Глава 13. По одному пути
– Я все вижу, – медленно проговорил Ватару, глаза тем не менее и не подумав открыть.
– Не может быть. Вы спите. Что вы можете видеть? – Укё спрятал плоскую фляжку во внутренний карман пиджака и откинулся на спинку сиденья.
– Я вижу, как ты нарушаешь инструкцию, употребляя алкоголь во время ответственного задания.
Укё вздохнул нарочито громко:
– Вы выпили литр кофе. И все равно спите. А мне что прикажете делать?
– Бдить, разумеется. Ну и попытаться полюбить кофе. А мне через шесть часов сменять Рэй на посту.
– М-да… – Укё вытянул руки и похрустел пальцами. – Я надеялся, что он вечером появится.
– Я тоже. Не уверен, что он уже придет. Сколько времени?
– Половина третьего.
– Пять с половиной часов, – Ватару застонал, – все, не мешай мне. Ты-то выспишься завтра.
– Я и не мешал…
– Булькал!
– Я больше не буду. Эх… жаль, что я не могу видеть силу, как вы. Это очень здорово бы выручало нас в работе.
– А я не умею читать прошлое вещей. И не помню своих предыдущих воплощений, если уж на то пошло.
– Хм… поверьте мне, вам нечему завидовать.
– Есть, – Ватару потянулся, но глаз упорно не открывал, – ты придешь утром в гостиницу и завалишься спать. А я пойду обниматься с биноклем. Почему эта тварь не идет?
– Не знаю. Может, не придет сегодня. Его только из больницы отпустили. Спите, пожалуйста.
– Угу, – Ватару устроился поудобнее и сложил руки на груди.
Укё посидел немного, всматриваясь в полумрак аллеи. Кто знает – может, он и не на машине приедет. Оставит ее где-нибудь на обочине и придет пешком. Но в любом случае без фонарика он не увидит камер. Так что вряд ли уйдет незамеченным.
Укё протянул руку к карману, но тот внезапно ответил предательской вибрацией. Он вынул телефон, посмотрел на входящий и нахмурился.
– Кто там? – спросил Ватару.
– Хм… Ёнедзава.
– Что? – Ватару подскочил и заморгал. – Врубай на громкую связь! Не может быть!
Укё нажал кнопку:
– Да, я вас слушаю.
– Доброй ночи, ой, извините. Глупо прозвучало… я вас, наверное, разбудил?
– Ничего страшного, господин Ёнедзава, – Укё напряженно сжал телефон и поднес поближе к Ватару, чтобы тому было лучше слышно, – что случилось?
– А, хорошо, – донеслось из телефона, – мне нужна ваша помощь. Я такое впервые вижу… – Голос судмедэксперта звучал взволнованно.
– Ну?! – не выдержал Укё. – Не тяните!
– А, да. Так вот. Сейчас трупы привезли, три штуки. Тройное убийство, подростки. У всех права, но, я думаю, – подделка.
– Что?! – вмешался в разговор Ватару. – Подростки? Где это произошло? Почему мне никто не позвонил?!
– Это вы, господин Мори? – в голосе говорящего послышалось недоумение. – В смысле господин старший инспектор Мори? Вы вместе?!
– Конечно. Мы не спим, мы работаем. Ведем расследование.
– А, ясно. Нет, это не то дело. Иначе господин Итами сразу бы вам позвонил. Это я сам, по личной инициативе. Тут немного непонятно… – Он замялся.
– Ну, говорите, – поторопил Укё, – если смущаетесь – я выйду и поговорю с вами наедине, – он приложил палец к губам.
Ватару кивнул.
– А… не знаю. Вот что. Три трупа. Одно ножевое, проникающее. Я вскрытие не делал еще, но крови почти нет, внутреннее кровотечение. Второй – шея свернута, кости черепа деформированы… ну это и не важно. И третий. Следы пальцев на шее. Похожие на следы удушения. Но… – В телефоне было слышно, как неуверенно и шумно сопит Ёнедзава.
– Да не мнитесь вы! – взорвался Укё. – Вы судмедэксперт или девица-первокурсница?
– Да. Вот. Следы пальцев. Ткани повреждены. Дерма вздута, визуализируется красная серозная жидкость. Вокруг наблюдается ореол синюшной кожи – по всей видимости, разрывы тканей и многочисленные тромбы и кровоизлияния. Я бы поклялся, что это холодовый ожог. Ну как если бы на парня плеснули жидким азотом. Но это точно следы от пальцев. Пальцев очень большой руки. Вы когда-нибудь видели подобное?
Укё прикрыл глаза на мгновение и распахнул их снова.
– Да. Это очень странно. У меня есть пара идей на этот счет. Я могу вас попросить не проводить вскрытие сейчас? Идите поспите, я приеду часов в шесть утра.
– Да, конечно! Я тогда дождусь вас. Посплю тут на диванчике. Только закончу описание. И… господин Мори… вы один сейчас?
– Да, разумеется. – Укё сделал невинное лицо и пожал плечами.
– Я вот что хотел сказать… я снова смотрел материалы по «собаке Баскервилей»… вы не замечали ничего странного?
– А что именно вы имеете в виду?
– Ох… не подумайте, что я тут спирта выпил, – Ёнедзава сдавленно захихикал, – но мне кажется, что это гигантская лисица. Глупо звучит, да?
– Нет, совершенно не глупо. Ждите.
– Да, благодарю от всей души!
Укё сбросил вызов. И громко, от души выругался.
– Ты думаешь о том же, о чем я? – Ватару наморщил лоб и запустил руку в волосы. Потом потер глаза.
– Это правда звучит как бред, – Укё покачал головой, – холод? Но и совпадением это быть не может. Или может?
– Като Киёмаса, – медленно проговорил Ватару. – Если что-то крякает как утка и выглядит как утка… слушай, у нас есть воплощающиеся ками? Про которых точно известно, что случалось?
– Датэ Масамунэ. Каждые сто лет – хоть сверяйся. Пятьдесят тут, пятьдесят там. У него и говорящий всегда один – глава клана Катакура. Он точно знает, в каком из миров его господин.
– Не-ет… проклятье, не сходится. Я в прошлом году был в Кумамото.
– А, ну да, все время забываю, что вы фанат.
– Хватит, не время для шуток. Настоятель с ним разговаривал – Като Киёмаса был на своем законном месте. Я, между прочим, много куда езжу, в Никко тоже бываю раз в год. А уж в Хонно – сам знаешь.
– Знаю.
– Нет, не сходится, вообще не сходится, – снова пробормотал Ватару.
– Ну да, – Укё кивнул, – если бы Като Киёмаса переродился в прошлом или в этом году – это бы объяснило, что именно празднует его род. Но вот следы на шее – никак. Да и того типа на фотографиях – тоже.
– Возможно, мы чего-то не знаем о ками? Нельзя судить по одному Датэ Масамунэ.
Укё вздохнул:
– Боюсь, господин Такакагэ, мы вообще ничего не знаем о ками.
– Да уж… вот что. Сменю Рэй – пусть едет туда. Сама осмотрит, проведет вскрытие и допросит жертв, если получится. Может, что-то прояснится.
– Да, отличная идея, – Укё зевнул, – а я тогда пойду спать.
– Нет, Мунэхару, ты не угадал. Ты поедешь на место преступления.
– Как всегда… О! – Укё ткнул пальцем в окно. – Глядите-ка!
Ватару повернулся. Вдалеке мелькнул свет.
– Фонарь, – он довольно заулыбался, – я же говорил: придет он, гаденыш. Ложись.
Хидэёси лежал на полу на спине, дрыгал ногами и закатывал глаза.
– А-а-а, – протяжно стонал он, – ну в кого… ну в кого ты родился таким тупым, Киёмаса? Твоя мать была умнейшая женщина, твоего отца я не знал, но Ито никогда бы не вышла замуж за дурака! Почему у нее родился ты? Что она ела, когда тебя носила? Мясо оленя?!
Киёмаса, казалось, сейчас протрет лбом дыру в полу. Юкита сжался в углу и старался даже лишний раз не дышать.
– Ну вот как, а? – Хидэёси внезапно сел. – Почему ты никак не способен уложить в своей голове, что я тут, в этом мире, никто. И ты тоже никто. А теперь еще и убийца. Тебя будут искать. Найдут – казнят. А ты куда смотрел? – накинулся он внезапно на Юкиту. – Не мог увести эту дубину до того, как он полез в драку? Ты ж трезвый, я вижу.
– Да, ваша светлость, я не пил. Прошу меня простить – все произошло так быстро…
– Не зови меня «светлостью», – вспылил Хидэёси, – это звучит как издевательство в этой конуре. А, что с тебя взять… Попробуй останови этого быка… – Он сжал голову руками и закрыл глаза. Посидел немного в такой позе и снова распахнул веки:
– Если тебя казнят – где я буду жить? А? У твоей семьи конфискуют все имущество, в лучшем случае. А то и казнят вместе с тобой. Эй, парень, как там тебя?
– Асано Юкита…
– Вот что. Вас видел кто-нибудь?
– Не знаю… не думаю.
– Так, отлично. А эти? Они точно сдохли, ты проверял?
– Н-н-не знаю… – Юкита смущенно уставился в пол. По дороге он таки нашел автомат и вызвал скорую. И как раз надеялся, что хоть кто-то из парней выжил. Лучше бы все. Тогда хороший адвокат докажет самооборону.
– Ясно. Киёмаса, тебе надо бежать. Туда, где живет твоя семья. Возвращайся к ним немедленно. Это же далеко? Я знаю, что транспорт сейчас быстрый.
– Да… наверное. – Киёмаса наконец поднял голову.
– Тогда прямо сейчас собирайся, и вон отсюда.
– Да… но…
– Что за «но»?!
– Исида Мицунари, господин. Я не могу это так оставить. Пусть меня казнят, но я не позволю ему и дальше бегать с хвостом и жрать людей. Он – человек, и достоин лучшей участи.
– Исида Мицунари? – вытаращил глаза Юкита. – Что с ним?!
– Наш милейший Мицунари на почве ненависти к Токугаве Иэясу обратился в мононоке. В чем нет ничего удивительного: я едва сам так не сделал. Шутка ли – каждый день к тебе в храм приходят и жалуются, как ужасно стало жить при Токугавах. И так четыреста лет. Все обиженные сёгунатом – толпой ко мне. Помоги, Хидэёси, спаси, избавь от деспотов. – Хидэёси потянулся к пакету, достал из него пачку печенья, разорвал обертку и задумчиво сунул одно печенье в рот.
– Может, вам… чаю сделать? – спохватился Юкита.
– Как ты его сделаешь? Тут очага нету. Брось, я уже привык – тут из крана горячая вода течет, я ее так пью.
– О… – протянул Юкита, – как это нету? – Он встал и заглянул на кухню.
– Все есть.
– Где? – подорвались одновременно Киёмаса и Хидэёси.
– Так вот же. – Юкита полностью отодвинул сёдзи и зашел на кухню. Повернул включатель, и одна из конфорок плиты тут же засветилась красным.
– О-о-о… – Киёмаса бросился к плите и тронул ее ладонью. – Горячо! – возмущенно воскликнул он и отдернул руку.
– Дурень, – заключил Хидэёси.
– Я сейчас чай поставлю, – поднял руки Юкита.
– Ставь. Так, ладно. Киёмаса, ты хоть болван, а прав. Нельзя это дело с Мицунари так оставлять. Нужно с ним разобраться побыстрее и убираться отсюда.
– Да, но…
– Опять «но»?
– Копье. Я даже не посмотрел его. И вот еще что. Как же найти Мицунари? Можно, конечно, захватить настоятеля, но думаю, что Мицунари не дурак и сам ко мне в руки не пойдет.
– Не пойдет, конечно. Ладно. Копье. Что с ним? – Хидэёси снова уселся на пол. Печенье он больше не трогал – ждал чая.
Юкита набрал в чайник воды и поставил его на плиту.
– Вот, – Киёмаса принес чехол, – оно тут. А где древко? Такуми же обещал.
– А, – довольно улыбнулся Юкита, – я сейчас покажу. – Он открыл чехол и аккуратно разложил на полу содержимое. Извлек из плотного конверта само лезвие и продемонстрировал Киёмасе.
– Вот, смотрите, – он протянул ему лезвие и поднял с пола одну из четырех трубок, почти по метру каждая, – это сюда. Вставляйте лезвие вот с этого края.
Киёмаса с сосредоточенным видом сунул нижний край наконечника в трубу.
– А теперь поверните направо, до щелчка.
Киёмаса повернул. Что-то щелкнуло, и наконечник сел на трубку как влитой.
– О, – обрадовался Киёмаса и подергал, – крепко!
– Теперь берите вот эту и стороной с красной полоской соедините с нижним краем… да, вот так!
Снова раздался щелчок.
– О-о-о! – Киёмаса издал восторженный рев. – Это так можно бесконечное копье собрать? – Он рассмеялся.
– Ну вроде того. Но вообще – это запасные. Если одна деталь сломается – можно просто снять и заменить. Ну или удлинить.
– О! – Киёмаса вскочил и замахнулся.
– Осторожно, болван. Лестницу снесешь – буду по тебе в спальню залезать, – проворчал Хидэёси. Но было видно, что он тоже доволен. – Ладно, копье есть, дело за Мицунари. Эх… все приходится делать самому. Значит, так. Мицунари убивал каждый день, пока ты его не спугнул. Кто-то еще его ранил и, видимо, сильно: он давненько не нападает. Но ничего. Оклемается – опять выйдет на охоту. Сегодня поздно уже. Будем ловить завтра ночью.
– О… а откуда вы все про него знаете? – Киёмаса удивленно вскинул брови.
Хидэёси встал, подошел к экрану и нежно обнял его:
– Телевизор смотреть надо.
Вода закипела. Юкита снял чайник и выключил плиту.
– Так, вот что сделаем. Киёмаса – вон отсюда спать. Никакой от тебя пользы, вред один. Асано, слушай меня. Сделай чай и иди сюда. Нагамаса, гад, помер, ну да ничего – будешь мне за него.
Инспектор Итами прямо с утра чувствовал, как он ненавидит свою работу. Нет, на самом деле он ее очень любил, причем искренне и самозабвенно, но в такие минуты был действительно готов положить конверт с заявлением об увольнении на стол начальнику.
Девушку, которая бесцеремонно вломилась в его кабинет, он сначала принял за потерпевшую. Ну или за особенно наглую свидетельницу. Впрочем, было сложно ожидать хороших манер от дамы, которая, едва забрезжил рассвет, нацепила темные очки. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что они не особенно бросались в глаза на фоне остального ее облика. Ярко-алая шелковая рубашка, юбка до колен и чулки. ЧУЛКИ, не колготки, и – да, это было заметно. Образ дополняли вишневая помада и ботинки на такой высоченной шпильке, что было непонятно, как она на них вообще держится. Оставалось только неясным, кто ее пустил к нему, почему не задержали ранее.
Но девушка изящным движением извлекла из сумки документ, который все объяснял.
– Мори Рэйко. Эксперт-криминалист. Коронёр, – прочитал он вслух.
И поднял глаза:
– Что вам нужно, госпожа… Мори? – Он проглотил комок, сдерживая нервный смех.
– Эксперт Мори, – поправила она и убрала удостоверение, – мне нужна ваша подпись на разрешении на вскрытие трупов, доставленных сегодня ночью.
– Вот как, – Итами изо всех сил старался говорить вежливо, – но, понимаете, это дело не имеет никакого отношения к тому, что расследуют ваши э… коллеги. Это просто криминальная разборка между молодежными группировками.
– Я знаю. И тем не менее. Вот разрешение. Его прислали час назад. Мне нужна только ваша подпись.
Итами моргнул. Сжал зубы, а губами изобразил улыбку. Чиркнул, не глядя, по листку и поднял трубку.
– Ёнедзава? Тут к тебе. Поднимись.
Лицо Ёнедзавы тоже вытянулось, когда он увидел новоприбывшую.
– А… вы? Я думал, он придет… – промычал он расстроенно.
– Проводите эксперта Мори в морг, пожалуйста, – Итами махнул рукой, – будете вести протокол вскрытия.
– Нет, – госпожа Мори протянула руку и пошевелила пальцами, – я проведу вскрытие без ассистента. Давайте ключ.
– Но… – Ёнедзава выглядел крайне растерянно.
Итами вздохнул и уронил голову на руки.
– Дайте ключи, Ёнедзава. Надеюсь, госпожа эксперт найдет дорогу в подвал.
– Несомненно. – Она перехватила пальцами в тонких кружевных перчатках ключи и направилась к двери.
– Хорошего утра, – сказала она и вышла.
– Хорошего утра… – хором ответили Итами и Ёнедзава. И переглянулись.
– У этих Мори там что, гнездо? – скривил губы Итами.
Ёнедзава только недоуменно развел руками.
Укё вышел из ванной, тщательно вытирая лицо полотенцем. Мокрые волосы на лбу топорщились.
– Я спал сегодня три часа, – пожаловался он.
– Ну так иди и ложись. – Ватару мельком заглянул в бинокль и повернулся.
– Сначала дождусь звонка от Рэй. Но… Помните того парня с фотографий? Это он. Я плохо рассмотрел: темно и объект далеко находился. Но, судя по росту и цвету волос, – он. Такого не спутаешь. Только одет в совершенно обычную одежду – куртка точно на нем была.
– Я так и думал, – кивнул Ватару.
– А вы случайно не надумали, кто это такой?
Ватару покачал головой:
– Новых версий пока нет. Что интересного ты еще видел?
– С ним еще один парень был. Невысокий и худощавый. Они вместе шли из пивного бара неподалеку. Потом из этого же бара вышли трое – будущие жертвы. Я был у бара – там все затоптали, не стал тратить время.
– Правильно. Итами мне прислал материалы. Жертв охранник опознал. И про «человека высокого роста с большими руками» он тоже сообщил. Что был такой и вышел чуть раньше. Так что наш условный Като Киёмаса сейчас главный подозреваемый. Итами затребовал записи камер бара.
– Это плохо. – Укё отложил полотенце и принялся нашаривать на столике очки. Нашел, надел и пригладил волосы.
– Да, ничего хорошего. Надо брать этого парня, кто бы он ни был, пока полиция к нему не сунулась.
– Да уж… кстати, напали как раз жертвы. Шли за ними, потом, похоже, окликнули. Невысокий остановился – наверное, пытался разговаривать. Протянул деньги, но, видимо, или мало, или что еще не так оказалось. Один из троих наклонился, вынул нож и приставил к горлу того парня. Тогда высокий и напал. Всех троих расшвырял мгновенно и профессионально. Или военный, или боевик-якудза. Второе вероятнее. Возможно, о своей силе и не подозревает – следы можно объяснить тем, что разозлился. Но и по этой версии хочу дождаться доклада Рэй.
– Тогда пока ждешь – сделай мне завтрак. Я на рамен уже смотреть не могу. Тут на углу магазин. Сходи, принеси что-нибудь нормальное.
– Господин Такакагэ… – Укё посмотрел на него укоризненно, – а вы не могли мне позвонить, когда я еще снаружи был?
Ватару задумался:
– Нет, тогда эта светлая мысль мне в голову не пришла.
Омлет был хорош. Равно как и слегка поджаренный хлеб с сыром. Ватару молча пил какао, хрустя бутербродом, и думал. И ничего хорошего ему в голову не приходило. Так или иначе – а то, что сейчас происходило в Нагое, не могло быть простым совпадением. Шесть трупов за неделю. Это даже для такого большого города немало. Что же, второе дело тоже придется забрать у полиции и плотно им заняться. Но сначала нужно разобраться с мононоке…
– «Като Киёмаса никого не убьет», – мрачно усмехнулся он и допил какао.
– Заметьте, я молчал. – Укё отложил бинокль и повернулся. – Объект пока спит. Мать ушла на работу, вернется только к обеду. Можно немного отдохнуть, я думаю.
– Да, можно. Спасибо за завтрак, кстати. Я думал, ты просто возьмешь пару о-бэнто.
– Вы здесь вторые сутки торчите – должно же быть в вашей жизни что-то хорошее, – усмехнулся Укё.
Зазвонил телефон.
– Рэй, – Укё взял трубку. – Да, – сказал он, – хорошо.
Он некоторое время молчал, видимо, выслушивая доклад, и кивал. Ватару поймал себя на мысли, что он очень благодарен Укё за то, что тот избавил его от всех подробностей, которыми так любила сыпать Рэй при докладе.
– Ясно. Все, передавай отчет Ёнедзаве. Нет, пиши все как есть. Он дотошный – все равно перепроверит и обнаружит. Лучше не наводить его на мысли о подлоге. Да, я найду, как объяснить, это моя задача. Да. Иди выспись. По слогам повторяю: иди выспись. Все.
– Что там? – спросил Ватару, когда Укё убрал телефон.
– Ничего принципиально нового, кроме одного интересного факта. Но давайте по порядку. Она смогла допросить только одного – того, который получил удар ножом. Умер мгновенно, ничего не успел понять. Поэтому ей легко удалось призвать его душу и разговорить. Действительно, они выпивали в баре, увидели незнакомого босодзоку. Он не подошел, не проставился, не выпил с ними. Это их обидело. В баре разбираться не стали, так как их документы – фальшивка: самому старшему из них было девятнадцать лет. По словам жертвы, убивать или грабить никто никого не хотел – хотели «попугать» или «поучить вежливости». Что получат отпор – никто не ожидал: парни на взгляд показались безоружными.
– М-да… – вздохнул Ватару, – хотели попугать, да сами испугались. До смерти.
– Не похоже, что вы жалеете жертв, – произнес Укё.
– На самом деле – жалею, – в голосе Ватару теперь прозвучали злость и досада. – Дурни малолетние. Им это кажется романтичной игрой. И играются до тех пор, пока не поубивают друг друга. Потом сопли размазывают. Те, кому выжить повезло.
– Вот за это и не люблю работу с подростками.
– Ну да, с трупами – оно проще, – Ватару криво усмехнулся.
– Да, насчет напугать до смерти – опять вы в точку попали. Может, у вас пророческий дар открылся?
– Что? – сдвинул брови Ватару.
– Тот парень, у которого следы на шее. Он не от удушья умер. Причина его смерти – остро развившаяся кардиомиопатия такоцубо. Как результат – разрыв стенки желудочка.
– Угу, отлично. А теперь по-японски, пожалуйста.
– Он умер от страха.
– От страха?.. Подожди, Мунэхару… ты сказал – от страха? – Ватару откинулся назад на стуле и стукнул кулаком по столу. – Этого не может быть.
– Увы.
Ватару уронил руку на колено и запрокинул голову.
– Страх. Холод. Это Като Киёмаса. Взрослый. Обученный. Как такое возможно? Исида Мицунари. Като Киёмаса. Что вообще тут происходит? Не хватает только… Мунэхару! – Он внезапно вскочил. – Звони! Звони в клинику, быстро! Ты должен поговорить с Хидэаки! Немедленно!
Укё быстро кивнул, вытащил телефон и, найдя нужный номер, нажал вызов.
– Дайте мне переговорить с Хаяки, – сказал он в трубку без всяких приветствий и предисловий. – Спит? Разбудите его немедленно и дайте телефон.
Он слегка отодвинул телефон в сторону.
– Прошу… простить меня. Мне следовало сразу переговорить с ним. Возможно, то, что он хотел рассказать, действительно важно… – Голос Укё звучал растерянно.
Ватару только похлопал ладонью по столу.
– Потом будешь извиняться. Сейчас я хочу знать, что он тебе скажет.
– Да? – снова заговорил в телефон Укё. – Не хочет? Дайте ему трубку. Положите рядом и включите звук. Да. Хидэаки, послушай меня. Это очень важно. Скажи мне то, что хотел. Это важная информация по следствию. Погибли люди. Ты можешь спасти тех, кто еще жив. – Он замолчал, и его брови сдвинулись к переносице. – Хорошо. Хаяки, помоги нам, пожалуйста. Мне, пожалуйста. Да, я прошу прощения. Да, приеду. Обещаю, что приеду. Говори. – Он молча слушал. Постепенно его лицо менялось: он закусил губу и глаза распахивались все шире и шире. Наконец он снял очки, положил их на стол и вытер лоб тыльной стороной ладони. – Да. Спасибо тебе. Я… приеду, сразу. Отдыхай, ешь. – Укё уронил руку с телефоном и медленно опустился на стул. Пальцы его разжались, и телефон выскользнул из руки.
– Ну?
– Отани Ёсицугу оставил его. Хаяки слышал их беседы с Исидой Мицунари. Они собираются уничтожить род Токугава. Они, господин Такакагэ. Их тут двое. Проклятье.
– А про Като Киёмасу он ничего не сказал?.. – Ватару поставил локти на стол, положил голову на руки и задумался. – Может ками вселиться в чье-то тело?
– И мстить?.. Не знаю. – Укё запустил руку в волосы и сжал их.
– Отани Ёсицугу, – сказал он, словно выплюнул. – Надо снимать Рэйко с задания.
Ватару некоторое время смотрел на стол, на остатки завтрака.
– Нет, – наконец медленно проговорил он, – действуем по плану. Переигрывать поздно. Когда-нибудь это должно было произойти.
– Да, – Укё тяжело вздохнул, – какой же я дурак. Но… – Он поднял взгляд, и его глаза без очков неожиданно показались Ватару непривычно беззащитными. – Если что-то пойдет не так – я прошу, не нужно колебаться. Накрывайте огнем всех. Я зафиксирую время.
Хидэёси сидел на лавочке и рассматривал в купленное Киёмасой зеркало свою новую прическу. Ох, как же он сам себе нравился! Там, где делают модные стрижки и куда его привел Юкита, он увидел картинку: юноша с волосами, в которых блистали золотые пряди. И немедленно захотел себе такие же. Что и было сделано. Он потрогал свой затылок. Сзади его постригли очень коротко – так, что аж шее было холодно, а вот передние пряди падали на глаза. И часть из них сверкала на солнце золотом. Юкита сказал, что это превосходно сочетается и с его великолепными штанами, и даже синяя «куртка» сюда подходит – такой стиль называется «джей-рок» и считается очень модным среди подростков. Он усмехнулся – надо же, Асано семнадцать, и в этом мире он все еще считается подростком. Интересно, он уже проходил гэмпуку? Надо будет спросить. И он сам – тоже подросток. Так забавно.
Как завершающий штрих была куплена обувь – нечто похожее на китайские туфли, только блистающее лаком и с золотой же шнуровкой. Хидэёси первые полчаса так неистово ими любовался, что чуть не врезался в столб.
– Вот адрес! Я все сделал, как вы велели. Рассказал, как мы беспокоились, когда узнали, что настоятель болен, и что собрались его навестить. И его дали! – Юкита подбежал к лавочке, радостно размахивая белым бумажным квадратиком.
– Отлично. Далеко он живет? – Хидэёси убрал зеркало.
– Сейчас. – Юкита достал телефон и начал списывать с бумажки адрес.
– Что это у тебя? – поинтересовался Хидэёси.
– Интерактивная карта. Сейчас проложит нам путь. О, есть. Да это совсем недалеко – в квартале отсюда.
– Пошли. – Хидэёси спрыгнул с лавки.
– А это куда? – Юкита указал на нарядный сверток с лентой и букет цветов. – Что, правда, настоятелю этому понесем?
– Еще не хватало, – Хидэёси рассмеялся, – выкинь, там все равно обертки от печенья. А цветы возложим к моему памятнику где-нибудь по дороге.
Когда они оказались во дворе, Хидэёси огляделся по сторонам.
– Так, – сказал он, – настоятель живет в этом доме?
– Да.
– Угу… а где он хранит свою повозку? Мы с Киёмасой в тот раз довели его до нее – там была его одежда. Сзади была крышка, она открывалась вверх. Внутри одежда и лежала.
– А, машина.
– Да, маши-на, – повторил Хидэёси.
– Думаю – там. – Юкита указал на низенький заборчик, за которым стояли машины.
– Идем.
Они зашли на стоянку. Хидэёси прошелся вдоль рядов, с интересом разглядывая автомобили. Когда они проносились мимо, совершенно не было времени их как следует рассмотреть. А они выглядели очень, очень интересно. Гладкие, блестящие машины смотрели на Хидэёси своими немигающими глазами и напоминали огромных животных, сейчас послушных и недвижных в своих стойлах, но готовых мгновенно сорваться с места на огромной скорости. Хидэёси подумал и решил, что они ему нравятся.
– Вот, вот на эту похожа, – наконец сказал он, указывая на одну из них. Большую, серебристую и с крышкой сзади, в которой было окно. В него-то он и заглянул.
– Тут одеяло и еще что-то… – сообщил Юкита, заглядывая в машину с другой стороны.
– Одеяло? Очень кстати. Да, а как она открывается?
– Хозяин открывает ключом.
– Плохо. Надо у него как-то достать этот ключ. Или заставить открыть и отвлечь. Как его заставить открыть крышку, а?.. – Хидэёси задумался.
– Ну… эта крышка открывается вместе с остальными дверями. Потом он заходит в салон и снова все закрывает.
– О… О! Это просто великолепно. Так. Я сейчас тебе скажу, что мы будем делать. А пока надо найти место, откуда мы сможем следить. И дождаться ночи.
– Ночи? А если он выйдет раньше?
– Нет. Не выйдет. Мононоке не любит свет и охотится только глухой ночью, желательно, когда нет даже луны и звезд. Ищем место. А ты мне покажешь, в какие игры играют современные подростки. Чтобы мы не привлекали внимания.
– А, да, сейчас. – Юкита достал телефон и довольно улыбнулся. – Ваша модель точно потянет!
– Садитесь. – Укё открыл перед сержантом Кимурой дверь машины. Она послушно села на заднее сиденье и поставила на колени сумочку.
– Все-таки не доверяете мне. Вы действительно боитесь, что я позвоню ему, предупрежу или что-то подобное? Мне даже домой зайти не разрешили…
– Разве вам не принесли все, что вы просили? – Укё сел впереди, захлопнул дверцу и обернулся. – А насчет доверия… Вам надо отучаться произносить это слово. Оно бессмысленно. Да, составить идеальный план операции невозможно. Но постараться предусмотреть все случайности необходимо. Например, что объект может оказаться намного умнее, чем о нем думают. И поймет, что это ловушка. Как итог – попытается убить вас в другом месте и в другое время. Выделять людей на слежку еще и за вами? Какой в этом смысл?
– Во сколько вы договорились встретиться? В 12:30 ровно? – Ватару сел за руль, пристегнулся и завел машину.
– Да, он сказал, что я сегодня точно поймаю зверя. Что он снова выследил его, и надо подготовиться. Черт! – Она стукнула себя кулаком по колену. – Почему, почему я должна верить вам, а не ему? Я все понимаю, да, но… Черт!
Ватару обернулся к ней:
– Прекратите это немедленно. Да, такое может случиться в жизни служителя правопорядка. Придется арестовывать близкого человека за совершенное преступление. Это больно. Страшно. Очень обидно, но это не просто работа. Мы, полицейские, не только ходим в свои офисы или решаем головоломки на бумаге. Мы отвечаем за жизни людей. Всех людей этой страны. Это колоссальная ответственность, и если кто-то не готов ее на себя брать – в полиции ему делать нечего. Возьмите себя в руки, сержант Кимура!
– Да, извините, спасибо, господин старший инспектор. Я готова выполнить свой долг.
– Хорошо, тогда поехали. У нас времени меньше двух часов.
Ватару выехал за ворота больницы и свернул на шоссе. Нужно было еще забрать Рэй.
Происходящее на экране телефона увлекло Хидэёси настолько, что он и не заметил, как наступили сумерки. Следили за подъездом они по очереди: один играет, другой наблюдает. К ночи стало малолюдно.
– Надо куда-то спрятаться, чтобы мы не бросались в глаза, но при этом – чтобы если нас увидят, сразу было понятно, почему мы прячемся. Что в нынешнем мире осуждается, но не наказывается?
– Хм… курение. Если ты школьник. Алкоголь. Но за это и правда могут оштрафовать.
– Ерунда, – махнул рукой Хидэёси, – сделаем вид, что пьем. А что в самом деле нельзя?
– Ну да. Школьникам запрещено продавать сакэ, пиво и прочее. Если взрослые увидят, что ты пьешь, – могут сказать участковому, он придет и проведет беседу. И может наложить штраф.
– Ого. Ну, беседу мы как-нибудь переживем, – Хидэёси расхохотался, – но, значит, купить выпивку не выйдет – не продадут, так?
– Так, – вздохнул Юкита.
– Угу… дай подумать…
– А… господин Хидэёси… у меня идея… мы же пить по-настоящему не будем?
– Нет, конечно, – Хидэёси скривился, – еще не хватало. Не сейчас.
– Тогда… погодите немного. – Юкита встал со скамейки и умчался. Вернулся через некоторое время, пряча что-то под курткой.
– Вот! – с гордостью он откинул полу и показал две блестящие банки.
– Что это? – Хидэёси взял одну из них. Она оказалась пустой.
– Это банки из-под пива. Спрячемся и будем делать вид, что пьем пиво.
– Да, хорошая идея. Где ты их взял?
– Да тут мусорка за углом. Жестяные банки только в пятницу забирают, значит, должны были найтись.
– Молодец, смышлен. – Хидэёси одобрительно похлопал его по руке. Юкита аж покраснел от гордости.
Сумерки наползали быстро. Очень здорово, что экран светился и можно было спокойно играть в темноте. Юките, который не знал настоятеля в лицо, Хидэёси велел обращать внимание на любого мужчину, который выйдет из нужного дома. Но уже совсем стемнело, а настоятель все не показывался.
– Вышел один, – шепотом проговорил Юкита.
Хидэёси поднял глаза. Лицо человека в темноте не разглядеть. Но Хидэёси заметил, что походка у того не очень уверенная.
– Так, – скомандовал он, – если мы ошиблись – вернемся. Давай, иди. Все хорошо помнишь, что нужно делать?
– Да, – кивнул Юкита.
Человек свернул за угол и направился к автостоянке. Хидэёси тихо крался следом. Да, наверняка это он. По походке и росту похож. Вот он идет, заходит на стоянку и – да! Он подошел именно к той машине, которую они рассматривали ранее. Хидэёси сжал кулак и улыбнулся: все шло идеально. Он не стал заходить на стоянку – рванул к повороту, который изучил вдоль и поперек, и спрятался за низким бортиком ограждения, распластавшись по земле. Здесь машина должна проехать медленно. Очень медленно. Если верить Юките, конечно.
Ждать пришлось недолго. Из-за поворота показался свет. Так светились «глаза» машины – Хидэёси это очень в них нравилось. Он приподнял голову и…
Раздался резкий звук, потом стук и щелчок открывшейся двери. И Хидэёси увидел, как человек, за которым он следил, выскочил из машины.
– А-а-а, помогите, умираю! – раздался душераздирающий вопль Юкиты. – Моя нога-а!
Самого Юкиту Хидэёси не разглядел. Но это было и не нужно. Не важно, что он там делает, главное – как громко он кричит и насколько отвлечет настоятеля. А это точно был он – теперь Хидэёси отлично видел его в свете фар. Он выскользнул из своего укрытия и метнулся к машине. Надавил пальцами туда, куда показал Юкита, и – сработало! Крышка открылась. Он юркнул внутрь и прикрыл ее за собой. Раздался щелчок. Но вряд ли за воплями Юкиты настоятель что-то заметил.
…Хидэёси в юности нередко так зарабатывал на жизнь. Разбивал заранее камнем до крови ногу и бросался под копыта не очень быстро скачущего коня. Выбирая всадника с наиболее добрым лицом. Потом плакал и давил на жалость – выпрашивал деньги. Чаще всего это работало – били его редко, в основном кидали несколько монет.
Даже если настоятель слегка поколотит Юкиту – большой беды не будет.
Хидэёси прополз между сиденьями, свернулся в проходе и накрылся одеялом.
Опять раздался щелчок двери – похоже, вернулся хозяин машины, и через некоторое время Хидэёси ощутил плавное покачивание – они поехали. Все получилось.
Как только автомобиль скрылся за поворотом, Юкита быстро подбежал к месту, где должен был прятаться господин Хидэёси. Его не было.
– Ух… – громко выдохнул Юкита и схватился за телефон. – Мой господин, – быстро сказал он в трубку, – вы меня слышите?
– Да, – отозвался Киёмаса.
– Все получилось. Господин Хидэёси едет с ним. Вызывайте такси. Когда приедет – садитесь и активируйте в своем телефоне программу, которую я туда поставил. Если вы забудете последовательность действий – я на листке записал, что делать. Когда появится движущаяся точка – покажете водителю и скажете, чтобы ехал туда же, куда и она. Скажете…
– Да, я помню: «моя жена села в эту машину».
– И еще что?
– Что?.. А. Точно. «Я заплачу».
– Все. Господин Като, а что делать мне?
– А тебе ждать, парень. Не волнуйся, все пройдет как нужно.
Киёмаса нажал на кнопку, и лицо Юкиты исчезло. Он взял бумажный прямоугольник с написанными на нем цифрами и напечатал их. Нажал вызов.
– Ближайшее время, – сказал он, когда трубку сняли. Нахмурился, взял лист, оставленный Юкитой и отредактированный господином, и тщательно, по слогам, прочитал адрес. И добавил: – Длительная поездка с заездами. – Он понятия не имел, что это значит, но на том конце его явно поняли, потому что сказали «слушаюсь» и «машина прибудет через две минуты».
Киёмаса взял чехол с копьем. Жаль, что собирать его придется на месте – лишняя трата времени. Но в собранном виде оно не влезет в машину – они об этом много думали. И оставалось только надеяться, что мононоке далеко не уйдет.
Киёмаса не хотел называть это существо именем Мицунари. Ему казалось, что это еще больше опозорит его старого товарища. Он не знал, что будет делать, когда все закончится. Возможно, вернется в храм. Или пострижется в монахи, или совсем покинет этот мир. Иэясу говорил, что им снова не стать ками – что же, это не беда. Он и в первый-то раз не то чтобы на это рассчитывал.
«Любой человек может стать божеством, если будет верно следовать своему пути».
Видимо, Киёмаса при жизни выбрал правильный путь. Он и сейчас не сомневался. Сомнения – отрава, разрушающая душу.
Он вышел к калитке. И тут же увидел свет фар. Подошел к подъехавшей машине и наклонился.
– Ты такси? – спросил он.
– Да, господин… – Таксист вдруг удивленно округлил глаза. – О-о, так это вы? Я вас помню: вы в больницу ездили! Вот в таком, – он провел руками вдоль тела, имея в виду, очевидно, одежду. И открыл дверцу. – Садитесь.
Киёмаса сел. Медленно и аккуратно тыкнул пальцем в те картинки, которые появлялись на экране по инструкции Юкиты. Точка на узоре извилистых линий тоже появилась.
– Вот, – он протянул вознице телефон, – ты должен ехать за этой точкой. Моя жена села в эту машину.
– О… обалдеть. Я что, детективное агентство?! – возмутился водитель.
– Я заплачу, – сказал Киёмаса.
– Ладно. Платите двойной ночной, и едем.
– Да, – Киёмаса кивнул, и они рванули с места.
– Последний раз тебя прошу, Мицунари, не делай этого. Затаись, не дай себя обнаружить. Пусть все поверят, что ты исчез. Пусть забудут и перестанут искать.
– Нет. Такое случается лишь раз. Я восстановлю свою силу – я много, много ее накопил. Пусть то тело еще не полностью здорово – что мне до этого? Когда моя месть будет завершена – на что мне потомки? Я не вернусь к ним. Я не позволю Иэясу снова уйти от меня.
– В прошлый раз он пришел к тебе, Мицунари. И ты проиграл. Потому что так же был слишком самонадеян. Отступись.
– Нет. Я заберу силу этой девчонки. И тогда мне не страшен ни Като Киёмаса, ни Токугава. Меня никто не остановит.
– Как хочешь. Тогда оставайся один. Я не желаю прыгать в яму, которую ты себе выкопал.
Машина остановилась. Хидэёси сильнее вжался в пол и снова накрыл одеялом лицо. Дышать было трудновато, поэтому он уже несколько раз рискнул высунуться, надеясь, что сидящий впереди возница не заметит этого. Он знал, для чего это одеяло – настоятель при нем закутался в него, когда голый дополз до своего убежища. Видимо, холод очень досаждает после возвращения обратно в человеческое тело. Это означало, что одеяло точно не понадобится до возвращения мононоке, а значит, Хидэёси мог себя под ним чувствовать в полной безопасности. Впрочем, одна только мысль о том, что Мицунари может на него напасть, вызывала смех. Он и правда смеялся, когда Юкита предложил просто подбросить в машину телефон – ведь отслеживали именно его. Глупый мальчишка – да откуда бы ему знать. Дело не в опасности. Чтобы план сработал, Хидэёси должен быть на месте вовремя.
Хлопнула дверь. Настоятель вышел и, по всей видимости, обойдя машину, дернул крышку. Она с едва слышным шелестом открылась. Хидэёси затаил дыхание. Вновь послышалось шуршание, и на него сверху плюхнулось что-то мягкое, как тряпка. «Он раздевается», – понял Хидэёси. Интересно, сколько времени занимает трансформация? Успеют ли подойти все действующие лица? Он надеялся, что да.
Машина закачалась – видимо, настоятель забрался внутрь. Хидэёси напрягся и приготовился, если что, задать стрекача. Через перед машины. Но было тихо. Более того, тишина повисла такая, что в ней исчезли все звуки ночи. Стрекотание цикад, далекий шум проезжающих автомобилей. Такая тишина, наверное, бывает… в могиле. Хидэёси почувствовал, как по телу поползли мурашки. Нет, это был даже не страх, что-то другое, первобытное, зашевелилось внутри. И приказало: «замри». А его и не надо было уговаривать: кажется, что он даже кровь в венах притормозил, чтобы сердце билось не очень громко. И тут, как из черной ямы смерти, на него дохнуло запахом кислой гнили, а потом – смрадом мокрой грязной шерсти. И такой поток животной, всепоглощающей ярости он ощутил, что душу разорвало надвое: одной половинке хотелось бежать с воплями без оглядки, а другой – вцепиться зубами в любого, кто окажется поблизости, и рвать, рвать, рвать, глотая горячую кровь.
…Проклятый, мерзкий Иэясу! Вырвать его черное сердце и жрать его, давясь. От хохота и счастья, от невыносимой легкости и беспредельной сытости покоя. Разрывать нежную плоть клыками и захлебываться горячей кровью и…
Хидэёси стиснул зубы. И заставил себя вспомнить, как нелепо и смешно плясал Иэясу, когда он, Хидэёси, заставил его выйти на подмостки во время спектакля. Он переваливался с ноги на ногу, как настоящий круглый толстый енот. Потом Хидэёси переключил внимание и вспомнил, как четырнадцатилетний Киёмаса пришел к нему похвастаться доспехом и от старания упал на пол вверх тормашками. Потом – как Тятя хотела сорвать хурму и упала в фонтан. И наконец – как Мицунари под Такамацу с гордым и восторженным видом влез на дамбу, строительством которой руководил, и начал вещать о непобедимости их армии. Но было видно, что у него ужасно чешется спина, и он так забавно подергивался, что Хидэёси чуть не умер от смеха во время доклада.
И теперь он едва сдерживался, чтобы не засмеяться. А мерзкий запах постепенно стал слабее, и Хидэёси, стараясь не шевелиться, тем не менее немного выглянул из-под одеяла.
И увидел исчезающий в открытом проеме длинный лохматый хвост.
И выдохнул. Подождал немного и достал телефон. Посмотрел на замершую точку, закрыл и набрал номер.
– Киёмаса, ты где?
– Сейчас… а, я уже близко.
– Давай быстрее. Бегом. Он уже обратился лисом. Мы у замка. Ты знаешь, где замок Нагоя?
– Да. Я его строил.
– Хм… думаю, тут все сильно изменилось. – Хидэёси тихонько вылез из машины и осмотрелся – вокруг никого не было. Он очень надеялся, что Киёмаса сможет найти мононоке раньше, чем тот поужинает.
Бежать было тяжело. Нет, дело даже не в том, что тело плохо слушалось, – тревога, тяжесть на душе. Непонятная тяжесть. И – запах. Вместе с запахом железа и кожи – другой, знакомый. Невероятно знакомый, до тоски. Нет. Бежать вперед. Он помнит дорогу – оставил метки. А вот и следы той, кто предназначена в жертву. Запах. До чего же сладкий запах. Запах мести. Запах силы. Он пьянит. Он окружает, заплывает в ноздри, заставляя их трепетать от предвкушения.
Просто идти следом. Нет, нет сил больше сдерживать эту страсть. Вот же она – добыча. Прибавила шаг – услышала его? Заметила? О, так даже лучше – устроить гонку за жизнь: беги, попробуй спастись. Шлейф силы, одуряюще пахнущий, тяжелой пеленой накрывающий все вокруг, – как много, много этой силы! Хочется прыгнуть в нее и купаться в ней, плескаясь и рассыпая брызги во все стороны.
Хидэёси затаился за деревом. Одинокую женскую фигурку он увидел издалека. Женщина медленно прогуливалась по дорожке, слишком медленно и беспечно для такого позднего часа. И такого пустынного места. Будто кого-то ждала.
А может, у нее свидание? Где же Киёмаса? Если мононоке сожрет эту девицу – он станет много, много сильнее.
Впрочем, это не имеет особенного значения. Его тигренок справится. Если это будет нужно.
…Но все-таки… до чего же эта женщина ведет себя подозрительно. Будто приманка в ловушке.
…В ловушке. Еще в прыжке он понял, что летит прямо в расставленную ловушку. Сила. Ее и правда слишком, слишком много. У его жертвы нет и не может быть такой мощи! Но отступать поздно: лапы коснулись плеч, и тело жертвы упало на землю. Вот только зубы вместо того, чтобы впиться в шею сзади, щелкнули мимо. И он почувствовал, как что-то, подобно сети, начало опутывать его. Черные щупальца поползли по земле со всех сторон, превращаясь в прочные нити.
Он дернулся, вырываясь, и отскочил в сторону.
– Стой, Исида Мицунари. Брось свою несчастную жертву и сразись со мной. Я, Като Киёмаса, вызываю тебя.
Он отпрыгнул еще дальше, переворачиваясь в прыжке, оскалил клыки и повернулся к новой угрозе. Нет. Он не сдастся. Не сдастся никому и никогда.
В темноте тускло блеснул наконечник копья.
Киёмаса лишь мельком взглянул на упавшую девушку. Если она жива и в обмороке – господин потом поможет ей. Если мертва – с этим уже ничего не сделаешь. Он поднял копье и вгляделся в красные угольки, горящие в темноте. Много ли там осталось от Исиды Мицунари?
И это были последние мысли о друге, которые он себе позволил. Перед ним был враг. Безликое и бессмысленное зло, которое нужно убрать из этого мира. Глубоко вздохнув, он описал копьем широкую дугу и сконцентрировал силу. На самом конце лезвия зажегся серебристо-зеленоватый огонек.
Мононоке оскалился еще сильнее и зарычал. И прыгнул прямо в потоки им же порожденного ветра. Это был не прыжок, скорее полет, лисье тело двигалось в воздухе, меняя направление броска. Киёмаса отскочил в сторону, перехватывая копье двумя руками и снова описывая им дугу. Лезвие не коснулось бока зверя – лишь на кончиках шерстинок засветились на мгновенье искорки инея. И лис снова встал на четыре лапы позади него.
Хороший бросок. Киёмаса еле сдержал улыбку. Тело, ощутив вкус настоящего боя, приятно гудело. Он наклонился слегка, отведя копье назад, и прыгнул сам, выбрасывая вперед мерцающую и искрящуюся в отблесках фонарей сталь с такой скоростью, что воздух засвистел.
Но в том месте, где только что стоял зверь, было пусто. Только порыв ветра хлестнул Киёмасу в лицо и сорвал с головы повязку. Киёмаса, не оглядываясь, ударил за спину и услышал полный ярости и злобы рык прямо над самым ухом. Игры закончились. Теперь все начиналось по-настоящему.
Киёмаса пригнулся, разворачивая копье поперек и перехватывая его руками на всю их ширину. Древко аж прогнулось, принимая на себя тяжесть летящего тела. Как хорошо, что оно не деревянное. Зубы клацнули почти у самого носа, Киёмаса вдохнул полной грудью смрад, исходящий из оскаленной пасти, – запах свежей крови и давно истлевшей плоти. Наверное, так пахнет ненависть.
«А ты силен», – с какой-то странной гордостью подумал Киёмаса.
Мононоке, отброшенный сильным ударом, отлетел на несколько шагов и чуть не врезался в фонарь. Киёмаса не стал терять время зря. Новый поток силы хлынул через его руки, кончики пальцев закололо. Вокруг лезвия копья распространялось зеленовато-голубое сияние. Миг – и волна бледного искрящегося света затопила все вокруг. Киёмаса выставил вперед копье, и яркий сверкающий полумесяц перечеркнул его оружие у основания лезвия. Он ударил.
Тело мононоке будто осыпало снегом. Каждая шерстинка побелела и заискрилась, угольки глаз, на доли секунды засветившись еще ярче, потухли. Зверь опустил голову и застыл. Киёмаса развернул копье и сосредоточился, намереваясь нанести новый удар.
Ветер, поднявшийся в мгновение ока, яростно завыл, закручиваясь вокруг мононоке огромным, видимым глазу даже в темноте торнадо. Тело лиса подняло в воздух, перевернуло и несколько раз швырнуло из стороны в сторону. С его меха будто посыпались хлопья снега – казалось, он стряхивает с себя иней, но – нет. Шерсть так и осталась молочно-белой и вздыбилась во все стороны. Зверь завыл, как от дикой боли, его начало раздувать, лапы вытянулись почти вдвое, глаза вспыхнули вновь, только пламя в них уже было не алым, а темно-багровым. Еще один хвост взметнулся у чудовища над спиной, а за ним – еще один. Все три хвоста опустились вниз перед броском. Мононоке – истинный кицунэ во всей своей мощи – встал на четыре лапы и наклонил морду, вздыбив шерсть на затылке.
– Не для тебя я копил эту силу. Умри, Като!
Этот прыжок был не прыжком – ударом. Словно лисье тело швырнули из катапульты на такой страшной скорости, что человеческому взгляду невозможно было за ней уследить. Удар сшиб Киёмасу с ног. Он перекатился, сжимая копье в одной руке, снова вскочил, развернулся, и полумесяц прочертил широкую яркую полосу по белоснежному боку. Шерсть вокруг потемнела, лис развернулся в воздухе, взвизгнул возмущенно, и огромные клыки сомкнулись на левой руке Киёмасы. Тот изо всех сил ударил древком по черному лисьему носу и выдернул руку из пасти, оставляя в ней рукав своей куртки. И расхохотался:
– Большой размер – это не всегда хорошо, Мицунари! Помнишь, ты сам мне это говорил?! – Он замахнулся, и лезвие его дзюмонзи яри со свистом пронеслось над головой мононоке. Одно ухо, начисто срезанное, шлепнулось на землю.
– Теперь дело за хвостами! – вновь разразившись хохотом, воскликнул Киёмаса. – Многовато их у тебя.
Мир вокруг него изменился. Воздух поплыл, над головой разлилось яркое сияние. Земля под ногами затрещала, раскалываясь от холода. Он опять поднял копье. И луч, слетевший с него, ударил мононоке прямо в грудь, расходясь яркими синими волнами. Раздались треск и звон разбитого стекла. Летящее тело лиса, наткнувшись на невидимую преграду, ударилось об нее и отлетело назад. И врезалось в землю, проехав по ней несколько десятков метров. На траве осталась черная полоса обнаженной земли.
Мононоке снова вскочил. На этот раз – тяжело и неуклюже, как пьяный. И помчался вперед, по земле, набирая скорость. Мимо Киёмасы, словно желая сбежать. Киёмаса развернулся резко, чтобы не дать противнику уйти. И вовремя. Буквально в паре шагов за его спиной зверь внезапно взмыл в воздух и каменной глыбой рухнул на него.
Копье казалось слишком длинным, чтобы Киёмаса успел выставить его вперед. Однако, боясь, что потратит слишком много времени на сборку, Киёмаса полночи и почти весь день потратил, собирая и разбирая его, и, в конце концов, это начало занимать у него меньше времени, чем нужно, чтобы три раза моргнуть.
Нижняя часть копья отлетела в сторону, с тихим звоном ударившись о землю. А лезвие по самый полумесяц вошло в грудь мононоке. Киёмаса, валясь на спину под тяжестью нанизанного на копье тела, издал победный вопль.
– Подлец, – вырвался хрип из раскрытой пасти, – предатель…
Киёмаса в ответ лишь вдавил лезвие глубже, и ледяной полумесяц начал, шипя, плавить белую шерсть.
Предатель… Рука, державшая копье, вдруг замерла. А ведь и правда… что он делает? Убьет мононоке, а потом…
Нет. Он убивает Исиду Мицунари. Того, кто не играл в политические игры, того, кто бился до последнего за свою правду, за честь рода Тоётоми. Того, кто не побоялся даже покрыть свое имя позором, навсегда потерять свои душу и разум ради торжества справедливости. Не бояться смерти – это ли честь? Не бояться позора – вот истинное благородство. А он? Он, Киёмаса? Чего он стоит на самом деле? Прикрывая свою трусость заботой о юном господине, что он сделал? Десять лет лизал пятки тому, кто отнял у его семьи все. Тому, кто сжег сына его господина в пламени умирающей Осаки.
Достоин ли он, Киёмаса, чего-либо, кроме презрения?
Он выдернул копье из груди хрипящего лиса и в растерянности отошел на шаг. Сердце его сжалось. На чьей же он стороне? Разве его место – тут? Он с ужасом посмотрел на окровавленный кусок металла. Как же он жалок в своей гордыне. В своей уверенности, что поступает верно. Он не уберег господина. Не спас его сына. Он предал друзей и позволил им умереть позорной смертью. И служил их убийце! И сейчас! Ведь он и сейчас это делает! Разве не в горло Токугавы Иэясу должны были вцепиться эти огромные клыки, по которым из-за него стекает кровь?
Киёмаса опустился на колени. Провел рукой по набухшей от крови белой шерсти.
– Сакити… – прошептал он, – не умирай, Сакити…
…«Зачем ты пришел, Тораноскэ? – Сакити не обернулся к нему. Но даже его спина излучала больше презрения, чем способен иной взгляд.
– Хочу… – он сглотнул горькую слюну, – хочу чтобы ты научил меня…
– Чему? – Сакити наконец повернулся, и даже не ухмылка была на его лице – тень ее. – Сражаться мечом? Я много раз говорил тебе: этому надо учиться с детства.
– Нет, – твердо сказал Тораноскэ, глядя прямо в надменные глаза, – я хочу, чтобы ты научил меня китайскому письму. Хочу уметь читать книги».
За что бьется он, Киёмаса? За что отдал свою жизнь и душу Сакити? Все уже давно кончено. Давным-давно кончено.
Им нечего делать в этом мире.
Киёмаса сжал рукой копье возле самого основания и направил острие себе в горло.
…«Брось эту штуку, крестьянин. Пойди и возьми тяпку. Если я испачкаю сандалии в дерьме – даже их я не стану вытирать о тебя»…
Киёмаса крепко сжал пальцы на прохладном металле и сильно, крест-накрест полоснул себя по груди. И медленно, не поднимая головы, встал на ноги.
– Покажись, Ёсицугу. Это подло – нападать из-за угла.
– А не боишься расстаться со своим ужином? – раздался за спиной насмешливый голос.
Киёмаса медленно обернулся. Призрачная фигура повисла воздухе в нескольких шагах от него. И чем дольше он всматривался, тем явственнее она обретала очертания.
– Вот. Теперь ты меня видишь. А я предупреждал.
Черные провалы в том месте, где у людей глаза. Плоть, отстающая от костей, – из-за этого на лице призрака странная усмешка: левая часть губ повисла на куске кожи, обнажив зубы. С почти голого черепа свисают несколько длинных прядей и падают на лицо. И – рука. Она просто поднята вверх, но кажется, что она тянется к сердцу, чтобы сжать его костлявыми, покрытыми черными пятнами гнили пальцами.
– Ты и при жизни выглядел не лучшим образом, – усмехнулся Киёмаса, отступая. Нельзя дать себя коснуться. Он не знал нынешней силы онрё. Но когда Отани Ёсицугу был жив – прикосновение означало конец. И это было еще везение, если далее следовала смерть. Тьма. Она разрушила тело Ёсицугу тогда, заставив его гнить живьем.
А сейчас Киёмаса видел, что она сделала с его душой.
– А ведь у меня почти получилось, Киёмаса. Я видел: еще миг, и ты бы вспорол себе горло.
– Ты был моим другом двадцать лет, Гёбу. И я не покончил с собой. Это ведь чего-то, да стоит, а? – Киёмаса, продолжая усмехаться, медленно отступал назад от призрачной руки и, наконец достигнув цели, упал на землю, схватил отстегнутое древко и в мгновение ока пристегнул его к наконечнику. Миг – и он уже стоял на ногах. – Ведь это ты убил Кобаякаву Хидэаки, а? И ты убил Масанори. А я-то думал: он просто допился до того, что ему мерещатся призраки прошлого.
– Чушь. – Бледная фигура надвигалась на него. Раненый лис за спиной Ёсицугу перевернулся и, тихо скуля от боли, попытался встать на ноги.
– Чушь… – повторил Ёсицугу, – ты не поймешь. Ему со мной было лучше, чем без меня. Вина жрала его сильнее, чем моя тьма.
– Кого? Кого из них, Гёбу? – Киёмаса отступил еще на несколько шагов. Сердце его сжалось от жалости в один колючий комок. Глаза застилала пелена слез. Он вздохнул и поднял копье. Серебряно-голубое сияние разлилось от его руки до острия и вспыхнуло на нем ослепительной звездой.
– Сакити. Кацурамацу. Обретите наконец покой.
Небо над ними полыхнуло зеленым светом.
Укё, зажмурив глаза, откинулся в кресле назад.
– Господин Ватару, помогите, пожалуйста.
– Да, сейчас. – Его лица коснулись раскаленные пальцы.
– Ай, осторожнее!
– А чего ты хотел, – Ватару достал рулончик салфеток из бардачка и принялся отряхивать с пиджака осколки, – если ты не хочешь, чтобы мы превратились в ледышки, – терпи.
– Так это вы? Это вы согреваете воздух? – донеслось с заднего сиденья.
– Да, госпожа Кимура. Но я, кажется, сказал вам лечь на пол и не шевелиться, – Ватару перегнулся назад, – вы в порядке?
– Да… почти. Что тут происходит?
– Битва ками и онрё, я полагаю, – Укё наконец открыл глаза, – Такакагэ… вы это видели? Нет, вы это видели?!
– Если ты не закроешь рот, Мунэхару, – следующую порцию стекла я буду доставать из твоего горла.
– Тут больше не осталось стекла…
«Покажись, Ёсицугу. Это подло – нападать из-за угла», – донеслось из динамиков.
– Так, та-ак… – проговорил Укё и поднял рацию. – Рэй, немедленно уходи. Как хочешь, но немедленно покинь активную зону. Это приказ.
– Ты думаешь, она послушается? – покачал головой Ватару.
– Я должен был попробовать.
– Почему вы не вмешиваетесь? – Голос Кимуры звучал сдавленно. Видимо, она отнеслась к приказу не шевелиться всерьез.
– Потому что если вмешаться сейчас – это может повлечь катастрофу. В настоящее время здесь «мертвая зона». Мы зачистили территорию. Идет реконструкция замка. Все эвакуированы под предлогом опасности обрушения. В радиусе трех километров нет ни единой живой души.
– А мы знаем радиус поражения силы Като Киёмасы? – Укё покачал головой.
– В архивах есть мои записи времен Кобаякавы Такакагэ. Там написано: почти тысяча кэн. Это как раз чуть меньше двух километров.
– Рэй, уходи оттуда. Повторяю. Убирайся из активной зоны! – Укё снял очки и надел их снова.
– Она рискует своей жизнью… – пробормотала Кимура, – чтобы мы могли слышать то, что там происходит?
– Она рискует этим городом. А-а, несносная девчонка.
«Сакити. Кацурамацу. Обретите наконец покой», – приглушенно послышалось из динамиков.
– Всем пригнуться, – скомандовал Ватару.
– Киёмаса, опусти копье, пожалуйста.
Голос был тихим, подобно шуршанию свежей осенней листвы. Но даже в гуще битвы он услышал бы его. И не только он. Все замерли, как будто вслушиваясь в этот звук, даже мононоке поднял единственное ухо и зашевелил им.
– Опусти. Оно не нужно тебе больше.
Киёмаса медленно повернул голову. Иэясу стоял возле чудом уцелевшего дерева, спокойно и непринужденно, будто гулял в этом парке и решил прислониться к стволу, чтобы дать отдых усталой спине.
…И внезапно Киёмаса понял, что может разглядеть на этом дереве каждый листок. И не только. Весь мир внезапно стал ясным и ярким – нет, ночь никуда не делась, просто темнота больше не мешала и ничего не скрывала. Наоборот, подчеркивала каждую деталь, делая ее отчетливее. Киёмаса нахмурился и прищурил глаза. Фонари поблекли. Да и не были они больше нужны. Лицо Иэясу светилось изнутри, а глаза блестели тусклым золотом. Бледным, как наливающийся рисовый колос.
Киёмаса сделал шаг к Иэясу. Но, опережая его, воздух пронзила белая молния.
– Иэясу-у-у, – раздался протяжный вой. Три хвоста мелькнули в воздухе над головой Киёмасы, и капли крови упали ему на лицо.
Иэясу вскинул руку, выставил ее вперед, защищая горло. И мощные челюсти сомкнулись на ней, фигура Иэясу скрылась в белом вихре. Но только на короткий миг. А потом с неба обрушилась невидимая плита, и если бы не это странное свечение, делающее мир таким до боли ярким, Киёмаса бы и не заметил, как вторая рука Иэясу почти без замаха опустилась на голову зверя.
Бездыханное тело, покрытое белым мехом и алыми пятнами, упало к ногам Иэясу.
Киёмаса стиснул зубы и сжал копье. Нет. Он не позволит Иэясу еще раз убить Мицунари. Если тот умрет – только от его, Киёмасы, руки.
Но то, что произошло дальше, лишило Киёмасу дара речи. Иэясу наклонился над телом и стал, осторожно поглаживая, перебирать белый мех. И, похоже, что-то шептал бьющемуся в агонии зверю.
– Вот, возьми. Ты хотел ее, ты так хотел ее… – это все, что удалось расслышать Киёмасе.
Иэясу вытащил руку из ослабевших, больше не сжимающих ее челюстей, и поднял над приоткрытой пастью. Тяжелые темные капли упали на вывалившийся язык.
– Возвращайся. Исида Мицунари. Вернись, твой господин ждет тебя. Насыть свою ненависть и исцели свою душу. Вернись, Исида Мицунари, становись собой.
…И Киёмаса понял, что ему просто больно смотреть на это. Глаза слезились, как будто он по глупости решил в полдень взглянуть на солнечный диск. Он вздохнул и опустил копье. На тело навалилась усталость. Хотелось просто сесть на траву и отдохнуть.
– …А вот теперь все кончено, – услышал он голос над ухом.
– Что? – Он обернулся.
Ёсицугу стоял у него за спиной. Но почему-то Киёмаса больше не опасался, что тот к нему прикоснется. Да и не выглядел он теперь как злобный дух. Скорее, он был таким, каким Киёмаса видел его в последний раз. Бледное лицо и светло-серые невидящие глаза, в которых, казалось, навсегда застыла бесконечная усталость.
Киёмаса снова посмотрел на Иэясу. И его глаза распахнулись от удивления. Возле ног того лежало не тело мононоке, а сжавшийся в комок трясущийся человек.
– Ушел?.. – растерянно спросил Киёмаса.
– Нет… – тихий шелест голоса Ёсицугу.
Киёмаса решительным шагом, не выпуская копья, направился к Иэясу.
– Что здесь происходит? – спросил он, наклонив голову и глядя исподлобья.
Человек, лежащий на земле, шевельнулся:
– Я проиграл… я опять ему проиграл… Киёмаса. Прикончи меня, если у тебя осталась хоть капля совести.
– Что? Мицунари? – Киёмаса, потрясенный до глубины души, замер, глядя на распростертое возле его ног тело. Оно принадлежало настоятелю храма, он хорошо запомнил его.
Киёмаса поднял взгляд на Иэясу:
– Ты… Что ты здесь делаешь? Кто тебя сюда звал?
– Я, – раздалось из темноты, и под свет фонаря из кустов выбрался Хидэёси.
Киёмаса чуть не выронил копье. Волосы его господина сверкали золотом в лучах фонарей. И от этого казалось, что от его головы идет золотое свечение. Как будто солнце освещало его.
– Ваша голо… господин?… – Киёмаса замер, потрясенный.
– А ты кого ожидал тут увидеть, Киёмаса? Его светлость Оду Нобунагу? Я ужасно замерз и так хочу есть, что готов слопать целое рисовое поле.
– Вы? Вы позвали Токугаву Иэясу? Но… как?
– Очень просто. Позвонил ему. У тебя в телефоне есть его номер. Так и подписано – «Токугава Иэясу», ничего сложного. Ты думаешь, я не знаю испанские цифры? Да я их первый при дворе господина Оды выучил!
– Хидэёси действительно позвонил мне, Киёмаса. У тебя в телефоне стоит такая штука, по которой я легко тебя могу найти. Извини, – Иэясу развел руками.
– Господин Хидэёси. Хотя бы. Но уже спасибо, что не Обезьяна, – Хидэёси ткнул кулаком Иэясу в бок, – и у меня тоже такая про-грамма есть. Вот так. Мы ее скачали.
– Нет, но… господин, – Киёмаса недоумевал, – я не про то… Почему? Почему вы позвали Токугаву Иэясу?
Киёмаса и правда был потрясен до глубины души. Его мир, и без того изрядно пошатнувшийся, сейчас был просто вывернут наизнанку.
– Сейчас я объясню. Потому что ты на самом деле не понимаешь. Ты этому тануки меч по рукоять в бочину загнал – а ему хоть бы что. И не говори, что не понял. Все ты понял, Киёмаса. Только ты дурак, а я нет. И поэтому сделал выводы, – Хидэёси поднял вверх указательный палец. – Ведь если он так легко излечивает раны на теле, то, может, его свет способен и раны на душе исцелить? Тем более – я видел однажды… кое-что. Давно это было. Но я не люблю играть в угадайку. Поэтому позвонил и спросил прямо: можешь или нет. И оказалось – он не знает. Но готов попробовать. Так, Иэясу?
– Все так, – Иэясу кивнул. – После этого звонка я поспешил сюда. И успел вовремя. Но стоило позвонить мне раньше.
– А это уже мне решать, когда тебе звонить, Иэясу. – Хидэёси вытянул руку вперед и указал на лежащего на траве человека. – Вот что. Верни мне сына и моего Мицунари. И мы в расчете.
– В-ваша светлость… это вы? Это в самом деле… вы?.. – Мицунари, а это действительно был он, поднял голову, и только сейчас Киёмаса заметил, что на нем нет и следа от ран. – Простите… меня…
– За что ты просишь прощения? А? За то, что болван? Так за это у меня полстраны должно ползать в ногах и умолять о прощении. Это моя вина. Бросил вас без присмотра. – Хидэёси наклонился над распростертым телом и провел пальцами по спутанным волосам.
– Тс-с. Все, довольно. Ты просто устал. Опять сидел ночами за своими бумагами и устал. Спи. Спи, мой верный глупый Сакити.
Голова Мицунари опустилась на траву. Глаза закрылись, и он заснул, мгновенно, словно его сморила усталость.
– Он не за то просит прощения, – голос Ёсицугу рванул по ушам Киёмасы, как скрип бамбуковой пилы. – Он просит прощения, что предстал перед господином в таком недостойном виде. Про то, что он дурак, он и так знает.
– Ясно… – Киёмаса почесал голову. – Похоже, я не был тут нужен? Тогда… господин, зачем вот это все?.. – Он поднял копье.
Хидэёси закатил глаза:
– Киёмаса, тебе нужно пить отвар «чертова куста». Чтобы твоя голова работала хоть немного. А что бы случилось, если бы у Иэясу ничего не вышло? Я бы тут один разбирался со взбесившейся лисой?
– И что сейчас с ним? – Киёмаса указал на спящего. – Он что, больше не мононоке?
– Как видишь. В его душе больше нет ненависти ко мне. Она чиста, – ответил Иэясу.
– И я благодарен тебе за это, Иэясу. – Хидэёси наклонил голову.
– Я тоже рад наконец тебя по-настоящему приветствовать, старый друг.
– Меня сейчас стошнит от их любезностей. Киёмаса, ты все еще меня слышишь? – Голос Ёсицугу впивался в разум. Как клещ в тело, мешая разделить всеобщую радость.
Киёмаса молча кивнул.
– Все это ложь, Като. Все, что говорил и говорит тануки. Ты всегда легко поддавался и свету, и тьме. У тебя чистая душа, Киёмаса. Слишком чистая, чтобы жить в этом мире.
– Что?
– С кем ты там разговариваешь, Киёмаса? – Хидэёси посмотрел на него с подозрением.
– Я? Нет… ни с кем. Просто… думаю…
– Тогда не делай этого вслух.
Киёмаса сжал рукой древко копья. Его это немного успокаивало. Но не в этом случае.
– Гёбу, – едва слышно пробурчал он себе под нос, – тебя сейчас кто-нибудь видит, кроме меня?
– Нет. Все испытывают щенячий восторг, потому что находятся под властью силы Иэясу. А Мицунари… искренне верит, что я теперь оставил его. Хотя я был рядом с ним четыреста лет. Если бы он меньше заглядывал в свою душу и больше смотрел по сторонам – он бы заметил это.
– Так что же будет, когда сила Иэясу перестанет на меня действовать? – Киёмаса наклонился и принялся разбирать копье. Скрежет металла глушил его голос.
– Откуда я знаю? – Легкая улыбка скользнула по губам Отани. Тогда, при его жизни, это было невозможным – проказа парализовала мышцы его лица. – Может, ты сопьешься. Или мучимый чувством вины вспорешь себе живот. А может, начнешь убивать направо и налево. Я теперь твое проклятье, но это не я вас убиваю. Это делаете вы. Сами.
– Я надеюсь, ты сдержишь обещание и у тебя найдется для Мицунари новое тело. И хорошо, что он сегодня никого не сожрал. А эта девушка… – Хидэёси осмотрелся, – а где девушка?..
Все завертели головами. Пострадавшей девушки нигде не было.
– Ты видел то, что видел я?.. – Ватару повернулся к Укё, вытянул руку вперед и выкрутил звук на максимум. – И он сказал: «Токугава Иэясу»?
– Да, он так сказал. Именно это. Плохо слышно. Эх, жаль, что они отошли настолько далеко…
– Мунэхару, это не ты только что орал: «Рэй, уходи из активной зоны?» – Ватару покачал головой. – Что он сделал? Этот Токугава Иэясу?
– Мне показалось, что он поил мононоке своей кровью. Но я не буду с уверенностью это утверждать. – Укё снова приложил к глазам бинокль.
Ватару кивнул.
– Или зверь мертв, или Исида Мицунари ушел, оставив человека.
– Что с ним? Дайте, дайте мне посмотреть! – Кимура перегнулась вперед и протянула руку к биноклю. – Пожалуйста! Или хотя бы просто скажите: он жив?
– Похоже на то. По крайней мере, он шевелится и разговаривает. Проклятье. Уже ничего не слышно. Господин Такакагэ, это максимальная громкость?
– Максимальная, – донеслось вдруг со стороны заднего окна, и в него просунулась рука.
Кимура вскрикнула от неожиданности.
– Нет, вы поглядите, – рука пошевелила пальцами, – у меня ноготь сломался, когда я падала, аж до мяса. А теперь, глядите, целенький. – В окно вслед за рукой просунулась голова Рэйко. – Ого, как у вас тут тепло, несмотря на выбитые окна. Господин Такакагэ, позвольте, я сяду вам на колени? Меня уже можно класть вместо льда в виски. – Она открыла дверцу и забралась в салон.
– В этом нет нужды. Просто дай мне руку.
Рэй просунула руку вперед между креслами, и Ватару взял ее за запястье.
– О-о-о… – блаженно застонала Рэй и откинулась на спинку сиденья.
– Я думаю, пора убираться отсюда. – Укё положил бинокль на переднюю панель.
– Стоп, а брать их когда будем? – Рэй наклонилась вперед.
– Ты – никогда, – Укё надел очки, – ты отстраняешься от этого дела вообще и от оперативной работы на месяц.
– За что?! За то, что мерзла там, давая вам возможность услышать много прелюбопытнейшего? Там был Отани Ёсицугу! Но я его не видела. Потому что лежала, уткнувшись носом в траву.
– За неповиновение приказу.
– Что? Отец… я бы на вас посмотрела, как вы бы оттуда уползали. Это чистейшей воды неисполнение по причине чрезвычайной ситуации. Я подам жалобу главе клана.
– Не раньше завтрашнего дня, и в письменном виде. – Ватару зевнул и завел машину. – Брать эту компанию мы будем по одному.
– Мы что… так и бросим его там?.. – Кимура вцепилась в подголовник кресла. – И даже не вызовем скорую?
Укё повернулся и посмотрел на нее поверх очков:
– Взгляните на ноготь Рэйко. Что-то мне подсказывает, что здоровье Исиды Токитиро гораздо лучше, чем вы себе представляете.
