Приближаясь к двум огромным, похожим на диковинные изваяния камням, которые у ксандимцев назывались Ворота Долины Мертвых, Чайм постепенно терял уверенность. За Воротами, у входа в ущелье, пестрели разноцветные палатки ксандимского лагеря, а за ними расстилалось плоскогорье, где должен был состояться завтрашний поединок. В небе догорала вечерняя заря, и отблеск заходящего солнца падал на копья и мечи воинов, стоящих на границе Долины.

Чайм был еще далеко, а они уже заметили его. Он услышал глухой ропот толпы, похожий на гудение растревоженного осиного роя. Одолеваемый малодушным желанием без оглядки бежать от этой испепеляющей ненависти собственных соплеменников, Эфировидец некоторое время отсиживался в небольшой рощице, последней перед выходом из Долины. Теперь он был очень рад, что его сопровождают товарищи и огромная пантера (Хану остался в пещере вместе с крылатыми воинами охранять Вульфа). Сейчас Эфировидец, как никогда, нуждался в поддержке. Даже легендарная бабушка едва ли могла бы в одиночку управиться с таким количеством напастей. Кроме того, он провел ужасную ночь, размышляя над вчерашним видением.

Если бы не наступил Час Вызова, маги бы вообще не разрешили ему приходить сюда. Ориэлла устроила ему разнос за то, что он скрыл от нее, насколько опасны подобные сеансы, и теперь настаивала на том, чтобы он отдохнул. Хотя, надо отдать ей должное, прежде всего она сердилась на себя, считая, что должна была хорошенько все выяснить заранее. К счастью, магам не удалось увидеть то, что видел Чайм, и поэтому им пришлось целиком положиться на его рассказ, а он воспользовался этим и скрыл от них последнюю, устрашающую часть своего видения. Но сам, Эфировидец не мог забыть ее, как ни пытался.

И вот сейчас, приближаясь к Месту Поединков, Чайм с особенной остротой ощутил весь ужас своего открытия, и перед ним встал мучительный выбор: кому сохранить верность. Не стоит больше себя обманывать: судьба Ксандима в его руках, и нет ничего легче, чем отдать своих новых друзей на растерзание разъяренной толпе — достаточно наложить на Шианната такое же заклинание, как на Фалихаса. Правда, маги и их чужеземные друзья, скорее всего, погибнут, но что значит жизнь нескольких человек по сравнению с судьбой целого народа? Пламенеющий Меч лишится своего хозяина, а ксандимцы будут избавлены от ужасной участи…

Но, с другой стороны, а как же Темные силы? Если Ориэлла не получит Меч, а тем более — погибнет, то они наверняка победят — и что же тогда будет с народом Ксандима? Но Темные силы были далеко, и толком Чайм ничего про них не знал, а что касается опасности, исходящей от Меча, — он видел ее собственными глазами.

— Что с тобой, Чайм? — услышал Эфировидец встревоженный голос Ориэллы и невольно покраснел. — Я же говорила, тебе нужно было отдохнуть, — продолжала она, беря его под руку. — На тебе же лица нет! Почему ты не сказал мне, что ясновидение отнимает столько сил? Мы, знаешь ли, совсем не хотим потерять тебя. Я помню, как мы с тобой летали над горами, оседлав ветер, и как мчались верхом по плоскогорью. Я рассчитываю еще не раз испытать эти ощущения! — Волшебница улыбнулась ему, как улыбаются одному из лучших друзей, и у Чайма перехватило дыхание. Он не мог посмотреть ей в глаза. О боги, как он осмелился даже в мыслях предать ее! Неужели бы он смог стоять и смотреть, как она умирает? А Паррик, Анвар и Сангра? А Искальда и Шианнат, которых он уже предал однажды? Разве были у него, затюканного подслеповатого Эфировидца, когда-нибудь такие друзья? Чайм выпрямился и повернулся к Ориэлле.

— Не беспокойся, со мной все будет хорошо, — ответил он. — Кому из нас сейчас легко? А ночью я отдохну, обещаю. Хотя мне это и не положено: мы ведь обязаны бодрствовать…

— Да плевать мне на это бодрствование! — проворчала волшебница. — Фалихас и его люди ни в коем случае не увидят тебя спящим, но спать ты будешь, уж я об этом позабочусь. Тебе нужен отдых, и ты его получишь.

— Только не вздумай храпеть! — с усмешкой заметил Паррик.

— Как? — с деланным негодованием спросил Чайм. — Разве Хозяин Табунов не знает, что великий ксандимский Эфировидец никогда не храпит! — Теперь, когда он принял решение, у него стало полегче на душе. — Однако нам пора идти, — сказал Чайм, обращаясь к друзьям. — Вот-вот совсем стемнеет, и у нас остается мало времени.

Казалось, незримая граница пролегла между двумя огромными камнями. Там, за этой невидимой, но непреодолимой чертой, стояли ксандимские старейшины, а позади них — вожаки кочующих охотников и главы кланов рыбаков, соледобытчиков и собирателей, которые жили на побережье и торговали с жителями внутренних районов. Среди них был и Фалихас, по-прежнему в облике огромного черного жеребца. Увидев Чайма, бывший Хозяин Табунов стал яростно рыть копытом землю.

Вперед выступила Исалла, Первая из старейшин, высокая и худая, похожая на старую сосну. Хотя волосы ее совсем поседели, а лицо покрылось морщинами, она все еще выглядела величественной и властной.

— Ну, что скажешь, отступник? — заговорила она, обращаясь к Эфировидцу. — Тьма вновь закрыла луну, а значит — наступила Ночь Вызова. Собирается ли твой чужеземный ублюдок, которого ты привел к власти, сдержать свое слово на этот раз? А сам ты намерен ли, как обещал, освободить Фалихаса? Мнение старейшин таково, что поединок, в котором он был побежден, является нарушением древнего обычая, а потому Фалихас может, если пожелает, вновь попытать счастья, но только не во власти заклятия, которое наложил на него некий грязный предатель.

Чайм содрогнулся, услышав эти слова, но тем не менее стойко выдержал ее холодный взгляд.

— Верный своей клятве, я освобожу Фалихаса, — ответил он и, подождав, пока толпа успокоится, продолжал:

— И кроме того, я представлю вам того, кто хотел бы бросить ему вызов. Хотя нынешний Хозяин Табунов держит свое слово и не намерен больше участвовать в поединке, он имеет право назначить другого вместо себя…

— Другого ксандимца! — выкрикнула Исалла.

— Да, это другой ксандимец, — с невозмутимым видом Чайм показал на Шианната, который стоял радом, и тотчас едва не был оглушен негодующими выкриками:

— Предатель!

— Ты не имеешь права!

— Это запрещено!

— Теперь он хочет навязать нам изгоя!

— Шианнат уже проиграл!

— Он потерял право драться!

Чайм поднял руку, и возмущенные крики потонули в вое пронесшегося над толпой ветра. Наступила напряженная тишина, и он заговорил снова.

— Позвольте вам напомнить, что Фалихас тоже проиграл поединок, однако это не мешает вам взывать к закону, утверждая, что он может сражаться. Паррик, Хозяин Табунов, желает сложить с себя бремя власти, но, согласно обычаю, он может назначить вместо себя любого бойца по собственному усмотрению, лишь бы этот боец был ксандимцем. Таков закон, и вы не станете этого отрицать!

Исалла заколебалась, но, не в состоянии опровергнуть его слова, наконец отвела глаза.

— Это так, — процедила сквозь зубы Первая из старейшин. — Если ты освободишь Фалихаса, Шианнат получит право участвовать в поединке, а мы, ксандимцы, клянемся признать победителя. Но послушай меня, Эфировидец!

Если победит Фалихас, завтрашнее утро будет последним в твоей жизни, как и в жизни твоих поганых чужеземных сообщников, клянусь светом богини!

— Прежде, чем давать столь опрометчивые клятвы, — с невозмутимым видом ответил Чайм, — нужно быть уверенным, что сможешь сдержать их. Я по крайней мере способен выполнить свое обещание. — С этими словами он поднял руки и направил поток воздуха в сторону Фалихаса. И вот там, где только что стоял черный конь, возник высокий и сильный ксандимец.

Возник — и словно безумный бросился туда, где стоял Чайм. Его схватили за руки, но он отчаянно пытался вырваться, изрыгая ругательства. Эфировидец молча смотрел на того, кто порывался его убить.

Наконец вмешалась Исалла.

— Опомнись, болван! — рявкнула она. — Ты что, хочешь все испортить? Если ты вступишь в Долину Мертвых, а тем более прольешь кровь накануне поединка, то будешь проклят и потеряешь право не только на власть, но и на жизнь.

Фалихас немедленно подчинился, но гнев по-прежнему горел в его глазах.

— Твои часы сочтены, Чайм! — крикнул он Эфировидцу. Чайм только пожал плечами. Он вел себя так нарочно, чтобы позлить Фалихаса, которому и без того предстояла очень напряженная ночь.

— Чьи-то часы наверняка сочтены, — согласился он и, повернувшись, пошел прочь.

Ориэлла во все глаза следила за Чаймом, гордясь его выдержкой.

* * *

Солнце скрылось за гребнем изувеченной горы под названием Стальной Коготь. У двух каменных глыб готовились к ночному бодрствованию будущие участники поединка. Для последних напутствий и дружеских бесед оставалось мало времени, ибо, согласно обычаю, до рассвета полагалось не только не спать, но и молчать. Ориэлла с Анваром разжигали костер, а остальные распределяли между собой очередность караула, чтобы двое могли постоянно охранять Шнанната, а третий поддерживать огонь и следить за тем, чтобы претендент на звание Хозяина Табунов случайно не заснул. Чайм настойчиво пытался уговорить Шианната хоть немного поесть, но тут кто-то тронул Эфировидца за плечо. Это был Паррик.

Начальник кавалерии отвел Чайма в сторонку и сразу перешел к делу:

— Послушай, я — воин и не мастак говорить, но до сих пор я не поблагодарил тебя за все, что ты для нас сделал, а другого случая может и не представиться. И особенно я хочу поблагодарить тебя за то, что ты остановил меня тогда, в башне. Когда я бываю не прав, я всегда признаю это, а в тот раз я едва не совершил одну их самых худших ошибок в своей жизни. Я у тебя в долгу, приятель, тем более что ты не рассказал Ориэлле про такую мою несусветную глупость. Она ведь никогда бы мне этого не простила. Ты спас меня, а может быть — и Анвара, и я от души благодарен тебе за это.

И в этот момент раздался звук рога, возвестивший начало бодрствования и, стало быть, молчания. Чайм не успел ничего ответить, он только улыбнулся Паррику, и, крепко пожав друг другу руки, они вернулись к костру.

Хотя все дежурства были тщательно распределены, в эту ночь никто не спал за исключением Чайма, который впоследствии уверял, что Ориэлла все-таки околдовала его. Сангра и Язур, каждый на свой лад, скучали по дому:

Сангра — по суете Нексиса, тавернам и товарищам по гарнизону, а Язур — по жаре, по бескрайним просторам пустыни и по родному языку, которого он так давно не слышал.

Паррику тоже было над чем подумать после того, как он увидел Анвара в новом свете, но начальник кавалерии никогда не был склонен копаться в собственных переживаниях, и вскоре его мысли вернулись к более насущным проблемам. Он от всей души сочувствовал Шианнату, который сидел сейчас, бледный, едва скрывающий волнение и тревогу, напротив своего соперника, опытного и опасного бойца, боевые качества которого Паррик познал на собственной шкуре. Он сам прошел через такое же испытание, но теперь был бессилен помочь Шианнату и мог только сочувствовать ему и надеяться, что молодой ксандимец завтра окажется на высоте.

Ориэлла, сидя у костра, вспоминала, как Форрал когда-то учил ее ни в коем случае не смотреть на огонь во время ночного дозора. Впрочем, сегодня она едва ли могла заснуть: рассказ Чайма о своем видении дал ей обильную пищу для размышлений. Ее весьма настораживало, что Меч вдруг оказался не где-нибудь, а в Долине, где жила ее мать, словно сама судьба бросала волшебнице вызов. Однако она тоже постоянно возвращалась мыслями к завтрашней схватке. Этот день будет решающим не только для народа Ксандима, но и для ее собственного будущего. От исхода поединка целиком зависит, удастся ли ей без помех отправиться на север, отыскать Пламенеющий Меч и выступить против Миафана — или же придется опять сражаться за свою жизнь и снова терять боевых товарищей, которых она так любила. Ориэлла невольно вспомнила о печальной судьбе Боана и почувствовала, как рука Анвара, угадавшего мысли любимой, коснулась ее руки. Теперь, когда их связывали любовные узы, мысленное общение с Анваром давалось ей значительно легче, и Ориэлла поспешила заверить возлюбленного, не нарушая молчания:

«Нет, нет, я не позволяю себе слишком много об этом думать, это не к добру. К тому же оплакивать погибших — не та роскошь, которую мы сейчас можем себе позволить».

«К сожалению, ты права, — ответил Анвар, — но это совсем не значит, что мы не любили его, и придет время, когда мы сможем воздать ему должное»

«Хорошо сказано, чародей», — прозвучала у нее в голове безмолвная речь Шиа. Огромная кошка наотрез отказалась остаться в пещере, хотя она гораздо больше беспокоилась о магах, чем о ксандимце. Ориэлла погладила Шиа по лобастой голове и сама доверчиво склонилась на плечо Анвару. Она была счастлива тем, что в этот трудный час рядом с ней два самых дорогих для нее создания.

«Что это вам обоим не спится?» — безмолвно спросила волшебница.

«Что ты говоришь такое? — возмутилась Шиа. — Я беспокоюсь за тебя».

«Разве тут заснешь? — поддержал ее Анвар. — От этого поединка столько зависит… Как ты думаешь, Шианнат добьется своего?»

«Уж пусть постарается» — решительно ответила Ориэлла. — Иначе всем нам крышка О боги, это бесконечное ожидание, по-моему, и есть самое ужасное".

«Уж не хочешь ли ты усыпить меня, как Чайма?» — спросил Анвар, указывая на спящего Эфировидца.

«Смотри, не проговорись ему! Он убьет меня, если узнает. Но все-таки лучше поспать. Бедняга совсем измучился».

«Да, он заслужил отдых. Как здорово он отбрил сегодня этих старейшин. Но, знаешь, Ориэлла… Тебе не показалось, что Чайм что-то скрывает насчет своего видения?»

«Ты тоже это почувствовал? — Ориэлла нахмурилась. — А я-то надеялась, что это просто моя дурацкая мнительность. Но я верю Чайму. Мне кажется, он не предаст. А тебе?»

«Мне тоже! Но все-таки, что же он скрыл и зачем?»

"Не знаю, но он был тогда очень напуган. — Ориэлла задумалась, потом продолжала:

— Я думаю, если бы опасность угрожала нам, он наверняка бы нас предупредил. Значит, дело касается только его самого, и это меня ужасно беспокоит. Я, знаешь ли, полюбила его за это время".

«Ты хочешь сказать, что у меня появился соперник?» — с деланным ужасом спросил Анвар.

«Не в том смысле полюбила, дуралей! — Волшебница с благодарностью оценила эту попытку поднять ее настроение. Анвар был прав: мрачные размышления до добра не доведут. — У тебя нет соперников, — продолжала она, — и, не будь здесь столько народу, я бы тебе это доказала».

* * *

Увы, Шианнат был лишен возможности мысленного общения. Ему приходилось бодрствовать в молчании, причем Фалихас не спускал с него ненавидящих глаз, и ненависть эта была значительно сильнее, чем обычная ненависть вождя к претенденту, и Шианната начали мучить сомнения. Не выдержав, он отвел взгляд и со стыдом подумал, что уже начинает проигрывать. А что, если завтра он погибнет? Что тогда будет с его бедной сестрой? Шианнат осторожно поднял глаза и вдруг заметил, что Фалихас смотрит уже не на него, а на Искальду. Теперь во взгляде соперника читалась не злоба, а похоть, глумливая насмешка и такое высокомерное презрение, что молодой ксандимец едва не взвыл от ярости. Бывший Хозяин Стад даже не скрывал, что считает себя уже заранее победившим.

Вспышка ярости моментально развеяла все сомнения Шианната, и решимость его окрепла. Нет, этому не бывать! Фалихасу больше никогда не удастся отнять у него сестру! Он, Шианнат, не имеет права потерпеть поражение. Он должен победить Фалихаса! Набычившись, Шианнат уставился на своего врага, и на сей раз Фалихас отвел взгляд. Теперь бывший изгнанник даже получал удовольствие от этого безмолвного поединка.

Искальда сидела рядом с братом, держа его руку в тревожном ожидании. Она не заметила этого обмена красноречивыми взглядами — она вообще не смотрела на соперников. Она уставилась в землю и изо всех сил старалась не дать воли своим чувствам. Если Шианнат погибнет, она не только потеряет брата, которого любит больше жизни, но и попадет в лапы Фалихаса, а даже мысль об этом была ей невыносима. Свободной рукой Искальда коснулась спрятанного за пазухой кинжала и поклялась про себя, что, если брат погибнет, она последует за ним — и пусть богиня примет их.

* * *

Снова затрубил рог, и лишь тогда Ориэлла, погруженная в свои мысли, заметила, что начало светать.

— Ну вот, теперь наконец можно и побеседовать, — зевая, проговорил Эфировидец, выбираясь из-под одеяла, которым укрыла его волшебница. Он бросил на Ориэллу подозрительный взгляд. — Уж не месть ли это за некий бокал вина, о волшебница?

— Тебе нужен отдых, — непререкаемо заявила та и была рада тому, что Эфировидец не успел ей ответить.

Друзья обступили Шианната, который усиленно разминал ноги и размахивал руками после долгого сидения на одном месте. Он был очень бледен, но, судя по всему, исполнен решимости. Чайм протянул ему флягу с водой:

Шианнат отхлебнул немного, а остатки вылил себе на голову. Времени почти не оставалось: если он не успеет занять боевой позиции с первыми лучами солнца, ему засчитают поражение.

Искальда быстро обняла любимого брата.

— Да поможет тебе богиня! — прошептала она и поспешно пошла прочь, пока хватало сил сдерживать рыдания.

— Да поможет она и тебе, — сестра, — чуть слышно ответил Шианнат и, коснувшись руки волшебницы, сказал:

— Если… Если со мной что-нибудь случится, умоляю тебя: защити сестру, не дай ей попасть в лапы Фалихаса!

— Я сделаю это, обещаю тебе, — ответила Ориэлла. Наступило время расставания.

Противники вышли на плоскогорье и встали на Месте Поединка, безмолвно глядя в глаза друг другу…

Ориэлла непроизвольно ахнула. Там, где только что были Фалихас и Шианнат, теперь стояли два могучих коня — вороной и серый в яблоках.

Рог пропел в третий раз. Солнце уже взошло, и поединок начался. Под лучами светила земля стала изумрудно-зеленой, и только готовый к бою Фалихас был похож на зловещую черную тень. С пронзительным ржанием он взвился на дыбы и бросился на своего соперника. Сейчас он уже окончательно перестал быть человеком и превратился в разъяренного зверя. Шианнат хотел отскочить в сторону и нанести удар сбоку, но Фалихас, очевидно, угадал его намерение. Бывший Хозяин Стад был более опытен и показал больше ловкости. Увернувшись, он обрушился на противника и нанес ему тяжелый удар головой в живот. Серый конь беспомощно покатился по земле.

Однако Шианнат неожиданно быстро вскочил на ноги. Фалихас сделал попытку нанести новый удар, но на этот раз Шианнат успел увернуться, и в следующее мгновение вороной жеребец заржал от боли и ярости: Шианнат основательно куснул его в бок. Фалихас, похоже, никак не ожидал, что будет ранен первым, и растерялся. Шианнат снова встал на дыбы, и Фалихасу чудом удалось избежать сокрушительного удара в голову. Вороной жеребец бросился на серого, норовя вцепиться тому в глотку, но немного промахнулся, и зубы его впились в грудь Шианната. Теперь уже серый в яблоках конь заржал от боли и отступил, но через мгновение кинулся на противника снова.

Раз за разом два огромных жеребца сшибались друг с другом, пуская в ход острые зубы и увесистые копыта. Земля обагрилась кровью. Силы противников были примерно равны. Фалихас был чуть-чуть тяжелее, но Шианнат — несколько выше. Старший был более опытен, но младший — более вынослив. Кровь текла ручьями, силы обоих были на исходе, но каждый упрямо держался и никто не хотел сдаваться.

Друзьям Шианната, стоящим у одного из каменных истуканов, ожидание казалось мучительным, а поединок — нескончаемым. Искальда никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной. Все душой она была с Шианнатом, каждая его рана отзывалась в ее теле, и сердце девушки изболелось за брата. Чья-то рука ободряюще сжала ее запястье, и она была признательна за эту молчаливую поддержку, хотя даже не оглянулась, чтобы узнать, кто это: глаза ее неотрывно смотрели туда, где в этот момент решалась судьба Шианната — да и ее собственная.

Фалихас снова устремился в атаку. Зубы вороного жеребца впились в ухо серого в яблоках. Острая боль пронзила голову Шианната, кровь залила глаза. Он зашатался? движения его замедлились. От боли он плохо соображал. Однако ему удалось собраться и, извернувшись, лягнуть врага по ребрам. Фалихас зашатался и едва не упал, но и сам Шианнат с трудом сохранил равновесие. Левая передняя нога подвернулась, и ему пришлось перенести всю тяжесть тела на правую сторону. Задыхаясь, враги вновь встали друг против друга, пытаясь собраться с силами. Никто из ксандимцев не имел права вмешиваться. Тот участник поединка, который останется на ногах, будет новым Вождем, другой же — умрет.

Шианнат чувствовал, что силы его истощились. С покалеченной передней ногой он потерял скорость и, хуже того — не может драться копытами. Даже если он продержится еще немного, Фалихас, рано или поздно, одолеет его — это только вопрос времени. Тоска и отчаяние овладели Шианнатом. И вдруг, словно сквозь туман, до него донеслись приглушенные рыдания. Искальда! О боги, он совсем забыл и о сестре, и об Ориэлле, и о ее друзьях, положивших конец его изгнанию. А ведь они верят в него — какое же право он имеет так легко сдаваться? И тут новая мысль поразила Шианната: если он сам в таком тяжелом состоянии, то каково приходится его противнику? Ведь он только что нанес Фалихасу серьезный удар — да, к сожалению, забыл об этом из-за боли в ноге. А может, удар оказался слабее, чем он думает? Впервые с начала поединка Шианнат как следует рассмотрел противника. Тот дрожал всем телом, задыхался, изо рта у него шла кровавая пена, глаза остекленели. В сердце Шианната затеплилась надежда. Однако следует быть осторожным… Может, он только притворяется? Надо это проверить…

Прихрамывая, Шианнат сделал неуверенный шаг навстречу врагу. Потом еще один… И еще… Вороной жеребец вскинул голову, глаза его вспыхнули. Серый конь застыл как вкопанный. Фалихас бросился вперед.

Этого-то и ожидал Шианнат. Он успел отскочить в сторону и встал на дыбы, но Фалихас извернулся и вцепился зубами противнику в глотку. Под тяжестью Фалихаса Шианнат упал, но в последнее мгновение собрал остатки сил и каким-то чудом умудрился ударить копытом поврежденной ноги Фалихаса в голову. В следующее мгновение оба противника потеряли сознание.

Увидев эту картину, Искальда со страшным криком бросилась на ристалище, несмотря на то, что чьи-то сильные руки пытались ее удержать. Она успела заметить за собой погоню, но от страха за брата у нее словно выросли крылья, и она быстро оставила своих преследователей далеко позади. Слезы застилали ей глаза, она видела перед собой только двух коней, упавших на Окровавленную землю. Ни один из них еще не поднялся на ноги. За время битвы они оказались довольно далеко от зрителей, и Искальда чувствовала, что бежать ей становится все труднее. Она испугалась, что не успеет, — это было как в страшном сне, когда человек пытается спастись бегством, но бежит почему-то на одном месте. Внезапно один из коней слегка шевельнулся. Или ей это только показалось? Нет! Один из них действительно пытался встать. Один был жив — но к т о?

И вдруг она услышала победное ржание. Этот голос Искальда узнала бы из тысячи. Шианнат! Но тут напряжение, которое придавало ей сил, покинуло девушку, и Искальда упала на холодную землю, плача от радости.

Все же она оказалась в числе первых, кому удалось добежать до победителя. Пока Искальда пыталась подняться, мимо пронесся Чайм с Ориэллой на спине, а за ними — Шиа. Чтобы быстрее достичь поля боя, Эфировидец превратился в коня.

— Скорее, Искальда! — крикнула Ориэлла и протянула девушке руку.

Вскоре они были уже рядом с Шианнатом. Весь в крови и грязи, он отчаянно пытался встать на ноги, а глаза его выражали боль и страх. Ориэлла одним прыжком оказалась на земле и бросилась к Шианнату.

— Скорее! — закричала волшебница. — Он сейчас не в состоянии понимать, что делает, но мы должны опередить этих ксандимских болванов!

Серый в яблоках конь действительно никого не подпускал к себе, злобно щерился и бил копытами.

— Шианнат, это я, Искальда! — в отчаянии закричала девушка, но слова ее потонули в яростном ржании. Если бы только он мог ее увидеть…

— Ориэлла, попробуй как-нибудь его отвлечь! — крикнула Искальда волшебнице. — А я незаметно подскочу к нему вплотную.

Ориэлла быстро кивнула и побежала к коню с другой стороны, размахивая руками и громко крича. Шианнат насторожился и повернул голову. В это мгновение Искальда бросилась к нему и обхватила за шею, уворачиваясь от крупных зубов. Он попытался отбросить ее, но Искальда заорала ему в самое ухо:

— Шианнат! Шианнат! Это я, Искальда! Все кончено, Шианнат! Вставай, прошу тебя! Ты победил, Шианнат!

Наконец ее слова дошли до Шианната, и он сразу обмяк и перестал сопротивляться. В это время прибежали остальные и помогли измученному животному кое-как подняться на ноги. Чайм, Язур и грозно рычащая Шиа держали ксандимцев на почтительном расстоянии. Шианнат пошатывался, но глаза его вновь стали приобретать осмысленное выражение.

Ориэлла сразу же принялась проверять его состояние своим чувством целительницы. Закончив эту процедуру, она быстро сказала коню:

— Слушай меня, Шианнат! Я сейчас исцелю тебя, и все будет в порядке, но до тех пор и не пытайся снова превратиться в человека. Ты еще слишком слаб, понимаешь? Сначала я тебя вылечу, а потом ты сможешь принять прежний облик.

Чайм между тем уже стоял перед толпой ксандимцев:

— О народ Ксандима! Сегодня я дарую вам нового Хозяина Табунов, Шианната, честно победившего в Поединке.

Пусть богиня сделает его правление мудрым и добрым, и пусть проклятие ее падет на голову всякого, кто ослушается воли Хозяина, ибо он получил власть по закону Ксандима!

Эти слова были встречены без особого одобрения. Многие в толпе были явно разочарованы, а кое-кто даже разозлен таким оборотом дела. И те, и другие, конечно же, рассчитывали на победу Фалихаса. Из группы старейшин вышла Исалла. Лицо ее было каменным — Какова же будет воля нового Вождя? — ехидно спросила она.

Ориэлла услышала безмолвный зов Чайма:

«Помоги ему, о волшебница Ориэлла! Он должен обратиться к народу, иначе дело может кончиться плохо».

«Мне нужно хоть немного времени», — ответила она также безмолвно.

«Не знаю, есть ли у нас оно вообще». — В словах Эфировидца звучало отчаяние.

В толпе послышался недовольный ропот, и Ориэлла быстро приняла решение. Она мысленно обратилась к возлюбленному:

«Анвар, прикрой всех нас щитом. У этой толпы накопилось слишком много энергии, и я хочу занять у них немного!»

«Ориэлла, нельзя же! По Кодексу магов…»

«Кодекс здесь ни при чем! Я уже делала такие вещи — в Нексисе, во время бунта, и на Казалимской Арене, — и никому это не повредило». — С этими словами она одной рукой взялась за Жезл Земли, который, как обычно, торчал у нее за поясом, а другую положила на голову Шианната. Сосредоточившись, Ориэлле стала впитывать в себя гневную энергию толпы, чтобы преобразовать ее с помощью магии в целительную силу и направить на Шианната. Как она и обещала, все это заняло считанные мгновения, и никто из ксандимцев не был обессилен. Настроение толпы явно переменилось. Люди утратили излишнюю напряженность и, кажется, даже стали менее враждебными. Ориэлла вспомнила, что тогда, в Нексисе, она наблюдала похожую картину, но до сих пор считала, что в тот раз толпу успокоил дождь.

Впрочем, размышлять об этом уж не было времени. Шианнат поднял голову, взгляд его окончательно прояснился, и он перестал дрожать. Ориэлла понимала, что ей еще предстоит поработать, но главная цель уже была достигнута.

— Ну вот, — тихо сказала она коню, — теперь у тебя есть силы, чтобы вновь стать человеком. Вставай, Хозяин Табунов, мы все гордимся тобой!

Она отступила, чтобы дать ему возможность принять человеческий облик, и серый в яблоках конь вновь стал воином Шианнатом. Он был бледен, весь в синяках, левая рука его бессильно повисла, одежда была в крови, однако во всем облике ксандимца появилось царственное достоинство, свойственное Вождю. Новый Хозяин Табунов поднял руку, сам еще не зная, о чем будет говорить. Но, поглядев на Искальду и своих ночных друзей, Шианнат внезапно понял, что должен сказать.

— В прошлом году, — начал он, — на этом же самом месте некий дикий и необузданный и очень глупый юнец проиграл поединок и был с позором изгнан. Вы все хорошо знаете этого несчастного и, увы, слишком хорошо помните его ошибки и глупости. — Он кисло улыбнулся, и из рядов ксандимцев послышался ехидный смешок.

— Этот человек умер, — продолжал Шианнат, и при этих словах смех прекратился и все обратились в слух. — Да, да, Шианнат, которого вы знали прежде, сгинул в горах, куда был изгнан, — то ли сорвался в пропасти, то ли стал жертвой Черных призраков. — Словно извиняясь, он поклонился Шиа, которая смотрела на толпу и угрожающе порыкивала. Когда рычание вдруг прекратилось, в толпе раздались удивленные возгласы.

А Шианнат продолжал свою речь:

— Сегодня я одолел Фалихаса, но перед вами — уже не тот бестолковый юнец, которого вы когда-то знали. Ваш новый Хозяин Табунов научился мужеству и терпению, чести и любви, ответственности за других. Дайте мне возможность, и я докажу вам это. Отныне вам больше не придется бояться соседей, будь то Черные призраки или Крылатый Народ. Между нами воцарится мир, и народы будут процветать и поддерживать друг друга в борьбе против наступающего зла, ибо зло это действительно существует. Мы долго жили, отгородившись от мира, и берегли нашу тайну, но силы зла не дремлют, и мы будем побеждены, если не окажем сопротивления. На севере уже бушует буря, начатая лиходеями, от которых бежали когда-то наши чужеземные друзья. Зло стоит у порога наших жилищ, о ксандимский народ, и лишь благодаря мужеству и верности нашего Эфировидца нас не застали врасплох. Но мы должны быть готовы, и вражда между нами должна прекратиться. Наступает новое время, и вы получили нового Хозяина Табунов, человека, чья душа была закалена невиданными доселе испытаниями. Когда-то я был способен только требовать чего-то от своего народа, но теперь единственное мое желание — служить ему. О народ Ксандима, принимаете ли вы меня?

На мгновение наступило молчание, а затем Шианнат едва не был оглушен радостными возгласами. Стуча мечами о щиты, ксандимцы снова, снова и снова выкрикивали его имя. Сияющая Искальда бросилась к брату.

— Я уничтожен, — заявил Паррик, обращаясь к магам. — Мне так вовек не сказать!

— Отчего же, — хихикнула Ориэлла. — Я думаю, если тебе сначала поднести побольше меда… — Она повернулась к Анвару. — Ну, не замечательно ли? Я горжусь Шианнатом!

Ее возлюбленный кивнул.

— Он — настоящий мужчина. И день сегодня счастливый. Похоже, мы справились со всеми препятствиями — по крайней мере здесь, на юге.

— Ты прав, — ответила волшебница, и вдруг ее кольнуло непонятное беспокойство. Она оглянулась и увидела, что Чайм стоит в сторонке, и на лице его написаны безысходная тоска и отчаяние. Ориэлла поежилась. — По крайней мере я надеюсь, что ты прав, — пробормотала она так тихо, что никто не расслышал ее последних слов.