую в отдалении Кампанилу. Гудели колокола.

Я хочу здесь жить. Поняла это, как только вошла.

Деловитость Алессандро весь день продолжала ее удивлять. Леонора предполагала, что только на выбор квартиры у нее уйдет недели две, не говоря уже о самом переезде. Но Алессандро тотчас созвонился с кузиной, и они осмотрели крошечную ванную («не думайте, что горячая вода будет у вас постоянно: вы ведь в Венеции»), затем явилась сама кузина Марта, приятная женщина в очках. Волосы у нее были короткие, в лице — ни следа красоты, отличавшей ее кузена. Вместе с Леонорой они сели за безупречно чистый стол на разномастные стулья. К тому моменту, как Леонора подписала договор на годовую аренду, Алессандро организовал на завтра доставку ее вещей из камеры хранения в Местре (неслыханно, в воскресенье!). Кузены предложили помочь с мебелью. Леоноре выдали ключ, и вместе с Алессандро она пошла в отель паковать вещи и выписываться.

Похоже, он никуда не торопился, не стремился навязать ей свою дружбу, как бывало у ее коллег-мужчин, желавших добиться большего. Он все время говорил — большей частью о священной итальянской троице: искусстве, еде и футболе. Когда вещи были расставлены, а еда на завтрак убрана в холодильник, Леонора с недоумением почувствовала, что ему нравится ее компания. Она обрадовалась и смутилась одновременно.

— Может, пойдем куда-нибудь выпьем? — предложил он с наступлением сумерек, прямо и деловито.

Очевидно, такая манера была свойственна ему во всем.

— Это нужно отпраздновать. Я знаю хорошее место.

— Такое же хорошее, как «До мори»? — вскинула бровь Леонора.

— Лучше не найдешь. Настоящий рай, — рассмеялся Алессандро.

Она осторожно взглянула на него, но не заметила в его поведении ни расчета, ни похоти. Он смотрел на нее искренно: видно было, что ему хочется выпить.

Знаю, что не следует идти. Знаю, что пойду.

«Рай» в субботний вечер оказался шумным местом. Возле барной стойки Леонора буквально врезалась в Алессандро, и ей пришлось кричать ему на ухо, что она хочет «Перони». Он вынырнул из толпы с четырьмя бутылками («чтобы зря не тратить время») и повел ее к столу. Столы здесь были длинные, точно в трапезной, за ними сидели молодые люди богемного вида. Алессандро нашел два места в торце, друг против друга. Темный угол освещала единственная свеча в винной бутылке. Разноцветные сгустки воска полностью залепили бутылку, поведав историю свечей, которые в ней когда-то горели. По привычке Леонора начала ощипывать воск. Рядом с ней парень, исколотый пирсингом, тараторил на быстром венето с сидевшей напротив девушкой. Пирсинга на ней было не меньше, чем на бойфренде.

Леонора посмотрела, как Алессандро делает большой глоток. Шум слегка ослабел, но ей все равно пришлось напрягать голос.

— Что это за место?

Он улыбнулся.

— Я был с вами не вполне честен. Это не рай. Это «Paradiso Perduto», «Потерянный рай». Чуть ли не единственный бар в Венеции, который работает допоздна. Здесь всегда полно студентов. Довольно тесно, но, по крайней мере, можно пить после полуночи.

Леонора криво улыбнулась и поднесла ко рту бутылку. Потерянный рай.

А я свой рай потеряла? Были ли Стивен, «Бельмонт» и Сент-Мартин моим раем? Или я нашла свой рай здесь?

— Почему вас оставил муж? — вдруг спросил Алессандро, словно прочитав ее мысли.

Леонора чуть не подавилась «Перони». Ее поражала бесцеремонность венецианцев. Она полагала, что они осмотрительны и ненавязчивы, как потаенные улочки их города, и уклончивы, как их бюрократы. Оказалось, это не так. Только сегодня утром официантка в кафе, где она завтракала, полюбопытствовала, нет ли у нее возлюбленного. Добродушный администратор в отеле уже поинтересовался ее семейным положением и спросил насчет детей. И вот малознакомый человек задал ей самый интимный вопрос. Похоже, венецианцы переходят к сути так же стремительно, как гондола разрезает воды канала. Леонора тянула время, поигрывая стеклянным сердечком на шнуре, и пыталась успокоиться.

— Откуда вы знаете, что он меня оставил?

Алессандро откинулся на спинку стула.

— У вас на пальце полоска от обручального кольца. На коже даже осталась вмятина, значит, кольцо вы носили несколько лет. У вас печальные глаза. И вы здесь. Следовательно, если бы оставили его вы, то жили бы дома.

Леонора взглянула на него и увидела сочувствие в его умных темных глазах. Внутри у нее все перевернулось. Собственный ответ удивил ее.

— Он выбрал золотой ларец.

— В смысле?

— Пьеса «Венецианский купец». Женихам Порции следовало сделать выбор между тремя ларцами: золотым, серебряным и свинцовым. Счастье было не в золотом ларце, а в свинцовом.

— Знаю, — улыбнулся Алессандро. — Я же венецианец. Разве можно вырасти здесь и не знать этой пьесы? Я спрашивал, что вы подразумеваете под золотом?

— Что его прельстила упаковка. Та, что была.

— Не надо.

— Чего не надо?

— «Та, что была». Вы прекрасны.

Он сказал это не как комплимент, а как неоспоримый факт.

Она намотала на палец прядь золотистых волос.

— Возможно, когда-то — да, но беды и потери как будто высушили меня. Сейчас я чувствую себя черно-белой, не цветной. — Она выпустила прядь. — Тогда я была художницей, творческой личностью, сгустком эмоций, а не… — она запнулась, подыскивая определение, — а не цепью химических реакций. Думаю, Стивена привлекло, что мы такие разные. Но когда он открыл ларец, то обнаружил, что в действительности ему нужно нечто практичное и связанное с наукой. Такое, как он сам.

— И он нашел это?

— Да. Ее зовут Кэрол.

— А!

Леонора сделала еще глоток. Пиво начало ее согревать. Она понимала, что не расскажет Алессандро о своем бесплодии. Ее предостерег внутренний голос: не нужно, чтобы этот человек знал о ее неполноценности.

Наконец он заговорил, но не о ней. Quid pro quo.

— Знаете, серьезные отношения возможны и между очень похожими людьми. У меня была подруга, вплоть до прошлого года, практически мой двойник. Мы выросли вместе. У нас схожие интересы, схожие цели, мы даже болели за одну футбольную команду. Но потом ей предложили работу в Риме, она согласилась и уехала. Finito. Нас развели ее амбиции.

Он осушил бутылку.

Леонора была поражена. Она и представить не могла, что этот человек так раним и что его бросили.

— Она тоже работала в полиции? — тихо спросила Леонора.

— Нет. Она журналистка.

Ему, похоже, не хотелось углубляться в тему, и Леонора не стала расспрашивать. Они замолчали.

— А до того мы были счастливы, — наконец продолжил он. — Казалось, у нас нет проблем. Нет… яблока раздора.

Леонору удивил и его рассказ, и его произношение, и она решила сменить тему:

— Откуда у вас такой прекрасный английский?

— Я прожил два года в Лондоне, после армии. Решал, чем заняться в жизни. Работал в ресторане с Николо — еще одним кузеном — и проводил дни между кухней в Сохо и лондонским ипподромом. Знакомился с ужасными женщинами. — Он улыбнулся. — Первое, чему научился, это ругательствам.

— Где?

— И там и там. Потом уехал в Италию, закончил полицейскую академию в Милане и вернулся домой, в Венецию.

Алессандро привычным жестом вытряхнул из пачки сигарету и предложил ей, выразительно вскинув брови и вопросительно хмыкнув. Она отказалась, а он закурил и глубоко затянулся. Она задумалась о его словах. Дом. Венеция.

Сейчас это и мой дом.

— Значит, решение вы приняли в Лондоне? — спросила она.

— Не совсем. По сути, у меня не было выбора. Эти два года дали мне ложное чувство самостоятельности, но я всегда хотел стать полицейским. Родители это знали, и я знал.

— Почему?

— Традиция Бардолино, — выразительно передернул плечами Алессандро. — Отец, дяди, дед…

— Но вы довольны?

— Буду, если стану детективом. Сейчас я учусь.

— Что ж, загадку обручального кольца вы разрешили успешно.

— Я похож на доморощенного Шерлока Холмса? — рассмеялся он. — Ну-ну. Осталось сдать экзамен. Но быть копом в Венеции — невеликая удача, если только тебя не кормит любование городскими красотами. Детективы занимаются поиском украденных камер и пропавшего багажа, то есть выручают рассеянных туристов. К тому же пользуются ужасной репутацией. Вы, наверное, знаете, почему в Венеции полицейские всегда ходят парами?

Леонора покачала головой.

— Один умеет читать, а другой — писать.

Она улыбнулась.

— У пожарных репутация еще хуже. Говорят, в пожарной службе Венеции стоит автоответчик. Он уверяет, что вашим пожаром займутся утром.

Леонора рассмеялась.

— Поэтому и «Ла Фениче» погиб?

Венецианский оперный театр, настоящая жемчужина, сгорел дотла десять лет назад.

— Нет, это ошибка города. Канал возле «Ла Фениче» забился илом, и пожарные суда не могли подойти к пылающему зданию. Административная безответственность. Город разваливается.

— И тонет?

— Никто из местных не верит, что город тонет, — сказал Алессандро. — Зато точно известно, что множество людей делают деньги на этом страхе. Так называемые фонды собирают средства на спасение города, но большая часть оседает в карманах чиновников. Нет, главная проблема города — не вода, а туристы.

Леонору одновременно и удивило такое заявление, и обрадовало: судя по всему, ее он туристкой не считал.

— Туристы? — переспросила она. — Разве они не кровь, струящаяся по жилам города?

— Да, — снова выразительно пожал плечами Алессандро. — Но если кровяное давление поднимается слишком высоко, то может убить. Сейчас на одного венецианца приходится около сотни туристов. Поэтому местные жители знают друг друга. Пока мы держимся вместе, город выживет. Венеция стоит здесь многие столетия и простоит еще дольше. Наша история непрерывна…

Леонора кивнула. Она по-прежнему ощипывала воск с бутылки со свечой.

— Понимаю, что вы хотите сказать. — И, делая шаг навстречу, прибавила: — Когда я впервые увидела вас, то подумала, что вы словно сошли с картины. Хотя не знаю, с какой именно.

— Я знаю, — улыбнулся он, но не стал уточнять. — Здесь это обычное явление. Черты передаются потомкам и спустя сотни лет. Одни и те же лица. Единственное лицо, которое вы никогда не увидите, — это лицо Венеции. Она всегда в маске, а под маской — коррупция.

— Если коррупция так распространена, у вас, как у детектива, широкое поле для деятельности.

— Да, — криво улыбнулся Алессандро. — Крупные преступления в Венеции так же интересны, как мелкие — утомительны. Кража предметов искусства, мошенничество в сделках с недвижимостью, контрабанда. Мышиная возня.

Она чувствовала, что он почти не шутит.

— А когда экзамены?

— Через два месяца. Если сдам их, буду счастлив. — Он допил пиво и посмотрел на нее поверх пустой бутылки. — А вы? Что сделает счастливой вас? Вы ищете свинцовый ларец? Новый рай?

Леонора опустила глаза. Его слова снова совпали с ее заветными мыслями. Она взглянула на свечу между ними и увидела, что сняла с бутылки почти все восковые потеки. Стекло стало зеленым и гладким, таким, каким было, когда в него впервые налили вино. Она избавила бутылку от воскового плена. В этот момент со свечи скатилась свежая капля, и на чистом стекле образовалась первая молочно-белая клякса.

— Нет, не ищу, — сказала она после долгой паузы.

Я поверила в то, что сказала… тогда. Продолжала верить, пока он вдруг не перегнулся и не поцеловал меня. Жесткая щетина, мягкие губы и огонь, о котором я успела позабыть.

Они молча шли по безлюдным улицам. На Сан-Марко было пусто. Площадь напоминала собор без крыши, и только хрустальные звезды над головой казались далеким куполом. Похолодало, но Леонору бросало в жар. Голубей на площади не осталось, но вместо них порхали ее мысли.

Повинуясь необъяснимому порыву, она лихо прошлась колесом по площади, звезды покатились ей под ноги, волосы подмели мостовую. Она слышала, как рядом смеется Алессандро. Она не знала, как расценивать его поцелуй, но знала, что сейчас чувствует.

Радость. Беспричинную радость.