После нескольких дней, проведенных в тесноте и отчаянии, Анвара и около пятидесяти других рабов сковали в группы по десять человек и глухой ночью, по узким извилистым улочкам отправили к гавани. Когда забрезжил рассвет, их загнали на открытые баржи и под палящим солнцем повезли вверх по течению — туда, где строился новый дворец Кизу.

На площадке кипела работа. Огромное здание возводилось на многоступенчатых террасах, которые вручную, ценою многих жизней высекались в скалах, огромных красных утесов. От пыли нечем было дышать. Стук молотков, щелканье плетей и стоны истязаемых рабов адской какофонией разносились над каньоном, превращенным в кипящую чашу страдания.

Часть громадных блоков из белого камня была уже доставлена на паромах из карьеров выше по реке, и теперь их устанавливали на место. Команды измученных рабов тянули веревки гигантских подъемников, а другие тем временем, словно муравьи, роились на ступенчатых площадках деревянных лесов, окаймлявших наполовину возведенные стены, или смешивали колоссальные количества раствора, постоянно норовящего засохнуть под палящим солнцем. На строительной площадке трудились целые полчища каменотесов, резчиков и плотников, и повсюду с напыщенным видом расхаживали архитекторы с пергаментными свитками в руках. Чтобы кормить орды рабочих, прямо под открытым небом на ровной поляне у реки была сооружена огромная кухня, и взмокшие повара без устали жарили, парили и варили, не замечая ни вони, ни пыли, ни грязи, ни роящихся мух.

Партию, в которой был Анвар, сгрузили на один из шатких деревянных причалов, что вдавались в грязноватую воду, и местный управляющий пришел принимать рабов.

— И это все? — с кислым лицом спросил он у капитана. — Мне нужно в три раза больше! Такими темпами мы никогда не закончим. Эти ублюдки дохнут как мухи.

Капитан сплюнул в пыль.

— Я-то здесь при чем? — проворчал он. — Сколько дадут, столько и привожу. Обращайтесь с ними получше, вот они и перестанут дохнуть. — Он презрительно оглядел вонючую площадку.

— Не указывай мне, как делать мою работу, корабельная крыса! Если этот треклятый дворец не сдать вовремя, полетят головы. А я не собираюсь подставлять свою. Присылают всякие отбросы… Вот взгляни хоть на этого! — Управляющий опасливо ткнул пальцем в белокожего и светловолосого Анвара. — Вот что это, скажи на милость?

Капитан пожал плечами.

— Почем я знаю? Я только привожу их, понимаешь? Мне не докладывают, откуда эти рабы, а я не задаю вопросов — это вредно для здоровья. Лучше скажи спасибо и держи рот на замке. Что тебе за дело, какого цвета этот распроклятый раб? Когда дело касается барыша, Зану на все плевать, а Кизу волнует только, чтобы его богами проклятый дворец был закончен вовремя. Пусть этот ублюдок вкалывает, пока не свалится, а потом зарой его поглубже, и дело с концом. Или брось в реку, к ящерицам. Если кто-нибудь спросит, ты его никогда не видел. А теперь мне пора. Здесь воняет!

— Сделай одолжение, — проворчал управляющий, — намекни Зану, что если он не пришлет мне побольше рабов — и не таких заморышей! — можно ведь и шепнуть на ухо Кизу, что кое-кто ввозит подпольных рабов!

Капитан снова плюнул.

— Ничего я Зану не скажу — и тебе не советую, а то мигом окажешься погребенным под собственным фундаментом! — Капитан повернулся на каблуках и ушел, а управляющий долго смотрел ему вслед.

Рабов немедленно поставили на работу. Каждого невольника расковывали и допрашивали, знает ли он какое-нибудь ремесло — например, каменотеса или резчика. Если да, то рабу везло — он работал на подхвате у вольных ремесленников и был избавлен от изнурительного труда на страшной жаре. Когда подошла очередь Анвара, юноша заколебался — стоит ли притвориться, что он не знает языка казалимцев, и надеяться, что представится случай бежать, или, наоборот, заявить о своих плотницких навыках (этому ремеслу научил его дед) и постараться подольше протянуть в этом ужасном месте? Но управляющий избавил юношу от необходимости принимать решение:

— Только не этот! — рявкнул он, когда надсмотрщик расковал Анвара. — Я не хочу, чтобы он слишком долго здесь болтался. Отправь его на подъемник!

Как предстояло узнать Анвару, работа на подъемнике была самой тяжелой. Двадцать рабов одновременно налегали на толстые канаты, и чем выше становились стены, тем больше усилий требовалось, чтобы поднять циклопический блок на нужную высоту. Смерть пожинала здесь обильную жатву. Начав поднимать блок, останавливаться уже было нельзя, ибо утратив инерцию подъема, камень падал и мог треснуть, ударившись о землю, а доставить из карьеров новый стоило денег и времени. Так что если рабу не везло, и он оступался и падал, его неминуемо затаптывали идущие сзади, которые, в свою очередь, отчаянно пытались не поскользнуться босыми ногами в скользком кровавом месиве.

Кошмарные дни тянулись нескончаемо. Работа не прекращалась с рассвета до заката, а еда была отвратительной, да и той не хватало — жиденькая похлебка утром и она же вечером. Под палящим солнцем многих настигал солнечный удар, а плети надсмотрщиков безжалостно хлестали невольников, ни на секунду не позволяя им замедлить шаг. Над изможденными людьми тучами вились жалящие насекомые, а едва блок отрывался от земли, из-под него тут же выскакивали змеи и скорпионы, представлявшие смертельную угрозу для беспомощных босоногих рабов.

В первый же день бледная кожа Авара обгорела и покрылась волдырями. Ладони и плечи юноши были стерты в кровь грубыми канатами, босые ступни иссечены острыми осколками камней. На спине горели багровые рубцы, оставленные плетью, голова гудела от невыносимой жары, а язык распух. Но сквозь боль и ужас пробивалась единственная мысль: «Держись! Терпи!»

Спустился благословенный прохладный вечер, и новая команда рабов сменила выживших за день у подъемника. Работа продолжилась при свете факелов, а Анвара и остальных, составляющих дневную смену, загнали на площадку, огороженную высокими стенами. Воняло здесь, как в выгребной яме, и в воздухе вились полчища жужжащих мух. Проходя через ворота, каждый невольник получил по пригоршне какого-то отвратительного варева, а что касается питья, то через весь загон проходил длинный желоб, наполненный грязной речной водой. Пошатываясь, Анвар отошел в самый дальний угол и рухнул там, слишком измотанный, чтобы обращать внимание на боль в измученном теле. Он проспал, казалось, лишь мгновение, а потом был разбужен пинком, и начался новый день страданий.

Без сомнения, не будь Анвар истинным магом, он не протянул бы и двух дней в этом ужасном месте. Об искусстве целительства он не имел ни малейшего понятия, и к тому же Миафан похитил большую часть его дара, но, пока юноша спал, кровь Волшебного Народа каким-то образом исцеляла его, восстанавливая силы в достаточной степени, чтобы встретить очередной мучительный день. Однако для возмещения энергии, потраченной на этот процесс, требовались пища и вода, а вот их-то как раз и не хватало. Так что состояние юноши день ото дня ухудшалось, и это частичное восстановление сил лишь продлевало его страдания. Тем не менее надсмотрщики были поражены выносливостью Анвара и даже начали заключать между собой пари насчет того, сколько еще протянет этот таинственный северянин. Но Анвар ничего вокруг себя не замечал — его истощенный, угнетенный болью мозг был занят исключительно проблемой выживания', не позволяя себе такой роскоши, как размышление, и лишь где-то в глубине его упрямо тлела слабая искорка разума, поддерживаемая когда-то принятым решением не сдаваться во что бы то ни стало.

***

Ориэлла открыла глаза. Сквозь затейливые изгибы ажурных ставень лился серебристый лунный свет, и на бледной тонкой простыне играли причудливые тени. Девушка была в замешательстве — что-то разбудило ее, но что? На нее навалился тот странный неопределенный страх, от которого, словно в детстве, хочется спрятаться с головой под одеяло. Ориэлла твердо напомнила себе, что она все-таки воин, и затаив дыхание, сосредоточилась на своих ощущениях, пытаясь определить, что же именно не так.

Ага! Ну конечно! С тех пор, как она очутилась в этих землях, каждую ночь темноту наполняли звучные серенады ночных цикад, но сейчас за окном стояла пугающая тишина — Ориэлла слышала лишь свое дыхание, прерывистое и неглубокое. Она даже различала биение собственного сердца. Несмотря на духоту, на спине у нее выступил холодный пот. Что-то еще? Ей чего-то недостает. Шиа! Ориэлла ясно ощущала, что в комнате, кроме нее, никого нет. Шиа исчезла!

Неожиданно лунный свет, льющийся в комнату, померк — что-то поглощало его, впитывало, втягивало в себя. Черная волна беззвучно шевельнулась в углу

— Ориэлла чувствовала, как она поднимается, подкрадываясь — нет, беззвучно скользя, к ее постели. Неясная тень мелькнула на фоне окна, и кровь девушки превратилась в лед при виде ожившего видения, что неотвязно преследовало ее в самых ужасных ночных кошмарах. Нихилим! Миафан послал призраков Смерти!

Ориэлла пыталась пошевелиться, дотянуться до меча — но тщетно. Призрак приближался, раздался сверхъестественный низкий и жестокий хохот, который она так хорошо помнила. Волна леденящего ужаса захлестнула девушку. Заклинание! Заклинание Финбарра! Как же оно звучит? Но страх сковал ее мысли. Тварь нависла над ней, черная пасть выпустила длинные клочья темноты, чтобы поглотить ее, как уже поглотила Форрала. «Форрал! Форрал!»

— Ради всего святого, госпожа, проснись!

Ориэлла заморгала, и в глазах у нее прояснилось. Она сидела на кровати, в комнате, залитой теплым светом ламп. Вместо пугающей тени зла перед ней стоял Харин с посеревшим лицом, и тряс ее за плечи. Ориэлла почувствовала, что горло саднит от крика. Шиа была рядом — ее морда представляла из себя демоническую маску ужаса и ярости, а прищуренные желтые глаза уставились на что-то, чего не было в комнате. Не было в комнате! Когда видение померкло, огромная кошка тут же расслабилась и в изумлении встряхнула головой. Но уши ее все еще были прижаты к черепу, а кончик хвоста беспокойно подергивался. Ориэлла не могла унять дрожь, сраженная таким живым напоминанием о страшной гибели Форрала. Ее душевная рана едва начала заживать, и вновь ее разбередило это ужасное видение. Не в силах справиться с собой, девушка рухнула на кровать и зашлась в истерических рыданиях.

Выругавшись, Харин отправил слугу за лекарем и снова оказался рядом, неловко похлопывая рыдающую девушку по плечу.

— Тише, тише, — беспомощно успокаивал он. — Это всего лишь сон. Дурной сон. Лихорадка. Я тут — твой демон тут. Тебе ничего не грозит, даю слово.

Наконец пришел лекарь. Ориэлла смутно помнила этого сгорбленного морщинистого старика, который зашивал ей разорванные мускулы на ноге, и все время трясся под угрожающим взглядом Шиа, возмущенной тем, что это хлипкое создание причиняет подруге такую боль. Теперь, несмотря на свой комичный ночной халат, он был весьма серьезен, суетлив и озабочен. У лекаря был такой нелепый вид, что Ориэлла не удержалась от смеха, но вместе с тем и рыдать не перестала, так что смех и слезы смешались, и девушка начала задыхаться. Вырвавшись из рук Харина, она отвернулась и схватилась за свой раненый бок, покрытый бинтами. Волшебница беспомощно вздрагивала, по ее лицу бежали слезы.

Ориэлла слышала, как лекарь досадливо прищелкнул языком, и у ее губ оказалась чаша с каким-то холодно-обжигающим настоем. Она закашлялась, начала отплевываться и тут же скривилась от режущей боли в боку.

— Дышите поглубже, госпожа, пожалуйста, — терпеливо бормотал лекарь. — Он разговаривал с ней так, словно она была маленьким ребенком. Наконец мысленный голос Шиа, ровный и успокаивающий, сказал:

— Хватит, дорогая! Я не хочу остаться одна. Сверхчеловеческим усилием воли Ориэлла овладела собой и даже проглотила остатки напитка. Хотя ее все еще продолжало трясти, плотный узел, стискивающий внутренности, слегка размяк, и она смогла расслабиться. Девушка откинулась на подушки и утерла глаза.

На лице Харина появилось облегчение.

— Клянусь Жнецом, милая, ну и перепугала же ты нас, — сказал он.

— Чепуха! — живо вмешался лекарь. — Всего лишь лихорадка. Ты была очень больна, госпожа, больна несколько дней. — Он наклонился и положил руку ей на лоб. — Но теперь жар прошел, так что кошмаров больше не будет. Кстати, тебе, наверное, будет приятно узнать, что твой ребенок в безопасности.

Ребенок! Ориэлла совсем о нем забыла. Нужно что-то сделать, что-то очень срочное, но после пережитого кошмара девушка чувствовала себя слабой и расстроенной. «О боги, что за ужасная тварь!» — содрогнулась волшебница.

— Вина, — задыхаясь, выговорила она, пытаясь отогнать страшное воспоминание. Лекарь улыбнулся.

— Если больной требует вина, значит, он выздоравливает. Здесь есть вино, повелитель?

— А ей можно? — встревоженно спросил принц. — Я хочу сказать, крепкие напитки в сочетании с усыпляющим.., ведь она ничего не ела…

— Ну, это легко поправить. — Лекарь выглянул за дверь и отдал приказ стоявшему в коридоре слуге.

В ожидании обеда Ориэлла решила выяснить, что же произошло.

— Я сильно пострадала? — спросила она лекаря. Его широкое лицо недовольно сморщилось.

— Госпожа, ну и задала ты мне работы! Но твоя рука заживает, а ребра просто треснули, а не сломаны. Немного терпения, и они будут в порядке. А вот что касается ноги, то мышцы серьезно повреждены. Боюсь, шрамы останутся на всю жизнь.

— Пустяки! — нетерпеливо перебила Ориэлла. — Я смогу ходить?

Лекарь заколебался.

— Должно быть, — ответил он наконец. — Если, конечно, дать ране затянуться, госпожа. Тебе нельзя вставать по меньшей мере дней десять, а то и больше.

— Что?! — Ориэлла села, сморщившись от боли в боку. — У меня нет столько времени!

— Госпожа, это необходимо.

— Но я должна кое-что сделать! Это очень важно! — Она отчаянно пыталась вспомнить, что же именно.

Лекарь посмотрел на нее так, будто она была вздорным ребенком.

— Как хочешь, — холодно ответил он. — Но если мышцам не дать как следует окрепнуть, ты на всю жизнь останешься калекой, и даже если тебе повезет, нога всегда будет твоим слабым местом. Ты не должна нагружать ее, пока я тебе не позволю, а если нет, то в последствиях вини только себя.

Пробормотав ругательство, Ориэлла с силой стукнула кулаком по подушке: ну что за слабая медицина у смертных! Будь у нее свои силы, она бы немедленно избавилась от любых ран.

В этот момент появился слуга с чашкой теплого бульона.

— Выпей сначала это, госпожа, — сказал лекарь, — а потом тебе дадут вина.

— Помимо раздражения, Ориэлла чувствовала еще и страшный голод и жадно выпила бульон, а потом лекарь протянул ей кубок сладковатого красного вина.

— Не беспокойся, повелитель, — сказал он принцу. — Вино и снотворное заставят ее заснуть, а именно это ей сейчас и нужно больше всего. И мы, пожалуй, тоже сможем вернуться к своему отдыху. — В голосе его послышались ядовитые нотки. Ориэлла в панике сжала кубок. Нет, нет, только не спать! Что, если кошмар вернется? Но было слишком поздно. Она уже выпила почти полбокала, и чувствовала, как ею овладевает приятная сонливость. После всего пережитого это было очень славно, волшебница с удивлением услышала собственный смех и протянула кубок за новой порцией. Лекарь неодобрительно цокнул языком, но препятствовать не стал.

— Может, оно и к лучшему, — вздохнул он и налил девушке еще вина. — Кошмар был жестоким потрясением. Оставь здесь слугу, пусть присмотрит за этой неблагодарной женщиной. У тебя есть заботы поважнее, да и час уже поздний.

Наспех поблагодарив, Харин отпустил лекаря. У старикашки такой длинный язык! Но он мастер своего дела, и все ему сходит с рук. Кизал устало потер слипающиеся глаза и повернулся к таинственной женщине, которую по какому-то наитию спас на арене. Она уже мирно спала, и ужас, искажавший ее лицо, уступил место спокойствию. Что же ей все-таки приснилось? Она выкрикивала какое-то имя — может быть, так звали ее мужа? Принц уже побывал у Арбитров, и те сказали ему, что, женщина недавно овдовела, а лекарь добавил, что она к тому же ждет ребенка. Харин был потрясен — учитывая это, ее мастерство на арене казалось просто невероятным! Он нагнулся и заботливо прикрыл плечи девушки тонким одеялом.

Демон приподнял голову и зарычал, обнажив длинные белые клыки.

— Тише ты, — шикнул Харин, не спуская с пантеры тревожного взгляда. — Пора бы тебе уже знать, что я не причиню вреда твоей подруге.

Шиа уронила голову на вытянутые лапы, удовольствовавшись тем, что мрачно зыркнула на принца. Она оставалась на страже все время, пока Ориэлла болела, с одинаковым подозрением наблюдая за каждым, кто приближался к ней. Большинство слуг просто боялись входить в комнату.

Вернувшись к себе, Харин решил последовать совету лекаря и налил себе немного вина. Взяв чашу, он вышел в ароматный, залитый лунным светом сад. Ах, какое это все-таки прекрасное место! Маленький огороженный мирок с зелеными лужайками, цветущими деревьями и кустами был настоящим оазисом в этом засушливом городе. Этот райский уголок создала его мать, когда попала сюда из пышного обиталища Кизу. Ее решительный отказ жить в одном доме со своим господином и его гаремом стал одной из причин убийства царицы. Ксианг, более всего ценивший в женщинах покорность, не смог примириться с ее гордостью и с той презрительной ненавистью, которую она никогда не пыталась скрыть, — ненавистью к человеку, лишившего ее родины: мать принца была родом из Ксандима.

Харин пересек лужайку и уселся на мраморном парапете, окружавшем бассейн. Под ногами в золотистом великолепии резвились карпы. Аромат, исходивший от огромных белых цветов, склонившихся над посеребренной светом луны водой, опьянял, и мысли принца унеслись далеко. После всех этих лет Харин все еще тосковал по матери. Он живо помнил ее длинные каштановые полосы, горящие глаза и неукротимый дух, который жестокость его отца так и не смогла сломить. Харин поселился здесь, на южном берегу реки, по тем же причинам, что и она, — чтобы сохранить независимость и быть подальше от Ксианга, но иногда ему становилось тяжело. Это место преследовало его воспоминаниями о матери, хотя, возможно, в том была и его вина — принц никогда не разрешал ничего здесь менять. Слуги были поражены — если не сказать больше, — когда он устроил воительницу с огненными волосами в покоях, принадлежавших когда-то его матери, и все же это почему-то казалось ему правильным. Ее боевой дух, ее мужество и гордость, ее решительный отказ признать свое поражение напомнили принцу мать, и он был просто вынужден вмешаться и помочь этой женщине, ведь когда-то он был слишком мал и не смог помочь той, другой.

Однако теперь у Харина было время обдумать свой поспешный поступок, и он снова и снова задавался вопросом, что толкнуло его на это. Пока ему удалось вытянуть из этой женщины только ее имя — Ориэлла. Но откуда она? Что с ней произошло? Каким образом она — всего лишь женщина — научилась так сражаться? Кроме того, ее принадлежность к ведьминому колену северных колдунов очень беспокоила Кизала, несмотря на браслеты, которые — он был абсолютно в этом уверен — лишили ее магических сил. Уже не в первый раз Харин задумался, не откусил ли он больше, чем в силах проглотить. Например, он вовсе не собирался пускать в дом и этого ужасного демона, да к тому же и Кизу, без сомнения, в ярости — но в этом, правда, ничего нового нет.

Вспомнив о Ксианге, Харин пришел к выводу, что его поступок имеет и положительные стороны. Необыкновенно приятно было увидеть бессильный гнев на роже папаши и его новой невесты! Однако почему она так жаждала смерти воительницы? Харин был убежден, что обе они плыли на одном корабле. Две чужеземки одновременно появляются в городе? Определенно, это не может быть простым совпадением. Принц мысленно улыбнулся. Если его таинственная знакомая имеет сведения, порочащие новоиспеченную Кизин, это даст ему новый и очень действенный рычаг против Кизу. Харин горько усмехнулся. Ненависть, которую питал к нему отец, ни для кого не была секретом. В этом отношении девушка действительно может оказаться полезной. Она сражается как демон — он сам был тому свидетелем, — а в помощниках у нее есть другой. Парочка что надо. Кизал снова улыбнулся про себя. Возможно, он все-таки не ошибся, спасая ее.

***

Когда Ориэлла проснулась, уже давно рассвело. Принц исчез, а в кресле у кровати дремал незнакомый гигант — девушка даже вздрогнула. Однако Шиа спокойно спала в изножье кровати, прикрыв глаза кончиком хвоста, и волшебница восприняла это как знак доверия к новому тюремщику. Она задумалась, не попросить ли его принести чего-нибудь поесть. Теперь в голове у нее прояснилось, но кишки сводило от голода. Приподнявшись, она коснулась руки гиганта. Тот мгновенно очнулся и изобразил на лице глубочайшее раскаяние. В его глазах мелькнул страх, и Ориэлла поспешила успокоить его.

— Не тревожься, — сказала она. — Остальные тоже спали. — Девушка с улыбкой посмотрела на ничего не подозревающую Шиа. — Просто я ужасно хочу есть. Нельзя ли тут раздобыть немного лиафы?

За время, проведенное в обществе гладиаторов, она успела привыкнуть к этому напитку. Гигант вскочил на ноги и затряс головой, улыбаясь широкой застенчивой улыбкой. Ориэлла изумленно раскрыла глаза: в нем было не меньше семи футов роста, а плечи оказались такими широкими, что непонятно было, как же он вообще проходит в двери. Гигант поклонился и вышел из комнаты с такой скоростью, какой никак нельзя было ожидать от его огромного тела.

Вскоре великан вернулся с подносом, который был едва ли не шире его плеч. По его содержимому Ориэлла заключила, что завтрак давно прошел. Но ей было все равно — у нее текли слюнки. Там были и густой суп, и жареная дичь, и мясо с овощами, и сыр, и мед, и ставший привычным плоский хлеб. Оставшееся место занимали фляга с вином и дымящийся кувшин лиафы.

— Да это настоящий пир! — воскликнула Ориэлла. — Спасибо тебе, спасибо большое!

Почуяв еду, Шиа зашевелилась, и ее золотистые глаза оживленно вспыхнули, остановившись на подносе. Ориэлла вздохнула. Не то чтобы ей было жалко поделиться с другом, но… Однако ее заботливый опекун подумал и об этом — под мышкой у него торчало нечто объемистое и завернутое в тряпицу. Гигант ловко развернул свою ношу — это оказалась целая баранья нога — и без всяких признаков страха протянул пантере. Шиа, к величайшему изумлению, громко замурлыкала и потерлась мордой о руку гиганта.

— Ты очень внимателен, — улыбнулась Ориэлла. — Шиа! Только не здесь, пожалуйста!

— Почему бы и нет? Я тоже проголодалась. — Шиа мрачно посмотрела на нее и потащила мясо в сад.

Ориэлла не могла больше ждать и жадно набросилась на еду.

— Как тебя зовут? — с набитым ртом спросила она, но гигант замычал, качая головой и размахивая руками перед своим лицом.

— Его зовут Боан. Он не может тебе ответить, ибо не может говорить. — Едва Харин вошел, Боан простерся ниц и коснулся пола лбом. Принц сделал небрежный жест, и гигант выскочил из комнаты. — Он будет прислуживать тебе и охранять. Он евнух и знает свое дело.

— Бедняга! — воскликнула Ориэлла. — Как это жестоко! С неподдельным изумлением Харин уставился на волшебницу.

— Жестоко? Почему? Любой знатной женщине прислуживают евнухи. Как же иначе сохранить их чистоту?

Ориэлла вдруг вспомнила об Анваре и содрогнулась. Анвар! Великий Чатак, как же она могла о нем забыть?

Принц пожал плечами.

— Впрочем, это неважно. Надеюсь, он справляется? — Молодой человек уселся на краешек постели и небрежно отломил себе ножку курицы. Ориэлла тут же схватила все остальное.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Харин, и девушка поперхнулась. Она поспешно сделала глоток вина и глубоко вздохнула.

— Есть хочу, — коротко ответила Ориэлла и тут же пожалела о своей грубости. В конце концов она очень многим ему обязана и в настоящее время полностью зависит от его доброго расположения.

Принц терпеливо улыбнулся. «А он красив», — подумала девушка. — У Кизила были черные вьющиеся волосы, широкие густые брови и темные сверкающие глаза. Черты его лица, хотя и не такие волчьи, как у отца, несли на себе ту же печать гордыни. Принц был гибок и силен, однако волшебница находила его снисходительные манеры до крайности раздражающими и с трудом держала себя в руках.

— Прими мои извинения, повелитель, — сказала она. — Со сна я редко бываю в хорошем настроении.

— Можешь звать меня Харин, — заявил он с таким видом, будто оказывал ей небывалую честь, — и я не возражаю, если ты будешь есть, пока мы разговариваем.

«Премного благодарна», — кисло подумала волшебница.

— Спасибо большое, — сказала она вслух. — А ты можешь звать меня Ориэлла.

— Разумеется, — поднял бровь Харин.

Ориэлла еле удержалась, чтобы не швырнуть поднос в самодовольное лицо этого болвана. Однако завтрак был превосходен, и она в нем нуждалась. Вместо этого волшебница пристально посмотрела на принца.

— Харин, почему ты спас меня? Принц улыбнулся.

— Тебе нечего меня опасаться. Мне ты нужнее живая, чем мертвая — ты и твой демон, если он тоже сможет помочь. Я видел тебя на арене, и мне понадобится твое искусство, чтобы защищаться. Моя жизнь в опасности: мой царственный отец угрожает мне, не говоря уже о его новой жене. Если она подарит ему другого наследника… — Он чиркнул рукой по горлу.

Через какое-то время Ориэлла обнаружила, что сидит с открытым ртом, и поспешила затолкать туда кусок мяса, чтобы успеть собраться с мыслями. Она чуть было не выложила ему, почему не может остаться здесь, но вовремя сообразила, что юный принц, поглощенный исключительно собой, вряд ли станет думать о ее проблемах. Кроме того, она не может отправиться в путь, пока не отыщет Анвара, и, что еще более важно, пока не найдет способ избавиться от этих проклятых браслетов.

Принц хмурился, явно не понимая, почему девушку не охватил восторг при мысли о том, что ей предстоит стать его телохранительницей.

— Прости меня, повелитель, — поспешно проговорила Ориэлла, которой все же удалось неизвестно откуда извлечь приятную улыбку. — Я чуть не лишилась дара речи, узнав о чести, которую ты мне оказываешь. Но.., лекарь, должно быть, рассказал тебе о моем состоянии. Как же я смогу защищать тебя, будучи беременной?

Харин пожал плечами.

— Конечно, я ценю твою откровенность. — Недовольный изгиб его губ ясно говорил, что эти слова — сплошная ложь. — Однако, возможно, это и к лучшему. У тебя есть демон, а твое положение может усыпить бдительность предполагаемого убийцы. В конце концов кто заподозрит беременную любовницу в том, что она владеет воинским искусством?

Ориэлла снова закашлялась, а когда к ней вернулась способность дышать, отодвинула поднос в сторону: ее аппетит внезапно пропал.

— Что значит «любовница»? Харин выпучил глаза.

— Надеюсь, ты не вообразила, что я на тебе женюсь? Мои люди растерзают меня, если я предложу им заморскую колдунью в качестве Кизин!

— Ну, конечно, нет! Просто я думала, что буду лишь телохранительницей, а не… — Ориэлла сердито махнула рукой. — Да ты с ума сошел!

Харин изобразил на лице бесконечное терпение, и Ориэлле захотелось его придушить.

— Лекарь предупредил меня, что твоя реакция может быть именно такой, — согласно покивал он. — Конечно, беременной женщине трудно себя контролировать. Арбитры рассказали мне твою историю. Я понимаю, ты только что овдовела, и твои раны еще не зажили, но женщине не дозволяется жить без мужчины, иначе кто будет повелевать ею и защищать ее? Тебе нужен мужчина для защиты, а твоему будущему ребенку — дом. Конечно, я могу отпустить тебя, но в таком случае все, на что ты можешь надеяться, — это рабство или возвращение на арену. Переживет ли твой ребенок еще один такой поединок? А ты сама? Думаю, что нет. Не знаю, какие обычаи у тебя на родине, но здесь, как вдову, тебя должен был бы взять к себе брат твоего мужа или какой-нибудь его родственник, или просто близкий друг. Он может сделать тебя любовницей, а если пожелает, то и женой. Но здесь ты чужая, и никто не окажет тебе эту услугу. И уж, конечно, ты должна быть благодарна за честь, которой я тебя удостаиваю.

Великие боги! Ну и самомнение! Ориэлла проклинала свое воображение за эту дурацкую историю о пропавшем муже, проклинала дурацкие законы этой страны, передающие женщину по наследству, словно дом или скот, и этого высокомерного юного олуха, который воображает, что оказывает ей небывалое одолжение. Вот ведь положеньице! Наконец она собралась с мыслями и стала лихорадочно соображать. Может, история о том, что Анвар ее муж, еще пригодится, если удастся отыскать его… Девушка глубоко вздохнула и скрестила пальцы под одеялом.

— Но, повелитель, — выпалила она, — а как же быть с моим мужем?

Харин нахмурился.

— Ориэлла, твой муж мертв.

— А если нет? Мы же не знаем наверняка. — При этих словах перед ней возникло лицо Форрала, возникло с такой невероятной отчетливостью, что ей с трудом удалось сдержать рыдания. «О, Форрал, прости меня», — подумала девушка. — Что будет, если он вернется и обнаружит, что я — любовница другого мужчины? — Ориэлла не могла скрыть дрожь в голосе. — Пожалуйста, повелитель, ты ведь можешь организовать поиски. Прошу тебя… Я одинока в этой чужой стране и полагаюсь только на твою милость. — Если слезы сработали на Арбитрах, почему бы и принцу не попасться на ту же удочку… Глаза Ориэллы увлажнились, а лицо Харина окаменело.

— Госпожа, — бесстрастно произнес он, — невозможно найти то, что ты ищешь.

«Как же я промахнулась! — подумала Ориэлла. — Конечно, зачем ему искать Анвара, если он хочет забрать меня себе». Но отступать было поздно.

— Но почему? У него светлая кожа, светлые волосы и голубые глаза. Я думаю, он должен сильно выделяться. Его привезли сюда вместе с Сарой, и кто-нибудь наверняка его заметил.

— Вот именно! А за все это время не было никаких слухов о таком человеке… Погоди, что ты сказала? Он был с Сарой? С Кизин? Почему? — Харин подался вперед, его глаза внезапно загорелись. «Что это с ним? — подумала Ориэлла. — Как бы воспользоваться его неожиданным интересом?»

— Разве Сара не упоминала о нем?

— Ну конечно же, нет! А должна была? Они были вместе? Почему она не рассказала о нем? Нельзя ли это использовать, чтобы опозорить моего отца? — Вопросы сыпались один за другим.

Так вот оно что! Ориэлла постаралась не выдать своего облегчения. Если правильно взяться… Волшебница скорчила гримасу, которая по ее представлениям, должна была изображать глубокое потрясение.

— Меня ничуть не удивляет, что Сара не рассказала Кизу об Анваре. Понимаешь, она его любовница. Вот почему она жаждет моей смерти, Харин, — боится, что я ее выдам. Конечно, если мой несчастный муж мертв, это не играет никакой роли, но, если он все еще жив, это ставит твоего отца в очень неловкое положение…

Принц издал торжествующий возглас.

— Ага! — засмеялся он. — Вот видишь, ты уже начала платить мне за мою услугу. После того как я тебя спас, я все гадал, знаете ли вы друг друга. Две чужестранки, появились одновременно, — это не могло быть совпадением. Интересно, что скажет Сара, когда отец узнает, что его дражайшая Кизин — любовница другого мужчины.

Ориэлла вздохнула. Невинный младенец!

— Сара скажет, что я лгу, или что лжешь ты, и Кизу наверняка поверит именно ей, а у нас будет куча неприятностей, — бесстрастно сказала она, и Харин помрачнел. — Тебе нужны доказательства. Вот если бы ты смог найти Анвара…

Лицо принца просветлело.

— Во имя Жнеца, а ты не глупа! Я и не подумал об этом. Жаль, что ты заморская колдунья! Из тебя вышла бы Кизин получше, чем эта шакалиха. Да такие как ты — на вес сокровищ пустыни! — Комплимент показался Ориэлле странноватым, но она пропустила его мимо ушей. Харин вскочил на ноги. — Я немедленно пошлю в порт человека — след должен начинаться оттуда, если нам вообще удастся обнаружить следы.

— Я не останусь в долгу, Харин, обещаю, — с облегчением сказала волшебница. — Как только я встану на ноги, я, с твоего разрешения, начну обучать твою личную стражу боевым искусствам севера, и если королю придет в голову организовать покушение, у тебя будет надежная защита. — «И когда я отправлюсь в путь, — подумала она, — ты, по крайней мере, не останешься без охраны».

— Прими мою сердечную благодарность! — На миг высокомерие уступило место признательности, и Ориэлла поняла, что юноша очень боится своего отца — и очень одинок. А теперь и она собирается завоевать его доверие, воспользоваться тем, что он может ей предложить, а потом, как только представится удобный случай, бросить его. В это мгновение она себя ненавидела. Как далеко разойдутся круги миафанова зла? Неужели они начали поглощать и ее? Девушка выдавила из себя улыбку, но не могла не ужаснуться тому, что сейчас делает.

— Повелитель, — произнесла она, — я почту за честь помочь тебе. — «И да помогут мне боги», — добавила она про себя.