Каз тревожился не на шутку. Хотя комната наконец прогрелась, он понимал, что его спутницам не стоило засыпать, не восстановив прежде силы, которые они затратили на сражение с лютым холодом. «Разбужу-ка я Ту-лак», — подумал он. Во сне старая наемница не могла услышать мысленный зов, поэтому дракен с силой ткнул ее носом в бок. И — ничего. Она даже не пошевелилась. А как же Вельдан? Тревога дракена все росла. Изогнув шею, он обеспокоенно обследовал свою напарницу. Дышала она хотя и ровно, но неглубоко, и тело на ощупь было слишком холодное. «Ей надо поесть, — подумал Каз. — Хорошо бы что-нибудь горячее, да где ж я его возьму-то? Сошла бы любая еда…» И тут он вспомнил, что сказала Тулак еще на горе, после бегства: «Прорва всякой еды». Не тратя времени, дракен начал осторожно, очень осторожно пятиться из тесной комнаты. Если где-то здесь есть еда, он ее отыщет.

Пробираясь по кромешному туннелю, Каз переключился на ночное зрение и задумался: сообщать ли Тиришри о том, где они находятся? Дракен решил, что не стоит. Зачем нужно, чтобы нахальная фея и вонючка Элион совали нос в их с Вельдан дела? Можно подумать, без них мы не справимся, фыркнул Каз. Жалкий человечишка не сможет даже добраться сюда без моей помощи. Что до феи — на что такое способна эта тупица, чего не смогу я?

Вскоре чуткий нос сообщил дракену, что он на верном пути. Ветчина! В туннеле явственно пахло ветчиной, мясом и сыром. Силы небесные, что же это за пещера? Вскоре туннель раздвоился — справа коридор понемногу поднимался вверх, слева — становился все более пологим. Из левого коридора приятно пахло специями, сыром, овощами и фруктами, но самого дракена куда сильней притягивал правый. Оттуда со сквозняком плыли сладостные ароматы разнообразнейшего мяса. Казу стоило немалых сил отвлечься от манящих запахов и повернуть влево. Он сейчас охотится для Вельдан, а его напарнице сейчас меньше всего нужно сырое мясо.

Через пару сотен человеческих шагов коридор вывел Каза в просторную гулкую залу с такими высокими стенами, что и дракен своим ночным зрением не мог различить потолка. Впрочем, ему это было и ни к чему. Вначале он остолбенел от изумления, а потом принялся лихорадочно рыться в здешних сокровищах. Повсюду, куда ни глянь, грудами лежала еда: горшки с медом и маслом, бочонки с мукой, мешки с овощами, ящики сухих яблок, гигантские желтые колеса сыров — и прочая, прочая, прочая. В одном углу Каз обнаружил мешочек с сушеной травой, пахнувшей точь-в-точь как любимый Тулак чай, и похвалил себя за такую везучесть. Что-то скажет старушка Тулак, когда увидит это? К мешочку с чаем дракен прибавил торбу изюма, горшочек меду и большой круг сыра — словом, еду, которая быстрей всего восстанавливает человеческие силы. И тут он замер, сообразив наконец, что ведет себя как круглый идиот. Как же он доставит свою добычу Вельдан? В отличие от человеческих рук с их ловкими большими пальцами лапы дракена явно не были приспособлены для переноски тяжестей.

Казарл огляделся, призывая на помощь вдохновение.

— Ну же, пошевеливайся! — пробормотал он. — Не теряй время попусту, оно слишком дорого. Вельдан нужна еда — и немедленно!

Он как следует подумал — и нашел решение. Выбрав подходящий бочонок с мукой, дракен принялся обрабатывать когтями его крышку, и в конце концов она поддалась и отскочила. Неуклюже обхватив лапами бочонок, Каз перевернул его, чтобы вытрясти на пол муку — и тут же отпрянул, оглушительно расчихавшись. Язычки пламени брызнули из его пасти по всей зале, растопили пару-тройку сырных кругов и превратили в золу две кучки моркови и мешок бобов.

— Чтоб меня кентавры сожрали! — ругнулся дракен. — У, проклятая белая пыль! Только люди способны есть такую гадость!

Казу пришлось немало потрудиться, покуда он, орудуя зубами и когтистыми лапами, запихнул в бочонок всю свою добычу, но в конце концов он управился с делом, и даже без особого ущерба для провизии, — если не считать, конечно, отметины от зубов на круге сыра. В последнюю минуту дракен приметил в углу шеренгу запыленных бутылок. Вино? Зная, что люди, в том числе и Вельдан, просто обожают эту дрянь, Каз великодушно прибавил к своей добыче бутылку вина. А потом, осторожно прихватив зубами увесистый бочонок, неспешно двинулся в обратный путь.

Вельдан проснулась оттого, что некто тыкал мордой в ее плечо, обдавая лицо жарким и весьма вонючим дыханием.

— Каз! Не смей! — сонно возмутилась она. — Что за дрянь ты сожрал?

Дракен невинно округлил глаза:

— Что такое? Ах это… Да так, перекусил немного — давно, еще в гостях у Тулак, хе-хе…

В сознании Вельдан возникла картина: когтистая лапа дракена уволакивает в гущу леса двоих солдат Блейда.

— Как ты мог?! — упрекнула она. — Сколько раз я тебе говорила, что так нельзя поступать? Уж и не знаю, что сказал бы Кергорн, если б узнал о твоих выходках! Если только тебя заподозрят в людоедстве, мы оба угодим в беду!

Каз наклонил голову и облизал длинным языком челюсти — это означало у него ухмылку.

— Да брось ты, Хозяйка! Не такой уж я негодяй. Что ни говори, а мясо есть мясо — и ты же знаешь, что друзей я не ем. Вот это была бы и впрямь отвратительная привычка! К тому же у меня не было другого выхода. Нам грозила опасность, и я должен был встретить ее во всеоружии, а не помирать с голоду. Откуда, по-твоему, взялись у меня силы так лихо прокатить тебя и Тулак по горам? — Дракен наклонил голову к другому плечу, снова стрельнул длинным языком. — Впрочем, жалко, что я обещал тебе, что буду есть только вражеских солдат. Их так трудно выгрызать из кольчуги — Он разинул пасть и обеспокоенным тоном осведомился: — Я, случайно, не сломал себе зуб?

Не выдержав, чародейка хрипло расхохоталась:

— Ох, Каз!.. Знаешь ли ты, что ты просто неисправим?

— Разумеется. Потому-то я такой обаяшка. А еще — восхитительный красавец и первоклассный добытчик. Погляди-ка, душенька, что я тебе добыл. Это куда лучше, чем вражеские солдаты.

Вельдан спустила ноги с кровати и попыталась сесть. Она продрогла до мозга костей, и вдобавок ее терзал зверский голод.

— Знаешь, — мрачно сообщила она напарнику, — сейчас я и сама могла бы сожрать целиком вражеского солдата, да еще и попросить добавки.

— Узнаю мою малышку! — хихикнул Каз. — Погоди, мы еще сделаем из тебя дракена! Впрочем, я принес тебе кое-что повкуснее.

И он носом подтолкнул к Вельдан круглый, обитый железными обручами бочонок — весь в следах зубов и блестящих потеках слюны. Чародейка выразительно сморщила нос.

— Все в порядке, — заверил ее дракен. — Я очень старался, чтобы слюна не попала внутрь.

— Ничего страшного, Каз. Если в этом бочонке еда, пускай себе хоть плавает в слюне.

Вельдан запустила руку по локоть в бочонок и принялась выуживать на свет добычу Каза. Содержимое бочонка показалось ей восхитительней, чем подарки на день рожденья, — и откуда только все это взялось? Впрочем, чародейка была слишком занята, чтобы пускаться в расспросы — она лишь горячо благодарила судьбу за такую удачу. Набив рот изюмом и сыром, она подняла сияющие глаза на дракена:

— Каз, ты — лучший друг голодной девушки! Казарл хохотнул, донельзя довольный собой:

— Это еще не все, душенька. Погоди, вот увидишь, что я еще отыскал!.. Хочешь ломтик жареного бекона?

Вельдан расплылась в блаженной улыбке:

— Я, наверное, сплю! Каз, если ты добудешь еще и бекон, я буду у тебя в долгу до самой смерти — и ешь себе вражеских, солдат, сколько твоей душеньке угодно!

— Спасибо за идею, Хозяйка, но если ты не против, я бы тоже предпочел бекон.

Дракен отправился за беконом, а Вельдан выбралась из кровати и набросила одеяло на плечи, как плащ. Она подбросила в огонь побольше дров, гадая, нужно ли разбудить бедняжку Тулак — та сладко спала, используя вместо подушки каменную плиту перед очагом. Нет, решила Вельдан, не стоит. Вначале приготовлю поесть — что-нибудь горячее. Шея у нее и так уже затекла — хуже не будет.

Прежде всего нужно заварить свежего крепкого чая. Пошарив по комнате, Вельдан отыскала чистую питьевую воду — каменная цистерна располагалась в дальнем углу комнаты — и полки с изрядно запылившейся утварью. Вскоре на краю очага уже грелась кастрюля с водой. В ожидании Каза Вельдан решила связаться с Тиришри. Нужно рассказать фее, что Этон, драконий провидец, жив — во всяком случае, жив его разум, обитающий ныне в человеческом теле. К несчастью, человек, которого Этон избрал сосудом для своего сознания, сам находится в беде. Вельдан вспомнила холодный, безжалостный голос лорда Блейда, произносивший приговор несчастному, в чьем теле оказался Этон: Теперь это всего лишь безмозглое подобие человека. Наш долг — сохранить ему жизнь и доставить его в Тиаронд до завтрашнего заката. Он в последний раз исполнит роль иерарха, когда будет принесен в жертву Мириалю.

Если чародеи не успеют хоть что-нибудь предпринять, Этон погибнет снова — и на сей раз уже окончательно. Хотя он сумел перенести сознание из драконьего тела, ему не под силу повторить этот подвиг, находясь в теле человека-нетелепата. Сейчас его единственная надежда — вернуться вместе со своим носителем в страну драконов. Сородичи Этона должны знать, как разрешить такую запутанную ситуацию.

Вельдан тяжело вздохнула. И почему хотя бы эта миссия не могла обойтись без осложнений? Ну хоть разок! Если вспомнить, в каком душевном состоянии находится человек, невольно приютивший Этона, чародеям придется немало потрудиться, чтобы доставить его по назначению. Не говоря уж о том, что вначале его нужно спасти. Если б только Этон сумел объявить себя хоть на минутку раньше! Если б Вельдан смогла тогда же вывести его из дома — насколько проще было бы им сейчас!

Ну да хватит досужих размышлений. С немалым трудом, но чародейка все же собралась с мыслями. Проще или труднее, а делать что-то надо, и поскорее. Присев рядом с Тулак, она скрестила ноги и потянулась мыслью к фее воздуха, находившейся по другую сторону горы.

— Тиришри! Ты меня слышишь ?

— Вельдан ? У тебя все в порядке ? Я на пути к лесопилке. Что там происходит?

— Шри, не знаю, как тебе это сказать, но мы уже не на лесопилке. За последние пару часов случилось так много всего, что я и не знаю, с чего начать…

И Вельдан вкратце рассказала фее воздуха, что произошло в доме Тулак, почему они вынуждены были бежать от лорда Блейда и его гвардейцев и как в самую последнюю минуту она обнаружила, что личность Этона жива и заключена в теле человека-нетелепата, пленника Блейда. Когда она завершила рассказ, Шри долго молчала. Наконец она заговорила, и ее мысленный голос был на диво спокоен:

— Вот что, Вельдан, оставайтесь там, где вы сейчас находитесь. У вас есть еда и убежище — лучше места и не придумаешь. Я передам Элиону твой рассказ, потом отправлюсь на лесопилку и выясню, что там творится, и уж после того прибуду к вам.

— А ты сумеешь найти нас в такой буран? — с сомнением спросила Вельдан.

— Не тревожься. Буран уже почти выдохся, и скоро начнет светать, что для меня, впрочем, безразлично. Для моего зрения вы оставили след, который сохранится на горе еще несколько дней. Не тревожься. Скоро я присоединюсь к вам, и тогда мы вместе придумаем, как спасти иерарха, а с ним и беднягу Этона.

Тиришри, ты великолепна, устало подумала Вельдан. Мне бы твою уверенность!

Блейд так и не сомкнул глаз до той минуты, когда сержант явился будить его. Хотя старый вояка сконфуженно извинялся за то, что побеспокоил командира, Блейд отчасти был даже рад его приходу. Ночные мысли его могли навеять что угодно, только не крепкий сон, а потому эта ночь показалась Блейду длиннее года.

— Ничего страшного, — сказал он сержанту. — Я и не спал вовсе. Ладно, раз уж пришел — говори, что тебе нужно? Что-то случилось?

— Не то чтобы случилось, ваша милость, то есть ничего плохого. Я хотел сказать вашей милости, что бурану почти что конец пришел. Вот-вот начнет светать, я и подумал: может, ваша милость пожелает выйти засветло. Ежели непогода и впрямь утихомирится, хорошо бы нам этим воспользоваться и побыстрей убраться с этой треклятой горы.

Блейд проворно выбрался из постели, где всю ночь продрожал под грудой одеял, хотя лег спать одетым и в сапогах. Впрочем, неудивительно, что он замерз, — засветло в чердачной комнате сквозило еще почище, чем ночью.

— Славно придумано, сержант, — похвалил он вслух. — Ты совершенно прав. Скажи людям — пусть будут готовы отправиться как можно скорее, но двоих пошли вверх по тропе, к месту оползня — пускай отыщут труп торговца. Не люблю оставлять неоконченные дела. Хотя я сомневаюсь, чтобы раненый человек смог пережить этакую ночь, все же мне будет как-то спокойней, если мы найдем тело.

— Слушаюсь, ваша милость, — без особого восторга кивнул сержант и замялся прежде, чем задать новый вопрос. — Э-э… ваша милость, как нам быть с конем госпожи Тулак? Может, захотите взять его с собой? Это добрый боевой конь, ваша милость, и не такой уж старый. Просто стыд бросать его подыхать от голода. Госпожа Тулак в лошадях разбирается, как никто в мире, а она вроде обожает… то есть обожала этого конягу.

Блейд метнул на него острый взгляд:

— Ты прав, сержант. Прекрасно! Старая сука и впрямь была без ума от этой клячи, если поселила ее в своей кухне. Интересно, достанет ли у нее мозгов вернуться за своим любимцем?

— Так, ваша милость, она же еще не спятила…

— А по мне, сержант, так старая болтунья наполовину уже чокнулась. Кто знает, вдруг этот конь и вправду приманит ее? Вот что, сержант, оставь-ка здесь двоих… нет, лучше четверых. Пускай устроят засаду на случай, если Тулак и ее спутница и вправду вернутся. Зверя, который был с ними, лучше сразу пристрелить — все равно такого исполина поймать живым невозможно, но этих женщин нужно доставить ко мне живыми. Постарайся вбить это в их головы.

— Слушаюсь, ваша милость, — кисло отозвался сержант. — Сейчас же все исполню.

— Отлично. — Блейд отправился к двери, но с порога обернулся. — И поторопись, сержант. Я хочу как можно скорее выбраться отсюда и вернуться в город. Ступай. Сообщишь мне, когда все будет готово. А я пойду побеседую с иерархом.

Драконий провидец исчерпал запасы своего терпения после того, как всю ночь пытался вразумить законного владельца тела, в котором он отныне был заключен. Этот Заваль — несчастный человечишка! — был попросту безнадежен. В бессильной ярости Этон проклинал свою злую судьбу. Как он ни бился, его невольный сосед по телу только вопил что-то о безумии или одержимости демонами. Разум его — если только он был достоин сего благородного названия — представлял собой зловонную трясину примитивных страхов и суеверий, топкое болото вины и слабоволия. И вдобавок ко всему этот человек — пленник одного из наихудших врагов Тайного Совета, да и еще и завтра вечером приговорен умереть! Да если б Этон-провидец обыскал весь свет, он и тогда не сумел бы выбрать наихудший сосуд для своего разума! И почему только этот болван — единственный — подошел к нему настолько близко, чтобы совершить перенос сознания?

А и в самом деле — почему? К несчастью, хотя Этон, судя по всему, ни в малейшей степени не мог повлиять на сознание человека, он все равно не мог отрешиться от боли и страданий человеческого тела. Его мучили бессонница, голод и жажда, затекшие мускулы терзало лютой судорогой оттого, что он всю ночь провел, связанный, в одном положении. Никогда еще в жизни дракон не чувствовал себя таким слабым и несчастным. Он уже подумывал о том, не лучше ли было ему и вправду умереть… но все же, пока он жив, остается, пускай и малая, надежда на спасение. Во всяком случае, так думал Этон до той минуты, когда дверь медленно отворилась и в комнату вошел человек, называвший себя Блейдом.

Командир Мечей Божьих грубым рывком усадил связанного пленника и прислонил его спиной к деревянному изголовью кровати. Достав фляжку с водой, смешанной с вином, он поднес ее к губам иерарха и позволил ему выпить все без остатка. Заваль с жадностью глотал желанную влагу, хотя Этон, ощущавший, как от вина в пустом человеческом желудке разрастается хмельное тепло, сомневался в мудрости такого поступка. От голода и бессонницы у пленника уже голова шла кругом, а вино лишь усугубляло это состояние. Тот, кому грозит смертельная опасность, неодобрительно размышлял дракон, должен все-таки думать о последствиях своего легкомыслия.

Когда Заваль осушил фляжку, Блейд уселся на краю постели.

— Расскажи мне о девушке, — отрывисто проговорил он. — О девушке со шрамом, которая была здесь ночью. Что она тебе говорила?

Заваль заколебался. Этон явственно ощущал, как человек боится сказать что-то не то. Командир Мечей Божьих подался вперед.

— Говори/

Мир провидца взорвался слепящими искрами боли — кулак Блейда стремительно и точно ударил Заваля под вздох. Иерарх согнулся, захлебываясь криком, но Блейд ухватил его за волосы, рывком запрокинул голову, вынудив пленника смотреть в лицо своему мучителю.

— Хочешь, чтобы я на закате показал тебе, как долго можно умирать? — вкрадчиво спросил Блейд.

— Я… она… — Заваль всхлипнул. От страха ему даже удалось выговорить целую фразу. — Она сказала, чтобы я не шумел… что она освободит меня, если я отвечу на ее вопросы.

Трус, вскричал Этон, трижды проклятый трус! Жалкий глупец! Молчи! Не предавай ее этому чудовищу! Блейд впился взглядом в лицо иерарха.

— Какие вопросы? — резко спросил он. — О чем она тебя спрашивала?

— Молчи!

— Только об одном, — невнятно промямлил Заваль. — Больше не успела. Она спросила, что случилось на перевале, когда я увидел дракона. Она знала, что у меня в голове демон…

— О глупец! Ничтожный болван! Молчи о демоне! Болтай что угодно, но об этом молчи! Блейд медленно покивал:

— Ну-ка, Заваль, расскажи мне побольше об этом демоне. Он говорит с тобой?

Иерарх кивнул:

— Он назвал меня глупцом. Велел, чтобы я ничего тебе не говорил. Прошлой ночью он велел мне доверять той женщине.

Губы Блейда тронула ледяная усмешка.

— Ну-ну! Кто бы мог подумать, что такое возможно? Так вот что случилось с тобой, дракон! Значит, ты сумел переместиться в человеческое сознание… а я получил двух пленников вместо одного.

Хотя сам Этон не мог помнить Блейда, он хранил воспоминания провидицы Чаалы, своей предшественницы, которая присутствовала на суде над отступником. К удивлению дракона, Чаала запомнила Аморна не как законченного негодяя, каким живописал его Тайный Совет, но как погрязшего в заблуждениях безрассудного юношу, чья казнь, быть может, и необходимая, была событием трагическим.

От этих мыслей Этона грубо оторвала боль. Пальцы Блейда впились в лицо иерарха с такой силой, что ногти вонзились в плоть, вынуждая Заваля прямо смотреть ему в глаза.

— Я хочу поговорить с твоим демоном, Заваль, — процедил Блейд. — Теперь я буду задавать вопросы, а ты передашь мне, что он ответит. Ты все понял?

— Нет! Я не стану говорить с ним! Так ему и скажи!

Этон почувствовал, как Заваль сжался от страха, повторяя вслух его слова. Лицо Блейда окаменело, и два таких разных разума, которые обитали в теле иерарха, равно содрогнулись от леденящего ужаса.

— Ты, кажется, забыл, дракон, — тихо, очень тихо проговорил Блейд, — что ты теперь тоже обитаешь в этом теле. Если Завалю будет больно, ты тоже ощутишь боль, а пребывание в этой хрупкой плоти быстро научит тебя истинному значению этого слова. Еще хочу напомнить, что деваться тебе больше некуда. Если это тело погибнет — умрешь и ты. Ты, верно, важная персона среди своих соплеменников, если путешествовал вместе с чародеем… а потому наверняка должен выжить любой ценой.

— Полагаешь меня глупцом ? Я же знаю — стану я отвечать или нет, а ты на закате все равно убьешь это тело!

— Нет! — громко взвизгнул иерарх. — Это я не могу ему сказать! Демон не станет отвечать тебе, Блейд. Не станет!

Блейд разжал пальцы, выпустив лицо Заваля, и вытащил свечу из подсвечника, стоявшего на столике у кровати. Он поднес свечу к лицу иерарха — так близко, что дым горящего фитиля разъедал глаза Заваля, а от жара пламени покраснела кожа.

— В таком случае, — холодно проговорил Блейд, — пускай твой демон передумает — ради твоего же блага, — прежде чем я пущу в ход иные средства убеждения.

Тиришри, которая последовала за Блейдом в комнату пленника, слушала этот разговор с нарастающим ужасом. Она добралась до дома Тулак, сосчитала солдат, расположившихся на лесопилке, и отыскала щель в крыше дома, между двумя кусками черепицы. Проскользнув в эту щель, фея оказалась в чердачной комнате — и при виде ее обитателя была так потрясена, что едва не выдала себя.

Аморн! Через двадцать с лишним лет оказалось, что отступник, который так загадочно исчез перед самой казнью, все это время скрывался, можно сказать, на самом пороге Гендиваля! Неудивительно, с горечью подумала Шри, что в этой стране все пошло наперекосяк. Всюду, где ни появляется этот негодяй, он сеет раздор и разруху. Вначале Тиришри хотела сообщить эту новость Кергорну, но на таком расстоянии ей пришлось бы посылать столь мощный телепатический сигнал, что удержать свои мысли в узком личном луче было бы почти невозможно, а она менее всего на свете желала сейчас выдать Аморну свое присутствие. Когда имеешь дело с таким беспринципным негодяем, даже малое преимущество может оказаться безмерно важным.

Шри подслушала разговор Аморна с сержантом, и у нее возникла идея. Услыхав, что двое солдат отправятся искать труп Тормона, фея сообщила об этом Элиону и намекнула, что мундиры гвардейцев пригодятся им, чтобы без помех проникнуть в город. Пришлось немного поспорить — и почему это люди во всем видят прежде всего дурную сторону? — но в конце концов она убедила Элиона в разумности своего плана. Затем Шри последовала за Аморном, надеясь, что ей удастся взглянуть на пленника.

Ее ужаснул и оттолкнул его жалкий, изможденный вид. Неужели Этон не мог избрать для своего разума более крепкий и прочный сосуд? Час от часу не легче! Да ведь этот замухрышка выглядит так, словно не дотянет и до собственной казни! Тиришри успокаивала себя тем, что если Аморн ради каких-то своих замыслов хочет непременно принести иерарха в жертву, уж он-то из кожи вылезет, а постарается, чтобы пленник дожил до заката!

Экая жалость, что Аморн сбился с пути истинного! Какой из него мог бы выйти архимаг!.. Непрошеная эта мысль потрясла фею до глубины души. Что это, во имя Эолиса, на нее нашло? Неужто она и «правду хочет, чтобы Тайным Советом управляло такое существо — непредсказуемое и одержимое, коварное и обаятельное? С ума она сошла, что ли? И все же, пускай на миг, эта мысль показалась Шри настолько притягательной, что она почти обрадовалась, когда отступник приступил к допросу пленника, — все, что угодно, лишь бы отвлечься от столь неподобающих размышлений!

С ужасом и отчаянием Тиришри узнала, что Аморн догадался о присутствии дракона в теле иерарха. Чума на этого негодяя! Теперь он еще старательней будет охранять пленника, а уж если заподозрит, что Этон может узнать его, сделает все, чтобы уничтожить Заваля вместе с сознанием дракона.

Этого нельзя допустить! В отчаянии Шри уже подумывала о том, чтобы прикончить Аморна, но тогда ее сила волей-неволей расправится и с пленником… Мысли Шри заметались. Может быть, ей удастся как-то отвлечь Аморна, при этом не выдав себя?

К огромному ее облегчению, помощь пришла с неожиданной стороны. В комнату вошел пожилой, крепкого сложения человек. Шри узнала сержанта.

— Ваша милость! — робко окликнул он. — Прошу прощенья, что помешал, но ваша милость велели прийти и сказать, когда мы будем готовы отправляться в путь.

Командир Мечей Божьих едва удостоил его взглядом.

— Да-да, — нетерпеливо бросил он, — сейчас… Сержант судорожно сглотнул.

— Еще раз прошу прощенья, ваша милость, но мы не знаем, долго ли продлится это затишье. Ежели ваша милость желает вовремя добраться до города и приготовить Великое Жертвоприношение — нужно отправляться немедленно.

Аморн отставил свечу. Шри увидела, как гневно блеснули его глаза, и приготовилась к приступу ярости… но когда отступник заговорил, голос его был ровен и мягок:

— Хорошо, сержант. Тебе виднее. Я был бы последним глупцом, если б не прислушался к совету местного уроженца. Сделаем по-твоему и вернемся в город — чем скорее, тем лучше.

Помимо воли фея восхитилась этим человеком. Только прирожденный командир и предводитель способен так ловко играть на самолюбии своих подчиненных и следовать их советам — особенно если этот совет противоречит его собственным планам. Однако едва сержант вышел из комнаты, Аморн повернулся к своему пленнику и первыми же словами уничтожил невольное восхищение Шри.

— Ну что ж, дракон, — сказал он, — ты получил отсрочку. И все же по дороге в город подумай вот о чем: допрос не отменен, а только отложен. В моем распоряжении будет почти весь день, до заката, чтобы вытрясти из тебя ответы на все вопросы. — Блейд одарил пленника мрачной усмешкой. — Идем, иерарх. Если б ты мог остаться в живых, ты был бы мне благодарен. Твоя жертва будет не напрасной, ибо когда я стану правителем Каллисиоры — за спиной иерарха Гиларры, разумеется, хотя и это можно изменить, — страна под моей рукой будет процветать так, как никогда не процветала и в лучшие годы твоей власти. Я владею тем, что изменит участь нашего многострадального края…

Если бы у феи были уши, сейчас она бы их навострила. Что такое изобрел Аморн? Никто и никогда не сомневался в том, что он очень умен. Неужели он знает, почему рушатся Завесы? Озадаченная, но безмерно заинтригованная, Шри подобралась поближе.

Блейд вынул из кармана какой-то плоский блестящий квадратик, целиком уместившийся на его ладони. От любопытства фею бросило в дрожь. Изменит участь нашего многострадального края — так сказал Аморн, но как же ему удалось добиться успеха там, где потерпел поражение весь Тайный Совет?

Аморн между тем разворачивал серебристый квадратик, и тот в его руках становился все больше и больше. Зачарованная этим зрелищем, Тиришри подвинулась ближе. Что же это может быть? В развернутом виде диковинный предмет оказался не чем иным, как большим мешком из мягкой серебристой ткани, гладким, точно лягушачья кожа, без единого шва — фея не смогла даже разглядеть ни единой ниточки. Она опустилась ниже, загораясь праведным гневом. Такую вещь не могли смастерить в Каллисиоре — наверняка это вещь из наследия Древних, которую отступник украл в Гендивале!

Положив серебристый мешок на кровать рядом с собой, Аморн снова обратился к иерарху:

— Видишь? Красивая штучка, верно? В недрах этого мешка, дорогой мой иерарх, сокрыто спасение всей Каллисиоры…

Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Шри метнулась к кровати и нырнула в мешок. Глянуть одним глазком — и…

И тут рука Аморна схватила мешок. Горловина стянулась — и фея оказалась в кромешной тьме. В панике она забилась, пытаясь высвободиться, — теперь уже не важно, обнаружит она себя или нет! Лишь сейчас открылась Шри вся мера ее глупости: Аморн все это время был хорошо осведомлен о ее присутствии и ловко заманил ее в ловушку, сделав приманкой ее же безрассудное любопытство.

Что это за треклятая штука? Не обычный мешок — во всяком случае, изнутри. Фея воздуха оказалась в месте, где не просто царила тьма — здесь не было ни света, ни звука, ни осязаемых границ. Шри охватил ужас. Никогда в жизни она не испытывала настоящей слепоты: чувства феи воздуха всегда могли приспособиться к любой ситуации. Здесь же не было ничего — вообще ничего. Куда делся проклятый мешок? Шри бессильно зависла в пустоте, в полном и абсолютном ничто.

Откуда-то, из невероятного далека до ее слуха донесся слабый, едва различимый голос. Уже изголодавшись по ощущениям, Шри радостно ухватилась за этот звук, но слова, которые она разобрала, радости ей не принесли.

— Ну что, драгоценная моя фея? Как тебе нравится твоя темница? Приятно видеть, что соглядатаи Кергорна все так же легковерны и глупы. Ты заключена в вещи, которая происходит с моей родины — наследии моих предков. Остроумно, не правда ли? Мы использовали такие мешки для перевозки тяжелых или громоздких грузов. Серебристая ткань создает поле, которое помещает содержимое мешка за пределами нашей реальности — всего лишь на один шажок, но и этого довольно. Таким образом, мешок ничего не весит и почти не занимает места, пока его вновь не откроют. Думаю, тебе полезно будет это знать, ведь ты проведешь здесь немало времени, а точнее говоря — остаток своих дней. И кстати, мысли через границу реальностей не проходят, так что можешь не трудиться звать на помощь своих дружков-чародеев — хотя, конечно, можешь попытаться, если пожелаешь. В конце концов, больше тебе заняться будет нечем.

Тиришри взорвалась гневом. В обычных условиях эта вспышка снесла бы с лица земли весь дом до основания, но кромешная тьма, которая облекла ее со всех сторон, проглотила эту вспышку как ни в чем не бывало. Спасенья нет. Она оказалась в плену — и это именно тогда, когда она так нужна своим спутникам! В этой необычной темнице Шри оставалось лишь изнывать от злости — на Аморна, который так ловко заманил ее в ловушку, но больше на себя за то, что так легко попалась на крючок.