Глава 14
На выезде из Праги было оживленное движение, да и потом они понервничали, пока нашли нужную трассу, а затем Элеонора проскочила съезд с магистрали. В общем, они добрались до поворота на Нелагозевес только в полдень. Элеонора рассыпалась в извинениях, но Сара была рада возможности получше изучить чешскую провинцию. Едва ли можно говорить, что ты хорошо познакомился со страной, если все, что ты в ней видел, – пара крупных городов. Нужно поглядеть, как здесь выращивают урожай, на что похожи берега местных рек, как ведут себя обитатели придорожных селений.
Местность между Прагой и Нелагозевесом была холмистой. По обе стороны Восьмой автомагистрали простирались бескрайние поля желтой горчицы и хмеля, что не удивляло, учитывая национальные диетические пристрастия. Сара была разочарована тем, что не заметила ни одного капустного поля или колбасного завода: это окончательно дополнило бы картину. После того как они пропустили поворот, им пришлось съезжать с шоссе в Роуднице, где располагался очередной замок Лобковицев, который до сих пор контролировала чешская армия. Макс упорно дергал за все ниточки, тщетно добиваясь его реституции. Сара не могла взять в толк, что он собирается делать с двухсоткомнатным чудовищем, когда у него и без того хватало забот с уже возвращенными ему владениями. В Роуднице прежде располагалась тренировочная база СС, что внушало неприятные ассоциации, корме того, строение подверглось бомбардировке советскими войсками в порядке демонстрации силы. Сара слышала, что замок фактически лежит в руинах. Казалось бы, такое приобретение не может сулить ничего, кроме головной боли. С другой стороны, сложно поставить себя на место князя, который взял на себя задачу восстановить утраченное состояние своей семьи.
А перспектива увидеть Нелагозевес Сару волновала.
– Один из самых красивых ренессансных замков в Богемии, – читала она вслух Элеоноре, чтобы снять напряжение, пока они мчались по шоссе. – Был приобретен Поликсеной Лобковиц в тысяча шестьсот двадцать третьем году… Здесь написано, что на протяжении семидесятых-восьмидесятых годов в замке располагалась выставка современного социалистического искусства!
Элеонора в ужасе содрогнулась.
– Почти приехали, – наконец произнесла Элеонора.
Они рулили по извилистой улочке посреди маленькой деревушки, раскинувшейся вдоль зеленых берегов Влтавы. Элеонора кивнула на симпатичный замок, который возвышался на горе над деревушкой, но Саре на глаза попалась табличка, отмечающая историческое место.
– Погодите-ка, тут место рождения Дворжака! – воскликнула она, крутя головой. – Знаменитого композитора! Давайте остановимся на минуточку?
Сара не была виновата в том, что произошло потом, хотя в какой-то мере послужила этому причиной. Вместо того чтобы проигнорировать Сарину просьбу или проехать вперед, пока не найдется место для удобного разворота, Элеонора резко переключилась на заднюю передачу, и их «Шкода» принялась пятиться к памятному знаку, от которого они успели отъехать метров на пятьдесят.
Хрррясь! Так Сара впоследствии описывала звук столкновения трактора с их маленьким белым фургоном. А с какой стати трактор несся во весь опор, огибая крутой поворот? Что ж, это был хороший вопрос, возможно, имевший отношение к привычке чешских фермеров употреблять на завтрак пиво. В любом случае, спустя несколько минут Сара обнаружила себя посреди толпы людей, которые одновременно вопили по-чешски, размахивали руками и показывали на трактор. Достойный образчик социалистического машиностроения довольно непристойно взгромоздился сзади на их «Шкоду».
На мотоцикле приехал полицейский и начал спрашивать у них документы, но Элеонора вела себя так, словно никогда прежде не попадала в аварии. «Я не говорю по-чешски, я не говорю по-чешски», – повторяла она дрожащим голосом.
– Es tut uns schrecklich leid. Wir sind Amerikaner, die Dvorak Liebe zu viel, – спокойным тоном произнесла Сара.
Последовала драматическая пауза. Похоже, тут никто не говорил по-немецки, хотя, по представлениям Сары, граница находилась в каких-нибудь ста тридцати километрах.
– Wir arbeiten hier auf der Burg. – Сара ткнула пальцем по направлению к замку.
По-прежнему никаких признаков взаимопонимания. Сара забеспокоилась, не спровоцировали ли они с Элеонорой дипломатический конфликт?
– Für Prinz Max, – добавила она.
При этих словах все вдруг заулыбались, взгляды обратились к замку, послышалось даже «Ano, Max, Max». Кто-то начал переводить ее слова остальным на чешский, и народ просто засиял.
– Что вы им сказали? – допытывалась Элеонора. – Я и не знала, что вы говорите по-чешски.
– По-немецки, – уточнила Сара, удивленная тем, что Элеонора не услышала разницы между славянским и германским языками. – Я занимаюсь Бетховеном, мне без этого никак нельзя. Дворжак нам не помог, но князь Макс, похоже, пользуется популярностью.
Сара на мгновение задумалась, зачем местным жителям относиться с приязнью к молодому американцу. Ведь князь Макс намеревается вернуть себе угодья, которые, в общем-то, принадлежали крестьянам в течение шестидесяти лет, а вдобавок, как отшельник, постоянно запирается в замке… Но прежде чем Сара успела как следует поразмыслить над новой загадкой, Элеонора принялась выражать ей свою безграничную благодарность. Она была счастлива, что ее вызволили из лингвистической ловушки, и быстро переложила на Сару всю ответственность за дальнейшее.
Появился эвакуатор, и завязалась перепалка. Полицейский недвусмысленно дал им понять, что поврежденный фургон должен последовать за ним. Лишь с большой неохотой он позволил Саре с Элеонорой забрать из «Шкоды» барабанную установку.
Наконец полицейский прочитал им невразумительную лекцию, хмуро пролистал их документы, затем вернул их обратно, и эвакуатор укатил вместе с фургоном. Селяне разошлись, оставив Сару с Элеонорой у обочины. Сара гадала, куда именно увезли их «Шкоду», когда та будет в рабочем состоянии, а также кто должен оповестить страховую компанию, они или полиция? Тем не менее она молча кивала с понимающим видом в ответ на обращенный к ней поток чешской речи.
Отказавшись от экскурсии по дому Дворжака, женщины принялись взбираться по ведущей к замку длинной лестнице, таща за собой барабанную установку Макса.
Сара разглядывала фасад, бежево-кофейные стены, украшенные в технике сграффито, узкие оконца под крышей. Сара моментально влюбилась в это место. Краем глаза заметила вспышку света в окне мансарды, словно отблеск от зеркала. Сигнал? Может, в замке держат кого-то взаперти? Миссис Рочестер?
Мощенный булыжником мостик вел через старый ров, на дне которого не было ничего, кроме дождевой воды и здоровенных лягушек.
Вот в чем прелесть ренессансных построек, решила Сара, стоя посреди главного двора, – они изящны, тогда как средневековые сооружения чересчур тяжеловесны. А замок Лобковицев был как раз нужного размера и сгодился бы для дружеской вечеринки. Конечно, он по-прежнему выглядел так, будто его хозяин приготовился к осаде, но через сводчатые окна второго этажа наверняка проникало много света, и даже две мансарды наверху крыльев здания выглядели не настолько тесными. Там точно можно держать слуг. Или пленников.
Элеонора подошла к огромной, в четыре с половиной метра высотой, деревянной двери и робко постучала.
Никакой реакции.
– А если он откажется нас впустить? – пролепетала Элеонора. – Мы можем проторчать здесь всю ночь.
Сара подумала, что настало время для решительных действий. Она вытащила из сумки с барабанными принадлежностями пару тарелок и принялась колотить ими друг о дружку, как заправская игрушечная мартышка. Элеонора расхохоталась, зажав руками уши.
В отдалении послышался заливистый лай, и массивная створка распахнулась. В открывшемся проеме перед ними предстала… чихуахуа. Она была килограмма два весом, светло-коричневого окраса, на ее шее болтался свободный ошейник с медными бляхами – казалось, что некогда псина была гораздо крупнее, но по какой-то причине усохла. Как и положено собакам этой породы, чихуахуа заливалась бешеным лаем, переходившим в кошмарный пронзительный визг.
– Какая симпатяга! – воскликнула Элеонора, наклоняясь, чтобы погладить собачку. – Умничка, ты открыла нам дверь!..
Мгновение спустя она отпрянула, подняв вверх окровавленный палец.
– Ой! Она меня укусила!
Оставив барабаны возле двери, женщины зашагали по холлу первого этажа с высоким сводчатым потолком. Несмотря на то, что после тысяча девятьсот сорок восьмого года замок содержался в хорошем состоянии, поскольку его использовали как музей, неизбежные признаки разрушения были налицо. По углам виднелись темные пятна сырости, кое-где отваливалась штукатурка.
Они свернули за угол и очутились в длинном коридоре с рядами дверей. Сара щелкнула выключателем, но ничего не произошло.
– Нет электричества, – констатировала она. – Проводка в замке, должно быть, кошмарная.
Ее отец бы точно ужаснулся.
– Подозреваю, что дело скорее в том, что никто не платит по счетам, – отозвалась Элеонора. – Майлз говорит, что электричество обходится в десятки тысяч, да и крыша течет.
– Ладно, нам надо отыскать библиотеку, – сказала Сара.
– Нам надо отыскать князя, – заметила Элеонора.
– Макс! – крикнула Сара. – Вы здесь?
Ничего. Ни звука.
– Давайте вы посмотрите в правом крыле, а я в левом.
Сара проводила взглядом чихуахуа, которая двинулась следом за аппетитной Элеонорой, тихо цокая коготками по гладкому полу.
Взобравшись по каменной лестнице, Сара постояла на втором этаже, полукруглые окна которого, как она с удовлетворением обнаружила, действительно пропускали много света. Сара предположила, что некогда это была крытая галерея, которую позже застеклили.
Она безуспешно продолжала звать Макса. В конце коридора перед ней предстали на выбор две двери. Она толкнула левую, за которой обнаружился узкий проход. Вдалеке послышался чей-то голос.
– Макс! – крикнула она. – Я – Сара Уэстон! Бетховен, помните?
Она прошла по узкому сумрачному проходу, завернула за угол и оказалась в просторном зале, где вполне могла бы уместиться компания пьянствующих рыцарей. Даже в тусклом освещении были видны отслаивающиеся фрески в пастельных тонах, огромный сводчатый потолок и массивный камин.
Макс замер у камина, пристально глядя на что-то…
– Макс? – неуверенно проговорила она.
Он никак не реагировал на нее. Взбешенная Сара подбежала к Максу и едва не рухнула в пустой камин.
Макс вздрогнул и уставился на нее дикими глазами.
– Боже мой! – произнес он. – Вы с ума сошли? Огонь!
И он принялся хлопать по ее телу, как будто сбивал невидимое пламя.
Для столь худощавого парня он был очень силен. И явно находился под воздействием вещества… очевидно, галлюциногенного. Сара пыталась с ним бороться, но вспомнила, чему ее учили: сила женщины заключена в ногах. Со всей силы она ударила Макса коленом в промежность.
Макс сполз на пол. Его взор затуманился болью. Но вдруг княжеский взгляд прояснился, и он осмысленно посмотрел на Сару снизу вверх.
– Простите. Я вел себя странно… – прохрипел он и лишился чувств.
– Элеонора! – крикнула Сара. – Мне нужна ваша помощь!
Она сняла с себя флисовую куртку, свернула и подсунула Максу под голову. Впервые ей представилась возможность разглядеть его вблизи. Князь был поразительно похож на своего тезку-деда, поэтому мало чем отличался от большинства портретов своих предков Лобковицев. Орлиный нос, глубоко посаженные глаза, тонкие волосы и высокий лоб – в общем, все как положено в аристократических семействах. Изящные руки – белые, с длинными гибкими пальцами – довершали его облик.
Появилась Элеонора в сопровождении собаки.
– Боже мой! – ахнула она, увидев распростертого Макса. – У него кровь!
– Вероятно, обморок, – пояснила Сара, не желая вдаваться в подробности того, как она вырубила босса. – Вы не могли бы найти где-нибудь воду или еду?
Элеонора кивнула и поспешила прочь. Сара взяла Макса за запястье, чтобы проверить пульс, и его потрясающе синие глаза распахнулись.
– Какого… – выговорил он. – Что случилось?
– Вы потеряли сознание, – произнесла Сара. – Сразу после того, как попытались сбить с меня воображаемое пламя.
– Ничего. С этим кончено… Подождите-ка, а вы что делаете в замке?
Он обвиняюще поглядел на Сару.
– Вы не слышали? Я же сказала, что вы напали на меня.
Макс сел на полу. Он казался больным, но явно не наркоманом со стажем. А вдруг у него эпилепсия или нечто в этом роде?
– Я что, на вас напал? – спросил он. – Простите меня. Простите.
В его голосе звучало искреннее потрясение и беспокойство.
– Сейчас Элеонора принесет вам воды, если сумеет ее найти, – сказала Сара. – Как вы себя чувствуете? Может быть, вызвать доктора?
Макс покачал головой.
– Я в порядке.
– Вы что-то приняли? – настаивала Сара. – У вас был… приход?
– Нет! Это вас не касается.
Макс нахмурился, к его голосу вернулась обычная надменная заносчивость, хотя на ноги он поднялся с трудом. Отказавшись добавить что-либо еще, он дождался возвращения Элеоноры, выдал им ключ от библиотеки и удалился.
– Ох, – вздохнула Элеонора. – Как некрасиво, потерял сознание и распластался прямо на полу. Настоящий князь, а лицо потерял.
Очередное потрясение ждало Сару, когда они добрались до библиотеки. Она предполагала увидеть стеллажи во все стены – и они здесь действительно были, – но само помещение было заставлено штабелями коробок выше человеческого роста. Ряды картонок (с подписями и без таковых) превращали библиотеку в настоящий лабиринт.
– Что еще за чертовщина? – воскликнула Сара и потянула за пыльные занавески, чтобы впустить в комнату немного света.
– Никакого солнца! – остановила ее Элеонора, вручая Саре налобный фонарик.
В комнате хранились в буквальном смысле тысячи коробок с семейными архивами, в которые никто не заглядывал лет шестьдесят, а то и сто.
– В основном это просто мусор, – сказала Элеонора. – Письма, официальные бумаги, закладные, бальные книжки. Обычная писанина.
– Но мне надо найти конкретное письмо! – растерялась Сара.
Элеонора рассмеялась.
– Попробуйте почитать надписи на коробках, вдруг вам повезет? И помните: что бы вы ни нашли, вы нумеруете данный экземпляр, снабжаете пометкой и делаете запись для Майлза. Вот папка с пустыми бланками. Пишите как можно подробнее.
Элеонора, которая уже работала в библиотеке и имела примерное представление о том, какие из картонок соответствовали интересовавшему ее периоду, скрылась в недрах лабиринта. Сара принялась искать хоть что-нибудь, помеченное рукой Щербатского. Пробираясь узкими проходами между горными хребтами коробок, с шахтерским фонариком на голове, она не могла отделаться от мысли о том, что, если разразится землетрясение, они с Элеонорой окажутся погребены под княжескими архивами. И все это за пригоршню долларов от гада Макса, который, вероятно, накачал Щербатского наркотиками и убедил выпрыгнуть из окна.
С чувством вселенской обиды, гадая, сколько сотен штаммов плесени она успела вдохнуть, Сара наудачу сняла с верха штабеля коробку и поставила ее на пол. Древняя клейкая лента рассыпалась в ее пальцах. Надпись на картонке оказалась немецкой. Внутри лежал список предметов, отосланных на склад при Пражском университете, где их собирались внести в каталог «для использования в Führerreserve». По спине Сары пробежал холодок, когда она увидела четко выведенную дату «28 мая 1942 года». Сара держала в руках настоящий нацистский документ! Она понюхала его. Пыль, возраст, что еще? Сигарный дым? Запах зла? Было еще нечто неуловимое. Она пробежала взглядом по списку, но не обнаружила ничего, что имело бы значение для ее поисков. Сара нахлобучила на коробку крышку и пометила ее согласно данной Майлзом инструкции. Аккуратно проставила сегодняшнюю дату, свои инициалы, упомянула содержимое и указала местонахождение коробки в библиотеке, благо на ней имелись номера, которые кто-то наклеил при помощи клейкой ленты. В следующей картонке, попавшейся ей на глаза, хранились вырезки страниц светской хроники из различных газет на нескольких языках, с тысяча девятьсот тридцать четвертого по тысяча девятьсот тридцать седьмой годы – кажется, брачные объявления. Наконец, спустя пару часов, Сара наткнулась на коробку, подписанную Щербатским и помеченную его характерной двойной звездочкой. Сара открыла ее: внутри оказались стопки безымянных нотных листов, лежащих вперемешку, как попало. Сара застонала, понимая сложность задачи: сперва нужно прочесть партитуры, затем их датировать, выяснить, какая музыка принадлежит к какой пьесе, кем она сочинена и по какому случаю.
Сара присела на корточки и принялась листать ноты. В основном они относились к девятнадцатому столетию и представляли собой любительские работы, не имевшие особенной важности и едва ли заслуживавшие двойной звездочки. На самом дне коробки валялась чрезвычайно потрепанная книга в кожаном переплете с гравюрами и полуразборчивым текстом на латыни. Насколько это важно? По мнению Сары, книжица не имела ничего общего с музыкой. Сара принялась разглядывать отвратительные изображения и заметила заложенное между двух страниц письмо, написанное по-немецки и датированное третьим октября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Сара бегло проглядела его и наткнулась на фразу: «Aztec Amulett, ein Geschenk von Ludwig van Beethoven». В волнении она принялась читать более внимательно. Возможно, она близка к своей цели! Что, если письмо является подсказкой, связанной с амулетом! Ее охватило знакомое всем исследователям возбуждение.
Но письмо не оправдало ее ожиданий. Его автор – некий герр Готтлиб, в семидесятых годах прошлого века был в Нелагозевесе кем-то вроде Майлза и вел корреспонденцию с администратором Национального пражского музея искусств. Герр Готлиб с восточнонемецкой педантичностью жаловался на то, что некоторые предметы изъяты из хранилища в Нелагозевесе без надлежащей документации. В качестве примера приводился ацтекский амулет, а также золотой, инкрустированный сапфирами портсигар, который некогда принадлежал шестому князю Лобковицу. Герр Готтлиб начинал письмо в негодующем тоне, однако на середине, похоже, его запал иссяк, и под конец он заверял своего адресата в том, что совершенно не имеет в виду обвинять глубокоуважаемого директора музея, герра Беспалова, в махинациях. Герр Беспалов – человек величайшей честности, да и антикварные вещицы, будучи выражением идолопоклонничества и декаданса, едва ли подходят для выставления в Нелагозевесе. Национальный музей в Праге, без сомнения, гораздо более пригодное для них место.
Бумага письма пожелтела, но даже не смялась. Интересно, подумала Сара, было ли оно вообще отослано или герр Готтлиб решил, что не стоит рисковать и вызывать раздражение у высших по чину? Она сделала мысленную отметку поискать герра Беспалова. Что ж, по крайней мере, она проследила судьбу амулета до семидесятых годов.
– Элеонора! – позвала она.
– Да? – донеслось издалека.
– Нет, ничего. Захотела проверить, не бросили ли вы меня!
Отставив коробку, Сара продолжила изыскания. Перед наступлением темноты тишина, в которой они работали всю вторую половину дня, была нарушена звуком сигналившего во дворе автомобиля.
Смахнув с джинсов многовековую пыль, Сара побрела к двери, где встретила покрытую паутиной Элеонору. Они выбрались на застекленную галерею и увидели внизу Майлза – тот прислонился к своему синему «Рено».
– Говорят, у вас произошла неприятность с машиной, – заметил Майлз, когда они спустились во двор.
– Ненавижу водить в Европе! – заныла Элеонора. – Постоянно находишься в напряжении!
– Частично это была моя вина, – вмешалась Сара. – А значит, я должна внести свою лепту в оплату ущерба.
Майлз кивнул.
– Совершенно верно, однако не надо беспокоиться, обо всем уже позаботились. Я рад, что никто из вас не пострадал. Где Макс?
– Мы его почти не видели, – сказала Сара. – Целый день проторчали в библиотеке.
– У меня небольшой триумф, – похвасталась Элеонора, доставая маленькую коробочку. – Оказывается, семейство Лобковицев не только приобретало живопись Эрнестины – они также сохранили некоторые из ее писем! Вот здесь ее переписка с портнихой. Я сгораю от нетерпения все прочесть!
Майлз вяло улыбнулся.
– А как насчет вас? – спросил он Сару, указывая на коробку, которую та несла с собой.
– Мне удалось найти упоминание об ацтекском амулете. – Она вручила Майлзу коробку. – Оно в письме, лежащем сверху. А еще там есть книга… какая-то старинная инкунабула. Ну и ворох нот девятнадцатого века. Мне понадобится время, чтобы определить, представляют ли они интерес.
Майлз распахнул дверцу машины, и Элеонора забралась на пассажирское сиденье.
Сара подумала, как было бы здорово вернуться в Прагу и снова погрузиться в изучение партитур Бетховена, для чего ее и наняли. Но рассказы Дугласа Секстона о творящихся в Нелагозевесе странных делах не давали ей покоя. Теперь она просто обязана вытащить из Макса правдивые ответы по поводу того, чем они со Щербатским здесь занимались. Один раз она уже струсила, а это было совсем не в ее стиле.
– Мне хочется еще поработать, – воодушевленно заявила она. – Думаю, я останусь на ночь в замке и приеду завтра поездом.
– Да? – разочарованно протянула Элеонора. – А я собиралась вечером готовить pesto.
Майлз насупился.
– Но в замке нет электричества, и водопровод неисправен.
– Ничего, я привыкла к походным условиям, – сказала Сара с уверенностью, которой не чувствовала. – Как знать, когда еще представится случай вернуться сюда. Надо воспользоваться удачным моментом.
Майлз скептически покосился на нее.
– А князь Макс согласен? Обычно он очень трепетно относится к тому, чтобы в замке находились посторонние.
– Он сказал, что все в порядке, – солгала Сара. – Я буду заниматься своим делом, он – своим. Мне нужно еще несколько часов, чтобы я смогла откопать кое-какие материалы, о которых Щербатский упоминал в своих записях.
– Не забудьте завтра сразу принести мне все экземпляры, – напомнил ей Майлз.
Машина захрустела по гравию и скрылась из виду.
– Итак, если бы я была князем, где бы я могла находиться? – бормотала Сара, поворачиваясь к замку.
Идея звать Макса по имени в сумрачных коридорах замка не вдохновила Сару, но у нее все-таки было письмо, которое Яна просила передать князю. То самое, которое Сара вскрыла над паром в дворцовой ванной – ни дать ни взять роковая Нэнси Дрю эпохи Ренессанса. Любопытно, рассеянно подумала она, что за вещь Макс счел нужным хранить в Венеции в сейфе повышенной надежности? Не пытался ли он тайком продать на сторону что-нибудь из фамильных сокровищ? Или, возможно, это было связано с наркотиками?
Довольная тем, что оказалась на свежем воздухе, Сара захотела прогуляться по парку и решить, как ей подобраться к Максу. Она спустилась по каменным ступеням и очутилась на дорожке, ведущей через рощицу. Деревья уже отцвели, но опавшие лепестки устилали землю сплошным ковром, что являло собой поистине волшебное зрелище. Сара медленно брела вдоль высокой живой изгороди. Вечер выдался чудесный, и в лучах закатного солнца бурные, необычные события этого дня не казались слишком пугающими.
Вскоре Сара увидела ухоженный пруд.
Возле водоема в густой траве полулежал Макс. Князь склонился над чьим-то распростертым телом, прижавшись к нему ртом.
Макс целовал мужчину!
Сара улыбнулась и собралась повернуть назад, но внезапно сообразила, что Макс вовсе не нежился с парнем. Он делал ему искусственное дыхание.
