1

Каролина шла по лесной тропинке, пробираясь сквозь густые заросли, прихрамывая и придерживая рукой расцарапанную в кровь коленку. Вот он, результат ее попытки взобраться на вершину горы под названием Ведьмино Помело. А ведь Найвен Лэрд предупреждал ее, что гору соорудил сам дьявол. Но Каролине-то известно, что это всего лишь горный отрог, небольшой скалистый холм, и все равно она умудрилась шлепнуться вниз, и коленка теперь болела совсем даже не понарошку. Ей не хотелось, чтобы близнецы увидели, как она плачет. А потому она пустилась домой напрямки. Дома Марти ей поможет.

Была уже середина сентября. Куманика созрела и источала благоухающие соки. Кухня была напоена ароматами варенья, ибо миссис Айбел все дни занималась тем, что разливала по баночкам с видами Данди темно-красное мармеладное желе. Вот беда! С пораненной коленкой не сходишь за грибами. Не пособираешь желуди или лесные орехи. Да и времени лишнего нету.

Девочка вихрем вбежала в холл и едва не сбила с ног пожилого мужчину в твидовом пиджаке и бриджах. Тот любовался картинами, висевшими на стене вдоль лестницы. Он отвернулся от живописных полотен и внимательно обозрел ее килт, грязные носки, жаккардовый свитер с дыркой на рукаве и многочисленными затяжками на груди.

– И кто же это носит тартан нашего клана? – поинтересовался он вслух, с любопытством разглядывая девочку.

В дверях моментально возникла миссис Айбел.

– Господи боже мой! Вы только взгляните на эту замарашку! Что подумает сэр Лайонел, хотела бы я знать! Это племянница мисс Фиби, сэр. Она у нас такая егоза!

– Вижу-вижу! – улыбнулся мужчина. – Сколько ей? Шесть?

– Уже семь! – громко возмутилась Каролина и тут же, вовремя вспомнив о манерах, добавила: – Сэр!

А что, если этот джентльмен в курсе, что завтра у нее день рождения? Может, он даже привез ей подарок. Впрочем, она никогда не видела его раньше. Каролина скромно отступила назад, давая ему возможность рассмотреть себя как следует.

– Высоковата для своего возраста, вы не находите? Настоящий сорванец! – мужчина рассмеялся.

– Это уж точно! Из леса не вытащить! И вечно возвращается домой, перемазанная грязью с головы до ног. Тетя привозит ей из Лондона такие нарядные платьица! Да разве ее заставишь ходить в платьях? Ну да хватит о девчонке! Рада видеть вас снова в наших краях, сэр Лайонел! Хорошо, что вы приехали на охотничий сезон. Как поживают ваши близкие?

Сэр Лайонел бросил задумчивый взгляд на экономку.

– Как обычно, миссис Айбел. Жена так и не смогла оправиться после гибели Артура. Да и Верити тоже переживает. Стольких друзей потеряла – не только брата! Немногие из ее знакомых вернулись домой живыми. Но я рад, что Далраднор совсем не изменился. Все как в старые добрые времена. Ничто так не оживляет атмосферу дома, как дети, вы не находите? Так что эта стрекоза здесь как нельзя более кстати. Говорите, племянница Фиби? Каролина?

Джентльмен снова уставился на нее внимательным взглядом.

– Калли! Все зовут меня Калли! И еще у меня болит коленка! – воскликнула девочка и ткнула пальцем в кровоточащую рану.

– Да ты всю кожу содрала! – испуганно ойкнула миссис Айбел. – Немедленно ступай наверх. Марти промоет тебе рану и переоденет.

Калли с явной неохотой стала подниматься по лестнице.

– Ах, как же я рада нашей встрече, сэр Лайонел! – услышала она у себя за спиной. – Вы так долго не приезжали к нам! Как жаль, что все так случилось! И прямо накануне свадьбы мистера Артура… Оставайтесь у нас на ужин. Точно не знаю, когда мисс Фиби прибудет из Лондона.

– Благодарю за приглашение, но у меня дела. Вот заглянул к вам по пути. Захотелось лично удостовериться, что, как поется в нашем новогоднем гимне, старое доброе время здесь еще не закончилось. И вы все так же лелеете молодую поросль, Нэн.

– Приходится. Сказать по правде, мне даже нравится, когда в доме резвятся дети. Калли – славная девочка, и ее няня Марти с ней отлично управляется. Особенно если учесть, что она иностранка. Мисс Фиби ведь постоянно пропадает в Лондоне.

– А я уж было подумал, она отошла от сцены.

Калли внимательно слушала разговор, стоя наверху, готовая вставить словечко при первом же удобном случае.

– Тетя Фиби снимается в кино. На мой день рождения она повезет всех нас в кинотеатр в Глазго. А вы привезли мне подарок ко дню рождения?

– Каролина! – захлебнулась от возмущения миссис Айбел, но сэр Лайонел лишь весело рассмеялся в ответ.

– Все правильно! Для того чтобы что-то получить, надо вначале попросить. Сейчас подумаю, моя юная леди, что бы вам такое подарить.

– Когда я была ребенком, все было иначе! – строго попеняла девочке экономка, скрестив руки на груди. – Если попросишь, тебе никогда не дадут это. И никаких дней рождения не было и в помине! Приношу свои извинения, сэр, за нашу невоспитанную юную леди.

Калли пулей ворвалась в детскую. Марти сидела в кресле-качалке и латала ее школьную юбку, разорванную накануне.

Кажется, Марти только этим и занимается с утра и до позднего вечера: следит за тем, чтобы Каролина не показалась на людях в грязных чулках, без носового платка в кармашке школьного фартука, чтобы майка была чистой. А еще Марти всегда рассказывает ей на ночь всякие увлекательные истории и сказки. Марти, экономка Нэн Айбел, садовник Том – вот весь круг ее общения, ее мир. И, конечно, Найрин и Найвен, ее лучшие друзья. Одно плохо: ну почему она родилась девочкой? Ведь так здорово быть мальчишкой!

Марти бережно промыла рану и так осторожно перевязала ее, что коленка даже перестала болеть. Затем она вымыла девочку и уложила ее в кровать.

– Время для послеобеденного сна, мисс! Сегодня можешь поспать подольше, пока мисс Фиби не приедет из Лондона.

Но Калли была слишком взбудоражена предстоящей встречей. Ведь тетя Фиби всегда приезжала с целым ворохом подарков: красивые книжки с картинками, наборы шоколадных конфет в нарядных коробках. И всегда – масса новостей обо всем на свете. Миссис Айбел тоже делала соответствующие приготовления: вкуснейшие лепешки с малиновым вареньем и кремом, воздушные пирожные безе, фирменный пирог с мясом. В столовой уже накрыт праздничный стол: белоснежная кружевная скатерть, серебряные приборы, красивая чайная посуда. Тетя Фиби всегда приезжает на ее день рождения, и сегодня она обязательно приедет. И так хорошо, что еще и каникулы. Занятия в академии мисс Камерон начнутся не скоро. Впереди уйма свободного времени. Можно строить планы. Вот, к примеру, завтра утром они поедут на поезде в Глазго, как и пообещала ей тетя Фиби в открытке.

Конечно, и Марти, и Нэн, они такие славные, но они – это тот хлеб, который она ест каждый день. Другое дело – тетя Фиби. Это уже самый редкий десерт, вкуснейшее мороженое, любимое лакомство. Словом, тетя – это всегда праздник.

Ой, ей столько нужно будет рассказать тете Фиби! Она нашла в лесу гнездо филина, засушила для гербария необычный цветок, вместе с Марти они разучили новые песенки из Болье. А еще она расскажет, чему их учат в школе. Например, она уже может самостоятельно и очень аккуратно написать свое имя и фамилию.

На прикроватной полке стоит альбом с открытками. Тетя Фиби всегда посылает ей открытки из самых разных мест: здесь и виды Биаррица, Парижа, Мальты. Но все эти снимки были получены еще до того, как закончилась Великая война, о чем с радостью возвестили церковные колокола в их деревушке. А вот открытка с видом Тауэра и какой-то портовый город под названием Гавр. Следом пошли фотоснимки самой тети Фиби, загорелой, на фоне разнаряженных кукол в ярких полосатых юбках и кружевных шляпах. Это не совсем обычные куклы. С ними нельзя играть! Это – коллекционные куклы, предназначенные для всяких выставок. Впрочем, Калли и так никогда не играет в куклы. Зато у нее есть любимый игрушечный ослик с настоящим кожаным седлом. Для него даже путы специальные имеются и нарядный хомут из блестящих синих бусинок.

Ни у кого из ее школьных подружек нет такой знаменитой тети. Тетя Фиби играет в театре, она щеголяет в красивых нарядах, в мехах, изысканных шляпках. Да, Калли знает, что ее родители умерли, едва она появилась на свет. И дом тети Фиби стал для нее родным домом. За что она должна быть только благодарна судьбе. По словам Марти, тетя много помогала солдатам во время войны, особенно тем, кто ушел на фронт из их деревни. Но сейчас войны уже больше нет. И только большой крест, установленный на деревенской площади с выбитыми золотом именами тех, кто не вернулся домой, напоминает о том, что война все же была. Некоторые имена она уже даже может прочитать самостоятельно. Вообще-то с чтением у нее дела обстоят не очень. Зато она знает названия всех цветов – и тех, что у них в саду, и тех, что растут в лесу и на полях. И птиц она хорошо различает. Садовник Том научил ее узнавать птиц по их щебетанию. А еще она знает, где мечут по весне свою икру лягушки, из которых потом выводятся головастики, и где селятся черные дрозды. Они часто устраивают вместе с Марти пикники на озере. Располагаются прямо на берегу, усыпанном галькой, обязательно берут с собой корзинку с провизией. Пирог с дичью, бутерброды, пирожные с фруктами и большой термос горячего чая.

Хуже, когда на улице дождь. Калли ненавидит сидеть в четырех стенах. А вот зимой снег играм – не помеха! Так весело поиграть в снежки, или слепить снеговика, или скатиться вниз с горы на санках. Изредка она помогает Нэн на кухне или по дому служанке по имени Эффи Драммонд. У той всегда наготове какая-нибудь леденящая душу история о привидениях, оборотнях или водяных, которые так и ждут, чтобы затянуть человека в омут. А Калли и рада послушать про всякие ужасы! Удобно устроившись за столом, она неторопливо глотает обжигающе горячий чай с домашним печеньем или раскрашивает цветными карандашами свои раскраски и слушает затаив дыхание.

Но сегодня придется закрыть глаза и притвориться спящей. Марти тихонько выйдет из детской, и она останется в своей мансарде одна, начнет разглядывать зарешеченные окна, пылающий камин, огороженный латунной изгородью, за которой так весело искрятся угольки. Перед уходом няня предусмотрительно поставит у самой двери ее верного сторожа, лошадку по имени Дэппл, на тот случай, если Калли вдруг проснется посреди ночи и испугается чего-нибудь.

Калли нравилась ее комната. Нравилась просторная металлическая кровать с латунными набалдашниками и ярким лоскутным покрывалом ручной работы. У нее даже имелся свой собственный туалетный столик, все ящики которого пропахли нежным запахом лаванды. Листьями лаванды были переложены и ее платья, завернутые в тонкую тисненую бумагу. Вообще-то почти весь год, пока идут занятия в школе, Калли ходит в школьной форме: коротенькая туника с юбочкой в золотистую полоску, темно-зеленый кардиган, отделанный золотым кантом, толстые шерстяные гетры, тоже зеленого цвета и очень кусачие к тому же, темно-зеленая фетровая шляпа с фирменной школьной лентой. Довольно утомительно таскать всю эту тяжесть на себе, а потому она с таким нетерпением всегда ждет каникул: скорее сбросить с себя надоевшую форму и переодеться в любимый килт. Лично у нее килт ручной работы с собственным тартаном, в котором чередуются красные, зеленые и синие клетки. Ее тартан принадлежит клану Россов, и он изготовлен в частной мастерской Лори в Глазго.

Хорошо бы всегда ходить только в килте и свитере. Вот тогда она могла бы на равных носиться с близнецами Лэрдами наперегонки. Это вам не отутюженные накрахмаленные платья, и белые носочки, и кожаные сандалии, в которые ее наряжали по воскресеньям. Она уже сто раз просила сделать ей короткую стрижку, как у тети Фиби, но Марти сказала, что такую прическу ей позволят сделать только тогда, когда ей исполнится двенадцать лет. А пока же… Пока приходится терпеть и ждать. Каждое утро ей долго расчесывают густые волосы и затем заплетают в две тугих косы.

Калли ворочалась с боку на бок под своими одеялами. Сна не было и в помине. В последний раз тетя Фиби навещала их на Пасху. Тогда она приехала вместе со своей подругой тетей Китти. Тетя Китти трудилась медсестрой в каком-то крупном столичном госпитале и была очень строгой. Марти очень волновалась, узнав о приезде тети Китти. Ведь отец Китти, его преподобие отец Фаррелл, спас семью Марти и приютил их у себя в годы войны. От тети Китти Марти ждала свежих новостей о своих близких. После войны сестры Марти и ее родители снова вернулись в Бельгию, в небольшой городок под названием Брюгге. До войны родители работали в Брюгге учителями. Один из братьев Марти, правда, эмигрировал в Канаду. А что, если Марти тоже захочет вернуться на родину вслед за родителями? Но не накануне же дня рождения Каролины! А тот пожилой джентльмен в холле… интересно, он и правда принесет ей подарок?

Девочка нащупала рукой под одеялом своего игрушечного кота по имени Смоки, закрыла глаза и стала тихонько напевать свою любимую колыбельную песенку: «Slaap, kindie, slaap…» – «Спи, малыш, усни, спят и пони, и слоны…»

 

2

Фиби Фей любовалась пейзажами, проносящимися за окнами поезда. Вот состав вынырнул из тоннеля, оставив позади задымленный железнодорожный вокзал Бачанэн, каменные застройки и портовые подъемные краны Клайда, устремляясь все дальше и дальше на север, к утопающим в лиственных лесах Берсдену и Милнгави, к поросшим вереском болотным пустошам вдоль горной гряды Кампси-Феллс. Последняя часть путешествия из Лондона никогда ее не утомляла. Ведь Фиби знала, что все обитатели дома с нетерпением ждут ее приезда и готовят ей радостную встречу. И Том обязательно будет встречать ее на станции, а она, в свою очередь, тоже приготовила для него самый настоящий сюрприз. Завтра им из Глазго пригонят новенькую машину, прямо из гаража. Она заранее заказала. Том быстро научится управлять автомобилем и место ему отыщет в конюшнях.

Конечно, покидать Лондон, оставлять позади блеск и суету большого города всегда непросто. Но сейчас у них в доме, слава богу, установили телефон, так что, если вдруг подвернутся новые кинопробы, с ней найдут возможность связаться. Театральный сезон открылся тихо. Основная часть публики все еще пребывала на охоте или продолжала отдыхать на школьных каникулах. Правда, в Шотландии дети учатся несколько по иному расписанию, чем в Англии. Но пока Каролина еще тоже на каникулах, и львиную долю свободного времени Фиби должна будет посвятить ей. Надо хоть немножко разгрузить домашних. О, она за пару дней разбалует Калли до невозможности! Пикники, поездки в город, подарки. К тому же у ребенка день рождения! Последний раз Фиби видела Калли на Пасху. Должно быть, за лето крошка сильно выросла. Что, если вся одежда, которую Фиби везет из Лондона, окажется ей мала? Вообще-то Фиби планировала появиться дома раньше, но пьеса, в которой она сейчас занята, с самого начала стала приносить хорошие сборы, а потом поступило предложение на кинопробы в новом фильме. Правда, в итоге пробы закончились ничем.

Постепенно предгорье сменилось крутыми склонами и суровыми горными пейзажами. Фиби невольно почувствовала волнение и еще какие-то смешанные чувства: радость предвкушения встречи и скрытые угрызения совести из-за того, что она так редко бывает в Далрадноре. Она вдруг вспомнила, как приехала сюда впервые, вскоре после гибели Артура и оглашения его завещания, согласно которому дом отходил к ней. Тогда это было долгое и утомительное путешествие, в котором ее сопровождала Марти с грудным младенцем на руках. Ей казалось, что ее отправили в ссылку на другой конец страны. Но когда она открыла кованые чугунные ворота, когда увидела красивый дом на фоне величественных шотландских пейзажей, то с первой же минуты поняла, что наконец-то у нее появилось свое убежище. Помнится, во всех окнах тогда горел свет и все двери были широко распахнуты настежь.

Экономка тоже не особо с ними церемонилась, застав врасплох своим первым заявлением.

– Мы глубоко скорбим о кончине хозяина, – начала она и, глянув на сверток в одеялах, добавила: – И что это у нас тут? – А увидев личико младенца, подвела черту: – Никак не предполагала, что у нас в доме появится ребенок.

После чего последовала самая большая ложь в жизни Фиби.

– Это – моя племянница Каролина. Ее родители погибли в аварии. Я сейчас – ее единственная родственница. А это ее няня, – добавила она, указывая на Марти.

И вот уже много лет она продолжает жить с этой ложью, и жизнь ее отнюдь не стала проще или легче. Конечно, это даже к лучшему, что ребенок пока ни о чем не догадывается. Уж пусть лучше пребывает в прекраснодушном неведении, чем несет на себе клеймо незаконнорожденной. Ложь позволила Фиби снова вернуться к работе, и всю войну она трудилась не покладая рук. Решение тоже было не из легких, но как иначе? Ведь она должна зарабатывать на жизнь им обеим.

Отныне Далраднор стал для Каролины родным домом. Правда, решение бросить ребенка одного на попечении Марти тоже далось Фиби с трудом. Но аргументов «за» было больше, чем «против». Дом стоит посреди лугов в живописнейшем месте. Дорога рядом, деревня всего лишь в полумиле от имения. Рядом теннисный корт, сад. Столько места для того, чтобы девочка росла на природе в полной безопасности. Плюс свежий воздух, в котором так нуждаются дети.

Первый год Фиби провела вместе с малышкой. Надо было научиться жить без Артура. Гибель жениха стала для нее громом среди ясного неба, но постепенно раны стали затягиваться и все связанное с возлюбленным превратилось в далекие и грустные воспоминания, похожие скорее на сон. Оказавшись вдали от любопытных глаз, она быстро сжилась с домашней прислугой, подружилась с деревенскими, которые все как один обожали представителей клана Сетон-Росс. А когда они узнали, что они с Артуром были помолвлены и о гибели жениха ей телеграммой сообщили буквально за несколько дней до их свадьбы, то сердца обитателей деревни и вовсе растаяли, и все стали относиться к Фиби с исключительной теплотой.

Однако огни рампы снова поманили бывшую артистку варьете и солистку труппы «Гейети» на юг, в Лондон. Вначале Фиби появилась в гриме перед ранеными солдатами в Эрскайн-Хаус, помпезном дворце на берегу Клайда, который в годы войны был превращен в госпиталь. Там создали специальный лечебный центр для солдат и матросов, ставших инвалидами. Поначалу она просто веселила молодых ребят, выступая перед ними с незатейливыми песенками из разных музыкальных шоу. Потом они все вместе пили чай, сидя на огромной террасе и наблюдая за тем, как медленно скользят по воде большие суда, направляясь к устью реки. Иногда она брала на свои выступления и Каролину, но ребенок пугался и начинал плакать при виде стольких обезображенных людей. А потом Фиби получила приглашение поучаствовать в концертных бригадах уже непосредственно на фронтах и согласилась не раздумывая. Да, ее место было там, на передовой. Не сидеть же ей без дела, когда в доме и без нее полно женщин. Правда, ей было тяжело расставаться с Каролиной, но малышка даже не заметила ее отсутствия. Девочка уже успела привязаться к няне, и больше ей никто не был нужен. Так что в общем и целом Фиби поступила тогда правильно.

Только после возвращения лучшей подруги Китти из Салоник, где та подхватила тяжелейшую форму дизентерии, Фиби впервые усомнилась, а так ли уж правильно она сделала. Когда Фиби привезла Китти с собой в Далраднор, та не стала особо церемониться с подругой.

– Какого черта ты бросила малышку одну в этой глуши?

– Все считают меня ее тетей, и никто не знает, что я – ее родная мать, – честно призналась ей Фиби и, увидев нескрываемый ужас в глазах лучшей подруги, торопливо добавила: – Так будет лучше, поверь мне!

Фиби все еще надеялась, что подруга поймет те мотивы, которыми она руководствовалась.

– Лучше для кого? – вспылила Китти. – С тобой, Фиби, всегда одна беда: хочешь таскать каштаны из огня и руки при этом не обжечь. Она же твоя родная дочь! Как ты можешь так бессовестно обманывать ее?

– Она еще слишком маленькая. Вот подрастет, и тогда я ей все объясню. Ей там так хорошо! Поистине райское место для ребенка.

– Помяни мое слово: в один прекрасный день вам обеим придется заплатить суровую цену за твою ложь! – Резкие слова Китти больно ранили ее. – Все эти красоты, замки, прислуга… Ты строишь счастье Калли на лжи. Подумай хорошенько! Еще не поздно все исправить!

Фиби с уважением отнеслась к мнению подруги, она оценила ее прямолинейность и честность, но последовать совету не смогла. Как же они не понимают, думала она с некоторым раздражением о своих подругах. Впрочем, чего можно ждать от Китти? У нее на руках больные старики родители. Сейчас она снова пытается наладить жизнь, устроиться на работу в ту больницу, в которой трудилась до войны.

Вторая ее приятельница, Мейси Гиббонс, с которой они когда-то вместе начинали на подмостках сцены, вдруг неожиданно для всех завязала с театральной карьерой. Совместно с бывшим партнером Билли Димейном они открыли в Кенсингтоне школу хореографии и сценического искусства. Обе ее подруги присутствовали при родах Каролины, обе хранили тайну рождения девочки в строжайшем секрете и обе не одобряли решения Фиби.

Правда, Фиби ни словом не обмолвилась подругам о том, что в свое время, узнав о смерти Артура, Билли написал ей письмо с предложением выйти за него замуж. Тогда он смог бы дать ребенку свое имя. Конечно, это был наихудший вариант решения проблемы. Билли всегда был только другом для Фиби – близким, хорошим другом, – о том, чтобы выйти за него замуж, не могло быть и речи. Человек он благородный, великодушный, но чересчур практичный. К тому же чрезвычайно озабоченный собственной репутацией. Приобретя статус женатого человека, он бы оградил себя от ненужных слухов и сплетен, но весь театральный мир и так знал о его несколько нетрадиционных наклонностях. А потому их брак с самого начала грозил бы превратиться в фарс.

Мейси обожала маленькую Каролину.

– Ты лишаешь ребенка детства, – постоянно упрекала она подругу. – Если бы у меня была такая кроха, я ни за что бы не бросила ее на чужих людей. Тебе сам Бог послал такое счастье!

Особого счастья Фиби не ощущала! Напротив, груз ответственности за все и за всех на свете иногда казался ей чрезмерно тяжелым. Ведь она была ребенку всем: и отцом, и матерью, и главным добытчиком, который должен уметь разбираться в курсах акций, в биржевых котировках и прочее, и прочее, и все для того, чтобы ценные бумаги приносили устойчивую прибыль. А еще приходилось содержать огромный дом вдали от Лондона, постоянно помнить о своевременной оплате всех счетов, тщательно планировать бюджет и одновременно не забывать про собственную театральную карьеру, которая, в сущности, и обеспечивала все остальное. А потому роль тети ей была как нельзя более кстати. В качестве тети она могла появляться в Далрадноре тогда, когда у нее это получалось, и никто не задавал ей неудобных вопросов касательно ее дальнейших планов.

Само собой, она очень любит Каролину. Она не может дождаться той минуты, когда девчушка бросится к ней в объятья с криками «Тетя Фиби! Тетя Фиби приехала!». И они станут кружиться на лужайке до тех пор, пока у обеих не поплывет все перед глазами, и тогда с веселым смехом рухнут вдвоем прямо на траву. Ах, какая жалость, что Артур так и не увидел своей дочери! Даже в самые счастливые мгновения в самых дальних уголках сознания Фиби постоянно терзала одна и та же мысль: рано или поздно правда выйдет наружу. А что, если объявить правду прямо сейчас? Калли тотчас станет незаконнорожденной дочерью матери-одиночки. Веселенькая перспектива, ничего не скажешь! В былые времена женщин отправляли в работные дома или сажали в психушки и за меньшие проступки.

Она виновата перед дочерью, но не меньшую вину Фиби чувствовала и перед покойным отцом. Ему она тоже ничего не сказала, а потом он так неожиданно умер, заболев испанкой. Она никогда особо не распространялась о своих корнях и о начале жизненного пути в Лидсе, держала язык за зубами даже с подругами. Правда, преждевременная гибель брата Джо в автомобильной аварии позволила ей слепить вымышленных родителей для Каролины. Что же до второго брата, Теда, который был жив-здоров и женат, то Фиби попросту забыла о его существовании или постаралась забыть, а всякую связь с ним она утратила уже много лет тому назад. Слишком много тайн накопилось в ее жизни за минувшие годы, среди них были и те, которых она стыдилась, а потому лучше уж пусть никто из близких ни о чем не подозревает. К тому же кому приятно, когда тебя бичует общественное мнение?

Итак, она на пути в Далраднор и везет с собой целый чемодан подарков для всех. Новое красивое платье для Марти, поднос, расписанный всякими экзотическими фруктами, – для кухарки. А уж для Каролины по случаю ее дня рождения она и вовсе приготовила потрясающий подарок. Пока Том медленно вез ее по липовой аллее, ведущей к дому, пока сделал круг, прежде чем остановиться перед парадным крыльцом, она во все глаза смотрела на старинный дом, не в силах скрыть своего восхищения. Взметнувшиеся ввысь фронтоны, которые облюбовали вороны, резные окна в мансардах, обрамленные красным песчаником, широкие балконные двери, выходящие на мощенную камнем террасу, которая сбегает ступеньками вниз к изумрудно-зеленым лужайкам и теннисному корту. Всякий раз, когда она видела перед собой этот дом, она вспоминала Артура. Представляла, с какой радостью он приезжал в Далраднор на летние каникулы, как наслаждался здешним раздольем, дальними прогулками на своей любимой лошади, рыбалкой, пикниками на озере. «Ну вот, – думала она, – я привезла твою дочь туда, где ты когда-то был так счастлив. И я точно знаю, она здесь пустит глубокие корни. Надеюсь, ты доволен, что я поступила именно так. А что, если нет? – тут же мысленно спохватывалась она. У нее никогда не было полной уверенности в том, что Артур одобрил бы все, что она делает. Как же мало она его знала! Помнится, его прощальный жест – завещать им с дочерью имение Далраднор, – поверг семью Артура в ужас.

– Мы специально не укладывали нашу ласочку в кровать, пока вы не приедете! – встретила ее улыбающаяся Нэн. – Сегодня у нас был гость. Нас навестил сэр Лайонел Сетон-Росс собственной персоной. Он приехал в наши места по случаю годовщины гибели сына, а заодно захотел взглянуть и на мемориал в честь погибших на войне, который установили на деревенской площади. По его просьбе имя его сына тоже выбито на памятнике.

Фиби встревожилась. Что, если старый Сетон-Росс приезжал взглянуть не столько на памятник, сколько на собственную внучку?

– Наше сиятельство виделась с гостем? – спросила она как можно более непринужденным тоном.

– Да она его чуть с ног не сбила! Но, судя по всему, ей удалось произвести впечатление на сэра Лайонела. Он даже пообещал ей прислать подарок по случаю дня рождения.

– Вот это уж совсем лишнее! Надеюсь, она вела себя пристойно!

Фиби совсем не обрадовалась тому, что сэр Лайонел может прийти к ним на ужин. «Только праздник нам испортит», – огорчилась она мысленно. Да и перспектива оказаться за одним столом с его дочерью Верити тоже не вдохновляла. Как всегда, длинноносая аристократка будет смотреть на нее с презрением, как на пустое место. Артур шокировал семью, сообщив им в завещании, что у него будет ребенок, которого он хочет узаконить. Помнится, Верити пулей вылетела из адвокатской конторы после такого кошмарного известия. Пожалуй, лишь один сэр Лайонел и интересовался внучкой все эти годы. И вот приехал, чтобы познакомиться с ней лично.

– Итак, к завтрашнему дню все готово? Надеюсь, вы пригласили близнецов Лэрдов? – Фиби тихонько вздохнула. – Я бы предпочла поехать в Глазго только с одной Каролиной. Разве что взять с собой еще ее школьную подружку Флору.

– Будут только мальчики. Беда с этой девчонкой! Я проследила за тем, чтобы Марти приготовила ей соответствующий наряд, платье отутюжила и все остальное, что положено к платью. Иначе этот дьяволенок может отправиться в город в своем любимом килте, предварительно измазав его грязью.

Фиби молча стала подниматься по лестнице в детскую. Каролина сидела возле камина.

– Ну наконец-то! Я все ждала и ждала!

– Прости, малышка, я немножко задержалась. Ступай же, обними меня! А я посмотрю, как ты выросла.

Каролина подхватилась с пола и помчалась к дверям. Марти немедленно извлекла линейку и приставила ее к дверному косяку, сделав отметку прямо над головой девочки.

– С вашего последнего приезда она выросла на целый дюйм, мисс Фиби. Калли будет у нас высокой девочкой, такой, как вы. А ее мать тоже была высокой?

Фиби вздрогнула от неожиданности. Как правило, в присутствии Каролины они почти никогда не заводили разговор о ее покойном брате Джо и его невесте, которые погибли в аварии. Согласно легенде, именно они стали вымышленными родителями девочки. В конце концов, Джо ведь Фиби не чужой человек! Правда, она не стала увешивать детскую фотографиями Джо и Берилл. Это уж было бы слишком. Иногда Марти вскользь касалась болезненной темы погибших родителей, и тогда Фиби не возражала выдать на-гора скудную информацию о них. Должна же девочка знать хоть что-то о своих покойной матери и отце. Но почему-то именно сегодня вопрос Марти не только застал ее врасплох, но и покоробил своей неуместностью. «Пора кончать с этой ложью», – мелькнуло у нее, но вслух она лишь сказала:

– Нет. Каролина пошла в нашу родню. Ступай же ко мне, детка! Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Какую? О двух сестричках, которых тоже звали Каролинами? Одна из них была беленькая, а вторая – черненькая. Я уже могу пересказать эту сказку на родном языке Марти.

– Нет, моя родная! Этой сказки я не знаю. Я почитаю тебе какую-нибудь другую сказку.

Фиби подошла к книжной полке. Она и не подозревала, что Каролина общается с няней на ее родном языке. Впрочем, чего можно было ожидать, нанимая в дом иностранку?

– Другую не хочу! – капризно возразила девочка.

– В какой книге вы ее вычитали? – на Фиби вдруг навалилась усталость. И еще свело желудок от голода.

– О, эту сказку мне когда-то рассказывала моя мать, – подала голос Марти. – Я ее наизусть помню. У нас в стране ее знают и стар, и млад. Хотите, я расскажу сказку Калли сама?

Да, в этот ее приезд все пошло не так с самого начала, разочарованно подумала Фиби. Она молча подшевелила огонь в камине, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Новость о визите сэра Лайонела окончательно выбила ее из колеи. Интересно, он приехал один или все же с Верити? Что, если они завтра оба и заявятся к ним?

И вот Марти снова заняла свое главенствующее место в детской. Негромко журчит ее голосок, и нескончаемой кажется сама история о двух сестрах, одна из них – златовласая красавица, вторая – чумазая дурнушка. Злая мачеха вознамерилась сделать так, чтобы белокурая Каролина стала такой же уродиной, как и ее сестричка, тоже Каролина. Но сестры убежали из дома на озеро и попросили лебедя перевезти их на другой берег. Посреди озера лебедь сказал, что он выбился из сил и не может плыть дальше. Он попросил одну из сестер броситься в воду, чтобы вторая могла спастись. И тогда в воду, не задумываясь ни секунды, бросилась дурнушка. Горько обливалась слезами ее вторая сестричка, сидя на берегу. Но в этот момент из глубин озера появилась черненькая Каролина, и она стала такой же красавицей, как и ее светловолосая сестра. Ну а потом, как это бывает в сказках, мачеха во всем горько раскаялась, и они счастливо зажили все втроем.

– Черненькая Каролина пожертвовала своей жизнью для того, чтобы спасти сестру, и в награду получила внешнюю красоту, – подвела Марти мораль сказки. – Но ведь если вдуматься, – добавила она совсем тихо, видя, что Калли уже заснула, – то девочка тоже была красива, только внутренней красотой. А то, что у человека внутри, всегда важнее, не так ли? – обратилась она к Фиби.

– Конечно! – с готовностью согласилась та, а про себя подумала: «А чего больше в моей душе? Черного или белого?»

Какое-то время она молча наблюдала за тем, как Марти на руках отнесла девочку в кровать и выключила лампу.

– Калли любит, чтобы занавески на окнах были раздвинуты. Ей нравится утром смотреть на горы. И двери тоже просит оставлять открытыми.

Няня с улыбкой взглянула на спящего ребенка и принялась собирать игрушки с пола. Потом аккуратно развесила все одежки Калли на стуле.

«А я бы и не догадалась заняться наведением порядка в комнате», – снова подумала про себя Фиби. Как же мало она знает о бытовой стороне жизни своей дочери!» Она почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Были ли то слезы раскаяния, признания собственной вины? Ей стало стыдно? Или это все же любовь к дочери? Наверное, все вместе. Сложное переплетение чувств, лишь усилившее тяжесть на сердце.

Поездка в Глазго оказалась на редкость удачной. В город они поехали в вагоне первого класса. Вначале навестили чайную мисс Крэнстон и вдоволь полакомились вкуснейшими пирожными. Фиби очень нравилось это знаменитое на весь Глазго заведение: великолепный интерьер, стилизованные под старину стулья с высокими спинками, стены, расписанные фресками и украшенные старинным холодным оружием, официантки в национальных костюмах. Все очень сильно походило на шикарные театральные декорации. Близнецы Лэрды, как всегда, ни минуты не могли усидеть на месте, но, слава богу, ничего не разбили и не пролили на стол. Потом в сопровождении Марти дети покатались по городу на желто-зеленом трамвае, осмотрели местные достопримечательности, и, наконец, все вместе отправились в ювелирный магазин Хендерсена выбирать подарок для Калли. Фиби вознамерилась подарить девочке красивые золотые часики на белом ремешке.

– Тетя Фиби, я еще не могу определять время по часам, – запротестовала Калли. – Давай лучше купим браслет.

– Ты быстро научишься! Это же совсем просто, вот увидишь! – упорствовала Фиби, все еще надеясь, что дочь по достоинству оценит столь дорогой подарок.

Потом они отправились в кинотеатр на одну из последних кинокомедий Чаплина. Сидели за столиком, пили чай, ели мороженое и смеялись. Чарли Чаплин, конечно же, блестящий актер. Вот только лицо у него всегда такое печальное. В какой-то момент Калли так растрогалась, что в порыве сострадания к герою схватила Марти за руку. Фиби, словно током пронзила, ревность: няня и ее воспитанница были так близки!

Первое, что бросилось им в глаза, когда они вернулись домой, это огромный автомобиль у парадного крыльца. Фиби почувствовала неприятный холодок в груди. Нет, это совсем не та машина, которую она заказывала в Глазго. Это другая машина, и она отлично знает, чья она.

Мальчишки мгновенно бросились рассматривать черный сверкающий лимузин, а шофер даже милостиво предложил им немного покататься, совершить, так сказать, круг почета вокруг лужайки. Каролина тоже ринулась к машине, но вовремя была остановлена. Марти схватила ее за руку железной хваткой.

– Пора пить чай! И не забывай, у нас гость.

Фиби поплелась в дом за ними следом, лихорадочно пытаясь взять себя в руки. Интересно, зачем сэр Лайонел приехал к ним снова?

Нэн суетилась в холле.

– Чай уже готов! Я накрыла в столовой. Ступайте, барышня, мыть руки. А потом поприветствуйте нашего гостя.

Фиби направилась в столовую, моля Бога, чтобы сэр Лайонел приехал один. И перевела вздох облегчения, увидев, что он действительно приехал один. Сэр Лайонел всегда относился к ней с симпатией. К тому же столько поводов встретиться. На подходе годовщина со дня смерти Артура, день рождения Каролины. Зачем же выискивать какие-то скрытые мотивы в его поступке? И все же, и все же… Вот рассмотрит девчушку внимательным взглядом и сразу же увидит то, что видит она: Каролина – точная копия своего отца. И чем старше она становится, тем сильнее бросается в глаза это сходство.

– Рада видеть вас, сэр Лайонел. Хорошо, что вы к нам снова заехали. К сожалению, вчера я приехала слишком поздно и уже не застала вас. А сегодня мы провели такой насыщенный день в городе, но прошу вас, оставайтесь с нами на чай. У нас торт по случаю дня рождения Каролины. Каролина, ты где? Сэр Лайонел любезно навестил нас еще раз.

– Привезли? – с места в карьер начала выяснять суть визита Калли, торопливо сделав книксен.

– Разве я что-то был должен вам привезти, моя юная леди? – сделал удивленное лицо сэр Лайонел.

– Конечно! У меня же сегодня день рождения! – девочка улыбнулась и добавила с гордостью: – Мне уже семь.

– Поздравляю! Совсем запамятовал! Кое-что я вам все же должен вручить.

– Что «кое-что»? – Шалунья обвела кокетливым взглядом комнату, отыскивая глазами коробку с подарком. – Вот, посмотрите! Тетя Фиби подарила мне часики! Настоящие! Я их сама выбрала.

Девочка доверчиво протянула ему ручонку, чтобы он тоже мог полюбоваться такой красотой.

– Замечательный подарок! – одобрительно улыбнулся сэр Лайонел. – Что ж, теперь моя очередь дарить тебе подарки. У меня, конечно, пустяк. Так, мелочь! Куда же он запропастился? – Было видно, что старому джентльмену доставляло откровенное удовольствие дразнить девочку. – О, наверное, я положил его вон в ту корзинку! – он показал жестом на плетеную корзинку, которая дожидалась своего часа на кожаном кресле у окна. – Окажи мне любезность, открой ее сама, ладно?

Каролина бросилась к корзинке, открыла ее и тут же издала восхищенный вопль.

– Ой, Марти! Тетя Фиби! Вы только взгляните!

Девочка извлекла из корзинки небольшой пушистый комочек, маленького щенка, который щурился спросонья на всех. Щенку было всего лишь пара месяцев.

– Это мне? Он мой? – Калли все еще не могла поверить своему счастью.

Судя по выражению лица сэра Лайонела, он остался доволен произведенным эффектом.

– Вам-вам, моя юная леди! – кивнул он головой. – Отныне вы должны заботиться о нем, брать его с собой на прогулки, учить его, как должна вести себя воспитанная собачка. Его зовут Кулейн, в честь одинокого горца, о котором в наших краях сложено столько легенд. Порода – керн-терьер, большим не вырастет, но эти собачки очень энергичные и хорошие охотники. Полагаю, семилетняя барышня уже вполне отдает себе отчет в том, что щенок – это не игрушка, а живое существо, которое требует и заботы, и ласки. А вы, мисс Фей, вы лично не против такого подарка?

– Пожалуйста, называйте меня просто Фиби! – негромко пробормотала она, понимая, что сэр Лайонел ждет от нее согласия на то, чтобы оставить щенка в доме. Кажется, он переиграл ее вчистую. Знает, старая лиса, как и чем растопить сердце ребенка. А уж для ребенка, который растет в одиночестве, лучшего подарка и не придумаешь. Итак, его подарок хорош, а вот ее собственный – так себе. Кому, в самом деле, нужны часы? Тем более тебя же просили о браслете! А уж настоящий щенок… Это же лучший товарищ и друг! Будет с кем теперь поиграть. Но почему ей самой не пришла в голову столь очевидная вещь?

Да потому, что ты не знаешь собственной дочери, вторило сознание. Ты не принадлежишь к ее миру, пребывая лишь на периферии ее сознания. Ты для нее – просто тетя, которая изредка навещает ее, а потом снова исчезает на долгие месяцы. Так что нечего скулить и жаловаться на свою судьбу. Ты сама выбрала для себя роль тети. Вот и пожинай сейчас плоды своего обмана. Наклей на физиономию фальшивую улыбку и не порти дочери праздник. В конце концов, сегодня – ее день рождения, а не твой.

Все вместе они прошествовали в столовую. В канделябрах горели свечи. Красивый торт стоял посреди сервированного стола, украшенный семью свечками. Каролина уселась к столу, не выпуская из рук щенка, который доверчиво жался к ней.

И Фиби снова почувствовала себя лишней. Да, праздник окончательно испорчен. Кажется, в этот момент она похожа на ребенка, который стоит, приклеив нос к окну, и с завистью смотрит во двор, где весело носятся дети. Она сделала глубокий вдох. Пора снова изобразить на лице улыбку и начинать играть роль гостеприимной хозяйки.

– Как замечательно, что все мы сегодня собрались за одним столом! И как хорошо заканчивается этот радостный для всех нас день!

 

3

Калли не могла дождаться наступления летних каникул. Даже предстоящие расставания пока не очень омрачали ее радужный настрой. Хотя прощаний впереди было много. Семейство Лэрдов перебирается на более крупную ферму поближе к границе. Марти собралась в Бельгию, навестить родных. Все лето Калли проведет с тетей Фиби. Вместе с ее друзьями они совершат путешествие по югу Франции. Но вначале им предстоит пересечь Ла-Манш, высадиться в Булони, оттуда они поедут на экскурсию в Париж, а уже из Парижа поездом отправятся на Средиземное море в город под названием Ницца.

Миссис Айбел без устали шила ей летние хлопчатобумажные платья, строчила панамки и летние шляпки, следила за тем, чтобы не забыли положить в чемодан желудочные капли и слабительное на тот случай, если заграничная еда не пойдет ребенку впрок. Марти должна будет сопровождать воспитанницу до Лондона. А там ее встретит тетя Фиби. Сама же Марти отправится в путь на пароходе через Остенд. Готовясь каждая к своему путешествию, они несколько раз сверяли маршруты по карте, висевшей на стене в детской. Марти свободно разговаривала на французском и сейчас заставляла Калли выучить наизусть самые распространенные разговорные фразы из ее учебника по французскому.

Вообще-то в последнее время Марти пребывала в подавленном настроении. Молча паковала вещи, не вдаваясь в подробности и почти без разговоров. Пришло письмо от тети Фиби с подробнейшими указаниями, что и как делать. Но почему-то, когда она начала читать письмо, Марти вдруг расплакалась и отвернулась к окну, судорожно обхватив руками новую юбку, которую специально сшила себе к отпуску. Юбка была по последней моде, короче, чем обычно носила няня, и открывала взору ее красивые стройные ноги. И стрижка у нее красивая. Словом, Калли нашла, что няня очень похорошела в последнее время. Вот только слезы…

Она подбежала к ней и обхватила ручонками за талию.

– Ты заболела, да?

– Нет… Просто мне грустно…

– Почему?

– Потому что рано или поздно все хорошее кончается. Впрочем, все это глупости! Не слушай меня! Давай лучше обсудим, какие книги ты возьмешь с собой в дорогу.

Почему же Марти такая печальная, продолжала размышлять про себя Калли. Вдруг у нее появился кавалер, который вознамерился увезти ее далеко от Далраднора? Тогда это действительно несчастье!

Что же до Кулейна, то пришлось оставить его на попечение Тома и Нэн. Не везти же собаку с собой за тридевять земель. Калли очень переживала предстоящую разлуку с любимцем. Но, быть может, сэр Лайонел заедет как-нибудь в Далраднор, пока они будут в отъезде. Тогда он и сам убедится в том, что все это время она хорошо заботилась о щенке. Изредка он навещал их, но всегда приезжал один, без жены и дочери, чем сильно огорчал миссис Айбел.

– Вот живут же всего в пяти милях от Далраднора и даже не заглянут сюда! – сокрушалась старая экономка. – А я все жду и жду их! Все надеюсь на встречу!

Калли нравился сэр Лайонел. Он всегда привозил ей в подарок забавные комиксы для чтения и конфеты в конусообразной коробке, похожей на колпак звездочета, на дне которой обязательно лежала монетка в полкроны на личные нужды Калли. А когда сэр Лайонел прощался с ней, то лицо у него в эти минуты всегда было очень грустным.

Друзья Калли, близнецы братья Лэрд, скоро уедут, и с кем, интересно, она будет играть, когда вернется домой после летних каникул? С девочками отношения у Калли всегда складывались непросто. Те зачастую дразнили ее, обзывали «бедной сироткой». Будто она виновата в том, что у нее нет ни брата, ни сестры. И родителей тоже нет. В школе у многих девочек отцы погибли на войне. Тетя Фиби потеряла на войне своего жениха. Его фотография в серебряной рамочке всегда стоит у нее в спальне. На фотографии он запечатлен в военной форме. Калли уже знала, что жених тети был сыном сэра Лайонела. Его имя тоже значится в списке погибших на мемориале, установленном на деревенском кладбище. А еще тетя Фиби делается такой мрачной, когда смотрит на фотографию жениха.

Наконец наступил день, когда они с Марти двинулись в путь. Было очень жарко и душно. По пыльной дороге их довезли до Глазго прямо к железнодорожному вокзалу. Сам вокзал произвел на Калли неизгладимое впечатление. Толпы провожающих, громогласные крики носильщиков, снующих по платформе с тележками, заставленными багажом; огромный газетный киоск, где ей купили целых две книжки сказок для чтения в дороге. Но вот поезд тронулся и плавно покатился на юг. Как же интересно стало смотреть в окно! Вскоре Марти извлекла из дорожной сумки бутерброды и термос с чаем, путешественницы перекусили, потом поиграли в «крестики-нолики» и в «виселицу». Когда поезд миновал Ланкастер, няня занялась вязанием, а Калли предложила немного почитать, а потом вздремнуть часик-другой. Но спать не хотелось. На каждой станции Калли спрашивала, скоро ли они приедут. Но Марти лишь смеялась в ответ:

– Запасись терпением, детка. Еще не скоро!

Потом они ради забавы немного поболтали друг с другом на фламандском языке, но вдруг лицо Марти сделалось серьезным, и она тихо обронила, обращаясь к Калли:

– Постарайся не забыть этот язык. Пусть он станет твоим секретным знанием. Представляешь, ты начнешь говорить, а все вокруг только рты разинут от удивления. Никто же ведь ничего не понимает!

Калли это тоже показалось забавным, и она с улыбкой кивнула головой в знак согласия. Она хорошо понимала фламандскую речь. Даже тогда, когда Марти начинала говорить быстро, она все равно понимала каждое слово.

Но вот мало-помалу сельские пейзажи за окнами поезда уступили место фабричным постройкам, потом замелькали кирпичные дома, трубы, тоннели, и, наконец, поезд замер на платформе вокзала Юстон. Тетя Фиби уже стояла в толпе встречающих, радостно приветствуя своих любимых путешественниц рукой. Она сильно изменилась с тех пор, как Калли видела ее в последний раз. Короткая стрижка была уложена в красивый перманент, элегантная маленькая беретка кокетливо сдвинута набок, легкое платье из хлопчатобумажного шифона едва прикрывало колени, шелковые чулки на ногах и изящные туфельки с перепонкой и на высоких каблуках.

– О господи! – воскликнула Фиби, взглянув на дочь. – В этом килте ты похожа на сваренного в кипятке омара. Неужели нельзя было надеть на девочку что-нибудь полегче? – набросилась она на Марти.

– Когда мы выезжали, у нас было более чем прохладно, мисс! – обиделась та. – А все новые одежки Калли мы решили приберечь уже для заграницы.

– Хорошо! Как решили, так решили! Пошли, Каролина! Такси уже ждет! – Тетя Фиби повернулась к Марти: – Когда отправляется твой поезд в порт? У тебя еще есть время немного передохнуть и привести себя в порядок? Я забираю Калли. Прощайтесь прямо сейчас.

Калли вдруг почувствовала себя посылкой, которую передают из рук в руки.

– Мэм, а можно, Марти поедет с нами? – испугалась она, но тетя Фиби проигнорировала просьбу.

– Нет! Лучше попрощайтесь здесь. У меня еще куча дел, а завтра мы уже уезжаем. Счастливого пути, Марти! Надеюсь, тебя ждет хороший отдых. Китти тоже передает привет тебе и всем твоим близким. Дай Бог, чтобы все у вас дома было хорошо.

Марти наклонилась и поцеловала девочку.

– Будь умницей, дорогая! Веди себя хорошо! Счастливо отдохнуть! Я буду скучать по тебе, детка, – голос Марти дрогнул.

– Мы навестим няню на обратном пути, правда ведь? – Калли повернулась к Фиби.

– Разумеется, дорогая, если у нас будет в запасе пара свободных деньков.

– Как жаль, что ты не можешь поехать вместе с нами! – Девочка обхватила Марти руками за шею и прижалась к ней. До сих пор Марти была для нее самым важным человеком на свете. Няня незримо присутствовала в ее жизни всегда и везде. Можно сказать, они были неразлучны и днем и ночью. – Не хочу, чтобы ты уезжала! – Калли вдруг перешла на фламандский.

Марти тихо прошептала ей на ухо на своем родном языке:

– Не расстраивайся, малышка! Я тебя никогда не брошу!

– Пожалуйста, давайте обойдемся без трогательных сцен! Тем более на людях! – прервала их Фиби. – Марти тоже имеет право на свою личную жизнь, не забывай об этом, Каролина. К тому же она вовсе не хочет, чтобы ты тут начала реветь в три ручья. Скоро вы снова встретитесь…

Фиби взяла девочку за руку и потащила ее вдоль перрона, а Калли все время норовила повернуться назад. Она махала и махала рукой, пока Марти не смешалась с толпой пассажиров и не пропала из виду. А потом они с тетей вдруг оказались на огромной, залитой солнцем площади, запруженной машинами, повозками, автобусами. Резкие сигналы клаксонов сотрясали воздух, все вокруг полнилось звуками большого города. Точно как в Глазго, подумала Калли, только в несколько раз громче и оживленнее. И откуда здесь столько людей, тоскливо глянула она на забитые прохожими тротуары. И все куда-то торопятся, спешат… Потом они с тетей сели в такси, и Калли подумала, что они сейчас похожи на рыбок в аквариуме, только без воды. Она зачарованно разглядывала большие дома, проносящиеся мимо. Они нависали над проезжей частью улицы, словно скалы. Из окон проезжающих мимо автобусов тоже глазели люди. На мгновение Калли почувствовала себя абсолютно потерянной в этом бурлящем водовороте лиц, машин, домов. И такой маленькой!

Зато тетя Фиби явно была в своей тарелке. Она расслабленно откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.

– Волнуешься? – спросила она, глядя на ошарашенное лицо девочки.

– Немножко! – стеснительно прошептала Калли. – А где мы будем жить?

– В моей квартире на Мерилибон-Хай-стрит. Тебе понравится, вот увидишь! Я декорировала твою спальню по самой последней моде. Завтра рано утром мы отправляемся в Дувр, чтобы успеть на паром. На пароме мы поплывем во Францию. Так я путешествовала на континент в годы войны, когда выступала на фронтах в составе концертных бригад.

– Я еще пока не очень хорошо владею французским! – честно призналась Калли.

– Уверена, ты все равно знаешь больше меня. К тому же в Европе почти все говорят по-английски. Мне хочется показать тебе столько сногсшибательных достопримечательностей. Надеюсь, впереди у нас по-настоящему прекрасный отдых. Незабываемые каникулы в Европе!

Калли промолчала, подумав, что предпочла бы лучше сидеть на берегу своего озера, тренируя Кулейна и заставляя его таскать палки из воды. Казалось бы, перспектива увидеть столько незнакомых красот должна была ее взволновать. Но никакого приподнятого настроения она не ощущала. Напротив! Странная пустота в желудке красноречивее всяких слов свидетельствовала о том, что все в ее жизни начинается с чистого листа и уже никогда и ничего не будет таким, как раньше.

 

4

Фиби долго мучилась без сна. Твердое намерение устроить дочери незабываемые каникулы давило дополнительным грузом проблем. Какой же жалкой замухрышкой показалась ей Калли, когда она увидела ее выходящей из вагона. Старый килт, линялая кофточка, этакая серая мышка, впервые попавшая в большой город. Но теперь все у них будет по-другому. Тем более что и Марти больше нет рядом. Первым делом Фиби заставит дочь переодеться! А уже потом… Впереди у них целых четыре недели отдыха. Будет время для того, чтобы получше узнать друг друга.

Кажется, она предусмотрела все: наряды, костюмы для пляжа и для купания, платья для прогулок и для приемов и встреч с друзьями Мейси. Билл тоже обещал заглянуть к ним со своей последней пассией, а он умеет отлично ладить с детьми. Каролина расцветет под лучами южного солнца, исчезнет с лица эта пугающая бледность, появится румянец на щеках. А уж впечатлений будет выше крыши! Старинные замки, соборы, виноградники, сады… Каролина не только хорошо отдохнет, но и узнает много нового. Образовательные планы для дочери у Фиби тоже были уже готовы.

Конечно, в качестве начального этапа обучения академия мисс Камерон подходила как нельзя лучше. Но девочка растет, она должна привыкать к строгому распорядку и режиму дня. Пора определять ее в хорошую закрытую школу, где она получит возможность общаться с девочками своего круга. Да и уровень образования, которое получают выпускницы таких учебных заведений, позволяет им потом шлифовать свои знания уже за границей. У Калли должно быть все, чтобы занять достойное положение в обществе, удачно выйти замуж и устроить свою личную жизнь так, чтобы ничто в будущем не напоминало ей о постыдном статусе незаконнорожденной. Но пока говорить об этом еще рано, и особых причин для того, чтобы посвящать дочь во все подробности ее биографии, у Фиби тоже пока нет.

Сэр Лайонел твердо придерживался взятых на себя обязательств. Его адвокаты продолжали исправно субсидировать бывшую невесту сына, а потому финансовое положение его внучки было более чем прочным. К чести Фиби, она не взяла ни единого пенса ни из наследства Артура, ни из тех доходов, которые приносило имение. Все это целиком и полностью откладывалось на будущее приданое дочери. Единственное, что она позволила себе принять в качестве дара, – это дом в Шотландии. Все остальное по праву принадлежит Каролине. Сама же Фиби зарабатывала себе на жизнь, выступая в одном из лондонских театров.

Правда, времена изменились. Когда-то она блистала юной звездочкой на подмостках варьете, но за минувшие годы подросли уже новые звездочки, более молодые и раскованные. Да и вкусы публики стали иными. Она попросту не поспевала за веяниями театральной моды. Приходилось с грустью констатировать, что пик ее сценической карьеры – увы! – уже в прошлом. Правда, неожиданно для себя самой Фиби нашла себя в амплуа характерной актрисы и с успехом играла пожилых матрон с севера, веселя зрителя непонятным шотландским акцентом или забавным йоркширским диалектом. Изредка перепадали и небольшие роли в кино. Фиби даже обзавелась собственным агентом, который постарался включить ее имя в картотеки большинства киностудий. Конечно, совсем не о такой сценической карьере мечтала когда-то юная Фиби Фей. Но музыкальные водевили и оперетки канули в Лету. А новое амплуа позволяло ей не только содержать себя, оплачивать все счета и аренду жилья, но и красиво одеваться. Грех жаловаться на судьбу, особенно если вспомнить, что многие актеры вообще не имеют работы и откровенно голодают. А уж она-то прекрасно знает, что такое голод и холод. Сама когда-то так начинала в Лидсе.

Впрочем, благодаря своей внешности, красивому голосу и сценическому обаянию, Фиби быстро выбилась тогда на первые роли. А вскоре ее заметил сам великий импресарио Джордж Эдвардс. К тому времени, как он лично пригласил ее в Лондон в свою знаменитую труппу «Гейети», молодая актриса уже успела избавиться от своего провинциального акцента. И вот этот акцент снова пригодился ей много лет спустя. Именно благодаря ему она и получает эпизодические роли в кино.

Ну а если в работе случались простои, то Фиби не расстраивалась и с готовностью шла помогать своей подруге Мейси в школе хореографии и сценического искусства. Вела там занятия по вокалу, сценическому мастерству, а также преподавала декламацию и выразительное чтение. Какое счастье, что Каролина совершенно не интересуется театром. У нее в голове одни только собаки, пони, разбитые в кровь коленки и прочие деревенские радости. А ведь она заслуживает гораздо лучшей участи. Что ж, первейшей задачей Фиби как матери на ближайшие четыре недели будет приобщить дочь к настоящей европейской культуре, познакомить со всеми благами цивилизации, привить ей вкус к удобной и комфортной жизни.

Фиби улыбнулась, снова вспомнив, в каких условиях приходилось начинать ей самой, как она ребенком пела за жалкие пару шиллингов, собирая на свои выступления таких же нищих зрителей, как и сама, на задворках жилых кварталов Лидса. Разве могла она тогда представить себе, в каком привилегированном мире будет жить ее собственная дочь?

Нет, никто не посмеет упрекнуть ее в том, что она не сделала все, что могла, ради дочери! Воистину, права Эмили Дэвисон, воскликнувшая когда-то, что дела всегда красноречивее любых слов. Как известно, эта воинствующая суфражистка предпочла в 1913 году смерть, бросившись во время скачек в Дерби под копыта лошади самого короля Георга V.

Фиби подавила тяжелый вздох, вспомнив вдруг, когда она впервые увидела Артура. На королевских скачках в Дерби. Артур, одетый строго по протоколу: серый цилиндр и все такое, – с аппетитом уминал за обе щеки кусок мясного пирога.

Что ж, по крайней мере, его дочь никогда не узнает, что такое голод и нужда. А в окружающем их мире полно и того и другого. Да и вообще, война разрушила столько человеческих судеб. Вот и все подруги Фиби: и Китти, и Мейси – так и остались одинокими. Стольких мужчин недосчитались женщины после победы. «Ах, мой дорогой Артур, – снова вздохнула Фиби и перевернулась на другой бок, все еще надеясь заснуть. – Ну почему я должна сама все решать? Почему ты не вернулся живым?» Она безвольно откинулась на подушку и впервые за долгие годы позволила себе вспомнить в мельчайших подробностях тот незабываемый уик-энд, который они провели вместе в 1916 году.

 

5

1916 год

Фиби заметно нервничала, стоя за кулисами в ожидании своего выхода. Она знала, что на представлении присутствует Артур. Как только опустился занавес и умолкли последние аплодисменты, она опрометью бросилась к себе в уборную. Надо немедленно сбросить с себя сценический костюм и предстать перед Артуром во всей красе. Для встречи с ним она выбрала самый красивый наряд: платье из розового панбархата и боа из лебединых перьев. Сегодня она должна быть особенно красивой, но в то же время – ничего сценически пошлого! Никаких ассоциаций с танцовщицами варьете, чьими открытками уставлены витрины всех газетных киосков. Нет, она просто красивая девушка, вышедшая на прогулку по городу со своим кавалером, который вырвался в кратковременный отпуск с фронта.

Артур терпеливо дожидался ее на улице возле театрального подъезда. Он был в военной форме.

– Давай немного прогуляемся пешком, – предложила она ему. – Подышим свежим воздухом.

Стояла красивая звездная ночь. Легкий морозец мгновенно превращал их дыхание в пар. Они миновали Трафальгарскую площадь и медленно пошли вниз по Пиккадилли, в сторону Сент-Джеймсского дворца, потом свернули на Джермин-стрит. Артур заказал поздний ужин в ресторане отеля «Кавендиш».

Фиби была здесь лишь однажды. По приглашению самой хозяйки заведения, мисс Розы Льюис, которая дружила с самим старым королем. К тому же мисс Роза славилась на всю столицу непревзойденным кулинарным искусством. Мистер Эдвардс представил ей нескольких артисток из своей труппы. Девушек угостили роскошным ужином и даже разрешили порадовать своим вокальным мастерством офицеров-фронтовиков, пребывающих на отдыхе. Все, разумеется, было в высшей степени пристойно и благообразно, но выступление солисток варьете придало вечеру особый блеск и даже высекло искру веселья.

– У меня в этот ресторан постоянный пропуск! – не преминул похвастаться ей Артур. – Дело в том, что мой отец – старинный друг мисс Льюис, и всякий раз, когда мы приезжаем в Лондон, мы тотчас же оказываемся на ее попечении. И кроме того, здесь тихо. Мне нравится камерная, почти домашняя атмосфера этого места. Не то что в других барах и кафе, заполненных толпами народа. Не очень хочется из одной толпы сразу же попадать в другую.

Их усадили за небольшой столик, укрытый от посторонних глаз резными жардиньерками. Фиби оглядела просторный зал удлиненной формы со стенами, обитыми дубовыми панелями. Зал был полон, но знакомых лиц она не обнаружила. Фиби вздохнула с облегчением и внезапно почувствовала страшный голод.

– Кухня здесь изумительная! – продолжал между тем свой экскурс Артур. – Мисс Роза лично наблюдает за процессом приготовления блюд на кухне. Наверху около сотни номеров, которые в основном резервируются для постоянных клиентов. Но мисс Роза – сама доброта. Конечно же, она не может отказать бедным фронтовикам, оказавшимся в Лондоне на побывке. Более того, она даже не берет с них за постой. Каким-то образом изыскивает возможность взимать дополнительную плату со старых почтенных джентльменов, имеющих деньги, а все фронтовики обслуживаются у нее бесплатно. Знаешь, я всегда чувствую себя у мисс Розы как дома. Впрочем, хватит обо мне! – Артур порывисто сжал руку Фиби. – Ты сегодня была неподражаема! И ревю замечательное. И этот малый, Лесли Хенсон, тоже выше всяких похвал. Выглядишь потрясающе! Много лучше, чем когда мы с тобой виделись в последний раз во Франции. Тогда ты мне показалась такой худенькой.

– Еще бы! Мы же метались из одного госпиталя в другой, из одного лагеря в другой. Иногда настолько уставали, что просто валились с ног. И есть не хотелось. Ты тоже… Когда мы встретились в Кале, у тебя был такой вид, словно ты вышел прямиком из ада.

«Ну вот, – сокрушенно вздохнула она, – а ведь не собиралась говорить о войне». Но стоит взглянуть на Артура, как понимаешь: никуда от этой темы не деться. Он и сегодня выглядит неважно, будто весь на нервах.

– Мне тяжело далась неделя, которую я провел в родительском доме! – Артур словно прочитал ее мысли. – Мама у нас самый настоящий диктатор! Не отпускала меня от себя ни на секунду. А за ужином обязательно подсовывала в качестве соседки какую-нибудь глупенькую девчушку.

– Она же хотела как лучше. Старалась развлечь тебя, познакомить с хорошенькими девушками, – проговорила Фиби примирительным тоном. А что еще она могла сказать? Хотя если честно, то новость о том, что мать Артура активно занялась поисками подходящей партии для своего единственного сына, ее совсем не обрадовала. – Как твоя сестра?

– Верити приехала домой всего лишь на один день, клещами вытягивала из меня всяческую информацию о том, что делается на фронте, и без конца жалела всех наших славных ребят из Итона, которые все как один ушли на фронт. Бедняжка! Наши ряды сильно поредели за последние пару лет. Боюсь, что к концу войны у сестры будет негустой выбор по части женихов, если будет вообще. На фронте сейчас такая мясорубка, страшно подумать! Плюс еще газовые атаки… – Артур замолчал, а потом энергично тряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть с себя невеселые мысли. – Все! Больше никаких разговоров о войне! Я просто хочу смотреть на тебя, любоваться твоим лицом и ни о чем не думать. Как замечательно, что судьба подарила мне встречу с тобой! А через какое-то время снова свела нас вместе. Кстати, я никогда не понимал, почему мы тогда расстались…

Фиби сделала глоток вина.

– Мне показалось разумным выходом из сложной ситуации – перестать видеться, ведь твоя мать…

– Ты разговаривала с мамой? Когда? – Артур наклонился к ней и еще крепче сжал ее руку.

– На скачках в Дерби. Помнишь, когда мы встретились все вместе во время ленча? Она тогда обронила, что, если наши отношения примут серьезный характер, тебе придется оставить гвардию.

Артур раздраженно отставил свой бокал в сторону.

– Как она могла! Она не имела права вмешиваться в мою личную жизнь! Почему ты не рассказала мне об этом разговоре раньше?

– Не хотела. А потом, ты же помнишь, в тот день произошел этот ужасный инцидент с мисс Дэвисон. О чем еще можно было думать после ее трагической гибели?

– Да, жалко ее, конечно. Очень жаль! Но еще горше от осознания того, сколько времени потратили впустую! Сколько хороших писем я бы получил от тебя за все те годы, что мы не общались. И, наверное, если бы мне пришлось оставить гвардию, это тоже было бы только к лучшему. Вступил бы в другой полк. Знаешь, немного осталось нашего брата, офицеров гвардии, после битвы на Марне и под Монсом! – Артур тяжело вздохнул. – Мама все еще живет в прошлом, в том мире, которого уже больше нет. Война – кровавая бойня, вмиг разрушившая все иерархические построения минувших столетий, выбросившая на свалку деление британцев на сословия и прочую чушь. Столько пэров, наследников громких титулов, выпускников аристократических школ и просто хороших парней полегло на полях сражений! В бою не имеет значения, какое у тебя звание и есть ли у тебя титул. Знала бы ты, как умирали многие мои однополчане, харкая кровью, изнемогая от боли в полевых госпиталях, моля лишь об одном: чтобы побыстрее закончились их невыносимые страдания. Фиби, я так по тебе скучал! Пытался флиртовать с другими девушками, хотел заполнить ту пустоту, которая образовалась в моей жизни после твоего ухода. Но ничего не помогало. Везде и всюду я думал только о тебе.

Фиби почувствовала, что от избытка чувств она вот-вот расплачется. Но устраивать мелодраматическую сцену на людях тоже не хотелось.

– Здесь очень душно! – прошептала она едва слышно. – Еще немного, и я лишусь чувств от нехватки воздуха.

– Хорошо! Тогда пошли ко мне в номер и поужинаем там.

Она кивнула в знак согласия, и Артур повел ее по лестнице на третий этаж, где располагался его номер. Они молча прошли по пустынному коридору, вслушиваясь в скрип рассохшихся половиц, и остановились возле запертой двери. На какое-то мгновение Фиби охватило смятение. Наверное, не нужно этого делать, подумала она. Надо было просто заказать такси и уехать домой. Но в ту же минуту она отбросила прочь все сомнения. Будь что будет! Она должна побыть какое-то время наедине с Артуром. Когда еще они встретятся в следующий раз? Разве они не имеют права хотя бы на одну-единственную ночь?

Он распахнул дверь, приглашая ее в номер. Красивая гостиная, на стенах многочисленные литографии на тему охоты и спорта, на окнах веселенькие ситцевые занавески, уютная ниша с небольшим обеденным столом. Рядом спальня. Фиби сняла плащ и положила его на кресло, скользнув взглядом по комнате: повсюду вещи Артура, приятно пахнет табаком и дорогим одеколоном. Таким изысканным парфюмом обычно пользуются щеголи, осаждающие театральные кулисы. Впрочем, Артур тоже был отменным франтом и заботился о своем туалете с не меньшим рвением, чем она сама.

Подали ужин, и они уселись за стол. Фиби пригубила шампанское и не почувствовала никакого вкуса. Только пузырьки воздуха ударили в ноздри. Напряжение между ними не спадало. Когда закрылась дверь за официантом, она взглянула на Артура и, не говоря ни слова, рухнула в его объятия, дав волю слезам.

– Прости! Прости меня! Я думала, что так будет лучше!

Он осторожно тронул мизинцем ее губы, и она почувствовала на щеке прохладу в том месте, где по коже прошлось его золотое кольцо-печатка.

– Сейчас ты со мной, и это – главное. Лучший вечер за весь мой отпуск. Ты понятия не имеешь, как я жаждал этого мгновения. Сколько раз я бесцельно шлялся возле твоего театра в надежде случайно встретить тебя на улице. Я писал тебе, но ты не отвечала. Не будем же сейчас попусту тратить наше время, размышляя о том, что и как могло бы быть лучше. Главное – сейчас мы вместе, и мы – одни.

Она поцеловала его, вначале медленно, робко, словно пробуя на вкус, и в ту же минуту волна влечения затопила их обоих. Неудержимое желание слиться воедино, почувствовать вкус тела друг друга было столь велико и всеобъемлюще, что были отброшены прочь все условности и та ложная стыдливость, которую Фиби так хорошо изображала на сцене. Ужин так и остался нетронутым. Он остывал на столе, в то время как влюбленные срывали друг с друга одежду, лихорадочно искали застежки и пуговицы, чтобы побыстрее освободиться от ненужных пут, и, наконец, рухнули абсолютно нагими на кровать и предались любви. Они наслаждались друг другом, с удовлетворенными улыбками созерцая собственные отражения в висевшем напротив огромном зеркале в массивной позолоченной раме. В зеркале отражалось каждое их движение, и созерцание реакции друг друга на нескончаемые ласки лишь усиливало остроту наслаждения. Их любовь, она была сама нежность, сама радость, а потом вдруг стремительный взрыв страсти, и Фиби, обхватив руками тело Артура, почувствовала, как он вошел в нее и задвигался внутри сильными и мощными толчками. И по ее телу вдруг разлилось такое блаженство, которого она никогда не испытывала ранее.

А потом они лежали, откинувшись на подушки, пресыщенные ласками, уставшие, но счастливые, получившие сполна все, что может дать физическая близость. Фиби с некоторым любопытством разглядывала в неярком свете ночника растянувшегося рядом с ней Артура. Так вот оно как бывает, когда мужчина и женщина занимаются любовью, размышляла она. С ним все получается так естественно, так просто… Какая же она дурочка, право! Столько лет отказывать себе в таком удовольствии! Ведь их потянуло друг к другу с самой первой встречи, с того момента, как они познакомились на свадьбе мисс Лили Элси много лет тому назад. Артур прав, столько времени растрачено впустую. Но сейчас они вместе, и это главное. Этот красивый мужчина, лежащий рядом с ней, отныне и навсегда останется в ее жизни. И она с ним больше никогда не расстанется. Артур заснул. Фиби подняла с пола стеганое одеяло и прикрыла им голое тело, а потом тихонько легла рядом, свернувшись калачиком.

Утром они вместе плескались в ванне, намыливали друг друга, смывали губкой мыльную пену и все время смеялись, словно впереди у них еще целая вечность счастья. Столько времени, чтобы доставить радость друг другу и ублажить свои тела, открывая для этого все новые и новые способы. Завтрак им тоже принесли прямо в номер, и по обилию еды Фиби поняла, что завтрак подали на двоих. Закутавшись в халат Артура, она без тени смущения вышла к столу и, усевшись, спокойно стала ждать, пока ее обслужат. Яйца, ветчина, хрустящие тосты, свежайшие сдобные рогалики, высокий серебряный кофейник с горячим кофе. Настоящее пиршество для изголодавшихся любовников.

– Итак, какие у нас планы на день? – улыбнулся ей Артур. – Предлагаю пойти и купить тебе кольцо.

– Наверное, мне все же стоит для начала заглянуть на репетицию. Да и сменить вечернее платье тоже не мешает.

– Когда же ты вернешься? Не забывай, сегодня мой последний день!

– Помню-помню! Я постараюсь управиться за пару часов.

Что она делает, мысленно спохватилась Фиби, уже стоя в дверях. Разве она не может пожертвовать всеми делами, чтобы провести весь этот день с Артуром? К тому же, если она сейчас заглянет к себе в квартирку на Литл-Портленд-стрит, то товарки засыплют ее вопросами. Что да как? Не проще ли купить себе что-то из одежды, а потом зайти в какую-нибудь химчистку и попросить их разрешить переодеться? Говорят, в некоторых химчистках к услугам клиентов есть даже душ. Так что все можно устроить проще простого.

Так или иначе, а «Кавендиш» покидала женщина, имеющая мало общего с той, что вошла туда накануне вечером! Вчера каждый из них был как бы сам по себе, а сегодня они уже пара. И никто не разлучит их. Никогда! Нет, она не станет портить ему последний день отпуска. Сейчас она возьмет и сделает что-то из ряда вон, нечто такое, чего никогда не позволяла себе. Позвонит в театр и скажет, что заболела, попросит дать ей отгул и пропустит спектакль. Впервые за всю свою сценическую карьеру! Подумаешь, перетерпят как-нибудь один вечер. Хотя такое отношение к театру в корне противоречит ее принципам. Но ничего не поделаешь! Значит, придется пересматривать и сами принципы.

Они шли по улице, а Фиби не переставала думать о том, что странным образом Артур сумел за одну только ночь отодвинуть все остальное, включая и ее театральную карьеру, на второй план. Если она все же выйдет за него замуж, то именно он, а не театр станет центром ее притяжения. Такая вот внезапная и кардинальная переоценка всех жизненных приоритетов. Ночью Фиби случайно увидела шрам на его плече, след от пулевого ранения. Пуля задела лишь по касательной. По словам Артура, его спасла кожаная портупея. Иначе могло быть гораздо хуже, добавил он с улыбкой. Он еще счастливчик. У парня, который стоял рядом с ним, пуля попала прямо в глаз и пробила череп насквозь так, что мозги брызнули во все стороны. Благодаря этому шраму Фиби изменила отношение к жизни.

Фиби позвонила в театр из телефона-автомата. Сказала, что у нее желудочные колики и выступать сегодня она не может. Своим соседкам по квартире она послала визитку, коротко уведомив их, что отправляется на встречу с семьей Артура.

Они прогулялись по Сент-Джеймсскому парку, с грустью обнаружив, как много павильонов на территории парка сдавали в аренду или были переоборудованы в спортивные площадки, тоже наверняка платные. Прохладный свежий воздух приятно остужал горящие щеки. Они свернули на Бонд-стрит и заглянули в «Фенуик», роскошный универмаг, славящийся широким ассортиментом предметов роскоши и аксессуаров на любой вкус. Там Артур купил ей теплое пальто, меховую шляпку-кубанку и муфту, потом они еще какое-то время побродили бесцельно по магазинам, пока, наконец, Артур не увидел то, что искал: тот самый ювелирный магазин, в котором он еще раньше вознамерился купить ей кольцо.

Решительным шагом он направился к дверям и прямо с порога громогласно объявил:

– Мне нужно обручальное кольцо!

– Артур! Прошу тебя! – схватила его за руку Фиби. – Ты же еще даже не сделал мне предложения.

При последних словах лицо ее покрылось легким румянцем.

– Но ты ведь согласна, не так ли? – он устремил на нее исполненный мольбы взгляд.

Ошарашенный продавец молча ожидал за прилавком, что она скажет в ответ.

– Пожалуйста, давай повременим! – взмолилась Фиби, лихорадочно пытаясь привести свои мысли в порядок. – Давай сделаем все, как положено! Твои родители, моя семья… Не хочу, чтобы ты бросался в женитьбу, словно в омут с головой! Вдруг потом ты пожалеешь о том, что сделал? Пожалуйста!

– Я не могу ждать, Фиби! У меня нет времени. Садись и подбери себе что-нибудь красивое.

Фиби не знала, куда ей деваться от смущения.

– Пожалуйста, давай обсудим это позже, без свидетелей! – проговорила она тихо и направилась к дверям.

– Так ты все же отказываешь мне?

– Конечно же нет! – улыбнулась она в ответ. – Но обручальное кольцо – это всегда сюрприз! Вот и выбери мне его сам.

– Отлично! Тогда будь умницей и подожди меня снаружи, а я постараюсь подобрать что-то такое, что тебе наверняка понравится. Конечно, по всем правилам моя семья тоже должна преподнести тебе что-то в качестве подарка, но на такие формальности у нас сегодня точно времени нет!

Фиби не оставалось ничего другого, как молча выйти на улицу и с дурацким выражением лица прогуливаться вдоль витрин. «Как оно все будет?» – растерянно пыталась она представить себе знакомство с родителями. Через несколько минут вышел Артур с нарядной коробочкой в руке.

– Ну вот! Все в порядке! Если размер не подойдет, то ты сама виновата. А сейчас идем отмечать нашу помолвку. По такому торжественному случаю предлагаю «Ритц».

И вот они сидят в роскошном зале, поражающем обилием позолоты и лепнины. Фиби любуется богато расписанным потолком, вокруг полно нарядно одетых посетителей, все столики заняты, а Артур протягивает ей, наконец, коробочку с кольцом.

– Вот он, твой сюрприз! Полюбуйся!

Она открывает темно-синюю кожаную коробочку, изнутри обитую небесно-голубым бархатом. Посреди лежит красивое плоское кольцо с целой россыпью крупных бриллиантов и сапфиров в золотой оправе.

– Сапфиры – в тон твоим глазам, – начинает он давать свои пояснения. – А бриллианты в честь нашей любви, которая продлится вечно. Тебе нравится?

– Очень! Оно великолепно! Спасибо тебе!

А дальше Фиби ждет разочарование. Как она ни старается натянуть кольцо на палец, не получается. Кольцо ей катастрофически мало. Слезы отчаяния выступают на глаза.

– Такое красивое! – восклицает она с горечью. – Но ужасные костяшки на моих пальцах…

– Не переживай! Мы его растянем в мастерской! Главное – что ты теперь моя невеста! Фиби Фей!

– Нет, мое настоящее имя – Фиби Бордман. Фей – это мой театральный псевдоним. Ты же знаешь, «на театре», как выражались в былые времена, все фальшивое.

– Зато ты у меня – настоящая! И мне дела нет до того, как тебя зовут в действительности. Сейчас я могу со спокойной совестью снова отправляться на фронт, зная, что ты будешь меня ждать.

– Для этого вовсе не надо было покупать такое дорогущее кольцо. И не надо пока никому ничего говорить. Иначе меня больше не отпустят на фронт с концертами. Решат, что я рвусь на передовую исключительно по личным мотивам. А я тоже хочу внести свою, пусть и крохотную, лепту в общее дело. Одним словом, хочу быть полезной.

Она коснулась губами его впалых щек, потом поцеловала в уставшие глаза.

– Будь по-твоему! Пока все оставим в секрете, но в мой следующий приезд домой мы обязательно поженимся. У меня поезд ровно в шесть с вокзала Ватерлоо. Ты меня проводишь?

Они снова вернулись в гостиницу и заперли дверь на ключ изнутри. Но, боже мой, как же быстро промелькнули те несколько часов, которые у них оставались в запасе. И вот уже нужно было подниматься с кровати, одеваться, ехать на вокзал, битком набитый пассажирами. На перроне уже было полно военных в самой разной форме, тут же стояли заплаканные женщины, провожающие на фронт своих мужей и сыновей. Едкие клубы дыма, стелющийся по земле пар, гарь, копоть, суетящиеся вокзальные служащие, носильщики. В глазах рябило от обилия хаки, разноцветных лампас, шевронов и нашивок.

Фиби молча навалилась на руку жениха, отчаянно жалея лишь об одном: что никто в эту минуту не видит ее новенькое обручальное кольцо. Какая же она дура! Надо было прежде определиться с размером. Впрочем, какое все это имеет значение сейчас?

– Пожалуйста, не торчи на платформе! – просил ее Артур. – Хочу запомнить тебя улыбающейся. Пиши мне, пиши часто. Буду ждать. Не знаю, когда сумею вырваться в отпуск в следующий раз. – Он ласково глянул на нее сверху вниз. – Но я получил все, о чем мечтал! И даже больше. Отныне мы никогда не расстанемся, моя ненаглядная!

– Пожалуйста, береги себя! Не рискуй понапрасну, хотя бы ради меня. Я не вынесу, если с тобой что случится! – воскликнула она, бросаясь к нему на шею. И они сплелись в тесном объятии. А потом раздался свисток к отправлению состава, Артур легко запрыгнул на ступеньку вагона, а Фиби побежала следом по платформе. И бежала, махала рукой, пока не уперлась в край платформы. Там она остановилась и еще долго стояла в оцепенении, глядя, как последние клубы дыма исчезают за поворотом. Стемнело. Огромная луна величаво выплыла и загорелась на звездном небосклоне. А Фиби все стояла и стояла, не в силах сдвинуться с места.

– Разве мы не вернемся к Марти? – удивилась Калли, когда тетя ознакомила ее с планами на вечер.

– Нет, детка, уже поздно. А вдруг Марти нет дома? Ты только расстроишься. Мы навестим их завтра утром, накануне отъезда.

И снова Калли стала растерянно соображать, почему же тетя заранее не уведомила Ван Гугов о том, когда они приезжают. Неужели трудно было отправить обычную почтовую открытку?

Утром после завтрака они снова отправились по знакомому адресу. Дверь им открыла женщина. Она взглянула на посетительниц без тени приветственной улыбки на лице.

– Так это были вы! – сухо проронила она. – Мне передали, что вчера к нам наведывались какие-то иностранки. Марти на работе. Она живет в доме доктора постоянно. Рекомендации, которые вы ей дали, просто отличные. – Голос женщины звучал отчужденно, но, увидев расстроенное личико девочки, она смягчила враждебный тон. – Проходите же! – пригласила она их в дом.

Мать няни говорила на хорошем английском, но Калли все равно была сбита с толку. Рекомендации? Какие рекомендации? Ведь рекомендации пишут обычно тогда, когда служанка уходит от хозяев. Так зачем же Марти вдруг понадобились рекомендации?

– А я могу с ней увидеться и поговорить? – обратилась она к женщине на фламандском. Госпожа Ван Гуг удивленно вскинула брови, услышав родную речь.

– Нет, дорогая! Она сейчас на работе и не может с тобой встретиться. Но она оставила тебе письмо на тот случай, если ты вдруг зайдешь к нам. Ты хорошо говоришь на фламандском, Калли! – снова улыбнулась женщина и протянула ей конверт с письмом.

Калли непонимающе уставилась на тетю.

– Разве Марти не поедет с нами в Далраднор?

В комнате повисла напряженная тишина. Женщины молча переглянулись, и обе уставились на Калли.

– Оказывается, девочка даже ничего не знает! – воскликнула с негодованием мать Марти, скрестив руки на груди.

– Нет, я не стала ей говорить, – растерянно пробормотала Фиби. – Не хотела портить отдых. Они с Марти так привязались друг к другу…

– Не хотите ли чашечку чая? – предложила хозяйка вежливым тоном, но в глазах ее, устремленных на Фиби, плескалась откровенная неприязнь. Но вот она повернулась к Калли и снова по-доброму улыбнулась ей, а потом намеренно перешла на фламандский, зная, что Фиби их не поймет. – Мы всегда будем рады видеть тебя у нас, Калли! Марти очень переживает, что не смогла с тобой попрощаться. Она сильно по тебе скучает.

– Мы, пожалуй, пойдем! – заторопилась вдруг Фиби. – Спасибо, что приняли нас. Надеюсь, вы понимаете, пришло время… Марти ведь тоже было уже пора… возвращаться домой, к своим близким. Так ведь даже лучше для нее.

– Думаю, Марти сама в состоянии решать, что и когда для нее лучше. А время, мисс Фей, совсем тут ни при чем. Недаром говорят, что всему свое время.

Атмосфера в комнате снова накалилась, и тетя Фиби потащила Калли к дверям. На ее щеках вспыхнул густой румянец, когда Калли вдруг расплакалась.

– Я попрошу не устраивать мне сцен на улице! – приказала она безапелляционным тоном.

Калли была настолько раздавлена новостью, что шла за тетей, как во сне, безмолвно глотая слезы. Марти бросила ее, нашла себе новую работу и даже не сочла нужным попрощаться с ней. И что теперь будет, вдруг подумала она в ужасе. С кем она останется жить?

– Ну же! Приободрись! – сказала ей тетя. – Сейчас зайдем в кафе, и я закажу тебе мороженое.

– Не хочу мороженого! – с вызовом ответила девочка. – Меня от него уже тошнит!

Она понимала, что ведет себя грубо. Так нельзя разговаривать со взрослыми, тем более на улице. Но дух противоречия уже вселился в нее, и она не могла ничего с собой поделать. Горе было слишком велико.

Потом они сели на поезд и поехали из Брюгге снова во Францию. Дорога шла вдоль побережья, Калли с отрешенным видом глядела в окно: бескрайние поля, дамбы, каналы, и над всем этим ярко-синий небесный шатер. Зачем тетя Фиби потащила ее в этот Брюгге, если она прекрасно знала, что Марти больше не вернется к ним, недоумевала девочка. Но самое ужасное, и это ранило Калли больнее всего, Марти тоже знала обо всем с самого начала и ничего не сказала ей. Устроили такой большой секрет от нее, словно она совсем уж несмышленыш в пеленках. Трудно понять этих взрослых! Калли с раздражением отвернулась от тети. Было видно, что тетя тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Все время улыбалась и разговаривала с ней заискивающим тоном, а еще угощала конфетами.

– Пойми, Каролина! Ты уже взрослая девочка. Можешь обходиться без няни. А Марти изъявила желание вернуться к родным.

– Мне она никогда не изъявляла такого желания!

– Ну, взрослые не всегда посвящают в свои планы детей. У тебя, кстати, тоже впереди много перемен. Ты пойдешь в новую школу и будешь жить там постоянно. Познакомишься с девочками, обзаведешься новыми подружками…

Вот так Калли узнала, что она будет учиться в закрытой женской школе Святой Маргариты на восточном побережье Шотландии. Отныне она сможет навещать Далраднор только во время каникул. Это был второй удар за день, от которого она и вовсе лишилась речи.

– А что же будет с Кулейном? И с моим пони Гектором? – спросила она после некоторой паузы дрожащим голоском.

– За ними присмотрят миссис Айбел и садовник Том.

Вот оно как, размышляла девочка. Значит, они все спланировали заранее, у нее за спиной. Все, все знали, кроме нее самой! А сейчас ей еще придется торчать бог знает сколько времени в этом паршивом Лондоне! От одной мысли о такой перспективе ей стало плохо.

– Хочу домой! – Калли почувствовала, как слезы градом покатились по ее щекам. – Я хочу поскорее увидеть Кулейна. Он, наверное, решил, что я его бросила!

– Ты уже большая девочка, Каролина! Тебе понравится новая школа, вот увидишь! Это одна из лучших школ во всей Шотландии. Там столько всего интересного! Много всяких игр…

Напрасно Фиби пыталась поднять ей настроение, Калли и слушать ничего не хотела. И в каюте парома, перевозившего их на другой берег Ла-Манша, она тоже сидела молча. Благо тетю замучила морская качка, и она лежала пластом с позеленевшим от постоянных позывов на тошноту лицом. Калли лишь злорадно усмехнулась про себя, наблюдая за мучениями тети. По крайней мере, та хоть не лезла к ней со своими утешениями и оставила ее в покое. Самое время прочитать, что написала ей Марти. Калли извлекла письмо из кармана. Оно было написано на фламандском. Что же, тем лучше! Она не собирается делиться содержанием письма ни с кем.

Моя дорогая Калли!

Прости, что не смогла попрощаться с тобой так, как мне хотелось бы. Я дорожу каждой минутой, которую провела рядом с тобой, наблюдая за тем, как ты взрослеешь на моих глазах. И вот ты уже почти совсем выросла и готова к большим переменам в своей жизни. Мисс Фей хочет отправить тебя в закрытую школу. Она попросила меня ничего не говорить тебе вплоть до нашего отъезда. Мне было очень тяжело притворяться и делать вид, будто ничего не случилось, поверь мне! Я буду очень сильно скучать по тебе, но запомни: я навсегда останусь тебе другом. И если ты захочешь написать мне, я с удовольствием отвечу на все твои письма. Еще раз повторяю: это был не мой выбор. Так решила мисс Фей. Она посчитала, что отныне у каждой из нас должна быть своя жизнь.

Твоя любящая подруга

Марти Ван Гуг.

Так это все дело рук тети Фиби! Это она заставила Марти уехать из Далраднора! Но почему?! Почему? Почему? Впервые в жизни Калли почувствовала, что больше не доверяет тете. Более того, она ее ненавидит! Да она с ней даже разговаривать после этого не будет! Девочка свернулась калачиком в кресле, стараясь не расплакаться. Конечно, она не совсем справедлива к Фиби. Ведь как-никак та ее единственная родственница на свете. И тетя заботится о ней. В глубине души Калли понимала, что обязана слушаться и делать то, чего от нее хотят. Но боже мой! Каким же ужасом преисполнилось ее сердце при одной только мысли, что совсем скоро ей придется расстаться со своими четвероногими любимцами и долгие месяцы провести вдали от Далраднора в толпе незнакомых девочек.

Почти всю дорогу Фиби безвылазно просидела в уборной, чувствуя себя хуже некуда. А дочь, надувшись, словно сыч, молча коротала время в каюте. «В один прекрасный день она еще скажет мне спасибо», – убеждала себя Фиби в собственной правоте. Напрасно они поехали в Брюгге. Вот это была ошибка! Наверное, следовало рассказать дочери все много раньше, подготовить ребенка к тем переменам, которые грядут в ее жизни. Но что сделано, то сделано. У Фиби ведь совсем нет опыта общения с детьми такого возраста, как Каролина, которой все случившееся пойдет только на пользу. Чем раньше она поймет, что жизнь полна не одних лишь приятных сюрпризов, тем лучше для нее. В конце концов, ее же не отсылают в какой-то сиротский приют, затерянный в глухомани. Школа Святой Маргариты – престижная и дорогая закрытая школа, в которой поощряются самые прогрессивные методы обучения. Девочка получит первоклассное образование, будет проводить много времени на свежем воздухе, среди красивых горных пейзажей. Чего еще желать?

Школа стала альма-матер для многих известных врачей и педагогов, прославившихся своими инновациями в области педагогики и медицины. Каролине еще повезло, что ее приняли. Правда, подсуетились Китти и ее старый друг Кристалл Макмиллан. Сэр Лайонел тоже одобрил выбор, написал, что о лучшей школе для такой яркой и способной девочки и мечтать не приходится. Но чем ближе они подъезжали к Далраднору, тем острее Фиби чувствовала, что концовка их совместного с дочерью летнего отдыха оказалась смазанной. И исключительно по вине Фиби. Миссис Ван Гуг абсолютно права. Всему в этой жизни есть свое время.

В Далраднор они приехали уставшими и измученными сверх всяких сил. Что не помешало Каролине тут же опрометью броситься к своим любимцам. Она даже не взглянула на тетю, не поблагодарила за путешествие. Фиби почувствовала себя уязвленной, но не подала виду перед слугами и почти сразу же погрузилась в хлопоты, связанные с подготовкой к школе. Нужно было пройтись по длинному списку необходимого и проверить еще раз, все ли у них в порядке с формой, закуплены ли учебные пособия, которые понадобятся для занятий в новой школе. Плюс еще купить теплое зимнее пальто, строгий костюм из твида для посещения воскресных служб в церкви, ворох нижнего белья и одежду для занятий спортом. Набиралась целая гора вещей, каждую из которых еще предстояло снабдить ярлычком с именем Каролины. Но это было уже по части миссис Айбел, которая бесшумно сновала из комнаты в комнату, делая все, что положено: подписывала, учитывала и паковала вещи в тяжеленный кофр, который после завершения всех приготовлений немедленно отвезли на станцию и отправили поездом к месту назначения.

Каролина целыми днями пропадала на улице, и Фиби ее почти не видела. Последние летние денечки, теплые, напоенные ароматом спеющих яблок и куманики, с нестройным жужжанием пчел, торопящихся собрать последний дар на цветочных клумбах в саду. Старинный каменный дом утопал в золотом сиянии, и вода в озере переливалась, словно ограненный алмаз. Таким Фиби увидела Далраднор впервые, когда привезла под сень здешних райских кущ новорожденного младенца, жалея лишь об одном: что Артур никогда не увидит своей дочери. И вот маленькая крошка превратилась в быстроногую девочку, подвижную и стремительную, как лань. Конечно, для Каролины Далраднор – родной дом. Другого у нее просто не было.

В день отъезда Каролина стояла белая как мел, в новом матросском костюмчике, но выражение лица у ребенка было такое, словно ее отправляют не в школу, а на рабские галеры.

– Семестр закончится, не успеешь и оглянуться! – старательно успокаивала ее миссис Айбел. – И снова будешь дома! Всегда можешь привозить сюда своих новых подружек на каникулы.

– На каникулы я должна буду ехать в Лондон, к ней! – сказала, как отрезала, Калли, глядя в упор на Фиби.

– Но до каникул еще дожить надо! – примирительно начала миссис Айбел. – А потому не будем себе портить нервы раньше времени. Впереди у тебя столько всего интересного: новая школа, новые друзья. Уверена, ты подрастешь за один семестр на целых шесть дюймов.

Калли бросилась к экономке и обхватила ее за шею руками, стараясь не расплакаться.

– Я напишу вам, миссис Айбел. Обязательно напишу!

С Фиби девочка всю дорогу держалась подчеркнуто вежливо. Подъехав к школе, они оставили Тома в машине на въезде, а сами пошли пешком по подъездной аллее в направлении высокого серого здания. Издали школа была похожа на собор. Калли невольно восхитилась красотой открывшегося пейзажа. Вокруг царило настоящее столпотворение: родители, легковые машины, шоферы, девочки, многие с музыкальными инструментами в футлярах, приветствуют друг друга радостными возгласами и тут же попадают в объятия подружек. Всех новеньких сверяли по специальным спискам старосты из числа старшеклассниц. Девочки, облаченные в строгие мантии, старательно демонстрировали безупречность манер.

– А сейчас попрощайтесь со своими близкими! – обратилась к новеньким учительница, тоже в мантии и в академической шапочке с плоским квадратным верхом.

Фиби сделала шаг навстречу Каролине, надеясь, что та ее обнимет. И это станет первым шагом к примирению и признаком того, что ее простили за невольную жестокость. Ведь все же это делается ради блага дочери!

Но Каролина резко отвернулась в сторону.

– Ты можешь ехать. Со мной все в порядке, – проговорила она безразличным тоном. – До свидания! Спасибо, что привезла меня сюда.

Синие глаза, глаза ее незабвенного Артура, были холодны как лед, подбородок решительно вскинут, плотно поджатые губы не оставляли сомнений: разговор окончен.

«Вот и вся благодарность за мои труды, – думала Фиби, вздыхая, пока шла к машине. – А чего же ты хотела?» В ушах снова раздался сердитый голос Китти. Ты лишила ребенка всего, что она любила. Даже любимую собаку отобрала. И после этого ты еще ждешь каких-то благодарностей? Дай ей время, может, все и образуется.

Образуется ли, спрашивала себя Фиби. Дождется ли она когда-нибудь благодарственных слов от дочери? Фиби чувствовала неприятную тяжесть в желудке, и ноги стали ватными. Ей стало совсем нехорошо. На выходе она замешкалась, и у нее вдруг возникла безумная мысль. А что, если сейчас вернуться и забрать дочь с собой? Но, оглянувшись, она увидела, что новеньких уже успели куда-то увести.

– Что я наделала? – выкрикнула она, глядя в пустоту. – Что я наделала!

Фиби почувствовала, как ее охватила паника. Будто она только что отбросила от себя прочь что-то очень дорогое и очень важное в своей жизни. И еще вопрос, сумеет ли она снова обрести все то, с чем так легко рассталась…

 

6

1928 год

По пути в Шотландию Фиби остановилась на ночлег в гостинице. Протяженные летние каникулы Каролина должна была провести в Далрадноре. Она не рискнула лишать дочь шанса пообщаться со своим любимым псом и пони Гектором. Наверняка и сэр Лайонел придумает какой-нибудь веский повод, чтобы повидаться, хотя бы тайком, с внучкой, в воспитании которой он принимал участие.

Фиби только что закончила съемки в новом немом кинофильме. В главной роли снялся сам Айвор Новелло, звезда экрана последних лет, а в качестве режиссера-постановщика выступил Фред Хичкок. После успеха своего предыдущего фильма «Жилец» он был преисполнен решимости создать еще один леденящий душу триллер. Роль у нее была проходной, но компания на площадке подобралась хорошая, и Фиби была довольна съемками.

В последнее время все новости с киностудий крутились исключительно вокруг технической новинки под названием «звуковое кино». Звук, как ни странно, открыл перед Фиби широкие творческие перспективы. Не секрет ведь, что у многих актеров немого кино просто отвратительные голоса, которые требуется переозвучивать. Однажды Фиби привела Калли для участия в пробах. Она не сомневалась, что помощник режиссера попросит дочь, которая явилась на студию вместе со школьной подружкой Примроуз, остаться для дальнейшей работы, но дочь проявила абсолютное равнодушие к процессу кинопроизводства. Фиби казалась немного странной дружба этих двух девочек, но Каролина очень любила бывать у Примми в Йоркшире, в городке под названием Харроугейт.

Харроугейт находился всего лишь в нескольких милях от Лидса, но контраст был разительный. Сразу было видно: здесь обитают богатые люди. На каждом шагу бутики, спа-салоны, красивые ухоженные пригороды. Фиби никогда не рассказывала дочери о своих корнях в Лидсе. Миф о погибших родителях Каролины, родном брате Фиби и его жене, тоже был погребен под толщей лет за ненадобностью. Много лет тому назад Калли вдруг резко перестала интересоваться всем, что было связано с ее родителями. Иногда Фиби задавалась вопросом о том, как сложилась судьба ее второго брата, Теда. Наверняка он еще был жив. Но, пожалуй, встреться они сегодня на улице, то и не узнали бы друг друга.

Фиби нравилось навещать Калли. Величественное каменное здание школы Святой Маргариты наполняло чувствительную актрису священным трепетом, а суровая красота окружающей природы завораживала. Вокруг аккуратно подстриженные газоны, а всего лишь в двух шагах – бушующее море. Волны вот-вот готовы обрушиться и на кровлю здания, и на нарядные лужайки рядом со школой. Лучшего места для учебного заведения закрытого типа и не придумаешь. Артур наверняка бы гордился тем, что его дочь учится в такой привилегированной школе. Уже на подъезде к зданию Фиби увидела эстраду, воздвигнутую на одной из лужаек. Видно, готовилось выступление школьного оркестра. Рядом зеленели спортивные площадки и арена небольшого стадиона. Она направилась прямиком в шестой класс и оказалась в плотном кольце юных почитательниц своего таланта. Девочки стали засыпать ее вопросами о театре и кино. Фиби с удовольствием отвечала на все вопросы честно, ничего не приукрашивая. Ленч им подали в шатре, специально установленном посреди газона для особо почетных гостей и родителей. Девочки в нарядных летних платьях из разноцветного льна суетились вокруг, стараясь быть максимально полезными гостям, съехавшимся на праздник по случаю окончания очередного учебного года.

На лужайке между тем разворачивалось красочное действо: своеобразный спектакль – ожившая на глазах зрителей картина – марш суфражисток времен королевы Виктории. Девочки, облаченные в кринолины, отчаянно прорывали цепи полицейских кордонов. Некоторые приковывали себя цепями к импровизированным оградам, тут же происходили аресты активисток. В целом представление смотрелось неплохо. Правда, исполнительницы явно переигрывали, внося в развитие сюжета надрывную мелодраматическую ноту. Но юные артистки, одетые в арестантские робы, в холщовые фартуки и чепцы, марширующие с серебряными стрелами в руках, что по замыслу постановщиков должно было обозначать грядущее тюремное заключение, распевающие знаменитый гимн суфражисток «Станем плечом к плечу», очень старались.

Фиби попыталась отыскать глазами в толпе зрителей Каролину и ее подругу, однако, судя по всему, в представлении были задействованы именно ученицы пятых и шестых классов. Что ж, встреча с дочерью откладывается до вечернего чаепития.

Представление закончилось под громовые овации зрителей, и вдруг неожиданно для всех на старинной башне раздался звон колокола. Все стали задирать головы и смотреть, что происходит на звоннице. Увиденное впечатляло. Две девочки отчаянно карабкались вверх по кровле. В лучах яркого солнца было видно, что одна из них, огненно-рыженькая, замешкалась чуть ниже, а другая упорно ползет все выше и выше, туда, где на ветру трепетал флюгер. Раздались испуганные возгласы родителей. Фиби похолодела от ужаса. Неужели все повторяется? И она снова увидит своими глазами, как погибает Эмили Дэвисон? Оставалось лишь молиться. Господи, спаси и сохрани жизнь моей девочке… Господи, спаси и сохрани…

– С тобой все в порядке? Выше не лезь! – приказала Калли, заметив смятение в глазах подружки, пока они карабкались на крышу, пробираясь вдоль узкой балюстрады.

– Я сказала, что сделаю, и сделаю! – возразила Примми и стала разворачивать транспарант, который они сами соорудили, сшив несколько наволочек. – Возьмись за этот конец!

Прим явно зарывается, подумала Калли. В конце концов, это Калли все придумала, ей и доводить дело до конца.

– Слазь! – снова скомандовала она. – Я сама все сделаю. Да и места здесь маловато для двоих.

Но Примми стояла на своем:

– Не слезу! И потом, ты же не хуже меня знаешь, что вдвоем легче будет закрепить.

– Я справлюсь одна! Это приказ! – воскликнула Калли, стараясь перекричать ветер. Далеко внизу на них были устремлены десятки лиц. Внезапно идея установить стяг на такой высоте, да еще на глазах у публики, перестала казаться ей такой уж гениальной. Это нужно было делать ночью, когда никто не видит, мелькнуло у нее в мозгу. Но поскольку они с Примми уже сидят на крыше, отступать некуда. Начатое надо доводить до конца. Главное – чтобы Примми поскорее убралась. Пусть спускается вниз! Здесь гораздо выше, чем они предполагали. Вообще-то взобраться на старинную колокольню было проще простого, но, карабкаясь вверх, они зацепили и сдвинули с места несколько камней, и легкость, с которой те выскользнули из-под их ног и покатились вниз, заметно напугала обеих начинающих скалолазок.

– Прошу же тебя, Примми! Спускайся на землю! – взмолилась Калли и замерла, ожидая, пока подруга прислушается к ее словам и начнет двигаться вниз. Но вот лицо Примми исчезло из виду, теперь можно заняться главным.

Собственно, флюгер был совсем рядом. Калли даже показалось, что стоит ей как следует податься вперед, и она достанет его рукой. Девочки заранее приготовили широкую петлю, чтобы накинуть ее на флюгер. Еще одно усилие, и дело будет сделано. Но на самом деле расстояние до флюгера было еще достаточно приличное. Еще одно усилие! Калли подтянулась выше и, чувствуя, как немеют от напряжения руки, сделала несколько попыток, пока наконец ей удалось закрепить стяг на импровизированном флагштоке. На белой материи чернилами было написано следующее: ПЕРВОПРОХОДЦАМ – СЛАВА! В качестве стропа для подъема флага пошел в ход ее форменный блейзер ярко-синего цвета с отделкой из алых и золотистых галунов. Девочка перекинула блейзер вокруг флюгера, превратив его в надежный противовес для трепещущего на ветру знамени.

Когда подружки еще только задумывали свое рисковое предприятие, сама идея казалась им просто фантастически грандиозным розыгрышем. Но сейчас Калли понимала, что ничего забавного в их выходке нет. Даже с такой высоты ей было хорошо видно: никто из собравшихся на лужайке не смеется, наблюдая за ее отчаянными усилиями.

На какую-то сотую долю секунды Калли сковал ужас. Ей даже показалось, что нога непроизвольно соскользнула вниз. Но вместе со страхом неожиданно пришло доселе неизведанное чувство радостного возбуждения и полной внутренней свободы. Я сделала это! А раз так, то все остальное уже не имеет значения. Коль скоро она взобралась на крышу, значит, сумеет и спуститься вниз. Впрочем, спуск оказался гораздо труднее, чем она предполагала. Сверху ей было видно, как привратник тащит откуда-то огромную лестницу, как мужчины натянули внизу одеяла на тот случай, если она вдруг рухнет вниз. В эту минуту она снова почувствовала страх, у нее даже ноги стали непослушными. Но ведь там же внизу среди гостей и ее тетя Фиби. Она тоже смотрит, волнуется. Нельзя превращать день собственного триумфа в трагедию для всех. «И что мне теперь делать? – вихрем пронеслось в сознании. – Сохраняй спокойствие, спускайся шаг за шагом, дюйм за дюймом, так же, как ты карабкалась вверх. И не смотри вниз! Кладка на крыше выдержит твой вес.

Она почувствовала, как капельки пота выступили на лбу, как от напряжения стали влажными ладони рук. Еще одно усилие, еще одно маленькое усилие, и она почувствовала под ногами балюстраду. Ура! Спасена! Но, кажется, подумала Калли с замиранием сердца, все ее беды только начинаются. Там, на земле, триумфальной встречи победителей, судя по всему, не предвидится.

– Я хочу знать, Каролина, чего конкретно ты добивалась, демонстрируя перед всеми верх собственной глупости? И ты, Примроуз, тоже? – строгим тоном вопрошала их мисс Коркоран.

Обе девочки стояли за своими партами, понуро опустив головы, сзади молча смотрели на них еще не вполне оправившиеся от пережитого шока родители Примми и тетя Фиби.

– Что за блажь! – продолжала возмущаться директриса. – Решили устроить представление на публике, да? А о родителях вы подумали? О своей тете ты вспомнила, Каролина? Что они пережили, пока вы торчали там, на крыше, на такой высоте!

Фиби видела, как низко опустила голову ее дочь. Значит, понимает, что виновата. Действительно, все собравшиеся в ужасе следили за тем, что вытворяла Калли возле флюгера. Фиби даже боялась допустить мысль о том, что случилось бы с девочкой, если бы…

– Мы решили, мисс, что такой удобный случай напомнить всем о вашем любимом девизе, – пробормотала Каролина едва слышно.

– О моем что? – даже захлебнулась от возмущения мисс Коркоран.

Фиби впилась ногтями в кожу рук. В эту минуту она готова была провалиться сквозь землю.

– Но вы же всегда призываете нас идти вперед неизведанными тропами, быть пионерами во всем. Там, на крыше, я проложила путь с помощью своего блейзера.

– Понятно! Вознамерились устроить цирк на крыше, повеселить публику, начисто забыв об авторитете школы!

– Нет, мисс Коркоран! Ничего подобного! – подала голос Примми. – Мы с Калли организовали клуб первопроходцев и подумали, что нам тоже под силу совершить какой-нибудь смелый поступок, наподобие тех, которые совершали суфражистки.

– Но вы же могли разбиться насмерть, пока карабкались на эту башню. Ей уже несколько сотен лет, там нет никаких оградительных перил, ничего! Как вы сумели вскарабкаться туда?

– Мы проявили смекалку! – возразила Примми. – Вы же нас сами учите всегда и везде проявлять инициативу.

Девочка с победным видом посмотрела на своих родителей, которые с трудом прятали улыбки, наблюдая со стороны за этой неожиданной пикировкой.

Однако мисс Коркоран не видела в случившемся ничего смешного.

– Ваша глупая выходка могла закончиться трагедией и навлечь на нашу школу позор и бесчестие. А мы всегда гордились тем, что в своей воспитательной работе ставим во главу угла прежде всего дисциплину и здравый смысл.

Мама Примми выступила вперед.

– Мы отдали дочь в школу Святой Маргариты, потому что знаем, что здесь девочек учат не только здравому смыслу, но и умению думать. Ваши лучшие ученицы не боятся трудностей и всегда могут постоять за себя. Да, Калли и Примми решились на очень опасное предприятие. Но они еще слишком малы, чтобы понимать и чувствовать, что такое настоящая опасность. Для них это был всего лишь риск, попытка доказать себе, что они тоже что-то могут. Впрочем, сегодня они обе получили хороший урок, который запомнят на всю жизнь. – Женщина повернулась к Фиби. – А вы что думаете, мисс Фей? Как-никак ваша племянница была заводилой.

– Нет, мамочка! Ты не права! Калли заставила меня спуститься с крыши еще в самом начале. Она не разрешила мне лезть выше. А планировали мы привязать флаг вдвоем. Калли ни в чем не виновата! – преданная подружка была готова разрыдаться.

– Ну, вот вам и ответ! – сказала Фиби максимально бодрым тоном. – Две глупышки решились на мужественный поступок, не подумав о тех опасностях, которые их могут подстерегать. Мужество ведь тоже имеет свою цену. Право, даже не знаю, что еще добавить в их защиту.

– Так мы это дело не оставим! Дурной пример заразителен, как вы знаете. А благородство замысла и тот факт, что они еще не умеют анализировать, как взрослые, не является оправданием в данном конкретном случае. Мне надо хорошенько поразмыслить над тем, каким должно быть наказание для двух отчаянных альпинисток. Что-то такое, что пошло бы им на пользу. Спасибо, что согласились меня выслушать! – подвела черту под состоявшейся беседой мисс Коркоран. – Девочки, рекомендую и вам обдумать, как загладить перед школой собственную вину.

Фиби была почти счастлива, что их не выставили из школы прямо сейчас. Ей хотелось схватить дочь за шиворот и хорошенько тряхнуть хулиганку.

– О чем ты только думала! – зловеще прошептала она.

Все вместе они вышли на улицу. Девочки, бледные от пережитых треволнений, взялись за руки и, задрав головы кверху, увидели, что их знамя все еще полощется на ветру.

– Оно еще там! – хором закричали они. – Мы сделали это! А кто его снимет?

– Очень надеюсь, что на сей раз обойдутся уже без вашей помощи! – улыбнулся отец Примми. – Ну и кашу вы заварили! Вы двое! Не хотел бы я оказаться на вашем месте в новом учебном году!

– Если их еще возьмут обратно! – сердито обронила Фиби.

– О, не волнуйтесь, мисс Фей! Я хорошо знаю Дороти! Уверяю вас, в глубине души она даже гордится их поступком. Сейчас она точно знает, что среди ее учениц есть две девочки, которые в случае опасности не испугаются и не повернут назад. Вот уж воистину, первопроходцы! Впрочем, готов побиться об заклад, что с сего дня это слово навсегда исчезнет из лексикона директрисы. Ну что? Пошли посмотрим, оставили ли нам хоть немного чая.

Фиби с некоторой завистью посмотрела вслед родителям Примми, которые, взявшись за руки, медленно побрели к шатру. «Вам хорошо, – подумала она. – Вас – двое! Вдвоем вы сумеете обуздать свою своенравную дочь. А что делать мне одной?» Она похолодела при мысли о том ужасе, который пережила, пока ее собственная дочь карабкалась вниз. Замирая от страха, что в любую минуту девочка может сорваться и разбиться насмерть, Фиби чуть не умерла. Эти мгновения она запомнит на всю оставшуюся жизнь. Что же до утраты блейзера, так это сущий пустяк! Дорогая тряпка, которую всегда можно заменить на новую. Совсем не то, что потерять собственного ребенка.

Она обняла Каролину за плечи, и они молча пошли к шатру, где все еще подавали чай.

– Пожалуйста, прошу тебя, больше никогда меня так не пугай, ладно? – проговорила она уже возле самого шатра.

 

1933 год

Дорогая Марти!

Спасибо за приглашение на свадьбу. К сожалению, я не смогу поздравить тебя лично. Мы вместе с Примми отправляемся в горы в национальном заповеднике «Каирнгормс». В поход мы пойдем под руководством инструкторов. Мы к тому же командиры отрядов бойскаутов и должны подтвердить свое звание, получив по итогам похода соответствующие значки. Желаю вам с Андре огромного счастья. Тетя Фиби отправила тебе свадебный подарок от нас двоих. А вообще-то лето выдалось на редкость неудачным. Кулейн съел какую-то гадость, и его, бедного, пришлось усыпить, чтобы не мучился. Мы его похоронили в нашем саду прямо возле ограды. Мне очень его не хватает. Мы с Примми останемся в Лондоне до начала каникул.

Любящая тебя Калли.

 

7

Август

– Если вдруг начнется война, я тоже хотела бы заняться чем-то стоящим. А ты? – спросила Калли у Примми, разглядывая фотографию тети в военной форме. – Не станем же мы бегать распомаженными по всяким светским вечеринкам!

Калли была рада, что лето она проведет в обществе Примми. Она обрела свою лучшую подружку в ту самую минуту, как переступила порог школы Святой Маргариты и увидела испуганно жмущуюся в толпе девочку, такую же потерянную, как и она сама. Ее сразу же потянуло к Примми, и очень скоро они стали неразлейвода: девочек даже поселили в одну комнату. Обеих отличало немногословие, обе предпочитали больше слушать, чем говорить, обе были изобретательны.

Конечно, имя Примроуз, что буквально означает «примула», не очень-то шло ее рыжеволосой подружке. Калли никогда в жизни не видела такой огненно-красной шевелюры, как у Примми. А стоило той искупаться в море, и волосы тотчас же завивались в сотни мелких спиралек, таких упругих, что их невозможно было расчесать и заплести в косы. А потому для Примми сделали исключение из правила и позволили сделать короткую стрижку. Новая прическа очень ей шла: вьющиеся волосы образовали над головкой девочки настоящий золотистый ореол. Зеленоглазая, веснушчатая Примми была не очень сильна в спорте, зато по части математики и прочих точных наук числилась среди лучших. Она училась легко, казалось, совсем не прикладывая усилий и впитывая в себя знания, словно губка. А вот Калли приходилось не только внимательно слушать на уроках, но еще и конспектировать, а потом зубрить, зубрить и еще раз зубрить. Что не спасало, и почти по всем дисциплинам она тащилась в хвосте. Исключение составляли лишь языки. Немецкий и французский она знала в совершенстве.

Примми слушала подругу рассеянно. Она разглядывала толстый альбом в переплете из красной кожи, куда тетя Фиби когда-то вклеивала старые театральные программки, сценические фотографии и открытки, относящиеся к тем далеким временам, когда она еще только-только начинала свою сценическую карьеру на подмостках варьете.

– Ну разве она не красавица? – усмехнулась Примми. – Нет, твоя тетя и сегодня выглядит сногсшибательно. Но на этих фотографиях… Настоящая кинозвезда! И эти живописные шляпы…

– А мне они кажутся безобразными. Такое уродство! Особенно вот эта! Колесо колесом! Ты только представь себе, каково сегодня пройтись по улице в такой шляпе! Ужас! Старая мода всегда немного смешна, правда?

Калли нравилось, как одеваются современные женщины, особенно в столице. Узкие облегающие юбки, небольшие аккуратные шляпки колпачком. И все же лучшей одеждой в мире она по-прежнему считала килт и вязаный свитер.

– И те фотографии, на которых твоя тетя заснята в военной форме, мне тоже нравятся. – Примми перевернула очередную страницу. – Вот эта, например. – На фото Фиби была запечатлена в палате военного госпиталя. – Она ведь служила во Франции, да?

– Да нет! Она выезжала на фронт в составе концертных бригад. Это твоя мама работала в военном госпитале.

Калли знала, что Бетти Макалистер в годы войны проявила настоящий героизм. Горными тропами она перебралась из Греции в Сербию, чтобы помогать раненым бойцам сербской армии.

– Мама говорит, что умение веселить и развлекать людей не менее важно, чем воспитывать. И то и другое делает их лучше, – возразила Примми. Она всегда и во всем старалась видеть только хорошее. И ей не очень нравилось то осуждение, которое вольно или невольно сквозило в словах Калли. Вечно она придирается к Фиби!

Примми перевернула последнюю страницу и увидела пухлую пачку разрозненных фотографий, открыток и писем. Они выскользнули из альбома и веером рассыпались по столу. Она взяла одну из открыток. – «Мистер Гарри Бордман», – было написано на обороте. – Кто такой? Любопытно! Открытка не отправлена. Марка чистая.

– Наверное, это – отец Фиби… мой дедушка, – ответила Калли равнодушно. Охота же Примми копаться в этом старье, подумала она, глянув на подругу.

– Я и не знала, что он из Лидса. Он еще жив?

– Давно умер. Как и мои родители. Я их никогда не видела.

Бордманы действительно прошли по ее жизни стороной. Она никогда не получала от родственников тети ни поздравительных открыток, ни подарков к Рождеству. Если честно, то Калли даже забыла о том, что у нее когда-то был дед. И вот впервые она задумалась над тем, что у тети Фиби тоже, оказывается, был отец.

– А ты хорошо знаешь Лидс? – неожиданно в ней проснулся интерес.

– Немного знаю. Мы всегда проезжаем Лидс, когда возвращаемся к себе домой. У тебя там есть родственники?

– Кажется, мой родной дядя все еще живет в Лидсе.

– Можем попытаться отыскать его. Мы ведь живем совсем рядом с Лидсом.

– Не уверена, что мне этого хочется. По-моему, тетя намеренно порвала отношения с родней много лет тому назад. Во всяком случае, я ни разу не слышала, чтобы при мне она завела речь о брате.

– Но если у тебя есть родной дядя, то должны быть и двоюродные братья и сестры. Это же так здорово!

Калли мельком глянула на адрес.

– Можно, конечно, попробовать! Ничего предосудительного в желании поддерживать родственные связи нет.

Примми отложила открытку в сторону.

– Итак, нас ждет настоящее приключение! – воскликнула она с энтузиазмом. – Представляешь, что будет, если тебе удастся отыскать потерянных родственников? Настоящий сюрприз для твоей тети! То-то она удивится! Совсем как в романе «Энн из Зеленых Мезонинов». Помнишь?

Примми очень понравился этот роман канадской писательницы Люси Мод Монтгомери. И не в последнюю очередь потому, что главная героиня романа Энн Ширли – тоже рыженькая, а она очень переживала из-за своих рыжих волос.

– Поживем – увидим! – неопределенно пожала плечами Калли, но все же положила в карман еще несколько старых фотографий из тетиного альбома, чтобы внимательно рассмотреть их еще раз, уже без Примми.

Двумя днями позже подружки сидели в поезде, уносящем их на север, обставленные со всех сторон чемоданами и дорожными сумками. Калли нравилось гостить у Макалистеров. Там их поджидали целая куча братьев и собак и непрерывно трезвонящий телефон в холле. Хамит, старший брат Примми, – настоящий бойскаут, и уже совсем взрослый. Собирается поступать в университет учиться на врача. Правда, подурачиться любит до сих пор. Доктор Бетти, мама Примми, руководит какой-то престижной клиникой для новорожденных малышей и их мам, доктор Джим практикует прямо на дому. Его консультация оборудована во флигеле рядом с домом. То есть все обитатели дома заняты делом, а потому целыми днями девочки предоставлены сами себе. Вечерами вся семья в обязательном порядке собирается в столовой за ужином, и уж тогда можно оглохнуть от шума. Какой контраст с той мертвой тишиной, которая царит в доме тети Фиби. У Макалистеров же, напротив, все пронизано весельем, оживленными и громкими разговорами, смехом.

– Ты взяла с собой открытку? – первым делом поинтересовалась Примми. Судя по всему, предстоящие поиски родного дяди Калли стали для нее почти навязчивой идеей.

– Забыла! – спохватилась Калли и, увидев расстроенное лицо подруги, виновато добавила. – Я запомнила улицу: Пил-стрит.

– А номер дома?

– Не помню!

– Из тебя никогда не получится хорошего детектива! – воскликнула огорченная Примми. Она как раз читала очередной детективный роман Дороти Сейерс под названием «Сильный яд». Одна из героинь этого романа, Гарриет Вэйн – кстати, тоже писательница детективных романов, – приводила ее в неописуемый восторг своей глубокой проницательностью.

При первой же возможности девочки отправились автобусом в Лидс. Город им совсем не понравился. Убогие дома, прилепившиеся друг к другу. Никакой зелени. Даже садиков возле домов нет. Все какое-то закопченное, мрачное, неприветливое. Неужели тетя Фиби выросла среди такой нищеты, удивилась про себя Калли. Это открытие стало для нее настоящим шоком. А вот Примми восприняла увиденное как должное. Вид затрапезных улиц и зданий совсем не отпугнул ее. Несмотря на свой юный возраст, она уже успела понять одну очень важную истину: не все могут позволить себе жить так, как им хочется. Многие живут, как получается.

Но на Калли, знакомой только с тем, как живут в Далрадноре или вокруг Кенсингтонского парка, то есть все те, кто могут позволить себе отправить своих дочерей учиться в школу Святой Маргариты, знакомство с трущобами Лидса произвело малоприятное впечатление.

– Ты уверена, что мы идем правильным путем? – спросила она у Примми, которая бодро шагала впереди, время от времени сверяя маршрут с названиями улиц на табличках.

– Уверена. Это рабочие кварталы. Тут живут те, кто работает на шахтах, на заводах и фабриках. Думаешь, все могут позволить себе жить на природе, как мы? Ты бы еще посмотрела на обитателей трущоб Глазго! Но, наверное, ты и сама все видела! Ведь поезд всегда идет через Глазго? Или ты спишь в это время?

– Что-то мне расхотелось искать моих родственников! Давай повернем обратно!

– Не будь снобкой! Если твои родители жили когда-то здесь, то почему бы и не узнать, где именно они жили? Мы можем даже отыскать их могилы.

– Нет! – вспыхнула Калли. – Не хочу!

Сама мысль о том, что ее родители упокоились не на тихом деревенском кладбище рядом с церковью, в окружении цветов и зелени, а в этом задымленном, черном от копоти городе, ранила ей сердце.

– Калли! Я никогда не считала тебя трусихой! Вперед, к намеченной цели! – Примми смело направилась к первому же дому в самом начале Пил-стрит и постучала в дверь.

– Простите, мы ищем мистера Бордмана, – мило улыбнулась она хозяйке, отворившей дверь.

– Это еще зачем? – женщина с шалью на голове посмотрела на девочек с откровенным подозрением. – Бордманы здесь жили сто лет в обед. Их уже и в живых, поди, никого нет. Нет! Вспомнила! Мне говорили, что кто-то из братьев, видно, младшенький – не помню, как его зовут, живет на Гладстон-стрит. Поищите его там!

С этими словами женщина решительно захлопнула дверь перед носом у девочек.

– Отлично! – обрадовалась Примми. – Вот мы и взяли первый след! Идем на Гладстон-стрит! Судя по всему, это где-то рядом.

– Вдруг он на работе? – выдвинула свой контраргумент Калли. – Поехали лучше домой.

– Ерунда! Вполне возможно, он работает посменно. А ты просто придумываешь на ходу всякие отговорки!

С Примми всегда одна беда: она ничего не боится. Таким же бодрым шагом она заглянула в ближайшую лавку на углу и через какое-то время вынырнула оттуда с улыбкой до ушей и кульком разноцветного драже, которым немедленно стала угощать подругу. – Ступай за мной! Гладстон-стрит прямо за углом.

Калли, облаченная в свой неизменный килт, вдруг почувствовала себя совершенно чужой в этом неприветливом городе. На углу пыхтели трубками несколько мужчин. Они с откровенным любопытством уставились на девочек, видно, сразу же определив, что те не здешние.

Все улицы были похожи друг на друга: ряды покрытых копотью домов, два окна наверху, одно – внизу, цокольный этаж, утопающий в земле. Ступеньки крыльца, выкрашенные известкой, сетчатые занавески на окнах.

– Сейчас разговаривать будешь ты! – строго скомандовала Примми и постучала молоточком в дверь первого дома. – Спроси, как нам найти мистера Бордмана.

Пожилая женщина объяснила дорогу, проводив их беззубой улыбкой. Отступать было поздно. Калли усилием воли заставила себя подойти к искомому дому. Дай Бог, взмолилась она мысленно, чтобы все его обитатели были на работе. Но не успела она постучать, как дверь распахнулась, и девочки увидели жилую комнату. Навстречу им вышла темноволосая женщина в линялом фартуке с небрежно собранным пучком волос на затылке. Она уставилась на них в недоумении.

– Я не покупаю у коммивояжеров!

– Нет-нет! Мы не коммивояжеры! – поспешила успокоить ее Калли. – Тед Бордман здесь живет?

– Кто его спрашивает? – женщина впилась в них недоверчивым взглядом.

– Меня зовут Каролина. Я – дочь его брата Джо.

– Пройдите в дом! Тед, к тебе гости! – прокричала женщина в открытую дверь, ведущую на кухню.

Калли увидела мужчину, лежавшего на самодельном топчане возле кухонной плиты. В комнате сильно пахло лизолом и мятными пастилками от кашля, но было прибрано и чисто.

– Кто там, Хильда?

– Говорит, дочь Джо. Садитесь, мисс. Только кричите громче! Он у нас совсем глухой. Ничего не слышит.

– Кто ей такое сказал? – воскликнул мужчина, уставившись на Калли. Впалые щеки, ввалившиеся глаза, необычайная бледность лица, – все свидетельствовало о том, что мужчина серьезно болен.

– Меня зовут Каролина Бордман. А это – моя подруга Примроуз. Вот решили отыскать вас. Дело в том, что я – дочь Джо и Берилл. Но про своих родителей я знаю очень мало.

Калли сконфуженно умолкла, надеясь, что мужчина расслышал все, что она ему сказала.

– И кто же, интересно, наплел тебе такие басни?

– Тед, прошу тебя! Не сейчас!

– Тетя Фиби, ваша сестра.

Озадаченная неожиданным вопросом, Калли извлекла из кармана фотографию тети Фиби времен ее выступлений в варьете. Мужчина глянул на фотографию и расхохотался.

– Так вот какую легенду она для тебя придумала. Что ж, наша Фиби всегда была в душе большим романтиком. А она в свое время смотрелась эффектной штучкой, не правда ли? – Мужчина снова глянул на фото, потом перевел взгляд на Калли. – И ты тоже ничего! В нее пошла!

– Но моя мать Берилл Пул…

– Ничего подобного! Берилл вышла замуж за Эрни Маттерса, и у них с Эрни нет детей. А Джо погиб много раньше. Его сбили в темноте, когда он возвращался домой на велосипеде. На тот момент он даже не был женат. Что же до Фиби, то она вовремя улизнула из семейного гнездышка. Удрала в Лондон и носу не кажет в родные места. Впрочем, я ее не виню. Она помогала отцу деньгами до последнего. Но на похороны так и не явилась. А ведь это он помог ей в свое время сделать первые шаги на сцене. Ну да Бог ей судья! Вот только рассказывать всякие сказки… Прошу простить меня, мисс, как вас там зовут. Если вы и в самом деле приходитесь мне родней, то скажу откровенно: лично я вижу вас впервые в жизни. А потому резонно спросить: почему же я раньше ничего о вас не слышал? Думаю, вы должны устроить Фиби допрос с пристрастием. А я не желаю больше распространяться на эту тему. В любом случае рад знакомству. Никогда ведь не знаешь, что и как повернется в нашей жизни.

– Хватит, Тед! – оборвала его жена. – Не видишь разве, девочка и так в шоке! – Она повернулась к Калли и добавила ласково: – Простите, мисс, что не смогли ничем вам помочь.

Калли, оглушенная словами Теда Бордмана, подавленно молчала. На помощь, как всегда, поспешила Примми.

– Большое спасибо! Вы нам очень помогли! Наверное, здесь какое-то недоразумение. Извините, что напрасно побеспокоили вас. Тем более в ваш выходной.

– Какой выходной? – почти весело фыркнул Тед. – После того как закрыли фабрику, у меня все дни выходные. На нашей улице ни у кого нет работы. Разве вы не обратили внимания на толпы мужчин, бесцельно шатающихся по тротуарам? Если бы не Хильда, мы бы тут давно с голоду передохли. Она, молодчина, зарабатывает какие-то крохи поденщицей. Небось Фиби-то в Лондоне не сидит без работы, а?

– Да, она снимается в кино. А еще преподает вокал.

– Что ж, голос у нее всегда был хороший. Мечтала о большом будущем. Замуж так и не вышла? – наступил черед Теда задавать вопросы.

– Ее жених погиб под Сомом. Мы навещали как-то раз его могилу во Франции.

– Да, в этой бойне много наших парней полегло. Простите, мисс, что огорчил вас. Но у нашего Джо никогда не было детей. Да и бабником он у нас не был. Обожал только свою Берилл. Возвращайтесь домой и приприте мою сестрицу к стенке: пусть выложит вам всю правду! А уже потом присылает ко мне каких-то родственников.

– Извините, я не хотела вас обидеть! – прошептала Калли, с трудом сдерживая слезы.

– Тебя, детка, я и не виню. Во всем виновата та, кто повела себя нечестно.

– Спасибо, мистер Бордман! – снова вмешалась в разговор Примми. – Но нам уже пора! Пошли, Калли!

– Оставайтесь! – радушно пригласила их Хильда. – Вон и чайник на плите уже закипает. Сейчас попьем чайку.

– Большое спасибо, но нам действительно пора домой! – снова повторила Примми. – Да и Калли теперь есть над чем подумать.

– И не только ей! – пробурчал Тед. – Как говорят, яблочко-то недалеко от яблони падает. Сообщите мне, чем закончится вся эта рождественская сказка, если, конечно, не забудете, – голос мужчины заметно потеплел. – В любом случае мы всегда будем рады вам, кем бы вы нам ни приходились. Так приятно видеть в доме красивые молодые лица.

Девочки молча вышли на улицу.

– Прости меня, Калли! Это я во всем виновата! Втянула тебя в какие-то дурацкие поиски!

Примми осторожно взяла подругу за руку, но та рывком выдернула свою руку.

– Оставь меня в покое!

Всю обратную дорогу девочки шли молча. Примми с виноватым лицом тащилась сзади, не смея тронуть подругу. Но вот та повернула к ней свое расстроенное лицо и воскликнула с горечью:

– Кто же я на самом деле, Примми? И что имел в виду этот человек, когда сказал про яблочки, которые падают недалеко от своих яблонь?

– Понятия не имею! Тебе нужно будет серьезно поговорить с тетей Фиби и попросить ее объяснить, почему она лгала тебе столько лет.

Каникулы были бесповоротно испорчены. И в бойскаутском лагере все с самого начала пошло не так. Калли целыми днями бродила в одиночестве, снова и снова перебирая в памяти все то, о чем рассказал ей дядя Тед. Она вспоминала выражение его лица, его язвительный смех, когда она сообщила ему причину своего прихода, как он открестился от нее поначалу. Но почему столько лет ей внушали откровенную ложь? Разумное объяснение тут могло быть только одно.

Наверное, она была беспризорницей, которую тетя Фиби тайно удочерила, чтобы иметь возможность растить ребенка. Родная мать бросила ее, отдала еще младенцем в сиротский приют, и потому тетя Фиби тщательно скрывала от нее тайну позорного рождения, чтобы не травмировать ее понапрасну. Теперь понятно, почему у них в доме нет фотографий ее родителей. И никаких мелочей, тех дорогих сердцу памятных вещиц, которые обычно хранят в память об умерших. Поняла она и другое. Тетя Фиби намеренно не рассказывала ей о своем нищенском детстве в бедных кварталах Лидса. Зачем? Ведь ее прошлая жизнь так разительно отличалась от всего того, что окружало Калли сегодня: привилегированная школа, роскошный дом в Далрадноре.

Примми старалась держаться незаметно, лишний раз не докучать подруге. Это ведь она сподвигла Калли заняться поисками каких-то мифических родственников. Стараясь загладить свою вину, она постоянно суетилась вокруг, делая вид, что все хорошо. Но Калли точно знала: все хорошее уже в прошлом. Она – презренная сирота, подкидыш, которого подобрали из жалости. Почти как Энн Ширли, любимая героиня Примми.

Первые дни Калли ходила как в воду опущенная. Ей было жалко себя, она горько оплакивала свою судьбу и вообще ставила крест на своем будущем. Но постепенно волшебная красота окружающей природы сделала свое дело. Горы, прогулки по реке, долгие вечера у костра под звездным шатром ночного неба с веселыми песнями и играми – все это мало-помалу смягчило душу и растопило тяжесть на сердце.

– Ты в порядке? – поинтересовалась у нее Примми, когда их смена подошла к концу и они уже паковали палатки и прочее снаряжение, готовясь разъехаться по домам. – Тете написала?

– Со мной все в полном порядке! – бодро солгала ей Калли. – Писать я пока ничего не стала. Да это и не так уж важно.

– Ты так считаешь? А я думаю, что ты должна знать правду.

– Послушай, Примми! – голос Калли вдруг стал холодным как сталь. – Когда мне понадобится твой совет, я обязательно спрошу тебя! А пока оставь меня в покое! Прости…

Калли понимала, что зря обидела свою лучшую подругу. Но и та должна понять: отныне жизнь Каролины со всеми проблемами и грузом неразгаданных тайн – это ее жизнь, и она сама будет разбираться с ней. И первым человеком, к кому она обратится за помощью, станет Марти. Та обязательно должна что-то знать. Сразу же по возвращении домой она напишет ей письмо. Марти не станет ей лгать. И она никогда не бросит Каролину в беде!

Но тут Калли спохватилась. Ведь Марти только что вышла замуж. У нее медовый месяц, а тут давняя подопечная со своими глупыми расспросами. Нет, пока не время тревожить Марти. И Калли снова погрузилась в безысходность.

Ну почему нельзя стереть воспоминания о поездке в Лидс из памяти, стереть, как стирают ластиком ошибки в тетрадях, снова и снова спрашивала она себя. Сделать вид, что ничего не было и она ничего не знает. Но ничего не получалось! Весь мир стал вдруг чужим и враждебным. И лишь одно-единственное место на земле Калли все еще продолжала считать родным. Далраднор! Вот ее настоящий дом, где она всегда чувствует себя в полной безопасности. Скорей бы увидеть родные стены Далраднора! Там, и она это точно знала, все ее горести пройдут сами собой. Там и только там Калли чувствовала себя среди своих.

 

8

Фиби заметила перемены в дочери с той самой минуты, как увидела ее в Далрадноре. Девочка, словно улитка, свернулась в своей ракушке, наглухо захлопнув створки перед всеми. Каждый день Каролина отправлялась в долгие прогулки пешком, всегда одна, без провожатых. Или каталась верхом, тоже в полном одиночестве. За обедом рассеянно ковыряла вилкой блюда, что с такой любовью приготовила для нее миссис Айбел, а потом устраивалась с книжкой на подоконнике рядом с лестницей и с головой уходила в чтение.

– Я так рассчитывала на бойскаутский лагерь, – пожаловалась Фиби экономке. – Надеялась, горный воздух и прогулки в горах помогут прогнать эту ужасную бледность с лица.

– На все надо время, мисс Фей, – рассудительно отвечала та. – Подождем месяц-другой, посмотрим, что да как. Калли у нас уже совсем взрослой барышней стала. Но еще не успела оформиться: ни то ни се. И не девушка еще, но уже и не девочка. К тому же она, бедняжка, до сих пор страдает по своему верному другу Кулейну.

Миссис Айбел занялась приготовлением шоколадного торта.

– Вот, хочу успеть к чаю! Быть может, хоть это ее порадует!

– Она что, поругалась с Примми?

– Вроде нет! Просто, наверное, потерялась немного сама в себе. Говорю же вам, переходный возраст. К тому же скоро снова в школу. Как долго она еще там пробудет?

– Пока еще ничего не решено насчет школы. Я ведь хотела отправить Каролину в Швейцарию, чтобы свое образование она закончила там. Но теперь сама не знаю, что делать.

– Швейцария! – недовольно фыркнула экономка. – Это же будет стоить целую кучу денег. Разве нельзя подобрать что-то приличное поближе к дому? Например, в Лондоне.

В голосе миссис Айбел звучал явный упрек.

– У Каролины хорошо идут языки. Вот я и подумала, что в Швейцарии у нее будет отличный шанс усовершенствовать свой французский. К тому же отличная возможность покататься на горных лыжах. Завяжутся полезные знакомства, появятся новые друзья. Все это тоже важно.

– Может, вы и правы! – нехотя согласилась экономка. – Калли и правда последнее время сама не своя. Я уж было подумала… Ну, сами знаете! Девочки в ее возрасте… Вдруг она влюбилась в какого-нибудь молодого человека?

– Глупости! – вспыхнула Фиби. В ее глазах дочь все еще оставалась подростком-несмышленышем в темных чулках и школьной форме. – Ей еще только шестнадцать лет. Успеет навлюбляться, когда окончит школу!

В глубине души Фиби продолжала лелеять надежду, что сумеет отыскать знакомых, которые помогут пробиться ее дочери в высший свет и дебютировать при дворе, как и положено девушке из приличной семьи. Но знакомых среди аристократов, таких, которые взялись бы добровольно посодействовать реализации ее честолюбивых замыслов, у Фиби не было. Жена сэра Лайонела, та и вовсе знаться с ними не желала. Именно директриса школы, мисс Коркоран, подала ей идею подыскать для дочери хороший лингвистический колледж или отправить ее на курсы секретарш.

– Калли не сможет учиться в университете, – пояснила она свою мысль. – Девочка она способная, но все базовые предметы, которые необходимы для получения высшего образования, ее мало интересуют. Боюсь, она просто не справится с колоссальным объемом учебного материала, которым нагружают студентов.

Фиби была рада, что ей удалось выкроить время, чтобы хоть какие-то крохи летних каникул провести вместе с дочерью. Она уже запланировала поездки в Эдинбург, морскую прогулку на пароходе «Стерлинг касл», посещение картинной галереи в Глазго. Быть может, они даже побывают на одном из представлений в театре «Альгамбра».

Времена в стране были тяжелые. Особенно в больших городах. Портовые доки стояли пустыми, толпы безработных на улицах. И у всех на лицах печать обреченности, то самое выражение, которое сразу же выдает бедняка. Но кино, в котором она снималась, как ни странно, продолжало собирать полные залы и неплохо кормило ее. Она снялась в музыкальном фильме, где в главной роли блистала несравненная Джесси Мэттьюс, и сыграла еще одну роль в другом кинофильме в дуэте с Джеком Бучманом. Звуковое кино, заворожившее зрителей своей новизной, открыло блестящие возможности и для самой Фиби. Ее голос звучал гораздо мелодичнее, чем голоса многих звезд немого кино. Короче говоря, сейчас работы для нее было непочатый край. Что ж, нынешние времена не менее суровые, чем годы военного лихолетья. Тогда она веселила солдат, выступая перед ними с зажигательными музыкальными номерами, сейчас развлекает публику с киноэкранов.

Определенно, что-то гнетет Каролину. Она никогда не была капризной девочкой, никогда не требовала себе чего-то сверх меры. Что же до тряпок, то ее дочь по-прежнему была равнодушна к нарядам, а хождения по магазинам в поисках новых вещей считала пустой тратой времени. Она постоянно носила либо килт, либо брюки-галифе для верховой езды и всегда таскала с собой какую-нибудь книжку. Судя по всему, дочка и понятия не имела о том, какой красавицей смотрелась бы в обычном девичьем наряде. Фиби со вздохом глянула на собственное отражение в зеркале и побрела в гостиную, оставив Нэн колдовать над своим шоколадным тортом.

Да, никуда не деться от морщин и первых проблесков седины в волосах, а еще стала набирать вес, раздалась в талии. Пришлось посадить себя на строжайшую диету. Иначе объектив кинокамеры удвоит все ее габариты. Что ж, как ни верти, а ей покатил уже пятый десяток. Время стареть, а ее дочери, напротив, расцветать и хорошеть. Такова суровая правда жизни. Время, как известно, нельзя остановить. Какое счастье, что ей удалось зацепиться за роли характерных актрис. Те дни, когда она снималась для открыток, уже давно канули в Лету. Однако тщательный уход за собой, умело подобранный грим, продуманное освещение на площадке, вовремя подкрашенные волосы… Нет, все же пока она стареет весьма достойно.

Фиби отправилась по дому в поисках дочери, но нашла Каролину в саду. Склонившись над книгой, она сидела на скамейке возле могилы Кулейна.

– Что читаешь? – спросила у нее Фиби просто для того, чтобы что-то спросить. Сама она не была большой любительницей книг.

Каролина резко захлопнула книгу и отвернулась от нее с недовольным выражением лица.

– Ничего!

– Перестань, Каролина! Что с тобой творится в последнее время? Ты приехала из лагеря такая измочаленная. Уж не загоняли ли тебя по тамошним горам? – Шутка получилась довольно плоской.

– Со мной все в полном порядке! – Калли даже не повернулась в сторону тети.

Фиби, преодолев себя, села рядом.

– Миссис Айбел жалуется, что ты ничего не ешь. Возвращаешь назад полные тарелки. Ты же знаешь, как она не любит, когда остаются объедки. Сейчас такие трудные времена. В ее семье тоже многие сидят без работы. Грех оставлять еду нетронутой.

– Просто я не голодна. К тому же у нее всегда такие большие порции.

– Раньше ты не жаловалась на отсутствие аппетита. Напротив! Тебе всегда хотелось есть. Ты заболела? Или у тебя сейчас месячные?

Это была одна из немногих тем, которую Фиби не боялась затрагивать, зная, что Каролина уже готова к подобным разговорам. В школе девочкам, когда им исполнилось четырнадцать, прочитали обстоятельную лекцию об особенностях женского организма и прочих серьезных вещах.

– Перестань суетиться! – вспыхнула Калли. Наверняка она хотела сказать «Уходи прочь!», но не рискнула.

– Но я волнуюсь за тебя! – упорствовала Фиби. – У тебя такой несчастный вид. Расскажи своей тете, что тебя тревожит.

Фиби придвинулась к дочери поближе, но та тут же отстранилась от нее.

– А ты и правда моя тетя? Или это еще одна из тех сказочек, которыми ты меня пичкала все эти годы?

Итак, Калли нажала на курок. И почти сразу же поняла, что пуля попала точно в цель.

– Что ты имеешь в виду? Ведь я же была с тобой все эти годы.

– Была! Но тетя ли ты мне? Вот в чем вопрос!

– А кто же еще? Конечно! Я ведь тоже Бордман.

– Тогда не впаивай мне впредь всякое дерьмо про моих родителей, ладно? Я встречалась с дядей Тедом, и он сказал мне, что все твои россказни – чистой воды враки.

Фиби почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она сделала глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение, и слегка откашлялась.

– Когда это было? – спросила она, стараясь ничем не выдать своего волнения.

– Примми нашла в твоем старом альбоме с вырезками и фотографиями неотправленное письмо с адресом. Она уговорила меня съездить по этому адресу и узнать, живут ли там наши родственники. Вот мы и поехали в Лидс, нашли Пил-стрит, потом Гладстон-стрит, где живет сейчас Тед Бордман и его жена Хильда.

– Понятно. И что сказал тебе Тед? – Фиби из последних сил пыталась говорить так, как будто речь шла о самых заурядных вещах.

– Я показала ему твои фотографии и открытки с твоим изображением. Он посмеялся, выслушав мою историю, и посоветовал выяснить всю правду у тебя. Ему непонятно, в какие игры ты играешь, рассказывая мне о том, что ваш покойный брат был женатым человеком. Его невеста Берилл после смерти жениха вышла замуж за другого, но детей у них нет. Так почему же ты мне лгала, рассказывая, что Джо и Берилл – это мои родители?

– Все не так просто, родная! Просто мне не хотелось ранить твою душу. Правда не всегда ведь бывает приятной. Вот я и решила до поры до времени пощадить твои чувства.

– Не надо щадить мои чувства! Я готова услышать всю правду без прикрас! Итак, ты меня удочерила и воспитала как собственного ребенка. Из какого приюта ты меня выкупила? И почему все эти годы притворялась моей тетей? Что плохого в усыновлении сироты?

У Фиби поплыли круги перед глазами. Еще немного, и она лишится чувств. Каролина все поняла не так! Начать рассказывать историю ее появления на свет прямо сейчас – это обречь дочь на новые душевные страдания. А ведь Китти предупреждала ее в свое время, что настанет день, когда ей уже не удастся больше скрывать от дочери всю правду. И ей придется сполна заплатить за ту ложь, на которую она сознательно пошла. Ах, как жаль, что сейчас рядом с ней нет Китти и ей приходится вести баталию в одиночестве.

– Во-первых, Каролина, тебя никто и никогда не удочерял. Ты – не сирота! Ты – плод любви двух молодых людей, чей роман выпал на годы войны. И ты действительно сирота, ибо твой отец погиб, защищая родину. А твоя мать скрыла правду, потому что хотела защитить тебя от наветов. Ведь молодые люди попросту не успели оформить свои отношения до того момента, как ты появилась на свет. – Фиби почувствовала легкую дрожь во всем теле. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Прекрасно понимаю! Я – незаконнорожденная, бастард, дочь матери-одиночки! – проговорила Каролина ледяным тоном, но глаза ее метали громы и молнии.

– Нет… то есть да… в какой-то степени… в глазах общественного мнения и перед лицом закона. Но ты была желанным ребенком! Просто так распорядился рок, лишив тебя обоих родителей.

– Так все же где моя мать? – с яростью выкрикнула Каролина. – Она тоже умерла? Или передарила меня тебе в качестве сувенира?

– Разве ты сама не в состоянии понять, кто твоя мать? – взмолилась Фиби, заламывая в отчаянии руки. – Не заставляй же меня разжевывать тебе все до последней буквы.

– О нет! Только не это! Неужели это ты? – Каролина в ужасе отшатнулась от Фиби и подскочила со скамейки как ошпаренная. – Как ты могла? Как ты могла притворяться все эти годы моей теткой, когда на самом деле ты – моя родная мать? Я не верю этому! Тед сказал мне, что ты и не такие номера выкидывала в свое время, но чтоб такое… Какой жестокой надо быть, чтобы отказаться от собственного ребенка!

– Ах, нет! Все не так, как ты думаешь! Прошу тебя! Выслушай меня! – взмолилась Фиби. – Я просто хотела защитить нас обеих. Когда Артур узнал, что я жду ребенка, он сделал все от него зависящее, чтобы у нас с тобой был дом, а сэр Лайонел всегда…

– Так он тоже в курсе твоей лжи? Выходит, он – мой дедушка. А ты выдумывала какие-то сказки! Столько лет! Тебе не стыдно?! Убирайся прочь от меня! – Последние слова Калли выкрикнула, уже не помня себя от ярости, и пулей бросилась прочь.

Фиби безвольно упала на колени прямо на садовой дорожке.

– Как ты могла подумать, что я не хотела твоего появления на свет? – воскликнула она вслед дочери. Но и в такую минуту внутреннего напряжения холодным умом артистки она понимала, что какая-то часть ее естества не живет, а играет даже сейчас, разыгрывает душещипательную сцену из какой-нибудь мелодрамы. «Немедленно поднимайся с колен, – приказала она себе мысленно. – Кончай ломать комедию. Все имеет свою цену, вот и ты должна заплатить сполна по старым долгам. Оставь девочку в покое! Со временем она все поймет!» Фиби с трудом дотащилась до скамейки и плюхнулась на сиденье, пытаясь привести в порядок растерзанные чувства. Рядом с тем местом, где Калли похоронила своего Кулейна, пышно цвел куст поздних роз. Вокруг него вились пчелы, и их мелодичное жужжание напоминало о том, что лето все еще длится. «Ты лишила свою дочь всяких иллюзий, к тому же выбила почву у нее из-под ног, – продолжал нашептывать ей разум. – Стоит ли после этого удивляться, что она возненавидела тебя? Но ты – ее мать, ее родная мать! А потому ты обязана заново навести мосты с единственной дочерью и принять ее такой, какая она есть. Все в конце концов образуется. Вот увидишь! Все должно образоваться!»

 

9

Из сада Калли прямиком бросилась к конюшне. Гектор в стойле заметил ее уже издалека и тут же принялся всячески выражать свою радость.

– Здравствуй, мой мальчик! – поздоровалась с ним Калли. – Сейчас мы с тобой совершим хорошую прогулку. Только ты и я! – Она перекинула седло через спину жеребца и, держа его под уздцы, вывела со двора.

Они зашагали через поле, держа путь к тропе для верховой езды. Эту дорогу Калли знала как свои пять пальцев. Она торопилась изо всех сил как можно быстрее и как можно дальше уйти от Далраднора. Правда об истории собственного появления на свет жгла ее, словно каленое железо. Тетя Фиби – никакая ей не тетя, а родная мать. Тем не менее столько лет она с успехом разыгрывала перед всеми роль тети, живущей вдали от своей единственной племянницы. Как же все это гадко, подло, низко! Она ненавидит эту женщину за ее бессовестную ложь.

Ветер бил ей в лицо, а Гектор все дальше уносил от дома. Как ни странно, быстрый аллюр успокоил расходившиеся нервы. Да и не станет же она вымещать свою ярость на Гекторе. Он-то в чем виноват? По сути, пони – единственное родное ей существо на всем белом свете. Они остановились под большим деревом, и Калли спешилась, давая жеребцу возможность немного передохнуть. Сейчас она уже точно знала, куда держит путь. Еще немного, и они спустятся вниз вон по той тропе и выйдут прямо к мосту, по которому перегоняют вьючных лошадей. Перейдут на другой берег реки, а там уже два шага до имения Белфорс. Огромный дом из серого камня с зубчатыми сводами, высокой островерхой крышей, как в старинных замках, с башенками по углам. Главное, чтобы сэр Лайонел был дома.

Мысли звенели и гудели в голове, словно рой растревоженных пчел. Теперь понятно, почему сэр Лайонел знал, когда у нее день рождения и всегда приезжал к ним в этот день с подарками для нее. Все стало на свои места и получило разумное объяснение, включая и тот давний визит к обелиску, воздвигнутому в честь погибшего сына. Ведь сын сэра Лайонела был ее отцом, а она даже не подозревала об этом.

На подъезде к замку она снова спешилась и, навязав Гектора на привязь, направилась через широкую лужайку к парадному крыльцу, громко постучала в дверь и стала ждать, когда ей откроют. Через какое-то время на пороге появился дворецкий в черном смокинге.

– Доложите, что мисс Бордман хочет видеть сэра Лайонела Сетон-Росса.

– Он на охоте, мисс! – последовал ответ.

– Кто там, Фрейзер? – Женщина с худым заострившимся лицом, облаченная в твидовый костюм, подошла к дверям. – Ах, это ты! Проходи!

Калли впервые видела эту женщину.

– Простите, что побеспокоила вас. Меня зовут Каролина Бордман. Я из Далраднор-Хаус.

– Я отлично знаю, кто ты. Только удивляюсь, зачем ты сюда пожаловала! – бросила женщина полупрезрительно. Они молча пересекли просторный, облицованный мрамором холл и вошли в гостиную.

У Калли хватило выдержки не забыть о манерах.

– Простите, но кто вы? – проговорила она максимально вежливым тоном.

– Верити Сетон-Росс.

Женщина вальяжно расположилась на софе, кивком головы указав Калли на кресло напротив, затем извлекла из кармана кардигана портсигар.

– Итак, зачем явилась? – повторила она свой вопрос безапелляционным тоном.

– Я приехала повидаться с сэром Лайонелом. Хочу кое-что выяснить у него. Но я могу и подождать.

Девочка поднялась с кресла. Она была слишком возбуждена, чтобы сидеть на одном месте.

– Хм! Дай-ка я разгляжу тебя как следует! – женщина жестом поманила Калли ближе к камину, возле которого тоже стояло кресло. – Ты все знаешь, да?

– Знаю ли я, что сэр Лайонел – мой родной дедушка? Да, знаю! Мне только что сообщили об этом…

– Артур был моим братом, но из этого отнюдь не следует, что я являюсь твоей теткой. Даже и не мечтай о каких-то родственных узах между нами. В нашей семье твою мать не приняли с самого начала. Не знаю, что она там тебе плела о своей неземной любви к Артуру, но я скажу так. Она пыталась заарканить его с момента их первой встречи. И вот еще что! Никаких прав на наше имущество у тебя нет. Артур оставил твоей матери достаточно средств, чтобы ты не смела тянуть из нас что-то еще. Ты это хотела узнать?

Калли выпрямилась во весь рост.

– Я приехала сюда затем, чтобы узнать, правда ли то, что мне только что сообщила тетя Фиби. Мне ничего не надо ни от вас, ни от нее! – Она немного помолчала. – Что же до вашего нежелания быть моей тетей, то скажу так: в моей жизни и без вас было достаточно теть. Но никто из них не соизволил вплоть до сего дня сказать мне правду. А вы знаете – каково это жить с мыслью о том, что ты появилась на свет, как нежеланный бастард? Я думала, что отыщу в этом доме хоть каплю сочувствия. Но вместо этого вы с ходу обвинили меня в том, что я явилась к вам требовать денег. Хватит! С меня достаточно! Всего доброго, мисс Сетон-Росс!

Она пулей выскочила за дверь и вихрем пронеслась по холлу. Среди мраморных колоннад гулким эхом прозвучал стук ее стремительных шагов. Верити устремилась следом.

– Куда же вы, мисс? Вернитесь, кому говорю!

– И не подумаю! Проваливайте ко всем чертям! Все!

Калли промчалась мимо растерявшегося дворецкого, сама распахнула себе дверь настежь, выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, помчалась к Гектору.

– Мне нужна Марти! Одна только Марти сможет мне помочь! – залилась она слезами, обхватив Гектора за шею руками.

Но Марти была далеко. А сейчас рядом с ней стоял лишь старый пони. Лишь он один мог ее утешить. Только Гектора она и могла сейчас орошать слезами, уткнувшись лицом в его гриву.

– Куда же мне идти, мой мальчик? Куда нам с тобой податься?

Темнело, а Каролина все еще не возвращалась домой. Фиби нервничала. Дочь ускакала на своем Гекторе бог знает сколько часов тому назад, в одной тоненькой блузочке и брюках для верховой езды. Нервными шагами Фиби мерила гостиную, время от времени подходя к окну.

Миссис Айбел она лишь сказала, что у них с Калли случилась ссора, после которой девочка взяла своего пони и умчалась прочь.

– Надо сообщить в полицию! – рассудительно посоветовала экономка. – Мало ли что! Времена сами знаете какие! А уже темно!

– Подождем еще немного! – решила Фиби. – Может, они забрались с Гектором в какой-нибудь коровник и устроились там на ночлег? Каролина ведь ни за что не допустит, чтобы ее любимый пони простудился и заболел.

Послышался звук подъезжающей к дому машины, и Фиби опрометью побежала к дверям. Первым из машины вышел сэр Лайонел. Он все еще был в охотничьем костюме. Следом показалась его дочь.

При виде сэра Лайонела Фиби издала вздох облегчения. Он-то уж точно знает, что делать в подобных обстоятельствах.

– Я все знаю! – объявил сэр Лайонел, тяжело опираясь на палку. – Где она сейчас?

– Пока еще не вернулась! Но откуда вы знаете? А, понятно! Она приезжала к вам?

Вперед выступила Верити.

– Папа как раз был на охоте. Я ее приняла, кое-что сказала, поделилась с ней некоторыми своими соображениями… Но я же не знала, в каком она была состоянии! Пожалуй, я лишь все усугубила…

Последние слова прозвучали почти как просьба о прощении, но Фиби их даже не расслышала.

– Если что случится с девочкой… – начал сэр Лайонел резким тоном, а потом развернулся и вперил тяжелый взгляд в Фиби. – Наконец-то вы сообщили ей правду, как я понимаю!

– А что мне оставалось делать? Она разыскала моих родных, и те сообщили ей часть истории, после чего она вообразила, что я взяла ее из приюта. Проходите, пожалуйста, садитесь! Пора, наверное, призвать на помощь полицию. Как вы думаете? После того как умер Кулейн, пони для нее – все!

– Я постараюсь подобрать ей другого щенка такой же породы.

Сэр Лайонел уселся на предложенный стул, вытирая капли дождя со лба.

– Едва ли щенок нам теперь поможет. Все эти годы я поступала так, как считала лучшим… для всех нас! Старалась ничем не опорочить ваше имя, не бросить даже тень сомнения на светлую память Артура. К тому же мне нужно было позаботиться и о собственной репутации. И вот чем все закончилось! Я не знаю, что мне делать. Вас еще она, быть может, и послушает, сэр Лайонел! Но меня… Я просто в отчаянии! – Фиби бросила умоляющий взгляд на сэра Лайонела и его дочь. – Я в тупике! Боже! Какую же кашу я заварила! И сама, своими руками!

– У нее сейчас переходный возраст, – подала голос Верити. – Думаю, ей нужно поменять обстановку. Она все еще учится в школе Святой Маргариты?

– Я хотела отправить ее за границу для завершения образования, но сейчас и сама не знаю, как поступить. – Фиби тяжело вздохнула. Она понимала, что очередная встреча с дочерью не сулит ей ничего хорошего. Пожалуй, та сразу же отметет прочь все ее предложения. Да и вообще! Если Каролина не поймет все произошедшее так, как надо, их совместное будущее будет очень непростым.

– Позвольте дать вам один совет, мисс Фей! – неспешно проронил сэр Лайонел. – Все эти годы вы ни разу не позволили девочке принять самостоятельного решения. Вот я и думаю! Она уже достаточно взрослая, и следует у нее самой спросить, чего ей хочется, вместо того чтобы навязывать ребенку готовые решения. Как вы считаете? В любом случае, опираясь на собственный опыт, скажу так: сотрудничество всегда лучше любой конфронтации.

– Да она меня и слушать больше не станет! – воскликнула Фиби, и слезы градом покатились по ее щекам.

– Может, она послушает меня? Как полагаешь, Верити?

– Девчонка она резвая, я бы даже сказала, своенравная. Но, по-моему, с головой у нее все в порядке! Она прямолинейна, не боится говорить то, что думает. Уверена, в случае чего, она сумеет постоять за себя. Разумеется, Каролина не заслужила тех резких слов, которые я на нее обрушила, но она не растерялась и дала мне достойный отпор. В этой девочке столько силы духа! Она – не какой-то там изнеженный цветок, нет! И так похожа на Артура! Я чуть сознание не потеряла, когда увидела ее! Вылитая копия брата! Если мисс Фей полагает, что Каролину стоит отправить за границу, то надо попробовать. Вреда от этого точно не будет. А все остальное, то, что случилось сейчас, она переживет. Вот увидите!

– Главное, чтобы она не натворила каких-нибудь глупостей!

Дверь в гостиную слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова миссис Айбел. Женщина улыбалась.

– Спешу доложить, что потеря нашлась! Сама постучалась в дверь моей кухни. Я только что накормила ее горячим супом, свежими булочками с чаем и уложила в кровать, обложив бутылками с горячей водой. Считаю, что на сегодня с ребенка хватит наставлений. Пусть отсыпается себе на здоровье, бедняжка. Сэр Лайонел, не подать ли чаю? Или лучше принести капельку спиртного?

– Прошу вас, миссис Айбел, подайте нам всем троим! – распорядилась Фиби, облегченно вздохнув. – Слава богу, Каролина нашлась!

Завтра, быть может, подумала Фиби, она и воспользуется советом сэра Лайонела. И будет больше слушать, чем читать нотации. Ведь материнских обязанностей с нее никто не снимал. Завтра они попытаются вдвоем с дочерью начать все сначала, постараются забыть те несколько ужасных часов, которые едва не перечеркнули все их прошлое. Правда, новый старт не обещает быть легким. Ах, как же права оказалась Китти! Уже в который раз Фиби вспомнила, о чем предупреждала ее подруга много лет тому назад. Тогда она не прислушалась к ее словам, а зря! И как сейчас, скажите на милость, ей наводить мосты через ту пропасть, которая разверзлась между ней и ее дочерью?

 

10

1933–1934 годы

Калли была вознаграждена сполна за все те страдания, которые обрушились на нее вместе с правдой о ее происхождении. Во всяком случае, в школу ее больше не отправили. Какое-то время она провела в Далрадноре, потом перебралась в Лондон. Каникулы затянулись почти до Пасхи. После чего она должна была направиться в Западную Фландрию для завершения образования в одной из тамошних школ. Что хорошо, совсем рядом от Марти и Андре. Своей бывшей няне Калли излила всю душу и очень скоро получила от Марти письмо, полное теплых слов сочувствия и поддержки.

Любое знание всегда лучше неведения, – писала ей Марти. – Но ты должна понять и те мотивы, которыми руководствовалась мисс Фей, скрывая от тебя правду. Не забывай об общественном мнении, оно по-прежнему очень сильно. К тому же случившееся помогло тебе лучше узнать своего дедушку. Да и мисс Верити кажется мне очень разумной особой. Не забывай, ее единственный брат погиб на войне. Отныне сэр Лайонел для тебя не просто незнакомый чужой человек, а близкий друг. Уверена, он поможет тебе занять свое место во взрослой жизни. Изучение языков всегда приносит пользу. Если бы моих родных судьба не забросила в далеком 1914 году в Англию, я бы никогда не познала, что такое жизнь в чужой стране, не научилась бы говорить по-английски. Но главное – у меня никогда бы не появился такой добрый и сердечный друг, как ты. А потому не бойся плыть в неизведанное. Жизнь всегда воздаст за это сторицей.

Марти так похожа на Примми, подумала Калли. Она тоже во всем видит только хорошее.

Тетя Фиби изо всех сил старалась загладить свою вину, уменьшить степень напряженности между ними. Иногда ее старания были даже чрезмерными, ибо она была готова буквально распластаться перед дочерью. Когда она отправлялась на съемки, было лучше: не оставалось времени на ненужную суету. Правда, были еще и занятия в танцевальной школе тети Мейси, где Фиби пропадала все вечера, так что времени на общение друг с другом у них почти не оставалось.

Замок Гротен располагался к северо-западу от Брюсселя, недалеко от Брюгге, в живописной парковой зоне рядом с озером. Настоящий сказочный замок из розового камня, с типичной для французских замков архитектурой. Бесчисленное количество башенок, красивые решетчатые окна под самой крышей – словом, все те архитектурные излишества и красоты, которые характерны, как узнала сейчас Калли, для готического стиля в его чистом виде. Общую панораму завершала ровная вереница ступеней, ведущих к резному портику из белого камня, переливающегося в лучах солнца. Просто волшебный дворец в миниатюре. Марти, однако, осталась совершенно равнодушной к увиденным красотам. Она встретила Калли на вокзале в Брюсселе, и два дня та провела в их с Андре уютном домике с террасами. С удовольствием играла с малышкой Матильдой и даже пыталась петь ей колыбельные, которые еще помнила со времен собственного детства.

– Прекрасный замок, да? – не переставала восторгаться Калли всю дорогу, пока они шли с автобусной остановки.

– Не мешало бы покрасить стены свежей краской. Да и окна заодно вымыть! – Марти была настроена критично. – Посмотри, вся дорожка заросла сорняками! Ты уверена, что это именно то место, куда тебе надо?

– Да! Это ведь дом, который принадлежит графине Ван Гротен, не так ли? Значит, мне сюда!

– Если возникнут какие-то проблемы, немедленно отпиши мне и снова возвращайся к нам. А сейчас я зайду вместе с тобой в этот замок. Так, на всякий случай.

Милая, милая Марти! С нею Калли всегда чувствовала себя под надежным крылом и в полной безопасности. Вот так бы и с Фиби, подумала она с горечью.

Они позвонили в дверной колокольчик, и дверь им открыла маленькая изящная женщина лет пятидесяти с шиньоном, элегантно уложенным на затылке, и длинной ниткой тяжелого жемчуга.

– Ah, l’Anglaise… entrez… et vous? – уставилась она на Марти и добавила по-английски: – Вы кто? Служанка?

– Mais non, je suis Madame Kortrik. Друг семьи, – Марти тоже перешла на английский.

– Belgique?..

– Exactement…

Бедняжка Марти была выставлена графиней за дверь в два счета, но та все же успела, прощаясь, прошептать Калли на фламандском:

– Берегись этого солдафона в юбке!

Калли поставила чемодан на пол и огляделась по сторонам. Холл, богато декорированный старинными изразцами, на стенах развешено оружие из серебра и старинные шпаги.

– Все остальные девочки уже приехали! Ты опоздала! Невежливо заставлять хозяйку ждать. Ступай наверх, распакуй свои вещи. Встречаемся в гостиной ровно в пять. Я коротко ознакомлю вас с распорядком.

Калли не оставалось ничего иного, как молча поплестись по лестнице на второй этаж, а там сориентироваться в полумраке и пойти туда, откуда доносились голоса. Наконец она обнаружила большую спальню с шестью железными кроватями, установленными прямо на голом полу. На окнах висели шелковые шторы, отороченные поистершейся бахромой и увенчанные изысканным ламбрекеном. Комната показалась Калли неряшливой и пустой. Пять девочек, расположившихся на своих кроватях, уставились на новенькую. Опоздавшей досталась кровать рядом с огромным окном, из которого отчаянно сквозило даже сейчас, когда еще было сравнительно тепло.

– Надеюсь, ты не забыла прихватить с собой теплые шмотки. У нас здесь настоящий холодильник! – обратилась к ней хорошенькая темноволосая девочка, явно американка. – А еще сыро, как в подземелье! Потерплю до тех пор, пока папа не обнаружит, что мы тут застряли в восемнадцатом столетии. Меня зовут Софи.

– Не думаю, что здесь будет холоднее, чем в моей прежней школе в Шотландии, – Калли старалась не поддаться упадническим настроениям с самого же начала. – Как-нибудь проживем! Тем более скоро лето. И дом сам по себе очень красивый…

– Развалюха! Здесь нужен хороший ремонт. Да и декоратору есть над чем потрудиться! – вторая американка была уже на грани слез. – Меня зовут Ванесса.

– Ты еще не видела, что такое настоящая развалюха! Поверь мне. Я ночевала в таких затрапезных дворцах, что… Что по сравнению с ними здесь рай! Меня зовут Клементина, но мадам настояла, чтобы все называли меня Клеменс, – проговорила тоненькая, как тростинка, девчушка, судя по всему англичанка. Она с готовностью протянула руку для приветствия.

Пухленькая девчушка поднялась с кровати навстречу Калли.

– Яснее ясного, наша мадам переживает тяжелые времена. Осталась вдовой после войны, а у нее три сына, и всем надо дать образование. Она нас взяла к себе только с одной-единственной целью: расплатиться по долгам. Но вообще-то она хорошая. Моя сестра обучалась у нее два года тому назад. Меня зовут Памела. А какое имя она дала тебе? – девочка с улыбкой глянула на Калли.

– Меня зовут Каролина. Но домашние называют меня просто Калли. Думаю, это звучит достаточно по-французски.

Внизу раздался гонг.

Калли мигом извлекла из чемодана чулки и натянула их на себя и торопливо зачесала волосы за уши, надеясь пройти осмотр без замечаний.

Однако мадам не преминула обратить внимание на общую неряшливость ее внешнего вида. Она бросила на девочку полупрезрительный взгляд и разразилась пространной тирадой:

– Не забывайте, все вы являетесь своеобразным капиталовложением для ваших родителей! Они вкладывают в вас средства, тратят деньги на ваше обучение с тем, чтобы из вас выросли настоящие светские барышни. Впрочем, среди вас имеются и такие бедняжки, которым впоследствии предстоит самим зарабатывать себе на жизнь. Моя обязанность – довести ваше образование до своей кульминации, нанести те завершающие штрихи, чтобы слепить весь образ. Вы должны выпорхнуть отсюда готовыми, если повезет, стать невестой самого принца Уэльского. И никто не должен иметь основания, чтобы упрекнуть вас в отсутствии манер или должного воспитания для того, чтобы в положенный срок стать королевой. Понятно?

Мадам обвела девочек пристальным взглядом, буквально впиваясь глазами в каждую.

– Я думала увидеть узкие бедра, тонкую кость, грацию молодых кобылок. А что я вижу вместо этого? Обвислые плечи и горы лишнего жира! Еще раз повторяю! Вы же не тягловые лошади! Вы должны быть похожи на молодых грациозных кобылок. Где сдержанная элегантность твоего образа, Ванесса? Почему вместо натурального жемчуга у тебя болтается какая-то дешевая блестящая бижутерия? Мы, француженки, всегда умеем извлекать максимум из того, чем мы располагаем. Взгляните на меня! У меня маленький рост. Да! Но если я приподниму свою фигуру, скажем, встану на каблуки, сделаю высокую прическу, буду ровно держать спину и высоко нести голову, то, уверяю вас, я моментально превращусь в газель.

Калли с трудом удержалась от смеха, сохраняя серьезное выражение лица. Забавно было бы посмотреть, как начнут прыгать вокруг стола все остальные газели.

– Я учу трем вещам, – продолжала вещать графиня. – Умению ходить, умению одеваться и умению быть обворожительной и правильно вести себя в обществе. У меня в салоне никаких сигарет и табака! От курения портится кожа. Никакого шоколада и прочих сладостей – от них раздается талия. А она должна быть безупречной. Стройность, стройность и еще раз стройность! Я требую, чтобы вы научились правильно стоять, принимать правильные позы, побольше свежего воздуха. И еще одно и, пожалуй, главное! Побольше любознательности! Нам предстоит множество визитов. Надеюсь, вы сумеете разнообразить светскую беседу умными и интересными историями. Уверена, капиталовложения, которые сделали ваши родители, оплатив вашу учебу у меня, принесут им со временем хорошую прибыль! – Мадам улыбнулась и добавила: – Есть вопросы?

Но девочки были настолько ошарашены монологом графини, что они молча поднялись со стульев и, стараясь соблюсти максимально элегантную походку, посеменили к дверям и только уже у себя в спальне дали волю шуточкам и смеху. Марафон по превращению замухрышек в великосветских красавиц начался.

Они посетили все музеи в Брюгге. Ведь по словам их наставницы, Брюгге – это настоящая северная Венеция. Они наблюдали за тем, как плетутся знаменитые кружева и как работают сами кружевницы, они с восхищением рассматривали полотна прославленных голландских и фламандских живописцев. Утренние часы были заполнены самыми разнообразными занятиями, но после обеда графиня исчезала в своей комнате, оставляя учениц наедине друг с другом. Девочки читали, расположившись на лужайке, плавали или катались верхом. Еда была вкусной, но спартанской. Калли никогда не ела столько овощей и яиц. Американки отчаянно жаловались на скудность порций, пока не убедились в том, что их талии действительно заметно постройнели. Словом, совсем недалеко до любимого образа графини: кожа да кости. Девочки быстро перезнакомились и стали охотно делиться друг с другом и своим прошлым, и своими планами на будущее.

– Вообще-то предполагалось, что я закончу образование в Штатах, – рассказывала Ванесса. – В академии мисс Портер. Это лучшая школа в Америке. Но меня туда не взяли! – честно призналась она. – У меня не та фамилия. Дело в том, что девочки, носящие фамилии Гринбергс или Коэн, в школу не принимаются. И тогда папа решил отправить меня в Европу. Мне здесь очень нравится. Ну, не конкретно здесь… а вообще.

Остальные весело засмеялись этой последней реплике. Все отлично понимали, что проходит серьезное испытание на прочность. Ужиться шести незнакомым людям в одной комнате не так-то просто, тем более в таком возрасте.

– Как думаете, мы получим дипломы? – спросила Ванесса у девочек.

Все тут же уставились на Калли как на высший авторитет во всех областях знаний. Во-первых, она их старше и вполне уже может опекать на правах матери, во-вторых, ее успехи в языках были бесспорны и очевидны всем. Для самой же Калли занятия в школе мадам так живо напомнили все то, что было ей знакомо по школе Святой Маргариты.

– Наверное, главное для нас – это пройти тест на звание газели, – пошутила она, и девочки снова весело рассмеялись, по достоинству оценив шутку.

Несколько недель спустя обветшалый замок графини вдруг преобразился и приобрел совершенно новое качество: неожиданно приехал один из сыновей. Он предстал перед девочками за вечерней трапезой, облаченный в строгий смокинг, и очень быстро сумел обворожить всех пансионерок своим чисто французским обаянием и шармом. Темные вьющиеся кудри, огромные серо-голубые глаза, притягательная улыбка, от которой, подобно электрическому разряду, в воздухе сыпались столпы искр. Шесть пар глаз завороженно изучали этого Адониса, коллективно вздыхая при виде столь очевидного всем совершенства.

– Mes enfants, это мой сын Луи-Ферранд. Я думала, он в Арденнах, но, оказывается, у них каникулы. Он учится в тамошнем университете.

Молодой человек с готовностью одарил каждую из девочек своей зажигательной улыбкой, а Калли даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не покраснеть.

– Ванесса, Адель, Софи, Клеменс, Памела и Каролина, – перечислила графиня имена своих воспитанниц, сопроводив представление легким наклоном головы в сторону каждой из них.

– Enchante, – изрек молодой человек красивым, волнующим голосом.

Когда девочки вернулись к себе, Ванесса сделала вид, что хоть сейчас готова рухнуть без чувств.

– Девчонки! Какой мужчина! Это же надо!

– Думаю, старушка неспроста выставила его нам напоказ. Все для того, чтобы научить нас искусству обольщения! – резонно предположила Калли. – Что еще может так взволновать кровь, как не присутствие красивого мужчины рядом? Вот и мадам бросила в наш курятник молодого петушка. А мы и рады! Взгляните на себя! Хлопаете ресницами, словно куклы, краснеете. А он – самый обычный студент.

– И как же, по-твоему, нам начинать учиться быть обворожительными? – насупилась Памела.

– Можно, я первой опробую на нем свои чары? – шепотом предложила Клемми.

– Что мешает нам сделать это всем по очереди? – уточнила Ванесса.

Калли стало жалко Ферранда. На тебе! Человек приехал к родной матери отдохнуть на каникулах, а тут полный дом нимфеток, жаждущих любви и страстно алкающих его внимания.

– Предлагаю оставить бедного студента в покое! – сказала она вслух. – Судя по всему, бедняга больше всего нуждается в тишине и покое, и наше докучливое внимание будет ему в тягость. В любом случае меня попрошу из вашего списка вычеркнуть. Я в такие игры не играю.

– Не глупи, Калли! Не корчи из себя Недотрогу-синий-чулок! – рассмеялась Ванесса. – Впрочем, как хочешь! Нам же лучше! Меньше соперниц. А ты ступай к своим книжкам.

А Калли и не возражала. Девчонки жаждут внимания, ну и пусть себе! Бедняга Ферранд рискует стать единственным объектом их совместных усилий. Ей даже захотелось защитить несчастного студента от неуемных посягательств пансионерок. Вообще-то фотографии сыновей мадам в серебряных рамочках были расставлены по всему дому. Из чего следовало, что мадам не станет мешать иностранкам заигрывать с ее драгоценным сыночком. Главное, чтобы они не докучали ей самой.

Спустя пару дней ближе к вечеру Калли оседлала одного из жеребцов, числившихся на довольствии школы графини, и решила совершить верховую прогулку вдоль озера по другую сторону имения. Было тепло. Подъехав к озеру, она привязала Альфонса под деревом, а сама, скинув туфли и чулки, с удовольствием погрузила ноги в воду. Она так часто делала в Далрадноре. Неожиданно послышался легкий шорох за спиной. Калли вздрогнула. Неужели кто-то пустился за ней по следу? Она даже похолодела от страха, но в эту минуту из тени деревьев выступил Ферранд. В руках он что-то держал.

– Pardon, mademoiselle… je vous en pris… Думаю, это потерял Альфонс.

Молодой человек держал в руке подкову. Он подошел к дереву, под сенью которого был привязан конь, и осмотрел его.

– Так и есть! Видно, потерял по дороге.

– Ой, тогда надо поскорее возвращаться! – испугалась Калли. Одновременно ей было неловко, что сын мадам застал ее за таким детским занятием – плескаться в воде. – Надеюсь, он не повредил ногу?

– Все в порядке! – улыбнулся Ферранд. – Как вам у нас? Маман может порой быть очень… как бы это поделикатнее выразиться… очень требовательной наставницей.

– Не волнуйтесь! У меня есть свои средства самозащиты! – рассмеялась в ответ Калли. – И есть куда убежать в случае чего.

Какое счастье, что Марти живет неподалеку. Она с удовольствием рассказала молодому человеку о своей бывшей няне и о ее семье.

– Мой отец погиб недалеко от этих мест, во Франции, – добавила она, впервые осмелившись назвать Артура Сетон-Росса своим отцом. Тем более иностранцу, но все это прозвучало как-то очень естественно.

Ферранд хорошо говорил по-английски и, в свою очередь, был изумлен ее знанием фламандского.

– Только не говорите маман, что знаете фламандский. Она так гордится тем, что является чистокровной француженкой. Но мой отец тоже был фламандцем. Лично я предпочитаю считать себя гражданином Бельгии.

Выяснилось, что, помимо занятий в университете, молодой граф еще проходит обучение как будущий офицер кавалерии.

– Конечно, сегодня кавалерия востребована не так широко, как когда-то, – поделился он своими соображениями. – Но семейные традиции, знаете ли, обязывают…

– Моя мама раньше играла в театре. А теперь снимается в кино. Но я не собираюсь идти по ее следам. Да у меня и слуха нет, и голоса…

Она направилась в сторону тропы для верховой езды. Ферранд ехал сзади. Он взялся показать ей дорогу до ближайшей кузницы, где могут подковать ее коня.

– Наверняка я опоздаю! – испугалась Калли. – Графиня не любит, когда мы заставляем ее ждать.

– Так влезайте ко мне! Пару километров Актеон сумеет выдержать нас двоих.

Словом, случилось то, что случилось! И именно недотрога Калли прибыла в замок на лошади Ферранда, сидя сзади и обхватив его руками за пояс. Девчонки только рты раскрыли от изумления, и по их лицам растеклась плохо скрываемая зависть. Калли спешилась и чинно поблагодарила своего спасителя. Щеки ее полыхали жаром, но она чувствовала, что виной тут совсем даже не горячее послеобеденное солнце.

– Итак, первой к финишу приходит наша темная лошадка. Ох, недаром папа любит повторять, что этих англичан так просто, с наскока, не возьмешь!

– Ай, перестань! – отмахнулась от Ванессы Калли. – Ничего из того, что ты себе навоображала! Мой Альфонс потерял где-то подкову.

– И тут же на помощь к тебе поспешил благородный рыцарь на белом коне! – рассмеялась Памела.

– Вначале потеряли гвоздь, потом подкову, потом лишились коня… но в конце концов выиграли битву и без оного! – подначила Клемми, увлекая за собой Калли наверх. – Интересно, что скажет на это графиня?

На что «на это», подумала про себя Калли. Ведь ничего же не было! Но когда Ферранд вдруг неожиданно прервал свои вакации и уехал в Брюссель, она почувствовала, что солнце стало светить как-то не так ярко.

Двумя неделями позже она получила письмо. Почерк, которым был подписан адрес на конверте, был ей незнаком. Оказалось, что письмо от Ферранда. Он писал, что его очень впечатлила их совместная прогулка верхом. В следующие выходные он собирается снова нагрянуть к ним и уже заранее приглашает ее на пикник.

Калли постаралась упрятать письмо подальше от любопытных глаз, но в глубине души обрадовалась, что снова увидится с молодым графом. Ее мало интересовали мальчишки, да и к старшим братьям своих подружек она всегда относилась только как к товарищам. Не любила она и всякие глупые разговоры о любви, о любовных кинодрамах, в которых блистали Валентино и другие звезды кино тех лет. Но неожиданно для себя самой Калли вдруг обнаружила, что отныне она обзавелась сердечной тайной, которой не намерена делиться ни с кем. Ибо в глубине души она страстно жаждала новой встречи с Феррандом. Она чувствовала какое-то странное возбуждение во всем теле. Ах, как было бы хорошо снова встретиться с ним где-нибудь наедине! Но вот, наконец, настал долгожданный уик-энд, и граф тихонько сунул ей в руку записку с предложением, где и когда встретиться. И в тот самый момент, когда он передавал записку, непонятная сладость вдруг разлилась по всему телу Калли.

Они выехали, каждый по отдельности, и направились к небольшому леску в самом дальнем углу поместья. Вообще-то ученицам не разрешалось покидать территорию замка без разрешения. Но Калли надеялась, что никто не обратит внимания на ее отлучку. Все знали, что она любит кататься верхом и часто совершает такие прогулки в полном одиночестве.

Молодые люди спешились под развесистым дубом. Ферранд немедленно сбросил с себя заплечный мешок со снедью для предстоящего пикника: свежие багеты, сыр, небольшой фруктовый торт и бутылку охлажденного белого вина. Он также извлек из рюкзака салфетки и бокалы для вина. Прямо самый настоящий пикник. Они уселись на траву и молча принялись за еду, внимательно наблюдая друг за другом.

– Ты бывал в Англии? – первой начала разговор Калли.

– Mais oui, несколько раз, вместе с матерью.

– Думаю, графиня тобой гордится.

– У нее есть свои планы на мой счет. Для Кароля уготована духовная семинария и карьера священнослужителя. Мой старший брат Жан-Люк унаследует имение. Я же планирую продолжить свое образование и дальше. Я специализируюсь на изучении древних цивилизаций. Впрочем, военной службы для нас троих никто не отменял на тот случай, если вдруг война… Трудно маме без мужа! Но ведь и твоя мать тоже осталась одна, да?

Калли не хотелось нарушать очарование встречи совершенно ненужными разговорами о Фиби. Она неопределенно пожала плечами и, откинувшись навзничь, блаженно подставила лицо солнцу.

– Войны больше не будет!

– Кто знает, кто знает! Говорят, немцы вовсю строят дороги, тайно перевооружают армию. Они жаждут реванша после Версальского мира.

– Но им же запрещено иметь свою армию! Нет, войны больше не будет! По крайней мере, не при нас!

– Не переживай! В случае чего бельгийская армия тебя защитит! – рассмеялся молодой человек. Внезапно он наклонился над ней и нежно поцеловал в щеку. И снова уже знакомая сладость заполнила все ее естество. – Можно, я тебя поцелую? – прошептал он. На нее пахнуло вином от его дыхания.

– Я еще ни с кем не целовалась! – улыбнулась она в ответ. – А потому ничего не имею против.

– Ни с кем?! Да ты просто прелесть! Остальные девочки тоже хорошенькие, но ты – самая красивая. И потом, они еще совсем дети. Сколько тебе лет?

– Скоро восемнадцать.

– Тогда я поцелую тебя так, как целуют взрослую женщину.

Его губы впились в нее со всей неистовостью желания, тела сплелись воедино в тесном объятии, и так продолжалось до тех пор, пока Калли сама не оттолкнула его от себя. Она испугалась, что огонь вспыхнувшей в них страсти может завести их слишком далеко. Она уселась на землю с пылающим лицом, еще не вполне оправившись от пережитого.

– Прости! – проговорил Ферранд. – Я не должен был целовать тебя так. Я не имею права пользоваться твоей доверчивостью! Это бесчестно… ты наш гость… и потом…

Граф молча отвернулся в сторону.

– Что бесчестно? – не поняла Калли. «Что плохого в поцелуе?» – подумала она. Ей вдруг захотелось, чтобы их поцелуй длился вечность.

– Нам пора! – подхватился на ноги Ферранд. – Пусть все останется нашей маленькой тайной.

Весь обратный путь они проделали молча. Когда впереди замаячил силуэт замка, они разъехались в разные стороны, и каждый вернулся своей дорогой.

На прощание он помахал ей рукой и воскликнул с провоцирующей улыбкой:

– Давай завтра снова поцелуемся!

Калли казалось, что она не скачет верхом, а плывет по горячему воздуху, который обтекает ее со всех сторон. Первый поцелуй в ее жизни! И такой сладкий! Такой горячий! Да она готова целоваться с Феррандом день и ночь!

– Вы снова опоздали, мисс Бордман! – встретила ее графиня сердитым окриком. – Где вы изволили быть?

Но в эту минуту подоспел на помощь Ферранд, он как раз входил в парадную дверь.

– Мы вместе катались верхом! – объявил он громко.

– Вот как? Ступайте и переоденьтесь к обеду! – приказала мадам Калли и повернулась к сыну. – Зайди ко мне на пару слов.

Калли пулей помчалась наверх. Сегодня она оденется к столу с особой тщательностью. Все должно быть очень продуманно и со вкусом, как у настоящей леди. Как у леди, которую только что поцеловал молодой красавец. Остальные девочки встретили ее натянутыми улыбками, но зато ванная была в ее полном распоряжении. Хоть бы только теплой воды хватило, испугалась она. Сейчас быстро намылится, потом сполоснется. Да, не забыть капнуть немного розового масла в воду. Оно стоит на полочке возле раковины.

Ах, как приятно нежиться среди пены и мечтать о предстоящей встрече с Феррандом. Воистину, он в одно мгновение сделал из нее взрослую женщину. Никаких детских мечтаний! Самые настоящие взрослые желания. Если следующее свидание у них случится при лунном свете, сможет ли она устоять перед натиском его желания? Вдруг он не ограничится просто поцелуем, а начнет ласкать ее всю?

В дверь тихо постучали, а следом в ванную комнату с каменным лицом прошествовала графиня.

– Одевайтесь, Каролина! Мне надо поговорить с вами.

Калли быстренько поднялась из ванны и схватила банное полотенце. Ей стало неуютно под пристальным взглядом мадам, которым та рассматривала ее обнаженное тело. Так, закутавшись лишь в одно полотенце, она пошлепала вслед за графиней в ее кабинет.

– Ну-с, юная леди! Пора кончать с подобными глупостями!

Графиня жестом указала на стул, стоявший возле письменного стола.

– Вы оба молоды, еще совсем дети! Вы еще просто не доросли до подобной чепухи! И я не позволю вам строить глазки моему сыну и обманом вытягивать из него обещания, которые он не сможет выполнить.

Каролина села на предложенный стул. Скороговорка французских слов, обрушившаяся на нее, ошеломила. Она даже не разобрала некоторых слов.

– Прошу прощения, но я вас не совсем поняла!

– Ах да! Я же совсем забыла, что вы разговариваете на французском, как бельгийская простолюдинка. Вы не пара моим сыновьям! Никому из них! Вы – англичанка, и к тому же протестантка. Мой сын – аристократ, а вы, насколько мне известно, дочь актрисы. Отца у вас нет, происхождение весьма сомнительное. C’est incroyable! А потому я требую немедленно прекратить всяческие амуры с моим сыном! К тому же он обещан другой: дочери моего кузена Альбертине Оранской. Мой сын знает, что такое долг перед семьей! И не надейтесь, что вы были первой, кому удалось вскружить ему голову. Я вообще не беру на обучение молоденьких девушек именно из-за того, что они сразу же начинают соблазнять моих сыновей. Но тут такое стечение обстоятельств… Крыша прохудилась, долги по счетам… Именно это вынуждает меня мириться с вашим постоянным непослушанием и своенравным характером. Вам ясно, о чем я толкую?

Графиня раздраженно взмахнула рукой.

Калли молча кивнула. Она была настолько шокирована потоком несправедливых обвинений, которые обрушила на ее голову эта женщина, что у нее не нашлось даже слов в собственную защиту.

Следовательно, мелькнуло у нее, в такие игры он играл и с прежними воспитанницами мадам. И ее подобрал, словно игрушку. На время! Но как он мог, если у него уже есть невеста? Какая жестокость!

– Ступайте и приведите себя в порядок! – приказала ей графиня ледяным тоном.

– Может быть, будет лучше, если я обойдусь без ужина?

– Нет, вы спуститесь вниз и сядете за стол вместе с нами и продемонстрируете всем, что такое по-настоящему воспитанная английская девушка. И попрошу, без сцен! Иначе вы горько пожалеете обо всем!

Калли опрометью бросилась в спальню. Все остальные девушки уже были внизу. Глотая слезы, Калли принялась одеваться в полном одиночестве. Потом расплела косы: целый водопад золотистых кудрей рассыпался по плечам. Она все еще не могла прийти в себя после того, что только что произошло в кабинете мадам. Что было не так? Почему? Но в любом случае сейчас она обязана спуститься вниз с высоко поднятой головой. Пусть Ферранд не думает, что она стала разменной монетой в его руках! Его подлые трюки теперь ей хорошо понятны. Она сделала глубокий вдох, расправила плечи и побежала в столовую.

Все молча уставились на Калли, когда она вошла. Графиня по обыкновению восседала во главе стола, само очарование и воплощение изящества.

– Alors, cherie! Вы уже успели загореть, как я посмотрю!

Калли заметила, что стул рядом с ней пуст. Значит, Ферранд тоже опаздывает. От графини не ускользнул ее мимолетный взгляд. Она кивнула на свободный стул и сказала:

– К сожалению, мой сын был вынужден безотлагательно вернуться в университет. Учеба! Он приносит свои извинения всем присутствующим за то, что не смог попрощаться с вами как подобает. Но, как известно, потеха потехой, а делу – время. Не так ли? – женщина вперила неприязненный взгляд прямо в Калли.

Калли ела как во сне, плохо понимая, где она и что ест. Итак, маман отправила своего сыночка прочь, спровадила его с глаз долой, а он и рад был улизнуть, даже не попрощавшись с ней, не попытавшись попросить у нее прощения или объяснить случившееся. Какой подлец!

А с какой стати ему перед ней расшаркиваться? Она для него – так, мимолетное увлечение, послеобеденный каприз. Как же жестоко она ошиблась! И неожиданно для себя самой Калли вдруг вспомнила слова Теда Бордмана о яблочке, которое падает недалеко от яблони. Неужели она пошла в свою мать? Наверное, раз она может сейчас притворяться и делать вид, что ничего не произошло, словно заправская актриса. Она даже мило улыбалась остальным девочкам, непринужденно болтала с ними о всяких пустяках. Никто не должен знать, что творится у нее внутри, приказала она себе, собрав в кулак всю свою волю. Это тебе хороший урок на будущее, моя дорогая, размышляла она. Впредь будешь знать, как связываться с глупыми молодыми людьми, которые к тому же еще и под каблуком у своих мамаш. Нет, ты достойна гораздо лучшего!

 

11

Когда Каролина вышла из вагона на платформу вокзала Ватерлоо, Фиби даже не поверила своим глазам. Куда девалась прежняя угловатость? Перед ней стояла высокая статная девушка с копной золотистых кудрей. Во всем, в том, как она двигалась, как держалась, сквозила новая Калли, уверенная в себе, исполненная собственного достоинства, настоящая юная леди. Гадкий утенок превратился в красивую стильную барышню, облаченную в элегантный костюм-двойку из тонкого льна, на голове мягкая фетровая шляпа, похожая по фасону на мужскую и лихо сдвинутая слегка набок.

– Наконец-то! – воскликнула Фиби, раскрывая объятия. – Я уж думала, ты никогда не приедешь!

Но вместо объятий они обменялись всего лишь дежурными поцелуями в щечку.

– Загостилась у Марти! У нее дел полно! Такая очаровательная крошка ее дочь. Кстати, я стала ее крестной матерью.

Фиби почувствовала невольный укол ревности. Для дочери Марти всегда была на первом плане. Но она выдавила из себя жизнерадостную улыбку и сказала:

– Ты обязательно должна рассказать мне о них. Только дома.

– Разве мы не едем прямо сейчас в Шотландию?

– Но должна же ты хоть как-то перевести дыхание после такого длительного пути! Распаковать вещи и все такое… И потом, наши планы немного поменялись. Но об этом после! – Фиби не хотелось пускаться в пространные объяснения прямо на перроне. – У тебя будет пара деньков, чтобы повстречаться со своими новыми подругами.

– У меня их нет.

– Неужели ты ни с кем не подружилась в школе?

– Нет. Просто хорошие знакомые, и только. Давай возьмем такси. Хочу побыстрее принять ванну. В поезде всю дорогу было так душно.

Каролина подавила тяжелый вздох и зашагала в сторону привокзальной площади.

Все повторяется, подумала Фиби. Из школы Святой Маргариты она приехала точно в таком же настроении, неразговорчивая, хмурая. Швырнула свои вещи в прихожей, залезла в ванну, а потом улеглась в кровать с книжкой в руке. Да, но сегодня ей уже восемнадцать. Пора серьезно задуматься о будущем.

Не успела Каролина переступить порог квартиры, как тут же извлекла из чемодана ворох подарков, белье и немедленно включила на полную мощь радио. Звуки танцевальной музыки заполнили гостиную. Запахло сигаретным дымом.

– Неужели ты уже усвоила эту вредную привычку? – не удержалась Фиби.

– В Европе все курят. Я себе купила мундштук из слоновой кости. – Калли сделала вид, что не расслышала упрек в вопросе матери. – Элегантно смотрится, когда куришь через мундштук.

– И это все, чему ты научилась за границей?

– Еще я научилась смешивать коктейли, например «Джин Слинг». Это вода, джин, сахар, лимон и лед. Могу еще приготовить омлет с ветчиной или выбрать в случае необходимости самый качественный жемчуг. Да! Еще я сейчас умею играть в покер.

Увидев растерянное лицо матери, Калли рассмеялась.

– Шучу, конечно! Но со мной учились две американки, они такие завзятые картежницы. Мы пристрастились играть на интерес – на косметику. – Калли немного помолчала. – Ты сейчас снимаешься?

– Нет! Я помогаю Мейси в ее хореографической школе. Мой агент, как всегда, занят поиском новых ролей для меня, но пока ничего стоящего не подворачивается. Мы организовали при школе танцевальный кружок для начинающих. Не согласишься помочь нам немного?

– Ты забыла? У меня же обе ноги левые! Нет, на меня не рассчитывайте! – с места в карьер отвергла предложение матери Калли и взяла со стола журнал.

– Речь идет о том, чтобы просто подежурить в офисе, отвечать на телефонные звонки, разобраться с почтой. У нас полнейший завал по части канцелярской работы.

– Меня не обучали обязанностям секретарши! – снова отмахнулась Калли. Судя по всему, ее совсем не интересовало, как жила мать все это время, пока она отсутствовала.

– В этой работе нет ничего сложного! Уверяю тебя, ты освоишь все за один день. Прошу тебя, помоги нам хотя бы несколько недель. Сейчас такая запарка! Все хотят обучиться новомодным танцам к открытию сезона. Вот начнется сезон, и у нас станет поспокойнее.

– А как же Далраднор? Я уже и Примми пригласила к себе погостить!

– Каролина! Ты провела за границей целых шесть месяцев. По-моему, отдыха было более чем достаточно.

Фиби не хотела быть грубой, но все же дочка должна понять, что жизнь не состоит из одних лишь праздников. Если нужно помочь, значит, нужно помочь. Все лучше, чем бесцельно слоняться без дела целыми днями.

– Вот теперь все понятно! Пора платить по долгам! – Каролина поднялась со стула и направилась в кухню. – Не успела переступить порог родительского дома, а тебе уже суют метлу в руки!

– Хорошо! Съезди на недельку в Далраднор, если тебе так надо, но потом все же помоги Мейси. Очень прошу тебя. Она плохо себя чувствует в последнее время, и Китти очень тревожится за нее.

Каролина круто развернулась в сторону матери.

– Вот с этого бы и начинала! Что с ней?

– Женские проблемы… Какая-то опухоль… Сделали операцию, но она еще очень слаба. Билли старается изо всех сил, заменяет ее где только можно… Китти опасается, что одной операцией дело не закончится.

– Бедная-, бедная Мейси! Мне ее очень жаль! Почему ты мне ничего не писала? Вот так всегда! Я все узнаю последней!

«Значит, все же поможет», – вздохнула с облегчением Фиби. У Мейси диагностировали рак, причем в тяжелейшей форме. В настоящий момент с ней может справляться только Китти. Она уже давно предупредила Фиби, что Мейси долго не протянет. «Взгляни на ее лицо: кожа пожелтела и обвисла, глаза ввалились. Ей нужен покой и только покой». Но Мейси упорно продолжала вести занятия, сидя на стуле.

– Хорошо, что ты подставишь плечо тете Мейси, – сказала она дочери. – Мы все стараемся сейчас помочь ей кто как может.

Фиби не могла представить себе, что в скором времени потеряет Мейси. Пока она старалась даже не думать об этом. И она, и Билли выбивались из последних сил, чтобы все в школе функционировало так, как обычно. Ну а уж если к этому делу подключится Каролина, то будет и вовсе замечательно. Кто знает, может, ей понравится работа и в один прекрасный день она сама захочет возглавить их бизнес. Ежегодные поездки в Далраднор – это все же роскошь, без которой можно иногда и обойтись. Например, в этом году. С домом ничего не случится: он в заботливых руках миссис Айбел и ее дочери Мимы. С поездкой на север придется повременить. У Каролины было достаточно развлечений в последние месяцы. Пусть потихоньку привыкает к мысли о том, что надо работать.

Хореографическая школа Гиббонс располагалась неподалеку от Кенсингтон-Хай-стрит в большом старинном доме, который, вне всякого сомнения, знавал и лучшие времена. Тем не менее на втором этаже, куда вела красивая резная лестница, имелся огромный бальный зал. Его владельцы школы превратили в настоящую балетную студию, закрыв все стены большими зеркалами в золоченых рамах. Потрескавшийся дубовый паркет пах мастикой. По обе стороны зала были установлены деревянные брусья-станки, возле которых обычно занимаются профессиональные артисты балета. А потому в утренние часы зал сдавался в аренду для проведения репетиций и мастер-классов. Раздевалку устроили прямо в бывшей прихожей, а бывшую библиотеку переоборудовали под офис.

Фиби ничуть не преувеличила, когда сказала Калли, что они никак не справляются с тем ворохом дел, который навалился на всех в последние месяцы. Ящики письменного стола были завалены счетами и письмами. Некоторые счета были соединены скрепками. Другие просто приколоты булавками к стене. Почти вся корреспонденция валялась нераспечатанной. Покрытые толстым слоем пыли стопки журналов «Сцена», поднос с кофейными чашками, допотопная пишущая машинка и телефон на письменном столе с застарелыми пятнами от чая на кожаной поверхности венчали общее убранство комнаты, в которой кучковался весь персонал хореографической школы. Если старый чайник и банку с раскрошившимися от времени бисквитами можно тоже отнести к категории офисного оборудования, то тогда они и были завершающим аккордом в сравнительно коротком списке имущества. Кажется, от Калли все ждали чудес. Она же ужаснулась от увиденного. Какими безвозвратно далекими вдруг показались ей дни, проведенные в элегантном замке Гротен. Как будто и не было в ее жизни этого прекрасного лета рядом с озером. Убогость окружающей обстановки так контрастировала с тем, что она оставила позади себя. Калли невольно улыбнулась, вспомнив эти прекрасные полгода. Вспомнила, как она злилась на Ферранда, пока не получила от него письмо с извинениями и объяснением столь внезапного и странного отъезда из замка. Помнится, первым ее желанием было порвать письмо в клочья и выбросить вон, даже не прочитав. Однако природное любопытство взяло верх. Интересно, как и чем он станет оправдываться перед нею?

…Прости, что уехал, не попрощавшись с тобой. Но маман настолько допекла меня, что я не смог более и минуты задержаться в доме. Уверен, своим острым язычком она допечет и тебя. Мама все еще никак не может понять и привыкнуть к мысли о том, что у меня своя жизнь и своих друзей я тоже выбираю сам. Времена, когда она делала это вместо меня, уже давно канули в Лету. Попутно сообщаю тебе, что я ни с кем не помолвлен и уж тем более не собираюсь ни на ком жениться в ближайшие годы. Это все мамины фантазии, но она по-прежнему желает руководить всеми нами, ее сыновьями, и старательно продолжает навязывать нам свою волю. Жана-Люка она все же упекла в армию; правда, средний брат Кароль умудрился вырваться из ее цепких объятий, поступив в духовную семинарию. Что же до меня, то я намереваюсь продолжить обучение за границей, так что в недалеком будущем нашей мамочке придется довольствоваться только лишь планами касательно собственной жизни.

Пожалуйста, прости, что я уехал, бросив тебя с нею один на один. Наверняка она излила на тебя все свое недовольство мною. Но я полагаю, что поступил правильно, уехав из дома. Быть может, до нее дойдет, наконец, что нельзя заставлять детей жить по своим правилам. У каждого из нас уже своя жизнь. Как бы то ни было, но те два дня, что мы провели вместе, были чудесны. Надеюсь, мы еще встретимся.

Луи-Ферранд Ван Гротен.

Обратного адреса не было. Да если бы он и был, то Калли не собиралась отвечать. Случилась маленькая романтическая история, потому что лето, солнце… А теперь она закончена, и все в прошлом. Впрочем, ей было приятно узнать, что Ферранд все же не притворялся, не изображал чувств к ней, которых у него на самом деле не было. Он был искренен, а значит, ее первые впечатления были верны и она не ошиблась в нем. Просто молодой студент – только-только выпорхнувший из родительского гнездышка юнец, который еще толком и крылья-то не расправил, чтобы пуститься в самостоятельный полет. Она даже пожалела бедняжку графиню. Каково это – жить в мире собственных фантазий! Так можно в один прекрасный день потерять всех своих детей.

Но и для нее самой настало время вернуться с небес на землю. Оглядев кавардак, царивший в офисе, Калли поняла, что ее приземление оказалось на редкость жестким.

Поначалу она планировала задержаться в Лондоне всего лишь на пару-тройку недель, исключительно из чувства долга, но, увидев, как до неузнаваемости изменилась Мейси и что сделала с ней эта проклятая болезнь, Калли поняла, что она не имеет права подвести ее и бросить все на самотек.

А еще Калли не преминула отметить про себя, как сплачиваются все подруги матери в трудный час. Все они прошли войну, в жизни каждой из них было полно потерь и разочарований, и тем не менее они оставались оптимистками, всегда находили повод пошутить и посмеяться. Нет, люди военного поколения действительно достойны восхищения, что бы там ни говорили! У самой Калли друзей не хватало. Примми поступила в Оксфорд. Калли навестила ее и погостила пару дней у нее в общежитии. Все то же самое, что и в их школе Святой Маргариты, только гораздо помпезнее. Огромные аудитории, лекционные залы с позолоченной лепниной. Она изо всех сил пыталась скрыть свою ревность по отношению к новым друзьям Примми, которыми та уже успела обзавестись в университете. Ведь сама она уже плавно переместилась в категорию старых друзей. Несмотря на регулярную переписку, Калли понимала, что отныне их судьбы с Примми расходятся и дальше каждая из них заживет своей жизнью.

В один из дней к ним в офис ворвалась целая ватага юных девушек, страждущих научиться танцам. Калли как раз занималась сверкой картотеки с именами учащихся на тот случай, если некоторые из договоров придется расторгнуть за неуплату. Знакомый голос заставил ее оторваться от дела.

– Вот это да! Наша темная лошадка Калли Бордман собственной персоной! – весело фыркнула Памела Карлюк. – Интересно, что ты здесь делаешь?

– Помогаю немного своим тетушкам, – слегка покраснела Калли, застигнутая врасплох. Как элегантны Памела и Клемми в нарядных зимних пальто и модных шляпках. – Но вы тоже меня удивляете! Одни, без сопровождения! – подначила она, намекая на то, что юным светским дебютанткам непозволительно появляться на публике без сопровождения пожилых матрон.

– Во-первых, мы не одни. Взгляни, как нас много. Распушаем хвосты в преддверии сезона балов. Готовы лоб расшибить, лишь бы заполучить себе самых лучших кавалеров. Ну, а ты как? Встречалась с тем красавцем студентом еще?

– Перестань говорить глупости! – слегка прикрикнула на нее Калли и показала взглядом на стоявшую неподалеку Фиби. – У госпожи графини особые планы на каждого из своих сыновей.

Памела повернулась к своим подружкам.

– Графиня была настоящей Горгоной, но женщина, безусловно, умная. Мы как-нибудь с Калли расскажем вам про нее ворох забавных историй.

Девушек пригласили пройти в танцкласс, и занятия начались. Джем, хореограф, который вел урок, распределил всех по парам и стал тщательно отрабатывать с ученицами каждое па. Калли с завистью наблюдала, как легко девушки усваивают танцевальные премудрости. Впрочем, и преподаватель был строг и не давал спуску никому.

Когда занятия окончились, Памела снова заскочила к ней в офис.

– Мы собираемся пойти выпить где-нибудь по чашечке чая. Пошли с нами!

– Ступай, Калли! – подала голос Фиби. – Ты вполне заработала себе небольшой перерыв. И так приятно встретиться с друзьями. Я рада, что ты все же успела обзавестись и новыми подружками тоже.

Калли схватила шляпку и пальто и устремилась за девушками вниз по лестнице. Она заметно нервничала. Калли плохо знала и Клемми, и Памелу, в школе у графини они почти не общались. Она смутно представляла себе и их круг общения, но они ведь сами ее пригласили. И, в конце концов, так приятно вырваться из пыльного офиса на свежий воздух, да еще в компании хорошеньких молоденьких девушек. Не то что коротать целые дни в обществе пожилых дам. Нет, оказывается, Лондон тоже может быть приятным местом, и здесь совсем уж не так одиноко, как ей это показалось поначалу.

Танцклассы по четвергам стали регулярными. Наконец Калли не выдержала и тоже присоединилась к тем, кто жаждал научиться танцевать новомодное танго. Уж слишком притягательной была музыка, под которую разучивали новый танец ученицы. Клемми танцевала превосходно, в ней был, что говорится, прирожденный талант к танцам. Она изящно выгибала спинку и в точности повторяла все движения, которые демонстрировал им Джем. За месяцы, проведенные в замке у графини, все девушки не только изрядно постройнели, но и изголодались, а потому после всех изнурительных нагрузок на занятиях в танцклассе они с легкой душой позволяли себе расслабиться, с жадностью набрасываясь на французские пирожные в замечательной чайной неподалеку от фешенебельного универмага «Харродз».

– Тебе нужно обязательно пойти с нами на вечеринку в клуб «400». У них самый лучший оркестр в городе. Пойдешь, да? – принялась уговаривать ее Памела. – Там весело! Тьма народа! Все наши там! Скажи тете, там все очень прилично. И все наши братья и кузены безупречно ведут себя в такси! – весело подмигнула она Калли.

– В чем там принято бывать? – спросила Калли. Она понимала, что с дебютантками ей не состязаться. У тех горы новомодной одежды и шикарных туалетов на все случаи жизни.

– В чем хочешь! Особо не заморачивайся! Но платье должно быть легким. Там очень душно. Самое место продемонстрировать всем свои узкие бедра и осиную талию… Mais non? Словом, покажи товар лицом, чтобы графиня тобой гордилась! – весело воскликнула Клемми. – И чтоб парни кричали тебе вслед: «Ого-го-го!»

Первый выход Калли в свет сопровождался интенсивной подготовкой по всем направлениям. Мейси одолжила на вечер один из своих элегантных нарядов: облегающее фигуру платье из голубого атласа, скроенное по косой. Фиби кое-что переделала, и платье село на Калли как влитое. Волосы ей уложили в строгом соответствии с самыми последними веяниями в области парикмахерского искусства. Китти принесла свою старую меховую пелерину, от которой слегка попахивало камфарой, лучшим средством от моли.

– Я была в этой пелерине, когда впервые встретилась с твоим отцом, – разоткровенничалась Фиби, не выпуская с дюжину булавок изо рта. – Но на тебе она смотрится просто шикарно!

Они обе старались наладить отношения друг с другом, но пока удавалось это плохо. Калли понимала, что матери хочется, чтобы она начала расспрашивать ее об отце, о том, как завязался их роман и все такое, но она не стала поддерживать разговор на эту тему. Сказать по правде, ее совсем не интересовало, где и как познакомились ее родители.

Но вот, наконец, наступил долгожданный вечер. Калли усадили в такси, вручив сумочку, в которой лежали деньги на обратный проезд, губная помада, запасная пара чулок, расческа и несколько булавок. Чем ближе подъезжала она к клубу, тем сильнее волновалась. «Вдруг меня никто не пригласит на танец? Или девочки забудут и не выйдут меня встретить? Напрасно я согласилась,» – корила себя Калли весь остаток пути.

Встреча была назначена в баре отеля «Ритц» в цокольном этаже. Поначалу Калли даже растерялась. Вокруг одни чужие лица, и все смотрят на нее. Началась процедура представления: Джок, Бифф, Найджел, Понго, Пэдди… Молодые люди, облаченные во фраки, прибыли в качестве сопровождающего эскорта для своих младших сестер и кузин. Гермиона, Сесиллия, Анабель, Памела… Последняя прихватила с собой еще и младшую сестру Поппи, а Клементина приехала с кузиной по имени Белинда.

Памела окинула ее взглядом и улыбнулась.

– Отлично выглядишь, Калли! На все сто! Этот ярко-голубой цвет тебе очень к лицу.

Все тут же бросились заказывать себе джин и шампанское. Калли не успела и глазом моргнуть, как в ее руке тоже очутился бокал. Она сделала глоток, другой, и по телу разлилось приятное тепло. Ближе к полуночи вся компания направилась на Лестер-сквер. Клуб располагался в нескольких шагах от театра «Альгамбра». В полуподвальном помещении царил приятный полумрак, плавали клубы табачного дыма, словом, настоящий подземный мир, очень располагающий к танцам до утра.

Стены в помещении были обтянуты красным шелком, на окнах – наглухо задернутые бархатные шторы, у стен стояли обтянутые плюшем скамейки, рядом позолоченные торшеры, на обеденных столах горят свечи в подсвечниках. Помещение было забито народом до отказа. Калли ожидала увидеть традиционный зал для балов с массивными канделябрами, зеркалами и прочее. Но так даже интереснее: сплошной гламур. Оркестр разместили на небольшой эстраде. Музыка лилась во все концы зала, несколько пар уже кружили в танце. Публика была разновозрастной: молодые, пожилые, откровенно старые, но все, казалось, знали друг друга. Наверняка мальчишки учились в одной школе, подумала Калли, а девочки перезнакомились еще тогда, когда гуляли в парке вместе со своими нянями.

– Господи, хоть бы сегодня сюда не заявился папа со своей подружкой! – прошептала Белинда. – Не хочу, чтобы мама догадалась про его амуры. Для всех он допоздна задерживается по работе в палате общин.

Молодежь немедленно разбилась по парам и пустилась отплясывать под зажигательный свинг, который с такой виртуозностью наяривали темнокожие музыканты.

– Прошу! – церемонно отвесил поклон Найджел и подал Калли руку. – Но сразу же предупреждаю! Танцор из меня не так чтобы очень!

«Ни капельки не покривил душой, – подумала Калли, когда они снова вернулись на свои места. За время танца молодой человек успел оттоптать ей все ноги. – Наверное, будет лучше, если следующий танец я пропущу», – решила она. Но тут оркестр заиграл танго.

– Вперед, Калли! – крикнула ей Памела во весь голос, стараясь перекричать царящий вокруг шум. – Сейчас мы им покажем, как надо танцевать танго! Ты ведешь, потому что ты выше меня.

Они старательно пытались следовать всем указаниям наставника, но без пристального взгляда Джема и его суровых окриков получилось так себе. Пару раз они даже сбились с ритма. Зато следом на паркет вышла пара, которая и в самом деле знала толк в танго. Партнер смотрелся просто сногсшибательно в черном фраке с бабочкой, партнерша в облегающем платье ярко-красного цвета крутилась вокруг него, как юла, демонстрируя публике совершенные бедра и ноги.

– Это что, приглашенные артисты? – шепотом спросила Калли.

– Нет! Это наш Тоби зажигает! – весело рассмеялась Памела. – Танцует как бог, да? А как ведет! Мы его называем «уэльским чародеем». Но сегодня он превзошел сам себя! Ты только посмотри, как он ее ведет!

Калли и правда не могла отвести глаз от этой красивой пары, которая заняла центральное место на танцполе. Они заряжали всех присутствующих своими томными, исполненными чувственности взглядами, волнующими па и не менее страстными позами.

– Надо же! Где это он научился так хорошо танцевать?

– Наш Тоби – странник, блуждает по свету и большую часть времени живет за границей. Ты только взгляни на этот загар! А плечи… Таинственная личность! Хочешь, я познакомлю тебя с ним?

– Нет! Что ты! – моментально испугалась Калли.

Магнетизм его взгляда, устремленного на партнершу, которую он с лихостью крутил в разные стороны, завораживал. Казалось, в эту минуту он видит только ее и никого более.

Девушки сошли с паркета и вернулись к своей компании. А тут и танго закончилось. Неожиданно Памела направилась прямиком к Тоби и через какое-то время привела пару за собой.

– Моя подруга хочет с вами познакомиться! – проговорила она самым невинным тоном. – Прошу любить и жаловать! Мистер Тоби Ллойд-Джоунз! А это – Каролина Бордман!

Калли почувствовала, что задыхается от бешенства. Что за глупости! Какое знакомство! Особенно на фоне того позорного исполнения, которое только что продемонстрировали они с Памелой.

– Мы просто восхищались вашим мастерством! – проговорила она, слегка запинаясь. – Мы тоже учимся сейчас танцевать танго. Но даже после нескольких сотен занятий я никогда не смогу танцевать так виртуозно, как вы двое! – Она оглянулась по сторонам, надеясь получить поддержку от остальных. Но странным образом вся компания куда-то испарилась.

– Я вас раньше не встречал здесь, – ответил Тоби, разглядывая ее с явным интересом.

– Мы учились вместе с Памелой и Клемми в Бельгии, – ответила Калли, заметно нервничая. – А здесь – что надо! И музыка – класс! – она старалась говорить обычным тоном, но это у нее плохо получалось.

Молодой человек чувствовал себя в этом подземелье как рыба в воде. На его фоне она смотрелась глупенькой инженю. К тому же он действительно много старше, чем все остальные в ее компании. Пожалуй, ему уже за тридцать, если судить по морщинам на лице.

– А вот и наша Перл! – воскликнула его партнерша, мулатка с темно-шоколадной кожей и огромными черными глазами, взглянув в сторону оркестра. Она доброжелательно улыбнулась Калли и добавила: – Сейчас будет петь. Значит, и мне пора! Скоро мой выход! Пока-пока, мой дорогой Тоби! – девушка поцеловала его прямо в губы.

Калли решила юркнуть куда-нибудь, но была остановлена Тоби.

– Хотите потанцевать со мной? Кажется, ваш кавалер на время бросил вас.

Не дожидаясь ответа, он сгреб ее и увлек за собой на паркет, где уже вовсю отплясывали квикстеп. Тоби вел ее с такой легкостью, что Калли очень скоро расслабилась, поняв, что партнер в случае чего все сделает за нее.

– Выходит, к паркетам лондонских танцплощадок вы еще не привыкли? – спросил он по ходу танца.

– Для меня привычнее сельские пейзажи Шотландии. У нас там есть свой дом. Но моя тетя болеет в последнее время, а она – владелица хореографической студии. Я сейчас ей немного помогаю в офисе: всякие организационные вопросы.

С чего бы я вдруг так расчирикалась, задалась она неожиданным вопросом. Зачем эта пустая болтовня? От Тоби пахло лосьоном для бритья, табаком и чем-то еще, таким опьяняюще соблазнительным, что трудно было устоять перед мужскими чарами, названия которым она пока еще не знала.

– В этом клубе играют лучшую музыку в городе. И вообще, тут удобно встречаться. Жаль, мне не часто удается вырваться.

– Памела сказала, что вы трудитесь за границей.

– Она так сказала? Частично это правда. Курсирую туда-обратно, помогаю людям делать инвестиции во всякие инновационные проекты. В частности, занимаюсь реконструкцией Каира, различными гидротехническими сооружениями на реке Нил. Мы планируем в ближайшее время существенно расширить нашу деятельность. Кстати, нужно будет перекинуться парой слов с ее братьями…

– Египет! Какая замечательная страна! Я много читала про Тутанхамона и гробницы других фараонов.

Калли по-детски пыталась произвести впечатление на собеседника своими скромными познаниями.

– Чтобы понять все величие и магическую красоту египетских пирамид, нужно совершить путешествие к ним по пустыне на верблюдах. И полюбоваться этими несравненными архитектурными сооружениями при заходе солнца.

Тоби улыбнулся и посмотрел на нее сверху вниз.

– Да, это было бы здорово! Я видела Монблан, взбиралась на Эйфелеву башню, но пирамиды… Конечно, это совсем другое! Вы – счастливый человек, что видели такую красоту своими глазами!

Ах, какое упоение кружить по паркету в крепких объятиях настоящего взрослого мужчины. И какая жалость, что музыка вот-вот закончится.

– Предлагаю поискать свободное местечко в баре. Я закажу нам коктейли.

– Вообще-то мне пора к своим, – проговорила Калли извиняющимся тоном, понимая, что это всего лишь вежливая отговорка. На самом деле его внимание к ее скромной персоне льстило ей и даже слегка кружило голову. – Но если только что-нибудь освежающее. Спасибо!

Тоби умудрился отыскать в клубной круговерти тихий уголок и свободную скамейку и, оставив там Калли, отправился в бар за шампанским. Его отлучкой воспользовалась Клемми.

– Итак, опять главный приз вечера – твой! Как тебе только удается их кадрить?

– Что значит «кадрить»? – не поняла Калли. – Мы просто сидим, беседуем. Он немного староват для меня.

– Ерунда! Совсем даже неплохо, когда рядом с тобой мужчина, который знает, что и как. Между прочим, он не появлялся в клубе уже целую вечность. Так что, можно сказать, тебе крупно повезло. Завтра, надеюсь, тоже с Тоби? Что ж, развлекай его на полную катушку! В четверг нам все расскажешь.

Калли подавленно молчала, не зная, что ответить. Она ведь просто пришла на танцы. И вовсе не собиралась никого «кадрить», как выразилась Клемми. И вот вам, пожалуйста! Первый же мужчина, который пригласил ее на танец, и сразу такое… В чем-то Клемми определенно права. В присутствии Тоби она чувствует себя как-то по-особому. Она вдруг вспомнила свой непродолжительный летний роман. Но у Тоби нет рядом матери, которая отслеживает буквально каждый шаг своего сына. Зато, вполне возможно, он уже женат! Не может быть, чтобы все было так хорошо! Чтобы с первой попытки, и такой самородок!

Вернулся Тоби с шампанским и двумя бокалами. Калли улыбнулась ему и решилась на первый вопрос.

– Ваша семья живет в Лондоне?

– В Уэльсе. Родители съехали в свой загородный дом. Подальше от шума и сутолоки большого города. Они предпочитают вести спокойную жизнь сельских затворников. Я у них один.

Тоби открыл золотой портсигар и извлек из него сигарету.

– Значит, сами вы еще не женаты?

– Женат?! Я?! Боже упаси! Я еще не встретил ту девушку, на которой стоило бы жениться. Беда в том, что хорошие девушки меня избегают! – Он издал самодовольный смешок и посмотрел ей прямо в глаза. Калли пришлось отвести взгляд в сторону. Снова она почувствовала себя наивной дурочкой, которая ломится в открытую дверь.

– Я не хотела… – начала она сбивчиво.

– Все правильно! Вы обязаны проверить человека, который с вами рядом. – Тоби обвел глазами зал. – Представляю, сколько маленьких постыдных тайн скрыто в этой толпе. Вы тоже, кстати, совсем не застрахованы от того, что сейчас за вами увяжется какой-нибудь наглый молодой хлыщ.

– Ну уж нет! Только не за мной! – ответила она, пожалуй, слишком быстро. – Все эти знакомства на танцевальных вечеринках мне пока совсем ни к чему. Впереди у меня еще уйма времени. Мне ведь только восемнадцать.

– Вот и прекрасно, что мы с вами сошлись! Оба не жаждем любовных приключений, оба свободны и просто хотим хорошо провести время.

На сей раз ему удалось заглянуть ей прямо в глаза, и его взгляд, пожалуй, даже слишком затянулся.

– Вы ведь прекрасно знаете, что очень хороши собой, – обронил он задумчиво. – Вы также знаете, чего хотите от этой жизни. И даже более того! Вы прекрасно знаете, как заполучить то, чего вы хотите.

Калли вспыхнула от смущения, а когда он, словно невзначай, коснулся ее руки, ей и вовсе сделалось жарко и она вся замерла от внутреннего напряжения.

– Я хотел бы встретиться с вами снова, – продолжал он. – Но не здесь, у всех на виду, где отслеживается каждый твой шаг. Приглашаю вас на ужин. Я знаю одно уютное местечко, где мы можем спокойно поужинать, поговорить, и нам никто не помешает.

– Мне надо спросить разрешение у тети Фиби. Я живу у нее на Мерилибон.

– Тогда я заеду за вами, и мы познакомимся прямо на месте. Если нужно, я покажу ей свои кредитки. Готов даже поделиться с ней информацией о своих банковских счетах, если ее это устроит.

«Кажется, он потихоньку спаивает меня», – мелькнуло у Калли.

– Пожалуй, тете не потребуется устраивать вам допросы, – постаралась обернуть она все в шутку. – Уверена, она не станет возражать. А я с удовольствием отправлюсь с вами на ужин.

– Значит, решено! Я заеду за вами пораньше, и мы еще прогуляемся по магазинам. Поможете мне выбрать кое-какие мелочи для моей новой квартиры. Она еще в стадии ремонта, а потому я пока снимаю комнату. Пока точно не знаю, как скоро мне придется снова уехать в Каир. Как подумаю, пыль… грязь… жара… Однако все зависит от того, как скоро решатся некоторые мои дела здесь. Однако хватит о работе! Раз мы пришли сюда отдыхать, то будем танцевать всю ночь!

Усаживая ее в такси уже где-то под самое утро, Тоби снова взял с нее обещание, что в среду они встречаются в пассаже «Берлингтон-Аркейд» и он ведет ее ужинать в ресторан.

– Спокойной ночи! И будьте паинькой! – улыбнулся он ей на прощание и коснулся губами щеки, запечатлев на ней легкий поцелуй. – Это в знак нашей будущей встречи. Я так рад, что познакомился с вами.

Калли вернулась домой как во сне. Ей еще никогда не доводилось видеть таких мужчин, как Тоби. По-настоящему светский, богатый, образованный, повидавший мир, импозантный, обходительный и такой милый! За весь вечер он не сделал ни единой попытки, как говорится, «клеиться» к ней. И в то же время дал ей почувствовать, что она не просто интересна ему. Она ему желанна! Ах, скорее бы снова увидеться с ним!

 

12

Перемены, произошедшие в Калли, не ускользнули от внимания Фиби. Эти перемены в дочери стали ей очевидны после первого же посещения клуба «400». На щеках Калли заиграл жизнерадостный румянец, и она стала излишне трепетно относиться к своей внешности, очень скоро превратившись в самую настоящую модную штучку. И куда подевалась прежняя девчонка, день-деньской носившаяся в килте и резиновых сапогах?

Калли даже специально съездила в какой-то центральный универмаг и купила себе элегантный шарф из натурального шелка в приглушенных пастельных тонах. Идеальная цветовая гамма! Покупка выявила и безупречный вкус самой Калли. Ну а то, что шарф стоил целую кучу денег, так это уже другой вопрос. Отныне все вечера у дочери были расписаны на неделю вперед. Вместе со своей компанией она ужинала в различных ресторанах, танцевала в каком-то посольстве, во «Флориде» и еще в каких-то клубах, названия которых были у всех на слуху, но переступить порог которых Фиби никогда бы не рискнула. Все подружки дочери были из очень приличных, преимущественно титулованных семей. Именно о такой компании для нее она когда-то и мечтала, зная, что дочь ничем не уступает своим аристократическим приятельницам ни внешностью, ни воспитанием. Значит, не зря истрачено столько средств на образование Калли, думала Фиби. Вполне возможно, все ее капиталовложения в дочь с лихвой окупятся в один прекрасный день. Что вселяло надежду и даже радость. Пожалуй, единственную на общем мрачном фоне. Дела в хореографической студии шли из рук вон плохо. Мейси уже лежала прикованной к постели, и за ней был нужен постоянный уход. Преподаватели старались максимально убавить звук музыки и заставить своих учеников не шуметь чрезмерно, чтобы не беспокоить больную. Сердце Фиби разрывалось от боли и дурных предчувствий.

Тем не менее Калли удалось сотворить маленькое чудо в их офисе. Она навела порядок в картотеке, разобрала и рассортировала всю корреспонденцию. Но что будет со студией после смерти Мейси, толком никто не знал. Фиби надеялась, что им удастся взять какой-то кредит и продолжить работу, ибо все классы были укомплектованы учениками. И тем не менее смерть Мейси однозначно ознаменует собой окончание старой эры. А что там будет впереди, кто его знает. По крайней мере, Калли хоть не слоняется без дела целыми днями дома. Правда, дома она вообще теперь бывала крайне редко. Что-то подсказывало Фиби, что ее дочь, судя по всему, влюбилась.

– С кем ты сегодня встречаешься? Заметь, я даже не спрашиваю его имени! – спросила она как-то раз, стараясь говорить как можно более беззаботным тоном.

– Почему обязательно «его имени»? Я не говорила тебе, что это – он! – ответила Калли, слегка покраснев.

– Но я не вижу в этом ничего дурного. Если у тебя уже появился мальчик, я только рада. Ведь я тоже была когда-то молодой! И с твоим отцом познакомилась в твоем возрасте. Да и сейчас я еще не совсем древняя старуха. Могу понять забавы молодых.

Фиби снова рассмеялась, но Каролина мгновенно заняла воинственную позу.

– Он – не мальчик! Его зовут Тоби. Родом он из Уэльса. И скоро он уезжает за границу… в Египет.

– Он военный? Офицер?

– Нет. Он – бизнесмен, занимается инвестициями в одной промышленной компании.

– Звучит интригующе. Почему бы тебе не пригласить его к нам на чашечку чая в один из вечеров? – Фиби изо всех сил демонстрировала сдержанность, понимая, что ответный шаг за Каролиной.

– Не уверена, что идея придется ему по душе. Он – человек занятой. Он хороший, красивый. Уверена, тебе он понравится.

– Во всяком случае, то, что он нравится тебе, видно невооруженным взглядом. Какого он возраста?

Каролина отвела глаза в сторону.

– Он старше меня. Но разве возраст имеет значение?

– Имеет! – ответила Фиби, впервые ощутив внутренний страх. На ее вопрос о возрасте кавалера дочь ответила уклончиво. А она еще так молода и неопытна. Не дай Бог, зрелый мужчина воспользуется ее наивностью.

Неделей позже Калли ворвалась вечером в спальню Фиби с улыбкой во весь рот.

– Тоби приглашает нас с тобой на ленч в «Ритц». Я сказала ему, что ты хотела бы с ним познакомиться, и он предложил вот такой вариант. Он очень щедрый и добрый человек. Но, пожалуйста, не надевай эту уродливую шляпку с сеточкой. Она ну никак не гармонирует с твоей двойкой.

Самой Фиби шляпка нравилась, можно сказать, она была в числе ее любимых. Но она понимала, что дочь не зря печется об ее облике. Для Калли предстоящая встреча, видно, очень важна, а значит, она, как ближайшая родственница, должна соответствовать обстоятельствам. Впервые в ней проснулось самое настоящее женское любопытство, и ей захотелось поскорее самой увидеть мужчину, ради которого Калли старается втиснуть даже свою родную мать в некие неведомые ей, но приемлемые им стандарты.

– И, пожалуйста, не рассказывай ему, что в школе я была безнадежной двоечницей!

– Я никогда и никому не говорила подобной чуши! И потом, ты никогда не была двоечницей. Просто академические дисциплины твоей подруге Примми давались легче, чем тебе, вот и все! Но тогда и я попрошу тебя не раскрывать ему тайну моего рождения на задворках Лидса! – колко пошутила она в ответ.

– И, пожалуйста, постарайся не задавать никаких вопросов, ладно?

Фиби даже замерла от неожиданности.

– Так, может быть, мне лучше и вообще не ходить, а? Не кажется ли тебе, что предварительных условий слишком много? Или твой поклонник принимает меня такой, какая я есть, или никакой. В конце концов, я всего лишь твоя мать, и не я интересую его в первую очередь…

– Кстати, о матери! Он думает, что ты моя тетя. Не хочу пока посвящать его во все наши семейные тайны.

В комнате повисло неловкое молчание.

– А я-то думала, что мы уже проехали это! – тихо проронила Фиби. Она старалась говорить спокойно, но то, что дочь стесняется ее как матери, задело ее за живое. – Ты могла бы сказать ему, что я овдовела в годы войны. По-моему, всегда лучше говорить людям правду.

– Ой, кто бы говорил! – вспылила Каролина и выскочила вон, громко хлопнув за собой дверью.

Да, дочь настроена весьма решительно. Видно, этот мужчина значит для нее много больше, чем просто случайный кавалер. И снова Фиби почувствовала безотчетный страх и неприятную пустоту в желудке. Непросто, оказывается, быть матерью взрослой дочери. Ну и как, интересно, я справлюсь с этой новой для себя ролью?

Тоби Ллойд-Джоунз поджидал их, коротая время у стойки бара. Моложавый, коренастый мужчина в дорогом стильном костюме, сшитом на заказ. Правильные черты лица, сильный волевой подбородок, проницательные умные глаза, темные, слегка вьющиеся волосы. На такие кудри она насмотрелась у многих актеров из Уэльса. Его выразительное лицо слегка загрубело от южного солнца.

Он с улыбкой протянул ей руку.

– Мисс Фей, я много наслышан о вас. Когда-то мой отец был в восхищении от ваших выступлений в варьете. Рад, что сегодня могу познакомиться с вами лично!

«А он много старше, чем я предполагала», – подумала Фиби разочарованно.

Им подали шикарный ленч в шикарном ресторанном зале, сверкающем позолотой и хрусталем: мусс из копченого лосося, профитроли, отличное вино. Каролина заметно нервничала, но смотрелась очень мило в бледно-голубом платье, жакете в тон ему и шляпке, которая красиво обрамляла ее головку, делая просто божественной. Наверняка кто-то помог ей определиться с выбором туалета, и Фиби даже догадывалась, кто бы это мог быть.

– Так вы собираетесь в скором времени в Египет? Каролина сказала мне, что основная ваша работа сосредоточена там.

– Не знаю, насколько «в скором». Я представляю здесь интересы одной из компаний, входящих в промышленную группу «Дельта». Мы вкладываем капиталы в развитие инфраструктуры, в недвижимость, в прочие объекты собственности вдоль русла Нила. Это очень динамично развивающийся ареал. Вот я и занимаюсь в Лондоне налаживанием всяческих деловых контактов. Каир – прекрасное место для начала деловой деятельности. Как вы знаете, Суэцкий канал намного сократил путь из Европы в страны Ближнего и Дальнего Востока. Кстати, правительство всецело поддерживает нас во всех наших деловых инициативах.

Тоби много и пространно рассуждал о своих успехах на ниве бизнеса, но Фиби не понравилась избыточная горячность его речей. Он был похож на проповедника, пытающегося завлечь паству в свою новую веру.

– То есть постоянно вы собираетесь жить там?

– Какое-то время – да! Пока дела требуют моего постоянного присутствия в Каире. Разумеется, если я обзаведусь семьей, то я не позволю, чтобы мои близкие страдали от тамошнего ужасного климата всю жизнь.

Он бросил выразительный взгляд на Калли, заставивший ее покраснеть.

Значит, кое о чем они уже успели договориться, подумала Фиби. Вон как он смотрит на ее дочь! Буквально ест ее глазами. Да и она отвечает ему преданным взглядом, исполненным такого обожания, что в сердце Фиби снова закралась тревога. Что происходит? Что такое важное она упустила за последние несколько недель?

– Вы абсолютно правы! – понимающе кивнула она. – Нельзя сразу же сваливать на молодую жену столько всего: климат, совершенно иная культурная среда, общая неопределенность в мире… Времена-то стоят тревожные. Кажется, эти страшные события в Северной Испании – всего лишь прелюдия к более страшным событиям.

Калли гневно сверкнула на нее глазами. Ей не было дела до того, что творится в Европе.

– Когда люди любят друг друга, то им, в сущности, все равно, где жить. Главное – быть рядом! – Она поднесла салфетку к губам. – Египет – это так романтично!

– Наверное, на какое-то время романтики будет достаточно. Но что потом? Чем там заниматься женщинам, пока их мужья на работе? Сидеть в тенечке и играть в карты?

– О, вы знаете, Каир – очень современный город, со всеми благами цивилизации. В предместье Каира на одном из островов построен прекрасный клуб. Его называют «Сельским клубом». Там есть и бассейны, и теннисные корты, рестораны. В этом клубе закатывают такие балы под звездным небом, что и Лондон обзавидуется!

– Все это хорошо и даже прекрасно, но так далеко от дома! На пароходе туда плыть несколько недель.

– Мы идем в ногу со временем. Скоро наши авиалинии начнут совершать регулярные авиарейсы до Каира. Мир стремительно сжимается в своих размерах, мисс Фей. Вот почему наши капиталовложения в эти регионы принесут со временем колоссальную прибыль.

– Уж не хотите ли вы заставить и меня раскошелиться на один из ваших проектов? – рассмеялась Фиби несколько натянутым смехом.

– Тетя! – выдохнула Каролина с негодованием себе под нос.

– Ну что вы, мисс Фей! Разве я могу так злоупотреблять удобным случаем? Просто я настолько увлечен своими проектами, что меня всегда заносит, когда я начинаю говорить о делах.

Он улыбнулся, но улыбка получилась напряженной и, как отметила про себя Фиби, даже несколько вымученной. Взгляд его остался непроницаемым, и было в этом взгляде что-то ястребиное. Фиби невольно вспомнила, что такими же колючими глазами смотрели на посетителей стреноженные соколы, которых демонстрировали когда-то на ярмарке-выставке в Далрадноре. И снова она почувствовала неприятную пустоту в желудке. Но Каролина целиком во власти его чар. А вот Фиби чем дальше, тем больше становилось неуютно в присутствии Тоби. Да, он был отменно учтив, не уходил от острых вопросов, но во всем его облике она инстинктивно чувствовала железную хватку: этакая железная лапа в мягкой лайковой перчатке. Кажется, на сегодня с нее хватило общества мистера Ллойд-Джоунза с лихвой.

– Прошу простить, но мне пора! В четыре начинаются занятия в хореографической школе. Ленч был превосходен! Рада была познакомиться с вами, мистер Ллойд-Джоунз! Вы, вольно или невольно, заставили меня задуматься о многом.

– Называйте меня просто Тоби, – проговорил он, тоже приподнимаясь из-за стола.

– Хорошо! Может быть, со временем… Я, знаете ли, воспитана в старомодных традициях, а потому не сразу перехожу на «ты». Мы еще слишком мало знаем друг друга!

Она вежливо раскланялась и покинула сцену с достоинством великой актрисы, а в холле направилась прямиком в дамскую комнату припудрить носик.

Каролина нагнала ее почти у самой двери.

– Как ты могла быть такой грубой?

– Я совершенно никому не грубила. Скорее, хотела быть точной! Этот человек пытался с ходу всучить мне какие-то сомнительные акции в каком-то сомнительном предприятии, затерянном в пустыне.

– Ничего он не пытался! Он просто рассказывал тебе о себе.

– Тогда и ты тоже расскажи мне о себе! – вдруг вспылила Фиби.

– Нечего рассказывать! Я люблю его и хочу выйти за него замуж.

– Он уже и предложение тебе сделал?

– Пока еще нет, но скоро сделает.

– Ах, Каролина! Подумай хорошенько! Ты еще так молода, а уже готова броситься в омут с головой. Ведь ты же ничего о нем не знаешь!

– Я знаю достаточно из того, о чем хочу знать. Я также знаю, что не могу жить без него! И не буду!

– Хорошо! Поговорим об этом после! Сейчас не время и не место. Скажу лишь одно: если он тебя любит по-настоящему, то согласится подождать твоего совершеннолетия. Тебе следует расширить свои знания в области психологии мужчин.

– Сама-то ты ничего не расширяла!

– Тогда было другое время! Война! В войну жизнь стремительно ускоряется. Прояви же хоть каплю разума! Я не хочу, чтобы твой первый любовный опыт окончился печально. Будь же благоразумной, иначе слез не миновать!

– Да ты просто завидуешь мне, потому что у меня есть то, чего никогда не было у тебя! – выкрикнула Каролина почти с ненавистью. – Мы с Тоби любим друг друга, и мне не нужен никто другой.

– Это я вижу. Но я прошу тебя лишь об одном: не торопись! Людям ведь свойственно меняться. Есть в этом человеке что-то такое… Трудно выразить словами…

Фиби поняла, что все ее уговоры напрасны.

– Все! С меня хватит твоих увещеваний! – Каролина выбежала из дамской комнаты, громко хлопнув за собой дверью, оставив Фиби в растерзанных чувствах. Ну почему у нас все и всегда заканчивается ссорой? Неужели мы никогда не наладим наши отношения друг с другом?

– Все в порядке? У тебя расстроенное лицо, – проговорил Тоби, поднимаясь к ней навстречу. – А твоя тетя – женщина что надо! Надеюсь, я не сильно пережал в разговоре с нею? – Он замолчал, ожидая ответной реакции.

– Нет, все прекрасно! Но давай не будем о ней! Ты все это серьезно насчет Египта, жены, клубов?

– Готова стать добровольцем? – улыбнулся он в ответ.

– Почему бы и нет, если место пока вакантно? – она тоже улыбнулась и взглянула ему прямо в глаза. Их ноги под столом сплелись, а его рука медленно прошлась по ее бедру.

– Я хотел бы проверить претендентку в деле! Отвечает ли она всем критериям качества?

– Так в чем дело? Пойдем и проверим, и я покажу тебе все, на что способна.

Какая-то часть ее сознания тут же замерла в испуге. Что она несет? Но в присутствии Тоби она всегда не знала удержу. Да и в студию ей совсем не хотелось возвращаться. Мысль о том, что она снова увидит недовольную физиономию Фиби с плотно поджатыми губами, приводила ее в бешенство. Не станет она тратить драгоценные мгновения, которые они проводят с Тоби, на бесплодные дискуссии ни о чем. Слава богу, предохранительный колпачок-пружинка у нее на месте! Пора, наконец, пускать его в ход. Интересно, что сказала бы ее мать, узнай она, что Каролина побывала на приеме у гинеколога на Харлей-стрит, который и оснастил ее всем необходимым для безопасного секса. Они с Тоби не собираются рисковать! Тоби проявил просто ангельское терпение, ожидая, пока она будет надежно защищена. Он вообще такой внимательный! Накупил ей кучу красивого белья, предназначенного, как он сказал, только для его глаз. Просто великолепные шелковые штучки, верх красоты и изящества! Все это пока хранится в его шикарном номере с обилием зеркал в отеле «Кавендиш». Но никаких конкретных предложений от него пока не поступало. Калли даже стала опасаться, что в их отношениях пошло что-то не так. И вот наконец-то!

Никакие уроки по особенностям женской анатомии, которые она получила в школе, несмотря на всю их пользу и прочее, не могут в полной мере подготовить юную девушку к тому, что случается, когда впервые попадаешь в объятия сильного и опытного мужчины. Конечно, все это стало для нее шоком. Но Тоби был так нежен, так умело ласкал ее, так бережно проник в нее, что она даже не почувствовала боли, когда рассталась с девственностью. Все же остальное ей очень понравилось, и она не могла дождаться того момента, когда снова окажется в его номере. А как же будет здорово, когда она станет его законной женой! И как смеет Фиби не доверять ему?

Он осыпал ее подарками, покупал дорогие наряды, водил по ресторанам, поил превосходным вином, но она пьянела от одного желания быть с ним, чувствовать тяжесть его тела на себе. Иногда он возвращался с работы с бутылкой шампанского.

– Провернул хорошее дельце! – говорил он. – Есть повод отметить!

В другие дни Тоби приходил с нахмуренным челом, усталый и раздраженный.

– Столько времени потратил впустую на этого типа, но так и не сдвинул его с мертвой точки! – бросал он с порога и набрасывался на нее со звериной жадностью, опустошая ее без остатка и оставляя на теле многочисленные синяки.

Близость с Тоби изменила ее, и это стало заметно окружающим. Памела как-то раз заметила, что у нее постоянно уставший вид.

– Пустил тебя в ход по полной, да? – хихикнула она и добавила: – Ах, молчи! Ничего не говори! Все мы наслышаны о твоей большой любви к Тоби. И о том, что ты с ним сделала! Впрочем, все и так написано на твоем лице, недотрога ты наша!

Калли стала реже встречаться с подругами, разве что чай по четвергам остался. Приятельницы беззлобно подшучивали над ней, сплетничали…

– Будь осторожна! Этот «уэльский чародей» не так уж безобиден, как кажется. Где ты пропадаешь целыми днями? Где та пещера, в которую он тебя уносит?

Калли была уверена, что подруги откровенно завидуют ей, и не спешила поделиться с ними подробностями своего романа, боясь спугнуть очарование переживаемых ею мгновений. Скоро, совсем скоро у нее начнется совершенно другая жизнь за границей. Стоит ли ему рассказать всю правду о Фиби? А с какой стати? Ведь и он не очень-то посвящает ее в подробности своего прошлого. И о родителях совсем не говорит. Несколько раз она упомянула имя сэра Лайонела. Она также сказала, что у них с тетей есть дом в Шотландии плюс небольшое наследство, которое она получит на руки, когда ей исполнится двадцать один год.

– Я никогда не возьму от тебя ни пенса! – клятвенно заверил ее Тоби. – Но вот твои подруги, с которыми ты когда-то училась. Их фамилии нам пригодились бы в дальнейшем для расширения инвестиций.

Но Калли смогла вспомнить лишь тех, с кем он и так прекрасно знался по клубу «400». Больше он подобных вопросов не задавал.

Выйдя из «Ритца», они направились к его отелю по Джермин-стрит. Уже у самого входа в «Кавендиш» Тоби вдруг остановился и сказал:

– Знаешь, в скором времени мне придется уехать. Хочешь поехать со мной? Отличный повод прокатиться по Европе на машине. Проедем всю Францию до Марселя, а там сядем на пароход и поплывем через Средиземное море в Египет. Все лучше, чем заваривать чай для своих тетушек.

– Я так не могу! – замялась в нерешительности Калли. – Мне надо поставить их в известность. К тому же одна из моих теток очень больна.

Как бы она ни злилась на Фиби, но не может она все же обойтись столь бессовестным образом и с остальными. Или все же может?

– Решай, дорогая! Но не тяни! Времени у нас в обрез. Как только пересечем Ла-Манш, возьмем напрокат автомобиль, и в путь! Давай убежим и обойдемся безо всей этой свадебной суеты! На следующей же неделе! В противном случае все откладывается на долгие месяцы.

– Звучит заманчиво! – проговорила она неуверенным тоном, вдруг ощутив странную тревогу. Откуда такая спешка? – Ты умеешь соблазнять!

– Еще как умею! Пошли же скорее наверх, и я докажу тебе это! Перейдем к активной фазе убеждений… У меня припасена пара фокусов, которые я еще тебе не демонстрировал. Уверяю, тебе понравится! Будешь еще требовать повторения! – Он крепко сжал ее руку и решительным шагом повел ее к себе в номер. А она и не очень сопротивлялась. Интересно, какие еще новые чудеса он заготовил для нее?

Каролина не вернулась домой в эту ночь. И на следующий день она тоже не пришла. Фиби была вне себя от ярости. Но и переживала, конечно. Калли еще никогда не позволяла себе подобных выходок. Она даже не соизволила предупредить мать, где она и с кем. Фиби уже была готова обратиться за помощью в полицию. Так кто же этот человек, мистер Ллойд-Джоунз? Заурядный соблазнитель, вскруживший голову ее дочери? Или что похуже? Негодяй, воспользовавшийся неопытностью юной девушки, который бросит ее тут же, как только она ему надоест? Сколько подобных историй она насмотрелась, работая в театре! Все эти поклонники, толпами осаждающие служебный подъезд, обещающие горы золотые хорошеньким артисточкам из кордебалета… А потом бросают их и оставляют ни с чем. Надо бы провести собственное расследование, разузнать побольше и о нем, и о его семье. Но сейчас она загружена, как никогда. Занятия в студии, плюс приглашение на пробы для нового кинофильма. Нет, пока с расследованиями придется повременить!

Когда Каролина вернулась, наконец, домой, недовольная, с надутым видом, то Фиби ограничилась лишь тем, что сказала ей, что очень беспокоилась. Но ссора тут же вспыхнула с новой силой.

– Неужели ты не понимаешь, – не выдержала, наконец, Фиби, – что ты просто игрушка в его руках? Последняя игрушка из длинной череды других игрушек! Все, чего он добивается от тебя…

– Он хочет на мне жениться! – спокойно оборвала ее Калли на полуслове. Самое время расставить все точки над i.

– Пустое обещание только для того, чтобы уложить к себе в койку!

– Зачем ему укладывать? Я уже и так там побывала! И не раз! Почему ты так его невзлюбила?

– В этом человеке есть что-то фальшивое! Пока я не стану вмешиваться в ваши дела, но я обязательно вмешаюсь!

– И на здоровье! Ты просто не хочешь, чтобы я была счастлива. Разве ты можешь понять, что я чувствую к нему?

– Еще как могу! Он тебя просто использует в своих целях, глупышка! Но запомни! Брак – это не только секс!

– Тебе-то это откуда известно? – бросила Калли в лицо матери очередное оскорбление и направилась к себе в комнату. – Я ухожу!

– У меня сейчас нет времени на дальнейшие пререкания с тобой. Если уходишь, не забудь, пожалуйста, запереть за собой дверь. И проведай Мейси! Обязательно!

Ответа не последовало.

Фиби появилась в студии позже обычного, чтобы подменить Китти, бессменно дежурившую у постели подруги. В смежной комнате собрались все, кто работал в студии. Они окружили доктора плотным кольцом и внимательно слушали его с сосредоточенным выражением на лицах.

– Уже совсем скоро! Она слабеет буквально на глазах. Ноги холодные. Я только что дал ей другой препарат, но вряд ли он что-то изменит. Советую вам попрощаться с ней прямо сейчас.

Они все по очереди подошли к Мейси, о чем-то пытались мило болтать, как будто она слышала их. Билли залился слезами, Джем тоже не мог сдержать слез. Одна лишь Китти держалась, из последних сил исполняя свой профессиональный долг, но и у нее осунувшееся от постоянных недосыпаний лицо было белым как мел, и на нем застыла страдальческая гримаса.

Фиби вдруг вспомнила, сколько терпения и доброты проявила Мейси, когда у нее прямо на их совместной тогда квартире начались родовые схватки. Это случилось в тот день, когда ей сообщили о гибели Артура. И как потом подруги помогали ей и были всегда рядом, в самые трудные, самые черные дни ее жизни. Как свято они берегли ее тайну, связанную с рождением ребенка. Для нее Китти и Мейси были словно родные сестры, которых у нее никогда не было на самом деле.

– Каролина была сегодня на работе?

– Если она и появилась в офисе, то сюда не заглядывала, – ответила Китти. – Может, придет попозже. Она ведь очень любит Мейси.

Вообще-то не в натуре Каролины манкировать своими обязанностями, но сейчас, вздохнула про себя Фиби, мало что осталось от прежней Каролины. Когда-нибудь она горько пожалеет о том, что даже не зашла попрощаться с Мейси.

Мейси отошла на рассвете. Она умерла тихо, одно легкое дыхание, и все… Китти исполнила все, что нужно в подобных случаях: обмыла, одела ее и сделала все это с той щемящей нежностью и любовью, на которую способны только настоящие сестры милосердия. Потом они все собрались в офисе, пили чай, вспоминали… Билли и Джем отвезли Фиби домой. Она на цыпочках вошла в квартиру, стараясь ничем не потревожить свою неблагодарную дочь, так же тихо пробралась к себе в спальню и рухнула на кровать в чем стояла. Она проспала все утро и подхватилась только ближе к полудню, подошла к окну, раздвинула шторы и только сейчас заметила конверт на туалетном столике.

Внутри лежала открытка с ее изображением времен расцвета театральной карьеры. На обороте рукой дочери было написано:

Мы с Тоби решили пожениться за границей без твоего согласия. Я взяла с собой все необходимое. Пожалуйста, не ищи меня. Так будет лучше для всех нас. И не волнуйся понапрасну. Я пришлю тебе из Египта открытку с видом пирамид.

Калли

Фиби в смятении ринулась в комнату дочери. Кровать была не расстелена, шкаф полуоткрыт, и там болтались пустые вешалки. Кожаный чемодан тоже исчез, вместе с паспортом, который хранился с другими документами в материнской шкатулке, инкрустированной жемчугом. Итак, это был преднамеренный и подлый побег, все было сделано так, чтобы максимально уязвить и даже оскорбить ее.

Господи, подумала с отчаянием Фиби, какая же мать откажется помочь дочери в свадебных приготовлениях. Но Каролина ясно дала понять, что ей в этом праве отказано. Наверное, она была недостаточно тактичной. Ах, если бы у нее было больше свободного времени! Тогда этой затее можно было бы и помешать. Но слишком поздно! Сколько же еще ей придется платить по старым долгам? Сокрытие правды от дочери о ее рождении обошлось ей и без того очень дорого. Вот что значит растить ребенка одной, когда рядом нет отца, который сумел бы защитить их и посоветовать ей что-то дельное. Из нее получилась никудышная мать. Да и чего можно требовать от матери-одиночки?

Фиби повалилась на холодную постель дочери и прошлась негнущимися пальцами по шелковому покрывалу.

– Ах ты глупая, глупая девочка! – прошептала она, заливаясь слезами. – Скоро, очень скоро ты вынырнешь из дурмана, которым он тебя опоил, и поймешь, что натворила. Вот только кто тебе там поможет, в такой дали!

 

13

«Мари Соланж» бросила, наконец, швартовы в александрийском порту. Калли, стоя на палубе, спешила напитаться новыми впечатлениями. Десятки мужчин сновали на пристани, облаченные во что-то длинное и белое, похожее издали на ночные сорочки. Одни суетились вокруг тросов, другие торопились навстречу к пассажирам с корзинами на головах, готовые немедленно обрушить на них свой товар.

– Наконец-то! – негромко воскликнула Калли, почувствовав руку мужа на своем плече. – Добро пожаловать на Восток, миссис Ллойд-Джоунз!

Калли все еще никак не могла привыкнуть к новому для себя статусу замужней дамы. За последние несколько недель в ее жизни произошло столько всего и сразу. Прямо какая-то экзотическая мелодрама. Побег из дома в глухую ночь, потом паром, на котором они плыли до Булони, утренний поезд на Париж, а оттуда на машине до Марселя. Поездка оказалась не из легких. Во всяком случае, праздной автомобильной прогулки на юг не получилось. В спешке сборов Тоби где-то потерял свои права. А потому спать пришлось где попало и как попало. Но Калли не возражала. Все было так ново и так необычно! Тоби резвился всю дорогу, словно молодой бычок, выпущенный на волю.

В Марселе они поселились в дешевых меблированных комнатах неподалеку от порта, потом нашли судно, капитан которого согласился оформить их брак за определенную мзду. Они купили золотую ленту, символизирующую брачные узы. Красивое золотое кольцо Тоби пообещал ей купить уже в Каире.

Сама церемония была очень краткой. Всего лишь несколько слов в присутствии свидетелей из членов команды, после чего они заполнили соответствующие бланки, внеся в них свои полные имена.

Калли немного рассмешило полное имя ее мужа: Тобиас Обадия Ллойд-Джоунз. Но Тоби было совсем не смешно.

– Наградили родители имечком, дай Бог им здоровья! Врагу не пожелаешь! Только, чур, никому не говори, ладно?

Почти всю дорогу море штормило, и Калли чувствовала себя преотвратно. Большую часть пути она провалялась в их маленькой каюте, держась за живот. Начало медового месяца получилось совсем не таким медовым, как она себе это рисовала в своих фантазиях. Обескуражила скромность каюты. Впрочем, отсутствие роскоши ее мало волновало. Главное – что они с Тоби любят друг друга, размышляла она, восхищенно разглядывая брачную ленту. Вот сейчас у них будет время и для того, чтобы заняться любовью, и для бесконечных прогулок по палубе, пока длится их вояж к новому месту назначения. Но вышло все не так, как хотелось. И сейчас, добравшись, наконец, до суши, увидев вокруг уйму пароходов и сотни носильщиков, Калли вздохнула с явной радостью. Все же добралась живой. Она в Египте! И это не сон, а самая настоящая явь. Правда, впереди их ждала еще одна долгая и утомительная дорога, но уже поездом до Каира.

Несмотря на раннее утро, жара давала о себе знать. Калли вернулась в каюту за шляпкой с полями. Они взяли с собой в дорогу небольшой багаж, только вещи и документы. Не успели они с Тоби ступить на пристань, как их тут же атаковали со всех сторон лоточники и носильщики. Продавцы наперебой предлагали свой товар, главным образом напитки и снедь. При виде этой кишащей людьми толпы Калли невольно почувствовала панику. Незнакомые запахи ударили в нос, мухи мгновенно облепили лицо, тонкая струйка пота медленно поползла по ложбинке между грудями.

Кое-как они добрались до поезда, следующего на Каир, и как раз вовремя, ибо состав должен был вот-вот тронуться. Вид сверкающего черным лаком паровоза, окутанного клубами дыма, успокаивал своей привычностью. Вокруг стали заметны некоторые признаки цивилизации, которые в сочетании с восточной экзотикой образовали странный конгломерат старого и нового. Караваны с верблюдами чинно шествовали прямо по трамвайным путям, на проезжей части мирно уживаются современные машины и допотопные тележки, запряженные осликами. В тени притаились женщины, закутанные с головы до пят в черные покрывала. Молодые европейки, такие, как она, напротив, щеголяют по улицам в коротких платьях, живописных шляпах и под зонтиками.

Тоби бесцеремонно разогнал стайку нищих, попытавшихся облепить их со всех сторон.

– Нищие и уличные факиры – это чума! – пояснил он жене. – Стоит дать только одному из них, как тут же словно из-под земли вырастут еще сто. Для этих людей ведь не существует слова «нет».

Они расположились в купе возле окна, за которым мелькал лишь один однообразный пейзаж: песчаное море без конца и края. Но мало-помалу пустыня стала перемежаться с небольшими островками зелени в окружении живописных пальм. Значит, пояснил ей Тоби, они уже подъезжают к Каиру.

– Посмотри, как пустыня постепенно отступает под натиском строительства! Сколько прекрасных вилл построено за последние несколько лет! – Тоби указал на небольшое скопление бунгало, сверкающих белизной под лучами полуденного солнца. – Но в зеленых пригородах Каира еще есть где развернуться инициативным людям.

– Мы тоже будем жить на такой вилле? – спросила у него Калли в полной уверенности, что у мужа есть дом, который готов принять под свою крышу его молодую жену.

– Боюсь, на первых порах нам придется довольствоваться отелем. Но мы немедленно же займемся поисками подходящего дома. Ты сможешь выбрать его по своему вкусу.

Калли выдавила из себя жалкое подобие улыбки, пытаясь скрыть собственное разочарование. Они уже и так прожили на чемоданах целых три недели. Все ее платья требуют стирки, утюжки, да и вообще… Совсем не таким представляла она себе собственный приезд в Египет. Но впереди у них еще уйма времени для того, чтобы начать новую жизнь, да и жара не располагала к спорам. Во всяком случае, в отеле имеется ванная, прачечная, ресторан… То есть у нее будет время акклиматизироваться и привыкнуть к новому городу, а уж потом она займется поисками дома.

Совместная жизнь с Тоби тоже оказалась несколько не такой, о какой она мечтала. Беспокойная душа, он не мог усидеть на одном месте. Часами мерил шагами, как заведенный, палубу парохода, потом, уединившись в каюте, строчил какие-то деловые письма с инвестиционными предложениями и непрестанно курил. Он ни разу не взял в руки книгу, а в газетах его интересовали лишь деловые новости, главным образом курс валют и котировки акций на биржах. Все остальное он даже не удосуживался просмотреть. Он весь в работе, не без гордости думала Калли, глядя на мужа.

Пока же они продолжали жить на ее сбережения. Она снимала деньги со своего счета и тратила их на семейные нужды без тени подозрения. Ей даже пришлось самой купить себе золотое обручальное кольцо. Тоби объяснил, что они поиздержались на дорогие рестораны и отель в Марселе, но он клятвенно заверил ее, что, как только приступит к работе, сразу же вернет ей все до последнего пенса.

– Буду рада познакомиться с твоими сослуживцами! – Калли почувствовала себя совсем взрослой женщиной.

– Я всегда работаю один. Но обзавожусь полезными связями в городе или когда бываю в клубах.

– В чем именно заключается твоя работа? – Калли впервые подумала о том, что она, в сущности, ничего не знает о профессиональной деятельности мужа.

– Помогаю людям делать прибыльные инвестиции в недвижимость и землю.

– Я думала, ты работаешь брокером на бирже, – промолвила она озадаченным тоном.

– В каком-то смысле так оно и есть! Помогаю людям осуществить их заветную мечту – стать богатыми, вложив деньги в землю за рубежом. С хорошим процентом прибыли, заметь! Иногда я выполняю сделки купли-продажи по поручению своих клиентов, которые не хотят светиться сами или не желают, чтобы другие узнали о том, как они богаты. Я также получаю комиссионные от тех сделок, которые были заключены при моем участии. Свожу нужных людей друг с другом, ну, и другое разное.

– Не потому ли ты спрашивал у меня фамилии моих бывших одноклассниц? – поинтересовалась у мужа Калли, внезапно почувствовав легкую тревогу.

– Частично и поэтому. Контакты с богатыми и знаменитыми всегда полезны. В бизнесе ведь так: если не попросишь, то и не дадут! А в твоей компании было полно людей со связями.

– Они – не моя компания! Многих я едва знаю.

– Но это же твои школьные подружки!

– Не все! Только Памела и Примми, с которыми я вместе училась в Европе. Но когда это было! Сто лет тому назад! Представляю, что они подумали, когда узнали, что мы сбежали ночью, словно…

– Уверен, они посчитают нашу историю очень романтичной. Вас, девушек, ведь медом не корми, но дай побольше романтики! – рассмеялся он беззаботным смехом. – Да и какая нам разница, что они там думают? Уверяю, тебе здесь понравится! Ты сейчас – мое главное капиталовложение. С твоей внешностью, с твоим очарованием ты быстро обзаведешься в Каире кучей новых подружек и поможешь мне наладить деловые контакты с их близкими. – Тоби снова улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. – Кто сможет устоять перед такой нежной английской розой? С такой нежной кожей! У большинства здешних девушек кожа загрубела на солнце, как подошва. Вот увидишь, ты будешь здесь пользоваться бешеным успехом, а меня сделаешь самым счастливым мужчиной во всем Каире.

Странный комплимент, подумала про себя Калли. Получается, я для него нечто вроде делового актива. А ведь она прежде всего его молодая жена. Порой его комплименты и вовсе звучали немного фальшиво, и тогда Калли съеживалась и уходила в себя. Поворачивалась к окну и бесцельно смотрела на пейзажи, проносящиеся за окном вагона. Скорей бы уж приехать на место, думала она. Жара казалась просто невыносимой.

Тоби нанял щеголеватого извозчика, и в его конном экипаже они медленно поехали по улицам Каира, глазея по сторонам.

– Каир называют вторым Парижем, настоящий уголок Парижа на Ниле! – обронил Тоби, кивнув в сторону центральных улиц города, застроенных величественными каменными зданиями, похожими издали на помпезные замки. На этих улицах располагались банки, театры, фешенебельные жилые дома. Но Калли видела вокруг себя лишь сплошную вереницу тележек, впряженных в осликов, изредка попадались и легковые машины. Но больше всего было уличных продавцов, которые бежали рядом, предлагая воду и хлопушки для мух. В воздухе витал тяжелый запах нечистот, подгнивших фруктов и экскрементов. Калли с ужасом думала о том, что ждет ее впереди. Здесь все такое непривычное для европейского глаза. Сможет ли она привыкнуть когда-нибудь к этому экзотическому городу?

Словно стараясь загладить свою вину за весьма скромное свадебное путешествие на пароходе, Тоби заказал шикарный номер в отеле «Континенталь». Ужинали они либо в ресторане на крыше отеля, где был разбит самый настоящий сад с обилием цветов и пальм, либо в ресторане отеля «Шепардз», обеденный зал в котором был оформлен в мавританском стиле. Здесь Калли впервые увидела богатых обитателей Каира. Как всегда, много французов из категории космополитов, привыкших шататься по белу свету. Еще среди публики бросались в глаза офицеры и нарядно одетые англичане, отпугивающие остальных своими громкими голосами и надменными манерами.

– Приветствую тебя, дорогая, в Каире, жемчужине Нила. Ты только оглядись вокруг! Ты – взрослая самостоятельная женщина, и никто более не станет отслеживать твой каждый шаг! И ты свежа и благоуханна. Как роза! За твое здоровье, дорогая! – Тоби поднял бокал, и настроение Калли заметно улучшилось. Хорошее вино, вкусная еда, что еще надо! – Впереди тебя ждет масса открытий. Мы отправимся на верблюдах к пирамидам, спустимся вниз по Нилу на фелуках, а еще каждую ночь будем танцевать в клубе «Гезира». Я покажу тебе такие красоты, которых ты еще не видывала! Все чудеса Востока – твои! Мы вместе побродим по знаменитому каирскому базару Хан-эль-Халили, посмотрим на дервишей, членов секты суфистов, да и много чего еще!

Да, все чудеса Востока – ее! Ведь впереди у них такая долгая и счастливая жизнь вместе. Она улыбнулась ему благодарной улыбкой. Все же он любит ее как женщину, а не просто как удачное капиталовложение. И он хочет сделать ее по-настоящему счастливой. Ведь ради него она, не задумываясь, бросила всех, кого знала. Что подумают о ней Китти? Мейси? Милая, милая Мейси! Как она там? Фиби, конечно, придет в ярость, узнав о побеге. Ее подруги – Примми, Памела, Клемми, те просто умрут от зависти. Она всем им отправит по открытке, но в свое время. Но сегодня вечером она хочет просто расслабиться и напитаться той чарующей магией, имя которой – Египет.

Они подыскали себе дом в современном европейском стиле: бунгало, окруженное верандой со всех сторон, дополнительная защита от солнца. Три спальни, и в каждой в потолке вбит крюк, на который надеваются сетки для защиты от москитов. Отныне придется спать под такими сетками каждую ночь. Дом меблирован бамбуковой мебелью, выдержанной в зеленоватых тонах. И везде много подушек. В комплекте с домом прилагался и слуга по имени Хасан. На нем уборка дома, приготовление еды, есть еще и садовник, который занимается исключительно садом. Сад, создававший живительную тень и прохладу, радовал глаз обилием пальмовых и фиговых деревьев и множеством других растений, названий которых Калли не знала. Огорчал лишь тонкий слой пыли, покрывавший всю зелень. Хасан сразу же предупредил ее не очень увлекаться прогулками по саду, потому что в кустах водятся змеи. Но можно часами лежать в гамаке и рассматривать дом снаружи: оштукатуренные стены, выкрашенные в светло-коричневый цвет, а в тон к ним деревянные ставни кремового цвета.

Это был первый дом в жизни Калли, который был ее домом. Она с такой гордостью выбирала яркие восточные паласы ручной работы, которыми они устлали выложенный плиткой пол, мягкие ночные шторы были приобретены ею в самом известном каирском универмаге под названием «Сайкурель». Там же она купила тонкую хлопчатобумажную ткань на рубашки и дневные платья. Единственным отрицательным моментом было то, что Тоби никогда не сопровождал ее в этих хождениях. Не торопился он показать ей и все те места, которые так живо и в красках расписывал в момент их приезда в Каир. А одна она не решалась уходить далеко от дома. Французский пригодился ей как нельзя кстати. Но шум и гам здешних улиц пугали. Европейские женщины, которых она встречала в магазинах и ресторанах, невольно напоминали ей о Лондоне. Она вдруг вспомнила их еженедельные посиделки с подругами по четвергам за чашечкой чая и почувствовала, что ей не хватает их милой болтовни и незлобивых сплетен.

Разумеется, она побывала на заутренней службе в соборе. Калли надеялась, что там муж познакомит ее со своими друзьями и коллегами по работе. Но Тоби категорически отказался сопровождать ее в этом походе. Он даже не переступил порог храма.

– Ненавижу такие места! – коротко сказал он, но в его голосе было столько непримиримой ярости, что Калли даже не рискнула поинтересоваться, откуда у него вдруг возникли такие богоборческие настроения.

В один из дней Калли, вернувшись из города, обнаружила письмо, адресованное ей. Она сразу же узнала почерк Фиби и уже приготовилась прочитать очередную порцию упреков и нотаций, но новость, которую сообщала ей мать, настолько ошеломила ее, что она направилась в спальню, чтобы хоть немного побыть одной и осознать всю горечь случившегося. Вечером Тоби нашел ее в кровати, всю в слезах.

– Представляешь? Тетя Мейси умерла в ту ночь, когда мы с тобой удирали на пароме во Францию. Я даже не попрощалась с ней! Какая же я гадкая! – рыдала она навзрыд.

Тоби взял конверт в руки.

– Я же просил тебя никому не сообщать наш адрес, пока мы окончательно не обустроимся на новом месте! Эти письма… они только расстраивают тебя!

– Ты лучше прочти письмо целиком! – вспылила вдруг Калли. – Там есть кое-что и о тебе! Что за проблемы возникли у тебя с отелем «Кавендиш»?

– Откуда она узнала?

– Тетя Фиби встречалась с управляющим отеля, неким мистером Льюисом, и тот сообщил ей про твои грехи. Почему ты не заплатил по счету?

– Чего это старая крыса сует свой длинный нос не в свои дела?

– Не смей так говорить о ней! Она – моя… – Калли замолчала, увидев, что Тоби вне себя от гнева. – Что у тебя случилось? Ведь я – твоя жена, и мне ты можешь доверять.

– Произошла досадная ошибка. Я расплатился с ними чеком, а он оказался без покрытия. Мне не хотелось, чтобы ты узнала об этом.

– И потому мы бежали прочь под покровом ночи, словно воры! Почему ты мне не рассказал? Я бы могла помочь тебе!

– Только не это, дорогая! Да, у меня в последнее время есть определенные финансовые затруднения, не все комиссионные перечисляются своевременно. Есть и другие причины. Но не это сейчас главное.

– Как не это? Все это наверняка всплывет, пойдут разговоры… Мы обязаны платить по счетам!

– Ах, пожалуйста, не надо лишних нравоучений! С кем не бывает! Ну, вышла небольшая осечка… Но сейчас, слава богу, я снова на коне и все у меня хорошо. У нас есть дом, и завтра я пригласил гостей. Сможешь их принять?

– Конечно! – приподнялась Калли на кровати, вытирая насухо глаза. – Продемонстрирую все, чему меня научили в Бельгии.

– Только, пожалуйста, не надо мидий и чипсов! – рассмеялся Тоби.

– Тоби! Сейчас я веду речь о настоящей французской кухне! Так! Хасан будет прислуживать за столом. А еще мне нужно какое-нибудь приличное платье. В моем гардеробе осталась только дневная одежда.

– Все, что угодно! Если этот номер у меня прокатит, мы будем в полном шоколаде. А потому выбирай любой наряд на свой вкус, дорогая! Главное – произвести нужное впечатление!

Все следующее утро Калли тщетно пыталась забыть о письме матери. Она не станет отвечать на него прямо сейчас, решила она по зрелом размышлении. Вот наладится их жизнь здесь, в Каире, и тогда она напишет пространное ответное письмо. А заодно и попросит Фиби погасить долг мужа из тех денег, которые причитаются ей в качестве наследства.

Хасан был отправлен на базар за овощами и специями. Калли взяла наемный экипаж и поехала в «Лаппас», крупнейший продовольственный магазин, чтобы докупить остальные необходимые для ужина ингредиенты плюс живые цветы. Затем она пробежалась по промтоварным магазинам в поисках подходящего наряда на вечер. В конце концов она остановила свой выбор на очень симпатичной брючной паре из натурального шелка: легкие штанишки и свободный блузон в восточном стиле. Наряд был довольно смелым, но зато супермодным. Пока ее poulet aux fines herbes будут готовиться на медленном огне, у нее даже будет время для того, чтобы принять ванну и уложить волосы в артистически небрежный шиньон, украсив голову цветами. Она не забыла также купить знаменитые сладости от Гроппи, лучшего французского кондитера. Нет, определенно, графиня Ван Гротен осталась бы довольна сервировкой стола. Как же здорово ощущать себя настоящей хозяйкой дома! На какое-то время Калли даже забыла о неблаговидных проделках мужа, связанных с подделкой чека. Да и потом, в письме матери между строк читался все тот же укор: «А что я тебе говорила!»

Разве Фиби в состоянии понять все хитросплетения современного бизнеса? Дорогие угощения – это тоже необходимая часть расходов для привлечения нужных клиентов. Просто отныне она будет тщательно следить за всеми домашними тратами и строго контролировать каждый пенс. Но сегодняшний вечер – это исключение. Так приятно будет познакомиться с новыми людьми. Среди них наверняка тоже будут супружеские пары. Друзья Тоби станут и ее друзьями! Ведь она сделает все от нее зависящее, чтобы поддержать мужа в его деловых начинаниях. Он должен добиться успеха в этом городе!

И вот все готово к приему гостей. Дом сверкает чистотой. Хасан щеголяет в новой красивой тунике. Калли плеснула себе в стакан немного спиртного, чтобы унять расходившиеся нервы. Хоть бы гостям понравилась ее стряпня! Не может же она подвести собственного мужа.

Она допила джин и приготовилась ждать. Но никто не спешил к ним в гости. Она терпеливо ждала и ждала. Часы уже давно пробили назначенное время, но гостей по-прежнему не было. На смену ожиданию пришла тревога: Калли нервно ходила по дому, не зная, что ей делать.

Уже не просто поздно, но слишком поздно, а Тоби все нет. Она приготовилась к худшему. Но вот послышался звук подъезжающей машины, громко хлопнула дверца. Слава богу, вздохнула она с облегчением. Приехал! Затем в холле послышался пьяный шум, а следом ее муж почти ввалился в гостиную в сопровождении двух сильно пьяных молодых людей. При виде молодой хозяйки они тут же уставились на нее во все глаза.

– Ах ты, негодник! – воскликнул один из них, буквально пожирая Калли глазами. – Как же можно прятать такое сокровище от остальных?

– Дорогая, прости! – пробормотал Тоби пьяным голосом. – Мы немного припозднились. Заехали в плавучий клуб пропустить по стаканчику… И время как-то так незаметно пролетело… М-м-м! Пахнет очень вкусно!

Калли постаралась сохранить выдержку. Хорошая хозяйка ничем не выдаст своего недовольства.

– Овощная запеканка наверняка уже пересохла! Приглашаю всех в столовую! С нее Хасан и начнет, пока она окончательно не превратится в камень.

Калли жестом пригласила следовать за ней, из последних сил сохраняя спокойствие, хотя ее всю трясло от ярости.

– Тоби, а где их жены? – тихо спросила она у мужа. – Стол накрыт на восемь персон.

– Прости, дорогая, но на сей раз у нас обычный мальчишник! А потому никаких жен! Оливия и Пинки – это просто сопровождающий эскорт, так, на всякий случай! Будь с ними любезна, пожалуйста! – прошептал он ей в ответ тоном заговорщика, кивая в сторону двух девиц.

Речь его стала совсем бессвязной, а когда девицы проследовали мимо них в столовую, то, как успела заметить Калли, Оливия взяла Тоби за руку и небрежно прошлась ею по своему бедру.

При виде еды Пинки мгновенно позеленела и ринулась в ванную, где ее стошнило. А Тоби молча рухнул на стул. Есть он уже не мог, но умудрился грохнуть о пол одну из фарфоровых тарелок из недавно купленного китайского сервиза.

Собственно, почти никто ничего не ел. Да и разговора как такового за столом тоже не было. Зато все энергично налегали на виски, а потом… А потом гости улеглись вповалку на софу и заснули мертвецким сном. Калли не могла дождаться рассвета, чтобы выставить компанию вон. Рано утром она заказала экипаж, и «дорогие гости» кое-как вскарабкались в него для того, чтобы их развезли по домам.

– Ты ведь говорил мне, что пригласил каких-то очень важных клиентов! – с возмущением выпалила она мужу, когда тот наконец немного очухался. – Я истратила кучу денег, хлопотала весь день. А эти! Да им достаточно было всучить в руки пару бутылок виски и отправить восвояси!

– Они запомнят этот вечер надолго! В клубе за все платил я, а потом они увидели тебя и поняли, что мы с тобой – образцовая супружеская пара!

– А что они ожидали увидеть у тебя? Гарем? – воскликнула Калли, не в силах более скрывать свое негодование. – Даже я, мой дорогой, знаю, что такое плавучий клуб здесь, в Каире! Разновидность притона, и все!

– Послушай, но это же для дела! Все это – часть игры! Ты тщательно продумываешь всю мизансцену, напускаешь побольше тумана, а там – ап! И они у тебя в кармане! Этим людям нужны складские помещения в портовой части города. У них бизнес, связанный с импортом-экспортом. У меня есть кое-что на примете. И по цене – дешево! Но надо же как-то втянуть их в свою игру! Такие дела быстро не делаются! Уверяю тебя, к концу недели у меня на всех бумагах будут стоять их подписи, и мы с тобой сразу махнем в дамки. Игра стоит свеч, ей же богу!

Только вот никаких подписей Тоби так и не получил. Он ходил по дому мрачнее тучи, громко хлопал дверями, капризничал, словно разбалованный ребенок, а Калли в это время ломала себе голову над тем, как ей распланировать семейный бюджет так, чтобы денег хватило на всю следующую неделю. Да, мир финансов, в котором орудуют взрослые люди, ой как не прост! Оказывается, он предполагает, что замужние женщины должны день-деньской торчать дома в полном одиночестве, не зная, чем себя занять. Бездействие приводило Калли в отчаяние. Надо немедленно найти себе хоть какое-то занятие, размышляла она. Иначе она просто не выдержит одиночества, жары и всего остального и сойдет с ума.

Тоби так и не удосужился пригласить ее в один из британских клубов. Калли заподозрила, что, вполне возможно, и там у него тоже могут быть проблемы. Неужели снова не рассчитался по счетам, спрашивала она себя, ужасаясь тому, что она может так плохо думать о собственном муже.

И где же вся та романтика и экзотика Востока, о которой он так красноречиво рассказывал ей, заманивая сюда? Что же она тут увидела? Непролазную грязь, полчища мух, нищету, сотни оборванных и голодных ребятишек, которых тащат куда-то у себя за спиной закутанные в черные паранджи их матери. А еще толпы нищих, замученные до изнеможения ослики, отвратительно пахнущие верблюды и лошади, такие старые и заезженные, что их хоть сейчас отправляй на убой. Но и как можно, насмотревшись на все эти красоты, рассылать подругам жизнерадостные открытки с описанием той жизни, которую она еще и в глаза не видела?

Да, на деле все оказалось совсем не так, как она себе это представляла. Но хуже всего было то, что чем дольше она жила с Тоби, тем отчетливее понимала, что она ничего не знает о нем. Калли все чаще становилась в тупик, не зная, где в его болтовне правда, а где – ложь. Неужели и ей он тоже врет? Вот это было самым страшным! Так за кого же она, в конце концов, вышла замуж?

И вот, когда ее отчаяние, казалось, уже достигло своего максимума, Тоби вдруг вспомнил о своем супружеском долге и бросился заглаживать вину. Однажды он явился домой с букетом орхидей для украшения корсажа.

– Сегодня мы ужинаем в клубе «Гезира», – объявил он прямо с порога. – Приколешь орхидеи к своему платью. Как видишь, я держу слово! Хасану можешь дать выходной. После ужина мы отправимся в Сельский клуб, а там… Ах да! Чуть не забыл! – он сунул ей в руки небольшую коробочку.

Внутри была еще одна маленькая коробочка, обтянутая кожей, а в ней лежало красивое золотое кольцо, явно старинной работы, с большими голубыми камнями.

– Это, правда, всего лишь цирконий, но они так идут к твоим глазам! И размер твой.

Калли даже ахнула от изумления.

– Какое необычное кольцо! Сегодня же и надену! Спасибо! – Она поцеловала мужа в губы. – Но ты уверен, что мы можем позволить себе такую роскошь?

– Сегодня получил кое-какие комиссионные… Не можешь же ты появиться на людях совсем без украшений! Ступай, наводи красоту! Я намерен предъявить тебя нашему высшему свету в полном блеске. Чувствую, удача сама плывет мне в руки…

«Гезира» оказалась именно такой, какой Калли и рисовала ее в своем воображении. Шикарный парк, рядом ипподром, множество лужаек для гольфа, теннисные корты, плавательные бассейны, переливающиеся на солнце бирюзовой водой, затененные террасы, уставленные столиками, откуда долетал негромкий звон бокалов. Посетители, по большой части люди, оторванные от родины и вынужденные коротать досуг так далеко от родного дома, неспешно трапезничали при свечах. Женщины смотрелись необыкновенно элегантно в своих шуршащих вечерних туалетах, сверкали бриллиантами на запястьях и шее. Некоторые посетительницы были в коротких дневных платьях и шляпках для коктейля. Офицеры щеголяли в парадной форме. Официанты бесшумно скользили между столиками с высоко поднятыми подносами, уставленными хрустальными фужерами с шампанским.

Калли даже немного растерялась от такого великолепия. Ее соотечественники были на высоте!

Тоби шагал по залу с небрежной уверенностью завсегдатая.

– Позвольте представить вам мою молодую жену Каролину. Только что с парохода! Еще никого не знает в Каире!

Женщины с интересом оглядывали ее с ног до головы, мило улыбались и возвращались к прерванной беседе, оставляя ее стоять рядом и бестолково переминаться с ноги на ногу, не зная, что делать.

– Не переживай! – подбадривал ее муж. – Здесь этого добра хватает и без них! Напыщенные снобки! Они все тут цепко держатся каждый за свою компанию. И вообще, в британской колонии все строго по ранжиру: титул, положение в обществе, размер состояния, связи. Но мы с тобой должны пробиться в этот мир! Надо, чтобы нас заметили и приветили. Научись хорошо играть в бридж! Или займись изготовлением цветочных букетов для церкви. Конечно, в нашем обществе каждый обязан знать свое место, но, слава богу, здесь, вдали от Лондона, находятся смутьяны, которые готовы нарушить вековые табу и принять незнакомцев в свои ряды. Пойдем поищем таких смельчаков у стойки бара!

Калли вышла на открытую террасу подышать прохладным ночным воздухом и принялась с восхищением разглядывать, как искусно разбит сад вокруг здания. Все стены до самого верха завиты белым жасмином и цветущими кустами розового олеандра. Еще выше виднеются охапки огромных оранжевых лилий и голубых цветов плюмбаго, подсвеченных последними лучами заходящего солнца. На руках и ногах некоторых посетителей клуба были натянуты смешные трубочки из легкого газа. Так вот как эти люди спасаются от зловредных насекомых, все время норовящих ужалить тебя, подумала Калли. И здесь, в самом знаменитом и дорогом клубе Каира, от них, оказывается, тоже нет спасенья, вздохнула она. А ведь «Гезира» – это настоящий оазис роскоши и благополучия в грязном вонючем городе. Здесь богатая публика может хоть на время забыть все те неприглядные картины, которые они видят из окон легковых автомобилей и такси, проезжая по городу. Но стоит переступить охраняемые ворота в клуб, и сразу же попадаешь в привычный для себя мир. Богатые клиенты здесь всегда желанные гости, а личная безопасность каждого гарантируется количеством нулей на счете.

– С вами все в порядке? – голос с чисто английскими интонациями заставил Калли оторваться от своих невеселых мыслей. Она оглянулась и увидела перед собой ослепительно красивую женщину, правда, много старше ее. Женщина смотрела на нее с улыбкой. На ней было ярко-синее шелковое платье, красиво облегающее ее статную фигуру, легкий шарф из шелковистого газа был наброшен на оголенные плечи. На шее висело массивное золотое ожерелье из пластин геометрической формы. Золотое украшение переливалось при свете свечей.

– У вас такой потерянный вид! – снова улыбнулась женщина. – Я тоже была ошарашена, когда впервые попала в Каир. Меня зовут Моника. Моника Баттерсби! – Она протянула руку для приветствия.

– Каролина! Каролина Ллойд-Джоунз, жена Тоби.

– Ах, бедняга Тоби! Он изо всех сил старается соответствовать! Как ему только удалось уговорить вас покинуть вечнозеленые английские луга и цветущие долины и прыгнуть с головой в этот омут, полный пираний?

– Вам не нравится атмосфера в клубе?

– Ну, если вы катаетесь верхом или хорошо плаваете… На женщин тут смотрят как на призовых лошадок. Впрочем, нужно еще суметь попасть в их круг. Но мой вам совет: не спешите вливаться в их ряды. Так забавно наблюдать со стороны, как они все без исключения липнут к жене нашего посла, будто та медом намазана. Жалкое зрелище! Так пятиклассницы топчутся вокруг своей классной наставницы.

Калли рассмеялась.

– Я пока никого не знаю в Каире. Но увиденное здесь немного обескураживает. – Инстинктивно Калли почувствовала, что этой женщине можно доверять.

– Бедняжка! Вас можно только пожалеть! Не удивлюсь, если Тоби пропадает целыми днями, да и ночами тоже бог знает где! Все пытается построить свою империю в песках Сахары, наивный человек! Кеннет точно такой же! По-моему, я просто обязана взять вас под свое крыло! Вы рисуете?

Калли отрицательно покачала головой.

– Нет! Я мало занималась рисованием. Да и потом, здесь слишком жарко для сеансов на пленэре. Но я люблю кататься верхом.

– К жаре вы со временем привыкнете. Вам нужно начинать обустраивать свою собственную жизнь на новом месте. Пора подыскать себе занятие по душе, иначе вы просто свихнетесь от безделья! Вокруг сказочно красивый мир, он такой красочный. И жизнь здесь бурлит, поверьте мне! Хотите, я познакомлю вас с местными достопримечательностями? Мое здешнее хобби – это фотография. В Египте настоящее буйство красок, сочных и насыщенных. И свет тут отличный. Давайте договоримся о новой встрече! Вы уже бывали в чайной у Гроппи?

Высокий мужчина замаячил за спиной Моники.

– Дорогая! Хочу познакомить тебя с Пэдморами! – Добрый вечер! – приветливо улыбнулся он Каролине.

– Это – Каролина, и она отчаянно нуждается в моей помощи. Я вам обязательно позвоню, дорогая!

Калли быстро записала свой домашний номер телефона на визитке Моники, и муж тут же увлек ее за собой.

– Кто это был? – Тоби подошел слишком поздно и успел разглядеть супружескую пару только со спины.

– Моника Баттерсби, жена Кеннета Баттерсби.

– Она ему не жена, дорогая! Его зовут Кен Бромвелл. Любит немного подгулять на стороне, насколько я наслышан. Наглый тип! Но возглавляет здешнюю нефтяную компанию. Полезное знакомство! А она неплохо смотрится для своего возраста! Весьма привлекательная особа. Но нужно иметь толстую шкуру бегемота, чтобы рискнуть показаться в таком месте!

– Где же тогда миссис Бромвелл?

– Ах, я же совсем забыл, что ты еще так молода и не сведуща во всех этих тонкостях. Она в Лондоне, вместе с детьми. Вот что бывает, когда жены удирают домой, оставляя мужей одних. Вполне естественная вещь!

Тоби разжег каждому из них по сигарете и улыбнулся. Кажется, вечер начался неплохо.

– Но что будет, если жена тоже начнет подгуливать на стороне? – полюбопытствовала Калли.

– Это уже совсем другое дело! Существуют строгие правила, неписаные, но они существуют. Проявлять рассудительность и благоразумие – одно из них. Все, что происходит в семье, касается только двоих, мужа и жены. Всякие мимолетные увлечения и прочие выходки просто не подлежат обсуждению. Все романы на стороне тщательно скрываются от посторонних глаз. Обычно демонстрировать подобные связи на публике рискуют лишь очень богатые и влиятельные люди.

Прозвучал гонг, приглашающий всех занять свои места за столом на официальном ужине, который накрыли в бальной зале. Их усадили почти у самых дверей, если не сказать уже за дверями. Рядом с ними расположилась какая-то пожилая пара, он – в поношенном смокинге, она – в мятом платье не первой свежести. Супруги либо были абсолютно глухими, либо в высшей степени невоспитанными, потому что за весь вечер они не соизволили обменяться с ними ни словом. Калли улыбнулась Монике, которая помахала ей рукой из-за отдельного столика, стоявшего в укромном уголке. Единственное приветливое лицо во всем огромном зале. Сколько же лет понадобится им с Тоби, чтобы занять места за центральным столом? И сколько добровольных унижений должны были претерпеть все эти жалкие сателлиты, прежде чем получить приглашение на ужин и усесться рядом с почетными гостями? «Но какое мне дело до них, – размышляла Калли, чувствуя себя страшно уязвленной. – Я молода, у меня есть Тоби, и это главное. Но Моника права в другом. Я должна найти себе какое-нибудь занятие. Надо же чем-то заполнить долгие часы одиночества, которые я в последнее время коротала в обществе бутылки с джином».

Моника сдержала слово: позвонила буквально на следующий день и пригласила на ленч в отель «Мена-Хаус». Она пришла в ужас, когда услышала, что Калли еще не видела пирамиды.

– Я заеду за вами, и мы совершим туда поездку прямо по ходу дела. Побродим среди могил и надгробий. Кстати, прихватите с собой купальник. При отеле имеется хороший бассейн.

Миновав городские пригороды, они выехали из города и направились в пустыню. Отель располагался прямо напротив всемирно известной достопримечательности. Само здание представляло собой причудливую смесь английской и мавританской архитектуры, но ленч, который им подали, был превосходен. Моника заставила Калли взобраться на спину верблюда и сфотографировала ее в такой позе. Потом она выбрала самых лучших лошадей для верховой прогулки по пустыне. Калли была поражена великолепием окружающей природы. Бескрайнее море золотистых барханов, уходящих вдаль и сливающихся на самом горизонте с пепельно-розовым небом. Но вот под ногами она чувствовала все то же самое: грязь, нечистоты, отбросы. Они купили открытки с изображением древнего сфинкса. Время и песчаные бури облагородили его суровые черты.

Потом они купались в бассейне, отдыхали, лежа в шезлонгах, лакомились абрикосовым мороженым. Жара разморила Калли, и ее потянуло на сон. Моника нежилась на солнце в красивом ярком саронге, надежно защищавшем тело от прямого попадания солнечных лучей.

– Не гуляйте на солнце с открытым лицом, – предупредила она Калли. – Иначе ваша кожа моментально загрубеет и станет твердой, как у крокодила.

– Вы давно здесь? – спросила у нее Калли.

– Вы, наверное, хотели спросить меня, как я докатилась до жизни такой: незамужняя плюс любовница женатого человека. Ну а если непосредственно к вашему вопросу, то я здесь уже достаточно долго, чтобы влюбиться в этот фантастический город и одновременно устать от него. Словом, у меня было достаточно времени для того, чтобы найти себе приличного партнера. У нас с Кеном полное взаимопонимание. – Моника сдвинула на лоб солнцезащитные очки и внимательно посмотрела на Калли. – Вас это шокирует?

– Ничуть! Я сама сбежала из дома вместе с Тоби пару месяцев тому назад. Мы поженились на борту парохода.

– Пароход был британский или иностранный?

– Разве это имеет значение? По-моему, французский, – беззаботно откликнулась Калли.

– Еще как имеет, особенно если речь зайдет о признании вашего брака законным. Но вас пока, как я посмотрю, это мало волнует. Вы вся светитесь от счастья. Все нормально?

– Что вы имеете в виду? – непонимающе уставилась на нее Калли.

– Наверняка хорошо! У вас ведь есть все, о чем обычно мечтают молоденькие девушки. Любовь в бунгало, в окружении садов. Настоящие райские кущи. Справляетесь пока?

– У нас все прекрасно! – вспыхнула Калли от негодования, отгоняя от себя назойливых мух. Как смеет эта женщина думать, что у нее с мужем могут быть какие-то проблемы?

– Вы производите на меня впечатление не совсем усредненной жены-домохозяйки. Расскажите мне о себе. Сколько вам лет? – Так, очень тактично и умело, Моника выпытала у нее почти все, что хотела, взамен не сообщив ничего о себе. – Так вы знаете фламандский? И бельгийский вариант французского? Молодец! И чем собираетесь заняться в ближайшее время? Или уже готовитесь стать молодой мамой?

– Тоби пока против… Не сейчас. У нас еще впереди много времени. А у вас есть дети?

– Мне поздно обзаводиться детьми. У Кена есть семья. Его дети уже взрослые. А мой жених был убит во время войны. Я тогда работала сестрой милосердия в военном госпитале, вот так и попала сюда. Когда война закончилась, возвращаться было некуда. Мне, как и многим другим, предложили работу в Каире. А потом я встретила Кена. Наш с ним союз, конечно, немного необычный, есть в нем определенный элемент неловкости. Но нам хорошо вместе, я так думаю.

Они еще поплавали, а потом пошли переодеваться к ужину. Тоби подоспел как раз вовремя, но Кен задерживался. После ужина они еще заехали к ним в бунгало пропустить по стаканчику спиртного. На прощание Моника пообещала, что следующий раз она угостит их аперитивом уже у себя дома, в квартире на острове Замелек.

– Странная она какая-то! – задумчиво бросил Тоби. – Очень яркая, экспансивная и в то же время наглухо закрытая ото всех. Не много из нее вытянешь информации.

– А мне Моника нравится. Она родом из Манчестера. Вот женщина, абсолютно уверенная в себе. Правда, мне кажется, что здесь ей тоже немного одиноко.

– А чего ж она хотела? Увела чужого мужа, так терпи теперь! – крикнул Тоби из ванной. – Ложись спать, дорогая!

– Уже! – ответила мужу Калли, с радостью предвкушая, как она сейчас вытянется на прохладной постели, давая отдых всему телу. Да, Моника была добра к ней, и, безусловно, она очень интересная женщина. Но она словно в панцире. Быть может, это своего рода защитная броня, которая помогает ей безболезненно переносить обструкцию света, с негодованием осуждающего ее поведение. Ведь поводов для осуждения более чем достаточно. Одинокая, независимая, любовница женатого человека. Хрупкое создание, но есть в ней притягательная глубина. Калли почувствовала это сразу и не могла не восхититься Моникой Баттерсби. Хорошо, что у нее появилась наконец такая взрослая подруга.

Фиби с нетерпением ждала новых открыток из Каира. Она уже собрала целую коллекцию: пирамиды Гизы, Мемфис, лодки, плывущие под парусом по Нилу, гробницы калифов, бесконечные пляжи Александрии, на которых Каролина проводила жаркие летние месяцы в обществе своей подруги Моники. Судя по любительским снимкам, эта Моника была приблизительно одного возраста с Фиби.

Открытки содержали жизнерадостные послания, живописующие жизнь дочери далеко от дома. В общем-то информации было мало, но общая тональность свидетельствовала о том, что Каролина вполне счастлива в браке и в полной мере наслаждается своей новой жизнью. Примми ограничилась рождественской открыткой, в которой сообщила Калли, что получила все ее письма. Таким же коротеньким уведомлением из Брюсселя отделалась и Марти. Специальное, очень нежное письмо было отправлено из Каира в адрес Китти. Слова утешения по поводу кончины Мейси перемежались объяснениями, почему Калли не смогла присутствовать на ее похоронах. Она просила прощения, но при этом старательно оправдывалась. Дескать, неожиданный отъезд, похожий скорее на бегство, позволил им обойтись без докучливых свадебных церемоний.

Инцидент в отеле «Кавендиш» потряс Фиби. Одна из ее учениц, посещавшая хореографическую студию, дала ясно понять, что Тоби, скорее всего, расплатился просроченным чеком. Фиби понимала, что так или иначе платить придется ей. И снова нужно будет вернуться в то место, где она когда-то пережила короткие мгновения счастья с Артуром. Разве она забудет тот небольшой уютный номер с зеркалами во всю стену, где они с Артуром ужинали после театрального спектакля? И где потом был зачат их ребенок. Разве можно забыть то наслаждение, которое она испытала в объятиях Артура? Тогда они оба были уверены, что впереди у них целая жизнь. Ну не странно ли, что именно в этом месте и ее дочь познала радости любви? Впрочем, стоит ли думать о таких совпадениях? Особенно после выходки Тоби. Своим плутовством он запятнал это святое для нее место.

В один из дней Фиби направилась на встречу с Розой Льюис, чтобы погасить задолженность зятя.

– Позвольте, я возмещу все убытки, – сказала она владелице отеля.

– Глупости! – отмахнулась та. – Но больше этот тип никогда не переступит порог моего заведения. Где-то находишь, но где-то и теряешь, не правда ли? Думаю, его юная жена очень скоро поймет, где и в чем она потеряла. Когда-то я прочитала, не помню где, что тот, кто бесчестен в мелочах, способен и на крупное вероломство. Мне кажется, очень точное наблюдение. И правильное! Напишите ей, чтобы она тщательно отслеживала состояние своего счета. С таким проходимцем все возможно.

Последние слова Розы потрясли Фиби до глубины души. Как предупредить Каролину? Ведь любая критика в адрес ее ненаглядного будет воспринята дочерью в штыки. Дескать, мать снова бесится от зависти. Надо подождать и посмотреть, как станут развиваться события дальше, что отнюдь не означало, что она не будет переживать все это время наедине с собой. К счастью, Фиби снова была плотно загружена работой сразу на нескольких киностудиях, где приступили к запуску новых картин. Она по-прежнему была востребована на характерные роли: всякие домоправительницы, провинциальные дамы в твидовых костюмах, владелицы поместий и прочее. Грех было жаловаться на судьбу, и тем не менее всякий раз, возвращаясь домой, Фиби чувствовала себя страшно одинокой и потерянной.

Лондон менялся прямо на глазах, но снова пошли разговоры о грядущей войне. Италия напала на Эфиопию, потом началась гражданская война в Испании. Тревожные новости поступали и из Германии. Многих ее знакомых артистов стали преследовать, вменяя им в вину еврейское происхождение. Чем все это закончится, не раз задавалась она мучительным вопросом. Столько мужественных молодых людей отдали свои жизни на фронтах Великой войны, а уже новая война, если верить всяким предсказателям и астрологам, стучится в дверь. И все повторится сначала. Во всяком случае, там, в Египте, Каролина хоть будет в полной безопасности, наслаждаясь жизнью в духе героинь мыльных опер. Может, скоро дочь сообщит ей о том, что готовится стать матерью. Хотя когда она сама увидит своего внука? Когда сумеет выбраться в такую даль? Да пока никто ее и не зовет в гости.

Фиби уже давно не злилась на дочь, ее негодование сменилось опустошенностью и усталостью. Но ей по-прежнему было больно, что Каролина оказалась такой наивной глупышкой, с готовностью бросившейся в объятия первого же мужчины, который проявил к ней интерес. Насколько она успела понять из прозрачных намеков бывших подружек дочери, его репутация по части женщин была весьма скверной. Так поняла ли ее дочь, что связала свою судьбу с откровенным плутом и обманщиком? Как же тяжело матери сидеть и молча наблюдать со стороны за тем, как ее ребенок угодил в ловушку, в которую сам же и позволил заманить себя. Конечно, во всем случившемся есть и ее вина. Все эти недомолвки по поводу собственного прошлого… вот чем все закончилось. Да и часто ли она виделась с дочерью, пока та росла? Почему не постаралась сделать из Артура пример настоящего мужчины, мужественного, смелого, готового на самопожертвование, джентльмена до кончиков ногтей? Тогда бы и Калли инстинктивно стремилась встретить такого же спутника жизни и для себя. Ах, все ее глупая скрытность! Вот чем обернулось ее собственное молчание!

И вот ее дочери приходится учиться на собственном горьком опыте. Как же больно в одночасье лишиться всяких иллюзий. Впрочем, кого и когда научил чужой опыт? Каждый познает жизнь на собственных ошибках. Но ведь говорят, что чем больше препятствий подстерегает нас на жизненном пути, тем сильнее выходим мы из пережитых испытаний. Так ли это на самом деле, Фиби продолжала сомневаться. И одновременно надеялась, что само Провидение защитит ее дочь и направит на путь истинный.

 

14

Калли устроилась на веранде пляжного домика, любуясь бесконечным золотым пляжем Сиди-Бишр и одновременно пожирая глазами коробку со сладостями, доставленную из кафе «Бандриот». Она проводила отпуск вместе с Кеном и Моникой в пригородах Александрии. Тоби, как всегда, отсутствовал: отправился в Палестину на встречу с какими-то очередными партнерами по бизнесу. Стояло необыкновенно жаркое лето, и Александрия была самым прохладным местом на всем побережье. Калли нравилась загородная вилла Кена. Вокруг тенистые пальмы, роскошный, утопающий в цветах сад. По сравнению с ее очень скромным бунгало здесь был настоящий рай.

Александрия оказалась совсем иной, чем тот грязный шумный причал, который предстал перед нею, когда два года тому назад она впервые ступила на африканский берег. Такое впечатление, что этот город живет только одними праздниками. Толпы отдыхающих с разных концов света фланировали по набережным, совершая свой ежедневный променад: греки, ливанцы, жители Мальты, французы и, конечно же, англичане, прибывающие на отдых в Африку целыми семьями. Они заранее резервировали для себя дома на все лето и поближе к пляжу. Множество детишек вертятся вокруг, копошатся в песке, строят замки, лепят пирамидки под бдительным присмотром нянь. Как все это похоже на ее собственное детство в Далрадноре под неусыпным оком Марти. Разве что мух у них в Шотландии не было. Ну, или почти не было, тут же поправила она себя, вспомнив, что дома все насекомые имеют миниатюрный вид в сравнении со здешними пожирателями, изрядно раздобревшими в здешнем климате.

Моника коротала время с друзьями за аперитивом, а Калли в это время пыталась заставить себя погрузиться в чтение нового романа, который прислали из Англии. Примми настоятельно рекомендовала ей прочитать этот роман, но он показался Калли страшно затянутым. Да и слог тяжелый. Итак, у нее две недели законного отпуска. Но что можно делать на работе в такую жару? Все время пить охлажденный шербет да устраивать себе бесконечные сиесты.

Работа у Калли была временной. Она заменяла молодую девушку, которой пришлось срочно вернуться в Англию по семейным обстоятельствам: умер кто-то из ее близких. Небольшая фирма занималась подбором кадров на всякие офисные должности в другие фирмы. Резюме поступали почти из всех европейских стран, и знание языков очень пригодилось Калли. Работа была необременительной: она просматривала заявки на трудоустройство и организовывала собеседования. Однако кое-какой опыт Калли все же приобрела. Во-первых, научилась печатать на машинке. Во-вторых, познакомилась с деловой частью Каира. Да и вообще, так приятно почувствовать себя самостоятельным взрослым человеком, просыпаться рано утром с мыслью о том, что надо идти на работу, а не просто кормить мужа завтраком. К тому же Тоби постоянно был в разъездах. Да и то небольшое жалованье, которое ей положили, тоже оказалось как нельзя более кстати для латания дыр в их семейном бюджете. Сказать честно, она до сих пор так и не разобралась, куда с такой скоростью улетучиваются их деньги. Доходы Тоби поступали по принципу: то густо, то пусто. Но чаще бывало пусто, потому что постоянно приходилось рассчитываться по старым долгам.

Именно из-за денег они и ссорились постоянно. Тоби всегда пытался увильнуть и не рассчитаться по счетам своевременно. Но Калли была непреклонна и требовала неукоснительно соблюдать правило номер один: по долгам надо платить, всякий раз напоминая мужу о том конфузе, который случился с ним в отеле «Кавендиш». Естественно, он злился и в ответ громко хлопал дверью. Потом он и вовсе перестал спать с нею, сославшись на то, что в комнате слишком жарко, и перебрался на веранду. Судя по всему, та страсть, которую он испытывал к жене в первый год их супружеской жизни, сменилась полнейшим безразличием. Холодность мужа огорчала Калли больше, чем ей того хотелось бы. Ей была неприятна сама мысль о том, что она стала для Тоби всего лишь частью обстановки дома, незаметной, но тем не менее кое в чем все еще нужной и даже полезной. Пару раз Тоби и вообще не являлся домой на ночь, и Калли подозревала, что он проводил время на стороне с другими женщинами. Медленно, но постепенно приходило осознание того, что им, собственно, и делить-то нечего: так мало у них с мужем общего.

Дружба с Моникой стала для Калли настоящей отдушиной. Подруга заполнила так много пустот, возникших в ее жизни. Они вместе ходили по базарам, выбирали себе шелк и ситец на платья и на белье, а потом обязательно выпивали по чашечке чая где-нибудь в городе. С помощью Моники она обзавелась хорошим парикмахером, который сделал ей короткую стрижку по последней моде. Они также нашли и отличного портного, который смастерил Калли пару деловых костюмов из чистого хлопка и льна, а потом они с Моникой отправлялись в поездки изучать дельту Нила. Моника советовала ей все время поддерживать на должном уровне свой французский, читать больше литературы на языке оригинала. Она постоянно рекомендовала ей книги, пользующиеся спросом у читателей, поэтические сборники, которые следует обязательно прочитать. Она же привила Калли любовь к серьезной музыке. Скорее всего, Моника догадывалась о неладах в семейной жизни подруги, но на эту тему она никогда не заводила с ней речь.

Моника в сопровождении компании новых знакомых, которых она только что приобрела на пляже, подошла к веранде.

– Каролина! Познакомься с моими новыми друзьями. Себастьян, его жена Иветта, их маленькая дочурка Элиза.

Калли глянула на стильную молодую пару: шляпы, шорты, на руках у отца очаровательная малышка в белом платьице и чепчике. Девочка умилительно тянет свои ручонки в сторону моря.

– Они приехали вместе со своим приятелем и коллегой по работе Феррандом.

Калли ошарашенно подняла глаза на их спутника. Это лицо она узнала бы среди тысяч других лиц.

– Ферранд? – изумленно выдохнула она.

– Caroline, c’est incroyable! Невероятно! – Ферранд повернулся к своим спутникам. – Как же тесен этот мир, n’est-ce pa?

– Я тоже не верю своим глазам! – рассмеялась она. – Что ты здесь делаешь? – Ферранд, высокий, с красивым коричневым загаром, в шелковой рубашке и льняных шортах, выглядел совсем иначе, чем когда-то в замке своей матери. – Действительно невероятно!

– Я здесь на службе… всего лишь скромный школьный учитель, – ответил он. Глаза его светились радостью.

– Не слушайте его! – подал свой голос Себастьян. – Он у нас такой скромник! Ферранд трудится в здешнем университете, преподает искусство Ренессанса. И одновременно сам пишет монографию, посвященную творчеству Рубенса и Ван Дейка.

Потом все набросились на сладости, и коробка быстро опустела. После чего молодые супруги снова направились на пляж еще немного поиграть с дочуркой на воздухе. Через какое-то время они вернулись с вкуснейшим фисташковым мороженым для всей компании. И, наконец, вволю насладившись солнцем и окончательно разомлев от жары, все вместе они вернулись на виллу для послеобеденного отдыха. По пути живо обсуждали последние новости из Германии. Особенно волновало все то, что было связано с начавшимися гонениями на евреев.

– Да, Европа совсем не та, что была раньше! – обронила Иветта, инстинктивно прижав к себе малышку. – Мои родители занимаются торговлей в Париже, но как все там будет дальше… Не нравится мне все это!

– В любом случае, думаю, до войны дело не дойдет! Особенно с учетом того, какое сокрушительное поражение потерпели немцы в той войне, – сказал Ферранд, не сводя глаз с Калли. – Мой брат Жан-Люк служит в армии. Говорит, наша армия хорошо обучена.

– Дело не в одном обучении! – возразила ему Моника. – Сейчас на войне главное – это оружие и военная техника. Ни одна из наших стран не готова к войне так, как Германия. У них имеются разработки новейшего оружия. Кен говорит, что им отчаянно нужна нефть, это правда. А следовательно, немцы зарятся на нефтяные месторождения в Ливии и Персии. Пока, конечно, безопаснее наблюдать за всем происходящим отсюда. Но если они все же решатся развязать новую войну, то это коснется всех. Никто не сможет спокойно отсидеться в сторонке.

Вечером они засиделись допоздна. Звенели бокалы, неспешно лилась беседа при мягком свете лампы. Калли все время внимательно следила за выражением лица Ферранда. Какое красивое, какое живое у него лицо, как загораются глаза, когда он начинает спорить о чем-то, что кажется ему принципиально важным, время от времени сопровождая свои слова нетерпеливым взмахом руки. Он сильно изменился за минувшие годы. Повзрослел, возмужал, вот только прическа осталась прежней: те же непокорные черные кудри, падающие на ворот рубашки. Вот он повернулся в ее сторону и впился в нее взглядом, словно ему было очень важно знать, а что думает она по поводу его аргументации. Как же он не похож на Тоби!

Все вернулись в гостиную, а они с Феррандом остались на террасе. Усевшись на ступеньках крыльца, они курили и молча наблюдали за тем, как вьется мошкара в свете лампы. Из-за плотно закрытых дверей послышалась негромкая музыка. Знакомая мелодия! Когда-то Калли слушала ее в клубе «400». Конечно же, это Кол Портер со своей знаменитой балладой «Когда начинается бегуэн». Калли вдруг стало грустно. Как давно все это было! Да и было ли? Непроизвольно она стала раскачиваться в такт музыке.

– Давай потанцуем! – неожиданно предложил Ферранд. – Грех не воспользоваться таким случаем – мелодия прекрасна!

Калли неторопливо встала со ступенек и поднялась на террасу. Она понимала, что будет лучше, если она сейчас скажет «нет». Но она никогда не скажет Ферранду «нет»!

Они тесно прижались друг к другу, повторяя все изгибы своих тел, и стали медленно кружить по террасе. Дивная мелодия! Как нельзя более гармонирующая с этой волшебной ночью. Танцы под звездами, что может быть прекраснее?

Ферранд оказался выше, чем она помнила. Но его близость действовала на нее точно так же, как и тогда, в замке. И серьезный взгляд, которым он смотрел на нее сверху вниз, и его неподражаемая улыбка…

– Так бывает только в романах, да? – прошептал он ей на ухо. – Всего лишь один взгляд, и тут же вспыхивает искра… Как ты думаешь, наверное, это было начертано на небесах, что мы снова должны были встретиться? Прости, Каролина! Я сегодня выпил лишнего! Несу какую-то чушь…

Калли, Калли! Что с тобой происходит? Ферранд прав. Все они сегодня выпили лишнего. Или это музыка на нее так подействовала? И эта звездная ночь? Она повернулась к нему лицом, и их губы встретились. Как же все просто! Один взгляд, один танец, и их роман закрутился по новой.

– Я поняла, что происходит, с того самого момента, как ты его узнала! – со смехом сказала подруге Моника за утренним кофе.

– Безумие какое-то происходит! Вот что происходит! – честно призналась ей Калли.

– Это, моя дорогая, называется страстью! Удар молнии, и все! Ты уже за себя не отвечаешь! Вот он, тот единственный и неповторимый, кого я ждала всю свою жизнь!

– Не говори ерунды! Я – замужняя женщина. И я не верю в неземную любовь. На момент знакомства с Феррандом я была еще неопытной молоденькой девушкой, почти ребенком… Просто я устала. Да и с Тоби у нас не все ладится в последнее время. А может, мне просто стало скучно. В любом случае самое время возвращаться домой и снова становиться образцовой женой!

Калли не хотелось думать о возвращении домой, но она знала, что обязана думать о семье.

– Какая разница, вернешься ли ты домой или останешься здесь? Все, что должно было случиться, уже случилось. Грянул гром небесный и поразил вас обоих. Не стоит притворяться или обманывать саму себя. Ваша былая страсть вспыхнула с новой силой. Тем более и обстановка благоприятствует! – слегка подначила ее Моника. – Ночь, звезды, сладостное пение сирен пустыни…

– Глупости! Разомлела от жары и хватила лишку! Словом, традиционный курортный роман замученной жизнью домохозяйки, которая вначале поступает, а потом уже думает.

– Знаешь, ты далеко не единственная, кто способен на такие безумные поступки. Иногда страсть сама диктует свои условия, и тогда…

Моника задумчиво улыбнулась.

– Моника! Ты же не подумала, что я имела в виду тебя и Кена! – спохватилась Калли. – Прости, если я тебя обидела!

– Калли! Мы оба с Кеном гораздо старше тебя. У нас были и свои романы, и страстные увлечения. Но все – увы! – уже в прошлом. Этап юношеских безумств для каждого из нас уже миновал. Да и потом, скажу тебе честно, влюбленность не может длиться вечно. Но нам хорошо друг с другом, и это главное. Со временем влюбленность перетекает в нечто более устойчивое. Возникает более нежное и доверительное чувство, но это в том случае, если сильно повезет.

– Я ни за что не изменю мужу с другим мужчиной! Надеюсь, до этого никогда не дойдет. Завтра же уеду! Мой отпуск подошел к концу.

– Беги, мой котеночек, беги! От себя не убежишь. Что будет, то и будет! – улыбнулась Моника. – Если бы ты была действительно счастлива в браке со своим Тоби, ты бы просто взглянула на Ферранда, узнала его, поздоровалась и тут же снова забыла о его существовании.

Хорошо этой Монике рассуждать, подумала Калли, но в глубине души была вынуждена признать, что ее подруга, с присущей ей прямотой северянки, сказала то, что думает. И сказала правду!

– Все дело в музыке! Бегуэн – такой танец… Совратит кого хочешь! И музыка, и слова, и все остальное… Все было против нас! Он женат?

– Почему ж ты у него не спросила? – рассмеялась Моника. – Господи боже мой! Так сгорали от страсти, что забыли обо всем на свете. Себастьян и Иветта очень над вами потешались.

– Вы это специально подстроили, да? – возмутилась Калли.

– Ничего подобного! Ферранд сам увязался за нами. Не могла же я прогнать его прочь. Невежливо как-то…

– Ах, Моника! Что же мне делать, право! – воскликнула Калли, не в силах более скрывать обуревавшие ее эмоции.

– Ничего! Сиди себе спокойно и жди! Судьба сама распорядится твоим будущим. Отныне ты всецело в ее власти. И, как говорится, одному Богу известно, что там будет потом.

– Пожалуйста, не говори так! Рок, судьба… Мы же не античную трагедию разыгрываем! Пойду прогуляюсь вдоль берега! Освежу голову! – Калли подхватилась с места, желая поскорее поставить точку в этом неприятном для нее разговоре.

– Дорогая ты моя! Никаких трагедий! Судьба сама дает тебе шанс получить неземную радость от этой жизни. Так почему бы и не воспользоваться им?

Сидя в поезде, Калли всю дорогу размышляла о том, что ждет ее дома. Ах, как было бы замечательно, если бы все было как раньше! Конечно, дома она будет чувствовать себя в полной безопасности. Но Калли страшилась того момента, когда переступит домашний порог и окунется в привычный для себя мир. Она сама изменилась! Она стала совершенно другой. И этот огонь, полыхающий у нее в груди… Как ей взглянуть в глаза Тоби? Он же сразу догадается о ее измене. За время отдыха в Александрии кожа ее стала золотистой от загара, тело упругим и легким от постоянного пребывания в воде и регулярных занятий верховой ездой, волосы выгорели на солнце добела. Совсем скоро она снова вернется к себе в офис и с головой уйдет в работу. Она даже думать себе запретит о том, что Ферранд тоже трудится где-то неподалеку, преподает в Каирском университете.

В конце концов, что между ними было? Всего лишь один поцелуй. Мимолетный поцелуй, и все! Какое счастье, что они встретились тогда, когда ее отпуск уже подходил к концу, а не в самом начале.

А так, небольшой флирт под звездами южного неба с человеком, в которого она была когда-то влюблена. Но чем старательнее пыталась оправдать себя Калли, тем отчетливее она понимала, что Моника права. Случилось безумие, страсть, сметающая все на своем пути… А может, она насмотрелась слишком много любовных мелодрам в кино? Или просто очень влюбчивая? Ведь и с Тоби у нее в свое время было точно так же. Он покорил ее сердце с первой же встречи. Зато сейчас… Вся проблема в том, что их семейная жизнь с Тоби весь последний год складывается преимущественно из приездов и отъездов, расставаний и встреч. Они почти не проводят время вместе, у них нет общих друзей. Все его приятели – это те люди, с которыми он делает бизнес. Ее круг общения – это единственная подруга Моника да еще письма из дома.

Как непростительно она ошибалась, заявляя когда-то, что Тоби – это ее единственная любовь и на всю жизнь. Их нынешние отношения с мужем никоим образом не заполняли ни ее жизнь, ни ее сознание. Нужны перемены, ей нужно срочно переустраивать личную жизнь. Пожалуй, она точно знает, как и чем можно заполнить стремительно расширяющуюся пропасть между ней и мужем.

Тоби встретил ее с улыбкой. Он сидел на веранде и был в отменном настроении. Она с горячностью обхватила его за шею руками.

– Я так по тебе соскучилась! Если бы ты знал, как я скучала! – воскликнула она, прижимаясь к нему всем телом.

Муж даже отпрянул от неожиданности.

– Что ты! Что ты! Мы не виделись всего лишь две недели. Что за нежности? Чего добиваешься? Ужин в «Континентале» или новое платье? У меня для тебя уйма новостей.

– Как прошла твоя поездка? Ты даже ни разу не позвонил! И не написал! – упрекнула она его.

– Дел было невпроворот! Собираюсь открывать офис в Хайфе.

– Вот это новость! Значит, мы переезжаем? – воскликнула она, чувствуя, как у нее отлегло от груди. Слава богу, подумала она, все разрешилось само собой.

– Зачем? Я просто буду курсировать между Хайфой и Каиром. Купил себе новую машину. Ступай, взгляни! С открытым верхом, такая шикарная куколка! Идеально подходит для здешних трасс через пустыню.

Калли замерла от неожиданности.

– То есть ты хочешь сказать, что станешь жить на два дома?

– Не переживай! При первой же возможности я буду ездить в Каир. Решу там свои дела и обратно домой. Арабы ведь ленивы и неповоротливы. Приходится все время их понукать. Пока надсмотрщик не просвистит над их ухом хлыстом, с места не сдвинутся.

– Так ты уже и сотрудников набрал? Но я тоже могу оказать тебе посильную помощь!

Вот если бы они с Тоби работали вместе, она смогла бы лучше понять, в чем суть его бизнеса.

– Ты останешься сидеть на телефоне здесь. Ты – мои глаза и уши в Каире. Так пойдем посмотрим мою куколку!

Он почти силой потащил ее за собой на задний дворик, где стоял припаркованный элегантный внедорожник американского производства. Машина с парусиновым верхом сверкала свежей краской бледно-оливкового цвета.

– Наверное, стоит кучу денег! – вздохнула Калли.

– Во всем – только лучшее! Это мой принцип! Да и положение, знаешь ли, обязывает. Автомобиль – это ведь тоже часть имиджа делового человека. Когда я на этой малышке подкачу к клиенту на рандеву, то он сразу же проникнется доверием к моей персоне.

– Очень хороша! – солгала Калли, мысленно прикидывая, во что обошлась ему эта «куколка», и от подобных мыслей ей сразу же стало не по себе.

– Хороша?! И это все, что ты имеешь сказать мне? – возмутился Тоби. В дом они вернулись молча.

– Я буду скучать по тебе! – тихо обронила она и замолчала. – Хочу поговорить с тобой о… детях. Тебе не кажется, что нам пора обзавестись ребенком? Ребенок поможет мне скрасить одиночество. У меня будет чем и кем заняться.

– Какой еще ребенок?! Ты же знаешь, как меня раздражают чужие отпрыски. Боюсь, схожие чувства я буду испытывать и к собственному ребенку.

– Но ведь ребенком буду заниматься только я! Я одна!

Сейчас или никогда, подумала Калли. Самое время расставить все точки над i в этом щекотливом вопросе.

– Ты будешь заниматься, а платить за все придется мне! Все эти няни, платные школы и прочая дребедень!

– То есть получается, что ты вообще не хочешь иметь детей?

Калли вдруг почувствовала легкий озноб и испугалась, понимая, что не хочет слышать его ответ на свой вопрос.

– Прошу тебя, не начинай пилить меня прямо с порога! И потом, когда мы сможем состряпать тебе младенца, если я постоянно в разъездах? – рассмеялся он, абсолютно не обращая внимания на ее расстроенное лицо.

– Я бы могла поехать с тобой в Хайфу на какое-то время! – выдавила она из себя жалкую улыбку.

«Вот тогда бы ты никуда от меня не делся и снова лег со мной в одну кровать», – подумала она про себя.

– Там ты мне не нужна! Ты же знаешь, я привык работать один! И всегда работаю один! Что же касается детей, то ты с самого начала знала о моем отношении к ним. – Тоби плеснул себе спиртного в стакан. – Будешь?

Калли отрицательно качнула головой, вдруг почувствовав себя совершенно опустошенной.

– Я думала, что за эти годы ты изменил свое отношение к детям. Разве желание иметь потомство – это не естественная составляющая любого брака?

– Только не в моем случае! Грязные пеленки, распашонки, молочные смеси, бессонные ночи! Нет уж! Уволь! Такое развлечение не по мне.

Это был именно тот ответ, которого так страшилась Калли. И он был сказан таким тоном, что не оставлял никаких сомнений. Только что Тони озвучил ей то, что думает на самом деле. Законченный эгоист, испорченный, жестокосердный человек, он всегда поступал так, как считал нужным, даже не советуясь с ней. Любитель легкой жизни, он привык жить так, как живется. Как же она раньше не разглядела в нем все то, что отчетливо увидела сейчас? Пелена спала с глаз: ее муж – эгоцентрист, который хочет, чтобы весь мир вращался вокруг него. Вот он сидит перед ней, вальяжно развалившись на софе, а она впервые смотрит на него не сквозь розовые очки. Да есть ли у нее вообще хоть какие-то шансы спасти свой брак? Выбор невелик: либо принять его условия и продолжать совместную жизнь по его правилам, либо уходить прочь. Уговорами здесь не поможешь. Да и не сможет она никогда переубедить его! Калли села на стул, раздавленная тем, что услышала.

– Дорогая, у меня есть предложение! Я приглашаю тебя сегодня вечером в ресторан отпраздновать твое возвращение!

– Нет, спасибо! Давай останемся дома и проведем этот вечер вместе. Ведь впереди у нас не так уж много тихих семейных вечеров! – Калли попыталась улыбнуться, но улыбка получилась горькой. Она еще не вполне оправилась о пережитого шока. Кажется, они только что помахали друг другу на прощание, стоя на противоположных берегах реки. И нет такого моста, который бы соединил оба эти берега.

Дорогая Марти!

Даже не знаю, с чего начать. Но ты – единственный человек на свете, кто сможет понять меня и простить, если что не так. Я приехала в Каир, полная надежд на счастье, которое обещала мне супружеская жизнь с Тоби. А сейчас я влюблена в замечательного человека, в другого мужчину. Он обладает набором всех тех качеств, которых нет у моего мужа. Он умен, образован, он нежный и очень добрый. Он – бельгиец, и ты не поверишь, но он тот самый юноша, с которым я познакомилась, когда училась в замке Гротен. Но у меня такое чувство, будто я знаю его всю свою жизнь.

Мой муж работает в другом городе. Вся его жизнь полнится делами, которые сводятся лишь к одному: он то зарабатывает деньги, то тут же их теряет. Он и слышать не хочет о том, чтобы у нас был ребенок. Тоби ненавидит детей, и все мои попытки переубедить его закончились ничем. Он упрям и своенравен. Я чувствую себя обманутой, мне так одиноко. Я просто в отчаянии. Моя новая любовь заполнила все те пустоты, которые образовались в моей душе. Наша встреча была чистой случайностью. Я не собираюсь нарушать свою супружескую клятву, хотя и давала ее не перед Богом в церкви, а на борту парохода. Но я также не смогу жить во лжи.

Ферранд читает лекции в университете, я работаю в одной из контор в центре города. После первой встречи он разыскал меня через наших общих знакомых и настоял на возобновлении прежней дружбы. Время от времени мы с ним встречаемся в каком-нибудь тихом кафе, где можно выпить чашечку чая и поговорить без свидетелей. А потом мы идем к нему на сиесту. Мне так хорошо, так покойно, когда он рядом. Кстати, мой французский стал гораздо лучше за последнее время.

Знаю, ты будешь сильно огорчена! Ведь для тебя брак вечен, и он нужен прежде всего для продолжения рода. Но Тоби с самого начала заставлял меня предохраняться, а потому постепенно наши сексуальные отношения завяли, а потом и вовсе прекратились. Боюсь, что он нашел утешение на стороне.

Господи! С какими великими надеждами я приехала в свое время в Каир. Но вот прошло три года, и, оглядываясь назад, могу лишь с грустью констатировать, что я ничего не добилась за это время. А ведь я старалась изо всех сил, поверь мне! Хотела свить свое семейное гнездышко, но наш дом так и остался просто местом, где мы влачим существование, – унылое и скучное местожительство. Мне стыдно, что у меня ничего не вышло. Но, с другой стороны, над созданием счастливой семьи всегда трудятся двое, не так ли? Предполагаю, что Тоби очень быстро наскучили радости семейной жизни и он уже устал от брачных уз. Он по натуре холостяк и привык к одинокой жизни.

Не знаю почему, но я убеждена, что это каким-то странным образом связано с тем воспитанием, которое он получил в семье. Он родом из Уэльса, но отношений со своей семьей он практически не поддерживает. Разве что редкие поздравительные открытки на Рождество. На мои расспросы о его близких он всегда отвечал одно и то же: «Это мое прошлое, и оно тебя не касается». Что мне делать? Я буквально разрываюсь на части. Варианта у меня два: отказаться от того шанса на личное счастье, которое подарила мне судьба, и продолжить свою семейную жизнь с нелюбимым мужем. Или все же сняться с якоря и отправиться в новое плавание вместе с Феррандом? Мысль о разводе пугает меня. Даже само слово кажется мне уродливым.

Пожалуйста, напиши мне, что ты думаешь обо всем этом. Я не могу обратиться за советом к матери. В свое время она предупреждала меня, что я совершаю огромную ошибку, связывая свою жизнь с Тоби. Сейчас я понимаю, насколько она была тогда права. Может, мне вернуться домой? Побыть там какое-то время, привести в порядок растерзанные чувства. Вот только где он, мой дом?

Любящая тебя, твоя несчастная Калли.

 

15

Они с Феррандом лежали на кровати в его квартире на острове Замелек. Высокие потолки, вентилятор, непрерывно гоняющий воздух, стеллажи до самого потолка, заставленные альбомами и монографиями по искусству, интересными орнаментами, старинными медными сосудами и другими предметами старины. Ставни на окнах закрыты, и в комнате царит приятный полумрак. Вот Ферранд приподнимается на локоть и пристально смотрит на Калли.

– Все еще не могу привыкнуть! Каждый раз это так чудесно… и так естественно! Оставайся! Куда тебе идти? В пустой дом?

– Но я должна. Вдруг Тоби неожиданно вернется?

– Когда он здесь появлялся в последний раз? Несколько месяцев тому назад! Он недостоин иметь такую жену, как ты.

– И, однако, он – мой муж, и я обязана соблюдать хотя бы мало-мальские приличия.

– Ничего ты ему не обязана! Ты вышла замуж совсем еще юной девочкой. А ведь браки иногда распадаются, и люди расходятся. Такое случается.

Ферранд подкрепил свою аргументацию горячим поцелуем в губы, но поцелуи поцелуями, а Калли пока была настроена далеко не так решительно.

– Иногда я чувствую себя древней старухой, так надоела мне та ложь, в которой я сейчас живу. Устала! Не в моем характере бегать, прятаться, скрываться от посторонних глаз. Когда-то Тоби говорил мне, что рассудительность и осторожность – вот главные качества, которыми должны руководствоваться все супружеские пары. Надо постараться сохранить хотя бы рассудительность.

– Но почему тогда он не забирает тебя в Хайфу? Почему вы живете порознь? Вот я, к примеру, хочу жить с тобой вместе. Мой контракт подходит к концу, и я не уверен, что стану продлевать его на новый срок. У мамы проблемы со здоровьем, Жан-Люк постоянно занят армейскими делами. Кароль уже принял духовный сан и стал священником. Словом, все понуждает меня поскорее возвращаться домой. И я хочу, чтобы ты поехала вместе со мной.

– Это невозможно! Твоя мать никогда не примет меня! Разведенная англичанка, к тому же протестантка, в качестве жены для ее сына?! Никогда!!!

– Тебе же не за мою мать выходить замуж. А со временем она полюбит тебя так же, как люблю тебя я. Я не тороплю тебя сделать свой выбор прямо сейчас. Но, быть может, в один прекрасный день ты и сама поймешь, что твой каирский период жизни подошел к логическому завершению. Наша встреча была не случайной! Это – судьба! Я все еще не могу поверить своему счастью! – Ферранд улыбнулся ей по-мальчишески озорной улыбкой, и Калли моментально растаяла. Как хорошо было бы видеть его рядом каждый день!

– Я должна все сделать по-честному! – сказала она вслух. Вначале она обсудит с Тоби, когда тот будет готов к такому разговору, потом обратится к адвокату за тем, чтобы оформить официальный развод. Публика в Каире строго блюдет все приличия. Осторожность и рассудительность во всем! – Пока только Моника в курсе наших с тобой отношений.

– Глупышка! – тяжело вздохнул Ферранд. – Наивная ты моя девочка! Каир – это большая деревня, ma cherie. Все знают обо всех! Слуги сплетничают, а сплетни рождают новые сплетни и слухи. Но какое нам дело до всех чужих пересудов? Мы должны быть вместе! Жизнь слишком коротка и непредсказуема. Кто знает, что случится в ближайшие год-два, когда Германия развернется и пойдет маршем на Запад?

Ферранд снова поцеловал ее и попытался опрокинуть навзничь, но она вырвалась из его объятий.

– Мне пора! Я так люблю тебя, Ферранд! Когда-то я думала, что люблю Тоби. Но оказалось, что это было всего лишь прелюдией к настоящей любви. – Калли стала торопливо натягивать на себя одежду. – Если бы не ты, не знаю, как бы я пережила весь этот ужасный последний год. Но мы должны подумать над тем, как с достоинством выйти из сложившейся ситуации. Я хочу расстаться с Тоби по обоюдному согласию. Пока еще не знаю, как это сделать… но буду думать… и пытаться.

Легко сказать «пытаться», но как это осуществить на практике? Тоби редко наезжает в Каир. А когда все же появлялся дома, то погружался в непрерывную суету и постоянно пребывал, как говорится, «под мухой». Вечерами тянет ее на своей новенькой спортивной машине в клуб «Гезира», последнее место в Каире, где Калли хотелось бы «засветиться» на людях. Моника с Кеном отправились в пустыню снимать какие-то кочевые племена. У них столько общих занятий, не без зависти думала Калли. А у нее с Тоби? Единственный раз за всю их семейную жизнь Калли удалось уговорить мужа отправиться в речное путешествие по Нилу. И что в итоге? Его укусило какое-то насекомое, началась лихорадка, он провалялся две недели в больнице и был зол на нее, как три тысячи чертей, за то, что она поломала ему весь рабочий график.

Еще на пороге Калли встретил Хасан. Он испуганно всплеснул руками и сказал:

– Мадам, к вам посетители. Наверное, из полиции.

Она опрометью ринулась в гостиную. Навстречу ей поднялись двое мужчин, облаченные в форменные льняные костюмы.

– Миссис Ллойд-Джоунз? Простите за беспокойство! Мы из Британского легиона.

– Что случилось? Тоби! Он попал в аварию? – Ноги ее стали ватными, и она безвольно опустилась на стул.

– Нет-нет! С ним все в порядке. Мы просто хотим задать вам несколько вопросов. Когда мистер Тобиас Джоунз вернется домой?

– Не знаю! Он ведь постоянно работает в Хайфе. А о своем приезде домой он всегда сообщает мне в самую последнюю минуту.

Калли почувствовала внутреннюю тревогу, услышав, как ее мужа назвали полным официальным именем, но тут же постаралась взять себя в руки.

– Чем я могу помочь вам? Пожалуйста, присаживайтесь. Сейчас Хасан подаст чай.

Она вызвала слугу и, стараясь говорить спокойным, ровным голосом, распорядилась насчет чая.

– У нас имеется ряд вопросов сугубо юридического характера к вашему мужу, и вопросы эти весьма серьезные.

– Не платит налоги? – предположила она и добавила извиняющимся тоном: – Он такой рассеянный!

– Нет! Речь идет о достоверности некоторых важных деловых бумаг. К нам поступили жалобы от наших клиентов. Люди жалуются, что передали ему определенные суммы денег на приобретение акций компании «Дельта», которая занимается развитием прибрежного региона и строительством недвижимости, но никаких щедрых дивидендов, которые были обещаны, им никто не перечислил. Тогда они бросились обзванивать телефоны тех контор, которые указаны в их бумагах, – тоже тщетно! Ибо мы уже выяснили, что большинство этих адресов – фальшивые. На самом деле там нет никаких контор, занимающихся проектами «Дельты».

– Ничего не понимаю! Тоби сказал, что открыл в Хайфе еще один офис своей фирмы. А вы говорите, что здесь, в Каире, он офис закрыл. Ничего не понимаю! – повторила Калли и дрожащей рукой стала разливать чай.

– Мы подозреваем, что он взял у клиентов деньги и исчез куда-то вместе с ними. Кстати, никто из этих людей до сих пор не получил письменного подтверждения, что на их имя приобретено такое-то количество акций. Более того, мы провели собственное расследование и установили, что регион, который якобы подлежит застройке, уже полностью освоен и власти не дают разрешений на дополнительное строительство на данных территориях.

– То есть он попросту обманул своих партнеров?

– К сожалению, именно так! У вас, миссис Джоунз, наверняка есть контактный телефон мужа в Хайфе и его адрес, не правда ли?

– Нет ни того, ни другого. Он говорит, что пока кочует из отеля в отель и работает прямо в номере. Но занимается поиском подходящего помещения под постоянный офис. Он всегда звонит мне только из отелей. – Внезапно до Калли дошло, что оба мужчины буквально буравят ее подозрительными взглядами. – Понимаю, это звучит немного неправдоподобно, но надо знать моего мужа. Он вечно в пути, постоянно в движении. У меня нет причин не доверять ему. – Сердце глухо колотилось в ее груди. Неужели они считают ее сообщницей Тоби? В самом деле! Как это жена не знает, где работает ее муж?

– То есть вы хотите сказать, что у мистера Джоунза нет даже зарегистрированного офиса для официального ведения дел? Тогда ему предстоит дать множество объяснений по самым разным вопросам. Кстати, какая роль в его бизнес-проектах отведена вам?

Калли энергично тряхнула головой. Надо сохранять самообладание и отвечать четко и ясно.

– Муж никогда не привлекал меня к своей работе. Скажу больше: я заинтригована не меньше вашего. Ибо тоже ничего не знаю о его работе. Он ведь даже не позволял мне помочь с разбором его деловой почты. Я до недавнего времени работала на полставки в агентстве, занимающемся наймом сотрудников для других фирм, и кое-что смыслю в деловой корреспонденции.

– А вы никогда не задавались вопросом, откуда у вашего мужа деньги?

– Как видите, на ведении хозяйства его доходы не отражаются! – Калли с досадой обвела рукой гостиную. – Часть мебели мы взяли в аренду вместе с домом. Кое-что я докупила за свои деньги. А вообще-то мы постоянно очень стеснены в средствах. Денег у нас нет. Хотя муж приобрел себе недавно огромный автомобиль, естественно, без моего ведома, как это у нас водится.

– У вас есть личные сбережения, миссис Джоунз?

– Да, но только те деньги, которые мне завещал отец. Но они лежат на трастовом счете в Англии.

– Вы никогда не подписывали никаких бумаг по просьбе мужа?

– Нет, но… – Страшная догадка пулей пронеслась у нее в голове. – Но недавно муж попросил меня подписать какой-то бланк. Я даже не посмотрела, что это. Он сказал, какая-то новая форма налоговой отчетности. Вы же не думаете…

– Как давно вы замужем?

– Уже более трех лет, – проговорила она с трудом, в горле мгновенно пересохло от напряжения.

– У вас в Каире есть близкие, которые могут поручиться за вас?

– Нет. И детей у нас нет. Все мои близкие в Лондоне. Более того, я вынуждена признаться, что сбежала с Тоби сюда против воли семьи. А со своей семьей он меня так и не познакомил. Вроде бы у них есть имение где-то в Уэльсе, если верить его словам.

– Вот какую версию он вам преподнес! Интересно, интересно! Согласно нашим данным, его отец, преподобный Обадия Джоунз, баптистский проповедник, живет в Кардифе. Родители лишили своего сына наследства и отказались от него после того, как он украл драгоценности матери и сбежал из закрытой школы вместе с помощницей воспитательницы.

Шокированная Калли откинулась на спинку стула.

– То есть получается, что все это время он мне лгал! – воскликнула она возмущенно. – И это – вся его ложь? Или есть еще что-то?

– Боюсь, ваш муж – самый обыкновенный мошенник и аферист. Здесь он обманул много достойных людей, выманил у них денежки, а потом удрал в Палестину. Не удивлюсь, если оттуда он двинул дальше и сейчас разгуливает по Стамбулу с фальшивым паспортом в кармане. Мне жаль, но я должен уведомить вас о следующем. Мы обязаны проверить вашу причастность ко всем его махинациям. Настоятельно советую найти в Каире знакомых, которые согласились бы поручиться за вас, а также представлять ваши интересы в суде, если обманутые акционеры заявят свои права на ваше имущество. Обвинения против него выдвинуты серьезные: он обманом выманивал у клиентов деньги, подделывал подписи, фабриковал фальшивые документы. Все это уголовно наказуемые злодеяния. И по совокупности они тянут на солидный тюремный срок.

– Не знаю, что и сказать! Муж не звонил мне уже более двух недель, но это вполне в его духе. Наш брак, к сожалению, уже давно трещит по швам. Я даже собиралась подать на развод. Но такое!!! Его поймают? Как он мог так подло обойтись со мной? Обтяпывать свои темные делишки, а мне постоянно лгать… Простите!

Калли начал сотрясать озноб от пережитого шока.

– Вам есть у кого остановиться?

– Да, у меня есть друзья. Но что же мне сейчас делать?

– Пока ничего. Мы будем держать вас в курсе. В полицию будет направлено официальное заявление, скоро начнется расследование. Предполагаю, что банковских бумаг мужа у вас тоже нет?

Калли отрицательно покачала головой. Тоби всегда держал все свои банковские документы в специальной папке в запертом ящике и всегда отдельно от их общего счета.

– Я могу дать вам номер нашего общего счета, – предложила она. – Но денег там совсем немного. Все еще не могу поверить, что он так бессовестно обошелся со мной. Я ведь безоглядно доверяла ему во всем, в том числе и в том, что касается наших общих денег. – Холодный ужас парализовал ее. – А вдруг он подделал и мою подпись тоже? Неужели он опустился до того, чтобы обокрасть собственную жену?

– Вам нужно немедленно связаться со своими адвокатами в Лондоне. К сожалению, миссис Джоунз, такие бессовестные типы, как ваш муж, могут пойти на все, что угодно. Особенно если их загнали в угол.

Чиновники ушли, и Калли рухнула на постель как подкошенная. Все стало на свои места, и картинка сложилась целиком. В Лондоне Тоби доил тех, у кого водились денежки, ее привез в Каир в качестве ширмы, а когда необходимость в ширме отпала, удрал в Палестину. Ему не нужны были ни семья, ни жена, которая перестала быть ему полезной. Неужели и те деньги, которые завещал ей отец, он тоже украл, оставив ее ни с чем? Конечно, обманутые акционеры будут добиваться компенсаций через суд. Ее брак не просто дал трещину, он лежал в руинах. Ее муж – отпетый мошенник и аферист, играющий на чувствах простаков или жадных обывателей, желающих быстро разбогатеть на всяких сомнительных проектах. И вот он исчез, удрал в неизвестном направлении, бросив тень подозрения и на нее саму.

Калли позвонила Монике. Та приехала, попыталась снять стресс с помощью джина, потом уложила подругу в кровать.

– Постарайся заснуть! Утро вечера мудренее. Все пройдет, вот увидишь! Зато сейчас ты свободна и можешь быть с Феррандом.

– Шутишь! – воскликнула Калли. – О какой свободе ты толкуешь, с такой петлей на шее? Ведь кому-то же придется возмещать ущерб.

– Ты такая же жертва, как и те, кого обманул Тоби. Ферранд поручится за тебя, уверяю! А потому не забивай раньше времени себе голову всякими мрачными мыслями. В конце концов, Тоби оказал тебе неоценимую услугу, сделав тебя свободной. – Моника ласково погладила подругу по руке. – Спи! Вот увидишь, утром все покажется тебе не таким уж безнадежным…

Но утром Калли не почувствовала облегчения. Единственный выход – взять и удрать с любовником, снова под покровом ночи, куда-нибудь подальше от этих мест, от того бесчестия и позора, который свалился на ее голову. Но внутренняя гордость не позволяла Калли повести себя подобным образом. Ведь она какая-никакая, а все еще жена Тоби. Да и не станет она подставлять под удар репутацию другого человека. Она должна пройти через все, чего бы это ей ни стоило, и уже только потом начинать строить какие-то планы на будущее. Должна заплатить сполна и за собственную леность, и за собственную глупость, за все те ошибки, которые совершила сама. Пора взрослеть, становиться на свои ноги и принимать жизнь такой, какая она есть, со всеми ее неприятными сюрпризами. Только став по-настоящему самостоятельной, можно рассчитывать на какое-то счастье. В том числе и с Феррандом.

Тремя неделями позже Калли уже стояла на палубе парохода «Отранто» и махала рукой друзьям, оставшимся стоять на берегу, и махала до тех пор, пока они не превратились в крохотные точки. Все минувшие дни слились в непрерывную круговерть: встречи с разъяренными клиентами Тоби, злые лица обманутых бизнесменов, абсолютно уверенных в том, что она была в курсе всех махинаций мужа.

Приятель Моники Кен помог ей миновать многие подводные рифы и выдержать первоначальный шквал обвинений. Именно он присоветовал Калли хорошего адвоката, который доказал ее полную непричастность к аферам мужа и посоветовал отбыть на родину первым же пароходом, отправляющимся до Британии, а здесь бросить все как есть на произвол судьбы. Друзья даже купили ей билет на пароход.

Ферранд тоже завершил свою работу по контракту и все порывался поехать вместе с ней. Но Калли была непреклонна: домой она должна вернуться одна. Она пообещала ему, что они обязательно встретятся, как только она оправится от всех ударов судьбы, которые обрушились на нее в последние месяцы.

О Тоби по-прежнему ничего не было слышно. Похоже, он растворился на необъятных просторах Леванта, прихватив с собой все денежки клиентов, и живет сейчас где-то под чужим именем. Ну и пусть, думала она. Это даже к лучшему, что он по своей воле исчез из ее жизни. В конце концов, она ему ничего не должна! И тем не менее горький осадок остался: унижение от того, что тебя бросили, весь этот кошмар, который ей пришлось пережить после того, как вскрылись все обстоятельства его исчезновения. Калли надеялась, что долгое морское путешествие поможет ей прийти в себя, собраться с силами и подготовиться к встрече с Фиби. Можно только представить, каким ударом окажется для матери все случившееся, когда она снова увидит на пороге свою дочь.

Все те ужасные дни, пока длилось судебное разбирательство с бесконечными допросами, обвинениями, разгневанными речами потерпевших, она боролась со страшным искусом. Глядя на величавое течение Нила, она не раз и не два была готова броситься в воду и покончить со всеми проблемами разом. Надо набить карманы платья камнями и всякой галькой и смело ступать в воду, прикидывала она различные варианты самоубийства. «Зачем мне дальше жить? – спрашивала она себя. – Ведь я сама превратила свою жизнь в ад». И тут же вспоминала, что у нее есть Ферранд. Его любовь к ней поможет преодолеть эти временные помутнения разума, он не даст ей сломаться.

Ее бывшие подруги в Англии едва ли поймут правильно все случившееся. Примми получила первую степень в Оксфорде и была нацелена на последующие научные успехи. Даже Памела и та стала работать модельером у какого-то известного кутюрье. А что может предъявить она? Неудачный брак и пустой кошелек. Из Каира она возвращалась домой с пустым чемоданом. С тем самым, с которым когда-то приехала сюда. Но тогда она была влюблена, она была полна надежд на будущее, а уезжает с разбитым сердцем и опустошенной душой. Никаких надежд! Ничего из того, о чем она мечтала, не сбылось. Она даже продала кольцо, которое ей подарил Тоби. Ей не хотелось, чтобы среди ее пожитков были вещи, лишний раз напоминающие ей о том, каким преступным способом были заработаны деньги, на которые было куплено это кольцо.

Ферранд был очень предусмотрителен и нежен. Он даже пригласил ее в ресторан на прощальный ужин. Так сказать, романтический ужин вдвоем на открытой террасе под южными звездами. Но сама мысль о том, что ей придется появиться на людях, привела Калли в ужас.

– Тебе нечего стыдиться, – убеждал он ее.

– Разве? – резко возразила она. – Я оказалась у разбитого корыта и, вольно или невольно, посодействовала разорению других людей. Я никогда не задавала мужу никаких вопросов, не видела ничего подозрительного в его поступках, не интересовалась его делами. А ведь могла бы!

– Перестань корить себя и посыпать голову пеплом! Ты просто доверяла мужу, а он оказался подлецом. Иди же ко мне и улыбнись! – Ферранд распахнул руки, готовый принять ее в свои объятия. – Ошибки нам на то и даются, чтобы мы учились жить. О них надо помнить и беречь их в памяти, словно драгоценные камни. Недаром говорят – на ошибках учатся. Все мы ошибаемся, а потому давай не будем превращать нашу последнюю с тобой ночь в унылое перечисление собственных грехов. Впереди у нас еще целая жизнь, и мы пройдем по ней вместе. Еще не поздно передумать! Прошу тебя: сдай билет и оставайся со мной.

Милый, милый Ферранд, добрейшей души Кен, ее закадычная подруга Моника… Как же они были добры к ней, как внимательны, как поддерживали в ее несчастье все эти дни и ночи. Она должна доказать им, что достойна такой великодушной дружбы.

Всю ночь они с Феррандом занимались любовью. Калли страстно прижималась к его телу, словно хотела, чтобы оно навсегда запечатлелось на ней самой. Ведь впереди ее ждет столько одиноких ночей.

Свежий морской бриз приятно холодил лицо. Она была настроена решительно и не страшилась более своего возвращения домой. Никакой обиды, никаких упреков! Сама заварила кашу, сама и будет расхлебывать.

Ужинала она всегда в одиночестве, не желая присоединяться к веселящейся толпе пассажиров, собирающихся в кают-компании. Среди попутчиков Калли узнала супружескую пару, с которой они с Тоби изредка встречались в клубе «Гезира». Те поглядывали на нее с явным любопытством. И она старалась не попадаться им на глаза, а потом и вовсе заперлась у себя в каюте. Надо еще хорошенько поразмыслить над тем, что сказать Фиби.

В Бискайском заливе сильно штормило, пароход качало на волнах, а Калли мучилась приступами морской болезни. Потом вдруг резко поменялась погода. Воздух стал прохладным и влажным, и ее начал сотрясать озноб. Как легко она покинула Британию в свое время, убежала прочь без оглядки, и вот снова возвращается на родину в поисках защиты и убежища. Совсем не о таком возвращении домой она мечтала когда-то. Но что поделаешь? Что есть, то и есть.

Но вот пароход плавно взял курс на Саутгемптон, и впервые Калли вдруг осенило неожиданное открытие. А вдруг она возвращается домой не одна? Что-то странное творится с ней в последние дни, какая-то необычная слабость буквально сбивает ее с ног. И потом, эта задержка! Она немедленно полезла в календарь, по которому отмечала свои критические дни. Неужели причина в этом? Неужели среди кромешного мрака последних месяцев могла зародиться новая жизнь? Неужели в этой темени вдруг забрезжил крохотный лучик надежды? Но если это так, то отныне она несет ответственность уже за двоих. Надо подготовить мать к предстоящей встрече и нарушить затянувшееся молчание между ними. На адрес Фиби была отправлена следующая телеграмма:

ПРИБЫВАЮ ЗАВТРА В САУТГЕМПТОН ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ЗПТ ПУСТИ ПЕРЕНОЧЕВАТЬ НА ОДНУ НОЧЬ ТЧК УЕЗЖАЮ В ДАЛРАДНОР ТЧК КАРОЛИНА ТЧК PS ТЫ БЫЛА ПРАВА

 

16

Март 1939 года

Как только пришла телеграмма, что у Калли начались схватки, Фиби тут же сложила вещи, отменила все запланированные встречи и первым же поездом выехала в Шотландию. Она умоляла дочь оставаться в Лондоне и рожать здесь на случай непредвиденных осложнений. Но Китти сказала, чтобы она перестала изводить себя понапрасну, ибо ее дочь – это живое воплощение здоровья, а свежий воздух Далраднора будет гораздо полезнее для ребенка, чем столичный смог и дым.

– Но вдруг что-нибудь пойдет не так?

– Шотландские врачи и больницы считаются одними из лучших в мире. А потому поезжай к дочери, подруга, но только не мешай ей спокойно рожать! – прокричала ей подруга на прощание.

Весь долгий путь туда Фиби отчаянно пыталась сосредоточиться на чтении романа, но так и не смогла. Все будет хорошо, уговаривала она себя и молила только об одном – чтобы мучения Каролины продолжались недолго. Сама она родила дочь быстро и безо всяких осложнений. Может, и дочери передастся эта ее способность по наследству. Ну а если не в ее силах будет облегчить страдания Каролины, то она хоть побудет с ней рядом и постарается морально поддержать ее в этот трудный момент.

Казалось, никогда и никуда она еще не ехала так долго. На каждой остановке она бесцельно мерила шагами коридор вагона. Хоть бы дочери досталась хорошая акушерка, молила она мысленно, зная, что дочь будет рожать в роддоме неподалеку от Глазго, который ей посоветовали как один из лучших.

С момента их первой встречи с Каролиной после ее неожиданного возвращения домой Фиби заметила в дочери разительные перемены. Эта печаль в ее глазах, да и манеры стали более сдержанными, а речи – более скупыми. Едва ли дочь рассказала и половину того, что ей пришлось пережить. Фиби знала лишь только то, что Тоби скрылся в неизвестном направлении, присвоив чужие деньги и бросив жену один на один с разъяренными клиентами. Дочери пришлось доказывать свою непричастность к махинациям мужа в судах. Вдобавок ко всему оказалось, что она в положении. Калли вернулась на родину с одним-единственным желанием: забиться в какой-нибудь укромный уголок и попытаться зализать там свои многочисленные раны. Фиби восхищалась тем, с каким достоинством держалась ее дочь.

Первым делом она обратилась к адвокатам, чтобы узнать, какой финансовый ущерб нанес ей муж, воспользовавшись ее доверчивостью. Оказалось, все не так уж и плохо. Доверительная собственность, записанная Артуром на имя будущего ребенка, оказалась нетронутой. Здесь же лежало заявление самой Фиби с отказом от всяческих претензий на имение Далраднор по достижении дочерью совершеннолетия.

Но сейчас Каролине уже исполнился двадцать один год и можно уладить все оставшиеся формальности с тем, чтобы она стала полновластной владелицей усадьбы. Как это важно, что у дочери будет свой дом, особенно в такие неспокойные времена. Стоит взять в руки газету, как сразу же делается понятным, что не сегодня завтра Гитлер ринется на Запад, а Британии вместе с ее союзниками снова придется давать отпор. Приготовления к войне, которые немного замедлились после прошлогоднего мюнхенского кризиса, возобновились с новой силой и были видны повсюду. На каждой улице в спешном порядке строили бомбоубежища. Наверное, Китти права и Лондон сегодня – не самое подходящее место для младенца.

Двадцать лет мирной жизни пролетели как один миг. Неужели ее снова пригласят участвовать в концертных бригадах для выступлений на фронтах и все повторится снова? Конечно, она постарается внести свой посильный вклад в будущую победу, но только не ценой пренебрежения потребностями близких. Если Калли попросит ее о помощи, она обязана помочь. Ее место рядом с дочерью, и на этот раз она не бросит ее одну.

Но вот они уже подъезжают к Глазго, и в сердце ее затеплилась надежда. Вот она, новая страница в их с дочерью отношениях. Они начнут все с чистого листа, и – дай Бог! – все наладится. Фиби старалась не надоедать дочери с расспросами, не повторять сакраментальное «Я тебе говорила!». Что толку? Стоило посмотреть на худенькое тело Каролины, заглянуть в ее усталые глаза, и сразу же делалось понятным, как много перестрадала ее дочь за минувшие годы. Жаль, что ребенок Тоби навсегда останется для нее горьким воспоминанием о собственных ошибках. Но разве можно винить младенца в том, что его отец оказался порочным человеком? Кто бы там ни родился, девочка или мальчик, а это ее первый внук или внучка. И в них будет течь пусть и малая, но все же толика крови Артура.

Сэр Лайонел тоже обрадовался новостям. Он пережил инсульт, который приковал его к инвалидному креслу, и сейчас находился под постоянным присмотром в частной лечебнице. Но Каролину он встретил очень тепло, доказав еще раз, что ей он верный и надежный друг. А еще Примми, школьная подруга, на которую всегда и во всем можно положиться. С ее здравым смыслом, с ее умением ясно и хладнокровно оценивать события, о лучшей подруге для дочери и мечтать не приходится. Каролина успела обзавестись хорошими друзьями и в Египте, о чем свидетельствовали письма, поджидавшие ее дома. Моника Баттерсби, какой-то профессор со звучной иностранной фамилией и красивым именем Ферранд. Всякий раз, когда Калли получала от него письма, она начинала улыбаться, а на ее щеках появлялся легкий румянец.

Ферранд настойчиво звал Калли перебраться поближе к нему и обосноваться где-нибудь под Брюсселем. Но Калли, оказавшись среди родных ей гор и привычных с детства пейзажей Шотландии, пока и подумать не могла о том, чтобы уехать из Далраднора.

Слава богу, у нее есть хорошие и верные друзья, такие же, которые прошли по жизни рядом с Фиби, – Китти, Мейси, Билли. Даже сестра ее отца, неприступная Верити Сетон-Росс и та утратила к ней былую враждебность, продемонстрировав доброе сердце и обычную человеческую теплоту, столь необходимую для налаживания нормальных дружеских отношений. Быть может, размышляла Калли, ее друзья – это ее главное оправдание и главное достижение в жизни. Коль скоро у нее столько верных друзей, значит, и она сама кое на что годна…

Когда Фиби наконец переступила порог дома, дочь экономки Мима Джонсон уже накрывала на стол вечернюю трапезу.

– Пока, мисс Фей, все без изменений! – были ее первые слова. – Но уже совсем скоро! Нам обещали позвонить из роддома, как только младенец появится на свет. Все будет хорошо! Не переживайте!

Ночь Фиби провела без сна, расхаживала по комнате, бросая жадные взгляды на телефон. «Ну, позвони же! – молила она. – Почему ты молчишь?»

Фиби заново пережила рождение собственной дочери, вспомнила в мельчайших подробностях каждое мгновение, каждый новый приступ родовых схваток. Время от времени в сердце закрадывалась паника: а что, если вдруг пойдет что-то не так?

Телефонный звонок прозвучал на рассвете. Фиби ринулась вниз по лестнице босиком и трясущимися от волнения руками сняла трубку.

– Вас беспокоит доктор Маклин. Спешу уведомить, что все прошло благополучно. Немного пришлось повозиться, но малыш родился чудесный. Настоящий богатырь, как сказала наша акушерка. Восемь фунтов пять унций. Крепыш! Прямо хоть ты его завтра отправляй на матч регбистов.

– А как Каролина?

– Устала! Но держится молодцом. Улыбается. Роды были не самыми простыми, а потому придется ей задержаться у нас на пару недель.

– Когда я смогу навестить дочь и внука? – Фиби хотелось подпрыгнуть от радости и так вприпрыжку пройтись по всему холлу.

– Завтра ближе к вечеру. Я сделал ей сейчас укол, ввел снотворное, чтобы она немного поспала и набралась сил.

– Большое вам спасибо, доктор! – прочувствованно поблагодарила Фиби врача, кладя трубку на рычаг. А потом в изнеможении опустилась на пол и вдруг расплакалась слезами облегчения.

– У меня внук! Я – бабушка! – повторяла она, улыбаясь сквозь слезы, и тут же стала прикидывать в уме, какое из имен стоит предложить Калли на выбор для сына. По радио передавали утренние новости, но Фиби слушала рассеянно. Что-то там прозвучало насчет того, что немцы вторглись в Чехословакию и ввели свои войска в Судеты.

Калли неотрывно смотрела в колыбельку, не в силах скрыть своего изумления и восхищения. Неужели это розовощекое чудо вышло из глубин ее тела? И все в этом маленьком человечке столь совершенно, столь прекрасно.

– Ты мой сын! Мой золотой мальчик! – прошептала она. Ей хотелось уткнуться в него лицом, почувствовать запах его тельца, все такое новое, такое чистое. Но медсестра была неумолима.

– Малышу пора спать! Он и так только что совершил такое долгое путешествие. У вас обоих еще уйма времени впереди. Успеете налюбоваться друг другом. Как только у вас появится достаточное количество молока, он проснется. Природа все предусмотрела.

Ну зачем разлучать мать с младенцем? – подумала Калли и тяжело вздохнула. Вон звери сразу же начинают облизывать своих детенышей, ласкать их. И она бы облизала своего малыша со всех сторон. Но, слава богу, самое трудное уже позади. Ах, если бы Ферранд смог тоже взглянуть на плод их любви! Но такое случится, если только судьба смилостивится, ой как не скоро!

Разумеется, для всех малыш останется ребенком Тоби, который появился на свет в законном браке. Вот и кольцо обручальное на пальце – тому подтверждение. То, что мать не в курсе, не очень беспокоило Калли. В конце концов, это личное дело только Калли, и никого более. Ведь даже Ферранд пока не посвящен в ее самую главную тайну. Вот когда они оба будут свободны для того, чтобы быть вместе, она ему все и расскажет.

Калли жила письмами своего возлюбленного, но в ответных посланиях ни словом не обмолвилась о своей беременности. Эта новость сразу бы все усложнила, а ей еще надо время для того, чтобы прийти в себя и окончательно похоронить в прошлом все, что связано с «каирским проходимцем», или, сокращенно, КП, как она теперь мысленно окрестила Тоби. По-прежнему не было никаких известий о его местонахождении. Скорее всего, залег на дно в каком-нибудь турецком городишке: сидит в тамошнем баре и обдумывает план очередной махинации.

Но стоило Калли снова очутиться в своем любимом Далрадноре, как семейная жизнь с Тоби в Каире очень быстро стала забываться, превращаясь в страшный ночной кошмар, который приснился ей давным-давно. Да и видела ли она его вообще? Калли быстро окрепла физически: долгие прогулки пешком и верхом тому поспособствовали. Ребенок стал для нее неожиданной наградой и утешением за все пережитые страдания, нечто вроде утешительного приза, который присужден только ей и Далраднору.

Впереди предстоит еще двухнедельный курс реабилитации после тяжелых родов. Будет время подумать обо всем, в том числе и об имени для своего маленького принца. А пока же ни одна живая душа на свете не должна знать о его происхождении.

– Но почему Дезмонд? – Фиби держала на руках внука и вертела его в разные стороны, пытаясь найти хоть малейшее сходство с Артуром. Глаза? Нет, не те! С ее языка уже готово было сорваться сакраментальное: «Ты хорошо подумала?», но она вовремя прикусила язык.

– А разве не красиво звучит? Послушай! Дезмонд Луи Лайонел Ллойд-Джоунз! Немножко длинновато, но лично я произношу это имя на одном дыхании.

– Сэр Лайонел, конечно, будет доволен! – улыбнулась Фиби. – Но почему еще и Луи?

– Потому! Не хочешь же ты, в самом деле, чтобы ребенка назвали Тобиас Обадия! Как моего бывшего мужа! Ужас, а не имя! А вот частицу «Ллойд» я оставлю! В Англии слишком много просто Джоунзов.

– Можно подобрать какое-нибудь шотландское имя, – осторожно предложила Фиби.

– Нет! Решено! Его запишут под тем именем, которое я только что озвучила. С этим покончено! Переходим к другим делам. Ты привезла шоколадки медсестрам в знак благодарности за их хлопоты?

Каролина не теряла времени даром. Она возлежала на своей кровати в палате роддома, словно королева, и непрестанно сыпала указаниями и распоряжениями. И одновременно строчила открытки друзьям, сама получала поздравительные послания и подарки в виде распашонок, детских комбинезончиков, вязаных кофточек и нарядных пинеток. Китти прислала красивую лакированную коляску вместо той старой, которую они откопали на чердаке. Мима уже успела провести дезинфекцию подарка, вымыла его жидким мылом со всех сторон, пошила новые наволочки на подушки и занавески. Теперь коляска горделиво стояла в холле, ожидая прибытия его светлости младшего Ллойд-Джоунза домой. Предполагалось, что сие грандиозное событие случится уже сегодня, во второй половине дня.

Фиби не могла нарадоваться на внука. Дезмонд – действительно прелестный малыш, длинноногий, темноволосый, с ярко-синими глазами. Каролина возилась с ним часами, без конца переодевала его, меняла кофточки и распашонки, словно это не ребенок, а кукла. А уж перед отъездом домой процедура переодевания затянулась надолго. Молодая мамаша даже надела на ручки малыша специальные варежки, чтобы он – не дай Бог! – не поцарапал личико. Младенца запеленали в красивое вязаное покрывало, которое связала сама миссис Айбел, несмотря на то, что зрение у нее сильно упало в последние годы. На голову ему был водружен нарядный чепчик из полушерстяной блестящей ткани в ярко-синюю клетку. И вот наконец-то малыш готов показаться на людях! Пожалуй, даже принц королевских кровей мог бы позавидовать такой экипировке, улыбнулась про себя Фиби, пока они все вместе шли к машине, где их уже поджидал садовник, который и должен был доставить счастливое семейство домой.

В ожидании рождения сына Каролина успела научиться водить машину. Она даже купила себе небольшой «Моррис», вполне пригодный для сельских дорог. Сейчас она ко всему подходила вдумчиво и планировала все наперед. Каир превратил наивную девочку в целеустремленную молодую женщину, готовую воспитывать и растить своего сына в одиночку. Фиби смотрела на дочь уважительно. Каролина действительно держалась очень достойно.

Да, ее собственный приезд в Далраднор много лет тому назад был совсем иным, размышляла Фиби. Тайно, с младенцем на руках, с Марти в качестве няньки, под покровом темноты, скрывающей позорную тайну рождения дочери. Но вместо презрения и осуждения Фиби нашла тогда у обитателей дома лишь симпатию и сочувствие. Разве могла она забыть, с каким благородством повел себя Артур, узнав, что она беременна? Он немедленно уведомил семью о тех распоряжениях, которые сделал касательно Фиби и их будущего ребенка на случай непредвиденных обстоятельств. Она вспомнила и ту первую встречу с семьей Артура в адвокатской конторе, когда им огласили текст его видоизмененного завещания. Его мать и сестра Верити, помнится, тогда метали в нее громы и молнии, но пойти против воли Артура не рискнули.

И вот еще один отпрыск их семейства, и – увы! – тоже без отца, прибывает в Далраднор. Но на сей раз это путешествие сопровождается фанфарами ликования и всеобщей радости. Никто не посмеет упрекнуть малыша в неблаговидных поступках его отца. И тень дурной репутации Тоби никогда не падет на его сына. Каролина сумеет защитить своего ребенка от любых наветов. Впрочем, и она ведь пыталась изо всех сил уберечь дочь от тяжелого бремени знания, каково это – быть незаконнорожденным ребенком. Что ж, дочери повезло больше, чем ей в свое время: она сумела родить ребенка в законном браке. А здесь, в Далрадноре, какие бы вихри ни бушевали в окружающем мире, маленькому Дезмонду всегда будет хорошо. Далраднор станет для него надежной крепостью от любых бед.

 

17

Ma chere Callie!

Мы так давно живем с тобой врозь. Я намереваюсь в ближайшее же время приехать за тобой и забрать к себе. Где ты прячешься? Почему так долго хранишь молчание? Или ты уже забыла меня? В сентябре я приступаю к работе в университете в Лилле и хочу, чтобы ты тоже была рядом со мной. Приезжай в Лондон, и мы начнем утрясать все формальности.

Луи-Ферранд

Калли знала, что такое приглашение рано или поздно поступит. Но пока она еще не была готова везти маленького Дезмонда в замок Гротен, чтобы предъявить его семье Ферранда для обнаружения фамильного сходства. Будет лучше, если они встретятся с Феррандом в Лондоне, проведут какое-то время вместе, а уже затем она повезет его в Шотландию знакомить с сыном.

Дорогой Ферранд!

Я, конечно же, приеду в Лондон, чтобы встретиться с тобой. Мне многим надо с тобой поделиться! А потом мы вместе поедем ко мне в Далраднор. Там тоже многие мечтают познакомиться с тобой.

Не могу дождаться того момента, когда снова увижу тебя. Я так по тебе скучаю! Нам есть о чем поговорить тет-а-тет. Сообщи мне точную дату приезда, и я обязательно встречу тебя.

Твоя любящая Калли

– Ты не против задержаться в Далрадноре еще на пару дней? – поинтересовалась Калли у матери, зная, что та не откажет ей. – Ферранд приезжает в Лондон. Хочу с ним встретиться. Я бы предпочла встретиться с ним наедине, если это будет возможным.

Калли сконфуженно умолкла, чувствуя, что краснеет.

– Разумеется, поезжай! Я же вижу, как ты радуешься, когда приходят письма от него. Нельзя допустить, чтобы эта женщина, его мать, вам смогла помешать.

Как Фиби все тонко чувствует, подумала Калли. Она уже наверняка догадалась, что графиню, этого командира в юбке, следует изолировать хотя бы на короткое время.

– О, не только поэтому! Ферранд прекрасно знает свою мать. Мне самой очень важно увидеться с ним снова. Если бы его не было рядом со мной там, в Каире, я бы… – она помолчала. – Словом, я хочу убедиться, что между нами все серьезно. Каир – это солнце, юг, пальмы. А здесь у нас север, холод и дожди. Возможно, в таком климате у нас ничего и не получится.

– Какая ты у меня стала рассудительная! – улыбнулась Фиби. – Езжай, езжай! Малыш и не почувствует, что тебя нет рядом. Я буду следить за его режимом. Мима, его верный раб, поможет мне со всем остальным. Спасибо, что доверяешь мне малыша. Я уже так давно не возилась с младенцами! – Фиби замолчала, ожидая реакции дочери, но ее не последовало. – Тогда все было по-другому. Война!

– Я понимаю! – коротко ответила Калли.

Мать изо всех сил старалась наверстать упущенное. Она осталась в Далрадноре на все лето, наслаждаясь тишиной и покоем сельской жизни. Гуляла с внуком по саду, часами носила Дезмонда на руках, когда у него начинались колики, напевала ему старинные эстрадные песенки времен своей молодости. Она отлучилась в Лондон всего лишь на несколько недель, оставив Калли одну наслаждаться обществом сына. Та разгуливала с ним по деревне, демонстрировала его продавцам в местных лавках и даже поставила малыша в самодельные ходунки, и они прогуливались в тенечке вдоль озера. Вечерами она укачивала его под те колыбельные, которые когда-то пела ей Марти. Она сама очень любила старинную фламандскую колыбельную песенку: «Спи, малыш, усни, спят и пони, и слоны…» – «Slaap, kindie, slaap…» Но сын лучше всего засыпал под шотландскую балладу под названием «Лодка к острову Скайп». Мальчик так внимательно слушал песню с широко открытыми глазами, а она укачивала его до тех пор, пока веки не закрывались сами собой, и он засыпал.

Несколько месяцев, проведенные Калли в одиночестве, можно сказать, в полнейшей изоляции от всего остального мира, как ни странно, напитали ее силами и жизненной энергией, казалось, на всю оставшуюся жизнь. А жизнь обещала еще многое, и прежде всего она обещала ей Ферранда и Францию. Интересно, как Ферранд воспримет новость о том, что у него есть сын, к тому же носящий часть его имени? Конечно, он полюбит ребенка! Ведь это же его плоть и кровь! Как замечательно они смогли закрепить свою любовь, которая вспыхнула между ними с новой силой под горячим солнцем Каира. Вот только графиня с ее докучливыми расспросами… Наверняка она быстро разузнает, что приятельница ее сына даже не разведена официально, так, «брошенка», и ни то и ни се, после исчезновения Тоби. Неопределенность положения угнетала. Ведь если Тоби действительно бросил ее навсегда и скрылся в неизвестном направлении, то надо ждать еще как минимум семь лет, прежде чем она получит официальное разрешение на вступление в новый брак.

Если Ферранд не согласится ждать так долго, что ж, она поставит сына на ноги одна. Ведь Фиби же сумела это сделать. Правда, тогда она не позволит ему принимать никакого участия в воспитании малыша. Чем больше времени она проводила с сыном, тем сильнее влюблялась в него. Эта милая улыбка, вечно блуждающая на его личике, эти ручонки, призывно тянущиеся к ней навстречу… Ей не хотелось уезжать от малыша даже на один день. Но предстоящая встреча с Феррандом очень важна для них всех… троих.

Калли начала готовиться к поездке в Лондон с посещения известного парикмахерского салона в Глазго. Самое время подумать о модной прическе. Но тамошние мастера категорически отказались делать ей популярный перманент. Грех портить такие густые и красивые волосы, сказали они. Ей сделали элегантную короткую стрижку и уложили волосы ручным феном. Она уже давно не покупала себе никаких обновок, а после родов фигура ее несколько округлилась. А потому Калли разорилась еще и на новое платье и туфли, которые приобрела в центральном универмаге Глазго. После пятичасового чая она успела сходить в кино и посмотреть нашумевший фильм «Чародей Оз». Так странно, думала она, не надо спешить кормить сына, можно просто гулять по улицам. Оставалось лишь последнее: надо было подкупить еще немного хорошего шелкового белья. Сама мысль о том, что совсем скоро она снова окажется в объятиях Ферранда, заставляла трепетать ее сердце.

26 августа она выехала поездом в Лондон, остановилась на квартире Фиби, а утром направилась поездом до Дувра, чтобы встретить паром, на котором Ферранд плыл из Остенда. В одночасье отошли куда-то в сторону пеленки, распашонки, игрушки и бутылки с молочной смесью. Не надо было тащить за собой кучу вещей, которые она привыкла таскать, отправляясь на прогулки с сыном. Уже на вокзале в Глазго она почувствовала себя непривычно свободной, и ей даже стало неловко от ощущения собственной свободы. Вокруг, как всегда на вокзалах, царила суета. Казалось, весь народ сдвинулся с насиженных мест и готов скопом двинуться в неизвестном направлении. Еще более ее озадачило то, что она увидела в Лондоне сразу же по прибытии. Везде мешки с песком, которыми обкладывают фасады зданий, на каждом шагу предупреждения о возможных авианалетах. Газеты, которые она просматривала в поезде, полнились обвинениями в адрес немецких властей и германской армии, сконцентрировавшей свои силы на границе с Польшей. Неужели Британия объявит войну Германии и станет воевать и против Германии, и против России?

Когда заглянула Китти, чтобы повидаться с нею, Калли набросилась на нее с расспросами:

– Что происходит?

– Ты что, радио совсем не слушаешь? – набросилась на нее Китти. – Мы уже готовим к эвакуации в пригородные госпитали наших пациентов на тот случай, если все начнется, – она помолчала. – Не вздумай уезжать из страны! Это может случиться в любую минуту.

– Но мы-то здесь при чем? Господи! Ферранд как раз сейчас направляется паромом из Франции сюда.

– Чемберлен еще в марте заявил, что если Польша подвергнется агрессии, то мы не будем стоять в стороне и молча наблюдать за происходящим. Детей тоже сотнями вывозят из Лондона в деревню. «Накорми лишний рот!» – под таким лозунгом разворачивается в стране кампания по приему беженцев. Жаль, что я принесла тебе скверные новости, но все так, как оно есть. И вот еще что! Как только начнутся авианалеты на Лондон, немедленно возвращайся домой! Считай, что это приказ!

У Калли опустились руки. А она-то думала, что все это одни лишь разговоры и после Мюнхена в Европе снова воцарился мир и покой, а тут такое! Но вдруг тетя Китти, как всегда, преувеличивает? Нет, это не в ее стиле – пугать народ просто так. Китти ушла, а Калли прильнула к радиоприемнику. Новости пугали. Сообщалось, что по обе стороны Ла-Манша скопилось огромное количество людей, желающих поскорее вернуться к себе домой. Отпускники, проводившие летний отдых в Европе, рассказывали по возвращении домой, что на континенте царит паника, сотни, тысячи беженцев повсюду. И все же, несмотря ни на что, Калли решила лично отправиться в Дувр и встретить там своего возлюбленного. Какая разница, когда они смогут быть вместе по-настоящему? Главное – она встретит его сегодня.

Поезд был забит до отказа иностранцами, спешащими побыстрее вернуться к себе домой. Она рассеянно вслушивалась во французскую речь попутчиков, семьями возвращающихся после английских каникул к себе на родину, и неотрывно смотрела в окно, ожидая увидеть собственными глазами военные эшелоны, проезжающие мимо. На причале, где должен был пришвартоваться паром, тоже стояла сутолока. Сотни людей толпились в очередях в надежде купить билеты на обратный рейс, рядом валялись груды чемоданов, усталые ребятишки охраняли семейный багаж. Чуть поодаль выстроилась вереница автомобилей, уже готовых к паромной переправе. Прибывающие суда сбрасывали на берег толпы взволнованных пассажиров, спешащих поделиться с теми, кто здесь, тем, что они оставили по другую сторону пролива.

– В Европе царит хаос! – кричал какой-то мужчина, спускаясь по трапу и обращаясь к тем, кто должен был по этому же трапу взбираться на борт судна.

– Нам пришлось бросить там свою машину! – делился другой. – Они расселяют беженцев даже по тюрьмам.

Этого не может быть! Это не должно случиться! Никогда! Все в душе Калли восставало против того, что она видела и слышала. Но она продолжала неотрывно смотреть туда, где через пропускной пункт проходят на берег пассажиры, прибывшие на пароме из Остенда, стараясь не пропустить знакомое лицо. Но вот на берег вышел последний пассажир, а через какое-то время началась посадка на рейс в обратном направлении, и паром снова взял курс на Остенд. А Ферранда нигде не было видно.

Неужели она его проглядела? И он уже в поезде, на пути в Лондон? Адрес Ферранд знает, так, может, разумнее подождать его там, на квартире матери? Калли вернулась в столицу уставшей и подавленной, все еще надеясь, вопреки всему и вся, что Ферранд вот-вот подъедет к их дому на такси. После дороги она чувствовала себя потной, грязной, ей срочно нужна была ванна. В квартире было прохладно и очень тихо. Звенящая тишина действовала на нервы. К тому же Калли успела соскучиться по сыну. Вдруг Ферранд вообще передумал ехать, размышляла она. Или его мамаша уже успела раскопать, что его избранница замужем, и устроила грандиозный скандал сыну, пустив в ход все свое влияние? Но ведь могут быть и другие, более веские причины, множество причин, которые заставили его отложить поездку.

Зазвонил телефон. Громкий звонок в пустой квартире заставил Калли вздрогнуть. Звонила Фиби, хотела узнать, как она добралась, а заодно и сообщила ей все подробности того, как они управляются с малышом.

– Я рада, что застала тебя дома, – сказала Фиби. – Не смей даже думать покидать страну. Не сейчас! Война начнется не сегодня завтра. В газетах пишут, что всем британцам рекомендовано немедленно покинуть континент. Ты встретила своего друга?

– Нет. Он почему-то задерживается. Паромы переполнены людьми. Вполне возможно, не достал билет. Приедет на следующем пароме, да?

Последние слова прозвучали слабым утешением, хотя и были сказаны скорее для того, чтобы убедить в этом себя, а не мать.

Она прождала Ферранда три дня, теряясь в догадках. Почему не позвонил? Не отправил телеграмму? И вот, наконец, когда она уже потеряла всякую надежду, пришло письмо. Вернее, даже не письмо, а торопливо написанная записка.

Дорогая!

Приехать не получается! Меня срочно вызвали в Лилль. Кажется, я им там нужен. Разумеется, я буду мобилизован, если Бельгия пожертвует своим нейтралитетом. Жан-Люк посоветовал мне немедленно наведаться в замок и подготовить ко всему мать. К тому же она боится, что власти могут реквизировать замок, как они уже это делали раньше. Мне очень жаль, что я подвел тебя. Но поверь, в эти трудные времена ты всегда будешь в моем сердце и в моих мыслях. Напишу сразу же, как только тут что-то определится. Береги себя, любовь моя! И возвращайся домой, в свою благословенную Шотландию.

Твой любящий Луи-Ферранд

Ее переполняло бешенство. Она даже спать не могла. Ну почему эта проклятая война все испортила? Какое отношение все эти политические игры имеют к ним? И почему она не поехала к Ферранду раньше? Наплевала бы на все условности, схватила Дезмонда на руки и отправилась вместе с сыном к нему! Дура набитая, корила она себя. Какое ей дело, что будут говорить другие люди о том, кто отец ребенка? Увы-увы! Ей-то как раз и есть до этого дело! Разве забыла она о том, как старательно все скрывали от нее тайну ее собственного появления на свет? И вот все повторяется! Теперь тайны будут громоздиться уже вокруг ее собственного ребенка. Мысль о том, что война может разлучить ее с Феррандом навсегда, не просто пугала. Она ужасала своей безысходностью. Она должна немедленно написать Ферранду и сообщить ему правду, пока еще не поздно.

Всю ночь она как безумная металась по квартире, а утром, измученная, обессилевшая после бессонной ночи, стала наблюдать из окон квартиры за тем, как город готовится к войне. Продавцы утренних газет громко выкрикивали заголовки самых горячих новостей. В воздухе выли сирены, пока еще только учебные, люди, заслышав этот страшный вой, начинали метаться в поисках убежища. Оставаться в Лондоне больше не имело смысла. Надо возвращаться домой. Легко сказать! Но как?!

Калли еще никогда не видела такого количества поездов, почти одновременно отбывающих с вокзала. Бесконечные вереницы детей змеились на подступах к вокзалу. Многие детишки в школьной форме с чемоданами в руке, другие в мешковатых пальтишках, парусиновых башмаках, с зонтиками из коричневой бумаги. Женщины толкают перед собой прогулочные коляски, в которых лежат закутанные младенцы, похожие издали на целлулоидные куклы. Калли видела, как пытаются женщины, провожающие своих детей, скрыть слезы в момент прощания. Малыши громко плакали, матери рыдали, невыносимая картина! Калли стало даже совестно, что вот она не расстается со своим ребенком, а, напротив, возвращается к нему.

Все железнодорожные компании работали на пределе сил. Дороги были перегружены, нарушения в графиках движения стали обычным явлением. Все купе были забиты военными и моряками, направляющимися на север, к местам своей дислокации. Народ пребывал в крайнем возбуждении. Куда подевалась знаменитая британская сдержанность? Весть о том, что мир вот-вот снова будет охвачен пламенем войны, не оставила никого равнодушным. Многие до самого Глазго были вынуждены ехать стоя или кое-как скрючившись в коридоре вагона. Как только состав подошел к Дуглас-Мор, свет был отключен. Ужасное, бесконечное путешествие! Туалеты в вагонах были заблокированы, духота и теснота делали свое дело. Отчаянно пахло потом и несвежим бельем. Но все эти люди, размышляла Калли, хоть как-то спасутся, найдут себе временное пристанище на севере. А вот с квартирой Фиби все было очень проблематично. Калли предусмотрительно забрала с собой все документы матери и ее драгоценности на тот случай, если Лондон все же начнут бомбить.

Домой она явилась поздно ночью, а уже рано утром, 3 сентября, Фиби разбудила ее послушать обращение премьер-министра к нации. Вокруг радиоприемника собрались все обитатели дома: Мима, садовник. Все слушали молча, боясь пропустить что-то очень важное в торжественно звучащих словах. Но вот выступление закончено.

– Господи! Помоги нашим солдатам! – залилась слезами Мима. – Какое счастье, что отец не дожил до этого страшного дня! Все повторяется сначала! За что они все отдали свои жизни двадцать лет тому назад?

Калли была слишком подавлена последними новостями. Все валилось у нее из рук. И только когда она смотрела на сына, весело копошащегося в своем манеже, энергично переворачиваясь со спины на животик и обратно, она немного успокаивалась. Малыш еще ничего не понимает! Он еще не осознает, какая страшная беда обрушилась на них всех. И слава богу! Калли утешалась хотя бы тем, что здесь их не будут бомбить и, следовательно, ребенок в безопасности. А если начнется вторжение?

– Мне надо срочно вернуться в Лондон и привести в порядок свои дела, – заявила Фиби. – Отправить кое-какие вещи на хранение. Все это может пригодиться Дезмонду, когда он вырастет.

– Мы справимся! Мы со всем справимся! – горячо возразила ей Калли.

– Думаю, дальнюю лужайку надо переоборудовать под загон для свиней, – задумчиво обронил Колин Баррел, их новый садовник. – Куры у нас есть. А кусок хорошей свинины тоже не помешает к Рождеству. Надо также перекопать часть клумб и посадить там под зиму овощи на корнеплоды. Люди говорят, что скоро введут продовольственные карточки. И бензин тоже будут дозировать. Видно, придется поставить ваш «Моррис» на прикол.

– Пожалуйста, только не сейчас! – взмолилась Калли. Она так любила свою маленькую машинку. Даже кличку ей придумала: «Борис». – Давайте подождем, посмотрим, что и как. Я так думаю, мы должны заявить, что готовы принять у себя в доме тех, кто приедет сюда в эвакуацию.

– Не спешите, мисс Каролина! – тут же вмешалась в разговор Мима. – Не забывайте, у нас малыш! Мало ли какую заразу могут принести в дом чужие люди. Да и вообще… Кавардак…

– Всем нам приходится жертвовать чем-то, Мима! Такое сейчас время. А беспорядок или лишний шум в доме – это очень умеренная жертва в сравнении с тем, чем приходится жертвовать другим.

Калли почувствовала себя виноватой, что пока ничто не угрожает ни ей, ни ее семье. Совсем другое дело – Ферранд и его близкие. Конечно, он должен защитить свою мать. Она уже пережила одну оккупацию двадцать лет тому назад и своими глазами видела, что стало тогда с их страной. Да, в столь тяжелое время Ферранд должен быть рядом со своей семьей, а она – со своей.

Вечером того же дня Калли уселась за стол и написала своему возлюбленному письмо, в котором постаралась излить всю свою душу.

Мой дорогой!

Какая жалость, что ты не смог приехать в Лондон. Ведь я собиралась свозить тебя в Шотландию и познакомить с нашим сыном. Да-да! Именно так! С нашим сыном Дезмондом Луи. Он родился всего лишь несколько месяцев тому назад, в марте. Как мне хотелось, чтобы ты увидел его, чтобы все мы были вместе. Но, кажется, сейчас наша встреча откладывается на неопределенный срок. Как жестока и несправедлива к нам судьба! Поманила счастьем и тут же забрала назад. Прости, что так долго скрывала от тебя столь потрясающую новость, но так подсказывало мне мое сердце. И на то были веские причины. Мне хотелось, чтобы мой сын уже с самого момента своего рождения имел законное имя, чтобы у него была родина, законное гражданство… Теперь я понимаю, что не это главное. Увы, за все приходится платить дорогую цену.

Дезмонд – прелестный малыш. Посылаю тебе любительский снимок сына. Еще раз прости меня за то, что я так долго таила эту новость от тебя. Боюсь, что теперь ты уже не скоро увидишь малыша собственными глазами.

Калли отложила ручку в сторону. Слезы застилали ей глаза, скатывались по щекам и капали на бумагу. Слишком тяжело давалось ей собственное признание. Как же жестоко она обошлась с человеком, которого любила. Простит ли он ее когда-нибудь? И что ему до сына, когда он томится в полной неизвестности где-то по другую сторону канала? Наверное, не стоит посылать письмо прямо сейчас. Вот прояснится немного ситуация, и тогда… Какое она имеет право ошарашивать возлюбленного своими секретами в такой драматичный момент? Да, она обязана переждать! Вот только выдержит ли их любовь столь долгую разлуку? Но это испытание она добровольно берет на себя.

Сейчас сотни тысяч семей, сотни тысяч мужей и жен, женихов и невест решают для себя такую же непростую дилемму. Одно ей было очевидно и понятно: отныне все заботы по сохранению Далраднора ложатся только на ее плечи. Она должна сберечь дом и усадьбу для будущего и ради сына.

Калли прошлась по комнатам дома, любовно оглаживая старинные стены здания. Далраднор – это их крепость, их тихая гавань, их оплот в борьбе с грядущей нуждой и военным лихолетьем. Это – ее дом, и она обязана оставаться в нем.

 

18

Фиби вернулась в совсем другой Лондон. Улицы запружены людьми в военной форме, светомаскировка улиц и домов. По вечерам в городе отключали уличное освещение, и с наступлением темноты Лондон погружался в кромешную тьму. Все стекла в окнах жилых домов были заклеены крест-накрест полосками бумаги.

Съемки кино почти приостановились, а если и велись, то весьма спорадически, от случая к случаю. Многих актеров и других членов съемочных групп мужского пола уже успели призвать в армию. Тем не менее агент умудрился отыскать для Фиби крохотную роль в новом кинофильме. Мрачная история о том, что может случиться в небольшой деревушке, если там вдруг десантируются вражеские парашютисты. Душераздирающие подробности ужасали своей натуралистичностью. Но разве не этого боятся все они сейчас в глубине души? Состав исполнителей был очень сильным, плюс красивые декорации. Все обещало зрительский успех и хороший прокат.

Огромным успехом у зрителей пользовался и новый фильм Чарли Чаплина «Великий диктатор», повествующий о восхождении Гитлера к вершинам власти. Но, конечно, самый сокрушительный успех выпал на долю американской ленты «Унесенные ветром» с целым созвездием звезд первой величины в главных ролях: Кларк Гейбл, Вивьен Ли, Лесли Говард. Эпический роман Маргарет Митчелл, повествующий о событиях Гражданской войны на юге США, перенесенный на экран уже в цветовом исполнении, в одночасье заполнил все кинотеатры Лондона. Зрители буквально ломились на просмотр, и фильм крутили безостановочно, по несколько сеансов в день. Фиби посмотрела «Унесенных» три раза и была очарована и сюжетом, и персонажами, и тем, как красиво снят сам фильм. Наверняка, думала она, после такого оглушительного успеха киноэпопеи поднимется спрос именно на костюмное кино. Ну и, конечно, на триллеры. Как жаль, что ее молодость уже в прошлом! Но все же она вполне еще может претендовать на сносные роли второго плана.

Фиби страшно скучала по внуку. Квартира казалась ей непривычно пустой. Китти работала сутками напролет, Билли томился в ожидании открытия нового театрального сезона. А Лондон между тем замер в ожидании начала уже реальных военных действий, собираясь с силами к решительной схватке с врагом. Фиби старалась воспользоваться любой возможностью, чтобы навестить своих в Шотландии, вплоть до того, что даже ехала туда на перекладных или отправлялась на машине с представителями киностудий, колесящими по стране с премьерными показами новых кинокартин. Для таких целей киностудиям выдавали дополнительные талоны на бензин, и случалось, что изредка ее тоже подсаживали на колесо.

Розовощекий малыш рос, прибавлял в весе, радовался новым игрушкам, а еще больше – самой бабушке. На пару дней к ним заглянула Примми. Она, по ее словам, трудилась сейчас в министерстве иностранных дел. Примми сделала себе короткую стрижку и модную завивку, представ перед ними в новом для себя облике. Калли очень обрадовалась подруге и с гордостью продемонстрировала ей сына. Но в остальном она хандрила. Вестей от бельгийских друзей почти не было. Почта работала нерегулярно. На Рождество она получила лишь одну поздравительную открытку от Марти. И никаких новостей от Ферранда.

Каролина подыскала няню для сына. Наняла дочь одного из местных фермеров по имени Джесси Диксон. Девушка оказалась на редкость трудолюбивой и заботилась о малыше с материнской нежностью. А у самой Каролины появилось время для того, чтобы начать работать в местных комитетах, занимающихся организацией самых различных мероприятий, связанных с начавшейся войной. Преданная няня в два счета разбалует мальчишку, тревожилась Фиби, наблюдая, как Джесси хлопочет вокруг Дезмонда. Надо бы попридержать ее рвение!

Калли активно трудилась и в составе комитета Женской добровольной службы по оказанию помощи армии. Заявок из вышестоящих армейских инстанций на их контингент добровольцев пока еще не поступало, но все это лишь дело времени, рассуждали они, и только. Впрочем, работы и без того хватало. Женщины-добровольцы трудились в благотворительных клиниках, занимались распределением продуктовых карточек и противогазов, этих мрачных атрибутов современных войн. Сама же Каролина даже не стала примерять детский противогаз на своего сына.

– Ему после такой резиновой маски всю жизнь будут кошмары сниться! – решительно отказалась она от экспериментов по защите сына на случай возможной газовой атаки. Ее любимый «Борис» тоже поступил на военную службу: машину использовали в качестве «Скорой помощи» при срочных вызовах, а также как средство передвижения для доставки эвакуированных. Сейчас они регулярно получали небольшое количество бензина на обслуживание машины, а умение самой водить машину очень пригодилось Калли в нынешних условиях.

Незаметно подошел первый в жизни Дезмонда день рождения. Ему исполнился годик. Фиби умудрилась раскопать на чердаке старую лошадку-качалку, на которой когда-то качалась и маленькая Калли. Качалку починили, привели в божеский вид и преподнесли в качестве подарка имениннику. В свое время Калли просто обожала свою лошадку. Расписанная темно-серой краской, гнедая в яблоках лошадка была еще великовата для сынишки, но ее поставили в детской возле окна в полной боевой готовности. Скоро малыш уже сможет самостоятельно качаться на ней.

Глядя, как внук радуется подарку, Фиби невольно вспомнила свое собственное детство. Ее дни рождения сопровождались гораздо более скромными подношениями. Мысли ее невольно перекочевали на брата. Кажется, пора восстановить отношения с Тедом. Долгие годы она все оттягивала этот момент, но война в одночасье все изменила. Кто знает, что ждет их впереди? Она отыскала адрес брата и, не став уведомлять его о своем приезде на случай, если он вдруг воспротивится ее визиту, неожиданно для всех появилась на пороге его дома. Она даже пренебрегла рекомендациями властей не разъезжать по стране без крайней надобности.

При виде брата Фиби испытала самый настоящий шок. Она увидела перед собой совсем изможденного старика. Ей стало неловко за то, что она живет в такой роскоши, а брат ютится в жалкой лачуге на окраине города.

Никакой радости при виде сестры брат не выразил.

– Вот наконец-то прибыла наша Королева Фей! – бросил он презрительным тоном. – Явилась не запылилась! – Тед внимательно обозрел Фиби с ног до головы. – Гордишься собой, да? Подослала к нам свою девчонку! Решила на меня спихнуть всю грязную работу, так, выходит? Как же, как же! Ко мне в гости нагрянула дочка Джо! Слышали вы такое? Твои выдумки годятся для дураков! А я – воробей стреляный. На твои сказочки не поведусь.

– Тед, перестань нервничать! Тебе нельзя! У тебя грудь больная! – засуетилась вокруг него жена. – А вы проходите и садитесь! Она же тебе родная сестра! Одна плоть! Нельзя так! – упрекнула женщина мужа. – Рада с вами познакомиться! Меня зовут Хильда.

– Да, Каролина рассказала мне о вас. Сказала, что вы приняли ее очень тепло. – Фиби немного помолчала. – Мне жаль, что я так долго не поддерживала с вами связь.

– Жаль?! Вы только посмотрите на нее! Ей, видите ли, жаль! Да ты и слова такого не знаешь, как «жалость». Оговорила перед девчонкой моего брата Джо, очернила перед ней его память. Он ведь, бедняга, с того света не сумеет постоять за свое доброе имя! – снова разбушевался Тед. – Разве тебя для того растили и воспитывали, чтобы ты обманывала людей? Наши родители, упокой, Господи, души их! – были добрыми и честными людьми. А ты в кого удалась? Все твои театральные штучки! Фиглярничала всю жизнь на сцене, привыкла притворяться, вот у тебя крыша-то и поехала в конце концов. А еще стала и нос драть. Дескать, мы тебе уже и не родня! Зачем с такими людишками знаться, когда я порхаю среди всяких важных господ? А на самом деле ты как была хористочкой, танцовщицей варьете, так ею и осталась. Поди какой-нибудь военный заделал тебе ребеночка, вот и все дела. Я прав? Так что не строй тут из себя даму! Я с такими женщинами не знаюсь! – Тед сердито отвернулся к огню.

– Да, я виновата! – склонила голову Фиби. – Но вот решила, что пришла пора нам снова стать семьей. То, что я делала, и то, как я себя вела… Я думала, так будет лучше для нас с дочерью. Намерения у меня были самыми благими, а получилось, как получилось. Все тайное, как известно, рано или поздно становится явным. И не всегда добрые намерения оборачиваются добрыми поступками.

– То есть девчонка тебя обставила, да? Убежала и оставила тебя ни с чем, да? Тебе фук от дочурки, да?

– Нет, с ней все в порядке. Родила здоровенького мальчика… Знаю, сестра из меня получилась никудышная, но сейчас у меня есть возможность помочь вам обоим.

– Мне от тебя ничего не надо!

– Ты еще не дослушал меня до конца! Я смогу арендовать для вас небольшой домик в северных пригородах Лидса. Там и воздух не такой грязный, как в городе, и не такая сырость, как здесь.

– Поздно мне уже сниматься с насиженного места. Нам и здесь неплохо!

– Ты, Тед Бордман, ничуть не лучше меня! Упрямец и гордец! Не хочешь думать о себе, так подумай хотя бы о жене! Она что, не заслужила шанса на более достойную жизнь?

– Перестаньте грызться, вы, оба! – рявкнула вдруг Хильда. – Спасибо за такое щедрое предложение! – сказала она, обращаясь к Фиби. – А ты, – повернулась она к мужу, – поступай как знаешь! Не хочешь ехать, сиди здесь! А я поеду одна! – она незаметно подмигнула Фиби. – Ой, мое белье на плите уже кипит-перекипит! Знаете что? Давайте-ка мы выпьем по чашечке чая и потолкуем как люди. Без этих криков и воплей. У меня и так голова раскалывается от боли! Расскажите-ка нам лучше о своем внуке!

Родители Примми помогли найти подходящий коттедж в Фар-Гедингли, одном из пригородов Лидса. В двух шагах мясная лавка, бакалейная лавка, кинотеатр неподалеку, хорошее автобусное сообщение с городом. Почему она не сделала этого раньше, корила себя Фиби. Но, во всяком случае, сейчас брат хотя бы снисходит до разговора с ней.

Война лишний раз показала им всем, как, в сущности, хрупка человеческая жизнь и как наивно загадывать о будущем в такое неопределенное время. Слава богу, у Фиби были некоторые средства, позволяющие облегчить жизнь своему брату. Она надеялась, что этот ее жест доброй воли хоть как-то примирит их и растопит тот лед отчуждения, который образовался за те долгие годы, пока они не общались. Вскоре пришло письмо от Хильды с новым адресом на конверте. Она благодарила Каролину за фотографии Дезмонда, которые та послала им, и расхваливала на все лады новое жилье.

Весной 1940 года ситуация резко обострилась. Немцы осуществили блицкриг, вторгшись на территорию Бельгии и Голландии. Потом последовал разгром британских войск под Дюнкерком. Все лето страна жила в ожидании вторжения немецких войск на Британские острова. Хотя внешне жизнь в Лондоне шла своим чередом. Народ, стараясь забыть об ужасах войны, предавался танцам на балах, кинотеатры ломились от публики. И так продолжалось до тех пор, пока немцы не стали регулярно, каждую ночь, бомбить Лондон.

Фиби была занята на съемках нового фильма, а потому безвылазно сидела в Лондоне. Очень скоро она привыкла и к вою противовоздушных сирен, и к канонаде ответных артиллерийских залпов (пушки были установлены по всему городу, даже в парках), и к слепящим огням прожекторов, обшаривающих каждый миллиметр ночного неба. Разве что нехватка сна валила с ног от усталости. Спать в бомбоубежище, в плотном кольце десятков, сотен людей, Фиби категорически не могла. Она не могла заставить себя даже вздремнуть хотя бы с полчасика. Земля над ними содрогалась от разрывов мощных авиационных бомб, выли пожарные сирены, глухо рокотали самолеты, волнами наплывающие на город со своим смертоносным грузом на борту. Это было страшно. И Фиби из последних сил старалась не поддаваться панике, помнить о том, что она – британка и обязана сохранять хладнокровие в любой ситуации.

Но вот, сбросив смертельный груз, самолеты неприятеля улетали прочь. Пошатываясь от напряжения и пережитого ужаса, Фиби выбиралась из бомбоубежища наверх, жадно вглядывалась в ночное небо, вдыхала в себя прохладный воздух, пахнущий порохом, озиралась по сторонам, видела, как пожарные сбивают пламя с поврежденных труб газопроводов, слышала, как трезвонят проносящиеся мимо кареты «Скорой помощи», как завывают пожарные машины, и сердце ее снова наполнялось ужасом и тоской. Сколько несчастных уже навеки погребены под этими полыхающими от огня завалами, думала она, разглядывая оранжевые всполохи пожаров над ночным небом Лондона.

Каждый налет оставлял свои ужасающие следы на теле города. Седой туман стелился густыми клубами по пустынным улицам города, он пах дымом, смрадом и тленом. Каждое новое сентябрьское утро несло новые смерти и новые страдания.

К счастью для Фиби, ее квартира пока еще не пострадала. Но в один из таких безрадостных дней к ней явился Билли, весь в слезах. Он принес ужасную новость. Бомба попала в тот госпиталь, где работала Китти. Прямое попадание. Китти как раз занималась эвакуацией больных в бомбоубежище. От нее не осталось даже тела, которое можно было бы оплакать и предать земле.

Шок от известия был столь сильным, что в первую минуту Фиби даже не смогла расплакаться. Две ее лучшие подруги ушли в мир иной, и теперь она осталась одна. Что-то в ней в тот день тоже умерло навсегда.

Китти всегда была для нее опорой, она была в ее жизни той силой, которой Фиби подпитывалась, когда сама слабела духом. Сколько дельных, сколько нужных советов получила она от подруги за долгие десятилетия их дружбы, советов, которые не раз выручали ее в трудной ситуации. К кому ей теперь обратиться за помощью? Кто поддержит ее в трудную минуту? Кто посочувствует ей? Когда Билли, наконец, ушел, она дала волю слезам. Слезы лились рекой, а она сидела и оцепенело разглядывала свою пустую квартиру, все еще не в силах поверить в то, что произошло. Какой смысл ей и дальше жить среди этой разрухи? Разве мало она насмотрелась на чужое горе? Разве сама она не пережила такое же горе, потеряв столько любимых и дорогих ее сердцу людей? И после всего этого политики еще толкуют о каком-то там мифическом гуманизме, думала она со злостью. Собственная беспомощность, бессилие изменить то, что происходит, приводили в неистовство. Внезапно Фиби почувствовала себя старухой, одинокой, никому не нужной старухой.

Спустя неделю после поминальной службы по Китти и ее медсестрам, погибшим вместе с нею в результате бомбежки, авианалеты на город возобновились с новой силой. От попаданий бомб пострадали даже Оксфорд-стрит и несколько других центральных улиц Лондона. И снова начались бессонные ночи в бомбоубежищах. Фиби, закутавшись в плед и прижимая к себе сумочку с документами, вслушивалась в оглушительные взрывы, от которых закладывало уши и готовы были лопнуть барабанные перепонки. А рядом с ней сидел какой-то старик и меланхолично наигрывал на губной гармошке полузабытые песенки, популярные еще в ту, прошлую войну. Сколько раз она сама пела их, выступая на фронте.

Но вот налет закончился, люди потянулись на выход. Фиби тоже вышла со всеми остальными на улицу и тут же поняла, что окружающий ландшафт изменился до неузнаваемости. Так и есть! Бомба попала прямо в их дом. Четырехэтажный жилой дом в мгновенье ока превратился в груду металла и дымящихся развалин. Кое-где еще виднелись разбросанные пожитки, остатки мебели. То, что еще вчера было родным домом для многих людей, превратилось в чудовищную, фантасмагоричную скульптуру на фоне зияющего провала.

– Назад! Назад! – кричали военные из оцепления. – Туда нельзя! Прорыв газопровода!

Все уничтожено, впрочем, ничего такого, о чем стоило бы горевать. Слава богу, Каролина заставила ее привезти в Далраднор старые семейные альбомы, записные книжки, драгоценную шкатулку с письмами Артура. Вовремя же она успела сделать это. И вот сейчас у нее нет дома, нет ничего, кроме того, что на ней. Да еще сумочка с документами. Слез снова не было. Да и о чем плакать? Подумаешь, вещи! Дело наживное. За этот ужасный месяц она потеряла свою лучшую подругу, которую уже никогда не вернешь.

– Ступайте сюда, дорогая моя! – ласково проговорила ей женщина в униформе. – Я сейчас отведу вас в холл и напою чаем. У вас шок.

Она закутала Фиби в одеяло и сунула в руки чашку с горячим сладким чаем. И Фиби двинулась, как пьяная, к очереди на оформление регистрации.

– У вас есть где жить, милая? – участливо осведомился у нее чиновник, ведущий запись. Фиби отрешенно помотала головой. Но тут же вспомнила.

– У меня есть дочь! – объявила она громко. – Я поеду к ней!

– Это куда? Нам нужно выправить все бумаги по новому месту вашего проживания.

– Далраднор-Лодж, Шотландия. Крышу над головой они мне дадут.

– Но не сегодня! – последовал ответ. – Пока мы можем подыскать вам отель.

– Тогда, пожалуйста, отель «Кавендиш», что на Джермин-стрит. Если он еще пока цел… – Фиби непроизвольно вздохнула. Когда-то она была так счастлива там вместе с Артуром. Может, и теперь его дух все еще ожидает ее в том номере.

 

19

В июле 1940 года в Далрадноре поселилась семья беженцев. Почти неделю беженцы ютились в холле одной из церквей Глазго. Они прибыли на Британские острова пароходом с острова Гернси. Город их принял, и власти пообещали предоставить жилье на длительный срок. У Калли в доме было несколько свободных спален, и она сразу же вызвалась приютить одну из семей у себя, понимая, как важно всем этим людям ощутить настоящую крышу над головой. Ведь все они странствуют уже более месяца. Ей подселили семью, состоящую из четырех человек: мать и трое детей. Мадам Лапланш, уроженка Бретани, вышла в свое время замуж за местного фермера. Он-то и отправил семью в эвакуацию, посадил всех четверых на один из кораблей, поджидавших беженцев, а сам остался на острове присматривать за своими овощеводческими угодьями. На данный момент остров уже был оккупирован немцами. Дети, две девочки, Бетин и Луиза, и мальчик по имени Жак, все были уже школьного возраста. Вид у Луизы был такой, словно она только что перенесла какое-то инфекционное заболевание.

– Господи боже мой! – пробормотала Мима при виде переселенцев. – Душа разрывается, глядя на этих несчастных! – И тут же стала хлопотать у плиты, заваривая чай. – Помыться им бы всем не мешало! Запах-то вон от них какой!

– Merci, madame, спасибо! – расчувствовалась мадам Лапланш. – Мы вам так благодарны!

Весь багаж семьи уместился в один раздолбанный чемодан, куда положили только чистое белье, четки и фотографии их огорода, на котором семья растила овощи на продажу. Кое-какую одежду семейству Лапланш выделил комитет по оказанию помощи беженцам, но детям мало что подошло. Правда, пока на улице стояло знойное лето, и они могли играть во дворе в чем есть, а позже, ближе к началу учебного года, всем им выдадут школьную форму.

Калли понимала, что это ее святой долг – помочь людям, спасающимся от войны. Точно так же когда-то, много лет тому назад, в далеком 1914 году, в Британию бежала семья Марти, и родители тети Китти приютили эту семью у себя. И вот снова, уже вторично в своей жизни, они оказались под оккупантами. Письма от Ферранда приходили крайне редко. Он сообщил ей, что вслед за братом Жаном-Люком тоже поступил на военную службу. Но когда страну оккупировали немцы, связь между ними и вовсе оборвалась. Сейчас уже было поздно отправлять то письмо, которое она написала когда-то, в самом начале войны, и которое столько раз порывалась отправить, но так и не отправила, и оно до сих пор пылилось в одном из ящиков ее письменного стола. Не приходилось сомневаться в том, что немцы наверняка экспроприировали замок у их законных владельцев и сейчас хозяйничают там на правах победителей. Калли было жаль несчастную графиню.

Зато ее собственный дом сейчас был переполнен людьми: Джесси и Дезмонд занимали детскую. Мадам Лапланш с двумя дочерьми разместили в большой спальне, Жак спал в гардеробной рядом с их комнатой.

В комнате Фиби пока царил полный беспорядок. Но где-то в середине сентября она неожиданно объявилась в Далрадноре, даже не уведомив о своем приезде, сжимая в руке весь свой нехитрый скарб, который остался после бомбежки. И ей тоже нужна постоянная крыша над головой.

Вид у нее был убитый. Калли обняла мать и подвела ее к креслу. Мима тут же приготовила чашечку чая, не пожалев чайной ложки столь драгоценного по нынешним временам сахара, который выдавали дозированными порциями и строго по карточкам. И лишь только тогда, когда она поведала обо всех ужасах, которые ей пришлось пережить, рассказала о страшной гибели Китти, Фиби упала плашмя на диван и дала волю слезам. Еще никогда Калли не видела мать в таких растерзанных чувствах. На нее было страшно смотреть, но чем она могла помочь Фиби? Разве что поплакать вместе с ней над утратой любимой тети Китти.

Но мало-помалу жизнь в Далрадноре как-то устаканилась и потекла своим чередом. Слава богу, радовалась в душе Калли, что у них есть куры, поросенок и свои овощи с огорода и тех грядок, которые они возделали дополнительно. Мадам Лапланш сразу же вызвалась помогать Миме на кухне, а Мима и рада была обзавестись компаньонкой. Мадам оказалась искусной поварихой и могла буквально из ничего приготовить вкуснейшее блюдо. Она без конца подбрасывала новые идеи Миме, и у той тоже даже старые привычные блюда заиграли по-новому. К тому же женщина еще была и отличной портнихой. Из старых прохудившихся простыней она шила отличные рубашки, съемные воротнички, перешивала подаренную им одежду больших размеров в платья для своих дочерей, а Дезмонду соорудила просто обалденное зимнее пальтишко из старого твидового мужского пиджака. Даже их садовник, мистер Баррел, и тот всегда любезно привечал француженку, потому что она охотно делилась с ним секретами того, как ее муж выращивает овощи.

Пока дети были в школе, в доме было относительно спокойно, но стоило им вернуться с занятий, и тут же воцарялся трамтарарам. Особенно доставалось Фиби в дождливую погоду, когда детям приходилось сидеть взаперти, что они компенсировали беготней по дому. А в результате у Фиби начиналась жутчайшая мигрень.

Калли изо всех сил старалась сохранить в доме мир. Она понимала, что матери нужен покой и нужно время, чтобы оправиться от пережитых потрясений. Они часто совершали долгие прогулки, во время которых Калли давала матери возможность выговориться. Фиби рассказывала дочери обо всем, что довелось ей наблюдать в Лондоне. Возвращаться назад она не спешила, но понимала, что как только ей позвонит агент с предложением новой роли, нужно будет ехать обратно.

– Я чувствую себя здесь лишней, – пожаловалась она дочери как-то раз утром, когда та приготовилась взять ее с собой на очередное собрание Женской добровольной службы. – Вы все заняты делом. А что делать мне?

– То, что ты умеешь делать лучше всего, мам! – сказала Калли, не задумываясь, и тут же спохватилась. А ведь и правда! Пора матери заняться привычным для нее делом. – Возвращайся на сцену и весели народ! Уверена, многие концертные бригады будут просто счастливы работать под твоим руководством.

– Поздно мне уже прыгать по сцене, словно девочка! – вздохнула Фиби, разглядывая гусиные лапки в уголках глаз.

– Ничего не поздно! – упрямо стояла на своем Калли. – Ты только позвони, и отбоя не будет от приглашений. Все госпитали постоянно ломают голову над тем, где найти людей, которые бы сумели развлечь раненых. А с твоим-то опытом! Так что хватит разыгрывать передо мною старенькую беззубую бабушку! – Обе они невольно рассмеялись, и у Калли отлегло на сердце, когда она увидела искорки интереса в измученных глазах матери.

«А что делаю я сама для победы? – размышляла она ночью, мучаясь без сна. – Ращу ребенка, и только! Ну, приютила у себя беженцев, ну, работаю в Женской добровольной службе. И это все? Да другие всецело отдают себя фронту и дома отдают целиком в распоряжение тех, кто лишился крова».

Взять хотя бы Примми. Калли очень обрадовалась, когда та нежданно объявилась на пороге ее дома, элегантная, в красивом костюме. Она работала сейчас в каком-то министерстве по делам снабжения фронта. Впрочем, о своей работе она упомянула вскользь, как бы между делом, словно и не это было сейчас главным в ее жизни. Калли даже почувствовала зависть, слушая ее рассказы о веселой холостяцкой жизни, о всяких шикарных приемах и вечеринках, на которых она побывала, живя в Лондоне. Но подруга до сих пор была одинока. К тому же она никогда не была фантазеркой. Так с какой такой стати она с таким упоением рассказывает ей именно о светской стороне своей жизни?

– Тебе доводилось встречаться с бельгийскими военными? – поинтересовалась у нее Калли. – Может, слышала что-то о братьях Ван Гротен?

Шанс иллюзорный, подумала она про себя. Если бы Ферранд эвакуировался вместе с теми британскими частями, которые отступали под Дюнкерком, он бы уже давно позвонил ей.

– Нет. Но в Лондоне много французов и поляков. Они налаживают радиовещание на оккупированные территории. Приезжай в Лондон. Я там тебя познакомлю кое с кем. Быть может, они в курсе. Пора тебе уже самой отметиться в столице!

– Не могу! У меня тут столько всего!

– Ерунда! В доме полно взрослых! Присмотрят за твоим малышом. Они с радостью отпустят тебя на недельку-другую. Твой сынишка вполне удовлетворится обществом няни. Надеюсь, на нее можно положиться?

– Конечно! Джесси очень разумная и практичная девушка. Но еще слишком рано! Да и Фиби меня волнует. Она сама не своя! Ужасная гибель тети Китти, потом эта бомбежка, разрушившая ее дом, – все это очень повлияло на мать. Но, думаю, она справится! Она ведь из той категории людей, которые никогда не сдаются. А как ты? Как твоя жизнь? Как домашние?

– Папа призван на службу в медицинский корпус. Мама управляется со своей клиникой. Старший брат пошел в армию. Где он и что с ним сейчас, пока не знаю.

– Интересно, где будем мы все в конце войны, – задумчиво обронила Калли.

– Думаешь, будем танцевать под дудку Гитлера? – улыбнулась Примми. – Вряд ли! Конечно, чтобы осилить такого врага, времени потребуется немало. Но мы его в конце концов одолеем!

– Как бы я хотела тоже сделать больше для фронта, для победы!

– Ты растишь сына, поддерживаешь огонь в семейном очаге. Это уже немало!

– Но ты! Вот ты действительно делаешь немало! Твоя работа гораздо важнее всей той суеты, которой занимаюсь я. Пора и мне подумать о настоящей работе! – Калли вдруг почувствовала себя виноватой в том, что на фоне подруги ее вклад в общее дело такой жалкий, такой мизерный.

– Перестань! – попыталась урезонить ее Примми. – Пока твое место рядом с сыном.

Но разумные доводы подруги показались Калли несостоятельными.

– А помнишь, что говорила нам Корки в школе? «Мисс Макалистер всегда старалась быть полезной, и она всегда была первой, прокладывая путь другим».

– Да уж! Помню, как мы решили опробовать ее опыт на своей практике! – весело рассмеялась Примми. – Вскарабкались на башню безо всякой лестницы. Вот то был номер! Вот что я скажу тебе, подруга! Тебе нужно сменить обстановку, хотя бы на время! Оторвись от семейных дел и приезжай в Лондон! Это приказ!

Примми уехала, а Калли долгими бессонными ночами пережевывала подробности их бесед и размышляла над тем, что ей делать. Разве все они ощущают в полной мере, живя здесь, что такое война? Их даже не бомбят. Нельзя же просидеть всю войну сложив руки, пока другие гибнут под бомбежками и на фронтах. Да, у них здесь – тишь да благодать, и это неправильно!

И словно сам Господь услышал ее мысли. Потому что на следующее утро пришло письмо, кардинально изменившее всю жизнь Калли.

– Что это? – разволновалась Фиби при виде письма. – Похоже на какую-то официальную бумагу.

Калли быстро пробежала глазами текст письма.

– Ты же помнишь, мы посылали фотографии с окрестностями замка, чтобы узнать хоть какие-то новости о том, что там творится. И вот меня приглашают в Лондон. Думаю, хотят сообщить то, что им удалось выяснить.

Такое странное, почти мистическое совпадение, размышляла она про себя. И этот неожиданный вызов в Лондон!

– Да нет! Это слишком неправдоподобно! Ты послала какие-то там любительские снимки, и тебя тут же приглашают в столицу! Дел у них других нет! – Фиби взяла письмо и внимательно прочитала его, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, могущую дать ей ответ на вопрос, зачем дочь вызывают в Лондон. – А вдруг это как-то связано с Тоби? – предположила она. – И тебя просто проверяют?

– Я о нем ничего не слышала уже сто лет! И вряд ли услышу до того момента, как затею бракоразводный процесс. Может, они хотят узнать у меня какие-то подробности о тех территориях, которые прилегают к замку? Но я уже все плохо помню. Кстати, Примми тоже звала меня в Лондон. Говорила, что мне нужно на короткое время сменить обстановку. Настаивала, чтобы я приехала к ней в гости.

– В Лондоне опасно! Ты не имеешь права рисковать собственной жизнью, имея маленького ребенка на руках!

Фиби старалась быть рассудительной.

– Я постараюсь вести себя осмотрительно. Но мне уже самой интересно, в чем тут дело. Вот! Они даже бесплатный проезд мне предоставляют! А Дезмонд прекрасно проведет время с вами! У него столько обожателей! Я ведь недолго в отлучке пробуду.

Что-то в полученном письме было не так, какая-то была в нем интрига, которая пока ускользала от Калли. Письмо официальное и на официальном бланке, но вот его содержание очень расплывчатое. Можно сказать, ни о чем. Неужели это Примми постаралась? Она ведь тоже вела себя очень странно. И ни о каком министерстве по делам обеспечения фронта Калли ни от кого более не слышала. Да и существует ли оно вообще? И там ли трудится Примми на самом деле? Неужели это письмо – ее рук дело?

Готовясь к встрече, Калли оделась со всей тщательностью. Нельзя же явиться в присутственное место в таком виде, какой бывает у людей, проведших в пути бессонную ночь, да еще и под бомбежками, когда то и дело приходилось выходить из вагона и вжиматься всем телом в железнодорожную насыпь.

Примми оставила ключи от своей жилой комнаты под кирпичом в стене. Целую неделю она работала где-то за городом, а потому Калли застала в ее комнате самый настоящий кавардак. Да и вид Лондона ее потряс. Столько руин, целые кварталы снесены с лица земли. В документальных хрониках, которые показывают в кинотеатрах перед началом сеансов, все эти разрушения никогда не демонстрируются. Как же могут все эти люди жить и работать здесь, невольно задалась она вопросом. Почти все магазины закрыты, окна в домах зияют пустыми глазницами, кругом горы мусора, автобусы стоят прямо на тротуарах. Но Лондон между тем продолжал жить и работать. И Калли вдруг почувствовала прилив гордости за своих соотечественников, которых не сломили никакие вражеские бомбардировки.

Отель, где ей была назначена встреча, располагался неподалеку от Вестминстерского аббатства. Она назвала свое имя охраннику на входе и стала ждать, пока ее пригласят. Само здание отеля показалось ей крайне затрапезным и даже каким-то неряшливым. Как правило, мимо таких домов проходишь, не обращая на них никакого внимания. Как же в таком отеле живут люди, подумала она, поднимаясь по лестнице на самый верхний этаж. Ведь им же нужно где-то спать, что-то есть… Она замерла перед нужной дверью в ожидании, что ей откроют. Да, совсем по-иному представляла она себе место встречи с анонимными столичными чиновниками.

Но вот дверь распахнулась, и навстречу к ней вышел высокий представительный мужчина. Правда, он не представился, а провел ее прямиком в свой кабинет. Письменный стол и два старых потертых кресла, вот и вся обстановка. В комнате было свежо, если не сказать холодно. К ее вящему удивлению, мужчина обратился к ней по-французски, видно, желая проверить, насколько хорошо она понимает язык и насколько быстро ответит ему. Калли ответила с ходу. На столе лежала почтовая открытка, слегка помятая по краям. Такое впечатление, будто ее не раз складывали и многократно сворачивали трубочкой.

– Насколько я понимаю, эта открытка адресована вам! – мужчина подвинул открытку ближе к ней. – Как вы познакомились с человеком, который написал ее?

Калли сразу же узнала почерк Ферранда и замерла от неожиданности.

– Эту открытку мне написал Луи-Ферранд Ван Гротен. Мы встретились с ним в Каире.

– Полагаю, он был вашим любовником?

Прямота вопроса заставила Калли поежиться. Она неопределенно пожала плечами и ничего не ответила.

– Итак, миссис Ллойд-Джоунз… Или вы предпочитаете «миссис Тоби Джоунз»? Так вот, я готов сообщить вам следующее.

После чего последовал пространный рассказ о ее жизни, плюс некоторые неизвестные ей подробности о мошеннических операциях Тоби и о том, что он где-то сейчас скрывается под вымышленным именем. А далее последовало описание того, как она встретилась с Феррандом в Александрии и вступила с ним позднее в любовную связь, уже в Каире.

– Так вам известно, где сейчас находится Ван Гротен? – закончил свой монолог мужчина.

Калли нервно сглотнула слюну. История собственной жизни в пересказе постороннего человека вызвала у нее оторопь. Она выдавила из себя жалкое подобие улыбки и промямлила:

– Я думала, меня пригласили по поводу некоторых фотографий…

– Вы провели несколько месяцев в Бельгии, не так ли? У вас едва заметный фламандский акцент, когда вы говорите по-французски, но все же графиня Ван Гротен приняла вас в свою школу. Я правильно излагаю события?

Мужчина замолчал и снова стал внимательно наблюдать за ее реакцией.

– Да, я обучалась в ее школе. У нас была небольшая группа учениц. Все вместе мы путешествовали по Бельгии.

– У вас ведь и няня была родом из Бельгии, не так ли? Из семьи фламандских беженцев.

– Да, Марти! Она жива?

– Вы хорошо говорите на фламандском?

– Немного.

К чему все эти вопросы? Куда он ведет, недоумевала Калли. Но вслух она рискнула озвучить лишь коротенький вопрос:

– А зачем это?

– Нам нужны хорошие переводчики, а также люди для выполнения других ответственных поручений. Ваше прошлое нас заинтересовало. На этом пока все, миссис Джоунз.

– Как к вам попала открытка от Ферранда?

– Скажем так: ее переслали к нам не совсем обычным способом и, как вы догадываетесь, не по официальным каналам.

Мужчина вдруг резко поменял тему разговора:

– Как вы вообще относитесь к оккупации Бельгии? У вас есть какие-то контакты с вашими друзьями, которые остались там?

«Ага, – мелькнуло у нее, – этот человек проверяет меня на политическую лояльность и вообще интересуется степенью моей информированности».

– В газетах про Бельгию почти ничего не пишут, – начала она робко. – Конечно, я очень переживаю за своих друзей, которые остались там. Если нужно сделать что-то, чтобы помочь им, я готова… Но что именно от меня требуется?

Поначалу она говорила на французском, слегка запинаясь, но когда разговор пошел на привычные темы о друзьях и близких, язык развязался сам собой, и ее речь полилась легко и свободно. Неужели их интересует именно ее бельгийское прошлое?

Мужчина неторопливо поднялся из-за стола.

– Благодарю за помощь! Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор строго конфиденциален. Но если вы нам вдруг понадобитесь снова, я хотел бы знать, где и как мы можем разыскать вас.

Она продиктовала лондонский адрес Примми и свой домашний адрес в Шотландии.

– О, я знаю эти места! Прекрасная природа! И рыбалка великолепная. Насколько мне известно, вы приютили у себя в доме семью беженцев и у вас маленький сын. Полагаю, его отец Ван Гротен?

Осведомленность собеседника начинала пугать Калли. Во всяком случае, еще никто не озвучивал подобную догадку вслух.

– Дезмонд прежде всего мой сын! А кто его отец – это уже вопрос вторичный! – вспыхнула она.

– Вы очень благоразумны и рассудительны, миссис Джоунз. Особенно учитывая тот факт, что на деле вы никогда не были женой мистера Джоунза.

– Мы были женаты! – возмутилась Калли. – Мы поженились в 1935 году на борту судна «Мари Соланж», вышедшего из Марселя в порт Александрия. Наш брак зарегистрировал лично капитан судна.

По какому праву этот человек так бестактно вмешиваться в ее личную жизнь?

– Судно-то было не британское. К тому же вы не обратились в Отдел регистрации гражданских актов в Доме святой Екатерины за получением соответствующего уведомления о браке. Так что ваш брак – это фикция перед лицом закона.

– Я не знала, что нужно делать какое-то уведомление, – растерялась Калли. – Это важно?

– Только в том случае, если вы захотите затеять официальную процедуру развода. В сущности, вы оба с вашим бывшим мужем свободные люди, так как никаких официальных подтверждений о законности вашего брака с точки зрения британского законодательства нет. Посему вы можете выходить замуж за кого угодно. Как я понимаю, тот человек в Бельгии ждет не дождется вашего согласия. Всего доброго, миссис Джоунз! Точнее, мисс Бордман.

Калли вышла из кабинета, пошатываясь от всего того, что только что узнала. Она медленно побрела по лестнице к выходу. Совсем не о таком собеседовании она воображала, сидя в поезде! И кто же этот грубиян, интересно, который так бесцеремонно обошелся с нею? Перерыл своим длинным носом все ее грязное белье! Докопался до самых интимных подробностей ее личной жизни и с видимым удовольствием выложил их перед нею. Зачем? С какой целью? Она еще крепче сжала в руке открытку от Ферранда. Слава богу, он жив! И по-прежнему думает о ней. Неужели она действительно свободна, как только что заявил ей этот грубиян? Значит, она хоть сейчас может связать свою судьбу с Феррандом. Скорее всего, Тоби с самого начала знал, что их брак – это всего лишь пустышка для отвода глаз. Почему-то она совсем не удивилась такому открытию.

Калли зашла в ближайшее кафе и, усевшись за столик, стала внимательно изучать открытку. Такое впечатление, будто кто-то перевозил ее в форме обычной сигареты. Цветное изображение на открытке покрылось десятком мелких трещин и царапин.

Моя дорогая!

Надеюсь, ты жива и здорова. У нас здесь очень трудно. Брата убили, мама потеряла рассудок от горя. Она больше не может жить одна. Я вернулся в университет, помогаю чем могу тем, кто нуждается в помощи. Мечтаю о том, чтобы ты была рядом со мной. Как мне холодно и неуютно без тебя! Но мы ведь знавали и лучшие времена, не правда ли? Но какими далекими кажутся мне те дни и ночи, когда я держал тебя в своих объятиях. С нетерпением жду, моя родная, того момента, когда мы снова будем вместе.

Подписи не было. Впрочем, Калли она была и не нужна. Никаких имен, без указания мест, без обращения к ней по имени, без указания ее адреса. Как же ее нашли? И кто привез эту открытку из оккупированной Бельгии сюда, в Англию? И что означают слова Ферранда о том, что он помогает тем, кто нуждается в помощи? Да, каждое предложение в этом коротеньком послании было исполнено особого смысла, и ей еще предстоит понять его. А пока же она читала и перечитывала открытку, и слезы струились по ее щекам, стекая на бумагу.

Ну почему я не сказала тебе о Дезмонде? Зачем утаила от тебя правду о нашем сыне? И каким опасностям ты подвергаешься там, у себя на родине, спасая людей?

Столько всего осталось недосказанным. В мгновение ока обычная почтовая открытка приобщила Калли к какому-то таинственному, совершенно неизвестному ей миру, в котором все покрыто завесой секретности. Да и сама она тоже стала частью пока еще непонятной ей тайны. Ведь не случайно же тот человек в кабинете дал ей понять, что именно ее французский с фламандским акцентом может им пригодиться. Что, если они пригласят ее снова? Должна ли она давать согласие на сотрудничество с ними?

В сущности, у нее есть выбор. Она может отправиться первым же поездом к себе домой, и никто ее за это не осудит. Ведь у нее же маленький сын! Однако в душе Калли понимала, что коготок ее уже увяз. Может быть, именно там, в этом непонятном ей, скрытом от посторонних глаз мире, за этой невзрачной дверью, выкрашенной в неброский коричневый цвет, она и сумеет наконец принести пользу общему делу? Она почти физически ощущала, что этот мир опасен, очень опасен, но лишь сильнее горячилась ее кровь в предвкушении опасностей. Вот они, ее вызовы, которые она смело принимает. Правда, ей пока никто ничего конкретного и не предлагал. А вдруг она провалила первое собеседование? И второй попытки ей не дадут? Нет, надо дождаться их решения! И только потом она станет решать свою судьбу и выберет путь, по которому пойдет дальше.

 

20

Фиби с огромным воодушевлением вживалась в новую для себя роль: организация концертных бригад в рамках Национальной ассоциации службы развлечений для нужд фронта и выступления на передовой и в тылу. Все как в старые добрые времена, когда она исполняла зажигательные песни перед участниками Христианского союза молодежи в составе труппы знаменитой Ашвелл, с легкой руки которой и зародился в годы Первой мировой этот почин, когда артисты всех жанров стали выезжать на фронт с концертами.

Несмотря на то что многие из ее театральных друзей поначалу скептически отнеслись к идее возрождения концертных бригад и даже подтрунивали, говорили, что лучше всего английскую аббревиатуру, обозначающую саму Национальную ассоциацию, расшифровывать так: «каждый вечер мы предлагаем вам нечто ужасное», так вот, вопреки всем этим разговорам, Фиби снова с удовольствием надела на себя военную форму и принялась делать ту работу, которая нужна в военное время. И так приятно было снова вдохнуть в себя запах грима, почувствовать шорох кулис, даже если порой приходилось добираться по разъезженным дорогам в каком-нибудь древнем шарабане, бог знает на какой дальний форпост, и все для того, чтобы хоть немного повеселить уставших и замерзших солдат.

Их концертная бригада была сборной командой: подозрительно кудрявый тенор, явно с накладкой из искусственных волос, хорошенькая пианистка, подвизающаяся в роли аккомпаниатора, с перманентными кудряшками на голове, радующая глаз своими восхитительными пышными формами, три вечно хихикающие хористки с хорошим взмахом ноги. Девицы отплясывали канкан с такой искрометностью, что, казалось, под их ногами даже бетонное покрытие на импровизированной сцене может превратиться в крошево. А еще еврей с печальными глазами, который исполнял музыкальные номера на виолончели. Своей музыкой он не раз заставлял всех их плакать, ронять скупые слезы прямо в чашки с чаем. Сама Фиби отвечала за, так сказать, классическую литературу: она читала стихи, отрывки из прозы, разыгрывала смешные сценки из старых комедий, пытаясь поднять настроение своим зрителям. Конечно, все это очень смахивало на обычную самодеятельность, особенно если учесть, что пианино было на последнем издыхании, в качестве сцены использовались деревянные поддоны, которые сверху закрывали старым ковром, театральный зал заменял собой какой-нибудь заброшенный холодный овин или рига, а все освещение – это десятки фонариков в замерзших руках зрителей. Но в каких бы условиях они ни выступали, концерт всегда завершался исполнением бравурной патриотической песни. После чего Фиби, словно курица-наседка, внимательно следила за тем, чтобы все хористки вернулись в места своего расквартирования с незапятнанной репутацией и непопранной честью.

На ужин им обычно предлагали картофельный пирог, к чаю подавали печенье на внутреннем жире, твердое, как подошва сапога, или небольшой кусочек фруктового пирога. Если фортуна улыбалась и им удавалось поужинать вместе с офицерами, то была и выпивка. Если вдруг с неба к ним в бригаду спускалась настоящая эстрадная звезда, которая в самую последнюю минуту заявляла, что тоже готова поучаствовать в сборном концерте для солдат, то хлопоты многократно увеличивались. Его или ее нужно было обязательно обеспечить отдельной гримерной или, на худой конец, отгородить портьерой часть общего помещения, в котором они все готовились к выступлению, отутюжить театральный костюм (а еще попробуй разыщи этот утюг на фронте), а после концерта сопроводить звезду до ближайшего приличного отеля.

Больше всего Фиби любила выступать в госпиталях. Она видела, с каким вниманием, с каким жадным интересом смотрят и слушают их искалеченные солдаты и матросы, готовые даже подпевать артистам, когда те исполняли любимые всеми старые песни. И снова память невольно возвращала ее в те далекие времена, когда она впервые встретилась с Артуром в офицерской столовой после одного из таких концертов. Он тогда показался ей почти полубогом: только что с передовой, еще весь в грязи и пыли, но такой красивый! И такой уставший… Как же она могла так опрометчиво расстаться с ним еще до войны? И ведь могла бы так и пройти мимо главной любви всей своей жизни. Разве можно забыть те прекрасные дни, когда она была молода, когда они с Артуром были полны надежд и планов на будущее? Какое же это было блаженство – лежать в его объятиях в номере отеля «Кавендиш»! А потом они отправились покупать ей обручальное кольцо… Ах, если бы на той войне Артур остался в живых! Да, но тогда он, скорее всего, снова бы оказался на фронте! И уже вторично рисковал бы своей жизнью, подвергая ее смертельной опасности. Как же она устала от всех этих войн! Сколько горя принесли они в ее жизнь!

Так приятно было после фронтовых гастролей снова возвращаться в Далраднор, хотя бы на несколько дней. Ванна, вкусная еда, и Фиби буквально на глазах оживала. В доме все было отлажено, как в хорошем часовом механизме. Мима и мадам Лапланш следили за старшими детьми, Джесси возилась с Дезмондом. Каролина куда-то постоянно исчезала, щеголяя в новенькой униформе Женского добровольческого батальона оказания первой помощи. Новые обязанности требовали постоянного присутствия на каких-то курсах, то тут, то там. Но о работе Каролина говорила неохотно, сказала только, что ее привлекают прежде всего в качестве переводчика. Дескать, будет переводить какие-то бумаги в офисе. Из Лондона ее дочь вернулась совсем другой. Судя по всему, предложение поработать военным переводчиком ее очень взволновало. Но Фиби пришла в ужас.

– У тебя же маленький ребенок на руках!

– Но я же не вступаю в регулярную армию, – возразила ей Калли. – Мне предложили заняться делом, которое я хорошо знаю. И зачем, скажи мне, торчать без дела в доме, где полно женщин? Уж они-то позаботятся о том, чтобы огонь в нашем семейном очаге не погас. Разве ты сама не так поступала когда-то? – Калли бросила на мать укоризненный взгляд.

Сколько еще ей придется терпеть эти упреки от дочери, подумала про себя Фиби. Но права возражать у нее действительно не было. Ведь она точно так же бросила когда-то малышку дочь на руки Марти в этом же самом доме и уехала прочь, зарабатывать деньги на стороне.

Конечно, Джесси – хорошая няня, никто не возражает. Но будет жаль, если ее дочь тоже пропустит те счастливые мгновения, когда наблюдаешь за тем, как растет твой ребенок. А Дезмонд растет не по дням, а по часам. Ему уже три годика. Живой, любознательный ребенок. И такой умненький! Высокий не по годам и очень независимый. Слава богу, мальчик совсем не похож на Тоби. Дети мадам Лапланш уже давно приняли малыша в свою компанию, и все четверо с упоением носятся по саду, копошатся в стоге с сеном, которое заготовил рачительный мистер Баррел, собирают яйца в курятнике или строят шалаши в ближайшем леске. Достаточно посмотреть на ребенка, чтобы понять, что Дезмонд полностью и абсолютно счастлив. Каролина вернулась домой из Лондона с маленькими подарками для каждого, а детям привезла еще и немного конфет, редчайшее лакомство по нынешним временам. Все свое свободное время, пока ее не призвали на службу, она проводила с сыном.

Говорили, что немцы начали бомбить Глазго и есть сильные разрушения. Но никто толком ничего не знал, потому что почти все дороги были перекрыты военными блокпостами. Регулярным бомбардировкам подвергались и портовые сооружения Клайда. В результате было разрушено и множество жилых домов вокруг. К счастью для обитателей дома, в Далраднор долетал лишь отдаленный гул вражеских самолетов. В такой глубинке их никто не бомбил.

Фиби понимала, что ее дочь должна сама определиться со своим выбором, как и где она хочет помогать фронту. Единственное, что ее смущало, так это то, что Каролина постоянно колесит по стране, переезжая с одного места в другое. А однажды она вернулась домой вся в синяках, со сломанными ногтями и ссадинами на руках. Стараясь не смотреть на мать, она пояснила, что в темноте светомаскировки за что-то зацепилась и упала. И вот сильно побилась. Впервые Фиби заподозрила неладное, нечто такое, что настораживало и даже пугало. Что же это за работа такая у дочери? Насколько она опасна? И что так тщательно скрывает от нее Каролина?

 

21

Каролина уставилась на собственное отражение в зеркале. Все эти ранние утренние кроссы по пересеченной местности, ночные марш-броски и бесконечные лекции в каком-то загородном доме неподалеку от Лондона сделали свое дело: она сильно похудела и осунулась. Она все еще никак не могла поверить в то, что ее отобрали для обучения и последующей нелегальной работы на оккупированных территориях. Когда координатор программы очень коротко, но емко объяснил ей, в чем именно заключается суть работы за линией фронта, она поначалу даже задохнулась от неожиданности, но, не задумываясь ни секунды, тут же дала свое согласие. Ей сказали, что ежеминутно придется рисковать жизнью, полностью зависеть от настроения и воли незнакомых людей, не узнавать тех, кто, быть может, узнает ее, постоянно жить под прикрытием и делать многое другое.

– Хочу, чтобы вы поняли меня абсолютно правильно, – сказал ей человек, проводивший собеседование. – Мы будем готовить вас отнюдь не к заброске в Свободную зону. И, следовательно, любой провал может означать только одно. Буду с вами откровенен. Эта работа – не для женщин, тем более с маленьким ребенком на руках, но ваш фламандский акцент, знание местности – все это очень может пригодиться нам для налаживания связи и последующего создания коридоров, по которым мы сможем вывозить из Франции и прилегающих территорий людей, спасая им жизнь. Работа страшно опасная. Многих наших агентов предали, их схватили нацисты и расстреляли. А потому не давайте мне ответ прямо сейчас. Пусть у вас будет хотя бы ночь для раздумий. Ведь утро вечера мудренее.

Всю ночь Калли пролежала с широко открытыми глазами на походной кровати Примми. Ей очень хотелось поделиться всем с подругой, но она не могла. Ведь ее болтливость могла означать только одно: она не умеет хранить тайну. Но что, если случится самое худшее? И тогда ее маленький сынишка останется круглой сиротой: ни отца, ни матери. И сможет ли она… готова ли вести двойную жизнь, притворяться, обманывать всех тех, кто ее любит?

«Господи, – молила она, – помоги мне и наставь на путь истинный». Но небеса молчали, а всепоглощающее желание служить родине только крепло. Она получила самое привилегированное образование, выросла в комфорте и уюте большой деревенской усадьбы, ни в чем и никогда не знала нужды. Что ж, пора платить по долгам. Родина ждет! Ведь и ее возлюбленный тоже сражается за свою родину и тоже ежеминутно рискует своей жизнью. Зато, если им повезет уцелеть в этом аду, то, быть может, они и сумеют построить настоящую семью и быть счастливы все трое вместе с их сыном. Странно, но Калли почти физически ощущала ту любовь, которую испытывает к ней Ферранд, да и сама она сгорала от такой же всепоглощающей любви к нему. Она должна заслужить свое счастье быть рядом с таким человеком. А для этого нужно идти на передовую, а не отсиживаться в шотландской глуши и томиться в бездействии.

Калли успешно прошла все собеседования и выдержала все испытания, в отличие от многих, и уже на следующий день скрепила своей подписью Акт о неразглашении государственной тайны. И лишь затем ее стали вводить в курс дела и объяснять, в чем состоит главная цель подобных секретных миссий.

Во время курса подготовки ее мускулы постоянно ныли от перенапряжения и нагрузок, но с каждой новой тренировкой она чувствовала, как тело ее становится все более крепким и послушным. У нее не было никаких навыков и даже склонностей к радиоделу, но она сравнительно быстро освоила работу с радиопередатчиком, научилась шифровать и расшифровывать сообщения. А еще она теперь владела оружием, могла легко раствориться в любой толпе и уйти от преследователя, что не раз и демонстрировала на практических занятиях, которые проводились на улицах города. Калли старательно изучала карты местности, силилась вспомнить все те места, которые посещала еще до войны. Главное для любого нелегала – это быть незаметным, не привлекать к себе излишнего внимания и при этом уметь схватывать на лету мельчайшие изменения в том, что происходит вокруг. Такие навыки во многих случаях способны гарантировать агенту жизнь и уберечь его от провала и последующего ареста.

Само собой, женщина, торопящаяся куда-то по своим делам, всегда вызовет меньше подозрений, чем молодой мужчина призывного возраста. Именно поэтому руководство спецслужб хоть и с большой неохотой, но все же согласилось привлекать к этой опасной работе и женщин. В ее учебной группе было несколько француженок разного возраста, женщины самой разной внешности, происхождения и прочее. На каждом очередном этапе подготовки их строго оценивали и начисляли штрафные баллы. Постепенно Калли привыкла к тому, что за ней постоянно наблюдают. От глаз строгих наставников не укрывался ни малейший промах. В их работе нет мелочей. Важно все, даже то, как ты отставляешь от себя пустую тарелку после трапезы, на английский манер или по-французски. К тому же Франция – страна с правосторонним движением, в отличие от Британии, а потому, пересекая проезжую часть, надо вначале посмотреть налево, а потом направо, а не наоборот. Она должна вжиться в свой новый имидж: приходящая няня, приехала в Брюссель в поисках работы.

Да, усвоить нужно было многое, но так мало времени для шлифовки каждой детали своей легенды, включая и внешний вид, прическу, платья. Все зубные пломбы ей удалили и заменили пломбами французского образца. Одежда тоже должна быть исключительно местного производства. Важно все, даже машинная строчка на жакете или пальто. Белье тоже доставили с континента. Кое-что отдали бельгийские беженцы. Нельзя ничего пускать на самотек. Учесть нужно все.

В ее задачу входила передача важных зашифрованных сообщений и прочей информации. В случае поимки такого агента это означало одно: мгновенная смерть – если повезет; арест и камеры пыток – если повезет меньше. Словом, Калли предстояло стать настоящей актрисой, с лихостью перевоплощаться из одной роли в другую и делать это не хуже, а, быть может, гораздо лучше, чем это делает ее мать, профессиональная актриса. Малейший промах, мельчайшая ошибка, мимолетная забывчивость, и ее с треском выставят за дверь и отправят назад в Далраднор или сошлют еще куда подальше, например, на Внешние Гебридские острова. И станет она там в обстановке полной секретности дожидаться окончания войны.

Конечно, она обожает своего сына и бесконечно любит родной дом, но и они, сын и ее любимый Далраднор, отступают на второй план перед тем, что есть ее долг перед Родиной. В конце концов, именно за них она и будет сражаться. Дезмонд должен вырасти в свободной стране, под чистым и мирным небом, и если в ее силах ускорить наступление мира хотя бы на один день, она без раздумий отдаст за это свою жизнь.

– Я смогу, я выстою! Я преодолею все! – убеждала она себя.

Быть может, в один прекрасный день ее родная школа и любимая наставница мисс Коркоран еще будут гордиться своей славной ученицей и ее подвигами.

Самой тяжелой оказалась тренировка на выносливость, которую проводили в небольшом местечке на северо-западе Шотландии. Что такое выживать в столь непростых климатических условиях, новобранцам пришлось испытать на себе в полной мере. Они питались тем, что смогли найти сами: соскабливали мох с поверхности скал, убивали какую-то живность, пригодную для употребления в пищу, если такая подворачивалась, но сами старательно избегали случайных встреч с охотниками и их гончими стаями. Но не нами сказано: много званых, но мало избранных. Так случилось и с их группой, ряды которой заметно поредели после теста на выживание, пожалуй, самого трудного и ответственного. Но именно он должен был в полной мере подготовить курсантов к наихудшему сценарию развития событий. Калли испытание выдержала. Она научилась с ходу оглушать неприятеля, стрелять на поражение, бороться и применять приемы борьбы, пускать в ход против соперника нож, если того требуют обстоятельства. Конечно, от зоркого глаза Фиби не укрылись ни ее исцарапанные в кровь руки, ни синяки на теле. Мать смотрела на нее с плохо скрываемым подозрением, но – надо отдать ей должное! – вопросов не задавала.

Калли очень хотелось поделиться с матерью хотя бы крохами той информации, которая касается ее будущей миссии, но вдруг она ненароком сболтнет что-то лишнее? Но вот наступил момент, когда нужно было подумать о завещании, написать и подписать целую стопку поздравительных открыток, которые затем уже от ее имени станут посылать родным совсем другие люди. Она приготовила рождественские подарки для Дезмонда и остальных обитателей дома на тот случай, если не сможет сама вручить их. Пожалуй, вот это было самым мучительным: знать, что в ясное рождественское утро ты не увидишь милое личико сынули, не поцелуешь его, не поздравишь с Рождеством. Но решение принято, и обратной дороги нет. Мысль о том, что где-то ее дорогой Ферранд тоже сражается за свободу, подвергая свою жизнь смертельной опасности, укрепляла ее дух.

Калли прошла все тесты на стадии подготовки, но все еще оставались вопросы по части легенды. Она не была проработана достаточно глубоко. Между тем часы тикали, и времени в запасе уже почти не было.

Итак, согласно легенде, она должна была превратиться в Марти и вспомнить все, что та делала и как говорила, будучи ее няней. В любой день за ней могут приехать, и она должна будет молча покинуть дом. Отныне каждая минута ее пребывания в Далрадноре казалась Калли драгоценной и неповторимой. Она старалась отобрать Дезмонда у Джесси и вместе с ним отправиться на пикник куда-нибудь на природу или просто покататься вдвоем на легкой двухместной коляске, но сын капризничал, требовал, чтобы на прогулку вместе с ними отправились и все его друзья, и это вызывало у нее минутный прилив раздражения. На ночь она читала ему сказки, сама заворачивала его тельце в махровое полотенце после купания и, прижимая к груди, пела сыну колыбельную о лазурно-синей лодке: «Лети, моя лодка, ладьей легкокрылой по морю к острову Скайп. Кричат моряки: “Мы везем к вам парнишку, рожденного быть королем”».

Она пела и думала о том, что и сама скоро превратится в некое подобие перелетной птицы, сорвется с родного гнезда и улетит далеко-далеко от дома, а потом приземлится в чужой стороне и вступит там в открытую схватку с врагом. Ну чем она не похожа на сказочного героя принца Чарли, которого так любит ее сын? А пока же он просит ее сонным голосом:

– Спой, мамочка, еще!

Но как ей только могла прийти в голову такая кощунственная мысль? Уехать прочь, оставить Дезмонда одного. О, как же велико было в такие минуты искушение бросить начатое, оставить все как есть и никуда не ехать. Но она должна! Это ее святой долг – послужить стране наилучшим способом, который только возможен в ее ситуации.

Но вот снова лагерная жизнь, ее снова выдергивают из размеренной жизни Далраднора, и снова бесконечные тренинги. И сразу же в голове начинают вертеться совсем иные мысли. На следующей неделе их будут учить прыгать с парашютом. Уже сама мысль о первом в ее жизни прыжке с парашютом вызывает у нее приступ тошноты. Разве может нормальный человек прыгать с такой высоты, вверяя свою жизнь какому-то жалкому клочку шелка? А вдруг купол не раскроется? А вдруг… Но никаких «вдруг»! Она не имеет права подводить свою команду уже на заключительном этапе подготовки. Больше всего Калли боялась одного: что она может подвести.

Слепящий свет прямо в глаза заставил ее проснуться.

– Вставай! Как тебя зовут? Говори!

Грубая рука рывком поставила ее на ноги.

– Кто ты такая? Что ты здесь делаешь?

Вопросы сыпались как из рога изобилия, вначале на немецком, потом на французском.

Где я? Что происходит? Калли, пошатываясь, пошла вперед, глаза спросонья никак не могли сфокусироваться ни на чем. Кошмар! Какие-то люди в форме гестаповцев и другие с повязками на рукавах тащат ее куда-то, волокут по ступеням вниз, а когда она поскользнулась о холодные каменные плиты и упала, ее ударом ноги заставляют подняться и тащат дальше, пока за ней не захлопывается дверь тюремной камеры. Сплошная темнота, мрак! И вдруг снова этот слепящий свет прямо в глаза. Какие-то расплывчатые фигуры непонятных людей. Кто они? Но их слишком много. Не убежишь!

– Быстро садись на стул и отвечай! Кто ты?

– Шарлотта Бланкен, мой господин, – слышит она свой шелестящий шепот.

– Врешь! Твои документы – липа! Ты – английская шпионка.

– Нет, мой господин! Я – няня! И мои бумаги все в порядке. Не понимаю, о чем вы?

Звонкая оплеуха по щеке, и глаза застилают выступившие от боли слезы.

– Вопросы здесь задаем мы. А нам прекрасно известно, кто ты и откуда прилетела. Британская шлюха! Приплыла к нашим берегам убивать наших людей! Разденьте ее!

С нее срывают пижамную куртку и нижнюю сорочку, обнажая грудь. Она чувствует страшное унижение: голая, перед столькими мужчинами. Но что все же происходит? Так она приземлилась в Бельгии? Страшные провалы в памяти… Ничего не помнит. Ее контузило при посадке? Или сотрясение мозга? Как она сюда попала? Это сон? Или реальность?

– Говорю же, я – Шарлотта Бланкен. Направлялась в агентство по найму в Брюссель. У них для меня есть работа в приюте: нянька в ихнем детском садике.

– Кончай трындеть свои сказочки! Ты думала, мы поверим во всю эту болтовню? Ты – агент, которого забросили сюда для подрывной работы на территории Франции. Ну-ка встань! Взгляните! У этой шлюхи был ребенок. Соски-то коричневые! Она лжет! А еще выдает себя за мадемуазель! – Кто-то рвет ее пижамные штаны. – Да, и отметины характерные на животе! Ах ты, сука! Англичане забрасывают к нам своих шлюх, чтобы они соблазняли наших людей.

– У меня был ребенок, но он умер. А семья от меня отказалась. Мать умерла! Отец выгнал из дома.

Зачем я рассказываю им все это? Пытаюсь вызвать их жалость? Или хочу скрыть свое истинное имя?

Ее заставляли стоять часами, и она часами твердила охрипшим голосом одно и то же. Она не виновата, она – просто няня.

– Врешь все! Спасаешь свою шкуру, дрянь! Пора кончать с вопросами! Сейчас ты нам расскажешь все то, что мы и так знаем. Ты – британский агент. Прилетела в наши края с военно-воздушной базы Темпсфорд. А до этого проходила курс обучения в разведшколе на территории аббатства Белью. Мы знаем все!

– Не понимаю! Это все неправда! Я – бельгийская подданная! Моя мать была француженкой, отец – фламандец. Как можно говорить, что я англичанка?

Ее грубо толкнули на стул и завязали за спиной руки.

– Скажи нам правду, и мы избавим тебя от этой ложи бенуара! – Ее мучитель кивнул в сторону ванны, заполненной грязной водой и покрытой пятнами крови. Она не хотела смотреть в ту сторону, но взглянула. Посмотрела и не удержалась от короткого презрительного взгляда. Потребовались все остатки сил, чтобы не выдать себя в эту минуту. Продолжай держаться за свою легенду! Пусть запугивают, а ты держись! Но кто ее предал? Кто схватил и бросил в тюрьму? Ничего не помнит! От криков шумит в голове и все плывет перед глазами. Наверное, ей просто снится какой-то страшный сон! Надо сделать над собой усилие и проснуться.

Вопросы продолжали сыпаться градом, уши заложило от постоянных ударов, руки занемели, веревки больно впивались в тело. В какой-то момент ее мочевой пузырь не выдержал нагрузки, и она обмочилась. Все стали презрительно смеяться, но она упорно стояла на своем.

– Я – Шарлотта Бланкен. Я – няня! Сейчас я спою вам колыбельную! – И она запела: – Slaap, kindie, slaap… Я вас не слушаю! Хочу домой! – Она залилась слезами. – По какому праву вы меня здесь держите?

Внезапно слепящий свет погас, кто-то отдернул штору, и в комнату хлынул дневной свет. Она увидела, как военные снимают свои фуражки и с улыбкой смотрят друг на друга. Так она же их знает! Знакомые лица! Они занимаются с ними на тренировках. Кто-то набрасывает на нее одеяло, но ее начинает сотрясать озноб.

– Подонки! Вы – подонки! – кричит она, срываясь на визг, когда ее бережно выводят в коридор. Кто-то сует ей в руку стакан с виски, но она слишком ослабела и не может удержать его. Стакан падает и разбивается о каменные плиты пола. Так вот он, этот самый главный тест, который проходят все будущие агенты, прежде чем им позволяют выходить на финишную черту. Да, условия, приближенные к боевым! Все как в жизни! И много хуже! Так унизительно! Как же она все это выдержала? Но сейчас она слишком измучена, чтобы найти ответ. Ее отправляют спать, а потом она должна прийти сюда снова и выслушать вердикт руководства. Словом, «разбор полета».

А что, если такое случится с ней в реальной жизни? Ведь после допроса никто не станет укладывать ее в кровать. Грязная тюремная камера, в которой они станут морить ее изо дня в день, пока не сломают. Калли в изнеможении откинулась на подушки, пытаясь вычеркнуть из памяти страх, боль, все те унижения, через которые ей только что пришлось пройти. Никто ведь не предупредил ее заранее. Никто не сказал, как все будет. Так сможет ли она выдержать нечто подобное уже в реальной жизни?

Последние недели перед заброской, проведенные в аббатстве Белью, стали самыми напряженными. Они жили в маленьких домиках по двое. Кругом ухоженные газоны, море цветов. Настоящего имени своей соседки она не знала, как и та не знала ее имени. Никто из них не распространялся, куда и зачем их собираются забрасывать. Здесь их уже натаскивали на практическую сторону дела. Как различать обмундирование вражеских военных? Определять их звание? Каковы различия в униформах офицеров гестапо и абвера? Все контакты на вражеской территории должны осуществляться только через пароли. А еще надо внимательно считывать предупредительные сигналы об опасности, которые могут быть оставлены на дверях, окнах, подоконниках.

Цель задания была предельно ясна Калли: она должна расшифровывать сообщения и переправлять их оператору радиосвязи. А еще ей предстоит найти подходящее место для развертывания будущего аэродрома. Для этого надо научиться бесшумно двигаться и работать в ночное время вопреки установленному комендантскому часу. Долгие месяцы изнурительных тренировок приучили ее к мысли, что настоящая война, не на жизнь, а на смерть, в эти самые минуты бушует где-то за стенами этого красивого аббатства. Но у них ведь специальная миссия, и их готовят не к совсем обычной войне.

Победа под Эль-Аламейном стала добрым предвестником всех грядущих побед. Итак, немцам не удалось взять Каир! Калли была страшно этому рада. Какой же далекой казалась ей ее прежняя каирская жизнь. Интересно, Моника и Кен все еще там? Потом мысли ее плавно перекочевали на Ферранда. Какие упоительные сиесты они проводили, лежа в объятиях друг друга, пока весь этот мир не сошел с ума. Если бы она послушалась его тогда и поехала за ним, они бы сейчас сражались вместе.

Утешало лишь одно: Дезмонду хорошо с его друзьями и с няней. Не одна же она бросает своего ребенка в такой трудный час. Все эти люди, воюющие с врагом, у них ведь тоже есть дети, которые остались дома без отцов. Но убедить себя не очень получалось. Сердце все равно ныло и болело при мысли о сыне. Конечно, Фиби сочтет ее закоренелой эгоисткой. Разве можно поставить на первое место что-то другое, кроме собственного сына? Вот если бы она могла поделиться с матерью хотя бы малой толикой того, чем она занимается на самом деле. Но нельзя! Она связана словами клятвы! Она дала присягу. Только тогда, когда с их работы будет снят гриф секретности, она сможет рассказать близким всю правду о своей работе.

«Разбор полета» был очень строгим, но в целом начальство осталось довольно: она неплохо справилась. Лишь две небольшие заминки. Скорее всего, они связаны с тем, что она пока все еще не научилась думать на французском. А вот фламандская колыбельная и слезы, которые переросли в жалобный вой, – вот это прозвучало очень убедительно. Со стороны полное впечатление, что несчастная просто никак не может понять, в чем же ее обвиняют.

– Ответ по поводу отметин на животе тоже был хорош. Продемонстрировал, что вы можете придумать подходящий ответ буквально с лёту. Легенда ведь не скала: в нее можно и должно вносить некоторые изменения с учетом обстоятельств. Иногда и слезу не мешает подпустить. Но не ждите сочувствия от тех палачей, которые станут пытать вас. Мы вам показали ванну. И это не пустая угроза. Чтобы выдержать пытку водой, нужно сохранять хладнокровие, оставаться спокойной. Если вы ни в чем не сознаетесь, они вас не утопят.

После адских испытаний Калли блаженствовала в садах аббатства. Их прозрачная свежесть умиротворяла. Здешняя природа в который раз напомнила ей о Далрадноре. Там в саду тоже был розарий, этакий райский уголок посреди бурлящего мира хаоса и вражды. Если она выдержит все оставшиеся тесты, ее отправят куда-нибудь, где она сможет собраться с мыслями и с силами, завершит все необходимые приготовления и станет ждать команды к заброске. Если же она не пройдет отбор, то ее тоже отошлют подальше от любопытных глаз, в какое-нибудь укромное местечко, где она будет дожидаться окончания войны и где не сможет ни с кем поделиться воспоминаниями о собственной неудаче.

Сладковатый запах роз взбудоражил в памяти Калли самые первые месяцы после рождения Дезмонда. Как она нянчилась с ним, сидя в саду, напевала ему песенки, баюкала. Суждено ли ей снова увидеть сына? В душе она не переставала молиться, повторяя снова и снова, что ее выбор продиктован самыми благими намерениями. Она тоже хочет внести свой посильный вклад в победу над врагом, хочет, чтобы эта война поскорее закончилась и чтобы все дети на всей земле смогли снова жить в мире.

 

22

– Вы не возражаете, если я возьму на завтра выходной? – спросила Джесси у Фиби сразу же после завтрака. – Моему парню дали на завтра увольнительную. Вот, хочу познакомить его со своими, – добавила она, не скрывая радостной улыбки.

Джесси познакомилась со своим кавалером на танцах в Стерлинге, и с тех пор его имя не сходило с ее уст: Боб Кейн приехал из Австралии, но родители его были родом из Шотландии. Молодой человек произвел оглушительное впечатление на юную дочь фермера.

У Фиби, к счастью, не было запланировано никаких отлучек на текущей неделе, да и Мима с мадам Лапланш всегда были на подхвате в случае чего. Жаль, что Каролина так и не смогла вырваться на день рождения сына, но она заказала ему просто шикарный подарок: подержанный трехколесный велосипед, выкрашенный в ярко-красный цвет, с крохотным звоночком на руле. Велосипед сразу же стал самой любимой игрушкой Дезмонда, предметом его особой гордости. Он лихо носился на нем по садовым дорожкам, демонстрируя свои навыки управлять техникой. Пора подумать о его обучении.

И все же необязательность дочери начала раздражать Фиби. Она сказала, что ее часть перебрасывают за границу и как только она будет точно знать куда, то немедленно сообщит им. Фиби поехала с внуком в Лондон. Каролина сводила малыша в парк, потратила все свои карточки и купоны, чтобы накупить ему уйму новых одежек. Вместе с Примми они сходили в театр на какое-то музыкальное представление. На прощание дочь вручила ей гору подарков для домашних на тот случай, если она не успеет вернуться и не сможет сама поздравить всех с Рождеством. Примми в этот момент отвела глаза в сторону, но промолчала. Но когда они остались с ней одни, Фиби насела на подругу дочери.

– Не понимаю! Ничего не понимаю! Куда ее отправляют?

– Понятия не имею. И не спрашиваю! Меньше знаешь – лучше спишь. Так это сейчас бывает. Сами знаете, беспечная болтливость может обернуться бог ведает какими неприятностями.

– Никогда не думала, что моя дочь настолько безрассудна! – тяжело вздохнула Фиби.

– Да что вы, не говорите так! Калли – очень мужественный человек. Конечно, ей тоже не хочется уезжать и бросать вас одних. Но долг есть долг, и он превыше всего. – Примми говорила с такой убежденностью в голосе, что впервые Фиби заподозрила страшную правду. Она даже содрогнулась от догадки. Неужели ее дочь связана с какой-то очень опасной работой в спецслужбах?

– Прошу тебя! Пожалуйста! Расскажи мне всю правду! – взмолилась она, обращаясь к Примми.

– Я не могу! Не имею права этого делать! Да я и не знаю всей правды. Одно лишь скажу: в этой войне победа куется не только на полях сражений.

– Ага! Теперь все ясно! Моя дочь подалась в стан рыцарей плаща и шпаги! А она хоть понимает, куда влезла?

– Более чем… Мне будет не хватать ее, когда она уедет.

– Но у нее же сын! Кто будет растить его, если, скажем, корабль пойдет ко дну? – Фиби вдруг ясно представила себе, сколько угроз ныне хранят в себе моря, окружающие Британию, и как опасно отправляться куда бы то ни было по воде.

– Не волнуйтесь! Калли обязательно вернется живой и невредимой! – воскликнула Примми. Впрочем, голос ее не прозвучал слишком убедительно.

Всю ночь Фиби прометалась в кровати своего номера в отеле, пытаясь представить себе, с какого рода заданием ее дочь отправляется за пределы страны. И почему над всем этим лежит такая завеса секретности? Наверняка это «что-то» связано с ее знанием французского языка. А что с малышом? Она оставит сына на попечение бабушки или как? Слава богу, хоть Джесси рядом. Но сколько еще сможет она пробыть в их доме? Незамужних девушек теперь повсеместно привлекают к работам для нужд фронта.

Пошел уже четвертый год войны, лишения и нужда коснулись уже практически каждой семьи. Тысячи бездомных по всей стране, карточки, строжайшее нормирование всего, повсеместные ограничения. Никаких вояжей, никаких поездок по стране без серьезной на то необходимости, никакой возможности купить себе что-то новое из одежды или раздобыть другие вещи. Фиби буквально физически ощущала, как она смертельно устала от такой жизни. Но больше всего угнетало отсутствие настоящих правдивых новостей. Тревога за Каролину не покидала ее ни днем ни ночью. Каждую пару месяцев она получала от дочери открытки с ничего не значащим текстом. Дезмонд, тот оставлял мамины открытки без внимания. Для него мама – это та красивая тетя на фотографии в серебряной рамочке, которую они с бабушкой каждый вечер целуют и желают ей доброй ночи.

Конечно, невольно улыбалась Фиби, сегодня ее внука гораздо больше волнует, как получить свежее яйцо на завтрак или как купить несколько конфет в деревенской продуктовой лавке. Не говоря уже о том, будет ли с ним по-прежнему дружить Жак после вчерашней ссоры. Чувство непомерной ответственности за единственного внука давило тяжким грузом. Бабушка – увы! – не делается моложе. Силы слабеют, а ребенку требуется глаз да глаз. Хоть бы Джесси оставалась с ними как можно дольше. Хорошо! А что потом? Отправить мальчика в закрытую школу, как давным-давно Каролину? Мысли снова вернулись в прошлое. Зачем она тогда так поступила? Где была? Чем таким серьезным занималась? Неужели все это было настолько важно, что нельзя было пожертвовать этим ради того, чтобы остаться с дочерью?

 

23

Вызов поступил в начале марта. Черная машина с занавешенными окнами подъехала на конспиративную явку, к дому неподалеку от Хантингтона, где все последние месяцы томилась в ожидании Калли. На рассвете ее перебросили на авиабазу рядом с Большой северной дорогой – магистралью, соединяющей Лондон и Эдинбург. Дорогой Калли то и дело украдкой поглядывала в окно, словно пытаясь запечатлеть в памяти окрестности, едва различимые при тусклом свете начинающегося дня. Длинная подъездная дорога уперлась прямо в особняк, где ее поджидала миссис Камерон, офицер Бельгийского отдела внешней разведки. Она курировала Калли на протяжении всего курса обучения в разведшколе. Сильная, волевая женщина, обладающая отменной выдержкой и хладнокровием, миссис Камерон мгновенно оценила внешний вид Калли и ее экипировку, едва та успела выйти из машины. На Калли был повседневный утепленный костюм, в которых обычно няни гуляют с малышами на улице. Вполне подходящий наряд для молодой женщины, отправляющейся на поиски работы в Брюссель, а мешковатая и изрядно выношенная юбка годилась также и для езды на велосипеде.

– Туфли не те! – тут же сделала первое замечание миссис Камерон. – Скажите на милость, кто сегодня щеголяет в кожаной обуви? Надо немедленно подыскать что-то из кожзаменителя. В крайнем случае поставить на туфли подметку из резины или старой шины.

Калли заставили вывернуть все карманы. Вдруг там завалялся компромат? Автобусный билетик, окурок английской сигареты, случайная спичка или губная помада не местного производства. Калли уже давно носила этот костюм, успела вжиться в свою новую одежду и карманы не раз проверяла. Но перепроверила еще раз. И только затем ей вручили потертую сумочку, в которой лежали ее личные вещи: удостоверение личности, продуктовые карточки, разрешение на поездку, дешевая косметика, выцветшая от времени фотография пожилой пары. План начального этапа операции был следующий: после заброски в означенное место Калли должна будет добраться поездом до Брюсселя и там отправиться на встречу со связным в кафе, что неподалеку от Большого дворца. Она должна ждать там до тех пор, пока к ней не подойдут. Ей еще раз напомнили о необходимости максимальной собранности. Внимание и еще раз внимание! Многие группы Сопротивления вызывали у английских спецслужб немалые подозрения и даже откровенный скепсис с точки зрения их надежности. Ее основное задание заключалось в следующем: она должна подыскать надежную типографию, в которой участники Сопротивления станут печатать листовки и прочие пропагандистские материалы. Листовки потом предстоит распространять на улицах. В бумажнике лежало множество пропусков, а также пачка бельгийских франков для передачи связному.

Калли отвели в большой ангар в самом дальнем конце аэродрома, помогли надеть прямо поверх одежды костюм парашютиста и защитный шлем, пристегнули ремни и всю остальную амуницию, которую она уже успела изучить как свои пять пальцев. Миссис Камерон терпеливо подождала, пока она выкурит последнюю сигарету на английской земле, крепко пожала ей руку на прощание и пожелала счастливого пути, не преминув попутно дать последнюю порцию наставлений. Стрелять на поражение, бить и отправлять в нокаут любого, кто вызовет подозрение. Ей также было вручено какое-то снадобье, чтобы бороться со сном. И, наконец, таблетка с цианистым калием, на самый худший случай. От нее Калли решительно отказалась. К пыткам она была готова. Пытки – да, любые, все, что угодно, но только не смерть. Ей есть для кого жить! Наступил момент истины. Впервые, кажется, до нее дошло со всей ясностью, на что она идет и что оставляет у себя на родине. Калли вдруг почувствовала необъяснимую пустоту в душе, но тут же постаралась взять себя в руки и унять внутреннюю дрожь. Она прошла ровным шагом по гудронному покрытию взлетной полосы, ни разу не оглянувшись назад. Суждено ли ей когда-нибудь снова увидеть свою родную землю?

Потом началась рутинная подготовка к полету. Еще раз проверили снаряжение, осмотрели ее с ног до головы. Но вот заревели моторы, самолет оторвался от земли, а Калли все еще никак не могла поверить, что это она летит с секретной миссией в тыл к врагу. Дай Бог удачно приземлиться, взмолилась она мысленно. И чтобы встретили там, на земле. Оставалось лишь надеяться, что шифрограмма, извещающая о ее отправке, благополучно попала в нужные руки. В любом случае хорошо, что ее будут встречать. Ей совсем не улыбалось самостоятельно снимать с себя парашют, а потом еще искать место, куда его спрятать. Да и шастать в ночи по незнакомой местности в одиночку – тоже занятие не из приятных. Тем более что ту часть Бельгии, куда ее забрасывают, она едва видела.

Но вот последовала команда подготовиться к прыжку, Калли поднялась со своего места и заглянула в открытый люк, ожидая, когда загорится зеленая лампочка и можно будет прыгать. Страх отступил куда-то прочь, и она решительно шагнула в ночное небо, показавшееся ей на миг бездонной бездной. В первую минуту паника, и тут же вздох облегчения: все сработало как надо, и купол парашюта плавно раскрылся над ее головой. Внизу замигали огоньки: значит, ее встречают. Пока все идет хорошо. Она вдруг почувствовала эйфорию от того, что парит в небе, словно птица. А главное – она пока жива. Приземление тоже прошло удачно. Самое удачное приземление из всех пяти прыжков, которые есть на ее счету. Какие-то лица незнакомых людей. Она не может различить их, потому что свет их фонариков направлен прямо на нее.

Чей-то хриплый голос называет ей пароль: «Флаги реют высоко». Все правильно! Она произносит заготовленный ответ.

– Вы привезли нам шифры? – лица говорящего она по-прежнему не видит.

– Дайте же мне перевести дыхание! – отвечает она громким шепотом и снимает с себя шлем. Волна золотых волос рассыпается по плечам.

– Так это женщина! – слышит она чей-то удивленный возглас. – Вот так номер! Видно, мужики у них уже на исходе.

Мужчины смеются.

– Нашему начальству это может не понравиться, – степенным голосом говорит какой-то мужчина средних лет с усами.

– Глупости! Я могу делать свою работу не хуже любого мужика! А кто обратит внимание на женщину, шляющуюся по улицам? – Кажется, ее потянуло на хвастовство, тут же спохватилась она. Но почему эти люди не воспринимают ее всерьез?

Мужчины неслышно переговариваются о чем-то, отойдя в сторону. Угораздило же ее попасть к таким недоброжелательным парням! Хмурые все какие-то, недовольные… Но ничего не поделаешь! Ей приказано пробыть в компании этих, судя по всему, закоренелых женоненавистников ровно двадцать четыре часа. И только потом отправляться на встречу со связным.

– Куда вы направляетесь? – поинтересовался у нее усатый.

– Это вас не касается!

Какое право он имеет задавать ей подобные вопросы?

– Мы не можем передать вас дальше, пока не будем знать точный адрес и пароль. Таковы последние инструкции, которые нам передали из Лондона. Идем! Вам надо согреться! – мужчина кивком головы показал на старый фермерский дом. – Мы обязаны проверить вас, прежде чем переправить в безопасное место. За последние несколько дней многих арестовали. Брюссель нынче – очень опасное место. Вначале следует осмотреться и проверить все еще раз. Итак, место встречи?

– Кафе возле Большого дворца.

– Вроде место надежное.

Что ж, неплохо, что они так пекутся о ее безопасности, подумала она.

– А имя связного? Надо проверить, может, его уже тоже схватили.

– Меньше знаешь – лучше спишь! Так меня учили в школе, – сказала, как отрезала, Калли. Внезапно на нее навалилась страшная усталость. И еще очень хочется в туалет. Она почувствовала, что голодна. А ей пока никто даже чашки желудевого кофе не предложил.

– Дайте-ка я взгляну на ваши бумаги! Прежде всего удостоверение личности. Надеюсь, оно получше, чем те бумаги, с которыми прибыл сюда предыдущий агент! – Мужчина принялся тщательно изучать удостоверение, потом недовольно хмыкнул: – Печать смазана, и штамп едва различим. С такими документами далеко не укатишь. Останетесь здесь, пока мы не проверим, насколько безопасно вам ехать дальше. Но постарайтесь, чтобы вас никто не видел! Жена у фермера уж больно ревнивая.

У Калли уже не было сил протестовать. На улице шел дождь. Ей показали на какой-то амбар как место для временного пристанища. Кто-то из сопровождающих набросил ей на голову одеяло.

– Жаль, если такое дивное золото намокнет под дождем! Вперед! Пойдем прямиком через двор.

Она зашагала в темноте в сторону амбара. Одеяло приятно грело, и она была благодарна тому человеку, который накрыл ей голову и плечи. Но вот кто-то грубо толкнул ее в спину.

– Пошевеливайся!

Ее рука непроизвольно взметнулась в сторону обидчика, и в ту же минуту этот «кто-то» заломил ей руку за спину и больно схватил вторую руку.

– Ты что себе позволяешь? – возмутилась она громко. – Думаешь, если я женщина, так тебе все позволено? Какого черта ты… – и тут же постаралась взять себя в руки. – Все! Проехали! У всех нас сегодня была безумно трудная ночь.

Сказала и замерла как вкопанная. Из тени вышел солдат в немецкой форме.

– Не волнуйтесь! Это наш парень! Специально позаимствовал на время форму для прикрытия на случай чего.

Они распахнули дверь в амбар, по-прежнему придерживая ее за обе руки. Калли почувствовала, как по ее телу побежали мурашки, первые предвестники страха. Что-то здесь не то! Что-то во всем происходящем с самого начала пошло не так!

В амбаре ее поджидал мужчина в кожаном пальто и мягкой фетровой шляпе. Мимолетного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что она попала в западню. Можно сказать, свалилась с неба прямо в руки врагу, как пасхальный зайка. Слава богу, хоть не назвала никаких имен и не отдала шифры, которые лежали в ее зажигалке. Зато они уже знают, куда она едет и где назначена встреча со связным. У Калли свело живот при мысли о том, что она доверилась первым встречным. Ведь, по сути, она почти выдала связного.

Потом ей связали руки, забрали сумочку, в которой еще оставались лежать деньги, зажигалка и пудреница, затолкали в какой-то фургон и повезли в ночь неизвестно куда. Ей хотелось плюнуть всем конвоирам прямо в лицо. Предатели! Мерзавцы! Отдали свою страну. Но надо было держать себя в руках. Во-первых, следует подумать о том, как она станет защищать себя. Срочно нужно придумать новую легенду. Вот тебе и долгие месяцы тренировок. Все коту под хвост! Потому что все эти месяцы где-то кто-то остервенело гнал дезинформацию в центр, обвел вокруг пальца всех: и опытных радистов, и руководство. Сколько же еще их людей попали в такие заранее заготовленные ловушки? Все внутри у нее кипело от ярости. Конечно же, они захотят получить от нее максимум информации: с кем встреча, зачем, дальнейшие действия. Но это уж дудки! Слава богу, имени связного она не знает. Даже не знает, мужчина это или женщина. А чего не знаешь, про то и не скажешь. Интересно, сколько им потребуется времени, чтобы выяснить все самостоятельно?

Четыре дня и четыре ночи ее держали в комнате, такой же ужасной, как и та, в которой она проходила свое главное испытание в аббатстве Белью. Вопросы сменялись угрозами, угрозы плавно перетекали в новые вопросы. Как выяснилось, немцам было известно немало. Так, они были в курсе того, что британцы развернули широкую сеть подготовительных центров, в которых готовят к заброске на оккупированные территории потенциальных агентов. Они знали ее позывной: Миакат, знали кое-что о подпольных организациях и о том, как они соединяются в единую сеть, знали, где работают их радисты. Но на этом, пожалуй, все.

– Я не знаю никаких имен. Если вы говорите, что вам известно, как готовят наших агентов, тогда вам должно быть известно, что я не могу их знать. Мне их никто не называл! Это все, что я могу вам сказать!

Она старалась держаться твердо, но при этом не забывала и о том, что важно выглядеть беспомощной и не очень уверенной в себе дамочкой. Вопреки всему тому, о чем ей говорили наставники, она продолжала надеяться, что сумеет вызвать сочувствие хотя бы у того, кто ее допрашивает.

– Кто вас втянул в эту дурацкую затею? Неужели англичане такие остолопы или пали так низко, что привлекают к выполнению секретных миссий даже женщин?

Офицер в форме абвера, который вел допрос, не сводил с арестованной проницательных глаз.

– Мой жених погиб на войне. И вот я воюю и за его родину, и за свою.

– Вам не повезло, Шарлотта. У вас хорошая легенда. Бумаги в порядке. А где находится ваш радиопередатчик?

Она выдавила из себя жалкое подобие улыбки. На душе отлегло. Выходит, цель ее миссии им неизвестна.

– У меня нет радиопередатчика. У меня не те пальцы, чтобы работать радисткой. Взгляните на мои руки! Я в руках телефона-то не держала.

Калли показала офицеру свои руки, все в синяках.

– Мы отправили донесение в Лондон. Сообщили, что вы благополучно прибыли на место. Отныне ваше будущее в наших руках. Вы можете работать как против нас, так и на нас. Выбор за вами. Все, что от вас требуется для начала, – вывести нас на своего связного. Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество. В противном случае вас отправят туда, где порядочной женщине просто не выжить. Разумеется, нам нужны все шифры.

– Какие шифры?

– Те самые, о которых вы упомянули в момент приземления.

– Ах, это! У меня нет никаких шифров. Наврала с три короба вашим людям! Встретили меня так лихо, что я сдрейфила и решила немного прихвастнуть. Они между собой говорили, что от баб нет никакой пользы.

Калли тараторила очень быстро и одновременно напрягала изо всех сил память, пытаясь вспомнить, что она там еще сболтнула после приземления в момент знакомства.

– Хватит юлить, выкладывай! Ты должна вывести нас на своих людей! – голос офицера стал жестким.

– Но я не знаю здесь никого. Мне было приказано ждать дальнейших указаний. Мой пароль вам известен. Больше мне добавить нечего.

Калли с ужасом приготовилась к худшему.

– Увести! – распорядился офицер. – Пусть погниет пару-тройку недель в подземелье. Быть может, тогда станет посговорчивее.

Он нетерпеливо махнул рукой в сторону двери. Оставалось надеяться на то, что ей удалось убедить его хотя бы в том, что она всего лишь неопытный агент, не очень хорошо разбирающийся во всех хитросплетениях настоящей секретной миссии. Словом, она мелкая рыбешка, которую случайно выловили из пруда. Конечно, им нужна была опытная радистка или радист, кто смог бы пополнить их славную коллекцию добровольных перебежчиков или тех стойких героев, которых они уже успели расстрелять.

Всю ночь Калли просидела в темной сырой камере. Пахло плесенью и еще бог знает чем. Снова и снова Калли перебирала в памяти все, что сказала и что утаила. Итак, судя по всему, подпольная сеть разрушена и ликвидирована, а у нее даже нет возможности сообщить об этом в центр. В сущности, она ничего не добилась. Разве что отсрочки в несколько недель. А потом они примутся выбивать из нее показания с новыми силами.

На последующих допросах ее раздели почти догола, забрали всю более или менее сносную одежду и в таком виде отправили назад в камеру. Кое-что она им все-таки сказала, полуправду-полуложь, в полном соответствии с тем, как ее учили. Неслыханная удача! Ей вернули сумочку. Забрали деньги и пудреницу, а дешевую зажигалку не тронули. Но именно в ней и лежали шифры. Надо избавиться от бумажки с шифром при первой же возможности.

Интересно, как долго они будут держать ее в подземелье? Если она перестанет говорить, что дальше? Знают ли в Лондоне о предательстве и об аресте агента?

Надо держаться. Надо держаться до последнего. Не дай себя сломить, повторяла она мысленно и даже на сыром каменном полу пыталась делать какие-то физические упражнения, например растяжки, которым обучал ее тренер. Сколько еще она пробудет в этой камере, пока они не перебросят ее в другое, еще более ужасное место, где она, быть может, никогда не увидит дневного света? Оттуда ей вовек не вырваться на волю.

Открытки от Каролины приходили с завидной регулярностью, но было в них что-то искусственное, какая-то фальшь, которая наводила на размышления. Всего лишь пару ничего не значащих строк, типа: «Со мной все в порядке. Очень скучаю без вас. Мамочка крепко целует своего дорогого Дезмонда». Фиби беспрестанно атаковала письмами Примми, но та тоже очень умело жонглировала общими фразами и обходилась весьма обтекаемыми ответами, типа: «Калли выполняет ответственное задание вместе с другими нашими людьми и превосходно справляется со своей работой». Нетрудно было сообразить, что дочь ее находится где-то на территории Франции. Ведь вокруг только и разговоров что о скорой высадке союзников на континент. Что ж, оставалось лишь надеяться на то, что как только освободят Францию, ее дочь вернется, наконец, домой.

Каролина не навещала сына уже больше года, и мальчик стал постепенно забывать мать. Он перестал задавать вопросы о том, где она и когда вернется домой, а фотографию Калли целовал на ночь уже без прежнего энтузиазма и желания.

Хорошо, думала иногда Фиби, я тоже была далеко не идеальной матерью, это правда! Но отсутствовать столько времени… Странно, очень странно! Она взглянула на внука, который с азартом играл в карты с няней, обучившей его какой-то детской игре. Слава богу, им пока еще удается сохранить Джесси в Далрадноре. Но недавно было объявлено о ее помолвке с Бобом Кейном. Молодые планировали после окончания войны уехать в Австралию, где у родителей Боба была своя ферма. Будущий муж Джесси регулярно бывал у них в Далрадноре и с удовольствием гонял в футбол вместе с Жаком и Дезмондом.

– Мальчишкам в доме нужен мужчина, – авторитетно заявлял он и небрежно трепал кудри на голове мальчика. – Иначе ваш Дезмонд вырастет неженкой. Настоящей девчонкой! Да и стоит ли удивляться? В доме полно женщин, и все горазды ему служить.

Дезмонда определили в деревенскую школу, где ему порядком доставалось от суровой наставницы по имени мисс Армор-Браун. В ближайшей перспективе количество домашних нянек тоже должно было резко сократиться. Мадам Лапланш получила долгожданную открытку от мужа, которую ей переправили через Красный Крест. Послание было коротким, но зато месье Лапланш сообщал жене реальные новости, из коих следовало, что возвращение семейства домой – это дело недалекого будущего. Что вызвало мгновенный ажиотаж среди больших и маленьких Лапланшей. Все бросились покупать подарки, с которыми они вернутся на остров, шить себе обновки по случаю возвращения и прочее.

После их отъезда в доме останется только трое обитателей: Фиби, внук и его няня. Но Джесси тоже вот-вот навострит лыжи в свою Австралию, и тогда они останутся с Дезмондом вдвоем. Иногда по ночам Фиби приходила в голову кощунственная мысль, что ее дочь больше не вернется домой. Тогда она вскакивала с твердым намерением заняться серьезными поисками Каролины: пора, пора навести справки в компетентных органах и выяснить реальное положение дел в тех организациях, адреса которых ей дали в Лондоне. В тревожное военное время главное было – получить четкие и честные ответы на свои вопросы.

Между тем концертно-фронтовая деятельность Фиби продолжалась, и ни о каком спаде не было и речи. Впрочем, в последнее время частые выступления перед солдатами и ранеными стали тяготить ее. Фиби чувствовала себя смертельно уставшей. Она уже не могла более порхать по сцене с прежней легкостью. Иногда в антрактах ее даже смаривал сон. Агент по-прежнему пытался раздобыть ей хотя бы крошечные роли в кино, но как только подворачивалось что-то стоящее, в Далрадноре случалось нечто такое, что требовало ее обязательного присутствия. То нагревательный котел выходил из строя, то необходимо было срочно отремонтировать повозку, то еще что-нибудь. А ведь ежедневно приходилось еще думать и о том, чем и как накормить столько ртов, во что одеть детей, как согреть такой большой дом в долгие зимние месяцы. От постоянных проблем, сыпавшихся на голову Фиби как из рога изобилия, у нее стало подниматься давление. А иногда оно так подскакивало, что их старый доктор, мистер МакКласки, приходил в откровенный ужас и настоятельно требовал, чтобы его пациентка больше отдыхала. Умер сэр Лайонел, и Верити вернулась к себе в Лондон, что еще более усилило одиночество Фиби. Не то чтобы ее связывали теплые отношения с сестрой Артура, но все же они обменивались поздравительными открытками на Рождество, и с ее отъездом рвалась еще одна тоненькая ниточка.

Сама же Фиби никак не могла заставить себя вернуться в Лондон и лицезреть руины на месте своего бывшего дома. Завалы, правда, уже разобрали, а мародеры и грабители всех мастей постарались растащить все, что осталось из вещей. И сейчас на том самом месте, где когда-то стоял ее дом, зеленел сорняками голый пустырь. Хотя ведь никто особенно и не ждал ее возвращения в Лондон. Единственный старый друг Билли уже давно перебрался в провинцию и сейчас коротал свои дни где-то неподалеку от Брайтона.

Фиби послала письменный запрос в министерство обороны и получила вежливый, но расплывчатый ответ. Каролина выполняет ответственное задание за пределами Британии. С Фиби свяжутся при первой же возможности. Ее снова обвели вокруг пальца, оставив ни с чем. Все чаще она задумывалась над тем, что, по всей вероятности, ситуация с ее дочерью гораздо более сложная и, быть может, даже более трагичная, чем в том пытаются убедить ее официальные власти.

– Увидим ли мы тебя когда-нибудь снова, дорогая моя доченька? – восклицала она в минуты отчаяния. Но ответа не было.

 

24

Тюрьма Сен-Жиль на окраине Брюсселя возвышалась над городом, словно крепость, – мрачное серое здание, проникнуть в которое извне было практически невозможно. Да и из-за массивных крепостных стен на волю не долетали ни крики, ни стоны тех, кто томился в тюремных казематах. Разве что порой во время ночных бомбардировок оттуда слышался глухой шум, похожий на рокот моря, а еще громко сигналили полицейские машины на въезде в тюрьму. Калли уже в полной мере прочувствовала на себе всю безысходную тяжесть тюремного заключения с его монотонным и однообразным существованием. Медленно тянулись дни, похожие друг на друга как две капли воды. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. В крохотное окошко почти под самым потолком ей было видно, как на смену яркому летнему солнцу приходила пасмурная осенняя погода, дни становились все короче и короче. Наконец наступала зима, и лишь слабый тусклый свет проникал в камеру.

Она методично отмечала дни недели царапинами на каменном полу. Уже девять долгих месяцев ее держали в застенках Сен-Жиль. После первых допросов, с пристрастием и без, на которых она ни на йоту не отступила от своей легенды, Калли бросили в одиночную камеру. Правда, перед этим ей подселили на короткое время соседку, красивую девицу, попавшуюся на какой-то контрабанде. Во всяком случае, так она сама представила свою историю. Девица мгновенно преисполнилась показным сочувствием к ней и тут же принялась выпрашивать у Калли всякие подробности о ее прошлом. Обычная подсадная утка, догадалась Калли и категорически отказалась обсуждать с сострадательной товаркой какие бы то ни было свои дела. Девица исчезла из камеры так же внезапно, как и появилась. Потом привели кого-то еще, что вносило разнообразие в рутинную тюремную жизнь. Все же новое лицо, другой голос, другая история… А потом ее оставили совсем одну, предоставив возможность в одиночестве размышлять над своей участью.

Калли уже успела выучить наизусть все звуки, доносящиеся извне: смена караула, утренний обход. Вдруг открывается «глазок» и кто-то тычет в него фонариком, прямо ей в лицо. Причудливые тени скользят по стенам камеры, следом приносят обычную тюремную еду. Кусок засохшего хлеба, какая-то жидкая баланда вместо супа, ложка каши-размазни, немного воды. Воды никогда не давали вдоволь, постоянно поддерживая в заключенных жажду. Калли чувствовала, как слабеет ее тело.

Вот если бы у нее была хоть какая-нибудь фотография любого человека, на которую можно было бы смотреть и мечтать. Но вместо фотографий – одни голые стены. Она вспомнила про фотографию пожилой супружеской пары, которая лежала у нее в сумочке. Супруги были сфотографированы под цветущей яблоней, и Калли принялась придумывать всякие истории про этих незнакомых ей людей.

Не вызывало сомнения, что если бы гестапо хотело избавиться от нее, они бы уже давно пустили ее в расход. Получается, что пока они все еще играют с ней в кошки-мышки. Зачем? Никакой ценной информацией, представляющей для них интерес, она не располагает. Иногда она пыталась с помощью азбуки Морзе отбарабанить по отопительной трубе, идущей вдоль стены, сообщение о себе, но пока ни разу не получала ответа на свои послания. Среди заключенных прошел слух, что союзники вот-вот высадятся в Европе. Свобода близка! Грядет час их освобождения. Но Калли старалась не надеяться, отказывалась верить слухам. Жить ложными надеждами всегда очень опасно. Нужно готовить себя к худшему. Во время прогулок в крохотном дворике, когда заключенные молча маршировали друг за другом, отрабатывая положенное число кругов, Калли силилась понять, что за люди сидят вместе с ней. Скорее всего, тоже политические заключенные, участники Сопротивления. Но дистанция в один шаг, которая неукоснительно контролировалась надзирателями, не позволяла даже приблизиться к человеку, не говоря уже о том, чтобы задать ему вопрос. Однажды ей удалось подслушать, что многих заключенных отправили в национальный тир, где всех их расстреляли. Она вспомнила про Эдит Кэвелл. Имя этой героини известно каждому школьнику. Свои последние дни мужественная женщина тоже провела в тюрьме Сен-Жиль. «Когда придет мой последний час, – размышляла Калли, – тоже постараюсь встретить его с такой же стойкостью и силой духа».

Главное – это не впадать в отчаяние, твердила она себе. Пусть сменяются дни и ночи в мерзком каземате, пусть долгими ночами подступают страх и безысходность, пусть постоянно мучит голод и жажда, надо держаться. Иногда по ночам в камеру долетали душераздирающие крики и стоны. Ее же пока еще не подвергали жестоким пыткам. Наверное, приберегли на потом, а пока терзали одиночеством и молчанием. Калли стала всерьез опасаться, что в один прекрасный день попросту сойдет с ума.

Было и несколько утешительных актов милосердия за долгие месяцы сидения. Какая-то надзирательница-фламандка принесла ей Библию, затупленные ножницы, чтобы обстричь ими ногти на ногах, а также несколько потрепанных книг. При этом она так уважительно посмотрела на нее, словно Калли была каким-то очень важным человеком. Иногда в баланде попадались кусочки мяса, крохи, но все же ими можно было подпитать ослабшее тело. Для того чтобы выжить в этом кромешном аду, она должна найти себе какое-то занятие по душе. Сила духа – это ведь тоже акт сопротивления. К сожалению, ее наставники в спецшколе лишь вскользь касались темы выживания в тюрьме. Калли продолжала стучать морзянку по трубе, но ответов по-прежнему не было. Неужели на верхнем этаже она сидит одна? Ей дали карандаш, и она стала делать пометки на полях Библии. Попросила священника, но он не пришел. Каждую ночь она вела отчаянную борьбу с клопами, которые готовы были заесть ее до смерти, если бы она не убивала их десятками. Судя по всему, в соломенном матрасе, на котором она спала, были целые полчища этих насекомых, но она не сдавалась.

Каждый день Калли практиковала нечто похожее на своеобразные упражнения для ума. Она брала какой-нибудь отрезок из своей прошлой жизни и начинала мысленно вспоминать его почти по минутам, стараясь не упустить ни одной подробности, особый акцент делая именно на приятных событиях и счастливых мгновениях. Она представляла себе сверкающую под солнечными лучами поверхность озера неподалеку от Далраднора. А как красиво блестит на солнце снег, покрывающий вершины окружающих гор! Потом она начинала мысленно блуждать по комнатам старинного дома, медленно обходила этаж за этажом, выходила в сад, втягивала ноздрями сладковатый запах роз, отправлялась на конюшню и снова скакала верхом на Гекторе, как когда-то в далеком детстве. Или вместе со своими закадычными друзьями, братьями-близнецами Лэрдами, детьми местного фермера, карабкалась высоко на дерево и устраивала там наблюдательный пункт. Но вот она уже взрослая, самостоятельная барышня и направляется поездом в Глазго, а там с удовольствием наведывается во все местные универмаги. Отдельный поход – в знаменитый ювелирный магазин «Аркадия». Сколько там уникальных украшений! Она вспоминала, как пахнет мел и чернила в классной комнате мисс Камерон. В эти мгновения душа ее покидала замкнутые стены камеры и парила над окрестностями Шотландии.

Но такие мысленные путешествия были удовольствием, которое еще нужно было заработать. Ежедневно час интенсивных физических упражнений, растяжек, приседаний, различных гимнастических поз – все для того, чтобы укрепить слабеющие мышцы и восстановить нормальное дыхание. Когда-то она на чем свет ругала тренера за то, что тот гоняет их до седьмого пота и на каждом новом занятии неуклонно поднимает планку нагрузок, но теперь она понимала, что упражнения – это ключ к спасению собственной жизни. Она с силой вдавливала руки в стену, напрягая грудную клетку, занималась бегом на месте, но при этом строго следила за тем, чтобы не перегрузить себя. На одной баланде далеко ведь не убежишь, поэтому все упражнения она старалась выполнять в щадящем режиме. Иногда ей разрешали принять холодный душ. Она с наслаждением растирала тело под леденящими струями воды, смывала с него грязь, срывала с себя разъеденные вшами лохмотья. После того как вес ее тела стал критическим, у Калли прекратились месячные, чему она была несказанно рада. И все же чувствовала, как постепенно тает и медленно умирает в этой вонючей дыре.

Порой выдавались более или менее сносные дни, а иногда было невыносимо тяжело. Снова и снова она начинала жалеть себя, мысленно прикидывать, что потеряла и что оставила дома. Но более всего угнетало осознание того, что все ее усилия были напрасными. По сути, чего она добилась? Чье-то предательство, провал и ужас от понимания того, что, скорее всего, она уже никогда не увидит своего сына. От этих черных мыслей голова наливалась свинцом, и Калли приходилось пускать в ход все остатки силы воли, чтобы не сойти с ума. Оставалась только надежда, что когда-нибудь придут союзники и освободят заключенных.

В последнее время участились авианалеты. После одного из таких ночных рейдов дверь в ее камеру вдруг распахнулась, и на пороге показалась надзирательница. Она громко скомандовала ей одеваться.

– Schnell. Alles einpacken!

Команду собирать свои вещи можно было расценить как шутку. Что паковать? В ветхой наволочке лежали все ее пожитки: смена белья, Библия, огрызок зубной щетки. Неужели это конец? Или ее отпускают? В такое невозможно поверить!

– Я свободна? – спросила она так, на всякий случай.

Надзирательница зашлась от смеха.

– Таких агентов, как ты, никогда не выпускают на свободу живыми. Пришел специальный приказ из Берлина. Тебя переправляют куда-то в Германию, в более безопасное место. Поторапливайся! Группа сопровождения уже ждет тебя! – Женщина вдруг отвела глаза в сторону и прошептала едва слышно: – Там, куда тебя отправляют, на одном везении не продержишься!

Калли вместе с группой других женщин затолкали в крытый грузовик без окон и повезли куда-то в сопровождении большого числа охранников. Потом пересадили в товарный поезд, запечатали все выходы в вагоне, и поезд тронулся и пошел куда-то на восток. Ехали долго, несколько дней и ночей. Наконец, измученных, обессилевших, голодных женщин вместе с котомками выгрузили из товарняка и погнали пешей колонной в сопровождении многочисленных женщин-надзирательниц куда-то дальше. Они шли много километров, пока впереди не замаячили железные ворота трудового лагеря, расположенного к северу от Берлина. Местечко под названием Равенсбрюк. Калли даже отдаленно не могла представить себе в полной мере того, что ожидает их за этими коваными воротами.

Добро пожаловать в ад! Женский концентрационный лагерь Равенсбрюк ждет вас!

 

25

Дезмонд задул все шесть свечей на праздничном торте по случаю своего дня рождения. Мима испекла бисквит в форме автомобильного руля, обсыпав его сверху настоящей шоколадной пудрой и разукрасив цукатами и фруктами. Джесси подарила красивую книжку-раскраску и связала ему новый свитер, пустив в дело пряжу из старого маминого джемпера. Все мамины вещи аккуратно хранились в сундуке, терпеливо дожидаясь ее возвращения домой. Бабушка Фиби подарила внуку целый фунт стерлингов, чтобы он потратил деньги на то, что захочет, присовокупив к подарку еще и неотоваренные купоны на конфеты. Он пригласил на чай трех своих одноклассников, и они гоняли в футбол во дворе, пока не прозвучал гонг, приглашающий всех к столу.

Дезмонду нравилось чувствовать себя взрослым и вполне самостоятельным человеком. Ему целых шесть лет! Огорчало лишь отсутствие друга Жака. Но семейство Лапланш уже покинуло Англию и вернулось домой. После их отъезда дом опустел, в нем стало непривычно тихо… и скучно. Совсем скоро уйдет и Джесси. Дезмонд уже совсем взрослый мальчик, и няня ему не нужна. Когда мама вернется домой, его отошлют в какую-нибудь закрытую школу. Так говорит бабушка. Но лично его вполне устраивала и деревенская школа. Он сейчас ходит в класс мистера Пиарсона и уже научился читать. Свободно читает все те объявления, которые регулярно вывешивают на доске объявлений возле церкви, а также все этикетки в местных лавках.

Когда он вырастет, то тоже станет летчиком, как сержант Кейн, жених Джесси. Он высокий, сильный, и форма у него красивая, вся в ремнях и нашивках. А ремни так поскрипывают при ходьбе! Сержант Кейн принес ему небольшие кусочки обломков от немецкого самолета, Дезмонд потом выменял их в школе на разноцветные стеклянные шарики.

Одно Дезмонду не очень приятно: сержант все время насмехается над его кудряшками. Он даже пообещал лично постричь Дезмонда под ежик. Дескать, со своими локонами он – вылитая Шейла. Так в Австралии, по его словам, называют всех девчонок. Но Дезмонд только удивлялся, слушая бравого сержанта. Вот, к примеру, в его классе есть девочка, которую зовут Шейла Прентис, но она – ну ни капельки! – не похожа на него.

После свадьбы Джесси собирается уехать в Австралию, а свадьба уже совсем скоро. Няня пригласила Дезмонда быть пажом со стороны невесты на предстоящих свадебных торжествах. По просьбе Джесси он должен будет предстать перед гостями в нарядной курточке и килте. И снова Боб Кейн принялся его подкалывать. Это ж надо придумать такое! Мальчишка, щеголяющий в юбке. Девчонка, да и только! На что Джесси моментально возразила, сказав, что в Шотландии килты всегда носят только самые храбрые и доблестные воины. И даже пригрозила, что не пойдет замуж за Боба, если он не позволит Дезмонду, облаченному в килт, нести свадебное кольцо.

Бабушка Фиби даже специально приехала из своего театра на свадьбу Джесси. Венчание состоялось на Пасху в деревенском храме. Все было очень торжественно и красиво: летчики, друзья и однополчане Боба, облаченные в парадную форму, выстроились в две шеренги, образовав некое подобие сводчатого прохода, по которому должны будут прошествовать молодые. Все деревенские собрались у ворот в ожидании невесты. Невеста была чудо как хороша: в розовом платье, с красивым букетом в руках. На голове – розовая шляпка с вуалью. Ее младшие сестры тоже были в нарядных платьях и с букетами цветов. Церковь утопала в цветах. Их было так много, что Дезмонд даже не выдержал и чихнул. У него на курточке была приколота веточка вереска, на счастье.

В саду натянули тент и расставили столы, за которыми потчевали гостей чаем. Там же фотографировались на память вместе с молодыми. Неужели Джесси бросит его и уедет прочь, весь день размышлял Дезмонд. Он не помнил ночи, чтобы няни не было рядом с ним. Если ему вдруг снился дурной сон, она была первой, кто утешала его ласковым словом и снова укладывала в кровать. Бабушка Фиби сказала, что, когда закончится война, Джесси сядет на большой корабль и они вместе с сержантом Кейном поплывут на другой конец света, в Австралию. Там Джесси познакомится с родителями Боба. Они тоже фермеры, как и родители самой Джесси. Отныне Джесси будет жить в Австралии, и там будет ее дом. Но пока ведь война еще не закончилась, и думать об этом не хотелось.

– А можно, я тоже поплыву на том корабле вместе с Джесси? – спросил он как-то раз у бабушки.

Бабушка страшно удивилась:

– Но ты же не ее ребенок! – не сразу нашлась она с ответом. – У тебя есть мама, она скоро вернется домой, и вы станете жить вместе.

Фиби показала на фото в серебряной рамочке. Но Дезмонд лишь равнодушно скользнул взглядом по фотографии. Он не знал, кто эта дама. И ему было все равно, вернется ли она к нему или нет. Он хотел плыть на корабле по морю или даже стать пиратом. А больше всего он хотел навсегда остаться с Джесси.

После свадьбы няни для него настали трудные времена. Молодые уехали на несколько дней в Эдинбург отметить начало медового месяца. Он страшно обрадовался, когда Джесси снова появилась у них в доме. Она привезла ему в подарок пакетик эдинбургской карамели и галстук в тон цветам тартана на его килте. Он был так счастлив, что Джесси снова с ним, подбежал к ней, обхватил ее руками за шею и долго не отпускал от себя.

Впрочем, бабушка тоже была хорошей. Вечерами они вместе листали старые альбомы. Она показывала ему свои фотографии в разных сценических костюмах и школьные фотографии мамы. Смешная девочка с косичками, в школьной форме. Иногда они отправлялись в Лондон, но дом, в котором жила бабушка до войны, разбомбили, и поэтому большую часть времени бабушка сейчас проводила в Далрадноре, за исключением тех дней, когда она отправлялась вместе со своей концертной бригадой на фронт выступать перед солдатами. Да, бабушка была хорошей, но с ней ведь не побегаешь наперегонки по двору, как с Джесси. Бабушка любит спокойные игры. А еще она внимательно слушает каждый вечер радио, пока они с Джесси играют в карты. Бабушка постоянно звонит куда-то и все время расспрашивает у всяких незнакомых людей о маме.

В школе у него случилась маленькая неприятность. Кто-то из сверстников обозвал его отца уклонистом и «белобилетником». Что означало, что отец «откосил» от армии и не был на фронте. Дезмонд разозлился и велел обидчику заткнуться. Хотя бы потому, что у него нет и никогда не было никакого отца, да тот ему и не нужен. Но мальчишки стали смеяться и обзывать его «нянькиным сыночком».

– Если у тебя нет отца, то как же ты появился на свет? – кричали они.

Разумеется, Дезмонд не понял, что конкретно они имели в виду, но на всякий случай он накинулся на мальчишек с кулаками и даже повалил одного на землю. Завязалась драка. Тут во дворе весьма кстати появился мистер Пиарсон и велел драчунам выстроиться в ряд, все получили поровну: шесть ударов ремнем по ладони за драку.

Было больно, но Дезмонд не заплакал. Он держался до тех пор, пока не вернулся домой. Но дома было пусто, не с кем даже было поделиться своей обидой. Джесси провожала мужа на поезд. Тот отправлялся вместе со своей частью в порт. Домой она вернулась расстроенная, с заплаканными глазами. У всех остальных домочадцев физиономии тоже были кислыми. Мальчик понимал, отчего грустит его бабушка. Вот уже много месяцев они не получали от мамы ни одной открытки. Взрослые постоянно о чем-то шептались по углам или за закрытыми дверями.

Однажды бабуля зашла к нему в комнату и сказала, что мама вернется домой еще очень не скоро, а потому он должен быть настоящим мужчиной, вести себя мужественно и не плакать. Бабушка пыталась выяснить в Лондоне, где ее дочь, но лично сам Дезмонд не возражал против формулировки, согласно которой мама «пропала без вести». Предстоящая разлука с Джесси волновала его гораздо больше. А потом вдруг их отпустили из школы, и повсюду стали звонить в колокола, извещая всех жителей деревни, что война окончилась и мы победили. Из окон школы вывесили флаги, прямо на деревенских улицах расставили столы, и хозяйки принялись угощать всех подряд чаем, сдобными булочками, бутербродами, вареньем и домашней шипучкой. И никто не расходился, хотя шел дождь. После чаепития все отправились в приходской клуб и устроили там танцы под аккордеон, на котором лихо наяривал Джимми Берд. Потом мисс Армо-Браун села за пианино, и они хором спели веселую песню. И все смеялись, несмотря на то, что бои где-то еще продолжались.

Джесси сказала, что мужа демобилизуют лишь тогда, когда победа станет окончательной не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Но поскольку об окончании войны уже объявили официально, то она имеет право как жена военного отправиться к месту нового назначения мужа вместе с ним. И тогда Дезмонд расплакался.

– Я тоже хочу поехать вместе с тобой! Не бросай меня здесь одного! Я хочу жить с тобой!

Джесси крепко прижала мальчика к себе.

– Я знаю, детка, знаю! Но это будет неправильно! Ведь ты же сынок мисс Каролины, а она совсем скоро вернется домой, и у тебя снова будет мамочка.

Но мальчик лишь сильнее затряс головой, заливаясь слезами. Не нужна ему никакая мамочка! Ему нужна только Джесси.

 

26

Рассвет едва занимался, когда женщин в сопровождении рычащих собак и вооруженных охранников прогнали через ворота лагеря. В тусклом свете начинающегося дня Калли сумела различить только бесконечные ряды бараков. Вначале всех новеньких затолкали в один барак на санобработку. Их заставили раздеться догола, обсыпали каким-то белым порошком от вшей, потом велели побриться наголо и обрить лобки, и все это под взглядами десятков мужчин, равнодушно взирающих на женскую наготу. Калли выдали линялую голубую рубашку и старую юбку, которая когда-то была красной, а также платок, чтобы прикрыть лысую голову. Никто не протестовал, женщины молча прошли через все унизительные процедуры. Они были слишком оглушены и раздавлены тем, что увидели и услышали, да и устали все после столь долгого и изнурительного марш-броска.

У Калли изъяли все пожитки, но она чудом успела припрятать свои башмаки. Ее зарегистрировали под именем Шарлотта Бланкен, политзаключенная, бельгийка по национальности. Ее статус отныне подкреплял и красный треугольный значок на рукаве вместе с соответствующим порядковым номером. После всех предварительных процедур женщин снова выгнали на холод и развели по баракам. Им было велено самим искать себе место, в крайнем случае обращаться к надзирательницам, отмеченным черными нарукавными нашивками. Те постоянно курсировали по проходу с хлыстами в руках для поддержания общего порядка в бараке.

По обе стороны от центрального прохода высились трехэтажные нары, на которых лежали в полускрюченном-полусогнутом положении сотни женщин, спрессованные, словно кильки в консервной банке. Издали нары были похожи на клетки для животных. Запах стоял такой, что в первую минуту Калли потянуло на рвоту, но она была слишком убита увиденным, а потому сил не оставалось уже ни на что. Страшно пахло мочой, потом, испражнениями. В тяжелом спертом воздухе витали страх и безнадежность. «Неужели здесь можно выжить? – спросила она себя. – Как же я вынесу все это?»

После почти года, проведенного в одиночной камере, вид этой ужасной копошащейся массы человекообразных существ пугал и повергал в шок. Изможденные высохшие тела, облаченные в какие-то лохмотья, впалые щеки, смертельно бледная кожа на лицах, потухшие взгляды, которыми эти несчастные таращились на новенькую. Раньше ей приходилось слышать кое-что о концентрационных лагерях. Но одно дело – слышать, и совсем другое – увидеть все собственными глазами и самой оказаться в таком ужасном месте. Калли невольно содрогнулась, чувствуя, как ее охватывает паника. Она попыталась отыскать в этом сонме мертвых ликов хотя бы одно живое лицо. Или хотя бы одну пару глаз с лучиком надежды во взгляде. Ничего! Женщины понуро молчали, бросая на нее любопытные взгляды и ожидая ее дальнейших действий. Что ж, в глазах этих несчастных она всего лишь еще одна претендентка на жалкие крохи свободного пространства, которое здесь есть, еще одна раба, из которой выжмут все оставшиеся соки, а потом пустят в расход. Или сама успеет сдохнуть от непосильного труда.

Инстинкт самовыживания, который вел Калли через все тяжкие испытания долгих месяцев тюремного заключения, заставил ее почти забыть свое истинное происхождение. В тюрьме Сен-Жиль она стала настоящей Лоттой Бланкен, бельгийкой по национальности, говорящей на французском, и няней по роду своих занятий. Каролины больше не было. Она умерла, или осталась в Далрадноре со своим маленьким сынишкой, или все еще продолжала проходить подготовку на секретных базах разведшколы. Все эти драгоценные факты ее реальной биографии лежали до поры до времени похороненными глубоко в подкорке. Они составляли ее золотой запас, то неприкосновенное богатство или наличную валюту, которая, быть может, понадобится в будущем для того, чтобы выжить. Пусть эти нелюди заморят ее тело, но свое истинное «я» она им растоптать не даст. Эта сокровенная часть ее души навсегда останется неизвестной врагам. Ибо стоит им докопаться до правды, и Каролина навсегда потеряет себя.

Вдалеке послышалась негромкая французская речь, и Калли машинально пошла на звук голосов. Наверное, это барак для иностранцев, подумала она, подходя ближе.

– Lotte! – представилась она. – Et vous? (А вы?)

Ей повезло. Женщины попали в концлагерь сравнительно недавно, и их еще занимали новости извне. Она рассказала им то, что знала сама об освобождении Франции. Пожилая женщина с белыми как лунь волосами жадно схватила ее за руку.

– Слава богу! Скоро все закончится! Пресвятая Дева Мария услышала мои молитвы! – она истово перекрестилась. – Меня зовут Селина. Арестовали за то, что помогала военнопленным бежать из лагеря. Мужа расстреляли. Это – Мадлен, а это – Мари. А тебя как зовут? Как ты оказалась здесь?

Калли коротко изложила им свою легенду. Работала няней в одном приличном доме недалеко от Брюгге. Вместе с хозяевами путешествовала, бывала и за границей. Там научилась немного болтать по-английски. Помогала летчикам обходить стороной секретную линию противовоздушной обороны, но кто-то ее предал, и ее арестовали. Женщины выслушали рассказ молча, не задав ни единого вопроса. Ах, если бы все было так и на самом деле. Увы! Правда гораздо запутаннее и сложнее. Ведь в действительности она ничем не смогла помочь бойцам Сопротивления. Но зато сумела выжить, и это тоже немало. Если повезет, то когда-нибудь она лично засвидетельствует все те ужасы, через которые прошла и видела собственными глазами.

– Говорят, всех новеньких отправляют отсюда в другие лагеря. Там они работают на фермах, строят дороги, разбирают завалы. Но чтобы попасть туда, надо быть молодой и сильной. А тут они вытянут тебе все жилы, а потом отправят в крематорий, – сказала Мадлен, невысокая кареглазая женщина с коротким ежиком темных волос. Она протянула руку Калли и добавила: – Тебе лучше с самого начала знать, что тебя ждет. Здесь – кромешный ад! Сама видишь, тут нас тысячи и тысячи. Настоящая душегубка! А еще у них есть одно славное местечко под названием «Молодежный лагерь». Туда отправляют всех заболевших. Но мы еще пока не видели ни одной женщины, вернувшейся оттуда.

Калли слушала Мадлен с замиранием.

– Да, вот еще что! – прошептала та. – Берегись надзирательниц. Особенно вон той, с толстыми косами и хлыстом в руке. Она поначалу будет строить тебе улыбочки, станет помогать, даже кинет лишний кусок хлеба, но не просто так! За все приходится платить! Она таскает своих фавориток в одно укромное местечко, где те обязаны удовлетворять все ее похотливые желания. А когда очередная пассия ей надоедает, то она находит способ, как от нее избавиться. Так что будь внимательна и не светись! Другие же могут натравить на тебя собак за один случайный взгляд, ненароком брошенный на них, и те загрызут тебя живьем. Ни за что! Так, потехи ради… Не хочу тебя пугать понапрасну, но лучше знать правду с самого начала. Мы ведь для них – не люди, а животные. Или еще хуже, просто безликие номера. Но в душе-то мы знаем, что мы остались людьми, и имена у нас есть человеческие, и наше прошлое никто у нас не отнимет.

– Перестань ее стращать! – улыбнулась Селина. – Держи в чистоте руки, смотри за тем, что тебе дают поесть, и чаще поворачивайся ко всем спиной, тогда и спина целее будет, да и сама тоже. Держись за нас, Лотта. Русские придут не сегодня завтра. Охранники очень боятся русских, что не мешает им обращаться с русскими женщинами хуже всего. Особенно после разгрома под Сталинградом. Как видишь, кое-какие новости просачиваются даже сюда, в это Богом забытое место. Когда начнут гонять на работы, узнаешь много чего.

Несмотря на рассказы подруг по несчастью, Калли очень быстро поняла, что невозможно подготовиться ни морально, ни физически ко всем тем ужасам, которые отныне ей доводилось лицезреть каждый день. Тела повешенных, еще долго болтающиеся на ветру после совершения над несчастными публичной казни. Вереницы заиндевевших от холода девушек и детей, которых на рассвете строем отправляли в газовые камеры. И все они стояли в оцеплении, боясь пошевелиться. Малейшее движение, и зоркий глаз охранника выдергивал очередную жертву из строя, избивал палками, а стоило рухнуть на землю, и тело отдавали на растерзание собакам.

– Стой спокойно. Не смотри! Не показывай, что тебе страшно или тебя переполняет негодование. Смирись! Ты должна выглядеть сломленной и униженной, наступи на горло собственной гордости. Здесь ее у тебя не может быть. Не давай этим нелюдям повода унижать и издеваться над тобой еще больше. И держись нас, – поучала ее Селина. – Вместе мы выживем, поодиночке – никогда! Смотри вверх, поверх колючей проволоки, смотри на деревья, на птиц, летающих в небе. Когда-нибудь и мы взлетим и выпорхнем отсюда, подобно птицам.

Калли слушала наставления Селины, исполненные здравого смысла и житейского опыта, и постепенно ее тело привыкло к холодной и выношенной одежде, а ухо уже не воспринимало ни криков жертв, ни проклятий палачей. Единственное, к чему она так и не смогла привыкнуть, это к ужасающей вони из отхожего места. Она понимала, что рано или поздно она сломается и заболеет. Но ночами у нее еще пока хватало сил отбиваться от непрошеных визитеров, которые подходили к ее логову затем, чтобы схватить миску или отобрать припрятанную корку хлеба. И всегда забивалась в тень, когда на охоту в поисках новой жертвы выходила надзирательница-лесбиянка. Все четверо они вжимались в угол на самом верхнем этаже нар, пытаясь хоть немного согреться теплом друг друга. Зима выдалась на редкость суровой, а в декабре 1944 года на лагерь обрушились такие снегопады, что бараки утопали в снегу почти до самых крыш. Снег хоть на время спрятал от глаз все ужасы и непотребства лагерного бытия. После многочасовых стояний на морозе многие замертво валились на снег. А ведь главное было не просто стоять, а стоять неподвижно, не шелохнувшись в сторону. К счастью для Калли, ее вместе с другими француженками стали гонять на работы за пределами барака, а иногда и за пределы лагеря. Там и кормили чуть получше, и условия для ночлега были чуть более сносными. Они занимались тем, что выкапывали из-под снега замерзшие овощи. Потом их перебросили в другой лагерь. Там они собирали с полей большие валуны и камни для строительства дорог. От постоянного холода Калли уже давно перестала чувствовать и руки, и ноги. Да и тело едва ли могло согреться под тем тряпьем, которое им выдали в качестве верхней одежды. Но, к счастью, у нее на ногах были башмаки. Каждую ночь она привязывала башмаки к своему телу, чтобы их не украли.

– Нам надо бежать! – не уставала повторять Мадлен. В ее голове всегда роились планы, и на перспективу – обретение вожделенной свободы, и на ближайшее будущее – как обобрать кого-нибудь из соседок по бараку.

– Куда бежать зимой? – резонно возражала Селина и заходилась в приступе отчаянного кашля. День ото дня ее кашель становился все более и более удушающим: сказывалась работа на холоде в открытом поле. Женщина с трудом таскала ноги, никак не поспевая за остальными. Подруги как могли прятали ее от строгих глаз надзирательниц. Но днем надо было работать, ворочать огромные валуны и катить их по неровному мерзлому полю. Иногда по двенадцать человек катили один валун, обливаясь потом, чувствуя, как отнимаются от тяжести руки, но нельзя было останавливаться ни на минуту. Все время надо было быть в движении. Одна женщина упала без чувств на мерзлую землю, и тут же подскочил охранник и стал избивать ее своей дубинкой. Несчастная корчилась на земле, пытаясь защититься от сыплющихся на нее ударов.

– Работать! – рявкнул он, обращаясь к остальным, а сам оттащил женщину к краю поля и пристрелил ее там.

– Молчи! – тихо сказала Селина, увидев, как Калли переменилась в лице. – Его час придет!

– Откуда ты знаешь? – прошептала в ответ Калли.

– Сердцем чую! Время работает на нас. Скоро мы будем спасены. Не думай о том, что творится вокруг, иначе эти мерзости уничтожат тебя и физически, и морально.

Они вернулись в лагерь, голодные, полуживые от холода и изнурительного труда. Тело застреленной узницы так и осталось валяться в поле, вмерзая в землю. Впрочем, постепенно Калли привыкла и к смертям: она даже не смотрела в ту сторону, где лежала очередная жертва. Вот только сердце болело все сильнее и сильнее, и каждая новая порция жестокостей ложилась на него тяжелой отметиной. В этом аду не было снисхождения ни к кому, здесь не знали милости или сострадания. Каждая заключенная была всего лишь ломовой лошадью, которую тут же отправляли на скотобойню, стоило ей только оступиться или упасть. А потому выбор у каждой из них был невелик: работай или умри. И умирали. С каждым днем обитательниц барака становилось все меньше и меньше. Наверное, Калли согревала ярость, бушевавшая внутри ее. Она пробирала до самых костей и странным образом согревала тело. «Я выживу, я должна выжить, – повторяла она себе каждое утро. – Я обязана выжить, хотя бы для того, чтобы рассказать всем-всем-всем о том, как это было. Другие ведь уже не скажут. А для того, чтобы выжить, нужно тепло, еда и немного везения, чтобы не попасть в газовую камеру».

– Наверное, у всех у нас есть лишь один способ вырваться отсюда! – невесело пошутила как-то раз Мари, самая молодая из подруг Калли. – Превратиться в белый дымок над крышей крематория. Они ведь уже давно списали всех нас в расход, для них мы уже и не люди, а так, ходячие мертвецы. Но ничего! Будем искать и другие пути!

– Давай лучше думать о чем-нибудь другом! – заметила осторожная Селина. – Предлагаю игру. Сейчас мы все уляжемся на нары, и каждая по очереди расскажет, что бы она заказала себе на ужин. Или на обед. Представим, что мы нарядно одеты, сидим в хорошем кафе или баре и заказать можем что душа пожелает.

– У меня от таких игр голод еще больше взыграет! – простонала Мадлен. – Но лично я бы заказала pot au feu с жирным густым соусом. А еще зеленый салат и винегрет, немного нормандского сыра вигот и мамин десерт, ее вкуснейшие пирожные tarte aux pommes.

– А сервировка стола? – Селина старалась разбудить фантазию Мадлен. – Скатерть какого цвета предпочитаешь? Какие цветы поставишь в вазу?

Вот так они предавались упоительным воспоминаниям, и в какой-то момент Калли даже почувствовала на языке запах пряных трав и чеснока. Лично она выбрала себе пастуший пирог с ароматной хрустящей корочкой, который так превосходно готовила Мима, клубнику со сливками и вкуснейшее мороженое от Капальди. Она мысленно представила себе это пиршество красок и ароматов, и тут же рот наполнился густой слюной. Хорошая игра! Она позволила хотя бы на несколько минут перенестись из этого кромешного ада в родные ее сердцу места. Господи, взмолилась она мысленно, спасибо тебе за то, что ты послал мне таких хороших подруг. Благодаря этим трем женщинам она еще на какое-то время сохранила ясность ума и тем самым продлила себе жизнь.

В следующий раз они придумали новую забаву: решили, что будут отмечать все дни рождения, и каждая должна приготовить специальный подарок-сюрприз для именинницы. Легко сказать! А где его найти, этот сюрприз? И все же, и все же… Когда их гоняли на работы за пределы лагеря, то можно было отыскать в поле первые, робко пробивающиеся сквозь пожухлую траву и снег весенние цветы. Калли сорвала головки полевых маргариток, а потом сплела их в красивое ожерелье для Селины. Селина чахла на глазах, задыхалась, хватала ртом воздух, и после двенадцатичасовой рабочей смены ее приходилось уже почти силком тащить с поля, поддерживая с обеих сторон. Но ожерелье из цветов! Такая радость! Она с удовольствием надела его на себя.

Через неделю случилось то, чего они больше всего боялись: медицинский осмотр. Всех женщин выстроили в ряд перед надзирательницами и охранниками, велели задрать юбки до пояса, выставив на всеобщее обозрение выпирающие тазобедренные кости, уже давно напоминающие живые мощи. Потом надо было пробежаться перед лагерным врачом и эсэсовцами из охраны, продемонстрировать им свою, так сказать, физическую подготовку. Доктор внимательно разглядывал распухшие ноги и отекшие, все в синяках, коленки каждой из бегуний. Калли сконцентрировала все свои силы на том, чтобы выдержать испытание, а потому не сразу обратила внимание на то, что происходит с Селиной. Ее буквально силком вытащили из шеренги, и охранник рыкнул:

– Беги!

Селина сделала пару шагов и упала на пол, сотрясаясь от приступа кашля.

– В отделение реабилитации! – коротко озвучил свой вердикт доктор, и охранники потащили Селину к стоявшей снаружи повозке. Вскоре повозка была загружена до отказа немощными женщинами, которых повезут в так называемый «Молодежный лагерь» на реабилитацию. Они стояли окаменев, не в силах уразуметь, что только что их подругу забрали на верную смерть. А они даже не попрощались с ней. После осмотра надзирательницы скомандовали разойтись по своим местам. Все молча разошлись. Да и о чем говорить? Они понимали: Селину они больше не увидят. Еще один жестокий удар, который надо пережить.

– Нужно как-то выбираться отсюда! – прошептала Мадлен. – Я знаю, Селина будет рада, если мы спасемся.

Всю ночь Мадлен и Мари молились и плакали.

Но Калли не могла молиться. Все чувства в ней выгорели дотла. Страшное опустошение и в душе, и в теле. Не было даже ярости, которая могла бы подпитать ее своей энергией. Впервые за долгие месяцы лишений ей захотелось просто лечь и умереть. Она старалась не думать о том, где сейчас Селина и что с ней. Одна, немощная, с распухшими ногами, которые она едва переставляла, куда они ее поведут? Конечно, отправят в газовую камеру. И никого рядом! Даже священника, могущего утешить в этот предсмертный час. За что? Почему?! Все в душе Калли вдруг восстало против такой вопиющей несправедливости. Она свернулась калачиком в своем уголке на нарах и отрешенно вслушивалась в то, как подруги шепчут слова молитв. Лично у нее надежд более не осталось. Она тоже приготовилась к смерти.

– Нельзя сдаваться! – пыталась приободрить ее Мари. – Пока мы живы, жизнь еще не кончена. И Селина скоро будет свободна! Во всяком случае, ее душа освободится из плена. Вот только деток она своих больше не увидит. А тебя кто дома ждет, Лотта? Ради них стоит побороться за свою жизнь, как думаешь? Держись, подруга! Мы еще поживем!

Иногда на Калли накатывали минуты полного помутнения разума. В такие минуты она уже не узнавала в себе прежнюю Каролину, не могла представить себе личико Дезмонда. Она ощущала себя тем, кем она есть сегодня: Лотта Бланкен. Изможденное тело, кости, обтянутые кожей в сплошных кровоподтеках и ссадинах, бессловесное существо, видевшее столько горя и ужасов. Она все глубже и глубже погружалась в пучину отчаяния. И все ближе подступало безумие, не щадящее тех, кто начинает жалеть себя. Мадлен вовремя заметила эти страшные перемены, происходящие в ней.

– Помни! Мы живем только для того, чтобы вырваться отсюда! Куда подевалась твоя злость? – она трясла подругу за плечи, пытаясь заинтересовать ее своими бесконечными прожектами, как именно им устроить побег. – Будем держаться все вместе, и тогда выживем! Поодиночке – сдохнем! Здесь все же получше, чем в Равенсбрюке. Там ведь вообще сплошной конвейер смерти, а здесь хоть поле видим, дорогу… Но только дашь слабину, и немедленно отправят обратно в Равенсбрюк. А там эти садисты забьют тебя своими дубинками до смерти. Не дай им такого удовольствия, Лотта!

Спустя несколько дней их переправили в другой лагерь в Мекленбурге. Там их бросили на строительство дорог. Трудились днями напролет в сырую промозглую погоду, которая бывает ранней весной. Спасали только телогрейки и шали, которые соорудила всем троим Мадлен из одеяла Селины. Но попробуй потягай тяжеленный каток двенадцать часов кряду, и так изо дня в день. Силы убывали с каждым днем, они чувствовали, что слабеют. Немного приободрили новенькие. Женщины сообщили последние новости с воли: союзники уже вплотную подошли к западным границам Германии – надежда немного согрела озябшие души и тела.

Месяц спустя их безо всякого предупреждения вытолкали ночью во двор, велели собрать пожитки и приготовиться к пешему походу куда-то на запад. Было темно, земля еще была покрыта снегом, оставалось лишь молиться, чтобы их раздолбанные башмаки выдержали этот долгий переход по замерзшей дороге. Они обмотались шалями, натянули на ноги еще по паре носков, которые Мадлен сварганила им изо всякого тряпья, тихонько рукодельничая по ночам, когда никто не видит. Забрали с собой и пожитки Селины, маленький узелок, при одном взгляде на который хотелось плакать. Мари прижала его к груди, и все они вдруг почувствовали себя так, словно Селина все еще с ними рядом и сейчас они бережно поведут ее за собой.

Пленниц гнали всю ночь. Унылая, безмолвная колонна, отмеряющая милю за милей по замерзшей дороге. Время от времени охранники обходили строй, светили фонариками, проверяя, нет ли в шеренгах пустот, но никто их не считал.

– Вот он, наш шанс! – прошептала Мадлен, когда дорога пошла лесом. – Исчезаем по одной и прячемся за деревьями.

Времени на раздумья не было. Калли увидела, как Мадлен скатилась по насыпи и скрылась между деревьев. Охранники не заметили, другие заключенные даже не глянули в ее сторону. Следующей рванула Мари: нагнулась, чтобы поправить свой башмак, и моментально растворилась в темноте. Пришла очередь Калли. Она понимала: сейчас или никогда. Едва ли судьба подарит ей еще один такой шанс. Калли шагнула в ночь, и словно крылья выросли у нее за спиной. Пока никаких выстрелов, и собаки не лают. Вокруг тишина, скованная снегом, и только ветки поскрипывают на морозе. Интересно, решился ли кто-нибудь еще на побег?

Высокие деревья мрачно шумели над головой, внушая суеверный страх, огромное пространство темноты и холода. Дыхание моментально превращалось на морозе в клубы пара. Одна, затерянная в бескрайнем царстве снегов и льда, безоружная… Ужас сковал ее тело. Куда идти? В какую сторону? Калли нерешительно двинулась в глубь леса, понимая, что надо двигаться, иначе она просто замерзнет на одном месте от холода. Сколько таких несчастных жертв она уже перевидала в лагере. Иди, понукала она себя, иди вперед. Каждый шаг – это напряжение воли, но сейчас движение для нее воистину равно жизни.

Забрезжил рассвет, а вместе с ним в душе затеплилась робкая надежда. Вдруг ей повезет снова обрести своих подруг? Конечно, шансов нет, но вдруг случится чудо из чудес… Не может быть, что они ушли далеко. Куда ей податься без них? Одной, без корки хлеба, без малейших шансов на пристанище… Ей надо во что бы то ни стало отыскать их.

– Сюда… Сюда! – услышала она знакомый шепот.

Мари и Мадлен поджидали ее, притаившись за могучими стволами деревьев. Калли бросилась к ним навстречу и обхватила подруг руками в приливе несказанной благодарности и нежности.

– Да! Мы сделали это! Мы свободны! – Марри пританцовывала на снегу, пытаясь согреться. – Но что дальше? Мадлен, твое слово!

Но вот наступил черед и для Калли продемонстрировать все свои умения и навыки.

– Дальше мы найдем себе что-нибудь съедобное и соорудим хижину, в которой можно будет развести костер.

Мадлен бросила на нее удивленный взгляд.

– Но как мы это сделаем? Нас тут же поймают!

– Я вам все покажу! – услышала Калли собственный голос. Малые крохи тех знаний, которые она усвоила когда-то в разведшколе во время тестов на выживание, вдруг сами собой стали всплывать в ее памяти. Самое время поверить теорию практикой! – Нужны сухие ветки и трут, а еще что-то такое, чем можно придерживать трут во время трения. – Внезапно она ощутила небывалый прилив энергии и сил. Да, им все еще угрожает смертельная опасность, у них нет при себе ни документов, ни денег, но она уже точно знала, что надо делать, чтобы спасти себя и своих подруг. Ведь и они тоже спасли ее в свое время и помогли ей выжить в концлагере. Вот и она постарается отплатить им сторицей. Сейчас разведет костер, поймает какую-нибудь живность, которую можно будет зажарить и съесть. Нужно еще обязательно найти воду. И только потом можно будет строить планы на будущее.

 

27

Каждый день Фиби ждала новостей о судьбе Каролины. Она бомбардировала министерство обороны своими обращениями и запросами, требуя от них предоставить ей конкретную информацию о дочери. Но ответов на ее запросы так и не последовало, и тогда она обратилась к члену парламента по своему округу. У того на носу были всеобщие выборы, и политик был занят подготовкой к ним, тем не менее он пообещал вникнуть в суть дела и разобраться во всех обстоятельствах. Фиби потеряла сон, участились головные боли. Дезмонд рос сорванцом, все время норовил улизнуть на улицу поиграть с деревенскими мальчишками, которые за одну минуту могли превратиться из друзей в злейших врагов и наоборот. В школе дела тоже обстояли далеко не блестяще. Джесси даже предупредила Фиби, что мальчишка может попасть в дурную компанию. Иногда Джесси забирала Дезмонда к себе, на ферму родителей, только для того, чтобы дать короткую передышку Фиби.

Боб Кейн продолжил службу на Дальнем Востоке, и Джесси не могла дождаться встречи с мужем. Совсем скоро военные действия должны были закончиться и там. А в Британии жизнь пока была по-прежнему очень трудной. Карточки не отменили, выдаваемый по ним паек стал еще более скудным. Ах, как же мечтала Джесси поскорее бросить все и уехать в Австралию, начать вместе с мужем новую жизнь в другой стране, на новом месте, где всегда тепло и так красиво.

Пришло время и для самой Фиби снова возвращаться в Лондон, подыскивать себе хоть какое-то жилье и думать о том, как возвращаться к профессиональной деятельности. Нужно спасать свою карьеру, точнее, то, что от нее осталось. Она решила подыскать Дезмонду подходящую подготовительную школу где-нибудь рядом с Лондоном, чтобы можно было забирать внука на каникулы к себе домой. Груз проблем, связанных с учебой внука и обеспечением его благосостояния, постоянно давил на Фиби своей тяжестью. Стара я, чтобы принимать на себя ответственность за такого маленького ребенка, вздыхала она. Что же она будет делать, если Каролина не вернется? Разве может она самостоятельно решать судьбу внука без участия дочери?

В один из июльских дней к дому подкатил военный джип, из него вышла женщина в форме офицера связи. Она представилась как миссис Камерон, сказала, что координирует взаимодействие множества самых разнообразных военных подразделений, включая и Женский добровольческий батальон. Фиби в тот день чувствовала себя крайне неважно. Конечно, она надеялась, что женщина привезла ей конкретные сведения о судьбе Каролины, но, если честно, ей хотелось, чтобы нежданная гостья поскорее уехала прочь. Дезмонд опять устроил какую-то бучу в школе, и Джесси снова забрала его к себе на ферму.

Фиби пригласила миссис Камерон в гостиную. Мима подала чай, свежеиспеченные лепешки на соде и варенье из ревеня. Как бы им ни было тяжело, в Далрадноре все обязано быть на уровне.

– Какой у вас красивый дом! – совершенно искренне восхитилась миссис Камерон, разглядывая на стенах старинные картины, пейзажи, писанные маслом. Потом она подошла к окну и стала любоваться прекрасным видом на озеро. – Мисс Фей! – начала она, помолчав. – Уверена, вы хотите знать, как далеко мы продвинулись в поисках местопребывания миссис Ллойд-Джоунз. Мне жаль, что наши поиски затянулись, но мы все еще наводим справки и уточняем данные. После войны на территории Европы скопилось огромное число военных, беженцев, бывших заключенных концлагерей, и все хотят поскорее вернуться домой.

– И где моя дочь? – спросила у нее Фиби напрямик, отбросив излишние, по ее мнению, околичности для соблюдения внешних приличий. Эта женщина должна понять, что неизвестность ее не просто тревожит, а убивает.

– В том-то и дело, что мы до сих пор не знаем, где она и что с ней.

– Что вы имеете в виду? Она находилась на официальной службе. Существует определенный порядок зачисления, должны быть и другие записи в ее личном деле. Да, я догадывалась, что дочь находится где-то за границей!

Фиби взглянула на гостью, но та лишь мило улыбнулась и отхлебнула глоток чая из чашки.

– Все не так просто! Каролина выполняла спецзадание.

– Какое спецзадание? – перебила ее Фиби.

– Боюсь, я не имею права разглашать подробности. Речь идет о государственной безопасности.

Женщина внимательно посмотрела на Фиби, словно желая удостовериться, что та поняла все то, что осталось недосказанным.

– Где именно она выполняла свое спецзадание? – спросила Фиби, сердцем почуяв неладное.

– В Бельгии! Во время оккупации…

– Так я и знала! – затрясла головой Фиби в отчаянии. – Знала, что рано или поздно она преподнесет мне именно такой сюрприз. У нее была няня бельгийка, и какой-то друг тоже оттуда. Так она вместе с ним?

– Если у вас есть какие-то адреса, сообщите нам. Любая зацепка может помочь нам в ее поисках. И, пожалуйста, не волнуйтесь. Я уверена, мы обязательно найдем ее живой и невредимой.

– Она попала в плен?

– Боюсь, что так… Сейчас мы проводим сверку всех документов и через какое-то время…

– Через какое такое время? Война уже закончилась несколько месяцев тому назад! – Фиби почувствовала, как на нее накатывает злость. Что за глупости несет эта бюрократка!

– Наши поиски сопряжены с множеством факторов. – Миссис Камерон выпрямилась. – Вы должны понять, что…

– Она жива? – сердце глухо заколотилось в груди.

– К сожалению, и на этот вопрос я не могу дать вам четкого ответа. Пока мы ничего не знаем о ее судьбе. Ничего конкретного… Как только нам станет известно хоть что-то… Пока же мы располагаем лишь информацией о том, что она сидела в тюрьме Сен-Жиль в Брюсселе. Там ее видели в 1944 году.

– Следовательно, больше года тому назад… А где же она сейчас? Значит, и все те открытки, которые мы получали от нее… это вы их… да? – Фиби захотелось подбежать к женщине, схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но та всецело ушла в созерцание обоев на стене.

– Это – общепринятая практика для спецслужб.

Миссис Камерон снова напустила на себя строго официальный вид, стараясь не сболтнуть ничего лишнего. Но Фиби жаждала подробностей. Ей не нужны были общие слова.

– То есть получается, что все это время вы водили меня за нос, лгали, кормили пустыми обещаниями. А сейчас вы хотите предупредить меня, что стоит приготовиться к худшему, да?

– Совсем не обязательно. Но нам надо время, чтобы прояснить все факты до конца. Мне жаль, что я не могу сообщить вам ничего определенного, но это так и есть на самом деле. Мы ведь еще в самом начале наших поисков.

– Но хотя бы скажите мне, что она там делала, в этой Бельгии!

Миссис Камерон откусила кусочек лепешки, тщательно прожевала его и ничего не ответила.

– Будь оно все неладно! У нее же маленький сын! Что я скажу ему?

Повисло тягостное молчание.

– Пока ничего! – проронила женщина после долгой паузы. – Но надежда, как вам известно, всегда умирает последней…

– Не одна же моя Каролина там была! Были ведь и другие женщины. Они вернулись?

– Да, некоторые вернулись. Остались в живых, даже пройдя через немецкие концлагеря.

– А другие?

– Я не владею всей информацией. У меня ведь нет доступа ко всем подразделениям нашей службы.

– Понятно! – недовольно поджала губы Фиби. – Моя дочь пропадает без вести, выполняя особо важное задание государственного значения. И никто даже не соизволит объяснить мне внятно, чем она занималась и зачем туда поехала.

– Прошу прощения, мисс Фей, но моя сдержанность вполне объяснима. Существуют четкие инструкции касательно того, какой объем информации подлежит разглашению. Но заявляю вам со всей ответственностью: на данный момент вы знаете о судьбе своей дочери ровно столько, сколько знаем мы. Как только появятся какие-то дополнительные новости, мы немедленно проинформируем вас. Думаю, Каролина тоже бы захотела, чтобы вы были в курсе.

– Вы говорите о моей дочери так, словно ее уже нет в живых.

– О нет! Что вы! Я просто неправильно выразилась! Немного устала от долгой езды сюда. Но мне хотелось самой сообщить вам то немногое, что нам пока известно. И повторяю, – миссис Камерон поднялась со своего места, – надежда умирает последней! Мне жаль, что на сегодняшний день я не могу сообщить вам большего.

– Что ж, как у нас говорят, отсутствие новостей, – это тоже хорошая новость! – тяжело вздохнула Фиби.

Она тоже поднялась вслед за гостьей, но, видно, сделала это чересчур резко, потому что у нее вдруг закружилась голова и все поплыло перед глазами.

– Согласна! Давайте договоримся так! Как только у меня появятся какие-то новые сведения, я немедленно позвоню вам. Рада была познакомиться с вами, мисс Фей. Вы можете гордиться своей дочерью. Она – мужественная и бесстрашная женщина.

Вот на такой комплементарной ноте миссис Камерон распрощалась с хозяйкой дома и быстро ретировалась прочь, оставив Фиби стоять неподвижно посреди гостиной в полном замешательстве. Ей вдруг стало по-настоящему страшно, ноги налились свинцом, и она поняла, что не может сдвинуться с места. Кое-как она дотащилась до кресла и рухнула в него как подкошенная.

– Каролина! Девочка моя! Где ты? Зачем?! Ради чего ты согласилась на эту безумную затею? – прошептала она, чувствуя, как кровь приливает к вискам и пульсирует в голове. Сотни молоточков застучали в ушах все сильнее и сильнее, и голова ее начала дергаться в такт этим ударам.

Когда Мима зашла в гостиную, чтобы забрать поднос, она обнаружила Фиби сидящей в кресле и слепо таращащейся в окно. Лицо у нее было перекошено, язык вывалился изо рта, тело обмякло и лежало неподвижно. Хозяйка даже не смогла поднять руки.

– Мадам! Что с вами? – в ужасе воскликнула Мима. – Джесси! Быстрей сюда! Надо срочно звонить доктору! Мадам! Не двигайтесь!

Фиби молчала, не в силах пошевелить губами. Она чувствовала, что ее тело вдруг стало безвольным и абсолютно непослушным, словно какую-то часть его заморозили. «Что же это такое, – мелькнуло в ее угасающем сознании, – что со мной происходит?» Но все вдруг стало расплываться перед глазами, мельтешить и двоиться, и она провалилась во тьму.

 

28

Калли из последних сил пыталась высечь искру, чтобы разжечь сухой трут, ветку, которую они подобрали в лесу. Наконец им удалось развести огонек, которым они принялись обогревать камни, чтобы потом согреть о них замерзшие руки. Пламя разводить нельзя. Слишком велик риск, что дым от костра будет замечен. Женщины насобирали сосновых шишек, многие еще с семенами, и подрумянили их на огне, потом растопили снег в банках, некое подобие горячего питья. Ели семечки медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Кто знает, когда доведется положить что-то на язык в следующий раз?

– Здесь оставаться нельзя! – сказала Мадлен. – Если мы двинемся на запад, то, вполне возможно, выйдем на союзников. Мы должны все время идти.

– Но мы же не знаем, где эти союзники сейчас! – резонно возразила ей Мари. – Быть может, лучше для начала податься в город и разузнать там, что и как.

– Ты с ума сошла! – возмутилась Мадлен. – Да в этих арестантских лохмотьях нас сцапают в два счета.

– Не сцапают! – возразила ей Калли. – Мы пойдем в город ночью. У меня есть кое-какие задумки. Но для начала надо сорвать с себя лагерные повязки и номера. Сверху на нас темные телогрейки, а если удастся подыскать кое-что из одежды…

– Как мы станем искать? – упорствовала Мадлен. – Документов у нас при себе нет. Нас схватит первый же встречный. И отправят назад, в Равенсбрюк. Уж лучше сразу умереть!

– Никуда нас не отправят, вот увидишь! – убежденным голосом отрезала Калли. – Поверь мне!

Вторую ночь они отсиделись на окраине Мекленбурга в полуразрушенном от бомбежек доме. Калли провела небольшую разведку на местности. Вдалеке виднелись хозяйственные постройки, очень похожие на фермерское хозяйство. Разумеется, к хозяину фермы она не станет обращаться за помощью, но, быть может, что-то осталось на полях неубранным. Надо дождаться рассвета. Утро занялось холодным и ветреным. Ветер трепал постиранное белье, развешенное на веревках подле дома. Как давно, подумала Калли, она сама мечтает почувствовать на своем теле чистое и свежее белье.

– Оставайтесь здесь, и ни шагу из дома! – приказала она подругам.

– А ты куда?

– Туда! – Калли с улыбкой кивнула на фермерское хозяйство.

– Совсем голову потеряла, да? – схватила ее за руку Мари.

– Постараюсь раздобыть хоть какие-нибудь тряпки! – Калли показала на развевающееся на ветру белье. – Нам нужно во что бы то ни стало избавиться от арестантской робы.

– А если они спустят на тебя собак?

– С собаками тоже можно договориться, – уверенным тоном отрезала Калли.

Прежняя сноровка, приобретенная когда-то на многотрудных тренировках, возвращалась к ней. Крадучись, она приблизилась к дому, стараясь держаться подветренной стороны, чтобы не учуяли собаки, если они есть на ферме. Почти на четвереньках она проползла по тропинке, утопающей в грязи, к тому месту, где висело белье, схватила с веревки мужскую рубашку, простыню, одну нижнюю сорочку и несколько пар носков. Чуть поодаль висела очень симпатичная блузка, но Калли не рискнула позариться на нее, вовремя заметив сторожевого пса, который уже навострил уши и стал принюхиваться, заслышав подозрительные шорохи. Так же осторожно она поползла назад, пряча на груди свои бесценные трофеи.

Подруги страшно обрадовались ее добыче. Теперь у них было чем замаскироваться. О том, чтобы сбросить платья совсем, не могло быть и речи. Нужно было любой ценой сохранить хотя бы остатки того тепла, которое давала эта ветхая одежда. Простыню они разорвали на квадраты в форме головных платков и повязали ими свои остриженные наголо головы. Остальное пошло на шарфики и прочий камуфляж.

Поход на ферму потребовал от Калли слишком больших затрат и душевных сил, и физической энергии. Она как-то неожиданно обмякла, почувствовав страшную слабость во всем теле. Идти в ногу с остальными у нее уже не получалось. А идти нужно было во что бы то ни стало, и они шли, голодные и холодные, покрытые волдырями и ссадинами, стараясь передвигаться только в самые ранние, предрассветные часы. Продвижение давалось медленно, все время хотелось пить, приходилось утолять жажду даже грязной дождевой водой. Уже три дня у них не было ни крошки во рту, у всех троих начались желудочные спазмы и колики, а Калли, в придачу, стало еще и тошнить. Видно, грязной воды она выпила больше остальных. Ей вдруг сделалось жарко, хотя тело сотрясал озноб. Идти дальше она уже просто не могла, но и задерживать остальных тоже не имела права. Показались первые пригороды Лейпцига.

– Бросьте меня здесь! – взмолилась она, обращаясь к подругам, но те и слушать не стали и потащили ее за собой.

Но прошли они совсем немного, потому что впереди замаячил наряд СС. Солдаты заметили женщин и двинулись в их сторону. Сердце у Калли упало. Что они скажут? Ведь у них нет при себе никаких бумаг: ни удостоверений личности, ни пропусков. А уже темнело.

– Молчите! – неожиданно прикрикнула на подруг Мадлен. – Все беру на себя! А вы притворитесь умирающими лебедями. Сделайте вид, что вам очень плохо.

Женщины прильнули друг к другу и замерли в страхе.

– Документы! – заорал один из эсэсовцев, подойдя к ним почти вплотную, и внимательно оглядел подозрительную троицу.

Мадлен выпрямилась во весь рост и проговорила почти на безупречном немецком:

– У нас нет при себе документов! Они в лагере! – она неопределенно махнула рукой куда-то в сторону. – Мы – француженки. Работаем в здешнем лесу. Взгляните на нас! Мы же все в иглице. А вот эта заболела совсем, и нам велели отвести ее в медчасть. У нее началась лихорадка. Не подходите близко! Вдруг это туберкулез?

Солдат тут же отпрянул назад и с интересом уставился на Калли. Та уже едва стояла на ногах. Пот обильно катился по ее лицу. Конечно, не вызывало сомнения, что дотащить такую больную одной женщине было бы не под силу. Вот и выделили для сопровождения двоих.

– Проходите! – коротко скомандовал немец, и женщины, все еще не верящие своему счастью, что так просто вырвались из рук эсэсовцев, заковыляли дальше и вскоре растворились в сгущавшихся сумерках.

Вот уже во второй раз Мадлен спасла всем им жизнь.

– Нужно держаться уверенно! – наставительно заметила она подругам. – Отвечайте, глядя им прямо в глаза! Врите, несите всякую чушь, какая придет в голову, но на хорошем немецком. Слава богу, у меня с немецким полный порядок! Вот одно из преимуществ того, что мы жили на границе с Эльзасом, – добавила она не без гордости в голосе.

Когда они подошли вплотную к городу, то увидели толпы людей с гружеными повозками и тележками, в спешном порядке покидающих город. На повозках вперемешку лежал домашний скарб, плакали дети, растревоженно кудахтали куры. Жители Лейпцига, практически стертого с лица земли мощнейшими бомбардировками, покидали город, спасаясь от голода и смерти.

– Русские вот-вот войдут в город! – предупредили они беглянок. – Поворачивайте назад!

– Нам надо поискать себе кров для ночлега! – проговорила Мари, оглядывая стремительно пустеющие улицы города. – Больше мы не можем идти! – И тут взгляд ее сам собой выхватил из городского ландшафта церковный шпиль. Церковь, как оказалось, была почти в двух шагах. – Вот и замечательно! – обрадовалась Мари. – Уж они-то наверняка дадут нам приют! Не посмеют ведь выставить вон из Божьего дома! Вот она, наша последняя надежда!

Калли с трудом поднялась по ступенькам, ведущим к храму. Мари открыла массивную деревянную дверь. Внутри было холодно и царил полумрак, освещаемый только нескольким десятком горящих свечей. Калли в изнеможении опустилась на пол возле самых дверей. Расписанный фресками потолок поплыл у нее перед глазами, превращаясь в стремительный калейдоскоп цветовых пятен. Храм оказался не лютеранским, а католическим. Позолоченные статуи святых выступили вдруг из темноты и с жалостью уставились на болящую.

А следом из исповедальни показался и сам священник.

Мари тут же рухнула перед ним на колени и взмолилась.

– Помогите, умоляю! Предаем себя в ваши милосердные руки, отче! Наша подруга очень больна. Мы – французские рабочие. Нам нужна ваша помощь. Мы уже три дня ничего не ели. Проделали такой огромный путь, но идти дальше у нас уже нет сил.

– Вы сбежали из лагеря? – спросил он, окинув внимательным взглядом каждую.

– Да! Из рабочего лагеря под Мекленбургом. Нас погнали куда-то, и мы сбежали по дороге. Если нас поймают, то обязательно повесят. Пожалуйста, умоляю вас! – добавила она уже на немецком. – Помогите нам! Нам больше не к кому обратиться за помощью. Лотта очень больна. Мы все пили грязную воду, и вот результат…

Священник запер на засов церковную дверь и поманил их к себе.

– Ступайте за мной! Хватит сил, чтобы вскарабкаться по лестнице наверх? – Он повел их по винтовой лестнице вверх, под самую крышу на колокольне. Калли уже не шла, а ползла, цепляясь за каждую ступеньку руками и ногами. – Ждите меня здесь! – скомандовал он всем троим, когда они, наконец, вскарабкались на площадку рядом с колоколами. – Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть.

Когда священник ушел, Мадлен и Мари принялись гадать, выдаст ли он их гестаповцам или нет. Неужели они спаслись? Пока однозначного ответа на этот вопрос у них не было. Время покажет, справедливо рассудили женщины. И лишь Калли мало волновало, что будет потом. Ее сознание угасало, и в эти последние мгновения перед наступлением полного мрака она вдруг увидела, как над ней закружился хоровод из ангелов. Острая боль пронзила тело, пот ручьями лил по лицу. Какая разница, останется ли она жить или умрет прямо сейчас?

Калли разбудил колокольный звон. Она обвела глазами крохотную комнату с кафельными стенами. Поначалу взгляд ее никак не мог сконцентрироваться ни на чем. Какие-то тени скользили вокруг. Наверное, это все же люди, подумала она, заметив раковину и кувшин. Она лежала на чистых простынях, на кровати возле высокого сводчатого окна, за которым виднелось дерево с густой зеленой кроной. Солнечные блики скользили по комнате. Было тепло и приятно.

– Наконец-то очнулась! – пробормотала женщина на плохом французском. – Наша спящая принцесса проснулась!

– Merci, Madame! – почти на автомате прошептала Калли по-французски и добавила: – Где я? В Брюсселе?

Какой же кошмарный сон ей приснился!

– Вы в госпитале при монастыре Святой Елизаветы… Не волнуйтесь! Война уже окончена. Вы нам больше не враг, а мы перестали быть вашими врагами. Вас привез к нам отец Бернард. Сказал, что вы потеряли сознание в его церкви.

– Так это не тюремный госпиталь? – переспросила Калли. Она вдруг смутно вспомнила каких-то надзирательниц, охранников с собаками, но воспоминания были расплывчатыми и никак не сливались в единую картину. Интересно, кто этот отец Бернард, имя которого только что упомянули?

– Пожалуйста, не напрягайтесь! Вы очень долго и серьезно болели! А потому пока никаких резких движений. Вам вообще нельзя двигаться. Слава богу, что вы хоть пришли в себя. Ваше тело, в нем уже почти не было жизни, а теперь вы вот ожили! Настоящее чудо!

– Но где я? – снова повторила Калли. Она все еще никак не могла уразуметь смысл произошедших с ней перемен. В голове – полный туман, мысли путаются. Кажется, ей снилось, что она бежит по лесу, удирает от солдат, а за ней гонятся собаки, слышатся выстрелы, какие-то люди прячутся за деревьями, на снегу валяются убитые. Потом вдруг стали мерещиться скелеты на полу в какой-то камере. Ум отказывался воспринимать происходящее. Ее рассудок напоминал паровой двигатель, из которого выпустили пар, шестеренки отчаянно стучат, но сцепления между ними нет. Разрозненные обрывки воспоминаний мелькают и исчезают, никак не складываясь в целостную картину прошлого. Почему она ничего не помнит? Что делает в этом монастыре? Калли бессильно откинулась на подушки. Слишком много вопросов. Она уже успела устать, едва задав их себе. И последний вопрос. Так кто же она такая? Не помнит! Она даже не знает, как ее зовут. Последнее открытие вызвало панику.

Днем ее навестил врач. Белый халат, очки… Он внимательно осмотрел пациентку, прослушал, простучал грудь, пощупал мускулатуру, велел открыть рот и изучил язык и полость рта. Вот только в глаза ей он не взглянул ни разу.

– Кто я? – спросила она у него беспомощным голосом, словно маленький ребенок.

– Согласно документам, вы – француженка. Работали в лагере. Вас доставил к нам священник, сказал, что вы нуждаетесь в уходе, – ответил врач, старательно избегая встречаться с нею взглядами. Он говорил по-французски плохо, с трудом подбирая слова. – У вас было сильное инфекционное заражение, сопровождавшееся лихорадкой, и это на фоне полнейшего истощения организма и общей простуды.

– Пожалуйста, помогите мне вспомнить хоть что-то!

Врач делал какие-то пометки в истории болезни, он даже не оторвался от карточки.

– Наберитесь терпения, мадам! Чтобы оправиться после такой серьезной болезни, нужно время. Вы вспомните тогда, когда ваш организм будет готов вспоминать. Иногда ведь люди забывают прошлое во благо себе. Сестры сказали, что в бреду вы бормотали что-то на голландском и даже пели какую-то колыбельную на этом языке. Может, такая подробность поможет вам вспомнить все остальное! – Врач бросил на нее странный взгляд. – Вашу одежду сожгли. Судя по ней, вы были в каком-то концлагере. Вот еще одна деталь, которая может навести вас на какие-то воспоминания. Могу добавить, что вы рожали и у вас был ребенок. Это я определил по вашему телу. Вот такие, пока разрозненные, фрагменты единой шарады. Может, они имеют какой-то смысл, может, нет! В любом случае шараду придется решать вам самой.

Доктор поднялся с места и пружинистым шагом направился в другую палату. Все его слова показались ей бессмысленными. Никакой связи в них она не уловила. Впрочем, и особого желания ломать себе голову над словами доктора у нее пока не было. Зачем, в конце концов, ей волноваться? Здесь сухо, тепло, чисто. Воистину, самый настоящий рай. Чего же еще хотеть?

Упражнения, включенные доктором в курс реабилитации, давались Фиби с трудом. Напрасно она пыталась поднять парализованную руку. Рука не поднималась. Она висела крюком на перевязи, больно ударяя в грудь. Одна сторона тела отнялась у нее полностью, а терпения и сил на то, чтобы снова сделать себя подвижным человеком, у нее не было. Речь через какое-то время вернулась, но она стала бессвязной, не слова, а скопление звуков, порой похожих на мычание. Поддерживать нормальный разговор Фиби уже не могла.

Конечно, врачи госпиталя в Глазго, куда ее поместили сразу же после инсульта, потрудились на славу. По прошествии какого-то времени Фиби перевели для прохождения дальнейших процедур в частную лечебницу с видом на Клайд, но процесс восстановления шел крайне медленно. Врачи диагностировали множество кровоизлияний, которые были у нее еще до того, как минувшим летом случился самый главный удар, приковавший ее к инвалидному креслу. Прогресс обязательно будет, уверяли они, но для этого надо немало потрудиться: регулярно выполнять все упражнения, пытаться встать на ноги, но главное – научиться жить со своей немощью. В конце концов, есть палки, на которые она станет опираться при ходьбе, а если устанет, то может пересесть в инвалидное кресло на колесиках. Все сейчас зависит только от нее самой, и ни от кого более. Логопед тоже обнадеживал, сулил хорошие результаты уже в ближайшем будущем. Но занятия по речи следует посещать регулярно. Как бывшая актриса и певица она должна снова научиться владеть своим дыханием, правильно произносить звуки и все такое прочее, а ей категорически ничего не хотелось делать. Больше всего она желала лишь одного: чтобы ее оставили в покое и не трогали. Лечащий врач сказал, что такая апатия – это тоже свидетельство того, что пошел процесс выздоровления.

– Для вас все произошедшее стало огромным потрясением. Вы – сильная, волевая женщина, привыкшая быть независимой во всем, а тут такое! Конечно, вы восприняли свою болезнь очень тяжело.

Ох уж эти доктора! Разве ее лечащий врач понимает, каково это – в одночасье стать совершенно беспомощным человеком, который не может ни ходить, ни говорить, ни самостоятельно встать или сесть? За всю свою жизнь Фиби практически ни разу не болела. И вдруг такое! Самое ужасное, что ее перестало интересовать абсолютно все. Разве что радио она еще продолжала слушать, но при этом часто засыпала прямо по ходу трансляции пьесы или какой-нибудь интересной дискуссии и потом уже не могла вспомнить ни сюжета пьесы, ни темы дискуссии.

Слава богу, на страже Далраднора по-прежнему стояли Мима и Джесси. Но сколько еще они смогут держать эту круговую оборону? И что потом ей делать с Дезмондом? Ведь никаких новостей о Каролине все еще нет. Ах, Каролина, Каролина! Девочка моя! Жива ли ты еще? Наверное, ее дочь погибла, а все эти люди просто не решаются сообщить ей эту страшную новость. Ждут, пока она хоть немножко окрепнет. Других объяснений их затянувшемуся молчанию у Фиби не было.

По всему выходит, что отныне все заботы о внуке ложатся только на ее плечи. И как она сумеет справиться с подвижным, как ртуть, шестилетним сорванцом? Разумеется, нужно, чтобы рядом с ребенком постоянно был кто-то помоложе и поэнергичнее. Такая женщина, как Джесси, к примеру. Но Джесси уже сидела на чемоданах и не могла дождаться момента, пока ей вручат разрешение на выезд вместе с билетом на пароход, который доставит ее в Австралию. Остается единственный выход: отослать мальчика в какую-нибудь закрытую школу с пансионом, но желательно совсем недалеко от дома. Да, но что она станет делать с внуком во время долгих летних каникул?

Фиби лежала в кровати, часами обдумывая будущее Дезмонда. Мысли о внуке заставляли ее хоть на время забыть о собственных проблемах, даже боль отходила куда-то на второй план. А что, если ей заняться поисками его отца? В конце концов, у того ведь тоже есть какие-то обязанности перед сыном. Для начала стоит, пожалуй, отыскать его родных в Уэльсе. Пусть хоть на время заберут мальчика к себе, пока она будет восстанавливаться после инсульта. Впрочем, она ни разу не слышала от Каролины, чтобы та контактировала когда-либо с родителями мужа. А с учетом его криминального прошлого, может, и не стоит ворошить это осиное гнездо.

Невеселые мысли не добавляли настроения и не способствовали скорейшему выздоровлению. Вот если бы ей удалось пристроить Дезмонда в хорошие руки, куда-нибудь, хоть на несколько месяцев, максимум – на год, тогда бы душа ее успокоилась и дела пошли бы на поправку. А там, глядишь, она могла бы даже возобновить свою театральную карьеру. Ах, ничто и никогда в ее жизни не шло гладко. Так стоит ли удивляться, что судьба приготовила ей в очередной раз такой неприятный сюрприз? Но, как говорится, чему бывать, того не миновать. Надо жить и двигаться вперед. И одному лишь Богу известно, что там ждет их впереди.

По мере того как к Калли возвращались силы, она все более и более привязывалась к обители, к неспешному, размеренному существованию, так благотворно действующему на ее мятущуюся душу. Монастырская церковь стала для Калли тем приютом, где она обретала истинный покой, умиротворяющий хаотичный бег ее мыслей. Красивая музыка, приятные голоса, все проливалось бальзамом на ее измученную душу и воспаленный ум. Именно в церкви вдруг забрезжили в ее сознании осколки неких событий, якобы бывших с ней. Расписанный фресками потолок, сонм ангелов, кружащихся над ней, потом она ползком поднимается куда-то наверх, и каждая ступенька – это страшная пытка, словно это не лестница, а ее покаянный маршрут на Голгофу.

Однажды ее навестил старый священник. Он назвался отцом Бернардом. Он рассказал ей, что знал, поведал о тех двух молодых женщинах, которые привели ее к нему в церковь. Это они спасли ей жизнь, сказал прелат.

– Вы попали в концлагерь из Бельгии. По национальности вы – бельгийка. Господи всемилостивый! Прости этим злодеям все их беззакония, которые они творили против несчастных женщин и детей. Сейчас на территорию лагерей пускают местных, чтобы они собственными глазами увидели все те ужасы, которые происходили в нашей стране. Пусть все знают, на что способен народ, ведомый безумцем! – голос священника дрогнул, он замолчал, смахнув набежавшие слезы. – Вот он – наш позор! Не ваш, а наш! Женщины называли вас Лоттой, сказали, что вас арестовали в Брюсселе.

– Спасибо, что спасли нас! – прошептала Калли. – А мои подруги, они все еще здесь? – Она вдруг явственно представила себе их лица и даже вспомнила их имена: Мари и Мадлен, и радостно заулыбалась от того, что сумела вспомнить хоть что-то.

– Нет! – покачал головой священник. – Когда американцы вошли в город, они начали в массовом порядке отправлять заключенных концлагерей и тюрем назад, к себе на родину. Эти молодые женщины тоже уехали. Они, кстати, упоминали еще одно имя: Селина.

Селина! Словно яркая вспышка солнца озарила сознание и рассеяла прочь туман. Калли вдруг отчетливо представила себе, как несчастная Селина пытается сделать своими распухшими ногами хоть несколько шагов перед охранниками прежде, чем ее признают негодной и обрекут на смерть. Но тут же в голове снова все смешалось. Она услышала, как рычат псы, увидела, как их натравливают на жертву, явственно ощутила запах страха и ужаса, заполнивший все пространство вокруг, и в испуге закрыла глаза, пытаясь вычеркнуть из памяти страшные картины истязаний.

– Нам не удалось спасти Селину! – проронила она едва слышно. Она рассказала священнику все, что смогла вспомнить, и они оба залились слезами, молча оплакивая невинные жертвы.

– Так вы все же вспомнили!

– Да! Но лучше бы мне этого не вспоминать! Разве можно жить с грузом таких тяжелых воспоминаний? – воскликнула она в отчаянии.

– Бог даст вам силы, дитя мое! И Он сам укажет вам путь в прошлое. Пока вы еще только в самом начале этого пути. Вам еще предстоит окрепнуть, набраться сил. Но, как говорят верующие, коли есть спина, то обязательно найдется и крест, который придется тащить на себе. Одного не могу понять! Где был Господь, когда творилось это вселенское зло? Был ли Он там в то время? – священник подавил тяжелый вздох. – Видно, нам, немцам, никогда не вычеркнуть этих позорных страниц из мировой истории. Желаю вам, Лотта, счастливого паломничества в собственное прошлое, кем бы вы ни были на самом деле. Да пребудет Господь с вами всегда, дитя мое!

Шли недели, а вместе с ними множились и ее воспоминания, ужасные, страшные, леденящие душу картинки тюремного заключения, отправки в концлагерь… Но почему ее арестовали? За что? Стоило ей задать себе этот вопрос, и словно какая-то невидимая рука захлопывала прямо у нее перед носом тяжеленную железную дверь. Огромная дверь стремительно росла в своих размерах, напоминая какое-то чудище, и она была заперта на ключ, но вот ключа, чтобы открыть эту ужасную дверь, у нее не было. Потом вдруг ей стали сниться странные сны: островерхая черепичная крыша, зеркальная гладь озера, старая лошадь, пасущаяся в поле. Перед ее глазами появлялись какие-то лица и тут же исчезали. Она даже не успевала рассмотреть их или тем более узнать. Утром она просыпалась с намерением разобраться во всех этих сновидениях, старалась ухватить ускользающие от нее образы, и от этих усилий начинала болеть голова. Ей стало мерещиться, что все эти незнакомые люди зовут ее, хотят ей что-то сказать. Но что?

Наконец она нашла себе занятие по душе. Какое счастье, что она тоже может быть полезной. Калли стала ухаживать за больными, выносила утки, приносила лекарства, словом, как могла, щадила ноги пожилых монахинь. Ей доставляло удовольствие чинить прохудившееся белье, латать наволочки и простыни. Она даже научилась делать красивую ажурную штопку, которую так искусно выполняли монастырские послушницы. Она также любила пристроиться рядом с кружевницами и могла часами наблюдать, как те плетут кружево, виртуозно переплетая множество нитей. Милые вещицы, которые выходили из рук кружевниц, шли потом на продажу, пополняя скудный монастырский бюджет. Но довольно скоро Калли поняла, что время ее пребывания в монастыре стремительно подходит к концу. Она ведь не католичка. Она не знает ни их молитв, ни их обрядов. Хотя присутствие на мессах всегда приносило утешение и какую-то особую радость ее израненной душе.

Сны из прошлого снились все чаще, они стали более четкими и ясными. Исчезла куда-то железная дверь, олицетворяющая собой тюремный каземат. Вместо нее появилась деревянная калитка, каменная ограда со ступеньками для перехода на другую сторону, туда, где открывался чудный вид на горы и озеро. Однажды на рассвете, уже в конце ноября, ей приснился маленький ребенок, мальчик, в ореоле каштановых кудряшек на голове. Вот он бежит к ней навстречу, носится наперегонки по зеленой лужайке вместе с рыжим псом и просит ее: «Ну, спой мне, мамочка, эту песенку еще раз!» Калли словно током подбросило на кровати. Она уселась и вдруг сказала на английском: «Дезмонд? Это ты?» – и почти сразу же забилась в истерике: «Дезмонд! Где ты? Вернись!» На крики прибежала одна из сестер.

– Что случилось, Лотта? Снова приснился дурной сон?

– Взгляните туда! – Калли ткнула пальцем в голую стену. – У меня есть сын! Его зовут Дезмонд. Он только что был там. Я хочу к нему! – Она вскочила с кровати, подбежала к стене, словно пытаясь удержать видение. Но ребенок растворился в воздухе. – Дезмонд! Где же ты? Подожди! – продолжала она звать сына во весь голос.

Одна из монахинь принесла Калли успокаивающий чай из ромашки. Остальные сестры собрались вокруг ее постели: впервые они услышали, как она заговорила на своем родном языке. Калли без сил откинулась на подушки. Счастливая улыбка блуждала по ее лицу. Груз неизвестности свалился с плеч. Она нашла ключ от запертой двери, и дверь распахнулась. Она свободна! И может ехать домой! Да, ей нужно срочно возвращаться домой!

– Я хочу написать письмо. Мне нужны открытка и марка. Пожалуйста! Хочу известить своих близких, что возвращаюсь домой! Пожалуйста! Помогите мне вернуться в Англию!

Одна из монахинь, сестра Береника, с изумлением уставилась на Калли.

– Чудо какое-то! – прошептала она растерянно.

– Никакого чуда, сестра! – ответила ей другая монахиня. – Просто сработал материнский инстинкт! Она должна найти своего сына.

Женщины отыскали старую открытку, еще довоенной поры, с изображением одного из соборов Лейпцига, и Калли трясущейся рукой нацарапала на обороте: «Сынок! Твоя мамочка жива и скоро вернется домой», а потом неуверенным почерком подписала полный адрес: «Далраднор-Лодж, Шотландия». Молоденькая послушница отнесла открытку на почту.

Ох уж эта почта в первую послевоенную зиму! Вся Европа, казалось, сдвинулась с места. К тому же спор за сферы влияния и контроля над оккупированной Германией между странами-победительницами был в самом разгаре. Не говоря уже о том, что сотни бывших военных, тысячи беженцев продолжали блуждать по стране в поисках пристанища. Разбои и мародерство стало обычным делом. Все искали деньги, драгоценности, ценные бумаги – словом, все, что можно продать или обменять на продукты и оружие. Участились нападения и на почтовые поезда. Грабители наивно полагали, что в опломбированных мешках перевозят банковскую наличность. В один из декабрьских дней 1945 года разбойному нападению подверглись почтовые отправления из Лейпцига. Мешки распотрошили, а всю почту выбросили вон. Открытки и письма подхватил ветер и разметал на все четыре стороны.

 

29

– Но прошу тебя, Дезмонд! Пока никому ни слова! Это наш с тобой секрет, только твой и мой! – Джесси усадила мальчика к себе на колени и прижала палец к губам. – Понимаешь, мой сладкий?

– И тогда я поеду с тобой, да? – Дезмонд обхватил няню за шею и прижался к ней всем телом.

– Да. Я знаю, ты хочешь поехать со мной. Но не уверена, что бабуля отпустит тебя так далеко. Путь туда не близкий, и едва ли мы сможем вернуться обратно. Во всяком случае, у меня точно не найдется таких деньжищ на обратные билеты.

Дезмонд понимающе кивнул головой. Он слушал няню очень внимательно, понимая, что Джесси не шутит. Вон у нее лицо какое серьезное. Раз она пообещала, что возьмет его повидаться с дядей Бобом, то так оно и будет. Но для этого надо вести себя хорошо – раз, никаких проблем в школе – два. И тогда они поплывут на большом корабле по морю, далеко-далеко. Там, в Австралии, он заживет с Джесси и Бобом одной семьей, станет их маленьким сыном, вот только бабушку Фиби он больше никогда не увидит! Но пока это их с Джесси самый большой секрет на свете. Бедная бабушка! Она едва ковыляет по дому с палочкой, левая рука у нее совсем не работает, и говорить она стала очень неразборчиво. Порой он вообще не понимает ни слова из того, о чем она его просит. Бабуля полюбила тишину, и она очень много спит. Вот они с Джесси уедут, и тогда в доме будет все время тихо. Бабуле это наверняка придется по душе.

Джесси паковала вещи в дорогу: одежду, свадебные подарки. В том числе и красивый чайный сервиз с розами, серебряный подсвечник, альбом в кожаном переплете с фотографиями сестер и родительской фермы, а также свою свадебную фотографию в нарядной рамочке. Все эти вещи складывались в огромный дорожный сундук, остальная же одежка, могущая понадобиться им во время путешествия, укладывалась в новенький чемодан, специально купленный в дорогу. Туда они отправили стопку его рубашек, брючки, пижамы и целую кучу носков.

– В Австралии летом очень жарко, – пояснила Джесси. – А потому летней одежды нам понадобится много.

Вместе с няней они теперь постоянно изучали одну и ту же книгу: «Советы английским невестам: путеводитель по Австралии». В этой книге очень подробно рассказывалось о том, как привыкнуть к австралийскому климату, какие тамошние насекомые наиболее опасны для человека и чего вообще можно ждать от Австралии, впервые вступив на ее землю. Дядя Боб уже больше не служил в армии. Его демобилизовали после того, как он попал в аварию на мотоцикле и получил серьезные травмы. Долго лежал в госпитале. Его мать даже написала письмо Джесси и попросила ускорить приезд, чтобы помочь сыну побыстрее встать на ноги и снова вернуться к нормальной жизни. Джесси получила разрешение двинуться в путь на одном из первых судов, отправляющихся в Австралию.

Бабушка очень переживала, что Джесси покидает их еще до наступления Рождества. Она сказала, что раз так, то придется отправить Дезмонда в подготовительную школу в Гроув-парк сразу же после зимних каникул. И тогда они с Джесси повздорили. Джесси стала возмущаться.

– Как можно отправлять маленького ребенка в такое место? – спросила она негодующим голосом. Дезмонду, сидя на лестнице на втором этаже, все было хорошо слышно.

– А что мне прикажешь делать?

– Позвольте мне взять мальчика с собой. Он любит гулять на свежем воздухе, в Австралии много солнца, много места. У них там апельсины круглый год. Новая страна, новые впечатления, чем плохо?

– Разве я имею право отпустить его в такой дальний путь одного, без матери… пока ведь… нет никаких вестей… ты понимаешь, о чем я…

Бабушка почему-то всегда начинала заметно заикаться и нервничать, когда разговор заходил о ее дочери.

– Мисс Фей! Мы обе прекрасно понимаем, что она уже никогда больше не вернется домой. Давайте взглянем в лицо правде. Если мы будем честны перед собой, тогда можно начинать строить планы на будущее.

Никогда еще Джесси не разговаривала с бабушкой таким строгим тоном.

– Но какой-то шанс все еще остается… Если бы я знала наверняка, что ее уже… нет в живых, тогда – другое дело. А сейчас… Ты же не можешь просто так взять чужого ребенка и увезти его на другой конец света. Он – мой внук. В конце концов, у него и отец где-то есть.

– Да уж! Отец! Много он сделал для своего сына! Хотела бы я сама взглянуть на этого субчика! Мисс Фей! Обещаю, я буду смотреть за мальчиком, как за родным. Я знаю, он спит и видит, чтобы поехать вместе со мной. Его желание тоже надо учитывать.

Дезмонд спустился на пару ступенек пониже, чтобы лучше расслышать ответ бабушки.

– Я хочу поехать вместе с Джесси! – захныкал он на всякий случай, чтобы бабушка точно была в курсе его желаний.

– Не говори глупостей, малыш! Джесси – всего лишь твоя няня. Она тебе не родная мать! Я не могу позволить, нет! Ты должен остаться в родной семье! – сердито ответила ему бабушка.

Дезмонд терпеть не мог свою школу. Ему опротивел Далраднор, особенно после того, как бабушка вернулась домой из госпиталя. Дом вдруг наполнился совершенно новыми запахами. Во всех комнатах воняло лекарствами, подкладными суднами, безвкусными школьными обедами. Ему совсем не улыбалось и дальше продолжать жить с этой больной старухой.

Чем ближе был день отъезда Джесси в Саутгемптон, тем реже касались они в своих разговорах запретной темы. Но именно тогда няня и поделилась с Дезмондом своей тайной.

– Я выдам тебя за своего племянника. В бумагах мы напишем твое второе имя Луи, и я стану называть тебя просто Лу. Запомнил? Это очень важно! Ты должен правильно ответить, если тебя начнут спрашивать, кто ты и почему путешествуешь вместе со мной. Я – твоя тетя Джесси, и на этом точка! Никто ничего не должен знать, иначе тебя отправят домой, а у меня будут крупные неприятности.

Дезмонд лишь молча кивнул. Он все понимает! Если бы все его школьные товарищи и недруги, с которыми у него постоянно случались стычки и потасовки, знали, что совсем скоро ему предстоит совершить такое долгое путешествие на настоящем военном корабле с таким красивым названием: «Замок Стерлинг». Но тайна есть тайна, и приходится держать рот на замке.

По случаю отъезда Джесси устроили прощальный ужин. Мима испекла мясной пирог, вкуснейший бисквит со взбитыми сливками, обильно пропитанный вином, и приготовила домашнее мороженое. Собрались все подружки Джесси пожелать ей счастливого пути, принесли небольшие подарки на память. Бабушка отдала ей свои вещевые купоны, чтобы Джесси смогла купить себе что-нибудь красивое для встречи с мужем. Мима и мистер Баррел подарили ей альбом с фотографиями родных мест. Дезмонд смастерил красивую открытку и подписал ее по-французски: Bon Voyage, что означало «Счастливого пути». Бабушка сама продиктовала ему по буквам это пожелание. На какую-то долю секунды ему вдруг стало жаль, что он больше никогда не увидит своей бабушки. Но она ведь так плохо себя чувствует! И постоянно устает от его беготни. Без него ей будет гораздо спокойнее.

Утром следующего дня Джесси подняла его еще на рассвете. За окнами стояла кромешная темень. Джесси помогла ему одеться, они тихонько спустились по лестнице с ее чемоданом и вышли на улицу через черный ход. Они успели на первый рейсовый поезд до Глазго, а там пересели на другой поезд до Саутгемптона и прибыли туда с достаточным запасом времени для прохождения всех таможенных формальностей.

– А вдруг бабушка узнает, где я? – спросил Дезмонд. Носильщик на их станции успел заметить, как они садились на утренний поезд.

– Я напишу твоей бабушке письмо и все объясню ей, но позже, – пообещала Джесси. – Она ведь все равно теперь раньше полудня не встает с постели. Да и вряд ли она сумела бы нам помешать. В любом случае без нас ей будет лучше.

Фиби снова и снова перечитывала короткое письмецо Джесси, отказываясь верить своим глазам. Итак, эта девушка сама все решила за нее. Пока она собиралась с мыслями, пока решала, что ей делать, стало уже слишком поздно бросаться за беглецами в погоню. Конечно, следовало бы позвонить в полицию, но что-то удерживало Фиби от столь решительного шага. Быть может, в чем-то Джесси и права. Теперь в доме наконец-то установится покой, и у нее даже появится время на выполнение докучливых упражнений, которые ей назначили врачи. И с театральным агентом надо связаться. Пора подумать о возобновлении работы. Надо же как-то возвращаться к жизни! В конце концов, она может засесть за написание мемуаров. Многие ее знакомые по театральной молодости так и сделали. Жизнь ведь пока еще продолжается. Да, судьба сделала ей очень грозное предупреждение, знак того, что отныне все надо воспринимать гораздо, гораздо проще. Кто знает, быть может, в один прекрасный день она еще скажет Джесси спасибо за то, что та забрала ее внука с собой. А в случае чего, она всегда сможет поехать в эту Австралию и привезти его домой. Она выпрямилась на кресле, а Мима почтительно замерла рядом в ожидании дальнейших указаний.

Новость о том, что няня забрала с собой Дезмонда, потрясла экономку, но она не удивилась такому повороту событий.

– Джесси очень привязалась к мальчонке! – задумчиво обронила она. – Порой мне вообще казалось, что она обращается с ним как со своим родным сыном. – Мима подавила тяжелый вздох. – Хитрой оказалась, негодница! Ведь наверняка же спланировала все заранее. Ой, телефон! Может, она звонит? Передумала! – Мима побежала в холл, но через некоторое время вернулась. – Это вас, мисс Фей. Звонок из Лондона. Из министерства!

Фиби с трудом доковыляла до телефона и схватила трубку. На другом конце провода кто-то начал быстро говорить.

– Миссис Камерон! Я вас плохо слышу… Какие-то помехи на линии… Да… Я сейчас присяду…

Фиби медленно опустилась на стол и замерла в ожидании дурных новостей.

– Да… понимаю! Да-да! Где?! Когда?! Не может быть! После стольких месяцев! Когда? Какая замечательная новость! Подождите, я сейчас скажу Дезмонду… – Фиби безвольно откинулась на спинку стула. Телефонная трубка выскользнула из ее руки и с грохотом упала на каменный пол.

Подбежала Мима и в испуге уставилась на смятенное лицо Фиби.

– О господи! Наконец-то они узнали правду. Понимаю, такой шок! Мне очень жаль! Это всегда горе, – начала она бормотать бессвязно, пытаясь хоть как-то утешить хозяйку.

– Нет, Мима, нет! Все не так! Новость хорошая! – Слезы потекли по лицу Фиби. – Каролина возвращается домой! Она жива! Она жива!!! – Фиби закрыла лицо руками. Ее переполняли самые разные эмоции: радость, шок от неожиданной вести, облегчение, смятение. Сколько месяцев она молилась, чтобы услышать, что ее дочь жива. И вот она, эта радостная новость, самая счастливая новость в ее жизни. Да, но что ей сказать дочери?

– Мима! Каролина возвращается домой. Что мне делать? Что я скажу ей о Дезмонде и Джесси? Как мне посмотреть ей в глаза? Разве такое можно объяснить?

 

30

Калли остановилась на подъездной дороге, ведущей к замку Гротен, и с ужасом уставилась на картину полнейшего запустения и разрухи, представшую перед ней. Словно гигантский бульдозер прошелся по замку и сровнял его с землей, оставив после себя лишь горы мусора, груды камней и обуглившиеся бревна. По всей вероятности, замок был разрушен прямым попаданием тяжелой авиационной бомбы. Калли вздохнула с грустью, вспомнив, каким волшебным, словно сошедшим со страниц сказок, показался ей замок, когда она увидела его впервые. Изящные, словно игрушечные, башенки, высокие сводчатые окна со старинными витражами, красивые залы. И вот ничего этого больше нет, все уничтожено, превращено в пыль и тлен. Она приехала сюда специально, чтобы засвидетельствовать свое почтение хозяевам. Конечно, в душе теплилась робкая надежда и на более дорогую ее сердцу встречу. Но сердце, как известно, не обманешь. Оно уже давно подсказывало ей, что Ферранда нет в живых. Особенно остро она почувствовала это после того, как окончательно поправилась и встала на ноги. Увы-увы! Сбылись самые худшие ее ожидания. От семейства Ван Гротен ничего больше не осталось. И, судя по всему, никого…

Память снова вернула ее в то счастливое время, когда она впервые увидела здесь Ферранда и… полюбила его. Ах, как же ей захотелось снова обнять своего возлюбленного, прижаться к нему всем телом, просто ощутить его присутствие рядом. Но этого уже никогда не будет. Да, она снова вернулась к жизни, только нет никого, кто бы мог утешить ее и приласкать.

Вместо слов утешения – долгая бюрократическая волокита. Американцы неторопливо и нудно проверяли и перепроверяли ее показания. Поскольку она знала, что окончательное решение ее судьбы находится всецело в руках британских служб, то пришлось назвать свое нелегальное имя и сообщить шифр, чтобы ее показания смогли подтвердить в Лондоне. Данные подтвердились, и ее передали в распоряжение английских спецслужб. В Брюссель ее доставили на военном самолете, здесь она должна была провести ночь, а утром улететь в Лондон. Времени было в обрез, и все же Калли твердо решила до своего отъезда наведаться в два места.

На машине ее отвезли к дому Марти Ван Гук, но в доме жили совсем другие люди, и они не знали нового адреса прежних хозяев. Тогда она попросила молоденького офицера свозить ее в замок Гротен. Вдруг чудо все же случится и Ферранд ждет ее там? Сколько раз она рисовала себе в мечтах их встречу. Глупые, детские фантазии, но она отчаянно цеплялась за них всю дорогу из Лейпцига. И вот финал… Руины, и вокруг ни души.

Калли подошла ближе и вдруг заметила среди развалин высокого темноволосого мужчину в черном. Он старательно ковырялся в мусоре, что-то извлекал оттуда и бережно укладывал в плетеную корзину. Она остановилась, пытаясь разглядеть лицо незнакомца. Конечно, маловероятно, но все же… Вдруг это Ферранд? Сердце затопила волна радости. Ее возлюбленный жив! Судьба подарила ей счастливую встречу с ним, о которой она так мечтала. Она побежала вперед по гравийной дорожке, пару раз споткнулась о какие-то камни и почти бездыханной приблизилась к развалинам. Мужчина оторвался от своего занятия и глянул в ее сторону, и Калли моментально вернулась в реальность. Нет, конечно же, это не Ферранд. Видно, какой-то бродяга или, еще хуже, грабитель, пытается поживиться на чужом горе, выискивает себе добычу, словно стервятник.

– Чем могу быть полезен? – спросил у нее незнакомец. И его осанка, исполненная особого достоинства, и голос – все свидетельствовало о том, что перед ней стоит отнюдь не примитивный мародер или мелкий воришка, позарившийся на чужое.

– Я разыскиваю графиню Ван Гротен. Я была здесь до войны… – начала она нерешительным тоном, лихорадочно соображая, кем же может быть этот мужчина.

– Ах, это! Мамина школа для юных леди… Понятно! Все давно в прошлом! Сейчас – увы! – другие времена настали.

Мужчина выпрямился во весь рост и протянул ей руку для приветствия.

– Меня зовут Кароль. Я – сын графини. Боюсь, приятных новостей у меня для вас нет. А вы… простите… кто такая?

– Меня зовут Каролина. До войны я была дружна с вашим братом Луи-Феррандом.

Калли замолчала, вдруг с ужасом осознав, что еще мгновение, и она узнает правду о своем возлюбленном. Ей стало страшно, и она продолжила, стараясь не смотреть на мужчину:

– Он много рассказывал мне о своем брате-священнике. И о старшем брате, которого звали Жан-Люк, тоже… Как они?

Она должна была задать этот вопрос! Она имеет право знать правду.

Кароль склонил голову в легком поклоне.

– А… так вы та самая англичанка, дама его сердца…

Было что-то старомодно-куртуазное в том, как граф обозначил их отношения с Феррандом, оставив за скобками все остальное, что не приличествовало моменту.

– Хорошо, что Ферранд не видит сейчас эти руины. Он ведь строил такие грандиозные планы на будущее. Впрочем, все мы тогда строили планы! И вот что от них осталось! Голая земля! – Граф с чисто галльским изяществом слегка пожал плечами.

Калли поняла, почему он тянет с ответом на ее вопрос.

– Он погиб? – спросила она напрямик, словно и не желая, чтобы он сам произнес вслух это страшное слово.

– Да, как и многие другие мужественные патриоты, сражавшиеся против фашистов. – Кароль бросил на нее мимолетный взгляд, видно, ожидая ответной реакции. – Мне очень жаль!

– Как… при каких обстоятельствах это случилось?

Уж лучше узнать всю страшную правду разом, не дозируя душераздирающие подробности. В конце концов, она давно это чувствовала. И все же известие о гибели Ферранда потрясло. Ее даже повело в сторону, и она испугалась, что может сейчас лишиться чувств.

– Давайте поговорим в другом месте. Не среди же развалин нам начинать такой трудный разговор. Рядом с конюшнями сохранился небольшой домик, я там сейчас и обитаю. Идемте! У меня есть кое-что выпить. Вам сейчас глоток горячительного не помешает. – Кароль бросил на Калли участливый взгляд. От него не укрылось, каким потрясением стало для женщины известие о гибели Ферранда. – Вы одна приехали?

– Меня привезли. Шофер сидит в машине и ждет меня у ворот в замок.

Они молча направились в сторону конюшен. Всю дорогу Калли пыталась осмыслить слова Кароля, и не могла. В голове было пусто, ни единой мысли, и только страшная тоска вдруг навалилась на все тело, сделав его безвольным и чужим.

Крохотный коттедж, состоявший всего из одной комнаты, был буквально завален вещами: картины, старинные канделябры, и тут же кастрюли, сковороды, осколки фарфоровых ваз и статуэток, диванная подушка со следами копоти, книги с обугленными краями страниц. Все пропахло дымом и копотью, в комнате витало отчаяние и одиночество.

– Вот, спасли, что сумели, из-под завалов! – проговорил граф, оглядывая свои пожитки. – В годы оккупации в замке квартировали немецкие офицеры. Он был уничтожен во время боев за освобождение. В этом домике моя мать прожила все годы оккупации вплоть до самой смерти. За одну ночь мы лишились всего.

Бедная графиня, подумала Калли. Каково было этой гордой, надменной аристократке смириться с оккупацией? Или ютиться в такой лачуге, как эта?

– А что случилось с Феррандом? – Она должна знать всю правду о его гибели.

Кароль вложил ей в руку стакан с бренди и кивком головы указал на деревянный стул.

– В самом начале оккупации немцы всячески пытались убедить нас, что, дескать, ничего в нашей жизни не изменится, все останется по-прежнему. Но такой благостный настрой продлился недолго. В первые месяцы Ферранд вернулся к своей преподавательской работе в университете, пытался изо всех сил не допустить вытеснения родного языка из стен университета, всячески противился изменениям, вносимым в программы. Но в конце концов весь процесс обучения был переведен только на немецкий язык. Все преподаватели оказались под неусыпным оком гестапо. Ферранд примкнул к движению Сопротивления, занимался распространением листовок и других пропагандистских материалов. Они начали издавать газету, в которой высмеивали оккупантов. Как водится, нашлись и предатели. Всех членов группы схватили и казнили. Я был бессилен помочь брату. Мне даже не позволили навестить его в тюрьме Сен-Жиль. А я пытался много раз добиться свидания с ним!

По щекам графа покатились слезы.

Калли невольно задохнулась от волнения. Оказывается, они вместе с Феррандом сидели в одной тюрьме. Быть может, даже в соседних камерах, и их отделяли друг от друга только каменные стены и ступени лестниц. Ах, если бы знать… Впрочем, после всего того, что ей довелось увидеть в Равенсбрюке, она уже ничему не удивлялась. Душа была выжжена дотла, и в ней не осталось даже крохотного лучика надежды.

– Известие о его гибели убило мою мать, – продолжил граф. – Мы потеряли Жана-Люка под Дюнкерком. Он пытался переправиться вместе с остальными отступавшими частями в Британию, но утонул… И вот ничего и никого не осталось от нашей семьи. Ни будущего, ни наследников… Я ведь священник… Во всяком случае, был им. Не уверен, что призвание к этой деятельности у меня сохранилось и по сию пору. У нас есть пословица, что война приносит не только разруху. Люди во время войны много ошибаются, и в результате истина исчезает.

Калли осторожно взяла его за руку.

– Знаете, в Германии именно священник спас мне жизнь, а монахини выходили меня. Гибель Ферранда – это мое большое личное горе. Ведь я любила его всю свою жизнь. Но мы так мало времени провели вместе. Из него получился бы замечательный отец.

– Увы-увы! Он не оставил после себя сыновей.

Калли невольно улыбнулась сквозь слезы.

– А вот тут вы ошибаетесь! У меня есть сын. Его зовут Дезмонд Луи. Он живет в Шотландии. Его отец – Ферранд.

Кароль даже закрыл лицо руками, потрясенный новостью.

– Брат ничего не знал о сыне!

– Я собиралась рассказать ему обо всем, когда он приедет навестить нас. Но жизнь распорядилась иначе. Началась война, и больше мы с Феррандом не встретились. Я сейчас возвращаюсь домой, к сыну. А сюда заехала потому, что все еще надеялась на чудо…

– Но ведь чудо и случилось! Подумайте сами, Каролина! Вдруг забрезжил лучик надежды в этой кромешной тьме полнейшей безысходности и горя. Я ведь вполне искренне полагал, что все кончено. И вдруг такой неожиданный поворот! – Граф залпом осушил свой стакан, пытаясь обрести душевное равновесие. – Вот если бы мой брат знал о том, что у него есть сын! Вполне возможно, он не стал бы подвергать свою жизнь ненужному риску! – Он откупорил еще одну бутылку. Калли видела, как дрожат у него руки. А уж когда она стала описывать ему темные кудри и синие глаза своего сынишки, граф разволновался вконец.

– Я сама не видела Дезмонда целых три года. Сейчас ему около семи. Я думала, что выполняю свой долг перед страной, но в самом начале и представить себе не могла, какую цену придется заплатить за все. И то, что моя командировка затянется на долгих три года, тоже не предполагала. Зато мне, одной из немногих, посчастливилось выжить в этом аду. Давайте же будем верить в то, что у моего сына будет более счастливое будущее. Впрочем, как и у всех остальных детей войны.

Кароль молча кивнул в знак согласия и протянул ей очередную порцию спиртного. Она осушила стакан залпом, а потом они сидели молча, думая каждый о своем.

Но вот граф поднялся со своего места и подошел к огромному комоду, стоявшему у стен, выдвинул один из ящиков и извлек оттуда коробку.

– Возьмите для вашего сына, на память от его отца. Это все, что я могу дать ему сегодня. У меня даже нет наших фотографий.

– У меня есть несколько любительских снимков Ферранда, сделанных в Каире.

Калли немного повозилась с застежкой коробочки, пока открыла. Внутри лежала медаль, Croix de Guerre, «Крест за мужество», рядом – красно-зеленая орденская лента.

– Этот крест вручается за личное мужество… Самая высокая награда в нашей стране. Вы должны рассказать своему сыну о том, как сражался его отец.

– Спасибо! Обязательно расскажу! Обещаю! Он будет дорожить этой памятью о своем отце всю свою жизнь. Но что собираетесь делать вы?

– У меня есть церковь, есть дом… Землю возделают фермеры. А замок… Бог с ним! Он мне не нужен! Ведь именно люди придают смысл всем вещам… Кому нужен пустой дом, в котором никто не живет? – Граф тяжело вздохнул. – Пойдемте, я покажу вам, где упокоились мои близкие.

Граф подвел Калли к маленькой часовне рядом с фамильным кладбищем и оставил одну бродить среди многочисленных могил Ван Гротенов. Она увидела надгробие с портретом графини в каменной рамке. Рядом могила Жана-Люка, и тоже портрет в военной форме.

– Ферранда здесь нет! – опередил Кароль ее вопрос. – Маман просила выдать нам его тело, но немцы отказались.

Калли тщетно пыталась найти слова утешения и не могла. Сотни тысяч душ, чей прах вообще развеян по ветру, подумала она, вспомнив вечно дымящиеся трубы газовых камер и тяжелый запах сгоревшей человеческой плоти, который постоянно витал над всем лагерем. Вокруг столько горя и разрушений. Страшные картины былого заставили ее содрогнуться, Кароль тут же подбежал, испугавшись, что она может упасть, и схватил за руку.

– Возвращайтесь поскорее домой, к родным! Берегите своих близких! Но обязательно расскажите им все, что довелось вам пережить и увидеть своими глазами. Это – единственная гарантия того, что такое не должно больше повториться. Никогда! Мне тоже будет легче жить сейчас, зная, что где-то в этом мире сохранилась частица плоти моего брата. Впрочем, я до последнего верил, что не могли они уничтожить все! Спасибо, что приехали! Я очень рад познакомиться с вами. И, пожалуйста, не теряйтесь из виду. Буду рад познакомиться с племянником лично.

– И я хочу познакомить его с вами! – Калли крепко пожала протянутую руку. – Завтра я улетаю в Лондон. Непросто возвращаться домой после такого долгого отсутствия. Пожалуйста, молитесь за нас!

 

31

Дезмонд в немом изумлении уставился на огромную махину из серого металла под названием «Замок Стерлинг». И как такой большой и тяжелый корабль может держаться на воде? Почему он не тонет? Как они поплывут на нем? Корабль навис над ними, словно высоченная серая скала, упирающаяся своими мачтами в самое небо. Дезмонд еще крепче вцепился в руку Джесси, когда они стали взбираться по трапу на палубу.

– Ты не забыл? Отныне я тебе тетя Джесси, а тебя я называю Луи. Это очень важно, малыш!

Дезмонд молча кивнул головой в знак согласия. В данную минуту его гораздо более занимала палуба, потом он стал разглядывать шеренги солдат, выстроившихся на пристани в своих бойскаутских шляпах с загнутыми вверх полями. Военные, судя по всему, ожидали команды грузиться на борт корабля. Джесси сказала, что все эти молодые ребята возвращаются домой с войны. Внезапно и Шотландия, и все, что с ней связано, показались мальчику таким далеким и чужим. Интересно, будет ли скучать о нем бабушка Фиби?

Им выделили большую каюту на пару с еще одной молодой женщиной, которая двинулась в путь с маленькой дочерью по имени Далси. Джесси повела Дезмонда на палубу, и они стали наблюдать за тем, как идет погрузка. Подъемные краны поднимали на нижнюю палубу десятки контейнеров и автомобилей, там же суетились множество матросов, они оттаскивали груз, что-то кричали крановщикам, указывая им направление. На пристани толпились провожающие, они махали руками, кричали своим близким прощальные напутствия. Их соседка по каюте стояла рядом с ними и заливалась слезами в носовой платок. Дезмонд еще никогда не видел, чтобы взрослая самостоятельная дама так горько плакала. Джесси бросилась хлопотать вокруг нее, стараясь привести в чувство.

Миссис Джексон, как и сама Джесси, тоже ехала к мужу.

– Я никогда больше не увижу мамочки! – рыдала она навзрыд. – Наверное, мне лучше сойти. Я не могу вот так просто уехать и бросить своих навсегда!

Джесси принялась ласково гладить женщину по голове, что-то тихо приговаривая. Она и Дезмонда так не раз успокаивала, когда он возвращался домой после драки с синяками или после очередного падения с царапинами и ссадинами на руках и ногах.

– Послушайте меня, Элси! – негромко журчал голосок Джесси. – Вы везете свою дочку к ее отцу, заживете там все вместе одной семьей. Чем же это плохо? В Австралии много солнца, апельсины круглый год. А какие там замечательные пляжи! Будет где вашей девочке порезвиться на природе. Вот увидите, вы там будете счастливы. А домой можно писать или звонить… Ваш муж, наверное, дни уже считает, не может дождаться встречи с вами. Подумайте о нем! Каково ему было все это время жить в разлуке с вами. Сколько месяцев он ждет вашей встречи. А вы – раз! – и не приедете. Неужели не понимаете, как ему хочется увидеть родную дочь? Подумайте, в конце концов, о тех несчастных женщинах, чьи мужья погибли на фронте и уже никогда не вернутся домой. И своих деток никогда больше не увидят.

Уговоры возымели свое действие. Мало-помалу рыдания прекратились. Элси всхлипнула в последний раз, потом насухо вытерла платком Джесси глаза и направилась в большую столовую выпить чашечку чая.

– А ты, тетя Джесси, тоже будешь плакать? – спросил у нее Дезмонд неожиданно серьезным тоном и внимательно уставился на свою бывшую няню.

– С какой стати? Да я, если хочешь знать, не могла дождаться, когда навсегда оставлю этот сырой промозглый климат с такими длинными и холодными зимами. Боб пообещал мне устроить просто райскую жизнь под пальмами. С тобой, конечно! Он страшно обрадуется, когда узнает, что ты приедешь вместе со мной.

На стене большой каюты, специально оборудованной под комнату для детских игр, висела огромная карта мира. Поначалу Дезмонд решил, что, судя по карте, до Австралии совсем недалеко. Весь их маршрут от Саутгемптона до австралийского порта он мог при желании охватить одной рукой. Но шли дни, дни складывались в недели, а они все плыли и плыли. Такое впечатление, что они живут в своем собственном мире, потеряв всякую связь с теми, кто остался на суше. И лишь только воскресные службы напоминали им не только о начале новой недели, но и о том, что жизнь продолжается и за бортом их судна.

Каждый день приносил новые впечатления. Сегодня Дезмонд наблюдал за тренировочными учениями спасательных шлюпок, так, на всякий случай… Завтра играл в настольный теннис со своими сверстниками. А еще и уроки, которые вел для них учитель из числа военных. Командование организовало некое подобие школы для старшей ребятни и их мамаш. На уроках физкультуры они бегали наперегонки в мешках, тренировали прыжки, приседания и наклоны. Детвора участвовала также в эстафетах и других спортивных мероприятиях. Взрослые гоняли в большой теннис на верхней палубе, где соорудили настоящий теннисный корт. Джесси играла хорошо и заразила своими успехами Элси. Пока женщины развлекались теннисом, Дезмонд катал малышку в коляске по палубе, чтобы та лучше спала.

Днем устраивали киносеансы для детей. Вечерами показывали кино уже для взрослых. Дезмонд пересмотрел почти все фильмы Уолта Диснея: и про Микки-Мауса, и про Дональда Дака, и про Белоснежку и семь гномов. А еще множество комедий с Чарли Чаплином. Медсестры помогали молодым мамашам ухаживать за младенцами, давая возможность тем хоть немного передохнуть. Но Дезмонд был уже взрослым мальчиком и потому постоянно был при Джесси. Он делал уроки, пристроившись прямо за столом, а потом они вместе отправлялись на танцы, которые организовывали в столовой. Иногда начинала играть музыка, а кавалеров не было, и тогда женщины охотно танцевали друг с другом. Позже появлялся их добровольный учитель по физкультуре мистер Бойд, иногда солдатам тоже разрешали поучаствовать в танцевальных вечерах. Дезмонду очень нравилось танцевать шотландский танец «Гэй-Гордонз» или отбивать чечетку под жизнерадостный мотив песенки «Хоки-поки». Он лихо стучал каблуками о деревянный пол, пока не растянул коленку.

Но самое лучшее в их морском путешествии было то, как их кормили. Джесси честно признавалась, что еще никогда в своей жизни она не видела столько еды. На завтрак им давали овсянку и другие каши и бутерброды с ветчиной и беконом. На ленч потчевали холодным мясом, салатами и пирожками. На обед подавали суп, горячее второе блюдо, мороженое и самые разнообразные шипучки.

– Я скоро так растолстею, что мой Боб меня не узнает! – смеялась Джесси, любовно поглаживая свой живот.

– Вы совсем не толстая! – успокаивал ее мистер Бойд. – Но вы очень аппетитная!

После этих слов Джесси отчаянно краснела. Она была очень хорошенькая, рыжеволосая, с копной вьющихся кудрей на голове. Когда она играла в теннис, кудряшки весело подскакивали в такт ее движениям.

– От ваших волн на голове, – шутил мистер Бойд, – у меня начинается морская болезнь.

Мистер Бойд работал в военной полиции, он тоже плыл куда-то в Австралию, где его, возможно, поджидала девушка в городе с красивым названием Аделаида. Внешне он был огромным и неуклюжим, словно большой бурый медведь, с такими же огромными ручищами, как у известного героя из комиксов по прозвищу Попай-моряк.

– Сверху кажется грубым и неотесанным, а внутри тает, словно масло, – прошептала как-то раз Джесси на ухо миссис Джексон, когда они возвращались к себе в каюту после танцев. Вообще-то у Джесси всегда была уйма кавалеров, и толпы солдат жаждали проводить ее до каюты. Но Джесси предпочитала возвращаться в обществе Дезмонда и миссис Джексон.

– Я – приличная замужняя женщина, – не уставала она повторять, прощаясь с военными. – Мне хватит одного кавалера, моего Луи. Он доставит меня до каюты в целости и сохранности.

Конечно, Дезмонду льстила роль главного охранника своей любимой няни, но Джим Бойд ему тоже очень нравился. Он сидел вместе с ними за одним обеденным столиком, и стоило Джесси отвернуться, как он тут же подкладывал на тарелку Дезмонда лишнюю сдобную булочку.

– А куда конкретно вы направляетесь, сынок? – не раз спрашивал он у него, но Дезмонд затруднялся с ответом.

– Каков он, твой дядя Боб? – вопрошал он в другой раз. Судя по всему, его страшно интересовало все, что касается Джесси.

Дезмонд признался ему, что Джесси была его няней.

– Так получается, что она тебе не родная тетя? – удивился Джим.

Дезмонд покраснел, поняв, что сболтнул лишнее.

– Нет, она моя тетя! Она всегда была рядом со мной! Я даже был пажом на ее свадьбе! – добавил он с гордостью.

Странные эти взрослые! Не понимают, как это трудно – лгать и изворачиваться.

Чем дальше удалялись они от берегов Британии, тем реже напоминал о себе зимний холод. Днями светило солнышко, вместо хмурых серых облаков над ними постоянно сияли иссиня-голубые небеса.

Они все больше времени проводили в обществе дяди Джима. Тот охотно рассказывал им о своем прекрасном городе, о родных, о том, как все они занимаются строительством домов. Вот и он достаточно постранствовал по свету и тоже решил бросить якорь на берегу, повидаться с близкими, обзавестись своей семьей и начать новую жизнь в родных местах.

– Если мне повезет и я найду вторую такую, как твоя тетя Джесси! – шутил он. – Может, у нее где есть сестра-близнец? Ты не в курсе?

– По-моему, у нас нет такой второй сестры, – на полном серьезе отвечал ему Дезмонд. – Ведь правда же, тетя Джесси?

Джесси краснела и смущалась.

– Не обращай внимания, Луи! Дядя Джим просто иронизирует. А потому не поддавайся на его шуточки. Уверена, стоит вам сойти на берег, и десятки австралийских красоток, мечтающих о замужестве, тут же набросятся на вас. Вот увидите!

И все же Дезмонд категорически отказывался понимать этих взрослых. Говорят одно, а делают совсем другое. Вот и тетя Джесси! Нарядилась в новое платье, собрала свои кудри на затылке в один пук и повязала их бантом и ускакала на танцы в кают-компанию. Интересно, размышлял мальчик, понравилось ли бы такое поведение жены сержанту Бобу. Дезмонд представлял его себе его очень смутно, даже лица припомнить не мог. Но дядя Джим определенно нравился ему больше: красивый, мужественный, никогда не дергает его за кудряшки и не обзывает девчонкой. Он охотно знакомит его с кораблем, все рассказывает, показывает, а еще он много чего интересного поведал ему о кенгуру и мишках коала. Картинки всех этих животных есть в его книжках.

– Не забывай защищать руки и плечи, – предупреждал он Дезмонда. – Обязательно надо наносить на лицо солнцезащитный крем. Иначе кожа начнет лупиться, как кора на дереве. У нас такое солнце, что если долго пробудешь под открытым небом, то можно даже заболеть. Летом у нас обязательно, что ни год, случаются лесные пожары. – Чувствовалось, что дядя Джим вполне серьезно беспокоится о том, что они могут попасть в одно из таких малоприспособленных для жизни мест. – В Австралии – не одни только апельсины да солнце! – не переставал повторять он. – Жизнь в глубинке у нас очень тяжелая! Воды не хватает, плохие дороги. В некоторых местах даже школ нет. – Последнее сообщение явно пришлось Дезмонду по душе. – Все же скажи мне конкретно, Джесс, куда вы направляетесь?

Но Джесси тоже не знала конечного пункта их назначения.

– Куда-то в Южную Австралию, – отвечала она неопределенно. – У родителей Боба там своя ферма. Хотелось бы, чтобы такая, как у нас, в Шотландии! – Джесси вздыхала с грустью. – Но вряд ли! Там ведь все другое! Сказать по правде, мы с Бобом мало говорили о нашей будущей жизни в Австралии.

– Не забывай, Джесси! Австралия – огромная страна. Не то что твоя крохотная Шотландия. Я искренне желаю тебе счастья на новом месте, там, куда ты едешь. Просто желаю от всей души…

Джесси улыбнулась и погладила его руку.

– Спасибо! Но вы напрасно волнуетесь за нас, Джим. У нас все будет прекрасно, я уверена в этом! Правда, Луи?

В последний вечер Дезмонд наблюдал за тем, как эти двое танцуют вальс. И он сразу же почувствовал, что дядя Джим и тетя Джесси не просто танцуют, а танцуют, как двое возлюбленных, и им хочется провести какое-то время наедине друг с другом. Дезмонд благоразумно ретировался, чтобы дать им возможность попрощаться без свидетелей. Вдруг они, чего доброго, начнут целоваться? Зачем он станет смотреть на всю эту ерунду? И потом лишний груз знаний… К чему он ему? Только станет переживать, что подумает дядя Боб, когда вдруг случайно узнает, что его жена целовалась с другим военным.

Мальчик побрел к себе в каюту. Элси Джексон укачивала малышку, но Далси категорически отказывалась засыпать.

– Маленькая негодница! – пожаловалась ему Элси.

– А вы спойте ей колыбельную, – посоветовал Дезмонд. – Джесси всегда пела мне колыбельные.

– Так напойте нам, маэстро! – улыбнулась ему Элси. – Ваш выход! – Она замолчала в ожидании песенки.

– Лети, моя лодка, ладьей легкокрылой по морю к острову Скай, – начал он и внезапно замолчал, пораженный вдруг тем, что вспомнил. Нет, эту песенку ему напевала совсем не Джесси, а какая-то другая женщина… много-много лет тому назад и… далеко отсюда. Вот только лица этой женщины он совершенно не помнил!

– Какая чудная колыбельная! – совершенно искренне восхитилась миссис Джексон. – Продолжай, Луи! Прошу тебя! Взгляни! И Далси нравится!

Но Дезмонд не мог себя заставить петь дальше. Ему внезапно стало очень грустно и одиноко.

– Остальное я забыл, – коротко ответил он и полез на свою полку. Он лежал в постели, переполняемый какими-то странными, совершенно новыми для него эмоциями. Сон не шел. Он слышал, как вернулась Джесси, осторожно прокралась в каюту и стала раздеваться, не включая свет, потому что было уже очень поздно. Ему даже показалось, что она тихонько плачет в подушку. Впрочем, вполне возможно, все это ему только приснилось.

Следующее утро разбудило их радостными возгласами и всеобщей суетой. «Земля! Земля!» – возбужденно галдели все вокруг. Наконец корабль плавно вошел в Сиднейскую бухту и взял курс на Саунд. Впереди показался огромный мост. Прошел слух (так, во всяком случае, говорили члены команды), что поскольку это первое судно, которое пришвартуется у берегов Австралии с английскими невестами и молодыми женами на борту, то наверняка будут кинооператоры, которые станут снимать их для своих хроник, и море газетчиков, жаждущих взять интервью у новоприбывших.

– Надо надеть все самое лучшее! – тут же разволновалась Элси. – Самые нарядные платья! Вдруг наши родные и близкие увидят в кино, как мы спускаемся по трапу корабля, все такие модные, красивые… И постараться обязательно попасть в кадр! Представляешь нас в роли кинозвезд? Очередной выпуск кинохроники, и тут – бац! – мы собственной персоной! Прибыли в Австралию цементировать связи и крепить узы между отдельными частями нашей империи. Здорово, да?

Начались торжественные сборы: шелковые чулки, шляпки, помада, пудра… Далси вынесли наверх в нарядном платьице из хлопка с кружевной отделкой и вышитом чепчике, Дезмонда заставили надеть килт и повязали галстук.

– Мы станем размахивать флагом Шотландии! – сказала Джесси. Сама она нарядилась в светло-серый костюм с отворотами в клетку в тон ее родовому тартану.

За дверью каюты их поджидал Джим, пришел попрощаться. Он отвел Дезмонда в сторону.

– Береги свою тетю, ладно? Обещай мне! Она – замечательная женщина! И я всем сердцем желаю ей счастья. Но на всякий случай, если что у вас пойдет не так, вот тебе мой адрес в Аделаиде. Знай, в моем доме вам всегда будут рады! – Джим крепко пожал ему руку, словно прощался со взрослым мужчиной. – Очень рад был с тобой познакомиться, парень! Удачи тебе во всем!

Он разжал руку и поспешил прочь, а на своей ладони Дезмонд увидел листок бумаги с адресом и банкноту в один фунт стерлингов. Такое богатство, даже растерялся в первый момент мальчуган. Он неловко сунул деньги и бумажку с адресом себе в карман и побежал на палубу. Сотни людей приветствовали радостными криками приближающийся к берегу корабль. Добро пожаловать в новый красочный мир, в «прекрасную страну Австралия», как поется в их национальном гимне.

Джесси совсем не хотела попасть в кадры кинохроник или на первые полосы газет. А потому они с Дезмондом переждали в каюте, когда схлынет первый ажиотаж, а потом прошли все необходимые таможенные формальности, связанные с прибытием в другую страну. Дезмонд обратил внимание на то, что его имя вписано в паспорт няни. Никаких других бумаг на него у нее не было.

Они спустились на пристань и стали проталкиваться через толпы целующихся людей. Мужья обнимали жен, целовали деток, всюду щелкали затворы фотоаппаратов.

– Ой, взгляни! Какой хорошенький мальчишечка в килте! – воскликнул кто-то рядом с ними. – Весь в кудряшках!

Кто-то уже приготовился сделать очередной кадр, но Джесси быстро уволокла Дезмонда в людскую гущу. Неужели в этой толпе можно отыскать человека? И жара невыносимая!

– Ну и где же это мой Боб прячется? – рассмеялась Джесси. Но смех получился не очень веселым. По всему было видно, что она расстроена.

Дезмонд потянул ее за рукав.

– Давай поищем дядю Джима! Он нас не бросит!

Еще бы, подумал он про себя, ведь Джим – их надежный и верный друг.

– Не говори глупостей! – возмутилась Джесси. – Он тебе никакой не дядя Джим, а мистер Бойд! Боб должен быть где-то здесь! – Они еще раз обошли кругами всю пристань, запруженную народом. – Должен же он был получить мою телеграмму!

Внезапно Джесси замерла, увидев женщину с картонкой в руке, на которой было написано: «Добро пожаловать, Джесси Кейн!»

– Посмотри! Нас встречают! – она ринулась к женщине. – Я – Джесси… А где Боб?

Женщина в старой соломенной шляпе и таком же затрапезном ситцевом платье приветливо замахала им рукой.

– Слава богу, Джесси! Наконец-то! Я уж не чаяла вас и дождаться! Меня зовут Ада Мелон. Я – сестра Боба. Он шлет тебе свои извинения. Его опять скрутило. А кто этот симпатичный мальчуган?

Женщина окинула Дезмонда удивленным взглядом.

– Это мой племянник Луи. Его мать… словом, ее больше нет с нами. Ребенку нужна семья, вот я и взяла его с собой. Боб его знает. Он у нас на свадьбе был пажом. Хороший мальчик! С ним никаких хлопот.

Дезмонд заметил, что Джесси заметно нервничает, слегка подталкивая его вперед, словно на смотринах. Он мило улыбнулся и протянул ручонку для рукопожатия.

Ладонь Ады была шершавой, словно наждачная бумага.

– Не знаю, не знаю, что на это скажет Боб, – растерянно проговорила женщина. – У нас и так теснотища, кошке места нет! Но раз уже привезла… Не отправлять же мальчонку обратно! – Она потрепала Дезмонда по голове. – Зачем ему эти кудряшки? Он же мальчик! Но ничего! Боб в два счета расправится с ними! Ступайте за мной! Грузовик ждет нас.

– Далеко? – спросила у нее Джесси.

– Грузовик припаркован здесь, за углом. А до нашей фермы четыре дня пути по такой жаре и по бездорожью. Приготовьтесь попрыгать на кочках. Да! Вот еще! Давайте найдем где-нибудь укромное местечко, где вы сможете переодеться во что-то попроще. Иначе к концу нашего путешествия все ваши наряды превратятся в лохмотья. Надеюсь, вы не притащили с собой сундук такого же бесполезного барахла?

Джесси выдавила из себя жалкое подобие улыбки, стараясь приободрить мальчика. Но глаза ее расширились от испуга, и вид у нее был очень встревоженный.

– Не волнуйся! – прошептала она ему на ухо. – Никто не собирается стричь тебя, как овцу! Все скоро образуется! И раз мы уже здесь, то все у нас будет хорошо!

Дезмонду так не показалось. Ах, какая жалость, что их все-таки встретили! Как бы было хорошо снова вернуться домой, но только обязательно вместе с Джимом Бойдом.

 

32

Калли глянула в иллюминатор. Самолет приземлился на военной авиабазе. Все вокруг показалось ей серым и ужасно унылым. После посещения замка Гротен и известия о гибели Ферранда она снова потеряла сон. Все в этой жизни было против них! Что стоящего, если разобраться, сделала она сама за минувшие три года? Чем она может похвалиться как своим личным вкладом в общую победу над врагом? По сути – ничем. Вся ее работа свелась лишь к тому, что ее арестовали. Конечно, все те ужасы, через которые ей пришлось пройти в концлагере, – наверное, все это сможет пригодиться во время военного трибунала, когда всю эту шайку преступников усадят на скамью подсудимых. Но стоило ей только мысленно вспомнить те страшные месяцы, как все в ее голове немедленно начинало путаться и она никак не могла сконцентрироваться ни на чем. Да, кто не пережил на собственном опыте тяготы плена, тот никогда не поймет, что такое концлагерь.

В терминале с ней провели первое собеседование и сообщили, что чуть позднее ее пригласят в Лондон для более обстоятельного разговора. Судя по всему, все то, что произошло с нею, мало кого интересовало. Но она старательно рассказывала всем, кто ее слушал, все, что могла вспомнить о том страшном времени. Впрочем, для всех ее собеседников война уже успела превратиться в историю. Даже то подразделение разведки, за которым она числилась, уже успели расформировать. Сейчас все были озабочены подготовкой к новым сражениям, на сей раз со своими былыми союзниками – с русскими. Она заполнила все бланки, необходимые для получения денежных компенсаций, и ее с легкой душой отпустили домой в Шотландию. У Калли даже появилось стойкое подозрение, что никому она сейчас особо и не нужна. Война ведь закончилась! Форма болталась на ней, как на палке, никакой прически на голове, желтовато-тусклая кожа на лице, однозначно свидетельствующая о недавней тяжелой болезни. Ничего общего с той Калли, какой она была три года тому назад. Первым делом она отправила телеграмму Фиби, извещая ее о своем приезде. А затем отправилась на автобусе до станции метро «Оксфорд».

И лишь позднее, когда она вгляделась в собственное отражение в зеркале ванной комнаты, поняла, что не имеет никакого морального права предстать перед обитателями Далраднора в таком виде. Она немедленно бросилась в ближайшую же парикмахерскую, чтобы мастера навели порядок хотя бы на ее голове, придали былой блеск волосам, скрыли под слоем краски проступившую седину. Хорошо бы купить себе еще и цивильное платье по фигуре, но без купонов на промтовары об этом и мечтать не приходилось.

Пусть будет как есть, решила она. Узнают и так! В конце концов, она не с курорта возвращается. И война для нее совсем даже не пустой звук!

Калли сидела в кафе на Хай-стрит, рассеянно поглядывая на золотистые каменные стены здания университета. Странное беспокойство нахлынуло на нее. Чего ты здесь прохлаждаешься, корила она себя, тратишь драгоценные минуты времени, оттягивая момент долгожданной встречи? Но на душе почему-то скребли кошки, и уже знакомый ей страх подступал к горлу и неприятно холодил желудок. Вдруг она так сильно изменилась, что Дезмонд не узнает ее? Ведь все стало другим за те три года, которые она не была дома. Да и сама она тоже изменилась, и еще как! Порой ей казалось, будто она попала в царство живых, восстав из мертвых.

Конечно, вид руин на месте былого замка Гротен не придал ей оптимизма. С другой стороны, все то, что сообщил Кароль, лишь подтвердило худшие опасения, которые уже давно закрались ей в душу. Правда, одно дело – что-то там чувствовать, и совсем другое – услышать от близкого человека и увидеть собственными глазами. Что же ждет ее в Далрадноре? Я хочу, чтобы все там осталось таким, как прежде. Мой родной дом, райский уголок, моя крепость и моя пристань. Хочу, чтобы все часы в доме перестали отбивать время до тех пор, пока я снова не переступлю его порог. Она должна застать всех и вся на своих местах, такими, какими она оставила их три года тому назад. Тогда Дезмонду было всего лишь три с небольшим. Все месяцы тюремного заключения, мытарств, пережитые в концлагере, ее согревали мысли о Далрадноре и о сыне. Именно они помогли ей выжить и не сойти с ума. И вот она сидит в кафе, бесцельно глазеет по сторонам и боится признаться самой себе, что действительно боится! Боится возвращаться домой. А вдруг все там не так, как рисовалось ей в собственных фантазиях?

Последние месяцы Фиби одевалась в одежду, с которой может управиться и самостоятельно: минимум застежек, лучше молнии. Чулки и пояс ей уже самой не надеть и не застегнуть, а потому она перешла на носки и теплые гетры. Зимний холод сковывал тело, некоторые пальцы вообще отказывались повиноваться, но все же кое-какой прогресс был налицо. Она уже могла худо-бедно одеться без посторонней помощи, и с ней не надо было больше возиться, как с ребенком. Сегодня из деревни пришла Бетти. Она поможет ей уложить волосы в простой шиньон. Надо выглядеть как можно пристойнее, ведь сегодня приезжает ее дочь.

Мима хлопотала весь день, убирая спальню Каролины. Она даже отыскала где-то засушенные стебли ароматного дафне, чтобы пропитать его нежным запахом туалетный столик. Во всех комнатах разожгли камины, чтобы поменять воздух и прогреть стены. Встречать на станцию поедет Баррел, но он будет молчать обо всем до самого дома. Каролина не должна заподозрить неладное, пока не переступит родной порог. Фиби ждала и боялась встречи с дочерью. Как она сообщит ей ужасную новость о сыне? Лучше пока об этом не думать! В духовке подходила запеканка с рисом и овощами и любимый пирог Каролины с начинкой из куманики и сладким кремом. Фиби старалась не нервничать и держать себя в руках, но ее все равно трясло от возбуждения. То и дело она поглядывала на старинные часы, которые после обеда, казалось, совсем остановили ход. Телеграмма, извещающая о прибытии Каролины, лежала в холле. Оставалось ждать неизбежного: встречи с дочерью.

– А вот и я! – воскликнула Калли, шутливо швырнув свою пилотку прямо через открытую дверь. – Но где же все?

– Добро пожаловать домой, мисс Калли! – радостно заулыбалась Мима. – Мы так соскучились! Ваша мама легла немного отдохнуть. С ней не так давно случился удар. Ее сильно тряхнуло, сами увидите. Проходите поближе к камину, грейтесь! А я пойду позову мисс Фиби.

Калли огляделась по сторонам и вздохнула с облегчением. Все, как всегда! Так же мерно тикают часы на каминной полке, все те же сквозняки гуляют по комнатам, и даже сырое полено в камине дымит, как и раньше. Правда, непривычно тихо. И Дезмонда нигде не видно, не слышно привычного шума игрушечных машин или веселых криков во дворе, когда он играет в мяч, и собаки она не видит, не выбежала встретить ее приветственным лаем, как прежде. Наверное, Дезмонд еще просто не вернулся из школы. Они не стали отпрашивать его с уроков только из-за того, что его мама вернулась. Странно!

Наверху показалась Фиби, она стала медленно спускаться по лестнице, судорожно цепляясь за перила.

– Наконец-то! – проговорила она с улыбкой. – Как добралась?

Никаких поцелуев или нежных объятий! Обычный выход стареющей примадонны на сцену, достойно и со вкусом. Правда, мать сильно сдала. Чувствуется, что роль гостеприимной хозяйки дается ей с огромным трудом. Походка неуверенная, фигура сгорбилась.

– Старею понемногу, как видишь. Дай-ка я посмотрю на тебя! О боже! Кожа да кости! Как же ты похудела! Но тебе идет такая худоба! А волосы… Что ты сделала со своими волосами?

– Со мной все в порядке, мама! – перебила ее Калли, зная, что вид у нее чудовищный. – А вот с тобой, как я посмотрю, все не так гладко! Когда это тебя прихватило?

Фиби проигнорировала вопрос дочери.

– О, я уже много лучше, чем была поначалу. Крепну с каждым месяцем. Да, скрутило меня очень сильно, но могло быть и хуже. Идем же! Сейчас Мима подаст шерри.

– Я не гостья! И сама могу отлично налить себе шерри. Когда Дезмонд возвращается из школы? Он знает о моем приезде? Ты сказала ему?

Последовала короткая пауза, во время которой Фиби доковыляла до кресла и кое-как плюхнулась в него.

– Каролина, у нас в доме произошли некоторые перемены… Дорогая, пойми меня правильно! Я не могла смотреть за мальчиком по состоянию здоровья… Джесси вышла замуж…

– И ты спровадила его в школу-интернат. Я так и предполагала! Какую школу ты выбрала на сей раз? – У Калли отлегло от сердца. Все в порядке! Дезмонд не встречает ее только потому, что его нет дома.

– Не совсем так! Прошу тебя, садись! Мне надо кое-что сообщить тебе… Джесси вышла замуж за летчика, а он захотел, чтобы она переехала к нему в Австралию на постоянное местожительство и даже специальное приглашение прислал…

– То есть ее муж – австралиец? Спустился к Джесси с тамошней горы Стерлинг, я полагаю! Но какое это отношение имеет к Дезмонду?

– Большое… я бы сказала, самое прямое… Столько всего случилось разного за эти годы… У меня – этот дурацкий инсульт… Много месяцев провалялась по больницам… Ты в это время где-то в Европе… выполняешь свои спецзадания… Я думала, они тебе сообщат, но война, конечно…

Фиби вдруг замолчала, и Калли снова почувствовала неприятную пустоту в желудке.

– Говори же! Что случилось с Дезмондом? Несчастный случай? О боже! Только не это!

– О нет! Что ты! Он жив-здоров! Просто Джесси предложила забрать его на время с собой, пока я окончательно не оправлюсь от болезни. Разумеется, я сказала «нет»!

Фиби уставилась на огонь, полыхающий в камине, остекленевшими глазами.

– И что дальше? Говори же! – Сердце заколотилось в дурном предчувствии.

– Она увезла его с собой тайком, без моего разрешения…

– Ты обратилась в полицию? Где она сейчас? – Калли охватила паника. – Ты позволила ей увезти моего сына! Куда?! – Она вскочила с места и стала нервно расхаживать по комнате. Новость была ужасной.

– Накануне Рождества они отплыли в Австралию. Там их должен был встречать муж Джесси. Вот все, что я знаю.

– Но ведь с Рождества прошло бог знает сколько времени! Почему же ты не предпринимала никаких мер, чтобы вернуть ребенка? – закричала Калли. – Полиция должна была начать расследование. Я ведь написала тебе, что жива и скоро вернусь домой. И это было много раньше Рождества!

– Мы все думали, что тебя уже больше нет в живых. А потом позвонили из Лондона… Никаких писем от тебя я не получала… Если бы пришло письмо, все сложилось бы иначе… Мне так жаль…

Фиби расплакалась.

– Я послала тебе открытку из Лейпцига. Монахини отнесли ее на почту. Сама я в это время лежала в больнице. Была серьезно больна. Выкарабкалась, приехала, а ты несешь какую-то чушь! Ты даже не соизволила уведомить полицию о том, что девушка забрала с собой моего ребенка, не спросив на то разрешения ни у тебя, ни у меня… Как ты можешь объяснить это? – слова вылетали из Калли, словно пули, и били прямо в цель, наотмашь.

– Каролина, прошу тебя! Не обвиняй меня ни в чем! Я была прикована к кровати, с трудом могла выговаривать слова. Пойми, я физически была не в состоянии присматривать за ребенком. Джесси была его няней. Я доверяла ей полностью. Послушай, она не сделает ему плохо. Никогда! Она любит Дезмонда, как родного.

– Да, но это мой ребенок, а не ее! Неужели ты сомневаешься в том, что я тоже люблю Дезмонда? – Калли расплакалась. – Это несправедливо, мама! Как только ко мне вернулась память, я сразу же сообщила тебе о том, что жива. Надо немедленно идти в полицию!

– Но мы считали тебя погибшей. Никто не знал, где ты и что с тобой. Во всяком случае, они мне так говорили… Пожалуйста, не вини меня! Тебе захотелось приключений, да? Ты вызвалась добровольцем и ушла на фронт, бросив нас здесь одних, – вдруг резко выпалила Фиби, не глядя в лицо дочери.

– А ты только и ждала того момента, чтобы сбагрить моего сына со своих плеч! Так, выходит? Что ты за бабушка после этого? И не смей называть мою работу «приключениями»! Я что, по-твоему, в игры там играла? Да ты и понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти!

– Я – больная старая женщина! Мне уже не под силу управляться с маленькими детьми… А Джесси любит Дезмонда… Вот если бы кто-нибудь толком объяснил мне, где ты и чем занимаешься…

– Джесси ему няня, а не мать!

– Ты тоже в свое время любила Марти… а не меня! – Голос Фиби дрогнул, и она бросила умоляющий взгляд на дочь, но Калли была вне себя от бешенства.

– Я ведь даже не знала, что ты приходишься мне родной матерью! Как же ты можешь сравнивать?

– Я делала все, что в моих силах, чтобы защитить тебя! С тобой все было иначе, чем с Дезмондом. Во всяком случае, у него где-то есть отец.

– Больше нет! Как видишь, война позаботилась и об этом!

– Вот как? Значит, Тоби больше нет! Что ж, невелика потеря, не так ли? – язвительно бросила в ответ Фиби.

Это уже было выше сил Калли. Она подошла к эркерному окну и уставилась на улицу. Кажется, пора сказать матери правду.

– Неужели ты думаешь, что я позволила бы себе родить от такого мерзавца, как Тоби? Этот прохиндей до сих пор прячется где-нибудь на Ближнем или Дальнем Востоке, в каком-нибудь притоне, и боится нос высунуть наружу. Нет, не он отец Дезмонда! Его отцом был Луи-Ферранд Ван Гротен. Немцы расстреляли его за участие в Сопротивлении. Я привезла с собой орден за мужество, которым его наградили посмертно. Это все, что осталось сыну на память о его замечательном, смелом и благородном отце.

– И ты еще смеешь упрекать меня в бессердечности и черствости! Все эти годы заставляла нас верить в то, что отцом твоего ребенка является муж, а сама в это время состояла в любовной связи совсем с другим человеком.

– Луи-Ферранд был мне больше чем любовником. Мы любили друг друга и планировали быть вместе. Я хотела обезопасить Дезмонда, спасти его от всех этих ужасов войны, и ему было здесь хорошо… пока ты… А ведь мы могли бы снова обрести счастье, все трое! – вдруг сорвалась на крик Калли. – Что ты сделала со мной? Со всеми нами! – Она посмотрела в упор на мать горящим от ненависти взором.

– Ты не имеешь права винить меня за собственные ошибки. Неужели ты не понимаешь, Каролина, что все случившееся – твоих рук дело? Тебя слишком долго не было дома. Свои дела ты посчитала важнее судьбы собственного сына. Что ж, за все в этом мире приходится платить. Уж я-то эту истину хорошо прочувствовала на личном опыте.

Впервые за все время разговора обе женщины посмотрели друг другу прямо в глаза.

– Я делала то же, что и ты в прошлую войну. Выполняла свой долг перед Родиной. Посчитала, что так будет лучше. Думала, что Дезмонду будет с тобой хорошо. Как же я ошибалась! Никогда не ожидала, что ты предашь меня!

– Мои собственные ошибки тебя ничему не научили! Мы обе оказались негодными матерями! Признай же это, наконец, и не пытайся искать виноватых за другими дверями! И не смей говорить со мной в подобном тоне! Ни одна женщина не имеет права бросать свое дитя ради совершения каких-то там военных подвигов, какими бы значительными они ни были. Впрочем, я не желаю ничего знать о том, чем ты занималась на войне. Что сделано, то сделано, и на этом точка!

– Вот как ты заговорила! Ты, наверное, думаешь, что войну выиграли домохозяйки, распивая чаи у себя на кухне? Да ты и понятия не имеешь, сколько честных и порядочных людей поступили точно так же, как я: поставили долг перед Родиной выше семейных привязанностей и обязательств. Сотни женщин из самых разных стран погибли, сражаясь на передовой. Я сама видела этих мужественных героинь в Равенсбрюке. А скольких из них сожгли в крематориях, превратили в пепел. Своим спасением я обязана трем славным француженкам, которые стали моими подругами на всю жизнь. Неужели ты думаешь, что я успокоюсь и позволю забрать у меня сына? Я должна привезти его домой. Он не является ребенком Джесси Диксон. Он – мой ребенок! Мой! Если бы я знала, что так получится, то никогда бы не оставила его с тобой. Его место – здесь, в этом доме, рядом с его матерью! Почему он должен торчать где-то на другом конце света? Жить с чужими людьми? Я должна немедленно отправиться туда. Прямо сейчас…

Калли решительным шагом направилась к двери.

– Постой! – окликнула ее мать. – Успокойся и возьми себя в руки. Сейчас выпьем по чашке чая и подумаем, что нам делать дальше. Понимаю, какой это для тебя удар. Но мы найдем выход… Обязательно найдем! Возможно, стоит заказать билеты на морское путешествие до Австралии. Через какое-то время поедешь и навестишь их там.

– Ты с ума сошла! Неужели ты думаешь, что я останусь в этом доме хоть на минуту, зная, что мой сын в это время живет в чужой семье в полной уверенности, что его мать умерла? Я немедленно напишу им и уведомлю, что собираюсь приехать и забрать сына. Каким образом ей удалось уладить формальности? Сообщи мне все подробности!

– Пока от них еще не поступало никаких известий. И адреса у меня ее нет. Но он есть у Диксонов. Успокойся! Иначе протрешь до дыр подошвы своих кожаных туфель, так бегая по комнате. Я позвоню, чтобы принесли чай.

– К черту твой чай! Слышишь меня? – Калли схватила с кресла пальто и сумочку. – Я не останусь в этом доме одна, без Дезмонда. Я вернулась сюда только ради него. И не успокоюсь до тех пор, пока не отыщу его. Только сознание того, что у меня есть сын, помогло мне выстоять… и выжить. Как я буду жить? Одна! Без Ферранда и без Дезмонда! Я готова убить тебя за то, что ты сделала с нами!

– Каролина! Прошу тебя! Возьми себя в руки! Уже темно! На дворе ночь… А ты с дороги… устала. Переночуй, отдохни…

– Отдохни? В гробу я видела твой отдых! Говорю же тебе, я не успокоюсь до тех пор, пока снова не верну себе Дезмонда. Без него я никогда больше не переступлю порог этого дома! Знай это!

– Каролина, дорогая… Что ты говоришь такое?! Подумай, что ты делаешь…

Но последние слова Фиби уже выкрикнула Калли в спину, ибо она ринулась к дверям и исчезла в ночи.

– Ложитесь в кровать, мисс Фиби! – Мима помогла Фиби подняться с кресла. – Она уже давно сидит где-нибудь в отеле! Бедняжка! По лицу видно, ей пришлось много перетерпеть за последние три года. А тут еще такой подвох дома.

Фиби отрешенно уставилась на догорающие в камине угли.

– Знаешь, в пылу ссоры можешь сказать такое, чего никогда не скажешь в обычном разговоре.

– Да уж! Язык наш – враг наш! Но вы не переживайте! Она вернется…

«Что я натворила? – снова и снова мысленно спрашивала себя Фиби, и сердце ее сжималось от дурных предчувствий. Они с дочерью орали, словно базарные бабы, осыпая друг друга оскорблениями. Наверное, не стоило сообщать Каролине новость о сыне прямо с порога. Надо было потянуть время, улучить подходящий момент… И вот Каролина снова ушла, и только Фиби в том повинна. По ее ведь вине все стало намного хуже, чем было… – Перед кем мне исповедаться? Перед кем облегчить душу за то, что я натворила?»

Фиби вдруг почувствовала себя столетней старухой, дряхлой, беспомощной, никому не нужной. Жизнь вокруг продолжалась, мир уверенно шагал вперед, а она целиком и полностью выпала и из этого мира, и из этого времени. С театральной карьерой покончено, лучшие подруги ее уже давно на том свете, и вот сейчас ее бросила и родная дочь. Вот только Фиби сама никогда не оставит Каролину. Пока она жива, этот дом всегда будет ждать возвращения дочери и внука. Все, что ей удалось скопить, все, что дал ей творческий успех, все это в один прекрасный день будет принадлежать им. Хотя сегодня Фиби готова была пожертвовать всем своим состоянием до последнего пенни только для того, чтобы Каролина и внук были рядом. Зачем ей жить, если она их больше никогда не увидит?

Фиби медленно побрела наверх, с трудом переставляя ноги с одной ступени на другую. Наверху она остановилась, чтобы перевести дыхание. И тут ее осенило. Надо обратиться за помощью к Примми. Быть может, хоть та образумит Каролину, пока еще не поздно. Она наверняка поможет ей отыскать то место, где скрывается Джесси, свяжется с ее адвокатами… Неужели нет таких законов, по которым ребенка невозможно вернуть его матери? Если бы не эта проклятая болезнь, заставившая ее всецело и с головой уйти в собственные хвори и немочь… Да, она забыла о своем долге перед внуком, это правда! Ах, если бы можно было все повернуть назад! Ах, если бы можно было… Вот оно, самое горькое из ее сожалений.

 

33

– Паршивец опять напрудил в кровать, да? – рявкнул Боб Кейн, пока Джесси пыталась спрятать под рубашкой мужа остальную стирку. – Так пусть и стирает свое обоссанное барахло сам!

– Ах, Боб! Прошу тебя! Не начинай опять! Ребенок еще просто не успел акклиматизироваться. Столько всего разного свалилось на его голову!

Дезмонд предусмотрительно спрятался за дверью. Споры и ссоры между Бобом и Джесси всегда вспыхивали из-за него и только из-за него. Во всяком случае, с тех пор, как он переступил порог дома на ферме Руби-Крик.

Стоило Бобу увидеть его, как он тут же взвился:

– Послушай, Джесс! Какого черта ты приволокла с собой этого щенка?

Ада вручила брату его молодую жену и Дезмонда и тут же поспешно ретировалась от греха подальше к себе домой, на ферму неподалеку от города Марри. И вот они с Джесси стоят вместе со своими скромными пожитками на пороге старого фермерского дома, затерянного в австралийской глуши. На десятки миль вокруг ни одной живой души. Овцеводческое ранчо, окруженное со всех сторон пастбищами, загонами для овец, заборами и несколькими жалкими хижинами. И до самого горизонта, где виднелась в дымке горная гряда, стада из тысяч и тысяч овец, рассеянных белыми точками по бескрайним полям. Нога Боба была все еще в гипсе, что делало его беспомощным и совершенно непригодным для работ на ферме. Все, на что он был способен сейчас, – это отдавать приказы, сидя на стуле. Взобраться самостоятельно на лошадь или управлять автомобилем – тоже проблема, но Боб быстро приспособил для этих целей Джесси. Научил жену водить машину и выполнять другую подсобную работу на ферме, с которой он пока не мог управиться сам. Нынешний Боб был мало похож на того бравого летчика, за которого Джесси когда-то выходила замуж в Далрадноре. Небритый, загорелый до черноты, с невероятно смуглым лицом, похожим издали на конфеты «ириски», с неизменной манильской сигарой во рту, – таким предстал перед ними Боб у себя дома. А еще он постоянно и на всех кричал.

– Это так авария на него подействовала! – пожаловалась невестке мамаша Кейн, грузная пожилая женщина с огрубевшей кожей на лице и в стоптанных шлепанцах на распухших коротких ногах. – Он сильно голову себе побил при падении. Целую неделю провалялся в отключке… Хорошо хоть лишняя пара свободных рук появилась на ферме…

– Старайся не шуметь в доме, ладно? – прошептала Джесси мальчику на ухо. – Пока дядя Боб воевал на фронте, его отец умер. И сейчас на ферме работы – непочатый край. А тут еще этот несчастный случай с мотоциклом. Мы все должны постараться и помочь ему побыстрее встать на ноги.

– А когда я пойду в школу? – поинтересовался у нее Дезмонд.

– Насчет школы полной ясности пока нет. Мы живем слишком далеко от города. Ходить туда пешком ты не сможешь. А возить тебя в школу на машине – для этого много бензина потребуется. У них его и так мало. Но ничего! Мы станем слушать уроки, которые передают по местному радио. Вот встанет дядя Боб на ноги, тогда и поговорим обо всем.

Дезмонд бросил унылый взгляд в окно. Как же не похожи здешние горы на те, к которым он привык в Шотландии. И цвет у них другой! Вообще здесь все краски, которыми расцвечены и земля и небо, другие. И все здесь другое. Нет рядом озера, в котором можно искупаться, а речушка рядом с фермой пересохла и обмелела до дна. И мальчишек нет, с которыми можно было бы поиграть во дворе. Джесси день-деньской крутилась как белка в колесе: стряпала на всю семью и кормила обедами поденщиков, стирала, убирала, присматривала за домом, пока свекровь управлялась с домашней живностью. Дезмонду тоже поручили кормить кур и собирать свежие яйца. Вот только с Бобом он категорически не хотел оставаться наедине. Тот садился на порог и тут же начинал командовать.

Однажды утром, когда Джесси хлопотала где-то во дворе, Боб подозвал мальчика к себе.

– Устал я от картошки с мясом. Пусть приготовят мне на ужин аппетитную румяную курочку. Принеси мне подходящую. Выбери ту, что постарше. И мигом! Одна нога – здесь, другая – там.

Поначалу Дезмонд растерялся, не зная, на какой птице остановить свой выбор. Но в конце концов схватил ту, которая больно клюнула его. Он обхватил ее обеими руками, упрятал под мышку и с гордостью побежал домой, чтобы продемонстрировать Бобу свой трофей.

Боб одобрительно кивнул головой.

– А теперь убей ее! – приказал он ребенку. – Пора тебе начинать зарабатывать свой хлеб. Сверни ей шею! Кому говорю!

Дезмонд отскочил от него как ошпаренный, прижимая к груди курицу.

– Но она ведь еще несет яйца! – слабо возразил он.

– Да у нас этих несушек до черта! Говорю же тебе, потяни ее за шею, а потом поверни на бок! И все дела!

– Сделайте вы, пожалуйста! – взмолился мальчик. Он еще ни разу в жизни не убивал живое.

– Делай, что тебя велят, парень! Коль скоро ты живешь под моей крышей и ешь мой хлеб, то и слушай старших! Здесь тебе не твоя прекрасная Шотландия! И красивого домика, полного прислуги, готовой услужить тебе, здесь тоже нет. Здесь простая ферма, на которой живут простые люди, работающие с утра и до поздней ночи. А потому чем быстрее ты научишься управляться со всем, тем лучше… Мне здесь чужое отродье без надобности! Вот и привыкай обходиться без соплей. И запомни! Как только Джесс родит мне ребенка, я тебя в два счета выставлю отсюда! Отошлю в такое место, где ты никогда больше не увидишь Джесс. Так что работай! Иначе будет плохо. Понятно?

Рука Дезмонда ощутила тепло, идущее от оперения, он явственно слышал сердцебиение испуганной птицы. Он попытался сделать то, что ему было велено, но курица вильнула в сторону, и он понял, что лишь поранил ее.

– Я не могу! – заплакал он навзрыд. – Я не знаю как!

– А! Дай мне ее сюда, неумеха! – Дезмонду было жаль несчастную курицу, но он понимал, что должен отдать. А через секунду она уже лежала мертвой со сломанной шеей и обмякшим телом. – Отнеси ее мамаше, пусть общиплет и разделает. Да и сам внимательно понаблюдай, как это делается! В следующий раз это будет твоя работа.

– Зачем нам оставаться в этом доме? – не удержался как-то раз Дезмонд от вопроса, который уже давно вертелся у него на языке. Джесси как раз укладывала его спать. – Я не люблю дядю Боба. Он все время кричит. И дом мне этот не нравится. Тут пахнет навозом, и железная крыша все время гремит по ночам. Я хочу домой!

– Понимаю, мой дорогой, понимаю! Но пока мы не можем вернуться! Это слишком дорого для нас. Потерпи чуток. Вот снимут с дяди Боба гипс, и он перестанет злиться на всех. А что до запахов, то здесь очень жарко. Пыль кругом, сотни мух… Мы просто еще не привыкли к таким условиям. Пожалуйста, постарайся, чтобы сегодняшняя ночь обошлась без происшествий, ладно? Этим ты только навредишь нам обоим.

Джесси расправила одеяло и поцеловала мальчика на ночь. Какое-то время он лежал с открытыми глазами и отчаянно боролся со сном, но кромешная тьма и жара быстро сделали свое дело: он задремал и тут же почувствовал, как пижамные штанишки стали мокрыми. Опять проспал, залился он слезами. Что же делать? Он сгреб мокрую простыню и сунул ее под кровать. И зачем он только потащился сюда вслед за Джесси? Не будь его с нею, и няня улыбалась бы гораздо, гораздо чаще, чем это делает сейчас. А что, если взять и отправиться по той большой дороге, которая ведет в город? Может быть, так бы он дошел в конце концов до самой Аделаиды и нашел бы там дядю Джима. Ему было ненавистно все, что связано с этим домом. Он не хотел оставаться здесь больше ни одной минуты! Если убежать прямо сейчас, то Боб с его гипсом на ноге вряд ли пустится за ним в погоню.

И Джесси стала совсем не такой, как раньше. Она больше не порхает по дому с улыбкой на устах, кудряшки на ее голове превратились в прямые пакли, а лицо покрылось рыжими веснушками. Одежда ее постоянно в пыли, и целыми днями она ходит в домашнем халате и фартуке. Судя по всему, они здесь оба пришлись не ко двору. К тому же Джесси совсем не знает, как обращаться с овцами. На своей ферме в Шотландии она с детства была приучена к коровам, а с овцами требуется совсем другая сноровка.

Постепенно Боб пошел на поправку. Он уже передвигался по двору, опираясь на палку, и даже приноровился управлять своим грузовичком с одной ногой. Раз в неделю они ездили в город: Джесси настояла, чтобы они хоть изредка бывали в церкви. По этому случаю из чемодана извлекалась их парадная одежда. Дезмонду надевали рубашку и курточку, Джесси обряжалась в свое выходное платье и надевала соломенную шляпку. Его сандалии тоже начищались до блеска. Всякий раз, собираясь в город, Дезмонд почему-то вспоминал их морское путешествие сюда, в Австралию, на корабле «Замок Стерлинг», вспоминал, как ему было весело и интересно в обществе дяди Джима. Эти воспоминания лишь сильнее укрепляли его в намерении убежать с фермы. Однажды всю воскресную службу в церкви он обдумывал план побега. Что, если подвернется случай сделать это прямо сейчас? Джесси без него будет гораздо лучше. Он уже знал, где находится железнодорожная станция, откуда поезда отправляются и на юг, и на север страны. Правда, у него не было при себе никакого багажа. Зато в кармане его курточки лежал целый фунт стерлингов, а адрес Джима он уже успел выучить наизусть. Конечно, жаль бросать Джесси одну, но она потом приедет навестить его в Аделаиду и останется вместе с ними, и они счастливо заживут все втроем. А Кейны будут только рады избавиться от лишнего рта. Что же до самого Дезмонда, то он уж точно не станет горевать об их вонючей ферме.

День близился к концу, летний зной пошел на убыль. Вокруг только и разговоры что об овцах и их сортировке. Едва ли в такой толпе народу сможешь улизнуть незамеченным.

– Мне надо в уборную, – прошептал мальчик на ухо Джесси, стараясь ничем не выдать себя. Он хотел обнять ее на прощание, но решил не рисковать. Выйдя из церкви, Дезмонд вихрем помчался на Мейн-стрит, главную улицу в городке, и бегом свернул к железнодорожной станции. На подходе он замедлил шаг, стараясь всем видом показать, что никуда не торопится, просто ждет прибытия нужного ему поезда. Какой-то старик сидел на перроне и строгал палку. Если старик спросит его, решил Дезмонд, он скажет, что пришел встречать гостей. Он уселся рядом и принялся терпеливо ждать. Но никаких поездов не было и в помине. Время от времени старик бросал на него любопытствующие взгляды.

– Когда прибывает следующий поезд на юг? – спросил Дезмонд у старика, стараясь говорить обыденным тоном.

– Завтра! Только завтра, малыш! Какие же поезда по воскресеньям?

Дезмонд поднялся со скамейки, чувствуя, что оказался в самом что ни на есть дурацком положении. И что делать? Либо возвращаться обратно, либо придется где-то прятаться всю ночь. Надо придумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить свою затянувшуюся отлучку. Мальчик побрел назад. Но не успел он отойти от станции, как, на его несчастье, из станционного бара показался прихрамывающий Боб, который моментально окрысился на него:

– Какого черта ты здесь околачиваешься?

– Говорит, ждет поезда на юг, – рассмеялся старик, все еще продолжая возиться со своей деревяшкой. – Наверное, задумал дать от тебя деру, Боб!

– Я ему сейчас покажу «деру»! – взревел Боб. – Ну-ка, марш сюда! – Боб схватил его за руку с такой силой, что кожа моментально сделалась красной, и поволок за собой по улице на виду у всех прохожих. – Ты, маленький ублюдок! Подожди! Вот вернемся домой, я задам тебе жару! Будешь знать, как выставлять меня на всеобщее посмешище.

– Что он натворил? – растерянно спросила Джесси у мужа. Она дожидалась их возле грузовика.

– Сегодня я преподам ему урок, который он запомнит на всю жизнь. А ты, защитница, лучше не суйся! И не открывай мне свою варежку! Ясно? Иначе хуже будет вам обоим!

– Прости меня, малыш! Прости! Лежи, не двигайся! – Джесси осторожно смазывала мазью раны, оставшиеся на теле от ремня.

Синяки на спине и ногах отчаянно ныли и болели, но еще сильнее кипела ярость в душе Дезмонда. Его избили! Жестоко и хладнокровно! Он лежал на животе, стараясь вести себя мужественно. Боб заставил Джесси стоять рядом и наблюдать за экзекуцией. Затем он потребовал, чтобы ему принесли машинку для стрижки, и принялся за его волосы.

– Я уже давно мечтал обкорнать эти патлы! С того самого момента, как он тут возник передо мной! Это ты разводишь с ним слюни, растишь из мальчишки бог знает кого!

– Но у него же волосы вьются от природы! – пыталась урезонить мужа Джесси. – Это натуральные кудри.

– Больше никаких кудрей! Сейчас мы разделаемся с ними в два счета! – расхохотался Боб и принялся насвистывать веселый мотивчик, под который овчары обычно стригут своих овец. Дезмонд почувствовал холод металлической машинки на своей голове, ее острые, слегка зазубренные края впивались ему в кожу. – Щелк! Щелк! Щелк! – напевал Боб, споро работая машинкой. Он остриг мальчика наголо, густая копна кудрей валялась на полу возле стула. По лбу ребенка поползла струя крови. Видно, где-то машинка зацепила за живое, но мальчишка был настолько оглушен происходящим, что не издал ни звука. Он сидел не шевелясь, понимая, что каждое движение лишь причинит ему новую боль. И за каждым новым «Щелк! Щелк! Щелк!» что-то в его душе умирало безвозвратно, навсегда. Он тупо уставился в каменную стену, потом перевел взгляд на огонь в печи, где уже потрескивали на углях его кудряшки.

– Перестань, Боб! – не выдержала наконец и его мать. – Что это на тебя нашло вдруг? Он же еще совсем ребенок! Зачем же вымещать свое зло на нем?

– Заткнись, мать! Пусть щенок знает, кто в этом доме хозяин! И чем скорее он это поймет, тем лучше. Тогда, быть может, я еще и сумею сделать из него фермера!

Джесси тихо плакала, орудуя метлой, собирая в совок остатки волос Дезмонда.

– И ты тоже перестань хлюпать носом! – набросился на нее муж. – Вечно ты ему во всем потакаешь! Совсем разбаловала щенка! – Боб отступил на пару шагов в сторону, явно любуясь своей работой.

«Я тебя ненавижу, – мысленно сказал ему Дезмонд. – Больше я не скажу тебе ни слова. Никогда!»

Отныне между ними началась открытая война. Боб никогда больше не увидит его слез. В следующий раз Дезмонд будет хитрее. Он все равно убежит отсюда! И Джесси возьмет с собой. Она заслуживает лучшего мужа, чем Боб Кейн. Тем более что у Дезмонда уже имелась на примете подходящая кандидатура.

 

34

Калли почти без сил рухнула на руки Примми, когда та открыла ей дверь своей квартирки на Синклер-роуд.

Примми вздохнула с облегчением.

– Ну наконец-то! Как же я рада снова видеть тебя! Думала, мы уже никогда больше не встретимся… Звонила твоя мать. Так что я тебя ждала. Мисс Фиби очень переживает. Ах ты, моя бедная! Надо же, какое несчастье! Ты не заслужила такого удара! Проходи, садись! У меня есть бутылочка вина. Сейчас мы устроим с тобой небольшой праздник. Как хорошо, что ты вернулась!

Калли безвольно опустилась на софу и огляделась по сторонам. Все вокруг знакомое, родное… Как же давно она здесь не была! Столько всего произошло в ее жизни за минувшие годы, а здесь все как прежде… Та же потертая мебель, те же картины на стенах. Ей вдруг захотелось свернуться калачиком и заснуть. Заснуть и спать сто лет, не просыпаясь.

– Надо же что-то делать! – пробормотала она едва слышно.

– Только не сегодня! – возразила ей Примми. – Ты еще толком ничего не знаешь. Я ничего не знаю… Надо все обдумать хорошенько! А пока расслабься. – Подруга сунула Калли в руку бокал с вином. – Забудь на время обо всем! Главное, что ты жива и вернулась домой. Тут ходили слухи, что не все наши разведчицы… оказались на высоте… – Примми замолчала, ожидая ответной реакции Калли. – Некоторые отказались возвращаться… Я знаю, через что тебе пришлось пройти! Такое просачивается наружу, несмотря на все секреты и тайны. Насколько мне известно, твое подразделение расформировали. Мне очень жаль, что все так получилось с Дезмондом. Но ты не переживай! Уверена, в Австралии ему не грозит ничего плохого.

– Мне нужно немедленно забрать его и привезти домой. Как только Фиби могла поступить так со мной?

– Я не оправдываю ее, поверь! Но все же не забывай, у твоей матери был инсульт. Отец говорит, после перенесенного инсульта люди сильно меняются.

– Я отправлюсь в Австралию первым же судном! – Калли отхлебнула немного вина. – Как только выясню, куда конкретно они уехали.

– Но вначале тебе нужен хотя бы короткий отдых. Такое путешествие потребует немалых сил. А ты и так на пределе своих возможностей! Пощади себя хоть немного! – Примми присела рядом и ласково погладила подругу по руке.

– Только мысли о сыне, сознание того, что у меня есть Дезмонд, позволили мне выжить в этом аду! – воскликнула Калли запальчиво. – Я не могу ждать, устраивать себе релаксацию и все такое! Я хочу увидеть лицо своего сына! Иначе он совсем забудет родную мать. Но ведь дети же не забывают своих матерей, как думаешь? – Калли взглянула на Примми, словно ожидая у нее поддержки.

– Такие дела быстро не делаются. И случается всякое. У одной моей коллеги по работе муж в прошлом году вернулся из японского лагеря военнопленных, так их маленькая дочка категорически отказалась признавать его. Всякий раз, когда он пытается приблизиться к ней, приласкать, девочка начинает плакать. И не устает повторять матери: «Что это за дядя лежит у тебя в кровати? Я не хочу, чтобы он жил вместе с нами!» Бедный отец просто в отчаянии.

– Слава богу, это не мой случай! Дезмонд меня помнит, я знаю!

– Калли! Три года – это огромный срок для ребенка. Не хочу, чтобы ты тешила себя ложными…

Калли в отчаянии закрыла уши руками.

– Не хочу ничего слушать! Почему ты настроена так негативно? Вот приведу в порядок свои бумаги, оформлю военную пенсию, как положено, найду подходящий дом, обустрою его, и вперед, за сыном! Без него я в Британию не вернусь.

– Ты должна помириться с Фиби. Обещай мне! Она сейчас в ужасном состоянии, а со здоровьем у нее неважно.

– Я никогда не прощу ей того, как она обошлась с Дезмондом!

– Она – твоя мать, и она хотела как лучше.

– В ней никогда не было настоящих материнских чувств. Такие женщины, как она, не созданы для материнства. Человеческую натуру не переделаешь! Вот вернусь с Дезмондом, тогда и разберусь со всем остальным, в том числе и с ней.

В сердце Калли действительно не осталось никаких чувств к матери, лишь одна испепеляющая ненависть.

Примми поняла, что продолжать разговор бесполезно: подруга вся на нервах, и принесла из кухоньки небольшой кусочек сыра и несколько крекеров.

– Вот все, что осталось у меня от продуктов по карточкам, – проговорила она извиняющимся тоном.

– Я не голодна! Подай-ка лучше бутылку. Вино хорошее!

Вино действительно согрело Калли изнутри и слегка успокоило ее.

– Это Ральф достал где-то по случаю! – Примми слегка покраснела. – Ты его еще не знаешь! Мы познакомились с ним на работе. Это лучшее из того, что случилось со мной за годы войны. Мы собираемся пожениться. Так что имей в виду! Ко дню нашей свадьбы ты обязана вернуться домой. Надеюсь, ты погостишь у меня пару дней. Не ринешься же ты в путь прямо завтра.

– Мне еще надо встретиться с адвокатами. Узнать, какими средствами я располагаю на сегодняшний день. Я хочу купить дом. Остались еще кое-какие моменты, связанные и с работой. Ты понимаешь, о чем я. Они хотят, чтобы я дала письменные показания о том, как со мной обращались в бельгийской тюрьме. Вроде бы задержали некоторых из тамошних охранников тюрьмы. Я обязана это сделать! Это мой долг по отношению к тем моим товарищам, которых тоже предали, а потом казнили. – Калли устало покачала головой.

– Ты можешь говорить об этом?

– Нет! И, пожалуйста, никогда не спрашивай меня о том, что было. Я заперла эту дверь на ключ, а ключ выбросила вон. Такими воспоминаниями не принято делиться. Тебя просто не поймут. Сегодня я даже думать о прошлом не хочу! Разве эти страшные воспоминания помогут мне вернуть сына? А сейчас для меня главное – это Дезмонд. Родные Джесси Диксон должны в ближайшие дни сообщить мне ее австралийский адрес. Мне уже известно, что они вместе с Дезмондом отплыли в Австралию на корабле «Замок Стерлинг». Во всяком случае, они числились в списке пассажиров. Как только у меня появится на руках их точный австралийский адрес, я немедленно напишу, потребую, чтобы мне сообщили, где теперь находится мой ребенок.

– Но не гони лошадей, Калли, ладно? Пошли вначале пару открыток, что-то такое, что напомнило бы сыну о тебе. Например, фотографии Далраднора.

– В Далраднор я больше не вернусь! – упрямо воскликнула Калли, отметая прочь все советы подруги.

– Почему?! – совершенно искренне удивилась та. – Это же твой дом! Твой и твоего сына. И ты любишь Далраднор. Не надо видеть все вокруг только в черно-белых тонах. И с матерью тебе нужно найти взаимопонимание. У нее ведь тоже есть своя правда. Не забывай, ты же добровольно бросила все, в том числе и маленького сына, и ушла воевать. У тебя был выбор, и ты его сделала. То есть ты знала, на что шла. Или не понимала?

– Я думала, ты мне – настоящий друг! – вдруг обиделась Калли. Ей были неприятны вопросы Примми, которые она задавала прямо в лоб. – А ты ничем не лучше Фиби. Тоже начинаешь учить меня жизни, что надо было делать, чего не надо было…

Примми обняла Калли.

– Перестань! Конечно, я – твой друг, а как же иначе? Я всегда на твоей стороне. Но какой прок от дружбы, если мы не можем быть честными до конца? Меня, знаешь ли, с детства учили: всегда говори правду и только правду, но говори ее с любовью. Вот я и пытаюсь тебе помочь как могу. Но в твоем случае все так запутано… и слишком много эмоций.

Калли энергично затрясла головой.

– Не стану я больше слушать всю эту чепуху! – Она вскочила на ноги, и комната тут же поплыла у нее перед глазами. Вино успело ударить в голову, тело стало непослушным, и она снова безвольно рухнула на софу.

– Пойдем, я уложу тебя в кровать! Давай переспим все наши горести, а завтра все начнем сначала! – предложила ей Примми. Она поставила в раковину пустую бутылку и фужеры. – Надо тщательно спланировать всю кампанию, шаг за шагом. Прежде всего Джесси и Дезмонд должны знать, что ты жива и здорова. Няня также должна понять, что ты намереваешься забрать ребенка домой. Следовательно, тебе здесь нужен дом, хороший удобный дом, где вам двоим будет уютно. Учти, сейчас найти такой дом совсем даже не просто. К тому же ты просто обязана дать Джесси немного времени, чтобы та подготовила ребенка к твоему приезду. Дезмонд ведь не грудной младенец. У мальчика, вполне возможно, есть уже свои представления о том, как и с кем ему жить. Не пори горячки, Калли, и все будет хорошо! Ты слушаешь меня?

Примми повернулась к дивану и взглянула на подругу, а потом сочувственно покачала головой. Калли крепко спала, слегка посапывая во сне. Вино сделало свое дело: помогло ей отключиться от всего на свете.

 

35

– Этот щенок язык проглотил? Или как? – Боб восседал во главе стола и громко чавкал, пережевывая рагу и одновременно пытаясь выбить ответную реплику у Дезмонда. – Или он у тебя совсем дурак?

Прошло уже несколько месяцев с той злополучной порки, и за все это время Дезмонд не сказал Бобу ни слова. Ни единого слова! Если сержант Кейн просил его о чем-нибудь, мальчик кивком головы соглашался выполнить распоряжение или просьбу. Он стоически сносил затрещины, если таковые ему доставались, и молча пропускал мимо ушей язвительные замечания и насмешки. Кстати, Дезмонду нравилась выбранная им линия поведения, и он с какой-то мстительной радостью наблюдал за растерянным выражением лица Боба, который явно не знал в такие минуты, что ему делать. Словом, то действительно была война не на жизнь, а на смерть. Надо отдать должное и самой Джесси. При первой же возможности она становилась на сторону мальчика и придумывала массу оправданий для его молчания.

– Ребенку пора в школу! – заявила она как-то раз мужу, пытаясь умаслить его лаской. – Нельзя растить из него неуча! – Она улыбнулась. – Подумай сам! Если бы ты в свое время не закончил школу, тебя бы не направили служить в авиацию, и мы бы с тобой никогда не встретились.

– Вот и учи его сама, если так печешься о гаденыше. Возьми книги, и вперед!

А Джесси и не нужно было повторять дважды. Отныне уроки стали для Дезмонда настоящей отдушиной. Они садились вместе с няней, читали вслух книги, потом решали задачки по арифметике, составляли список того, что нужно купить в городе на неделю, и подбивали смету, тренируя память на примеры со сложением. В зале стояло старенькое расстроенное пианино. Оно дребезжало и фальшивило, но это не мешало Джесси изредка садиться к нему и аккомпанировать себе, и тогда они начинали петь старинные шотландские песни. Особенно Дезмонд любил «Лох-Ломонд» («Озеро Ломонд») и «Я родом из Глазго». Почему-то Джесси всегда начинала плакать, когда пела эти песни, а мамаша Кейн, та, напротив, очень любила слушать их пение и всегда присоединялась к ним во время таких импровизированных концертов с каким-нибудь рукоделием.

В один из субботних вечеров они скатали ковер в сторону, чтобы попрактиковать на полу рил, шотландский народный хороводный танец, который они намеревались исполнить на одном из ближайших церковных концертов. Но тут неожиданно для всех, в самый разгар их репетиции, появился Боб. Он завис в дверях, угрюмо окинув взглядом комнату.

– Итак, мальчишка распевает себе песенки день-деньской как ни в чем не бывало! – Все замолчали, не зная, чего им ждать дальше. – Ну что же вы? Продолжайте, будто меня тут и нет! Пусть этот глухонемой немного поупражняется перед ужином. Будто я не знаю, что вы все тут вытворяете у меня за спиной! Пой, кому говорю! Или… – он жестом указал Джесси на место возле пианино. – Все твои штучки!

– Сынок! – подала голос мамаша Кейн. – Чего ты к ним цепляешься? Что плохого в том, если они попоют немного?

Но Боб лишь с силой отшвырнул мать в сторону.

– Заткнись, кому говорю! Если мужик уже не хозяин у себя в доме, то… Пой, безродный щенок, пой!

Джесси села к инструменту, боясь пошевелиться. Дезмонд молча встал рядом. В горле у него пересохло от страха. Но настоящий ужас он испытал, когда увидел, как Боб схватился за кочергу, стоявшую возле камина. Он нервно сглотнул слюну и кивнул Джесси начинать. Та сыграла первые такты песни «Лох-Ломонд». Мальчик попытался выдавить из себя первую строчку, но изо рта вырвались лишь бессвязные звуки: «На тв… их прек… ных бе… гах…»

– Раньше у тебя получше получалось!

Дезмонд сделал еще одну попытку и снова не смог взять ни одной ноты.

Внезапно Джесси перестала играть и с откровенной неприязнью взглянула на мужа.

– Он боится тебя, Боб!

Тот подошел к пианино и с грохотом хлопнул крышкой инструмента прямо по пальцам жены. Джесси вскрикнула от боли. Мальчик, не помня себя от ярости, подскочил к Кейну и ударил его по ногам. Боб поднял кочергу и нанес ответный удар, а потом еще один, и еще один. Он остервенело избивал Дезмонда кочергой до тех пор, пока ребенок не потерял сознание.

Мальчишка пришел в себя, весь в бинтах, смутно понимая, где он и что с ним. Мамаша Кейн промывала рассеченную бровь.

– Прости нас, Луи! На этот раз он совсем спятил! Надо вам уезжать отсюда, пока он не убил тебя. – Мамаша Кейн расплакалась. – Не узнаю своего сына. У него что-то стало с головой. Бросается на всех, словно бешеный.

– А что с Джесси? – испугался мальчик.

– Она отдыхает. Не понимаю, что за дьявол в него вселился! Это все после той аварии на мотоцикле! – Старуха посмотрела на свадебную фотографию молодых и добавила: – Так больше не может продолжаться!

Дезмонд не мог пошевелиться от боли. Болело все тело, но особенно болела голова. «В чем я виноват, а?» – думал он. В том, что приехал вместе с Джесси? Из-за этого Боб так бесится? Надо уходить, надо уходить, и чем скорее, тем лучше. Иначе он убьет и Джесси. Но сейчас Дезмонд был еще слишком слаб, чтобы бежать прочь. Мысли в голове путались… Одно он знал точно: он ненавидит эту ферму, и мамаша Кейн поможет ему бежать, если он хорошенько попросит ее об этом.

– У вас есть конверт с маркой? – спросил он у нее на следующий день, сидя на кухне и пытаясь чистить картошку негнущимися пальцами.

– Поищу, детка. Обязательно поищу! – женщина улыбнулась мальчику. – Только – чур! – никому ни слова!

 

36

Калли сидела на палубе, держа в руках бокал с послеобеденным аперитивом, и блаженно подставляла себя солнечным лучам. Наконец-то она двинулась в Австралию и даже надеется, что их судно под названием «Императрица» прибудет на место аккурат под Новый год, чтобы можно было его встретить уже вместе с сыном. Подготовка к путешествию потребовала гораздо больше времени, чем она рассчитывала. Но столько всяких неотложных дел навалилось… Как и говорила ей Примми, найти подходящий дом в пригородах оказалось совсем не просто. В конце концов пришлось согласиться на долгосрочную аренду: она сняла дом на морском побережье возле Бексхилла. Дезмонду наверняка понравится жить у моря. Вокруг полно хороших школ, но главное – в этих местах их не знают. Никто не станет расспрашивать ее о прошлом, и, следовательно, его можно похоронить и начать жизнь с чистого листа.

Наконец ей сообщили точный адрес Джесси Кейн: бедняжку занесло куда-то в глубь страны на ферму Руб-Крик недалеко от небольшого городка Марри. Калли немедленно отослала ей письмо, уведомив, что она уже на пути в Австралию.

На пароходе было полно детворы: дети-сироты в сопровождении монахинь и своих преподавателей плыли к берегам далекой страны в надежде обрести там родителей и новую семью. Но пока они носились по палубам как оглашенные днями напролет и постоянно что-то жевали. Бледные незагорелые личики ребятишек, выдающие городских жителей, приятно зарумянились и покрылись красивым загаром уже за первые несколько дней морского путешествия. Интересно, как выглядит сейчас Дезмонд, силилась представить себе Калли. Ведь ему уже семь. Она послала ему к Рождеству посылку с красивой машинкой от известной фирмы детских игрушек «Динки тойз» и приложила к подарку собственную фотографию в военной форме. Джесси она написала отдельное письмо и вложила в него открытку для Дезмонда с изображением корабля и еще одну открытку, на которой была запечатлена ее мать времен далекой молодости, когда она блистала на подмостках варьете. Фотография Фиби Фей должна была, по мнению Калли, напомнить бывшей няне о ее долге по отношению к семье, в которой она прожила столько лет. На фотографии Фиби была настоящей красавицей. Жаль, что ее сын не скоро встретится со своей бабушкой. Пока еще Калли не готова была простить мать, но в любом случае и Джесси, и Дезмонд должны понимать, что Фиби Фей – это очень важно.

Хорошо снова оказаться на палубе парохода и плыть по морю. Во время последнего морского путешествия она возвращалась домой из Египта, все время думала о Ферранде и уже носила под сердцем его ребенка. Как же они были счастливы в Каире! Какие грандиозные планы строили на будущее. Если бы они только знали, что ждет их впереди. Даже сейчас, спустя столько месяцев, Калли все еще просыпается по ночам от страшных кошмаров, которые продолжают преследовать ее своими леденящими душу видениями. Но ничего! Вот заберет сына, и они начнут новую жизнь вдвоем, и больше никто и никогда не разлучит их.

Накануне Рождества Джесси и мамаша Кейн отправились в город за покупками. Дезмонд упросил их взять его с собой. Как же иначе он осуществит свой давно задуманный план? Синяки на его лице и теле уже посветлели, но остался грубый шрам на щеке. Боб вовсе не горел желанием, чтобы следы побоев заметили посторонние, а потому, несмотря на немыслимую жару, мальчика заставили надеть курточку с длинными рукавами, а обстриженную наголо головку прикрыли шапкой-панамкой. Его нарядили в шорты, которые Джесси смастерила из старых рабочих брюк мужа. Пальцы ног торчали из сандалий, которые были откровенно малы. Боб старался не смотреть на мальчонку. Про тот злополучный субботний вечер в семье не говорили. Ногти на руках у Джесси налились кровью, а все пальцы были заклеены пластырем. Работать по дому она не могла, и ее обязанности распределили между собой Дезмонд и мамаша Кейн.

В городе Дезмонд первым делом попросил разрешения отлучиться на почту. Он осторожно нащупал в кармане свою драгоценную банкноту в один фунт и рождественскую открытку. В городе у него были и другие дела. Он собирался не только отправить поздравительную открытку в Аделаиду, но и купить рождественские подарки домашним. Подаренная дядей Джимом банкнота уже давно не давала ему покоя. Дезмонд жаждал потратить деньги с пользой и на дело. На почте он подписал открытку и постарался сделать это наилучшим образом, продемонстрировав все свои способности по части каллиграфии.

– Опять тебе досталось, Луи? – поинтересовалась у него работница почты, бросив на мальчика встревоженный взгляд.

– Да так! Лошадь нечаянно задела! – бодро солгал он и, стараясь не смотреть на женщину, протянул ей свое письмо.

– Раз ты здесь, то будь добр, захвати с собой письмо для твоей тети Джесс. Оно пришло из Англии. Только не забудь отдать ей, сынок, ладно?

Дезмонд сунул письмо в карман курточки и поспешил в ближайшую лавку. Он решил купить себе банку дешевых карамелек, носовые платки в подарок для мамаши Кейн и немного мишуры. Рождество ведь, в конце концов! И Джесси пообещала, что, несмотря на жару, они нарядят елку. Вдруг им повезет, и Боб напьется, завалится в кровать и будет храпеть до утра. Вот тогда они смогут по-настоящему расслабиться, будут слушать радио, разговаривать и даже смеяться.

Вообще-то Боб сильно переменился в последнее время, почти не пил, стал более спокойным. Дезмонд даже слышал, как он просил у Джесси прощения. Он больше не упирался и безропотно возил их по воскресеньям в церковь. И даже пообещал устроить для домашних рождественский пикник.

И все-таки Рождество в Австралии какое-то чудно´е: снега нет, в магазинах не продают Дедов Морозов. Джесси сказала, что вряд ли Дед Мороз лично пожалует к ним на ферму, уж слишком далеко. Но подарки он обязательно пришлет по почте.

– Постарайся быть поласковее с дядей Бобом, – прошептала она ему как-то раз. – Он ведь тоже очень старается. Понимает, что был тогда не прав.

– Но зачем нам здесь жить? – недоумевал ребенок.

– Потому что я поклялась в церкви быть рядом с мужем и в счастье, и в горе, – тихо обронила Джесси, но лицо у нее при этом было очень грустным. – Нам всем надо очень стараться, чтобы дела в доме наладились.

Джесси часто плакала. Особенно если задерживалась почта от родных. Дезмонд знал, что в глубине души она ненавидит эту ферму так же сильно, как и он сам.

Все шло по плану, а потом наступило рождественское утро, и все его усилия снова пошли насмарку.

– Откуда у тебя деньги на всю эту чепуху? – взвился Боб, разглядывая подарки, которые Дезмонд приготовил для домашних. Но, наверное, больше всего его разозлило то, что для себя он подарка не обнаружил.

– Это мои собственные деньги, я их сэкономил.

– Повторяю! Откуда у тебя деньги? Или в городе спер у кого-нибудь?

– Нет, мне их подарили.

– Вы только посмотрите, как этот гаденыш выкручивается! И кто ж тебе, интересно, подарил эти деньги? Джесс! Ты посмела взять деньги из тех, что я даю на домашнее хозяйство?

Джесс вспыхнула от негодования, но лишь молча покачала головой.

– Не лги! Это все твои проделки!

– Ничего она не лжет! – заступилась за невестку мамаша Кейн. – Оставь ее в покое. Сегодня же ведь Рождество.

Боб схватил Дезмонда за ворот и с силой тряхнул его. Мальчик в испуге отшатнулся.

– Говори немедленно, кто тебе дал эти деньги, щенок!

– Один дядя на корабле. Он подарил мне их на прощание.

– Что за дядя? – Боб усилил хватку.

– Дядя Джим.

– Дядя кто?

– Дядя Джим, наш друг. Он возвращался домой с войны.

– Так, значит, на пароходе были военные… А с чего это он вдруг так раздобрился на деньги для тебя?

– Ах, Боб! Перестань же! – вмешалась Джесси. – Этот человек организовал для всех остальных пассажиров уроки физкультуры. Вот так мы и познакомились с ним. Очень хороший и добрый человек.

– Еще бы! Сама доброта! Заткнул рот щенку деньгами, чтобы тот молчал. Он был твоим ухажером?

– Прошу тебя, успокойся! Ничего не было! Пару раз мы с ним станцевали, только и всего. Если бы не было военных, то девушкам пришлось бы танцевать друг с другом. А к Луи он очень привязался, это правда. Давайте не будем ругаться. Ведь сегодня же Рождество.

– Плевать я хотел на твое Рождество! Подумаешь! Такой же день, как и всякий другой… Не хуже и не лучше… Овцы, к примеру, и понятия не имеют, что такое Рождество. У мальчишки хитрая рожа, по глазам вижу. Чего-то он там недоговаривает. Что ты ищешь там, в кармане?

– Ой, я кое-что забыл! – воскликнул Дезмонд. – Минуточку! – Он извлек из кармана курточки изрядно помятый конверт. – Это тебе, Джесс! Из Англии. Прости, я забыл! – Он протянул Джесси конверт, подписанный незнакомым почерком. Джесс отвернулась в сторону и вскрыла письмо, а потом молча вышла из комнаты.

Когда она снова вернулась к ним, лицо у нее было необычно серьезным.

– Плохие новости? – участливо поинтересовалась у нее свекровь.

– Так, обычные семейные дела. Прочитаю потом. И на чем мы остановились?

– Все на том же! Учу негодника жизни! Чтобы перестал мне кривляться и врать!

– Отстань от него! – вдруг неожиданно взвилась Джесси и стала рядом с мальчиком.

– А, ты всегда на его стороне! Пусть выметается из моего дома прочь! – Боб уставился на обоих тяжелым немигающим взглядом.

– Он еще слишком маленький, чтобы отправлять его одного в школу, далеко от дома. Да еще в чужой стране. У тебя совсем нет сердца, Боб! Я привезла его с собой в надежде, что ему здесь будет лучше! – Джесси отвернулась к очагу и бросила в огонь упаковочную бумагу от подарков.

– Выбирай, Джесс! Или я, или он! В Шотландии ты была совсем другой. Ты была такой веселой, жизнерадостной, жизнь так и била из тебя ключом.

– Да! И вот я приехала на другой конец света, чтобы быть рядом с тобой, и обнаружила, что ты – совсем не тот мужчина, за которого я выходила замуж. Ты сильно переменился, Боб! Это тебе любой скажет. А я тоже не за тем сюда ехала, чтобы меня колотили как грушу. Что же до Луи, то у тебя больше ласки к твоим овцам, чем к ребенку.

– Он на тебя дурно влияет! – Боб сделал шаг вперед, и Дезмонд инстинктивно спрятался за спину Джесси, опасаясь получить очередную затрещину.

– Ты на себя вначале посмотри, Боб! А уж потом приставай к ребенку! Какой пример ты ему подаешь? С тех самых пор, как мы приехали на ферму, с твоих губ не сорвалось ни одного ласкового слова. Все! С меня хватит!

– Что ж, тебе виднее! – презрительно фыркнул Боб. – Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь! – Он сложил руки на груди и вперил немигающий взгляд в жену, но, увидев ее решительное выражение лица, отвел глаза в сторону.

– Мне жаль, мама, что все так вышло! – сказала Джесси, обращаясь к свекрови. – Но чаша моего терпения переполнилась. Если даже на Рождество мы не можем вести себя как люди, так чего еще мне ждать? Пошли, Луи! Будем собираться! Я не останусь в доме, где мне не рады!

Дезмонд не верил своим ушам. Что случилось? Почему так внезапно Джесси решила изменить их жизнь? Неужели они действительно уедут отсюда? Он опрометью бросился вслед за ней по лестнице. Впервые за долгие месяцы на его лице появилась улыбка. Джесси извлекла из шкафа чемодан со всеми теми наклейками, которыми он раскрасился за долгий путь до Австралии, и стала швырять в него вещи, все те городские наряды, которые им так и не пригодились в этой глуши.

– Уезжаем прямо сейчас! Я попрошу одного фермера подбросить нас до города. Вот только понятия не имею, куда нам дальше двинуться.

– Зато я имею! – мальчишка расплылся в счастливой улыбке и протянул ей крохотный клочок бумаги, который он берег все эти месяцы. – Я послал дяде Джиму открытку. Он знает про нас! Но мы приедем к нему первыми. Я дал ему обещание и сдержу слово.

Джесси тоже улыбнулась и прижала Дезмонда к себе.

– Что бы я делала без тебя, сынок?

Дезмонд даже зарделся от гордости. Разве это не лучший в мире рождественский подарок? Ведь Джесси только что назвала его своим сыном.

 

37

От жары непривычно пощипывало кожу на лице. Калли молча созерцала пейзажи, мелькающие за окнами поезда. Необъятность окружающих просторов ошеломляла. Поезд катил по Южной Австралии, на смену лесам пришли бескрайние поля и пастбища. Ровная, словно блюдо, земля, уходящая за горизонт, изредка пересекаемая дорожным полотном. Кое-где у дорог мелькали небольшие поселки, будто сошедшие с экрана какого-нибудь американского вестерна. И снова поезд отматывал милю за милей по пыльному бездорожью австралийских прерий. Каково здесь ее маленькому сыну? Что он делает среди этих диких пространств, еще до конца не освоенных человеком? Австралия – молодая страна, она и создана для молодых. И все здесь новое: и дома, и дороги, и города. И все не такое, как у них на родине. Даже земля – другая!

Она вышла на железнодорожной станции, ближайшей от фермы Руби-Крик, и сразу же почувствовала себя до неловкости чужой. Ее лондонский наряд безошибочно сообщал местной публике, что она приехала издалека. Она зарезервировала себе номер в крохотной гостинице, по своим размерам чуть больше бара, с несколькими комнатами наверху для постояльцев, и оставила там свои вещи. Первым делом предстояло узнать, как быстрее всего добраться до фермы. В глубине души Калли до последнего надеялась, что у обитателей Руби-Крик хватит приличия встретить ее на станции. Ведь она же заранее уведомила Джесси о своем приезде. Но ответа не получила. Впрочем, и первое ее письмо тоже осталось без ответа. Выйдя на улицу, она огляделась по сторонам и решительным шагом направилась в сторону почты.

Женщина за прилавком окинула ее мимолетным взглядом и приветливо улыбнулась.

– Добрый день! Чем могу услужить?

– Надеюсь, чем-нибудь поможете! Вы не подскажете, как мне добраться до Руби-Крик? – Калли улыбнулась в ответ и выжидательно замерла, добавив после короткой паузы: – Мне нужна ферма Кейнов. Я ищу Джесси Кейн. Это далеко отсюда?

– Вы из Англии? – спросила женщина с ярко выраженным местным акцентом.

Калли молча кивнула.

– Не хочу вас разочаровывать, миссис, но Джесси на ферме больше не живет. Они уехали, – добавила она почти шепотом. – Говорят, у них там случился страшный скандал. Этот Боб Кейн совсем с ума спятил! Не ужиться с такой трудягой, как Джесси. Он такой работящей жены больше нигде не найдет! Впрочем, о чем говорить! У него после той аварии на мотоцикле голова и в самом деле не на месте. Они уехали отсюда прямо на Рождество. Джесси забежала на почту минут на пять, попрощаться. Я ее не виню! Бедняжка! У нее на то были свои причины! – Женщина навалилась на прилавок, всем своим видом показывая, что ее сочувствие целиком на стороне беглянки.

– И где же они сейчас?

Калли почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Тащиться в такую даль, и все впустую!

– Понятия не имею! Люди говорили, сели в поезд, следующий на юг. Скорее всего, уехали навсегда. А вот куда, не могу сказать!

– Они? То есть мальчика она забрала с собой?

– Конечно! Да она ради этого ребенка была готова на все! Такой забавный парнишка. Как-то раз забежал на почту тайком, попросил отправить открытку. Бедное дитя! Обкорнали ему все кудряшки. Жаль! Открытку Луи отправил куда-то в Аделаиду.

– Точный адрес не помните? – Интересно, почему она назвала Дезмонда Луи, подумала про себя Калли.

– Побойтесь Бога! Разве можно запомнить все адреса? Через мои руки столько почты каждый день проходит! Некогда мне читать чужие адреса! Это телеграфистам нужно знать адрес отправления, да и память у них получше моей будет. Впрочем, дайте-ка немного поразмыслить! Парнишка так старательно подписывал адрес. Явно хотел продемонстрировать адресату свой хороший почерк. Да и то правда! Не каждый мальчишка с дальней фермы может похвастаться таким хорошим почерком. Тем более он и в школу не ходит! Что ж там за фамилия значилась на той открытке? Что-то до боли знакомое… – женщина полузакрыла глаза, чтобы всецело сконцентрировать свою память на давнем эпизоде. – Точно помню, что начинается с буквы «Б»! Болл? Нет! Не знаю я никаких Боллов!

– Пожалуйста! Прошу вас! Вспомните хоть что-то! – Калли почувствовала, что ее начинает сотрясать нервный озноб.

– Вспомнила! Я училась в школе в Марри с одним мальчишкой по фамилии Бойд! Точно! Открытка была адресована некоему мистеру Бойду в Аделаиду. Вот все, что помню!

– Как вы думаете, они поехали к нему? – спросила Калли срывающимся от отчаяния голосом.

– Откуда мне знать? Спросите у мамаши Кейн. Хотя нет! Лучше не надо! А вы кем им приходитесь? Родственница? Или из службы опеки? – впервые за все время их разговора служащая почты метнула на Калли подозрительный взгляд.

– Я – их близкая родственница. Приехала издалека, чтобы повидаться. А получается, что опоздала.

Калли была уже на грани слез. Страшная усталость вдруг навалилась на нее и придавила к земле своей тяжестью. Но и пускаться в откровенные беседы с незнакомым человеком ей тоже был не резон.

– А вы присядьте, передохните с дороги! – участливо проговорила женщина. – Кстати, вы меня очень обяжете, если заберете с собой целую стопку писем, адресованных Джесси. Там и посылка есть. Подождите минутку! – Женщина вышла в заднюю комнату и вернулась с пачкой писем и рождественской посылкой Калли.

– Я отправила это еще к Рождеству! – проговорила она обреченным тоном.

– Адрес не совсем точно указали! Вот она и блуждала столько времени! Зато сейчас сможете вручить свой подарок лично. Думаю, вам стоит поискать их в Аделаиде. Попытка, как говорится, не пытка… И город хороший… Мистер Бойд наверняка поможет вам в ваших поисках… Удачи вам! Так как ваше имя, я не совсем расслышала!

Калли попрощалась кивком головы и, не говоря ни слова, покинула почту, стараясь не расплакаться по дороге. Снова, уже в который раз! – она стоит среди руин. Все повторяется! Мать не получила ее открытку. Дезмонд не получил подарок и фотографии. Неужели Джесси так оперативно среагировала на ее первое письмо? Его в стопке писем Калли не обнаружила. Получается, прочитала, что она приезжает за сыном, и тут же удрала прочь. Не в этом ли кроется причина их столь поспешного бегства с фермы?

Пожалуй, хорошая порция бренди совсем не помешает унять расшалившиеся нервы. Калли вернулась в гостиницу и с досадой обнаружила, что бар закрыт до вечера. Остаток дня она провалялась в номере, лежа на кровати и собираясь с мыслями. То немногое, что ей сообщила почтовая работница, едва ли можно рассматривать как серьезную зацепку при проведении поисков. Все очень шатко, расплывчато, неопределенно… Однако не за тем она ехала на другой конец света, чтобы сломаться и бросить поиски в самом начале пути.

Вечером она спустилась в бар. Мужчины, вцепившись в свои кружки с пивом, уставились на нее, как на пришелицу с другой планеты. Какой-то небритый увалень в хлопчатобумажных рабочих брюках, прихрамывая, подошел к ней.

– Говорят, вы разыскиваете мою жену? – Он оглядел ее с ног до головы недобрым взглядом. Голос звучал зло, почти срываясь на крик. – Я знаю, кто вы!

– А я знаю, кто вы, мистер Кейн! И также знаю, что заставило Джесси убежать от вас вместе с моим сыном прямо посреди Рождества.

– Луи ваш сын? – Мужчина слегка отступил назад и оглянулся на других посетителей бара в поисках поддержки и сочувствия. – Что ж вы за мамаша такая! Доверить своего ребенка такой шалаве!

Вся выдержка, которой ее так долго учили в разведшколе, улетучилась моментально. Калли захотелось пнуть это негодяя посильнее и в самое больное место. Но усилием воли она взяла себя в руки: сделала глубокий вдох и сказала громко, так, чтобы слышали все:

– Вот такая я мамаша! Из числа тех, кого фашисты держали в концлагерях, мистер Кейн! Слышали про такие? Оттуда не так-то просто было вырваться на волю, чтобы попасть к сыну. Вам об этом любой узник расскажет! – В баре моментально установилась гробовая тишина. Все внимательно прислушивались к их разговору. Калли не любила вспоминать о страшном прошлом и предпочитала не распространяться на тему о войне, но сейчас ей надо было свалить этого подонка одним ударом, наотмашь. Пусть знает свое место! – Предупреждаю вас, мистер Кейн! Если сын расскажет мне, что вы с ним плохо обращались или нанесли ему какой-то вред… Запомните! Я вас из-под земли достану. Меня в свое время неплохо обучили тому, как убивать! Будет лучше для вас, если вы сейчас же, немедля, выложите мне все, что знаете о том, где сейчас ваша жена и мой ребенок и что с ними.

Стальной взгляд возымел свое действие, хотя Кейн отчаянно пытался сохранить свое лицо.

– Где-где! – хохотнул он презрительно. – А вы как думаете, миссис? Поди у своего любовника в Аделаиде. Ну и пусть себе катится ко всем чертям! Хорошо хоть убралась вместе с этим нытиком-хвостиком!

Он круто развернулся и заковылял прочь, но никто из мужчин за ним не последовал.

– Именно это я и хотела выяснить! Благодарю! – выкрикнула Калли ему в спину и повернулась к бармену. – Плесните мне что-нибудь покрепче, чтобы перебить запах этой тухлой крысы…

Дезмонд сидел за обеденным столом в квартире дяди Джима на Мейтлэнд-авеню и восхищенно разглядывал своего кумира. Он все еще отказывался поверить в то, что его мечта наконец сбылась. Они сидели в красивой комнате. Повсюду на стенах картины, на полу – великолепные ковры, на столе – белая скатерть, цветы, красивая посуда, на тарелках – ароматное мясо ягненка и жареный картофель. И спят они теперь в красивой спальне с нарядными занавесками на окнах, в которой не пахнет овцами и навозом. У Бойдов – огромный дом, кирпичный, самый настоящий дворец, а рядом с ним сад, в котором можно играть. После убогой жизни в Руби-Крик Дезмонд чувствовал себя как в раю. Джесси снова стала всем улыбаться и постоянно рассказывала родителям дяди Джима, как он был добр к ним двоим во время плавания сюда, в Австралию.

Когда они впервые постучали в дверь этого дома, Джесси заметно нервничала, но миссис Бойд тут же пригласила их в дом и позвонила к сыну на работу.

– Приехал тот самый маленький мальчик из Шотландии, который прислал тебе открытку откуда-то из глубинки. Он приехал не один, а вместе со своей мамой.

Джим немедленно примчался домой.

– Я сам собирался нагрянуть к вам после рождественских праздников, но вы – молодцы! Опередили меня! Поживете пока у моих родителей, пока устроитесь! – он с улыбкой глянул на Джесси. – Вижу, твоей мамочке тоже нужен хороший отдых. Достаточно посмотреть на нее!

Дезмонду было приятно, что все называют Джесси его мамой. Но главное – он никогда больше не увидит дядю Боба, тот не будет шпынять его, отпускать подзатыльники, унижать… Как хорошо жить в городе с широкими улицами, множеством парков и садов, где полно магазинов и всего того, что нужно людям для нормальной жизни.

– Я собираюсь найти себе работу, – предупредила его Джесси, когда они остались одни. – А ты будешь ходить в школу. – Как замечательно, обрадовался он. – Здесь мы не останемся надолго, – продолжила Джесси посвящать его в свои дальнейшие планы. – Неприлично жить у чужих людей, а потому говорю заранее: такой роскоши, как у Бойдов, я тебе не обещаю. Максимум две крохотные комнатки, и только.

– Ну и пусть! Нам хватит! – Любое жилище казалось Дезмонду раем после Руби-Крик. Что не мешало ему строить свои секретные планы на будущее. Он видел, что Джесси нравится дяде Джиму, да и он тоже, по всей видимости, ей небезразличен. Так что если они задержатся в этом доме подольше, то все может быть! Вдруг у них троих образуется самая настоящая семья?

Джим взял с собой Дезмонда на работу: огромный склад стройматериалов. Мальчик смотрел как завороженный на штабеля из досок, вместительные поддоны, заполненные мешками с цементом и песком. Специальные подъемники поднимали мешки наверх, тележки и электрокары сновали по площадке в разные стороны, в глазах рябило от обилия всяких разных механизмов и приспособлений. Неподалеку в ряд стояли множество грузовых машин. А еще здесь было полно котов. Дезмонд немедленно решил поиграть с ними.

– Будь осторожен! Они царапаются. Да и укусить могут. К тому же они тут все как один блохастые. Ну, как тебе у нас? Нравится? Все эти стройматериалы пойдут на сооружение новых домов. Сейчас многие из тех, кто вернулся с фронта, обзаводятся собственным жильем.

Дезмонд лишь почтительно улыбался в ответ. Какое счастье, что дядя Джим оставил ему свой адрес и он смог послать ему поздравительную открытку на Рождество. Трудно даже представить себе, что бы они с Джесси стали делать без него. А так темные тучи развеялись, и над головой снова чистое небо и ярко светит солнышко.

Отыскать Бойдов в Аделаиде оказалось не слишком сложно. Довольно распространенная шотландская фамилия, и в телефонных справочниках было полно абонентов с такой фамилией. Но жара не располагала к тому, чтобы наносить визит каждому из них лично. А потому Калли решила для начала переговорить со всеми Бойдами, проживающими в Аделаиде, по телефону. Администратор в отеле любезно пошла ей навстречу, и процесс начался довольно бойко. Но чем дальше, тем сильнее на Калли наваливалось чувство безысходности.

– Не отчаивайтесь! – убеждал ее администратор и даже вызвался помочь и лично обзвонить часть абонентов. В отдельный столбик они выписывали адреса тех, к кому пока не смогли дозвониться. И вот когда Калли была уже почти готова отказаться от своей затеи, счастье ей улыбнулось.

– Я разыскиваю миссис Джесси Кейн и Дезмонда Ллойд-Джоунза. Они приехали с фермы Руби-Крик навестить мистера Бойда. Они у вас не появлялись случайно? – спросила она у женщины, снявшей трубку.

На том конце провода повисла короткая пауза.

– Кто их спрашивает?

– Миссис Каролина Джоунз, мать Дезмонда, – ответила Калли с замиранием сердца.

– К сожалению, у нас нет Дезмонда Джоунза, – ответила женщина не очень уверенным голосом, что заставило Калли усилить давление.

– Его полное имя Дезмонд Луи. Вполне возможно, вы его знаете как…

– О! Вы хотите сказать, как Луи?

– Так вы знаете этого мальчика? Он и Джесси у вас? – голос Калли сорвался на крик от нервного возбуждения.

– Не совсем! Но вам лучше объясниться для начала, миссис Джоунз! Кто вы и откуда? – В голосе послышались подозрительные нотки. Калли начала рассказывать свою историю, но в какой-то момент женщина перебила ее и сказала: – Давайте лучше продолжим наш разговор при личной встрече. Мы живем на Мейтлэнд-авеню. Вас устроит сразу же после чая? Надеюсь, у вас есть при себе доказательства того, что мальчик – ваш сын.

– Разумеется! – Калли вздохнула с облегчением и замолчала, все еще прижимая трубку к уху, хотя там уже пошли гудки.

– С вами все в порядке? – администратор подскочил к ней. – Плохие новости?

Но Калли не слышала его слов.

Мой сын здесь, и я скоро увижу его! Надо переодеться! Я должна выглядеть красиво. И бумаги все надо подготовить… Не верю своему счастью!

Она не могла дождаться, пока лифт доставит ее на нужный этаж. Столько всего нужно успеть! Она бросилась опрометью к своему номеру. Она должна появиться в доме Бойдов как настоящий победитель.

После школы Дезмонд помчался бегом на работу к дяде Джиму. Он всегда так делал по пятницам. Он оставался на складе до тех пор, пока Джесси не заканчивала работу в яслях. А ее смена заканчивалась лишь тогда, когда все матери разбирали своих детишек. Дезмонд любил пятницы. Самый лучший день недели, считал он. Вот придет Джесси, и все вместе они отправятся в кино, потом вернутся к себе домой на Питкэрн-стрит, и впереди еще целых два дня, когда не надо ходить в школу и делать уроки. Завтра они отправятся вместе с Джимом в Элдер-парк смотреть матч по крикету, а Джесси в это время будет заниматься стиркой и уборкой. Потом он немного побудет у Бойдов, а Джесси с Джимом пойдут прогуляться вдвоем. И старики обязательно оставят его ночевать у себя, потому что в воскресенье запланировано барбекю. А с утра они пойдут в церковь, Дезмонд посещает занятия в тамошней воскресной школе. И, наконец, все вместе они отправятся на природу, и он даже успеет еще покататься на своей яхте.

Однако первым, кого мальчик встретил на складе, был не Джим, а его отец, и лицо у него было очень озабоченным.

– Вот, приехал за тобой. К тебе гости! – и, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Бойд-старший затолкал его в свой сверкающий черный лимузин, как всегда перед выходными, начищенный и намытый до блеска.

Интересно, что это за гость такой, размышлял всю дорогу Дезмонд. Наверное, кто-то важный, раз его сразу же забрали домой. И тут сердце его упало. Ну конечно! Это же Боб Кейн. Выследил, нашел их и сейчас явился, чтобы снова увезти силой на свою вонючую ферму. Дудки! Мы туда больше никогда не вернемся, подумал он злорадно. Им и в Аделаиде очень хорошо! Ему нравится школа, и одноклассники все хорошие. Однако помимо воли его начала бить дрожь. Неужели все повторится сначала? Мальчик старался начисто вычеркнуть из своей памяти все то, что было связано с их жизнью на ферме. Ужасное было время! Но иногда по ночам ему снились кошмары, главным действующим лицом которых был Боб. Он подскакивал к нему, и при виде его искаженного злобой лица Дезмонд испуганно вскрикивал и начинал плакать. В такие минуты на помощь прибегала Джесси, крепко-крепко прижимала его к себе, и он снова засыпал. Но что, если Боб приехал не один, а с полицейским? И тот скомандует им возвращаться?

– Кто к нам приехал? – спросил он у отца Джима тоненьким от страха голоском.

– И не спрашивай! Мне велено доставить тебя домой, что я и делаю.

Дезмонд вжался в спинку сиденья и замер в ужасе, предвкушая встречу лицом к лицу со своим заклятым врагом.

Калли вышла из такси на авеню рядом с Уэстборн-парк и с восхищением принялась разглядывать улицу, застроенную элегантными особняками, утопающими в зелени, среди цветов и цветущих кустарников. Судя по всему, в этом респектабельном пригороде живут зажиточные люди. Калли медленно поднялась по ступенькам крыльца, пытаясь всецело сосредоточиться на предстоящей встрече. Каково это будет – увидеть бывшую няню Джесси Диксон рядом с ее родным сыном? Что она ему скажет в первую минуту встречи? А, будь что будет! Она решительно нажала на кнопку звонка.

Дверь открыла седовласая женщина с загорелым лицом, словно подсушенным на солнце за многие годы обитания в здешнем климате.

– Проходите, миссис Джоунз! – приветливо пригласила она гостью. – Меня зовут миссис Бойд. А это – мой сын Джим! – добавила она с улыбкой, взмахом руки указав на высокого молодого мужчину, заполнившего собой весь дверной проем.

Калли вежливо поздоровалась с ним кивком головы и прошла вслед за хозяйкой в огромную гостиную с большими окнами, закрытыми ставнями снаружи. Прямо из гостиной был выход на лужайку во внутреннем дворике. Через полуоткрытую дверь Калли увидела сверкающую голубизной гладь бассейна.

– Что будете пить? Глоток холодного пива?

– Если можно, просто воды.

– Пока нас только двое. Муж должен привезти Луи с минуты на минуту. Джесси на работе. Что дает нам возможность пока побеседовать без свидетелей. Нас прежде всего волнует один вопрос: что заставило вас двинуться в столь дальнее путешествие?

– По-моему, причина вполне очевидна, миссис Бойд. Я приехала сюда за своим сыном.

От Калли не укрылось, что миссис Бойд и ее сын обменялись удивленными взглядами.

– Луи – ваш сын? А мы полагали, что его родители, – миссис Бойд замялась в поисках подходящего слова, – что они погибли во время войны. И поэтому Джесси привезла его с собой.

– Но, как видите, я цела и невредима. И вот, наконец, добралась и к вам. Дезмонду было три годика, когда меня призвали на службу. До окончания войны я находилась на материке. Но мысли о сыне меня никогда не покидали.

– Странный поступок для матери! Отправляться на фронт, имея такого маленького ребенка на руках.

В голосе миссис Бойд явственно послышались критические нотки, но Калли не дрогнула.

– Времена были тревожными, миссис Бойд. Любой, кто пережил войну и хлебнул горя, подтвердит вам это! – Калли бросила взгляд на Джима в надежде, что он поддержит ее. – Я, как и многие другие, тоже хотела внести свой посильный вклад в победу.

– Но почему вы так долго отсутствовали?

Пришлось рассказать им о том, как ее арестовали, бросили в тюрьму, потом в концлагерь, как она долго болела после всего, что пришлось пережить, как потерялось ее письмо, которое она отправила матери после своего освобождения из лагеря. Что же до секретной миссии, с которой ее откомандировали в Бельгию, то о ней она упомянула лишь вскользь.

– А что же ваш муж? Разве у ребенка нет родных по линии отца?

– Мистер Джоунз оставил семью, в сущности, бросил нас еще до войны. Я даже понятия не имею, где конкретно он сейчас обитает. Да это меня, по правде говоря, мало волнует. Все, что мне нужно, – это чтобы мой сын, которого вы называете Луи, узнал, что его родная мать жива и что она приехала за ним. У Джесси нет никаких прав на ребенка. Это вы должны понять! Она была у него просто няней.

Джим подался вперед.

– Думаю, кое-какие права у нее все же есть. Ведь для Луи она стала самой настоящей матерью.

Калли тряхнула головой с такой силой, что вода из стакана пролилась на платье.

– Тогда будем считать, что Луи повезло и у него отныне будет не одна, а две любящие матери. Будет кому баловать! – она улыбнулась, но улыбка получилась вымученной, и ее собеседники остались сидеть с серьезными лицами.

– Все не так просто, как вам представляется! – Джим посмотрел на свои часы. – Скоро все соберутся. Если можно, погуляйте пока с мамой по саду. А я подготовлю Джесси к встрече с вами. Думаю, предстоящий разговор будет для нее непростым.

– Как вам угодно! – ответила Калли, поднимаясь со стула и чувствуя себя не в своей тарелке. Но надо держаться! Она не должна дрогнуть перед Джесси. Дезмонд – ее сын, и она заберет его любой ценой.

В гостиной было полно взрослых. Дезмонд украдкой заглянул в дверную щелочку. Дяди Боба там не было. Можно спокойно заходить в комнату. Какая-то незнакомая дама в голубом платье и в красивой шляпе приветливо улыбнулась ему. Он тоже вежливо улыбнулся в ответ. Джесси стояла рядом с Джимом, родители Джима сидели на диване. Все взгляды были устремлены на него.

– Поздоровайся с миссис Джоунз! Ты знаешь, кто она такая? – промолвила Джесси непривычно пискливым голосом.

Он снова улыбнулся и отрицательно помотал головой. Потом протянул свою ручонку для приветствия. Он никогда раньше не видел этой дамы.

– Здравствуй, Дезмонд! – обратилась она к нему. – Когда я видела тебя в последний раз, ты был вот такого роста! – Она показала рукой. – А сейчас уже почти до каминной полки достаешь.

Мальчик озадаченно посмотрел на Джесси, явно ожидая, что она подскажет ему, что именно стоит сказать в ответ.

– Джесси присматривала за тобой, пока я была на войне. Потом все подумали, что меня больше нет в живых, и тогда Джесси по доброте своей забрала тебя с собой. Но я, как видишь, вернулась и вот приехала, чтобы забрать тебя домой, в Шотландию.

Дезмонд невольно отшатнулся назад. Что говорит эта странная гостья? Впервые он обратил внимание на то, что Джесси очень расстроена, почти на грани слез.

– Когда закончилась война, твоя мама сильно болела и не сразу смогла вернуться домой. Поэтому я увезла тебя с собой в Австралию. Но сейчас мама вернулась и хочет, чтобы вы с ней жили вместе. Что скажешь, Луи? – спросила она у него.

Все перевернулось в его груди. Он не знает, что это за женщина, а она явилась тут незваная и довела Джесси до слез. Дезмонд стал медленно отступать спиной к дверям, потом выскочил в холл и вихрем помчался к себе в спальню на второй этаж. Убежать от всех! Только чтобы не видеть столько глаз, устремленных на него одновременно. Почему эта женщина называла его Дезмондом? Кто она такая? Разве она не знает, что он живет здесь всегда? Дезмонд вдруг вспомнил, как они с Джесси плыли на корабле, долго-долго, и как Джим помогал им, и как они все вместе ходили на танцы. Но вот что было до этого… Ничего не помнит! Ферму Руби-Крик помнит, и то уже какие-то обрывки воспоминаний. Помнит, как Боб бил его кочергой по ногам, и снова провал в памяти. Он закрыл лицо руками и зарылся в одеяло. Пусть она уходит! Пусть уходит…

Все молчали, переживая столь стремительное и внезапное бегство мальчика. Эйфория у Калли пропала моментально, как только она увидела лицо сына. Он смотрел на нее с отсутствующим выражением лица, явно не понимая, кто перед ним. Ей было больно видеть, как мальчик потянулся к Джесси, словно к родной матери, испугавшись ее необычных вопросов. Он сильно вырос, худенький длинноногий парнишка, кудряшки распрямились и выгорели на солнце, лицо тоже загорелое. Но он растет красивым мальчиком, и в его внешности уже отчетливо просматриваются столь дорогие ей черты Ферранда.

И вот она одна против всех чужих ей людей, обитающих в таком красивом доме и спаянных, судя по всему, крепкими семейными узами. Они и уселись все друг подле друга, как одна семья. Семья! Это то, чего у нее никогда не было. В какой-то момент Бойды тактично поднялись и удалились из комнаты, давая возможность им с Джесс поговорить наедине. Первым делом она спросит у нее, как ей удалось обмануть Фиби. Судя по всему, брак Джесси оказался неудачным. Ну да не ей судить об этом или тем более осуждать бывшую няню.

– Мы оказались здесь благодаря Луи, – медленно заговорила Джесси. – Это он рискнул и отправил открытку Джиму, с которым мы познакомились во время плавания. Луи очень сдружился с ним тогда. Бойды – сама доброта! Мне жаль, что я так поступила, но в тот момент я посчитала, что так будет лучше для ребенка. Ваша мать стала совсем беспомощной, а вас все считали погибшей. И что мне было делать? Меня ведь он знал с пеленок и был привязан ко мне. Как вы в свое время были привязаны к Марти. Забыли, как вы мне сами расхваливали ее?

– Но оторвать его от дома, от своих корней, увезти в такую даль, выдавать себя за его тетю, согласись, все это недостойно! Так не поступают порядочные люди! – парировала Калли.

– Значит, лучше было бы определить в какой-нибудь приют, где мальчик бы рос среди чужих людей, да? Так, по-вашему? – возмутилась Джесси. – Ваша мать была не в состоянии присматривать за внуком. Я как могла помогала ей. Вы оставили сына на мое попечение, и все эти годы, что вас не было, я исправно выполняла свой долг. А сейчас… сейчас он вас не знает!

С возвращением Бойдов атмосфера стала менее натянутой.

– Мы решили, что вам лучше пожить какое-то время у нас, – предложила миссис Бойд. – Луи должен привыкнуть к вам. Нужно время. Вы слишком долго не виделись с сыном. Трудно что-то советовать в подобной ситуации. Скажу лишь одно. Мальчик уже достаточно взрослый, и его нельзя передавать из рук в руки, словно грудного младенца. Грудничку все равно, где он и с кем, а вот Луи уже нет.

Где-то она уже это слышала, подумала рассеянно Калли. Ах да! Примми предупреждала ее в свое время о возможности подобной ситуации в ее отношениях с сыном. Но неужели он останется глух к зову крови? Ведь, в конце концов, они с ним – одна кровь и плоть! Должен же он почувствовать родственные узы.

– Спасибо! – вежливо поблагодарила Калли хозяйку за любезное приглашение. Она чувствовала себя раздавленной, разбитой и безмерно уставшей. – Мне еще о многом предстоит поговорить с ним, рассказать, показать… Ведь он ничего не знает о нашей семье. Да, действительно, нужно время! Но еще не поздно все исправить, не так ли?

Все промолчали. Никто не возразил ей, никто не приободрил улыбкой, никто не проронил ни слова поддержки. Она – против них всех, это очевидно. Мать, которой предстоит битва за собственного сына.

 

38

За столом Дезмонд почти ничего не ел. Он все время посматривал на даму, которую усадили прямо напротив него. Она – красивая, но совсем не такая, как Джесси. У нее голубые глаза, красивые ровные зубы, и от нее так приятно пахнет цветами. Джесси никогда не пользуется духами. И еще эта женщина продолжает разглядывать его, когда, как ей кажется, он не обращает на нее внимания. После обеда их оставили вдвоем, и она извлекла из сумки увесистый пакет.

– Я приехала на ферму Руби-Крик, а мне вручили на почте посылку с моим рождественским подарком тебе. Очень жаль, что ты так и не смог получить его вовремя.

– Не беда! – успокоил он ее, с интересом поглядывая на сверток. Внутри лежала большая игрушечная машина красного цвета и несколько фотографий дома и людей, которых он не знал. Еще там были книга сказок с красивыми картинками и шоколадные конфеты в фантиках.

– Спасибо! – поблагодарил Дезмонд, вовремя вспомнив, что надо быть вежливым.

– Ты совсем не помнишь это место? Вот, взгляни! Мы здесь с тобой вдвоем! Я несу тебя на закорках… Нас сфотографировала бабушка Фиби в нашем саду в Далрадноре, – Калли почти силой сунула ему в руку фотографию. Маленький кудрявый мальчик сидит на спине у красивой молодой женщины, и она смеется во весь рот. Он впервые видел этих людей.

– Я уже большой для того, чтобы таскать меня на руках, – обронил он так, просто на всякий случай. – Вот собираюсь научиться играть в крикет, дядя Джим пообещал показать мне несколько приемов.

Женщина протянула ему следующую фотографию: какая-то артистка с перьями на голове.

– Это – твоя бабушка Фиби. Когда-то она была знаменитой актрисой, выступала на сцене. Правда, красивая? Она сильно болела, и поэтому Джесси забрала тебя с собой в Австралию.

– Она меня не забирала! Я сам попросился.

– Так, значит, кое-что ты все же помнишь?

– Нет! Я помню только большой корабль, дядю Джима и Руби-Крик.

– Печально! Но ничего! У нас еще есть время все начать сначала… Ты согласен со мной, Дезмонд?

– Я не Дезмонд! Меня зовут Луи! – тут же поправил он собеседницу. Имя Дезмонд ему категорически не нравилось.

– Да, знаю! Полное имя твоего отца было Луи-Ферранд. Он был очень мужественным человеком. Я храню для тебя его боевую награду… Он погиб на войне.

– Ничего страшного! Сейчас со мной занимается дядя Джим. Он нам помогает.

– Но дядя Джим тебе чужой человек. Твоя семья сейчас – это я! – «Зачем я говорю все это?» – тут же мысленно спохватилась Калли.

– Какая семья? – сразу же насторожился мальчик. Ему не нужна семья этой женщины. У него уже есть Джим и Джесси.

– Семья – это те близкие люди, которым Бог вверяет твое воспитание до тех пор, пока ты не станешь взрослым. Эти люди любят тебя, и они будут о тебе заботиться.

– Бог уже дал мне Джима и Джесси.

– Согласна! На какое-то время они смогли заменить тебе родную мать. Но я вернулась, Луи…

Калли наклонилась, чтобы обнять сына, но он отпрянул от нее как ужаленный.

– Нет! Не смейте трогать меня! Я не хочу вас! Уезжайте!

Калли проплакала всю ночь. Реакция Дезмонда потрясла ее. Сын ее не принял. Он равнодушно взглянул на орден, который был посмертно вручен его отцу, и тут же передал его Джесс, чтобы та положила награду вместе с картинками и фотографиями. Он вел себя вежливо, попросил разрешения выйти из-за стола и сразу убежал в сад, подальше от ее назойливых глаз. Конечно, она обиделась, она даже разозлилась на него, но не посмела выказать свои чувства открыто. Джесс все время вертелась рядом, да и Бойды молча следили за каждым ее шагом.

Калли провела в их доме четыре дня, а потом решила вернуться в отель и подготовиться к решительным действиям. Семейство Бойдов стало откровенно действовать ей на нервы. Во-первых, их было слишком много. Шумные, говорливые, постоянно чему-то смеются и все время наблюдают за ней, но при этом делают вид, что им все равно, где она и что она. Ей захотелось побыть немного одной, сконцентрироваться, продумать как следует свою стратегию поведения. Она купила билеты на матч по крикету и в кино, хотела погулять с сыном по парку, но тот наотрез отказался идти куда бы то ни было без Джесс. Ах, как мечтала она когда-то, что будет встречать сына после школы, а он будет бежать к ней навстречу и улыбаться. Пустые фантазии! Восьмилетний мальчик совсем не горел желанием бросаться к ней на грудь. Он вообще всячески игнорировал ее присутствие. Такое впечатление, что ему не нравилось быть рядом с ней. Это было тяжкое испытание для ее материнской гордости: сплошные муки уязвленного самолюбия и никаких радостей общения. Прошла еще одна неделя, но долгожданного сближения с Дезмондом так и не произошло.

Калли старательно соблазняла сына всем, что его интересовало, она обещала ему горы золотые, в том числе и путешествие в Лондон на аэроплане. Но чем больше она рассыпалась перед ним мелким бисером, тем сильнее росла его отчужденность. Это тупое, упрямое нежелание идти с ней на контакт обезоруживало. Калли была в отчаянии. Она не понимала, что происходит.

Выход из патовой ситуации попытался найти Джим. Однажды, когда они сидели в гостиной вдвоем, он сказал Калли:

– Понимаю, времени еще прошло мало для того, чтобы что-то решать. Но пока все очень плохо. Бедняжка Джесси страдает, вы страдаете… Ребенок мечется между вами и не знает, кто он есть на самом деле. Силой вы его не заставите подчиниться себе. За то время, что он провел на ферме Боба Кейна, ему пришлось испытать на себе такое! Мальчишка ад пережил… Джесси подала на развод именно из-за жестокого обращения мужа с ними обоими. Кто его знает, как все это в конечном счете повлияло на Луи. Но в любом случае пора дать ему слово! Он сам должен сказать, чего хочет.

Калли уставилась на него в немом изумлении.

– Вы предлагаете, чтобы ребенок сам решал свое будущее? Конечно же нет! Все что угодно, но только не это!

– А собственно, почему нет? Луи – не совсем обычный мальчик, поверьте мне! Он много старше своего возраста. Еще бы! Пережить такое! Но невзгоды закалили его, и он научился вычеркивать из своей памяти все то, чего не хочет помнить. К сожалению, в этот список попали и вы. Да, я сожалею, но вас он тоже вычеркнул. Единственная женщина, которая ему сейчас нужна, – это Джесси. Она – его мать.

Калли вскочила со стула и стала нервно расхаживать по гостиной.

– Но это же чушь! Его мать – я! Я родила его, вскормила своей грудью… Я хочу вернуть себе сына!

– Да, но захочет ли он поехать вместе с вами? Вот в чем вопрос! Все мы хотим одного: блага мальчику. Главное – это то, что хорошо для Луи. И потом, мать – это не только та женщина, которая родила, как и мужчина вовсе не обязательно отец только потому, что он оплодотворил своим семенем какую-то женщину. Вы понимаете, о чем я… Главное во взаимоотношении взрослых и детей – это степень их доверия друг другу. Словом, вы должны позволить Луи самому решить свою судьбу.

– Это неправильно! Мальчик еще слишком мал, чтобы самостоятельно принимать такие важные решения, касающиеся его будущего. Откуда он может знать, что для него лучше? – возразила Калли протестующим тоном. – Разве я виновата в том, что случилась война?

– Это вы мне можете не объяснять! Я там тоже был. Смерть, разрушения, потеря близких, исковерканные судьбы и жизни… Мне искренне жаль, что все так получилось. В каком-то смысле Луи – тоже жертва войны. Ведь он потерял вас из-за войны.

– То есть вы просите меня отпустить его… Не предъявлять на него никаких прав? – Калли оцепенело уставилась в окно. В голове было пусто, ни единой мысли.

– Нет, я прошу вас позволить Луи самому решить свою судьбу.

– А что потом?

– Не знаю! Потом и решим, что нам делать потом.

– Но он – мой ребенок, моя плоть и кровь. Я – его мать, и он обязан подчиняться матери! – вспылила она снова. – Что за глупости – позволить ребенку решать все за взрослых! С меня хватит! Довольно! Я вас выслушала, но на этом все!

Как смеет этот чужой мужчина предлагать ей подобные сделки? Нет, пора немедленно возвращаться к себе в отель. И не забыть купить бутылку вина, чтобы уснуть.

Калли проснулась на рассвете в холодном поту. Ее снова разбудил страшный сон. Будто она бежит за Дезмондом через какие-то кущи терновника, пытается поймать его за руку, но сын все время ускользает, а потом и вовсе исчезает из виду. Она поворачивает в одну сторону, в другую… Дезмонда нигде нет. Но она отчетливо слышит его смех, он что-то громко кричит, кого-то зовет, она пробует бежать на звуки его голоса, но заросли терновника смыкаются вокруг, образуя непроходимую стену…

С того самого дня, когда в их доме появилась красивая голубоглазая дама в шляпе, все переменилось. Домашние постоянно совещаются о чем-то в гостиной за закрытыми дверьми, а заметив его, стараются говорить вполголоса, чтобы, не дай бог, он не услышал, о чем они там толкуют. Иногда ночами Дезмонд слышал, как беззвучно плачет в подушку Джесси, а утром встает с распухшим от слез лицом и покрасневшими глазами. Он тоже сорвался и подрался с одноклассниками, за что был наказан дома. Драка в общем-то вспыхнула на пустом месте из-за того, что мальчишки стали дразниться и насмехаться над его английским акцентом. Дескать, явился не запылился, англичанин-иммигрант. Хотя он и так изо всех сил пытается научиться болтать на австралийский манер, как все здешние.

Но почему эта странная дама каждый день таскается за ним в школу? Приходит всегда такая нарядная! Другие мамаши готовы лопнуть от зависти, разглядывая ее красивые платья. А заодно глазеют и на него! Почему она называет его своим сыном? Ее сыном был какой-то Дезмонд, тот мальчик с фотографии, но никак не он! И все же, и все же… Какие-то смутные воспоминания теснились в его голове. И имя Дезмонд тоже всплывало откуда-то из глубин памяти, и тот красивый дом с каменными ступеньками и крыльцом… Дама все время рассказывала ему о Шотландии, говорила, что еще совсем маленьким он носил килт. Но килт – это же юбка! Как можно? Только девчонки носят юбки. В такие моменты ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ее речей. Дама была очень добра к нему, она все время покупала ему игрушки, конфеты, играла с ним в карты, но стоило ей протянуть руку, чтобы обнять его, как он тут же ощетинивался и убегал прочь.

В одно из воскресений после окончания церковной службы на ленч к Бойдам пожаловал настоятель местной церкви. За столом было полно людей, как всегда, было шумно, все разговаривали, шутили, и поначалу дама не обратила внимания на нового гостя. После трапезы все плавно переместились в гостиную и расселись по диванам и креслам. Все, за исключением священника. Он слегка откашлялся и сказал:

– Спасибо хозяевам этого дома за их щедрое гостеприимство. Чувствую, что мне пора что-нибудь пропеть в ответ, хотя бы для того, чтобы отработать свой ленч. Вы, Бойды, всегда оставались опорой нашего прихода, и в хорошие времена, и в лихие. Но сегодня меня пригласили не для того, чтобы я прилюдно засвидетельствовал вашу семейную лояльность англиканской церкви. Отнюдь! Мне предложили выступить в качестве посредника в одном весьма сложном и щекотливом деле. Очень необычная ситуация! Я уже побеседовал в приватном порядке с обеими сторонами и услышал много печального. Я также видел свидетельство о рождении, подтверждающее, что Луи является законным сыном миссис Ллойд-Джоунз. Мне также известно, через какие ужасные испытания пришлось пройти этой мужественной женщине в годы войны, что было напрямую связано с выполнением ее секретной служебной миссии. Я побеседовал и с миссис Кейн, и она рассказала мне, что подвигло ее на то, чтобы нарушить свой брачный обет. В обычных обстоятельствах все решилось бы просто и однозначно, но Джим и все остальные члены семьи, вы настаиваете на том, чтобы мальчик тоже сказал свое слово.

– Он еще слишком мал, чтобы иметь свое мнение по столь сложному вопросу! – подала голос дама.

– Я понимаю вашу озабоченность, миссис Ллойд-Джоунз, но тем не менее намереваюсь задать несколько вопросов этому юному джентльмену наедине, если вы не возражаете.

После чего священник пригласил мальчугана прогуляться вместе с ним по саду. Они уселись на скамейке рядом с многочисленными кустами роз. Вначале священник стал расспрашивать Луи о ферме Руби-Крик и о том, почему они уехали. Луи продемонстрировал шрамы на своих ногах, оставшиеся после побоев кочергой.

– Ужасно! – совершенно искренне возмутился священник и стал расспрашивать его о том, что он помнит о Шотландии и что собирается делать дальше.

Как будто это не ясно, разозлился про себя Луи.

– Я хочу, чтобы она уехала.

– Почему? Она тебя обидела?

– Нет, но… но она хочет забрать меня, а я не хочу уезжать! – Мальчик с негодованием отвернулся от собеседника.

– Но эта женщина приходится тебе родной матерью! Она произвела тебя на свет!

Луис равнодушно пожал плечами.

– Сейчас моя мама – тетя Джесси. Я хочу остаться с нею и с Джимом.

– То есть ты вполне отдаешь себе отчет в том, что сильно, очень сильно обидишь Каролину Джоунз своим отказом. Ведь она проделала такой долгий путь, чтобы найти тебя! И она тебя очень любит.

– Мне все равно! Сделайте так, чтобы она поскорее уехала.

Священник поднялся со скамьи и пошел по направлению к дому, где его поджидали все остальные. А Луи остался сидеть: он раскачивал головой и бездумно смотрел ему вслед.

Стоило его преподобию переступить порог гостиной, как в комнате установилась напряженная тишина. Бойды, один за другим, медленно покинули комнату, оставив Каролину и Джесси, замерших в молчании. Священник подошел к камину и развернулся к женщинам, внимательно посмотрев на каждую.

– То, что я сейчас сообщу вам, наверняка расстроит одну из вас. Вполне возможно, надо было вначале прибегнуть к помощи юристов, чтобы придать всей ситуации правовой характер, и уже только потом двигаться дальше… спрашивать у юного Луи, чего он хочет. Он – очень решительный молодой человек и точно знает, чего хочет.

– И что он сказал? – Калли уже была не в силах терпеть неизвестность.

– Он предпочитает остаться здесь. Повторяю еще раз, ваш сын – очень волевой мальчик и о своем намерении заявил в самых решительных выражениях.

– Что за ерунда! Он – мой сын! И должен уехать со мной. Если бы у меня не было сына, я бы сошла с ума в гестаповских застенках и потом в концлагере. Я не могу отдать его просто так этой женщине, только потому, что он этого хочет! – Калли даже не взглянула на Джесси.

– При всем моем уважении к вам, миссис Джоунз, хочу спросить вас: чьи интересы вы ставите выше – его или свои? – Вопрос просвистел – словно удар хлыстом. – Вы хотите забрать ребенка для того, чтобы удовлетворить свой материнский инстинкт, или все же сможете прислушаться к пожеланиям маленького мальчика, который обрел единственную опору в своей жизни в лице присутствующей здесь миссис Кейн?

– Но мы можем совместно воспитывать и растить его… Я могу переехать сюда, если нужно. И он будет общаться с нами обеими, – Калли отчаянно цеплялась за последнюю надежду. – Наверняка подобные коллизии случались и в прошлом, не только с нами.

– Жить на два дома ребенку будет непросто, – подала голос Джесс. – К тому же вы хотите забрать его с собою в Шотландию!

– Все просто! И все можно устроить! Я не отдам тебе сына! Ты и так уже достаточно времени провела с ним вместе! Теперь моя очередь.

Калли почувствовала, что ее загоняют в угол, и постаралась не поддаться панике.

– Нет! «Или – или» нам не подходит! Так мы проблему не решим! – вмешался в намечающуюся перепалку священник. – Вы обе любите ребенка, а потому на первое место выходит он. Важнее всего для вас именно то, чего ребенок хочет сам.

– То есть вы предлагаете нам самим определиться с выбором? – воскликнула Джесси. – Что ж, скажу вам так! Я не собиралась уводить его из семьи или тем более превращать в своего родного сына. Я была его няней. Моей работой было заботиться о нем, и только. Но это правда, со временем я сильно привязалась к малышу, а он – ко мне. Да, я люблю его, а он любит меня! – Женщина повернулась к Калли и устремила на нее исполненный отчаяния взгляд. – Вы ведь понимаете, как это бывает… Мне жаль, что вас не было дома в то время, когда все это решалось. Но кто-то должен был позаботиться о мальчике, я приняла ответственность на себя. Я не собиралась красть вашего сына, поймите! – сорвалась она на крик.

– И тем не менее ты его украла. И не только его самого, но и его сердце. Я для него – чужой человек и, судя по всему, чужой и останусь навсегда.

– Вовсе не обязательно! – осторожно заметил священник. – Вы всегда можете поучаствовать в решении его будущего. Скажем, на правах тети.

Лучше бы он этого не говорил!

Кровь ударила в голову Калли.

– Ну да! Мы это уже проходили! Моя собственная мать долгие годы скрывалась от меня под именем «тети». И это было ужасно! Никогда! Слышите вы меня, никогда я не соглашусь на подобный трюк! Если я уйду, то уйду навсегда. Я не стану смешивать понятия, не стану притворяться тем, кем не являюсь. Да, Дезмонду нужна надежная, крепкая семья, стабильность и все такое… Я же могу пока предложить ему только свою любовь. Если она ему не нужна, что ж, так тому и быть! Но я сама хочу спросить его об этом и сама услышать его ответ! – Все молчали. Калли подхватилась с места и направилась к дверям, оправляя на ходу измявшееся платье. – Где он сейчас?

Священник молча указал в сторону сада. Она вышла через балконную дверь и стала медленно спускаться по ступенькам крыльца. Слова священника задели ее за живое. Да, она виновата перед сыном, но ведь приехала она сюда с одной только любовью, с надеждой, что еще не поздно все начать сначала. Обретение сына будет означать, что все ее жертвы, все ее страдания и потери, они не напрасны. Душа ее исцелится по-настоящему лишь тогда, когда Дезмонд снова назовет ее мамой.

Но этот человек прав в другом. Да, сегодня она нуждается в сыне больше, чем он нуждается в ней. В его детском сознании уже сложилось собственное будущее: мама и папа, которые всегда ждут его, которые всегда рядом с ним, и они все вместе живут в этой красивой, стремительно развивающейся молодой стране.

Должна ли я пожертвовать его чаяниями ради того, чтобы обустроить свою жизнь так, как я всегда мечтала? Вместе с сыном. Или я сама должна пожертвовать своим счастьем ради того, чтобы у моего сына была такая жизнь, какую он заслужил? И которую уже узнал и полюбил, живя здесь, в Австралии? Но разве кто-то посмеет поставить передо мной столь ужасную альтернативу? Неужели мне придется заплатить такую страшную цену за то, что я его оставила? И как я стану жить, если он снова отвергнет меня?

– Луи! – позвала она сына. Мальчишка гонял мяч по траве, старательно делая вид, что не видит и не слышит ее. – Послушай меня, пожалуйста! Знаю, ты беседовал со священником. Но я хочу сама убедиться во всем. Ты согласен вернуться вместе со мной на большом пароходе в наш большой дом? Там есть и лошади, и куры…

– Нет! А кур я вообще ненавижу! – ответил мальчик, не глядя на Калли.

– А чего же ты хочешь?

– Я хочу всегда жить вместе с тетей Джесси и дядей Джимом.

– Но почему?!

– Не знаю… Наверное, потому, что сейчас они – моя семья.

Он взглянул на нее своими чистыми-чистыми, голубыми-голубыми глазами.

– В чем-то ты прав! – вздохнула Калли и опустилась на колени, чтобы стать с ним вровень, и умоляюще протянула к нему руку. – Но это не мешает мне быть твоей мамой. И я всегда ею и останусь. Можно, я хоть буду писать тебе? Ты станешь отвечать на мои письма?

Луи неопределенно пожал плечами.

– Вообще-то я не люблю всей этой писанины.

Он подхватил свой мяч и снова принялся пинать его ногой, словно ее здесь и нет, не обращая внимания на ее умоляющий жест.

– Тогда прощай! – Калли проглотила слезы, понимая, что все кончено. Серьезное выражение лица сына не оставляло сомнений на сей счет. Ей хотелось ползти за ним на коленях и со слезами вымаливать его любовь к себе, но она понимала, что все бесполезно. Неожиданно мальчик протянул ей руку на прощание, но Калли физически не могла до нее дотянуться. Она молча поднялась с земли и убежала прочь, унося в своем сердце невыразимую боль и горечь утраты.

Когда Луи вернулся в гостиную, дамы уже не было. Он знал, что она больше не вернется, и был горд собой: ведь это он вынудил ее уйти. Сейчас он останется с Джесси навсегда, и они больше никогда не будут говорить ни о чем таком. Да и вообще, это их семейная тайна, которую не стоит выносить за пределы дома. Ночью, лежа в постели, он вдруг вспомнил прощальный вскрик этой дамы, вспомнил слезы на ее глазах, когда она опустилась перед ним на колени.

Потом Луи вспомнил, как он сам горько плакал, когда Боб задушил курочку, ту самую, которую он выбрал для него. Он вспомнил, какими приятными духами пахло от этой красивой дамы, и неожиданно для себя явственно увидел тот самый сад, который был изображен на одной из фотографий. Узкая дорожка, утопающая среди роз. Розы все время лезут ему в лицо, и чей-то женский голос поет ему. Ах, как часто этот голос снился ему! Голос поет ему песню, от которой ему всегда делается грустно.

Утром он проснулся в мокрой постели – снова не сдержался, и Джесси была недовольна. А он не смог или не захотел рассказывать, почему все так случилось. Одно он знал точно: больше они никогда не будут говорить об этой даме. И чем быстрее он забудет свой сон о женщине, которая поет ему песню среди роз, тем лучше для него. И Дезмондом его больше уже никто не назовет. Отныне и навсегда он – Луи.

 

39

Калли сидела у стойки бара в своем отеле, крепко сжимая в руке стакан со спиртным. Она уже потеряла счет выпитому, но этого было явно недостаточно, чтобы из памяти выветрилось выражение лица ее сына в момент их прощания в саду. Она старалась вычеркнуть из сознания его взгляд, исполненный скрытого торжества и откровенного вызова. Правильно ли я поступила, оставив решение за ним, снова и снова спрашивала она себя. Почему не боролась, почему не предъявила на него законные права, почему уступила его добровольно? Разве так можно? Разве может нормальная мать в здравом уме и в трезвой памяти взять и просто отдать своего ребенка чужой женщине, как это сделала она? Но что лучше? Лишить ребенка счастливого детства? Заставить его покинуть уже ставшую для него привычной среду обитания? Тащить его в чужую страну, которой он уже совершенно не помнит? А он станет при этом упираться, плакать и в конце концов возненавидит ее… Как я могу учинить такое над собственным сыном?

Сердце ее обливалось слезами, но холодный ум работал четко, как часы.

Ребенку невозможно навязать силой свою любовь. Ты обязана дать ему возможность жить своей жизнью вместе с этими добрыми и порядочными людьми, в такой крепкой и дружной семье. Кто ты против них? Щепка от разбитого корабля, вынесенная штормовой волной на берег. Сколько раз жизнь била тебя по голове, и вот еще один удар. И нет никого рядом, кто бы мог поддержать тебя в этом непростом решении. Да, остается признать очевидное. Ты – неудачница. И все, за что бы ты ни бралась, оборачивалось неудачей, разрушением, горем. Ты вышла замуж за подлеца, которого едва ли можно назвать мужем. Ты приняла неверное решение и согласилась выполнить опасную миссию, и она закончилась провалом, так и не начавшись толком. А потом столько лет ты провела в разлуке с сыном… Нет, ты заслужила все, что имеешь!

Калли почти легла на прилавок.

– Еще одну порцию виски! Двойную! – скомандовала она заплетающимся голосом, но бармен сделал вид, что не расслышал ее просьбы.

– Наверное, вам на сегодня будет уже достаточно, мисс! – проговорила официантка и участливо добавила: – Давайте я закажу вам такси.

– Нет, недостаточно! – запротестовала Калли. – Чтобы забыть то, что я сегодня натворила, мне недостаточно! Двойную порцию!

– Нет, мадам! Вам уже пора баюшки-баю! – ответил бармен и посмотрел на официантку. – Она – наша постоялица. Будь добра, проводи ее в номер.

Женщина помогла Калли подняться по лестнице и сопроводила до дверей номера. Калли рухнула на кровать в чем стояла и расплакалась.

– Где же мой дом теперь? – вопрошала она вслух сквозь слезы, и ночная тишина была ей ответом. – Куда мне податься, Господи?

Мима как раз вешала новые шторы в детской, когда принесли почту. Они полностью переоборудовали комнату, готовя ее к приезду Дезмонда. Оклеили новыми обоями в голубую полоску, купили на окна красивые шторы с корабликами. Все детские игрушки были вынесены на чердак, зато в комнате появился письменный стол и книжный шкаф, уставленный старыми детскими книгами. Все было готово к приезду мальчика. Фиби поднялась в детскую с письмом в руках, спеша поделиться радостной новостью с Мимой. Правда, ее немного озадачила марка. Наверное, дочь с внуком решили сделать остановку в какой-нибудь экзотической стране, решила она. Фиби попыталась разобраться, откуда пришло письмо, но без очков она видела плохо.

– Мима, прочитай мне, пожалуйста, что там написано, – попросила она экономку.

Та взяла письмо и пробежала глазами несколько первых строк.

Открытка с изображением пирамид должна сообщить тебе со всей очевидностью, что я уже покинула Австралию. Думаю, будет лучше, если ты узнаешь заранее: Дезмонд больше никогда не вернется в Далраднор.

Я отыскала их с Джесси в Аделаиде. Их приютила у себя семья Бойдов, очень приличная и, судя по всему, состоятельная семья. Брак Джесси оказался крайне неудачным, впрочем, как и многие другие браки военного времени. Спасая моего сына, она оставила мужа и уехала к Бойдам, с одним из которых она познакомилась во время совместного путешествия в Австралию. Семейство взяло моего сына под свою крепкую опеку. Дезмонда сейчас зовут Луи, приятеля Джесси он просто обожает. Ходит за ним по пятам и с восторгом ловит каждое его слово. Я проявила несколько любительских фотографий, перешлю их тебе попозже…

– Мисс Фиби! Письмо очень личное! Стоит ли мне читать его вслух?

– Читай! – приказала Фиби.

…Было предложено (разумеется, не мною) дать моему сыну право самому определиться с собственным будущим. Как меня и предупреждали многие мои знакомые, он, естественно, выбрал Джесси. Ведь я столько лет отсутствовала, а Джесси все эти годы была рядом. Меня же он даже не узнал и все время держал на расстоянии вытянутой руки. И можно ли его винить за это? Ребенок столько пережил!

Само собой, я больше не смогла там оставаться. Мне пообещали, что будут держать меня в курсе того, как растет и развивается мой сын. Мы даже можем навещать их, если пожелаем. Вся корреспонденция от них будет приходить в Далраднор.

Вот такие мои новости, увы! Все, за что бы я ни бралась, превращается в моих руках в пыль. А потому собственное будущее меня более не волнует. Выбор у меня был: я ведь могла остаться и продолжить борьбу за сына. Но я предпочла принять этот, еще один, удар судьбы как вполне заслуженное наказание, принять его и исчезнуть. Я запрыгнула на пароход, идущий в Порт-Саид. Не хочу возвращаться в Британию с ее промозглым климатом, вечной сыростью и карточками. Предпочитаю поселиться в Каире вместе со своей старинной приятельницей Моникой Баттерсби. В обозримом будущем буду жить здесь. Будем путешествовать вдвоем, навещать знакомые места. Нам есть что вспомнить, двум не очень веселым вдовам. Но когда-то мы знавали и лучшие времена. И кто знает, быть может, мне еще повезет встретить в одном из грязных портовых баров своего непутевого муженька и высказать ему в глаза все, что я о нем думаю. Это принесет мне хоть немного удовлетворения. Впрочем, не уверена.

Я не намерена возвращаться в Далраднор без сына. А потому не жди моего появления там в ближайшие годы. Вполне возможно, я вообще туда больше не приеду.

Каролина.

– Ах боже мой! – прошептала удрученным голосом Мима, передавая открытку Фиби.

Та прижала открытку к сердцу.

– Бедная моя девочка! – воскликнула она. – Как же ты будешь дальше жить?

Фиби поняла все, что осталось между строк. За каждым ничего не значащим словом – невысказанный упрек, отчаяние, горечь, невыразимая печаль. Она безвольно опустилась на кровать, ясно понимая, что больше она никогда не увидит своей дочери.

– Мисс Фей! С вами все в порядке?

Фиби лежала неподвижно, ей стало трудно дышать, холодный ужас от случившегося сковал все ее конечности. А потом по сердцу, словно кинжалом, полоснула страшная боль.

– Каролина! Прости меня, – прошептала она едва слышно, и темнота накрыла ее с головой.

 

40

Каким волшебным может быть воскресное утро в Лондоне, размышляла Мелисса Бойд, небрежно подбросив ногой пожухлую листву на тротуаре. Мелисса направлялась в Блумсбери. Вокруг тихие пустынные улицы, почти никакого транспорта на проезжей части, откуда-то издалека доносится перезвон колоколов. Редкие прохожие и немногочисленные посетители уличных кафе вольготно расположились за столиками прямо на тротуарах, уткнувшись в изучение воскресных газет. Вот уж воистину, все легко и приятно, как воскресное утро, вспомнила она вдруг строчку из старой песенки. Она стремительно шагала по красивым улицам, которые уже успела изучить и даже полюбить, всем своим видом демонстрируя окружающим, что ей нравится прогуливаться по Лондону. Ей здесь хорошо! Волна радостного возбуждения, охватившего ее, красноречивее всяких слов говорила о том, что, кажется, она уже почти справилась с тоской по Аделаиде и по родному дому.

Что и понятно. На тоску времени нет. Ведь она теперь не просто Мелисса Бойд, но аспирантка Королевской академии музыки, загруженная до предела бесконечной чередой занятий, требующих полного погружения в музыку и в ее историю. Свободного времени на то, чтобы побродить по городу и полюбоваться его красотами, почти не остается. Лекции, семинары, классы по вокалу, занятия по сценическому мастерству, уроки фонетики, на которых им ставят настоящее итальянское произношение, и бог знает что еще! Но она уже ориентируется в новой для себя среде обитания, научилась перемещаться по Лондону и автобусами, и на метро, она даже посетила несколько светских вечеринок, организованных в академии специально для иностранных студентов. Академия – это настоящий плавильный котел, в котором шлифуются таланты артистов, приехавших в Лондон со всех концов света. И действительно, столько талантливых ребят вокруг!

Помнится, как поразило ее, когда на первом же занятии в мастер-классе с приглашенным профессором им не стали ничего объяснять. Вместо этого ее вызвали вперед и предложили спеть. Вот так вот, с ходу, безо всякой подготовки. Но именно в этом и заключается мастерство артиста, в умении настроить себя на выступление в любых обстоятельствах, вопреки собственному волнению и всему остальному. Конечно, она нервничала, а как же иначе? Потому и дыхание сбивалось, и фразировка была не совсем точной. Еще бы! Петь перед аудиторией без всяких предварительных репетиций. Певица, ведущая мастер-класс, одна из выдающихся мировых сопрано, ласково пожурила за ошибки и тут же подбодрила теплыми напутственными словами. Как же многому еще предстоит научиться!

Мелисса сняла небольшую квартирку рядом с академией неподалеку от Регент-парка. И вот прогулка по городу хорошим осенним утром снова напомнила ей об Аделаиде. В ее родном городе столько парков и садов! Но и Лондон тоже очень красив. Ах, если бы ее родители знали, как ей нравится жить в городе, который никогда не спит. Но из близких людей в Австралии осталась только ее лучшая подруга Патти, с которой они регулярно общаются по электронной почте. Патти даже обещала приехать в Англию и навестить ее.

Мелисса не забыла о странном письме, оставленном ей покойным отцом. Он просил ее узнать какие-то подробности, касающиеся его раннего детства, которое он якобы провел в Англии. Но первый семестр оказался таким загруженным, что пока просьба отца была задвинута в самый дальний угол и наглухо забаррикадирована множеством других неотложных дел.

Но сегодня выдалось свободное утро. И вот она, зажав в руке старую открытку, совершает свой первый выход в Блумсбери. Ей сказали, что именно в тамошнем отеле кучкуются коллекционеры старинных открыток. По выходным они проводят регулярные собрания и устраивают ярмарки-распродажи для любителей старины. Что ж, в качестве отправной точки для ее поисков место показалось Мелиссе вполне подходящим. Вопрос лишь в том, увенчаются ли эти поиски каким-нибудь существенным результатом. Как и все в Лондоне, то, что на карте значится совсем рядом, в действительности находится гораздо дальше. Вот и до Блумсбери добираться пешком – путь не ближний, но в такое погожее осеннее утро грех возражать против незапланированно долгой пешей прогулки.

Мелисса никак не ожидала встретить такую толпу народа в помещении, где была развернута экспозиция. Море лотков и киосков, возле которых неспешно толкутся люди, и все торгуют только одним товаром: открытками. После быстрой ходьбы на свежем воздухе ей показалось, что здесь нестерпимо душно. Захотелось снова на улицу. Мелисса стала лихорадочно озираться по сторонам, решая, к кому можно обратиться в поисках нужной информации.

От обилия открыток рябило в глазах. На прилавках были разложены открытки на любой вкус. Изображения шикарных морских курортов и стильные виды морского побережья, старинные улицы, корабли, стоящие на рейде в самых разных гаванях мира, зарубежные города, открытки военных лет, раскрашенные вручную фотографии, расшитые бисером сувенирные карточки и строгие карточки с выражением соболезнований. Горы открыток с изображением членов королевской фамилии, различных военных эсминцев и фрегатов, всяких чудес света и прочее, и прочее. И все это богатство аккуратно расставлено по ящичкам, каждая открытка пронумерована, и на ней проставлена цена. С чего начать? Наверное, с поиска того, кто торгует открытками, посвященными театру. Но как в такой толчее отыскать нужного тебе специалиста? Мелисса почувствовала, как у нее стала кружиться голова уже после обхода нескольких киосков.

– Вам помочь? – участливо обратилась к ней одна из киоскерш. Женщина сидела за прилавком с вязанием в руках, внимательно обозревая ряды коллекционеров, снующих от одного лотка к другому.

– Скажите, пожалуйста, у кого я могу получить некоторую информацию, касающуюся вот этой открытки? – Мелисса протянула ей старую фотографию.

– Полагаю, тут вам нужен Марк. Он у нас как раз специализируется на кино и на театральных постановках начала прошлого века, – киоскерша показала на мужчину в рубашке без пиджака, который в этот момент занимался тем, что выкладывал товар на прилавок. – Пойдемте, я вас представлю! – Киоскерша повела Мелиссу к его лотку.

– Марк! Этой молодой леди нужна твоя помощь! – дружелюбно улыбнулась ему женщина. – Кажется, она к нам впервые попала, и все ей здесь пока в диковинку. Дома она таких сборищ, судя по всему, не наблюдала. Откуда вы, говорите? Из Новой Зеландии?

– Из Австралии, – улыбнулась в ответ Мелисса, прекрасно зная, что для большинства британцев что Австралия, что Новая Зеландия – все одно и то же. – Вообще-то я пришла сюда не за покупками. Я ведь, как говорится, бедный студент. Мне нужно, чтобы кто-то глянул профессиональным оком на мою старую открытку и подсказал, в каком направлении стоит вести поиск.

С этими словами она протянула молодому человеку свою открытку, и тот принялся вертеть ее в руках и внимательно разглядывать со всех сторон.

– Начало двадцатого столетия, одна из артисток варьете знаменитой театральной труппы «Гейети» Джорджа Эдвардса. Из числа тех, кто выступал в его музыкальных шоу. Судя по подписи, это – Фиби Фей. Конечно, не звезда первой величины, но, несомненно, красавица! – Марк взглянул на Мелиссу, потом снова перевел взгляд на фотографию. – Ваша родственница?

– Вашу тонкую лесть я оценила по достоинству! – рассмеялась девушка. – Но я здесь не для того, чтобы покупать. Просто у меня не было ни малейшего представления о том, кто эта женщина. Отец обнаружил открытку, разбирая вещи покойной матери, и посчитал, что она имеет некоторое отношение к истории его детства. Могу ли я узнать что-то более конкретное об этой женщине? И как это сделать?

– Начнем с того, что Фиби Фей – это наверняка сценический псевдоним. В свое время в театральной среде поощрялись красивые звучные имена. У меня имеется целый ящик с открытками, на которых запечатлены хористки из труппы «Гейети». Но вот Фиби Фей среди них нет. В начале прошлого века такие открытки печатались сотнями, и их охотно раскупали поклонники девушек. Сама по себе открытка не представляет никакой коллекционной ценности.

– Не в этом дело! Я ведь не собираюсь ее продавать. Просто я пообещала отцу, что выясню, почему и зачем им прислали эту открытку в Австралию. И еще вот эту, на которой изображен корабль. На обороте указано мужское имя, практически вышедшее из употребления сегодня, – Дезмонд. Все это очень странно и даже загадочно! Но в любом случае благодарю за то, что уделили мне немного своего времени.

Мелисса уже повернулась, чтобы уйти, но Марк остановил ее.

– Постойте-ка! Я тут вспомнил одного человека. Он знает о том времени несравненно больше моего. Я ведь главным образом интересуюсь синематографом тридцатых и сороковых годов. Предлагаю выпить по чашечке кофе. Без меня вам все равно на этого парня не выйти. Я вас с ним сейчас познакомлю. Кстати, меня зовут Марк Пенроуз.

– Очень приятно! Мелисса Бойд.

Они обменялись дружеским рукопожатием.

Приятный парень, подумала Мелисса. Волевое лицо, добрые глаза.

– Взгляните пока на содержимое вон того ящика под прилавком, пока я договорюсь с Беном: скажу ему, что временно отлучусь и попрошу присмотреть за моим лотком. Вдруг отыщете что-нибудь интересное. Я уже сам не помню, что и где у меня есть.

– Вы занимаетесь этим профессионально? – полюбопытствовала Мелисса.

– Бог мой, конечно же нет! Открытки – это мое хобби. Даже больше, чем просто хобби. Настоящее наваждение, особенно после того, как мне достался от прадедушки альбом со старинными открытками. А вообще-то по профессии я – юрист, прости, Господи, грехи наши! А вы чем занимаетесь?

– Я – аспирантка. Приехала в Лондон из Аделаиды. Получила именную стипендию от Королевской академии музыки. Словом, учусь!

– Вау! Так вы – музыкант. Наверное, хороший… На каком инструменте играете?

– Я пою… певица.

Мелисса зарделась от смущения. Его повышенный интерес к ее персоне был ей приятен.

– Классический вокал? Опера?

Мелисса кивнула.

– А вы любите оперу? – неожиданно спросила она.

– Разве можно не любить оперу? «Тоска» – моя самая любимая опера. Значит, вместо того чтобы репетировать свои арии, вы явились сюда, в наш бедлам?

– Я связана обещанием. Поклялась покойному отцу узнать его настоящее происхождение. Эта открытка – один из ключей к разгадке всей тайны. Нутром чую, она не просто ключ, а очень важный ключ. Я должна отыскать все, что касается этой женщины.

– Бен! Последи за моим лотком, ладно? Мы с моей знакомой отлучимся минут на пятнадцать, не возражаешь? Хочу познакомить ее с Хамфри, – прокричал Марк мужчине, который орудовал за соседним прилавком. – Да! Внимательно следи вон за тем типом в синей куртке с капюшоном. Глазом не успеешь моргнуть, как очередная открытка у него уже в кармане!

Марк уверенно повел Мелиссу через толпу народа в самый дальний угол комнаты. Там стоял стол, на котором лежали вразброс театральные программки, афиши, открытки, фотографии с автографами. За столом сидели мужчина и женщина.

– Привет, Хамфри. Познакомься! Это – Мелисса. Тебе известно хоть что-нибудь о Фиби Фей, выступавшей в знаменитой труппе Эдвардса «Гейети»?

– Ты проставляешь мне пинту пива, и тогда, быть может, я что-то вспоминаю. Идет?

Жена шутливо толкнула Хамфри в бок.

– Прошу вас! Заберите его от меня куда-нибудь! А я за это время хоть немного разберусь с его свалкой. Он же ни с чем не хочет расстаться! Так что займите его разговорами о деле хотя бы минут пятнадцать. Глядь, и я за это время сбуду что-нибудь с рук.

Они устроились за столиком в углу кафетерия, и Мелисса приготовилась внимательно выслушать все, что мог сообщить ей Хамфри о звезде мюзик-холла начала прошлого века.

– Фиби Фей была из тех девчонок первого ряда, чьи фотографии тогда охотно печатали все. Словом, типичная красотка с обложки. Но во время Первой мировой войны она проявила себя с наилучшей стороны: в составе концертных бригад много раз выступала перед нашими солдатами во Франции. После войны карьера пошла на спад, снялась в паре кинофильмов. Если мне не изменяет память, снималась вместе с Айвором Новелло. Или с Лили Элси? Точно не помню. Но она, вне всякого сомнения, была звездой своего времени. Фотография с ее автографом стоит пару шиллингов как минимум.

Хамфри допил свой кофе и с улыбкой взглянул на девушку.

– Кстати, у меня была фотография Фиби в военной форме, но я недавно продал ее одной женщине-коллекционеру из числа суфражисток. С чего бы это вдруг такой интерес к Фиби? То никто никогда не спрашивал, а тут сразу двое за последний месяц.

Мелисса выслушала его рассказ равнодушно. Все эти имена – они ничего для нее не значили. Незнакомые люди, жившие почти сто лет тому назад, какое они имеют отношение к ней?

– Она была замужем?

– Этого я не могу вам сказать со всей определенностью. Надо покопаться в архивах, отыскать ее некролог. Конечно, Фиби Фей не являлась примой первой величины, но все же была очень хороша! Джордж Эдвардс был отменным импресарио и лишь бы кого в свою труппу «Гейети» не приглашал. Многие его артисточки были, что говорится, из самых низов, но у всех как одной отменные голоса и красивая внешность. Некоторые из них даже умудрились выскочить замуж за аристократов. Быть может, это поможет вам?

– Огромное вам спасибо! – Мелисса прочувствованно пожала руку Хамфри. – Это уже кое-что!

Хамфри моментально заторопился к своим сокровищам.

– Где я могу найти некрологи? – поинтересовалась она у Марка, пригубив чашку с кофе. Странно, но история жизни Фиби Фей уже начала цеплять ее.

– Я посоветую вам начать с библиотеки Британского музея. У них хранятся подшивки всех газет. Нужно только выяснить, когда точно она умерла. А вот для этого придется совершить поход в Центр гражданских регистраций. Там хранятся все данные о датах рождения и смерти жителей Великобритании. Наверняка что-нибудь они вам отыщут. Вполне возможно, эта женщина жива еще до сих пор.

Поток информации ошеломил Мелиссу, и одновременно она почувствовала азарт поиска. Неизвестная ей Фиби Фей перестала быть просто красивым лицом с фотографии, она начала обрастать плотью и кровью.

– Боюсь, лишнего времени на хождения по библиотекам и справочным бюро у меня нет. У нас скоро начинаются сплошные репетиции. Тем не менее спасибо за подсказку.

– Если вам нужна помощь… – нерешительно начал Марк. – Видите ли, ваша история меня уже заинтриговала, не скрою. Является девушка с другого конца света, сжимая в руке фотографию давно умершей родственницы. Зачем? Почему?

– Мы еще не можем утверждать, что она – моя родственница, – возразила Мелисса, внимательно разглядывая открытку.

– Что-то мне подсказывает, что это так! – рассмеялся Марк. – Судите сами! Вы – певица, и она – певица. Она – красавица, и вы – тоже.

– Благодарю вас! – снова покраснела Мелисса и бросила взгляд на Марка. Тот смотрел на нее с явным интересом.

– Да нет же! Я вполне серьезно предлагаю вам свою помощь! Вот моя карточка, там указан электронный адрес. И меня действительно заинтересовала история Фиби Фей. Более того, если вы не станете продолжать поиски, то я сам это сделаю. Обязательно! А для начала пересмотрю всю свою коллекцию. Вдруг там что-нибудь отыщется по теме.

Мелисса вернулась вместе с Марком к его лотку. Полной уверенности в том, как именно ей стоит продолжать этот странный поиск, у нее не было. Зато была уверенность в другом. Ей точно хочется узнать побольше о том, кто такой Марк Пенроуз, любитель оперы, юрист и страстный коллекционер старинных открыток.

Всю следующую неделю Мелисса была плотно загружена репетициями, а потому несказанно удивилась, получив на свое имя открытку: «Предлагаю встретиться в кондитерской «Валери» в субботу в одиннадцать часов. У меня есть для вас новости. Марк Пенроуз».

Кто ж откажется от посещения популярной французской кондитерской на Хай-стрит? Вот и Мелисса уже успела полюбить и тамошнюю выпечку, и вкуснейшие пирожные, и изысканные десерты, и знаменитые французские коктейли с малиной «фрамбуаз». К тому же не могло не тронуть, что Марк оказался человеком слова: обещал найти какие-то еще открытки по теме и нашел. Главное, чтобы их свидание не вышло за рамки «просто по чашечке кофе».

«Я пока не готова к полноценным романам, – убеждала она себя. – Времени для любовных переживаний у меня еще более чем достаточно. Вот добьюсь реальных успехов на музыкальном поприще, – размышляла она, – тогда можно будет и о любви подумать. В конце концов, я приехала в Лондон не за тем, чтобы заводить здесь романы. Главное – это моя артистическая карьера. А в остальном же…» А в остальном ей было приятно снова увидеться с Марком.

Конечно, она не отправится к нему на встречу в тех повседневных джинсах и свитере, в которых коротает время дома. Мелисса лихорадочно выгребла на пол содержимое своего гардероба, решая, на чем остановить выбор. Наконец были отложены нужные джинсы и топ, дополняющий туалет. Все без особых претензий, но и не так, чтобы уж совсем по-рабочему. Общее впечатление должно быть таким: она не готовилась специально к свиданию, но элегантный стиль casual выдержан ею безупречно, плюс нотка экзотики в виде серег-колец на манер украшений первобытных австралийских аборигенов.

Она так завозилась с собственным туалетом, что чуть не опоздала. Хай-стрит, как всегда по субботам, была забита толпами покупателей и просто любителей поглазеть на витрины. Ей даже попались на глаза несколько однокурсников, которых она на ходу поприветствовала взмахом руки. Стоял один из тех благодатных дней поздней осени, когда, кажется, сам воздух напоен ароматами яблок, последних цветов и сладковатым запахом дыма от далеких костров, на которых сжигают листву. Первый семестр обучения в академии уверенно близился к своему завершению, и Мелиссе уже нравилось ощущать себя частью огромного коллектива, в который она влилась совсем еще недавно.

Марк поджидал ее, сидя за столиком на тротуаре. Он поднялся ей навстречу, живое воплощение элегантности: твидовый пиджак и модные джинсы. Он оказался выше и гораздо красивее, чем запомнился ей по первой встрече.

– Привет! – заулыбался Марк и повел ее в кафе. В руке он держал папку, что свидетельствовало о том, что у ее поисков уже есть продолжение. Они устроились за столиком в самом углу зала и сделали заказ. Марк наклонился к ней ближе, и на нее пахнуло запахом дорогого лосьона. «А он тоже готовился к встрече», – подумала Мелисса про себя.

– Вот уж никак не ожидала от вас таких скорых новостей, – начала она. – А у меня работы выше крыши, так что пока поиски пришлось отложить.

– Оно так вышло само собой! У меня недавно был матч по регби…

– Вы еще играете и в регби? Поистине, круг ваших интересов необъятен! – шутливо рассмеялась Мелисса. – Впрочем, как и ваших талантов! Но такое странное сочетание: старинные открытки и грубый вид спорта… Немного не вяжется.

– Не издевайтесь! В конце концов, именно такой вид спорта и позволяет держать себя в форме. К тому же, как любила повторять моя бабушка, секрет счастливой жизни состоит в обретении равновесия, причем во всем. И она права!

– Это та самая бабушка, которая подсадила вас на коллекционирование открыток? А я знаю только одну из своих бабушек. Она умерла, когда мне было десять лет. Потом мама… Семейные связи для меня – это что-то из мира фантастики.

Мелисса замолчала. Ей все еще было больно вспоминать про неожиданную смерть матери.

– Сочувствую! Может быть, это немного поднимет ваше настроение? Вот, взгляните на этот некролог! – С этими словами Марк протянул ей фотокопию из старого номера «Дейли телеграф».

– Как вы отыскали его? – удивилась Мелисса.

– О, у нашего брата, законников, есть свои ходы и выходы! – улыбнулся Марк. И веселые искорки вспыхнули за стеклами очков. Необычный цвет у его глаз: серый с оттенком зелени и крохотными вкраплениями янтаря. – Из этого некролога следует, что мы должны еще кое-что разузнать о Фиби. Ее настоящее имя было Фиби Анна Бордман. Она родилась в Лидсе и умерла в 1948 году от тяжелой и продолжительной болезни. Она не была замужем, но была обручена с кем-то в годы Первой мировой войны. Здесь немного говорится о ее участии в военных концертных бригадах, которые в свое время организовывала Лена Ашвелл… потом о ее кинокарьере… А вот в конце есть кое-что любопытное. У нее осталась племянница по имени Каролина.

Мелисса быстро пробежала глазами некролог. В самом начале был помещен портрет элегантной красивой женщины лет тридцати с завитыми волосами, уложенными в высокий шиньон на затылке.

– Дело в том, что в те далекие годы «племянница» на самом деле означала дочь, – продолжил свой рассказ Марк. – Своеобразное прикрытие для детей, рожденных вне брака. Из некролога следует, что Фиби умерла где-то в деревне недалеко от Глазго. Этот факт тоже может оказаться полезным при дальнейшем сборе информации. Как полагаете?

А Мелисса вдруг неожиданно вспомнила, что, по словам мамы, у ее бабушки Бойд были шотландские корни.

– Да! Замечательно! – обронила она вслух. – Большое вам спасибо. Получается, что фотографию, скорее всего, отослала Каролина. Какая-то несостыковка по времени, вам не кажется?

– Конечно, неплохо было бы взглянуть на ее свидетельство о рождении. Если она родилась в браке, то значит, является дочерью одного из двух братьев Фиби. Сестер у нее не было. Но это еще та головоломка! В любом случае придется искать и ее свидетельство о браке и, быть может, о смерти. Если же такового не окажется, значит, нам повезло и она еще жива. Скорее всего, Каролина – дочь Фиби Фей. И она же – единственный ключ к разгадке нашей тайны.

Они молча допили кофе, Мелисса старательно переосмысливала всю ту информацию, которую только что сбросил на нее Марк. Было приятно услышать из его уст про «нашу тайну». То есть он ясно дал ей понять, что уже вовлечен в ее поиски на равных.

Неужели она и в самом деле связана какими-то родственными узами с этими двумя незнакомыми женщинами? Неужели у нее есть родня, о существовании которой она даже не подозревала? Поиски Фиби поначалу были для нее всего лишь необременительным занятием: она пообещала отцу, а раз пообещала, то обязана выполнить. Но Марк, в отличие от нее, с самого начала отнесся к затее очень серьезно. Похоже на то, что он ввязался в эту авантюру только из-за нее. Получается, что она ему уже многим обязана. А как отблагодарить? Поощрять его ухаживания? Но не так, чтобы очень сильно.

– Послушайте, Марк! Могу я пригласить вас на наш рождественский концерт? Должна же я как-то отблагодарить вас за вашу помощь! Могу дать вам два пригласительных билета на тот случай, если у вас есть кого привести с собой, – добавила она с очаровательной улыбкой, в надежде, что намек будет понят.

– Буду рад! Я даже могу организовать мощную шумовую поддержку вашего выступления. Но и вы не тяните с этим! – Марк кивком головы указал на некролог. – Эти божьи одуванчики, знаете ли, имеют тенденцию уходить в мир иной, не испросив на то позволения ни у кого. И кому вы потом станете задавать свои вопросы? Следующий ваш маршрут – это Центр гражданских регистраций. Могу отправиться вместе с вами. Две пары рук всегда надежнее, чем одна.

– О нет, мне и так совестно отрывать вас от дел. К тому же в ближайшие недели у меня все дни расписаны по минутам: сплошные репетиции. Я ведь в Лондон приехала не для того, чтобы играть в Шерлока Холмса! – она сконфуженно умолкла. Не слишком ли грубо она ответила отказом? – Извините! Я действительно очень вам благодарна! Но на этом пока наш поиск следует приостановить… Понимаю ваши опасения насчет преклонного возраста Каролины. Но у меня есть еще и другие фотографии.

– Какие?

– Любительский снимок двух девочек в школьной форме. Там и надпись имеется на обороте, но, если честно, я ее не читала.

– Почерк тот же, что и на открытке?

– Надо посмотреть.

– Вы где живете? Если рядом, то можно взглянуть на них прямо сейчас! – Марк бросил взгляд на часы. – У меня еще есть немного времени.

Мелисса вспомнила, какой кавардак она оставила в квартире, собираясь на встречу с ним. Вся одежда на полу, платяной шкаф выпотрошен полностью… Что ж, тем лучше! Если он намерен соблазнить ее, то такой интерьер наверняка сразу же остудит его пыл.

– Я живу на Эльс-стрит.

– Отлично! – Марк ринулся к прилавку, чтобы рассчитаться за кофе, и попутно попросил запаковать ему коробку леденцов.

– Сара обожает такие леденцы! – прокомментировал он, пока продавщица насыпала в коробку те сорта леденцов, на которые он указал.

Значит, у него есть подружка, и за свою честь она может не беспокоиться, разочарованно вздохнула про себя Мелисса. А с чего это она вдруг вообразила, что такой симпатичный молодой человек будет одинок? Если он не гей, конечно. Но по Марку сразу видно, что он не из таких. Итак, в его жизни есть Сара. Поди тоже юристка!

Ей очень хотелось на обратном пути расспросить у него про эту таинственную Сару, но задать вопрос вслух она так и не рискнула.

– Заранее приношу свои извинения за беспорядок в квартире, – сказала она, вставляя ключ в замочную скважину. – Я проспала сегодня утром! – бодро солгала она. – Куда же я засунула эту папину коробку из-под обуви? Наверное, она все еще лежит в моем чемодане. – И снова слукавила, ибо прекрасно знала, что коробка благополучно пылится у нее под кроватью. Увы-увы! Уборка квартиры еще пока не вошла у нее в привычку. – Вот же она, наконец!

Они освободили место на обеденном столе. Мелисса отложила письмо отца в сторону, все же оно очень личное, и стала быстро перебирать стопку фотографий в поисках нужной.

– А вот и наши девочки!

Марк взял некролог с фотографией и приложил его к высокой светловолосой девочке с длинными косами.

– Они точно родственницы, и очень близкие! Тот же разрез глаз, та же форма носа! – Он перевернул фотографию и прочитал надпись: – «Примми и я».

Обе девочки были в школьной форме образца тридцатых годов. На заднем фоне виднелось старинное здание, похожее на замок. Наверное, это их школа.

– Школу будет отыскать непросто, – улыбнулась Мелисса. – А Примми – это, наверное, сокращенный вариант имени. Полное, скорее всего, Примула или Примроуз. Ничего себе имечко! С таким намаешься по жизни. У девчонок вид отъявленных сорванцов.

– Давайте-ка внимательно изучим их бейджики! – Марк поднес фотографию к самым очкам. – Надо бы увеличить! Вдруг это выведет нас непосредственно на школу?

– Такое под силу только профессиональному сыщику! – скептически улыбнулась Мелисса. – Судя по косичкам, типичные школьницы двадцатых-тридцатых годов. А женских школ в Англии пруд пруди!

– Да, но далеко не в каждой из них была форма со своей эмблемой. Можно, я возьму фотографию?

– Мне не хочется втягивать вас в дальнейшие поиски. Все же это касается меня! Вот я и должна искать сама! – Мелисса действительно не горела желанием вовлекать Марка в дальнейшие изыскания, но, судя по всему, свободного времени у него гораздо больше, чем у нее самой.

– Не волнуйтесь! Вам я оставлю всю работу ногами. Будете рыскать по стране во время каникул. Я же попытаюсь задать вам правильный вектор поисков! – Марк рассеянно перебрал пальцами содержимое коробки и извлек оттуда орден. – Ого! Крест за мужество! Высокая награда! Как говаривала незабвенная Алиса, все чуднее и чуднее… Ваш отец упоминал когда-нибудь об этом ордене?

Какую-то долю секунды Мелисса колебалась. Нет, Марк все же должен прочитать письмо отца! Какой смысл теперь уже скрывать от него семейные тайны?

– Прочитайте вот это! – она сунула ему в руку письмо и замерла в ожидании. Марк читал письмо медленно, время от времени бросая на нее сочувственные взгляды.

– Простите, что прочитал! Все же письмо очень личное! – сказал он, возвращая письмо. – И спасибо за доверие. Вам следует его перечитать еще раз. Ваш отец сообщает вам здесь нечто очень важное. Он любил вас!

– При жизни он выражал свои чувства достаточно необычно! – вспыхнула Мелисса. Горькие воспоминания о былом нахлынули на нее с новой силой. – Взять хотя бы все это! Зачем тянул до самой смерти? Что, нельзя было раньше рассказать? Все это недостойно!

Марк ласково коснулся ее плеча.

– Я понимаю ваши чувства, Мелисса. Но, с другой стороны, не забывайте, вы всего лишь за пару недель успели узнать больше, чем он за всю свою жизнь. Вы уже знаете имя той, кто изображена на открытке. У вас имеются кое-какие отрывочные сведения о ее семье. Несомненно, все это каким-то образом связано с вашим отцом… И если вы захотите узнать, каким именно, то все эти бейджики, свидетельства о рождении, даже сам фон, на котором сделан снимок, – все это поможет вам докопаться до правды. – Марк глянул на свои часы. – Но мне пора! Скоро у нас тренировка. Пойду погоняю мяч! – Он заторопился к выходу. – Буду с вами на связи. И не печальтесь! Мы обязательно найдем ответы на все ваши вопросы.

С этими словами Марк исчез за дверью.

– А конфеты для Сары? – крикнула ему вслед Мелисса и бросилась вдогонку по лестнице, вручив ему коробку уже в самом низу.

– Спасибо! Приятных выходных! – Он мило улыбнулся ей на прощание.

Мелисса снова вернулась к себе, чувствуя странную пустоту, образовавшуюся с его уходом. Она невольно позавидовала незнакомой Саре. Надо же! Саре даже специально покупают сладости.

Марк дал знать о себе лишь спустя три недели. От него опять пришла красивая открытка с интригующей подписью: «Найдите в Интернете веб-сайт женской школы Святой Маргариты, что в Шотландии, неподалеку от городка Арброт. По-моему, вам стоит с ними связаться. Марк».

Мелисса направилась в ближайшее от дома интернет-кафе, послала несколько писем своим австралийским друзьям о том, как ей живется в Лондоне, а потом принялась за поиски школы. Марк оказался абсолютно прав. Здание школы точь-в-точь как на фотографии, конек крыши украшен лихим девизом «Вперед и выше!». Далее шла пространная статья, посвященная истории школы. Ну, и как ей добраться до самой школы, затерянной где-то в шотландской глубинке, да еще сделать это в разгар репетиционной подготовки к концерту?

К счастью, пошарив по сайту, Мелисса отыскала адрес секретаря Ассоциации бывших выпускниц школы Святой Маргариты. Да уж! Школьная дружба не ржавеет! Выпускницы наверняка поддерживают друг с другом связь. Может быть, ей тоже что-то удастся узнать. Во всяком случае, будет хоть чем отчитаться перед Марком о проделанной работе.

В промежутках между примерками сценических костюмов Мелисса настрочила коротенькое письмецо, в котором просила сообщить любые подробности, известные секретарю, о судьбе двух бывших учениц школы, которых звали Каролина и Примроуз. Она также сообщила приблизительные даты рождения обеих девочек, после чего с легким сердцем отправила письмо по указанному в Интернете адресу, не рассчитывая получить ответ раньше Нового года.

Но ответ пришел мгновенно.

Дорогая мисс Бойд!

Спасибо за ваши вопросы. На следующей неделе я буду в Лондоне. Не могли бы мы встретиться с вами за ленчем в следующий четверг? Ваше письмо очень заинтересовало меня. И у меня есть кое-что очень важное, чтобы сообщить вам. Предлагаю встретиться в час дня в ресторане «Джон Льюис», что на Оксфорд-стрит.

С уважением,

миссис Элизабет Стюарт.

P.S. На мне будет шарф в клетку.

Мелисса выбрала из стопки веселую открытку знаменитой карикатуристки Джеки Флеминг с намерением отослать ее Марку с коротенькой припиской о том, как ей крупно повезло. Кажется, шаг за шагом они приближаются к разгадке того, кто же это такие – таинственная мисс Фей и ее племянница Каролина. Что же такого суперважного собирается сообщить ей миссис Стюарт, если она отправила ей письмо буквально обратной почтой?

 

41

Мелисса с трудом прокладывала себе путь в толпе озабоченных покупателей, снующих повсюду в поисках рождественских подарков. Наверху эскалатора стояла женщина в наброшенной на плечи клетчатой шали и с копной кудрей на голове цвета спелого баклажана. Женщина напряженно вглядывалась в людской поток. На вид ей было около пятидесяти.

– Миссис Стюарт? – устремилась к ней Мелисса.

– Мисс Бойд! Как я рада! Я уже заказала столик! Мелисса! Какое красивое имя! Надо же! Вы проделали такой долгий путь, и все ради того, чтобы узнать о Калли…

– Не совсем! – поспешила уточнить Мелисса. – Я здесь учусь.

Во избежание всяких дальнейших недоразумений она постаралась объяснить миссис Стюарт, кто она и что делает в Лондоне, и сделала это, пока они пробирались к переполненному залу ресторана, искусно лавируя среди бесчисленных тележек с товаром, пакетов, свертков и сумок.

– И все равно, такое счастливое совпадение! Я ведь уже сложила с себя полномочия секретаря ассоциации пару месяцев тому назад, но каким-то образом ваше письмо переслали мне, а не вновь избранному секретарю. Большая удача! Я просто обязана была встретиться с вами!

Миссис Стюарт с явным удовольствием опустилась на стул, сгрузив груду своих свертков прямо на пол.

– Я всегда стараюсь вырваться в Лондон перед Рождеством. Всякие покупки по мелочам к празднику, потом хочется посмотреть, как украсили город к Рождеству, – женщина неожиданно вздохнула. – Печально все это, не так ли? Кстати, меня зовут Либби.

– Так вы знали их обеих? – Мелисса достала из сумки фотографию двух девочек и открытку с изображением Фиби. – Один мой знакомый помог мне определить школу по бейджикам на форменных костюмчиках девочек, – она протянула фото Либби. – Трудно сказать, какое отношение имеют эти девочки к моему отцу. Его уже нет в живых. Как и эта вот открытка. Но, по крайней мере, сейчас я хоть знаю, кто на ней изображен: мисс Фиби Фей. А это ее племянница?

Либби полезла в сумочку за очками и, нацепив их на нос, с улыбкой принялась изучать фотографию.

– Это моя мама, – вздохнула она. – Примроуз Макалистер. А это – ее лучшая школьная подружка Калли. Они познакомились в первый же день, как приехали в школу Святой Маргариты. По рассказам, обе были отъявленными сорванцами. Словом, давали всем жару! И вечно попадали во всяческие переделки. Да, Калли была ее лучшим другом.

– Была? То есть они обе…

– Мама умерла пять лет тому назад. Потрясающая женщина! Из того поколения, кто прошел войну, вы понимаете, о чем я. – Либби помолчала. – Что касается Каролины, то не могу сказать ничего определенного. В годы войны мама работала в секретном ведомстве… что-то связанное с разведкой. Там же она познакомилась с моим отцом Ральфом. После войны они поженились. А Калли, она всегда была очень загадочной женщиной.

– Как вы думаете, она еще жива? – спросила потрясенная услышанным Мелисса.

– Все возможно! Вот только найти ее… Говорю же вам, очень необычная женщина!

– Вы видели ее?

– Только однажды. Мне тогда было около семи лет. Она приехала в Британию во время Суэцкого кризиса в 1956 году. Высокая, шикарные светлые волосы, загорелое лицо. Южное солнце, знаете ли… Привезла моему брату в подарок игрушечного верблюда, а мне куклу в наряде египтянки. Но, само собой, она приехала в первую очередь для того, чтобы повидаться с мамой. Я тут прихватила мамин старый альбом с фотографиями, но там, по правде говоря, нет ничего интересного для вас.

Женщины заказали ленч и приступили к изучению альбома. Попутно Либби продолжала рассказывать Мелиссе о школе и то немногое, что было ей известно о подруге матери.

– Я знаю, что она была за кем-то замужем. Жила в Каире. Но мама рассказывала о ней немного. А я в те годы была еще слишком мала, чтобы интересоваться такими подробностями. Ребенок ведь все воспринимает своим детским умом. Но одно я знала и понимала точно, даже тогда: Калли очень сильно отличалась от всех остальных маминых подруг.

– В каком смысле?

– Во всех! В ней был какой-то особый шарм. Такой необычный аромат духов… запах дорогих сигарет… Я ее даже немного побаивалась. Высокая, элегантная, но очень строгая на вид. Мама говорила, что она тоже воевала… Но, если честно, я не очень обрадовалась ее приезду. Ведь она приехала, чтобы пожить у нас какое-то время.

– Пожить?!

– Да, именно так.

 

Ноябрь 1956 года

Калли свесилась через перила, наблюдая за тем, как матросы отдают швартовы в порту Александрии. Ее отъезд был похож на поспешное бегство из Египта в связи с событиями, закрутившимися вокруг Суэцкого канала. Разразившийся Суэцкий кризис пугал своей непредсказуемостью, все улицы в городе были запружены военными, никто ничего не мог гарантировать насчет дальнейшей безопасности мирных жителей. Одно было ясно: британцы снова на грани войны. А потому Моника Баттерсби пустила в ход все свои старые и новые связи, чтобы раздобыть свободные каюты для них двоих на ближайшем же пароходе, с тем чтобы они незамедлительно вернулись в Англию.

Их многолетняя дружба дала серьезную трещину после истории с Сесилом Мейсеном, новым приятелем Моники, которым та обзавелась после смерти Кена. Очень скоро Сесил стал неизменным собутыльником Калли. Он знал все приличные забегаловки в порту, был завсегдатаем лучших ночных клубов, в которых играли джаз, и самых модных ресторанов. Моника закатывала им скандалы, когда после своих бесконечных посиделок они в любое время дня и ночи возвращались к себе в бунгало в сопровождении пьяной орущей толпы. Моника заметно сдала после смерти Кена, и характер у нее испортился, она стала сварливой и несговорчивой. Единственной отдушиной для нее стал Сесил, но тут неожиданно вмешалась Калли и, как говорится, положила на него глаз.

Моника не могла уразуметь, что толкало подругу на такое шумное и бестолковое времяпрепровождение: бары, рестораны, разговоры ни о чем. А та делала все, только бы забыться, только бы не думать о том, как живется ее сыну без нее в далекой Аделаиде. Письма, которые она получала оттуда, были безукоризненно вежливыми короткими отписками самой Джесси. И ни единой строчки от Дезмонда. Он даже ни разу не соблаговолил поблагодарить ее за рождественские подарки. А потом письма и вовсе перестали приходить. А ее собственные письма стали возвращаться нераспечатанными с пометкой, что адресат убыл в неизвестном направлении. Судя по всему, Бойды переехали на новое место жительства и выбросили ее вон из своей жизни.

– Почему я повела себя так безвольно, – корила она себя. – Почему не настояла на своих законных правах? – И одновременно Калли понимала, что сейчас сделать это будет не только гораздо сложнее, но и просто невозможно. Потом у нее появились проблемы с деньгами. Деньги каким-то чудодейственным образом растворялись в пространственном промежутке между банками и барами. Моника в глубине души завидовала интенсивной загульной жизни своей подруги, но они почти не пересекались на всяких светских мероприятиях. Даже домой, в Англию, они возвращались в разных каютах.

Калли отрешенно вглядывалась в знойное марево, висевшее над лазурными водами Средиземного моря, и с грустью думала о том, что очень скоро на смену этому великолепию придут унылое серое небо, вечно затянутое облаками, холодные зимы, мертвая тишина Далраднора. После смерти Фиби дом стоял пустым. Известие о смерти матери пришло слишком поздно. Калли не успела бы попасть на похороны даже самолетом. Мима переслала ей стопку личных писем Фиби, не зная, что с ними делать дальше. Письма были сложены в коробку из-под шляпы. Там же лежало письмо от управляющего имением с информацией касательно завещания матери и его содержания. Впрочем, когда она хватилась письма, то оказалось, что оно затерялось где-то в суете поспешных сборов.

По правде говоря, ей ничего не нужно было от Фиби. И менее всего она желала увидеть некие письменные оправдания и просьбы о прощении за свое недостойное поведение. Эту страницу своей жизни Калли перевернула раз и навсегда. И ныне ей претили любые напоминания о прошлом.

Но вот пароход медленно заскользил по водной глади, направляясь из гавани в открытое море, и Калли не испытала ни малейшей грусти от расставания с местами, где прожито столько лет. Не было ни грусти, ни угрызений совести, ни чувства вины или раскаяния. Годы, прожитые в Каире, она провела словно в коконе: приятное времяпрепровождение, когда так легко притвориться, что в твоем прошлом нет ничего ужасного. Но вот идиллия окончена, и она возвращается в суровую реальность. Значит, придется снова доказывать и окружающим, и себе, что у нее все в порядке, что она по-прежнему в седле и еще умеет держать удар.

В самом начале плавания спасал джин, он помогал ей забыться и справиться со своими страхами, с болью, с чувством стыда. Пока ее запасы спиртного длились, она чувствовала себя в полной безопасности. Элегантно скользить по поверхности событий – это она умеет, а легкий туман в голове не мешал держать форму, по крайней мере внешне. Но главное – в таком состоянии она могла не думать о Дезмонде. Сегодня он бы ее ни за что не узнал. Что ж, это даже к лучшему… Что сделано, то сделано. И все же, и все же…

Сын часто снился ей. Вот он бегает по берегу озера, все так красиво… А потом, словно тяжеленный каток, на нее накатывают кошмары из лагерной жизни: бараки, бесконечные ряды нар, рыки свирепых псов, рвущих на части человеческую плоть, десятки замороженных тел, похожих издали на сосульки, раскачивающиеся на виселицах. Только смерть поможет ей навсегда избавиться от этих страшных видений, и всякий раз, когда ее навещали подобные мысли, она поминала дорогую ее сердцу Селину недобрым словом. Ведь это только благодаря ей она выжила в том аду. А может, лучше было бы наоборот! Это для кого-то жизнь – драгоценный Божий дар, а для нее – сплошная агония и муки. Нет, она не станет искать легких путей для того, чтобы поскорее распрощаться с этой жизнью, но мало-помалу алкоголь сделает свое дело и отравит ее изнутри. В любом случае задерживаться на этом свете она не собирается!

Спасибо Примми, которая не оставляла ее все эти годы, следила из своего далека за ее жизнью и даже предложила какое-то время пожить у нее, пока она обустроится в Лондоне. У Калли еще оставались скромные сбережения, плюс военная пенсия, пусть и небольшая, но все же поможет ей держаться на плаву. Во всем же остальном перспективы были весьма мрачные. Кому нужен сломленный невзгодами ветеран войны? И что она умеет? Разве что секретные навыки: умение скрываться, маскировать свое присутствие, наконец, умение убивать. Ни в чем в этой жизни она не добилась успеха. Даже мужчину в постели она сейчас не могла толком удовлетворить. Она занималась сексом, а мысли ее в это время витали далеко. И элементарный стыд она потеряла. Ей было все равно, где совокупляться, коль скоро она ничего не чувствует. Но все же, когда в постели кто-то есть рядом, это много лучше, чем просыпаться в одиночестве. В Каире она старательно обходила все те места, которые так или иначе могли напомнить ей об их любви с Феррандом.

«Жизнь мне надоела окончательно и бесповоротно. Забиться бы куда в темный угол, и чтоб никто не трогал. Чтобы все оставили меня, наконец, в покое. Сердце мое пусто, его вообще нету. На его месте огромная черная дыра».

Где-то на середине пути Калли извлекла коробку со старыми письмами Фиби с твердым намерением выбросить весь этот хлам за борт. Последний жест отчаяния и непримиримой обиды на мать. Коль скоро ей суждено вернуться в Англию, ничто не должно напоминать ей о прошлом. И вот она стоит в неярком лунном свете на палубе, сжимая в вытянутой руке пачку писем, и уже приготовилась пустить их по ветру на все четыре стороны, как вдруг ее внимание привлек незнакомый почерк. Это точно был не почерк Фиби, и военный штемпель на конверте. Ей вдруг стало любопытно. Что за письмо? Кто написал? Она подошла поближе к одной из осветительных ламп на палубе и, усевшись на скамейку рядом, быстро перебрала стопку писем, приготовленную на выброс.

Оказывается, в пачке хранились письма, написанные в свое время ее отцом Артуром Сетон-Россом.

Как ни ненавидела Калли свою мать за все те страдания, которые она ей причинила, к отцу она не могла предъявить никаких претензий. Во всяком случае, он ее не бросал! Так почему бы в память о нем не прочитать все то, о чем он думал в свое время? Ведь его письма – это, по сути, все, что у нее осталось от отца.

Моя дорогая девочка!

Какое же это было чудо – увидеть тебя идущей навстречу ко мне, в этой толпе военных, заполнивших Булонь. И ты – такая красивая в своей военной форме. Такая же красавица, как и тогда, когда я увидел тебя впервые на сцене. Увидел и влюбился на всю оставшуюся жизнь. Как же мне хотелось, чтобы ты задержалась во Франции немного подольше, но предстоящая в скором будущем встреча в Лондоне греет душу и делает более терпимыми все тяготы войны.

Какое это было счастье – лежать рядом с тобой, держать тебя в своих объятиях. Я был так непозволительно счастлив эти несколько дней, что, боюсь, боги могут прогневаться. Но пока же они мне потворствуют.

Калли не смогла читать дальше. Она вдруг явственно представила себе, как они занимались любовью с Феррандом. Даже любовные письма Ферранда, по своим интонациям и чувствам, похожи на это письмо отца. Она машинально полезла в карман и извлекла оттуда следующий конверт. Это оказалось письмо матери.

Благодарю тебя за три волшебных дня и три волшебных ночи. Так тяжело было расставаться с тобой, особенно зная, что ты отправляешься на передовую. Будешь сидеть там в промерзших окопах, а я в это время буду нежиться в тепле и уюте… Твое драгоценное кольцо благополучно хранится у меня под подушкой. Ведь если я надену его на палец, все догадаются о нашей помолвке и меня больше не пустят во Францию. Мисс Ашвелл строго следит за тем, чтобы все концертные бригады формировались исключительно из девушек, у которых на фронте не воюет никто из близких. Хочу, чтобы меня сфотографировали на открытку в военной форме. Я ношу ее с большой гордостью.

Пожалуйста, напиши мне, что тебе привезти: книги, чернила, теплое белье. У меня же к тебе только две просьбы: приготовь мне свою фотографию и, пожалуйста, береги себя, не рискуй понапрасну. Теперь, когда мы снова встретились, я не смогу дальше жить, если потеряю тебя опять.

Калли слепо уставилась на пожелтевший лист бумаги, нервно сглотнув слюну. Пожалуй, и она сама написала бы точно такое письмо Ферранду. Все повторяется, все как у них: двое молодых влюбленных, разделенных войной. Как все печально! А она уже приготовилась выбросить за борт последнюю память об этой любви. Нет, конечно! Она не станет избавляться от писем. Надо рассортировать их по датам и прочитать целиком всю переписку.

15 мая 1916 года

Душа моя!

Прошу прощения, что отсылаю тебе только коротенькую открытку. Боюсь, у меня ничего не получится с тем, чтобы вырваться в Лондон в ближайшее время. Готовится большое наступление (конечно, писать такое строго воспрещается, но я сам себе цензор и сам проверяю свою почту). У тебя озабоченный тон в последнем письме. Что тебя волнует, моя ненаглядная? Очень жаль, что вместо Франции тебя отправили в составе новой концертной бригады с выступлениями по стране.

Рад, что моя сестра Верити пошла на курсы по подготовке медсестер. Кстати, она познакомилась с твоей подругой Китти. Отношение отца к моей идее жениться претерпело существенное изменение, причем в лучшую сторону. Как только я вернусь домой, мы сразу же поженимся. А что скажет по этому поводу моя ненаглядная птичка? Выйдешь ли ты за меня замуж, душа моя, если меня лишат наследства и не оставят ни пенни за душой?

Пишу при свете огарка свечи, который с трудом раздобыл. А мой подчиненный в это время спит беспробудным сном и храпит громче, чем стреляет «Большая Берта»…

Калли свернулась калачиком на палубном кресле, содрогаясь от внутреннего холода. Она ведь знала, каким трагичным оказался финал у этой любовной истории. Судя по дате следующего письма, Фиби уже поняла, что беременна. И о горе! – на измятом конверте стоит штемпель: «Возвратить отправителю».

Понимаю, сейчас не время грузить тебя своими проблемами, и все же не могу не поделиться своими переживаниями. У нас будет ребенок. Доктор сказал, что он появится на свет в конце сентября. Итак, Богу угодно, чтобы нас стало трое.

Ах, как же я хочу, чтобы ты поскорее вернулся домой. Чтобы мы вместе пережили это радостное событие в нашей жизни. Если Господь пошлет нам сына, он унаследует твое славное имя. Он должен появиться на свет в атмосфере любви, а не позора.

Твои любящая жена и будущий ребенок.

Оказывается, они ждали мальчика, застыла Калли, пораженная столь неожиданным открытием. Не потому ли Фиби бросила ее сразу же после рождения? Но у нее хоть хватило мужества поставить своего любовника в известность о том, что грядет. Сама же она этого так и не сделала. Ферранд погиб, не зная о том, что у него есть сын, есть за кого отдавать жизнь. И я еще смею упрекать свою мать, подумала она с запоздалым раскаянием. Почему мы никогда не беседовали с ней на подобные темы? К письму была приколота короткая телеграмма, состоящая из нескольких слов: «ДОРОГАЯ НОВОСТЬ ПОЛУЧИЛ. НАПИШУ. ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. АРТУР».

Слава богу, отец знал, что у него будет ребенок. Да, но почему же он не поспешил домой? История родительской любви уже настолько захватила Калли, что она торопливо вскрыла следующее письмо.

… Я испросил себе краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Приеду 19 сентября. 20 сентября мы поженимся. Я написал родным, что свой короткий медовый месяц мы проведем в нашем имении в Шотландии. Далраднор – мое самое любимое место на свете. И мне хочется пожить там вместе с тобой хотя бы несколько дней. В твоем положении замечательно съехать подальше от дыма и гари большого города и побыть на природе. О лучшем доме для нашего ребенка и мечтать не приходится.

Твоя новость подняла мой боевой дух. Среди кровавой бойни так радостно думать о том, что у тебя будет ребенок, прелестное дитя, которому, даст Бог, никогда не придется изведать ужасы войны.

Доброй ночи, моя ненаглядная.

Калли оторвалась от чтения и устремила свой взгляд к горизонту, туда, где уже занималась алая заря. Но вот огненно-алый шар показался над морем, словно дурное предзнаменование всех грядущих бед. Слезы непроизвольно потекли по ее щекам. Какое счастье знать, что ты была желанным ребенком для своего отца. И как обидно… Можно понять Фиби и оценить весь масштаб ее горя. Впервые Калли задумалась над тем, каково было ее матери остаться одной на всем белом свете, да еще с незаконнорожденным младенцем на руках. Отец был прав. Далраднор действительно стал для нее самым настоящим убежищем. Ей было там всегда хорошо. А с какой радостью она растила там Дезмонда!

Осталось лишь два непрочитанных письма. Но Калли не могла заставить себя прочитать их: она ведь знала развязку. Было уже совсем светло, она замерзла, ей хотелось выпить, но неведомая сила продолжала удерживать ее на месте. Вот письмо, написанное каким-то посторонним человеком, в котором он сообщает подробности гибели Артура.

…Мы поднялись в атаку и пошли вперед цепью, пытаясь сломить отчаянное сопротивление противника и очистить от неприятеля деревню Лебо. Но боши вцепились в свои позиции мертвой хваткой. Тогда Артур с небольшим взводом выдвинулся вперед для наблюдения за их орудийными расчетами и передачи соответствующей информации нам. Их заметили и открыли огонь на поражение, но они успели предупредить своих и спасли нам жизнь ценой собственных жизней…

Мы похоронили его прямо на поле боя и, невзирая на опасность, отдали ему все военные почести, которые он заслужил. Мы поставили памятный знак на том месте, где он погиб…

Калли вспомнила, как они давным-давно навещали вместе с Фиби во Франции место захоронения отца. Бескрайнее вспаханное поле и одинокий обелиск посредине. Если бы она знала тогда, что этот обелиск воздвигнут в честь ее отца! Но, слава богу, она знает теперь, каким мужественным человеком был Артур и как уважали его товарищи по оружию. Может, и хорошо, как ни кощунственно это звучит, что он погиб, не узнав, во что превратили мир представители уже ее поколения и какими кратковременными оказались жертвы, принесенные на алтарь победы в той войне. А сколь многим пришлось пожертвовать уже ей самой! Ведь это «псы войны», цитируя Шекспира, сожрали ее возлюбленного.

Впрочем, все это никак не умаляет мужества Фиби, приготовившейся в одиночку нести бремя материнства.

Ах, мой дорогой Ферранд! Я ведь даже не знаю, где ты похоронен. И у меня не осталось от тебя никаких писем, которые я могла бы передать нашему сыну. Только твой боевой орден.

Фиби берегла письма возлюбленного всю свою жизнь, чтобы впоследствии передать их ей, а она чуть не выбросила их за борт. Как так можно? И вот последнее письмо, письмо, написанное рукой отца. Нет сил читать его, но Калли понимала, что она обязана сделать это. Ведь это то немногое, что осталось ей от отца.

…Если я не смогу прибыть на нашу свадьбу, то это вовсе не потому, что я передумал или расхотел. Значит, так угодно судьбе, вознамерившейся лишить нас совместного счастья.

На этот крайний случай я сделал кое-какие распоряжения, согласно которым ты не останешься без средств к существованию. Это я тебе твердо обещаю! Тороплюсь уладить все формальности. Последнее время я пребывал в некой эйфории, совсем забыв о том, что на войне может случиться всякое и не всегда все идет так, как нам хочется. Может статься, что мне и не придется наслаждаться радостями семейного счастья вместе с тобой и нашим ребенком.

Какая жалость, что мы так мало времени провели вместе. И так мало было в нашей жизни этих простых человеческих радостей, которыми полнится семейная жизнь в мирное время. Война лишила нас всего этого.

Но не печалься! Продолжай жить так, как ты всегда умела жить, независимо и решительно. Сделай все от тебя зависящее, чтобы наша маленькая крошка выросла достойным гражданином, человеком с добрым и мужественным сердцем. А если на твоем жизненном пути тебе встретится порядочный мужчина, который согласится усыновить нашего ребенка и снимет печать позора и с тебя, и с нашего дитяти, знай, я буду только рад этому! Общество может быть жестоким по отношению к матерям-одиночкам, но я надеюсь, ты сумеешь защитить нашего ребенка по жизни так, как это сделаю я, и даже, если потребуется, ценой собственной жизни.

Всю свою жизнь я любил только тебя одну. Будь мужественна, моя дорогая, и еще раз, будь мужественна! И, конечно, будь счастлива! Расскажи нашему ребенку о том, как любил его отец…

«Как я хотела бы увидеться с отцом, – рыдала навзрыд Калли. – Но его слова вонзаются в мое сердце, словно острые шипы. Бедная мама! Всю свою жизнь она исполняла наказ отца, защищая меня всеми возможными способами, как она это понимала. А я всю свою жизнь боролась с ней. Какая же пропасть была между нами, море, нет, океан из недоразумений и непонимания, упущенные возможности, несказанные слова. А сейчас все! Поздно! Наверное, отец был бы страшно разочарован, узнай он, во что я превратилась!»

Калли сгребла в охапку все письма и медленно побрела к себе в каюту, торопясь утопить свое горе в спиртном и забыться сном после всего, что ей открылось.

Пароход приближался к Саутгемптону. Пассажиры высыпали на палубу, вдыхая полной грудью свежий морской воздух. Раннее утро, Англия. Они дома! И сразу же взревели сотни гудков, сирен, клаксонов. Их встречали будто героев, прибывших с поля брани. А ведь на самом деле они были всего лишь изгнанниками, пережившими сравнительно недавно унизительное поражение. К счастью, бомбардировки Порт-Саида уже прекратились. Вмешались русские и американцы и разрулили ситуацию. Но почему же над всеми, кто сейчас толпится на палубе, витает пораженческий дух Дюнкерка? Даже одежда Калли, все эти шелка и хлопок оказались малопригодными для дождливой и ветреной погоды, которая ждала ее на берегу. Чужая в собственной стране, вот кто она сегодня! Но там на пристани в толпе встречающих ее ждет Примми. Подруга заключит ее в свои объятия, окружит заботой и лаской, и она обязана продемонстрировать ей свою благодарность.

Взмахом руки Калли распрощалась с Моникой, отлично понимая, что больше они никогда не увидятся. Накануне Калли пригласила Монику на прощальный ужин, хотела покаяться в своем плохом поведении, постараться как-то объяснить те беспутства, которые демонстрировала все последние годы, живя в Каире. Ведь, по сути, она отплатила Монике черной неблагодарностью за все хорошее, что та для нее делала. Получается, что и ее она тоже предала, как и многих других, кто был в ее жизни. Впрочем, финального объяснения не получилось. Моника выслушала молча с непроницаемо вежливой маской на лице и, судя по всему, осталась глуха ко всем ее душевным излияниям. Калли еще раз поблагодарила подругу за то ангельское терпение, которое она проявляла к ней в Каире, и за то, что помогла ей заполучить отдельную каюту на пароходе. Они распрощались, даже не обменявшись адресами.

Какое же это счастье было увидеть в толпе встречающих Примми! Пухленькая, словно мячик, со своей неизменной копной рыжих волос, впрочем изрядно тронутых сединой, которые пружинистыми прядями выбивались из-под плотной фетровой шляпки. Они обнялись, и Калли почувствовала, как руки подруги ощупывают ее кости.

– Тебя надо срочно откармливать! Везет тебе на приключения! Опять попала в такую передрягу! Бомбежки, тысячи военных вокруг… Ах, я так рада снова видеть тебя, Калли. Мы же не виделись уже, наверное, сто лет!

«Мне надо срочно раздобыть себе спиртного», – размышляла в этот момент Калли, искренне надеясь, что от нее не очень сильно разит выпивкой.

– Спасибо за приглашение пожить у тебя. Но я, пожалуй, зарезервирую себе номер в отеле.

– Глупости! – возмутилась Примми. – Поедешь к нам, и никаких разговоров! Должна же ты хоть познакомиться со своей тезкой Каролиной Элизабет. Впрочем, она предпочитает называть себя Либби. А младшего моего зовут Питер. Ему скоро четыре. Они оба умирают от желания познакомиться с тобой!

«Только еще мне чужих детей не хватало», – подумала Калли. Дети в доме – вечное напоминание о том, что своего собственного сына она потеряла навсегда.

– Не уверена, что я понравлюсь твоим детям… У меня с ними плохо получается… И дети меня сторонятся.

Примми бросила на нее сочувственный взгляд.

– Понимаю! Бедняжка! Через что тебе пришлось пройти! Но Либби будет с тобой интересно, уверена в этом. Ах, как о многом нам надо поговорить! Я ведь поддерживала связь с твоей матерью вплоть до ее кончины. И на похороны ездила. Явились на траурную церемонию все бывшие хористки из «Гейети», представляешь? Такие забавные старушки! Прошлый век! Меха, драгоценности, словом, пышность напоказ! Далраднор еще никогда не видел такой экстравагантной публики. Жаль, что ты не… Впрочем, мы еще съездим туда и посмотрим, где упокоилась бедняжка Фиби.

«Ах, Примми, Примми! Умеешь ты найти болевые точки! Не успела я еще ступить на берег, а ты уже надавила на все мои больные места и напомнила мне обо всех моих неудачах и провалах», – вздохнула про себя Калли, но промолчала и, не говоря ни слова, уселась в машину подруги, на которой они направились в Лондон. Внезапно у нее возникло стойкое ощущение, что никаких приятностей от встречи с Примми ей ждать не стоит. Скорее наоборот, ей грозят лишь одни новые неприятности.

Примми и Ральф жили в одном из пригородов Лондона, в отдельном особняке, выдержанном в псевдотюдоровском стиле: плоские арки, мелкие карнизы, деревянная обшивка стен. Дом располагался недалеко от железнодорожной станции и был окружен огромным садом. Штат прислуги состоял из приходящей служанки и садовника. Что же до Примми, то она активно совмещала обязанности домохозяйки с участием во всяких благотворительных и образовательных организациях, фондах, советах и церковных комитетах. Калли изо всех сил пыталась восхищаться роскошным домом подруги, напичканным последними техническими новинками, но жизнь Примми была совсем не похожа на то, что пришлось пережить ей самой. Дети оказались хорошенькими, воспитанными, но Питер действовал ей на нервы уже тем, что переживал возраст (четыре годика!), в котором пребывал Дезмонд, когда она видела сына в последний раз. Питер был живым, непосредственным и очень общительным ребенком. Не заваляйся в ее чемодане несколько бутылок спиртного, оставленных про запас, и она бы сошла с ума от его любознательности. Калли было горько осознавать, что их детская дружба с Примми уже в прошлом. Они обе переросли ее, и теперь каждая из них живет своей собственной жизнью. Примми олицетворяла собой все те качества, которых не было у нее: надежный спутник жизни, женщина, вполне довольная своей судьбой, в ней появилась излишняя уверенность с оттенком самодовольства. Ральф тоже оказался добрым и сердечным человеком, но старался всегда держаться в тени. Калли очень быстро устала от их семейной идиллии и начала искать уважительный предлог, чтобы съехать, не обидев при этом гостеприимных хозяев.

– Скоро Рождество! – упорствовала Примми. – Ты должна встретить его вместе с нами! Тебе еще нужно акклиматизироваться, снова привыкнуть к нашей сырой зиме, и только потом ехать в свою Шотландию! – Все эти аргументы она выдвинула в одной из бесед за завтраком.

– С какой стати мне ехать в Шотландию?

– Но ведь Далраднор – твой родной дом!

– Больше нет! Я распорядилась, чтобы его сдали в долгосрочную аренду. После Египта ненавижу снег.

– Но ты ведь всегда так любила Далраднор! Ты была счастлива там! Жаль, если… – начала Примми и тут же спохватилась, поняв, что она и так уже сказала много лишнего.

– Мое последнее посещение Далраднора оказалось не очень счастливым, если ты помнишь.

– Просто все так сложилось неудачно… Фиби болела. Она ведь так и не оправилась после своего удара… У тебя есть новости о Дезмонде?

Впервые после их встречи Примми упомянула имя Дезмонда. Калли внутренне напряглась. Что сказать?

– О, с ним все в порядке! – она лучезарно улыбнулась. – В школе дела идут отлично. Здоровье тоже… В Австралии замечательный климат, особенно для детей. Они ходят босыми… в его письмах все больше про спорт…

Калли удивлялась той легкости, с которой эти лживые слова срывались с ее уст. Впрочем, удивляться нечему. Еще в разведшколе ее легенды, придуманные прямо на ходу, всегда назывались в числе лучших. Оставалось лишь надеяться, что Дезмонд живет именно такой жизнью, которую она только что обрисовала.

– Ты сегодня очень занята? – внезапно заговорила о другом Примми. – Мне нужно отлучиться во второй половине дня в церковь. Делаем цветы для украшения храма. Пожалуйста, если не трудно, прогуляйся с Питером в парк, пусть покатается на качелях, а Либби забери из школы в четыре часа.

Калли молча кивнула в знак согласия. Вот уж чего бы ей категорически не хотелось делать, так это возиться с детьми Примми. С другой стороны, у нее появится отличная возможность купить лишнюю бутылочку спиртного в лицензионном магазине винно-водочных изделий. Надо еще не забыть купить букет цветов для хозяйки дома, прощальный аккорд и банальный жест благодарности, и сигареты. После чего можно с легкой душой выметаться прочь! Решено, и точка! Она немедленно покинет уютное гнездышко, причем навсегда, найдет любой благовидный предлог и уедет.

Неяркое декабрьское солнце грело не сильно, но небо было ясным. Калли напялила на себя твидовый жакет, который дала ей Примми, и, взяв Питера за руку, повела его в парк. Мальчуган быстро перебирал ножками, горя желанием побыстрее погрузиться в мир удовольствий и игр. Калли старательно изображала из себя мамашу, вышедшую на прогулку с собственным сыном, что представлялось маловероятным. Ибо Питер, с его огненно-красной шевелюрой и веснушчатым лицом, был точной копией самой Примми.

Хорошо вдыхать в себя полной грудью чистый холодноватый воздух. Это не то что изнуряющий зной в пустыне и вечный песок на зубах. Однако Калли уже мучила жажда, а еще целый час времени до того, как идти в школу за Либби. По дороге им попался небольшой отель на шумном перекрестке. Наверняка при нем имеется кафетерий. На обратном пути они все вместе зайдут туда немного погреться и выпить по чашечке чая с пирожными. А она закажет себе спиртное… Но только нужно заранее убедиться, что его там подают. Калли уверенным шагом направилась в сторону кафетерия.

– У вас подают что-нибудь из приличных напитков погорячее? – поинтересовалась она у официантки.

– В дневное время мы спиртным не обслуживаем. Но я могу поинтересоваться у заведующего.

– Окажите любезность! Я только что с парохода. Прибыла из Суэца… Для моих старых костей это такая встряска…

– Ужас! – сочувственно закивала головой официантка. – То, что там творится, это тихий ужас! Сейчас посмотрю, мадам, что мы можем вам предложить.

Посетители из числа постояльцев отеля, сидевшие в кафе, немедленно сгрудились вокруг: стали улыбаться Питеру, громко сочувствовать ей самой и тут же изъявили желание узнать подробности из первых уст. Пришлось рассказывать им о Насере и о воинственных протестах арабов. При этом спиртное как-то само собой полилось рекой.

Питер стал настойчиво тянуть ее за рукав, он уже захотел в туалет. Официантка немедленно вызвалась помочь мальчику вместо нее, и тут Калли впервые взглянула на часы. Бог мой! – испугалась она. Часы показали половину шестого. На улице темно, а она напрочь забыла о Либби. Калли вскочила из-за стола, и все поплыло у нее перед глазами. Нужно немедленно рассчитаться и поймать такси! Пешком она просто не дойдет. Питер помог ей спуститься с крыльца, держа за руку. Она шла пошатываясь, ничего не видя перед собой.

Такси нашлось, но Калли была в таком состоянии, что адрес она вспомнить не смогла. И снова на помощь пришел Питер.

– Я живу в доме с зеленой дверью на Портленд-авеню, – гордо объявил он водителю.

Они подъехали к дому и увидели, что там уже стоит полицейская машина. Примми выскочила им навстречу и схватила в охапку сына.

– Какого черта? – набросилась она на подругу. – Где ты шлялась вместе с моим сыном?

– Прости!

– От твоего «прости» мне не жарко и не холодно! Ты забыла забрать Либби из школы. Ребенок обрыдался, стоя возле школьных ворот. А сейчас еще и это! Куда ты его водила? – Примми подошла ближе и услышала запах спиртного, разящий от Калли. – Да ты пьяна!

– Прости!

– Ты посмела затащить маленького мальчика в паб и напиться там в стельку, забыв о времени? Как ты могла так поступить? Со мной?!

– Прости… я рассказывала… это был не паб… Такое больше не повторится.

– Само собой! Я не стану далее терпеть тебя в своем доме и подвергать собственных детей опасности. Как же низко ты пала! Что с тобой, Калли? Думаешь, мы с Ральфом не замечали, что ты вечно под мухой? То и дело бежишь к себе в комнату, чтобы отхлебнуть из бутылки… Не удивительно, что Бойды не рискнули отдать тебе Дезмонда. Представляю себе, какой славной матерью ты бы стала, коль скоро способна откалывать такие номера.

Примми не могла ударить ее больнее, напомнив о сыне.

– Я же сказала, прости!

Калли перехватила испуганный взгляд Либби. Девочка смотрела на нее широко распахнутыми глазами.

– Вы хотите подать иск? – обратился полицейский к Примми, ставший невольным свидетелем всей сцены. – Напиваться в тот момент, когда на твоем попечении находятся малолетние, – это уже преступление.

– Нет, спасибо! Никаких исков! Такое здесь больше не повторится! Окажите любезность, заберите ее прочь из моего дома! – Примми сверкнула глазами и снова набросилась на Калли. – Если ты не возьмешь себя в руки, то останешься вообще одна… без друзей… Мы все пережили войну, и у каждого из нас есть свои потери. Я, к примеру, потеряла брата. А потому перестань, пожалуйста, себя жалеть! Пока не поздно, одумайся и займись чем-нибудь полезным. Иначе, если продолжишь спиваться такими темпами, закончишь свои дни в канаве. Мне жаль, но я прошу тебя немедленно покинуть мой дом. Я не желаю, чтобы мои дети привыкали к дурным привычкам старших.

Калли молча собрала свои вещи. Она уже протрезвела, и сейчас ей хотелось лишь одного: уехать как можно дальше из этого душного дома и никогда больше не видеть лица Примми.

Полицейский довез ее до станции и бросил озабоченный взгляд.

– У вас есть к кому ехать, мисс? – спросил он участливым тоном.

– Все в порядке, офицер! – улыбнулась она. – На ночь я сниму номер в отеле.

– Тогда всего доброго! И берегите себя! – он махнул ей рукой на прощание и уехал, оставив ее стоять на холодном и темном перроне.

 

42

Либби со вздохом закрыла семейный альбом.

– Мама больше никогда не заводила речь о подруге. Боюсь, что в тот злополучный вечер их пути разошлись навсегда. Догадываюсь, что все это имеет какое-то отношение к войне и к тому, что случилось когда-то в Далрадноре, в том самом доме в Шотландии, в котором Калли жила вместе с Фиби. Мама говорила, что это был счастливый дом и очень красивый… Но потом пришла война, – Либби замолчала и стала осторожно гладить пальцами кожаный переплет альбома, потом снова тяжело вздохнула. – Люди этого поколения были не очень охочи до разговоров на личные темы. Свою частную жизнь, как и свои чувства, они держали под замком. Я была свидетелем их прощальной сцены, но все, что мне запомнилось, – это полицейский в форме. Да еще то, что от Калли сильно разило спиртным. Позднее я пыталась разговорить маму на эту тему, но всегда получала от нее короткий ответ: «У сердца на все есть свои причины». Не очень понятный ответ, кстати. Я его не понимала и тогда, ребенком, не понимаю и сейчас. Я надеялась, что Калли появится на маминых похоронах. Некрологи появились во всех газетах. Искала ее глазами в толпе, представляя ее облик по памяти, но Калли среди собравшихся не было. К сожалению, это все, чем я могу помочь вам.

– Не уверена, что мне хочется и дальше наводить справки об этой Каролине. Судя по вашему рассказу, она очень малоприятная особа.

– О, не надо так говорить! Мама рассказывала, что Калли прошла в годы войны через концлагерь и ей там многое пришлось пережить. Так что в чем-то ее можно понять! К тому же если она действительно дочь, а не племянница Фиби, то вам следует продолжить поиски. Скорее всего, Калли еще жива.

– Ну да! Вариантов два: или стала законченной алкоголичкой, или давным-давно ушла в мир иной.

Почему-то Мелисса вдруг почувствовала неловкость от своих слов.

– Но вы же ничего не знаете о ней! Помните старую пословицу? Не берись судить о человеке, пока не побываешь в его шкуре!

Мелисса раздраженно стукнула чашечкой о блюдце.

– Зато я хорошо знаю, что это такое – жить с алкоголиком! Я видела, что сделало спиртное с моими родителями…

– Но ведь ваш отец тоже страдал от своей слабости.

Мелисса кивнула.

– Страдал! Специалисты говорят, это, может быть, даже наследственное… Лично я всегда очень осторожно отношусь к крепким напиткам. Да и для голоса они вредны. Так что очередная встреча со старой алкоголичкой меня совсем не впечатляет.

Мелисса задумалась. Она внимательно выслушала Либби Стюарт, но все, что та сообщила ей, звучало не очень обнадеживающе.

– В любом случае спасибо, что согласились встретиться со мной и хоть немного ввели в курс дела.

– Не уверена, что слишком помогла вам. Но, пожалуйста, держите меня в курсе своих поисков. Мне бы очень хотелось послушать, как вы поете. Мы с мужем, когда бываем в Лондоне, часто посещаем сольные концерты певцов в Уигмор-Холле. Я имела счастье слышать там дебютные выступления многих замечательных вокалистов, известных ныне всему миру. Быть может, в один прекрасный день я побываю и на вашем дебютном концерте в этом зале.

Мелисса поднялась из-за стола и стала искать глазами официантку.

– Не вздумайте! – тут же возмутилась Либби. – За все плачу я!

Они попрощались, договорившись поддерживать связь по электронной почте. И Мелисса заторопилась на улицу. Захотелось побыстрее вдохнуть в себя свежий воздух после той духоты, которая стояла в универмаге. Замкнутые пространства и длительные разговоры всегда излишне напрягают ее голосовые связки. Она решила немного прогуляться пешком и полюбоваться праздничной иллюминацией, которой украсились к Рождеству улицы и витрины магазинов. Особенно красочными были витрины в крупнейшем универсальном магазине Лондона «Селфриджез». Потом она свернула на менее шумные улицы, пытаясь обдумать все то, что рассказала ей Либби.

Итак, Каролина Ллойд-Джоунз была алкоголичкой. И ее отец Лью тоже. Что это? Простое совпадение? Или за этим кроется нечто другое? Но, по крайней мере, сейчас она знает фамилию Каролины по мужу. Знает, где находится ее поместье в Шотландии. Если у этой женщины был ребенок, то должна стоять ее подпись на свидетельстве о рождении. И тогда она может сличить все подписи и решить, является ли старуха их родственницей. И если да, то стоит ли ей и дальше заниматься ее поисками?

После той информации, которую изложила ей Либби, она совсем не была уверена в необходимости продолжения поисков. Все так сложно и все так запутано. Она дошла почти до конца Хай-стрит и остановилась на светофоре, чтобы перейти на другую сторону улицы. И вдруг что-то промелькнуло в ее сознании, словно легкая тень скользнула мимо, и она явственно услышала голос отца. Четкий ясный голос прошептал ей на ухо: «Прошу тебя, Мел! Продолжай!»

 

43

1965 год

Калли медленно брела по узкой тропинке между изгородями, наслаждаясь красотами Котсволда. Она с удовольствием вдыхала в себя запах свежевспаханной земли. В воздухе пахло весной: первая нежная зелень покрыла придорожные кусты и деревья. После восьми лет работы в городском баре при отеле Калли перебралась в глубинку, поближе к тихим деревенским пабам. Перебивалась случайными заработками, временной работой и подработками в местных пабах. Разносила клиентам пиво и закуску. Народ здесь был неприхотлив, довольствовался пинтой пива и куском пирога. И ей заработанных чаевых вполне хватало на собственную выпивку. Не о такой жизни мечтала она когда-то в юности, но все же это тоже была жизнь.

Ее созерцательные размышления были прерваны жалобным визгом собаки, долетавшим из-за живой изгороди. Мужской голос свирепо орал и ругался на псину. Калли подбежала к воротам и зашла внутрь, чтобы посмотреть, что происходит. Фермер, в котором она сразу же признала одного из завсегдатаев деревенского паба «Повозка и лошади», где как раз и подвизалась сама на сегодняшний день, отчаянно колотил палкой овчарку. Лицо его было налито кровью от ярости. Собака извивалась от боли и отчаянно визжала, поджав хвост. Она была старой и очень худой для сторожевого пса.

Калли почувствовала, как в ней закипает праведный гнев.

– Ты что это творишь, Боб Флетчер? – рявкнула она сердито.

– Проваливай отсюда, пока кости целы! Вали в свой бар!

– Как ты смеешь так жестоко обращаться с собакой?

– Собака – моя, что хочу, то и делаю с ней. Тварь непослушная! Убью!

– Она совсем у тебя отощала, бедняга! – проговорила Калли, подходя ближе. Мужчина поднял палку вверх, предупреждая остановиться.

– Не подходи ко мне, тварь! И не корчи тут из себя даму, Калли. Ты всего лишь грязная девка из деревенского паба, вот ты кто! А потому уноси ноги подобру-поздорову, пока я их тебе не перебил.

В глазах мужчины сверкнула неприкрытая угроза. Он был из тех завсегдатаев, которые любили при случае распустить руки, хотя Калли никогда не давала ему повода и не поощряла его сомнительных ухаживаний.

– Бедняжка! Ты ее, должно быть, ранил! Позволь мне взглянуть на нее поближе.

Калли не боялась таких свирепых бульдогов, как этот Флетчер. На подобных типов, размахивающих своими палками в разные стороны, она достаточно насмотрелась в концлагере. Внезапно ей померещилось, что она снова оказалась за колючей проволокой и снова стоит на плацу, не в силах пошевелиться, но надо двигаться, иначе будут бить. Видение было таким явственным, словно у нее перед глазами мелькали кадры из хорошего знакомого, виденного много раз фильма. «Я боролась за свободу, спасала свою жизнь, для чего? – мелькнуло у нее. – Ради того, чтобы меня осыпали оскорблениями у себя на родине?» Однако желание осмотреть съежившуюся от боли собаку возобладало. Она сделала еще шаг, и тогда Флетчер преградил ей путь с палкой наперевес. Он был невысокого роста, но крепко сбитый и обильно поросший щетиной, словно хряк. Густые черные волосы торчали у него даже из ушей и ноздрей.

– Пропусти! – скомандовала ему Калли.

– А то что? – поинтересовался он издевательским тоном. – Это – моя земля! Ты вторглась в чужие владения, тварь!

Он поднял палку, скорее позируя, чем реально собираясь пустить ее в ход. Но инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Откуда-то из дальних закутков памяти сами собой всплыли все те навыки рукопашного боя, которым ее когда-то обучали в разведшколе. Калли сделала шаг в сторону и тут же ринулась вперед, застав обидчика врасплох. Выхватила из его рук палку и, вне себя от ярости, со всего размаха опустила ее на плечи Флетчера.

– Вот сейчас ты на собственной шкуре прочувствуешь, что чувствовала твоя несчастная псина! – выкрикнула она, продолжая наносить удары, не испытывая ни малейшей жалости к этому ничтожному типу. Мужчина корчился от боли, а она все лупила его и лупила, давая выход накопившейся в ней злости. Она вымещала на нем все ту ненависть, которую в свое время вызывали у нее стражники и надзиратели, забивавшие насмерть свои жертвы. Удары сыпались на Флетчера до тех пор, пока он не рухнул на землю и не свернулся калачиком, пытаясь защититься от ее ударов. И только тогда Калли очнулась и поняла, где она и что делает. Но этот жалобно хныкающий червяк не вызвал в ней ни капли жалости, разве что холодное презрение.

Калли вытащила собаку из-под изгороди, оставив Теда лежать там, где он рухнул. Флетчер тяжело дышал, ему было больно, но ничего! Выживет! Зато больше не поднимет палку на несчастную псину.

Собака оказалась на удивление легкой. Всю дорогу Калли несла ее на руках. Она вернулась к себе в фургон, стоявший на задворках паба, который служил ей прибежищем в летние месяцы.

– Дай-ка, девочка, я посмотрю, что этот гад с тобой сделал! – проговорила она ласковым тоном, глядя в испуганные глаза животного. Она прочитала в этих глазах боль, страх, недоверие. – Не бойся! Я знаю, как это больно! – Она коснулась животного рукой и вдруг почувствовала, что плачет. Как долго Флетчер издевался над этим несчастным существом? – Все! Больше тебя никто не будет обижать! Отныне ты – мой друг.

Калли ласково погладила собаку по голове.

Собака была страшно худой: кости, обтянутые кожей. Шерсть торчала клочьями, на теле струпья от старых ран и кровоподтеков. Несмотря на очевидность того, что хозяин жестоко обращался со своей собакой, Калли предстояло еще выиграть битву за то, чтобы получить право именоваться ее владелицей. Как известно, фермерам разрешается иметь сторожевых псов. Правда, в данном конкретном случае речь скорее не о собаке, а о патологическом пристрастии ее хозяина к жестокости.

– Я назову тебя Долли! – решительно объявила Калли, ставя на плиту чайник с водой. Первым делом надо обработать раны, а потом как следует вымыть старушку. Пропуск в новую жизнь для Долли потребует от них двоих немало усилий и терпения.

В свою очередь Долли выразила свою собачью благодарность одним известным ей способом, довольно странным на первый взгляд. Она тут же изгадила все полы в вагончике.

– Вот ты какая! – возмутилась Калли. – Сейчас посажу тебя на веревку. Надо же мне как-то убрать все это! Не бойся, я не буду тебя бить. Сама знаю, что это такое, когда тебя лупят по спине. Не дай бог никому! Разве что твоему хозяину.

Тремя часами позже вагончик сиял чистотой, а собака была вычесана, вымыта, и от нее уже не несло псиной. И тут кто-то принялся громко барабанить в дверь. Калли распахнула дверь и увидела двух полицейских, потребовавших пустить их внутрь. В одном она узнала констебля Гарри (раз в неделю после ночного дежурства он неизменно заказывал у них в баре две пинты пива и пакет со свиными шкварками – любимой закуской всех англичан под пиво) и приветливо улыбнулась ему.

– Это ваша собака? – спросил он.

– Теперь моя. – Правда, особой уверенности в голосе Калли не прозвучало. – Я увидела, как хозяин жестоко избивает Долли в поле, и забрала ее у него.

– Вот потому мы здесь.

– Я преподала Теду Флетчеру неплохой урок. Пусть на собственной шкуре прочувствует, каково это, когда тебя бьют палкой по спине.

– Вы его избили, как горькое яблоко! А ведь вам, Калли, никто не давал позволения вершить правосудие! – резонно заметил деревенский блюститель порядка. – Вы напали на Флетчера.

– Пришлось! Потому что он поднял на меня палку! Взгляните! Он избил эту несчастную псину до беспамятства. На ней же места живого нет! К тому же он ее, судя по всему, еще и держал впроголодь.

– Эта овчарка – сторожевой пес, а не домашний питомец.

– Отныне Долли – моя любимица! Я ее спасла. А Тед Флетчер пусть задумается над тем, как впредь обращаться с бессловесными тварями.

– Все не так просто, Калли! Он подал на вас жалобу. Обвиняет в нападении. Вы должны явиться в участок и ответить на ряд вопросов. Потом мы примем решение. Собаку мы тоже забираем с собой.

– Снова вернете ее этому негодяю? Вы же прекрасно знаете, какой он жестокосердный человек! Имейте же совесть! Если надо, я выкуплю у него эту старушку. Но к нему она не вернется! Это уже старая, сработанная псина! Любой вам это подтвердит.

– Это не имеет отношения к делу. Вы не вправе нападать на людей и избивать их.

– Вот как? Но мне за свою жизнь приходилось видеть множество людей, которые только этим и занимались.

– Но только не в Британии. Ступайте за нами! Будем разбираться.

– Можно, я возьму с собой Долли в качестве свидетельницы?

Собака уставилась на полицейских, словно испрашивая у них позволения, а потом медленно заковыляла вслед за Калли, держась рядом с ее ногой. Вид у нее был очень жалкий.

– Вишь ты! – невольно восхитился констебль. – Понимает, бедняга, где ей лучше! – и улыбнулся Калли.

Спустя короткое время Калли уже стояла перед мировым судьей. Ей предъявили следующее обвинение: напала на фермера, разозлившись на того за жестокое обращение с животным.

– Я просто хотела, чтобы он на себе почувствовал, каково это, когда тебе больно! – заявила Калли судье. – И я ни о чем не жалею.

– Но вы его жестоко избили, миссис Джоунз! Он весь в синяках и требует вернуть ему собаку.

– Нет, это я требую, чтобы собаку вначале осмотрели ветеринары из Королевского общества защиты животных и вынесли свое заключение! – Калли была настроена самым решительным образом.

В комнате повисла тишина.

– Что поражает меня больше всего, – начал после короткой паузы судья, – так это то, как могла хрупкая на вид женщина справиться с таким здоровяком, повалить его на землю и обсыпать бесчисленными ударами. Он сказал, что вы были вне себя от ярости и даже что-то выкрикивали на иностранном языке.

– Правда? – совершенно искренне удивилась Калли. Кажется, самое время начинать давить на жалость. – Вот ведь какие номера может выкидывать собственная память! В последний раз на моих глазах мужчины в бриджах орудовали палками, пуская их в ход против женщин и детей. Они валили несчастных на землю, а потом натравливали на них свирепых псов, чтобы те загрызали людей до смерти. Такое едва ли забудешь.

– Но не здесь же все это творилось! – Судья подался вперед, весь превратившись в слух.

– Нет, это было в концентрационном лагере под названием Равенсбрюк в Германии. Похожая картина была и в других лагерях. Хотите еще подробностей?

– Вы были узницей?

– Была! И потому не хочу, чтобы такое повторилось. Мы боролись не только за свободу, но и за то, чтобы такое никогда и нигде не повторилось впредь. Никак не ожидала, что со столь дикой жестокостью я столкнусь в английской деревне. Говорят, всякая тирания начинается с маленьких жестокостей, на которые мы поначалу просто не обращаем внимания. Получается, что зло приходит в этот мир тогда, когда хорошие люди бездействуют. Не помню, где я слышала это.

– Вы правы! – согласился с ней судья, и в комнате снова установилась тишина. А потом судья огласил свой вердикт. – Каролина Джоунз! Поскольку вы впервые привлекаетесь к судебной ответственности, то на первый раз я выношу вам формальное предупреждение. И впредь никаких повторений подобных инцидентов с избиением, какими бы благородными побуждениями вы ни руководствовались. Вам понятно?

– Да, сэр! Я могу забрать Долли?

– Это уже вопрос не ко мне, а к Королевскому обществу защиты животных. И, пожалуйста, впредь не спасайте подряд всех тех несчастных тварей, попавших в беду, которых вы повстречаете на своем пути. На этом все! Вы свободны.

– Благодарю вас! Тогда я иду за Долли.

Она отправилась в город, нашла там магазин для домашних питомцев, купила новый поводок и ошейник, шампуни, средство от блох. И только тогда, когда она снова вернулась к себе в вагончик, она поняла, что за весь день во рту у нее не было ни капли спиртного.

Хозяин поджидал ее в пабе вместе с грудой картонных коробок.

– Пакуй свое барахло! Еще не хватало, чтобы ты распугала мне всех моих постоянных клиентов! И освободи вагончик от своей стеклотары! Чего доброго, еще воспламенятся, и пожар мне устроишь! Этот мешок костей можешь уводить вместе с собой! – Он кивнул на собаку. – И не надейся получить от меня рекомендации. От тебя одна головная боль!

Калли равнодушно пожала плечами.

– Пошли, Долли! Нам здесь не рады! Ничего! Хватает и других питейных заведений, в которых всегда рады хорошей прислуге и надежному сторожевому псу.

Удивительное дело, но Калли почему-то совсем не волновалась за собственное будущее. Сегодняшний день был самым лучшим в долгой череде дней, прожитых ею за последние годы.

Однако найти работу поблизости, да еще с собакой в придачу, оказалось совсем не просто. Слухи о том, как она расправилась с одним из посетителей бара, быстро разошлись по округе, и двери остальных пабов моментально захлопнулись перед нею. Калли не могла позволить себе роскоши содержать пса и продолжать пить, на это у нее просто не было денег. Но рядом с Долли потребность в ежедневных возлияниях стала как-то слабеть и проходить сама собой. Поначалу ее организм категорически отказывался переходить на трезвый образ жизни: она просыпалась в холодном поту, ее постоянно сотрясал озноб. Ей снова стали постоянно сниться кошмары из лагерной жизни, будто лагерные охранники гонятся за нею по лесу. В некоторых ночлежках ей отказывали от места только из-за Долли, и тогда они обе устраивали себе ночлег под открытым небом. Но, слава богу, была середина лета, да и Долли, как ни верти, была сторожевой собакой, привыкшей спать на улице.

Денег отчаянно не хватало, особенно перед пенсией. Порой Калли даже приходилось совершать омовения в общественных уборных. Надежда найти постоянную работу с жильем делалась все более и более призрачной. Приходилось довольствоваться случайными подработками. Благо Вустершир всегда славился обилием садоводческих хозяйств, на которых всегда можно было заработать немного денег сбором клубники и других ягод и фруктов. Не возражали фермеры и против Долли.

Долли терпеливо дожидалась хозяйку, пока та трудилась, не разгибая спины, вместе с другими сборщицами ягод. От этих женщин она узнала много полезного. Оказывается, на некоторых фермах понадобятся рабочие руки именно осенью, когда наступит сезон сбора яблок. Можно будет подзаработать достаточно денег. Хватит, чтобы безболезненно перезимовать им вдвоем с Долли. Новость приободрила Калли и даже вселила в нее некоторый оптимизм. Хотя иногда она задавалась вопросом: как долго я еще смогу протянуть на такой работе? Хорошо им, молодым, облаченным в легкомысленные майки, шорты, короткие юбки! А у Калли от полусогнутого положения очень скоро сводило спину, в глазах начинало рябить, так что она даже не различала в траве ягод клубники. Срочно нужно было обзаводиться очками. И вообще, она катастрофически не поспевала за остальными. На пороге уже поджидало собственное пятидесятилетие. И Калли понимала, что совсем скоро у нее попросту не хватит сил и здоровья заниматься такой тяжелой работой.

Во время своих странствий по округе она набрела на группу молодых хиппи, тоже кочующих табором по стране. У этих людей были свои правила общежития. Они колесили на старых автофургонах и пикапах, а на месте привала устанавливали самодельные палатки. Их лагерь назывался «Закат солнца». Молодежь допоздна засиживалась вокруг костра: покуривали травку, готовили на огне овощную похлебку и что-то еще из того, что удавалось раздобыть по части съестного. Это напомнило Калли те дни, когда после побега из лагеря они с Мари и Мадлен точно так же перебивались только тем, что могли найти в окрестных полях. Когда молодые люди поняли, что у нее нет дома, то тут же предложили ей влиться в их компанию на равных, и она согласилась без раздумий.

– По вашим глазам вижу, что от миски горячей овощной похлебки вы ни за что не откажетесь! – доброжелательно улыбнулась ей совсем еще молоденькая девочка, которая представилась как Петель, передавая миску с дымящимся варевом.

Народ в лагере был разношерстный: босоногие патлатые юнцы сновали вокруг в сопровождении своих подружек, облаченных в длинные юбки и с такими же патлатыми прическами на голове. Но были и люди постарше. Нашлась компания и для Долли, ибо в лагере содержалось на привязи еще несколько собак.

Все эти хиппующие туристы были добры и бескорыстны и делились с Калли последним, не задавая ей лишних вопросов. Молодые люди охотно рассказывали ей о своих странствиях, о тех местах, в которых пересиживали холодное время года. Чаще всего находили заброшенные дома где-то в глубинке или снимали на зимние месяцы пустые дома, пригодные для жилья. Некоторые уезжали на сбор винограда в южные департаменты Франции или подавались на север Европы, где собирали урожай картофеля. Мир хиппи оказался совершенно новым для Калли. Они кочевали по стране, словно цыгане, не привязываясь ни к одному определенному месту. Калли удивляла не столько молодежь, сколько вполне зрелые пары, совершенно не озабоченные ни своей карьерой, ни тем, что с ними будет завтра. Хиппи жили простой жизнью, но постоянно рассуждали о мире и любви, медитировали, некоторые практиковали йогу и слушали индийскую музыку. Знатоки восточной философии рассказывали остальным о знаменитых гуру, которые призывают всех своих последователей к простоте, воздержанию и бедности, полагая, что незамысловатый образ жизни – это самый верный путь к обретению нирваны. Калли тоже выделили отдельную переносную палатку и коврик для сна. Все пожитки в коммуне были общими, все добытое шло в общий котел, а заработанные деньги опять же тратились на общее пропитание и приобретение бензина.

Впервые за долгие годы скитаний именно в этой коммуне, построенной на принципах мифической страны Шамбала, Калли почувствовала себя в полной безопасности, а с появлением в ее жизни Долли перестали мучить и приступы одиночества. Все вокруг были добры и открыты, и атмосфера всеобщей доброжелательности действовала на ее душу как бальзам. Впрочем, в этой своеобразной коммуне существовали свои порядки и касательно права на частную жизнь, и на общение друг с другом, и на совместное проживание. Народ приходил и уходил, лица менялись, но неизменными оставались разговоры о высоком и споры о смысле жизни. Случались и конфликты, как в любом другом общежитии, но их всегда было проще разрешить, сидя у костра и вдыхая в себя дурманящий аромат очередного допинга.

Несмотря на всю романтичность бивуачного существования под шатрами, Калли прекрасно понимала, что ей во что бы то ни стало надо найти себе постоянный угол еще до наступления холодов. И сразу же возникала другая проблема. Что, если с ее возвращением к работе служанки в каком-нибудь баре к ней снова вернется пагубная страсть к спиртному? А к любой другой работе она – увы! – уже просто непригодна.

Однажды утром она принялась заворачивать в старую газету несколько яблок про запас, и тут ей на глаза попался заголовок, который заинтересовал. Калли развернула яблоки, разгладила измятую газету и принялась за чтение. Чтение давалось с трудом. Во-первых, она уже отвыкла читать, а во-вторых, буквы прыгали и расплывались перед глазами. Очками она так и не успела обзавестись. Некий политический деятель по фамилии Айри Нив лоббировал в парламенте принятие закона, по которому все узники концлагерей должны получить от государства полную компенсацию за годы, проведенные в заключении. Германия уже перечислила на эти цели миллион фунтов стерлингов, и вот член парламента горячо заверял читателей, что все, кто выжил в том аду, получат соответствующие выплаты в положенный срок. Что ж, она тоже вполне может претендовать на свою долю в этом пироге. Калли свернула газету и спрятала ее в карман, решив вернуться к статье еще раз. Надо посоветоваться с Петель и другими членами коммуны. Может быть, молодежь предложит что-то дельное.

Калли вдруг вспомнила Селину и сотни, тысячи других загубленных в лагерях людей. Этим несчастным уже не нужны никакие компенсации. Но она-то еще жива! И еще вправе потребовать от властей свои деньги. Солидная сумма снова поможет ей встать на ноги. Но для того, чтобы претендовать на получение компенсаций, ей придется круто поменять образ жизни, покинуть коммуну «Закат солнца» с ее простотой нравов и легкостью существования, снова вернуться в тот мир, где люди ходят в цивильной одежде, заполняют десятки всяких бланков и анкет. А для начала она должна будет зарегистрироваться как жительница Лондона. Ее военная пенсия в последние годы шла на книжку, но странствия по стране забросили ее далеко от того места, где предположительно должна была храниться на счете ее пенсия. Впрочем, сберкнижка у нее на руках, а это весомое доказательство, что она – это она. Все же остальные документы, включая и паспорт, были потеряны, утрачены, рассеяны по белу свету. Фактически перед лицом закона ее уже просто не было. Да и не только перед лицом закона.

Калли не нужны были зеркала, чтобы понять, что у нее вид законченной бродяжки: волосы висят патлами, самодельные штаны из сермяжки и бесформенный шарф на голове. Пара приличных платьев валялась в ее сумке, но они были такими грязными и затасканными, что нужно потратить немало времени, чтобы привести их в порядок, прежде чем рискнуть напялить их на себя и показываться на людях.

А что станется с Долли? Как она вытерпит сидеть днями на цепи в ожидании хозяйки, пока та станет искать им кров над головой и работу? Долли спасла ее от беспробудного запоя, от пьяного угара бесконечных кабаков и баров. По сути, она подарила ей новую жизнь. Так, может, лучше ничего не менять? Остаться здесь? Тут и детворы полно, которые любят повозиться с Долли. Вон она как похорошела, пополнела, шерстка стала блестящей и гладкой. Так как же после такой райской жизни она снова потащит бедное животное в мир, где ей никто не рад и она никому не нужна?

Калли ласково гладила собаку по спине, сосредоточенно обдумывая, что делать. Долли дала ей так много! Абсолютная преданность, любовь без оглядки, настоящая верность. А взамен ей надо совсем мало: еда и уважительное отношение. Да, Долли снова возродила ее к жизни, она помогла ей почувствовать ответственность за кого-то еще, помимо себя. Старая овчарка стала в жизни Калли вторым самым дорогим существом на свете после сына. В какой-то степени она даже заменила ей Дезмонда. Долли заслуживает того, чтобы дожить остаток дней тихо, спокойно, сыто. Последнее время она все больше спит, верный признак дряхлости и приближения конца. Шумные улицы, толпы пешеходов вокруг – все это станет для нее нервным потрясением и мукой. К тому же годы лишений, каменный пол в качестве постели сделали свое дело: у собаки развился жутчайший артрит.

– Я не могу взять тебя с собой, – снова и снова повторяла Калли. Рыдания душили ее. – Да, я буду скучать, очень скучать! Но если я решусь, то поеду одна, а ты пока останешься здесь.

Это был непростой выбор, и очень драматичный к тому же. Часть ее сознания трезво оценивала всю ситуацию. Да, пора возвращаться к нормальной жизни. Вполне возможно, она еще может оказаться полезной. Сейчас, когда Калли завязала, наконец, с пьянством, многое предстало перед нею в истинном свете. Удирая от мира, прячась, скрываясь от людей, она лишь уподобляется Долли, зализывающей свои раны в укромном уголке. У них много общего с этой старой овчаркой, но все же какой-то срок жизни ей еще отпущен, а значит, надо употребить его с пользой. Та неистребимая жажда жизни и внутренняя самодисциплина, которую заложили ей когда-то еще в годы учебы в школе Святой Маргариты, никуда не делись. И их знаменитый школьный девиз «Вперед и выше!», он по-прежнему многое значил для Калли. За ее плечами жизнь, о которой нынешние молодые и понятия не имеют. Что ж, тем лучше! Никогда не поздно начать все сначала, но для этого требуется сделать первый шаг и отправиться в путешествие. И снова одна!

– Ну почему? Почему мне всегда приходится бросать тех, кого я люблю? – воскликнула она сквозь слезы.

Для поездки в Лондон она намылась и начистилась. Из сумки были извлечены на свет Божий черная юбка и жакет, уже давно вышедшие из моды, но достойно сохранившие стиль начала пятидесятых, а потому вполне пригодные к употреблению. Петель закрасила ее седины, придав волосам благородный светло-пепельный оттенок, после чего Калли уложила их в высокую пышную прическу, сколов пряди на затылке шпильками. Она сняла часть пенсионных денег для того, чтобы купить билет до Лондона и иметь возможность устроиться там на ночлег. Ей придется много походить по кабинетам министерства обороны, надо ведь будет заполнить кучу бланков и форм. Вернется ли она назад, в лагерь, твердой уверенности у нее не было.

В последний раз они с Долли отправились на прогулку вдоль берега реки. Калли убеждала собаку в том, что ехать ей надо во что бы то ни стало, а та поживет пока без нее.

– Как только я устроюсь на новом месте, я тут же приеду за тобой! – уверяла она Долли. – Обещаю!

Но в глубине души Калли понимала, что, скорее всего, прощается с верным другом навсегда.

Решимости действовать Калли хватило только до Глостера, но, уже вступив на перрон столичного вокзала Паддингтон, она почувствовала, как дрожат и подкашиваются у нее ноги от городского шума, обилия лиц, от всей той суеты большого города, от которой она уже давно отвыкла. Ее сразу же бросило в пот, захотелось тишины и покоя. Прочь с этих оживленных улиц, заткнуть уши, чтобы не слышать бесконечные звуки автомобильных клаксонов и рев двигателей. Как же она могла забыть, что такое Лондон! Какая напряженная и деловая жизнь всегда царит в этом городе! Но сегодня Калли чувствовала себя в столице чужой, человеком, случайно прибившимся сюда с другой планеты. Все раздражало и нервировало: и люди, и шум, и ритм. Почему-то вспомнился Лейпциг, и от этих воспоминаний снова захотелось бежать. Бежать куда глаза глядят, не оглядываясь.

С другой стороны, не потащится же она прямо с вокзал в Уайт-холл, где располагается министерство обороны. У нее и сил-то не осталось, чтобы дошагать некогда знакомыми улицами до нужного ей здания. Надо немного взбодриться! Вот пропустит стаканчик, другой и снова почувствует себя человеком. Разве она не заслужила маленькой поблажки за столько месяцев воздержания? А вот и паб на пути! Калли открыла дверь и решительно переступила порог питейного заведения.

 

44

«Что я здесь делаю? – размышляла Мелисса, любуясь водной гладью озера Далраднор. Она вдыхала в себя полной грудью свежий весенний воздух и следила за солнечными бликами, которые то серебрили, то золотили рябь на воде. – Какое отношение это поместье имеет лично ко мне? С чего я вдруг сорвалась с места и понеслась в такую даль, напрочь загубив свои пасхальные каникулы? – Но ведь Либби Стюарт дала ей четко понять, что именно в Далрадноре находится ключ к разгадке тайны рождения ее отца. «Хотя что это меняет? – раздраженно подумала она. – Отца уже нет в живых, а я, вместо того чтобы сосредоточиться на подготовке к экзамену по вокалу, отправляюсь в сомнительную авантюру бог знает куда». Впрочем, если бы не гонорар за сольное выступление в оратории Генделя «Сотворение мира», то, конечно, никуда бы она не поехала.

А здесь красиво! Шотландия – красивая страна: прохладный, чистый воздух, пейзажи – один лучше другого. Но не шотландскими же красотами она явилась любоваться! Она приехала, чтобы навести справки, задать вопросы. Вот только с чего начать?

Наверное, напрасно она все же отвергла помощь Марка. А ведь он был готов тащиться за нею через всю страну. Но раз приехала одна, то и действовать придется в одиночку. Надо же как-то оправдать затраты на такую дорогую поездку.

Мысли о Марке не давали покоя. Когда же он, наконец, потеряет интерес к ее изысканиям? Пока ее намеки до него не доходили, и он упорно продолжал предлагать свою помощь. Но она не привыкла, чтобы молодые люди делали что-то за нее или вместо нее. В конце концов, это просто неприлично! Ее новые подруги по академии находили Марка очень умным парнем и чрезвычайно проницательным. Энджи, та вообще откровенно заявила Мелиссе, что готова увести его у нее хоть сегодня. Тем более что девушки уже успели выяснить, что Марк свободен и на данный момент у него никого нет. Та Сара, для которой он когда-то покупал сладости, оказалась его старшей сестрой, с которой они вместе снимают квартиру, чтобы легче было платить за жилье. Но как же девчонки не понимают, раздражалась Мелисса на своих подруг, что серьезный роман пока – ну никак! – не вписывается в ее ближайшие планы. Хотя Марк ей, бесспорно, нравится.

– У нас такой плотный график подготовки! – пыталась она объяснить им. – Сплошные репетиции и выступления. А мне еще нужны и дополнительные занятия по вокалу.

– Все это пустые отговорки! – сердилась Энджи. – Ты на него просто запала, но боишься признаться себе в этом! – Она, как всегда, была прямолинейна и бескомпромиссна.

Но все же что заставило ее с ходу отвергнуть предложение Марка поехать вместе с ней? Она путано стала объяснять ему, что только постарается отыскать могилу Фиби Фей, взглянет на сам дом и совершит короткую поездку в школу Святой Маргариты. На этом точка! Она немедленно возвращается в Лондон.

Марк отыскал для нее копию укороченного варианта удостоверения о рождении Каролины. Поразительно, но факт! Каролина родилась на соседней улице с той, где сейчас жила сама Мелисса. Странное совпадение! Но тогда как и почему Фиби оказалась в конце жизни затерянной в шотландской глуши?

На главной деревенской улице располагался всего лишь один магазин и неподалеку почтовое отделение. Продавщица в магазине оказалась не из местных. Она ничего не знала о мисс Фей, но посоветовала Мелиссе обратиться в местный паб «Раднор», который стоит прямо посреди деревни, затерявшись между многочисленными белоснежными домиками. Мелисса прислушалась к совету и направилась в паб. Там она заказала себе бутерброды и что-то запить.

– Что привело такую красавицу в нашу глухомань? – поинтересовался у нее хозяин, выставляя перед девушкой закуску и кружку с сидром.

– Вот собираю материалы для исследования об одной старой актрисе по имени Фиби Фей и ее родственниках. Надеюсь встретить здесь людей, которые, быть может, знавали их лично.

– Наверное, вам сможет помочь Канни! Но я знаю человека… он историк… Его зовут Вилли Макей. Кстати, вот и он! Эй, Вилли! Ступай к нам! Расскажи заезжей барышне о тех исторических книгах, которые ты сочиняешь.

Из дальнего угла зала поднялся старик с редкими седыми волосами и заковылял к ним навстречу, опираясь на палку.

– Вы можете рассказать мне хоть что-то о Далрадноре и Фиби Фей? – сразу же взяла быка за рога Мелисса.

– Сегодня этот дом сдается внаем на время отпусков. Когда-то имение принадлежало семейству Сетон-Росс. Они жили здесь, когда наезжали в Шотландию на сезон охоты. Но после того, как жених мисс Фиби погиб на войне, имение перешло к ней. У нее еще была племянница, но от нее ни слуху ни духу вот уже много лет.

– Ее случайно зовут не Каролина Бордман?

– Вам лучше расспросить об этом Нетту. Она живет на старой ферме Диксонов. Они там наверняка что-то знают о Каролине. Вы приехали на машине? Могу показать дорогу.

Мелисса торопливо проглотила свой ленч, угостила старика кружкой пива и отправилась вместе с ним колесить по проселочным дорогам. По пути она коротко ввела местного историка в курс дела, обрисовав в общих чертах цель своих поисков.

– Одна из сестер Диксон, насколько мне известно, сразу же после войны уехала в Австралию к своему мужу, – задумчиво обронил старик. – Она никогда больше здесь не появлялась и родных ни разу не навестила. Да и кто мог в те годы позволить себе подобную роскошь? Муж ее служил в авиации, но вот имени его я не знаю. Нетта – самая младшая из сестер. Она осталась на ферме помогать родителям и братьям. Она до сих пор живет там. Вот она наверняка сумеет ответить на ваши вопросы.

Фермерский дом оказался большой постройкой удлиненной формы. Дом был выкрашен в белый цвет. Прямо к нему прилепился доильный цех. Собаки встретили появление гостей дружным лаем, и на пороге моментально возникла женщина в рабочем фартуке.

– Здравствуй, Изабель! Я привез к тебе мисс Бойд. Она приехала к нам из самой Австралии. Собирает материалы о бывших жильцах Далраднора. Быть может, твоя тетушка смогла бы ей чуток подсобить в этих поисках.

– О, у нашей Нетты полно всяческих историй о прошлом. Как говорится, воз и маленькая тележка! Я уж и сама порой теряюсь, что в них правда, а что – выдумки. Однако проходите в дом, мисс?..

– Мелисса Бойд. Спасибо за приглашение!

– Вы случаем не родственница нашей Джесси?

– Джесси Бойд – моя бабушка! – кивнула Мелисса, улыбаясь. – Правда, я ее не застала в живых.

– Бог мой! Вот так встреча! Сейчас предупрежу тетушку! Подождите пару минут. Да, вот еще что! Вы с ней говорите погромче. Она у нас плохо слышит. Впрочем, если что до местных сплетен, то тут хороший слух моментально возвращается к ней.

Через какое-то время их провели по коридору в просторную комнату, которая одновременно была и гостиной, и спальней. В камине ярко полыхал огонь.

– Тетя! Эта молодая леди приехала к тебе из самой Австралии! Она знала твою сестру Джесси.

Старушка с белыми как лунь кудряшками сидела в кресле возле камина и вязала одеяло. Спицы проворно мелькали в ее руках. Она молча окинула Мелиссу изучающим взглядом с головы до ног.

– Она не из нашей породы! В ней нет ничего от Диксонов! Садись, солнышко, поближе к огню! Проделала такой долгий путь…

Мелисса пустилась в пространные объяснения. Она рассказала, кто она и откуда, как умер ее отец, какое посмертное письмо оставил ей. Она показала ту самую открытку, с которой, собственно, и начались поиски.

– Все, что я знаю, – Джесс прятала эту открытку от отца. И папа решил, что она имеет какое-то отношение к его прошлому. К сожалению, я до сих пор не знаю, кто такой Дезмонд.

– Дезмонд? – Нетта уставилась на подпись на обороте открытки. – Он был тем самым мальчиком, которого Джесси увезла с собой в Австралию. Он остался сиротой. Или мы так посчитали в то время. А Джесси была его няней. Когда его бабушка тяжело заболела, Джесси вбила себе в голову, что должна забрать ребенка с собой. Но семейная жизнь в Австралии у нее не задалась, она развелась с мужем. Вполне возможно, тот человек, ее муж, воспринял в штыки появление в своем доме чужого ребенка. Но потом она все же устроила свою жизнь, вышла замуж вторично. Только порог родительского дома она после отъезда из Шотландии так никогда и не переступила.

– Дезмонд родился в этой деревне?

– О, там потом страшная путаница произошла. Его мать неожиданно вернулась спустя какое-то время после окончания войны и обнаружила, что сына у нее забрали. Мисс Фей тоже сильно переживала. У них там даже скандал случился из-за этого. Люди говорили, все вместе взятое и доконало бедняжку мисс Фей.

– Леди спрашивает тебя про Дезмонда! – нетерпеливо перебила старуху племянница.

– Так я ж и говорю! Он ведь из большого дома, сынок мисс Калли! От кого она его родила, бог его знает. Мужа мисс Калли в наших краях никто не видел. Она много лет прожила в Египте. Потом пошла на войну. А уж после войны она здесь не объявлялась. Джесс нас тоже письмами не баловала, разве что поздравительная открытка к Рождеству. Думаю, ей было стыдно перед нами, что она – разведенка. Вот все, что я знаю… Мисс Фей мы все тут сильно жалели. Она была хорошей женщиной, доброй… А племянница ее даже на похороны не явилась!

– Может, у вас сохранились фотографии хоть кого-то из них? – поинтересовалась так, на всякий случай, Мелисса. Ведь Нетта – это, пожалуй, последнее звено, связующее ее с прошлым.

Изабель метнулась к небольшому серванту, стоявшему у стены.

– Я видела старые фотографии в ящике с документами! Сейчас поищу! Надо как-то выкроить время и рассортировать все старые фотографии, надписать, кто есть кто на этих снимках, пока еще тетя может вспомнить их имена.

Нетта отложила в сторону спицы и стала перебирать своими костлявыми пальцами пожелтевшие от времени фотографии.

– А, вот свадьба Джесси! – воскликнула она.

Мелисса взглянула на снимок: невеста в нарядном платье и жених в форме ВВС замерли на ступеньках церкви. Рядом лежала еще одна фотография, запечатлевшая старую женщину с зачесанными назад прямыми волосами и маленького мальчика в коротких штанишках.

На обороте стояла надпись: «Луи, Руби-Крик, Рождество 1946 года».

– Да это же мой папа! – воскликнула Мелисса, не в силах сдержать волнения. – Можно, я сделаю копию с этого снимка? У меня нет ни одной фотографии отца, когда он был маленьким. А это точно он!

Что-то сверхъестественное было в самой фотографии. Милый ребенок, чистый взгляд, шаловливая улыбка. Эту улыбку она узнала бы среди тысяч других. Отец улыбался так до своих последних дней. Однако, несмотря на всю детскую непосредственность, чувствуется какое-то внутреннее напряжение и в позе, и в выражении лица.

– Забирайте ее себе, Мелисса. Я сразу догадалась, что вы дочь Луи. А что случилось с тем мальчиком по имени Дезмонд, я не знаю! – старуха вздохнула и снова принялась за свое вязание.

– А вдруг Дезмонд и Луи – это один и тот же мальчик? – подал голос Вилли. – Мне это кажется очень правдоподобным. Но для начала вам стоит наведаться в еще одно место. Надо просмотреть приходские записи в церковных книгах регистрации.

Их оставили на чай, за которым Мелисса подробно поведала Диксонам об успешном семейном бизнесе Бойдов, многие годы занимающихся продажей стройматериалов в Аделаиде. В свою очередь, Нетта рассказала все, что смогла вспомнить о мисс Фей и семействе Сетон-Россов.

Потом они с Вилли снова вернулись в деревню и направились прямиком в храм. Вилли познакомил ее с местным священником, и тот без долгих разговоров выложил перед ней регистрационные книги. Она перелистывала страницу за страницей, почти не надеясь на удачу. Десятки незнакомых имен, не имеющих никакого касательства к предмету ее поисков. Однако удача нашла ее! Вот она, долгожданная запись о крещении младенца в далеком 1939 году. Стоило только взглянуть на эту запись, как все то, что рассказала ей Нетта, тут же стало на свои места.

Черным по белому, запись гласила следующее: «Дезмонд Льюис Лайонел Ллойд-Джоунз. Крещен в пасхальное воскресенье 1939 года. Мать – Каролина Рослин Ллойд-Джоунз, отец – Тобиас Ллойд-Джоунз (умер)».

– Вот вам и ответ на все ваши вопросы! – одобрительно улыбнулся Вилли.

– Да! Это стоит отметить! И большое вам спасибо за помощь! – расчувствовалась Мелисса.

Сейчас она может со спокойной совестью возвращаться в Лондон, зная, что нашла настоящие корни своего отца и установила его родственные связи. Тайна раскрыта! Самое время переключиться на собственную жизнь. Ведь она узнала все, что хотела. Вопрос лишь в том, все ли? Одна мысль продолжала бессвязно вертеться в голове. Что же такого сделала Каролина, что Джесс забрала с собой ее сына и увезла его так далеко от родного дома? Если Каролина приезжала в Австралию в 1947 году, то почему вернулась на родину без сына? Как она могла оставить своего ребенка, бросить родную плоть и кровь в далекой Австралии? И почему никто и никогда не рассказал ее отцу истинную историю его рождения? Нет, все эти непонятные вещи еще ждут своей разгадки! А значит, прекращать поиски рано.

Оказывается, мало просто знать голые факты. Нужны подробности, много подробностей… А раз так, вздохнула Мелисса, то работу надо продолжить.

Было уже совсем темно, когда она подъехала к воротам имения Далраднор. Остановившись на подъездной дороге, Мелисса стала пристально вглядываться в сгущающихся сумерках на высокий дом с многоярусной сводчатой крышей. Со двора доносились детские голоса, потом кто-то позвал детей в дом. Пора укладываться спать. Если этот красивый дом по праву принадлежит Каролине, то почему она не вернулась сюда? Ах ты боже мой! Получается, что ее скоропалительная поездка в Шотландию вовсе не означает окончание поисков. Но, как справедливо заметил когда-то Черчилль, «конец одного – это всегда начало чего-то другого». Головоломок много, и все они завязаны на Каролине. Следовательно, она должна найти Каролину любой ценой. Только бы она была еще жива!

 

45

1966 год

Калли проснулась и обнаружила, что лежит на скамейке на какой-то заброшенной железнодорожной станции и понятия не имеет, где находится эта станция и как она тут очутилась. Вроде как она была в Лондоне. Но где ее верная Долли? Ах, она же оставила овчарку на время в лагере хиппи «Солнечный закат». Значит, с ее любимицей все должно быть в полном порядке. Тело Калли онемело от долгого лежания на жестком, во рту было невкусно, и подозрительно дрожат руки. Она машинально прошлась языком по губам и явственно ощутила вкус спиртного. Все же остальное помнилось смутно. К тому же она чувствовала себя абсолютно разбитой, ее трясло, она плохо различала окружающие предметы, страшная слабость разлилась по всему телу, будто кто-то долго и упорно прессовал ее чем-то тяжелым. Калли оглядела себя. Юбка мокрая и вся в грязи. Как же она дошла до такого состояния и почему ничего не помнит?

Улицы, запруженные народом, сплошной поток машин на проезжей части, страшная, удушающая атмосфера большого города… Туман потихоньку начал рассеиваться. Калли вспомнила, что ей захотелось выпить, чтобы успокоить расходившиеся нервы. А потом? Последнее, что она помнит, она сидит у стойки бара, а дальше полнейший провал в памяти.

Калли со страхом озиралась по сторонам. Ни одного знакомого лица. Но слава богу, сумка при ней. Так она все же побывала в министерстве обороны или нет? В памяти всплыло высокое белокаменное здание, которое нависло над ней, словно громадная скала. Вот она, пошатываясь, сходит с автобуса и такой же неуверенной походкой поднимается по ступенькам крыльца.

Какой-то мужчина в форме останавливает ее, интересуется, к кому она и какое время ей назначено, но она отталкивает его в сторону.

– Немедленно отведи меня к тому мерзавцу, который предал всех нас…

Она слышит гулкое эхо своих шагов по парадной мраморной лестнице, вокруг нее суетятся какие-то люди, многие в форме, явно из этого же здания, а она что-то злобно выкрикивает им. Что это было? Сон? Она осторожно попыталась встать, но ее снова зашатало и резко повело в сторону.

– А, очухалась наконец! – какая-то женщина в твидовом костюме стоит на платформе, но, заметив ее копошение, подходит ближе. – Ступай за мной, красавица!

Что за женщина? Откуда она? Ее фигура расплывается в тумане. Что она такого натворила в этом Лондоне? Во что влипла на сей раз?

– Кто вы такие? – злобно выкрикнула она, глядя на женщину.

– Ах, пожалуйста! Не начинай сначала! – отмахнулась та раздраженным жестом руки. – Ты прекрасно знаешь, кто я, Шарлотта!

Почему она называет ее Шарлоттой?

– Я не Шарлотта. Меня зовут Каролина.

– Нет, моя дорогая! Ты – Шарлотта! И, пожалуйста, не препирайся! Сейчас вольем в тебя немного горячего чая, а потом ты сбросишь с себя все это тряпье. Видик у тебя, прямо скажем, еще тот!

Это сон, снова задалась мысленным вопросом Калли, разглядывая женщину. Она постарше самой Калли, в мягкой фетровой шляпе мужского фасона с пером на боку. Что-то в ее лице есть отдаленно знакомое, но что? Мысли путаются в голове, едва ли она вспомнит, где и когда встречалась с этой женщиной раньше.

– Где мы? Я ничего не помню!

– Небольшая станция Брайерли-Холт, ближайшая от Лондона. Мы прибыли сюда утренним поездом. Я решила, что тебе лучше проспаться, прежде чем я представлю тебя нашим остальным обитателям. Бог мой, Шарлотта! Во что ты себя превратила! – Женщина протянула ей руку для приветствия. – Мадж Коттислоу! Прошу любить и жаловать! Но ты, наверное, помнишь меня как Марселлу.

Марселла… Шарлотта… Аббатство Белью много лет тому назад. Вдруг всплыл в памяти какой-то офицер крепкого телосложения, который учил ее когда-то искусству выживания в Арисейге.

– Арисейг?

– Точно! Ты тогда одна из немногих выдержала все испытания на «отлично», а я завалила мастерство театрального перевоплощения. Вот меня и списали, отстранили от нелегальной до самого окончания войны. Полагаю, что тебе, подруга, досталось круче всех.

Калли вдруг почувствовала себя страшно неловко. Ей даже стало стыдно. Что она там учинила, в этом министерстве обороны?

– Ты ведь явилась в министерство, мягко говоря, сильно под мухой. Вот меня и попросили, чтобы я проследила за тобой, чтобы ты – не дай Бог! – не попала где под машину. Пришлось многое пережить, да? Но теперь, слава богу, все в прошлом. Судя по твоему виду, постоянного пристанища у тебя нет. Постараемся со временем подыскать тебе жилье. Как я понимаю, жизнь на гражданке не задалась… Что ж, не у тебя одной!

– Куда вы меня везете? Меня что, похитили? – попыталась возмутиться Калли, когда Мадж с трудом стала заталкивать ее в старенький «Моррис» c кузовом типа «универсал».

– Все зависит от того, как посмотреть. Вернее, как ты сама отнесешься к происходящему. Для начала хочу очистить твой организм от того яда, которого ты изрядно нахлебалась за последние годы, и снова сделать из тебя вменяемого человека. Но последнее слово, как всегда, за тобой. Не согласна, можешь выметаться из салона и катиться на все четыре стороны.

Калли сидела молча, полузакрыв глаза. У нее не было сил, чтобы выметаться и катиться куда бы то ни было. Да и эта сумасшедшая, заграбаставшая ее… Как ни верти, прошла ведь неплохую спецподготовку в разведшколе в свое время. Знает приемчики! Будь что будет, решила она. Интересно, какие еще испытания приготовила ей судьба?

Мадж жила вместе со своей приятельницей Алфи в полуразрушенном помещичьем доме, затерянном в глуши. Кругом, куда ни кинь взгляд, только поля, пастбища да еще конюшни. Альфреда в прошлом работала медсестрой в военном госпитале. Именно она и приняла из рук в руки Калли по прибытии на место, приняла и моментально оценила ее состояние, после чего сразу же поволокла в ванную комнату, заставила вымыться и переодеться в чистое. Ей выдали хлопчатобумажные брюки и рабочую рубашку. После чего пригласили к обильному завтраку. Впрочем, несмотря на все усилия, Калли смогла проглотить лишь один тоненький тост.

– Пойдем, познакомлю тебя с нашим контингентом! – сказала Мадж после завтрака и повела ее в поле. Навстречу им радостно бросились две лошадки-пони и ослик. – Знакомься! Пол, Нина и маленькая Белла.

Калли даже растерялась.

– У вас здесь что? Школа верховой езды?

– Ничего подобного! Скорее, приют для старых дам и джентльменов, которым пришлось хлебнуть немало лиха в этой жизни. Вот как тебе, к примеру. Одного же взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что тебе тоже нужен покой и уединенная жизнь. Ну, а нам пара лишних рук совсем даже не помешает. Алфи недавно перенесла серьезную операцию, а потому я боюсь загружать ее тяжелой работой. Так что себе на пропитание ты у нас вполне можешь заработать. Но давай сначала определимся с главным. Мне и дальше называть тебя Шарлотта?

– Нет, это нелегальная кличка. Мое настоящее имя – Каролина, Калли. Я уже много месяцев не пила, но когда приехала в Лондон, сошла с поезда и пошла в город, тут и сорвалась. Просто наваждение какое-то! А главное – ничего не помню!

– Хорошо! Сразу предупреждаю! У меня здесь горячительного нет. Денег не хватает. Все уходит на животных. Так что придется обходиться без крепких напитков, подруга. Станешь согревать себя работой. Ты уже и так успела загореть дочерна. Судя по рукам, трудилась главным образом на свежем воздухе?

– Собирала фрукты, работала поденщицей в баре. Я не боюсь тяжелой работы.

– Вот это очень здорово! Потому что многие наши постояльцы попадают сюда в таком ужасном состоянии, что требуется немалая сноровка и выносливость, чтобы справиться с ними. Умеешь обращаться с лошадьми?

– Когда-то умела.

– Раз умела, значит, вспомнишь! Утром выносишь навоз, расчесываешь им гривы, начищаешь щеткой, потом занимаешься с ними джигитовкой-тренировкой. Словом, делов-то – раз-два и обчелся! Добро пожаловать в приют по уходу за больными и слабыми животными! – весело рассмеялась Мадж. – Думаю, освоишься у нас за один день. Еще и понравится! Чем не курорт? Ты ведь и не в таких условиях жила, не так ли?

– Вот Долли точно бы у вас понравилось.

– Долли? А кто это?

– Моя собака.

– Прости, но пока никаких собак. Некоторые наши обитатели панически боятся собак. Видно, имели неприятный опыт общения с ними в прошлом. А где сейчас твоя Долли?

– Там, где я ее оставила. У друзей-хиппи в их лагере. Ей там хорошо. Я не стану ее выдергивать из привычной среды. – Калли нерешительно огляделась по сторонам. – Видно, мне многому предстоит научиться. Я ведь не медсестра.

«Зачем я ввязываюсь в эту авантюру?» – подумала она про себя.

– Все наши постояльцы нуждаются только в одном: забота и ласка. Что и понятно! После того, что им пришлось пережить… Ну и конечно, рутинный уход за животными. А вот их любовь и доверие тебе еще предстоит завоевать.

– Воображаю, какой дурой я выставила себя в министерстве! – сокрушенно вздохнула Калли. – Что я там хоть несла?

– О, ты изложила свою точку зрения в очень красноречивых выражениях. Во всяком случае, все, кто сбежался на твои крики, прекрасно поняли, что для многих людей война все еще продолжает длиться. Ты стояла посреди лестницы и вопила во весь голос: «Подонки! Кто из вас скажет мне, кто провалил моего связного? Кто у вас здесь принимал фальшивые донесения и выдавал их за действительные? Неужели никто не заподозрил, что в министерстве сидит крот?» Тебя, конечно, тут же уволокли от греха подальше, но ты уже успела четко обозначить все, что думаешь и о самом министерстве, и о его сотрудниках. Словом, моральный перевес был явно на твоей стороне! Хотя тебя едва не арестовали! «Почему, – орала ты, – когда я вернулась на родину, никто не сказал мне ни слова правды? Никто даже не поинтересовался, через что мне пришлось пройти. Да и не только мне одной! Молча приняли мой отчет, и прости-прощай! Ни одна канцелярская крыса не удосужилась спросить у меня, каково это жить, когда теряешь собственного ребенка, возлюбленного, когда у тебя нет ни прошлого, ни будущего. Выбросили нас вон гнить в безмолвии, мерзавцы! Обломки погибших кораблей, вынесенные волной на берег, вот кем мы, в сущности, стали. И все по вашей вине! А сейчас вообразили, что денежными компенсациями можно возместить все, что было и есть: невидимые шрамы на душе, бесконечные ночные кошмары, преследующие тебя уже десятилетиями…» Очень ты убедительно все говорила, очень! Многие чиновники из числа твоих слушателей даже устыдились, если только этим людям вообще знакомо чувство стыда.

– Господи! Вот так скандал!

– Никакого скандала! Все по делу и к месту! Во всяком случае, все моментально поняли, что тебе нужна помощь. А тут я как раз рядом оказалась. Не волнуйся, нашим постояльцам ничего не известно о твоем прошлом. И твой послужной список им не нужен. Они сами научат тебя всему, что посчитают нужным.

Вечером того же дня они все трое сидели на лавочке, потягивая колу. «Чудны дела твои, Господи, – размышляла Калли, поглядывая на новых подруг. – Две лесбиянки и я, затерянные в сельской глубинке, вокруг никого, только лошади, спасенные от неминуемой гибели. Что толкового может получиться из всего предприятия? Бог его знает! Но пока на душе у нее было покойно: впервые за долгие месяцы Калли обрела уверенность, поняв, что заброшенная ферма и есть то безопасное пристанище, та тихая гавань, в которой можно будет бросить якорь навсегда. Судьба дает ей второй шанс начать все сначала. Но для этого ей предстоит в буквальном смысле слова перевернуть свою жизнь вверх дном и основательно перетрясти ее. Будет нелегко! Это она уже успела понять. И рядом не будет верной Долли, которая помогала ей держаться все последние месяцы. Но зато есть собственная внутренняя решимость найти, наконец, какую-то цель в жизни. Должна же когда-то ее жизнь обрести смысл. Что ж, если рядом с тобой добрая самаритянка, которая знает, через что тебе пришлось пройти в годы войны и после, то, быть может, и получится что-то путное.

Состояние маленькой ослицы, которую они назвали Джампи, было ужасным. Свалявшаяся шерсть, давно не стриженные копыта задрались вверх, кости выпирают из туловища. Хозяева бросили животное на привязи в сарае, по колено в навозе. Спасаясь от голода, ослица изгрызла все доски в стойле. Мадж позвонили из ветлечебницы приехать и лично убедиться в бедственном положении животного. Собственно, ослицу попросту бросили умирать. Мадж и Алфи было настроились на худшее, но Калли тем не менее решила побороться за жизнь несчастной твари. Она подготовила чистое стойло, сделала подстилку из свежей соломы, принесла плошку с водой, а рядом, в соседнем стойле, поставила молоденького жеребенка для компании. Вдруг такое соседство вернет ослицу к жизни? Когда Калли попыталась погладить Джампи по спине, та моментально съежилась под ее рукой, видно ожидая, что ее начнут бить. Животное смотрело на нее со страхом и без тени доверия в глазах. Алфи предупредила Калли и даже лично показала ей, как следует подходить к таким израненным животным, обязательно сбоку. И разговаривать с ними надо тихо, спокойным голосом и не таращиться во все глаза.

– Разговаривай с ней так, словно беседуешь с ребенком, – поучала ее Алфи. – Мягко, ласково, нежно.

Спустя несколько недель ослицу удалось привести в относительно божеский вид. Ей подстригли копыта, вычесали шерсть, на хорошей еде она окрепла и поправилась, но была по-прежнему пуглива, брыкалась, не шла к рукам и постоянно норовила убежать прочь. Калли решила не отступать и удвоила свои усилия, пытаясь завоевать доверие израненного животного.

На первых порах отличную помощь оказал старый пони по кличке Пол. Он первый попытался приблизиться к ослице на пастбище, но та тут же взбрыкнула и отогнала его прочь. Однако постепенно Джампи привыкла к присутствию Пола и даже сама стала подходить к пони все ближе и ближе. А в одно прекрасное утро Калли обрадованно увидела, как Джампи быстро перебирает ножками, стараясь не отстать от своего нового друга. В следующий раз Джампи уже сама выбежала к ней навстречу у ворот загона. А потом наступил судьбоносный день, когда ослица позволила Калли погладить себя по спине и в ответ лизнула ее в нос со всей нежностью оттаявшего сердца. Калли даже расплакалась от избытка чувств. Да, на приручение Джампи у нее ушло несколько месяцев, но – ей же богу! – игра стоила свеч.

Джампи во многом была похожа на нее саму, улыбалась мысленно Калли. Такая же недоверчивая, замкнутая, подозрительная. Однако вместе они одержали первую моральную победу и друг над другом, и над собой. Наверное, именно тогда Калли и почувствовала, что она, наконец, обрела искомый смысл жизни. Она больше не спившаяся, опустившаяся бродяжка, а нормальный человек, которого даже уважают и любят собственные питомцы.

Содержание лошадей, уход за ними, корма – все это требовало немалых расходов. Калли готова была пожертвовать на эти цели свою пенсию и те компенсации, которые ей полагаются. Однако этих скромных средств все равно было мало. Нужны богатые и щедрые спонсоры, иначе животным очень скоро просто нечего будет есть.

И как раз подоспел очередной день открытых дверей, который женщины использовали в том числе и для сбора благотворительных пожертвований. Там-то Калли и познакомилась с Томом Ренардом, местным ветеринарным врачом. Пару месяцев тому назад он вышел на пенсию, но согласился продолжать осматривать их лошадей за минимальное вознаграждение. Том сравнительно недавно перебрался в их места. Это случилось вскоре после смерти жены, и, судя по всему, одиночество тяготило мужчину, и ему просто хотелось хоть чем-то заполнить свое время.

– Вы здесь делаете просто грандиозное дело! – восхитился он, когда их знакомили, крепко пожимая ей руку.

Калли невольно обратила внимание на кожу его рук: рябая и вся побита желто-белыми пятнами.

Том перехватил взгляд и улыбнулся ее наблюдательности.

– Небольшой презент с Дальнего Востока. Я ведь сидел в японском концлагере в Шанхае.

Дальнейших объяснений не понадобилось. Японские концлагеря в годы войны славились своей необыкновенной жестокостью. Но вот, подумала Калли, человек прошел через такие ужасы и не сломался. Значит, и у нее еще есть шанс! Ей вдруг стало легко и свободно в обществе этого человека, и она повела знакомить его со своим хозяйством.

Алфи, которая на любое предприятие смотрела прежде всего с практической точки зрения, предложила ввести Тома в состав комитета. А Том, в свою очередь, сам вызвался стать их главным переговорщиком с местными представителями бизнеса и общественности по вопросу сбора средств для содержания приюта. Алфи очень обрадовалась, потому что именно она и занималась всем этим непростым делом в последние годы, но после перенесенной операции она уже не могла больше самостоятельно колесить по всему графству.

– В случае чего компанию вам может составить Калли, – выдвинула она новую идею. – Ибо у Мадж и без того дел по горло.

Перспектива близкого общения с десятками незнакомых людей поначалу испугала Калли. Вдруг снова возникнет искус пуститься в светские беседы со стаканом джина в руке? Но выбора у нее не было. Оставалось надеяться лишь на то, что основной удар примет на себя Том: он будет вести все переговоры. У него ведь так лихо это получается. Свои выступления на встречах с общественностью он даже не готовит заранее, встает и начинает говорить безо всяких бумажек. Не то что она! Ей нужно обязательно вначале набросать текст самого выступления, а потом еще и хорошенько порепетировать перед зеркалом. Однако и к ней довольно скоро пришел опыт неформального общения с незнакомыми людьми, исчезла прежняя зажатость и неуверенность в себе, она научилась беседовать в дружеском тоне, который мгновенно располагал к себе любую аудиторию. Что ж, в свое время она десантировала на парашюте в Бельгии, потом лицом к лицу столкнулась с нацистами. Ей ли бояться всех этих крутых бизнесменов?

Случилось так, что в преддверии одного из круглых столов с участием представительниц женских организаций Том потерял голос. Пришлось Калли всю встречу провести самой. И все прошло отлично! Аудитория была просто очарована ее рассказом о том, как она выхаживала маленькую ослицу по кличке Джампи. После такой истории необходимость в сборе средств на выхаживание других таких же брошенных животных стала очевидной всем. Калли проводили со сцены громовыми аплодисментами.

– Чертовски хорошее выступление! – порадовался за нее Том. Он тоже энергично хлопал в ладоши, когда Калли покидала трибуну. – Эту историю нужно обязательно напечатать. Отправьте ее в какой-нибудь журнал, только обязательно вместе с фотографиями. Думаю, может что-то получиться.

Мадж и Алфи тоже отнеслись к идее с энтузиазмом.

– Вперед, Калли! – воскликнула Мадж. – В конце концов, ты же не о себе рассказываешь, а о Джампи, о Поле и других наших питомцах.

Приободренная их напутствиями, Калли заново переписала текст выступления и направила его в женский журнал под названием «Леди». К ее немалому изумлению, статью приняли. Более того, из журнала к ним явился фотокорреспондент. Он сделал фотографии хозяек фермы, а также их питомцев, которыми журнал намеревался проиллюстрировать рассказ Калли. Мадж и Алфи были согласны на все, лишь бы раздобыть деньги на содержание животных. Они даже сами предложили фотокорреспонденту места для съемок и позировали часами перед камерой вместе со спасенными ими любимцами.

Журнал должен был выйти из печати в ближайшие два месяца, и Калли срочно занялась поисками подходящего псевдонима для вступления в мир большой литературы. Конечно же, никаких Калли Бордман или Калли Джоунз. Она обдумывала свой выбор целое утро, попутно охорашивая Джампи и Нину и вытаскивая навоз из пустых стойл. Наконец решение было найдено. Она объединит два своих первых имени, и на свет появится писательница Каролина Рослин. Кажется, это именно то, что нужно.

Ведь Каролина Рослин может с легкостью рассуждать обо всем, о чем никогда не рискнула бы говорить Каролина Джоунз. А поводов для таких разговоров, как выяснилось уже в ближайшие месяцы, у нее было более чем достаточно.

При содействии Тома она расширила тематику своих литературных публикаций. Появились очерки о том, как жизнь на ферме, заполненная уходом за больными и слабыми животными, помогла ей самой обрести почву под ногами после всех тех нелегких испытаний, которые выпали на ее долю в годы войны.

После чтения одного из первых опусов Калли, в котором она затронула и собственные проблемы, Том задумчиво обронил:

– Вы проводите чрезвычайно интересные параллели в своем рассказе. Кто знает, быть может, в один прекрасный день ваш опыт поможет специалистам разработать принципиально новую терапию для совместной реабилитации людей и животных.

Публикации Калли перепечатали и многие общенациональные издания. Ей даже заказали специальный очерк об их приюте для брошенных животных.

Это придало ей дополнительную смелость, и она снова рискнула побеспокоить Бойдов. В письме, адресованном Джесси, она требовала, чтобы ей позволили, наконец, встретиться с Дезмондом. Она вложила в конверт несколько последних публикаций. Вдруг сын прочтет их и станет гордиться своей матерью? Она не получала известий из Австралии уже много лет, но все еще не теряла надежды.

Но и это ее обращение к Бойдам тоже осталось без ответа. Единственным утешением стало то, что Калли пережила очередное разочарование, не ощутив потребности топить свое горе в вине. Выход переживаниям она дала в новой статье. Статья получилась очень сильной, и после ее публикации у них появился богатый спонсор из Бирмингема.

 

46

Неужели прошел уже целый год после смерти отца, с грустью размышляла Мелисса. Как же быстро промелькнуло время! Вот и ее учеба уже близится к своему завершению. Впереди письменные экзамены, вокал и итоговые сольные выступления на нескольких концертах.

И, конечно, самым животрепещущим стал вопрос, в каком наряде появиться на выпускном балу. Она уже определилась с будущим кавалером на балу, пригласив на эту роль Марка. В знак особой благодарности за все те усилия и поиски, которые он провел самостоятельно, даже не посвящая ее в подробности своих изысканий. Она уже почти забыла о медали, когда как-то раз за ужином Марк сам напомнил о ней.

– Я показал медаль одному эксперту. Он специализируется на военной истории и регулярно появляется почти во всех выпусках телевизионной передачи «Дорогами антикварных поисков». Так вот, этот человек сказал мне, что это не французский, а бельгийский орден и вручается он за особое мужество. Награда – именная, и можно легко установить ее владельца. Что он и сделал. Позвонил мне некоторое время спустя и сообщил, что этим орденом был награжден граф Луи-Ферранд Ван Гротен. До войны преподавал в университете, был профессором, в годы войны участвовал в рядах Сопротивления и был казнен. Принадлежит к старинному аристократическому роду. И что нам это дает?

– Только то, что при крещении моего отца назвали Лью: Дезмонд Луис. Интересно, есть ли тут какая-то связь? Либби упомянула вскользь, что свое образование Каролина заканчивала в Бельгии. Но к чему это может привести, пока сама не знаю.

– Нужно немедленно отыскать эту Каролину, пока она не перекочевала в мир иной. Ей ведь уже далеко за восемьдесят. Не понимаю, почему ты тянешь с этим.

– Я сделала только то, о чем просил отец: узнала, кто его мать. Если эта женщина позволила забрать у себя сына и увезти его в Аделаиду, а потом никто и никогда не упоминал ему о ней, значит, на то были свои и очень веские причины. Наверняка с ней было что-то не так. Скорее всего, она была плохим человеком.

– Не торопись с выводами! Ты ведь пока ничего не знаешь об этой женщине! – резонно возразил Марк.

– Кое-что знаю. Она пила! Я же пересказывала тебе то, что рассказала мне Либби. Если Луи-Ферранд – это новое звено в наших поисках, то я предпочитаю заняться именно им. Но пока у меня куча других неотложных дел. Меня сейчас больше волнует, получу ли я приглашение на прослушивание в оперную труппу или мне придется заняться концертной деятельностью, совместив ее с преподавательской работой, чтобы заработать себе деньги на продолжение занятий по вокалу уже самостоятельно. Одно я могу сказать точно: пока я не собираюсь возвращаться в Аделаиду.

А про себя она подумала, что еще только-только начала привыкать к Англии и проникаться ее прелестью. И столько всего она не успела увидеть в самом Лондоне.

– Давай сделаем небольшой перерыв в твоих занятиях, – предложил Марк. – Самое время тебе познакомиться хотя бы с небольшим кусочком Европы. Поедем, посмотрим на поместье Гротен, расспросим у местных, что и как, пошляемся по антикварным лавкам и базарам. Для поездки на континент можем взять напрокат «Фольксваген-Гольф».

Впервые Мелисса не отвергла идею, как говорится, с ходу. А почему бы и нет, подумала она. Марк будет отличным спутником в таком путешествии, да и пора уже ослабить свою самооборону. За первые летние месяцы они сильно сблизились, и Мелиссе было все труднее сдерживать натиск его ухаживаний.

– Признайся, что тебе просто хочется прикупить для своей коллекции ворох новых открыток в тамошних букинистических лавках, – свела она разговор к незлобивой шутке. – Неужели тебе все еще мало?

– Настоящему коллекционеру никогда не бывает много! – Он нежно поцеловал ее в губы. – Давай уедем куда-нибудь вдвоем, только ты и я! А все свои решения ты примешь позже, уже по возвращении в Лондон.

Так она и сделает! Сейчас еще только середина лета, и в Англии установилась просто невиданная для этих мест жара, что лично ее, конечно, только радует. Но надо же устроить себе хотя бы кратковременный отдых. Отметить успешное окончание аспирантуры, забыть все то, что омрачало сознание во время поисков, связанных с появлением на свет ее отца. Но теперь с прошлым отца покончено, так зачем же ей тратить свое драгоценное личное время на продолжение совершенно не нужных ей поисков Каролины Джоунз?

 

1986 год

– Как вы умудряетесь жить нормальной жизнью после всех этих мук адовых, через которые прошли в шанхайской тюрьме? – поинтересовалась как-то раз Калли у Тома, когда они возвращались с одной из своих поездок по сбору благотворительных средств на содержание приюта. Как раз накануне вечером они оба смотрели телевизионную передачу, посвященную участию Японии в минувшей войне.

По мнению Калли, Том владел неким секретом уметь жить счастливо несмотря ни на что и вопреки всему. У Калли такого умения не было. Ее по-прежнему преследовало чувство вины, мучили бесконечные ночные кошмары, постоянно напоминала о себе горечь утрат. Словом, она жаждала узнать от Тома, в чем именно состоит секрет его счастья.

– Как вы можете прощать своих врагов! Не понимаю! – кипятилась Калли. – Лично я не могу забыть все те зверства, которые творились над невинными женщинами и детьми в немецких концлагерях. Я никогда этого не забуду! И никогда не прощу.

Том зашелся в очередном приступе кашля, который не отпускал его вот уже несколько недель. Алфи и Мадж, кстати, тоже болели и тоже кашляли.

– Зараза какая-то бродит вокруг, что ли! – возмущалась Алфи, но продолжала отчаянно бороться с собственной хворью, как это могла только она.

– Я тоже не собираюсь прощать! – ответил, откашлявшись, Том. – Я же ведь не святой праведник, в конце концов. Но я исхожу из того, что каждый человек способен на зверства. Ненависть гнездится в душе каждого из нас, а потому в определенных обстоятельствах любой из нас способен и на убийство… Взгляните хотя бы на тех животных, которые нашли спасение в вашем приюте. Ведь все сотворили с ними обычные люди, такие, как мы с вами. Вымещали на несчастных, беззащитных тварях всю свою злобу и ненависть. Другое дело, что нельзя жить с ненавистью в душе постоянно. Она испепеляет человека изнутри и уничтожает все то хорошее, что в нем было. По-моему, человек может спастись только любовью и умением мечтать.

– Хотела бы я научиться жить в согласии с собой. Обрести, наконец, мир в своей душе, – вздохнула Калли.

– Обычно после тяжелой бессонной ночи я выхожу рано утром в сад и смотрю по сторонам, – с улыбкой признался Том. – Просто сижу, смотрю, вслушиваюсь в тишину, словом, наслаждаюсь моментом бытия. Вот такой мой нехитрый секрет! Вполне в духе японской школы медитации дзен. – Том рассмеялся. – С возрастом я понял, что надо уметь замечать и ценить маленькие радости бытия. Ведь именно малые вещи удивляют больше всего: жаворонок, заливающийся своими трелями высоко в небе, веселый смех детей, раскачивающихся на качелях. Можете назвать это старческой придурью, запоздалым романтизмом, как хотите…

– Нет, я вас прекрасно понимаю! Я испытываю точно такие же чувства, когда ко мне навстречу бежит Джампи, чтобы просто ткнуться носом в плечо.

Калли уже давно заметила, как благотворно влияет на нее общение с Томом и как много она, незаметно для себя, усвоила от бесед с ним. Иногда после работы она отправлялась прогуляться по окрестностям, полюбоваться полевыми цветами, радуясь тому, что узнает по названиям каждый из них. Когда-то они совершали такие прогулки вдвоем с Марти, но как же давно это было! Да и было ли? Калли купила себе по случаю записи старых джазовых мелодий в стиле свинг. Когда-то она обожала джаз. Эта музыка времен ее молодости тоже напоминала ей о более счастливых годах, которые когда-то случались в ее жизни.

– Вам обязательно нужно установить контакт с сыном! Езжайте и найдите его! – не раз повторял ей Том.

– Слишком поздно, – отвечала она.

– Никогда не поздно восстанавливать связь с близким и родным человеком.

– Но он же не озаботился тем, чтобы найти меня!

– Это не аргумент!

– Хорошо, я подумаю!

В глубине души Калли понимала, что Том прав, но одно дело говорить, и совсем другое – реальная жизнь. Как восстанавливать связь с сыном? С чего начинать? Вопросы, вопросы…

Застарелый кашель продолжал душить Тома. Заточение в шанхайской тюрьме не прошло даром. Том серьезно заболел. А тут и новая беда подоспела. Алфи стала забываться, слабеть, часто падала, да и работать физически она уже просто не могла. О каких же поисках Дезмонда можно было вести речь в подобной ситуации? Они и так с Мадж надрываются из последних сил, взвалив на свои плечи весь груз обязанностей по уходу за фермой.

– Вот что значит закалка, полученная в разведшколе! Старых разведчиков просто так голыми руками не возьмешь! – восклицала Мадж, когда холодным осенним утром они вставали еще затемно и начинали вытаскивать навоз из конюшен.

– Вперед и выше! – весело отвечала ей Калли, а у самой сердце обмирало от жалости при виде того, как сильно сдала и сама Мадж. Настоящий божий одуванчик, сильно похудела, и память тоже стала слабеть. Первой ушла из жизни Алфи, вскоре за ней последовал и Том. Эти две тяжелые утраты буквально добили Мадж, и то, что раньше списывалось на обычную забывчивость, постепенно превратилось в старческий склероз и слабоумие. Пришлось Калли устраивать старушку в частную клинику для душевнобольных и продолжать заботиться о ней вплоть до самой смерти Мадж.

Калли стоически вынесла в одиночку все эти страшные удары судьбы, обрушившиеся на нее в последние годы. Но и ее собственные силы были на исходе. Помимо непосредственного ухода за животными, еще столько канцелярской работы, столько писанины, и везде нужны нервы, нервы, нервы… Калли прекрасно оценивала ситуацию: их ферма в долгах как в шелках, дом скоро рухнет на голову и погребет ее под своими обломками. Но этому делу было отдано более тридцати лет жизни, и Калли не собиралась сдаваться так просто. Сама себе и хозяин, и раб, и швец, и жнец… И никуда не спрятаться и не увильнуть от работы.

Все плохое компенсировала красота здешних мест. Одного взгляда на окружающие ландшафты было достаточно, чтобы поднять себе настроение. Да и все эти замученные, искалеченные животные, которых удалось вернуть к жизни, – чем не награда за ее труды? Да еще какая! Благотворительный комитет, под наблюдением которого осуществлялось финансирование приюта, основало специальный фонд имени Мадж Коттислоу для защиты их детища от всяких непредвиденных обстоятельств. В сферу деятельности нового фонда попали и вопросы сохранности жилого дома, и защита окружающей среды, то есть сохранение в нетронутом виде тех пастбищ и лугов, которые раскинулись вокруг. Появились и добровольцы, выразившие желание помочь Калли в повседневной работе, причем весьма необычные. Один из местных чиновников, осуществляющий надзор за условно осужденными гражданами, подал идею привлекать таких людей к работам на ферме Калли. Как современно мыслящий человек, он посчитал, что заблудшим душам, среди которых было много молодежи, будет крайне полезно поработать с животными и непосредственно поучаствовать в процессе их реабилитации.

Вот так, даже после своего ухода из жизни, Мадж продолжала творить чудеса, превращая бывших хулиганов, тунеядцев и наркоманов в вполне здравомыслящих молодых людей, готовых даже приносить пользу обществу. Впрочем, стоит ли удивляться, думала Калли. Достаточно вспомнить, как Мадж спасла ее саму и вернула к жизни много лет тому назад.

Утром дежурить по конюшне должна была Джоди: за ней была уборка всех стойл и досмотр животных. Когда-то она явилась на ферму с недовольной миной на лице, скривив губки при виде навоза. Она думала, что будет резвиться и скакать по полям на лошади, как какая-нибудь кинодива. Девчонке потребовалась хорошая взбучка, и она на себе прочувствовала острый как бритва язык Калли, когда решила улизнуть в дальний угол конюшни, чтобы устроить себе там короткий перекур. А покурив, еще и бросила окурок в солому.

– Немедленно подними окурок! – взвилась Калли. – Уйдешь прочь, солома загорится, и что случится вон с тем маленьким осликом, по-твоему? Он сгорит заживо, и никто не услышит, как он пищал и звал на помощь. Разве можно быть такой безмозглой? Подумай хоть раз в жизни о ком-то еще, кроме себя!

Судя по тому ужасу, который отразился в глазах девчонки, взбучка пошла ей на пользу. И действительно, вскоре Джоди стала самой лучшей и самой надежной ее помощницей из всей группы. Она даже всерьез подумывала о том, чтобы после отбывания срока наказания устроиться конюхом в какую-нибудь конюшню, где содержат скаковых лошадей.

Приходили также и больные дети, дети-инвалиды, за каждым из них была закреплена своя лошадь. И так трогательно было наблюдать, как крепнет дружба между немощным ребенком и животным, который не обращает внимания на физические изъяны друга, а отвечает лишь любовью и преданностью за уход и ласку. Конечно, не всем из ребятишек было под силу справиться с иным резвым пони. Поначалу многие пугались и убегали прочь, да и животные шарахались от незнакомцев. Но постепенно ледок отчуждения таял, и Калли радовалась, видя, как совместно преодолевают страх и недоверие друг к другу больной ребенок и его подопечная лошадь.

Как же многому научила ее жизнь на ферме! А еще она дала ей уверенность, помогала преодолеть все собственные страхи и фобии, вернула к трезвому образу жизни, залечила многие душевные раны и вообще сделала ее жизнь интересной и осмысленной. Сказать по правде, Калли и мечтать не смела о такой жизни, которой жила сейчас. Однако время неумолимо отсчитывало годы, и сейчас утро каждого нового дня Калли встречала как подарок. Она ведь понимала, что в старости люди начинают жить в долг. А у нее еще столько дел, главное из которых – работать до последнего и обеспечить надежное будущее учрежденного ими фонда.

Калли стояла в дверях кухни с кружкой кофе в руках и вслушивалась, как, устроившись высоко на деревьях, галдят грачи, она вдыхала в себя свежий прозрачный воздух, ощущая, как прибывают ее силы от одного только взгляда на бескрайние зеленые луга и цветущие долины. Желание двигаться, включаться в работу приходило само собой. Середина лета, самая благодатная пора… Калли сделала еще один глубокий вдох, явственно ощутив запах роз.

Вперед, старушка! Шевелись! Твою работу за тебя никто не сделает…

 

47

– Вот это я называю настоящей жизнью! – улыбнулась Мелисса, взглянув на Марка. Они лежали на широченной массивной кровати в отеле «Замок Гротен» и разглядывали искусную лепнину на потолке. – Но есть опасность быстро привыкнуть к такой роскоши.

– Мечтать не вредно! – рассмеялся в ответ Марк. – Но я бы посоветовал тебе не расслабляться, а начинать зарабатывать себе на пропитание пением. Бери пример с Кэтрин Дженкинс! – Марк был уже в курсе, что одна из однокурсниц Мелиссы подписала просто мега-контракт с какой-то зарубежной компанией звукозаписи. Он поцеловал Мелиссу, и она свернулась калачиком в его объятиях.

Как замечательно путешествовать вместе с Марком. Все именно так, как она и предполагала. Они добрались на машине до Парижа, обошли там все антикварные лавки, и Марк, изрядно поторговавшись, получил в конце концов то, что хотел. Правда, вначале перетряс все ящики, даже те, что стояли под прилавком, но нашел-таки свои сокровища – старые французские открытки с изображением Жозефины Бейкер и Эдит Пиаф.

Париж в конце лета предстал перед своими многочисленными гостями именно таким, каким его обычно изображают на всяких рекламных проспектах и в туристических путеводителях. Бесконечная череда уютных уличных кафе на Монмартре, художественные музеи и галереи, уличные музыканты и бродячие актеры на площади Опера. Пожалуй, сама атмосфера этого необыкновенного города и сподвигла их превратиться из друзей в любовников, что они и сделали, остановившись в отеле «Де Крильон».

Конечно, они побывали в Версале, объехали поля сражений Первой мировой, нашли место захоронения жениха Фиби Фей Артура Сетон-Росса и двух прадедов дядей Марка. Потом они перебрались в Бельгию, нашли замок Гротен, восставший из руин и пепла в своей первозданной красоте. Идея провести несколько ночей в этом четырехзвездочном отеле показалась им обоим очень разумной: будет время познакомиться с местом поближе и разузнать все то, что они хотят узнать.

Если этот замок изначально принадлежал семье Луи – Ферранда, то приходится констатировать, что в нем мало что осталось от прежнего дома. Нынче замок, расположенный на берегу красивого озера, был переоборудован под отель. Здесь регулярно проводятся всякие конференции, устраиваются свадебные торжества, благо на первом этаже имеется шикарный зал для приемов. Мелисса немедленно сфотографировалась на фоне замка и послала открытку своей подружке Патти. Они посетили Брюгге, полакомились знаменитым местным шоколадом, после чего отправились в исторический музей Брюсселя, где стали наводить справки о героях Сопротивления и даже показали служителю музея награду Ферранда. Рассказ историка потряс их своим драматизмом: кто-то предал подпольщиков, каналы связи были уничтожены, всех арестовали, включая и секретных агентов, заброшенных извне. Потом начались пытки и казни. Мрачные, тяжелые воспоминания. В Гротен они вернулись в подавленном настроении, плохо понимая, какое отношение трагедия, развернувшаяся в этих местах много лет тому назад, имеет к отцу Мелиссы.

– Может, сходить на местное кладбище? – предложил Марк. – Вдруг мы там отыщем следы кого-нибудь из Ван Гротенов.

Одна из горничных в отеле посоветовала им встретиться и поговорить со старым священником, уже отошедшим от дел.

– Отец Кароль сейчас живет в пансионате для престарелых. Этот замок когда-то принадлежал его семье, он прекрасно знает его историю. В годы войны отец Кароль потерял всю свою семью.

Мелисса схватила Марка за руку.

– Нам надо обязательно встретиться с ним! Но только я ведь не знаю ни слова по-французски.

– На меня тоже можешь особо не рассчитывать! Я целых четыре раза заваливал экзамены по французскому в школе.

Как это всегда бывает в небольших городках и местечках, где все знают всех, вскоре их уже сопроводили в местный пансионат для престарелых, в котором сейчас пребывал на покое отец Кароль. Пансионат представлял собой жилой комплекс, состоящий из отдельных домиков, расположенных по периметру просторного двора. В центре двора высилось еще одно здание, похожее по виду на общежитие или больничный корпус. Там их приняли и выслушали. Они попросили дежурную организовать им встречу с бывшим священником. Женщина хорошо говорила на английском и даже предложила им свои услуги в качестве переводчика, если появится надобность в таковых.

– У отца Кароля бывали в жизни и хорошие времена, и тяжелые. Сейчас он всецело погружен в прошлое, но любит, когда к нему приходят посетители.

Дежурная повела их по длинному коридору, и Мел невольно вспомнила последние дни своего отца, проведенные на больничной койке, тот стойкий, специфически больничный запах, которым пропахла вся его палата и который невозможно было выветрить никакими сквозняками.

Старик сидел в кресле рядом с кроватью и смотрел в окно, любуясь аккуратно подстриженным газоном. Пальцы его машинально перебирали невидимую глазу клавиатуру, словно он наигрывал сам себе какую-то только ему одному слышимую мелодию. Дежурная коротко объяснила ему цель визита молодых людей, сказала, что они интересуются судьбой его брата Луи-Ферранда.

– Мой бедный брат! – воскликнул он на хорошем английском. – Что я могу про него сказать? Это был благороднейший человек на свете! Редкостной души и моральных качеств!

Марк слегка толкнул Мелиссу в бок.

– Покажи ему орден!

Она достала награду из небольшой коробочки.

– У меня есть вот это!

Выражение лица старика моментально изменилось, взгляд стал настороженным и колючим.

– Где вы это взяли? Эта вещь не может принадлежать вам!

Старый священник окинул Мелиссу подозрительным взглядом, и в глазах его появилось смятение.

– Эта награда принадлежала моему отцу. Его звали Лью… Льюисом, он жил в Австралии. Перед смертью отец отдал мне орден на хранение. Он понятия не имел, как награда попала к нему.

– Я отдал этот орден Каролине, чтобы она передала его сыну Луи-Ферранда много лет тому назад, почти сразу же после войны, когда она приехала сюда, чтобы разузнать о судьбе моего несчастного брата. А вы говорите, награда оказалась у вашего отца… У вас есть при себе фотографии отца?

Какое счастье, подумала Мелисса, что перед поездкой в Европу она не выложила из сумочки увесистое портмоне, в котором лежали фотографии, старые открытки и вся та информация, которую они с Марком собрали за минувший год. Она тут же вытряхнула на стол все фотографии, письма, открытки. Последней выпала их семейная фотография, на которой они запечатлены все трое, еще до того как мама погибла в автомобильной катастрофе.

Кароль сгреб все фотографии в кучу и стал просматривать их по одной.

– Узнаю-узнаю! Точно он! Он был самым красивым из нас троих, весь в маму! – Лицо старика засветилось радостью.

– Нет, это мой отец! – возразила ему Мелисса. – Мы здесь сняты незадолго до того, как погибла в аварии моя мать. Папе здесь около сорока, я думаю.

Старик все еще продолжал созерцать их семейное фото, по лицу его блуждала довольная улыбка, словно он только что заглянул в собственное прошлое, в те счастливые времена, когда все еще были живы.

– Как же мы мало знаем о том страшном времени и о том, как все это было, – задумчиво обронил он. – А как поживает Каролина? Ей тоже, бедняжке, хватило! Прошла через концлагерь, все ее бросили, забыли о ней. Она до последнего надеялась, что Ферранд жив. Именно я сообщил ей страшную новость о его гибели и увидел, как погас свет в ее очах. Но она вселила в меня тогда надежду, сказала, что у нее есть сын и это сын Ферранда, что мальчик благополучно живет в Англии и что она обязательно познакомит меня с ним. Какое-то время мы переписывались, а потом связь оборвалась. Он – вылитая копия своего отца! Я был бы рад с ним познакомиться!

Мелисса почувствовала комок в горле.

– Папа ушел из жизни в прошлом году. Он попросил меня узнать побольше о его раннем детстве. Нам известно, что в Австралию мальчика привезла с собой его няня, потом мать приезжала за ним, но папа так и остался в новой семье. И больше мы пока ничего не знаем.

– Mais oui… Вот оно что! Теперь понятно, почему она перестала писать мне. В своем последнем письме Каролина написала мне, что ребенка забрали у нее фактически силой. Сама, по своей воле, она бы никогда не отдала Дезмонда в чужую семью. Ведь только мысли о сыне помогли ей выжить в концлагере. И все ее помыслы были только о нем. Она мечтала только о том, чтобы поскорее вернуться домой и жить вместе с сыном. Получается, что обещание, которое она когда-то дала мне, сдержали вы. Вы приехали! Спасибо вам за это! Не расслышал вашего имени, простите!

– Мелисса Александра Бойд. Льюис был моим отцом, а вот Каролины я не знаю и ни разу ее не видела. Впрочем, как и отец.

Волнение переполняло девушку и мешало ей говорить.

Кароль протянул ей руку.

– Знаете, как это бывает в жизни? Иногда круги нашей жизни замыкают те, кто идет за нами. Вот я, к примеру, считал, что семейство Ван Гротен погибло, кануло в Лету, а потом я встречаю Каролину и узнаю, что у нее растет сын от Ферранда. Потом уже она сама теряет своего сына, а у него между тем подрастает дочь. Вот так эти колесики и вертятся без остановки. Каждый из нас совершает свой круг и уходит из жизни. Мой круг уже близится к своему концу, зато ваш – еще только в самом начале! – Старик замолчал. Он явно устал от самого процесса говорения. – Спасибо вам! Огромное спасибо! Вы принесли мне мир и покой. Уверен, Каролина тоже будет гордиться вами, когда все узнает.

Мел в смятении повернулась к Марку. Как ей сказать этому немощному старику, что Каролина не играет в ее жизни никакой роли? Она даже не собирается искать ее. Но вместо этого она лишь тихо обронила:

– Простите, мы вас слишком утомили своими расспросами.

Кароль повернулся к Марку. Веселые искорки запрыгали в его глазах.

– Берегите мою внучатую племянницу! В ее лице я узнаю несравненную красоту моей матушки. Наверное, и характер такой же: сильная и упрямая.

– О да! – кивнул в знак согласия Марк. – Mais oui, exactement, Monsieur.

– Пришлите мне, пожалуйста, фотографию Каролины. И передайте ей мои самые наилучшие пожелания. Я никогда не забуду ни ее печального лица, ни ее безмерного мужества. Она уже тоже немолода, такая, как и я. А старикам нужно, чтобы рядом с ними были молодые, чтобы они помогали им вращать колесо жизни до тех пор, пока оно не совершит свой последний оборот. Да пребудет Господь с тобой, Мелисса! Счастливого пути… И с Богом!

После такого напутствия они вышли просветленными и… улыбающимися.

– Ну вот! Теперь ты просто обязана отыскать эту женщину! – воскликнул Марк. – Хотя бы для того, чтобы сказать ей, что ты встречалась с родным дядей своего отца. Нужно опять прошерстить все регистрационные документы, на тот случай, если Каролина все еще жива. Быть может, она тоже коротает свои дни в каком-нибудь доме для престарелых. Должна же она где-то значиться, в списках избирателей например. Пенсии, налоги, визы, всех нас сегодня легко можно выследить и вычислить. Попытаюсь поискать что-то в Интернете. Авось и повезет. Поразительно! Человек где-то рядом, а мы до сих пор о нем ничего не знаем!

– Почему «мы»? – неожиданно для себя самой вспыхнула Мелисса. – Вообще-то все это касается меня, а не тебя! И поиск тоже веду я, а не ты!

– Почему ты всегда начинаешь искрить, стоит мне только предложить тебе свою помощь?

– Потому что я все и всегда привыкла делать сама.

– Но разве не приятно работать вместе, особенно с человеком, которого любишь? – Марк попытался взять ее за руку, но она тут же выдернула свою руку. Они молча пересекли лужайку перед отелем. Неожиданно Мелисса остановилась и сказала, стараясь не смотреть на Марка:

– По-моему, приятности в этом предприятии уже закончились. А потому всю оставшуюся часть поисков я бы хотела проделать самостоятельно. В конце концов, это – моя семья, и все это касается только меня. И, пожалуйста, не гляди на меня с такой укоризной! Я действительно очень благодарна тебе за все, что ты сделал, но когда я вернусь в Лондон, мне нужно многое обдумать и принять множество решений. Соглашаться ли мне на преподавательскую работу или начинать концертировать и попытаться сделать карьеру здесь? Или лучше вернуться домой? Вот вопросы, которые в данный момент волнуют меня больше всего.

– Но какое отношение все это имеет к поискам Каролины? Человек только что сообщил тебе столько хорошего об этой женщине, а ты намеренно уходишь в сторону и занимаешься всем, только не этим. Кстати, я хотел предложить тебе переехать ко мне. Сара уехала из Лондона.

– Расходы за жилье пополам? Надеюсь, ты не заставишь меня утюжить твои рубашки! – рассмеялась Мелисса, но Марк остался серьезен.

– Какой бес в тебя вселился, Мелисса? Я ни на чем не настаиваю! Так, озвучил вслух свое намерение, и только. Нам было так хорошо вдвоем все это время, и вдруг… Ты словно с цепи сорвалась! – Кажется, Марку уже тоже надоело сдерживать себя.

– Я не готова делить жилье ни с кем! Да и потом, мне нужно быть как можно ближе к академии. В ближайшие дни я собираюсь заняться поисками хорошего аккомпаниатора. Представь, каково это будет тебе, когда я начну распеваться в полный голос ни свет ни заря или бесконечно повторять одни и те же рулады с утра и до позднего вечера! А потому давай пока оставим все как есть!

– Как я понимаю, это означает: «Больше мне не звони! Если надо, я позвоню сама». Прекрасно, прекрасно! Я уловил твой месседж целиком и полностью. Нет общения, нет и обязательств по отношению друг к другу. Просто я подумал… Лондон ведь – не дешевый город для жизни. Вдвоем все же проще…

– Ах, оставь! Завел эту песенку и барабанишь ее снова и снова, без устали. Говорю же тебе, оставим все как есть! И забудем…

Нет, совсем не так хотела Мелисса завершить этот очень важный в ее жизни день. Но почему у нее всегда так? И своих кавалеров она всегда держит на расстоянии вытянутой руки. Что с ней происходит? Сегодня отец Кароль сообщил столько интересного о ее родных. Есть над чем подумать! Скорее всего, Каролина все же не относилась к категории непутевых матерей, как она себе это ранее представляла. Старый священник вспоминал о ней с такой нежностью и любовью, говорил о стойкости ее духа, о личном мужестве, о тех страданиях, которые выпали на ее долю. Все это нужно осмыслить заново. Непростые мысли роятся в голове, а тут Марк со своим дурацким предложением.

Конечно, умом Мелисса понимала, что должна быть благодарна ему за помощь. Но вместо чувства признательности она испытывала один лишь страх. Скорее всего, она еще слишком молода для серьезных любовных отношений. Ну почему, задалась она вопросом, наверное, в сотый раз, нельзя оставить все как есть: легко и необременительно?

Сидя на террасе в ожидании ужина с аперитивом в руке, Мелисса снова взглянула на расстроенное лицо Марка. Что ж, вздохнула она, раз так, то не стоит откладывать объяснение на потом. Лучше расставить все точки над i прямо сейчас, даже если для этого им придется расстаться.

Озеро золотилось в лучах заката, некоторое время Мелисса просто любовалась красотой окружающего пейзажа. Быть может, точно так же любовалась здешними красотами и Каролина, сидя вместе со своим возлюбленным на берегу озера. Неужели мой отец был зачат именно здесь? Нет, все, что касается бабушки, отныне и впредь только ее личное дело. Она сама доведет поиски до конца. Вопрос лишь в том, жива ли еще Каролина.

Ужинали молча и почти сразу же вернулись к себе в номер. Мелисса долго не могла заснуть. Осень уже напомнила о себе первой прохладой, такой же холодок пробежал и между ней и Марком. Кажется, совместный отпуск на сем благополучно завершен. Как станут развиваться их отношения дальше, когда они вернутся в Лондон, было пока непонятно. Но иногда именно то, что остается недосказанным, и определяет ход дальнейших событий. Одно Мелисса знала абсолютно точно: какое-то время ей лучше побыть одной. Она должна определиться с планами на будущее и обязательно включить в эти планы поиски бабушки. Надо торопиться, пока еще не поздно.

Поиски начались неудачно. Мелисса попыталась найти место жительства Каролины у риелторов, занимающихся сдачей внаем ее дома в Далрадноре. Но человек, занимающийся именно этой недвижимостью, назвал ей лишь адвокатскую контору в Лондоне, с которой он согласует все дела. При этом он добавил, что адвокатская контора – это единственный доверитель, который вправе распоряжаться всем имуществом миссис Ллойд-Джоунз. Мелисса почувствовала себя настоящим Шерлоком Холмсом. Методом логических умозаключений она принялась отсекать одну веточку поисков за другой, а время между тем продолжало бежать. Иногда она уже начинала жалеть, что так опрометчиво повела себя с Марком. Тот бы сильно облегчил ей работу. Но после возвращения в Лондон они виделись только единожды: сходили вместе в театр, и то потому, что билеты были куплены заранее. Он обещал приехать на ее первый сольный концерт уже за пределами Лондона, но потом она забыла напомнить ему о концерте, и он не приехал.

На лестничной площадке рядом с ее квартирой поселились новые студенты, с которыми она еще даже не успела познакомиться. Анджи получила место в оркестре, Циллу пригласили для прослушивания на освободившиеся вакансии в хоре одного из оперных театров. Скоро все они разлетятся по белу свету в разные стороны. Странным образом Мелисса вдруг потеряла интерес к оперному искусству как таковому. Карьера оперной дивы уже не прельщала. Идея посвятить себя выступлениям в качестве солистки вместе с различными хоровыми коллективами нравилась ей гораздо больше, однако – вот беда! – оплачиваются такие концерты весьма скромно, а потому без преподавательской работы никак не обойтись.

Аделаида была так далеко, слишком далеко, чтобы отправляться туда на рождественские праздники. А потому Мелисса уже заранее определилась с тем, что проведет второе Рождество подряд в Лондоне со всеми атрибутами зимнего праздника: перезвон колоколов, прогулка по парку, забавные пантомимы, концерт с исполнением рождественских гимнов и, конечно, снег. На рождественскую вечеринку соберутся и другие студенты, приехавшие на обучение из Австралии. В компании соотечественников будет, конечно, веселее, но все равно это совсем не то, что встречать Рождество дома.

В один из дней прямо после занятий Мелисса договорилась о встрече в адвокатской конторе «Бенсон, Харлоу и Форд». Все, что она могла предоставить юристам, – это устный пересказ добытой информации, старые фотографии и копии записи даты крещения отца в приходской церкви и его свидетельства о рождении, выданное регистрационной службой Шотландии. Впервые Мелисса получила точные данные о том, когда именно родился ее отец. Правда, Джесс, надо отдать ей должное, проследила за тем, чтобы свой день рождения ее приемный сын отмечал именно в тот день, когда он и родился. Луи-Ферранд нигде не фигурировал в качестве отца ребенка, при крещении в книге регистраций было записано, что отцом ребенка является Тобиас Ллойд-Джоунз, который на тот момент был помечен как умерший.

В приемной Мелиссу встретила строгая секретарша с каменным выражением лица. Мелисса коротко пояснила цель своего визита, ее пригласили в рабочий кабинет и велели обождать.

Пятью минутами позже в кабинете появилась молоденькая девушка, по виду почти школьница, с папкой документов.

– Согласно тем данным, которыми мы располагаем на сегодня, мисс Бордман, или миссис Ллойд-Джоунз, является единственной наследницей имения и всего состояния покойной мисс Фей по ее завещанию. Последние годы они проживали раздельно, и согласно положению о bona vacantia, то есть о бесхозном имуществе, наследство будет передано в установленные сроки государству, если не объявится законный наследник. У нас нет юридического документа, подтверждающего законность брака мисс Каролины Рослин Бордман и Тобиаса Ллойд-Джоунза, но вы только что предъявили нам доказательство того, что наследник существует.

– Это Дезмонд Льюис, мой отец.

– Да, мы знаем! Но если вы сказали, что он уже умер, тогда вы автоматически становитесь… Хотя кто знает! Быть может, эта Каролина еще жива…

– Я пришла к вам не ради денег. Я просто хочу найти ее.

– Если бы вы знали, как мы все хотим этого! Но ее практически невозможно вычислить. И это при том, что ее второе имя не совсем типичное. Мы не располагаем никакими достоверными сведениями о ней, мы даже не знаем, жива ли она.

Солидная юридическая контора не сумела отыскать Каролину. Как же это сможет сделать она, испугалась Мелисса собственной самонадеянности. Оставалось только обратиться в военный архив. По словам Кароля Гротена, Каролина была узницей концлагеря. Наверняка армейские документы сохранились, но в архиве, судя по всему, ей предстоит непочатый край работы. Вот тут Марк бы ей очень помог, но – увы-увы! – они уже с ним расстались. И обращаться к нему за помощью вторично она не намерена. Поищет другие пути и способы.

Цилла предложила ей воспользоваться ресурсами World Wide Web и разместить там свой запрос.

Мелисса поразилась, сколько людей откликнулось на ее просьбу. Многие из тех, кто любит часами сидеть в Интернете, обращались к ней с самыми умопомрачительными предложениями и советами, не имеющими ничего общего с целью ее поисков. Пару завзятых программистов, судя по всему, пребывающих еще в подростковом возрасте, предложили ей просмотреть списки всех женщин, служивших в свое время в секретных подразделениях или участвовавших в работе различных добровольческих женских организаций. Колоссальный объем работы!

Никто не откликнулся на информацию о том, что Каролина Бордман когда-то училась в школе Святой Маргариты. Время шло, но поиски топтались на месте. А между тем сама Мелисса постоянно чувствовала некое внутреннее напряжение, заставлявшее ее торопиться. Ей часто стал сниться отец. Он улыбался, махал ей рукой, пытался что-то сказать, но что именно он говорил ей, она так ни разу и не расслышала.

Следующее ее выступление было приурочено к рождественскому исполнению оратории Генделя «Мессия». Надо приступать к усиленным занятиям вместе со своим преподавателем по вокалу, чтобы подойти к концерту в наилучшей форме. Поиски на время пришлось отложить. Мелисса даже подумывала о том, чтобы обратиться за помощью к частному детективу, вот только ее бюджет пока никак не мог потянуть такие траты. К тому же у нее образовался флюс, боль была такой адской, что пришлось немедленно бежать к дантисту.

Сидя в кабинете зубного врача и разглядывая унылые лица других посетителей, Мелисса попыталась отвлечься и сосредоточиться на чем-нибудь более веселом. Вначале она долго и сосредоточенно разглядывала золотых рыбок в аквариуме, потом стала листать стопку старых журналов с порванными страницами и разгаданными как один кроссвордами. Типичные глянцевые журналы с фотографиями всяких селебритиз, на созерцание которых так падки читатели и читательницы таких, скажем, изданий, как «Леди» или «Скачки». Мелисса медленно переворачивала страницы в надежде найти что-то стоящее для чтения, но тут ее внимание привлекла статья, посвященная приюту для спасенных животных. Масса фотографий, на которых запечатлены симпатичные пони, ослики, тут же указаны реквизиты благотворительного фонда имени Мадж Коттислоу в Херефордшире.

Мелисса так никогда и не поймет до конца, что именно заставило ее взглянуть в этот самый дальний угол статьи, где значилось также еще и имя и адрес секретаря-казначея фонда: Каролина Рослин.

– Не может быть! – воскликнула Мелисса вслух так громко, что все остальные пациенты в недоумении уставились на молодую девушку. К счастью, ей не пришлось объяснять свой порыв, ибо в этот момент ее пригласили в кабинет врача.

– Наконец-то я тебя нашла! – тихо прошептала она, прижимая драгоценный журнал к груди. – Это ведь точно ты, и только ты!

 

48

Калли все время трясло от холода. Возможно, поэтому она чувствовала общую слабость. Усталость наваливалась на нее тяжким грузом, да и другие недомогания давали о себе знать. Наверное, ноябрь в этом году выдался не по погоде холодным и морозным, размышляла она. А пока ранним утром накормишь всех животных, натаскаешься корзин с сеном… Лошадям в конюшне было тепло и комфортно, вот только трубы, по которым вода поступает в поилки, перемерзли. Покопавшись среди вещей, Калли отыскала непромокаемую куртку, старую душегрейку из овчины и сапоги на толстой подошве, но теплая одежда все равно не согревала.

Газ в баллонах закончился, канистра с топливом была пуста, но оставался еще электрочайник, в котором можно было вскипятить воду или приготовить что-то из горячего. Хотя есть категорически не хотелось.

– Прояви благоразумие, старуха! – уговаривала она себя. – Закутайся по уши. Пей все время горячее. И на голову нахлобучь старую шляпу.

Ей ли не знать, какую опасность представляет переохлаждение? Вот только почему с таким трудом ей дается каждое движение?

Однако прежде всего – животные. Вера и Роджер Хейз, живущие в деревне, подойдут чуть позже и позанимаются с лошадьми, сделают хотя бы несколько кругов с каждой из них по двору. Ведь лошади не должны застаиваться в стойлах. Еще один ослик пасется на привязи в поле. Но с ним она потихоньку управится сама. Небольшая прогулка по свежему воздуху пойдет ей только на пользу и онемевшие от холода ноги слегка разомнет. Вот только голова! Если бы не эта проклятая головная боль, терзающая ее уже несколько дней подряд! Калли с трудом поднялась с кресла.

Нужно обязательно забрать почту. Почтовый ящик установлен в дальнем конце лужайки. Наверняка пришли письма с новыми пожертвованиями после их последнего обращения к общественности с призывом о помощи. Какие-то суммы перечислялись на их счет регулярно, но всего этого крайне мало для поддержания фермы на должном уровне. К тому же с каждым месяцем поток пожертвований уменьшается. Если эта тенденция сохранится и дальше, то придется искать питомцам новое пристанище. Однако другие приюты отнюдь не горят желанием расширяться: у них те же проблемы с нехваткой средств.

– Не начинай переживать заранее! – уговаривала себя Калли. – Спокойно делай свое дело, а там, глядишь, все и образуется. Главное – сама встань на ноги! Движение и еще раз движение! Нет времени прохлаждаться.

Калли с трудом добрела до водопроводного крана на кухне. Открыла кран – ни капли воды. Три тысячи чертей! Неужели водопроводные трубы перемерзли и в доме? Вот тогда совсем беда! Даже стакан горячего питья она не сможет себе приготовить. Разве что на дне старого чайника осталось немного воды вместе с накипью.

Она глянула на бутылку вина, пылившуюся уже много лет на ее туалетном столике. Вещественное напоминание о том, что она всегда может выпить, если ей этого захочется. Но даже вид спиртного не взбодрил ее в это утро.

– Вперед! Шевелись! Что подумала бы про тебя Мадж, если бы увидела, как ты увиливаешь от работы?

Тяжелая куртка давила сверху, огромные сапожищи, словно кандалы, сковывали каждый шаг. Калли с трудом отворила кухонную дверь и вышла на улицу. Она нашла металлический совок: надо постучать по трубам, попытаться пробить лед, чтобы пошла вода. Но стоило ей взять совок в руку, как острая боль пронзила грудь. Она даже согнулась пополам, не в силах сделать вдох. Неожиданный приступ напугал.

– О боже! Только не сейчас! И не здесь! – воскликнула Калли через силу. Но никто не отозвался. Только лошади подняли головы на звук знакомого голоса. Нужно немедленно позвонить врачу. Она еле доползла до телефона. Пожалуй, это было самое долгое путешествие в ее жизни, когда каждый шаг казался вечностью.

– Ну, вот все же доползла кое-как, старуха! – подбодрила она сама себя и вздохнула с облегчением. И в ту же минуту новая волна боли накрыла ее с головой, и она безвольно опустилась на коврик.

 

49

Мелисса выехала из Лондона в пятницу вечером. Дорога лежала на запад. Маневрируя в сплошном потоке автомобилей, устремившихся вон из города, как это всегда бывает накануне выходных, она все еще пребывала в нерешительности. А может, лучше повернуть назад, пока еще не поздно? Ей надо попрактиковаться под записи на компакт-дисках, у нее репетиции накануне выступления. А она вместо того, чтобы работать, работать и еще раз работать, тратит свое драгоценное время на поездку в Херефордшир. По прогнозам синоптиков, погода будет холодной, но ясной. Маршрут путешествия она изучила заранее по атласу автомобильных дорог и выбрала кратчайший путь до аббатства Брайерли.

Собственно, это последний ее свободный уик-энд вплоть до самого Нового года, а потому либо сейчас, либо никогда. Вполне возможно, она гонится за синицей в небе и никаких практических результатов поездка не даст. Но внутренний голос подсказывал Мелиссе, что она напала на верный след. И речь идет не о простом совпадении имен. Именно чутье и толкало ее вперед, и торопило, торопило… Нехорошо, что она не поставила в известность Марка о своем открытии, корила она себя, но он так и не ответил на ее последний телефонный звонок, а голос на автоответчике сообщил ей, что он в отъезде, работает где-то за пределами Лондона. Не то чтобы Мелиссу сильно обидело, что, вернувшись из командировки, Марк так и не соизволил перезвонить ей, но все же задело. И в отместку она тоже решила попридержать свои сногсшибательные новости при себе.

Как хорошо им было вместе в Париже и потом в Бельгии. Какие волшебные ночи они провели, занимаясь любовью! Марк оказался в постели просто супермачо, вздохнула она и отрешенно улыбнулась, припомнив некоторые подробности. Но просто время для любовных утех они выбрали неподходящее. У нее были свои планы, у него – свои… Как бы то ни было, а финальную часть поисков Мелисса решила провести самостоятельно.

Хотя второй водитель ей бы сейчас совсем не помешал. Почему она так резко оборвала свои отношения с Марком? Ведь он же ей нравился. Вот так всегда! Стоит ей завести очередной роман, и она тут же торопится распрощаться с поклонником. Не доверяет она мужчинам, что ли? Впрочем, причины столь странного поведения были ей вполне очевидны, к психотерапевту не ходи. Конечно же, все упирается в покойного отца. Сколько раз он обещал матери завязать с пьянством, а потом начинал все сначала. Ведь это отец всецело повинен в смерти мамы. Тогда зачем она разыскивает по всей Британии какую-то старуху-алкоголичку? Зачем мечется то в Шотландию, то в Бельгию, пытаясь восстановить историю рождения отца? Вот и сейчас потащилась в такую даль, к самой границе с Уэльсом. Зачем ей все эти хлопоты? Ему надо было, пусть бы и искал себе на здоровье!

Да, мой дорогой папочка, именно так! Тебе надо, тебе и искать! С какой стати мне сидеть за рулем, мчаться на другой конец страны, заметь, чужой страны, чтобы решать твои дела? И снова заметь, твои, а не мои! Все это меня совершенно не касается. Да, эта таинственная Каролина, или как там ее, может, и имеет какое-то генетическое родство со мной. Ну и что из того? Она все равно для меня чужой человек.

Этот мысленный спор с отцом длился и тогда, когда за окнами автомобиля замелькали сначала городские пригороды, и потом, когда она миновала очередную развязку и переместилась на шоссе с двусторонним движением и вокруг пошли уже идиллические сельские пейзажи. Конечно, глупо тратить свободное время на всякую ерунду. Вот и сегодня! Вначале она долго искала подходящую придорожную гостиницу для ночлега, потом попыталась вздремнуть пару часиков, несмотря на то, что за стенкой в соседнем номере дико орал телевизор.

С шумными соседями она поквиталась на следующее утро, причем самым гадким способом. Поднялась чуть свет и стала распеваться, причем во весь голос. Как известно, вокализы мертвого способны поднять с постели, не то что разбудить живого. Напевшись всласть, Мелисса побежала в ближайшее кафе, чтобы позавтракать и снова в путь. Главное – успеть улизнуть из гостиницы до того момента, когда доведенные до отчаяния соседи ринутся к администратору с жалобами на певицу. Все же, что ни говори, а хороший оперный голос может оказаться полезным не только по своему прямому назначению.

Чем ближе она подъезжала к Литл-Брайерли, тем больше радовалась, что напялила на себя сразу несколько свитеров, а горло обмотала шарфом. Деревня как деревня: одна длинная улица без названия, почтовое отделение, паб и красивая церквушка из золотистого камня, предположительно то самое аббатство Брайерли. Уже на выезде из деревни она увидела самодельный щит с указанием дороги к лошадиному приюту Мадж Коттислоу. Типичная проселочная дорога, петляющая среди полей и перелесков и обдуваемая ветрами со всех сторон. По обе стороны дороги застыли, словно часовые, могучие деревья, их голые кроны изогнулись почти до самой земли, царапая ветвями крышу капота. Но вот и сама ферма. Ворота открыты, дальше идет узенькая тропинка. Вдалеке стоит припаркованная машина и виднеется стойло для лошадей.

Мелиссу затрясло от волнения. Прямо перед собой она увидела красивый дом из золотистого камня с окнами и соломенной крышей. По всему было видно, что дому не одна сотня лет. Слава богу, вздохнула Мелисса, с облегчением откинувшись на спинку сиденья, ее миссия подошла к концу. Она нашла затерянный в такой глуши уголок, в котором обитает Каролина. Из постройки, похожей по виду на конюшню, показалась женская фигура в бриджах для верховой езды и в зеленых резиновых сапогах.

Мелисса выпрыгнула из машины, улыбаясь во весь рот. «Наконец-то я тебя нашла!» – подумала она.

– Полагаю, вы Каролина Рослин? – проговорила она, делая несколько шагов по направлению к женщине. Она старалась держаться непринужденно, но внутри у нее все дрожало. Странно молодо выглядит эта женщина для своих восьмидесяти с лишним лет.

– Что вам угодно? К сожалению, мисс Рослин нет. Меня зовут Вера Хейз. Если вы насчет того, чтобы привезти к нам на постой еще одну лошадь, то в данный момент я, к сожалению, вынуждена ответить вам отказом. Мы больше никого не принимаем. Приют в скором будущем должен будет переместиться на новое место.

В первый момент Мелисса даже растерялась от неожиданности.

– Нет-нет! Мне нужна именно мисс Рослин. Я проделала такой долгий путь, чтобы повидаться с нею, из самого Лондона. Меня зовут Мелисса Бойд. А где мне найти мисс Рослин?

– Боюсь, вы опоздали…

– Вы хотите сказать… о нет! Я так хотела поговорить с ней! Какая жалость!

– Она сейчас в больнице. Ее положение очень серьезное. Вчера мы нашли ее дома без сознания… Она совсем запустила себя! Вот и случился сердечный приступ. А мы с мужем приезжаем сюда каждый день, выгуливаем ее питомцев. Слава богу, вчера мы приехали раньше обычного. Получилось, что как раз вовремя для того, чтобы вызвать «Скорую». Какое-то время мисс Рослин проведет в больнице, да и потом она едва ли сможет заниматься делами приюта. А вы приехали, чтобы написать статью и помочь нашему фонду?

Мелисса отрицательно покачала головой. Все получилось так, как и предупреждал ее когда-то Марк. Она приехала слишком поздно.

– Простите! Просто новость ошарашила меня… Но я все же надеюсь на встречу с мисс Рослин. У меня к ней чисто семейное дело. Мне так о многом надо расспросить ее!

– Пройдемте в дом! Я привезла с собой термос с кофе. Здесь нет воды. Трубы перемерзли. Заранее прошу прощения за беспорядок в доме, но у Калли просто времени не хватало на домашнюю уборку.

А вот и первое доказательство! Эта женщина назвала Каролину Калли, точно так же ее называла и Либби Стюарт.

Вера ни капли не преувеличила насчет беспорядка. В огромной кухне царил настоящий кавардак: повсюду была разбросана одежда вперемешку с журналами по коневодству, на столе теснилась немытая посуда, тут же валялось множество пакетов и пакетиков из-под чего угодно. Воздух был пропитан запахом сена и лошадиного навоза. В помещении было холодно и сыро, совсем не подходящее место для старой женщины. Они кое-как разгребли ворох хлама и осторожно присели к столу.

– Она уже совсем не может работать, сил почти не осталось. Но такая упрямица! А что подвигло вас заняться ее поисками? – полюбопытствовала Вера. – Действительно, ехать в такую даль!

Мелисса решила не открывать все карты сразу.

– Отец попросил меня найти мисс Рослин, когда я собралась ехать в Англию. Но отыскать ее оказалось совсем непросто! Мой отец знал ее под именем миссис Ллойд-Джоунз. Все мои попытки отыскать ее под этим именем заканчивались крахом.

– Калли – очень закрытый человек, это правда! Она все держит в себе. Вся ее жизнь посвящена спасению животных: лошадей и осликов. Насколько мне известно, раньше она жила в этом же доме вместе с основательницей приюта Мадж Коттислоу и ее подругой и одновременно партнером по бизнесу. Но обе они умерли еще до того, как мы с мужем переехали в эти места. Я полагала, что мисс Рослин тоже одинока, как и они, – Вера немного помолчала, потом снова обвела комнату удрученным взглядом. – Несмотря на то что она никогда не говорила со мной о своем прошлом, у меня почему-то такое чувство, что ей бы захотелось с вами встретиться. Тем более что, по вашим словам, вы приехали искать ее из самой Австралии!

– Вообще-то я учусь в Лондоне, – призналась Мелисса и коротко посвятила Веру в то, чем она занимается в Королевской академии, а заодно рассказала и о своих планах на будущее.

– Вы не могли бы задержаться здесь хотя бы на одну ночь? Не уверена, что Калли принимала у себя гостей. Маловероятно! Понимаю, дом достаточно запущен, хотя, полагаю, Калли была бы вам рада. Но можете переночевать у нас, если хотите.

– Пожалуй, я лучше останусь здесь. Заодно и помогу вам. В детстве я обожала кататься верхом. Да и мама моя тоже очень любила лошадей.

– Тогда мы привезем вам несколько бутылей с водой и растопим камин в соседней комнате. Водопровод в этом доме старый, как и все остальное. Трубы проложены неглубоко, нужно их выкапывать и снова укладывать, но уже на большей глубине, тогда они не будут замерзать. Что же до электричества… Словом, дом красивый, но годится только на то, чтобы изображать его на всяких рождественских открытках. Жить в нем, да еще в двадцать первом веке, практически невозможно. Я вообще не представляю, как Калли умудряется сводить концы с концами, живя на одну только пенсию. А сейчас истекает и срок договора на аренду всего хозяйства. Конечно же, все это не могло не тревожить ее, и вот результат!

Вера повела Мелиссу наверх. Там располагалось несколько спален, но, пожалуй, пользовались лишь одной. Такая же заброшенная и неуютная комната, как и все остальные в этом доме, и такой же полный беспорядок в вещах. Зато в конце коридора, уже почти под самой крышей, обнаружилась вполне приличная комната. Вид у нее, правда, был нежилой, пахло плесенью, но зато все было более или менее чисто. Оставалось лишь проветрить комнату, немного обогреть ее да смести пыль с мебели. Для пристанища на одну ночь сгодится.

Вместе с Верой они убрались на кухне, потом Вера повела ее на конюшни и познакомила с постояльцами приюта – лошадками и осликами. Сама же она тем временем метнулась в деревню и привезла из дому термос с горячим супом, буханку хлеба и молоко.

– Ужинать будете у нас, и это приказ! – предупредила она Мелиссу, выкладывая провизию на стол. – Расскажете нам об отце, посвятите в свои музыкальные планы, как и где вы собираетесь начинать свою артистическую карьеру.

Именно за ужином в доме Хейзов Мелиссе сообщили хорошую новость.

– Я позвонила в больницу, – сказала Вера, – наплела им с три короба. Рассказала, что вы явились к нам чуть ли не из страны Оз, что вы – родственница Калли, и в результате получила разрешение на то, чтобы вы навестили Калли завтра после обеда. Но не более пятнадцати минут, и то, если она будет чувствовать себя сносно. Пока же к ней пускают только меня и жену викария. Но я почему-то думаю, что вам она обрадуется больше.

– Вы очень добры к ней! – осторожно заметила Мелисса.

– О, сущие пустяки! У нашей Калли такое благородное сердце! Скольким людям она помогла в свое время, особенно всем этим молодым сорванцам из городских. Знаете, в юном возрасте легко оступиться и испортить себе жизнь навсегда. Но Калли пользовалась абсолютным доверием у всех трудных подростков. Воистину она давала им второй шанс начать жизнь сначала. А ведь это так важно для любого из нас – иметь по жизни второй шанс, не правда ли?

Они засиделись за разговорами далеко за полночь. Хейзы рассказали ей историю образования питомника, о том, как и кто организовывал фонд, который был учрежден специально для оказания помощи бездомным животным, о странной парочке, Мадж и Алфи, стоявшей у истоков этого благородного начинания, а еще о том, что по деревне упорно циркулируют слухи, что в годы войны Калли работала в разведке и выполняла какую-то секретную миссию.

– Но она никогда и никому не рассказывала о своей работе. Из нее щипцами не вытянешь ни единого слова о ее прошлом. Только Мадж как-то раз обмолвилась, что Калли прошла через жуткие испытания в концлагере. Замечательная, по-настоящему героическая женщина!

Необычно это было – спать одной в пустом старом доме, слушать, как поскрипывают половицы, стоит тебе только сделать шаг, как позвякивают стекла под порывами ветра в рассохшихся рамах, вслушиваться в редкие ночные звуки, долетавшие со двора. Какой контраст в сравнении с привычным шумом большого города, который не спит даже ночью и в котором все так же сигналят автомобильные клаксоны, несутся куда-то машины, визжат тормоза. От здешней же тишины моментально закладывает в ушах.

В тусклом свете пламени догорающего камина Мелисса внимательно разглядывала комнату, словно искала в ней то новое, что открылось ей в облике Каролины из рассказов супругов Хейз. Картины с обычными пейзажами на стенах, что они могут сказать о вкусах хозяйки? Одно она знала точно: Каролина совсем не такая, какой она себе ее представляла. Судя по обилию книг в дешевых бумажных переплетах, она заядлый книгочей. Ее музыкальные вкусы весьма архаичны: немного классики, но в основном джаз начала сороковых годов. Много фотографий лошадей и осликов, снимки незнакомых людей. На каминной полке под толстым слоем пыли множество сертификатов, розеток, почетных дипломов и грамот как напоминание о давно минувших успехах и победах. В серебряной рамочке фотография: две женщины беседуют с принцессой Анной. Этой комнатой давно никто не пользуется. Судя по всему, жизнь Калли протекала только в конюшнях и на кухне. Мелиссе стало грустно. Женщина, столько сделавшая для других, умевшая вселять в людей надежду и веру, сама жила заброшенной жизнью одинокого и никому не нужного человека. Ни уюта, ни элементарного комфорта… Как она отнесется к моему завтрашнему визиту? Выставит за дверь или захочет поговорить? Внезапно Мелисса поняла, как ей необыкновенно важно и как нужно обязательно обрести контакт с этой женщиной.

 

50

Какая же это скука – валяться в больнице без дела! Калли волновалась за своих питомцев, переживала, как справляются без нее Вера и Роджер и нашлись ли им помощники. Конечно, супруги Хейз большие молодцы! Сами вызвались поработать на ферме на время ее болезни, но Калли совсем не хотелось грузить этих славных людей всеми своими проблемами, коих у нее было более чем достаточно. Больше всего ее волновал водопровод. Если трубы заморозились окончательно, тогда это беда! А еще ей надоело лежать днями, опутанной со всех сторон проводами и датчиками. Приборы постоянно мигают, пульсируют, пищат, пипикают, действуя ей на нервы. Калли попыталась проявить какой-то то интерес к соседкам по палате. Но очень скоро все эти кашляющие и бессвязно бормочущие старухи, такие же немощные, как и она сама, ей изрядно надоели. Скорее бы домой, мысленно твердила она, скорее домой!

Доктора и медсестры суетились вокруг нее, задавали всякие разные вопросы, но она-то прекрасно знала, отчего у нее случился приступ.

– Просто я перетрудилась, устала, мало ела, а в доме было холодно, – пыталась она объяснить тем, кто ее слушал. Чего она недоговаривала, но чего отчаянно боялась, так это того, что вся их возня вокруг ее персоны кончится тем, что они постараются запихнуть ее в какой-нибудь дом для престарелых, где, конечно, будет тепло и уютно, но куда она не отправится ни за что на свете, даже под страхом смерти. Уж лучше дать дуба прямо на работе посреди конюшни, чем сидеть божьим одуванчиком в стеклянной клетке и терпеливо ждать своего конца. К тому же она категорически не приспособлена к жизни в коллективе. Все, что ей надо, – это лишь немного помощи по дому и на конюшнях, но когда нет лишних средств, то везде приходится поворачиваться самой. Вот она и крутилась как белка в колесе, пока ее не свалил проклятый приступ. Да, все очень запуталось в ее хозяйстве. Какой-то крючкотворец постоянно дышит ей в затылок, все бубнит, что нужно распродавать питомцев и ликвидировать хозяйство. Как бы не так!

Ее взгляд неожиданно выхватил молодую девушку, которая нерешительно мялась в дверях палаты. Медсестра жестом показала в ее направлении. У девушки были светло-золотистые волосы, и сама она была гибкой, тонкой, изящной, словно молодое стройное деревце. В руке она держала букет из оранжевых и бледно-розовых маргариток, и во всем ее облике и даже в походке было нечто такое, что почему-то сразу же подняло настроение Калли.

– Мисс Рослин? – девушка замолчала и уставилась на нее. – Но ведь ваше настоящее имя – Каролина Ллойд-Джоунз, не так ли?

– Кто вы? – спросила Калли, но сердце ее обмерло, как только она услышала легкий австралийский акцент.

Девушка взяла свободный стул и села рядом.

– Меня зовут Мелисса Александра Бойд, и я приехала из Аделаиды, – девушка замолчала, словно давая Калли возможность осмыслить услышанное. После короткой паузы она добавила: – Моего отца звали Лью Бойд. Полное имя – Дезмонд Льюис Лайонел Бойд. Или Ллойд-Джоунз, но это я выяснила, уже когда приехала в Англию. Как я понимаю, он приходится вам сыном. Я права?

Калли отвернула от нее голову, не в силах слышать столь дорогое ее сердцу имя. Дезмонд!

– Он с вами?

– Нет, к сожалению, но думаю, душой он сейчас здесь. Его последняя воля была узнать, кто послал ему вот это!

Мелисса протянула Калли старую открытку, которую та моментально узнала.

– Боже мой! Неужели он хранил ее столько лет?

– Не совсем так. О, это очень долгая история. Мне пришлось много поколесить по стране, прежде чем я нашла вас. Поиски оказались очень сложными!

Девушка улыбнулась, и Калли узнала веселые искорки, которые точно так же прыгали когда-то в глазах ее матери.

Сама же она была не в силах улыбаться. Напротив, слезы выступили на ее глазах.

– Значит, Дезмонда уже нет в живых?

– Увы, но это так!

Девушка протянула руку, и Калли схватила ее с той отчаянной силой, с которой утопающий цепляется за спасательный круг.

– Так он меня все же помнил? Я писала ему много раз, но никогда не получала ответа.

– Про это я ничего не знаю. Но он оставил мне несколько открыток и старых фотографий, могущих, по его мнению, помочь в моих поисках. А еще вот это! – девушка достала портмоне со старыми фотографиями и орденом Ферранда. Среди фотографий был снимок Примроуз Макалистер, а также фотография Джесси Бойд и Дезмонда, сделанная на ферме Руби-Крик. Этой фотографии Калли никогда не видела.

Внезапно запищал датчик, закрепленный на ее груди, и перед кроватью моментально возникла медсестра.

– Больную нельзя волновать! Или я попрошу вас немедленно покинуть палату!

– Нет, прошу вас! Пусть она еще побудет со мной, – возразила Калли. – Это – моя внучка!

Она взглянула на Мелиссу, не веря тому, что только что сказала. Неужели эта красивая девушка – ее родная внучка?

– Но вы действительно дочь Дезмонда?

– Да, – коротко ответила девушка, и они обе замолчали, словно пытаясь осмыслить произошедшее. Момент узнавания друг друга, первая встреча, что может быть важнее?

– И вы проделали такой долгий путь исключительно ради того, чтобы найти меня?

– О, нет! Только из Лондона! Я учусь здесь, но все они, – Мелисса перешла на шепот, кивнув в сторону медперсонала, – думают, что я приехала к вам из самой Австралии.

Потом Мелисса рассказала Калли, как обнаружила ее местонахождение по статье в старом журнале.

– Спасибо Фиби Фей. Она дала вам очень необычное второе имя.

– Просто не могу поверить в такое чудо. Вы ведь не очень спешите? – с надеждой в голосе спросила у нее Калли. Медсестра по-прежнему не отходила от кровати. – Позвольте ей еще немножко побыть у меня! – пробормотала она умоляющим тоном. – Нам так о многом надо поговорить…

– Не более пяти минут!

– Расскажите мне о своих родителях! Как же я мечтала узнать хоть самую малость о судьбе своего сына…

Мелисса стала что-то говорить, но Калли почувствовала, как тяжелеют ее веки и она засыпает, засыпает… Когда она пробудилась, никакой девушки рядом уже не было. Наверное, ей просто приснился сон: красивая девушка с золотистыми кудрями, ярко-розовый шарф на шее. И она сообщила ей кое-какие новости о Дезмонде, вселив после стольких лет надежду в ее сердце. Хороший сон для женщины, которая собралась умирать! Но в этот миг взгляд ее упал на букет маргариток, стоявший на прикроватной тумбочке.

– У меня кто-то был? – поинтересовалась она у проходившей мимо медсестры.

– Девушка! Можно сказать, она вернула вас с того света. Без всякого преувеличения! Вы сказали, что это – ваша внучка и что она приехала из Австралии.

– Да, да! – растерянно пробормотала Калли. Значит, жизнь все еще продолжается и не все еще потеряно даже для нее.

 

51

По возвращении из больницы Калли не узнала своего дома. Ее привезла на своей машине Вера. Они вошли на кухню, и Калли ахнула от изумления. Будто сказочная фея прошлась по дому и расцветила все вокруг яркими красками. Газовый котел полыхал вовсю, в гостиной стояла огромная рождественская ель, украшенная гирляндами огней, в камине горел огонь.

– Кто это сделал? – воскликнула Калли, бросив удивленный взгляд на Веру.

– О, мы все! Мелисса приезжала на прошлые выходные, навела в доме порядок, а ребята, которые приехали вместе с ней, решили еще и освежить стены и нанесли на них новый колер.

– Но у меня же нет денег, чтобы рассчитаться с ними… И потом, газ…

Калли даже стало нехорошо при мысли о такой невиданной щедрости.

– Не волнуйтесь! Это вам небольшой презент от фонда, чтобы вы смогли пережить зиму в тепле. Вы никогда не потратили из общественных денег ни пенни на собственные нужды. Вот мы и постановили, что пора начинать это делать. Врачи тоже предложили свою помощь… Вы непозволительно много работали, а мы все смотрели на это сквозь пальцы. Пора вам пересаживаться на заднее сиденье.

– Легко сказать! – пробормотала вполголоса Калли, все еще испытывающая потрясение при виде того, какие метаморфозы претерпело ее скромное жилище.

– В конце недели приезжает Мелисса, вот она и введет вас в курс наших планов. У нее есть пара интересных задумок касательно того, как раздобыть средства на содержание нашего приюта. А вас она хочет оградить от излишней физической работы. Короче, она решила устроить специальный благотворительный концерт вместе со своими коллегами-музыкантами. Они выступят в нашем аббатстве. Ну, как вам сама идея?

– А где она сама? Она ведь больше ни разу не навестила меня в больнице.

– Там для вас письмо на каминной полке. Это я убедила ее приехать сюда к нам на Рождество. Мы должны устроить для вашей молоденькой австралийской внучки настоящее английское Рождество.

– Но наверху ничего не готово для приема…

– Да вы еще не видели! Там все блестит и сверкает! Я рада, что вы снова дома! Нельзя, чтобы накануне Рождества дом стоял пустой! – Вера улыбнулась. – Как хорошо, что все закончилось хорошо!

Рука Калли непроизвольно потянулась за носовым платком.

– Я не заслужила всего этого! – прошептала она растроганным голосом. – Вот сейчас возьму и расплачусь, а я вообще-то не привыкла распускать сопли…

– Иногда и поплакать не мешает. Слезы тоже лечат. И вот еще что! Отныне никаких тяжелых корзин и ведер с навозом. У нас здесь образовалась целая рота помощников. Не переживайте! Все животные будут покормлены и досмотрены.

– Вера! Какие вы с Роджером замечательные друзья! Ей же богу! Я не заслуживаю такой дружбы.

В самом деле, чем она может отплатить Вере и всем остальным односельчанам за их поддержку и помощь?

– Так все же что вы решили насчет нашего приюта? – снова вернулась она к больной теме.

– Такие дела одним махом не решишь! Вы отдали этому месту столько лет жизни, можно сказать, вложили сюда всю свою душу. Перемены, конечно, неизбежны, но об этом позже. А пока садитесь пить свой чай. И ни о чем не волнуйтесь! Все образуется, и все будет хорошо.

Калли действительно устала от поездки. А тут еще и дома целый ворох сюрпризов на ее голову. Она молча плюхнулась на старое виндзорское кресло с уже рассохшимися от времени деревянными подлокотниками и жесткой спинкой и принялась внимательно обозревать свои владения. Все вроде бы как было, и все не так! Каждая вещь лежит на своем месте, дом сверкает чистотой. Вопрос лишь, где и как она будет сейчас искать то, что ей нужно? Воздух во всех комнатах свежий, никакой затхлости или заплесневелости. Воистину, новое начало новой жизни… Вот только проблем фонда косметическим ремонтом не решишь! И как им пережить грядущую зиму? А потом и еще одну, если Бог даст…

И тут взгляд ее упал на письмо, о котором ей сказала Вера. Она бросилась шарить по карманам в поисках очков.

Я подумала, бабушка, что ты захочешь прочитать то, что я вложила в конверт. Это письмо мне передали уже после смерти отца. Именно он, твой сын Дезмонд Льюис, попросил меня отыскать ту, которая послала ему открытку. Наверное, тебе будет приятно снова взглянуть на нее…

Калли взяла в руки старую открытку с изображением их дома в Далрадноре. Столько лет прошло с тех пор, как она отправила ее сыну в далекую Австралию. И вот ведь уцелела, не пропала. Раскрашенная вручную фотография снова вернула ее в прошлое. Она вспомнила, сколько сил и душевной энергии потратила на поиски сына, как напрасно отправилась на другой конец света, чтобы забрать его с собой, а в итоге вернулась одна. Она осторожно отложила открытку в сторону и взяла в руки письмо Дезмонда, подвинувшись поближе к свету.

«Дорогая Мел! – Калли смаковала каждую фразу, пытаясь представить себе голос сына. – …Будто я заглядываю в отверстие в огромной стене, которой окружен сад, а там полно цветов…»

От его горьких признаний слезы навернулись на глаза. Так все же он запомнил их сад в Далрадноре. Ну почему они никогда больше не встретились? Калли порывисто прижала письмо к груди.

В доме было тихо. Хорошо, что она сейчас одна и может подумать обо всем спокойно. Столько всего произошло в ее жизни за последние недели. Можно сказать, что вся ее жизнь перевернулась вверх дном.

Она дочитала письмо сына до конца, и ей стало грустно. Увы-увы, но он ее совсем не помнил. И лишь запах роз смутно напоминал ему о ком-то и о чем-то. Калли расплакалась. Слезы текли по ее щекам, когда она представила себе скамейку в их саду среди зарослей роз, на которой она напевала сыну его любимую песенку «Лодка к острову Скай», а малыш просил ее: «Спой мне эту песенку, мамочка, еще раз!»

Оказывается, он тоже страдал алкоголизмом, как и она сама. И тоже боролся со своими злыми демонами как мог: много работал, добился успеха, но лишь гибель любимой жены Сандры отрезвила его окончательно. О, как все это хорошо понятно ей самой! И как похожи они с сыном! Как бы ей хотелось узнать его поближе… Но, наверное, неспроста он послал свою дочь на ее поиски. В другую страну, в такую даль, безо всяких ориентиров… Видно, Дезмонд хотел примириться с ней хотя бы таким необычным способом и обрести, наконец, вечный покой своей душе.

Ах, если бы можно было отмотать прожитые годы вспять! И она бы не пошла учиться в разведшколу… Или проявила бы твердость характера и забрала сына с собой… Или… Бесконечные «или». Калли покачала головой и слепо уставилась на огонь, полыхающий в камине. Что было, то прошло. «Скажи спасибо, что жизнь дала тебе второй шанс, – вздохнула она, – и ты обрела внучку. Разве это не чудо? Само Провидение позаботилось о том, чтобы это чудо свершилось. Ах, поскорее бы снова увидеть Мелиссу!»

 

52

«Какой бес в тебя вселился? – вопрошала себя Мелисса, сидя в машине. – Ты бросаешься на всех, словно ненормальная, от самого Лондона! Просто я чертовски устала!» – отвечала она мысленно, не в силах продолжать этот бессмысленный спор с собой.

«Ты устала, и поэтому досталось и Марку, как и всем. А ведь он, бедняга, терпел дольше остальных. И что он сделал не так? Да ничего! Все он делал так! Но просто мне хотелось все сделать по-своему!»

«А сейчас уже не хочется? Так позвони ему! – нашептывало ей сердце. – Извинись и все такое! И поспешай, пока другие красотки не заграбастали его».

«Вот еще чего! – тут же взвилась она. – Пусть катится на все четыре стороны! Он – свободный человек, и я тоже вольна идти своим путем!»

Мелисса оглянулась на заднее сиденье. Кажется, ничего не забыла из того вороха бумаг, который ей вручили в адвокатской конторе. Она отправила им адрес Каролины по электронной почте, правда, ответ юристов ее изрядно озадачил. Во всяком случае, появилась пища для размышлений, но она решила пока не расстраивать бабушку.

Сейчас главное – это новогодний концерт в аббатстве. Предполагается устроить настоящий гала-концерт с вином, закусками и прочее. Слушатели, которые заполнят церковь, одновременно выступят и жертвователями средств в фонд имени Мадж Коттислоу. Все артисты, из числа друзей и коллег, согласились выступить бесплатно, только транспортные расходы и проживание. Мелиссе даже удалось организовать квартет из числа выступающих. Анджи выступит соло на своей флейте, ее собственный аккомпаниатор обещала подготовить небольшую концертную программу из нескольких фортепианных пьес.

Мел все еще никак не могла привыкнуть к мысли о том, что нашла бабушку исключительно волей случая. Точнее, Провидения, которое, должно быть, направляло ее по верному следу все время, пока велись поиски. Но как могли Джесси и Джим, те, кого она всегда считала своими бабушкой и дедушкой, как могли они утаить правду от ребенка? Почему они не оставили Лью ни единого шанса на то, чтобы самому сделать свой выбор? Никто не объяснил ему, никто не уговорил уехать домой вместе с этой незнакомой женщиной, и это разбило сердце Каролины, вызвало разлад в семье, и дочь так и не помирилась с матерью вплоть до самой смерти Фиби Фей. Как все это печально, думала Мелисса.

– Понимал ли ее отец в глубине души, что он тогда натворил, будучи ребенком? Конечно, он был еще слишком мал, чтобы понять, что такое материнская любовь и что такое любовь вообще. Не потому ли всю свою жизнь он тосковал в душе о чем-то утраченном безвозвратно. Его меланхолия началась много раньше, чем погибла жена. Вполне возможно, именно неосознанная душевная тоска и толкнула его на путь пьянства. А после гибели Сандры он и вовсе потерял контроль над собой. Наверняка он помнил гораздо больше, чем написал в последнем своем письме. Недаром он сам рассказал ей о даме, которая когда-то приходила к ним, навещала его, а потом уехала навсегда. Вне всякого сомнения, он догадывался, кем была эта женщина!

Мелисса снова сосредоточилась на дороге. Ах, как многого уже не узнать никогда! А ей так хотелось бы узнать побольше подробностей о своем родном дедушке Луи-Ферранде. Надо обязательно сообщить все последние новости отцу Каролю. Получается, что благодаря Марку и его инициативам она обрела целую семью, новую семью…

Мелисса почувствовала, что улыбается во весь рот. Что ж, пришло время, когда действительно можно забыть о прошлом и сконцентрироваться всецело на будущем. Поручение отца выполнено. Теперь предстоит проанализировать все ошибки прошлого и никогда не повторять их самой. Вот только кто такой Марк Пенроуз? Часть ее прошлого или исключительно элемент будущего? Неужели же он не заслуживает, чтобы ему тоже дали еще один шанс?

Весь остаток пути она проделала в молчании, боясь пропустить в сгущающихся сумерках указатель с поворотом на Литл-Брайерли.

 

53

Это было самое необычное Рождество для Калли за долгие и долгие годы. Впервые в ее доме был гость, и не просто гость, а человек, готовый услужить во всем, прибегающий к ней по первому зову, приносящий в постель чай и все остальное. Гость, точнее, гостья, взвалила на себя все хлопоты по уходу за животными, она вытаскивала навоз из стойл, выгуливала пони и осликов, кормила их. А еще Мелисса отвечала на все телефонные звонки и сама ездила в деревню за покупками, словно она уже совсем немощная старуха, прикованная к креслу. Калли не привыкла к такому повышенному вниманию к собственной персоне, но сил и правда у нее осталось немного. Во всяком случае, когда она попробовала вернуться к своей привычной рабочей рутине, то очень скоро поняла, что задыхается и у нее подкашиваются ноги.

Ей нравилось смотреть, как Мелисса управляется на кухне, нравилось слушать, как она распевается в пустой конюшне, пока лошади пасутся на пастбище. Иногда она брала такие высокие ноты, что Калли откровенно боялась, что от этих звуков могут полопаться стекла в оконных рамах. Конечно, вокальный дар ее внучка унаследовала от своей прабабушки Фиби Фей. Как счастлива была бы Фиби увидеть эту прелестную девушку, точную копию ее самой в годы расцвета сценической карьеры. Достаточно взглянуть на старинные открытки, чтобы убедиться в этом. Такая же светловолосая, искрометная, грациозная, и что-то мальчишески озорное во всем ее облике. Калли не могла дождаться, пока увидит свою внучку в нарядном платье. Увы, современная молодежь не вылезает из джинсов и кедов.

Однажды в порыве откровенности Мелисса призналась ей, что недавно порвала со своим последним поклонником. А он, между прочим, сильно помог ей в поисках семейных корней. Сейчас она уже жалеет, что поссорилась с ним, но женская гордость мешает сделать первый шаг. Она и сама была когда-то точно такой же, размышляла Калли, неуступчивой, вспыльчивой, готовой рубить сплеча, раз и навсегда.

Но надо же! Столько перемен, и всего лишь за один год! Одинокое прошлогоднее Рождество в компании с телевизором и свиной отбивной, с последующей прогулкой по полям. Она всегда отказывалась от любых приглашений, зная, что потом будет тосковать по общению. А сейчас все иначе! Она могла часами слушать рассказы внучки о том, как они жили все втроем, ее сын, его жена Сандра и их дочь, о том, как хорошо им было, пока… пока Лью не стал спиваться. Он изо всех сил пытался быть хорошим отцом, но, судя по всему, борьба с собственными пороками отняла у него слишком много сил. В результате навалилась страшная болезнь.

Дезмонд обрел любовь в жене, но злая судьба отняла у него эту женщину, как когда-то отняла у нее самой сына. В чем-то их судьбы так трагически схожи. Но хорошо, что сейчас она знает всю правду о сыне без прикрас, и черные, и светлые стороны в его характере. В конце концов, она должна благодарить Бога за то, что Лью и Сандра родили на свет такую прелестную девочку, которая не только отыскала ее, но и вернулась в свою родную семью.

А сейчас столько радостных ожиданий в связи с предстоящим концертом в аббатстве. В храме замечательная акустика, и все должно пройти на высшем уровне. Вот только будущее фонда оставалось неясным, и это тревожило Калли. Невеселые же мысли подтачивали ее изнутри, она слабела с каждым днем. То, что жизнь ее подходит к концу, было ясно и так, но Калли твердо вознамерилась прожить остаток дней с наибольшей отдачей, на которую способна. У нее есть достойный пример. Мадж! Вот у кого надо поучиться умению жить с пользой для людей. Разве забудет она, что сделали для нее две незнакомые, в сущности, женщины, как они приняли ее, сломленную, спившуюся, доведенную до высшей степени отчаяния, как вернули ее к нормальной жизни и как помогли обрести смысл в этой новой для нее жизни. А вторично это же самое проделала с ней Мелисса, появившаяся у ее больничного изголовья всего лишь месяц тому назад. Всего лишь месяц! А у нее такое чувство, будто она знает и любит это прелестное дитя всю свою жизнь.

На второй день Рождества, который в народе еще называют «днем подарков», они коротали вечер вдвоем с Мелиссой, сидя у камина. Но вот девушка поднялась со своего места и вышла в другую комнату, а через какое-то время вернулась снова в гостиную с бумагами в руках.

– Бабуля, я тут припасла для тебя кое-какие новости. Они такие горячие, что, боюсь, прожгли дырку в моей сумочке. Но почитай сама!

Она протянула бумагу Калли и сунула ей в руки очки.

– Ты же помнишь, я рассказывала тебе, что во время своих поисков обращалась в одну юридическую контору, которая занималась всеми вопросами, связанными с наследством Фиби Фей. И вот что они мне прислали.

Калли взглянула на шапку.

– Господи боже мой! Неужели они все еще существуют?

– Читай, бабуля!

Касательно имения покойной Фиби Анны Бордман в свете недавно состоявшейся дискуссии по теме.

Некоторое время тому назад нами было получено письменное обращение от юридической фирмы «Петтигрю и Коупленд» из Глазго, согласно которому нынешние арендаторы имения Далраднор в графстве Стерлингшир изъявили желание выкупить данное имение в свою полную собственность вместе со всеми прилегающими к нему земельными наделами. Они предполагают совершить покупку в полном соответствии с современными рыночными ценами на недвижимость и землю, если собственник не имеет ничего против заключения такой сделки.

Сейчас, когда мы располагаем точным адресом Каролины Рослин-Джоунз, урожденной Бордман, мы направляем ей копию официального предложения на оформление акта купли-продажи для дальнейшего изучения и принятия окончательного решения.

– Бабуля, ты хоть понимаешь, что, продав Далраднор, ты сумеешь решить все финансовые проблемы фонда Мадж Коттислоу? И еще даже останутся деньги на капитальный ремонт в доме. Ты сможешь сделать его более комфортабельным: утепление, душевая кабина, ремонт крыши, еще один туалет под лестницей. У тебя появятся свободные средства на то, чтобы обзавестись постоянной помощницей. Ну, что скажешь?

Мелисса буквально кипела от радостного возбуждения. Глаза ее сверкали, щеки разрумянились. Еще бы! Столько возможностей вдруг открывается перед старой больной женщиной!

Калли вдруг почувствовала, как неприятно сжалось ее сердце, и сделала глубокий вдох, чтобы унять внезапную боль.

– Но ведь Далраднор принадлежит нашей семье… В один прекрасный день он станет твоим. А мне… сколько тут осталось? Мне уже ничего не надо.

– Далраднор не имеет ко мне никакого отношения. Он для меня – чужое место. Я даже в дом не зашла. Сейчас главное – это решить все те проблемы, которые важны для тебя. А за меня, пожалуйста, не переживай! – Мелисса слегка подшевелила огонь в камине. – Отец оставил мне приличное состояние.

Да, здорово было бы продать старое имение, подумала Калли, и разом сбросить с себя весь груз накопившихся проблем. Тем более что время работает против нее.

– Тогда наш фонд имел бы хорошее обеспечение на будущее, – проговорила она вслух. – Мы даже смогли бы расшириться в перспективе, принять на постой больше лошадей, оборудовать более современные конюшни, нанять грумов и начать обучать этому ремеслу местную молодежь. Я уж точно одна с этим не справлюсь.

– Бабуля! Мне кажется, что Фиби завещала тебе не только дом. Вступив в права наследства, ты станешь очень обеспеченной женщиной.

Калли равнодушно пожала плечами. Энтузиазм внучки не воодушевил ее.

– Я бы отдала сейчас все на свете, чтобы вернуться хотя бы на миг в прошлое и помириться с ней. За деньги счастье – увы! – не купишь. Разве что покой и кое-какие удобства, но это – не главное в жизни. Я вообще не хочу от нее ничего брать.

– Но как же так? Если ты откажешься от наследства, все это отойдет государству! – совершенно искренне возмутилась Мелисса.

– Ты меня не подгоняй, моя юная леди! – проворчала Калли нарочито сердитым тоном. – Слишком всего много свалилось на мою бедную головушку. Нужно все хорошенько обдумать. А прямо сейчас я хочу поговорить с тобой совсем о другом! – Наступил черед Калли вести прямой диалог.

– О чем, бабушка? – мгновенно насторожилась Мелисса.

– О ком, моя дорогая! Об одном молодом человеке, который очень помог тебе в качестве начинающего детектива. Я была бы счастлива познакомиться с ним.

– Поздно! Между нами все кончено! Приходится смириться с тем, что если ты серьезно занимаешься музыкой, то времени на всякие романтические бредни уже просто не остается.

– Глупости! Пустые отговорки! Сколько великих артистов и музыкантов вполне счастливы в своей личной жизни. Учись на моих горьких ошибках. Не позволяй счастью так легко проскользнуть между пальцами твоих рук в то время, как ты якобы занята обустройством своего судьбоносного будущего. Все придет вовремя к тому, кто умеет работать. Ну, и плюс немного везения, конечно! У тебя впереди еще целая жизнь, хватит времени и на успех, и на овации слушателей. Могу представить, какими тяжелыми и утомительными оказались поиски затерявшейся бог весть где старухи. Но я не вечная! А потому, пока я еще кое-как двигаюсь, хочу лично поблагодарить твоего Марка за все, что он сделал для того, чтобы мы с тобой обрели друг друга. Думаю, он любит тебя по-настоящему, иначе не стал бы терпеть твой несносный характер так долго.

– Не говори ерунды, бабуля! Он совсем не тот человек, о котором я мечтаю для себя на будущее! – возразила Мелисса, старательно пряча глаза от Калли.

– У меня на сей счет другое мнение! Думаю, именно он и есть твой избранник. Его подарила тебе сама судьба! Ведь не случайно же моя открытка попала ему в руки. Само Провидение свело вас вместе. Точнее, оно свело всех нас. Верь мне! Уж я-то хорошо знаю, что это такое – встретить свою настоящую любовь не тогда и не в том месте. Влюбленным всегда и всюду приходится преодолевать множество препятствий, но ты следуй зову своего сердца, отбросив в сторону амбиции и прочую чушь, и тогда все будет хорошо. Еще раз повторяю! Учись на моих ошибках! Я на собственном опыте прочувствовала, что это такое – потерять все! Обещай мне подумать над моими словами!

Кажется, ее усилия оказались не напрасными, подумала Калли, глядя на расстроенное лицо внучки. Сама она оплатила собственную мудрость слишком дорогой ценой.

– Каждый заслуживает получить от жизни шанс и начать все сначала, – задумчиво бросила она и добавила шутливым тоном: – Даже ты, моя юная леди! У вас, у молодых, сегодня столько возможностей. И выбор перед вами самый широкий. Мы в свое время и мечтать о таком не смели. Все пути открыты перед тобой. Вот и наслаждайся жизнью, развивай свой музыкальный дар, но и о любви тоже не забывай. У меня тоже была любовь, но война оборвала все. Какой замечательной и совершенно иной была бы наша жизнь, если бы не было войны! Если бы мы с Феррандом были вместе… – Калли тяжело вздохнула и сокрушенно покачала головой. – С другой стороны, тогда бы у меня никогда не было тебя. Наверное, сегодня именно тот день, когда я не стану жалеть ни о чем! Да, потеря Дезмонда Льюиса в свое время обернулась для меня чистым безумием. Я думала, что никогда не справлюсь со своим горем. Горько осознавать, сколько лет упущено зря. А ведь мы могли бы общаться! И мать так и ушла в мир иной, не дождавшись моего примирения с нею. Я разбила ей сердце! Только я! Почему мы начинаем понимать своих родителей лишь тогда, когда их уже нет рядом с нами? Но все мы как-то приспосабливаемся к этой жизни и находим пути и способы облегчить свою боль. Мне повезло, быть может, больше, чем другим. Мадж и Алфи дали мне здесь второй шанс, и я этого никогда не забуду!

Вот и ты! Прости своего отца за то, что он топил собственное горе в вине. Алкоголь – это такая соблазнительная обманка для тех, кто одинок, кому плохо… Спиртное помогает нам забыться и одновременно медленно подтачивает наши силы изнутри. Мы убиваем себя собственными же руками. А не у всех из нас сильная воля, способная противостоять соблазну. Ты должна понять это, Мелисса. Знаю, он глубоко ранил твое сердечко своим невниманием к тебе. Да, родители порой забывают, что самое главное из того, что мы можем дать своим детям, – это время, наше время, которое мы можем провести вместе. Я сама была такой же бездумной! Бросила сына, уехала прочь! Можно сказать, я столько раз предавала его…

Истинный смысл в жизни я обрела только здесь, в этом приюте для бездомных животных. У меня появилось дело, ради которого нужно каждое утро подниматься с постели. И награду я получила! Что может быть дороже бескорыстной привязанности и любви десятков искалеченных, затравленных животных, которых ты выходила и поставила на ноги? А в конце жизни я вовсе получила свою главную награду – тебя. И вместе с тобой в мою жизнь снова вернулись Ферранд и Дезмонд. Разве могла я мечтать о таком счастье? Никогда! А потому люби и не бойся любви! Любовь раскрывает в каждом человеке все то лучшее, что в нем есть. И это здорово!

Мел долго не могла заснуть после разговора с бабушкой. Ее прежние страхи и сомнения никуда не делись, но приходилось признать, что ее мысли заняты Марком сильнее, чем ей этого бы хотелось. Месяцы, прожитые без него, показались ей вечностью. Ей было одиноко и пусто. Что ж, следующий раз она будет вести себя умнее. Разве можно так резко рвать отношения? Неожиданно для себя самой она стала негромко напевать старую народную песню: «Я знаю, с кем отправлюсь в путь…» «Ах, если бы и я знала, с кем и куда я отправлюсь в путь», – вздохнула она про себя.

Мелисса услышала, как к парковке возле церкви подъехал фургон. Пора переодеваться к выступлению. В гримерную переоборудовали ризницу. Среди ряс священнослужителей она и станет примерять перед зеркалом свое новое концертное платье. Нежнейший панбархат цвета насыщенной фуксии, открытый верх, узкий лиф и накидка с длинными рукавами, отороченная по низу атласной лентой. На шее – нитка жемчуга, принадлежавшая когда-то ее прабабушке Фиби Фей. Калли подарила ей это ожерелье в комплекте с жемчужными сережками.

Мелисса осмотрела себя в зеркале. Шикарно! Будто сама Мария Каллас готовится к выходу на сцену знаменитой Ла Скала. И волнение то же, что испытывают все артисты перед выходом. Пора поиграть в старую игру «ты-ты-ты». Так все музыканты желают друг другу удачи перед началом концерта. Конечно, аббатство Брайерли – это не Ковент-Гарден, но если честно, то свое выступление здесь она считает самым важным из всех, что случались в ее жизни до сих пор.

Церковь была заполнена до отказа. Какое счастье, подумала Калли, и усмехнулась про себя. Все местные богачи и знаменитости графства почтили концерт своим личным присутствием, явившись перед остальной публикой во всей красе и блеске. Пришлось и Калли тряхнуть стариной и не ударить в грязь лицом ради внучки. Она надела длинную черную юбку, бархатный пиджак, редкие седые волосы Мелисса уложила ей на затылке в некое подобие высокой прически. Но в целом получилось совсем даже неплохо! И – верх элегантности! – она умудрилась втиснуть ноги в туфли на каблуках.

Концерт начался строго в назначенное время. Вначале выступил струнный квартет. В их исполнении прозвучало несколько произведений возвышенно-религиозного содержания. Дивные звуки лились со сцены и уносились высоко вверх, под самый купол храма. Затем выступила флейтистка. Она исполнила соло пару тоже очень красивых мелодий. Но вот, наконец, на ступенях алтаря появилась Мелисса, ослепительно красивая в своем концертном наряде и величественная, как самая настоящая королева.

Уже при первых же звуках ее голоса, который свободно полился в зал, завораживая слушателей богатством обертонов, Калли невольно восхитилась тембру ее голоса, такому насыщенному и такому бархатистому. Люди удивленно переглядывались, поражаясь удивительному самообладанию молодой певицы и, конечно, восхищаясь ее редкостным по красоте голосом. Калли не была искушенным знатоком вокала, но и она понимала, что присутствует при рождении новой звезды оперного искусства. А уж мысль о том, что эта ослепительная девочка есть твоя плоть и кровь, эта мысль и вовсе заставляла трепетать все ее естество.

Мелисса закончила петь и с улыбкой посмотрела на бабушку.

– Сейчас, – объявила она свой следующий номер, – я спою в честь своих шотландских предков романс на слова Роберта Бернса «Любовь, как роза, роза красная».

Как мог появиться на свет такой талант, недоумевала Калли, как он выкристаллизовался из стольких потерь? Но и из любви тоже! Фиби, Артур, Ферранд, Дезмонд… Они все любили, страдали, судьба разводила их в разные стороны и разлучала навсегда. Но вот все их былые страдания переплавились в новое начало. Внучка вернула в ее жизнь радость, она позволила ей испытать давно забытое чувство гордости, она сделала ее по-настоящему счастливой. Боже, дай ей силы хоть в малой степени отплатить этому ребенку за все то добро, которое она сделала для нее.

После громовых оваций Мелисса исполнила «Песню пастушки» из цикла «Песни Оверни», которые Жозеф Кантелуб написал специально для сопрано. Калли полезла в карман за носовым платком, чтобы промокнуть слезы, выступившие на глаза от переизбытка чувств. Она окинула взглядом собравшихся. Публика с энтузиазмом встречала каждый новый номер. Все, и старые, и молодые, объединились в одном благодарственном порыве. И всех их, таких разных и не похожих друг на друга людей, сумела объединить ее внучка, разбудив дремавшую в каждом любовь к музыке.

После новостей, полученных от лондонских адвокатов, Калли, можно сказать, совсем лишилась сна. В свое время она поклялась, что никогда не переступит порог дома в Далрадноре без Дезмонда. Но сейчас, когда ее сына больше нет в живых, какой смысл и дальше продолжать цепляться за эту недвижимость? Особенно зная о бедственном положении фонда, которому отдано столько лет ее жизни. Продажа Далраднора решила бы одномоментно все их финансовые проблемы, но… Впрочем, разве можно думать обо всем этом прямо на концерте?

Все прекрасно и великолепно, огорчало лишь одно. Калли снова обвела глазами зрителей, пытаясь обнаружить среди десятков лиц одно, нужное ей. Наконец ее взгляд выхватил из толпы высокого молодого человека, запорошенного снегом, который робко протиснулся через дверь и замер у самого входа. Его глаза были устремлены на Мелиссу, и в них было столько… Словом, Калли осталась довольна тем, что увидела. Все получилось так, как надо, улыбнулась она про себя. Вера отправила ему приглашение в самую последнюю минуту, и он приехал. Что ж, у каждого есть право на вторую попытку. Вот знать бы только, как ей распорядиться будущим фонда с оптимальной пользой для всех ее близких! Пока твердой уверенности в том, что она поступит правильно, продав Далраднор, у нее не было.