Свирепый зимний ветер завывал в ущелье. Казалось, метели не будет конца. Это узкий проход, по обеим сторонам обрамленный отвесными стенами огромной высоты, вел в королевство Небесного Народа. В самом конце его, на вершине холма, была некогда построена сторожевая башня крылатых воинов. Сосновый лес, росший на холме, обеспечивал крепость дровами.

Яростный ветер, подобно хищнику, вгрызался в рукотворный камень, словно желал добраться до маленьких людишек, нашедших себе убежище внутри. С другой стороны холма простиралась заснеженная долина, где тут и там темнели деревья, обремененные снегом и напоминающие утомленных старцев. А над долиной угрожающе высились горы, похожие на огромные клыки, готовые сомкнуться на крепком приземистом здании, имевшем дерзость расположиться у их подножий.

Но человек, который прятался за валунами, в беспорядке лежащими у выхода из ущелья, не обращал внимания на грозные горы. Гораздо больше его интересовали чужеземцы, нашедшие приют в башне. В сером плаще из волчьих шкур он был почти неразличим постороннему глазу на неярко освещенном снегу.

Незаметной была и его белая лошадь, терпеливо стоявшая рядом, неподвижная, словно окружающие сугробы.

Шианнат глядел на башню и без устали ругался про себя. Надо же случиться такому невероятному, такому отвратительному невезению! Это давно покинутое здание было лучшим из его убежищ, единственным местом, где они с Искальдой могли устроиться более или менее удобно во время этой страшной, бесконечной зимы. Ни одно его логово в лесной глуши или в горных пещерах не могло сравниться с этой башней. В лесу в такую погоду было очень неуютно, а в пещерах сыро, и стоило зажечь огонь, как тотчас же поднимался удушливый дым. Они с Искальдой предприняли длинное и опасное путешествие и добрались сюда промокшие, замерзшие, смертельно уставшие, оказывается, лишь для того, чтобы убедиться, что место уже занято.

Уже в который раз проклинал Шианнат незваных гостей. Однако кто же все-таки они такие? Ксандимцы никогда не забираются так далеко на юг, поэтому он и обосновался здесь — он изгнанник, вычеркнутый из памяти своего народа в тот момент, когда молодой олух, полуслепой Эфировидец, произнес заклинание, изгладившее память о нем из всех ветров. Шианнат закусил губу, чтобы не застонать от стыда и душевной боли. О Богиня, подумал он в отчаянии, зачем я тогда затеял все это? Зачем мне вообще понадобилось быть Хозяином Табунов?

Отчего он не такой, как все? Почему он всегда чувствовал себя чужим среди своего маленького народа и был замкнут, в то время как другие ничего не скрывали друг от друга? Не раз его острый ум доставлял юноше неприятности. Он был умнее, и его ненавидели за это. Будь они прокляты! Будь проклята его мать, которая после развода оставила Шианната в прибрежном селении с отцом, хотя детей от прочих своих мужей она взяла с собой в горы. Если бы не это, Шианнат вырос бы вместе со своими братьями, среди своего народа. На деле же когда юноша после смерти отца попал в крепость, он никак не мог там ужиться и постоянно имел столкновения с Хозяином Табунов из-за своего упрямства, пока наконец не решил, что единственный путь избавиться от Фалихаса с его дурацкими правилами и ограничениями — самому стать Хозяином Табунов. Только сестра Искальда, которая любила Шианната, пыталась предостеречь брата от этой безумной затеи, а когда он потерпел поражение, настояла на том, чтобы разделить с ним изгнание.

И вновь боль пронзила сердце Шианната. В Ксандиме смертные приговоры существовали только для чужестранцев и шпионов, и ему выпала гораздо худшая участь. Юношу лишили имени и изгнали его, осыпая камнями и проклятиями. Искальда, отвергнувшая Фалихаса, была при помощи Эфировидца навсегда превращена в кобылу. С трудом удерживаясь от слез, изгнанник взглянул на свою спутницу. О, если бы только избавиться от этих мучительных воспоминаний! Иногда в отчаянии он был на грани того, чтобы убить и себя и ее, — с помощью ли меча или просто бросившись верхом на Искальде в пропасть. Однако ему не хватало мужества, чтобы совершить это.

Кобыла фыркнула и ткнулась носом ему в ладонь. Шианнат вздохнул:

— Знаю, Искальда, я тоже голоден. Пойдем, нам пора.

Неподалеку, в горах, у него было еще одно логово-пещера, не очень-то удобная, но там имелся запас еды на всякий случай, а также запас сухого сена для Искальды, накошенного еще при более человеческой погоде.

В последний раз Шианнат бросил хмурый взгляд на башню, на дымок, шедший из трубы. Будь они неладны! И откуда они тут взялись? Неожиданно юноша засомневался. Если они не ксандимцы то, конечно, не могут знать, что он изгнанник. Если представиться им просто путником, сбившимся с дороги, его наверняка впустят.

Безумная надежда озарила душу изгнанника. После долгого одиночества, когда у него не было других спутников, кроме Искальды, он с новой силой ощутил тоску по людям, по звуку человеческого голоса. На изможденном лице юноши впервые за многие месяцы появилась улыбка, и он взялся за уздечку своей кобылы, чтобы покинуть свое укрытие.

Однако новый звук заставил его» вновь вернуться назад: своим обострившимся за время дикой жизни слухом юноша расслышал хлопанье крыльев в воздухе, где-то с другой стороны долины.

Шианнат поежился, и не только от холода. Разве он стал Эфировидцем, что ему являются всякие знамения? Но когда он снова выглянул из укрытия, над деревьями, окружающими башню, действительно кружили какие-то крылатые существа. Он замер в ужасе. Во имя Райских Полей, откуда здесь взялись эти призраки?

Затем, к своему изумлению, Шианнат увидел воинов — до сих пор они были так хорошо скрыты в лесу, что он их и не разглядел, а теперь бросились к башне. Их грубая, резкая речь была ему хорошо знакома. Проклятые казалимцы! Что им здесь нужно? Юноша снова спрятался за камнями, а крылатые существа исчезли за вершинами деревьев.

Здравый смысл подсказывал изгнаннику, что пора уходить отсюда. Если пришельцы разошлют разведчиков… Но юношу удерживало любопытство и острое желание быть поближе к людям, все равно каким. Если что, Искальда предупредит, а с его знанием местности и при таком снегопаде он запросто сможет уйти от преследователей. Так что Шианнат остался и увидел, как крылатые воины спустились на крышу башни, а казалимские ублюдки, действовавшие с ними заодно, стали выламывать дверь. Так это засада! Шианнат почувствовал жалость к тем, кто находился внутри, независимо от их происхождения.

Язура внезапно разбудил какой-то новый, странный звук. Первое, что бросилось ему в глаза: в комнате явно не хватало народу. Шиа по кошачьему обыкновению улеглась на самом теплом месте, у очага, а Нэрени с Элизаром устроились на куче одеял. Но где же остальные? Он встревожился, но, услышав тихие голоса, доносившиеся сверху, успокоился, догадавшись, где Ориэлла и Анвар. Язур улыбнулся. Пользуются случаем, чтобы побыть наедине, это вполне понятно. Однако где же все-таки Черная Птица? Он уже собрался поискать ее, как вдруг дверь с треском распахнулась и в комнату ворвались воины Харина. Язур обнажил свой меч.

— Вставайте! — заревел он. — Враги!

Сердце его сжалось. Какое низкое предательство! Юноша знал нападавших в лицо: эти люди когда-то были его солдатами, а он — их командиром. Но теперь они враги, и Язур понимал: если Харин его схватит, пощады не жди. Но тут ему пришлось вступить в схватку, и прочие мысли вылетели у него из головы.

Шиа с рычанием вскочила, едва распахнулась дверь. Двое незваных гостей пали под ударами ее когтистых лап еще до того, как Язур успел обнажить меч. Сейчас ее товарищи плечом к плечу защищались от многочисленных врагов, напавших врасплох. Она заметила, что Элизар упал, и хотела броситься ему на помощь, но ее опередил Боан, дравшийся за троих. Нэрени с воплем бросилась на помощь мужу, и через минуту Элизар поднялся, одной рукой держа меч, а другую прижимая к ране в боку. Нэрени, осыпая людей Харина страшными проклятиями, швыряла в них горящие головни.

Пантера направо и налево наносила страшные удары врагам, не делая при этом ни одного лишнего движения. Но врагов было слишком много. В отчаянии она посмотрела на лестницу, которая вела наверх. Где же Ориэлла с Анваром? Почему они не идут на помощь? Мысленно связавшись с волшебницей, она глазами подруги увидела то, что творится наверху. Маги окружены Крылатым Народом! Испугавшись за своих друзей, Шиа начала было пробиваться к лестнице, как вдруг приняла сигнал от Ориэллы, которая требовала, чтобы Шиа бежала.

Она ответила:

«Ты с ума сошла? Я не брошу тебя!»

«Ты должна! Без Жезла нам конец». Шиа зарычала в бессильной ярости и, нехотя выйдя из схватки, бросилась в темный угол, где стоял Жезл Земли. Огромная кошка с отвращением сомкнула челюсти на этой ненавистной колдовской штуке и сообщила:

«Он у меня. Убегаю!»

Хотя ей мешал длинный и неудобный предмет, Шиа решила на пути к выходу уничтожить столько врагов, сколько сможет.

Когда Шиа с Жезлом в зубах ринулась к выходу, Язур инстинктивно бросился вперед, используя возникшее замешательство. Врагов было слишком много, и у того, кто вырвется наружу, больше шансов помочь другим. Размахивая мечом направо и налево, он стал пробиваться вслед за пантерой, уже забыв, что сам когда-то командовал этими людьми. В комнате наступил хаос. Мелькали клинки, и люди, давя друг друга, в панике разбегались от когтей и клыков разъяренной пантеры. Ноги скользили в крови, но Язур дрался отчаянно, и ему удалось пробиться к выходу и вырваться наружу, где господствовали снег, холод и ветер.

Морозный воздух обжег легкие. Толстый слой снега был предательски скользким, и Язур понимал: если он упадет — ему конец, но не рисковал замедлить шаг. За спиной раздался приказ, отданный лучникам. Только не это! Язур споткнулся, но страх придал ему сил, и он побежал зигзагами, словно заяц, преследуемый собаками, чтобы стрелкам труднее было прицелиться. На каждом повороте ноги его скользили, вокруг падали стрелы, и собственная спина казалась юноше на удивление широкой и незащищенной.

Когда это случилось, он не устоял на ногах. Левое плечо жгло, словно огнем, и Язур с криком повалился на снег…

***

Шианнат печально прислушивался к шуму битвы, доносящемуся из башни.

Ему всей душой хотелось бы помочь чужеземцам, но, к счастью, здравый смысл в юноше был очень силен. Он ведь совсем не знал, кто они такие, так зачем же рисковать собой ради них? Но если они беглецы, то разве их судьба не похожа на его собственную?

Внезапно ночная тишина взорвалась воплями, стонами и рычанием. Испуганная Искальда встала на дыбы, и, успокаивая ее, Шианнат не заметил, как из дверей башни выскочила огромная черная пантера и исчезла в лесу. Но когда он снова стал следить за схваткой, то увидел какого-то человека, зигзагами бегущего от башни по направлению к ущелью. В дверях появился казалимский лучник. Боясь криком выдать себя, изгнанник только смотрел, как полетела стрела, поразившая беглеца в плечо.

Тот зашатался, потерял равновесие и упал лицом в снег. Шианнат, затаив дыхание, следил за ним отчаянно, желая неизвестному подняться на ноги. Лучник снова прицелился — стрелять в упавшего было легко. Человек с трудом поднялся, но на этот раз стрела не попала в цель, потому что другая стрела, пущенная Шианнатом, пробила голову лучника.

***

Шианнат выругался и снова спрятался, отбросив лук в сторону. Он сам не понимал, что на него нашло. Ведь это же не его битва. Но только когда раненый доковылял уже почти до того места, где прятался Шианнат, изгнанник понял всю тяжесть своей ошибки. Беглец тоже был казалимцем! Шианнат опустил руку, которую уже готов был протянуть несчастному, и ничем не выдал своего присутствия. Пусть буран и волки занимаются раненым. Пусть окаянные южане выслеживают своего беглеца — может, он уведет их подальше от Шианната.

На лестнице послышались шаги, и еще один из воинов Харина поднялся в верхнюю комнату и поклонился принцу с глазами Миафана.

— Башня захвачена, государь, а принцесса — в руках крылатого жреца. Остальные в темнице, но, к несчастью, пантере и изменнику Язуру удалось бежать. Я готов поклясться, что один из лучников подстрелил его, но тут же потерял из виду из-за метели.

— Не беда. Все равно ему там не выжить. — Принц пожал плечами и легким кивком дал понять воину, что тот свободен. Осторожно переступая через мертвые тела, он подошел к Анвару.

— Ну что, выродок? — проворчал он, — наконец-то я получил возможность избавить тебя от твоей жалкой жизни. Но я не хочу спешить. Я хочу, чтобы Ориэлла была свидетельницей каждой минуты твоих предсмертных мук?

Харин вытащил из ножен кинжал и, подойдя к очагу, раскалил лезвие на горячих угольях, после чего снова приблизился к Анвару и поднес нож к его лицу. Анвар побледнел, не в силах оторвать глаз от раскаленного металла. Лицо его покрылось потом, и в багровом свете казалось, что на нем уже выступила кровь. Миафан приложил лезвие к щеке юноши, и тот со страшным криком рванулся, пытаясь освободиться от своих стражей.

— Миафан, прекрати! — завопила Ориэлла.

— Ага, ты узнала меня! — торжествующе улыбаясь, Миафан убрал нож. Анвар поднял голову и посмотрел на Ориэллу. Щека его была обезображена раскаленным металлом, лицо искажено от боли; говорил он с трудом.

— Не смотри… Не доставляй.., ему удовольствие. «О Боги», — прошептала Ориэлла, чувствуя боль Анвара, как свою. Между тем Верховный Маг снова сунул нож в очаг, с холодным интересом наблюдая за девушкой и злорадно улыбаясь ее слезам.

— Пора платить по счетам, Ориэлла. Помнишь ли ты, как некогда выжгла мне глаза? Довольна ли ты была своей маленькой победой? Теперь я намерен расквитаться с тобой — око за око. Но, конечно, не твоими красивыми глазками, дорогая. — Он снова поднес нож к лицу Анвара, готовясь нанести удар. — Пусть за тебя будет он!

— Оставь его! — в гневе закричала Ориэлла, и воинам едва удалось удержать ее. Один из них заломил ей связанные руки так, что она застонала от боли.

— Прекрати! — бросив нож, Миафан быстро подбежал к воину и злобно оттолкнул его. — Не вздумай причинить ей вред!

К облегчению Ориэллы, боль в руках утихла, и она могла спокойно дышать и, что еще важнее, думать. Она понимала, что возможность выбора невелика и условия сделки могут быть очень скверными. Усилием воли опустившись на колени, она поглядела снизу вверх на Харина и, стараясь успокоить ненависть, охватившую ее при виде глаз Миафана на лице принца, просительным тоном начала:

— Миафан, не надо мучить Анвара, ведь тебе нужна я. Если ты оставишь его в покое, клянусь, я сделаю все, что ты захочешь.

Красивое лицо Харина обезобразилось презрительной усмешкой Миафана, и в глазах его появилось злорадство. Ориэлла похолодела, осознав, как велика сейчас его власть над нею.

— В самом деле? — ехидно переспросил он. — Я и так могу взять все, что захочу, включая жизнь Анвара, равно как и твою. Но мне нужно не только твое тело. — Его голос вдруг стал фальшиво-ласковым, и Ориэлла почувствовала, что ее вот-вот стошнит от его тона. — Мне нужна твоя помощь и твоя сила для осуществления моих дальнейших планов. Если ты предоставишь свою волшебную силу в мое распоряжение, я пощажу Анвара.

После пережитого потрясения Анвар был как в тумане, но зловещий смысл этих слов дошел до его сознания.

— Не надо, — отчаянно закричал он. — Не делай этого, Ориэлла. Не подчиняйся ему!

— Заткните ему глотку! — рявкнул Миафан, и один из воинов с силой ударил Анвара под ребра. Пока юноша хватал ртом воздух, мучительно пытаясь восстановить дыхание, Миафан снова обратился к Ориэлле.

— Ну? Ты согласна?

С угасшим лицом волшебница кивнула.

— У меня нет другого выбора, — тихо ответила она. — Только не мучай его больше! Миафан улыбнулся:

— Весьма разумно. Этот полукровка обеспечит твою преданность, пока не родится ребенок, ибо сейчас уже поздно избавить тебя от него, не подвергая твою жизнь опасности. — Миафан засмеялся, и этот жуткий звук напомнил Анвару Нихилим, убившего Форрала. — Однако это еще не все. — Анвар останется заложником твоего послушания, раз уж Форралово отродье не подходит для этой цели. Ведь когда ты его увидишь, то сама будешь умолять меня покончить с этим жалким существом. Твое дитя проклято, Ориэлла. Я сам уже давно проклял его с помощью Чаши Жизни. Ты носишь в себе чудовище.

Анвар увидел, как страшно побледнела Ориэлла.

— Ты — мразь, Миафан, — выкрикнул он. — Я убью тебя! Клянусь, что убью!

Верховный Маг снова рассмеялся:

— Побереги свои клятвы, Анвар. Ты не в том положении, чтобы мне угрожать. Ты — в моей власти, и ты поможешь мне использовать эту беглянку. С ее будущим ребенком я управился, и теперь мне нужна ее сила. Но, пожалуй, добиться этого будет не так уж трудно, поскольку она перенесла свои чувства с этого болвана-меченосца на тебя. — Он злобно усмехнулся. — Наверно, все дело тут в примеси смертной крови. Она никогда не могла устоять перед искушением осквернить себя с существами этой породы.

От простоты и жестокости плана Миафана Анвар пришел в ужас. Он поглядел на Ориэллу и увидел в ее глазах страшную тоску. Ребенок был последним, драгоценным звеном, связывавшим ее с Форралом. Но он, Анвар, по крайней мере может уменьшить ее страдания. Благодаря ему Миафан имеет власть над волшебницей. Но если его не станет — не будет и этой власти. А Ориэлла, когда силы ее восстановятся, сможет избавить ребенка от проклятия. Страх и боль сменились облегчением и даже надеждой. Пусть он заплатит за это жизнью, но ее гибель будет ненапрасна, если у Ориэллы и ее ребенка появится возможность спастись.

Анвар решился. Если он попытается нанести удар Миафану, то лишь разрушит тело Харина, и к тому же враг в опасной близости от Ориэллы. Но есть другой, отчаянный способ.

Пользуясь тем, что Миафан был целиком занят Ориэллой, Анвар начал медленно, осторожно, с мрачной сосредоточенностью в последний раз восстанавливать свои силы, и глаза юноши засветились мрачным тусклым огнем, когда он направил волшебную силу на себя самого, на саморазрушение. Он почувствовал жар, сердце его страшно забилось, он стал задыхаться. Все его чувства стали замирать, убывая, словно вода… Все окружающее заволокло багровым туманом — следствие разрушительной мощи вызванных им сил. Он не мог удержаться, чтобы не поглядеть последний раз в глаза Ориэллы, прежде чем станет слишком поздно. Ему хотелось, чтобы этот последний, прощальный взгляд сказал ей, что он просит прощения и любит ее.

Это было его ошибкой. Сквозь туман он разглядел, вернее, почувствовал по ответному взгляду, что она все поняла. Поняла и ужаснулась.

— Анвар, не надо! — крикнула Ориэлла. Услышав ее отчаянный крик, Миафан стремительно обернулся. Грубо выругавшись, он нанес Анвару страшный удар кулаком в лицо, и — боль моментально рассеяла силы, которые Анвар собрал с таким трудом. Юноша тяжело осел на руки охранников и, выплевывая изо рта кровь, смутно почувствовал, что тело его вновь возвращается в нормальное состояние. С упавшим сердцем он понял, что упустил единственный шанс. «О любимая в отчаянии, — подумал он, — зачем ты остановила меня?»

Миафан в ярости накинулся на охранников:

— Ослы! Я же сказал, чтобы вы следили за ним! Воины мертвой хваткой вцепились в юношу, сжав его связанные руки так, словно хотели раздавить их. Усилием воли Анвар восстановил контроль над своим сознанием. Миафан в гневе повернулся к Ориэлле:

— Ну, хватит! Какой из него заложник, если этот дурак готов при первой возможности сам убить себя? — Потом он овладел собой. — Кажется, дорогая, придется поставить еще кое-какие условия. Ты знаешь, что в смертном теле я не обладаю волшебной силой. Ты тоже лишена ее, пока не родится твой ублюдок, так что мы с тобой в равном положении. Но Анвар представляет собой постоянную опасность. Поэтому когда волшебная сила вернется к тебе, ты лишишь его способности к магии, как это сделал в свое время я.

Ориэлла уже не могла удержать слезы. Никогда еще Анвар не видел ее такой беспомощной.

— Я согласна, — прошептала она, — если это единственный способ его спасти.

— Нет! — в страхе закричал Анвар. Он вспомнил тот черный день, когда Миафан отнял у него силу, которой он сам за собой даже не подозревал, вспомнил то мучительное отчаяние и чувство полной беспомощности, овладевшее им. Нет, лучше умереть, чем снова пережить подобное.

Но тут юноша заметил решимость, вспыхнувшую в глазах Ориэллы, и мысленно выругал себя за глупость. Конечно, она никогда не сделает ничего подобного. Ослепленный болью и страхом, он не понял, что она ведет отчаянную игру, пытаясь выиграть время и спасти их обоих. На мгновение чувство любви и гордости оказалось сильнее страдания. Несмотря на ужасное сообщение о своем ребенке, она сумела сохранить присутствие духа, и Анвар молил богов, чтобы Миафан ничего не заметил.

— Что ты хочешь с нами сделать, Миафан? — тоном полной покорности спросила Ориэлла, но юноша понял, что она просто хочет отвлечь от него внимание Верховного Мага.

Темные глаза лже-Харина вспыхнули.

— Анвар будет заточен таким образом, чтобы твоя покорность была обеспечена наверняка. Надеюсь, у него достанет ума не устраивать больше всяких штучек с самоубийствами, ибо в противном случае ты заплатишь за его глупость таким способом, который вы оба не можете себе даже вообразить.

Анвар содрогнулся. Миафан знал способ сделать его сговорчивым!

— Что до тебя, — продолжал Верховный Маг, то по рождении ребенка тебя отправят обратно в Нексис. А там ты будешь мне повиноваться — или Анвара четвертуют на твоих глазах. — Он внезапно ухватил ее платье и резко рванул. Взгляд его стал откровенно похотливым, и один из воинов захихикал.

— Не понимаю, чем она тебе приглянулась, Анвар, — насмешливо сказал он. — Особенно сейчас, когда она изуродована, когда ее обрюхатил другой! Я лично предпочел бы подождать, пока она будет в лучшем состоянии, а уж потом овладеть ею. Хотя, быть может, я еще и поделюсь с тобой, если, конечно, ты по-прежнему будешь хотеть ее! — Он помолчал, словно взвешивая что-то в уме.

— Впрочем, почему бы и нет? По-моему, ты не против подержанных вещей. Ты же не воротил от нее нос после Форрала!

Чувствуя мучительную боль и скорбь за стоящую на коленях, оскорбленную и униженную Ориэллу, Анвар бросил гневный взгляд на Миафана и заставил себя презрительно улыбнуться.

— Ты просто ревнуешь! Ведь она воротит нос от тебя самого, не так ли? Однако ни одна твоя пакость не запятнает эту прекрасную даму, ибо она недосягаема для таких, как ты. Подержанные вещи? Кого ты хочешь обмануть, глупец? Если ты силой возьмешь то, чего она никогда не отдала бы тебе по своей воле, то опозоришь не ее, а себя. Ты можешь овладеть ее телом, но тебе не замарать ее души, и для тебя нет места в ее сердце. Что бы ты ни делал, ты уже заранее проиграл!

Во время этой тирады Миафан стоял неподвижно, точно каменная статуя, но Ориэлла, услышав слова Анвара, преисполнилась мужества. Она отвернулась от Миафана и, гордо подняв голову, заговорила, обращаясь к Анвару, словно они здесь были только вдвоем:

— Любимый! Пока у меня есть ты, у меня есть надежда. Анвар ответил ей взглядом, ясно говорящим, что у него на сердце.

— Клянусь, я никогда не покину тебя.

Миафан гнусно выругался и сделал знак воинам. Один из них вытащил меч и с силой ударил Анвара рукоятью по голове. Юноша без единого стона упал на пол.

— Ты же обещал, что ему не причинят вреда! — закричала Ориэлла.

— Неужели? — Лицо Харина было обезображено злобой Миафана, и Ориэлла видела, что эта злоба порождена ревностью. — Я не помню такого. Теперь его здоровье полностью зависит от твоего поведения. — Он поглядел ей в глаза и, злорадно усмехаясь, стал ласкать ее тело. Ориэлла содрогалась от отвращения, но терпела, стараясь все время думать о последних словах Анвара.

Не получив ожидаемого удовольствия, Миафан прекратил свою пытку и, зарычав от злобы, что было силы ударил ее.

— Надеюсь застать тебя в более подходящем настроении, когда я вернусь — ради Анвара, — проворчал он и вышел, а вслед за ним вышли его люди, унося с собой бесчувственное тело Анвара. Стражи Ориэллы бросили ее, связанную, на пол у остывающего очага и тоже ушли, оставив волшебницу наедине с собственным отчаянием.

Сходя по лестнице, Миафан, наслаждался молодой упругой силой, заключенной в послушном теле принца. Он улыбнулся, выбросив из памяти неприятные слова Анвара. Теперь ждать осталось недолго. Ориэлла скоро родит свое чудище, и тогда она будет принадлежать ему, Миафану, а его новое тело обещает такие наслаждения с ней…

***

Язур, шатаясь, брел по ущелью, ослабевший от ран, добиваемый безжалостным ледяным ветром, и уже толком не знал, далеко ли ушел от башни. Левое плечо было залито кровью, но, к изумлению воина, боль в ране утихла; не болели также кровоподтек на голове и небольшая царапина на бедре, которой он прежде, кажется, не замечал в горячке битвы и бегства. Славный, добрый снег, ты успокоил мои страдания!

Когда он спустился вниз, даже картина жестокой резни не омрачила его настроения, хотя где-то в глубине души Миафан ощутил слабый протест Харина. Пантера, видимо, оказалась серьезным противником. Комната выглядела как настоящее поле боя. Воины уносили тела мертвецов и оказывали первую помощь раненым. Миафан пожал плечами. Чтобы стеречь пленников, людей у него хватит, а страдания всяких смертных его не касаются.

Сияя от удовольствия, подошел Черный Коготь.

— Все прошло хорошо, — заявил он. — Принцессу уже отправили в Аэриллию. — Он улыбнулся. — Поистине, когда ты явился мне в первый раз, эта встреча оказалась знаменательной для нас обоих!

— Верно, — рассеянно ответил Миафан, подумав при этом, что, когда он начнет завоевание Юга, ему придется поломать голову, как расправиться с теперешним союзником. Черный Коготь может оказаться опасным противником в борьбе за власть. Ну, а пока…

— Не окажешь ли ты мне кое-какую услугу, Черный Коготь? — сказал он. — Не возьмешь ли ты в Аэриллию и этого жалкого сумасшедшего, чтобы содержать его там под стражей? — Миафан показал на Анвара. — Он — мой заложник.

Черный Коготь пожал плечами:

— О чем речь! Небесный Народ сбережет его для тебя.

— Однако послушай меня, Верховный Жрец! — Миафан вперил в собеседника свой леденящий взгляд. — Я должен предупредить тебя об опасности и об ответственности, которые сопряжены с этим. Анвар — колдун, и побег для него может оказаться легким делом…

— Не беспокойся, друг, — перебил Черный Коготь. — Я изучал старые писания, касающиеся этого вашего колдовства. У нас есть пещера, а под ней — отвесная скала высотой в тысячу футов. Поверь мне, она доступна лишь Крылатому Народу, и если только его колдовство не дает ему возможности летать, он никуда оттуда не денется. Пищу ему можно будет сбрасывать сверху, и ни у кого из моих людей не возникнет необходимости приближаться к нему.

Миафан улыбнулся с облегчением, которое, пожалуй, он не хотел бы показывать.

— Сделав тебя своим союзником, я не прогадал! — сказал он. — Однако ты должен как следует заботиться о моем пленнике, Черный Коготь! Помни, он нужен мне живым — пока!

Что я делаю здесь, на этом снегу? Почему я не могу этого вспомнить? Юноша искал ответа на эти вопросы, ему казалось, что он непременно должен вспомнить что-то важное… Опасность… Разве он не убегает от кого-то? Но к чему так волноваться? Этот дивный снег сам позаботится о нем. Он укроет его, словно толстое, теплое одеяло, как в детстве, когда донимали ночные страхи. Ну конечно, как же он сразу не сообразил! Нужно спрятаться здесь, отдохнуть в этом мягком теплом снегу. Раненый воин опустился на колени и упал на снег, чтобы зима приняла его в свои ледяные объятия.