Смеркло светило. Зазвездилась бездна стожерлая. Армия дремлет, пригубивши розданный спирт. Только Светлейший в ночи накануне сражения, Словно Господь накануне творенья, не спит. Вроде бы есть чем заутра милого порадовать — Встретим музыкой, пропишем ему котильон. С правого фланга у Горок стоит Милорадович, С левого фланга в Семёновском — Багратион. Смладу в атаках под гаубиц песни гортанные — Рейд италийский, глаза чужестранных столиц, Пряное небо Пьяченцы и льды Сен-Готардовы, Брюнн и Шенграбен, терновый венец — Австерлиц. Сколько с Мюратом и Неем преломлено ратовищ! Прапор прострелен и горький урок обретён. Справа на фланге в созвездье костров — Милорадович, Слева на флешах в безмолвии — Багратион. Грянет сраженье, прихлынут ряды неприятеля, В корчах орудья стократ опорожнят зобы, МНОГАЯ ЛЕТА — кому-то как злое проклятие, ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ — кому-то как милость судьбы. Пусть меж стенанья людского и ржания конского Сыплются ядра на флеши и скаты траншей. Ах, для кого-то далёкая пуля Каховского Всей артиллерии ихней французской страшней. Скоро, Светлейший, и нам под плитою утешиться, Стало бы сил узурпатору саван дошить. Только до СЛОВА И ДЕЛА, до славы отечества, Господи Боже, не дай, Вседержитель, дожить. К небу лазоревый свет пробирается крадучись. К бою архангел трубит в свой серебряный горн. Молча пред входом в бесславье стоит Милорадович, Скорбно пред входом в бессмертие — Багратион.