Группа, возглавляемая Аморном, штурмовала крутой юго-восточный склон горы Чаикар. Извилистая стежка вела к Змеиному перевалу. Здесь, на скалистом уступе, всадники спешились, чтобы восстановить силы и дать передышку лошадям. В зимние месяцы это были довольно суровые места – холодные, пустые, открытые всем ветрам. Порывы мягкого, мокрого снега налетали крутящимися вихрями. Одежда и волосы путешественников тут же отяжелели, пропитавшись влагой; конские крупы заблестели от сырости. По сторонам головокружительно вздымались грозные откосы – громады, обремененные ношей кривых сосен, рыхлой породы и заболоченной почвы, готовые в любую минуту обрушиться дикой лавиной. Ветер свистел и стонал в тесном ущелье, куда ныряла петлистая тропа и где протекала мелкая речушка, берущая начало в горных верховьях.

Перевал означал поворотную точку на пути чародеев. Где-то там, за спиной остались бескрайние торфяники с их трясинами и склонами, поросшими вереском, магические барьеры и родной Гендиваль. Впереди же виднелась впадина реки, окаймленная скалистыми кряжами, где и случился роковой оползень, едва не оборвавший жизни Каза и Вельдан, а также до неузнаваемости изменивший судьбу Заваля. Далее всадникам встретится домик наемницы, а за ним будет спуск на тиарондское плато.

Каждый молчал, погрузившись в собственные безрадостные мысли. Чародеев главным образом удручало состояние Завесы. Тревожные донесения и без того не утешали, но увидев собственными глазами, как мерцают и гаснут силовые барьеры, участники Тайного Совета пришли в отчаяние. Чистое сияние выродилось в пятна грязноватой окраски; в воздухе так щелкало и потрескивало, что у людей свело зубы, да и головы разболелись от ужасного неблагозвучия. Но еще сильнее угнетала мертвая тишина – в те минуты, когда защитный покров исчезал вовсе. Невыносимо было думать о том, как подобное творится по всему миру, открывая путь бедствиям и разрушениям. «Дни планеты сочтены», – с болью отозвалось в каждом сердце. Медлить больше нельзя.

«А тут еще эти ак'загары!»– сокрушалась Вельдан. Хорошо, если Аморн и Тулак не ошиблись и твари в самом деле не гнездятся в нижних горных туннелях, опасаясь частых потопов. Однако не только летучие хищники беспокоили девушку. Взор ее омрачался при виде узкого черного ущелья. Однажды она уже видела, как древние горы стряхнули опостылевший гнет земли, камней и деревьев, и жуткий обвал устремился вниз, собираясь погрести под собой чародейку вместе с ее друзьями.

– Как-то мне не по себе, – пожаловалась она дракену. – Время точно повернуло вспять, и мы идем туда, где все только начиналось.

Казарл пожал одним плечом, чуть не стряхнув при этом хозяйку.

– Какая разница, куда его несет, твое Время, лишь бы оползень не повторился.

– Точно! – с чувством отозвалась Вельдан.

Удивительно: девушка шла тою же дорогой – и не могла поверить, что была здесь всего несколько дней назад. Пролетели по крайней мере годы! Впрочем, главное, чтобы на сей раз путешествие принесло меньше неожиданностей.

«Ну-ну, блажен, кто верует. Кроме вероломных скал, впереди еще логово летучих убийц и храмовые подземелья!»

Прочие участники отчаянного предприятия стояли рядом, плечом к плечу, и бросали вниз напряженные взгляды, полные противоречивых чувств.

Элиону тоже припомнилось последнее путешествие в эти края. Тиришри тогда предрекла снежный буран, который завалит перевал, а значит, и единственную дорогу на Тиаронд, до самой весны. Фея воздуха в жизни не ошибалась – разве что сейчас, в тяжелые для всей планеты дни, когда природа будто сошла с ума. Серебристый шар – находка Сколля – показал чистый от снега путь, и потому они тут.

«Уж лучше бы окаянное ущелье засыпало доверху! Нечего мне делать в мертвом городе!

Перестань, не малодушничай, Элион. Вельдан и Каз пострадали почти так же. И вот они здесь. А ты хнычешь, желаешь обратно? Не предавай память Мельнит, не обесценивай ее смерть.

Все верно. Жаль только, что нельзя разорваться на части: напарники сопровождают Аморна в подземелья, а меня тянет уйти с другой группой, подорвать треклятый туннель».

– Ну так в чем дело? – по обычаю, бесцеремонно вмешался дракен. – Следуй голосу сердца, мы с Вельдан поймем.

Элиона захлестнула ярость. Какой-то неуродившийся хамелеон без спросу влезает в его самые сокровенные думы! Некоторые никогда не бросают своих мерзких привычек!

Но тут смысл сказанного постепенно дошел до чародея.

– Вы… вы, правда?..

– Считай меня гнусным бессовестным ящером, который любит соваться в чужие дела, – беззаботно откликнулся Каз, – но лично я не возражаю. Насчет хозяйки – сам у нее спроси.

Девушка уже не скрывала улыбки. Набралась-таки манер от невоспитанного друга!

– Элион, поступай так, как требует твой долг. Избавь мир от кровожадных тварей. Расквитайся с ними за нас троих и за несчастную Мельнит.

Соскочив со спины дракена, чародейка крепко обняла товарища. Затем чуть отстранила его за плечи и заглянула в глаза.

– Только будь осторожен. Слышишь? Не надо пустого геройства. Помни, у тебя в Гендивале так много друзей! Если посмеешь угодить на ужин ак'загарам – знай, что мы тебя не простим.

Взгляд Вельдан говорил красноречивее, чем ее слова. Элион понял все. Она боится, что безутешный напарник добровольно примет гибель вслед за возлюбленной. Странно, однако теперь ему и самому не хотелось этого. Последние дни оставили глубокий след в каждом сердце. Страдалец понял, что в жизни есть еще смысл и назначение, и даже – возможно, когда-нибудь – появится радость.

– Не волнуйся, – твердо ответил он. – Этим я переболел. Не любовью к Мельнит – она со мной навсегда, – но… Думаю, хватит уже горевать. Благодарю за помощь, друзья. – Элион звонко чмокнул ошеломленную чародейку и покосился на дракена. – Тебя целовать не буду, чудовище, хотя все равно спасибо.

– И не пытайся! – проворчал Каз.

Архимаг ушел в себя, совершенно не замечая того, что происходило вокруг. Его пробирал знакомый, неприятный озноб. Вот она, страна долгих лет изгнания и бескрайней тоски!

«А я-то думал, что вырвался. Зачем же так скоро?..»

В милом сердцу Гендивале Аморн вернулся к нему легко, будто и не пропадал. Что, если здесь, в Тиаронде, правителя поджидает Блейд? Зорко высматривает ледяным взором, чтобы подчинить себе его душу – и на сей раз необратимо?

«Чушь. Аморн и Блейд – это один и тот же человек, я сам».

Это-то и страшно. Мудрый, невозмутимый архимаг Тайного Совета должен вечно платить за «целесообразные» поступки безжалостного, одержимого командира Мечей Божьих.

Аморна передернуло. Призраки прошлых злодеяний жгли душу огнем запоздалого раскаяния. Что-то подсказывало: подлинная кара еще впереди. Архимаг обернулся на дочь – та беседовала со своими друзьями.

«Боже. Возьми что угодно, но только не ее».

А ближе к подножию горы, под тиарондским плато, Пресвел и его жертвы с трудом карабкались вверх по крутой скале. Последнюю часть восхождения им пришлось проделать пешком: измученные кони, просто-напросто пали, отказываясь идти дальше. В другое время преступник прибил бы упрямую скотину, однако ночь, проведенная с Рохаллой, немного смягчила его нрав. К тому же он торопился укрыться вместе со спутницами от возможной погони.

Дорога изнурила всех. Рохалла и несносное отродье Тормона шагали, разумеется, впереди, а что взять с маленькой девчонки? Все трое задыхались и почти не разговаривали. Впрочем, Аннас и так не раскрывала рта с самого рассвета. Обидно, что и белокурая красотка отмалчивалась, ссылаясь то на холод, то на усталость – и это после того, как им было так хорошо вместе? Ничего, образумится, утешал себя Пресвел, стоит ей узнать его поближе. Да еще детеныш этот путается под ногами!

«Как только станет не нужна, сразу избавлюсь. Пусть не отнимает драгоценного времени у моей женщины».

Пленницы поминутно капризничали, поэтому прошла целая вечность, прежде чем они добрались до чернеющей норы туннеля. На этот раз заныла Рохалла.

– Пожалуйста, меня ноги не держат. Позволь нам присесть и отдышаться, а тогда уж лезть внутрь.

Пресвел закатил глаза к небесам. Как же ему надоел этот скулеж! С другой стороны, почему бы не проявить благородство? Это произведет впечатление на красотку и удержит ее от дальнейших сетований до самого конца туннеля. Кроме того, как ни стыдно признаться, воспитание горожанина и сидячий образ жизни уже давали о себе знать, ноги устало гудели, требуя покоя.

– Ладно. Только недолго. Нечего тут рассиживаться.

Заложницы буквально рухнули на холодный камень и сырую землю. Мужчина не стал проявлять непристойной слабости – всего лишь прислонился спиной к скале, оглядывая безлюдный пейзаж. Внезапно преступник выпрямился и разразился жестокой бранью. Далеко позади – там, где дорога вилась меж холмов, как нить распущенного клубка, показалось несколько движущихся точек. Их оказалось больше, чем он ожидал. Горцы. Ищут возмездия за своего колдуна.

Наплевав на усталые мускулы, злодей кинулся к пленницам и рывком поднял обеих на ноги.

– Живее! Нечего время терять! Пошли в туннель!

За мгновение до того, как он втащил их внутрь, белокурая девушка тоже заметила далеких всадников. Впервые со времени похищения надежда заставила ее сердце бешено заколотиться. Если б можно было сказать Аннас: «Твой папа идет!» Но нет, еще успеется. К чему ей излишние ожидания?

Лишь когда непроглядная тьма поглотила их целиком, Пресвел решился затеплить светильник, взятый ночью в заброшенном доме. Огромные тени тут же заплясали, извиваясь, на склизких стенах подземелья. Рохалла содрогнулась от ужаса, подумав о том, как ее товарищи едва уцелели в стремительном горном потопе. Тормон рассказывал, что наводнения нельзя предсказать, судя по погоде снаружи. Они зависят лишь от капризов самой скалы. Всякую минуту безудержный поток может сорваться вниз, пронестись по коридорам и утопить незваных гостей.

Страх придал девушке сил, о которых та и не подозревала. Забыв об утомлении, она подхватила Аннас на руки.

– Чего стоишь? Вперед! – прикрикнула Рохалла на оторопевшего мучителя.

Найти загадочный туннель Сколля оказалось не так-то просто. Лампа бросала обманчивые тени на грубо отесанный камень, и поначалу троица миновала дыру в потолке, продолжая идти до тех пор, пока впереди не забрезжил дневной свет. Девушка, у которой болело все – спина, руки, немеющие ноги, – едва не расплакалась и вдруг, припомнив уличное воспитание, разродилась такой выразительной тирадой, что даже Пресвел сообразил: она на грани, и снисходительно взял у красотки ребенка. Покорно развернувшись, все трое двинулись в обратный путь. Каждый миг Рохалле чудился рев бушующего потока, готового уничтожить ее и Аннас.

На этот раз девушка вовсю напрягала глаза, высматривая не столько отверстие, сколько ту крестообразную распорку, на которой, по словам Сколля, он удержался во время наводнения, когда волны вознесли его под самый потолок. Теперь, под новым углом зрения, распорка легче бросилась в глаза.

– Наконец-то, – выдохнул мужчина, опуская Аннас, и с громким хрустом распрямился.

Рохалла, нервы которой были напряжены до предела, не меньше его обрадовалась, обнаружив выход из этого кошмарного места. И тут она опомнилась. Горцы и Тормон идут на помощь. Но как они найдут беглеца? Никто ведь не знал, куда тот собирается! Что, если спасители проследуют дальше, в город? Логично, не правда ли? О небо!..

Похититель наклонился к девочке.

– Значит, так. Сейчас я подсажу тебя в тот коридор, ясно? Полезай и жди. Не вздумай убежать. Если заберусь и не увижу тебя, Рохалла умрет. И ты будешь виновата. Поняла?

Малышка побледнела, как будто встретила призрака. Вспомнила мать, догадалась вторая заложница. Девушке страстно захотелось придушить мерзавца.

«Да как ты смеешь напоминать ей об этом! Клянусь Мириалем, скорее бы Тормон и горцы выпотрошили твои кишки!»

Но в последнюю секунду рассудок все же взял верх. Как же подать знак? Мысль заработала с бешеной скоростью. Когда Пресвел запыхтел, поднимая дочку Тормона к отверстию, Рохалла молниеносно склонилась, оторвала от потрепанного подола длинный лоскут, скатала его и запрятала в кулак. Тут похититель обернулся к ней.

– Я полезу первым и втащу тебя следом.

Девушка заскрипела зубами. Знает ведь, что ей не убежать, пока маленькая Аннас в лапах этого зверя! Лишь после нескольких попыток злодею удалось вцепиться в железную балку, и вот он повис над полом, раскачиваясь и болтая ногами.

– Чего уставилась? Руку дай! – прохрипел он, побагровев от натуги.

«Эх, мне бы сейчас оружие», – подумала заложница, глядя на его незащищенный живот. Но делать нечего – уперлась пятками в пол и подталкивала преступника наверх, пока тот не уселся кое-как на ржавой распорке. После этого мужчина ухватил заложницу за запястья и увлек за собой на железный нашест. Потом неуклюже встал и, взявшись за край отверстия, подтянулся.

Рохалла немедля привязала лоскут к балке и сдвинула узел к стене, так чтобы преступник ничего не разглядел сверху. Белая лента заколыхалась на сквозняке подобно боевому стягу. Пресвел склонился и протянул девушке руку – его встретили невинно распахнутые глаза и самая искренняя из улыбок.

«Поторопись же, Тормон! Пока еще не слишком поздно».

«Слишком поздно, – сокрушалась Гиларра. – Народ уже не спасти».

Жизнь беженцев превратилась в один сплошной кошмар. Кайта, Шелон и прочие целители сбивались с ног, помогая несчастным, однако смертельный недуг неудержимо распространялся по всему храму. Те, кого зараза обходила стороной, порой завидовали тем, кто уже навсегда отмучился. Исполняя печальный долг, Мечи Божьи едва успевали таскать наверх, к выходу, охладевшие тела. Провести хотя бы одни подобающие похороны или сожжение не позволяли жестокие условия осады. Трупы просто-напросто сбрасывали со скалы вниз. Когда-нибудь крылатые убийцы и прочие падалыцики очистят долину от испорченной плоти. Плохое утешение любому, утратившему самых дорогих людей.

Что же ей теперь делать? Гальверон так и не вернулся. О небо, как не хватало иерарху его надежного плеча, его умения ладить с народом и пастырского перстня!

Без помощи командира Гиларра совсем пала духом. В храме творилось нечто невообразимое. Беженцы не успели оправиться от первого удара судьбы, как та уже припасла для них новые горести. Можно было сойти с ума, слушая эти бесконечные причитания и завывания. Люди с железной волей и крепким здоровьем – а такие встречались редко – иной раз выживали после болезни и бродили по коридорам бледными призраками, жалким подобием самих себя.

Кайта и Шелон попытались ввести строжайшие правила гигиены, но те оказалось невозможно выполнить. Где уж тут, к примеру, «кипятить всю питьевую воду», когда любое топливо, не исключая деревянной мебели, на исходе! Кончалось также мыло и жир, необходимый для его изготовления. Изможденным целительницам оставалось лишь отделять хворых от пока еще здоровых и надеяться на чудо.

Спасительное убежище превратилось в западню. Гиларра с болью осознавала: очень многие опускают руки, не хотят противиться недугу, ибо с потерей близких утратили последний смысл жизни. Телимон так спешил последовать за своим близнецом, что и не пытался лечиться. Фелисса, осиротевшая племянница Агеллы, тоже угасла бы в мгновение ока, если бы не их неожиданная дружба с Джелиной. Бывшая воровка столь нежно и самоотверженно ухаживала за несчастной, что дело вроде пошло на поправку. Побольше бы таких добрых вестей! Но нет. Владелец конюшен Фергист покинул этот мир, и кузнец Агелла, чтобы заглушить тоску, рьяно взялась помогать целительницам, чем только могла.

Иерарх погружалась в бездну отчаяния. Всего лишь за пару дней смерть пожала немыслимый урожай и не собиралась оканчивать жатвы. Люди быстро теряют телесные соки, сетовала Кайта. Но Гиларра думала иначе. Причина сегодняшних бедствий лежит за пределами человеческих рассуждений. Проклятие Мириаля не окончилось вместе с правлением Заваля. Сначала кровожадные чудища, теперь эта зараза. Где же справедливость, в конце концов?

Иерарх недолго искала, на кого свалить вину. Алианна, зачем только гнусная воровка похитила перстень?! Если бы не она…

«То что? Неужели воля судьбы изменилась бы из-за такой мелочи?»

Гиларра начинала сомневаться. Если уж бог повернулся к ее народу спиной, то не сжалится, пока не истребит всех до единого. Сильнейшим доказательством его немилости стала гибель обоих младенцев – предполагаемого будущего иерарха и суффрагана. История Каллисиоры не знала подобного бедствия. Знак свыше? А что же еще?

Уцелеет народ или нет, в любом случае власть иерархов обречена. Божество прогневалось и вынесло приговор.

Расхаживая по храмовым коридорам и всеми силами пытаясь утешить страдальцев, Гиларра все четче осознавала, как охладевает в их сердцах вера в Мириаля – и в его земную посредницу. Мысль о бесславном падении предшественника не оставляла правительницу.

«Неужели Заваль испытывал то же самое? Ту же горечь, беспомощность? Тот же страх?»

История повторяется, с тоской думала Гиларра. Все дороги ведут к Жертвоприношению. Нет, лучше забыть. До сих пор это как-то удавалось.

Но не теперь.

Час или два назад она шла, шатаясь от горя, за бездыханными телами своего мужа и сынишки. Иерарх приложила все старания, чтобы удержать обоих подальше от источника заразы но в перенаселенном храме от напасти не укрыться. Гиларре не помогло ни земное могущество, ни самые страстные и горячие мольбы за всю ее жизнь.

Плевать ей на власть и верховное положение – женщина заливалась слезами, как простая судомойка. Ведь Аукиль был совсем крошкой! Возвращаясь с высокой скалы, откуда сбросили ее любимых, правительница настолько забылась, что разрыдалась на груди у какого-то гвардейца, пережившего, по его словам, ту же потерю.

Кайта, которая не желала, чтобы и без того удрученные тиарондцы видели иерарха в подобном состоянии, отвела ее в пустой коридор за лазаретом, где и велела присесть на каменный выступ отдохнуть. Именно здесь обычно происходили тайные беседы Гиларры и Гальверона. Чуть позже появилась Шелон.

– Выпейте. Это притупит вашу скорбь.

В руках у нее белела чашка с неким снадобьем.

Ни о чем не думая, женщина залпом выпила горячее горькое зелье. Целительница приняла у нее чашку и удалилась.

По телу Гиларры разлилось сонное, сладкое утомление. Боль и вправду притупилась – а вместе с ней и способность рассуждать здраво. Оглядываясь на прошедшие дни, иерарх не видела ничего, кроме последовательных, неизбежных неудач. Она потерпела провал как мать, как супруга – и как верховное лицо Каллисиоры.

Если бы рядом появился более мудрый советчик, он бы напомнил, что бедствия земли не имели себе равных в веках; что Гиларра всего лишь несколько дней у власти и что все поначалу совершают ошибки, лечит которые только опыт. Но рядом не было ни души. Никто не выслушал ее тревоги, не тешил плач ее сердца. Наконец до иерарха начала доходить истина, давным-давно известная Завалю: правитель Каллисиоры – самый одинокий человек во всей стране. Распоследний пахарь или даже карманник, сидящий в темнице, несравненно счастливей его.

Та, что запальчиво осуждала каждый промах Заваля, натворила гораздо больше беспорядков, придя на его место.

«Будем честны: погоня за перстнем ослепила тебя, позволила забыть о собственных пороках. Ты неспособна ни возглавить народ, ни повлиять на Мириаля. Смирись, теперь уже ничего не поделаешь.

Так уж и ничего?

Заваль – трус. Великое Жертвоприношение осталось неисполненным. Если я возмещу эту потерю…»

Отговаривать, опять же, было некому. Иерарх прошла через лазарет и отправилась к цели. В оживленных тесных коридорах на нее не обращали ни малейшего внимания. Гиларра отстраненно взирала на чужие заботы, слезы и страхи – как если бы она уже умерла и вернулась в базилику в виде бестелесного духа. Как выполнить задуманное? Какое место подойдет лучше всего? Такой вопрос в ее разуме даже не возникал.

Святая святых. Толпа зевак ничего не заподозрит, когда правительница скроется за серебристой завесой. Заурядное событие. Кому же туда и ходить, как не иерарху?

На высокой платформе перед самым темнеющим Оком одинокая фигурка помедлила. Сердце Гиларры слагало последнюю пылкую молитву.

«О святой Мириаль, прими мою жертву и смилуйся над народом».

Кайта понятия не имела о том, что правительница исчезла. Это Щелон встревожилась, увидев опустевшую скамейку. В обычное время целительница отмахнулась бы: мало ли дел у иерарха, но куда мог поспешить человек, еще не оправившийся от жестокой утраты, к тому же накачанный успокоительным снадобьем? У Шелон неприятно заныло под ложечкой. Помощница кинулась к Кайте со всех ног.

Та сначала только выбранилась, мол, заняться ей больше нечем, как только рыскать по храму, ища иголку в стоге сена! Но затем припомнила собственное горе, убийство Эвелинден и устыдилась.

– Ладно. Справишься тут без меня? Надо потолковать с Агеллой.

Шелон замерла.

– Может, стоит обратиться к Мечам Божьим?

Целительница лишь крякнула с досады.

– Не хотелось бы впутывать гвардейцев. Но ты, конечно, права. Кто у нас там вместо Гальверона? Позову-ка я Корвина, он у них самый благоразумный. Пусть соберет парней понадежней, и…

Упомянутый Корвин выделил две поисковые группы: одну направил прочесывать верхние этажи, другую же – в подземелья. Агелла так бойко рвалась помочь, что Кайта зареклась подходить к ней впредь с такими вопросами. Лихорадочный блеск в очах кузнеца и напускная, оживленность мало кого обманывали: со дня смерти Фергиста от видной, крепкой женщины остались кожа да кости, и Кайта знала, что сердце в этой благородной груди обливается кровью.

«Нашей бы Гиларре такое мужество и стойкость! Не пришлось бы тратить бесценные минуты на глупые поиски».

Стараясь держаться незаметно, женщины обшаривали коридор за коридором. Это оказалось нелегко: каждый хотел поговорить с целительницей. Иерарха же будто след простыл. И только при виде кружевной завесы Кайту словно бы осенило.

– Мы еще здесь не смотрели.

– Ты что? – Шелон вцепилась в ее локоть. – Это же святая святых! Нам нельзя!

– Не мели чепухи! Никому нельзя. Но я знаю по крайней мере четверых людей, которые сейчас там. И ни один из них иерархом не является.

– Серьезно?! Тогда тебе лучше не кричать об этом. Неровен час, кто-нибудь решит, что несчастья посланы за осквернение святилища. Тебе же известно, какая каша в головах у этих бедняг.

– Предрассудки! – фыркнула целительница, хотя внутренне и признала ее правоту. – И тем не менее Гиларру нужно отыскать. Она сейчас не в состоянии трезво мыслить. Не хочешь – не заходи, а я должна.

– Раз уж ты решилась… – пожала плечами помощница. – Вперед, быстрее покончим с этим.

Теперь уже нахмурилась Кайта. Командор отправился туда, но так и не вернулся. «Где же ты, Гальверон, гром тебя разрази! Не мне бы и уж точно не Шелон заниматься этим делом! Куда ты запропастился в такую минуту?»

Хотя женщины никак не причисляли себя к суеверным кумушкам, но не смогли удержаться от благоговейного трепета, подходя к завесе. Когда чернота охватила их со всех сторон, а пол резко провалился, незваные гостьи завизжали и вцепились друг в дружку. Агелла выбранилась. Повинуясь минутному порыву, подруги не догадались даже взять светильник. Но вот движение прекратилось, дверь с грохотом распахнулась, и впереди, к огромному облегчению целительниц, замерцал огонек. Впрочем, робкие улыбки мгновенно растаяли.

С открытой площадки простерся над черной бездной узенький мост без перил. На дальнем его конце опасно раскачивалась у края маленькой платформы сама иерарх. Одного взгляда на нее хватило, чтобы все понять.

Кайта лихорадочно соображала. Как быть? Спокойно, только не кричи, не спугни ее. Подойди поближе. А теперь негромко, ровно…

– Гиларра, это, конечно, твой выбор – прыгать или нет. Только не спеши, ведь потом ничего не поправишь.

Та обернулась, нечаянно отступив еще на шаг к пропасти. Женщины затаили дыхание.

– Вам не отговорить меня. Я знаю, что делаю.

– Правда? А вот я так понятия не имею, – невозмутимо произнесла Кайта, сжимая до боли запястье помощницы. – Может, объяснишь нам, темным: что отвечать несчастным людям, которых правитель бросает на произвол судьбы?

Гиларра горько рассмеялась.

– А никто и не спросит! Им нужен Гальверон, а не я, это же ясно!

– Гальверон? Ну да. Без него не обойтись. Но при чем тут командир гвардейцев? У вас очень разные роли. – Она глубоко вздохнула. – Прошу тебя, не покидай свой народ. Подумай о тех, кто и так уже на грани. Согласна, многие из нас отреклись от религии…

– Как ты, например!

Целительница не видела смысла во лжи.

– Да, как я. Но другие сохранили веру, и только она дает им силы жить. Ты ведь не хочешь отнять у них последнюю надежду?

– Ты заблуждаешься, – проронила иерарх. – Моя смерть и будет этой надеждой. Заваль струсил, не смог принести достойной жертвы за эту землю, за своих людей. Но я займу его место. И тогда Мириалю придется сменить гнев на милость. – Гиларра посмотрела на женщин с откровенной мольбой в глазах. – Неужели вы не видите? Это все, что мне осталось. Простите.

– Гиларра, нет!..

Кайта забыла свой страх высоты и побежала по тонкому мостику. Но не успела. Раскинув руки, словно в последний раз заклиная свое божество, иерарх ринулась в бездну.

Наступила мертвая тишина.

Целительница попятилась от края пропасти и преклонила дрожащие колени. Агелла тихо ругалась, не сводя взгляда с опустевшей площадки.

Что же это было? – смятенно размышляла Кайта. Эгоизм, слабость, самообман? Или величайший подвиг во имя народа? Что?

«Не глупи. Эта стерва сделала нам только еще хуже».

Но откуда же тогда слезы, что катятся по щекам?

В конце концов, Гиларра не могла принести людям большей жертвы. Она возложила на алтарь собственную жизнь.

Был ли хоть какой-то смысл в этом отчаянном поступке? Женщина вновь посмотрела на платформу, где только что стояла, правительница. «Время покажет».