Сэр Монтаг заставил Элис прождать больше часа, прежде чем принял ее.

Холт и Элис дожидались в приемной перед кабинетом Монтага. Холт стоял у стены, опираясь на лук, на его лице не отражалось ни единой эмоции. Он считал Монтага неотесанным остолопом. Элис был уполномоченным посланником, и правила требовали незамедлительно дать ей аудиенцию. Однако сеньор крепости, видимо осведомленный о молодости и неопытности Элис, пытался придать себе больше значимости и самоутвердиться, будто ученица леди Павлины была обычным гонцом, которые являются каждый день.

Холт с любопытством наблюдал за девушкой, сидевшей, чинно выпрямив спину, на жестком стуле приемной. Элис сохраняла спокойный и невозмутимый вид, несмотря на оскорбление, которое ей нанесли. Костюм для верховой езды она сменила на простое, но элегантное белое платье, когда они были еще в нескольких километрах от крепости. Короткий голубой плащ удерживался на правом плече бронзовым аграфом в виде ветки лавра – знака посланника.

Холт оставил свой плащ на луке седла Абеляра. Лук и колчан он, однако, держал при себе – без них его никто никогда не видел.

Элис посмотрела на рейнджера, и он едва заметно кивнул ей. Не позволяй ему себя разозлить. Она ответила тем же, давая понять, что все хорошо. Несколько раз глубоко вздохнув, девушка медленно разжала кулаки и помассировала пальцы.

«А она далеко пойдет», – подумал Холт.

Секретарь Монтага, видимо, получил четкие инструкции от своего господина. После того как он чванливо указал Элис на стул, предоставив Холту стоять на ногах, секретарь зарылся в свои бумаги, упорно делая вид, будто их не существует, и время от времени скрываясь за дверью кабинета. Наконец звякнул колокольчик, и секретарь поднял голову, жестом указывая на кабинет.

– Теперь можно войти, – безучастно проронил он.

Элис слегка нахмурилась. Этикет требовал, чтобы о посланнике доложили как положено, чего этот хам явно делать не собирался. Грациозно поднявшись, Элис направилась к дверям, Холт – за ней. Секретарь непонимающе на них уставился.

– Ты здесь обожди, лесник, – грубо бросил он.

Холт был без плаща и в своем зеленом полукафтане, простых темных лосинах и сапогах из мягкой кожи мало чем отличался от простого землевладельца. Двойные ножны, по всей видимости, ускользнули от секретарского взгляда. А возможно, он даже и не знал, что это такое.

– Он входит в свиту, – произнесла Элис предостерегающим тоном.

Выйдя из-за стола, секретарь двинулся к Холту.

– Если так, хорошо. Но этот свой лук ты лучше оставь у меня, – на этот раз неуверенно произнес он, как бы спрашивая разрешения.

Он протянул руку за луком, но тут встретил взгляд Холта и содрогнулся.

– Ну ладно, ладно. Держи, если хочешь, – забормотал он, пятясь, совсем расстроенный, и ища укрытия за надежной махиной своего стола.

Холт распахнул двери для Элис и вошел вслед за ней.

Монтаг Кобрэмский восседал за огромным дубовым столом, служившим ему бюро. Погруженный в чтение какого-то письма, он и не подумал оторваться от своего занятия, когда появилась Элис. Холт готов был поспорить, что письмо было пустяковым. Он просто играет с ними, борется за свои привилегии, подумал Холт.

Но Элис оказалась на высоте. Она извлекла из рукава тяжелый свиток пергамента и с силой припечатала им стол прямо перед носом Монтага. Вздрогнув от неожиданности, он поднял на нее взгляд. Холт скрыл усмешку.

– Элис Мейнуэринг, сэр Монтаг. Посланник из замка Редмонт. Мои верительные грамоты.

Монтаг не просто остолоп, думал Холт. Он еще и вертопрах. На его атласном дублете алые ромбы перемежались с золотыми. Его рыжевато-белокурые кудри вились, чрезмерно длинными прядями обрамляя лицо, толстощекое, с голубыми глазами слегка навыкате и капризным ртом. Среднего роста, но более чем среднего веса. Он выглядел бы не так нелепо, если бы немного похудел. Барон явно любил предаваться излишествам. Монтаг, оправившись от минутного замешательства, откинулся на спинку кресла и заговорил наигранно-томным, слегка неодобрительным тоном:

– Боже мой, девочка, нельзя же входить и вот так швырять твои эти грамоты мне на стол! Или нынче в замке Редмонт уже не учат хорошим манерам? – Он с неприязненным видом взглянул на свиток и небрежно отшвырнул его.

– В замке Редмонт учат этикету, сэр Монтаг, – ровным тоном отвечала Элис. – И этикет требует принять от меня верительные грамоты, прежде чем мы приступим.

– Ну да, ну да… – Монтаг пренебрежительно отмахнулся от грамот. – Считай, что принял. Считай себе. Итак, девочка, с чем пожаловала?

– Пристойным обращением будет «леди Элис», сэр Монтаг, – вполголоса произнес Холт.

Монтаг взглянул на Холта с неподдельным удивлением, словно считал его низшей формой жизни, лишенной дара речи.

– Да неужели, лесник? – обронил он. – А тебя-то как звать?

Элис собралась ответить, но Холт не позволил ей. Все так же вполголоса он ответил:

– Некоторые зовут меня Арретэй, сэр Монтаг. Это на галльском, – спокойно добавил он.

Монтаг поднял брови в насмешливом удивлении:

– Говоришь, на галльском? Этак по-иноземному! Ну, мастер Арретэй, может, ты предоставишь вести разговор мне и вот этой молодой девице Элис, как, не возражаешь?

Холт пожал плечами, и Монтаг принял это за согласие:

– Вот и чудно. – Затем, не обращая внимания на Холта, снова обратился к Элис: – Ну, моя милая, что ты мне принесла? Письмо, пожалуй? Готов поклясться, какую-нибудь ноту от толстяка Аралда…

Краска гнева, двумя пятнышками проступившая на щеках Элис, была единственным внешним признаком нараставшей в ней от подобной грубой бесцеремонности ярости. Из мешочка, висевшего у нее на боку, Элис достала пакет из грубого полотна и протянула его через стол:

– Нота с печатью барона Аралда. Барон настоятельно просит, чтобы вы ознакомились.

Монтаг не шевельнулся, чтобы взять ноту:

– Положи. Посмотрю, когда у меня будет время.

– Барон просит, чтобы вы посмотрели незамедлительно, сэр. И дали мне свой ответ.

Возведя глаза к небу, Монтаг принял пакет:

– Так и быть, ладно, если уж тебе так это нужно. – Разорвав пакет, он извлек из него кусок пергамента и бегло его просмотрел, бормоча себе под нос: – Так… так… знаю… слышал и раньше… ерунда… чушь… ерунда. – Затем он положил пергамент на стол и с утомленным видом покачал головой. – Когда вы только научитесь понимать? Вы можете слать мне сколько угодно писем, но факт остается фактом: Кобрэм – независимое владение, ничем не обязанное уделу Редмонт. В договоре все написано черным по белому.

– Сэр, я вынуждена обратить ваше внимание на пункты три и пять. И также на параграф девять.

В них разъясняется, что договор, о котором идет речь, не точен и ваши притязания на независимость являются мнимыми, – отвечала Элис.

И тут Монтаг перестал изображать из себя избалованного, скучающего дворянина и вскочил, охваченный гневом.

– Мнимыми! – вскричал он. – Мнимыми? Кто ты такая, черт побери, девчонка, которая нацепила женское платье, явилась сюда и еще оскорбляет меня! Да как ты смеешь?!

Элис не дрогнула и продолжила настаивать на своем.

– Повторяю, сэр, вас настоятельно просят прочитать эти параграфы, – спокойно заговорила она.

Вместо этого Монтаг взял письмо и тут же бросил его.

– А я отказываюсь! – выкрикнул он. Тут его глаза сузились в щелки. – Я понял, кто за этим стоит. Узнаю руку этой мегеры с постной физиономией, этой леди Павлины!

Тут уже Элис не сдержалась.

– Извольте говорить уважительно о леди Павлине, сэр! – грозно произнесла она.

Но Монтаг слишком был обозлен, чтобы остановиться:

– Хорошо же, я поговорю о ней! Вот что я тебе скажу. Эта женщина сует нос туда, куда не следует. Ей надо было давным-давно найти себе мужа и растить целый выводок вопящих детей. Уж наверное нашелся бы где-нибудь глухой и слепой на один глаз бедолага, кто согласился бы ее взять.

– Сэр! – сказала Элис, повышая голос. – Вы слишком далеко заходите!

– Да неужто, моя милая? – саркастически осведомился Монтаг. – Разреши, я дам тебе совет. Беги от нее подальше, девочка, от этой надоедливой ведьмы с вытянутой физиономией, пока у тебя есть время. Выйди замуж и научись готовить. Вот на что годны женщины – растить детей и готовить!

Холт шагнул вперед прежде, чем Элис успела ответить.

– Пристойным обращением будет не «девочка» и не «моя милая», – повторил он, – а «леди Элис». Извольте выказать уважение к лавровой ветви, которой удостоена эта посланница. И также проявите уважение к леди Павлине.

Мгновение Монтаг молчал, так он был потрясен. Сначала девчонка, потом простолюдин учат его, как себя держать!

– О, вот оно как? – взъярился он. – Я вам покажу уважение!

Он схватил письмо и разорвал его надвое. Потом проделал то же самое с верительными грамотами Элис.

– Вот мое уважение! А теперь – убирайтесь вон! Холт бережно отставил в сторону свой лук, прислонив его к креслу. Элис предостерегающе подняла руку:

– Холт, не надо, не наживай из-за меня неприятностей.

Взглянув на нее, Холт покачал головой:

– Леди Элис, этот… вертопрах… оскорбил тебя, твоего сеньора, твою наставницу и всю Посольскую палату. Он выказал полнейшее неуважение к лавровой ветви, которая является символом посланника. А уничтожив верительные грамоты, он совершил преступление, которое карается тюремным заключением.

Поразмыслив над его словами, Элис кивнула. Монтаг не просто повел себя с ней неучтиво и бесцеремонно. Его поведение полностью выходило за грань приемлемого.

– Ты прав, – решила она. – Продолжай.

Монтаг же, услышав имя «Холт», всего остального уже не слышал. Репутация рейнджера была известна всему королевству.

Сеньор крепости Кобрэм побледнел и попятился, когда Холт приблизился. Лицо рейнджера было мрачным.

– Но ты сказал… сам же сказал, тебя зовут… – силился он припомнить.

Холт холодно улыбнулся.

– Арретэй? Ну да, правильнее – Arretez. Так будет «Холт» на галльском. Произношение мне никогда не давалось.

С этими словами рейнджер схватил Монтага за ворот дублета. Атлас тут же затрещал и поехал. Холт покрепче ухватился за ворот и потащил упирающегося рыцаря через стол.

Монтаг был выше и тяжелее Холта, но за многие годы, которые он провел, скитаясь по лесам, его мышцы стали упругими и сильными.

– Вопрос в том, – заметил Холт, поглядывая на Элис, – что нам с ним делать?

Она помедлила, потом широко улыбнулась.

– Интересно, – проговорила она, – а есть в этом замке крепостной ров?

Слуги трудились: выливали в ров ведра из нужников, когда внезапно их напугал протяжный крик. Оглядевшись, они успели заметить, как из окна нижнего яруса вылетел человек, одетый в алое с золотом, раз перевернулся через себя и с громким плеском рухнул в темную зловонную воду. Пожав плечами, слуги вернулись к своей работе.

– Полагаю, меня опять ждут неприятности, – заметил Холт, когда они возвращались домой.

Элис посмотрела на рейнджера, и ей показалось, что он вовсе не раскаивается в содеянном.

– Я так не думаю, – отозвалась она. – Как только они выслушают мой доклад, они скажут, что Монтаг еще легко отделался. Во всяком случае, после таких выражений, как «толстяк Аралд» или «надоедливая ведьма с вытянутой физиономией», барон и леди Павлина вряд ли проникнутся к нему добрыми чувствами. И он таки подписал ноту. Как уполномоченный посланник, выражаю тебе благодарность за службу.

Сидя в седле, Холт сделал легкий поклон:

– С тобой – не служба, а удовольствие.

Некоторое время они ехали в дружелюбном молчании.

– Полагаю, ты скоро выступишь вместе с армией? – заговорила чуть погодя Элис и, когда Холт кивнул, продолжала: – Мне будет тебя недоставать. Ну как я смогу исполнять поручения посольства, если некому будет выкидывать из окон неучтивых вельмож?

– Я тоже буду скучать по тебе, – усмехнулся Холт, сознавая, что сказал то, что думал. Ему нравилось общество молодых – нравились их жизненная энергия, свежесть, идеализм. – Ты оказываешь доброе влияние на старого, вздорного рейнджера.

– Скоро вернется Уилл, и скучать тебе будет некогда, – откликнулась Элис. – Тебе ведь его действительно не хватает, да?

Рейнджер кивнул:

– Больше, чем я мог предположить.

Элис приблизилась к Холту и поцеловала его в щеку:

– Передай это Уиллу, когда его увидишь.

Тень улыбки набежала на лицо рейнджера.

– Не обидишься, если я передам ему это на словах?

Элис поцеловала его еще раз:

– А вот это тебе, старый, вздорный рейнджер.

Удивившись собственному порыву, она пришпорила коня и унеслась вперед. Коснувшись щеки, Холт посмотрел вслед стройной белокурой девушке.

«Будь я на двадцать лет моложе… – подумал он. Потом, вздохнув, решил быть честным с самим собой. – Ну хорошо, на тридцать.