Первое, что подумала Сара: она не имеет права. Послания Бетховена, спрятанные в скрипичном корпусе и адресованные Бессмертной Возлюбленной! Такого мир еще не видел… Она всего-навсего докторант из Бостона, ее авторитета недостаточно даже для получения самостоятельного доступа к архивам Бетховена в Бонне.

Второе, о чем подумала Сара: она на пороге того, чтобы стать самым знаменитым специалистом по Бетховену.

Ее руки были потными и грязными. Нужны перчатки. Хотя она вымокла насквозь и ужасно замерзла, Сара стащила с себя футболку. Вывернула наизнанку, обмотала ею пальцы и лишь затем разложила письма на столешнице. Их оказалось три. Сара подвинула канделябр ближе.

Они были написаны, разумеется, по-немецки, характерным – совершенно кошмарным – почерком Луиджи. Сперва Сара обратилась к тому посланию, которое начиналось словами «Unsterblicher Geliebten». Оно не было датировано, хотя Сара различила слово «Vienna» в верхнем правом углу. Являлось ли оно подлинным? В тысяча девятьсот одиннадцатом году издатель Die Musik опубликовал «неизвестное» письмо к Бессмертной Возлюбленной, включавшее в себя фрагмент песни. Позже выяснилось, что это подделка.

Сара прищурилась, пытаясь разобрать неряшливые бетховенские каракули, размашистые, с беспорядочной пунктуацией.

Бессмертная Возлюбленная…
Ваш наипокорнейший слуга и истинный друг, Бетховен.

Да, я должен еще раз поговорить о ней с вами, Л., поскольку ни с кем больше я не могу об этом говорить. Она… (здесь почерк становился неразборчивым)… много лиц. Представьте себе, сколь несчастно мое состояние – почти до безумия, – когда теперь я обращаюсь к ней и нахожу, увы, не возмещение – всегда слишком краткое! – того, что было мною УТЕРЯНО, но лишь вещи, которые я не… (опять неразборчиво). Только мое чрезвычайно плохое здоровье привело меня в ее объятия прошлой ночью, но все происходило так, будто я видел сон. Я не слышал, не видел того, что находилось предо мной. В моих ушах стоял ужаснейший шум, а затем зазвучала моя скрипичная ре-минорная соната – вы знаете ее, – которую играл, с вашего позволения, (вычеркнутая строчка) – нет, вы все равно мне не поверите. Вероятно, моя утеря слуха зашла дальше, чем проникает даже тайное знание ваших предков. Но что же означает новый дар от Возлюбленной? Или это проклятие? Я не понимаю. Кого мы можем спросить?

Воистину, она не… (неразборчиво)… женщина. Она демон, струящийся в моих венах. Ха-ха! Я не могу не рассмеяться, впрочем, когда вспоминаю время, проведенное нами в Н., и то, какой страх был в душе вашего слуги, когда мы выбрались из ее объятий, и… (неразборчиво). Я должен найти себе новую служанку и француза, который бы понимал толк в бульоне.

Значит, это вовсе не послание к Бессмертной Возлюбленной, подумала Сара. Это письмо о ней. О демоне, струящемся в его венах. О женщине, которую адресат письма (им, несомненно, был Седьмой князь), вероятно, делил с Бетховеном.

Сара обратилась ко второму листку бумаги. Записка оказалась набросана карандашом на обороте счета, который, наверное, поступил от переписчика.

Votre Altesse! [61]
С любовью, в спешке и с почтением, Л. в. Б.

От всего сердца обнимаю вас, мой дорогой ослик Фицлипуцли [62] , драгоценный друг и доктор! Вы никогда не вскрываете писем, посему я могу считать себя вправе не стесняться и написать вам еще раз. Как поживает ваша жена, ваши дети, ваше имущество и ваша нога? Хотел бы я иметь такую же твердость духа, дабы держать всех этих недоумков за дверью! Ничего, кроме… (неразборчиво)… а вы знаете, какие страдания я испытываю, когда приходится говорить с любым из живых существ без надлежащей мягкости. В этом, как и во многом другом, я не встречаю понимания.

Я снова обедал с той, которую мы иногда называем Бессмертной Возлюбленной. Она порочна. А вы чересчур стыдливы и слишком добры. Я же добр, но не стыдлив. Когда вы… (неразборчиво)… с ней, то возвращались вспять, но теперь я вижу, что меня она переносит вперед. Я переношусь в будущее, и при этом слышу то, что совершил в прошлом. Ха-ха! Я переношусь во времени огромными скачками, на сей раз они больше, чем когда-либо. Вообразите, если можете, маленькую девочку – она слепа, так же как я глух, – но что за Геркулес! Бессмертие странная вещь, когда смотришь на него со стороны. Но вам стоило бы услышать, – как слышал я, мой друг, каждую ноту! – мою недавно законченную сонату фа минор. Я погрузился в пучины такого счастья, какого никогда не испытывал! Но за это я должен заплатить цену, как и всегда. Упадок здоровья и духа, пустота, о которой мы с вами уже говорили. Зато на несколько минут – истинная радость! Какая радость, о, друг мой!

У Сары тряслись руки. Полс играла на конкурсе сонату фа минор. Играла, по ее словам, так, будто Бетховен стоял рядом, давая ей указания. Бессмертная Возлюбленная – не женщина, а снадобье. И Бетховен использовал его для перемещения: он путешествовал во времени, чтобы услышать свои произведения.

Когда в ту ночь он посмотрел на Сару и сказал «Бессмертная Возлюбленная», он имел в виду не ее – он говорил о средстве, благодаря которому смог ее увидеть.

Сара погрузилась в раздумья. Каким образом она сможет объяснить то, что она только что узнала об ЛБВ? И кто к ней вообще прислушается? В такое невозможно поверить, разве что ты сам примешь снадобье и увидишь результат… Но что именно делает вещество? И как?

Она взяла со стола третье письмо. Оно выглядело совсем старым и было датировано третьим июля. Сара, как могла, разгладила сгибы подушечками пальцев, обмотанными футболкой.

Друг мой!
Бетховен.

Всего лишь несколько слов, и те в спешке. Я уезжаю завтра. Не беспокойтесь. Я напишу А., когда прибуду. Она кое-что слышала, но не поняла НИЧЕГО. Разумеется!.. Вы сами лицезрели наши отношения. Для… (неразборчиво)… в моем возрасте, когда необходима спокойная, размеренная жизнь, – это невозможно. Господь даровал мне силу покончить с этим. Но разве я способен на такое? Отдавать ей тот творческий огонь, который должен питать мою музыку! Мой ум разорван на части, я вижу все – все одновременно. Мы никогда не должны давать себе волю. Уничтожьте то, что у вас еще осталось. Я страдаю. Но ваша тайна в безопасности. Я напишу А.

Сара принялась лихорадочно думать. Второго июля Бетховен был в Праге. Четвертого он нанял карету и отправился на воды в Теплиц. Шестым и седьмым числами того же месяца датировались его «письма к Бессмертной Возлюбленной», почти неоспоримо адресованные Антонии Брентано. Собственно, в них встречались фразы: «всего лишь несколько слов…», «в моем возрасте мне необходима спокойная, размеренная жизнь». А письмо от шестого июля начиналось словами «Ты страдаешь».

…Она кое-что слышала, но не поняла НИЧЕГО.

В ее мозгу выстроилась вероятная последовательность событий. Антония Брентано застала Людвига и князя Лобковица, когда они разговаривали о снадобье, а возможно, и посреди трипа. После этого Луиджи поспешно отбыл в Теплиц, чтобы избежать сцены или желая выиграть время, чтобы придумать подходящее объяснение. Там он написал знаменитые письма, которыми благополучно завершилась его связь с Брентано. Сара много думала над этими письмами. Несмотря на выраженные в них уверения в страстной преданности, она никогда не верила в искренность чувств Людвига.

«Сколь бы много ты меня ни любила – я люблю тебя больше! – Но не таись от меня! – Доброй ночи! – Поскольку мне надо принимать ванны, я должен отправляться в постель. – Мой Бог! Так близко! Так далеко!»

Сара не смогла удержаться от улыбки, когда впервые прочла эти строки. «Я тебя люблю, но сейчас прости, я должен отправляться спать, потому что наутро мне назначены водные процедуры!»

Впрочем, не было ничего удивительного в том, чтобы без памяти влюбиться и заниматься повседневными делами. В особенности если ты нездоров и гениален, а твоя подруга замужем и имеет четырех детей. А сам ты всю жизнь избегал брака, чтобы оставить себе время на сочинение величайшей музыки эпохи и иметь возможность выпускать газы, не извиняясь.

Сара опустила взгляд на письма, разложенные на столе. Она попыталась прочесть их так, как если бы ничего не знала о снадобье – так, как их прочел бы любой другой музыковед. Если исключить секретную формулу Тихо Браге, можно было предположить, что «тайна» заключалась в запретной сексуальной практике, связывавшей Бетховена и его покровителя. А если они делили между собой женщин или мужчин, или Антонию, или устраивали извращенные оргии втроем? Однажды Антония застала их за грязным занятием в пражском дворце, после чего Людвигу пришлось спасать репутацию при помощи писем к Бессмертной Возлюбленной. Даже отсылка к Полс – слепой девочке – могла быть отнесена к современнице Бетховена. К одной из его учениц… или к искусной проститутке.

Находка Сары вызовет целую кучу спекуляций.

Ее размышления прервало громкое «БАМ!». Сара подскочила. С трепещущим сердцем она схватила со стола канделябр и обернулась.

Дверца люка захлопнулась. Затем Сара услышала отчетливый щелчок и звук в проходе внизу. Похоже, в подземелье кто-то был.

– Макс? – настороженно спросила она.

Ни звука в ответ. Поставив канделябр на пол, Сара попыталась поднять дверцу люка. Та не шелохнулась.

С криком Сара рванула дверцу на себя. Безуспешно. Она растерянно огляделась, ища что-нибудь, что могло бы ей помочь – какой-нибудь инструмент, клин, рычаг… Подняв канделябр повыше, она осветила противоположный угол комнаты, который еще не успела исследовать.

…Быть может, это объясняло подобранный ею пенни тысяча девятьсот восемьдесят второго года.

В углу сидел скелет, скорчившийся в позе зародыша. Пара красных легких туфель на танкетке держалась на костях стопы.