И сюрприз состоялся, Фрэнка как громом поразило, когда он увидел спускающегося по лестнице Сида, но на него и в самом деле в эту минуту стоило посмотреть. Сид был потрясающе хорош собой в новом белом смокинге с ослепительной, чуть насмешливой улыбкой на твердых губах и с глазами, чей особенный, стальной блеск и выражение несли в себе как бы предостережение, если ни угрозу, и адресовалась та угроза именно Фрэнку, к которому я непроизвольно обернулась в тревоге, потому что Фрэнк теперь тоже странно улыбался улыбкой висельника, решившего во что бы то ни стало разделаться со своим палачом.

Но мне это все почудилось, поскольку, когда я открыла зажмуренные глаза, они не дрались друг с другом, как должны были, а пожимали руки и обменивались вежливыми словами, из которых становились ясны их дружественные намерения на неограниченный срок.

Немного опередив нашу машину, Фрэнк, когда мы приехали, гостеприимно открыл дверцу, чтобы помочь мне выбраться. Для меня это было не такое простое дело. Платье было непривычно длинное, пышное, и моя левая нога успела за что-то зацепиться. Фрэнк как-то чувствовал такие критические моменты: очень ловко вынул меня и, когда поставил на землю, все что запуталось, благополучно распуталось и уверенно зашагало с ним рядом.

Нет, он все-таки неплохой человек и ничуть не страшный, Сид также абсолютно спокоен. И как мне в голову пришли такие дикие ужасы? Не иначе внезапное помрачение нашло, что совсем неудивительно в нынешнюю ночь на Рождество, когда так холодно и звезд на небе полно высыпало. Жалко,—снега нет. Может пойдет еще?

– Френк, ты что-нибудь слышал про снег?

– В новостях не обещали, однако он пойдет.

– Откуда ты знаешь?

– Предчувствие, мой друг.

– Как ты сейчас славно сказал, ну-ка повтори.

– Мой друг.

– А ты с Сидом правда больше не будешь драться?

– Ты присутствовала при заключении мирного договора. Первым я его не нарушу.

– Поклянись!

– Чтоб я сдох!

– Нагнись, я тебя за это и за моего друга поцелую.

– Боюсь, твоему братцу это не слишком понравится. Пока лучше избегать осложнений, но я буду в полном твоем распоряжении, когда он не сможет нам помешать. Знаешь ли ты, что прекрасно выглядишь?

– Знаю, это Сид постарался, а я для него.

– Он тоже хорош.

– Не хорош, а лучше всех! Без привычки свободно можно закаменеть, с двумя неосторожными дамочками так и случилось. Ему будет трудно найти кого-нибудь себе в пару, если только в Голливуде, там, говорят, полно стойких красавиц, но я его предупредила о злопамятстве. Сказал, поостережется. Эти колонны у тебя мраморные? И статуи есть?

– Скоро увидишь.

– А пустые рыцари как в кино?

– Рыцарей нет. Обрати внимание на вазы.

– Эти? Большие. Люстру я уже видела. У вас леса разборные, или каждый раз новые ставите?

– Нет, люстру опускают. Можешь нажать на кнопку.

Я нажала, люстра, звеня хрустальными подвесками, быстро опустилась вниз, едва не коснувшись паркета, в котором вся и отразилась. Ничего не скажешь, блеск!

– Я боялась, разобьется. А пусть она так низко повисит?

– Хорошо.

– Фрэнк, если мы здесь одни, то как ты относишься к ненужному этикетному занудству?Ну, если я стану разгуливать сама по себе, где захочу, и осматривать, что попадется?

– Этой ночью, детка, позволено делать все что угодно.

– Тогда я пошла.

Это было не очень-то ловко на тонких каблуках, я их скинула на лестнице, на середине которой приостановилась, чтобы бросить двум застывшим внизу истуканам, чтобы они не глазели на меня и не ждали, а поразговаривали бы друг с другом, походили бы туда-сюда и развлеклись хотя бы в шарады с живыми картинками.

Истуканы переглянулись и шагнули навстречу друг другу. Кажется, дело пошло на лад, о них можно не беспокоиться и, не торопясь, все осмотреть.