1

Каролина шла по лесной тропинке, пробираясь сквозь густые заросли, прихрамывая и придерживая рукой расцарапанную в кровь коленку. Вот он, результат ее попытки взобраться на вершину горы под названием Ведьмино Помело. А ведь Найвен Лэрд предупреждал ее, что гору соорудил сам дьявол. Но Каролине-то известно, что это всего лишь горный отрог, небольшой скалистый холм, и все равно она умудрилась шлепнуться вниз, и коленка теперь болела совсем даже не понарошку. Ей не хотелось, чтобы близнецы увидели, как она плачет. А потому она пустилась домой напрямки. Дома Марти ей поможет.

Была уже середина сентября. Куманика созрела и источала благоухающие соки. Кухня была напоена ароматами варенья, ибо миссис Айбел все дни занималась тем, что разливала по баночкам с видами Данди темно-красное мармеладное желе. Вот беда! С пораненной коленкой не сходишь за грибами. Не пособираешь желуди или лесные орехи. Да и времени лишнего нету.

Девочка вихрем вбежала в холл и едва не сбила с ног пожилого мужчину в твидовом пиджаке и бриджах. Тот любовался картинами, висевшими на стене вдоль лестницы. Он отвернулся от живописных полотен и внимательно обозрел ее килт, грязные носки, жаккардовый свитер с дыркой на рукаве и многочисленными затяжками на груди.

– И кто же это носит тартан нашего клана? – поинтересовался он вслух, с любопытством разглядывая девочку.

В дверях моментально возникла миссис Айбел.

– Господи боже мой! Вы только взгляните на эту замарашку! Что подумает сэр Лайонел, хотела бы я знать! Это племянница мисс Фиби, сэр. Она у нас такая егоза!

– Вижу-вижу! – улыбнулся мужчина. – Сколько ей? Шесть?

– Уже семь! – громко возмутилась Каролина и тут же, вовремя вспомнив о манерах, добавила: – Сэр!

А что, если этот джентльмен в курсе, что завтра у нее день рождения? Может, он даже привез ей подарок. Впрочем, она никогда не видела его раньше. Каролина скромно отступила назад, давая ему возможность рассмотреть себя как следует.

– Высоковата для своего возраста, вы не находите? Настоящий сорванец! – мужчина рассмеялся.

– Это уж точно! Из леса не вытащить! И вечно возвращается домой, перемазанная грязью с головы до ног. Тетя привозит ей из Лондона такие нарядные платьица! Да разве ее заставишь ходить в платьях? Ну да хватит о девчонке! Рада видеть вас снова в наших краях, сэр Лайонел! Хорошо, что вы приехали на охотничий сезон. Как поживают ваши близкие?

Сэр Лайонел бросил задумчивый взгляд на экономку.

– Как обычно, миссис Айбел. Жена так и не смогла оправиться после гибели Артура. Да и Верити тоже переживает. Стольких друзей потеряла – не только брата! Немногие из ее знакомых вернулись домой живыми. Но я рад, что Далраднор совсем не изменился. Все как в старые добрые времена. Ничто так не оживляет атмосферу дома, как дети, вы не находите? Так что эта стрекоза здесь как нельзя более кстати. Говорите, племянница Фиби? Каролина?

Джентльмен снова уставился на нее внимательным взглядом.

– Калли! Все зовут меня Калли! И еще у меня болит коленка! – воскликнула девочка и ткнула пальцем в кровоточащую рану.

– Да ты всю кожу содрала! – испуганно ойкнула миссис Айбел. – Немедленно ступай наверх. Марти промоет тебе рану и переоденет.

Калли с явной неохотой стала подниматься по лестнице.

– Ах, как же я рада нашей встрече, сэр Лайонел! – услышала она у себя за спиной. – Вы так долго не приезжали к нам! Как жаль, что все так случилось! И прямо накануне свадьбы мистера Артура… Оставайтесь у нас на ужин. Точно не знаю, когда мисс Фиби прибудет из Лондона.

– Благодарю за приглашение, но у меня дела. Вот заглянул к вам по пути. Захотелось лично удостовериться, что, как поется в нашем новогоднем гимне, старое доброе время здесь еще не закончилось. И вы все так же лелеете молодую поросль, Нэн.

– Приходится. Сказать по правде, мне даже нравится, когда в доме резвятся дети. Калли – славная девочка, и ее няня Марти с ней отлично управляется. Особенно если учесть, что она иностранка. Мисс Фиби ведь постоянно пропадает в Лондоне.

– А я уж было подумал, она отошла от сцены.

Калли внимательно слушала разговор, стоя наверху, готовая вставить словечко при первом же удобном случае.

– Тетя Фиби снимается в кино. На мой день рождения она повезет всех нас в кинотеатр в Глазго. А вы привезли мне подарок ко дню рождения?

– Каролина! – захлебнулась от возмущения миссис Айбел, но сэр Лайонел лишь весело рассмеялся в ответ.

– Все правильно! Для того чтобы что-то получить, надо вначале попросить. Сейчас подумаю, моя юная леди, что бы вам такое подарить.

– Когда я была ребенком, все было иначе! – строго попеняла девочке экономка, скрестив руки на груди. – Если попросишь, тебе никогда не дадут это. И никаких дней рождения не было и в помине! Приношу свои извинения, сэр, за нашу невоспитанную юную леди.

Калли пулей ворвалась в детскую. Марти сидела в кресле-качалке и латала ее школьную юбку, разорванную накануне.

Кажется, Марти только этим и занимается с утра и до позднего вечера: следит за тем, чтобы Каролина не показалась на людях в грязных чулках, без носового платка в кармашке школьного фартука, чтобы майка была чистой. А еще Марти всегда рассказывает ей на ночь всякие увлекательные истории и сказки. Марти, экономка Нэн Айбел, садовник Том – вот весь круг ее общения, ее мир. И, конечно, Найрин и Найвен, ее лучшие друзья. Одно плохо: ну почему она родилась девочкой? Ведь так здорово быть мальчишкой!

Марти бережно промыла рану и так осторожно перевязала ее, что коленка даже перестала болеть. Затем она вымыла девочку и уложила ее в кровать.

– Время для послеобеденного сна, мисс! Сегодня можешь поспать подольше, пока мисс Фиби не приедет из Лондона.

Но Калли была слишком взбудоражена предстоящей встречей. Ведь тетя Фиби всегда приезжала с целым ворохом подарков: красивые книжки с картинками, наборы шоколадных конфет в нарядных коробках. И всегда – масса новостей обо всем на свете. Миссис Айбел тоже делала соответствующие приготовления: вкуснейшие лепешки с малиновым вареньем и кремом, воздушные пирожные безе, фирменный пирог с мясом. В столовой уже накрыт праздничный стол: белоснежная кружевная скатерть, серебряные приборы, красивая чайная посуда. Тетя Фиби всегда приезжает на ее день рождения, и сегодня она обязательно приедет. И так хорошо, что еще и каникулы. Занятия в академии мисс Камерон начнутся не скоро. Впереди уйма свободного времени. Можно строить планы. Вот, к примеру, завтра утром они поедут на поезде в Глазго, как и пообещала ей тетя Фиби в открытке.

Конечно, и Марти, и Нэн, они такие славные, но они – это тот хлеб, который она ест каждый день. Другое дело – тетя Фиби. Это уже самый редкий десерт, вкуснейшее мороженое, любимое лакомство. Словом, тетя – это всегда праздник.

Ой, ей столько нужно будет рассказать тете Фиби! Она нашла в лесу гнездо филина, засушила для гербария необычный цветок, вместе с Марти они разучили новые песенки из Болье. А еще она расскажет, чему их учат в школе. Например, она уже может самостоятельно и очень аккуратно написать свое имя и фамилию.

На прикроватной полке стоит альбом с открытками. Тетя Фиби всегда посылает ей открытки из самых разных мест: здесь и виды Биаррица, Парижа, Мальты. Но все эти снимки были получены еще до того, как закончилась Великая война, о чем с радостью возвестили церковные колокола в их деревушке. А вот открытка с видом Тауэра и какой-то портовый город под названием Гавр. Следом пошли фотоснимки самой тети Фиби, загорелой, на фоне разнаряженных кукол в ярких полосатых юбках и кружевных шляпах. Это не совсем обычные куклы. С ними нельзя играть! Это – коллекционные куклы, предназначенные для всяких выставок. Впрочем, Калли и так никогда не играет в куклы. Зато у нее есть любимый игрушечный ослик с настоящим кожаным седлом. Для него даже путы специальные имеются и нарядный хомут из блестящих синих бусинок.

Ни у кого из ее школьных подружек нет такой знаменитой тети. Тетя Фиби играет в театре, она щеголяет в красивых нарядах, в мехах, изысканных шляпках. Да, Калли знает, что ее родители умерли, едва она появилась на свет. И дом тети Фиби стал для нее родным домом. За что она должна быть только благодарна судьбе. По словам Марти, тетя много помогала солдатам во время войны, особенно тем, кто ушел на фронт из их деревни. Но сейчас войны уже больше нет. И только большой крест, установленный на деревенской площади с выбитыми золотом именами тех, кто не вернулся домой, напоминает о том, что война все же была. Некоторые имена она уже даже может прочитать самостоятельно. Вообще-то с чтением у нее дела обстоят не очень. Зато она знает названия всех цветов – и тех, что у них в саду, и тех, что растут в лесу и на полях. И птиц она хорошо различает. Садовник Том научил ее узнавать птиц по их щебетанию. А еще она знает, где мечут по весне свою икру лягушки, из которых потом выводятся головастики, и где селятся черные дрозды. Они часто устраивают вместе с Марти пикники на озере. Располагаются прямо на берегу, усыпанном галькой, обязательно берут с собой корзинку с провизией. Пирог с дичью, бутерброды, пирожные с фруктами и большой термос горячего чая.

Хуже, когда на улице дождь. Калли ненавидит сидеть в четырех стенах. А вот зимой снег играм – не помеха! Так весело поиграть в снежки, или слепить снеговика, или скатиться вниз с горы на санках. Изредка она помогает Нэн на кухне или по дому служанке по имени Эффи Драммонд. У той всегда наготове какая-нибудь леденящая душу история о привидениях, оборотнях или водяных, которые так и ждут, чтобы затянуть человека в омут. А Калли и рада послушать про всякие ужасы! Удобно устроившись за столом, она неторопливо глотает обжигающе горячий чай с домашним печеньем или раскрашивает цветными карандашами свои раскраски и слушает затаив дыхание.

Но сегодня придется закрыть глаза и притвориться спящей. Марти тихонько выйдет из детской, и она останется в своей мансарде одна, начнет разглядывать зарешеченные окна, пылающий камин, огороженный латунной изгородью, за которой так весело искрятся угольки. Перед уходом няня предусмотрительно поставит у самой двери ее верного сторожа, лошадку по имени Дэппл, на тот случай, если Калли вдруг проснется посреди ночи и испугается чего-нибудь.

Калли нравилась ее комната. Нравилась просторная металлическая кровать с латунными набалдашниками и ярким лоскутным покрывалом ручной работы. У нее даже имелся свой собственный туалетный столик, все ящики которого пропахли нежным запахом лаванды. Листьями лаванды были переложены и ее платья, завернутые в тонкую тисненую бумагу. Вообще-то почти весь год, пока идут занятия в школе, Калли ходит в школьной форме: коротенькая туника с юбочкой в золотистую полоску, темно-зеленый кардиган, отделанный золотым кантом, толстые шерстяные гетры, тоже зеленого цвета и очень кусачие к тому же, темно-зеленая фетровая шляпа с фирменной школьной лентой. Довольно утомительно таскать всю эту тяжесть на себе, а потому она с таким нетерпением всегда ждет каникул: скорее сбросить с себя надоевшую форму и переодеться в любимый килт. Лично у нее килт ручной работы с собственным тартаном, в котором чередуются красные, зеленые и синие клетки. Ее тартан принадлежит клану Россов, и он изготовлен в частной мастерской Лори в Глазго.

Хорошо бы всегда ходить только в килте и свитере. Вот тогда она могла бы на равных носиться с близнецами Лэрдами наперегонки. Это вам не отутюженные накрахмаленные платья, и белые носочки, и кожаные сандалии, в которые ее наряжали по воскресеньям. Она уже сто раз просила сделать ей короткую стрижку, как у тети Фиби, но Марти сказала, что такую прическу ей позволят сделать только тогда, когда ей исполнится двенадцать лет. А пока же… Пока приходится терпеть и ждать. Каждое утро ей долго расчесывают густые волосы и затем заплетают в две тугих косы.

Калли ворочалась с боку на бок под своими одеялами. Сна не было и в помине. В последний раз тетя Фиби навещала их на Пасху. Тогда она приехала вместе со своей подругой тетей Китти. Тетя Китти трудилась медсестрой в каком-то крупном столичном госпитале и была очень строгой. Марти очень волновалась, узнав о приезде тети Китти. Ведь отец Китти, его преподобие отец Фаррелл, спас семью Марти и приютил их у себя в годы войны. От тети Китти Марти ждала свежих новостей о своих близких. После войны сестры Марти и ее родители снова вернулись в Бельгию, в небольшой городок под названием Брюгге. До войны родители работали в Брюгге учителями. Один из братьев Марти, правда, эмигрировал в Канаду. А что, если Марти тоже захочет вернуться на родину вслед за родителями? Но не накануне же дня рождения Каролины! А тот пожилой джентльмен в холле… интересно, он и правда принесет ей подарок?

Девочка нащупала рукой под одеялом своего игрушечного кота по имени Смоки, закрыла глаза и стала тихонько напевать свою любимую колыбельную песенку: «Slaap, kindie, slaap…» – «Спи, малыш, усни, спят и пони, и слоны…»

 

2

Фиби Фей любовалась пейзажами, проносящимися за окнами поезда. Вот состав вынырнул из тоннеля, оставив позади задымленный железнодорожный вокзал Бачанэн, каменные застройки и портовые подъемные краны Клайда, устремляясь все дальше и дальше на север, к утопающим в лиственных лесах Берсдену и Милнгави, к поросшим вереском болотным пустошам вдоль горной гряды Кампси-Феллс. Последняя часть путешествия из Лондона никогда ее не утомляла. Ведь Фиби знала, что все обитатели дома с нетерпением ждут ее приезда и готовят ей радостную встречу. И Том обязательно будет встречать ее на станции, а она, в свою очередь, тоже приготовила для него самый настоящий сюрприз. Завтра им из Глазго пригонят новенькую машину, прямо из гаража. Она заранее заказала. Том быстро научится управлять автомобилем и место ему отыщет в конюшнях.

Конечно, покидать Лондон, оставлять позади блеск и суету большого города всегда непросто. Но сейчас у них в доме, слава богу, установили телефон, так что, если вдруг подвернутся новые кинопробы, с ней найдут возможность связаться. Театральный сезон открылся тихо. Основная часть публики все еще пребывала на охоте или продолжала отдыхать на школьных каникулах. Правда, в Шотландии дети учатся несколько по иному расписанию, чем в Англии. Но пока Каролина еще тоже на каникулах, и львиную долю свободного времени Фиби должна будет посвятить ей. Надо хоть немножко разгрузить домашних. О, она за пару дней разбалует Калли до невозможности! Пикники, поездки в город, подарки. К тому же у ребенка день рождения! Последний раз Фиби видела Калли на Пасху. Должно быть, за лето крошка сильно выросла. Что, если вся одежда, которую Фиби везет из Лондона, окажется ей мала? Вообще-то Фиби планировала появиться дома раньше, но пьеса, в которой она сейчас занята, с самого начала стала приносить хорошие сборы, а потом поступило предложение на кинопробы в новом фильме. Правда, в итоге пробы закончились ничем.

Постепенно предгорье сменилось крутыми склонами и суровыми горными пейзажами. Фиби невольно почувствовала волнение и еще какие-то смешанные чувства: радость предвкушения встречи и скрытые угрызения совести из-за того, что она так редко бывает в Далрадноре. Она вдруг вспомнила, как приехала сюда впервые, вскоре после гибели Артура и оглашения его завещания, согласно которому дом отходил к ней. Тогда это было долгое и утомительное путешествие, в котором ее сопровождала Марти с грудным младенцем на руках. Ей казалось, что ее отправили в ссылку на другой конец страны. Но когда она открыла кованые чугунные ворота, когда увидела красивый дом на фоне величественных шотландских пейзажей, то с первой же минуты поняла, что наконец-то у нее появилось свое убежище. Помнится, во всех окнах тогда горел свет и все двери были широко распахнуты настежь.

Экономка тоже не особо с ними церемонилась, застав врасплох своим первым заявлением.

– Мы глубоко скорбим о кончине хозяина, – начала она и, глянув на сверток в одеялах, добавила: – И что это у нас тут? – А увидев личико младенца, подвела черту: – Никак не предполагала, что у нас в доме появится ребенок.

После чего последовала самая большая ложь в жизни Фиби.

– Это – моя племянница Каролина. Ее родители погибли в аварии. Я сейчас – ее единственная родственница. А это ее няня, – добавила она, указывая на Марти.

И вот уже много лет она продолжает жить с этой ложью, и жизнь ее отнюдь не стала проще или легче. Конечно, это даже к лучшему, что ребенок пока ни о чем не догадывается. Уж пусть лучше пребывает в прекраснодушном неведении, чем несет на себе клеймо незаконнорожденной. Ложь позволила Фиби снова вернуться к работе, и всю войну она трудилась не покладая рук. Решение тоже было не из легких, но как иначе? Ведь она должна зарабатывать на жизнь им обеим.

Отныне Далраднор стал для Каролины родным домом. Правда, решение бросить ребенка одного на попечении Марти тоже далось Фиби с трудом. Но аргументов «за» было больше, чем «против». Дом стоит посреди лугов в живописнейшем месте. Дорога рядом, деревня всего лишь в полумиле от имения. Рядом теннисный корт, сад. Столько места для того, чтобы девочка росла на природе в полной безопасности. Плюс свежий воздух, в котором так нуждаются дети.

Первый год Фиби провела вместе с малышкой. Надо было научиться жить без Артура. Гибель жениха стала для нее громом среди ясного неба, но постепенно раны стали затягиваться и все связанное с возлюбленным превратилось в далекие и грустные воспоминания, похожие скорее на сон. Оказавшись вдали от любопытных глаз, она быстро сжилась с домашней прислугой, подружилась с деревенскими, которые все как один обожали представителей клана Сетон-Росс. А когда они узнали, что они с Артуром были помолвлены и о гибели жениха ей телеграммой сообщили буквально за несколько дней до их свадьбы, то сердца обитателей деревни и вовсе растаяли, и все стали относиться к Фиби с исключительной теплотой.

Однако огни рампы снова поманили бывшую артистку варьете и солистку труппы «Гейети» на юг, в Лондон. Вначале Фиби появилась в гриме перед ранеными солдатами в Эрскайн-Хаус, помпезном дворце на берегу Клайда, который в годы войны был превращен в госпиталь. Там создали специальный лечебный центр для солдат и матросов, ставших инвалидами. Поначалу она просто веселила молодых ребят, выступая перед ними с незатейливыми песенками из разных музыкальных шоу. Потом они все вместе пили чай, сидя на огромной террасе и наблюдая за тем, как медленно скользят по воде большие суда, направляясь к устью реки. Иногда она брала на свои выступления и Каролину, но ребенок пугался и начинал плакать при виде стольких обезображенных людей. А потом Фиби получила приглашение поучаствовать в концертных бригадах уже непосредственно на фронтах и согласилась не раздумывая. Да, ее место было там, на передовой. Не сидеть же ей без дела, когда в доме и без нее полно женщин. Правда, ей было тяжело расставаться с Каролиной, но малышка даже не заметила ее отсутствия. Девочка уже успела привязаться к няне, и больше ей никто не был нужен. Так что в общем и целом Фиби поступила тогда правильно.

Только после возвращения лучшей подруги Китти из Салоник, где та подхватила тяжелейшую форму дизентерии, Фиби впервые усомнилась, а так ли уж правильно она сделала. Когда Фиби привезла Китти с собой в Далраднор, та не стала особо церемониться с подругой.

– Какого черта ты бросила малышку одну в этой глуши?

– Все считают меня ее тетей, и никто не знает, что я – ее родная мать, – честно призналась ей Фиби и, увидев нескрываемый ужас в глазах лучшей подруги, торопливо добавила: – Так будет лучше, поверь мне!

Фиби все еще надеялась, что подруга поймет те мотивы, которыми она руководствовалась.

– Лучше для кого? – вспылила Китти. – С тобой, Фиби, всегда одна беда: хочешь таскать каштаны из огня и руки при этом не обжечь. Она же твоя родная дочь! Как ты можешь так бессовестно обманывать ее?

– Она еще слишком маленькая. Вот подрастет, и тогда я ей все объясню. Ей там так хорошо! Поистине райское место для ребенка.

– Помяни мое слово: в один прекрасный день вам обеим придется заплатить суровую цену за твою ложь! – Резкие слова Китти больно ранили ее. – Все эти красоты, замки, прислуга… Ты строишь счастье Калли на лжи. Подумай хорошенько! Еще не поздно все исправить!

Фиби с уважением отнеслась к мнению подруги, она оценила ее прямолинейность и честность, но последовать совету не смогла. Как же они не понимают, думала она с некоторым раздражением о своих подругах. Впрочем, чего можно ждать от Китти? У нее на руках больные старики родители. Сейчас она снова пытается наладить жизнь, устроиться на работу в ту больницу, в которой трудилась до войны.

Вторая ее приятельница, Мейси Гиббонс, с которой они когда-то вместе начинали на подмостках сцены, вдруг неожиданно для всех завязала с театральной карьерой. Совместно с бывшим партнером Билли Димейном они открыли в Кенсингтоне школу хореографии и сценического искусства. Обе ее подруги присутствовали при родах Каролины, обе хранили тайну рождения девочки в строжайшем секрете и обе не одобряли решения Фиби.

Правда, Фиби ни словом не обмолвилась подругам о том, что в свое время, узнав о смерти Артура, Билли написал ей письмо с предложением выйти за него замуж. Тогда он смог бы дать ребенку свое имя. Конечно, это был наихудший вариант решения проблемы. Билли всегда был только другом для Фиби – близким, хорошим другом, – о том, чтобы выйти за него замуж, не могло быть и речи. Человек он благородный, великодушный, но чересчур практичный. К тому же чрезвычайно озабоченный собственной репутацией. Приобретя статус женатого человека, он бы оградил себя от ненужных слухов и сплетен, но весь театральный мир и так знал о его несколько нетрадиционных наклонностях. А потому их брак с самого начала грозил бы превратиться в фарс.

Мейси обожала маленькую Каролину.

– Ты лишаешь ребенка детства, – постоянно упрекала она подругу. – Если бы у меня была такая кроха, я ни за что бы не бросила ее на чужих людей. Тебе сам Бог послал такое счастье!

Особого счастья Фиби не ощущала! Напротив, груз ответственности за все и за всех на свете иногда казался ей чрезмерно тяжелым. Ведь она была ребенку всем: и отцом, и матерью, и главным добытчиком, который должен уметь разбираться в курсах акций, в биржевых котировках и прочее, и прочее, и все для того, чтобы ценные бумаги приносили устойчивую прибыль. А еще приходилось содержать огромный дом вдали от Лондона, постоянно помнить о своевременной оплате всех счетов, тщательно планировать бюджет и одновременно не забывать про собственную театральную карьеру, которая, в сущности, и обеспечивала все остальное. А потому роль тети ей была как нельзя более кстати. В качестве тети она могла появляться в Далрадноре тогда, когда у нее это получалось, и никто не задавал ей неудобных вопросов касательно ее дальнейших планов.

Само собой, она очень любит Каролину. Она не может дождаться той минуты, когда девчушка бросится к ней в объятья с криками «Тетя Фиби! Тетя Фиби приехала!». И они станут кружиться на лужайке до тех пор, пока у обеих не поплывет все перед глазами, и тогда с веселым смехом рухнут вдвоем прямо на траву. Ах, какая жалость, что Артур так и не увидел своей дочери! Даже в самые счастливые мгновения в самых дальних уголках сознания Фиби постоянно терзала одна и та же мысль: рано или поздно правда выйдет наружу. А что, если объявить правду прямо сейчас? Калли тотчас станет незаконнорожденной дочерью матери-одиночки. Веселенькая перспектива, ничего не скажешь! В былые времена женщин отправляли в работные дома или сажали в психушки и за меньшие проступки.

Она виновата перед дочерью, но не меньшую вину Фиби чувствовала и перед покойным отцом. Ему она тоже ничего не сказала, а потом он так неожиданно умер, заболев испанкой. Она никогда особо не распространялась о своих корнях и о начале жизненного пути в Лидсе, держала язык за зубами даже с подругами. Правда, преждевременная гибель брата Джо в автомобильной аварии позволила ей слепить вымышленных родителей для Каролины. Что же до второго брата, Теда, который был жив-здоров и женат, то Фиби попросту забыла о его существовании или постаралась забыть, а всякую связь с ним она утратила уже много лет тому назад. Слишком много тайн накопилось в ее жизни за минувшие годы, среди них были и те, которых она стыдилась, а потому лучше уж пусть никто из близких ни о чем не подозревает. К тому же кому приятно, когда тебя бичует общественное мнение?

Итак, она на пути в Далраднор и везет с собой целый чемодан подарков для всех. Новое красивое платье для Марти, поднос, расписанный всякими экзотическими фруктами, – для кухарки. А уж для Каролины по случаю ее дня рождения она и вовсе приготовила потрясающий подарок. Пока Том медленно вез ее по липовой аллее, ведущей к дому, пока сделал круг, прежде чем остановиться перед парадным крыльцом, она во все глаза смотрела на старинный дом, не в силах скрыть своего восхищения. Взметнувшиеся ввысь фронтоны, которые облюбовали вороны, резные окна в мансардах, обрамленные красным песчаником, широкие балконные двери, выходящие на мощенную камнем террасу, которая сбегает ступеньками вниз к изумрудно-зеленым лужайкам и теннисному корту. Всякий раз, когда она видела перед собой этот дом, она вспоминала Артура. Представляла, с какой радостью он приезжал в Далраднор на летние каникулы, как наслаждался здешним раздольем, дальними прогулками на своей любимой лошади, рыбалкой, пикниками на озере. «Ну вот, – думала она, – я привезла твою дочь туда, где ты когда-то был так счастлив. И я точно знаю, она здесь пустит глубокие корни. Надеюсь, ты доволен, что я поступила именно так. А что, если нет? – тут же мысленно спохватывалась она. У нее никогда не было полной уверенности в том, что Артур одобрил бы все, что она делает. Как же мало она его знала! Помнится, его прощальный жест – завещать им с дочерью имение Далраднор, – поверг семью Артура в ужас.

– Мы специально не укладывали нашу ласочку в кровать, пока вы не приедете! – встретила ее улыбающаяся Нэн. – Сегодня у нас был гость. Нас навестил сэр Лайонел Сетон-Росс собственной персоной. Он приехал в наши места по случаю годовщины гибели сына, а заодно захотел взглянуть и на мемориал в честь погибших на войне, который установили на деревенской площади. По его просьбе имя его сына тоже выбито на памятнике.

Фиби встревожилась. Что, если старый Сетон-Росс приезжал взглянуть не столько на памятник, сколько на собственную внучку?

– Наше сиятельство виделась с гостем? – спросила она как можно более непринужденным тоном.

– Да она его чуть с ног не сбила! Но, судя по всему, ей удалось произвести впечатление на сэра Лайонела. Он даже пообещал ей прислать подарок по случаю дня рождения.

– Вот это уж совсем лишнее! Надеюсь, она вела себя пристойно!

Фиби совсем не обрадовалась тому, что сэр Лайонел может прийти к ним на ужин. «Только праздник нам испортит», – огорчилась она мысленно. Да и перспектива оказаться за одним столом с его дочерью Верити тоже не вдохновляла. Как всегда, длинноносая аристократка будет смотреть на нее с презрением, как на пустое место. Артур шокировал семью, сообщив им в завещании, что у него будет ребенок, которого он хочет узаконить. Помнится, Верити пулей вылетела из адвокатской конторы после такого кошмарного известия. Пожалуй, лишь один сэр Лайонел и интересовался внучкой все эти годы. И вот приехал, чтобы познакомиться с ней лично.

– Итак, к завтрашнему дню все готово? Надеюсь, вы пригласили близнецов Лэрдов? – Фиби тихонько вздохнула. – Я бы предпочла поехать в Глазго только с одной Каролиной. Разве что взять с собой еще ее школьную подружку Флору.

– Будут только мальчики. Беда с этой девчонкой! Я проследила за тем, чтобы Марти приготовила ей соответствующий наряд, платье отутюжила и все остальное, что положено к платью. Иначе этот дьяволенок может отправиться в город в своем любимом килте, предварительно измазав его грязью.

Фиби молча стала подниматься по лестнице в детскую. Каролина сидела возле камина.

– Ну наконец-то! Я все ждала и ждала!

– Прости, малышка, я немножко задержалась. Ступай же, обними меня! А я посмотрю, как ты выросла.

Каролина подхватилась с пола и помчалась к дверям. Марти немедленно извлекла линейку и приставила ее к дверному косяку, сделав отметку прямо над головой девочки.

– С вашего последнего приезда она выросла на целый дюйм, мисс Фиби. Калли будет у нас высокой девочкой, такой, как вы. А ее мать тоже была высокой?

Фиби вздрогнула от неожиданности. Как правило, в присутствии Каролины они почти никогда не заводили разговор о ее покойном брате Джо и его невесте, которые погибли в аварии. Согласно легенде, именно они стали вымышленными родителями девочки. В конце концов, Джо ведь Фиби не чужой человек! Правда, она не стала увешивать детскую фотографиями Джо и Берилл. Это уж было бы слишком. Иногда Марти вскользь касалась болезненной темы погибших родителей, и тогда Фиби не возражала выдать на-гора скудную информацию о них. Должна же девочка знать хоть что-то о своих покойной матери и отце. Но почему-то именно сегодня вопрос Марти не только застал ее врасплох, но и покоробил своей неуместностью. «Пора кончать с этой ложью», – мелькнуло у нее, но вслух она лишь сказала:

– Нет. Каролина пошла в нашу родню. Ступай же ко мне, детка! Хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Какую? О двух сестричках, которых тоже звали Каролинами? Одна из них была беленькая, а вторая – черненькая. Я уже могу пересказать эту сказку на родном языке Марти.

– Нет, моя родная! Этой сказки я не знаю. Я почитаю тебе какую-нибудь другую сказку.

Фиби подошла к книжной полке. Она и не подозревала, что Каролина общается с няней на ее родном языке. Впрочем, чего можно было ожидать, нанимая в дом иностранку?

– Другую не хочу! – капризно возразила девочка.

– В какой книге вы ее вычитали? – на Фиби вдруг навалилась усталость. И еще свело желудок от голода.

– О, эту сказку мне когда-то рассказывала моя мать, – подала голос Марти. – Я ее наизусть помню. У нас в стране ее знают и стар, и млад. Хотите, я расскажу сказку Калли сама?

Да, в этот ее приезд все пошло не так с самого начала, разочарованно подумала Фиби. Она молча подшевелила огонь в камине, чувствуя, как в ней нарастает раздражение. Новость о визите сэра Лайонела окончательно выбила ее из колеи. Интересно, он приехал один или все же с Верити? Что, если они завтра оба и заявятся к ним?

И вот Марти снова заняла свое главенствующее место в детской. Негромко журчит ее голосок, и нескончаемой кажется сама история о двух сестрах, одна из них – златовласая красавица, вторая – чумазая дурнушка. Злая мачеха вознамерилась сделать так, чтобы белокурая Каролина стала такой же уродиной, как и ее сестричка, тоже Каролина. Но сестры убежали из дома на озеро и попросили лебедя перевезти их на другой берег. Посреди озера лебедь сказал, что он выбился из сил и не может плыть дальше. Он попросил одну из сестер броситься в воду, чтобы вторая могла спастись. И тогда в воду, не задумываясь ни секунды, бросилась дурнушка. Горько обливалась слезами ее вторая сестричка, сидя на берегу. Но в этот момент из глубин озера появилась черненькая Каролина, и она стала такой же красавицей, как и ее светловолосая сестра. Ну а потом, как это бывает в сказках, мачеха во всем горько раскаялась, и они счастливо зажили все втроем.

– Черненькая Каролина пожертвовала своей жизнью для того, чтобы спасти сестру, и в награду получила внешнюю красоту, – подвела Марти мораль сказки. – Но ведь если вдуматься, – добавила она совсем тихо, видя, что Калли уже заснула, – то девочка тоже была красива, только внутренней красотой. А то, что у человека внутри, всегда важнее, не так ли? – обратилась она к Фиби.

– Конечно! – с готовностью согласилась та, а про себя подумала: «А чего больше в моей душе? Черного или белого?»

Какое-то время она молча наблюдала за тем, как Марти на руках отнесла девочку в кровать и выключила лампу.

– Калли любит, чтобы занавески на окнах были раздвинуты. Ей нравится утром смотреть на горы. И двери тоже просит оставлять открытыми.

Няня с улыбкой взглянула на спящего ребенка и принялась собирать игрушки с пола. Потом аккуратно развесила все одежки Калли на стуле.

«А я бы и не догадалась заняться наведением порядка в комнате», – снова подумала про себя Фиби. Как же мало она знает о бытовой стороне жизни своей дочери!» Она почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Были ли то слезы раскаяния, признания собственной вины? Ей стало стыдно? Или это все же любовь к дочери? Наверное, все вместе. Сложное переплетение чувств, лишь усилившее тяжесть на сердце.

Поездка в Глазго оказалась на редкость удачной. В город они поехали в вагоне первого класса. Вначале навестили чайную мисс Крэнстон и вдоволь полакомились вкуснейшими пирожными. Фиби очень нравилось это знаменитое на весь Глазго заведение: великолепный интерьер, стилизованные под старину стулья с высокими спинками, стены, расписанные фресками и украшенные старинным холодным оружием, официантки в национальных костюмах. Все очень сильно походило на шикарные театральные декорации. Близнецы Лэрды, как всегда, ни минуты не могли усидеть на месте, но, слава богу, ничего не разбили и не пролили на стол. Потом в сопровождении Марти дети покатались по городу на желто-зеленом трамвае, осмотрели местные достопримечательности, и, наконец, все вместе отправились в ювелирный магазин Хендерсена выбирать подарок для Калли. Фиби вознамерилась подарить девочке красивые золотые часики на белом ремешке.

– Тетя Фиби, я еще не могу определять время по часам, – запротестовала Калли. – Давай лучше купим браслет.

– Ты быстро научишься! Это же совсем просто, вот увидишь! – упорствовала Фиби, все еще надеясь, что дочь по достоинству оценит столь дорогой подарок.

Потом они отправились в кинотеатр на одну из последних кинокомедий Чаплина. Сидели за столиком, пили чай, ели мороженое и смеялись. Чарли Чаплин, конечно же, блестящий актер. Вот только лицо у него всегда такое печальное. В какой-то момент Калли так растрогалась, что в порыве сострадания к герою схватила Марти за руку. Фиби, словно током пронзила, ревность: няня и ее воспитанница были так близки!

Первое, что бросилось им в глаза, когда они вернулись домой, это огромный автомобиль у парадного крыльца. Фиби почувствовала неприятный холодок в груди. Нет, это совсем не та машина, которую она заказывала в Глазго. Это другая машина, и она отлично знает, чья она.

Мальчишки мгновенно бросились рассматривать черный сверкающий лимузин, а шофер даже милостиво предложил им немного покататься, совершить, так сказать, круг почета вокруг лужайки. Каролина тоже ринулась к машине, но вовремя была остановлена. Марти схватила ее за руку железной хваткой.

– Пора пить чай! И не забывай, у нас гость.

Фиби поплелась в дом за ними следом, лихорадочно пытаясь взять себя в руки. Интересно, зачем сэр Лайонел приехал к ним снова?

Нэн суетилась в холле.

– Чай уже готов! Я накрыла в столовой. Ступайте, барышня, мыть руки. А потом поприветствуйте нашего гостя.

Фиби направилась в столовую, моля Бога, чтобы сэр Лайонел приехал один. И перевела вздох облегчения, увидев, что он действительно приехал один. Сэр Лайонел всегда относился к ней с симпатией. К тому же столько поводов встретиться. На подходе годовщина со дня смерти Артура, день рождения Каролины. Зачем же выискивать какие-то скрытые мотивы в его поступке? И все же, и все же… Вот рассмотрит девчушку внимательным взглядом и сразу же увидит то, что видит она: Каролина – точная копия своего отца. И чем старше она становится, тем сильнее бросается в глаза это сходство.

– Рада видеть вас, сэр Лайонел. Хорошо, что вы к нам снова заехали. К сожалению, вчера я приехала слишком поздно и уже не застала вас. А сегодня мы провели такой насыщенный день в городе, но прошу вас, оставайтесь с нами на чай. У нас торт по случаю дня рождения Каролины. Каролина, ты где? Сэр Лайонел любезно навестил нас еще раз.

– Привезли? – с места в карьер начала выяснять суть визита Калли, торопливо сделав книксен.

– Разве я что-то был должен вам привезти, моя юная леди? – сделал удивленное лицо сэр Лайонел.

– Конечно! У меня же сегодня день рождения! – девочка улыбнулась и добавила с гордостью: – Мне уже семь.

– Поздравляю! Совсем запамятовал! Кое-что я вам все же должен вручить.

– Что «кое-что»? – Шалунья обвела кокетливым взглядом комнату, отыскивая глазами коробку с подарком. – Вот, посмотрите! Тетя Фиби подарила мне часики! Настоящие! Я их сама выбрала.

Девочка доверчиво протянула ему ручонку, чтобы он тоже мог полюбоваться такой красотой.

– Замечательный подарок! – одобрительно улыбнулся сэр Лайонел. – Что ж, теперь моя очередь дарить тебе подарки. У меня, конечно, пустяк. Так, мелочь! Куда же он запропастился? – Было видно, что старому джентльмену доставляло откровенное удовольствие дразнить девочку. – О, наверное, я положил его вон в ту корзинку! – он показал жестом на плетеную корзинку, которая дожидалась своего часа на кожаном кресле у окна. – Окажи мне любезность, открой ее сама, ладно?

Каролина бросилась к корзинке, открыла ее и тут же издала восхищенный вопль.

– Ой, Марти! Тетя Фиби! Вы только взгляните!

Девочка извлекла из корзинки небольшой пушистый комочек, маленького щенка, который щурился спросонья на всех. Щенку было всего лишь пара месяцев.

– Это мне? Он мой? – Калли все еще не могла поверить своему счастью.

Судя по выражению лица сэра Лайонела, он остался доволен произведенным эффектом.

– Вам-вам, моя юная леди! – кивнул он головой. – Отныне вы должны заботиться о нем, брать его с собой на прогулки, учить его, как должна вести себя воспитанная собачка. Его зовут Кулейн, в честь одинокого горца, о котором в наших краях сложено столько легенд. Порода – керн-терьер, большим не вырастет, но эти собачки очень энергичные и хорошие охотники. Полагаю, семилетняя барышня уже вполне отдает себе отчет в том, что щенок – это не игрушка, а живое существо, которое требует и заботы, и ласки. А вы, мисс Фей, вы лично не против такого подарка?

– Пожалуйста, называйте меня просто Фиби! – негромко пробормотала она, понимая, что сэр Лайонел ждет от нее согласия на то, чтобы оставить щенка в доме. Кажется, он переиграл ее вчистую. Знает, старая лиса, как и чем растопить сердце ребенка. А уж для ребенка, который растет в одиночестве, лучшего подарка и не придумаешь. Итак, его подарок хорош, а вот ее собственный – так себе. Кому, в самом деле, нужны часы? Тем более тебя же просили о браслете! А уж настоящий щенок… Это же лучший товарищ и друг! Будет с кем теперь поиграть. Но почему ей самой не пришла в голову столь очевидная вещь?

Да потому, что ты не знаешь собственной дочери, вторило сознание. Ты не принадлежишь к ее миру, пребывая лишь на периферии ее сознания. Ты для нее – просто тетя, которая изредка навещает ее, а потом снова исчезает на долгие месяцы. Так что нечего скулить и жаловаться на свою судьбу. Ты сама выбрала для себя роль тети. Вот и пожинай сейчас плоды своего обмана. Наклей на физиономию фальшивую улыбку и не порти дочери праздник. В конце концов, сегодня – ее день рождения, а не твой.

Все вместе они прошествовали в столовую. В канделябрах горели свечи. Красивый торт стоял посреди сервированного стола, украшенный семью свечками. Каролина уселась к столу, не выпуская из рук щенка, который доверчиво жался к ней.

И Фиби снова почувствовала себя лишней. Да, праздник окончательно испорчен. Кажется, в этот момент она похожа на ребенка, который стоит, приклеив нос к окну, и с завистью смотрит во двор, где весело носятся дети. Она сделала глубокий вдох. Пора снова изобразить на лице улыбку и начинать играть роль гостеприимной хозяйки.

– Как замечательно, что все мы сегодня собрались за одним столом! И как хорошо заканчивается этот радостный для всех нас день!

 

3

Калли не могла дождаться наступления летних каникул. Даже предстоящие расставания пока не очень омрачали ее радужный настрой. Хотя прощаний впереди было много. Семейство Лэрдов перебирается на более крупную ферму поближе к границе. Марти собралась в Бельгию, навестить родных. Все лето Калли проведет с тетей Фиби. Вместе с ее друзьями они совершат путешествие по югу Франции. Но вначале им предстоит пересечь Ла-Манш, высадиться в Булони, оттуда они поедут на экскурсию в Париж, а уже из Парижа поездом отправятся на Средиземное море в город под названием Ницца.

Миссис Айбел без устали шила ей летние хлопчатобумажные платья, строчила панамки и летние шляпки, следила за тем, чтобы не забыли положить в чемодан желудочные капли и слабительное на тот случай, если заграничная еда не пойдет ребенку впрок. Марти должна будет сопровождать воспитанницу до Лондона. А там ее встретит тетя Фиби. Сама же Марти отправится в путь на пароходе через Остенд. Готовясь каждая к своему путешествию, они несколько раз сверяли маршруты по карте, висевшей на стене в детской. Марти свободно разговаривала на французском и сейчас заставляла Калли выучить наизусть самые распространенные разговорные фразы из ее учебника по французскому.

Вообще-то в последнее время Марти пребывала в подавленном настроении. Молча паковала вещи, не вдаваясь в подробности и почти без разговоров. Пришло письмо от тети Фиби с подробнейшими указаниями, что и как делать. Но почему-то, когда она начала читать письмо, Марти вдруг расплакалась и отвернулась к окну, судорожно обхватив руками новую юбку, которую специально сшила себе к отпуску. Юбка была по последней моде, короче, чем обычно носила няня, и открывала взору ее красивые стройные ноги. И стрижка у нее красивая. Словом, Калли нашла, что няня очень похорошела в последнее время. Вот только слезы…

Она подбежала к ней и обхватила ручонками за талию.

– Ты заболела, да?

– Нет… Просто мне грустно…

– Почему?

– Потому что рано или поздно все хорошее кончается. Впрочем, все это глупости! Не слушай меня! Давай лучше обсудим, какие книги ты возьмешь с собой в дорогу.

Почему же Марти такая печальная, продолжала размышлять про себя Калли. Вдруг у нее появился кавалер, который вознамерился увезти ее далеко от Далраднора? Тогда это действительно несчастье!

Что же до Кулейна, то пришлось оставить его на попечение Тома и Нэн. Не везти же собаку с собой за тридевять земель. Калли очень переживала предстоящую разлуку с любимцем. Но, быть может, сэр Лайонел заедет как-нибудь в Далраднор, пока они будут в отъезде. Тогда он и сам убедится в том, что все это время она хорошо заботилась о щенке. Изредка он навещал их, но всегда приезжал один, без жены и дочери, чем сильно огорчал миссис Айбел.

– Вот живут же всего в пяти милях от Далраднора и даже не заглянут сюда! – сокрушалась старая экономка. – А я все жду и жду их! Все надеюсь на встречу!

Калли нравился сэр Лайонел. Он всегда привозил ей в подарок забавные комиксы для чтения и конфеты в конусообразной коробке, похожей на колпак звездочета, на дне которой обязательно лежала монетка в полкроны на личные нужды Калли. А когда сэр Лайонел прощался с ней, то лицо у него в эти минуты всегда было очень грустным.

Друзья Калли, близнецы братья Лэрд, скоро уедут, и с кем, интересно, она будет играть, когда вернется домой после летних каникул? С девочками отношения у Калли всегда складывались непросто. Те зачастую дразнили ее, обзывали «бедной сироткой». Будто она виновата в том, что у нее нет ни брата, ни сестры. И родителей тоже нет. В школе у многих девочек отцы погибли на войне. Тетя Фиби потеряла на войне своего жениха. Его фотография в серебряной рамочке всегда стоит у нее в спальне. На фотографии он запечатлен в военной форме. Калли уже знала, что жених тети был сыном сэра Лайонела. Его имя тоже значится в списке погибших на мемориале, установленном на деревенском кладбище. А еще тетя Фиби делается такой мрачной, когда смотрит на фотографию жениха.

Наконец наступил день, когда они с Марти двинулись в путь. Было очень жарко и душно. По пыльной дороге их довезли до Глазго прямо к железнодорожному вокзалу. Сам вокзал произвел на Калли неизгладимое впечатление. Толпы провожающих, громогласные крики носильщиков, снующих по платформе с тележками, заставленными багажом; огромный газетный киоск, где ей купили целых две книжки сказок для чтения в дороге. Но вот поезд тронулся и плавно покатился на юг. Как же интересно стало смотреть в окно! Вскоре Марти извлекла из дорожной сумки бутерброды и термос с чаем, путешественницы перекусили, потом поиграли в «крестики-нолики» и в «виселицу». Когда поезд миновал Ланкастер, няня занялась вязанием, а Калли предложила немного почитать, а потом вздремнуть часик-другой. Но спать не хотелось. На каждой станции Калли спрашивала, скоро ли они приедут. Но Марти лишь смеялась в ответ:

– Запасись терпением, детка. Еще не скоро!

Потом они ради забавы немного поболтали друг с другом на фламандском языке, но вдруг лицо Марти сделалось серьезным, и она тихо обронила, обращаясь к Калли:

– Постарайся не забыть этот язык. Пусть он станет твоим секретным знанием. Представляешь, ты начнешь говорить, а все вокруг только рты разинут от удивления. Никто же ведь ничего не понимает!

Калли это тоже показалось забавным, и она с улыбкой кивнула головой в знак согласия. Она хорошо понимала фламандскую речь. Даже тогда, когда Марти начинала говорить быстро, она все равно понимала каждое слово.

Но вот мало-помалу сельские пейзажи за окнами поезда уступили место фабричным постройкам, потом замелькали кирпичные дома, трубы, тоннели, и, наконец, поезд замер на платформе вокзала Юстон. Тетя Фиби уже стояла в толпе встречающих, радостно приветствуя своих любимых путешественниц рукой. Она сильно изменилась с тех пор, как Калли видела ее в последний раз. Короткая стрижка была уложена в красивый перманент, элегантная маленькая беретка кокетливо сдвинута набок, легкое платье из хлопчатобумажного шифона едва прикрывало колени, шелковые чулки на ногах и изящные туфельки с перепонкой и на высоких каблуках.

– О господи! – воскликнула Фиби, взглянув на дочь. – В этом килте ты похожа на сваренного в кипятке омара. Неужели нельзя было надеть на девочку что-нибудь полегче? – набросилась она на Марти.

– Когда мы выезжали, у нас было более чем прохладно, мисс! – обиделась та. – А все новые одежки Калли мы решили приберечь уже для заграницы.

– Хорошо! Как решили, так решили! Пошли, Каролина! Такси уже ждет! – Тетя Фиби повернулась к Марти: – Когда отправляется твой поезд в порт? У тебя еще есть время немного передохнуть и привести себя в порядок? Я забираю Калли. Прощайтесь прямо сейчас.

Калли вдруг почувствовала себя посылкой, которую передают из рук в руки.

– Мэм, а можно, Марти поедет с нами? – испугалась она, но тетя Фиби проигнорировала просьбу.

– Нет! Лучше попрощайтесь здесь. У меня еще куча дел, а завтра мы уже уезжаем. Счастливого пути, Марти! Надеюсь, тебя ждет хороший отдых. Китти тоже передает привет тебе и всем твоим близким. Дай Бог, чтобы все у вас дома было хорошо.

Марти наклонилась и поцеловала девочку.

– Будь умницей, дорогая! Веди себя хорошо! Счастливо отдохнуть! Я буду скучать по тебе, детка, – голос Марти дрогнул.

– Мы навестим няню на обратном пути, правда ведь? – Калли повернулась к Фиби.

– Разумеется, дорогая, если у нас будет в запасе пара свободных деньков.

– Как жаль, что ты не можешь поехать вместе с нами! – Девочка обхватила Марти руками за шею и прижалась к ней. До сих пор Марти была для нее самым важным человеком на свете. Няня незримо присутствовала в ее жизни всегда и везде. Можно сказать, они были неразлучны и днем и ночью. – Не хочу, чтобы ты уезжала! – Калли вдруг перешла на фламандский.

Марти тихо прошептала ей на ухо на своем родном языке:

– Не расстраивайся, малышка! Я тебя никогда не брошу!

– Пожалуйста, давайте обойдемся без трогательных сцен! Тем более на людях! – прервала их Фиби. – Марти тоже имеет право на свою личную жизнь, не забывай об этом, Каролина. К тому же она вовсе не хочет, чтобы ты тут начала реветь в три ручья. Скоро вы снова встретитесь…

Фиби взяла девочку за руку и потащила ее вдоль перрона, а Калли все время норовила повернуться назад. Она махала и махала рукой, пока Марти не смешалась с толпой пассажиров и не пропала из виду. А потом они с тетей вдруг оказались на огромной, залитой солнцем площади, запруженной машинами, повозками, автобусами. Резкие сигналы клаксонов сотрясали воздух, все вокруг полнилось звуками большого города. Точно как в Глазго, подумала Калли, только в несколько раз громче и оживленнее. И откуда здесь столько людей, тоскливо глянула она на забитые прохожими тротуары. И все куда-то торопятся, спешат… Потом они с тетей сели в такси, и Калли подумала, что они сейчас похожи на рыбок в аквариуме, только без воды. Она зачарованно разглядывала большие дома, проносящиеся мимо. Они нависали над проезжей частью улицы, словно скалы. Из окон проезжающих мимо автобусов тоже глазели люди. На мгновение Калли почувствовала себя абсолютно потерянной в этом бурлящем водовороте лиц, машин, домов. И такой маленькой!

Зато тетя Фиби явно была в своей тарелке. Она расслабленно откинулась на спинку сиденья и улыбнулась.

– Волнуешься? – спросила она, глядя на ошарашенное лицо девочки.

– Немножко! – стеснительно прошептала Калли. – А где мы будем жить?

– В моей квартире на Мерилибон-Хай-стрит. Тебе понравится, вот увидишь! Я декорировала твою спальню по самой последней моде. Завтра рано утром мы отправляемся в Дувр, чтобы успеть на паром. На пароме мы поплывем во Францию. Так я путешествовала на континент в годы войны, когда выступала на фронтах в составе концертных бригад.

– Я еще пока не очень хорошо владею французским! – честно призналась Калли.

– Уверена, ты все равно знаешь больше меня. К тому же в Европе почти все говорят по-английски. Мне хочется показать тебе столько сногсшибательных достопримечательностей. Надеюсь, впереди у нас по-настоящему прекрасный отдых. Незабываемые каникулы в Европе!

Калли промолчала, подумав, что предпочла бы лучше сидеть на берегу своего озера, тренируя Кулейна и заставляя его таскать палки из воды. Казалось бы, перспектива увидеть столько незнакомых красот должна была ее взволновать. Но никакого приподнятого настроения она не ощущала. Напротив! Странная пустота в желудке красноречивее всяких слов свидетельствовала о том, что все в ее жизни начинается с чистого листа и уже никогда и ничего не будет таким, как раньше.

 

4

Фиби долго мучилась без сна. Твердое намерение устроить дочери незабываемые каникулы давило дополнительным грузом проблем. Какой же жалкой замухрышкой показалась ей Калли, когда она увидела ее выходящей из вагона. Старый килт, линялая кофточка, этакая серая мышка, впервые попавшая в большой город. Но теперь все у них будет по-другому. Тем более что и Марти больше нет рядом. Первым делом Фиби заставит дочь переодеться! А уже потом… Впереди у них целых четыре недели отдыха. Будет время для того, чтобы получше узнать друг друга.

Кажется, она предусмотрела все: наряды, костюмы для пляжа и для купания, платья для прогулок и для приемов и встреч с друзьями Мейси. Билл тоже обещал заглянуть к ним со своей последней пассией, а он умеет отлично ладить с детьми. Каролина расцветет под лучами южного солнца, исчезнет с лица эта пугающая бледность, появится румянец на щеках. А уж впечатлений будет выше крыши! Старинные замки, соборы, виноградники, сады… Каролина не только хорошо отдохнет, но и узнает много нового. Образовательные планы для дочери у Фиби тоже были уже готовы.

Конечно, в качестве начального этапа обучения академия мисс Камерон подходила как нельзя лучше. Но девочка растет, она должна привыкать к строгому распорядку и режиму дня. Пора определять ее в хорошую закрытую школу, где она получит возможность общаться с девочками своего круга. Да и уровень образования, которое получают выпускницы таких учебных заведений, позволяет им потом шлифовать свои знания уже за границей. У Калли должно быть все, чтобы занять достойное положение в обществе, удачно выйти замуж и устроить свою личную жизнь так, чтобы ничто в будущем не напоминало ей о постыдном статусе незаконнорожденной. Но пока говорить об этом еще рано, и особых причин для того, чтобы посвящать дочь во все подробности ее биографии, у Фиби тоже пока нет.

Сэр Лайонел твердо придерживался взятых на себя обязательств. Его адвокаты продолжали исправно субсидировать бывшую невесту сына, а потому финансовое положение его внучки было более чем прочным. К чести Фиби, она не взяла ни единого пенса ни из наследства Артура, ни из тех доходов, которые приносило имение. Все это целиком и полностью откладывалось на будущее приданое дочери. Единственное, что она позволила себе принять в качестве дара, – это дом в Шотландии. Все остальное по праву принадлежит Каролине. Сама же Фиби зарабатывала себе на жизнь, выступая в одном из лондонских театров.

Правда, времена изменились. Когда-то она блистала юной звездочкой на подмостках варьете, но за минувшие годы подросли уже новые звездочки, более молодые и раскованные. Да и вкусы публики стали иными. Она попросту не поспевала за веяниями театральной моды. Приходилось с грустью констатировать, что пик ее сценической карьеры – увы! – уже в прошлом. Правда, неожиданно для себя самой Фиби нашла себя в амплуа характерной актрисы и с успехом играла пожилых матрон с севера, веселя зрителя непонятным шотландским акцентом или забавным йоркширским диалектом. Изредка перепадали и небольшие роли в кино. Фиби даже обзавелась собственным агентом, который постарался включить ее имя в картотеки большинства киностудий. Конечно, совсем не о такой сценической карьере мечтала когда-то юная Фиби Фей. Но музыкальные водевили и оперетки канули в Лету. А новое амплуа позволяло ей не только содержать себя, оплачивать все счета и аренду жилья, но и красиво одеваться. Грех жаловаться на судьбу, особенно если вспомнить, что многие актеры вообще не имеют работы и откровенно голодают. А уж она-то прекрасно знает, что такое голод и холод. Сама когда-то так начинала в Лидсе.

Впрочем, благодаря своей внешности, красивому голосу и сценическому обаянию, Фиби быстро выбилась тогда на первые роли. А вскоре ее заметил сам великий импресарио Джордж Эдвардс. К тому времени, как он лично пригласил ее в Лондон в свою знаменитую труппу «Гейети», молодая актриса уже успела избавиться от своего провинциального акцента. И вот этот акцент снова пригодился ей много лет спустя. Именно благодаря ему она и получает эпизодические роли в кино.

Ну а если в работе случались простои, то Фиби не расстраивалась и с готовностью шла помогать своей подруге Мейси в школе хореографии и сценического искусства. Вела там занятия по вокалу, сценическому мастерству, а также преподавала декламацию и выразительное чтение. Какое счастье, что Каролина совершенно не интересуется театром. У нее в голове одни только собаки, пони, разбитые в кровь коленки и прочие деревенские радости. А ведь она заслуживает гораздо лучшей участи. Что ж, первейшей задачей Фиби как матери на ближайшие четыре недели будет приобщить дочь к настоящей европейской культуре, познакомить со всеми благами цивилизации, привить ей вкус к удобной и комфортной жизни.

Фиби улыбнулась, снова вспомнив, в каких условиях приходилось начинать ей самой, как она ребенком пела за жалкие пару шиллингов, собирая на свои выступления таких же нищих зрителей, как и сама, на задворках жилых кварталов Лидса. Разве могла она тогда представить себе, в каком привилегированном мире будет жить ее собственная дочь?

Нет, никто не посмеет упрекнуть ее в том, что она не сделала все, что могла, ради дочери! Воистину, права Эмили Дэвисон, воскликнувшая когда-то, что дела всегда красноречивее любых слов. Как известно, эта воинствующая суфражистка предпочла в 1913 году смерть, бросившись во время скачек в Дерби под копыта лошади самого короля Георга V.

Фиби подавила тяжелый вздох, вспомнив вдруг, когда она впервые увидела Артура. На королевских скачках в Дерби. Артур, одетый строго по протоколу: серый цилиндр и все такое, – с аппетитом уминал за обе щеки кусок мясного пирога.

Что ж, по крайней мере, его дочь никогда не узнает, что такое голод и нужда. А в окружающем их мире полно и того и другого. Да и вообще, война разрушила столько человеческих судеб. Вот и все подруги Фиби: и Китти, и Мейси – так и остались одинокими. Стольких мужчин недосчитались женщины после победы. «Ах, мой дорогой Артур, – снова вздохнула Фиби и перевернулась на другой бок, все еще надеясь заснуть. – Ну почему я должна сама все решать? Почему ты не вернулся живым?» Она безвольно откинулась на подушку и впервые за долгие годы позволила себе вспомнить в мельчайших подробностях тот незабываемый уик-энд, который они провели вместе в 1916 году.

 

5

1916 год

Фиби заметно нервничала, стоя за кулисами в ожидании своего выхода. Она знала, что на представлении присутствует Артур. Как только опустился занавес и умолкли последние аплодисменты, она опрометью бросилась к себе в уборную. Надо немедленно сбросить с себя сценический костюм и предстать перед Артуром во всей красе. Для встречи с ним она выбрала самый красивый наряд: платье из розового панбархата и боа из лебединых перьев. Сегодня она должна быть особенно красивой, но в то же время – ничего сценически пошлого! Никаких ассоциаций с танцовщицами варьете, чьими открытками уставлены витрины всех газетных киосков. Нет, она просто красивая девушка, вышедшая на прогулку по городу со своим кавалером, который вырвался в кратковременный отпуск с фронта.

Артур терпеливо дожидался ее на улице возле театрального подъезда. Он был в военной форме.

– Давай немного прогуляемся пешком, – предложила она ему. – Подышим свежим воздухом.

Стояла красивая звездная ночь. Легкий морозец мгновенно превращал их дыхание в пар. Они миновали Трафальгарскую площадь и медленно пошли вниз по Пиккадилли, в сторону Сент-Джеймсского дворца, потом свернули на Джермин-стрит. Артур заказал поздний ужин в ресторане отеля «Кавендиш».

Фиби была здесь лишь однажды. По приглашению самой хозяйки заведения, мисс Розы Льюис, которая дружила с самим старым королем. К тому же мисс Роза славилась на всю столицу непревзойденным кулинарным искусством. Мистер Эдвардс представил ей нескольких артисток из своей труппы. Девушек угостили роскошным ужином и даже разрешили порадовать своим вокальным мастерством офицеров-фронтовиков, пребывающих на отдыхе. Все, разумеется, было в высшей степени пристойно и благообразно, но выступление солисток варьете придало вечеру особый блеск и даже высекло искру веселья.

– У меня в этот ресторан постоянный пропуск! – не преминул похвастаться ей Артур. – Дело в том, что мой отец – старинный друг мисс Льюис, и всякий раз, когда мы приезжаем в Лондон, мы тотчас же оказываемся на ее попечении. И кроме того, здесь тихо. Мне нравится камерная, почти домашняя атмосфера этого места. Не то что в других барах и кафе, заполненных толпами народа. Не очень хочется из одной толпы сразу же попадать в другую.

Их усадили за небольшой столик, укрытый от посторонних глаз резными жардиньерками. Фиби оглядела просторный зал удлиненной формы со стенами, обитыми дубовыми панелями. Зал был полон, но знакомых лиц она не обнаружила. Фиби вздохнула с облегчением и внезапно почувствовала страшный голод.

– Кухня здесь изумительная! – продолжал между тем свой экскурс Артур. – Мисс Роза лично наблюдает за процессом приготовления блюд на кухне. Наверху около сотни номеров, которые в основном резервируются для постоянных клиентов. Но мисс Роза – сама доброта. Конечно же, она не может отказать бедным фронтовикам, оказавшимся в Лондоне на побывке. Более того, она даже не берет с них за постой. Каким-то образом изыскивает возможность взимать дополнительную плату со старых почтенных джентльменов, имеющих деньги, а все фронтовики обслуживаются у нее бесплатно. Знаешь, я всегда чувствую себя у мисс Розы как дома. Впрочем, хватит обо мне! – Артур порывисто сжал руку Фиби. – Ты сегодня была неподражаема! И ревю замечательное. И этот малый, Лесли Хенсон, тоже выше всяких похвал. Выглядишь потрясающе! Много лучше, чем когда мы с тобой виделись в последний раз во Франции. Тогда ты мне показалась такой худенькой.

– Еще бы! Мы же метались из одного госпиталя в другой, из одного лагеря в другой. Иногда настолько уставали, что просто валились с ног. И есть не хотелось. Ты тоже… Когда мы встретились в Кале, у тебя был такой вид, словно ты вышел прямиком из ада.

«Ну вот, – сокрушенно вздохнула она, – а ведь не собиралась говорить о войне». Но стоит взглянуть на Артура, как понимаешь: никуда от этой темы не деться. Он и сегодня выглядит неважно, будто весь на нервах.

– Мне тяжело далась неделя, которую я провел в родительском доме! – Артур словно прочитал ее мысли. – Мама у нас самый настоящий диктатор! Не отпускала меня от себя ни на секунду. А за ужином обязательно подсовывала в качестве соседки какую-нибудь глупенькую девчушку.

– Она же хотела как лучше. Старалась развлечь тебя, познакомить с хорошенькими девушками, – проговорила Фиби примирительным тоном. А что еще она могла сказать? Хотя если честно, то новость о том, что мать Артура активно занялась поисками подходящей партии для своего единственного сына, ее совсем не обрадовала. – Как твоя сестра?

– Верити приехала домой всего лишь на один день, клещами вытягивала из меня всяческую информацию о том, что делается на фронте, и без конца жалела всех наших славных ребят из Итона, которые все как один ушли на фронт. Бедняжка! Наши ряды сильно поредели за последние пару лет. Боюсь, что к концу войны у сестры будет негустой выбор по части женихов, если будет вообще. На фронте сейчас такая мясорубка, страшно подумать! Плюс еще газовые атаки… – Артур замолчал, а потом энергично тряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть с себя невеселые мысли. – Все! Больше никаких разговоров о войне! Я просто хочу смотреть на тебя, любоваться твоим лицом и ни о чем не думать. Как замечательно, что судьба подарила мне встречу с тобой! А через какое-то время снова свела нас вместе. Кстати, я никогда не понимал, почему мы тогда расстались…

Фиби сделала глоток вина.

– Мне показалось разумным выходом из сложной ситуации – перестать видеться, ведь твоя мать…

– Ты разговаривала с мамой? Когда? – Артур наклонился к ней и еще крепче сжал ее руку.

– На скачках в Дерби. Помнишь, когда мы встретились все вместе во время ленча? Она тогда обронила, что, если наши отношения примут серьезный характер, тебе придется оставить гвардию.

Артур раздраженно отставил свой бокал в сторону.

– Как она могла! Она не имела права вмешиваться в мою личную жизнь! Почему ты не рассказала мне об этом разговоре раньше?

– Не хотела. А потом, ты же помнишь, в тот день произошел этот ужасный инцидент с мисс Дэвисон. О чем еще можно было думать после ее трагической гибели?

– Да, жалко ее, конечно. Очень жаль! Но еще горше от осознания того, сколько времени потратили впустую! Сколько хороших писем я бы получил от тебя за все те годы, что мы не общались. И, наверное, если бы мне пришлось оставить гвардию, это тоже было бы только к лучшему. Вступил бы в другой полк. Знаешь, немного осталось нашего брата, офицеров гвардии, после битвы на Марне и под Монсом! – Артур тяжело вздохнул. – Мама все еще живет в прошлом, в том мире, которого уже больше нет. Война – кровавая бойня, вмиг разрушившая все иерархические построения минувших столетий, выбросившая на свалку деление британцев на сословия и прочую чушь. Столько пэров, наследников громких титулов, выпускников аристократических школ и просто хороших парней полегло на полях сражений! В бою не имеет значения, какое у тебя звание и есть ли у тебя титул. Знала бы ты, как умирали многие мои однополчане, харкая кровью, изнемогая от боли в полевых госпиталях, моля лишь об одном: чтобы побыстрее закончились их невыносимые страдания. Фиби, я так по тебе скучал! Пытался флиртовать с другими девушками, хотел заполнить ту пустоту, которая образовалась в моей жизни после твоего ухода. Но ничего не помогало. Везде и всюду я думал только о тебе.

Фиби почувствовала, что от избытка чувств она вот-вот расплачется. Но устраивать мелодраматическую сцену на людях тоже не хотелось.

– Здесь очень душно! – прошептала она едва слышно. – Еще немного, и я лишусь чувств от нехватки воздуха.

– Хорошо! Тогда пошли ко мне в номер и поужинаем там.

Она кивнула в знак согласия, и Артур повел ее по лестнице на третий этаж, где располагался его номер. Они молча прошли по пустынному коридору, вслушиваясь в скрип рассохшихся половиц, и остановились возле запертой двери. На какое-то мгновение Фиби охватило смятение. Наверное, не нужно этого делать, подумала она. Надо было просто заказать такси и уехать домой. Но в ту же минуту она отбросила прочь все сомнения. Будь что будет! Она должна побыть какое-то время наедине с Артуром. Когда еще они встретятся в следующий раз? Разве они не имеют права хотя бы на одну-единственную ночь?

Он распахнул дверь, приглашая ее в номер. Красивая гостиная, на стенах многочисленные литографии на тему охоты и спорта, на окнах веселенькие ситцевые занавески, уютная ниша с небольшим обеденным столом. Рядом спальня. Фиби сняла плащ и положила его на кресло, скользнув взглядом по комнате: повсюду вещи Артура, приятно пахнет табаком и дорогим одеколоном. Таким изысканным парфюмом обычно пользуются щеголи, осаждающие театральные кулисы. Впрочем, Артур тоже был отменным франтом и заботился о своем туалете с не меньшим рвением, чем она сама.

Подали ужин, и они уселись за стол. Фиби пригубила шампанское и не почувствовала никакого вкуса. Только пузырьки воздуха ударили в ноздри. Напряжение между ними не спадало. Когда закрылась дверь за официантом, она взглянула на Артура и, не говоря ни слова, рухнула в его объятия, дав волю слезам.

– Прости! Прости меня! Я думала, что так будет лучше!

Он осторожно тронул мизинцем ее губы, и она почувствовала на щеке прохладу в том месте, где по коже прошлось его золотое кольцо-печатка.

– Сейчас ты со мной, и это – главное. Лучший вечер за весь мой отпуск. Ты понятия не имеешь, как я жаждал этого мгновения. Сколько раз я бесцельно шлялся возле твоего театра в надежде случайно встретить тебя на улице. Я писал тебе, но ты не отвечала. Не будем же сейчас попусту тратить наше время, размышляя о том, что и как могло бы быть лучше. Главное – сейчас мы вместе, и мы – одни.

Она поцеловала его, вначале медленно, робко, словно пробуя на вкус, и в ту же минуту волна влечения затопила их обоих. Неудержимое желание слиться воедино, почувствовать вкус тела друг друга было столь велико и всеобъемлюще, что были отброшены прочь все условности и та ложная стыдливость, которую Фиби так хорошо изображала на сцене. Ужин так и остался нетронутым. Он остывал на столе, в то время как влюбленные срывали друг с друга одежду, лихорадочно искали застежки и пуговицы, чтобы побыстрее освободиться от ненужных пут, и, наконец, рухнули абсолютно нагими на кровать и предались любви. Они наслаждались друг другом, с удовлетворенными улыбками созерцая собственные отражения в висевшем напротив огромном зеркале в массивной позолоченной раме. В зеркале отражалось каждое их движение, и созерцание реакции друг друга на нескончаемые ласки лишь усиливало остроту наслаждения. Их любовь, она была сама нежность, сама радость, а потом вдруг стремительный взрыв страсти, и Фиби, обхватив руками тело Артура, почувствовала, как он вошел в нее и задвигался внутри сильными и мощными толчками. И по ее телу вдруг разлилось такое блаженство, которого она никогда не испытывала ранее.

А потом они лежали, откинувшись на подушки, пресыщенные ласками, уставшие, но счастливые, получившие сполна все, что может дать физическая близость. Фиби с некоторым любопытством разглядывала в неярком свете ночника растянувшегося рядом с ней Артура. Так вот оно как бывает, когда мужчина и женщина занимаются любовью, размышляла она. С ним все получается так естественно, так просто… Какая же она дурочка, право! Столько лет отказывать себе в таком удовольствии! Ведь их потянуло друг к другу с самой первой встречи, с того момента, как они познакомились на свадьбе мисс Лили Элси много лет тому назад. Артур прав, столько времени растрачено впустую. Но сейчас они вместе, и это главное. Этот красивый мужчина, лежащий рядом с ней, отныне и навсегда останется в ее жизни. И она с ним больше никогда не расстанется. Артур заснул. Фиби подняла с пола стеганое одеяло и прикрыла им голое тело, а потом тихонько легла рядом, свернувшись калачиком.

Утром они вместе плескались в ванне, намыливали друг друга, смывали губкой мыльную пену и все время смеялись, словно впереди у них еще целая вечность счастья. Столько времени, чтобы доставить радость друг другу и ублажить свои тела, открывая для этого все новые и новые способы. Завтрак им тоже принесли прямо в номер, и по обилию еды Фиби поняла, что завтрак подали на двоих. Закутавшись в халат Артура, она без тени смущения вышла к столу и, усевшись, спокойно стала ждать, пока ее обслужат. Яйца, ветчина, хрустящие тосты, свежайшие сдобные рогалики, высокий серебряный кофейник с горячим кофе. Настоящее пиршество для изголодавшихся любовников.

– Итак, какие у нас планы на день? – улыбнулся ей Артур. – Предлагаю пойти и купить тебе кольцо.

– Наверное, мне все же стоит для начала заглянуть на репетицию. Да и сменить вечернее платье тоже не мешает.

– Когда же ты вернешься? Не забывай, сегодня мой последний день!

– Помню-помню! Я постараюсь управиться за пару часов.

Что она делает, мысленно спохватилась Фиби, уже стоя в дверях. Разве она не может пожертвовать всеми делами, чтобы провести весь этот день с Артуром? К тому же, если она сейчас заглянет к себе в квартирку на Литл-Портленд-стрит, то товарки засыплют ее вопросами. Что да как? Не проще ли купить себе что-то из одежды, а потом зайти в какую-нибудь химчистку и попросить их разрешить переодеться? Говорят, в некоторых химчистках к услугам клиентов есть даже душ. Так что все можно устроить проще простого.

Так или иначе, а «Кавендиш» покидала женщина, имеющая мало общего с той, что вошла туда накануне вечером! Вчера каждый из них был как бы сам по себе, а сегодня они уже пара. И никто не разлучит их. Никогда! Нет, она не станет портить ему последний день отпуска. Сейчас она возьмет и сделает что-то из ряда вон, нечто такое, чего никогда не позволяла себе. Позвонит в театр и скажет, что заболела, попросит дать ей отгул и пропустит спектакль. Впервые за всю свою сценическую карьеру! Подумаешь, перетерпят как-нибудь один вечер. Хотя такое отношение к театру в корне противоречит ее принципам. Но ничего не поделаешь! Значит, придется пересматривать и сами принципы.

Они шли по улице, а Фиби не переставала думать о том, что странным образом Артур сумел за одну только ночь отодвинуть все остальное, включая и ее театральную карьеру, на второй план. Если она все же выйдет за него замуж, то именно он, а не театр станет центром ее притяжения. Такая вот внезапная и кардинальная переоценка всех жизненных приоритетов. Ночью Фиби случайно увидела шрам на его плече, след от пулевого ранения. Пуля задела лишь по касательной. По словам Артура, его спасла кожаная портупея. Иначе могло быть гораздо хуже, добавил он с улыбкой. Он еще счастливчик. У парня, который стоял рядом с ним, пуля попала прямо в глаз и пробила череп насквозь так, что мозги брызнули во все стороны. Благодаря этому шраму Фиби изменила отношение к жизни.

Фиби позвонила в театр из телефона-автомата. Сказала, что у нее желудочные колики и выступать сегодня она не может. Своим соседкам по квартире она послала визитку, коротко уведомив их, что отправляется на встречу с семьей Артура.

Они прогулялись по Сент-Джеймсскому парку, с грустью обнаружив, как много павильонов на территории парка сдавали в аренду или были переоборудованы в спортивные площадки, тоже наверняка платные. Прохладный свежий воздух приятно остужал горящие щеки. Они свернули на Бонд-стрит и заглянули в «Фенуик», роскошный универмаг, славящийся широким ассортиментом предметов роскоши и аксессуаров на любой вкус. Там Артур купил ей теплое пальто, меховую шляпку-кубанку и муфту, потом они еще какое-то время побродили бесцельно по магазинам, пока, наконец, Артур не увидел то, что искал: тот самый ювелирный магазин, в котором он еще раньше вознамерился купить ей кольцо.

Решительным шагом он направился к дверям и прямо с порога громогласно объявил:

– Мне нужно обручальное кольцо!

– Артур! Прошу тебя! – схватила его за руку Фиби. – Ты же еще даже не сделал мне предложения.

При последних словах лицо ее покрылось легким румянцем.

– Но ты ведь согласна, не так ли? – он устремил на нее исполненный мольбы взгляд.

Ошарашенный продавец молча ожидал за прилавком, что она скажет в ответ.

– Пожалуйста, давай повременим! – взмолилась Фиби, лихорадочно пытаясь привести свои мысли в порядок. – Давай сделаем все, как положено! Твои родители, моя семья… Не хочу, чтобы ты бросался в женитьбу, словно в омут с головой! Вдруг потом ты пожалеешь о том, что сделал? Пожалуйста!

– Я не могу ждать, Фиби! У меня нет времени. Садись и подбери себе что-нибудь красивое.

Фиби не знала, куда ей деваться от смущения.

– Пожалуйста, давай обсудим это позже, без свидетелей! – проговорила она тихо и направилась к дверям.

– Так ты все же отказываешь мне?

– Конечно же нет! – улыбнулась она в ответ. – Но обручальное кольцо – это всегда сюрприз! Вот и выбери мне его сам.

– Отлично! Тогда будь умницей и подожди меня снаружи, а я постараюсь подобрать что-то такое, что тебе наверняка понравится. Конечно, по всем правилам моя семья тоже должна преподнести тебе что-то в качестве подарка, но на такие формальности у нас сегодня точно времени нет!

Фиби не оставалось ничего другого, как молча выйти на улицу и с дурацким выражением лица прогуливаться вдоль витрин. «Как оно все будет?» – растерянно пыталась она представить себе знакомство с родителями. Через несколько минут вышел Артур с нарядной коробочкой в руке.

– Ну вот! Все в порядке! Если размер не подойдет, то ты сама виновата. А сейчас идем отмечать нашу помолвку. По такому торжественному случаю предлагаю «Ритц».

И вот они сидят в роскошном зале, поражающем обилием позолоты и лепнины. Фиби любуется богато расписанным потолком, вокруг полно нарядно одетых посетителей, все столики заняты, а Артур протягивает ей, наконец, коробочку с кольцом.

– Вот он, твой сюрприз! Полюбуйся!

Она открывает темно-синюю кожаную коробочку, изнутри обитую небесно-голубым бархатом. Посреди лежит красивое плоское кольцо с целой россыпью крупных бриллиантов и сапфиров в золотой оправе.

– Сапфиры – в тон твоим глазам, – начинает он давать свои пояснения. – А бриллианты в честь нашей любви, которая продлится вечно. Тебе нравится?

– Очень! Оно великолепно! Спасибо тебе!

А дальше Фиби ждет разочарование. Как она ни старается натянуть кольцо на палец, не получается. Кольцо ей катастрофически мало. Слезы отчаяния выступают на глаза.

– Такое красивое! – восклицает она с горечью. – Но ужасные костяшки на моих пальцах…

– Не переживай! Мы его растянем в мастерской! Главное – что ты теперь моя невеста! Фиби Фей!

– Нет, мое настоящее имя – Фиби Бордман. Фей – это мой театральный псевдоним. Ты же знаешь, «на театре», как выражались в былые времена, все фальшивое.

– Зато ты у меня – настоящая! И мне дела нет до того, как тебя зовут в действительности. Сейчас я могу со спокойной совестью снова отправляться на фронт, зная, что ты будешь меня ждать.

– Для этого вовсе не надо было покупать такое дорогущее кольцо. И не надо пока никому ничего говорить. Иначе меня больше не отпустят на фронт с концертами. Решат, что я рвусь на передовую исключительно по личным мотивам. А я тоже хочу внести свою, пусть и крохотную, лепту в общее дело. Одним словом, хочу быть полезной.

Она коснулась губами его впалых щек, потом поцеловала в уставшие глаза.

– Будь по-твоему! Пока все оставим в секрете, но в мой следующий приезд домой мы обязательно поженимся. У меня поезд ровно в шесть с вокзала Ватерлоо. Ты меня проводишь?

Они снова вернулись в гостиницу и заперли дверь на ключ изнутри. Но, боже мой, как же быстро промелькнули те несколько часов, которые у них оставались в запасе. И вот уже нужно было подниматься с кровати, одеваться, ехать на вокзал, битком набитый пассажирами. На перроне уже было полно военных в самой разной форме, тут же стояли заплаканные женщины, провожающие на фронт своих мужей и сыновей. Едкие клубы дыма, стелющийся по земле пар, гарь, копоть, суетящиеся вокзальные служащие, носильщики. В глазах рябило от обилия хаки, разноцветных лампас, шевронов и нашивок.

Фиби молча навалилась на руку жениха, отчаянно жалея лишь об одном: что никто в эту минуту не видит ее новенькое обручальное кольцо. Какая же она дура! Надо было прежде определиться с размером. Впрочем, какое все это имеет значение сейчас?

– Пожалуйста, не торчи на платформе! – просил ее Артур. – Хочу запомнить тебя улыбающейся. Пиши мне, пиши часто. Буду ждать. Не знаю, когда сумею вырваться в отпуск в следующий раз. – Он ласково глянул на нее сверху вниз. – Но я получил все, о чем мечтал! И даже больше. Отныне мы никогда не расстанемся, моя ненаглядная!

– Пожалуйста, береги себя! Не рискуй понапрасну, хотя бы ради меня. Я не вынесу, если с тобой что случится! – воскликнула она, бросаясь к нему на шею. И они сплелись в тесном объятии. А потом раздался свисток к отправлению состава, Артур легко запрыгнул на ступеньку вагона, а Фиби побежала следом по платформе. И бежала, махала рукой, пока не уперлась в край платформы. Там она остановилась и еще долго стояла в оцепенении, глядя, как последние клубы дыма исчезают за поворотом. Стемнело. Огромная луна величаво выплыла и загорелась на звездном небосклоне. А Фиби все стояла и стояла, не в силах сдвинуться с места.

– Разве мы не вернемся к Марти? – удивилась Калли, когда тетя ознакомила ее с планами на вечер.

– Нет, детка, уже поздно. А вдруг Марти нет дома? Ты только расстроишься. Мы навестим их завтра утром, накануне отъезда.

И снова Калли стала растерянно соображать, почему же тетя заранее не уведомила Ван Гугов о том, когда они приезжают. Неужели трудно было отправить обычную почтовую открытку?

Утром после завтрака они снова отправились по знакомому адресу. Дверь им открыла женщина. Она взглянула на посетительниц без тени приветственной улыбки на лице.

– Так это были вы! – сухо проронила она. – Мне передали, что вчера к нам наведывались какие-то иностранки. Марти на работе. Она живет в доме доктора постоянно. Рекомендации, которые вы ей дали, просто отличные. – Голос женщины звучал отчужденно, но, увидев расстроенное личико девочки, она смягчила враждебный тон. – Проходите же! – пригласила она их в дом.

Мать няни говорила на хорошем английском, но Калли все равно была сбита с толку. Рекомендации? Какие рекомендации? Ведь рекомендации пишут обычно тогда, когда служанка уходит от хозяев. Так зачем же Марти вдруг понадобились рекомендации?

– А я могу с ней увидеться и поговорить? – обратилась она к женщине на фламандском. Госпожа Ван Гуг удивленно вскинула брови, услышав родную речь.

– Нет, дорогая! Она сейчас на работе и не может с тобой встретиться. Но она оставила тебе письмо на тот случай, если ты вдруг зайдешь к нам. Ты хорошо говоришь на фламандском, Калли! – снова улыбнулась женщина и протянула ей конверт с письмом.

Калли непонимающе уставилась на тетю.

– Разве Марти не поедет с нами в Далраднор?

В комнате повисла напряженная тишина. Женщины молча переглянулись, и обе уставились на Калли.

– Оказывается, девочка даже ничего не знает! – воскликнула с негодованием мать Марти, скрестив руки на груди.

– Нет, я не стала ей говорить, – растерянно пробормотала Фиби. – Не хотела портить отдых. Они с Марти так привязались друг к другу…

– Не хотите ли чашечку чая? – предложила хозяйка вежливым тоном, но в глазах ее, устремленных на Фиби, плескалась откровенная неприязнь. Но вот она повернулась к Калли и снова по-доброму улыбнулась ей, а потом намеренно перешла на фламандский, зная, что Фиби их не поймет. – Мы всегда будем рады видеть тебя у нас, Калли! Марти очень переживает, что не смогла с тобой попрощаться. Она сильно по тебе скучает.

– Мы, пожалуй, пойдем! – заторопилась вдруг Фиби. – Спасибо, что приняли нас. Надеюсь, вы понимаете, пришло время… Марти ведь тоже было уже пора… возвращаться домой, к своим близким. Так ведь даже лучше для нее.

– Думаю, Марти сама в состоянии решать, что и когда для нее лучше. А время, мисс Фей, совсем тут ни при чем. Недаром говорят, что всему свое время.

Атмосфера в комнате снова накалилась, и тетя Фиби потащила Калли к дверям. На ее щеках вспыхнул густой румянец, когда Калли вдруг расплакалась.

– Я попрошу не устраивать мне сцен на улице! – приказала она безапелляционным тоном.

Калли была настолько раздавлена новостью, что шла за тетей, как во сне, безмолвно глотая слезы. Марти бросила ее, нашла себе новую работу и даже не сочла нужным попрощаться с ней. И что теперь будет, вдруг подумала она в ужасе. С кем она останется жить?

– Ну же! Приободрись! – сказала ей тетя. – Сейчас зайдем в кафе, и я закажу тебе мороженое.

– Не хочу мороженого! – с вызовом ответила девочка. – Меня от него уже тошнит!

Она понимала, что ведет себя грубо. Так нельзя разговаривать со взрослыми, тем более на улице. Но дух противоречия уже вселился в нее, и она не могла ничего с собой поделать. Горе было слишком велико.

Потом они сели на поезд и поехали из Брюгге снова во Францию. Дорога шла вдоль побережья, Калли с отрешенным видом глядела в окно: бескрайние поля, дамбы, каналы, и над всем этим ярко-синий небесный шатер. Зачем тетя Фиби потащила ее в этот Брюгге, если она прекрасно знала, что Марти больше не вернется к ним, недоумевала девочка. Но самое ужасное, и это ранило Калли больнее всего, Марти тоже знала обо всем с самого начала и ничего не сказала ей. Устроили такой большой секрет от нее, словно она совсем уж несмышленыш в пеленках. Трудно понять этих взрослых! Калли с раздражением отвернулась от тети. Было видно, что тетя тоже чувствовала себя не в своей тарелке. Все время улыбалась и разговаривала с ней заискивающим тоном, а еще угощала конфетами.

– Пойми, Каролина! Ты уже взрослая девочка. Можешь обходиться без няни. А Марти изъявила желание вернуться к родным.

– Мне она никогда не изъявляла такого желания!

– Ну, взрослые не всегда посвящают в свои планы детей. У тебя, кстати, тоже впереди много перемен. Ты пойдешь в новую школу и будешь жить там постоянно. Познакомишься с девочками, обзаведешься новыми подружками…

Вот так Калли узнала, что она будет учиться в закрытой женской школе Святой Маргариты на восточном побережье Шотландии. Отныне она сможет навещать Далраднор только во время каникул. Это был второй удар за день, от которого она и вовсе лишилась речи.

– А что же будет с Кулейном? И с моим пони Гектором? – спросила она после некоторой паузы дрожащим голоском.

– За ними присмотрят миссис Айбел и садовник Том.

Вот оно как, размышляла девочка. Значит, они все спланировали заранее, у нее за спиной. Все, все знали, кроме нее самой! А сейчас ей еще придется торчать бог знает сколько времени в этом паршивом Лондоне! От одной мысли о такой перспективе ей стало плохо.

– Хочу домой! – Калли почувствовала, как слезы градом покатились по ее щекам. – Я хочу поскорее увидеть Кулейна. Он, наверное, решил, что я его бросила!

– Ты уже большая девочка, Каролина! Тебе понравится новая школа, вот увидишь! Это одна из лучших школ во всей Шотландии. Там столько всего интересного! Много всяких игр…

Напрасно Фиби пыталась поднять ей настроение, Калли и слушать ничего не хотела. И в каюте парома, перевозившего их на другой берег Ла-Манша, она тоже сидела молча. Благо тетю замучила морская качка, и она лежала пластом с позеленевшим от постоянных позывов на тошноту лицом. Калли лишь злорадно усмехнулась про себя, наблюдая за мучениями тети. По крайней мере, та хоть не лезла к ней со своими утешениями и оставила ее в покое. Самое время прочитать, что написала ей Марти. Калли извлекла письмо из кармана. Оно было написано на фламандском. Что же, тем лучше! Она не собирается делиться содержанием письма ни с кем.

Моя дорогая Калли!

Прости, что не смогла попрощаться с тобой так, как мне хотелось бы. Я дорожу каждой минутой, которую провела рядом с тобой, наблюдая за тем, как ты взрослеешь на моих глазах. И вот ты уже почти совсем выросла и готова к большим переменам в своей жизни. Мисс Фей хочет отправить тебя в закрытую школу. Она попросила меня ничего не говорить тебе вплоть до нашего отъезда. Мне было очень тяжело притворяться и делать вид, будто ничего не случилось, поверь мне! Я буду очень сильно скучать по тебе, но запомни: я навсегда останусь тебе другом. И если ты захочешь написать мне, я с удовольствием отвечу на все твои письма. Еще раз повторяю: это был не мой выбор. Так решила мисс Фей. Она посчитала, что отныне у каждой из нас должна быть своя жизнь.

Твоя любящая подруга

Марти Ван Гуг.

Так это все дело рук тети Фиби! Это она заставила Марти уехать из Далраднора! Но почему?! Почему? Почему? Впервые в жизни Калли почувствовала, что больше не доверяет тете. Более того, она ее ненавидит! Да она с ней даже разговаривать после этого не будет! Девочка свернулась калачиком в кресле, стараясь не расплакаться. Конечно, она не совсем справедлива к Фиби. Ведь как-никак та ее единственная родственница на свете. И тетя заботится о ней. В глубине души Калли понимала, что обязана слушаться и делать то, чего от нее хотят. Но боже мой! Каким же ужасом преисполнилось ее сердце при одной только мысли, что совсем скоро ей придется расстаться со своими четвероногими любимцами и долгие месяцы провести вдали от Далраднора в толпе незнакомых девочек.

Почти всю дорогу Фиби безвылазно просидела в уборной, чувствуя себя хуже некуда. А дочь, надувшись, словно сыч, молча коротала время в каюте. «В один прекрасный день она еще скажет мне спасибо», – убеждала себя Фиби в собственной правоте. Напрасно они поехали в Брюгге. Вот это была ошибка! Наверное, следовало рассказать дочери все много раньше, подготовить ребенка к тем переменам, которые грядут в ее жизни. Но что сделано, то сделано. У Фиби ведь совсем нет опыта общения с детьми такого возраста, как Каролина, которой все случившееся пойдет только на пользу. Чем раньше она поймет, что жизнь полна не одних лишь приятных сюрпризов, тем лучше для нее. В конце концов, ее же не отсылают в какой-то сиротский приют, затерянный в глухомани. Школа Святой Маргариты – престижная и дорогая закрытая школа, в которой поощряются самые прогрессивные методы обучения. Девочка получит первоклассное образование, будет проводить много времени на свежем воздухе, среди красивых горных пейзажей. Чего еще желать?

Школа стала альма-матер для многих известных врачей и педагогов, прославившихся своими инновациями в области педагогики и медицины. Каролине еще повезло, что ее приняли. Правда, подсуетились Китти и ее старый друг Кристалл Макмиллан. Сэр Лайонел тоже одобрил выбор, написал, что о лучшей школе для такой яркой и способной девочки и мечтать не приходится. Но чем ближе они подъезжали к Далраднору, тем острее Фиби чувствовала, что концовка их совместного с дочерью летнего отдыха оказалась смазанной. И исключительно по вине Фиби. Миссис Ван Гуг абсолютно права. Всему в этой жизни есть свое время.

В Далраднор они приехали уставшими и измученными сверх всяких сил. Что не помешало Каролине тут же опрометью броситься к своим любимцам. Она даже не взглянула на тетю, не поблагодарила за путешествие. Фиби почувствовала себя уязвленной, но не подала виду перед слугами и почти сразу же погрузилась в хлопоты, связанные с подготовкой к школе. Нужно было пройтись по длинному списку необходимого и проверить еще раз, все ли у них в порядке с формой, закуплены ли учебные пособия, которые понадобятся для занятий в новой школе. Плюс еще купить теплое зимнее пальто, строгий костюм из твида для посещения воскресных служб в церкви, ворох нижнего белья и одежду для занятий спортом. Набиралась целая гора вещей, каждую из которых еще предстояло снабдить ярлычком с именем Каролины. Но это было уже по части миссис Айбел, которая бесшумно сновала из комнаты в комнату, делая все, что положено: подписывала, учитывала и паковала вещи в тяжеленный кофр, который после завершения всех приготовлений немедленно отвезли на станцию и отправили поездом к месту назначения.

Каролина целыми днями пропадала на улице, и Фиби ее почти не видела. Последние летние денечки, теплые, напоенные ароматом спеющих яблок и куманики, с нестройным жужжанием пчел, торопящихся собрать последний дар на цветочных клумбах в саду. Старинный каменный дом утопал в золотом сиянии, и вода в озере переливалась, словно ограненный алмаз. Таким Фиби увидела Далраднор впервые, когда привезла под сень здешних райских кущ новорожденного младенца, жалея лишь об одном: что Артур никогда не увидит своей дочери. И вот маленькая крошка превратилась в быстроногую девочку, подвижную и стремительную, как лань. Конечно, для Каролины Далраднор – родной дом. Другого у нее просто не было.

В день отъезда Каролина стояла белая как мел, в новом матросском костюмчике, но выражение лица у ребенка было такое, словно ее отправляют не в школу, а на рабские галеры.

– Семестр закончится, не успеешь и оглянуться! – старательно успокаивала ее миссис Айбел. – И снова будешь дома! Всегда можешь привозить сюда своих новых подружек на каникулы.

– На каникулы я должна буду ехать в Лондон, к ней! – сказала, как отрезала, Калли, глядя в упор на Фиби.

– Но до каникул еще дожить надо! – примирительно начала миссис Айбел. – А потому не будем себе портить нервы раньше времени. Впереди у тебя столько всего интересного: новая школа, новые друзья. Уверена, ты подрастешь за один семестр на целых шесть дюймов.

Калли бросилась к экономке и обхватила ее за шею руками, стараясь не расплакаться.

– Я напишу вам, миссис Айбел. Обязательно напишу!

С Фиби девочка всю дорогу держалась подчеркнуто вежливо. Подъехав к школе, они оставили Тома в машине на въезде, а сами пошли пешком по подъездной аллее в направлении высокого серого здания. Издали школа была похожа на собор. Калли невольно восхитилась красотой открывшегося пейзажа. Вокруг царило настоящее столпотворение: родители, легковые машины, шоферы, девочки, многие с музыкальными инструментами в футлярах, приветствуют друг друга радостными возгласами и тут же попадают в объятия подружек. Всех новеньких сверяли по специальным спискам старосты из числа старшеклассниц. Девочки, облаченные в строгие мантии, старательно демонстрировали безупречность манер.

– А сейчас попрощайтесь со своими близкими! – обратилась к новеньким учительница, тоже в мантии и в академической шапочке с плоским квадратным верхом.

Фиби сделала шаг навстречу Каролине, надеясь, что та ее обнимет. И это станет первым шагом к примирению и признаком того, что ее простили за невольную жестокость. Ведь все же это делается ради блага дочери!

Но Каролина резко отвернулась в сторону.

– Ты можешь ехать. Со мной все в порядке, – проговорила она безразличным тоном. – До свидания! Спасибо, что привезла меня сюда.

Синие глаза, глаза ее незабвенного Артура, были холодны как лед, подбородок решительно вскинут, плотно поджатые губы не оставляли сомнений: разговор окончен.

«Вот и вся благодарность за мои труды, – думала Фиби, вздыхая, пока шла к машине. – А чего же ты хотела?» В ушах снова раздался сердитый голос Китти. Ты лишила ребенка всего, что она любила. Даже любимую собаку отобрала. И после этого ты еще ждешь каких-то благодарностей? Дай ей время, может, все и образуется.

Образуется ли, спрашивала себя Фиби. Дождется ли она когда-нибудь благодарственных слов от дочери? Фиби чувствовала неприятную тяжесть в желудке, и ноги стали ватными. Ей стало совсем нехорошо. На выходе она замешкалась, и у нее вдруг возникла безумная мысль. А что, если сейчас вернуться и забрать дочь с собой? Но, оглянувшись, она увидела, что новеньких уже успели куда-то увести.

– Что я наделала? – выкрикнула она, глядя в пустоту. – Что я наделала!

Фиби почувствовала, как ее охватила паника. Будто она только что отбросила от себя прочь что-то очень дорогое и очень важное в своей жизни. И еще вопрос, сумеет ли она снова обрести все то, с чем так легко рассталась…

 

6

1928 год

По пути в Шотландию Фиби остановилась на ночлег в гостинице. Протяженные летние каникулы Каролина должна была провести в Далрадноре. Она не рискнула лишать дочь шанса пообщаться со своим любимым псом и пони Гектором. Наверняка и сэр Лайонел придумает какой-нибудь веский повод, чтобы повидаться, хотя бы тайком, с внучкой, в воспитании которой он принимал участие.

Фиби только что закончила съемки в новом немом кинофильме. В главной роли снялся сам Айвор Новелло, звезда экрана последних лет, а в качестве режиссера-постановщика выступил Фред Хичкок. После успеха своего предыдущего фильма «Жилец» он был преисполнен решимости создать еще один леденящий душу триллер. Роль у нее была проходной, но компания на площадке подобралась хорошая, и Фиби была довольна съемками.

В последнее время все новости с киностудий крутились исключительно вокруг технической новинки под названием «звуковое кино». Звук, как ни странно, открыл перед Фиби широкие творческие перспективы. Не секрет ведь, что у многих актеров немого кино просто отвратительные голоса, которые требуется переозвучивать. Однажды Фиби привела Калли для участия в пробах. Она не сомневалась, что помощник режиссера попросит дочь, которая явилась на студию вместе со школьной подружкой Примроуз, остаться для дальнейшей работы, но дочь проявила абсолютное равнодушие к процессу кинопроизводства. Фиби казалась немного странной дружба этих двух девочек, но Каролина очень любила бывать у Примми в Йоркшире, в городке под названием Харроугейт.

Харроугейт находился всего лишь в нескольких милях от Лидса, но контраст был разительный. Сразу было видно: здесь обитают богатые люди. На каждом шагу бутики, спа-салоны, красивые ухоженные пригороды. Фиби никогда не рассказывала дочери о своих корнях в Лидсе. Миф о погибших родителях Каролины, родном брате Фиби и его жене, тоже был погребен под толщей лет за ненадобностью. Много лет тому назад Калли вдруг резко перестала интересоваться всем, что было связано с ее родителями. Иногда Фиби задавалась вопросом о том, как сложилась судьба ее второго брата, Теда. Наверняка он еще был жив. Но, пожалуй, встреться они сегодня на улице, то и не узнали бы друг друга.

Фиби нравилось навещать Калли. Величественное каменное здание школы Святой Маргариты наполняло чувствительную актрису священным трепетом, а суровая красота окружающей природы завораживала. Вокруг аккуратно подстриженные газоны, а всего лишь в двух шагах – бушующее море. Волны вот-вот готовы обрушиться и на кровлю здания, и на нарядные лужайки рядом со школой. Лучшего места для учебного заведения закрытого типа и не придумаешь. Артур наверняка бы гордился тем, что его дочь учится в такой привилегированной школе. Уже на подъезде к зданию Фиби увидела эстраду, воздвигнутую на одной из лужаек. Видно, готовилось выступление школьного оркестра. Рядом зеленели спортивные площадки и арена небольшого стадиона. Она направилась прямиком в шестой класс и оказалась в плотном кольце юных почитательниц своего таланта. Девочки стали засыпать ее вопросами о театре и кино. Фиби с удовольствием отвечала на все вопросы честно, ничего не приукрашивая. Ленч им подали в шатре, специально установленном посреди газона для особо почетных гостей и родителей. Девочки в нарядных летних платьях из разноцветного льна суетились вокруг, стараясь быть максимально полезными гостям, съехавшимся на праздник по случаю окончания очередного учебного года.

На лужайке между тем разворачивалось красочное действо: своеобразный спектакль – ожившая на глазах зрителей картина – марш суфражисток времен королевы Виктории. Девочки, облаченные в кринолины, отчаянно прорывали цепи полицейских кордонов. Некоторые приковывали себя цепями к импровизированным оградам, тут же происходили аресты активисток. В целом представление смотрелось неплохо. Правда, исполнительницы явно переигрывали, внося в развитие сюжета надрывную мелодраматическую ноту. Но юные артистки, одетые в арестантские робы, в холщовые фартуки и чепцы, марширующие с серебряными стрелами в руках, что по замыслу постановщиков должно было обозначать грядущее тюремное заключение, распевающие знаменитый гимн суфражисток «Станем плечом к плечу», очень старались.

Фиби попыталась отыскать глазами в толпе зрителей Каролину и ее подругу, однако, судя по всему, в представлении были задействованы именно ученицы пятых и шестых классов. Что ж, встреча с дочерью откладывается до вечернего чаепития.

Представление закончилось под громовые овации зрителей, и вдруг неожиданно для всех на старинной башне раздался звон колокола. Все стали задирать головы и смотреть, что происходит на звоннице. Увиденное впечатляло. Две девочки отчаянно карабкались вверх по кровле. В лучах яркого солнца было видно, что одна из них, огненно-рыженькая, замешкалась чуть ниже, а другая упорно ползет все выше и выше, туда, где на ветру трепетал флюгер. Раздались испуганные возгласы родителей. Фиби похолодела от ужаса. Неужели все повторяется? И она снова увидит своими глазами, как погибает Эмили Дэвисон? Оставалось лишь молиться. Господи, спаси и сохрани жизнь моей девочке… Господи, спаси и сохрани…

– С тобой все в порядке? Выше не лезь! – приказала Калли, заметив смятение в глазах подружки, пока они карабкались на крышу, пробираясь вдоль узкой балюстрады.

– Я сказала, что сделаю, и сделаю! – возразила Примми и стала разворачивать транспарант, который они сами соорудили, сшив несколько наволочек. – Возьмись за этот конец!

Прим явно зарывается, подумала Калли. В конце концов, это Калли все придумала, ей и доводить дело до конца.

– Слазь! – снова скомандовала она. – Я сама все сделаю. Да и места здесь маловато для двоих.

Но Примми стояла на своем:

– Не слезу! И потом, ты же не хуже меня знаешь, что вдвоем легче будет закрепить.

– Я справлюсь одна! Это приказ! – воскликнула Калли, стараясь перекричать ветер. Далеко внизу на них были устремлены десятки лиц. Внезапно идея установить стяг на такой высоте, да еще на глазах у публики, перестала казаться ей такой уж гениальной. Это нужно было делать ночью, когда никто не видит, мелькнуло у нее в мозгу. Но поскольку они с Примми уже сидят на крыше, отступать некуда. Начатое надо доводить до конца. Главное – чтобы Примми поскорее убралась. Пусть спускается вниз! Здесь гораздо выше, чем они предполагали. Вообще-то взобраться на старинную колокольню было проще простого, но, карабкаясь вверх, они зацепили и сдвинули с места несколько камней, и легкость, с которой те выскользнули из-под их ног и покатились вниз, заметно напугала обеих начинающих скалолазок.

– Прошу же тебя, Примми! Спускайся на землю! – взмолилась Калли и замерла, ожидая, пока подруга прислушается к ее словам и начнет двигаться вниз. Но вот лицо Примми исчезло из виду, теперь можно заняться главным.

Собственно, флюгер был совсем рядом. Калли даже показалось, что стоит ей как следует податься вперед, и она достанет его рукой. Девочки заранее приготовили широкую петлю, чтобы накинуть ее на флюгер. Еще одно усилие, и дело будет сделано. Но на самом деле расстояние до флюгера было еще достаточно приличное. Еще одно усилие! Калли подтянулась выше и, чувствуя, как немеют от напряжения руки, сделала несколько попыток, пока наконец ей удалось закрепить стяг на импровизированном флагштоке. На белой материи чернилами было написано следующее: ПЕРВОПРОХОДЦАМ – СЛАВА! В качестве стропа для подъема флага пошел в ход ее форменный блейзер ярко-синего цвета с отделкой из алых и золотистых галунов. Девочка перекинула блейзер вокруг флюгера, превратив его в надежный противовес для трепещущего на ветру знамени.

Когда подружки еще только задумывали свое рисковое предприятие, сама идея казалась им просто фантастически грандиозным розыгрышем. Но сейчас Калли понимала, что ничего забавного в их выходке нет. Даже с такой высоты ей было хорошо видно: никто из собравшихся на лужайке не смеется, наблюдая за ее отчаянными усилиями.

На какую-то сотую долю секунды Калли сковал ужас. Ей даже показалось, что нога непроизвольно соскользнула вниз. Но вместе со страхом неожиданно пришло доселе неизведанное чувство радостного возбуждения и полной внутренней свободы. Я сделала это! А раз так, то все остальное уже не имеет значения. Коль скоро она взобралась на крышу, значит, сумеет и спуститься вниз. Впрочем, спуск оказался гораздо труднее, чем она предполагала. Сверху ей было видно, как привратник тащит откуда-то огромную лестницу, как мужчины натянули внизу одеяла на тот случай, если она вдруг рухнет вниз. В эту минуту она снова почувствовала страх, у нее даже ноги стали непослушными. Но ведь там же внизу среди гостей и ее тетя Фиби. Она тоже смотрит, волнуется. Нельзя превращать день собственного триумфа в трагедию для всех. «И что мне теперь делать? – вихрем пронеслось в сознании. – Сохраняй спокойствие, спускайся шаг за шагом, дюйм за дюймом, так же, как ты карабкалась вверх. И не смотри вниз! Кладка на крыше выдержит твой вес.

Она почувствовала, как капельки пота выступили на лбу, как от напряжения стали влажными ладони рук. Еще одно усилие, еще одно маленькое усилие, и она почувствовала под ногами балюстраду. Ура! Спасена! Но, кажется, подумала Калли с замиранием сердца, все ее беды только начинаются. Там, на земле, триумфальной встречи победителей, судя по всему, не предвидится.

– Я хочу знать, Каролина, чего конкретно ты добивалась, демонстрируя перед всеми верх собственной глупости? И ты, Примроуз, тоже? – строгим тоном вопрошала их мисс Коркоран.

Обе девочки стояли за своими партами, понуро опустив головы, сзади молча смотрели на них еще не вполне оправившиеся от пережитого шока родители Примми и тетя Фиби.

– Что за блажь! – продолжала возмущаться директриса. – Решили устроить представление на публике, да? А о родителях вы подумали? О своей тете ты вспомнила, Каролина? Что они пережили, пока вы торчали там, на крыше, на такой высоте!

Фиби видела, как низко опустила голову ее дочь. Значит, понимает, что виновата. Действительно, все собравшиеся в ужасе следили за тем, что вытворяла Калли возле флюгера. Фиби даже боялась допустить мысль о том, что случилось бы с девочкой, если бы…

– Мы решили, мисс, что такой удобный случай напомнить всем о вашем любимом девизе, – пробормотала Каролина едва слышно.

– О моем что? – даже захлебнулась от возмущения мисс Коркоран.

Фиби впилась ногтями в кожу рук. В эту минуту она готова была провалиться сквозь землю.

– Но вы же всегда призываете нас идти вперед неизведанными тропами, быть пионерами во всем. Там, на крыше, я проложила путь с помощью своего блейзера.

– Понятно! Вознамерились устроить цирк на крыше, повеселить публику, начисто забыв об авторитете школы!

– Нет, мисс Коркоран! Ничего подобного! – подала голос Примми. – Мы с Калли организовали клуб первопроходцев и подумали, что нам тоже под силу совершить какой-нибудь смелый поступок, наподобие тех, которые совершали суфражистки.

– Но вы же могли разбиться насмерть, пока карабкались на эту башню. Ей уже несколько сотен лет, там нет никаких оградительных перил, ничего! Как вы сумели вскарабкаться туда?

– Мы проявили смекалку! – возразила Примми. – Вы же нас сами учите всегда и везде проявлять инициативу.

Девочка с победным видом посмотрела на своих родителей, которые с трудом прятали улыбки, наблюдая со стороны за этой неожиданной пикировкой.

Однако мисс Коркоран не видела в случившемся ничего смешного.

– Ваша глупая выходка могла закончиться трагедией и навлечь на нашу школу позор и бесчестие. А мы всегда гордились тем, что в своей воспитательной работе ставим во главу угла прежде всего дисциплину и здравый смысл.

Мама Примми выступила вперед.

– Мы отдали дочь в школу Святой Маргариты, потому что знаем, что здесь девочек учат не только здравому смыслу, но и умению думать. Ваши лучшие ученицы не боятся трудностей и всегда могут постоять за себя. Да, Калли и Примми решились на очень опасное предприятие. Но они еще слишком малы, чтобы понимать и чувствовать, что такое настоящая опасность. Для них это был всего лишь риск, попытка доказать себе, что они тоже что-то могут. Впрочем, сегодня они обе получили хороший урок, который запомнят на всю жизнь. – Женщина повернулась к Фиби. – А вы что думаете, мисс Фей? Как-никак ваша племянница была заводилой.

– Нет, мамочка! Ты не права! Калли заставила меня спуститься с крыши еще в самом начале. Она не разрешила мне лезть выше. А планировали мы привязать флаг вдвоем. Калли ни в чем не виновата! – преданная подружка была готова разрыдаться.

– Ну, вот вам и ответ! – сказала Фиби максимально бодрым тоном. – Две глупышки решились на мужественный поступок, не подумав о тех опасностях, которые их могут подстерегать. Мужество ведь тоже имеет свою цену. Право, даже не знаю, что еще добавить в их защиту.

– Так мы это дело не оставим! Дурной пример заразителен, как вы знаете. А благородство замысла и тот факт, что они еще не умеют анализировать, как взрослые, не является оправданием в данном конкретном случае. Мне надо хорошенько поразмыслить над тем, каким должно быть наказание для двух отчаянных альпинисток. Что-то такое, что пошло бы им на пользу. Спасибо, что согласились меня выслушать! – подвела черту под состоявшейся беседой мисс Коркоран. – Девочки, рекомендую и вам обдумать, как загладить перед школой собственную вину.

Фиби была почти счастлива, что их не выставили из школы прямо сейчас. Ей хотелось схватить дочь за шиворот и хорошенько тряхнуть хулиганку.

– О чем ты только думала! – зловеще прошептала она.

Все вместе они вышли на улицу. Девочки, бледные от пережитых треволнений, взялись за руки и, задрав головы кверху, увидели, что их знамя все еще полощется на ветру.

– Оно еще там! – хором закричали они. – Мы сделали это! А кто его снимет?

– Очень надеюсь, что на сей раз обойдутся уже без вашей помощи! – улыбнулся отец Примми. – Ну и кашу вы заварили! Вы двое! Не хотел бы я оказаться на вашем месте в новом учебном году!

– Если их еще возьмут обратно! – сердито обронила Фиби.

– О, не волнуйтесь, мисс Фей! Я хорошо знаю Дороти! Уверяю вас, в глубине души она даже гордится их поступком. Сейчас она точно знает, что среди ее учениц есть две девочки, которые в случае опасности не испугаются и не повернут назад. Вот уж воистину, первопроходцы! Впрочем, готов побиться об заклад, что с сего дня это слово навсегда исчезнет из лексикона директрисы. Ну что? Пошли посмотрим, оставили ли нам хоть немного чая.

Фиби с некоторой завистью посмотрела вслед родителям Примми, которые, взявшись за руки, медленно побрели к шатру. «Вам хорошо, – подумала она. – Вас – двое! Вдвоем вы сумеете обуздать свою своенравную дочь. А что делать мне одной?» Она похолодела при мысли о том ужасе, который пережила, пока ее собственная дочь карабкалась вниз. Замирая от страха, что в любую минуту девочка может сорваться и разбиться насмерть, Фиби чуть не умерла. Эти мгновения она запомнит на всю оставшуюся жизнь. Что же до утраты блейзера, так это сущий пустяк! Дорогая тряпка, которую всегда можно заменить на новую. Совсем не то, что потерять собственного ребенка.

Она обняла Каролину за плечи, и они молча пошли к шатру, где все еще подавали чай.

– Пожалуйста, прошу тебя, больше никогда меня так не пугай, ладно? – проговорила она уже возле самого шатра.

 

1933 год

Дорогая Марти!

Спасибо за приглашение на свадьбу. К сожалению, я не смогу поздравить тебя лично. Мы вместе с Примми отправляемся в горы в национальном заповеднике «Каирнгормс». В поход мы пойдем под руководством инструкторов. Мы к тому же командиры отрядов бойскаутов и должны подтвердить свое звание, получив по итогам похода соответствующие значки. Желаю вам с Андре огромного счастья. Тетя Фиби отправила тебе свадебный подарок от нас двоих. А вообще-то лето выдалось на редкость неудачным. Кулейн съел какую-то гадость, и его, бедного, пришлось усыпить, чтобы не мучился. Мы его похоронили в нашем саду прямо возле ограды. Мне очень его не хватает. Мы с Примми останемся в Лондоне до начала каникул.

Любящая тебя Калли.

 

7

Август

– Если вдруг начнется война, я тоже хотела бы заняться чем-то стоящим. А ты? – спросила Калли у Примми, разглядывая фотографию тети в военной форме. – Не станем же мы бегать распомаженными по всяким светским вечеринкам!

Калли была рада, что лето она проведет в обществе Примми. Она обрела свою лучшую подружку в ту самую минуту, как переступила порог школы Святой Маргариты и увидела испуганно жмущуюся в толпе девочку, такую же потерянную, как и она сама. Ее сразу же потянуло к Примми, и очень скоро они стали неразлейвода: девочек даже поселили в одну комнату. Обеих отличало немногословие, обе предпочитали больше слушать, чем говорить, обе были изобретательны.

Конечно, имя Примроуз, что буквально означает «примула», не очень-то шло ее рыжеволосой подружке. Калли никогда в жизни не видела такой огненно-красной шевелюры, как у Примми. А стоило той искупаться в море, и волосы тотчас же завивались в сотни мелких спиралек, таких упругих, что их невозможно было расчесать и заплести в косы. А потому для Примми сделали исключение из правила и позволили сделать короткую стрижку. Новая прическа очень ей шла: вьющиеся волосы образовали над головкой девочки настоящий золотистый ореол. Зеленоглазая, веснушчатая Примми была не очень сильна в спорте, зато по части математики и прочих точных наук числилась среди лучших. Она училась легко, казалось, совсем не прикладывая усилий и впитывая в себя знания, словно губка. А вот Калли приходилось не только внимательно слушать на уроках, но еще и конспектировать, а потом зубрить, зубрить и еще раз зубрить. Что не спасало, и почти по всем дисциплинам она тащилась в хвосте. Исключение составляли лишь языки. Немецкий и французский она знала в совершенстве.

Примми слушала подругу рассеянно. Она разглядывала толстый альбом в переплете из красной кожи, куда тетя Фиби когда-то вклеивала старые театральные программки, сценические фотографии и открытки, относящиеся к тем далеким временам, когда она еще только-только начинала свою сценическую карьеру на подмостках варьете.

– Ну разве она не красавица? – усмехнулась Примми. – Нет, твоя тетя и сегодня выглядит сногсшибательно. Но на этих фотографиях… Настоящая кинозвезда! И эти живописные шляпы…

– А мне они кажутся безобразными. Такое уродство! Особенно вот эта! Колесо колесом! Ты только представь себе, каково сегодня пройтись по улице в такой шляпе! Ужас! Старая мода всегда немного смешна, правда?

Калли нравилось, как одеваются современные женщины, особенно в столице. Узкие облегающие юбки, небольшие аккуратные шляпки колпачком. И все же лучшей одеждой в мире она по-прежнему считала килт и вязаный свитер.

– И те фотографии, на которых твоя тетя заснята в военной форме, мне тоже нравятся. – Примми перевернула очередную страницу. – Вот эта, например. – На фото Фиби была запечатлена в палате военного госпиталя. – Она ведь служила во Франции, да?

– Да нет! Она выезжала на фронт в составе концертных бригад. Это твоя мама работала в военном госпитале.

Калли знала, что Бетти Макалистер в годы войны проявила настоящий героизм. Горными тропами она перебралась из Греции в Сербию, чтобы помогать раненым бойцам сербской армии.

– Мама говорит, что умение веселить и развлекать людей не менее важно, чем воспитывать. И то и другое делает их лучше, – возразила Примми. Она всегда и во всем старалась видеть только хорошее. И ей не очень нравилось то осуждение, которое вольно или невольно сквозило в словах Калли. Вечно она придирается к Фиби!

Примми перевернула последнюю страницу и увидела пухлую пачку разрозненных фотографий, открыток и писем. Они выскользнули из альбома и веером рассыпались по столу. Она взяла одну из открыток. – «Мистер Гарри Бордман», – было написано на обороте. – Кто такой? Любопытно! Открытка не отправлена. Марка чистая.

– Наверное, это – отец Фиби… мой дедушка, – ответила Калли равнодушно. Охота же Примми копаться в этом старье, подумала она, глянув на подругу.

– Я и не знала, что он из Лидса. Он еще жив?

– Давно умер. Как и мои родители. Я их никогда не видела.

Бордманы действительно прошли по ее жизни стороной. Она никогда не получала от родственников тети ни поздравительных открыток, ни подарков к Рождеству. Если честно, то Калли даже забыла о том, что у нее когда-то был дед. И вот впервые она задумалась над тем, что у тети Фиби тоже, оказывается, был отец.

– А ты хорошо знаешь Лидс? – неожиданно в ней проснулся интерес.

– Немного знаю. Мы всегда проезжаем Лидс, когда возвращаемся к себе домой. У тебя там есть родственники?

– Кажется, мой родной дядя все еще живет в Лидсе.

– Можем попытаться отыскать его. Мы ведь живем совсем рядом с Лидсом.

– Не уверена, что мне этого хочется. По-моему, тетя намеренно порвала отношения с родней много лет тому назад. Во всяком случае, я ни разу не слышала, чтобы при мне она завела речь о брате.

– Но если у тебя есть родной дядя, то должны быть и двоюродные братья и сестры. Это же так здорово!

Калли мельком глянула на адрес.

– Можно, конечно, попробовать! Ничего предосудительного в желании поддерживать родственные связи нет.

Примми отложила открытку в сторону.

– Итак, нас ждет настоящее приключение! – воскликнула она с энтузиазмом. – Представляешь, что будет, если тебе удастся отыскать потерянных родственников? Настоящий сюрприз для твоей тети! То-то она удивится! Совсем как в романе «Энн из Зеленых Мезонинов». Помнишь?

Примми очень понравился этот роман канадской писательницы Люси Мод Монтгомери. И не в последнюю очередь потому, что главная героиня романа Энн Ширли – тоже рыженькая, а она очень переживала из-за своих рыжих волос.

– Поживем – увидим! – неопределенно пожала плечами Калли, но все же положила в карман еще несколько старых фотографий из тетиного альбома, чтобы внимательно рассмотреть их еще раз, уже без Примми.

Двумя днями позже подружки сидели в поезде, уносящем их на север, обставленные со всех сторон чемоданами и дорожными сумками. Калли нравилось гостить у Макалистеров. Там их поджидали целая куча братьев и собак и непрерывно трезвонящий телефон в холле. Хамит, старший брат Примми, – настоящий бойскаут, и уже совсем взрослый. Собирается поступать в университет учиться на врача. Правда, подурачиться любит до сих пор. Доктор Бетти, мама Примми, руководит какой-то престижной клиникой для новорожденных малышей и их мам, доктор Джим практикует прямо на дому. Его консультация оборудована во флигеле рядом с домом. То есть все обитатели дома заняты делом, а потому целыми днями девочки предоставлены сами себе. Вечерами вся семья в обязательном порядке собирается в столовой за ужином, и уж тогда можно оглохнуть от шума. Какой контраст с той мертвой тишиной, которая царит в доме тети Фиби. У Макалистеров же, напротив, все пронизано весельем, оживленными и громкими разговорами, смехом.

– Ты взяла с собой открытку? – первым делом поинтересовалась Примми. Судя по всему, предстоящие поиски родного дяди Калли стали для нее почти навязчивой идеей.

– Забыла! – спохватилась Калли и, увидев расстроенное лицо подруги, виновато добавила. – Я запомнила улицу: Пил-стрит.

– А номер дома?

– Не помню!

– Из тебя никогда не получится хорошего детектива! – воскликнула огорченная Примми. Она как раз читала очередной детективный роман Дороти Сейерс под названием «Сильный яд». Одна из героинь этого романа, Гарриет Вэйн – кстати, тоже писательница детективных романов, – приводила ее в неописуемый восторг своей глубокой проницательностью.

При первой же возможности девочки отправились автобусом в Лидс. Город им совсем не понравился. Убогие дома, прилепившиеся друг к другу. Никакой зелени. Даже садиков возле домов нет. Все какое-то закопченное, мрачное, неприветливое. Неужели тетя Фиби выросла среди такой нищеты, удивилась про себя Калли. Это открытие стало для нее настоящим шоком. А вот Примми восприняла увиденное как должное. Вид затрапезных улиц и зданий совсем не отпугнул ее. Несмотря на свой юный возраст, она уже успела понять одну очень важную истину: не все могут позволить себе жить так, как им хочется. Многие живут, как получается.

Но на Калли, знакомой только с тем, как живут в Далрадноре или вокруг Кенсингтонского парка, то есть все те, кто могут позволить себе отправить своих дочерей учиться в школу Святой Маргариты, знакомство с трущобами Лидса произвело малоприятное впечатление.

– Ты уверена, что мы идем правильным путем? – спросила она у Примми, которая бодро шагала впереди, время от времени сверяя маршрут с названиями улиц на табличках.

– Уверена. Это рабочие кварталы. Тут живут те, кто работает на шахтах, на заводах и фабриках. Думаешь, все могут позволить себе жить на природе, как мы? Ты бы еще посмотрела на обитателей трущоб Глазго! Но, наверное, ты и сама все видела! Ведь поезд всегда идет через Глазго? Или ты спишь в это время?

– Что-то мне расхотелось искать моих родственников! Давай повернем обратно!

– Не будь снобкой! Если твои родители жили когда-то здесь, то почему бы и не узнать, где именно они жили? Мы можем даже отыскать их могилы.

– Нет! – вспыхнула Калли. – Не хочу!

Сама мысль о том, что ее родители упокоились не на тихом деревенском кладбище рядом с церковью, в окружении цветов и зелени, а в этом задымленном, черном от копоти городе, ранила ей сердце.

– Калли! Я никогда не считала тебя трусихой! Вперед, к намеченной цели! – Примми смело направилась к первому же дому в самом начале Пил-стрит и постучала в дверь.

– Простите, мы ищем мистера Бордмана, – мило улыбнулась она хозяйке, отворившей дверь.

– Это еще зачем? – женщина с шалью на голове посмотрела на девочек с откровенным подозрением. – Бордманы здесь жили сто лет в обед. Их уже и в живых, поди, никого нет. Нет! Вспомнила! Мне говорили, что кто-то из братьев, видно, младшенький – не помню, как его зовут, живет на Гладстон-стрит. Поищите его там!

С этими словами женщина решительно захлопнула дверь перед носом у девочек.

– Отлично! – обрадовалась Примми. – Вот мы и взяли первый след! Идем на Гладстон-стрит! Судя по всему, это где-то рядом.

– Вдруг он на работе? – выдвинула свой контраргумент Калли. – Поехали лучше домой.

– Ерунда! Вполне возможно, он работает посменно. А ты просто придумываешь на ходу всякие отговорки!

С Примми всегда одна беда: она ничего не боится. Таким же бодрым шагом она заглянула в ближайшую лавку на углу и через какое-то время вынырнула оттуда с улыбкой до ушей и кульком разноцветного драже, которым немедленно стала угощать подругу. – Ступай за мной! Гладстон-стрит прямо за углом.

Калли, облаченная в свой неизменный килт, вдруг почувствовала себя совершенно чужой в этом неприветливом городе. На углу пыхтели трубками несколько мужчин. Они с откровенным любопытством уставились на девочек, видно, сразу же определив, что те не здешние.

Все улицы были похожи друг на друга: ряды покрытых копотью домов, два окна наверху, одно – внизу, цокольный этаж, утопающий в земле. Ступеньки крыльца, выкрашенные известкой, сетчатые занавески на окнах.

– Сейчас разговаривать будешь ты! – строго скомандовала Примми и постучала молоточком в дверь первого дома. – Спроси, как нам найти мистера Бордмана.

Пожилая женщина объяснила дорогу, проводив их беззубой улыбкой. Отступать было поздно. Калли усилием воли заставила себя подойти к искомому дому. Дай Бог, взмолилась она мысленно, чтобы все его обитатели были на работе. Но не успела она постучать, как дверь распахнулась, и девочки увидели жилую комнату. Навстречу им вышла темноволосая женщина в линялом фартуке с небрежно собранным пучком волос на затылке. Она уставилась на них в недоумении.

– Я не покупаю у коммивояжеров!

– Нет-нет! Мы не коммивояжеры! – поспешила успокоить ее Калли. – Тед Бордман здесь живет?

– Кто его спрашивает? – женщина впилась в них недоверчивым взглядом.

– Меня зовут Каролина. Я – дочь его брата Джо.

– Пройдите в дом! Тед, к тебе гости! – прокричала женщина в открытую дверь, ведущую на кухню.

Калли увидела мужчину, лежавшего на самодельном топчане возле кухонной плиты. В комнате сильно пахло лизолом и мятными пастилками от кашля, но было прибрано и чисто.

– Кто там, Хильда?

– Говорит, дочь Джо. Садитесь, мисс. Только кричите громче! Он у нас совсем глухой. Ничего не слышит.

– Кто ей такое сказал? – воскликнул мужчина, уставившись на Калли. Впалые щеки, ввалившиеся глаза, необычайная бледность лица, – все свидетельствовало о том, что мужчина серьезно болен.

– Меня зовут Каролина Бордман. А это – моя подруга Примроуз. Вот решили отыскать вас. Дело в том, что я – дочь Джо и Берилл. Но про своих родителей я знаю очень мало.

Калли сконфуженно умолкла, надеясь, что мужчина расслышал все, что она ему сказала.

– И кто же, интересно, наплел тебе такие басни?

– Тед, прошу тебя! Не сейчас!

– Тетя Фиби, ваша сестра.

Озадаченная неожиданным вопросом, Калли извлекла из кармана фотографию тети Фиби времен ее выступлений в варьете. Мужчина глянул на фотографию и расхохотался.

– Так вот какую легенду она для тебя придумала. Что ж, наша Фиби всегда была в душе большим романтиком. А она в свое время смотрелась эффектной штучкой, не правда ли? – Мужчина снова глянул на фото, потом перевел взгляд на Калли. – И ты тоже ничего! В нее пошла!

– Но моя мать Берилл Пул…

– Ничего подобного! Берилл вышла замуж за Эрни Маттерса, и у них с Эрни нет детей. А Джо погиб много раньше. Его сбили в темноте, когда он возвращался домой на велосипеде. На тот момент он даже не был женат. Что же до Фиби, то она вовремя улизнула из семейного гнездышка. Удрала в Лондон и носу не кажет в родные места. Впрочем, я ее не виню. Она помогала отцу деньгами до последнего. Но на похороны так и не явилась. А ведь это он помог ей в свое время сделать первые шаги на сцене. Ну да Бог ей судья! Вот только рассказывать всякие сказки… Прошу простить меня, мисс, как вас там зовут. Если вы и в самом деле приходитесь мне родней, то скажу откровенно: лично я вижу вас впервые в жизни. А потому резонно спросить: почему же я раньше ничего о вас не слышал? Думаю, вы должны устроить Фиби допрос с пристрастием. А я не желаю больше распространяться на эту тему. В любом случае рад знакомству. Никогда ведь не знаешь, что и как повернется в нашей жизни.

– Хватит, Тед! – оборвала его жена. – Не видишь разве, девочка и так в шоке! – Она повернулась к Калли и добавила ласково: – Простите, мисс, что не смогли ничем вам помочь.

Калли, оглушенная словами Теда Бордмана, подавленно молчала. На помощь, как всегда, поспешила Примми.

– Большое спасибо! Вы нам очень помогли! Наверное, здесь какое-то недоразумение. Извините, что напрасно побеспокоили вас. Тем более в ваш выходной.

– Какой выходной? – почти весело фыркнул Тед. – После того как закрыли фабрику, у меня все дни выходные. На нашей улице ни у кого нет работы. Разве вы не обратили внимания на толпы мужчин, бесцельно шатающихся по тротуарам? Если бы не Хильда, мы бы тут давно с голоду передохли. Она, молодчина, зарабатывает какие-то крохи поденщицей. Небось Фиби-то в Лондоне не сидит без работы, а?

– Да, она снимается в кино. А еще преподает вокал.

– Что ж, голос у нее всегда был хороший. Мечтала о большом будущем. Замуж так и не вышла? – наступил черед Теда задавать вопросы.

– Ее жених погиб под Сомом. Мы навещали как-то раз его могилу во Франции.

– Да, в этой бойне много наших парней полегло. Простите, мисс, что огорчил вас. Но у нашего Джо никогда не было детей. Да и бабником он у нас не был. Обожал только свою Берилл. Возвращайтесь домой и приприте мою сестрицу к стенке: пусть выложит вам всю правду! А уже потом присылает ко мне каких-то родственников.

– Извините, я не хотела вас обидеть! – прошептала Калли, с трудом сдерживая слезы.

– Тебя, детка, я и не виню. Во всем виновата та, кто повела себя нечестно.

– Спасибо, мистер Бордман! – снова вмешалась в разговор Примми. – Но нам уже пора! Пошли, Калли!

– Оставайтесь! – радушно пригласила их Хильда. – Вон и чайник на плите уже закипает. Сейчас попьем чайку.

– Большое спасибо, но нам действительно пора домой! – снова повторила Примми. – Да и Калли теперь есть над чем подумать.

– И не только ей! – пробурчал Тед. – Как говорят, яблочко-то недалеко от яблони падает. Сообщите мне, чем закончится вся эта рождественская сказка, если, конечно, не забудете, – голос мужчины заметно потеплел. – В любом случае мы всегда будем рады вам, кем бы вы нам ни приходились. Так приятно видеть в доме красивые молодые лица.

Девочки молча вышли на улицу.

– Прости меня, Калли! Это я во всем виновата! Втянула тебя в какие-то дурацкие поиски!

Примми осторожно взяла подругу за руку, но та рывком выдернула свою руку.

– Оставь меня в покое!

Всю обратную дорогу девочки шли молча. Примми с виноватым лицом тащилась сзади, не смея тронуть подругу. Но вот та повернула к ней свое расстроенное лицо и воскликнула с горечью:

– Кто же я на самом деле, Примми? И что имел в виду этот человек, когда сказал про яблочки, которые падают недалеко от своих яблонь?

– Понятия не имею! Тебе нужно будет серьезно поговорить с тетей Фиби и попросить ее объяснить, почему она лгала тебе столько лет.

Каникулы были бесповоротно испорчены. И в бойскаутском лагере все с самого начала пошло не так. Калли целыми днями бродила в одиночестве, снова и снова перебирая в памяти все то, о чем рассказал ей дядя Тед. Она вспоминала выражение его лица, его язвительный смех, когда она сообщила ему причину своего прихода, как он открестился от нее поначалу. Но почему столько лет ей внушали откровенную ложь? Разумное объяснение тут могло быть только одно.

Наверное, она была беспризорницей, которую тетя Фиби тайно удочерила, чтобы иметь возможность растить ребенка. Родная мать бросила ее, отдала еще младенцем в сиротский приют, и потому тетя Фиби тщательно скрывала от нее тайну позорного рождения, чтобы не травмировать ее понапрасну. Теперь понятно, почему у них в доме нет фотографий ее родителей. И никаких мелочей, тех дорогих сердцу памятных вещиц, которые обычно хранят в память об умерших. Поняла она и другое. Тетя Фиби намеренно не рассказывала ей о своем нищенском детстве в бедных кварталах Лидса. Зачем? Ведь ее прошлая жизнь так разительно отличалась от всего того, что окружало Калли сегодня: привилегированная школа, роскошный дом в Далрадноре.

Примми старалась держаться незаметно, лишний раз не докучать подруге. Это ведь она сподвигла Калли заняться поисками каких-то мифических родственников. Стараясь загладить свою вину, она постоянно суетилась вокруг, делая вид, что все хорошо. Но Калли точно знала: все хорошее уже в прошлом. Она – презренная сирота, подкидыш, которого подобрали из жалости. Почти как Энн Ширли, любимая героиня Примми.

Первые дни Калли ходила как в воду опущенная. Ей было жалко себя, она горько оплакивала свою судьбу и вообще ставила крест на своем будущем. Но постепенно волшебная красота окружающей природы сделала свое дело. Горы, прогулки по реке, долгие вечера у костра под звездным шатром ночного неба с веселыми песнями и играми – все это мало-помалу смягчило душу и растопило тяжесть на сердце.

– Ты в порядке? – поинтересовалась у нее Примми, когда их смена подошла к концу и они уже паковали палатки и прочее снаряжение, готовясь разъехаться по домам. – Тете написала?

– Со мной все в полном порядке! – бодро солгала ей Калли. – Писать я пока ничего не стала. Да это и не так уж важно.

– Ты так считаешь? А я думаю, что ты должна знать правду.

– Послушай, Примми! – голос Калли вдруг стал холодным как сталь. – Когда мне понадобится твой совет, я обязательно спрошу тебя! А пока оставь меня в покое! Прости…

Калли понимала, что зря обидела свою лучшую подругу. Но и та должна понять: отныне жизнь Каролины со всеми проблемами и грузом неразгаданных тайн – это ее жизнь, и она сама будет разбираться с ней. И первым человеком, к кому она обратится за помощью, станет Марти. Та обязательно должна что-то знать. Сразу же по возвращении домой она напишет ей письмо. Марти не станет ей лгать. И она никогда не бросит Каролину в беде!

Но тут Калли спохватилась. Ведь Марти только что вышла замуж. У нее медовый месяц, а тут давняя подопечная со своими глупыми расспросами. Нет, пока не время тревожить Марти. И Калли снова погрузилась в безысходность.

Ну почему нельзя стереть воспоминания о поездке в Лидс из памяти, стереть, как стирают ластиком ошибки в тетрадях, снова и снова спрашивала она себя. Сделать вид, что ничего не было и она ничего не знает. Но ничего не получалось! Весь мир стал вдруг чужим и враждебным. И лишь одно-единственное место на земле Калли все еще продолжала считать родным. Далраднор! Вот ее настоящий дом, где она всегда чувствует себя в полной безопасности. Скорей бы увидеть родные стены Далраднора! Там, и она это точно знала, все ее горести пройдут сами собой. Там и только там Калли чувствовала себя среди своих.

 

8

Фиби заметила перемены в дочери с той самой минуты, как увидела ее в Далрадноре. Девочка, словно улитка, свернулась в своей ракушке, наглухо захлопнув створки перед всеми. Каждый день Каролина отправлялась в долгие прогулки пешком, всегда одна, без провожатых. Или каталась верхом, тоже в полном одиночестве. За обедом рассеянно ковыряла вилкой блюда, что с такой любовью приготовила для нее миссис Айбел, а потом устраивалась с книжкой на подоконнике рядом с лестницей и с головой уходила в чтение.

– Я так рассчитывала на бойскаутский лагерь, – пожаловалась Фиби экономке. – Надеялась, горный воздух и прогулки в горах помогут прогнать эту ужасную бледность с лица.

– На все надо время, мисс Фей, – рассудительно отвечала та. – Подождем месяц-другой, посмотрим, что да как. Калли у нас уже совсем взрослой барышней стала. Но еще не успела оформиться: ни то ни се. И не девушка еще, но уже и не девочка. К тому же она, бедняжка, до сих пор страдает по своему верному другу Кулейну.

Миссис Айбел занялась приготовлением шоколадного торта.

– Вот, хочу успеть к чаю! Быть может, хоть это ее порадует!

– Она что, поругалась с Примми?

– Вроде нет! Просто, наверное, потерялась немного сама в себе. Говорю же вам, переходный возраст. К тому же скоро снова в школу. Как долго она еще там пробудет?

– Пока еще ничего не решено насчет школы. Я ведь хотела отправить Каролину в Швейцарию, чтобы свое образование она закончила там. Но теперь сама не знаю, что делать.

– Швейцария! – недовольно фыркнула экономка. – Это же будет стоить целую кучу денег. Разве нельзя подобрать что-то приличное поближе к дому? Например, в Лондоне.

В голосе миссис Айбел звучал явный упрек.

– У Каролины хорошо идут языки. Вот я и подумала, что в Швейцарии у нее будет отличный шанс усовершенствовать свой французский. К тому же отличная возможность покататься на горных лыжах. Завяжутся полезные знакомства, появятся новые друзья. Все это тоже важно.

– Может, вы и правы! – нехотя согласилась экономка. – Калли и правда последнее время сама не своя. Я уж было подумала… Ну, сами знаете! Девочки в ее возрасте… Вдруг она влюбилась в какого-нибудь молодого человека?

– Глупости! – вспыхнула Фиби. В ее глазах дочь все еще оставалась подростком-несмышленышем в темных чулках и школьной форме. – Ей еще только шестнадцать лет. Успеет навлюбляться, когда окончит школу!

В глубине души Фиби продолжала лелеять надежду, что сумеет отыскать знакомых, которые помогут пробиться ее дочери в высший свет и дебютировать при дворе, как и положено девушке из приличной семьи. Но знакомых среди аристократов, таких, которые взялись бы добровольно посодействовать реализации ее честолюбивых замыслов, у Фиби не было. Жена сэра Лайонела, та и вовсе знаться с ними не желала. Именно директриса школы, мисс Коркоран, подала ей идею подыскать для дочери хороший лингвистический колледж или отправить ее на курсы секретарш.

– Калли не сможет учиться в университете, – пояснила она свою мысль. – Девочка она способная, но все базовые предметы, которые необходимы для получения высшего образования, ее мало интересуют. Боюсь, она просто не справится с колоссальным объемом учебного материала, которым нагружают студентов.

Фиби была рада, что ей удалось выкроить время, чтобы хоть какие-то крохи летних каникул провести вместе с дочерью. Она уже запланировала поездки в Эдинбург, морскую прогулку на пароходе «Стерлинг касл», посещение картинной галереи в Глазго. Быть может, они даже побывают на одном из представлений в театре «Альгамбра».

Времена в стране были тяжелые. Особенно в больших городах. Портовые доки стояли пустыми, толпы безработных на улицах. И у всех на лицах печать обреченности, то самое выражение, которое сразу же выдает бедняка. Но кино, в котором она снималась, как ни странно, продолжало собирать полные залы и неплохо кормило ее. Она снялась в музыкальном фильме, где в главной роли блистала несравненная Джесси Мэттьюс, и сыграла еще одну роль в другом кинофильме в дуэте с Джеком Бучманом. Звуковое кино, заворожившее зрителей своей новизной, открыло блестящие возможности и для самой Фиби. Ее голос звучал гораздо мелодичнее, чем голоса многих звезд немого кино. Короче говоря, сейчас работы для нее было непочатый край. Что ж, нынешние времена не менее суровые, чем годы военного лихолетья. Тогда она веселила солдат, выступая перед ними с зажигательными музыкальными номерами, сейчас развлекает публику с киноэкранов.

Определенно, что-то гнетет Каролину. Она никогда не была капризной девочкой, никогда не требовала себе чего-то сверх меры. Что же до тряпок, то ее дочь по-прежнему была равнодушна к нарядам, а хождения по магазинам в поисках новых вещей считала пустой тратой времени. Она постоянно носила либо килт, либо брюки-галифе для верховой езды и всегда таскала с собой какую-нибудь книжку. Судя по всему, дочка и понятия не имела о том, какой красавицей смотрелась бы в обычном девичьем наряде. Фиби со вздохом глянула на собственное отражение в зеркале и побрела в гостиную, оставив Нэн колдовать над своим шоколадным тортом.

Да, никуда не деться от морщин и первых проблесков седины в волосах, а еще стала набирать вес, раздалась в талии. Пришлось посадить себя на строжайшую диету. Иначе объектив кинокамеры удвоит все ее габариты. Что ж, как ни верти, а ей покатил уже пятый десяток. Время стареть, а ее дочери, напротив, расцветать и хорошеть. Такова суровая правда жизни. Время, как известно, нельзя остановить. Какое счастье, что ей удалось зацепиться за роли характерных актрис. Те дни, когда она снималась для открыток, уже давно канули в Лету. Однако тщательный уход за собой, умело подобранный грим, продуманное освещение на площадке, вовремя подкрашенные волосы… Нет, все же пока она стареет весьма достойно.

Фиби отправилась по дому в поисках дочери, но нашла Каролину в саду. Склонившись над книгой, она сидела на скамейке возле могилы Кулейна.

– Что читаешь? – спросила у нее Фиби просто для того, чтобы что-то спросить. Сама она не была большой любительницей книг.

Каролина резко захлопнула книгу и отвернулась от нее с недовольным выражением лица.

– Ничего!

– Перестань, Каролина! Что с тобой творится в последнее время? Ты приехала из лагеря такая измочаленная. Уж не загоняли ли тебя по тамошним горам? – Шутка получилась довольно плоской.

– Со мной все в полном порядке! – Калли даже не повернулась в сторону тети.

Фиби, преодолев себя, села рядом.

– Миссис Айбел жалуется, что ты ничего не ешь. Возвращаешь назад полные тарелки. Ты же знаешь, как она не любит, когда остаются объедки. Сейчас такие трудные времена. В ее семье тоже многие сидят без работы. Грех оставлять еду нетронутой.

– Просто я не голодна. К тому же у нее всегда такие большие порции.

– Раньше ты не жаловалась на отсутствие аппетита. Напротив! Тебе всегда хотелось есть. Ты заболела? Или у тебя сейчас месячные?

Это была одна из немногих тем, которую Фиби не боялась затрагивать, зная, что Каролина уже готова к подобным разговорам. В школе девочкам, когда им исполнилось четырнадцать, прочитали обстоятельную лекцию об особенностях женского организма и прочих серьезных вещах.

– Перестань суетиться! – вспыхнула Калли. Наверняка она хотела сказать «Уходи прочь!», но не рискнула.

– Но я волнуюсь за тебя! – упорствовала Фиби. – У тебя такой несчастный вид. Расскажи своей тете, что тебя тревожит.

Фиби придвинулась к дочери поближе, но та тут же отстранилась от нее.

– А ты и правда моя тетя? Или это еще одна из тех сказочек, которыми ты меня пичкала все эти годы?

Итак, Калли нажала на курок. И почти сразу же поняла, что пуля попала точно в цель.

– Что ты имеешь в виду? Ведь я же была с тобой все эти годы.

– Была! Но тетя ли ты мне? Вот в чем вопрос!

– А кто же еще? Конечно! Я ведь тоже Бордман.

– Тогда не впаивай мне впредь всякое дерьмо про моих родителей, ладно? Я встречалась с дядей Тедом, и он сказал мне, что все твои россказни – чистой воды враки.

Фиби почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она сделала глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение, и слегка откашлялась.

– Когда это было? – спросила она, стараясь ничем не выдать своего волнения.

– Примми нашла в твоем старом альбоме с вырезками и фотографиями неотправленное письмо с адресом. Она уговорила меня съездить по этому адресу и узнать, живут ли там наши родственники. Вот мы и поехали в Лидс, нашли Пил-стрит, потом Гладстон-стрит, где живет сейчас Тед Бордман и его жена Хильда.

– Понятно. И что сказал тебе Тед? – Фиби из последних сил пыталась говорить так, как будто речь шла о самых заурядных вещах.

– Я показала ему твои фотографии и открытки с твоим изображением. Он посмеялся, выслушав мою историю, и посоветовал выяснить всю правду у тебя. Ему непонятно, в какие игры ты играешь, рассказывая мне о том, что ваш покойный брат был женатым человеком. Его невеста Берилл после смерти жениха вышла замуж за другого, но детей у них нет. Так почему же ты мне лгала, рассказывая, что Джо и Берилл – это мои родители?

– Все не так просто, родная! Просто мне не хотелось ранить твою душу. Правда не всегда ведь бывает приятной. Вот я и решила до поры до времени пощадить твои чувства.

– Не надо щадить мои чувства! Я готова услышать всю правду без прикрас! Итак, ты меня удочерила и воспитала как собственного ребенка. Из какого приюта ты меня выкупила? И почему все эти годы притворялась моей тетей? Что плохого в усыновлении сироты?

У Фиби поплыли круги перед глазами. Еще немного, и она лишится чувств. Каролина все поняла не так! Начать рассказывать историю ее появления на свет прямо сейчас – это обречь дочь на новые душевные страдания. А ведь Китти предупреждала ее в свое время, что настанет день, когда ей уже не удастся больше скрывать от дочери всю правду. И ей придется сполна заплатить за ту ложь, на которую она сознательно пошла. Ах, как жаль, что сейчас рядом с ней нет Китти и ей приходится вести баталию в одиночестве.

– Во-первых, Каролина, тебя никто и никогда не удочерял. Ты – не сирота! Ты – плод любви двух молодых людей, чей роман выпал на годы войны. И ты действительно сирота, ибо твой отец погиб, защищая родину. А твоя мать скрыла правду, потому что хотела защитить тебя от наветов. Ведь молодые люди попросту не успели оформить свои отношения до того момента, как ты появилась на свет. – Фиби почувствовала легкую дрожь во всем теле. – Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Прекрасно понимаю! Я – незаконнорожденная, бастард, дочь матери-одиночки! – проговорила Каролина ледяным тоном, но глаза ее метали громы и молнии.

– Нет… то есть да… в какой-то степени… в глазах общественного мнения и перед лицом закона. Но ты была желанным ребенком! Просто так распорядился рок, лишив тебя обоих родителей.

– Так все же где моя мать? – с яростью выкрикнула Каролина. – Она тоже умерла? Или передарила меня тебе в качестве сувенира?

– Разве ты сама не в состоянии понять, кто твоя мать? – взмолилась Фиби, заламывая в отчаянии руки. – Не заставляй же меня разжевывать тебе все до последней буквы.

– О нет! Только не это! Неужели это ты? – Каролина в ужасе отшатнулась от Фиби и подскочила со скамейки как ошпаренная. – Как ты могла? Как ты могла притворяться все эти годы моей теткой, когда на самом деле ты – моя родная мать? Я не верю этому! Тед сказал мне, что ты и не такие номера выкидывала в свое время, но чтоб такое… Какой жестокой надо быть, чтобы отказаться от собственного ребенка!

– Ах, нет! Все не так, как ты думаешь! Прошу тебя! Выслушай меня! – взмолилась Фиби. – Я просто хотела защитить нас обеих. Когда Артур узнал, что я жду ребенка, он сделал все от него зависящее, чтобы у нас с тобой был дом, а сэр Лайонел всегда…

– Так он тоже в курсе твоей лжи? Выходит, он – мой дедушка. А ты выдумывала какие-то сказки! Столько лет! Тебе не стыдно?! Убирайся прочь от меня! – Последние слова Калли выкрикнула, уже не помня себя от ярости, и пулей бросилась прочь.

Фиби безвольно упала на колени прямо на садовой дорожке.

– Как ты могла подумать, что я не хотела твоего появления на свет? – воскликнула она вслед дочери. Но и в такую минуту внутреннего напряжения холодным умом артистки она понимала, что какая-то часть ее естества не живет, а играет даже сейчас, разыгрывает душещипательную сцену из какой-нибудь мелодрамы. «Немедленно поднимайся с колен, – приказала она себе мысленно. – Кончай ломать комедию. Все имеет свою цену, вот и ты должна заплатить сполна по старым долгам. Оставь девочку в покое! Со временем она все поймет!» Фиби с трудом дотащилась до скамейки и плюхнулась на сиденье, пытаясь привести в порядок растерзанные чувства. Рядом с тем местом, где Калли похоронила своего Кулейна, пышно цвел куст поздних роз. Вокруг него вились пчелы, и их мелодичное жужжание напоминало о том, что лето все еще длится. «Ты лишила свою дочь всяких иллюзий, к тому же выбила почву у нее из-под ног, – продолжал нашептывать ей разум. – Стоит ли после этого удивляться, что она возненавидела тебя? Но ты – ее мать, ее родная мать! А потому ты обязана заново навести мосты с единственной дочерью и принять ее такой, какая она есть. Все в конце концов образуется. Вот увидишь! Все должно образоваться!»

 

9

Из сада Калли прямиком бросилась к конюшне. Гектор в стойле заметил ее уже издалека и тут же принялся всячески выражать свою радость.

– Здравствуй, мой мальчик! – поздоровалась с ним Калли. – Сейчас мы с тобой совершим хорошую прогулку. Только ты и я! – Она перекинула седло через спину жеребца и, держа его под уздцы, вывела со двора.

Они зашагали через поле, держа путь к тропе для верховой езды. Эту дорогу Калли знала как свои пять пальцев. Она торопилась изо всех сил как можно быстрее и как можно дальше уйти от Далраднора. Правда об истории собственного появления на свет жгла ее, словно каленое железо. Тетя Фиби – никакая ей не тетя, а родная мать. Тем не менее столько лет она с успехом разыгрывала перед всеми роль тети, живущей вдали от своей единственной племянницы. Как же все это гадко, подло, низко! Она ненавидит эту женщину за ее бессовестную ложь.

Ветер бил ей в лицо, а Гектор все дальше уносил от дома. Как ни странно, быстрый аллюр успокоил расходившиеся нервы. Да и не станет же она вымещать свою ярость на Гекторе. Он-то в чем виноват? По сути, пони – единственное родное ей существо на всем белом свете. Они остановились под большим деревом, и Калли спешилась, давая жеребцу возможность немного передохнуть. Сейчас она уже точно знала, куда держит путь. Еще немного, и они спустятся вниз вон по той тропе и выйдут прямо к мосту, по которому перегоняют вьючных лошадей. Перейдут на другой берег реки, а там уже два шага до имения Белфорс. Огромный дом из серого камня с зубчатыми сводами, высокой островерхой крышей, как в старинных замках, с башенками по углам. Главное, чтобы сэр Лайонел был дома.

Мысли звенели и гудели в голове, словно рой растревоженных пчел. Теперь понятно, почему сэр Лайонел знал, когда у нее день рождения и всегда приезжал к ним в этот день с подарками для нее. Все стало на свои места и получило разумное объяснение, включая и тот давний визит к обелиску, воздвигнутому в честь погибшего сына. Ведь сын сэра Лайонела был ее отцом, а она даже не подозревала об этом.

На подъезде к замку она снова спешилась и, навязав Гектора на привязь, направилась через широкую лужайку к парадному крыльцу, громко постучала в дверь и стала ждать, когда ей откроют. Через какое-то время на пороге появился дворецкий в черном смокинге.

– Доложите, что мисс Бордман хочет видеть сэра Лайонела Сетон-Росса.

– Он на охоте, мисс! – последовал ответ.

– Кто там, Фрейзер? – Женщина с худым заострившимся лицом, облаченная в твидовый костюм, подошла к дверям. – Ах, это ты! Проходи!

Калли впервые видела эту женщину.

– Простите, что побеспокоила вас. Меня зовут Каролина Бордман. Я из Далраднор-Хаус.

– Я отлично знаю, кто ты. Только удивляюсь, зачем ты сюда пожаловала! – бросила женщина полупрезрительно. Они молча пересекли просторный, облицованный мрамором холл и вошли в гостиную.

У Калли хватило выдержки не забыть о манерах.

– Простите, но кто вы? – проговорила она максимально вежливым тоном.

– Верити Сетон-Росс.

Женщина вальяжно расположилась на софе, кивком головы указав Калли на кресло напротив, затем извлекла из кармана кардигана портсигар.

– Итак, зачем явилась? – повторила она свой вопрос безапелляционным тоном.

– Я приехала повидаться с сэром Лайонелом. Хочу кое-что выяснить у него. Но я могу и подождать.

Девочка поднялась с кресла. Она была слишком возбуждена, чтобы сидеть на одном месте.

– Хм! Дай-ка я разгляжу тебя как следует! – женщина жестом поманила Калли ближе к камину, возле которого тоже стояло кресло. – Ты все знаешь, да?

– Знаю ли я, что сэр Лайонел – мой родной дедушка? Да, знаю! Мне только что сообщили об этом…

– Артур был моим братом, но из этого отнюдь не следует, что я являюсь твоей теткой. Даже и не мечтай о каких-то родственных узах между нами. В нашей семье твою мать не приняли с самого начала. Не знаю, что она там тебе плела о своей неземной любви к Артуру, но я скажу так. Она пыталась заарканить его с момента их первой встречи. И вот еще что! Никаких прав на наше имущество у тебя нет. Артур оставил твоей матери достаточно средств, чтобы ты не смела тянуть из нас что-то еще. Ты это хотела узнать?

Калли выпрямилась во весь рост.

– Я приехала сюда затем, чтобы узнать, правда ли то, что мне только что сообщила тетя Фиби. Мне ничего не надо ни от вас, ни от нее! – Она немного помолчала. – Что же до вашего нежелания быть моей тетей, то скажу так: в моей жизни и без вас было достаточно теть. Но никто из них не соизволил вплоть до сего дня сказать мне правду. А вы знаете – каково это жить с мыслью о том, что ты появилась на свет, как нежеланный бастард? Я думала, что отыщу в этом доме хоть каплю сочувствия. Но вместо этого вы с ходу обвинили меня в том, что я явилась к вам требовать денег. Хватит! С меня достаточно! Всего доброго, мисс Сетон-Росс!

Она пулей выскочила за дверь и вихрем пронеслась по холлу. Среди мраморных колоннад гулким эхом прозвучал стук ее стремительных шагов. Верити устремилась следом.

– Куда же вы, мисс? Вернитесь, кому говорю!

– И не подумаю! Проваливайте ко всем чертям! Все!

Калли промчалась мимо растерявшегося дворецкого, сама распахнула себе дверь настежь, выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, помчалась к Гектору.

– Мне нужна Марти! Одна только Марти сможет мне помочь! – залилась она слезами, обхватив Гектора за шею руками.

Но Марти была далеко. А сейчас рядом с ней стоял лишь старый пони. Лишь он один мог ее утешить. Только Гектора она и могла сейчас орошать слезами, уткнувшись лицом в его гриву.

– Куда же мне идти, мой мальчик? Куда нам с тобой податься?

Темнело, а Каролина все еще не возвращалась домой. Фиби нервничала. Дочь ускакала на своем Гекторе бог знает сколько часов тому назад, в одной тоненькой блузочке и брюках для верховой езды. Нервными шагами Фиби мерила гостиную, время от времени подходя к окну.

Миссис Айбел она лишь сказала, что у них с Калли случилась ссора, после которой девочка взяла своего пони и умчалась прочь.

– Надо сообщить в полицию! – рассудительно посоветовала экономка. – Мало ли что! Времена сами знаете какие! А уже темно!

– Подождем еще немного! – решила Фиби. – Может, они забрались с Гектором в какой-нибудь коровник и устроились там на ночлег? Каролина ведь ни за что не допустит, чтобы ее любимый пони простудился и заболел.

Послышался звук подъезжающей к дому машины, и Фиби опрометью побежала к дверям. Первым из машины вышел сэр Лайонел. Он все еще был в охотничьем костюме. Следом показалась его дочь.

При виде сэра Лайонела Фиби издала вздох облегчения. Он-то уж точно знает, что делать в подобных обстоятельствах.

– Я все знаю! – объявил сэр Лайонел, тяжело опираясь на палку. – Где она сейчас?

– Пока еще не вернулась! Но откуда вы знаете? А, понятно! Она приезжала к вам?

Вперед выступила Верити.

– Папа как раз был на охоте. Я ее приняла, кое-что сказала, поделилась с ней некоторыми своими соображениями… Но я же не знала, в каком она была состоянии! Пожалуй, я лишь все усугубила…

Последние слова прозвучали почти как просьба о прощении, но Фиби их даже не расслышала.

– Если что случится с девочкой… – начал сэр Лайонел резким тоном, а потом развернулся и вперил тяжелый взгляд в Фиби. – Наконец-то вы сообщили ей правду, как я понимаю!

– А что мне оставалось делать? Она разыскала моих родных, и те сообщили ей часть истории, после чего она вообразила, что я взяла ее из приюта. Проходите, пожалуйста, садитесь! Пора, наверное, призвать на помощь полицию. Как вы думаете? После того как умер Кулейн, пони для нее – все!

– Я постараюсь подобрать ей другого щенка такой же породы.

Сэр Лайонел уселся на предложенный стул, вытирая капли дождя со лба.

– Едва ли щенок нам теперь поможет. Все эти годы я поступала так, как считала лучшим… для всех нас! Старалась ничем не опорочить ваше имя, не бросить даже тень сомнения на светлую память Артура. К тому же мне нужно было позаботиться и о собственной репутации. И вот чем все закончилось! Я не знаю, что мне делать. Вас еще она, быть может, и послушает, сэр Лайонел! Но меня… Я просто в отчаянии! – Фиби бросила умоляющий взгляд на сэра Лайонела и его дочь. – Я в тупике! Боже! Какую же кашу я заварила! И сама, своими руками!

– У нее сейчас переходный возраст, – подала голос Верити. – Думаю, ей нужно поменять обстановку. Она все еще учится в школе Святой Маргариты?

– Я хотела отправить ее за границу для завершения образования, но сейчас и сама не знаю, как поступить. – Фиби тяжело вздохнула. Она понимала, что очередная встреча с дочерью не сулит ей ничего хорошего. Пожалуй, та сразу же отметет прочь все ее предложения. Да и вообще! Если Каролина не поймет все произошедшее так, как надо, их совместное будущее будет очень непростым.

– Позвольте дать вам один совет, мисс Фей! – неспешно проронил сэр Лайонел. – Все эти годы вы ни разу не позволили девочке принять самостоятельного решения. Вот я и думаю! Она уже достаточно взрослая, и следует у нее самой спросить, чего ей хочется, вместо того чтобы навязывать ребенку готовые решения. Как вы считаете? В любом случае, опираясь на собственный опыт, скажу так: сотрудничество всегда лучше любой конфронтации.

– Да она меня и слушать больше не станет! – воскликнула Фиби, и слезы градом покатились по ее щекам.

– Может, она послушает меня? Как полагаешь, Верити?

– Девчонка она резвая, я бы даже сказала, своенравная. Но, по-моему, с головой у нее все в порядке! Она прямолинейна, не боится говорить то, что думает. Уверена, в случае чего, она сумеет постоять за себя. Разумеется, Каролина не заслужила тех резких слов, которые я на нее обрушила, но она не растерялась и дала мне достойный отпор. В этой девочке столько силы духа! Она – не какой-то там изнеженный цветок, нет! И так похожа на Артура! Я чуть сознание не потеряла, когда увидела ее! Вылитая копия брата! Если мисс Фей полагает, что Каролину стоит отправить за границу, то надо попробовать. Вреда от этого точно не будет. А все остальное, то, что случилось сейчас, она переживет. Вот увидите!

– Главное, чтобы она не натворила каких-нибудь глупостей!

Дверь в гостиную слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова миссис Айбел. Женщина улыбалась.

– Спешу доложить, что потеря нашлась! Сама постучалась в дверь моей кухни. Я только что накормила ее горячим супом, свежими булочками с чаем и уложила в кровать, обложив бутылками с горячей водой. Считаю, что на сегодня с ребенка хватит наставлений. Пусть отсыпается себе на здоровье, бедняжка. Сэр Лайонел, не подать ли чаю? Или лучше принести капельку спиртного?

– Прошу вас, миссис Айбел, подайте нам всем троим! – распорядилась Фиби, облегченно вздохнув. – Слава богу, Каролина нашлась!

Завтра, быть может, подумала Фиби, она и воспользуется советом сэра Лайонела. И будет больше слушать, чем читать нотации. Ведь материнских обязанностей с нее никто не снимал. Завтра они попытаются вдвоем с дочерью начать все сначала, постараются забыть те несколько ужасных часов, которые едва не перечеркнули все их прошлое. Правда, новый старт не обещает быть легким. Ах, как же права оказалась Китти! Уже в который раз Фиби вспомнила, о чем предупреждала ее подруга много лет тому назад. Тогда она не прислушалась к ее словам, а зря! И как сейчас, скажите на милость, ей наводить мосты через ту пропасть, которая разверзлась между ней и ее дочерью?

 

10

1933–1934 годы

Калли была вознаграждена сполна за все те страдания, которые обрушились на нее вместе с правдой о ее происхождении. Во всяком случае, в школу ее больше не отправили. Какое-то время она провела в Далрадноре, потом перебралась в Лондон. Каникулы затянулись почти до Пасхи. После чего она должна была направиться в Западную Фландрию для завершения образования в одной из тамошних школ. Что хорошо, совсем рядом от Марти и Андре. Своей бывшей няне Калли излила всю душу и очень скоро получила от Марти письмо, полное теплых слов сочувствия и поддержки.

Любое знание всегда лучше неведения, – писала ей Марти. – Но ты должна понять и те мотивы, которыми руководствовалась мисс Фей, скрывая от тебя правду. Не забывай об общественном мнении, оно по-прежнему очень сильно. К тому же случившееся помогло тебе лучше узнать своего дедушку. Да и мисс Верити кажется мне очень разумной особой. Не забывай, ее единственный брат погиб на войне. Отныне сэр Лайонел для тебя не просто незнакомый чужой человек, а близкий друг. Уверена, он поможет тебе занять свое место во взрослой жизни. Изучение языков всегда приносит пользу. Если бы моих родных судьба не забросила в далеком 1914 году в Англию, я бы никогда не познала, что такое жизнь в чужой стране, не научилась бы говорить по-английски. Но главное – у меня никогда бы не появился такой добрый и сердечный друг, как ты. А потому не бойся плыть в неизведанное. Жизнь всегда воздаст за это сторицей.

Марти так похожа на Примми, подумала Калли. Она тоже во всем видит только хорошее.

Тетя Фиби изо всех сил старалась загладить свою вину, уменьшить степень напряженности между ними. Иногда ее старания были даже чрезмерными, ибо она была готова буквально распластаться перед дочерью. Когда она отправлялась на съемки, было лучше: не оставалось времени на ненужную суету. Правда, были еще и занятия в танцевальной школе тети Мейси, где Фиби пропадала все вечера, так что времени на общение друг с другом у них почти не оставалось.

Замок Гротен располагался к северо-западу от Брюсселя, недалеко от Брюгге, в живописной парковой зоне рядом с озером. Настоящий сказочный замок из розового камня, с типичной для французских замков архитектурой. Бесчисленное количество башенок, красивые решетчатые окна под самой крышей – словом, все те архитектурные излишества и красоты, которые характерны, как узнала сейчас Калли, для готического стиля в его чистом виде. Общую панораму завершала ровная вереница ступеней, ведущих к резному портику из белого камня, переливающегося в лучах солнца. Просто волшебный дворец в миниатюре. Марти, однако, осталась совершенно равнодушной к увиденным красотам. Она встретила Калли на вокзале в Брюсселе, и два дня та провела в их с Андре уютном домике с террасами. С удовольствием играла с малышкой Матильдой и даже пыталась петь ей колыбельные, которые еще помнила со времен собственного детства.

– Прекрасный замок, да? – не переставала восторгаться Калли всю дорогу, пока они шли с автобусной остановки.

– Не мешало бы покрасить стены свежей краской. Да и окна заодно вымыть! – Марти была настроена критично. – Посмотри, вся дорожка заросла сорняками! Ты уверена, что это именно то место, куда тебе надо?

– Да! Это ведь дом, который принадлежит графине Ван Гротен, не так ли? Значит, мне сюда!

– Если возникнут какие-то проблемы, немедленно отпиши мне и снова возвращайся к нам. А сейчас я зайду вместе с тобой в этот замок. Так, на всякий случай.

Милая, милая Марти! С нею Калли всегда чувствовала себя под надежным крылом и в полной безопасности. Вот так бы и с Фиби, подумала она с горечью.

Они позвонили в дверной колокольчик, и дверь им открыла маленькая изящная женщина лет пятидесяти с шиньоном, элегантно уложенным на затылке, и длинной ниткой тяжелого жемчуга.

– Ah, l’Anglaise… entrez… et vous? – уставилась она на Марти и добавила по-английски: – Вы кто? Служанка?

– Mais non, je suis Madame Kortrik. Друг семьи, – Марти тоже перешла на английский.

– Belgique?..

– Exactement…

Бедняжка Марти была выставлена графиней за дверь в два счета, но та все же успела, прощаясь, прошептать Калли на фламандском:

– Берегись этого солдафона в юбке!

Калли поставила чемодан на пол и огляделась по сторонам. Холл, богато декорированный старинными изразцами, на стенах развешено оружие из серебра и старинные шпаги.

– Все остальные девочки уже приехали! Ты опоздала! Невежливо заставлять хозяйку ждать. Ступай наверх, распакуй свои вещи. Встречаемся в гостиной ровно в пять. Я коротко ознакомлю вас с распорядком.

Калли не оставалось ничего иного, как молча поплестись по лестнице на второй этаж, а там сориентироваться в полумраке и пойти туда, откуда доносились голоса. Наконец она обнаружила большую спальню с шестью железными кроватями, установленными прямо на голом полу. На окнах висели шелковые шторы, отороченные поистершейся бахромой и увенчанные изысканным ламбрекеном. Комната показалась Калли неряшливой и пустой. Пять девочек, расположившихся на своих кроватях, уставились на новенькую. Опоздавшей досталась кровать рядом с огромным окном, из которого отчаянно сквозило даже сейчас, когда еще было сравнительно тепло.

– Надеюсь, ты не забыла прихватить с собой теплые шмотки. У нас здесь настоящий холодильник! – обратилась к ней хорошенькая темноволосая девочка, явно американка. – А еще сыро, как в подземелье! Потерплю до тех пор, пока папа не обнаружит, что мы тут застряли в восемнадцатом столетии. Меня зовут Софи.

– Не думаю, что здесь будет холоднее, чем в моей прежней школе в Шотландии, – Калли старалась не поддаться упадническим настроениям с самого же начала. – Как-нибудь проживем! Тем более скоро лето. И дом сам по себе очень красивый…

– Развалюха! Здесь нужен хороший ремонт. Да и декоратору есть над чем потрудиться! – вторая американка была уже на грани слез. – Меня зовут Ванесса.

– Ты еще не видела, что такое настоящая развалюха! Поверь мне. Я ночевала в таких затрапезных дворцах, что… Что по сравнению с ними здесь рай! Меня зовут Клементина, но мадам настояла, чтобы все называли меня Клеменс, – проговорила тоненькая, как тростинка, девчушка, судя по всему англичанка. Она с готовностью протянула руку для приветствия.

Пухленькая девчушка поднялась с кровати навстречу Калли.

– Яснее ясного, наша мадам переживает тяжелые времена. Осталась вдовой после войны, а у нее три сына, и всем надо дать образование. Она нас взяла к себе только с одной-единственной целью: расплатиться по долгам. Но вообще-то она хорошая. Моя сестра обучалась у нее два года тому назад. Меня зовут Памела. А какое имя она дала тебе? – девочка с улыбкой глянула на Калли.

– Меня зовут Каролина. Но домашние называют меня просто Калли. Думаю, это звучит достаточно по-французски.

Внизу раздался гонг.

Калли мигом извлекла из чемодана чулки и натянула их на себя и торопливо зачесала волосы за уши, надеясь пройти осмотр без замечаний.

Однако мадам не преминула обратить внимание на общую неряшливость ее внешнего вида. Она бросила на девочку полупрезрительный взгляд и разразилась пространной тирадой:

– Не забывайте, все вы являетесь своеобразным капиталовложением для ваших родителей! Они вкладывают в вас средства, тратят деньги на ваше обучение с тем, чтобы из вас выросли настоящие светские барышни. Впрочем, среди вас имеются и такие бедняжки, которым впоследствии предстоит самим зарабатывать себе на жизнь. Моя обязанность – довести ваше образование до своей кульминации, нанести те завершающие штрихи, чтобы слепить весь образ. Вы должны выпорхнуть отсюда готовыми, если повезет, стать невестой самого принца Уэльского. И никто не должен иметь основания, чтобы упрекнуть вас в отсутствии манер или должного воспитания для того, чтобы в положенный срок стать королевой. Понятно?

Мадам обвела девочек пристальным взглядом, буквально впиваясь глазами в каждую.

– Я думала увидеть узкие бедра, тонкую кость, грацию молодых кобылок. А что я вижу вместо этого? Обвислые плечи и горы лишнего жира! Еще раз повторяю! Вы же не тягловые лошади! Вы должны быть похожи на молодых грациозных кобылок. Где сдержанная элегантность твоего образа, Ванесса? Почему вместо натурального жемчуга у тебя болтается какая-то дешевая блестящая бижутерия? Мы, француженки, всегда умеем извлекать максимум из того, чем мы располагаем. Взгляните на меня! У меня маленький рост. Да! Но если я приподниму свою фигуру, скажем, встану на каблуки, сделаю высокую прическу, буду ровно держать спину и высоко нести голову, то, уверяю вас, я моментально превращусь в газель.

Калли с трудом удержалась от смеха, сохраняя серьезное выражение лица. Забавно было бы посмотреть, как начнут прыгать вокруг стола все остальные газели.

– Я учу трем вещам, – продолжала вещать графиня. – Умению ходить, умению одеваться и умению быть обворожительной и правильно вести себя в обществе. У меня в салоне никаких сигарет и табака! От курения портится кожа. Никакого шоколада и прочих сладостей – от них раздается талия. А она должна быть безупречной. Стройность, стройность и еще раз стройность! Я требую, чтобы вы научились правильно стоять, принимать правильные позы, побольше свежего воздуха. И еще одно и, пожалуй, главное! Побольше любознательности! Нам предстоит множество визитов. Надеюсь, вы сумеете разнообразить светскую беседу умными и интересными историями. Уверена, капиталовложения, которые сделали ваши родители, оплатив вашу учебу у меня, принесут им со временем хорошую прибыль! – Мадам улыбнулась и добавила: – Есть вопросы?

Но девочки были настолько ошарашены монологом графини, что они молча поднялись со стульев и, стараясь соблюсти максимально элегантную походку, посеменили к дверям и только уже у себя в спальне дали волю шуточкам и смеху. Марафон по превращению замухрышек в великосветских красавиц начался.

Они посетили все музеи в Брюгге. Ведь по словам их наставницы, Брюгге – это настоящая северная Венеция. Они наблюдали за тем, как плетутся знаменитые кружева и как работают сами кружевницы, они с восхищением рассматривали полотна прославленных голландских и фламандских живописцев. Утренние часы были заполнены самыми разнообразными занятиями, но после обеда графиня исчезала в своей комнате, оставляя учениц наедине друг с другом. Девочки читали, расположившись на лужайке, плавали или катались верхом. Еда была вкусной, но спартанской. Калли никогда не ела столько овощей и яиц. Американки отчаянно жаловались на скудность порций, пока не убедились в том, что их талии действительно заметно постройнели. Словом, совсем недалеко до любимого образа графини: кожа да кости. Девочки быстро перезнакомились и стали охотно делиться друг с другом и своим прошлым, и своими планами на будущее.

– Вообще-то предполагалось, что я закончу образование в Штатах, – рассказывала Ванесса. – В академии мисс Портер. Это лучшая школа в Америке. Но меня туда не взяли! – честно призналась она. – У меня не та фамилия. Дело в том, что девочки, носящие фамилии Гринбергс или Коэн, в школу не принимаются. И тогда папа решил отправить меня в Европу. Мне здесь очень нравится. Ну, не конкретно здесь… а вообще.

Остальные весело засмеялись этой последней реплике. Все отлично понимали, что проходит серьезное испытание на прочность. Ужиться шести незнакомым людям в одной комнате не так-то просто, тем более в таком возрасте.

– Как думаете, мы получим дипломы? – спросила Ванесса у девочек.

Все тут же уставились на Калли как на высший авторитет во всех областях знаний. Во-первых, она их старше и вполне уже может опекать на правах матери, во-вторых, ее успехи в языках были бесспорны и очевидны всем. Для самой же Калли занятия в школе мадам так живо напомнили все то, что было ей знакомо по школе Святой Маргариты.

– Наверное, главное для нас – это пройти тест на звание газели, – пошутила она, и девочки снова весело рассмеялись, по достоинству оценив шутку.

Несколько недель спустя обветшалый замок графини вдруг преобразился и приобрел совершенно новое качество: неожиданно приехал один из сыновей. Он предстал перед девочками за вечерней трапезой, облаченный в строгий смокинг, и очень быстро сумел обворожить всех пансионерок своим чисто французским обаянием и шармом. Темные вьющиеся кудри, огромные серо-голубые глаза, притягательная улыбка, от которой, подобно электрическому разряду, в воздухе сыпались столпы искр. Шесть пар глаз завороженно изучали этого Адониса, коллективно вздыхая при виде столь очевидного всем совершенства.

– Mes enfants, это мой сын Луи-Ферранд. Я думала, он в Арденнах, но, оказывается, у них каникулы. Он учится в тамошнем университете.

Молодой человек с готовностью одарил каждую из девочек своей зажигательной улыбкой, а Калли даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не покраснеть.

– Ванесса, Адель, Софи, Клеменс, Памела и Каролина, – перечислила графиня имена своих воспитанниц, сопроводив представление легким наклоном головы в сторону каждой из них.

– Enchante, – изрек молодой человек красивым, волнующим голосом.

Когда девочки вернулись к себе, Ванесса сделала вид, что хоть сейчас готова рухнуть без чувств.

– Девчонки! Какой мужчина! Это же надо!

– Думаю, старушка неспроста выставила его нам напоказ. Все для того, чтобы научить нас искусству обольщения! – резонно предположила Калли. – Что еще может так взволновать кровь, как не присутствие красивого мужчины рядом? Вот и мадам бросила в наш курятник молодого петушка. А мы и рады! Взгляните на себя! Хлопаете ресницами, словно куклы, краснеете. А он – самый обычный студент.

– И как же, по-твоему, нам начинать учиться быть обворожительными? – насупилась Памела.

– Можно, я первой опробую на нем свои чары? – шепотом предложила Клемми.

– Что мешает нам сделать это всем по очереди? – уточнила Ванесса.

Калли стало жалко Ферранда. На тебе! Человек приехал к родной матери отдохнуть на каникулах, а тут полный дом нимфеток, жаждущих любви и страстно алкающих его внимания.

– Предлагаю оставить бедного студента в покое! – сказала она вслух. – Судя по всему, бедняга больше всего нуждается в тишине и покое, и наше докучливое внимание будет ему в тягость. В любом случае меня попрошу из вашего списка вычеркнуть. Я в такие игры не играю.

– Не глупи, Калли! Не корчи из себя Недотрогу-синий-чулок! – рассмеялась Ванесса. – Впрочем, как хочешь! Нам же лучше! Меньше соперниц. А ты ступай к своим книжкам.

А Калли и не возражала. Девчонки жаждут внимания, ну и пусть себе! Бедняга Ферранд рискует стать единственным объектом их совместных усилий. Ей даже захотелось защитить несчастного студента от неуемных посягательств пансионерок. Вообще-то фотографии сыновей мадам в серебряных рамочках были расставлены по всему дому. Из чего следовало, что мадам не станет мешать иностранкам заигрывать с ее драгоценным сыночком. Главное, чтобы они не докучали ей самой.

Спустя пару дней ближе к вечеру Калли оседлала одного из жеребцов, числившихся на довольствии школы графини, и решила совершить верховую прогулку вдоль озера по другую сторону имения. Было тепло. Подъехав к озеру, она привязала Альфонса под деревом, а сама, скинув туфли и чулки, с удовольствием погрузила ноги в воду. Она так часто делала в Далрадноре. Неожиданно послышался легкий шорох за спиной. Калли вздрогнула. Неужели кто-то пустился за ней по следу? Она даже похолодела от страха, но в эту минуту из тени деревьев выступил Ферранд. В руках он что-то держал.

– Pardon, mademoiselle… je vous en pris… Думаю, это потерял Альфонс.

Молодой человек держал в руке подкову. Он подошел к дереву, под сенью которого был привязан конь, и осмотрел его.

– Так и есть! Видно, потерял по дороге.

– Ой, тогда надо поскорее возвращаться! – испугалась Калли. Одновременно ей было неловко, что сын мадам застал ее за таким детским занятием – плескаться в воде. – Надеюсь, он не повредил ногу?

– Все в порядке! – улыбнулся Ферранд. – Как вам у нас? Маман может порой быть очень… как бы это поделикатнее выразиться… очень требовательной наставницей.

– Не волнуйтесь! У меня есть свои средства самозащиты! – рассмеялась в ответ Калли. – И есть куда убежать в случае чего.

Какое счастье, что Марти живет неподалеку. Она с удовольствием рассказала молодому человеку о своей бывшей няне и о ее семье.

– Мой отец погиб недалеко от этих мест, во Франции, – добавила она, впервые осмелившись назвать Артура Сетон-Росса своим отцом. Тем более иностранцу, но все это прозвучало как-то очень естественно.

Ферранд хорошо говорил по-английски и, в свою очередь, был изумлен ее знанием фламандского.

– Только не говорите маман, что знаете фламандский. Она так гордится тем, что является чистокровной француженкой. Но мой отец тоже был фламандцем. Лично я предпочитаю считать себя гражданином Бельгии.

Выяснилось, что, помимо занятий в университете, молодой граф еще проходит обучение как будущий офицер кавалерии.

– Конечно, сегодня кавалерия востребована не так широко, как когда-то, – поделился он своими соображениями. – Но семейные традиции, знаете ли, обязывают…

– Моя мама раньше играла в театре. А теперь снимается в кино. Но я не собираюсь идти по ее следам. Да у меня и слуха нет, и голоса…

Она направилась в сторону тропы для верховой езды. Ферранд ехал сзади. Он взялся показать ей дорогу до ближайшей кузницы, где могут подковать ее коня.

– Наверняка я опоздаю! – испугалась Калли. – Графиня не любит, когда мы заставляем ее ждать.

– Так влезайте ко мне! Пару километров Актеон сумеет выдержать нас двоих.

Словом, случилось то, что случилось! И именно недотрога Калли прибыла в замок на лошади Ферранда, сидя сзади и обхватив его руками за пояс. Девчонки только рты раскрыли от изумления, и по их лицам растеклась плохо скрываемая зависть. Калли спешилась и чинно поблагодарила своего спасителя. Щеки ее полыхали жаром, но она чувствовала, что виной тут совсем даже не горячее послеобеденное солнце.

– Итак, первой к финишу приходит наша темная лошадка. Ох, недаром папа любит повторять, что этих англичан так просто, с наскока, не возьмешь!

– Ай, перестань! – отмахнулась от Ванессы Калли. – Ничего из того, что ты себе навоображала! Мой Альфонс потерял где-то подкову.

– И тут же на помощь к тебе поспешил благородный рыцарь на белом коне! – рассмеялась Памела.

– Вначале потеряли гвоздь, потом подкову, потом лишились коня… но в конце концов выиграли битву и без оного! – подначила Клемми, увлекая за собой Калли наверх. – Интересно, что скажет на это графиня?

На что «на это», подумала про себя Калли. Ведь ничего же не было! Но когда Ферранд вдруг неожиданно прервал свои вакации и уехал в Брюссель, она почувствовала, что солнце стало светить как-то не так ярко.

Двумя неделями позже она получила письмо. Почерк, которым был подписан адрес на конверте, был ей незнаком. Оказалось, что письмо от Ферранда. Он писал, что его очень впечатлила их совместная прогулка верхом. В следующие выходные он собирается снова нагрянуть к ним и уже заранее приглашает ее на пикник.

Калли постаралась упрятать письмо подальше от любопытных глаз, но в глубине души обрадовалась, что снова увидится с молодым графом. Ее мало интересовали мальчишки, да и к старшим братьям своих подружек она всегда относилась только как к товарищам. Не любила она и всякие глупые разговоры о любви, о любовных кинодрамах, в которых блистали Валентино и другие звезды кино тех лет. Но неожиданно для себя самой Калли вдруг обнаружила, что отныне она обзавелась сердечной тайной, которой не намерена делиться ни с кем. Ибо в глубине души она страстно жаждала новой встречи с Феррандом. Она чувствовала какое-то странное возбуждение во всем теле. Ах, как было бы хорошо снова встретиться с ним где-нибудь наедине! Но вот, наконец, настал долгожданный уик-энд, и граф тихонько сунул ей в руку записку с предложением, где и когда встретиться. И в тот самый момент, когда он передавал записку, непонятная сладость вдруг разлилась по всему телу Калли.

Они выехали, каждый по отдельности, и направились к небольшому леску в самом дальнем углу поместья. Вообще-то ученицам не разрешалось покидать территорию замка без разрешения. Но Калли надеялась, что никто не обратит внимания на ее отлучку. Все знали, что она любит кататься верхом и часто совершает такие прогулки в полном одиночестве.

Молодые люди спешились под развесистым дубом. Ферранд немедленно сбросил с себя заплечный мешок со снедью для предстоящего пикника: свежие багеты, сыр, небольшой фруктовый торт и бутылку охлажденного белого вина. Он также извлек из рюкзака салфетки и бокалы для вина. Прямо самый настоящий пикник. Они уселись на траву и молча принялись за еду, внимательно наблюдая друг за другом.

– Ты бывал в Англии? – первой начала разговор Калли.

– Mais oui, несколько раз, вместе с матерью.

– Думаю, графиня тобой гордится.

– У нее есть свои планы на мой счет. Для Кароля уготована духовная семинария и карьера священнослужителя. Мой старший брат Жан-Люк унаследует имение. Я же планирую продолжить свое образование и дальше. Я специализируюсь на изучении древних цивилизаций. Впрочем, военной службы для нас троих никто не отменял на тот случай, если вдруг война… Трудно маме без мужа! Но ведь и твоя мать тоже осталась одна, да?

Калли не хотелось нарушать очарование встречи совершенно ненужными разговорами о Фиби. Она неопределенно пожала плечами и, откинувшись навзничь, блаженно подставила лицо солнцу.

– Войны больше не будет!

– Кто знает, кто знает! Говорят, немцы вовсю строят дороги, тайно перевооружают армию. Они жаждут реванша после Версальского мира.

– Но им же запрещено иметь свою армию! Нет, войны больше не будет! По крайней мере, не при нас!

– Не переживай! В случае чего бельгийская армия тебя защитит! – рассмеялся молодой человек. Внезапно он наклонился над ней и нежно поцеловал в щеку. И снова уже знакомая сладость заполнила все ее естество. – Можно, я тебя поцелую? – прошептал он. На нее пахнуло вином от его дыхания.

– Я еще ни с кем не целовалась! – улыбнулась она в ответ. – А потому ничего не имею против.

– Ни с кем?! Да ты просто прелесть! Остальные девочки тоже хорошенькие, но ты – самая красивая. И потом, они еще совсем дети. Сколько тебе лет?

– Скоро восемнадцать.

– Тогда я поцелую тебя так, как целуют взрослую женщину.

Его губы впились в нее со всей неистовостью желания, тела сплелись воедино в тесном объятии, и так продолжалось до тех пор, пока Калли сама не оттолкнула его от себя. Она испугалась, что огонь вспыхнувшей в них страсти может завести их слишком далеко. Она уселась на землю с пылающим лицом, еще не вполне оправившись от пережитого.

– Прости! – проговорил Ферранд. – Я не должен был целовать тебя так. Я не имею права пользоваться твоей доверчивостью! Это бесчестно… ты наш гость… и потом…

Граф молча отвернулся в сторону.

– Что бесчестно? – не поняла Калли. «Что плохого в поцелуе?» – подумала она. Ей вдруг захотелось, чтобы их поцелуй длился вечность.

– Нам пора! – подхватился на ноги Ферранд. – Пусть все останется нашей маленькой тайной.

Весь обратный путь они проделали молча. Когда впереди замаячил силуэт замка, они разъехались в разные стороны, и каждый вернулся своей дорогой.

На прощание он помахал ей рукой и воскликнул с провоцирующей улыбкой:

– Давай завтра снова поцелуемся!

Калли казалось, что она не скачет верхом, а плывет по горячему воздуху, который обтекает ее со всех сторон. Первый поцелуй в ее жизни! И такой сладкий! Такой горячий! Да она готова целоваться с Феррандом день и ночь!

– Вы снова опоздали, мисс Бордман! – встретила ее графиня сердитым окриком. – Где вы изволили быть?

Но в эту минуту подоспел на помощь Ферранд, он как раз входил в парадную дверь.

– Мы вместе катались верхом! – объявил он громко.

– Вот как? Ступайте и переоденьтесь к обеду! – приказала мадам Калли и повернулась к сыну. – Зайди ко мне на пару слов.

Калли пулей помчалась наверх. Сегодня она оденется к столу с особой тщательностью. Все должно быть очень продуманно и со вкусом, как у настоящей леди. Как у леди, которую только что поцеловал молодой красавец. Остальные девочки встретили ее натянутыми улыбками, но зато ванная была в ее полном распоряжении. Хоть бы только теплой воды хватило, испугалась она. Сейчас быстро намылится, потом сполоснется. Да, не забыть капнуть немного розового масла в воду. Оно стоит на полочке возле раковины.

Ах, как приятно нежиться среди пены и мечтать о предстоящей встрече с Феррандом. Воистину, он в одно мгновение сделал из нее взрослую женщину. Никаких детских мечтаний! Самые настоящие взрослые желания. Если следующее свидание у них случится при лунном свете, сможет ли она устоять перед натиском его желания? Вдруг он не ограничится просто поцелуем, а начнет ласкать ее всю?

В дверь тихо постучали, а следом в ванную комнату с каменным лицом прошествовала графиня.

– Одевайтесь, Каролина! Мне надо поговорить с вами.

Калли быстренько поднялась из ванны и схватила банное полотенце. Ей стало неуютно под пристальным взглядом мадам, которым та рассматривала ее обнаженное тело. Так, закутавшись лишь в одно полотенце, она пошлепала вслед за графиней в ее кабинет.

– Ну-с, юная леди! Пора кончать с подобными глупостями!

Графиня жестом указала на стул, стоявший возле письменного стола.

– Вы оба молоды, еще совсем дети! Вы еще просто не доросли до подобной чепухи! И я не позволю вам строить глазки моему сыну и обманом вытягивать из него обещания, которые он не сможет выполнить.

Каролина села на предложенный стул. Скороговорка французских слов, обрушившаяся на нее, ошеломила. Она даже не разобрала некоторых слов.

– Прошу прощения, но я вас не совсем поняла!

– Ах да! Я же совсем забыла, что вы разговариваете на французском, как бельгийская простолюдинка. Вы не пара моим сыновьям! Никому из них! Вы – англичанка, и к тому же протестантка. Мой сын – аристократ, а вы, насколько мне известно, дочь актрисы. Отца у вас нет, происхождение весьма сомнительное. C’est incroyable! А потому я требую немедленно прекратить всяческие амуры с моим сыном! К тому же он обещан другой: дочери моего кузена Альбертине Оранской. Мой сын знает, что такое долг перед семьей! И не надейтесь, что вы были первой, кому удалось вскружить ему голову. Я вообще не беру на обучение молоденьких девушек именно из-за того, что они сразу же начинают соблазнять моих сыновей. Но тут такое стечение обстоятельств… Крыша прохудилась, долги по счетам… Именно это вынуждает меня мириться с вашим постоянным непослушанием и своенравным характером. Вам ясно, о чем я толкую?

Графиня раздраженно взмахнула рукой.

Калли молча кивнула. Она была настолько шокирована потоком несправедливых обвинений, которые обрушила на ее голову эта женщина, что у нее не нашлось даже слов в собственную защиту.

Следовательно, мелькнуло у нее, в такие игры он играл и с прежними воспитанницами мадам. И ее подобрал, словно игрушку. На время! Но как он мог, если у него уже есть невеста? Какая жестокость!

– Ступайте и приведите себя в порядок! – приказала ей графиня ледяным тоном.

– Может быть, будет лучше, если я обойдусь без ужина?

– Нет, вы спуститесь вниз и сядете за стол вместе с нами и продемонстрируете всем, что такое по-настоящему воспитанная английская девушка. И попрошу, без сцен! Иначе вы горько пожалеете обо всем!

Калли опрометью бросилась в спальню. Все остальные девушки уже были внизу. Глотая слезы, Калли принялась одеваться в полном одиночестве. Потом расплела косы: целый водопад золотистых кудрей рассыпался по плечам. Она все еще не могла прийти в себя после того, что только что произошло в кабинете мадам. Что было не так? Почему? Но в любом случае сейчас она обязана спуститься вниз с высоко поднятой головой. Пусть Ферранд не думает, что она стала разменной монетой в его руках! Его подлые трюки теперь ей хорошо понятны. Она сделала глубокий вдох, расправила плечи и побежала в столовую.

Все молча уставились на Калли, когда она вошла. Графиня по обыкновению восседала во главе стола, само очарование и воплощение изящества.

– Alors, cherie! Вы уже успели загореть, как я посмотрю!

Калли заметила, что стул рядом с ней пуст. Значит, Ферранд тоже опаздывает. От графини не ускользнул ее мимолетный взгляд. Она кивнула на свободный стул и сказала:

– К сожалению, мой сын был вынужден безотлагательно вернуться в университет. Учеба! Он приносит свои извинения всем присутствующим за то, что не смог попрощаться с вами как подобает. Но, как известно, потеха потехой, а делу – время. Не так ли? – женщина вперила неприязненный взгляд прямо в Калли.

Калли ела как во сне, плохо понимая, где она и что ест. Итак, маман отправила своего сыночка прочь, спровадила его с глаз долой, а он и рад был улизнуть, даже не попрощавшись с ней, не попытавшись попросить у нее прощения или объяснить случившееся. Какой подлец!

А с какой стати ему перед ней расшаркиваться? Она для него – так, мимолетное увлечение, послеобеденный каприз. Как же жестоко она ошиблась! И неожиданно для себя самой Калли вдруг вспомнила слова Теда Бордмана о яблочке, которое падает недалеко от яблони. Неужели она пошла в свою мать? Наверное, раз она может сейчас притворяться и делать вид, что ничего не произошло, словно заправская актриса. Она даже мило улыбалась остальным девочкам, непринужденно болтала с ними о всяких пустяках. Никто не должен знать, что творится у нее внутри, приказала она себе, собрав в кулак всю свою волю. Это тебе хороший урок на будущее, моя дорогая, размышляла она. Впредь будешь знать, как связываться с глупыми молодыми людьми, которые к тому же еще и под каблуком у своих мамаш. Нет, ты достойна гораздо лучшего!

 

11

Когда Каролина вышла из вагона на платформу вокзала Ватерлоо, Фиби даже не поверила своим глазам. Куда девалась прежняя угловатость? Перед ней стояла высокая статная девушка с копной золотистых кудрей. Во всем, в том, как она двигалась, как держалась, сквозила новая Калли, уверенная в себе, исполненная собственного достоинства, настоящая юная леди. Гадкий утенок превратился в красивую стильную барышню, облаченную в элегантный костюм-двойку из тонкого льна, на голове мягкая фетровая шляпа, похожая по фасону на мужскую и лихо сдвинутая слегка набок.

– Наконец-то! – воскликнула Фиби, раскрывая объятия. – Я уж думала, ты никогда не приедешь!

Но вместо объятий они обменялись всего лишь дежурными поцелуями в щечку.

– Загостилась у Марти! У нее дел полно! Такая очаровательная крошка ее дочь. Кстати, я стала ее крестной матерью.

Фиби почувствовала невольный укол ревности. Для дочери Марти всегда была на первом плане. Но она выдавила из себя жизнерадостную улыбку и сказала:

– Ты обязательно должна рассказать мне о них. Только дома.

– Разве мы не едем прямо сейчас в Шотландию?

– Но должна же ты хоть как-то перевести дыхание после такого длительного пути! Распаковать вещи и все такое… И потом, наши планы немного поменялись. Но об этом после! – Фиби не хотелось пускаться в пространные объяснения прямо на перроне. – У тебя будет пара деньков, чтобы повстречаться со своими новыми подругами.

– У меня их нет.

– Неужели ты ни с кем не подружилась в школе?

– Нет. Просто хорошие знакомые, и только. Давай возьмем такси. Хочу побыстрее принять ванну. В поезде всю дорогу было так душно.

Каролина подавила тяжелый вздох и зашагала в сторону привокзальной площади.

Все повторяется, подумала Фиби. Из школы Святой Маргариты она приехала точно в таком же настроении, неразговорчивая, хмурая. Швырнула свои вещи в прихожей, залезла в ванну, а потом улеглась в кровать с книжкой в руке. Да, но сегодня ей уже восемнадцать. Пора серьезно задуматься о будущем.

Не успела Каролина переступить порог квартиры, как тут же извлекла из чемодана ворох подарков, белье и немедленно включила на полную мощь радио. Звуки танцевальной музыки заполнили гостиную. Запахло сигаретным дымом.

– Неужели ты уже усвоила эту вредную привычку? – не удержалась Фиби.

– В Европе все курят. Я себе купила мундштук из слоновой кости. – Калли сделала вид, что не расслышала упрек в вопросе матери. – Элегантно смотрится, когда куришь через мундштук.

– И это все, чему ты научилась за границей?

– Еще я научилась смешивать коктейли, например «Джин Слинг». Это вода, джин, сахар, лимон и лед. Могу еще приготовить омлет с ветчиной или выбрать в случае необходимости самый качественный жемчуг. Да! Еще я сейчас умею играть в покер.

Увидев растерянное лицо матери, Калли рассмеялась.

– Шучу, конечно! Но со мной учились две американки, они такие завзятые картежницы. Мы пристрастились играть на интерес – на косметику. – Калли немного помолчала. – Ты сейчас снимаешься?

– Нет! Я помогаю Мейси в ее хореографической школе. Мой агент, как всегда, занят поиском новых ролей для меня, но пока ничего стоящего не подворачивается. Мы организовали при школе танцевальный кружок для начинающих. Не согласишься помочь нам немного?

– Ты забыла? У меня же обе ноги левые! Нет, на меня не рассчитывайте! – с места в карьер отвергла предложение матери Калли и взяла со стола журнал.

– Речь идет о том, чтобы просто подежурить в офисе, отвечать на телефонные звонки, разобраться с почтой. У нас полнейший завал по части канцелярской работы.

– Меня не обучали обязанностям секретарши! – снова отмахнулась Калли. Судя по всему, ее совсем не интересовало, как жила мать все это время, пока она отсутствовала.

– В этой работе нет ничего сложного! Уверяю тебя, ты освоишь все за один день. Прошу тебя, помоги нам хотя бы несколько недель. Сейчас такая запарка! Все хотят обучиться новомодным танцам к открытию сезона. Вот начнется сезон, и у нас станет поспокойнее.

– А как же Далраднор? Я уже и Примми пригласила к себе погостить!

– Каролина! Ты провела за границей целых шесть месяцев. По-моему, отдыха было более чем достаточно.

Фиби не хотела быть грубой, но все же дочка должна понять, что жизнь не состоит из одних лишь праздников. Если нужно помочь, значит, нужно помочь. Все лучше, чем бесцельно слоняться без дела целыми днями.

– Вот теперь все понятно! Пора платить по долгам! – Каролина поднялась со стула и направилась в кухню. – Не успела переступить порог родительского дома, а тебе уже суют метлу в руки!

– Хорошо! Съезди на недельку в Далраднор, если тебе так надо, но потом все же помоги Мейси. Очень прошу тебя. Она плохо себя чувствует в последнее время, и Китти очень тревожится за нее.

Каролина круто развернулась в сторону матери.

– Вот с этого бы и начинала! Что с ней?

– Женские проблемы… Какая-то опухоль… Сделали операцию, но она еще очень слаба. Билли старается изо всех сил, заменяет ее где только можно… Китти опасается, что одной операцией дело не закончится.

– Бедная-, бедная Мейси! Мне ее очень жаль! Почему ты мне ничего не писала? Вот так всегда! Я все узнаю последней!

«Значит, все же поможет», – вздохнула с облегчением Фиби. У Мейси диагностировали рак, причем в тяжелейшей форме. В настоящий момент с ней может справляться только Китти. Она уже давно предупредила Фиби, что Мейси долго не протянет. «Взгляни на ее лицо: кожа пожелтела и обвисла, глаза ввалились. Ей нужен покой и только покой». Но Мейси упорно продолжала вести занятия, сидя на стуле.

– Хорошо, что ты подставишь плечо тете Мейси, – сказала она дочери. – Мы все стараемся сейчас помочь ей кто как может.

Фиби не могла представить себе, что в скором времени потеряет Мейси. Пока она старалась даже не думать об этом. И она, и Билли выбивались из последних сил, чтобы все в школе функционировало так, как обычно. Ну а уж если к этому делу подключится Каролина, то будет и вовсе замечательно. Кто знает, может, ей понравится работа и в один прекрасный день она сама захочет возглавить их бизнес. Ежегодные поездки в Далраднор – это все же роскошь, без которой можно иногда и обойтись. Например, в этом году. С домом ничего не случится: он в заботливых руках миссис Айбел и ее дочери Мимы. С поездкой на север придется повременить. У Каролины было достаточно развлечений в последние месяцы. Пусть потихоньку привыкает к мысли о том, что надо работать.

Хореографическая школа Гиббонс располагалась неподалеку от Кенсингтон-Хай-стрит в большом старинном доме, который, вне всякого сомнения, знавал и лучшие времена. Тем не менее на втором этаже, куда вела красивая резная лестница, имелся огромный бальный зал. Его владельцы школы превратили в настоящую балетную студию, закрыв все стены большими зеркалами в золоченых рамах. Потрескавшийся дубовый паркет пах мастикой. По обе стороны зала были установлены деревянные брусья-станки, возле которых обычно занимаются профессиональные артисты балета. А потому в утренние часы зал сдавался в аренду для проведения репетиций и мастер-классов. Раздевалку устроили прямо в бывшей прихожей, а бывшую библиотеку переоборудовали под офис.

Фиби ничуть не преувеличила, когда сказала Калли, что они никак не справляются с тем ворохом дел, который навалился на всех в последние месяцы. Ящики письменного стола были завалены счетами и письмами. Некоторые счета были соединены скрепками. Другие просто приколоты булавками к стене. Почти вся корреспонденция валялась нераспечатанной. Покрытые толстым слоем пыли стопки журналов «Сцена», поднос с кофейными чашками, допотопная пишущая машинка и телефон на письменном столе с застарелыми пятнами от чая на кожаной поверхности венчали общее убранство комнаты, в которой кучковался весь персонал хореографической школы. Если старый чайник и банку с раскрошившимися от времени бисквитами можно тоже отнести к категории офисного оборудования, то тогда они и были завершающим аккордом в сравнительно коротком списке имущества. Кажется, от Калли все ждали чудес. Она же ужаснулась от увиденного. Какими безвозвратно далекими вдруг показались ей дни, проведенные в элегантном замке Гротен. Как будто и не было в ее жизни этого прекрасного лета рядом с озером. Убогость окружающей обстановки так контрастировала с тем, что она оставила позади себя. Калли невольно улыбнулась, вспомнив эти прекрасные полгода. Вспомнила, как она злилась на Ферранда, пока не получила от него письмо с извинениями и объяснением столь внезапного и странного отъезда из замка. Помнится, первым ее желанием было порвать письмо в клочья и выбросить вон, даже не прочитав. Однако природное любопытство взяло верх. Интересно, как и чем он станет оправдываться перед нею?

…Прости, что уехал, не попрощавшись с тобой. Но маман настолько допекла меня, что я не смог более и минуты задержаться в доме. Уверен, своим острым язычком она допечет и тебя. Мама все еще никак не может понять и привыкнуть к мысли о том, что у меня своя жизнь и своих друзей я тоже выбираю сам. Времена, когда она делала это вместо меня, уже давно канули в Лету. Попутно сообщаю тебе, что я ни с кем не помолвлен и уж тем более не собираюсь ни на ком жениться в ближайшие годы. Это все мамины фантазии, но она по-прежнему желает руководить всеми нами, ее сыновьями, и старательно продолжает навязывать нам свою волю. Жана-Люка она все же упекла в армию; правда, средний брат Кароль умудрился вырваться из ее цепких объятий, поступив в духовную семинарию. Что же до меня, то я намереваюсь продолжить обучение за границей, так что в недалеком будущем нашей мамочке придется довольствоваться только лишь планами касательно собственной жизни.

Пожалуйста, прости, что я уехал, бросив тебя с нею один на один. Наверняка она излила на тебя все свое недовольство мною. Но я полагаю, что поступил правильно, уехав из дома. Быть может, до нее дойдет, наконец, что нельзя заставлять детей жить по своим правилам. У каждого из нас уже своя жизнь. Как бы то ни было, но те два дня, что мы провели вместе, были чудесны. Надеюсь, мы еще встретимся.

Луи-Ферранд Ван Гротен.

Обратного адреса не было. Да если бы он и был, то Калли не собиралась отвечать. Случилась маленькая романтическая история, потому что лето, солнце… А теперь она закончена, и все в прошлом. Впрочем, ей было приятно узнать, что Ферранд все же не притворялся, не изображал чувств к ней, которых у него на самом деле не было. Он был искренен, а значит, ее первые впечатления были верны и она не ошиблась в нем. Просто молодой студент – только-только выпорхнувший из родительского гнездышка юнец, который еще толком и крылья-то не расправил, чтобы пуститься в самостоятельный полет. Она даже пожалела бедняжку графиню. Каково это – жить в мире собственных фантазий! Так можно в один прекрасный день потерять всех своих детей.

Но и для нее самой настало время вернуться с небес на землю. Оглядев кавардак, царивший в офисе, Калли поняла, что ее приземление оказалось на редкость жестким.

Поначалу она планировала задержаться в Лондоне всего лишь на пару-тройку недель, исключительно из чувства долга, но, увидев, как до неузнаваемости изменилась Мейси и что сделала с ней эта проклятая болезнь, Калли поняла, что она не имеет права подвести ее и бросить все на самотек.

А еще Калли не преминула отметить про себя, как сплачиваются все подруги матери в трудный час. Все они прошли войну, в жизни каждой из них было полно потерь и разочарований, и тем не менее они оставались оптимистками, всегда находили повод пошутить и посмеяться. Нет, люди военного поколения действительно достойны восхищения, что бы там ни говорили! У самой Калли друзей не хватало. Примми поступила в Оксфорд. Калли навестила ее и погостила пару дней у нее в общежитии. Все то же самое, что и в их школе Святой Маргариты, только гораздо помпезнее. Огромные аудитории, лекционные залы с позолоченной лепниной. Она изо всех сил пыталась скрыть свою ревность по отношению к новым друзьям Примми, которыми та уже успела обзавестись в университете. Ведь сама она уже плавно переместилась в категорию старых друзей. Несмотря на регулярную переписку, Калли понимала, что отныне их судьбы с Примми расходятся и дальше каждая из них заживет своей жизнью.

В один из дней к ним в офис ворвалась целая ватага юных девушек, страждущих научиться танцам. Калли как раз занималась сверкой картотеки с именами учащихся на тот случай, если некоторые из договоров придется расторгнуть за неуплату. Знакомый голос заставил ее оторваться от дела.

– Вот это да! Наша темная лошадка Калли Бордман собственной персоной! – весело фыркнула Памела Карлюк. – Интересно, что ты здесь делаешь?

– Помогаю немного своим тетушкам, – слегка покраснела Калли, застигнутая врасплох. Как элегантны Памела и Клемми в нарядных зимних пальто и модных шляпках. – Но вы тоже меня удивляете! Одни, без сопровождения! – подначила она, намекая на то, что юным светским дебютанткам непозволительно появляться на публике без сопровождения пожилых матрон.

– Во-первых, мы не одни. Взгляни, как нас много. Распушаем хвосты в преддверии сезона балов. Готовы лоб расшибить, лишь бы заполучить себе самых лучших кавалеров. Ну, а ты как? Встречалась с тем красавцем студентом еще?

– Перестань говорить глупости! – слегка прикрикнула на нее Калли и показала взглядом на стоявшую неподалеку Фиби. – У госпожи графини особые планы на каждого из своих сыновей.

Памела повернулась к своим подружкам.

– Графиня была настоящей Горгоной, но женщина, безусловно, умная. Мы как-нибудь с Калли расскажем вам про нее ворох забавных историй.

Девушек пригласили пройти в танцкласс, и занятия начались. Джем, хореограф, который вел урок, распределил всех по парам и стал тщательно отрабатывать с ученицами каждое па. Калли с завистью наблюдала, как легко девушки усваивают танцевальные премудрости. Впрочем, и преподаватель был строг и не давал спуску никому.

Когда занятия окончились, Памела снова заскочила к ней в офис.

– Мы собираемся пойти выпить где-нибудь по чашечке чая. Пошли с нами!

– Ступай, Калли! – подала голос Фиби. – Ты вполне заработала себе небольшой перерыв. И так приятно встретиться с друзьями. Я рада, что ты все же успела обзавестись и новыми подружками тоже.

Калли схватила шляпку и пальто и устремилась за девушками вниз по лестнице. Она заметно нервничала. Калли плохо знала и Клемми, и Памелу, в школе у графини они почти не общались. Она смутно представляла себе и их круг общения, но они ведь сами ее пригласили. И, в конце концов, так приятно вырваться из пыльного офиса на свежий воздух, да еще в компании хорошеньких молоденьких девушек. Не то что коротать целые дни в обществе пожилых дам. Нет, оказывается, Лондон тоже может быть приятным местом, и здесь совсем уж не так одиноко, как ей это показалось поначалу.

Танцклассы по четвергам стали регулярными. Наконец Калли не выдержала и тоже присоединилась к тем, кто жаждал научиться танцевать новомодное танго. Уж слишком притягательной была музыка, под которую разучивали новый танец ученицы. Клемми танцевала превосходно, в ней был, что говорится, прирожденный талант к танцам. Она изящно выгибала спинку и в точности повторяла все движения, которые демонстрировал им Джем. За месяцы, проведенные в замке у графини, все девушки не только изрядно постройнели, но и изголодались, а потому после всех изнурительных нагрузок на занятиях в танцклассе они с легкой душой позволяли себе расслабиться, с жадностью набрасываясь на французские пирожные в замечательной чайной неподалеку от фешенебельного универмага «Харродз».

– Тебе нужно обязательно пойти с нами на вечеринку в клуб «400». У них самый лучший оркестр в городе. Пойдешь, да? – принялась уговаривать ее Памела. – Там весело! Тьма народа! Все наши там! Скажи тете, там все очень прилично. И все наши братья и кузены безупречно ведут себя в такси! – весело подмигнула она Калли.

– В чем там принято бывать? – спросила Калли. Она понимала, что с дебютантками ей не состязаться. У тех горы новомодной одежды и шикарных туалетов на все случаи жизни.

– В чем хочешь! Особо не заморачивайся! Но платье должно быть легким. Там очень душно. Самое место продемонстрировать всем свои узкие бедра и осиную талию… Mais non? Словом, покажи товар лицом, чтобы графиня тобой гордилась! – весело воскликнула Клемми. – И чтоб парни кричали тебе вслед: «Ого-го-го!»

Первый выход Калли в свет сопровождался интенсивной подготовкой по всем направлениям. Мейси одолжила на вечер один из своих элегантных нарядов: облегающее фигуру платье из голубого атласа, скроенное по косой. Фиби кое-что переделала, и платье село на Калли как влитое. Волосы ей уложили в строгом соответствии с самыми последними веяниями в области парикмахерского искусства. Китти принесла свою старую меховую пелерину, от которой слегка попахивало камфарой, лучшим средством от моли.

– Я была в этой пелерине, когда впервые встретилась с твоим отцом, – разоткровенничалась Фиби, не выпуская с дюжину булавок изо рта. – Но на тебе она смотрится просто шикарно!

Они обе старались наладить отношения друг с другом, но пока удавалось это плохо. Калли понимала, что матери хочется, чтобы она начала расспрашивать ее об отце, о том, как завязался их роман и все такое, но она не стала поддерживать разговор на эту тему. Сказать по правде, ее совсем не интересовало, где и как познакомились ее родители.

Но вот, наконец, наступил долгожданный вечер. Калли усадили в такси, вручив сумочку, в которой лежали деньги на обратный проезд, губная помада, запасная пара чулок, расческа и несколько булавок. Чем ближе подъезжала она к клубу, тем сильнее волновалась. «Вдруг меня никто не пригласит на танец? Или девочки забудут и не выйдут меня встретить? Напрасно я согласилась,» – корила себя Калли весь остаток пути.

Встреча была назначена в баре отеля «Ритц» в цокольном этаже. Поначалу Калли даже растерялась. Вокруг одни чужие лица, и все смотрят на нее. Началась процедура представления: Джок, Бифф, Найджел, Понго, Пэдди… Молодые люди, облаченные во фраки, прибыли в качестве сопровождающего эскорта для своих младших сестер и кузин. Гермиона, Сесиллия, Анабель, Памела… Последняя прихватила с собой еще и младшую сестру Поппи, а Клементина приехала с кузиной по имени Белинда.

Памела окинула ее взглядом и улыбнулась.

– Отлично выглядишь, Калли! На все сто! Этот ярко-голубой цвет тебе очень к лицу.

Все тут же бросились заказывать себе джин и шампанское. Калли не успела и глазом моргнуть, как в ее руке тоже очутился бокал. Она сделала глоток, другой, и по телу разлилось приятное тепло. Ближе к полуночи вся компания направилась на Лестер-сквер. Клуб располагался в нескольких шагах от театра «Альгамбра». В полуподвальном помещении царил приятный полумрак, плавали клубы табачного дыма, словом, настоящий подземный мир, очень располагающий к танцам до утра.

Стены в помещении были обтянуты красным шелком, на окнах – наглухо задернутые бархатные шторы, у стен стояли обтянутые плюшем скамейки, рядом позолоченные торшеры, на обеденных столах горят свечи в подсвечниках. Помещение было забито народом до отказа. Калли ожидала увидеть традиционный зал для балов с массивными канделябрами, зеркалами и прочее. Но так даже интереснее: сплошной гламур. Оркестр разместили на небольшой эстраде. Музыка лилась во все концы зала, несколько пар уже кружили в танце. Публика была разновозрастной: молодые, пожилые, откровенно старые, но все, казалось, знали друг друга. Наверняка мальчишки учились в одной школе, подумала Калли, а девочки перезнакомились еще тогда, когда гуляли в парке вместе со своими нянями.

– Господи, хоть бы сегодня сюда не заявился папа со своей подружкой! – прошептала Белинда. – Не хочу, чтобы мама догадалась про его амуры. Для всех он допоздна задерживается по работе в палате общин.

Молодежь немедленно разбилась по парам и пустилась отплясывать под зажигательный свинг, который с такой виртуозностью наяривали темнокожие музыканты.

– Прошу! – церемонно отвесил поклон Найджел и подал Калли руку. – Но сразу же предупреждаю! Танцор из меня не так чтобы очень!

«Ни капельки не покривил душой, – подумала Калли, когда они снова вернулись на свои места. За время танца молодой человек успел оттоптать ей все ноги. – Наверное, будет лучше, если следующий танец я пропущу», – решила она. Но тут оркестр заиграл танго.

– Вперед, Калли! – крикнула ей Памела во весь голос, стараясь перекричать царящий вокруг шум. – Сейчас мы им покажем, как надо танцевать танго! Ты ведешь, потому что ты выше меня.

Они старательно пытались следовать всем указаниям наставника, но без пристального взгляда Джема и его суровых окриков получилось так себе. Пару раз они даже сбились с ритма. Зато следом на паркет вышла пара, которая и в самом деле знала толк в танго. Партнер смотрелся просто сногсшибательно в черном фраке с бабочкой, партнерша в облегающем платье ярко-красного цвета крутилась вокруг него, как юла, демонстрируя публике совершенные бедра и ноги.

– Это что, приглашенные артисты? – шепотом спросила Калли.

– Нет! Это наш Тоби зажигает! – весело рассмеялась Памела. – Танцует как бог, да? А как ведет! Мы его называем «уэльским чародеем». Но сегодня он превзошел сам себя! Ты только посмотри, как он ее ведет!

Калли и правда не могла отвести глаз от этой красивой пары, которая заняла центральное место на танцполе. Они заряжали всех присутствующих своими томными, исполненными чувственности взглядами, волнующими па и не менее страстными позами.

– Надо же! Где это он научился так хорошо танцевать?

– Наш Тоби – странник, блуждает по свету и большую часть времени живет за границей. Ты только взгляни на этот загар! А плечи… Таинственная личность! Хочешь, я познакомлю тебя с ним?

– Нет! Что ты! – моментально испугалась Калли.

Магнетизм его взгляда, устремленного на партнершу, которую он с лихостью крутил в разные стороны, завораживал. Казалось, в эту минуту он видит только ее и никого более.

Девушки сошли с паркета и вернулись к своей компании. А тут и танго закончилось. Неожиданно Памела направилась прямиком к Тоби и через какое-то время привела пару за собой.

– Моя подруга хочет с вами познакомиться! – проговорила она самым невинным тоном. – Прошу любить и жаловать! Мистер Тоби Ллойд-Джоунз! А это – Каролина Бордман!

Калли почувствовала, что задыхается от бешенства. Что за глупости! Какое знакомство! Особенно на фоне того позорного исполнения, которое только что продемонстрировали они с Памелой.

– Мы просто восхищались вашим мастерством! – проговорила она, слегка запинаясь. – Мы тоже учимся сейчас танцевать танго. Но даже после нескольких сотен занятий я никогда не смогу танцевать так виртуозно, как вы двое! – Она оглянулась по сторонам, надеясь получить поддержку от остальных. Но странным образом вся компания куда-то испарилась.

– Я вас раньше не встречал здесь, – ответил Тоби, разглядывая ее с явным интересом.

– Мы учились вместе с Памелой и Клемми в Бельгии, – ответила Калли, заметно нервничая. – А здесь – что надо! И музыка – класс! – она старалась говорить обычным тоном, но это у нее плохо получалось.

Молодой человек чувствовал себя в этом подземелье как рыба в воде. На его фоне она смотрелась глупенькой инженю. К тому же он действительно много старше, чем все остальные в ее компании. Пожалуй, ему уже за тридцать, если судить по морщинам на лице.

– А вот и наша Перл! – воскликнула его партнерша, мулатка с темно-шоколадной кожей и огромными черными глазами, взглянув в сторону оркестра. Она доброжелательно улыбнулась Калли и добавила: – Сейчас будет петь. Значит, и мне пора! Скоро мой выход! Пока-пока, мой дорогой Тоби! – девушка поцеловала его прямо в губы.

Калли решила юркнуть куда-нибудь, но была остановлена Тоби.

– Хотите потанцевать со мной? Кажется, ваш кавалер на время бросил вас.

Не дожидаясь ответа, он сгреб ее и увлек за собой на паркет, где уже вовсю отплясывали квикстеп. Тоби вел ее с такой легкостью, что Калли очень скоро расслабилась, поняв, что партнер в случае чего все сделает за нее.

– Выходит, к паркетам лондонских танцплощадок вы еще не привыкли? – спросил он по ходу танца.

– Для меня привычнее сельские пейзажи Шотландии. У нас там есть свой дом. Но моя тетя болеет в последнее время, а она – владелица хореографической студии. Я сейчас ей немного помогаю в офисе: всякие организационные вопросы.

С чего бы я вдруг так расчирикалась, задалась она неожиданным вопросом. Зачем эта пустая болтовня? От Тоби пахло лосьоном для бритья, табаком и чем-то еще, таким опьяняюще соблазнительным, что трудно было устоять перед мужскими чарами, названия которым она пока еще не знала.

– В этом клубе играют лучшую музыку в городе. И вообще, тут удобно встречаться. Жаль, мне не часто удается вырваться.

– Памела сказала, что вы трудитесь за границей.

– Она так сказала? Частично это правда. Курсирую туда-обратно, помогаю людям делать инвестиции во всякие инновационные проекты. В частности, занимаюсь реконструкцией Каира, различными гидротехническими сооружениями на реке Нил. Мы планируем в ближайшее время существенно расширить нашу деятельность. Кстати, нужно будет перекинуться парой слов с ее братьями…

– Египет! Какая замечательная страна! Я много читала про Тутанхамона и гробницы других фараонов.

Калли по-детски пыталась произвести впечатление на собеседника своими скромными познаниями.

– Чтобы понять все величие и магическую красоту египетских пирамид, нужно совершить путешествие к ним по пустыне на верблюдах. И полюбоваться этими несравненными архитектурными сооружениями при заходе солнца.

Тоби улыбнулся и посмотрел на нее сверху вниз.

– Да, это было бы здорово! Я видела Монблан, взбиралась на Эйфелеву башню, но пирамиды… Конечно, это совсем другое! Вы – счастливый человек, что видели такую красоту своими глазами!

Ах, какое упоение кружить по паркету в крепких объятиях настоящего взрослого мужчины. И какая жалость, что музыка вот-вот закончится.

– Предлагаю поискать свободное местечко в баре. Я закажу нам коктейли.

– Вообще-то мне пора к своим, – проговорила Калли извиняющимся тоном, понимая, что это всего лишь вежливая отговорка. На самом деле его внимание к ее скромной персоне льстило ей и даже слегка кружило голову. – Но если только что-нибудь освежающее. Спасибо!

Тоби умудрился отыскать в клубной круговерти тихий уголок и свободную скамейку и, оставив там Калли, отправился в бар за шампанским. Его отлучкой воспользовалась Клемми.

– Итак, опять главный приз вечера – твой! Как тебе только удается их кадрить?

– Что значит «кадрить»? – не поняла Калли. – Мы просто сидим, беседуем. Он немного староват для меня.

– Ерунда! Совсем даже неплохо, когда рядом с тобой мужчина, который знает, что и как. Между прочим, он не появлялся в клубе уже целую вечность. Так что, можно сказать, тебе крупно повезло. Завтра, надеюсь, тоже с Тоби? Что ж, развлекай его на полную катушку! В четверг нам все расскажешь.

Калли подавленно молчала, не зная, что ответить. Она ведь просто пришла на танцы. И вовсе не собиралась никого «кадрить», как выразилась Клемми. И вот вам, пожалуйста! Первый же мужчина, который пригласил ее на танец, и сразу такое… В чем-то Клемми определенно права. В присутствии Тоби она чувствует себя как-то по-особому. Она вдруг вспомнила свой непродолжительный летний роман. Но у Тоби нет рядом матери, которая отслеживает буквально каждый шаг своего сына. Зато, вполне возможно, он уже женат! Не может быть, чтобы все было так хорошо! Чтобы с первой попытки, и такой самородок!

Вернулся Тоби с шампанским и двумя бокалами. Калли улыбнулась ему и решилась на первый вопрос.

– Ваша семья живет в Лондоне?

– В Уэльсе. Родители съехали в свой загородный дом. Подальше от шума и сутолоки большого города. Они предпочитают вести спокойную жизнь сельских затворников. Я у них один.

Тоби открыл золотой портсигар и извлек из него сигарету.

– Значит, сами вы еще не женаты?

– Женат?! Я?! Боже упаси! Я еще не встретил ту девушку, на которой стоило бы жениться. Беда в том, что хорошие девушки меня избегают! – Он издал самодовольный смешок и посмотрел ей прямо в глаза. Калли пришлось отвести взгляд в сторону. Снова она почувствовала себя наивной дурочкой, которая ломится в открытую дверь.

– Я не хотела… – начала она сбивчиво.

– Все правильно! Вы обязаны проверить человека, который с вами рядом. – Тоби обвел глазами зал. – Представляю, сколько маленьких постыдных тайн скрыто в этой толпе. Вы тоже, кстати, совсем не застрахованы от того, что сейчас за вами увяжется какой-нибудь наглый молодой хлыщ.

– Ну уж нет! Только не за мной! – ответила она, пожалуй, слишком быстро. – Все эти знакомства на танцевальных вечеринках мне пока совсем ни к чему. Впереди у меня еще уйма времени. Мне ведь только восемнадцать.

– Вот и прекрасно, что мы с вами сошлись! Оба не жаждем любовных приключений, оба свободны и просто хотим хорошо провести время.

На сей раз ему удалось заглянуть ей прямо в глаза, и его взгляд, пожалуй, даже слишком затянулся.

– Вы ведь прекрасно знаете, что очень хороши собой, – обронил он задумчиво. – Вы также знаете, чего хотите от этой жизни. И даже более того! Вы прекрасно знаете, как заполучить то, чего вы хотите.

Калли вспыхнула от смущения, а когда он, словно невзначай, коснулся ее руки, ей и вовсе сделалось жарко и она вся замерла от внутреннего напряжения.

– Я хотел бы встретиться с вами снова, – продолжал он. – Но не здесь, у всех на виду, где отслеживается каждый твой шаг. Приглашаю вас на ужин. Я знаю одно уютное местечко, где мы можем спокойно поужинать, поговорить, и нам никто не помешает.

– Мне надо спросить разрешение у тети Фиби. Я живу у нее на Мерилибон.

– Тогда я заеду за вами, и мы познакомимся прямо на месте. Если нужно, я покажу ей свои кредитки. Готов даже поделиться с ней информацией о своих банковских счетах, если ее это устроит.

«Кажется, он потихоньку спаивает меня», – мелькнуло у Калли.

– Пожалуй, тете не потребуется устраивать вам допросы, – постаралась обернуть она все в шутку. – Уверена, она не станет возражать. А я с удовольствием отправлюсь с вами на ужин.

– Значит, решено! Я заеду за вами пораньше, и мы еще прогуляемся по магазинам. Поможете мне выбрать кое-какие мелочи для моей новой квартиры. Она еще в стадии ремонта, а потому я пока снимаю комнату. Пока точно не знаю, как скоро мне придется снова уехать в Каир. Как подумаю, пыль… грязь… жара… Однако все зависит от того, как скоро решатся некоторые мои дела здесь. Однако хватит о работе! Раз мы пришли сюда отдыхать, то будем танцевать всю ночь!

Усаживая ее в такси уже где-то под самое утро, Тоби снова взял с нее обещание, что в среду они встречаются в пассаже «Берлингтон-Аркейд» и он ведет ее ужинать в ресторан.

– Спокойной ночи! И будьте паинькой! – улыбнулся он ей на прощание и коснулся губами щеки, запечатлев на ней легкий поцелуй. – Это в знак нашей будущей встречи. Я так рад, что познакомился с вами.

Калли вернулась домой как во сне. Ей еще никогда не доводилось видеть таких мужчин, как Тоби. По-настоящему светский, богатый, образованный, повидавший мир, импозантный, обходительный и такой милый! За весь вечер он не сделал ни единой попытки, как говорится, «клеиться» к ней. И в то же время дал ей почувствовать, что она не просто интересна ему. Она ему желанна! Ах, скорее бы снова увидеться с ним!

 

12

Перемены, произошедшие в Калли, не ускользнули от внимания Фиби. Эти перемены в дочери стали ей очевидны после первого же посещения клуба «400». На щеках Калли заиграл жизнерадостный румянец, и она стала излишне трепетно относиться к своей внешности, очень скоро превратившись в самую настоящую модную штучку. И куда подевалась прежняя девчонка, день-деньской носившаяся в килте и резиновых сапогах?

Калли даже специально съездила в какой-то центральный универмаг и купила себе элегантный шарф из натурального шелка в приглушенных пастельных тонах. Идеальная цветовая гамма! Покупка выявила и безупречный вкус самой Калли. Ну а то, что шарф стоил целую кучу денег, так это уже другой вопрос. Отныне все вечера у дочери были расписаны на неделю вперед. Вместе со своей компанией она ужинала в различных ресторанах, танцевала в каком-то посольстве, во «Флориде» и еще в каких-то клубах, названия которых были у всех на слуху, но переступить порог которых Фиби никогда бы не рискнула. Все подружки дочери были из очень приличных, преимущественно титулованных семей. Именно о такой компании для нее она когда-то и мечтала, зная, что дочь ничем не уступает своим аристократическим приятельницам ни внешностью, ни воспитанием. Значит, не зря истрачено столько средств на образование Калли, думала Фиби. Вполне возможно, все ее капиталовложения в дочь с лихвой окупятся в один прекрасный день. Что вселяло надежду и даже радость. Пожалуй, единственную на общем мрачном фоне. Дела в хореографической студии шли из рук вон плохо. Мейси уже лежала прикованной к постели, и за ней был нужен постоянный уход. Преподаватели старались максимально убавить звук музыки и заставить своих учеников не шуметь чрезмерно, чтобы не беспокоить больную. Сердце Фиби разрывалось от боли и дурных предчувствий.

Тем не менее Калли удалось сотворить маленькое чудо в их офисе. Она навела порядок в картотеке, разобрала и рассортировала всю корреспонденцию. Но что будет со студией после смерти Мейси, толком никто не знал. Фиби надеялась, что им удастся взять какой-то кредит и продолжить работу, ибо все классы были укомплектованы учениками. И тем не менее смерть Мейси однозначно ознаменует собой окончание старой эры. А что там будет впереди, кто его знает. По крайней мере, Калли хоть не слоняется без дела целыми днями дома. Правда, дома она вообще теперь бывала крайне редко. Что-то подсказывало Фиби, что ее дочь, судя по всему, влюбилась.

– С кем ты сегодня встречаешься? Заметь, я даже не спрашиваю его имени! – спросила она как-то раз, стараясь говорить как можно более беззаботным тоном.

– Почему обязательно «его имени»? Я не говорила тебе, что это – он! – ответила Калли, слегка покраснев.

– Но я не вижу в этом ничего дурного. Если у тебя уже появился мальчик, я только рада. Ведь я тоже была когда-то молодой! И с твоим отцом познакомилась в твоем возрасте. Да и сейчас я еще не совсем древняя старуха. Могу понять забавы молодых.

Фиби снова рассмеялась, но Каролина мгновенно заняла воинственную позу.

– Он – не мальчик! Его зовут Тоби. Родом он из Уэльса. И скоро он уезжает за границу… в Египет.

– Он военный? Офицер?

– Нет. Он – бизнесмен, занимается инвестициями в одной промышленной компании.

– Звучит интригующе. Почему бы тебе не пригласить его к нам на чашечку чая в один из вечеров? – Фиби изо всех сил демонстрировала сдержанность, понимая, что ответный шаг за Каролиной.

– Не уверена, что идея придется ему по душе. Он – человек занятой. Он хороший, красивый. Уверена, тебе он понравится.

– Во всяком случае, то, что он нравится тебе, видно невооруженным взглядом. Какого он возраста?

Каролина отвела глаза в сторону.

– Он старше меня. Но разве возраст имеет значение?

– Имеет! – ответила Фиби, впервые ощутив внутренний страх. На ее вопрос о возрасте кавалера дочь ответила уклончиво. А она еще так молода и неопытна. Не дай Бог, зрелый мужчина воспользуется ее наивностью.

Неделей позже Калли ворвалась вечером в спальню Фиби с улыбкой во весь рот.

– Тоби приглашает нас с тобой на ленч в «Ритц». Я сказала ему, что ты хотела бы с ним познакомиться, и он предложил вот такой вариант. Он очень щедрый и добрый человек. Но, пожалуйста, не надевай эту уродливую шляпку с сеточкой. Она ну никак не гармонирует с твоей двойкой.

Самой Фиби шляпка нравилась, можно сказать, она была в числе ее любимых. Но она понимала, что дочь не зря печется об ее облике. Для Калли предстоящая встреча, видно, очень важна, а значит, она, как ближайшая родственница, должна соответствовать обстоятельствам. Впервые в ней проснулось самое настоящее женское любопытство, и ей захотелось поскорее самой увидеть мужчину, ради которого Калли старается втиснуть даже свою родную мать в некие неведомые ей, но приемлемые им стандарты.

– И, пожалуйста, не рассказывай ему, что в школе я была безнадежной двоечницей!

– Я никогда и никому не говорила подобной чуши! И потом, ты никогда не была двоечницей. Просто академические дисциплины твоей подруге Примми давались легче, чем тебе, вот и все! Но тогда и я попрошу тебя не раскрывать ему тайну моего рождения на задворках Лидса! – колко пошутила она в ответ.

– И, пожалуйста, постарайся не задавать никаких вопросов, ладно?

Фиби даже замерла от неожиданности.

– Так, может быть, мне лучше и вообще не ходить, а? Не кажется ли тебе, что предварительных условий слишком много? Или твой поклонник принимает меня такой, какая я есть, или никакой. В конце концов, я всего лишь твоя мать, и не я интересую его в первую очередь…

– Кстати, о матери! Он думает, что ты моя тетя. Не хочу пока посвящать его во все наши семейные тайны.

В комнате повисло неловкое молчание.

– А я-то думала, что мы уже проехали это! – тихо проронила Фиби. Она старалась говорить спокойно, но то, что дочь стесняется ее как матери, задело ее за живое. – Ты могла бы сказать ему, что я овдовела в годы войны. По-моему, всегда лучше говорить людям правду.

– Ой, кто бы говорил! – вспылила Каролина и выскочила вон, громко хлопнув за собой дверью.

Да, дочь настроена весьма решительно. Видно, этот мужчина значит для нее много больше, чем просто случайный кавалер. И снова Фиби почувствовала безотчетный страх и неприятную пустоту в желудке. Непросто, оказывается, быть матерью взрослой дочери. Ну и как, интересно, я справлюсь с этой новой для себя ролью?

Тоби Ллойд-Джоунз поджидал их, коротая время у стойки бара. Моложавый, коренастый мужчина в дорогом стильном костюме, сшитом на заказ. Правильные черты лица, сильный волевой подбородок, проницательные умные глаза, темные, слегка вьющиеся волосы. На такие кудри она насмотрелась у многих актеров из Уэльса. Его выразительное лицо слегка загрубело от южного солнца.

Он с улыбкой протянул ей руку.

– Мисс Фей, я много наслышан о вас. Когда-то мой отец был в восхищении от ваших выступлений в варьете. Рад, что сегодня могу познакомиться с вами лично!

«А он много старше, чем я предполагала», – подумала Фиби разочарованно.

Им подали шикарный ленч в шикарном ресторанном зале, сверкающем позолотой и хрусталем: мусс из копченого лосося, профитроли, отличное вино. Каролина заметно нервничала, но смотрелась очень мило в бледно-голубом платье, жакете в тон ему и шляпке, которая красиво обрамляла ее головку, делая просто божественной. Наверняка кто-то помог ей определиться с выбором туалета, и Фиби даже догадывалась, кто бы это мог быть.

– Так вы собираетесь в скором времени в Египет? Каролина сказала мне, что основная ваша работа сосредоточена там.

– Не знаю, насколько «в скором». Я представляю здесь интересы одной из компаний, входящих в промышленную группу «Дельта». Мы вкладываем капиталы в развитие инфраструктуры, в недвижимость, в прочие объекты собственности вдоль русла Нила. Это очень динамично развивающийся ареал. Вот я и занимаюсь в Лондоне налаживанием всяческих деловых контактов. Каир – прекрасное место для начала деловой деятельности. Как вы знаете, Суэцкий канал намного сократил путь из Европы в страны Ближнего и Дальнего Востока. Кстати, правительство всецело поддерживает нас во всех наших деловых инициативах.

Тоби много и пространно рассуждал о своих успехах на ниве бизнеса, но Фиби не понравилась избыточная горячность его речей. Он был похож на проповедника, пытающегося завлечь паству в свою новую веру.

– То есть постоянно вы собираетесь жить там?

– Какое-то время – да! Пока дела требуют моего постоянного присутствия в Каире. Разумеется, если я обзаведусь семьей, то я не позволю, чтобы мои близкие страдали от тамошнего ужасного климата всю жизнь.

Он бросил выразительный взгляд на Калли, заставивший ее покраснеть.

Значит, кое о чем они уже успели договориться, подумала Фиби. Вон как он смотрит на ее дочь! Буквально ест ее глазами. Да и она отвечает ему преданным взглядом, исполненным такого обожания, что в сердце Фиби снова закралась тревога. Что происходит? Что такое важное она упустила за последние несколько недель?

– Вы абсолютно правы! – понимающе кивнула она. – Нельзя сразу же сваливать на молодую жену столько всего: климат, совершенно иная культурная среда, общая неопределенность в мире… Времена-то стоят тревожные. Кажется, эти страшные события в Северной Испании – всего лишь прелюдия к более страшным событиям.

Калли гневно сверкнула на нее глазами. Ей не было дела до того, что творится в Европе.

– Когда люди любят друг друга, то им, в сущности, все равно, где жить. Главное – быть рядом! – Она поднесла салфетку к губам. – Египет – это так романтично!

– Наверное, на какое-то время романтики будет достаточно. Но что потом? Чем там заниматься женщинам, пока их мужья на работе? Сидеть в тенечке и играть в карты?

– О, вы знаете, Каир – очень современный город, со всеми благами цивилизации. В предместье Каира на одном из островов построен прекрасный клуб. Его называют «Сельским клубом». Там есть и бассейны, и теннисные корты, рестораны. В этом клубе закатывают такие балы под звездным небом, что и Лондон обзавидуется!

– Все это хорошо и даже прекрасно, но так далеко от дома! На пароходе туда плыть несколько недель.

– Мы идем в ногу со временем. Скоро наши авиалинии начнут совершать регулярные авиарейсы до Каира. Мир стремительно сжимается в своих размерах, мисс Фей. Вот почему наши капиталовложения в эти регионы принесут со временем колоссальную прибыль.

– Уж не хотите ли вы заставить и меня раскошелиться на один из ваших проектов? – рассмеялась Фиби несколько натянутым смехом.

– Тетя! – выдохнула Каролина с негодованием себе под нос.

– Ну что вы, мисс Фей! Разве я могу так злоупотреблять удобным случаем? Просто я настолько увлечен своими проектами, что меня всегда заносит, когда я начинаю говорить о делах.

Он улыбнулся, но улыбка получилась напряженной и, как отметила про себя Фиби, даже несколько вымученной. Взгляд его остался непроницаемым, и было в этом взгляде что-то ястребиное. Фиби невольно вспомнила, что такими же колючими глазами смотрели на посетителей стреноженные соколы, которых демонстрировали когда-то на ярмарке-выставке в Далрадноре. И снова она почувствовала неприятную пустоту в желудке. Но Каролина целиком во власти его чар. А вот Фиби чем дальше, тем больше становилось неуютно в присутствии Тоби. Да, он был отменно учтив, не уходил от острых вопросов, но во всем его облике она инстинктивно чувствовала железную хватку: этакая железная лапа в мягкой лайковой перчатке. Кажется, на сегодня с нее хватило общества мистера Ллойд-Джоунза с лихвой.

– Прошу простить, но мне пора! В четыре начинаются занятия в хореографической школе. Ленч был превосходен! Рада была познакомиться с вами, мистер Ллойд-Джоунз! Вы, вольно или невольно, заставили меня задуматься о многом.

– Называйте меня просто Тоби, – проговорил он, тоже приподнимаясь из-за стола.

– Хорошо! Может быть, со временем… Я, знаете ли, воспитана в старомодных традициях, а потому не сразу перехожу на «ты». Мы еще слишком мало знаем друг друга!

Она вежливо раскланялась и покинула сцену с достоинством великой актрисы, а в холле направилась прямиком в дамскую комнату припудрить носик.

Каролина нагнала ее почти у самой двери.

– Как ты могла быть такой грубой?

– Я совершенно никому не грубила. Скорее, хотела быть точной! Этот человек пытался с ходу всучить мне какие-то сомнительные акции в каком-то сомнительном предприятии, затерянном в пустыне.

– Ничего он не пытался! Он просто рассказывал тебе о себе.

– Тогда и ты тоже расскажи мне о себе! – вдруг вспылила Фиби.

– Нечего рассказывать! Я люблю его и хочу выйти за него замуж.

– Он уже и предложение тебе сделал?

– Пока еще нет, но скоро сделает.

– Ах, Каролина! Подумай хорошенько! Ты еще так молода, а уже готова броситься в омут с головой. Ведь ты же ничего о нем не знаешь!

– Я знаю достаточно из того, о чем хочу знать. Я также знаю, что не могу жить без него! И не буду!

– Хорошо! Поговорим об этом после! Сейчас не время и не место. Скажу лишь одно: если он тебя любит по-настоящему, то согласится подождать твоего совершеннолетия. Тебе следует расширить свои знания в области психологии мужчин.

– Сама-то ты ничего не расширяла!

– Тогда было другое время! Война! В войну жизнь стремительно ускоряется. Прояви же хоть каплю разума! Я не хочу, чтобы твой первый любовный опыт окончился печально. Будь же благоразумной, иначе слез не миновать!

– Да ты просто завидуешь мне, потому что у меня есть то, чего никогда не было у тебя! – выкрикнула Каролина почти с ненавистью. – Мы с Тоби любим друг друга, и мне не нужен никто другой.

– Это я вижу. Но я прошу тебя лишь об одном: не торопись! Людям ведь свойственно меняться. Есть в этом человеке что-то такое… Трудно выразить словами…

Фиби поняла, что все ее уговоры напрасны.

– Все! С меня хватит твоих увещеваний! – Каролина выбежала из дамской комнаты, громко хлопнув за собой дверью, оставив Фиби в растерзанных чувствах. Ну почему у нас все и всегда заканчивается ссорой? Неужели мы никогда не наладим наши отношения друг с другом?

– Все в порядке? У тебя расстроенное лицо, – проговорил Тоби, поднимаясь к ней навстречу. – А твоя тетя – женщина что надо! Надеюсь, я не сильно пережал в разговоре с нею? – Он замолчал, ожидая ответной реакции.

– Нет, все прекрасно! Но давай не будем о ней! Ты все это серьезно насчет Египта, жены, клубов?

– Готова стать добровольцем? – улыбнулся он в ответ.

– Почему бы и нет, если место пока вакантно? – она тоже улыбнулась и взглянула ему прямо в глаза. Их ноги под столом сплелись, а его рука медленно прошлась по ее бедру.

– Я хотел бы проверить претендентку в деле! Отвечает ли она всем критериям качества?

– Так в чем дело? Пойдем и проверим, и я покажу тебе все, на что способна.

Какая-то часть ее сознания тут же замерла в испуге. Что она несет? Но в присутствии Тоби она всегда не знала удержу. Да и в студию ей совсем не хотелось возвращаться. Мысль о том, что она снова увидит недовольную физиономию Фиби с плотно поджатыми губами, приводила ее в бешенство. Не станет она тратить драгоценные мгновения, которые они проводят с Тоби, на бесплодные дискуссии ни о чем. Слава богу, предохранительный колпачок-пружинка у нее на месте! Пора, наконец, пускать его в ход. Интересно, что сказала бы ее мать, узнай она, что Каролина побывала на приеме у гинеколога на Харлей-стрит, который и оснастил ее всем необходимым для безопасного секса. Они с Тоби не собираются рисковать! Тоби проявил просто ангельское терпение, ожидая, пока она будет надежно защищена. Он вообще такой внимательный! Накупил ей кучу красивого белья, предназначенного, как он сказал, только для его глаз. Просто великолепные шелковые штучки, верх красоты и изящества! Все это пока хранится в его шикарном номере с обилием зеркал в отеле «Кавендиш». Но никаких конкретных предложений от него пока не поступало. Калли даже стала опасаться, что в их отношениях пошло что-то не так. И вот наконец-то!

Никакие уроки по особенностям женской анатомии, которые она получила в школе, несмотря на всю их пользу и прочее, не могут в полной мере подготовить юную девушку к тому, что случается, когда впервые попадаешь в объятия сильного и опытного мужчины. Конечно, все это стало для нее шоком. Но Тоби был так нежен, так умело ласкал ее, так бережно проник в нее, что она даже не почувствовала боли, когда рассталась с девственностью. Все же остальное ей очень понравилось, и она не могла дождаться того момента, когда снова окажется в его номере. А как же будет здорово, когда она станет его законной женой! И как смеет Фиби не доверять ему?

Он осыпал ее подарками, покупал дорогие наряды, водил по ресторанам, поил превосходным вином, но она пьянела от одного желания быть с ним, чувствовать тяжесть его тела на себе. Иногда он возвращался с работы с бутылкой шампанского.

– Провернул хорошее дельце! – говорил он. – Есть повод отметить!

В другие дни Тоби приходил с нахмуренным челом, усталый и раздраженный.

– Столько времени потратил впустую на этого типа, но так и не сдвинул его с мертвой точки! – бросал он с порога и набрасывался на нее со звериной жадностью, опустошая ее без остатка и оставляя на теле многочисленные синяки.

Близость с Тоби изменила ее, и это стало заметно окружающим. Памела как-то раз заметила, что у нее постоянно уставший вид.

– Пустил тебя в ход по полной, да? – хихикнула она и добавила: – Ах, молчи! Ничего не говори! Все мы наслышаны о твоей большой любви к Тоби. И о том, что ты с ним сделала! Впрочем, все и так написано на твоем лице, недотрога ты наша!

Калли стала реже встречаться с подругами, разве что чай по четвергам остался. Приятельницы беззлобно подшучивали над ней, сплетничали…

– Будь осторожна! Этот «уэльский чародей» не так уж безобиден, как кажется. Где ты пропадаешь целыми днями? Где та пещера, в которую он тебя уносит?

Калли была уверена, что подруги откровенно завидуют ей, и не спешила поделиться с ними подробностями своего романа, боясь спугнуть очарование переживаемых ею мгновений. Скоро, совсем скоро у нее начнется совершенно другая жизнь за границей. Стоит ли ему рассказать всю правду о Фиби? А с какой стати? Ведь и он не очень-то посвящает ее в подробности своего прошлого. И о родителях совсем не говорит. Несколько раз она упомянула имя сэра Лайонела. Она также сказала, что у них с тетей есть дом в Шотландии плюс небольшое наследство, которое она получит на руки, когда ей исполнится двадцать один год.

– Я никогда не возьму от тебя ни пенса! – клятвенно заверил ее Тоби. – Но вот твои подруги, с которыми ты когда-то училась. Их фамилии нам пригодились бы в дальнейшем для расширения инвестиций.

Но Калли смогла вспомнить лишь тех, с кем он и так прекрасно знался по клубу «400». Больше он подобных вопросов не задавал.

Выйдя из «Ритца», они направились к его отелю по Джермин-стрит. Уже у самого входа в «Кавендиш» Тоби вдруг остановился и сказал:

– Знаешь, в скором времени мне придется уехать. Хочешь поехать со мной? Отличный повод прокатиться по Европе на машине. Проедем всю Францию до Марселя, а там сядем на пароход и поплывем через Средиземное море в Египет. Все лучше, чем заваривать чай для своих тетушек.

– Я так не могу! – замялась в нерешительности Калли. – Мне надо поставить их в известность. К тому же одна из моих теток очень больна.

Как бы она ни злилась на Фиби, но не может она все же обойтись столь бессовестным образом и с остальными. Или все же может?

– Решай, дорогая! Но не тяни! Времени у нас в обрез. Как только пересечем Ла-Манш, возьмем напрокат автомобиль, и в путь! Давай убежим и обойдемся безо всей этой свадебной суеты! На следующей же неделе! В противном случае все откладывается на долгие месяцы.

– Звучит заманчиво! – проговорила она неуверенным тоном, вдруг ощутив странную тревогу. Откуда такая спешка? – Ты умеешь соблазнять!

– Еще как умею! Пошли же скорее наверх, и я докажу тебе это! Перейдем к активной фазе убеждений… У меня припасена пара фокусов, которые я еще тебе не демонстрировал. Уверяю, тебе понравится! Будешь еще требовать повторения! – Он крепко сжал ее руку и решительным шагом повел ее к себе в номер. А она и не очень сопротивлялась. Интересно, какие еще новые чудеса он заготовил для нее?

Каролина не вернулась домой в эту ночь. И на следующий день она тоже не пришла. Фиби была вне себя от ярости. Но и переживала, конечно. Калли еще никогда не позволяла себе подобных выходок. Она даже не соизволила предупредить мать, где она и с кем. Фиби уже была готова обратиться за помощью в полицию. Так кто же этот человек, мистер Ллойд-Джоунз? Заурядный соблазнитель, вскруживший голову ее дочери? Или что похуже? Негодяй, воспользовавшийся неопытностью юной девушки, который бросит ее тут же, как только она ему надоест? Сколько подобных историй она насмотрелась, работая в театре! Все эти поклонники, толпами осаждающие служебный подъезд, обещающие горы золотые хорошеньким артисточкам из кордебалета… А потом бросают их и оставляют ни с чем. Надо бы провести собственное расследование, разузнать побольше и о нем, и о его семье. Но сейчас она загружена, как никогда. Занятия в студии, плюс приглашение на пробы для нового кинофильма. Нет, пока с расследованиями придется повременить!

Когда Каролина вернулась, наконец, домой, недовольная, с надутым видом, то Фиби ограничилась лишь тем, что сказала ей, что очень беспокоилась. Но ссора тут же вспыхнула с новой силой.

– Неужели ты не понимаешь, – не выдержала, наконец, Фиби, – что ты просто игрушка в его руках? Последняя игрушка из длинной череды других игрушек! Все, чего он добивается от тебя…

– Он хочет на мне жениться! – спокойно оборвала ее Калли на полуслове. Самое время расставить все точки над i.

– Пустое обещание только для того, чтобы уложить к себе в койку!

– Зачем ему укладывать? Я уже и так там побывала! И не раз! Почему ты так его невзлюбила?

– В этом человеке есть что-то фальшивое! Пока я не стану вмешиваться в ваши дела, но я обязательно вмешаюсь!

– И на здоровье! Ты просто не хочешь, чтобы я была счастлива. Разве ты можешь понять, что я чувствую к нему?

– Еще как могу! Он тебя просто использует в своих целях, глупышка! Но запомни! Брак – это не только секс!

– Тебе-то это откуда известно? – бросила Калли в лицо матери очередное оскорбление и направилась к себе в комнату. – Я ухожу!

– У меня сейчас нет времени на дальнейшие пререкания с тобой. Если уходишь, не забудь, пожалуйста, запереть за собой дверь. И проведай Мейси! Обязательно!

Ответа не последовало.

Фиби появилась в студии позже обычного, чтобы подменить Китти, бессменно дежурившую у постели подруги. В смежной комнате собрались все, кто работал в студии. Они окружили доктора плотным кольцом и внимательно слушали его с сосредоточенным выражением на лицах.

– Уже совсем скоро! Она слабеет буквально на глазах. Ноги холодные. Я только что дал ей другой препарат, но вряд ли он что-то изменит. Советую вам попрощаться с ней прямо сейчас.

Они все по очереди подошли к Мейси, о чем-то пытались мило болтать, как будто она слышала их. Билли залился слезами, Джем тоже не мог сдержать слез. Одна лишь Китти держалась, из последних сил исполняя свой профессиональный долг, но и у нее осунувшееся от постоянных недосыпаний лицо было белым как мел, и на нем застыла страдальческая гримаса.

Фиби вдруг вспомнила, сколько терпения и доброты проявила Мейси, когда у нее прямо на их совместной тогда квартире начались родовые схватки. Это случилось в тот день, когда ей сообщили о гибели Артура. И как потом подруги помогали ей и были всегда рядом, в самые трудные, самые черные дни ее жизни. Как свято они берегли ее тайну, связанную с рождением ребенка. Для нее Китти и Мейси были словно родные сестры, которых у нее никогда не было на самом деле.

– Каролина была сегодня на работе?

– Если она и появилась в офисе, то сюда не заглядывала, – ответила Китти. – Может, придет попозже. Она ведь очень любит Мейси.

Вообще-то не в натуре Каролины манкировать своими обязанностями, но сейчас, вздохнула про себя Фиби, мало что осталось от прежней Каролины. Когда-нибудь она горько пожалеет о том, что даже не зашла попрощаться с Мейси.

Мейси отошла на рассвете. Она умерла тихо, одно легкое дыхание, и все… Китти исполнила все, что нужно в подобных случаях: обмыла, одела ее и сделала все это с той щемящей нежностью и любовью, на которую способны только настоящие сестры милосердия. Потом они все собрались в офисе, пили чай, вспоминали… Билли и Джем отвезли Фиби домой. Она на цыпочках вошла в квартиру, стараясь ничем не потревожить свою неблагодарную дочь, так же тихо пробралась к себе в спальню и рухнула на кровать в чем стояла. Она проспала все утро и подхватилась только ближе к полудню, подошла к окну, раздвинула шторы и только сейчас заметила конверт на туалетном столике.

Внутри лежала открытка с ее изображением времен расцвета театральной карьеры. На обороте рукой дочери было написано:

Мы с Тоби решили пожениться за границей без твоего согласия. Я взяла с собой все необходимое. Пожалуйста, не ищи меня. Так будет лучше для всех нас. И не волнуйся понапрасну. Я пришлю тебе из Египта открытку с видом пирамид.

Калли

Фиби в смятении ринулась в комнату дочери. Кровать была не расстелена, шкаф полуоткрыт, и там болтались пустые вешалки. Кожаный чемодан тоже исчез, вместе с паспортом, который хранился с другими документами в материнской шкатулке, инкрустированной жемчугом. Итак, это был преднамеренный и подлый побег, все было сделано так, чтобы максимально уязвить и даже оскорбить ее.

Господи, подумала с отчаянием Фиби, какая же мать откажется помочь дочери в свадебных приготовлениях. Но Каролина ясно дала понять, что ей в этом праве отказано. Наверное, она была недостаточно тактичной. Ах, если бы у нее было больше свободного времени! Тогда этой затее можно было бы и помешать. Но слишком поздно! Сколько же еще ей придется платить по старым долгам? Сокрытие правды от дочери о ее рождении обошлось ей и без того очень дорого. Вот что значит растить ребенка одной, когда рядом нет отца, который сумел бы защитить их и посоветовать ей что-то дельное. Из нее получилась никудышная мать. Да и чего можно требовать от матери-одиночки?

Фиби повалилась на холодную постель дочери и прошлась негнущимися пальцами по шелковому покрывалу.

– Ах ты глупая, глупая девочка! – прошептала она, заливаясь слезами. – Скоро, очень скоро ты вынырнешь из дурмана, которым он тебя опоил, и поймешь, что натворила. Вот только кто тебе там поможет, в такой дали!

 

13

«Мари Соланж» бросила, наконец, швартовы в александрийском порту. Калли, стоя на палубе, спешила напитаться новыми впечатлениями. Десятки мужчин сновали на пристани, облаченные во что-то длинное и белое, похожее издали на ночные сорочки. Одни суетились вокруг тросов, другие торопились навстречу к пассажирам с корзинами на головах, готовые немедленно обрушить на них свой товар.

– Наконец-то! – негромко воскликнула Калли, почувствовав руку мужа на своем плече. – Добро пожаловать на Восток, миссис Ллойд-Джоунз!

Калли все еще никак не могла привыкнуть к новому для себя статусу замужней дамы. За последние несколько недель в ее жизни произошло столько всего и сразу. Прямо какая-то экзотическая мелодрама. Побег из дома в глухую ночь, потом паром, на котором они плыли до Булони, утренний поезд на Париж, а оттуда на машине до Марселя. Поездка оказалась не из легких. Во всяком случае, праздной автомобильной прогулки на юг не получилось. В спешке сборов Тоби где-то потерял свои права. А потому спать пришлось где попало и как попало. Но Калли не возражала. Все было так ново и так необычно! Тоби резвился всю дорогу, словно молодой бычок, выпущенный на волю.

В Марселе они поселились в дешевых меблированных комнатах неподалеку от порта, потом нашли судно, капитан которого согласился оформить их брак за определенную мзду. Они купили золотую ленту, символизирующую брачные узы. Красивое золотое кольцо Тоби пообещал ей купить уже в Каире.

Сама церемония была очень краткой. Всего лишь несколько слов в присутствии свидетелей из членов команды, после чего они заполнили соответствующие бланки, внеся в них свои полные имена.

Калли немного рассмешило полное имя ее мужа: Тобиас Обадия Ллойд-Джоунз. Но Тоби было совсем не смешно.

– Наградили родители имечком, дай Бог им здоровья! Врагу не пожелаешь! Только, чур, никому не говори, ладно?

Почти всю дорогу море штормило, и Калли чувствовала себя преотвратно. Большую часть пути она провалялась в их маленькой каюте, держась за живот. Начало медового месяца получилось совсем не таким медовым, как она себе это рисовала в своих фантазиях. Обескуражила скромность каюты. Впрочем, отсутствие роскоши ее мало волновало. Главное – что они с Тоби любят друг друга, размышляла она, восхищенно разглядывая брачную ленту. Вот сейчас у них будет время и для того, чтобы заняться любовью, и для бесконечных прогулок по палубе, пока длится их вояж к новому месту назначения. Но вышло все не так, как хотелось. И сейчас, добравшись, наконец, до суши, увидев вокруг уйму пароходов и сотни носильщиков, Калли вздохнула с явной радостью. Все же добралась живой. Она в Египте! И это не сон, а самая настоящая явь. Правда, впереди их ждала еще одна долгая и утомительная дорога, но уже поездом до Каира.

Несмотря на раннее утро, жара давала о себе знать. Калли вернулась в каюту за шляпкой с полями. Они взяли с собой в дорогу небольшой багаж, только вещи и документы. Не успели они с Тоби ступить на пристань, как их тут же атаковали со всех сторон лоточники и носильщики. Продавцы наперебой предлагали свой товар, главным образом напитки и снедь. При виде этой кишащей людьми толпы Калли невольно почувствовала панику. Незнакомые запахи ударили в нос, мухи мгновенно облепили лицо, тонкая струйка пота медленно поползла по ложбинке между грудями.

Кое-как они добрались до поезда, следующего на Каир, и как раз вовремя, ибо состав должен был вот-вот тронуться. Вид сверкающего черным лаком паровоза, окутанного клубами дыма, успокаивал своей привычностью. Вокруг стали заметны некоторые признаки цивилизации, которые в сочетании с восточной экзотикой образовали странный конгломерат старого и нового. Караваны с верблюдами чинно шествовали прямо по трамвайным путям, на проезжей части мирно уживаются современные машины и допотопные тележки, запряженные осликами. В тени притаились женщины, закутанные с головы до пят в черные покрывала. Молодые европейки, такие, как она, напротив, щеголяют по улицам в коротких платьях, живописных шляпах и под зонтиками.

Тоби бесцеремонно разогнал стайку нищих, попытавшихся облепить их со всех сторон.

– Нищие и уличные факиры – это чума! – пояснил он жене. – Стоит дать только одному из них, как тут же словно из-под земли вырастут еще сто. Для этих людей ведь не существует слова «нет».

Они расположились в купе возле окна, за которым мелькал лишь один однообразный пейзаж: песчаное море без конца и края. Но мало-помалу пустыня стала перемежаться с небольшими островками зелени в окружении живописных пальм. Значит, пояснил ей Тоби, они уже подъезжают к Каиру.

– Посмотри, как пустыня постепенно отступает под натиском строительства! Сколько прекрасных вилл построено за последние несколько лет! – Тоби указал на небольшое скопление бунгало, сверкающих белизной под лучами полуденного солнца. – Но в зеленых пригородах Каира еще есть где развернуться инициативным людям.

– Мы тоже будем жить на такой вилле? – спросила у него Калли в полной уверенности, что у мужа есть дом, который готов принять под свою крышу его молодую жену.

– Боюсь, на первых порах нам придется довольствоваться отелем. Но мы немедленно же займемся поисками подходящего дома. Ты сможешь выбрать его по своему вкусу.

Калли выдавила из себя жалкое подобие улыбки, пытаясь скрыть собственное разочарование. Они уже и так прожили на чемоданах целых три недели. Все ее платья требуют стирки, утюжки, да и вообще… Совсем не таким представляла она себе собственный приезд в Египет. Но впереди у них еще уйма времени для того, чтобы начать новую жизнь, да и жара не располагала к спорам. Во всяком случае, в отеле имеется ванная, прачечная, ресторан… То есть у нее будет время акклиматизироваться и привыкнуть к новому городу, а уж потом она займется поисками дома.

Совместная жизнь с Тоби тоже оказалась несколько не такой, о какой она мечтала. Беспокойная душа, он не мог усидеть на одном месте. Часами мерил шагами, как заведенный, палубу парохода, потом, уединившись в каюте, строчил какие-то деловые письма с инвестиционными предложениями и непрестанно курил. Он ни разу не взял в руки книгу, а в газетах его интересовали лишь деловые новости, главным образом курс валют и котировки акций на биржах. Все остальное он даже не удосуживался просмотреть. Он весь в работе, не без гордости думала Калли, глядя на мужа.

Пока же они продолжали жить на ее сбережения. Она снимала деньги со своего счета и тратила их на семейные нужды без тени подозрения. Ей даже пришлось самой купить себе золотое обручальное кольцо. Тоби объяснил, что они поиздержались на дорогие рестораны и отель в Марселе, но он клятвенно заверил ее, что, как только приступит к работе, сразу же вернет ей все до последнего пенса.

– Буду рада познакомиться с твоими сослуживцами! – Калли почувствовала себя совсем взрослой женщиной.

– Я всегда работаю один. Но обзавожусь полезными связями в городе или когда бываю в клубах.

– В чем именно заключается твоя работа? – Калли впервые подумала о том, что она, в сущности, ничего не знает о профессиональной деятельности мужа.

– Помогаю людям делать прибыльные инвестиции в недвижимость и землю.

– Я думала, ты работаешь брокером на бирже, – промолвила она озадаченным тоном.

– В каком-то смысле так оно и есть! Помогаю людям осуществить их заветную мечту – стать богатыми, вложив деньги в землю за рубежом. С хорошим процентом прибыли, заметь! Иногда я выполняю сделки купли-продажи по поручению своих клиентов, которые не хотят светиться сами или не желают, чтобы другие узнали о том, как они богаты. Я также получаю комиссионные от тех сделок, которые были заключены при моем участии. Свожу нужных людей друг с другом, ну, и другое разное.

– Не потому ли ты спрашивал у меня фамилии моих бывших одноклассниц? – поинтересовалась у мужа Калли, внезапно почувствовав легкую тревогу.

– Частично и поэтому. Контакты с богатыми и знаменитыми всегда полезны. В бизнесе ведь так: если не попросишь, то и не дадут! А в твоей компании было полно людей со связями.

– Они – не моя компания! Многих я едва знаю.

– Но это же твои школьные подружки!

– Не все! Только Памела и Примми, с которыми я вместе училась в Европе. Но когда это было! Сто лет тому назад! Представляю, что они подумали, когда узнали, что мы сбежали ночью, словно…

– Уверен, они посчитают нашу историю очень романтичной. Вас, девушек, ведь медом не корми, но дай побольше романтики! – рассмеялся он беззаботным смехом. – Да и какая нам разница, что они там думают? Уверяю, тебе здесь понравится! Ты сейчас – мое главное капиталовложение. С твоей внешностью, с твоим очарованием ты быстро обзаведешься в Каире кучей новых подружек и поможешь мне наладить деловые контакты с их близкими. – Тоби снова улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. – Кто сможет устоять перед такой нежной английской розой? С такой нежной кожей! У большинства здешних девушек кожа загрубела на солнце, как подошва. Вот увидишь, ты будешь здесь пользоваться бешеным успехом, а меня сделаешь самым счастливым мужчиной во всем Каире.

Странный комплимент, подумала про себя Калли. Получается, я для него нечто вроде делового актива. А ведь она прежде всего его молодая жена. Порой его комплименты и вовсе звучали немного фальшиво, и тогда Калли съеживалась и уходила в себя. Поворачивалась к окну и бесцельно смотрела на пейзажи, проносящиеся за окном вагона. Скорей бы уж приехать на место, думала она. Жара казалась просто невыносимой.

Тоби нанял щеголеватого извозчика, и в его конном экипаже они медленно поехали по улицам Каира, глазея по сторонам.

– Каир называют вторым Парижем, настоящий уголок Парижа на Ниле! – обронил Тоби, кивнув в сторону центральных улиц города, застроенных величественными каменными зданиями, похожими издали на помпезные замки. На этих улицах располагались банки, театры, фешенебельные жилые дома. Но Калли видела вокруг себя лишь сплошную вереницу тележек, впряженных в осликов, изредка попадались и легковые машины. Но больше всего было уличных продавцов, которые бежали рядом, предлагая воду и хлопушки для мух. В воздухе витал тяжелый запах нечистот, подгнивших фруктов и экскрементов. Калли с ужасом думала о том, что ждет ее впереди. Здесь все такое непривычное для европейского глаза. Сможет ли она привыкнуть когда-нибудь к этому экзотическому городу?

Словно стараясь загладить свою вину за весьма скромное свадебное путешествие на пароходе, Тоби заказал шикарный номер в отеле «Континенталь». Ужинали они либо в ресторане на крыше отеля, где был разбит самый настоящий сад с обилием цветов и пальм, либо в ресторане отеля «Шепардз», обеденный зал в котором был оформлен в мавританском стиле. Здесь Калли впервые увидела богатых обитателей Каира. Как всегда, много французов из категории космополитов, привыкших шататься по белу свету. Еще среди публики бросались в глаза офицеры и нарядно одетые англичане, отпугивающие остальных своими громкими голосами и надменными манерами.

– Приветствую тебя, дорогая, в Каире, жемчужине Нила. Ты только оглядись вокруг! Ты – взрослая самостоятельная женщина, и никто более не станет отслеживать твой каждый шаг! И ты свежа и благоуханна. Как роза! За твое здоровье, дорогая! – Тоби поднял бокал, и настроение Калли заметно улучшилось. Хорошее вино, вкусная еда, что еще надо! – Впереди тебя ждет масса открытий. Мы отправимся на верблюдах к пирамидам, спустимся вниз по Нилу на фелуках, а еще каждую ночь будем танцевать в клубе «Гезира». Я покажу тебе такие красоты, которых ты еще не видывала! Все чудеса Востока – твои! Мы вместе побродим по знаменитому каирскому базару Хан-эль-Халили, посмотрим на дервишей, членов секты суфистов, да и много чего еще!

Да, все чудеса Востока – ее! Ведь впереди у них такая долгая и счастливая жизнь вместе. Она улыбнулась ему благодарной улыбкой. Все же он любит ее как женщину, а не просто как удачное капиталовложение. И он хочет сделать ее по-настоящему счастливой. Ведь ради него она, не задумываясь, бросила всех, кого знала. Что подумают о ней Китти? Мейси? Милая, милая Мейси! Как она там? Фиби, конечно, придет в ярость, узнав о побеге. Ее подруги – Примми, Памела, Клемми, те просто умрут от зависти. Она всем им отправит по открытке, но в свое время. Но сегодня вечером она хочет просто расслабиться и напитаться той чарующей магией, имя которой – Египет.

Они подыскали себе дом в современном европейском стиле: бунгало, окруженное верандой со всех сторон, дополнительная защита от солнца. Три спальни, и в каждой в потолке вбит крюк, на который надеваются сетки для защиты от москитов. Отныне придется спать под такими сетками каждую ночь. Дом меблирован бамбуковой мебелью, выдержанной в зеленоватых тонах. И везде много подушек. В комплекте с домом прилагался и слуга по имени Хасан. На нем уборка дома, приготовление еды, есть еще и садовник, который занимается исключительно садом. Сад, создававший живительную тень и прохладу, радовал глаз обилием пальмовых и фиговых деревьев и множеством других растений, названий которых Калли не знала. Огорчал лишь тонкий слой пыли, покрывавший всю зелень. Хасан сразу же предупредил ее не очень увлекаться прогулками по саду, потому что в кустах водятся змеи. Но можно часами лежать в гамаке и рассматривать дом снаружи: оштукатуренные стены, выкрашенные в светло-коричневый цвет, а в тон к ним деревянные ставни кремового цвета.

Это был первый дом в жизни Калли, который был ее домом. Она с такой гордостью выбирала яркие восточные паласы ручной работы, которыми они устлали выложенный плиткой пол, мягкие ночные шторы были приобретены ею в самом известном каирском универмаге под названием «Сайкурель». Там же она купила тонкую хлопчатобумажную ткань на рубашки и дневные платья. Единственным отрицательным моментом было то, что Тоби никогда не сопровождал ее в этих хождениях. Не торопился он показать ей и все те места, которые так живо и в красках расписывал в момент их приезда в Каир. А одна она не решалась уходить далеко от дома. Французский пригодился ей как нельзя кстати. Но шум и гам здешних улиц пугали. Европейские женщины, которых она встречала в магазинах и ресторанах, невольно напоминали ей о Лондоне. Она вдруг вспомнила их еженедельные посиделки с подругами по четвергам за чашечкой чая и почувствовала, что ей не хватает их милой болтовни и незлобивых сплетен.

Разумеется, она побывала на заутренней службе в соборе. Калли надеялась, что там муж познакомит ее со своими друзьями и коллегами по работе. Но Тоби категорически отказался сопровождать ее в этом походе. Он даже не переступил порог храма.

– Ненавижу такие места! – коротко сказал он, но в его голосе было столько непримиримой ярости, что Калли даже не рискнула поинтересоваться, откуда у него вдруг возникли такие богоборческие настроения.

В один из дней Калли, вернувшись из города, обнаружила письмо, адресованное ей. Она сразу же узнала почерк Фиби и уже приготовилась прочитать очередную порцию упреков и нотаций, но новость, которую сообщала ей мать, настолько ошеломила ее, что она направилась в спальню, чтобы хоть немного побыть одной и осознать всю горечь случившегося. Вечером Тоби нашел ее в кровати, всю в слезах.

– Представляешь? Тетя Мейси умерла в ту ночь, когда мы с тобой удирали на пароме во Францию. Я даже не попрощалась с ней! Какая же я гадкая! – рыдала она навзрыд.

Тоби взял конверт в руки.

– Я же просил тебя никому не сообщать наш адрес, пока мы окончательно не обустроимся на новом месте! Эти письма… они только расстраивают тебя!

– Ты лучше прочти письмо целиком! – вспылила вдруг Калли. – Там есть кое-что и о тебе! Что за проблемы возникли у тебя с отелем «Кавендиш»?

– Откуда она узнала?

– Тетя Фиби встречалась с управляющим отеля, неким мистером Льюисом, и тот сообщил ей про твои грехи. Почему ты не заплатил по счету?

– Чего это старая крыса сует свой длинный нос не в свои дела?

– Не смей так говорить о ней! Она – моя… – Калли замолчала, увидев, что Тоби вне себя от гнева. – Что у тебя случилось? Ведь я – твоя жена, и мне ты можешь доверять.

– Произошла досадная ошибка. Я расплатился с ними чеком, а он оказался без покрытия. Мне не хотелось, чтобы ты узнала об этом.

– И потому мы бежали прочь под покровом ночи, словно воры! Почему ты мне не рассказал? Я бы могла помочь тебе!

– Только не это, дорогая! Да, у меня в последнее время есть определенные финансовые затруднения, не все комиссионные перечисляются своевременно. Есть и другие причины. Но не это сейчас главное.

– Как не это? Все это наверняка всплывет, пойдут разговоры… Мы обязаны платить по счетам!

– Ах, пожалуйста, не надо лишних нравоучений! С кем не бывает! Ну, вышла небольшая осечка… Но сейчас, слава богу, я снова на коне и все у меня хорошо. У нас есть дом, и завтра я пригласил гостей. Сможешь их принять?

– Конечно! – приподнялась Калли на кровати, вытирая насухо глаза. – Продемонстрирую все, чему меня научили в Бельгии.

– Только, пожалуйста, не надо мидий и чипсов! – рассмеялся Тоби.

– Тоби! Сейчас я веду речь о настоящей французской кухне! Так! Хасан будет прислуживать за столом. А еще мне нужно какое-нибудь приличное платье. В моем гардеробе осталась только дневная одежда.

– Все, что угодно! Если этот номер у меня прокатит, мы будем в полном шоколаде. А потому выбирай любой наряд на свой вкус, дорогая! Главное – произвести нужное впечатление!

Все следующее утро Калли тщетно пыталась забыть о письме матери. Она не станет отвечать на него прямо сейчас, решила она по зрелом размышлении. Вот наладится их жизнь здесь, в Каире, и тогда она напишет пространное ответное письмо. А заодно и попросит Фиби погасить долг мужа из тех денег, которые причитаются ей в качестве наследства.

Хасан был отправлен на базар за овощами и специями. Калли взяла наемный экипаж и поехала в «Лаппас», крупнейший продовольственный магазин, чтобы докупить остальные необходимые для ужина ингредиенты плюс живые цветы. Затем она пробежалась по промтоварным магазинам в поисках подходящего наряда на вечер. В конце концов она остановила свой выбор на очень симпатичной брючной паре из натурального шелка: легкие штанишки и свободный блузон в восточном стиле. Наряд был довольно смелым, но зато супермодным. Пока ее poulet aux fines herbes будут готовиться на медленном огне, у нее даже будет время для того, чтобы принять ванну и уложить волосы в артистически небрежный шиньон, украсив голову цветами. Она не забыла также купить знаменитые сладости от Гроппи, лучшего французского кондитера. Нет, определенно, графиня Ван Гротен осталась бы довольна сервировкой стола. Как же здорово ощущать себя настоящей хозяйкой дома! На какое-то время Калли даже забыла о неблаговидных проделках мужа, связанных с подделкой чека. Да и потом, в письме матери между строк читался все тот же укор: «А что я тебе говорила!»

Разве Фиби в состоянии понять все хитросплетения современного бизнеса? Дорогие угощения – это тоже необходимая часть расходов для привлечения нужных клиентов. Просто отныне она будет тщательно следить за всеми домашними тратами и строго контролировать каждый пенс. Но сегодняшний вечер – это исключение. Так приятно будет познакомиться с новыми людьми. Среди них наверняка тоже будут супружеские пары. Друзья Тоби станут и ее друзьями! Ведь она сделает все от нее зависящее, чтобы поддержать мужа в его деловых начинаниях. Он должен добиться успеха в этом городе!

И вот все готово к приему гостей. Дом сверкает чистотой. Хасан щеголяет в новой красивой тунике. Калли плеснула себе в стакан немного спиртного, чтобы унять расходившиеся нервы. Хоть бы гостям понравилась ее стряпня! Не может же она подвести собственного мужа.

Она допила джин и приготовилась ждать. Но никто не спешил к ним в гости. Она терпеливо ждала и ждала. Часы уже давно пробили назначенное время, но гостей по-прежнему не было. На смену ожиданию пришла тревога: Калли нервно ходила по дому, не зная, что ей делать.

Уже не просто поздно, но слишком поздно, а Тоби все нет. Она приготовилась к худшему. Но вот послышался звук подъезжающей машины, громко хлопнула дверца. Слава богу, вздохнула она с облегчением. Приехал! Затем в холле послышался пьяный шум, а следом ее муж почти ввалился в гостиную в сопровождении двух сильно пьяных молодых людей. При виде молодой хозяйки они тут же уставились на нее во все глаза.

– Ах ты, негодник! – воскликнул один из них, буквально пожирая Калли глазами. – Как же можно прятать такое сокровище от остальных?

– Дорогая, прости! – пробормотал Тоби пьяным голосом. – Мы немного припозднились. Заехали в плавучий клуб пропустить по стаканчику… И время как-то так незаметно пролетело… М-м-м! Пахнет очень вкусно!

Калли постаралась сохранить выдержку. Хорошая хозяйка ничем не выдаст своего недовольства.

– Овощная запеканка наверняка уже пересохла! Приглашаю всех в столовую! С нее Хасан и начнет, пока она окончательно не превратится в камень.

Калли жестом пригласила следовать за ней, из последних сил сохраняя спокойствие, хотя ее всю трясло от ярости.

– Тоби, а где их жены? – тихо спросила она у мужа. – Стол накрыт на восемь персон.

– Прости, дорогая, но на сей раз у нас обычный мальчишник! А потому никаких жен! Оливия и Пинки – это просто сопровождающий эскорт, так, на всякий случай! Будь с ними любезна, пожалуйста! – прошептал он ей в ответ тоном заговорщика, кивая в сторону двух девиц.

Речь его стала совсем бессвязной, а когда девицы проследовали мимо них в столовую, то, как успела заметить Калли, Оливия взяла Тоби за руку и небрежно прошлась ею по своему бедру.

При виде еды Пинки мгновенно позеленела и ринулась в ванную, где ее стошнило. А Тоби молча рухнул на стул. Есть он уже не мог, но умудрился грохнуть о пол одну из фарфоровых тарелок из недавно купленного китайского сервиза.

Собственно, почти никто ничего не ел. Да и разговора как такового за столом тоже не было. Зато все энергично налегали на виски, а потом… А потом гости улеглись вповалку на софу и заснули мертвецким сном. Калли не могла дождаться рассвета, чтобы выставить компанию вон. Рано утром она заказала экипаж, и «дорогие гости» кое-как вскарабкались в него для того, чтобы их развезли по домам.

– Ты ведь говорил мне, что пригласил каких-то очень важных клиентов! – с возмущением выпалила она мужу, когда тот наконец немного очухался. – Я истратила кучу денег, хлопотала весь день. А эти! Да им достаточно было всучить в руки пару бутылок виски и отправить восвояси!

– Они запомнят этот вечер надолго! В клубе за все платил я, а потом они увидели тебя и поняли, что мы с тобой – образцовая супружеская пара!

– А что они ожидали увидеть у тебя? Гарем? – воскликнула Калли, не в силах более скрывать свое негодование. – Даже я, мой дорогой, знаю, что такое плавучий клуб здесь, в Каире! Разновидность притона, и все!

– Послушай, но это же для дела! Все это – часть игры! Ты тщательно продумываешь всю мизансцену, напускаешь побольше тумана, а там – ап! И они у тебя в кармане! Этим людям нужны складские помещения в портовой части города. У них бизнес, связанный с импортом-экспортом. У меня есть кое-что на примете. И по цене – дешево! Но надо же как-то втянуть их в свою игру! Такие дела быстро не делаются! Уверяю тебя, к концу недели у меня на всех бумагах будут стоять их подписи, и мы с тобой сразу махнем в дамки. Игра стоит свеч, ей же богу!

Только вот никаких подписей Тоби так и не получил. Он ходил по дому мрачнее тучи, громко хлопал дверями, капризничал, словно разбалованный ребенок, а Калли в это время ломала себе голову над тем, как ей распланировать семейный бюджет так, чтобы денег хватило на всю следующую неделю. Да, мир финансов, в котором орудуют взрослые люди, ой как не прост! Оказывается, он предполагает, что замужние женщины должны день-деньской торчать дома в полном одиночестве, не зная, чем себя занять. Бездействие приводило Калли в отчаяние. Надо немедленно найти себе хоть какое-то занятие, размышляла она. Иначе она просто не выдержит одиночества, жары и всего остального и сойдет с ума.

Тоби так и не удосужился пригласить ее в один из британских клубов. Калли заподозрила, что, вполне возможно, и там у него тоже могут быть проблемы. Неужели снова не рассчитался по счетам, спрашивала она себя, ужасаясь тому, что она может так плохо думать о собственном муже.

И где же вся та романтика и экзотика Востока, о которой он так красноречиво рассказывал ей, заманивая сюда? Что же она тут увидела? Непролазную грязь, полчища мух, нищету, сотни оборванных и голодных ребятишек, которых тащат куда-то у себя за спиной закутанные в черные паранджи их матери. А еще толпы нищих, замученные до изнеможения ослики, отвратительно пахнущие верблюды и лошади, такие старые и заезженные, что их хоть сейчас отправляй на убой. Но и как можно, насмотревшись на все эти красоты, рассылать подругам жизнерадостные открытки с описанием той жизни, которую она еще и в глаза не видела?

Да, на деле все оказалось совсем не так, как она себе это представляла. Но хуже всего было то, что чем дольше она жила с Тоби, тем отчетливее понимала, что она ничего не знает о нем. Калли все чаще становилась в тупик, не зная, где в его болтовне правда, а где – ложь. Неужели и ей он тоже врет? Вот это было самым страшным! Так за кого же она, в конце концов, вышла замуж?

И вот, когда ее отчаяние, казалось, уже достигло своего максимума, Тоби вдруг вспомнил о своем супружеском долге и бросился заглаживать вину. Однажды он явился домой с букетом орхидей для украшения корсажа.

– Сегодня мы ужинаем в клубе «Гезира», – объявил он прямо с порога. – Приколешь орхидеи к своему платью. Как видишь, я держу слово! Хасану можешь дать выходной. После ужина мы отправимся в Сельский клуб, а там… Ах да! Чуть не забыл! – он сунул ей в руки небольшую коробочку.

Внутри была еще одна маленькая коробочка, обтянутая кожей, а в ней лежало красивое золотое кольцо, явно старинной работы, с большими голубыми камнями.

– Это, правда, всего лишь цирконий, но они так идут к твоим глазам! И размер твой.

Калли даже ахнула от изумления.

– Какое необычное кольцо! Сегодня же и надену! Спасибо! – Она поцеловала мужа в губы. – Но ты уверен, что мы можем позволить себе такую роскошь?

– Сегодня получил кое-какие комиссионные… Не можешь же ты появиться на людях совсем без украшений! Ступай, наводи красоту! Я намерен предъявить тебя нашему высшему свету в полном блеске. Чувствую, удача сама плывет мне в руки…

«Гезира» оказалась именно такой, какой Калли и рисовала ее в своем воображении. Шикарный парк, рядом ипподром, множество лужаек для гольфа, теннисные корты, плавательные бассейны, переливающиеся на солнце бирюзовой водой, затененные террасы, уставленные столиками, откуда долетал негромкий звон бокалов. Посетители, по большой части люди, оторванные от родины и вынужденные коротать досуг так далеко от родного дома, неспешно трапезничали при свечах. Женщины смотрелись необыкновенно элегантно в своих шуршащих вечерних туалетах, сверкали бриллиантами на запястьях и шее. Некоторые посетительницы были в коротких дневных платьях и шляпках для коктейля. Офицеры щеголяли в парадной форме. Официанты бесшумно скользили между столиками с высоко поднятыми подносами, уставленными хрустальными фужерами с шампанским.

Калли даже немного растерялась от такого великолепия. Ее соотечественники были на высоте!

Тоби шагал по залу с небрежной уверенностью завсегдатая.

– Позвольте представить вам мою молодую жену Каролину. Только что с парохода! Еще никого не знает в Каире!

Женщины с интересом оглядывали ее с ног до головы, мило улыбались и возвращались к прерванной беседе, оставляя ее стоять рядом и бестолково переминаться с ноги на ногу, не зная, что делать.

– Не переживай! – подбадривал ее муж. – Здесь этого добра хватает и без них! Напыщенные снобки! Они все тут цепко держатся каждый за свою компанию. И вообще, в британской колонии все строго по ранжиру: титул, положение в обществе, размер состояния, связи. Но мы с тобой должны пробиться в этот мир! Надо, чтобы нас заметили и приветили. Научись хорошо играть в бридж! Или займись изготовлением цветочных букетов для церкви. Конечно, в нашем обществе каждый обязан знать свое место, но, слава богу, здесь, вдали от Лондона, находятся смутьяны, которые готовы нарушить вековые табу и принять незнакомцев в свои ряды. Пойдем поищем таких смельчаков у стойки бара!

Калли вышла на открытую террасу подышать прохладным ночным воздухом и принялась с восхищением разглядывать, как искусно разбит сад вокруг здания. Все стены до самого верха завиты белым жасмином и цветущими кустами розового олеандра. Еще выше виднеются охапки огромных оранжевых лилий и голубых цветов плюмбаго, подсвеченных последними лучами заходящего солнца. На руках и ногах некоторых посетителей клуба были натянуты смешные трубочки из легкого газа. Так вот как эти люди спасаются от зловредных насекомых, все время норовящих ужалить тебя, подумала Калли. И здесь, в самом знаменитом и дорогом клубе Каира, от них, оказывается, тоже нет спасенья, вздохнула она. А ведь «Гезира» – это настоящий оазис роскоши и благополучия в грязном вонючем городе. Здесь богатая публика может хоть на время забыть все те неприглядные картины, которые они видят из окон легковых автомобилей и такси, проезжая по городу. Но стоит переступить охраняемые ворота в клуб, и сразу же попадаешь в привычный для себя мир. Богатые клиенты здесь всегда желанные гости, а личная безопасность каждого гарантируется количеством нулей на счете.

– С вами все в порядке? – голос с чисто английскими интонациями заставил Калли оторваться от своих невеселых мыслей. Она оглянулась и увидела перед собой ослепительно красивую женщину, правда, много старше ее. Женщина смотрела на нее с улыбкой. На ней было ярко-синее шелковое платье, красиво облегающее ее статную фигуру, легкий шарф из шелковистого газа был наброшен на оголенные плечи. На шее висело массивное золотое ожерелье из пластин геометрической формы. Золотое украшение переливалось при свете свечей.

– У вас такой потерянный вид! – снова улыбнулась женщина. – Я тоже была ошарашена, когда впервые попала в Каир. Меня зовут Моника. Моника Баттерсби! – Она протянула руку для приветствия.

– Каролина! Каролина Ллойд-Джоунз, жена Тоби.

– Ах, бедняга Тоби! Он изо всех сил старается соответствовать! Как ему только удалось уговорить вас покинуть вечнозеленые английские луга и цветущие долины и прыгнуть с головой в этот омут, полный пираний?

– Вам не нравится атмосфера в клубе?

– Ну, если вы катаетесь верхом или хорошо плаваете… На женщин тут смотрят как на призовых лошадок. Впрочем, нужно еще суметь попасть в их круг. Но мой вам совет: не спешите вливаться в их ряды. Так забавно наблюдать со стороны, как они все без исключения липнут к жене нашего посла, будто та медом намазана. Жалкое зрелище! Так пятиклассницы топчутся вокруг своей классной наставницы.

Калли рассмеялась.

– Я пока никого не знаю в Каире. Но увиденное здесь немного обескураживает. – Инстинктивно Калли почувствовала, что этой женщине можно доверять.

– Бедняжка! Вас можно только пожалеть! Не удивлюсь, если Тоби пропадает целыми днями, да и ночами тоже бог знает где! Все пытается построить свою империю в песках Сахары, наивный человек! Кеннет точно такой же! По-моему, я просто обязана взять вас под свое крыло! Вы рисуете?

Калли отрицательно покачала головой.

– Нет! Я мало занималась рисованием. Да и потом, здесь слишком жарко для сеансов на пленэре. Но я люблю кататься верхом.

– К жаре вы со временем привыкнете. Вам нужно начинать обустраивать свою собственную жизнь на новом месте. Пора подыскать себе занятие по душе, иначе вы просто свихнетесь от безделья! Вокруг сказочно красивый мир, он такой красочный. И жизнь здесь бурлит, поверьте мне! Хотите, я познакомлю вас с местными достопримечательностями? Мое здешнее хобби – это фотография. В Египте настоящее буйство красок, сочных и насыщенных. И свет тут отличный. Давайте договоримся о новой встрече! Вы уже бывали в чайной у Гроппи?

Высокий мужчина замаячил за спиной Моники.

– Дорогая! Хочу познакомить тебя с Пэдморами! – Добрый вечер! – приветливо улыбнулся он Каролине.

– Это – Каролина, и она отчаянно нуждается в моей помощи. Я вам обязательно позвоню, дорогая!

Калли быстро записала свой домашний номер телефона на визитке Моники, и муж тут же увлек ее за собой.

– Кто это был? – Тоби подошел слишком поздно и успел разглядеть супружескую пару только со спины.

– Моника Баттерсби, жена Кеннета Баттерсби.

– Она ему не жена, дорогая! Его зовут Кен Бромвелл. Любит немного подгулять на стороне, насколько я наслышан. Наглый тип! Но возглавляет здешнюю нефтяную компанию. Полезное знакомство! А она неплохо смотрится для своего возраста! Весьма привлекательная особа. Но нужно иметь толстую шкуру бегемота, чтобы рискнуть показаться в таком месте!

– Где же тогда миссис Бромвелл?

– Ах, я же совсем забыл, что ты еще так молода и не сведуща во всех этих тонкостях. Она в Лондоне, вместе с детьми. Вот что бывает, когда жены удирают домой, оставляя мужей одних. Вполне естественная вещь!

Тоби разжег каждому из них по сигарете и улыбнулся. Кажется, вечер начался неплохо.

– Но что будет, если жена тоже начнет подгуливать на стороне? – полюбопытствовала Калли.

– Это уже совсем другое дело! Существуют строгие правила, неписаные, но они существуют. Проявлять рассудительность и благоразумие – одно из них. Все, что происходит в семье, касается только двоих, мужа и жены. Всякие мимолетные увлечения и прочие выходки просто не подлежат обсуждению. Все романы на стороне тщательно скрываются от посторонних глаз. Обычно демонстрировать подобные связи на публике рискуют лишь очень богатые и влиятельные люди.

Прозвучал гонг, приглашающий всех занять свои места за столом на официальном ужине, который накрыли в бальной зале. Их усадили почти у самых дверей, если не сказать уже за дверями. Рядом с ними расположилась какая-то пожилая пара, он – в поношенном смокинге, она – в мятом платье не первой свежести. Супруги либо были абсолютно глухими, либо в высшей степени невоспитанными, потому что за весь вечер они не соизволили обменяться с ними ни словом. Калли улыбнулась Монике, которая помахала ей рукой из-за отдельного столика, стоявшего в укромном уголке. Единственное приветливое лицо во всем огромном зале. Сколько же лет понадобится им с Тоби, чтобы занять места за центральным столом? И сколько добровольных унижений должны были претерпеть все эти жалкие сателлиты, прежде чем получить приглашение на ужин и усесться рядом с почетными гостями? «Но какое мне дело до них, – размышляла Калли, чувствуя себя страшно уязвленной. – Я молода, у меня есть Тоби, и это главное. Но Моника права в другом. Я должна найти себе какое-нибудь занятие. Надо же чем-то заполнить долгие часы одиночества, которые я в последнее время коротала в обществе бутылки с джином».

Моника сдержала слово: позвонила буквально на следующий день и пригласила на ленч в отель «Мена-Хаус». Она пришла в ужас, когда услышала, что Калли еще не видела пирамиды.

– Я заеду за вами, и мы совершим туда поездку прямо по ходу дела. Побродим среди могил и надгробий. Кстати, прихватите с собой купальник. При отеле имеется хороший бассейн.

Миновав городские пригороды, они выехали из города и направились в пустыню. Отель располагался прямо напротив всемирно известной достопримечательности. Само здание представляло собой причудливую смесь английской и мавританской архитектуры, но ленч, который им подали, был превосходен. Моника заставила Калли взобраться на спину верблюда и сфотографировала ее в такой позе. Потом она выбрала самых лучших лошадей для верховой прогулки по пустыне. Калли была поражена великолепием окружающей природы. Бескрайнее море золотистых барханов, уходящих вдаль и сливающихся на самом горизонте с пепельно-розовым небом. Но вот под ногами она чувствовала все то же самое: грязь, нечистоты, отбросы. Они купили открытки с изображением древнего сфинкса. Время и песчаные бури облагородили его суровые черты.

Потом они купались в бассейне, отдыхали, лежа в шезлонгах, лакомились абрикосовым мороженым. Жара разморила Калли, и ее потянуло на сон. Моника нежилась на солнце в красивом ярком саронге, надежно защищавшем тело от прямого попадания солнечных лучей.

– Не гуляйте на солнце с открытым лицом, – предупредила она Калли. – Иначе ваша кожа моментально загрубеет и станет твердой, как у крокодила.

– Вы давно здесь? – спросила у нее Калли.

– Вы, наверное, хотели спросить меня, как я докатилась до жизни такой: незамужняя плюс любовница женатого человека. Ну а если непосредственно к вашему вопросу, то я здесь уже достаточно долго, чтобы влюбиться в этот фантастический город и одновременно устать от него. Словом, у меня было достаточно времени для того, чтобы найти себе приличного партнера. У нас с Кеном полное взаимопонимание. – Моника сдвинула на лоб солнцезащитные очки и внимательно посмотрела на Калли. – Вас это шокирует?

– Ничуть! Я сама сбежала из дома вместе с Тоби пару месяцев тому назад. Мы поженились на борту парохода.

– Пароход был британский или иностранный?

– Разве это имеет значение? По-моему, французский, – беззаботно откликнулась Калли.

– Еще как имеет, особенно если речь зайдет о признании вашего брака законным. Но вас пока, как я посмотрю, это мало волнует. Вы вся светитесь от счастья. Все нормально?

– Что вы имеете в виду? – непонимающе уставилась на нее Калли.

– Наверняка хорошо! У вас ведь есть все, о чем обычно мечтают молоденькие девушки. Любовь в бунгало, в окружении садов. Настоящие райские кущи. Справляетесь пока?

– У нас все прекрасно! – вспыхнула Калли от негодования, отгоняя от себя назойливых мух. Как смеет эта женщина думать, что у нее с мужем могут быть какие-то проблемы?

– Вы производите на меня впечатление не совсем усредненной жены-домохозяйки. Расскажите мне о себе. Сколько вам лет? – Так, очень тактично и умело, Моника выпытала у нее почти все, что хотела, взамен не сообщив ничего о себе. – Так вы знаете фламандский? И бельгийский вариант французского? Молодец! И чем собираетесь заняться в ближайшее время? Или уже готовитесь стать молодой мамой?

– Тоби пока против… Не сейчас. У нас еще впереди много времени. А у вас есть дети?

– Мне поздно обзаводиться детьми. У Кена есть семья. Его дети уже взрослые. А мой жених был убит во время войны. Я тогда работала сестрой милосердия в военном госпитале, вот так и попала сюда. Когда война закончилась, возвращаться было некуда. Мне, как и многим другим, предложили работу в Каире. А потом я встретила Кена. Наш с ним союз, конечно, немного необычный, есть в нем определенный элемент неловкости. Но нам хорошо вместе, я так думаю.

Они еще поплавали, а потом пошли переодеваться к ужину. Тоби подоспел как раз вовремя, но Кен задерживался. После ужина они еще заехали к ним в бунгало пропустить по стаканчику спиртного. На прощание Моника пообещала, что следующий раз она угостит их аперитивом уже у себя дома, в квартире на острове Замелек.

– Странная она какая-то! – задумчиво бросил Тоби. – Очень яркая, экспансивная и в то же время наглухо закрытая ото всех. Не много из нее вытянешь информации.

– А мне Моника нравится. Она родом из Манчестера. Вот женщина, абсолютно уверенная в себе. Правда, мне кажется, что здесь ей тоже немного одиноко.

– А чего ж она хотела? Увела чужого мужа, так терпи теперь! – крикнул Тоби из ванной. – Ложись спать, дорогая!

– Уже! – ответила мужу Калли, с радостью предвкушая, как она сейчас вытянется на прохладной постели, давая отдых всему телу. Да, Моника была добра к ней, и, безусловно, она очень интересная женщина. Но она словно в панцире. Быть может, это своего рода защитная броня, которая помогает ей безболезненно переносить обструкцию света, с негодованием осуждающего ее поведение. Ведь поводов для осуждения более чем достаточно. Одинокая, независимая, любовница женатого человека. Хрупкое создание, но есть в ней притягательная глубина. Калли почувствовала это сразу и не могла не восхититься Моникой Баттерсби. Хорошо, что у нее появилась наконец такая взрослая подруга.

Фиби с нетерпением ждала новых открыток из Каира. Она уже собрала целую коллекцию: пирамиды Гизы, Мемфис, лодки, плывущие под парусом по Нилу, гробницы калифов, бесконечные пляжи Александрии, на которых Каролина проводила жаркие летние месяцы в обществе своей подруги Моники. Судя по любительским снимкам, эта Моника была приблизительно одного возраста с Фиби.

Открытки содержали жизнерадостные послания, живописующие жизнь дочери далеко от дома. В общем-то информации было мало, но общая тональность свидетельствовала о том, что Каролина вполне счастлива в браке и в полной мере наслаждается своей новой жизнью. Примми ограничилась рождественской открыткой, в которой сообщила Калли, что получила все ее письма. Таким же коротеньким уведомлением из Брюсселя отделалась и Марти. Специальное, очень нежное письмо было отправлено из Каира в адрес Китти. Слова утешения по поводу кончины Мейси перемежались объяснениями, почему Калли не смогла присутствовать на ее похоронах. Она просила прощения, но при этом старательно оправдывалась. Дескать, неожиданный отъезд, похожий скорее на бегство, позволил им обойтись без докучливых свадебных церемоний.

Инцидент в отеле «Кавендиш» потряс Фиби. Одна из ее учениц, посещавшая хореографическую студию, дала ясно понять, что Тоби, скорее всего, расплатился просроченным чеком. Фиби понимала, что так или иначе платить придется ей. И снова нужно будет вернуться в то место, где она когда-то пережила короткие мгновения счастья с Артуром. Разве она забудет тот небольшой уютный номер с зеркалами во всю стену, где они с Артуром ужинали после театрального спектакля? И где потом был зачат их ребенок. Разве можно забыть то наслаждение, которое она испытала в объятиях Артура? Тогда они оба были уверены, что впереди у них целая жизнь. Ну не странно ли, что именно в этом месте и ее дочь познала радости любви? Впрочем, стоит ли думать о таких совпадениях? Особенно после выходки Тоби. Своим плутовством он запятнал это святое для нее место.

В один из дней Фиби направилась на встречу с Розой Льюис, чтобы погасить задолженность зятя.

– Позвольте, я возмещу все убытки, – сказала она владелице отеля.

– Глупости! – отмахнулась та. – Но больше этот тип никогда не переступит порог моего заведения. Где-то находишь, но где-то и теряешь, не правда ли? Думаю, его юная жена очень скоро поймет, где и в чем она потеряла. Когда-то я прочитала, не помню где, что тот, кто бесчестен в мелочах, способен и на крупное вероломство. Мне кажется, очень точное наблюдение. И правильное! Напишите ей, чтобы она тщательно отслеживала состояние своего счета. С таким проходимцем все возможно.

Последние слова Розы потрясли Фиби до глубины души. Как предупредить Каролину? Ведь любая критика в адрес ее ненаглядного будет воспринята дочерью в штыки. Дескать, мать снова бесится от зависти. Надо подождать и посмотреть, как станут развиваться события дальше, что отнюдь не означало, что она не будет переживать все это время наедине с собой. К счастью, Фиби снова была плотно загружена работой сразу на нескольких киностудиях, где приступили к запуску новых картин. Она по-прежнему была востребована на характерные роли: всякие домоправительницы, провинциальные дамы в твидовых костюмах, владелицы поместий и прочее. Грех было жаловаться на судьбу, и тем не менее всякий раз, возвращаясь домой, Фиби чувствовала себя страшно одинокой и потерянной.

Лондон менялся прямо на глазах, но снова пошли разговоры о грядущей войне. Италия напала на Эфиопию, потом началась гражданская война в Испании. Тревожные новости поступали и из Германии. Многих ее знакомых артистов стали преследовать, вменяя им в вину еврейское происхождение. Чем все это закончится, не раз задавалась она мучительным вопросом. Столько мужественных молодых людей отдали свои жизни на фронтах Великой войны, а уже новая война, если верить всяким предсказателям и астрологам, стучится в дверь. И все повторится сначала. Во всяком случае, там, в Египте, Каролина хоть будет в полной безопасности, наслаждаясь жизнью в духе героинь мыльных опер. Может, скоро дочь сообщит ей о том, что готовится стать матерью. Хотя когда она сама увидит своего внука? Когда сумеет выбраться в такую даль? Да пока никто ее и не зовет в гости.

Фиби уже давно не злилась на дочь, ее негодование сменилось опустошенностью и усталостью. Но ей по-прежнему было больно, что Каролина оказалась такой наивной глупышкой, с готовностью бросившейся в объятия первого же мужчины, который проявил к ней интерес. Насколько она успела понять из прозрачных намеков бывших подружек дочери, его репутация по части женщин была весьма скверной. Так поняла ли ее дочь, что связала свою судьбу с откровенным плутом и обманщиком? Как же тяжело матери сидеть и молча наблюдать со стороны за тем, как ее ребенок угодил в ловушку, в которую сам же и позволил заманить себя. Конечно, во всем случившемся есть и ее вина. Все эти недомолвки по поводу собственного прошлого… вот чем все закончилось. Да и часто ли она виделась с дочерью, пока та росла? Почему не постаралась сделать из Артура пример настоящего мужчины, мужественного, смелого, готового на самопожертвование, джентльмена до кончиков ногтей? Тогда бы и Калли инстинктивно стремилась встретить такого же спутника жизни и для себя. Ах, все ее глупая скрытность! Вот чем обернулось ее собственное молчание!

И вот ее дочери приходится учиться на собственном горьком опыте. Как же больно в одночасье лишиться всяких иллюзий. Впрочем, кого и когда научил чужой опыт? Каждый познает жизнь на собственных ошибках. Но ведь говорят, что чем больше препятствий подстерегает нас на жизненном пути, тем сильнее выходим мы из пережитых испытаний. Так ли это на самом деле, Фиби продолжала сомневаться. И одновременно надеялась, что само Провидение защитит ее дочь и направит на путь истинный.

 

14

Калли устроилась на веранде пляжного домика, любуясь бесконечным золотым пляжем Сиди-Бишр и одновременно пожирая глазами коробку со сладостями, доставленную из кафе «Бандриот». Она проводила отпуск вместе с Кеном и Моникой в пригородах Александрии. Тоби, как всегда, отсутствовал: отправился в Палестину на встречу с какими-то очередными партнерами по бизнесу. Стояло необыкновенно жаркое лето, и Александрия была самым прохладным местом на всем побережье. Калли нравилась загородная вилла Кена. Вокруг тенистые пальмы, роскошный, утопающий в цветах сад. По сравнению с ее очень скромным бунгало здесь был настоящий рай.

Александрия оказалась совсем иной, чем тот грязный шумный причал, который предстал перед нею, когда два года тому назад она впервые ступила на африканский берег. Такое впечатление, что этот город живет только одними праздниками. Толпы отдыхающих с разных концов света фланировали по набережным, совершая свой ежедневный променад: греки, ливанцы, жители Мальты, французы и, конечно же, англичане, прибывающие на отдых в Африку целыми семьями. Они заранее резервировали для себя дома на все лето и поближе к пляжу. Множество детишек вертятся вокруг, копошатся в песке, строят замки, лепят пирамидки под бдительным присмотром нянь. Как все это похоже на ее собственное детство в Далрадноре под неусыпным оком Марти. Разве что мух у них в Шотландии не было. Ну, или почти не было, тут же поправила она себя, вспомнив, что дома все насекомые имеют миниатюрный вид в сравнении со здешними пожирателями, изрядно раздобревшими в здешнем климате.

Моника коротала время с друзьями за аперитивом, а Калли в это время пыталась заставить себя погрузиться в чтение нового романа, который прислали из Англии. Примми настоятельно рекомендовала ей прочитать этот роман, но он показался Калли страшно затянутым. Да и слог тяжелый. Итак, у нее две недели законного отпуска. Но что можно делать на работе в такую жару? Все время пить охлажденный шербет да устраивать себе бесконечные сиесты.

Работа у Калли была временной. Она заменяла молодую девушку, которой пришлось срочно вернуться в Англию по семейным обстоятельствам: умер кто-то из ее близких. Небольшая фирма занималась подбором кадров на всякие офисные должности в другие фирмы. Резюме поступали почти из всех европейских стран, и знание языков очень пригодилось Калли. Работа была необременительной: она просматривала заявки на трудоустройство и организовывала собеседования. Однако кое-какой опыт Калли все же приобрела. Во-первых, научилась печатать на машинке. Во-вторых, познакомилась с деловой частью Каира. Да и вообще, так приятно почувствовать себя самостоятельным взрослым человеком, просыпаться рано утром с мыслью о том, что надо идти на работу, а не просто кормить мужа завтраком. К тому же Тоби постоянно был в разъездах. Да и то небольшое жалованье, которое ей положили, тоже оказалось как нельзя более кстати для латания дыр в их семейном бюджете. Сказать честно, она до сих пор так и не разобралась, куда с такой скоростью улетучиваются их деньги. Доходы Тоби поступали по принципу: то густо, то пусто. Но чаще бывало пусто, потому что постоянно приходилось рассчитываться по старым долгам.

Именно из-за денег они и ссорились постоянно. Тоби всегда пытался увильнуть и не рассчитаться по счетам своевременно. Но Калли была непреклонна и требовала неукоснительно соблюдать правило номер один: по долгам надо платить, всякий раз напоминая мужу о том конфузе, который случился с ним в отеле «Кавендиш». Естественно, он злился и в ответ громко хлопал дверью. Потом он и вовсе перестал спать с нею, сославшись на то, что в комнате слишком жарко, и перебрался на веранду. Судя по всему, та страсть, которую он испытывал к жене в первый год их супружеской жизни, сменилась полнейшим безразличием. Холодность мужа огорчала Калли больше, чем ей того хотелось бы. Ей была неприятна сама мысль о том, что она стала для Тоби всего лишь частью обстановки дома, незаметной, но тем не менее кое в чем все еще нужной и даже полезной. Пару раз Тоби и вообще не являлся домой на ночь, и Калли подозревала, что он проводил время на стороне с другими женщинами. Медленно, но постепенно приходило осознание того, что им, собственно, и делить-то нечего: так мало у них с мужем общего.

Дружба с Моникой стала для Калли настоящей отдушиной. Подруга заполнила так много пустот, возникших в ее жизни. Они вместе ходили по базарам, выбирали себе шелк и ситец на платья и на белье, а потом обязательно выпивали по чашечке чая где-нибудь в городе. С помощью Моники она обзавелась хорошим парикмахером, который сделал ей короткую стрижку по последней моде. Они также нашли и отличного портного, который смастерил Калли пару деловых костюмов из чистого хлопка и льна, а потом они с Моникой отправлялись в поездки изучать дельту Нила. Моника советовала ей все время поддерживать на должном уровне свой французский, читать больше литературы на языке оригинала. Она постоянно рекомендовала ей книги, пользующиеся спросом у читателей, поэтические сборники, которые следует обязательно прочитать. Она же привила Калли любовь к серьезной музыке. Скорее всего, Моника догадывалась о неладах в семейной жизни подруги, но на эту тему она никогда не заводила с ней речь.

Моника в сопровождении компании новых знакомых, которых она только что приобрела на пляже, подошла к веранде.

– Каролина! Познакомься с моими новыми друзьями. Себастьян, его жена Иветта, их маленькая дочурка Элиза.

Калли глянула на стильную молодую пару: шляпы, шорты, на руках у отца очаровательная малышка в белом платьице и чепчике. Девочка умилительно тянет свои ручонки в сторону моря.

– Они приехали вместе со своим приятелем и коллегой по работе Феррандом.

Калли ошарашенно подняла глаза на их спутника. Это лицо она узнала бы среди тысяч других лиц.

– Ферранд? – изумленно выдохнула она.

– Caroline, c’est incroyable! Невероятно! – Ферранд повернулся к своим спутникам. – Как же тесен этот мир, n’est-ce pa?

– Я тоже не верю своим глазам! – рассмеялась она. – Что ты здесь делаешь? – Ферранд, высокий, с красивым коричневым загаром, в шелковой рубашке и льняных шортах, выглядел совсем иначе, чем когда-то в замке своей матери. – Действительно невероятно!

– Я здесь на службе… всего лишь скромный школьный учитель, – ответил он. Глаза его светились радостью.

– Не слушайте его! – подал свой голос Себастьян. – Он у нас такой скромник! Ферранд трудится в здешнем университете, преподает искусство Ренессанса. И одновременно сам пишет монографию, посвященную творчеству Рубенса и Ван Дейка.

Потом все набросились на сладости, и коробка быстро опустела. После чего молодые супруги снова направились на пляж еще немного поиграть с дочуркой на воздухе. Через какое-то время они вернулись с вкуснейшим фисташковым мороженым для всей компании. И, наконец, вволю насладившись солнцем и окончательно разомлев от жары, все вместе они вернулись на виллу для послеобеденного отдыха. По пути живо обсуждали последние новости из Германии. Особенно волновало все то, что было связано с начавшимися гонениями на евреев.

– Да, Европа совсем не та, что была раньше! – обронила Иветта, инстинктивно прижав к себе малышку. – Мои родители занимаются торговлей в Париже, но как все там будет дальше… Не нравится мне все это!

– В любом случае, думаю, до войны дело не дойдет! Особенно с учетом того, какое сокрушительное поражение потерпели немцы в той войне, – сказал Ферранд, не сводя глаз с Калли. – Мой брат Жан-Люк служит в армии. Говорит, наша армия хорошо обучена.

– Дело не в одном обучении! – возразила ему Моника. – Сейчас на войне главное – это оружие и военная техника. Ни одна из наших стран не готова к войне так, как Германия. У них имеются разработки новейшего оружия. Кен говорит, что им отчаянно нужна нефть, это правда. А следовательно, немцы зарятся на нефтяные месторождения в Ливии и Персии. Пока, конечно, безопаснее наблюдать за всем происходящим отсюда. Но если они все же решатся развязать новую войну, то это коснется всех. Никто не сможет спокойно отсидеться в сторонке.

Вечером они засиделись допоздна. Звенели бокалы, неспешно лилась беседа при мягком свете лампы. Калли все время внимательно следила за выражением лица Ферранда. Какое красивое, какое живое у него лицо, как загораются глаза, когда он начинает спорить о чем-то, что кажется ему принципиально важным, время от времени сопровождая свои слова нетерпеливым взмахом руки. Он сильно изменился за минувшие годы. Повзрослел, возмужал, вот только прическа осталась прежней: те же непокорные черные кудри, падающие на ворот рубашки. Вот он повернулся в ее сторону и впился в нее взглядом, словно ему было очень важно знать, а что думает она по поводу его аргументации. Как же он не похож на Тоби!

Все вернулись в гостиную, а они с Феррандом остались на террасе. Усевшись на ступеньках крыльца, они курили и молча наблюдали за тем, как вьется мошкара в свете лампы. Из-за плотно закрытых дверей послышалась негромкая музыка. Знакомая мелодия! Когда-то Калли слушала ее в клубе «400». Конечно же, это Кол Портер со своей знаменитой балладой «Когда начинается бегуэн». Калли вдруг стало грустно. Как давно все это было! Да и было ли? Непроизвольно она стала раскачиваться в такт музыке.

– Давай потанцуем! – неожиданно предложил Ферранд. – Грех не воспользоваться таким случаем – мелодия прекрасна!

Калли неторопливо встала со ступенек и поднялась на террасу. Она понимала, что будет лучше, если она сейчас скажет «нет». Но она никогда не скажет Ферранду «нет»!

Они тесно прижались друг к другу, повторяя все изгибы своих тел, и стали медленно кружить по террасе. Дивная мелодия! Как нельзя более гармонирующая с этой волшебной ночью. Танцы под звездами, что может быть прекраснее?

Ферранд оказался выше, чем она помнила. Но его близость действовала на нее точно так же, как и тогда, в замке. И серьезный взгляд, которым он смотрел на нее сверху вниз, и его неподражаемая улыбка…

– Так бывает только в романах, да? – прошептал он ей на ухо. – Всего лишь один взгляд, и тут же вспыхивает искра… Как ты думаешь, наверное, это было начертано на небесах, что мы снова должны были встретиться? Прости, Каролина! Я сегодня выпил лишнего! Несу какую-то чушь…

Калли, Калли! Что с тобой происходит? Ферранд прав. Все они сегодня выпили лишнего. Или это музыка на нее так подействовала? И эта звездная ночь? Она повернулась к нему лицом, и их губы встретились. Как же все просто! Один взгляд, один танец, и их роман закрутился по новой.

– Я поняла, что происходит, с того самого момента, как ты его узнала! – со смехом сказала подруге Моника за утренним кофе.

– Безумие какое-то происходит! Вот что происходит! – честно призналась ей Калли.

– Это, моя дорогая, называется страстью! Удар молнии, и все! Ты уже за себя не отвечаешь! Вот он, тот единственный и неповторимый, кого я ждала всю свою жизнь!

– Не говори ерунды! Я – замужняя женщина. И я не верю в неземную любовь. На момент знакомства с Феррандом я была еще неопытной молоденькой девушкой, почти ребенком… Просто я устала. Да и с Тоби у нас не все ладится в последнее время. А может, мне просто стало скучно. В любом случае самое время возвращаться домой и снова становиться образцовой женой!

Калли не хотелось думать о возвращении домой, но она знала, что обязана думать о семье.

– Какая разница, вернешься ли ты домой или останешься здесь? Все, что должно было случиться, уже случилось. Грянул гром небесный и поразил вас обоих. Не стоит притворяться или обманывать саму себя. Ваша былая страсть вспыхнула с новой силой. Тем более и обстановка благоприятствует! – слегка подначила ее Моника. – Ночь, звезды, сладостное пение сирен пустыни…

– Глупости! Разомлела от жары и хватила лишку! Словом, традиционный курортный роман замученной жизнью домохозяйки, которая вначале поступает, а потом уже думает.

– Знаешь, ты далеко не единственная, кто способен на такие безумные поступки. Иногда страсть сама диктует свои условия, и тогда…

Моника задумчиво улыбнулась.

– Моника! Ты же не подумала, что я имела в виду тебя и Кена! – спохватилась Калли. – Прости, если я тебя обидела!

– Калли! Мы оба с Кеном гораздо старше тебя. У нас были и свои романы, и страстные увлечения. Но все – увы! – уже в прошлом. Этап юношеских безумств для каждого из нас уже миновал. Да и потом, скажу тебе честно, влюбленность не может длиться вечно. Но нам хорошо друг с другом, и это главное. Со временем влюбленность перетекает в нечто более устойчивое. Возникает более нежное и доверительное чувство, но это в том случае, если сильно повезет.

– Я ни за что не изменю мужу с другим мужчиной! Надеюсь, до этого никогда не дойдет. Завтра же уеду! Мой отпуск подошел к концу.

– Беги, мой котеночек, беги! От себя не убежишь. Что будет, то и будет! – улыбнулась Моника. – Если бы ты была действительно счастлива в браке со своим Тоби, ты бы просто взглянула на Ферранда, узнала его, поздоровалась и тут же снова забыла о его существовании.

Хорошо этой Монике рассуждать, подумала Калли, но в глубине души была вынуждена признать, что ее подруга, с присущей ей прямотой северянки, сказала то, что думает. И сказала правду!

– Все дело в музыке! Бегуэн – такой танец… Совратит кого хочешь! И музыка, и слова, и все остальное… Все было против нас! Он женат?

– Почему ж ты у него не спросила? – рассмеялась Моника. – Господи боже мой! Так сгорали от страсти, что забыли обо всем на свете. Себастьян и Иветта очень над вами потешались.

– Вы это специально подстроили, да? – возмутилась Калли.

– Ничего подобного! Ферранд сам увязался за нами. Не могла же я прогнать его прочь. Невежливо как-то…

– Ах, Моника! Что же мне делать, право! – воскликнула Калли, не в силах более скрывать обуревавшие ее эмоции.

– Ничего! Сиди себе спокойно и жди! Судьба сама распорядится твоим будущим. Отныне ты всецело в ее власти. И, как говорится, одному Богу известно, что там будет потом.

– Пожалуйста, не говори так! Рок, судьба… Мы же не античную трагедию разыгрываем! Пойду прогуляюсь вдоль берега! Освежу голову! – Калли подхватилась с места, желая поскорее поставить точку в этом неприятном для нее разговоре.

– Дорогая ты моя! Никаких трагедий! Судьба сама дает тебе шанс получить неземную радость от этой жизни. Так почему бы и не воспользоваться им?

Сидя в поезде, Калли всю дорогу размышляла о том, что ждет ее дома. Ах, как было бы замечательно, если бы все было как раньше! Конечно, дома она будет чувствовать себя в полной безопасности. Но Калли страшилась того момента, когда переступит домашний порог и окунется в привычный для себя мир. Она сама изменилась! Она стала совершенно другой. И этот огонь, полыхающий у нее в груди… Как ей взглянуть в глаза Тоби? Он же сразу догадается о ее измене. За время отдыха в Александрии кожа ее стала золотистой от загара, тело упругим и легким от постоянного пребывания в воде и регулярных занятий верховой ездой, волосы выгорели на солнце добела. Совсем скоро она снова вернется к себе в офис и с головой уйдет в работу. Она даже думать себе запретит о том, что Ферранд тоже трудится где-то неподалеку, преподает в Каирском университете.

В конце концов, что между ними было? Всего лишь один поцелуй. Мимолетный поцелуй, и все! Какое счастье, что они встретились тогда, когда ее отпуск уже подходил к концу, а не в самом начале.

А так, небольшой флирт под звездами южного неба с человеком, в которого она была когда-то влюблена. Но чем старательнее пыталась оправдать себя Калли, тем отчетливее она понимала, что Моника права. Случилось безумие, страсть, сметающая все на своем пути… А может, она насмотрелась слишком много любовных мелодрам в кино? Или просто очень влюбчивая? Ведь и с Тоби у нее в свое время было точно так же. Он покорил ее сердце с первой же встречи. Зато сейчас… Вся проблема в том, что их семейная жизнь с Тоби весь последний год складывается преимущественно из приездов и отъездов, расставаний и встреч. Они почти не проводят время вместе, у них нет общих друзей. Все его приятели – это те люди, с которыми он делает бизнес. Ее круг общения – это единственная подруга Моника да еще письма из дома.

Как непростительно она ошибалась, заявляя когда-то, что Тоби – это ее единственная любовь и на всю жизнь. Их нынешние отношения с мужем никоим образом не заполняли ни ее жизнь, ни ее сознание. Нужны перемены, ей нужно срочно переустраивать личную жизнь. Пожалуй, она точно знает, как и чем можно заполнить стремительно расширяющуюся пропасть между ней и мужем.

Тоби встретил ее с улыбкой. Он сидел на веранде и был в отменном настроении. Она с горячностью обхватила его за шею руками.

– Я так по тебе соскучилась! Если бы ты знал, как я скучала! – воскликнула она, прижимаясь к нему всем телом.

Муж даже отпрянул от неожиданности.

– Что ты! Что ты! Мы не виделись всего лишь две недели. Что за нежности? Чего добиваешься? Ужин в «Континентале» или новое платье? У меня для тебя уйма новостей.

– Как прошла твоя поездка? Ты даже ни разу не позвонил! И не написал! – упрекнула она его.

– Дел было невпроворот! Собираюсь открывать офис в Хайфе.

– Вот это новость! Значит, мы переезжаем? – воскликнула она, чувствуя, как у нее отлегло от груди. Слава богу, подумала она, все разрешилось само собой.

– Зачем? Я просто буду курсировать между Хайфой и Каиром. Купил себе новую машину. Ступай, взгляни! С открытым верхом, такая шикарная куколка! Идеально подходит для здешних трасс через пустыню.

Калли замерла от неожиданности.

– То есть ты хочешь сказать, что станешь жить на два дома?

– Не переживай! При первой же возможности я буду ездить в Каир. Решу там свои дела и обратно домой. Арабы ведь ленивы и неповоротливы. Приходится все время их понукать. Пока надсмотрщик не просвистит над их ухом хлыстом, с места не сдвинутся.

– Так ты уже и сотрудников набрал? Но я тоже могу оказать тебе посильную помощь!

Вот если бы они с Тоби работали вместе, она смогла бы лучше понять, в чем суть его бизнеса.

– Ты останешься сидеть на телефоне здесь. Ты – мои глаза и уши в Каире. Так пойдем посмотрим мою куколку!

Он почти силой потащил ее за собой на задний дворик, где стоял припаркованный элегантный внедорожник американского производства. Машина с парусиновым верхом сверкала свежей краской бледно-оливкового цвета.

– Наверное, стоит кучу денег! – вздохнула Калли.

– Во всем – только лучшее! Это мой принцип! Да и положение, знаешь ли, обязывает. Автомобиль – это ведь тоже часть имиджа делового человека. Когда я на этой малышке подкачу к клиенту на рандеву, то он сразу же проникнется доверием к моей персоне.

– Очень хороша! – солгала Калли, мысленно прикидывая, во что обошлась ему эта «куколка», и от подобных мыслей ей сразу же стало не по себе.

– Хороша?! И это все, что ты имеешь сказать мне? – возмутился Тоби. В дом они вернулись молча.

– Я буду скучать по тебе! – тихо обронила она и замолчала. – Хочу поговорить с тобой о… детях. Тебе не кажется, что нам пора обзавестись ребенком? Ребенок поможет мне скрасить одиночество. У меня будет чем и кем заняться.

– Какой еще ребенок?! Ты же знаешь, как меня раздражают чужие отпрыски. Боюсь, схожие чувства я буду испытывать и к собственному ребенку.

– Но ведь ребенком буду заниматься только я! Я одна!

Сейчас или никогда, подумала Калли. Самое время расставить все точки над i в этом щекотливом вопросе.

– Ты будешь заниматься, а платить за все придется мне! Все эти няни, платные школы и прочая дребедень!

– То есть получается, что ты вообще не хочешь иметь детей?

Калли вдруг почувствовала легкий озноб и испугалась, понимая, что не хочет слышать его ответ на свой вопрос.

– Прошу тебя, не начинай пилить меня прямо с порога! И потом, когда мы сможем состряпать тебе младенца, если я постоянно в разъездах? – рассмеялся он, абсолютно не обращая внимания на ее расстроенное лицо.

– Я бы могла поехать с тобой в Хайфу на какое-то время! – выдавила она из себя жалкую улыбку.

«Вот тогда бы ты никуда от меня не делся и снова лег со мной в одну кровать», – подумала она про себя.

– Там ты мне не нужна! Ты же знаешь, я привык работать один! И всегда работаю один! Что же касается детей, то ты с самого начала знала о моем отношении к ним. – Тоби плеснул себе спиртного в стакан. – Будешь?

Калли отрицательно качнула головой, вдруг почувствовав себя совершенно опустошенной.

– Я думала, что за эти годы ты изменил свое отношение к детям. Разве желание иметь потомство – это не естественная составляющая любого брака?

– Только не в моем случае! Грязные пеленки, распашонки, молочные смеси, бессонные ночи! Нет уж! Уволь! Такое развлечение не по мне.

Это был именно тот ответ, которого так страшилась Калли. И он был сказан таким тоном, что не оставлял никаких сомнений. Только что Тони озвучил ей то, что думает на самом деле. Законченный эгоист, испорченный, жестокосердный человек, он всегда поступал так, как считал нужным, даже не советуясь с ней. Любитель легкой жизни, он привык жить так, как живется. Как же она раньше не разглядела в нем все то, что отчетливо увидела сейчас? Пелена спала с глаз: ее муж – эгоцентрист, который хочет, чтобы весь мир вращался вокруг него. Вот он сидит перед ней, вальяжно развалившись на софе, а она впервые смотрит на него не сквозь розовые очки. Да есть ли у нее вообще хоть какие-то шансы спасти свой брак? Выбор невелик: либо принять его условия и продолжать совместную жизнь по его правилам, либо уходить прочь. Уговорами здесь не поможешь. Да и не сможет она никогда переубедить его! Калли села на стул, раздавленная тем, что услышала.

– Дорогая, у меня есть предложение! Я приглашаю тебя сегодня вечером в ресторан отпраздновать твое возвращение!

– Нет, спасибо! Давай останемся дома и проведем этот вечер вместе. Ведь впереди у нас не так уж много тихих семейных вечеров! – Калли попыталась улыбнуться, но улыбка получилась горькой. Она еще не вполне оправилась о пережитого шока. Кажется, они только что помахали друг другу на прощание, стоя на противоположных берегах реки. И нет такого моста, который бы соединил оба эти берега.

Дорогая Марти!

Даже не знаю, с чего начать. Но ты – единственный человек на свете, кто сможет понять меня и простить, если что не так. Я приехала в Каир, полная надежд на счастье, которое обещала мне супружеская жизнь с Тоби. А сейчас я влюблена в замечательного человека, в другого мужчину. Он обладает набором всех тех качеств, которых нет у моего мужа. Он умен, образован, он нежный и очень добрый. Он – бельгиец, и ты не поверишь, но он тот самый юноша, с которым я познакомилась, когда училась в замке Гротен. Но у меня такое чувство, будто я знаю его всю свою жизнь.

Мой муж работает в другом городе. Вся его жизнь полнится делами, которые сводятся лишь к одному: он то зарабатывает деньги, то тут же их теряет. Он и слышать не хочет о том, чтобы у нас был ребенок. Тоби ненавидит детей, и все мои попытки переубедить его закончились ничем. Он упрям и своенравен. Я чувствую себя обманутой, мне так одиноко. Я просто в отчаянии. Моя новая любовь заполнила все те пустоты, которые образовались в моей душе. Наша встреча была чистой случайностью. Я не собираюсь нарушать свою супружескую клятву, хотя и давала ее не перед Богом в церкви, а на борту парохода. Но я также не смогу жить во лжи.

Ферранд читает лекции в университете, я работаю в одной из контор в центре города. После первой встречи он разыскал меня через наших общих знакомых и настоял на возобновлении прежней дружбы. Время от времени мы с ним встречаемся в каком-нибудь тихом кафе, где можно выпить чашечку чая и поговорить без свидетелей. А потом мы идем к нему на сиесту. Мне так хорошо, так покойно, когда он рядом. Кстати, мой французский стал гораздо лучше за последнее время.

Знаю, ты будешь сильно огорчена! Ведь для тебя брак вечен, и он нужен прежде всего для продолжения рода. Но Тоби с самого начала заставлял меня предохраняться, а потому постепенно наши сексуальные отношения завяли, а потом и вовсе прекратились. Боюсь, что он нашел утешение на стороне.

Господи! С какими великими надеждами я приехала в свое время в Каир. Но вот прошло три года, и, оглядываясь назад, могу лишь с грустью констатировать, что я ничего не добилась за это время. А ведь я старалась изо всех сил, поверь мне! Хотела свить свое семейное гнездышко, но наш дом так и остался просто местом, где мы влачим существование, – унылое и скучное местожительство. Мне стыдно, что у меня ничего не вышло. Но, с другой стороны, над созданием счастливой семьи всегда трудятся двое, не так ли? Предполагаю, что Тоби очень быстро наскучили радости семейной жизни и он уже устал от брачных уз. Он по натуре холостяк и привык к одинокой жизни.

Не знаю почему, но я убеждена, что это каким-то странным образом связано с тем воспитанием, которое он получил в семье. Он родом из Уэльса, но отношений со своей семьей он практически не поддерживает. Разве что редкие поздравительные открытки на Рождество. На мои расспросы о его близких он всегда отвечал одно и то же: «Это мое прошлое, и оно тебя не касается». Что мне делать? Я буквально разрываюсь на части. Варианта у меня два: отказаться от того шанса на личное счастье, которое подарила мне судьба, и продолжить свою семейную жизнь с нелюбимым мужем. Или все же сняться с якоря и отправиться в новое плавание вместе с Феррандом? Мысль о разводе пугает меня. Даже само слово кажется мне уродливым.

Пожалуйста, напиши мне, что ты думаешь обо всем этом. Я не могу обратиться за советом к матери. В свое время она предупреждала меня, что я совершаю огромную ошибку, связывая свою жизнь с Тоби. Сейчас я понимаю, насколько она была тогда права. Может, мне вернуться домой? Побыть там какое-то время, привести в порядок растерзанные чувства. Вот только где он, мой дом?

Любящая тебя, твоя несчастная Калли.

 

15

Они с Феррандом лежали на кровати в его квартире на острове Замелек. Высокие потолки, вентилятор, непрерывно гоняющий воздух, стеллажи до самого потолка, заставленные альбомами и монографиями по искусству, интересными орнаментами, старинными медными сосудами и другими предметами старины. Ставни на окнах закрыты, и в комнате царит приятный полумрак. Вот Ферранд приподнимается на локоть и пристально смотрит на Калли.

– Все еще не могу привыкнуть! Каждый раз это так чудесно… и так естественно! Оставайся! Куда тебе идти? В пустой дом?

– Но я должна. Вдруг Тоби неожиданно вернется?

– Когда он здесь появлялся в последний раз? Несколько месяцев тому назад! Он недостоин иметь такую жену, как ты.

– И, однако, он – мой муж, и я обязана соблюдать хотя бы мало-мальские приличия.

– Ничего ты ему не обязана! Ты вышла замуж совсем еще юной девочкой. А ведь браки иногда распадаются, и люди расходятся. Такое случается.

Ферранд подкрепил свою аргументацию горячим поцелуем в губы, но поцелуи поцелуями, а Калли пока была настроена далеко не так решительно.

– Иногда я чувствую себя древней старухой, так надоела мне та ложь, в которой я сейчас живу. Устала! Не в моем характере бегать, прятаться, скрываться от посторонних глаз. Когда-то Тоби говорил мне, что рассудительность и осторожность – вот главные качества, которыми должны руководствоваться все супружеские пары. Надо постараться сохранить хотя бы рассудительность.

– Но почему тогда он не забирает тебя в Хайфу? Почему вы живете порознь? Вот я, к примеру, хочу жить с тобой вместе. Мой контракт подходит к концу, и я не уверен, что стану продлевать его на новый срок. У мамы проблемы со здоровьем, Жан-Люк постоянно занят армейскими делами. Кароль уже принял духовный сан и стал священником. Словом, все понуждает меня поскорее возвращаться домой. И я хочу, чтобы ты поехала вместе со мной.

– Это невозможно! Твоя мать никогда не примет меня! Разведенная англичанка, к тому же протестантка, в качестве жены для ее сына?! Никогда!!!

– Тебе же не за мою мать выходить замуж. А со временем она полюбит тебя так же, как люблю тебя я. Я не тороплю тебя сделать свой выбор прямо сейчас. Но, быть может, в один прекрасный день ты и сама поймешь, что твой каирский период жизни подошел к логическому завершению. Наша встреча была не случайной! Это – судьба! Я все еще не могу поверить своему счастью! – Ферранд улыбнулся ей по-мальчишески озорной улыбкой, и Калли моментально растаяла. Как хорошо было бы видеть его рядом каждый день!

– Я должна все сделать по-честному! – сказала она вслух. Вначале она обсудит с Тоби, когда тот будет готов к такому разговору, потом обратится к адвокату за тем, чтобы оформить официальный развод. Публика в Каире строго блюдет все приличия. Осторожность и рассудительность во всем! – Пока только Моника в курсе наших с тобой отношений.

– Глупышка! – тяжело вздохнул Ферранд. – Наивная ты моя девочка! Каир – это большая деревня, ma cherie. Все знают обо всех! Слуги сплетничают, а сплетни рождают новые сплетни и слухи. Но какое нам дело до всех чужих пересудов? Мы должны быть вместе! Жизнь слишком коротка и непредсказуема. Кто знает, что случится в ближайшие год-два, когда Германия развернется и пойдет маршем на Запад?

Ферранд снова поцеловал ее и попытался опрокинуть навзничь, но она вырвалась из его объятий.

– Мне пора! Я так люблю тебя, Ферранд! Когда-то я думала, что люблю Тоби. Но оказалось, что это было всего лишь прелюдией к настоящей любви. – Калли стала торопливо натягивать на себя одежду. – Если бы не ты, не знаю, как бы я пережила весь этот ужасный последний год. Но мы должны подумать над тем, как с достоинством выйти из сложившейся ситуации. Я хочу расстаться с Тоби по обоюдному согласию. Пока еще не знаю, как это сделать… но буду думать… и пытаться.

Легко сказать «пытаться», но как это осуществить на практике? Тоби редко наезжает в Каир. А когда все же появлялся дома, то погружался в непрерывную суету и постоянно пребывал, как говорится, «под мухой». Вечерами тянет ее на своей новенькой спортивной машине в клуб «Гезира», последнее место в Каире, где Калли хотелось бы «засветиться» на людях. Моника с Кеном отправились в пустыню снимать какие-то кочевые племена. У них столько общих занятий, не без зависти думала Калли. А у нее с Тоби? Единственный раз за всю их семейную жизнь Калли удалось уговорить мужа отправиться в речное путешествие по Нилу. И что в итоге? Его укусило какое-то насекомое, началась лихорадка, он провалялся две недели в больнице и был зол на нее, как три тысячи чертей, за то, что она поломала ему весь рабочий график.

Еще на пороге Калли встретил Хасан. Он испуганно всплеснул руками и сказал:

– Мадам, к вам посетители. Наверное, из полиции.

Она опрометью ринулась в гостиную. Навстречу ей поднялись двое мужчин, облаченные в форменные льняные костюмы.

– Миссис Ллойд-Джоунз? Простите за беспокойство! Мы из Британского легиона.

– Что случилось? Тоби! Он попал в аварию? – Ноги ее стали ватными, и она безвольно опустилась на стул.

– Нет-нет! С ним все в порядке. Мы просто хотим задать вам несколько вопросов. Когда мистер Тобиас Джоунз вернется домой?

– Не знаю! Он ведь постоянно работает в Хайфе. А о своем приезде домой он всегда сообщает мне в самую последнюю минуту.

Калли почувствовала внутреннюю тревогу, услышав, как ее мужа назвали полным официальным именем, но тут же постаралась взять себя в руки.

– Чем я могу помочь вам? Пожалуйста, присаживайтесь. Сейчас Хасан подаст чай.

Она вызвала слугу и, стараясь говорить спокойным, ровным голосом, распорядилась насчет чая.

– У нас имеется ряд вопросов сугубо юридического характера к вашему мужу, и вопросы эти весьма серьезные.

– Не платит налоги? – предположила она и добавила извиняющимся тоном: – Он такой рассеянный!

– Нет! Речь идет о достоверности некоторых важных деловых бумаг. К нам поступили жалобы от наших клиентов. Люди жалуются, что передали ему определенные суммы денег на приобретение акций компании «Дельта», которая занимается развитием прибрежного региона и строительством недвижимости, но никаких щедрых дивидендов, которые были обещаны, им никто не перечислил. Тогда они бросились обзванивать телефоны тех контор, которые указаны в их бумагах, – тоже тщетно! Ибо мы уже выяснили, что большинство этих адресов – фальшивые. На самом деле там нет никаких контор, занимающихся проектами «Дельты».

– Ничего не понимаю! Тоби сказал, что открыл в Хайфе еще один офис своей фирмы. А вы говорите, что здесь, в Каире, он офис закрыл. Ничего не понимаю! – повторила Калли и дрожащей рукой стала разливать чай.

– Мы подозреваем, что он взял у клиентов деньги и исчез куда-то вместе с ними. Кстати, никто из этих людей до сих пор не получил письменного подтверждения, что на их имя приобретено такое-то количество акций. Более того, мы провели собственное расследование и установили, что регион, который якобы подлежит застройке, уже полностью освоен и власти не дают разрешений на дополнительное строительство на данных территориях.

– То есть он попросту обманул своих партнеров?

– К сожалению, именно так! У вас, миссис Джоунз, наверняка есть контактный телефон мужа в Хайфе и его адрес, не правда ли?

– Нет ни того, ни другого. Он говорит, что пока кочует из отеля в отель и работает прямо в номере. Но занимается поиском подходящего помещения под постоянный офис. Он всегда звонит мне только из отелей. – Внезапно до Калли дошло, что оба мужчины буквально буравят ее подозрительными взглядами. – Понимаю, это звучит немного неправдоподобно, но надо знать моего мужа. Он вечно в пути, постоянно в движении. У меня нет причин не доверять ему. – Сердце глухо колотилось в ее груди. Неужели они считают ее сообщницей Тоби? В самом деле! Как это жена не знает, где работает ее муж?

– То есть вы хотите сказать, что у мистера Джоунза нет даже зарегистрированного офиса для официального ведения дел? Тогда ему предстоит дать множество объяснений по самым разным вопросам. Кстати, какая роль в его бизнес-проектах отведена вам?

Калли энергично тряхнула головой. Надо сохранять самообладание и отвечать четко и ясно.

– Муж никогда не привлекал меня к своей работе. Скажу больше: я заинтригована не меньше вашего. Ибо тоже ничего не знаю о его работе. Он ведь даже не позволял мне помочь с разбором его деловой почты. Я до недавнего времени работала на полставки в агентстве, занимающемся наймом сотрудников для других фирм, и кое-что смыслю в деловой корреспонденции.

– А вы никогда не задавались вопросом, откуда у вашего мужа деньги?

– Как видите, на ведении хозяйства его доходы не отражаются! – Калли с досадой обвела рукой гостиную. – Часть мебели мы взяли в аренду вместе с домом. Кое-что я докупила за свои деньги. А вообще-то мы постоянно очень стеснены в средствах. Денег у нас нет. Хотя муж приобрел себе недавно огромный автомобиль, естественно, без моего ведома, как это у нас водится.

– У вас есть личные сбережения, миссис Джоунз?

– Да, но только те деньги, которые мне завещал отец. Но они лежат на трастовом счете в Англии.

– Вы никогда не подписывали никаких бумаг по просьбе мужа?

– Нет, но… – Страшная догадка пулей пронеслась у нее в голове. – Но недавно муж попросил меня подписать какой-то бланк. Я даже не посмотрела, что это. Он сказал, какая-то новая форма налоговой отчетности. Вы же не думаете…

– Как давно вы замужем?

– Уже более трех лет, – проговорила она с трудом, в горле мгновенно пересохло от напряжения.

– У вас в Каире есть близкие, которые могут поручиться за вас?

– Нет. И детей у нас нет. Все мои близкие в Лондоне. Более того, я вынуждена признаться, что сбежала с Тоби сюда против воли семьи. А со своей семьей он меня так и не познакомил. Вроде бы у них есть имение где-то в Уэльсе, если верить его словам.

– Вот какую версию он вам преподнес! Интересно, интересно! Согласно нашим данным, его отец, преподобный Обадия Джоунз, баптистский проповедник, живет в Кардифе. Родители лишили своего сына наследства и отказались от него после того, как он украл драгоценности матери и сбежал из закрытой школы вместе с помощницей воспитательницы.

Шокированная Калли откинулась на спинку стула.

– То есть получается, что все это время он мне лгал! – воскликнула она возмущенно. – И это – вся его ложь? Или есть еще что-то?

– Боюсь, ваш муж – самый обыкновенный мошенник и аферист. Здесь он обманул много достойных людей, выманил у них денежки, а потом удрал в Палестину. Не удивлюсь, если оттуда он двинул дальше и сейчас разгуливает по Стамбулу с фальшивым паспортом в кармане. Мне жаль, но я должен уведомить вас о следующем. Мы обязаны проверить вашу причастность ко всем его махинациям. Настоятельно советую найти в Каире знакомых, которые согласились бы поручиться за вас, а также представлять ваши интересы в суде, если обманутые акционеры заявят свои права на ваше имущество. Обвинения против него выдвинуты серьезные: он обманом выманивал у клиентов деньги, подделывал подписи, фабриковал фальшивые документы. Все это уголовно наказуемые злодеяния. И по совокупности они тянут на солидный тюремный срок.

– Не знаю, что и сказать! Муж не звонил мне уже более двух недель, но это вполне в его духе. Наш брак, к сожалению, уже давно трещит по швам. Я даже собиралась подать на развод. Но такое!!! Его поймают? Как он мог так подло обойтись со мной? Обтяпывать свои темные делишки, а мне постоянно лгать… Простите!

Калли начал сотрясать озноб от пережитого шока.

– Вам есть у кого остановиться?

– Да, у меня есть друзья. Но что же мне сейчас делать?

– Пока ничего. Мы будем держать вас в курсе. В полицию будет направлено официальное заявление, скоро начнется расследование. Предполагаю, что банковских бумаг мужа у вас тоже нет?

Калли отрицательно покачала головой. Тоби всегда держал все свои банковские документы в специальной папке в запертом ящике и всегда отдельно от их общего счета.

– Я могу дать вам номер нашего общего счета, – предложила она. – Но денег там совсем немного. Все еще не могу поверить, что он так бессовестно обошелся со мной. Я ведь безоглядно доверяла ему во всем, в том числе и в том, что касается наших общих денег. – Холодный ужас парализовал ее. – А вдруг он подделал и мою подпись тоже? Неужели он опустился до того, чтобы обокрасть собственную жену?

– Вам нужно немедленно связаться со своими адвокатами в Лондоне. К сожалению, миссис Джоунз, такие бессовестные типы, как ваш муж, могут пойти на все, что угодно. Особенно если их загнали в угол.

Чиновники ушли, и Калли рухнула на постель как подкошенная. Все стало на свои места, и картинка сложилась целиком. В Лондоне Тоби доил тех, у кого водились денежки, ее привез в Каир в качестве ширмы, а когда необходимость в ширме отпала, удрал в Палестину. Ему не нужны были ни семья, ни жена, которая перестала быть ему полезной. Неужели и те деньги, которые завещал ей отец, он тоже украл, оставив ее ни с чем? Конечно, обманутые акционеры будут добиваться компенсаций через суд. Ее брак не просто дал трещину, он лежал в руинах. Ее муж – отпетый мошенник и аферист, играющий на чувствах простаков или жадных обывателей, желающих быстро разбогатеть на всяких сомнительных проектах. И вот он исчез, удрал в неизвестном направлении, бросив тень подозрения и на нее саму.

Калли позвонила Монике. Та приехала, попыталась снять стресс с помощью джина, потом уложила подругу в кровать.

– Постарайся заснуть! Утро вечера мудренее. Все пройдет, вот увидишь! Зато сейчас ты свободна и можешь быть с Феррандом.

– Шутишь! – воскликнула Калли. – О какой свободе ты толкуешь, с такой петлей на шее? Ведь кому-то же придется возмещать ущерб.

– Ты такая же жертва, как и те, кого обманул Тоби. Ферранд поручится за тебя, уверяю! А потому не забивай раньше времени себе голову всякими мрачными мыслями. В конце концов, Тоби оказал тебе неоценимую услугу, сделав тебя свободной. – Моника ласково погладила подругу по руке. – Спи! Вот увидишь, утром все покажется тебе не таким уж безнадежным…

Но утром Калли не почувствовала облегчения. Единственный выход – взять и удрать с любовником, снова под покровом ночи, куда-нибудь подальше от этих мест, от того бесчестия и позора, который свалился на ее голову. Но внутренняя гордость не позволяла Калли повести себя подобным образом. Ведь она какая-никакая, а все еще жена Тоби. Да и не станет она подставлять под удар репутацию другого человека. Она должна пройти через все, чего бы это ей ни стоило, и уже только потом начинать строить какие-то планы на будущее. Должна заплатить сполна и за собственную леность, и за собственную глупость, за все те ошибки, которые совершила сама. Пора взрослеть, становиться на свои ноги и принимать жизнь такой, какая она есть, со всеми ее неприятными сюрпризами. Только став по-настоящему самостоятельной, можно рассчитывать на какое-то счастье. В том числе и с Феррандом.

Тремя неделями позже Калли уже стояла на палубе парохода «Отранто» и махала рукой друзьям, оставшимся стоять на берегу, и махала до тех пор, пока они не превратились в крохотные точки. Все минувшие дни слились в непрерывную круговерть: встречи с разъяренными клиентами Тоби, злые лица обманутых бизнесменов, абсолютно уверенных в том, что она была в курсе всех махинаций мужа.

Приятель Моники Кен помог ей миновать многие подводные рифы и выдержать первоначальный шквал обвинений. Именно он присоветовал Калли хорошего адвоката, который доказал ее полную непричастность к аферам мужа и посоветовал отбыть на родину первым же пароходом, отправляющимся до Британии, а здесь бросить все как есть на произвол судьбы. Друзья даже купили ей билет на пароход.

Ферранд тоже завершил свою работу по контракту и все порывался поехать вместе с ней. Но Калли была непреклонна: домой она должна вернуться одна. Она пообещала ему, что они обязательно встретятся, как только она оправится от всех ударов судьбы, которые обрушились на нее в последние месяцы.

О Тоби по-прежнему ничего не было слышно. Похоже, он растворился на необъятных просторах Леванта, прихватив с собой все денежки клиентов, и живет сейчас где-то под чужим именем. Ну и пусть, думала она. Это даже к лучшему, что он по своей воле исчез из ее жизни. В конце концов, она ему ничего не должна! И тем не менее горький осадок остался: унижение от того, что тебя бросили, весь этот кошмар, который ей пришлось пережить после того, как вскрылись все обстоятельства его исчезновения. Калли надеялась, что долгое морское путешествие поможет ей прийти в себя, собраться с силами и подготовиться к встрече с Фиби. Можно только представить, каким ударом окажется для матери все случившееся, когда она снова увидит на пороге свою дочь.

Все те ужасные дни, пока длилось судебное разбирательство с бесконечными допросами, обвинениями, разгневанными речами потерпевших, она боролась со страшным искусом. Глядя на величавое течение Нила, она не раз и не два была готова броситься в воду и покончить со всеми проблемами разом. Надо набить карманы платья камнями и всякой галькой и смело ступать в воду, прикидывала она различные варианты самоубийства. «Зачем мне дальше жить? – спрашивала она себя. – Ведь я сама превратила свою жизнь в ад». И тут же вспоминала, что у нее есть Ферранд. Его любовь к ней поможет преодолеть эти временные помутнения разума, он не даст ей сломаться.

Ее бывшие подруги в Англии едва ли поймут правильно все случившееся. Примми получила первую степень в Оксфорде и была нацелена на последующие научные успехи. Даже Памела и та стала работать модельером у какого-то известного кутюрье. А что может предъявить она? Неудачный брак и пустой кошелек. Из Каира она возвращалась домой с пустым чемоданом. С тем самым, с которым когда-то приехала сюда. Но тогда она была влюблена, она была полна надежд на будущее, а уезжает с разбитым сердцем и опустошенной душой. Никаких надежд! Ничего из того, о чем она мечтала, не сбылось. Она даже продала кольцо, которое ей подарил Тоби. Ей не хотелось, чтобы среди ее пожитков были вещи, лишний раз напоминающие ей о том, каким преступным способом были заработаны деньги, на которые было куплено это кольцо.

Ферранд был очень предусмотрителен и нежен. Он даже пригласил ее в ресторан на прощальный ужин. Так сказать, романтический ужин вдвоем на открытой террасе под южными звездами. Но сама мысль о том, что ей придется появиться на людях, привела Калли в ужас.

– Тебе нечего стыдиться, – убеждал он ее.

– Разве? – резко возразила она. – Я оказалась у разбитого корыта и, вольно или невольно, посодействовала разорению других людей. Я никогда не задавала мужу никаких вопросов, не видела ничего подозрительного в его поступках, не интересовалась его делами. А ведь могла бы!

– Перестань корить себя и посыпать голову пеплом! Ты просто доверяла мужу, а он оказался подлецом. Иди же ко мне и улыбнись! – Ферранд распахнул руки, готовый принять ее в свои объятия. – Ошибки нам на то и даются, чтобы мы учились жить. О них надо помнить и беречь их в памяти, словно драгоценные камни. Недаром говорят – на ошибках учатся. Все мы ошибаемся, а потому давай не будем превращать нашу последнюю с тобой ночь в унылое перечисление собственных грехов. Впереди у нас еще целая жизнь, и мы пройдем по ней вместе. Еще не поздно передумать! Прошу тебя: сдай билет и оставайся со мной.

Милый, милый Ферранд, добрейшей души Кен, ее закадычная подруга Моника… Как же они были добры к ней, как внимательны, как поддерживали в ее несчастье все эти дни и ночи. Она должна доказать им, что достойна такой великодушной дружбы.

Всю ночь они с Феррандом занимались любовью. Калли страстно прижималась к его телу, словно хотела, чтобы оно навсегда запечатлелось на ней самой. Ведь впереди ее ждет столько одиноких ночей.

Свежий морской бриз приятно холодил лицо. Она была настроена решительно и не страшилась более своего возвращения домой. Никакой обиды, никаких упреков! Сама заварила кашу, сама и будет расхлебывать.

Ужинала она всегда в одиночестве, не желая присоединяться к веселящейся толпе пассажиров, собирающихся в кают-компании. Среди попутчиков Калли узнала супружескую пару, с которой они с Тоби изредка встречались в клубе «Гезира». Те поглядывали на нее с явным любопытством. И она старалась не попадаться им на глаза, а потом и вовсе заперлась у себя в каюте. Надо еще хорошенько поразмыслить над тем, что сказать Фиби.

В Бискайском заливе сильно штормило, пароход качало на волнах, а Калли мучилась приступами морской болезни. Потом вдруг резко поменялась погода. Воздух стал прохладным и влажным, и ее начал сотрясать озноб. Как легко она покинула Британию в свое время, убежала прочь без оглядки, и вот снова возвращается на родину в поисках защиты и убежища. Совсем не о таком возвращении домой она мечтала когда-то. Но что поделаешь? Что есть, то и есть.

Но вот пароход плавно взял курс на Саутгемптон, и впервые Калли вдруг осенило неожиданное открытие. А вдруг она возвращается домой не одна? Что-то странное творится с ней в последние дни, какая-то необычная слабость буквально сбивает ее с ног. И потом, эта задержка! Она немедленно полезла в календарь, по которому отмечала свои критические дни. Неужели причина в этом? Неужели среди кромешного мрака последних месяцев могла зародиться новая жизнь? Неужели в этой темени вдруг забрезжил крохотный лучик надежды? Но если это так, то отныне она несет ответственность уже за двоих. Надо подготовить мать к предстоящей встрече и нарушить затянувшееся молчание между ними. На адрес Фиби была отправлена следующая телеграмма:

ПРИБЫВАЮ ЗАВТРА В САУТГЕМПТОН ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ЗПТ ПУСТИ ПЕРЕНОЧЕВАТЬ НА ОДНУ НОЧЬ ТЧК УЕЗЖАЮ В ДАЛРАДНОР ТЧК КАРОЛИНА ТЧК PS ТЫ БЫЛА ПРАВА

 

16

Март 1939 года

Как только пришла телеграмма, что у Калли начались схватки, Фиби тут же сложила вещи, отменила все запланированные встречи и первым же поездом выехала в Шотландию. Она умоляла дочь оставаться в Лондоне и рожать здесь на случай непредвиденных осложнений. Но Китти сказала, чтобы она перестала изводить себя понапрасну, ибо ее дочь – это живое воплощение здоровья, а свежий воздух Далраднора будет гораздо полезнее для ребенка, чем столичный смог и дым.

– Но вдруг что-нибудь пойдет не так?

– Шотландские врачи и больницы считаются одними из лучших в мире. А потому поезжай к дочери, подруга, но только не мешай ей спокойно рожать! – прокричала ей подруга на прощание.

Весь долгий путь туда Фиби отчаянно пыталась сосредоточиться на чтении романа, но так и не смогла. Все будет хорошо, уговаривала она себя и молила только об одном – чтобы мучения Каролины продолжались недолго. Сама она родила дочь быстро и безо всяких осложнений. Может, и дочери передастся эта ее способность по наследству. Ну а если не в ее силах будет облегчить страдания Каролины, то она хоть побудет с ней рядом и постарается морально поддержать ее в этот трудный момент.

Казалось, никогда и никуда она еще не ехала так долго. На каждой остановке она бесцельно мерила шагами коридор вагона. Хоть бы дочери досталась хорошая акушерка, молила она мысленно, зная, что дочь будет рожать в роддоме неподалеку от Глазго, который ей посоветовали как один из лучших.

С момента их первой встречи с Каролиной после ее неожиданного возвращения домой Фиби заметила в дочери разительные перемены. Эта печаль в ее глазах, да и манеры стали более сдержанными, а речи – более скупыми. Едва ли дочь рассказала и половину того, что ей пришлось пережить. Фиби знала лишь только то, что Тоби скрылся в неизвестном направлении, присвоив чужие деньги и бросив жену один на один с разъяренными клиентами. Дочери пришлось доказывать свою непричастность к махинациям мужа в судах. Вдобавок ко всему оказалось, что она в положении. Калли вернулась на родину с одним-единственным желанием: забиться в какой-нибудь укромный уголок и попытаться зализать там свои многочисленные раны. Фиби восхищалась тем, с каким достоинством держалась ее дочь.

Первым делом она обратилась к адвокатам, чтобы узнать, какой финансовый ущерб нанес ей муж, воспользовавшись ее доверчивостью. Оказалось, все не так уж и плохо. Доверительная собственность, записанная Артуром на имя будущего ребенка, оказалась нетронутой. Здесь же лежало заявление самой Фиби с отказом от всяческих претензий на имение Далраднор по достижении дочерью совершеннолетия.

Но сейчас Каролине уже исполнился двадцать один год и можно уладить все оставшиеся формальности с тем, чтобы она стала полновластной владелицей усадьбы. Как это важно, что у дочери будет свой дом, особенно в такие неспокойные времена. Стоит взять в руки газету, как сразу же делается понятным, что не сегодня завтра Гитлер ринется на Запад, а Британии вместе с ее союзниками снова придется давать отпор. Приготовления к войне, которые немного замедлились после прошлогоднего мюнхенского кризиса, возобновились с новой силой и были видны повсюду. На каждой улице в спешном порядке строили бомбоубежища. Наверное, Китти права и Лондон сегодня – не самое подходящее место для младенца.

Двадцать лет мирной жизни пролетели как один миг. Неужели ее снова пригласят участвовать в концертных бригадах для выступлений на фронтах и все повторится снова? Конечно, она постарается внести свой посильный вклад в будущую победу, но только не ценой пренебрежения потребностями близких. Если Калли попросит ее о помощи, она обязана помочь. Ее место рядом с дочерью, и на этот раз она не бросит ее одну.

Но вот они уже подъезжают к Глазго, и в сердце ее затеплилась надежда. Вот она, новая страница в их с дочерью отношениях. Они начнут все с чистого листа, и – дай Бог! – все наладится. Фиби старалась не надоедать дочери с расспросами, не повторять сакраментальное «Я тебе говорила!». Что толку? Стоило посмотреть на худенькое тело Каролины, заглянуть в ее усталые глаза, и сразу же делалось понятным, как много перестрадала ее дочь за минувшие годы. Жаль, что ребенок Тоби навсегда останется для нее горьким воспоминанием о собственных ошибках. Но разве можно винить младенца в том, что его отец оказался порочным человеком? Кто бы там ни родился, девочка или мальчик, а это ее первый внук или внучка. И в них будет течь пусть и малая, но все же толика крови Артура.

Сэр Лайонел тоже обрадовался новостям. Он пережил инсульт, который приковал его к инвалидному креслу, и сейчас находился под постоянным присмотром в частной лечебнице. Но Каролину он встретил очень тепло, доказав еще раз, что ей он верный и надежный друг. А еще Примми, школьная подруга, на которую всегда и во всем можно положиться. С ее здравым смыслом, с ее умением ясно и хладнокровно оценивать события, о лучшей подруге для дочери и мечтать не приходится. Каролина успела обзавестись хорошими друзьями и в Египте, о чем свидетельствовали письма, поджидавшие ее дома. Моника Баттерсби, какой-то профессор со звучной иностранной фамилией и красивым именем Ферранд. Всякий раз, когда Калли получала от него письма, она начинала улыбаться, а на ее щеках появлялся легкий румянец.

Ферранд настойчиво звал Калли перебраться поближе к нему и обосноваться где-нибудь под Брюсселем. Но Калли, оказавшись среди родных ей гор и привычных с детства пейзажей Шотландии, пока и подумать не могла о том, чтобы уехать из Далраднора.

Слава богу, у нее есть хорошие и верные друзья, такие же, которые прошли по жизни рядом с Фиби, – Китти, Мейси, Билли. Даже сестра ее отца, неприступная Верити Сетон-Росс и та утратила к ней былую враждебность, продемонстрировав доброе сердце и обычную человеческую теплоту, столь необходимую для налаживания нормальных дружеских отношений. Быть может, размышляла Калли, ее друзья – это ее главное оправдание и главное достижение в жизни. Коль скоро у нее столько верных друзей, значит, и она сама кое на что годна…

Когда Фиби наконец переступила порог дома, дочь экономки Мима Джонсон уже накрывала на стол вечернюю трапезу.

– Пока, мисс Фей, все без изменений! – были ее первые слова. – Но уже совсем скоро! Нам обещали позвонить из роддома, как только младенец появится на свет. Все будет хорошо! Не переживайте!

Ночь Фиби провела без сна, расхаживала по комнате, бросая жадные взгляды на телефон. «Ну, позвони же! – молила она. – Почему ты молчишь?»

Фиби заново пережила рождение собственной дочери, вспомнила в мельчайших подробностях каждое мгновение, каждый новый приступ родовых схваток. Время от времени в сердце закрадывалась паника: а что, если вдруг пойдет что-то не так?

Телефонный звонок прозвучал на рассвете. Фиби ринулась вниз по лестнице босиком и трясущимися от волнения руками сняла трубку.

– Вас беспокоит доктор Маклин. Спешу уведомить, что все прошло благополучно. Немного пришлось повозиться, но малыш родился чудесный. Настоящий богатырь, как сказала наша акушерка. Восемь фунтов пять унций. Крепыш! Прямо хоть ты его завтра отправляй на матч регбистов.

– А как Каролина?

– Устала! Но держится молодцом. Улыбается. Роды были не самыми простыми, а потому придется ей задержаться у нас на пару недель.

– Когда я смогу навестить дочь и внука? – Фиби хотелось подпрыгнуть от радости и так вприпрыжку пройтись по всему холлу.

– Завтра ближе к вечеру. Я сделал ей сейчас укол, ввел снотворное, чтобы она немного поспала и набралась сил.

– Большое вам спасибо, доктор! – прочувствованно поблагодарила Фиби врача, кладя трубку на рычаг. А потом в изнеможении опустилась на пол и вдруг расплакалась слезами облегчения.

– У меня внук! Я – бабушка! – повторяла она, улыбаясь сквозь слезы, и тут же стала прикидывать в уме, какое из имен стоит предложить Калли на выбор для сына. По радио передавали утренние новости, но Фиби слушала рассеянно. Что-то там прозвучало насчет того, что немцы вторглись в Чехословакию и ввели свои войска в Судеты.

Калли неотрывно смотрела в колыбельку, не в силах скрыть своего изумления и восхищения. Неужели это розовощекое чудо вышло из глубин ее тела? И все в этом маленьком человечке столь совершенно, столь прекрасно.

– Ты мой сын! Мой золотой мальчик! – прошептала она. Ей хотелось уткнуться в него лицом, почувствовать запах его тельца, все такое новое, такое чистое. Но медсестра была неумолима.

– Малышу пора спать! Он и так только что совершил такое долгое путешествие. У вас обоих еще уйма времени впереди. Успеете налюбоваться друг другом. Как только у вас появится достаточное количество молока, он проснется. Природа все предусмотрела.

Ну зачем разлучать мать с младенцем? – подумала Калли и тяжело вздохнула. Вон звери сразу же начинают облизывать своих детенышей, ласкать их. И она бы облизала своего малыша со всех сторон. Но, слава богу, самое трудное уже позади. Ах, если бы Ферранд смог тоже взглянуть на плод их любви! Но такое случится, если только судьба смилостивится, ой как не скоро!

Разумеется, для всех малыш останется ребенком Тоби, который появился на свет в законном браке. Вот и кольцо обручальное на пальце – тому подтверждение. То, что мать не в курсе, не очень беспокоило Калли. В конце концов, это личное дело только Калли, и никого более. Ведь даже Ферранд пока не посвящен в ее самую главную тайну. Вот когда они оба будут свободны для того, чтобы быть вместе, она ему все и расскажет.

Калли жила письмами своего возлюбленного, но в ответных посланиях ни словом не обмолвилась о своей беременности. Эта новость сразу бы все усложнила, а ей еще надо время для того, чтобы прийти в себя и окончательно похоронить в прошлом все, что связано с «каирским проходимцем», или, сокращенно, КП, как она теперь мысленно окрестила Тоби. По-прежнему не было никаких известий о его местонахождении. Скорее всего, залег на дно в каком-нибудь турецком городишке: сидит в тамошнем баре и обдумывает план очередной махинации.

Но стоило Калли снова очутиться в своем любимом Далрадноре, как семейная жизнь с Тоби в Каире очень быстро стала забываться, превращаясь в страшный ночной кошмар, который приснился ей давным-давно. Да и видела ли она его вообще? Калли быстро окрепла физически: долгие прогулки пешком и верхом тому поспособствовали. Ребенок стал для нее неожиданной наградой и утешением за все пережитые страдания, нечто вроде утешительного приза, который присужден только ей и Далраднору.

Впереди предстоит еще двухнедельный курс реабилитации после тяжелых родов. Будет время подумать обо всем, в том числе и об имени для своего маленького принца. А пока же ни одна живая душа на свете не должна знать о его происхождении.

– Но почему Дезмонд? – Фиби держала на руках внука и вертела его в разные стороны, пытаясь найти хоть малейшее сходство с Артуром. Глаза? Нет, не те! С ее языка уже готово было сорваться сакраментальное: «Ты хорошо подумала?», но она вовремя прикусила язык.

– А разве не красиво звучит? Послушай! Дезмонд Луи Лайонел Ллойд-Джоунз! Немножко длинновато, но лично я произношу это имя на одном дыхании.

– Сэр Лайонел, конечно, будет доволен! – улыбнулась Фиби. – Но почему еще и Луи?

– Потому! Не хочешь же ты, в самом деле, чтобы ребенка назвали Тобиас Обадия! Как моего бывшего мужа! Ужас, а не имя! А вот частицу «Ллойд» я оставлю! В Англии слишком много просто Джоунзов.

– Можно подобрать какое-нибудь шотландское имя, – осторожно предложила Фиби.

– Нет! Решено! Его запишут под тем именем, которое я только что озвучила. С этим покончено! Переходим к другим делам. Ты привезла шоколадки медсестрам в знак благодарности за их хлопоты?

Каролина не теряла времени даром. Она возлежала на своей кровати в палате роддома, словно королева, и непрестанно сыпала указаниями и распоряжениями. И одновременно строчила открытки друзьям, сама получала поздравительные послания и подарки в виде распашонок, детских комбинезончиков, вязаных кофточек и нарядных пинеток. Китти прислала красивую лакированную коляску вместо той старой, которую они откопали на чердаке. Мима уже успела провести дезинфекцию подарка, вымыла его жидким мылом со всех сторон, пошила новые наволочки на подушки и занавески. Теперь коляска горделиво стояла в холле, ожидая прибытия его светлости младшего Ллойд-Джоунза домой. Предполагалось, что сие грандиозное событие случится уже сегодня, во второй половине дня.

Фиби не могла нарадоваться на внука. Дезмонд – действительно прелестный малыш, длинноногий, темноволосый, с ярко-синими глазами. Каролина возилась с ним часами, без конца переодевала его, меняла кофточки и распашонки, словно это не ребенок, а кукла. А уж перед отъездом домой процедура переодевания затянулась надолго. Молодая мамаша даже надела на ручки малыша специальные варежки, чтобы он – не дай Бог! – не поцарапал личико. Младенца запеленали в красивое вязаное покрывало, которое связала сама миссис Айбел, несмотря на то, что зрение у нее сильно упало в последние годы. На голову ему был водружен нарядный чепчик из полушерстяной блестящей ткани в ярко-синюю клетку. И вот наконец-то малыш готов показаться на людях! Пожалуй, даже принц королевских кровей мог бы позавидовать такой экипировке, улыбнулась про себя Фиби, пока они все вместе шли к машине, где их уже поджидал садовник, который и должен был доставить счастливое семейство домой.

В ожидании рождения сына Каролина успела научиться водить машину. Она даже купила себе небольшой «Моррис», вполне пригодный для сельских дорог. Сейчас она ко всему подходила вдумчиво и планировала все наперед. Каир превратил наивную девочку в целеустремленную молодую женщину, готовую воспитывать и растить своего сына в одиночку. Фиби смотрела на дочь уважительно. Каролина действительно держалась очень достойно.

Да, ее собственный приезд в Далраднор много лет тому назад был совсем иным, размышляла Фиби. Тайно, с младенцем на руках, с Марти в качестве няньки, под покровом темноты, скрывающей позорную тайну рождения дочери. Но вместо презрения и осуждения Фиби нашла тогда у обитателей дома лишь симпатию и сочувствие. Разве могла она забыть, с каким благородством повел себя Артур, узнав, что она беременна? Он немедленно уведомил семью о тех распоряжениях, которые сделал касательно Фиби и их будущего ребенка на случай непредвиденных обстоятельств. Она вспомнила и ту первую встречу с семьей Артура в адвокатской конторе, когда им огласили текст его видоизмененного завещания. Его мать и сестра Верити, помнится, тогда метали в нее громы и молнии, но пойти против воли Артура не рискнули.

И вот еще один отпрыск их семейства, и – увы! – тоже без отца, прибывает в Далраднор. Но на сей раз это путешествие сопровождается фанфарами ликования и всеобщей радости. Никто не посмеет упрекнуть малыша в неблаговидных поступках его отца. И тень дурной репутации Тоби никогда не падет на его сына. Каролина сумеет защитить своего ребенка от любых наветов. Впрочем, и она ведь пыталась изо всех сил уберечь дочь от тяжелого бремени знания, каково это – быть незаконнорожденным ребенком. Что ж, дочери повезло больше, чем ей в свое время: она сумела родить ребенка в законном браке. А здесь, в Далрадноре, какие бы вихри ни бушевали в окружающем мире, маленькому Дезмонду всегда будет хорошо. Далраднор станет для него надежной крепостью от любых бед.

 

17

Ma chere Callie!

Мы так давно живем с тобой врозь. Я намереваюсь в ближайшее же время приехать за тобой и забрать к себе. Где ты прячешься? Почему так долго хранишь молчание? Или ты уже забыла меня? В сентябре я приступаю к работе в университете в Лилле и хочу, чтобы ты тоже была рядом со мной. Приезжай в Лондон, и мы начнем утрясать все формальности.

Луи-Ферранд

Калли знала, что такое приглашение рано или поздно поступит. Но пока она еще не была готова везти маленького Дезмонда в замок Гротен, чтобы предъявить его семье Ферранда для обнаружения фамильного сходства. Будет лучше, если они встретятся с Феррандом в Лондоне, проведут какое-то время вместе, а уже затем она повезет его в Шотландию знакомить с сыном.

Дорогой Ферранд!

Я, конечно же, приеду в Лондон, чтобы встретиться с тобой. Мне многим надо с тобой поделиться! А потом мы вместе поедем ко мне в Далраднор. Там тоже многие мечтают познакомиться с тобой.

Не могу дождаться того момента, когда снова увижу тебя. Я так по тебе скучаю! Нам есть о чем поговорить тет-а-тет. Сообщи мне точную дату приезда, и я обязательно встречу тебя.

Твоя любящая Калли

– Ты не против задержаться в Далрадноре еще на пару дней? – поинтересовалась Калли у матери, зная, что та не откажет ей. – Ферранд приезжает в Лондон. Хочу с ним встретиться. Я бы предпочла встретиться с ним наедине, если это будет возможным.

Калли сконфуженно умолкла, чувствуя, что краснеет.

– Разумеется, поезжай! Я же вижу, как ты радуешься, когда приходят письма от него. Нельзя допустить, чтобы эта женщина, его мать, вам смогла помешать.

Как Фиби все тонко чувствует, подумала Калли. Она уже наверняка догадалась, что графиню, этого командира в юбке, следует изолировать хотя бы на короткое время.

– О, не только поэтому! Ферранд прекрасно знает свою мать. Мне самой очень важно увидеться с ним снова. Если бы его не было рядом со мной там, в Каире, я бы… – она помолчала. – Словом, я хочу убедиться, что между нами все серьезно. Каир – это солнце, юг, пальмы. А здесь у нас север, холод и дожди. Возможно, в таком климате у нас ничего и не получится.

– Какая ты у меня стала рассудительная! – улыбнулась Фиби. – Езжай, езжай! Малыш и не почувствует, что тебя нет рядом. Я буду следить за его режимом. Мима, его верный раб, поможет мне со всем остальным. Спасибо, что доверяешь мне малыша. Я уже так давно не возилась с младенцами! – Фиби замолчала, ожидая реакции дочери, но ее не последовало. – Тогда все было по-другому. Война!

– Я понимаю! – коротко ответила Калли.

Мать изо всех сил старалась наверстать упущенное. Она осталась в Далрадноре на все лето, наслаждаясь тишиной и покоем сельской жизни. Гуляла с внуком по саду, часами носила Дезмонда на руках, когда у него начинались колики, напевала ему старинные эстрадные песенки времен своей молодости. Она отлучилась в Лондон всего лишь на несколько недель, оставив Калли одну наслаждаться обществом сына. Та разгуливала с ним по деревне, демонстрировала его продавцам в местных лавках и даже поставила малыша в самодельные ходунки, и они прогуливались в тенечке вдоль озера. Вечерами она укачивала его под те колыбельные, которые когда-то пела ей Марти. Она сама очень любила старинную фламандскую колыбельную песенку: «Спи, малыш, усни, спят и пони, и слоны…» – «Slaap, kindie, slaap…» Но сын лучше всего засыпал под шотландскую балладу под названием «Лодка к острову Скайп». Мальчик так внимательно слушал песню с широко открытыми глазами, а она укачивала его до тех пор, пока веки не закрывались сами собой, и он засыпал.

Несколько месяцев, проведенные Калли в одиночестве, можно сказать, в полнейшей изоляции от всего остального мира, как ни странно, напитали ее силами и жизненной энергией, казалось, на всю оставшуюся жизнь. А жизнь обещала еще многое, и прежде всего она обещала ей Ферранда и Францию. Интересно, как Ферранд воспримет новость о том, что у него есть сын, к тому же носящий часть его имени? Конечно, он полюбит ребенка! Ведь это же его плоть и кровь! Как замечательно они смогли закрепить свою любовь, которая вспыхнула между ними с новой силой под горячим солнцем Каира. Вот только графиня с ее докучливыми расспросами… Наверняка она быстро разузнает, что приятельница ее сына даже не разведена официально, так, «брошенка», и ни то и ни се, после исчезновения Тоби. Неопределенность положения угнетала. Ведь если Тоби действительно бросил ее навсегда и скрылся в неизвестном направлении, то надо ждать еще как минимум семь лет, прежде чем она получит официальное разрешение на вступление в новый брак.

Если Ферранд не согласится ждать так долго, что ж, она поставит сына на ноги одна. Ведь Фиби же сумела это сделать. Правда, тогда она не позволит ему принимать никакого участия в воспитании малыша. Чем больше времени она проводила с сыном, тем сильнее влюблялась в него. Эта милая улыбка, вечно блуждающая на его личике, эти ручонки, призывно тянущиеся к ней навстречу… Ей не хотелось уезжать от малыша даже на один день. Но предстоящая встреча с Феррандом очень важна для них всех… троих.

Калли начала готовиться к поездке в Лондон с посещения известного парикмахерского салона в Глазго. Самое время подумать о модной прическе. Но тамошние мастера категорически отказались делать ей популярный перманент. Грех портить такие густые и красивые волосы, сказали они. Ей сделали элегантную короткую стрижку и уложили волосы ручным феном. Она уже давно не покупала себе никаких обновок, а после родов фигура ее несколько округлилась. А потому Калли разорилась еще и на новое платье и туфли, которые приобрела в центральном универмаге Глазго. После пятичасового чая она успела сходить в кино и посмотреть нашумевший фильм «Чародей Оз». Так странно, думала она, не надо спешить кормить сына, можно просто гулять по улицам. Оставалось лишь последнее: надо было подкупить еще немного хорошего шелкового белья. Сама мысль о том, что совсем скоро она снова окажется в объятиях Ферранда, заставляла трепетать ее сердце.

26 августа она выехала поездом в Лондон, остановилась на квартире Фиби, а утром направилась поездом до Дувра, чтобы встретить паром, на котором Ферранд плыл из Остенда. В одночасье отошли куда-то в сторону пеленки, распашонки, игрушки и бутылки с молочной смесью. Не надо было тащить за собой кучу вещей, которые она привыкла таскать, отправляясь на прогулки с сыном. Уже на вокзале в Глазго она почувствовала себя непривычно свободной, и ей даже стало неловко от ощущения собственной свободы. Вокруг, как всегда на вокзалах, царила суета. Казалось, весь народ сдвинулся с насиженных мест и готов скопом двинуться в неизвестном направлении. Еще более ее озадачило то, что она увидела в Лондоне сразу же по прибытии. Везде мешки с песком, которыми обкладывают фасады зданий, на каждом шагу предупреждения о возможных авианалетах. Газеты, которые она просматривала в поезде, полнились обвинениями в адрес немецких властей и германской армии, сконцентрировавшей свои силы на границе с Польшей. Неужели Британия объявит войну Германии и станет воевать и против Германии, и против России?

Когда заглянула Китти, чтобы повидаться с нею, Калли набросилась на нее с расспросами:

– Что происходит?

– Ты что, радио совсем не слушаешь? – набросилась на нее Китти. – Мы уже готовим к эвакуации в пригородные госпитали наших пациентов на тот случай, если все начнется, – она помолчала. – Не вздумай уезжать из страны! Это может случиться в любую минуту.

– Но мы-то здесь при чем? Господи! Ферранд как раз сейчас направляется паромом из Франции сюда.

– Чемберлен еще в марте заявил, что если Польша подвергнется агрессии, то мы не будем стоять в стороне и молча наблюдать за происходящим. Детей тоже сотнями вывозят из Лондона в деревню. «Накорми лишний рот!» – под таким лозунгом разворачивается в стране кампания по приему беженцев. Жаль, что я принесла тебе скверные новости, но все так, как оно есть. И вот еще что! Как только начнутся авианалеты на Лондон, немедленно возвращайся домой! Считай, что это приказ!

У Калли опустились руки. А она-то думала, что все это одни лишь разговоры и после Мюнхена в Европе снова воцарился мир и покой, а тут такое! Но вдруг тетя Китти, как всегда, преувеличивает? Нет, это не в ее стиле – пугать народ просто так. Китти ушла, а Калли прильнула к радиоприемнику. Новости пугали. Сообщалось, что по обе стороны Ла-Манша скопилось огромное количество людей, желающих поскорее вернуться к себе домой. Отпускники, проводившие летний отдых в Европе, рассказывали по возвращении домой, что на континенте царит паника, сотни, тысячи беженцев повсюду. И все же, несмотря ни на что, Калли решила лично отправиться в Дувр и встретить там своего возлюбленного. Какая разница, когда они смогут быть вместе по-настоящему? Главное – она встретит его сегодня.

Поезд был забит до отказа иностранцами, спешащими побыстрее вернуться к себе домой. Она рассеянно вслушивалась во французскую речь попутчиков, семьями возвращающихся после английских каникул к себе на родину, и неотрывно смотрела в окно, ожидая увидеть собственными глазами военные эшелоны, проезжающие мимо. На причале, где должен был пришвартоваться паром, тоже стояла сутолока. Сотни людей толпились в очередях в надежде купить билеты на обратный рейс, рядом валялись груды чемоданов, усталые ребятишки охраняли семейный багаж. Чуть поодаль выстроилась вереница автомобилей, уже готовых к паромной переправе. Прибывающие суда сбрасывали на берег толпы взволнованных пассажиров, спешащих поделиться с теми, кто здесь, тем, что они оставили по другую сторону пролива.

– В Европе царит хаос! – кричал какой-то мужчина, спускаясь по трапу и обращаясь к тем, кто должен был по этому же трапу взбираться на борт судна.

– Нам пришлось бросить там свою машину! – делился другой. – Они расселяют беженцев даже по тюрьмам.

Этого не может быть! Это не должно случиться! Никогда! Все в душе Калли восставало против того, что она видела и слышала. Но она продолжала неотрывно смотреть туда, где через пропускной пункт проходят на берег пассажиры, прибывшие на пароме из Остенда, стараясь не пропустить знакомое лицо. Но вот на берег вышел последний пассажир, а через какое-то время началась посадка на рейс в обратном направлении, и паром снова взял курс на Остенд. А Ферранда нигде не было видно.

Неужели она его проглядела? И он уже в поезде, на пути в Лондон? Адрес Ферранд знает, так, может, разумнее подождать его там, на квартире матери? Калли вернулась в столицу уставшей и подавленной, все еще надеясь, вопреки всему и вся, что Ферранд вот-вот подъедет к их дому на такси. После дороги она чувствовала себя потной, грязной, ей срочно нужна была ванна. В квартире было прохладно и очень тихо. Звенящая тишина действовала на нервы. К тому же Калли успела соскучиться по сыну. Вдруг Ферранд вообще передумал ехать, размышляла она. Или его мамаша уже успела раскопать, что его избранница замужем, и устроила грандиозный скандал сыну, пустив в ход все свое влияние? Но ведь могут быть и другие, более веские причины, множество причин, которые заставили его отложить поездку.

Зазвонил телефон. Громкий звонок в пустой квартире заставил Калли вздрогнуть. Звонила Фиби, хотела узнать, как она добралась, а заодно и сообщила ей все подробности того, как они управляются с малышом.

– Я рада, что застала тебя дома, – сказала Фиби. – Не смей даже думать покидать страну. Не сейчас! Война начнется не сегодня завтра. В газетах пишут, что всем британцам рекомендовано немедленно покинуть континент. Ты встретила своего друга?

– Нет. Он почему-то задерживается. Паромы переполнены людьми. Вполне возможно, не достал билет. Приедет на следующем пароме, да?

Последние слова прозвучали слабым утешением, хотя и были сказаны скорее для того, чтобы убедить в этом себя, а не мать.

Она прождала Ферранда три дня, теряясь в догадках. Почему не позвонил? Не отправил телеграмму? И вот, наконец, когда она уже потеряла всякую надежду, пришло письмо. Вернее, даже не письмо, а торопливо написанная записка.

Дорогая!

Приехать не получается! Меня срочно вызвали в Лилль. Кажется, я им там нужен. Разумеется, я буду мобилизован, если Бельгия пожертвует своим нейтралитетом. Жан-Люк посоветовал мне немедленно наведаться в замок и подготовить ко всему мать. К тому же она боится, что власти могут реквизировать замок, как они уже это делали раньше. Мне очень жаль, что я подвел тебя. Но поверь, в эти трудные времена ты всегда будешь в моем сердце и в моих мыслях. Напишу сразу же, как только тут что-то определится. Береги себя, любовь моя! И возвращайся домой, в свою благословенную Шотландию.

Твой любящий Луи-Ферранд

Ее переполняло бешенство. Она даже спать не могла. Ну почему эта проклятая война все испортила? Какое отношение все эти политические игры имеют к ним? И почему она не поехала к Ферранду раньше? Наплевала бы на все условности, схватила Дезмонда на руки и отправилась вместе с сыном к нему! Дура набитая, корила она себя. Какое ей дело, что будут говорить другие люди о том, кто отец ребенка? Увы-увы! Ей-то как раз и есть до этого дело! Разве забыла она о том, как старательно все скрывали от нее тайну ее собственного появления на свет? И вот все повторяется! Теперь тайны будут громоздиться уже вокруг ее собственного ребенка. Мысль о том, что война может разлучить ее с Феррандом навсегда, не просто пугала. Она ужасала своей безысходностью. Она должна немедленно написать Ферранду и сообщить ему правду, пока еще не поздно.

Всю ночь она как безумная металась по квартире, а утром, измученная, обессилевшая после бессонной ночи, стала наблюдать из окон квартиры за тем, как город готовится к войне. Продавцы утренних газет громко выкрикивали заголовки самых горячих новостей. В воздухе выли сирены, пока еще только учебные, люди, заслышав этот страшный вой, начинали метаться в поисках убежища. Оставаться в Лондоне больше не имело смысла. Надо возвращаться домой. Легко сказать! Но как?!

Калли еще никогда не видела такого количества поездов, почти одновременно отбывающих с вокзала. Бесконечные вереницы детей змеились на подступах к вокзалу. Многие детишки в школьной форме с чемоданами в руке, другие в мешковатых пальтишках, парусиновых башмаках, с зонтиками из коричневой бумаги. Женщины толкают перед собой прогулочные коляски, в которых лежат закутанные младенцы, похожие издали на целлулоидные куклы. Калли видела, как пытаются женщины, провожающие своих детей, скрыть слезы в момент прощания. Малыши громко плакали, матери рыдали, невыносимая картина! Калли стало даже совестно, что вот она не расстается со своим ребенком, а, напротив, возвращается к нему.

Все железнодорожные компании работали на пределе сил. Дороги были перегружены, нарушения в графиках движения стали обычным явлением. Все купе были забиты военными и моряками, направляющимися на север, к местам своей дислокации. Народ пребывал в крайнем возбуждении. Куда подевалась знаменитая британская сдержанность? Весть о том, что мир вот-вот снова будет охвачен пламенем войны, не оставила никого равнодушным. Многие до самого Глазго были вынуждены ехать стоя или кое-как скрючившись в коридоре вагона. Как только состав подошел к Дуглас-Мор, свет был отключен. Ужасное, бесконечное путешествие! Туалеты в вагонах были заблокированы, духота и теснота делали свое дело. Отчаянно пахло потом и несвежим бельем. Но все эти люди, размышляла Калли, хоть как-то спасутся, найдут себе временное пристанище на севере. А вот с квартирой Фиби все было очень проблематично. Калли предусмотрительно забрала с собой все документы матери и ее драгоценности на тот случай, если Лондон все же начнут бомбить.

Домой она явилась поздно ночью, а уже рано утром, 3 сентября, Фиби разбудила ее послушать обращение премьер-министра к нации. Вокруг радиоприемника собрались все обитатели дома: Мима, садовник. Все слушали молча, боясь пропустить что-то очень важное в торжественно звучащих словах. Но вот выступление закончено.

– Господи! Помоги нашим солдатам! – залилась слезами Мима. – Какое счастье, что отец не дожил до этого страшного дня! Все повторяется сначала! За что они все отдали свои жизни двадцать лет тому назад?

Калли была слишком подавлена последними новостями. Все валилось у нее из рук. И только когда она смотрела на сына, весело копошащегося в своем манеже, энергично переворачиваясь со спины на животик и обратно, она немного успокаивалась. Малыш еще ничего не понимает! Он еще не осознает, какая страшная беда обрушилась на них всех. И слава богу! Калли утешалась хотя бы тем, что здесь их не будут бомбить и, следовательно, ребенок в безопасности. А если начнется вторжение?

– Мне надо срочно вернуться в Лондон и привести в порядок свои дела, – заявила Фиби. – Отправить кое-какие вещи на хранение. Все это может пригодиться Дезмонду, когда он вырастет.

– Мы справимся! Мы со всем справимся! – горячо возразила ей Калли.

– Думаю, дальнюю лужайку надо переоборудовать под загон для свиней, – задумчиво обронил Колин Баррел, их новый садовник. – Куры у нас есть. А кусок хорошей свинины тоже не помешает к Рождеству. Надо также перекопать часть клумб и посадить там под зиму овощи на корнеплоды. Люди говорят, что скоро введут продовольственные карточки. И бензин тоже будут дозировать. Видно, придется поставить ваш «Моррис» на прикол.

– Пожалуйста, только не сейчас! – взмолилась Калли. Она так любила свою маленькую машинку. Даже кличку ей придумала: «Борис». – Давайте подождем, посмотрим, что и как. Я так думаю, мы должны заявить, что готовы принять у себя в доме тех, кто приедет сюда в эвакуацию.

– Не спешите, мисс Каролина! – тут же вмешалась в разговор Мима. – Не забывайте, у нас малыш! Мало ли какую заразу могут принести в дом чужие люди. Да и вообще… Кавардак…

– Всем нам приходится жертвовать чем-то, Мима! Такое сейчас время. А беспорядок или лишний шум в доме – это очень умеренная жертва в сравнении с тем, чем приходится жертвовать другим.

Калли почувствовала себя виноватой, что пока ничто не угрожает ни ей, ни ее семье. Совсем другое дело – Ферранд и его близкие. Конечно, он должен защитить свою мать. Она уже пережила одну оккупацию двадцать лет тому назад и своими глазами видела, что стало тогда с их страной. Да, в столь тяжелое время Ферранд должен быть рядом со своей семьей, а она – со своей.

Вечером того же дня Калли уселась за стол и написала своему возлюбленному письмо, в котором постаралась излить всю свою душу.

Мой дорогой!

Какая жалость, что ты не смог приехать в Лондон. Ведь я собиралась свозить тебя в Шотландию и познакомить с нашим сыном. Да-да! Именно так! С нашим сыном Дезмондом Луи. Он родился всего лишь несколько месяцев тому назад, в марте. Как мне хотелось, чтобы ты увидел его, чтобы все мы были вместе. Но, кажется, сейчас наша встреча откладывается на неопределенный срок. Как жестока и несправедлива к нам судьба! Поманила счастьем и тут же забрала назад. Прости, что так долго скрывала от тебя столь потрясающую новость, но так подсказывало мне мое сердце. И на то были веские причины. Мне хотелось, чтобы мой сын уже с самого момента своего рождения имел законное имя, чтобы у него была родина, законное гражданство… Теперь я понимаю, что не это главное. Увы, за все приходится платить дорогую цену.

Дезмонд – прелестный малыш. Посылаю тебе любительский снимок сына. Еще раз прости меня за то, что я так долго таила эту новость от тебя. Боюсь, что теперь ты уже не скоро увидишь малыша собственными глазами.

Калли отложила ручку в сторону. Слезы застилали ей глаза, скатывались по щекам и капали на бумагу. Слишком тяжело давалось ей собственное признание. Как же жестоко она обошлась с человеком, которого любила. Простит ли он ее когда-нибудь? И что ему до сына, когда он томится в полной неизвестности где-то по другую сторону канала? Наверное, не стоит посылать письмо прямо сейчас. Вот прояснится немного ситуация, и тогда… Какое она имеет право ошарашивать возлюбленного своими секретами в такой драматичный момент? Да, она обязана переждать! Вот только выдержит ли их любовь столь долгую разлуку? Но это испытание она добровольно берет на себя.

Сейчас сотни тысяч семей, сотни тысяч мужей и жен, женихов и невест решают для себя такую же непростую дилемму. Одно ей было очевидно и понятно: отныне все заботы по сохранению Далраднора ложатся только на ее плечи. Она должна сберечь дом и усадьбу для будущего и ради сына.

Калли прошлась по комнатам дома, любовно оглаживая старинные стены здания. Далраднор – это их крепость, их тихая гавань, их оплот в борьбе с грядущей нуждой и военным лихолетьем. Это – ее дом, и она обязана оставаться в нем.

 

18

Фиби вернулась в совсем другой Лондон. Улицы запружены людьми в военной форме, светомаскировка улиц и домов. По вечерам в городе отключали уличное освещение, и с наступлением темноты Лондон погружался в кромешную тьму. Все стекла в окнах жилых домов были заклеены крест-накрест полосками бумаги.

Съемки кино почти приостановились, а если и велись, то весьма спорадически, от случая к случаю. Многих актеров и других членов съемочных групп мужского пола уже успели призвать в армию. Тем не менее агент умудрился отыскать для Фиби крохотную роль в новом кинофильме. Мрачная история о том, что может случиться в небольшой деревушке, если там вдруг десантируются вражеские парашютисты. Душераздирающие подробности ужасали своей натуралистичностью. Но разве не этого боятся все они сейчас в глубине души? Состав исполнителей был очень сильным, плюс красивые декорации. Все обещало зрительский успех и хороший прокат.

Огромным успехом у зрителей пользовался и новый фильм Чарли Чаплина «Великий диктатор», повествующий о восхождении Гитлера к вершинам власти. Но, конечно, самый сокрушительный успех выпал на долю американской ленты «Унесенные ветром» с целым созвездием звезд первой величины в главных ролях: Кларк Гейбл, Вивьен Ли, Лесли Говард. Эпический роман Маргарет Митчелл, повествующий о событиях Гражданской войны на юге США, перенесенный на экран уже в цветовом исполнении, в одночасье заполнил все кинотеатры Лондона. Зрители буквально ломились на просмотр, и фильм крутили безостановочно, по несколько сеансов в день. Фиби посмотрела «Унесенных» три раза и была очарована и сюжетом, и персонажами, и тем, как красиво снят сам фильм. Наверняка, думала она, после такого оглушительного успеха киноэпопеи поднимется спрос именно на костюмное кино. Ну и, конечно, на триллеры. Как жаль, что ее молодость уже в прошлом! Но все же она вполне еще может претендовать на сносные роли второго плана.

Фиби страшно скучала по внуку. Квартира казалась ей непривычно пустой. Китти работала сутками напролет, Билли томился в ожидании открытия нового театрального сезона. А Лондон между тем замер в ожидании начала уже реальных военных действий, собираясь с силами к решительной схватке с врагом. Фиби старалась воспользоваться любой возможностью, чтобы навестить своих в Шотландии, вплоть до того, что даже ехала туда на перекладных или отправлялась на машине с представителями киностудий, колесящими по стране с премьерными показами новых кинокартин. Для таких целей киностудиям выдавали дополнительные талоны на бензин, и случалось, что изредка ее тоже подсаживали на колесо.

Розовощекий малыш рос, прибавлял в весе, радовался новым игрушкам, а еще больше – самой бабушке. На пару дней к ним заглянула Примми. Она, по ее словам, трудилась сейчас в министерстве иностранных дел. Примми сделала себе короткую стрижку и модную завивку, представ перед ними в новом для себя облике. Калли очень обрадовалась подруге и с гордостью продемонстрировала ей сына. Но в остальном она хандрила. Вестей от бельгийских друзей почти не было. Почта работала нерегулярно. На Рождество она получила лишь одну поздравительную открытку от Марти. И никаких новостей от Ферранда.

Каролина подыскала няню для сына. Наняла дочь одного из местных фермеров по имени Джесси Диксон. Девушка оказалась на редкость трудолюбивой и заботилась о малыше с материнской нежностью. А у самой Каролины появилось время для того, чтобы начать работать в местных комитетах, занимающихся организацией самых различных мероприятий, связанных с начавшейся войной. Преданная няня в два счета разбалует мальчишку, тревожилась Фиби, наблюдая, как Джесси хлопочет вокруг Дезмонда. Надо бы попридержать ее рвение!

Калли активно трудилась и в составе комитета Женской добровольной службы по оказанию помощи армии. Заявок из вышестоящих армейских инстанций на их контингент добровольцев пока еще не поступало, но все это лишь дело времени, рассуждали они, и только. Впрочем, работы и без того хватало. Женщины-добровольцы трудились в благотворительных клиниках, занимались распределением продуктовых карточек и противогазов, этих мрачных атрибутов современных войн. Сама же Каролина даже не стала примерять детский противогаз на своего сына.

– Ему после такой резиновой маски всю жизнь будут кошмары сниться! – решительно отказалась она от экспериментов по защите сына на случай возможной газовой атаки. Ее любимый «Борис» тоже поступил на военную службу: машину использовали в качестве «Скорой помощи» при срочных вызовах, а также как средство передвижения для доставки эвакуированных. Сейчас они регулярно получали небольшое количество бензина на обслуживание машины, а умение самой водить машину очень пригодилось Калли в нынешних условиях.

Незаметно подошел первый в жизни Дезмонда день рождения. Ему исполнился годик. Фиби умудрилась раскопать на чердаке старую лошадку-качалку, на которой когда-то качалась и маленькая Калли. Качалку починили, привели в божеский вид и преподнесли в качестве подарка имениннику. В свое время Калли просто обожала свою лошадку. Расписанная темно-серой краской, гнедая в яблоках лошадка была еще великовата для сынишки, но ее поставили в детской возле окна в полной боевой готовности. Скоро малыш уже сможет самостоятельно качаться на ней.

Глядя, как внук радуется подарку, Фиби невольно вспомнила свое собственное детство. Ее дни рождения сопровождались гораздо более скромными подношениями. Мысли ее невольно перекочевали на брата. Кажется, пора восстановить отношения с Тедом. Долгие годы она все оттягивала этот момент, но война в одночасье все изменила. Кто знает, что ждет их впереди? Она отыскала адрес брата и, не став уведомлять его о своем приезде на случай, если он вдруг воспротивится ее визиту, неожиданно для всех появилась на пороге его дома. Она даже пренебрегла рекомендациями властей не разъезжать по стране без крайней надобности.

При виде брата Фиби испытала самый настоящий шок. Она увидела перед собой совсем изможденного старика. Ей стало неловко за то, что она живет в такой роскоши, а брат ютится в жалкой лачуге на окраине города.

Никакой радости при виде сестры брат не выразил.

– Вот наконец-то прибыла наша Королева Фей! – бросил он презрительным тоном. – Явилась не запылилась! – Тед внимательно обозрел Фиби с ног до головы. – Гордишься собой, да? Подослала к нам свою девчонку! Решила на меня спихнуть всю грязную работу, так, выходит? Как же, как же! Ко мне в гости нагрянула дочка Джо! Слышали вы такое? Твои выдумки годятся для дураков! А я – воробей стреляный. На твои сказочки не поведусь.

– Тед, перестань нервничать! Тебе нельзя! У тебя грудь больная! – засуетилась вокруг него жена. – А вы проходите и садитесь! Она же тебе родная сестра! Одна плоть! Нельзя так! – упрекнула женщина мужа. – Рада с вами познакомиться! Меня зовут Хильда.

– Да, Каролина рассказала мне о вас. Сказала, что вы приняли ее очень тепло. – Фиби немного помолчала. – Мне жаль, что я так долго не поддерживала с вами связь.

– Жаль?! Вы только посмотрите на нее! Ей, видите ли, жаль! Да ты и слова такого не знаешь, как «жалость». Оговорила перед девчонкой моего брата Джо, очернила перед ней его память. Он ведь, бедняга, с того света не сумеет постоять за свое доброе имя! – снова разбушевался Тед. – Разве тебя для того растили и воспитывали, чтобы ты обманывала людей? Наши родители, упокой, Господи, души их! – были добрыми и честными людьми. А ты в кого удалась? Все твои театральные штучки! Фиглярничала всю жизнь на сцене, привыкла притворяться, вот у тебя крыша-то и поехала в конце концов. А еще стала и нос драть. Дескать, мы тебе уже и не родня! Зачем с такими людишками знаться, когда я порхаю среди всяких важных господ? А на самом деле ты как была хористочкой, танцовщицей варьете, так ею и осталась. Поди какой-нибудь военный заделал тебе ребеночка, вот и все дела. Я прав? Так что не строй тут из себя даму! Я с такими женщинами не знаюсь! – Тед сердито отвернулся к огню.

– Да, я виновата! – склонила голову Фиби. – Но вот решила, что пришла пора нам снова стать семьей. То, что я делала, и то, как я себя вела… Я думала, так будет лучше для нас с дочерью. Намерения у меня были самыми благими, а получилось, как получилось. Все тайное, как известно, рано или поздно становится явным. И не всегда добрые намерения оборачиваются добрыми поступками.

– То есть девчонка тебя обставила, да? Убежала и оставила тебя ни с чем, да? Тебе фук от дочурки, да?

– Нет, с ней все в порядке. Родила здоровенького мальчика… Знаю, сестра из меня получилась никудышная, но сейчас у меня есть возможность помочь вам обоим.

– Мне от тебя ничего не надо!

– Ты еще не дослушал меня до конца! Я смогу арендовать для вас небольшой домик в северных пригородах Лидса. Там и воздух не такой грязный, как в городе, и не такая сырость, как здесь.

– Поздно мне уже сниматься с насиженного места. Нам и здесь неплохо!

– Ты, Тед Бордман, ничуть не лучше меня! Упрямец и гордец! Не хочешь думать о себе, так подумай хотя бы о жене! Она что, не заслужила шанса на более достойную жизнь?

– Перестаньте грызться, вы, оба! – рявкнула вдруг Хильда. – Спасибо за такое щедрое предложение! – сказала она, обращаясь к Фиби. – А ты, – повернулась она к мужу, – поступай как знаешь! Не хочешь ехать, сиди здесь! А я поеду одна! – она незаметно подмигнула Фиби. – Ой, мое белье на плите уже кипит-перекипит! Знаете что? Давайте-ка мы выпьем по чашечке чая и потолкуем как люди. Без этих криков и воплей. У меня и так голова раскалывается от боли! Расскажите-ка нам лучше о своем внуке!

Родители Примми помогли найти подходящий коттедж в Фар-Гедингли, одном из пригородов Лидса. В двух шагах мясная лавка, бакалейная лавка, кинотеатр неподалеку, хорошее автобусное сообщение с городом. Почему она не сделала этого раньше, корила себя Фиби. Но, во всяком случае, сейчас брат хотя бы снисходит до разговора с ней.

Война лишний раз показала им всем, как, в сущности, хрупка человеческая жизнь и как наивно загадывать о будущем в такое неопределенное время. Слава богу, у Фиби были некоторые средства, позволяющие облегчить жизнь своему брату. Она надеялась, что этот ее жест доброй воли хоть как-то примирит их и растопит тот лед отчуждения, который образовался за те долгие годы, пока они не общались. Вскоре пришло письмо от Хильды с новым адресом на конверте. Она благодарила Каролину за фотографии Дезмонда, которые та послала им, и расхваливала на все лады новое жилье.

Весной 1940 года ситуация резко обострилась. Немцы осуществили блицкриг, вторгшись на территорию Бельгии и Голландии. Потом последовал разгром британских войск под Дюнкерком. Все лето страна жила в ожидании вторжения немецких войск на Британские острова. Хотя внешне жизнь в Лондоне шла своим чередом. Народ, стараясь забыть об ужасах войны, предавался танцам на балах, кинотеатры ломились от публики. И так продолжалось до тех пор, пока немцы не стали регулярно, каждую ночь, бомбить Лондон.

Фиби была занята на съемках нового фильма, а потому безвылазно сидела в Лондоне. Очень скоро она привыкла и к вою противовоздушных сирен, и к канонаде ответных артиллерийских залпов (пушки были установлены по всему городу, даже в парках), и к слепящим огням прожекторов, обшаривающих каждый миллиметр ночного неба. Разве что нехватка сна валила с ног от усталости. Спать в бомбоубежище, в плотном кольце десятков, сотен людей, Фиби категорически не могла. Она не могла заставить себя даже вздремнуть хотя бы с полчасика. Земля над ними содрогалась от разрывов мощных авиационных бомб, выли пожарные сирены, глухо рокотали самолеты, волнами наплывающие на город со своим смертоносным грузом на борту. Это было страшно. И Фиби из последних сил старалась не поддаваться панике, помнить о том, что она – британка и обязана сохранять хладнокровие в любой ситуации.

Но вот, сбросив смертельный груз, самолеты неприятеля улетали прочь. Пошатываясь от напряжения и пережитого ужаса, Фиби выбиралась из бомбоубежища наверх, жадно вглядывалась в ночное небо, вдыхала в себя прохладный воздух, пахнущий порохом, озиралась по сторонам, видела, как пожарные сбивают пламя с поврежденных труб газопроводов, слышала, как трезвонят проносящиеся мимо кареты «Скорой помощи», как завывают пожарные машины, и сердце ее снова наполнялось ужасом и тоской. Сколько несчастных уже навеки погребены под этими полыхающими от огня завалами, думала она, разглядывая оранжевые всполохи пожаров над ночным небом Лондона.

Каждый налет оставлял свои ужасающие следы на теле города. Седой туман стелился густыми клубами по пустынным улицам города, он пах дымом, смрадом и тленом. Каждое новое сентябрьское утро несло новые смерти и новые страдания.

К счастью для Фиби, ее квартира пока еще не пострадала. Но в один из таких безрадостных дней к ней явился Билли, весь в слезах. Он принес ужасную новость. Бомба попала в тот госпиталь, где работала Китти. Прямое попадание. Китти как раз занималась эвакуацией больных в бомбоубежище. От нее не осталось даже тела, которое можно было бы оплакать и предать земле.

Шок от известия был столь сильным, что в первую минуту Фиби даже не смогла расплакаться. Две ее лучшие подруги ушли в мир иной, и теперь она осталась одна. Что-то в ней в тот день тоже умерло навсегда.

Китти всегда была для нее опорой, она была в ее жизни той силой, которой Фиби подпитывалась, когда сама слабела духом. Сколько дельных, сколько нужных советов получила она от подруги за долгие десятилетия их дружбы, советов, которые не раз выручали ее в трудной ситуации. К кому ей теперь обратиться за помощью? Кто поддержит ее в трудную минуту? Кто посочувствует ей? Когда Билли, наконец, ушел, она дала волю слезам. Слезы лились рекой, а она сидела и оцепенело разглядывала свою пустую квартиру, все еще не в силах поверить в то, что произошло. Какой смысл ей и дальше жить среди этой разрухи? Разве мало она насмотрелась на чужое горе? Разве сама она не пережила такое же горе, потеряв столько любимых и дорогих ее сердцу людей? И после всего этого политики еще толкуют о каком-то там мифическом гуманизме, думала она со злостью. Собственная беспомощность, бессилие изменить то, что происходит, приводили в неистовство. Внезапно Фиби почувствовала себя старухой, одинокой, никому не нужной старухой.

Спустя неделю после поминальной службы по Китти и ее медсестрам, погибшим вместе с нею в результате бомбежки, авианалеты на город возобновились с новой силой. От попаданий бомб пострадали даже Оксфорд-стрит и несколько других центральных улиц Лондона. И снова начались бессонные ночи в бомбоубежищах. Фиби, закутавшись в плед и прижимая к себе сумочку с документами, вслушивалась в оглушительные взрывы, от которых закладывало уши и готовы были лопнуть барабанные перепонки. А рядом с ней сидел какой-то старик и меланхолично наигрывал на губной гармошке полузабытые песенки, популярные еще в ту, прошлую войну. Сколько раз она сама пела их, выступая на фронте.

Но вот налет закончился, люди потянулись на выход. Фиби тоже вышла со всеми остальными на улицу и тут же поняла, что окружающий ландшафт изменился до неузнаваемости. Так и есть! Бомба попала прямо в их дом. Четырехэтажный жилой дом в мгновенье ока превратился в груду металла и дымящихся развалин. Кое-где еще виднелись разбросанные пожитки, остатки мебели. То, что еще вчера было родным домом для многих людей, превратилось в чудовищную, фантасмагоричную скульптуру на фоне зияющего провала.

– Назад! Назад! – кричали военные из оцепления. – Туда нельзя! Прорыв газопровода!

Все уничтожено, впрочем, ничего такого, о чем стоило бы горевать. Слава богу, Каролина заставила ее привезти в Далраднор старые семейные альбомы, записные книжки, драгоценную шкатулку с письмами Артура. Вовремя же она успела сделать это. И вот сейчас у нее нет дома, нет ничего, кроме того, что на ней. Да еще сумочка с документами. Слез снова не было. Да и о чем плакать? Подумаешь, вещи! Дело наживное. За этот ужасный месяц она потеряла свою лучшую подругу, которую уже никогда не вернешь.

– Ступайте сюда, дорогая моя! – ласково проговорила ей женщина в униформе. – Я сейчас отведу вас в холл и напою чаем. У вас шок.

Она закутала Фиби в одеяло и сунула в руки чашку с горячим сладким чаем. И Фиби двинулась, как пьяная, к очереди на оформление регистрации.

– У вас есть где жить, милая? – участливо осведомился у нее чиновник, ведущий запись. Фиби отрешенно помотала головой. Но тут же вспомнила.

– У меня есть дочь! – объявила она громко. – Я поеду к ней!

– Это куда? Нам нужно выправить все бумаги по новому месту вашего проживания.

– Далраднор-Лодж, Шотландия. Крышу над головой они мне дадут.

– Но не сегодня! – последовал ответ. – Пока мы можем подыскать вам отель.

– Тогда, пожалуйста, отель «Кавендиш», что на Джермин-стрит. Если он еще пока цел… – Фиби непроизвольно вздохнула. Когда-то она была так счастлива там вместе с Артуром. Может, и теперь его дух все еще ожидает ее в том номере.

 

19

В июле 1940 года в Далрадноре поселилась семья беженцев. Почти неделю беженцы ютились в холле одной из церквей Глазго. Они прибыли на Британские острова пароходом с острова Гернси. Город их принял, и власти пообещали предоставить жилье на длительный срок. У Калли в доме было несколько свободных спален, и она сразу же вызвалась приютить одну из семей у себя, понимая, как важно всем этим людям ощутить настоящую крышу над головой. Ведь все они странствуют уже более месяца. Ей подселили семью, состоящую из четырех человек: мать и трое детей. Мадам Лапланш, уроженка Бретани, вышла в свое время замуж за местного фермера. Он-то и отправил семью в эвакуацию, посадил всех четверых на один из кораблей, поджидавших беженцев, а сам остался на острове присматривать за своими овощеводческими угодьями. На данный момент остров уже был оккупирован немцами. Дети, две девочки, Бетин и Луиза, и мальчик по имени Жак, все были уже школьного возраста. Вид у Луизы был такой, словно она только что перенесла какое-то инфекционное заболевание.

– Господи боже мой! – пробормотала Мима при виде переселенцев. – Душа разрывается, глядя на этих несчастных! – И тут же стала хлопотать у плиты, заваривая чай. – Помыться им бы всем не мешало! Запах-то вон от них какой!

– Merci, madame, спасибо! – расчувствовалась мадам Лапланш. – Мы вам так благодарны!

Весь багаж семьи уместился в один раздолбанный чемодан, куда положили только чистое белье, четки и фотографии их огорода, на котором семья растила овощи на продажу. Кое-какую одежду семейству Лапланш выделил комитет по оказанию помощи беженцам, но детям мало что подошло. Правда, пока на улице стояло знойное лето, и они могли играть во дворе в чем есть, а позже, ближе к началу учебного года, всем им выдадут школьную форму.

Калли понимала, что это ее святой долг – помочь людям, спасающимся от войны. Точно так же когда-то, много лет тому назад, в далеком 1914 году, в Британию бежала семья Марти, и родители тети Китти приютили эту семью у себя. И вот снова, уже вторично в своей жизни, они оказались под оккупантами. Письма от Ферранда приходили крайне редко. Он сообщил ей, что вслед за братом Жаном-Люком тоже поступил на военную службу. Но когда страну оккупировали немцы, связь между ними и вовсе оборвалась. Сейчас уже было поздно отправлять то письмо, которое она написала когда-то, в самом начале войны, и которое столько раз порывалась отправить, но так и не отправила, и оно до сих пор пылилось в одном из ящиков ее письменного стола. Не приходилось сомневаться в том, что немцы наверняка экспроприировали замок у их законных владельцев и сейчас хозяйничают там на правах победителей. Калли было жаль несчастную графиню.

Зато ее собственный дом сейчас был переполнен людьми: Джесси и Дезмонд занимали детскую. Мадам Лапланш с двумя дочерьми разместили в большой спальне, Жак спал в гардеробной рядом с их комнатой.

В комнате Фиби пока царил полный беспорядок. Но где-то в середине сентября она неожиданно объявилась в Далрадноре, даже не уведомив о своем приезде, сжимая в руке весь свой нехитрый скарб, который остался после бомбежки. И ей тоже нужна постоянная крыша над головой.

Вид у нее был убитый. Калли обняла мать и подвела ее к креслу. Мима тут же приготовила чашечку чая, не пожалев чайной ложки столь драгоценного по нынешним временам сахара, который выдавали дозированными порциями и строго по карточкам. И лишь только тогда, когда она поведала обо всех ужасах, которые ей пришлось пережить, рассказала о страшной гибели Китти, Фиби упала плашмя на диван и дала волю слезам. Еще никогда Калли не видела мать в таких растерзанных чувствах. На нее было страшно смотреть, но чем она могла помочь Фиби? Разве что поплакать вместе с ней над утратой любимой тети Китти.

Но мало-помалу жизнь в Далрадноре как-то устаканилась и потекла своим чередом. Слава богу, радовалась в душе Калли, что у них есть куры, поросенок и свои овощи с огорода и тех грядок, которые они возделали дополнительно. Мадам Лапланш сразу же вызвалась помогать Миме на кухне, а Мима и рада была обзавестись компаньонкой. Мадам оказалась искусной поварихой и могла буквально из ничего приготовить вкуснейшее блюдо. Она без конца подбрасывала новые идеи Миме, и у той тоже даже старые привычные блюда заиграли по-новому. К тому же женщина еще была и отличной портнихой. Из старых прохудившихся простыней она шила отличные рубашки, съемные воротнички, перешивала подаренную им одежду больших размеров в платья для своих дочерей, а Дезмонду соорудила просто обалденное зимнее пальтишко из старого твидового мужского пиджака. Даже их садовник, мистер Баррел, и тот всегда любезно привечал француженку, потому что она охотно делилась с ним секретами того, как ее муж выращивает овощи.

Пока дети были в школе, в доме было относительно спокойно, но стоило им вернуться с занятий, и тут же воцарялся трамтарарам. Особенно доставалось Фиби в дождливую погоду, когда детям приходилось сидеть взаперти, что они компенсировали беготней по дому. А в результате у Фиби начиналась жутчайшая мигрень.

Калли изо всех сил старалась сохранить в доме мир. Она понимала, что матери нужен покой и нужно время, чтобы оправиться от пережитых потрясений. Они часто совершали долгие прогулки, во время которых Калли давала матери возможность выговориться. Фиби рассказывала дочери обо всем, что довелось ей наблюдать в Лондоне. Возвращаться назад она не спешила, но понимала, что как только ей позвонит агент с предложением новой роли, нужно будет ехать обратно.

– Я чувствую себя здесь лишней, – пожаловалась она дочери как-то раз утром, когда та приготовилась взять ее с собой на очередное собрание Женской добровольной службы. – Вы все заняты делом. А что делать мне?

– То, что ты умеешь делать лучше всего, мам! – сказала Калли, не задумываясь, и тут же спохватилась. А ведь и правда! Пора матери заняться привычным для нее делом. – Возвращайся на сцену и весели народ! Уверена, многие концертные бригады будут просто счастливы работать под твоим руководством.

– Поздно мне уже прыгать по сцене, словно девочка! – вздохнула Фиби, разглядывая гусиные лапки в уголках глаз.

– Ничего не поздно! – упрямо стояла на своем Калли. – Ты только позвони, и отбоя не будет от приглашений. Все госпитали постоянно ломают голову над тем, где найти людей, которые бы сумели развлечь раненых. А с твоим-то опытом! Так что хватит разыгрывать передо мною старенькую беззубую бабушку! – Обе они невольно рассмеялись, и у Калли отлегло на сердце, когда она увидела искорки интереса в измученных глазах матери.

«А что делаю я сама для победы? – размышляла она ночью, мучаясь без сна. – Ращу ребенка, и только! Ну, приютила у себя беженцев, ну, работаю в Женской добровольной службе. И это все? Да другие всецело отдают себя фронту и дома отдают целиком в распоряжение тех, кто лишился крова».

Взять хотя бы Примми. Калли очень обрадовалась, когда та нежданно объявилась на пороге ее дома, элегантная, в красивом костюме. Она работала сейчас в каком-то министерстве по делам снабжения фронта. Впрочем, о своей работе она упомянула вскользь, как бы между делом, словно и не это было сейчас главным в ее жизни. Калли даже почувствовала зависть, слушая ее рассказы о веселой холостяцкой жизни, о всяких шикарных приемах и вечеринках, на которых она побывала, живя в Лондоне. Но подруга до сих пор была одинока. К тому же она никогда не была фантазеркой. Так с какой такой стати она с таким упоением рассказывает ей именно о светской стороне своей жизни?

– Тебе доводилось встречаться с бельгийскими военными? – поинтересовалась у нее Калли. – Может, слышала что-то о братьях Ван Гротен?

Шанс иллюзорный, подумала она про себя. Если бы Ферранд эвакуировался вместе с теми британскими частями, которые отступали под Дюнкерком, он бы уже давно позвонил ей.

– Нет. Но в Лондоне много французов и поляков. Они налаживают радиовещание на оккупированные территории. Приезжай в Лондон. Я там тебя познакомлю кое с кем. Быть может, они в курсе. Пора тебе уже самой отметиться в столице!

– Не могу! У меня тут столько всего!

– Ерунда! В доме полно взрослых! Присмотрят за твоим малышом. Они с радостью отпустят тебя на недельку-другую. Твой сынишка вполне удовлетворится обществом няни. Надеюсь, на нее можно положиться?

– Конечно! Джесси очень разумная и практичная девушка. Но еще слишком рано! Да и Фиби меня волнует. Она сама не своя! Ужасная гибель тети Китти, потом эта бомбежка, разрушившая ее дом, – все это очень повлияло на мать. Но, думаю, она справится! Она ведь из той категории людей, которые никогда не сдаются. А как ты? Как твоя жизнь? Как домашние?

– Папа призван на службу в медицинский корпус. Мама управляется со своей клиникой. Старший брат пошел в армию. Где он и что с ним сейчас, пока не знаю.

– Интересно, где будем мы все в конце войны, – задумчиво обронила Калли.

– Думаешь, будем танцевать под дудку Гитлера? – улыбнулась Примми. – Вряд ли! Конечно, чтобы осилить такого врага, времени потребуется немало. Но мы его в конце концов одолеем!

– Как бы я хотела тоже сделать больше для фронта, для победы!

– Ты растишь сына, поддерживаешь огонь в семейном очаге. Это уже немало!

– Но ты! Вот ты действительно делаешь немало! Твоя работа гораздо важнее всей той суеты, которой занимаюсь я. Пора и мне подумать о настоящей работе! – Калли вдруг почувствовала себя виноватой в том, что на фоне подруги ее вклад в общее дело такой жалкий, такой мизерный.

– Перестань! – попыталась урезонить ее Примми. – Пока твое место рядом с сыном.

Но разумные доводы подруги показались Калли несостоятельными.

– А помнишь, что говорила нам Корки в школе? «Мисс Макалистер всегда старалась быть полезной, и она всегда была первой, прокладывая путь другим».

– Да уж! Помню, как мы решили опробовать ее опыт на своей практике! – весело рассмеялась Примми. – Вскарабкались на башню безо всякой лестницы. Вот то был номер! Вот что я скажу тебе, подруга! Тебе нужно сменить обстановку, хотя бы на время! Оторвись от семейных дел и приезжай в Лондон! Это приказ!

Примми уехала, а Калли долгими бессонными ночами пережевывала подробности их бесед и размышляла над тем, что ей делать. Разве все они ощущают в полной мере, живя здесь, что такое война? Их даже не бомбят. Нельзя же просидеть всю войну сложив руки, пока другие гибнут под бомбежками и на фронтах. Да, у них здесь – тишь да благодать, и это неправильно!

И словно сам Господь услышал ее мысли. Потому что на следующее утро пришло письмо, кардинально изменившее всю жизнь Калли.

– Что это? – разволновалась Фиби при виде письма. – Похоже на какую-то официальную бумагу.

Калли быстро пробежала глазами текст письма.

– Ты же помнишь, мы посылали фотографии с окрестностями замка, чтобы узнать хоть какие-то новости о том, что там творится. И вот меня приглашают в Лондон. Думаю, хотят сообщить то, что им удалось выяснить.

Такое странное, почти мистическое совпадение, размышляла она про себя. И этот неожиданный вызов в Лондон!

– Да нет! Это слишком неправдоподобно! Ты послала какие-то там любительские снимки, и тебя тут же приглашают в столицу! Дел у них других нет! – Фиби взяла письмо и внимательно прочитала его, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, могущую дать ей ответ на вопрос, зачем дочь вызывают в Лондон. – А вдруг это как-то связано с Тоби? – предположила она. – И тебя просто проверяют?

– Я о нем ничего не слышала уже сто лет! И вряд ли услышу до того момента, как затею бракоразводный процесс. Может, они хотят узнать у меня какие-то подробности о тех территориях, которые прилегают к замку? Но я уже все плохо помню. Кстати, Примми тоже звала меня в Лондон. Говорила, что мне нужно на короткое время сменить обстановку. Настаивала, чтобы я приехала к ней в гости.

– В Лондоне опасно! Ты не имеешь права рисковать собственной жизнью, имея маленького ребенка на руках!

Фиби старалась быть рассудительной.

– Я постараюсь вести себя осмотрительно. Но мне уже самой интересно, в чем тут дело. Вот! Они даже бесплатный проезд мне предоставляют! А Дезмонд прекрасно проведет время с вами! У него столько обожателей! Я ведь недолго в отлучке пробуду.

Что-то в полученном письме было не так, какая-то была в нем интрига, которая пока ускользала от Калли. Письмо официальное и на официальном бланке, но вот его содержание очень расплывчатое. Можно сказать, ни о чем. Неужели это Примми постаралась? Она ведь тоже вела себя очень странно. И ни о каком министерстве по делам обеспечения фронта Калли ни от кого более не слышала. Да и существует ли оно вообще? И там ли трудится Примми на самом деле? Неужели это письмо – ее рук дело?

Готовясь к встрече, Калли оделась со всей тщательностью. Нельзя же явиться в присутственное место в таком виде, какой бывает у людей, проведших в пути бессонную ночь, да еще и под бомбежками, когда то и дело приходилось выходить из вагона и вжиматься всем телом в железнодорожную насыпь.

Примми оставила ключи от своей жилой комнаты под кирпичом в стене. Целую неделю она работала где-то за городом, а потому Калли застала в ее комнате самый настоящий кавардак. Да и вид Лондона ее потряс. Столько руин, целые кварталы снесены с лица земли. В документальных хрониках, которые показывают в кинотеатрах перед началом сеансов, все эти разрушения никогда не демонстрируются. Как же могут все эти люди жить и работать здесь, невольно задалась она вопросом. Почти все магазины закрыты, окна в домах зияют пустыми глазницами, кругом горы мусора, автобусы стоят прямо на тротуарах. Но Лондон между тем продолжал жить и работать. И Калли вдруг почувствовала прилив гордости за своих соотечественников, которых не сломили никакие вражеские бомбардировки.

Отель, где ей была назначена встреча, располагался неподалеку от Вестминстерского аббатства. Она назвала свое имя охраннику на входе и стала ждать, пока ее пригласят. Само здание отеля показалось ей крайне затрапезным и даже каким-то неряшливым. Как правило, мимо таких домов проходишь, не обращая на них никакого внимания. Как же в таком отеле живут люди, подумала она, поднимаясь по лестнице на самый верхний этаж. Ведь им же нужно где-то спать, что-то есть… Она замерла перед нужной дверью в ожидании, что ей откроют. Да, совсем по-иному представляла она себе место встречи с анонимными столичными чиновниками.

Но вот дверь распахнулась, и навстречу к ней вышел высокий представительный мужчина. Правда, он не представился, а провел ее прямиком в свой кабинет. Письменный стол и два старых потертых кресла, вот и вся обстановка. В комнате было свежо, если не сказать холодно. К ее вящему удивлению, мужчина обратился к ней по-французски, видно, желая проверить, насколько хорошо она понимает язык и насколько быстро ответит ему. Калли ответила с ходу. На столе лежала почтовая открытка, слегка помятая по краям. Такое впечатление, будто ее не раз складывали и многократно сворачивали трубочкой.

– Насколько я понимаю, эта открытка адресована вам! – мужчина подвинул открытку ближе к ней. – Как вы познакомились с человеком, который написал ее?

Калли сразу же узнала почерк Ферранда и замерла от неожиданности.

– Эту открытку мне написал Луи-Ферранд Ван Гротен. Мы встретились с ним в Каире.

– Полагаю, он был вашим любовником?

Прямота вопроса заставила Калли поежиться. Она неопределенно пожала плечами и ничего не ответила.

– Итак, миссис Ллойд-Джоунз… Или вы предпочитаете «миссис Тоби Джоунз»? Так вот, я готов сообщить вам следующее.

После чего последовал пространный рассказ о ее жизни, плюс некоторые неизвестные ей подробности о мошеннических операциях Тоби и о том, что он где-то сейчас скрывается под вымышленным именем. А далее последовало описание того, как она встретилась с Феррандом в Александрии и вступила с ним позднее в любовную связь, уже в Каире.

– Так вам известно, где сейчас находится Ван Гротен? – закончил свой монолог мужчина.

Калли нервно сглотнула слюну. История собственной жизни в пересказе постороннего человека вызвала у нее оторопь. Она выдавила из себя жалкое подобие улыбки и промямлила:

– Я думала, меня пригласили по поводу некоторых фотографий…

– Вы провели несколько месяцев в Бельгии, не так ли? У вас едва заметный фламандский акцент, когда вы говорите по-французски, но все же графиня Ван Гротен приняла вас в свою школу. Я правильно излагаю события?

Мужчина замолчал и снова стал внимательно наблюдать за ее реакцией.

– Да, я обучалась в ее школе. У нас была небольшая группа учениц. Все вместе мы путешествовали по Бельгии.

– У вас ведь и няня была родом из Бельгии, не так ли? Из семьи фламандских беженцев.

– Да, Марти! Она жива?

– Вы хорошо говорите на фламандском?

– Немного.

К чему все эти вопросы? Куда он ведет, недоумевала Калли. Но вслух она рискнула озвучить лишь коротенький вопрос:

– А зачем это?

– Нам нужны хорошие переводчики, а также люди для выполнения других ответственных поручений. Ваше прошлое нас заинтересовало. На этом пока все, миссис Джоунз.

– Как к вам попала открытка от Ферранда?

– Скажем так: ее переслали к нам не совсем обычным способом и, как вы догадываетесь, не по официальным каналам.

Мужчина вдруг резко поменял тему разговора:

– Как вы вообще относитесь к оккупации Бельгии? У вас есть какие-то контакты с вашими друзьями, которые остались там?

«Ага, – мелькнуло у нее, – этот человек проверяет меня на политическую лояльность и вообще интересуется степенью моей информированности».

– В газетах про Бельгию почти ничего не пишут, – начала она робко. – Конечно, я очень переживаю за своих друзей, которые остались там. Если нужно сделать что-то, чтобы помочь им, я готова… Но что именно от меня требуется?

Поначалу она говорила на французском, слегка запинаясь, но когда разговор пошел на привычные темы о друзьях и близких, язык развязался сам собой, и ее речь полилась легко и свободно. Неужели их интересует именно ее бельгийское прошлое?

Мужчина неторопливо поднялся из-за стола.

– Благодарю за помощь! Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор строго конфиденциален. Но если вы нам вдруг понадобитесь снова, я хотел бы знать, где и как мы можем разыскать вас.

Она продиктовала лондонский адрес Примми и свой домашний адрес в Шотландии.

– О, я знаю эти места! Прекрасная природа! И рыбалка великолепная. Насколько мне известно, вы приютили у себя в доме семью беженцев и у вас маленький сын. Полагаю, его отец Ван Гротен?

Осведомленность собеседника начинала пугать Калли. Во всяком случае, еще никто не озвучивал подобную догадку вслух.

– Дезмонд прежде всего мой сын! А кто его отец – это уже вопрос вторичный! – вспыхнула она.

– Вы очень благоразумны и рассудительны, миссис Джоунз. Особенно учитывая тот факт, что на деле вы никогда не были женой мистера Джоунза.

– Мы были женаты! – возмутилась Калли. – Мы поженились в 1935 году на борту судна «Мари Соланж», вышедшего из Марселя в порт Александрия. Наш брак зарегистрировал лично капитан судна.

По какому праву этот человек так бестактно вмешиваться в ее личную жизнь?

– Судно-то было не британское. К тому же вы не обратились в Отдел регистрации гражданских актов в Доме святой Екатерины за получением соответствующего уведомления о браке. Так что ваш брак – это фикция перед лицом закона.

– Я не знала, что нужно делать какое-то уведомление, – растерялась Калли. – Это важно?

– Только в том случае, если вы захотите затеять официальную процедуру развода. В сущности, вы оба с вашим бывшим мужем свободные люди, так как никаких официальных подтверждений о законности вашего брака с точки зрения британского законодательства нет. Посему вы можете выходить замуж за кого угодно. Как я понимаю, тот человек в Бельгии ждет не дождется вашего согласия. Всего доброго, миссис Джоунз! Точнее, мисс Бордман.

Калли вышла из кабинета, пошатываясь от всего того, что только что узнала. Она медленно побрела по лестнице к выходу. Совсем не о таком собеседовании она воображала, сидя в поезде! И кто же этот грубиян, интересно, который так бесцеремонно обошелся с нею? Перерыл своим длинным носом все ее грязное белье! Докопался до самых интимных подробностей ее личной жизни и с видимым удовольствием выложил их перед нею. Зачем? С какой целью? Она еще крепче сжала в руке открытку от Ферранда. Слава богу, он жив! И по-прежнему думает о ней. Неужели она действительно свободна, как только что заявил ей этот грубиян? Значит, она хоть сейчас может связать свою судьбу с Феррандом. Скорее всего, Тоби с самого начала знал, что их брак – это всего лишь пустышка для отвода глаз. Почему-то она совсем не удивилась такому открытию.

Калли зашла в ближайшее кафе и, усевшись за столик, стала внимательно изучать открытку. Такое впечатление, будто кто-то перевозил ее в форме обычной сигареты. Цветное изображение на открытке покрылось десятком мелких трещин и царапин.

Моя дорогая!

Надеюсь, ты жива и здорова. У нас здесь очень трудно. Брата убили, мама потеряла рассудок от горя. Она больше не может жить одна. Я вернулся в университет, помогаю чем могу тем, кто нуждается в помощи. Мечтаю о том, чтобы ты была рядом со мной. Как мне холодно и неуютно без тебя! Но мы ведь знавали и лучшие времена, не правда ли? Но какими далекими кажутся мне те дни и ночи, когда я держал тебя в своих объятиях. С нетерпением жду, моя родная, того момента, когда мы снова будем вместе.

Подписи не было. Впрочем, Калли она была и не нужна. Никаких имен, без указания мест, без обращения к ней по имени, без указания ее адреса. Как же ее нашли? И кто привез эту открытку из оккупированной Бельгии сюда, в Англию? И что означают слова Ферранда о том, что он помогает тем, кто нуждается в помощи? Да, каждое предложение в этом коротеньком послании было исполнено особого смысла, и ей еще предстоит понять его. А пока же она читала и перечитывала открытку, и слезы струились по ее щекам, стекая на бумагу.

Ну почему я не сказала тебе о Дезмонде? Зачем утаила от тебя правду о нашем сыне? И каким опасностям ты подвергаешься там, у себя на родине, спасая людей?

Столько всего осталось недосказанным. В мгновение ока обычная почтовая открытка приобщила Калли к какому-то таинственному, совершенно неизвестному ей миру, в котором все покрыто завесой секретности. Да и сама она тоже стала частью пока еще непонятной ей тайны. Ведь не случайно же тот человек в кабинете дал ей понять, что именно ее французский с фламандским акцентом может им пригодиться. Что, если они пригласят ее снова? Должна ли она давать согласие на сотрудничество с ними?

В сущности, у нее есть выбор. Она может отправиться первым же поездом к себе домой, и никто ее за это не осудит. Ведь у нее же маленький сын! Однако в душе Калли понимала, что коготок ее уже увяз. Может быть, именно там, в этом непонятном ей, скрытом от посторонних глаз мире, за этой невзрачной дверью, выкрашенной в неброский коричневый цвет, она и сумеет наконец принести пользу общему делу? Она почти физически ощущала, что этот мир опасен, очень опасен, но лишь сильнее горячилась ее кровь в предвкушении опасностей. Вот они, ее вызовы, которые она смело принимает. Правда, ей пока никто ничего конкретного и не предлагал. А вдруг она провалила первое собеседование? И второй попытки ей не дадут? Нет, надо дождаться их решения! И только потом она станет решать свою судьбу и выберет путь, по которому пойдет дальше.

 

20

Фиби с огромным воодушевлением вживалась в новую для себя роль: организация концертных бригад в рамках Национальной ассоциации службы развлечений для нужд фронта и выступления на передовой и в тылу. Все как в старые добрые времена, когда она исполняла зажигательные песни перед участниками Христианского союза молодежи в составе труппы знаменитой Ашвелл, с легкой руки которой и зародился в годы Первой мировой этот почин, когда артисты всех жанров стали выезжать на фронт с концертами.

Несмотря на то что многие из ее театральных друзей поначалу скептически отнеслись к идее возрождения концертных бригад и даже подтрунивали, говорили, что лучше всего английскую аббревиатуру, обозначающую саму Национальную ассоциацию, расшифровывать так: «каждый вечер мы предлагаем вам нечто ужасное», так вот, вопреки всем этим разговорам, Фиби снова с удовольствием надела на себя военную форму и принялась делать ту работу, которая нужна в военное время. И так приятно было снова вдохнуть в себя запах грима, почувствовать шорох кулис, даже если порой приходилось добираться по разъезженным дорогам в каком-нибудь древнем шарабане, бог знает на какой дальний форпост, и все для того, чтобы хоть немного повеселить уставших и замерзших солдат.

Их концертная бригада была сборной командой: подозрительно кудрявый тенор, явно с накладкой из искусственных волос, хорошенькая пианистка, подвизающаяся в роли аккомпаниатора, с перманентными кудряшками на голове, радующая глаз своими восхитительными пышными формами, три вечно хихикающие хористки с хорошим взмахом ноги. Девицы отплясывали канкан с такой искрометностью, что, казалось, под их ногами даже бетонное покрытие на импровизированной сцене может превратиться в крошево. А еще еврей с печальными глазами, который исполнял музыкальные номера на виолончели. Своей музыкой он не раз заставлял всех их плакать, ронять скупые слезы прямо в чашки с чаем. Сама Фиби отвечала за, так сказать, классическую литературу: она читала стихи, отрывки из прозы, разыгрывала смешные сценки из старых комедий, пытаясь поднять настроение своим зрителям. Конечно, все это очень смахивало на обычную самодеятельность, особенно если учесть, что пианино было на последнем издыхании, в качестве сцены использовались деревянные поддоны, которые сверху закрывали старым ковром, театральный зал заменял собой какой-нибудь заброшенный холодный овин или рига, а все освещение – это десятки фонариков в замерзших руках зрителей. Но в каких бы условиях они ни выступали, концерт всегда завершался исполнением бравурной патриотической песни. После чего Фиби, словно курица-наседка, внимательно следила за тем, чтобы все хористки вернулись в места своего расквартирования с незапятнанной репутацией и непопранной честью.

На ужин им обычно предлагали картофельный пирог, к чаю подавали печенье на внутреннем жире, твердое, как подошва сапога, или небольшой кусочек фруктового пирога. Если фортуна улыбалась и им удавалось поужинать вместе с офицерами, то была и выпивка. Если вдруг с неба к ним в бригаду спускалась настоящая эстрадная звезда, которая в самую последнюю минуту заявляла, что тоже готова поучаствовать в сборном концерте для солдат, то хлопоты многократно увеличивались. Его или ее нужно было обязательно обеспечить отдельной гримерной или, на худой конец, отгородить портьерой часть общего помещения, в котором они все готовились к выступлению, отутюжить театральный костюм (а еще попробуй разыщи этот утюг на фронте), а после концерта сопроводить звезду до ближайшего приличного отеля.

Больше всего Фиби любила выступать в госпиталях. Она видела, с каким вниманием, с каким жадным интересом смотрят и слушают их искалеченные солдаты и матросы, готовые даже подпевать артистам, когда те исполняли любимые всеми старые песни. И снова память невольно возвращала ее в те далекие времена, когда она впервые встретилась с Артуром в офицерской столовой после одного из таких концертов. Он тогда показался ей почти полубогом: только что с передовой, еще весь в грязи и пыли, но такой красивый! И такой уставший… Как же она могла так опрометчиво расстаться с ним еще до войны? И ведь могла бы так и пройти мимо главной любви всей своей жизни. Разве можно забыть те прекрасные дни, когда она была молода, когда они с Артуром были полны надежд и планов на будущее? Какое же это было блаженство – лежать в его объятиях в номере отеля «Кавендиш»! А потом они отправились покупать ей обручальное кольцо… Ах, если бы на той войне Артур остался в живых! Да, но тогда он, скорее всего, снова бы оказался на фронте! И уже вторично рисковал бы своей жизнью, подвергая ее смертельной опасности. Как же она устала от всех этих войн! Сколько горя принесли они в ее жизнь!

Так приятно было после фронтовых гастролей снова возвращаться в Далраднор, хотя бы на несколько дней. Ванна, вкусная еда, и Фиби буквально на глазах оживала. В доме все было отлажено, как в хорошем часовом механизме. Мима и мадам Лапланш следили за старшими детьми, Джесси возилась с Дезмондом. Каролина куда-то постоянно исчезала, щеголяя в новенькой униформе Женского добровольческого батальона оказания первой помощи. Новые обязанности требовали постоянного присутствия на каких-то курсах, то тут, то там. Но о работе Каролина говорила неохотно, сказала только, что ее привлекают прежде всего в качестве переводчика. Дескать, будет переводить какие-то бумаги в офисе. Из Лондона ее дочь вернулась совсем другой. Судя по всему, предложение поработать военным переводчиком ее очень взволновало. Но Фиби пришла в ужас.

– У тебя же маленький ребенок на руках!

– Но я же не вступаю в регулярную армию, – возразила ей Калли. – Мне предложили заняться делом, которое я хорошо знаю. И зачем, скажи мне, торчать без дела в доме, где полно женщин? Уж они-то позаботятся о том, чтобы огонь в нашем семейном очаге не погас. Разве ты сама не так поступала когда-то? – Калли бросила на мать укоризненный взгляд.

Сколько еще ей придется терпеть эти упреки от дочери, подумала про себя Фиби. Но права возражать у нее действительно не было. Ведь она точно так же бросила когда-то малышку дочь на руки Марти в этом же самом доме и уехала прочь, зарабатывать деньги на стороне.

Конечно, Джесси – хорошая няня, никто не возражает. Но будет жаль, если ее дочь тоже пропустит те счастливые мгновения, когда наблюдаешь за тем, как растет твой ребенок. А Дезмонд растет не по дням, а по часам. Ему уже три годика. Живой, любознательный ребенок. И такой умненький! Высокий не по годам и очень независимый. Слава богу, мальчик совсем не похож на Тоби. Дети мадам Лапланш уже давно приняли малыша в свою компанию, и все четверо с упоением носятся по саду, копошатся в стоге с сеном, которое заготовил рачительный мистер Баррел, собирают яйца в курятнике или строят шалаши в ближайшем леске. Достаточно посмотреть на ребенка, чтобы понять, что Дезмонд полностью и абсолютно счастлив. Каролина вернулась домой из Лондона с маленькими подарками для каждого, а детям привезла еще и немного конфет, редчайшее лакомство по нынешним временам. Все свое свободное время, пока ее не призвали на службу, она проводила с сыном.

Говорили, что немцы начали бомбить Глазго и есть сильные разрушения. Но никто толком ничего не знал, потому что почти все дороги были перекрыты военными блокпостами. Регулярным бомбардировкам подвергались и портовые сооружения Клайда. В результате было разрушено и множество жилых домов вокруг. К счастью для обитателей дома, в Далраднор долетал лишь отдаленный гул вражеских самолетов. В такой глубинке их никто не бомбил.

Фиби понимала, что ее дочь должна сама определиться со своим выбором, как и где она хочет помогать фронту. Единственное, что ее смущало, так это то, что Каролина постоянно колесит по стране, переезжая с одного места в другое. А однажды она вернулась домой вся в синяках, со сломанными ногтями и ссадинами на руках. Стараясь не смотреть на мать, она пояснила, что в темноте светомаскировки за что-то зацепилась и упала. И вот сильно побилась. Впервые Фиби заподозрила неладное, нечто такое, что настораживало и даже пугало. Что же это за работа такая у дочери? Насколько она опасна? И что так тщательно скрывает от нее Каролина?

 

21

Каролина уставилась на собственное отражение в зеркале. Все эти ранние утренние кроссы по пересеченной местности, ночные марш-броски и бесконечные лекции в каком-то загородном доме неподалеку от Лондона сделали свое дело: она сильно похудела и осунулась. Она все еще никак не могла поверить в то, что ее отобрали для обучения и последующей нелегальной работы на оккупированных территориях. Когда координатор программы очень коротко, но емко объяснил ей, в чем именно заключается суть работы за линией фронта, она поначалу даже задохнулась от неожиданности, но, не задумываясь ни секунды, тут же дала свое согласие. Ей сказали, что ежеминутно придется рисковать жизнью, полностью зависеть от настроения и воли незнакомых людей, не узнавать тех, кто, быть может, узнает ее, постоянно жить под прикрытием и делать многое другое.

– Хочу, чтобы вы поняли меня абсолютно правильно, – сказал ей человек, проводивший собеседование. – Мы будем готовить вас отнюдь не к заброске в Свободную зону. И, следовательно, любой провал может означать только одно. Буду с вами откровенен. Эта работа – не для женщин, тем более с маленьким ребенком на руках, но ваш фламандский акцент, знание местности – все это очень может пригодиться нам для налаживания связи и последующего создания коридоров, по которым мы сможем вывозить из Франции и прилегающих территорий людей, спасая им жизнь. Работа страшно опасная. Многих наших агентов предали, их схватили нацисты и расстреляли. А потому не давайте мне ответ прямо сейчас. Пусть у вас будет хотя бы ночь для раздумий. Ведь утро вечера мудренее.

Всю ночь Калли пролежала с широко открытыми глазами на походной кровати Примми. Ей очень хотелось поделиться всем с подругой, но она не могла. Ведь ее болтливость могла означать только одно: она не умеет хранить тайну. Но что, если случится самое худшее? И тогда ее маленький сынишка останется круглой сиротой: ни отца, ни матери. И сможет ли она… готова ли вести двойную жизнь, притворяться, обманывать всех тех, кто ее любит?

«Господи, – молила она, – помоги мне и наставь на путь истинный». Но небеса молчали, а всепоглощающее желание служить родине только крепло. Она получила самое привилегированное образование, выросла в комфорте и уюте большой деревенской усадьбы, ни в чем и никогда не знала нужды. Что ж, пора платить по долгам. Родина ждет! Ведь и ее возлюбленный тоже сражается за свою родину и тоже ежеминутно рискует своей жизнью. Зато, если им повезет уцелеть в этом аду, то, быть может, они и сумеют построить настоящую семью и быть счастливы все трое вместе с их сыном. Странно, но Калли почти физически ощущала ту любовь, которую испытывает к ней Ферранд, да и сама она сгорала от такой же всепоглощающей любви к нему. Она должна заслужить свое счастье быть рядом с таким человеком. А для этого нужно идти на передовую, а не отсиживаться в шотландской глуши и томиться в бездействии.

Калли успешно прошла все собеседования и выдержала все испытания, в отличие от многих, и уже на следующий день скрепила своей подписью Акт о неразглашении государственной тайны. И лишь затем ее стали вводить в курс дела и объяснять, в чем состоит главная цель подобных секретных миссий.

Во время курса подготовки ее мускулы постоянно ныли от перенапряжения и нагрузок, но с каждой новой тренировкой она чувствовала, как тело ее становится все более крепким и послушным. У нее не было никаких навыков и даже склонностей к радиоделу, но она сравнительно быстро освоила работу с радиопередатчиком, научилась шифровать и расшифровывать сообщения. А еще она теперь владела оружием, могла легко раствориться в любой толпе и уйти от преследователя, что не раз и демонстрировала на практических занятиях, которые проводились на улицах города. Калли старательно изучала карты местности, силилась вспомнить все те места, которые посещала еще до войны. Главное для любого нелегала – это быть незаметным, не привлекать к себе излишнего внимания и при этом уметь схватывать на лету мельчайшие изменения в том, что происходит вокруг. Такие навыки во многих случаях способны гарантировать агенту жизнь и уберечь его от провала и последующего ареста.

Само собой, женщина, торопящаяся куда-то по своим делам, всегда вызовет меньше подозрений, чем молодой мужчина призывного возраста. Именно поэтому руководство спецслужб хоть и с большой неохотой, но все же согласилось привлекать к этой опасной работе и женщин. В ее учебной группе было несколько француженок разного возраста, женщины самой разной внешности, происхождения и прочее. На каждом очередном этапе подготовки их строго оценивали и начисляли штрафные баллы. Постепенно Калли привыкла к тому, что за ней постоянно наблюдают. От глаз строгих наставников не укрывался ни малейший промах. В их работе нет мелочей. Важно все, даже то, как ты отставляешь от себя пустую тарелку после трапезы, на английский манер или по-французски. К тому же Франция – страна с правосторонним движением, в отличие от Британии, а потому, пересекая проезжую часть, надо вначале посмотреть налево, а потом направо, а не наоборот. Она должна вжиться в свой новый имидж: приходящая няня, приехала в Брюссель в поисках работы.

Да, усвоить нужно было многое, но так мало времени для шлифовки каждой детали своей легенды, включая и внешний вид, прическу, платья. Все зубные пломбы ей удалили и заменили пломбами французского образца. Одежда тоже должна быть исключительно местного производства. Важно все, даже машинная строчка на жакете или пальто. Белье тоже доставили с континента. Кое-что отдали бельгийские беженцы. Нельзя ничего пускать на самотек. Учесть нужно все.

В ее задачу входила передача важных зашифрованных сообщений и прочей информации. В случае поимки такого агента это означало одно: мгновенная смерть – если повезет; арест и камеры пыток – если повезет меньше. Словом, Калли предстояло стать настоящей актрисой, с лихостью перевоплощаться из одной роли в другую и делать это не хуже, а, быть может, гораздо лучше, чем это делает ее мать, профессиональная актриса. Малейший промах, мельчайшая ошибка, мимолетная забывчивость, и ее с треском выставят за дверь и отправят назад в Далраднор или сошлют еще куда подальше, например, на Внешние Гебридские острова. И станет она там в обстановке полной секретности дожидаться окончания войны.

Конечно, она обожает своего сына и бесконечно любит родной дом, но и они, сын и ее любимый Далраднор, отступают на второй план перед тем, что есть ее долг перед Родиной. В конце концов, именно за них она и будет сражаться. Дезмонд должен вырасти в свободной стране, под чистым и мирным небом, и если в ее силах ускорить наступление мира хотя бы на один день, она без раздумий отдаст за это свою жизнь.

– Я смогу, я выстою! Я преодолею все! – убеждала она себя.

Быть может, в один прекрасный день ее родная школа и любимая наставница мисс Коркоран еще будут гордиться своей славной ученицей и ее подвигами.

Самой тяжелой оказалась тренировка на выносливость, которую проводили в небольшом местечке на северо-западе Шотландии. Что такое выживать в столь непростых климатических условиях, новобранцам пришлось испытать на себе в полной мере. Они питались тем, что смогли найти сами: соскабливали мох с поверхности скал, убивали какую-то живность, пригодную для употребления в пищу, если такая подворачивалась, но сами старательно избегали случайных встреч с охотниками и их гончими стаями. Но не нами сказано: много званых, но мало избранных. Так случилось и с их группой, ряды которой заметно поредели после теста на выживание, пожалуй, самого трудного и ответственного. Но именно он должен был в полной мере подготовить курсантов к наихудшему сценарию развития событий. Калли испытание выдержала. Она научилась с ходу оглушать неприятеля, стрелять на поражение, бороться и применять приемы борьбы, пускать в ход против соперника нож, если того требуют обстоятельства. Конечно, от зоркого глаза Фиби не укрылись ни ее исцарапанные в кровь руки, ни синяки на теле. Мать смотрела на нее с плохо скрываемым подозрением, но – надо отдать ей должное! – вопросов не задавала.

Калли очень хотелось поделиться с матерью хотя бы крохами той информации, которая касается ее будущей миссии, но вдруг она ненароком сболтнет что-то лишнее? Но вот наступил момент, когда нужно было подумать о завещании, написать и подписать целую стопку поздравительных открыток, которые затем уже от ее имени станут посылать родным совсем другие люди. Она приготовила рождественские подарки для Дезмонда и остальных обитателей дома на тот случай, если не сможет сама вручить их. Пожалуй, вот это было самым мучительным: знать, что в ясное рождественское утро ты не увидишь милое личико сынули, не поцелуешь его, не поздравишь с Рождеством. Но решение принято, и обратной дороги нет. Мысль о том, что где-то ее дорогой Ферранд тоже сражается за свободу, подвергая свою жизнь смертельной опасности, укрепляла ее дух.

Калли прошла все тесты на стадии подготовки, но все еще оставались вопросы по части легенды. Она не была проработана достаточно глубоко. Между тем часы тикали, и времени в запасе уже почти не было.

Итак, согласно легенде, она должна была превратиться в Марти и вспомнить все, что та делала и как говорила, будучи ее няней. В любой день за ней могут приехать, и она должна будет молча покинуть дом. Отныне каждая минута ее пребывания в Далрадноре казалась Калли драгоценной и неповторимой. Она старалась отобрать Дезмонда у Джесси и вместе с ним отправиться на пикник куда-нибудь на природу или просто покататься вдвоем на легкой двухместной коляске, но сын капризничал, требовал, чтобы на прогулку вместе с ними отправились и все его друзья, и это вызывало у нее минутный прилив раздражения. На ночь она читала ему сказки, сама заворачивала его тельце в махровое полотенце после купания и, прижимая к груди, пела сыну колыбельную о лазурно-синей лодке: «Лети, моя лодка, ладьей легкокрылой по морю к острову Скайп. Кричат моряки: “Мы везем к вам парнишку, рожденного быть королем”».

Она пела и думала о том, что и сама скоро превратится в некое подобие перелетной птицы, сорвется с родного гнезда и улетит далеко-далеко от дома, а потом приземлится в чужой стороне и вступит там в открытую схватку с врагом. Ну чем она не похожа на сказочного героя принца Чарли, которого так любит ее сын? А пока же он просит ее сонным голосом:

– Спой, мамочка, еще!

Но как ей только могла прийти в голову такая кощунственная мысль? Уехать прочь, оставить Дезмонда одного. О, как же велико было в такие минуты искушение бросить начатое, оставить все как есть и никуда не ехать. Но она должна! Это ее святой долг – послужить стране наилучшим способом, который только возможен в ее ситуации.

Но вот снова лагерная жизнь, ее снова выдергивают из размеренной жизни Далраднора, и снова бесконечные тренинги. И сразу же в голове начинают вертеться совсем иные мысли. На следующей неделе их будут учить прыгать с парашютом. Уже сама мысль о первом в ее жизни прыжке с парашютом вызывает у нее приступ тошноты. Разве может нормальный человек прыгать с такой высоты, вверяя свою жизнь какому-то жалкому клочку шелка? А вдруг купол не раскроется? А вдруг… Но никаких «вдруг»! Она не имеет права подводить свою команду уже на заключительном этапе подготовки. Больше всего Калли боялась одного: что она может подвести.

Слепящий свет прямо в глаза заставил ее проснуться.

– Вставай! Как тебя зовут? Говори!

Грубая рука рывком поставила ее на ноги.

– Кто ты такая? Что ты здесь делаешь?

Вопросы сыпались как из рога изобилия, вначале на немецком, потом на французском.

Где я? Что происходит? Калли, пошатываясь, пошла вперед, глаза спросонья никак не могли сфокусироваться ни на чем. Кошмар! Какие-то люди в форме гестаповцев и другие с повязками на рукавах тащат ее куда-то, волокут по ступеням вниз, а когда она поскользнулась о холодные каменные плиты и упала, ее ударом ноги заставляют подняться и тащат дальше, пока за ней не захлопывается дверь тюремной камеры. Сплошная темнота, мрак! И вдруг снова этот слепящий свет прямо в глаза. Какие-то расплывчатые фигуры непонятных людей. Кто они? Но их слишком много. Не убежишь!

– Быстро садись на стул и отвечай! Кто ты?

– Шарлотта Бланкен, мой господин, – слышит она свой шелестящий шепот.

– Врешь! Твои документы – липа! Ты – английская шпионка.

– Нет, мой господин! Я – няня! И мои бумаги все в порядке. Не понимаю, о чем вы?

Звонкая оплеуха по щеке, и глаза застилают выступившие от боли слезы.

– Вопросы здесь задаем мы. А нам прекрасно известно, кто ты и откуда прилетела. Британская шлюха! Приплыла к нашим берегам убивать наших людей! Разденьте ее!

С нее срывают пижамную куртку и нижнюю сорочку, обнажая грудь. Она чувствует страшное унижение: голая, перед столькими мужчинами. Но что все же происходит? Так она приземлилась в Бельгии? Страшные провалы в памяти… Ничего не помнит. Ее контузило при посадке? Или сотрясение мозга? Как она сюда попала? Это сон? Или реальность?

– Говорю же, я – Шарлотта Бланкен. Направлялась в агентство по найму в Брюссель. У них для меня есть работа в приюте: нянька в ихнем детском садике.

– Кончай трындеть свои сказочки! Ты думала, мы поверим во всю эту болтовню? Ты – агент, которого забросили сюда для подрывной работы на территории Франции. Ну-ка встань! Взгляните! У этой шлюхи был ребенок. Соски-то коричневые! Она лжет! А еще выдает себя за мадемуазель! – Кто-то рвет ее пижамные штаны. – Да, и отметины характерные на животе! Ах ты, сука! Англичане забрасывают к нам своих шлюх, чтобы они соблазняли наших людей.

– У меня был ребенок, но он умер. А семья от меня отказалась. Мать умерла! Отец выгнал из дома.

Зачем я рассказываю им все это? Пытаюсь вызвать их жалость? Или хочу скрыть свое истинное имя?

Ее заставляли стоять часами, и она часами твердила охрипшим голосом одно и то же. Она не виновата, она – просто няня.

– Врешь все! Спасаешь свою шкуру, дрянь! Пора кончать с вопросами! Сейчас ты нам расскажешь все то, что мы и так знаем. Ты – британский агент. Прилетела в наши края с военно-воздушной базы Темпсфорд. А до этого проходила курс обучения в разведшколе на территории аббатства Белью. Мы знаем все!

– Не понимаю! Это все неправда! Я – бельгийская подданная! Моя мать была француженкой, отец – фламандец. Как можно говорить, что я англичанка?

Ее грубо толкнули на стул и завязали за спиной руки.

– Скажи нам правду, и мы избавим тебя от этой ложи бенуара! – Ее мучитель кивнул в сторону ванны, заполненной грязной водой и покрытой пятнами крови. Она не хотела смотреть в ту сторону, но взглянула. Посмотрела и не удержалась от короткого презрительного взгляда. Потребовались все остатки сил, чтобы не выдать себя в эту минуту. Продолжай держаться за свою легенду! Пусть запугивают, а ты держись! Но кто ее предал? Кто схватил и бросил в тюрьму? Ничего не помнит! От криков шумит в голове и все плывет перед глазами. Наверное, ей просто снится какой-то страшный сон! Надо сделать над собой усилие и проснуться.

Вопросы продолжали сыпаться градом, уши заложило от постоянных ударов, руки занемели, веревки больно впивались в тело. В какой-то момент ее мочевой пузырь не выдержал нагрузки, и она обмочилась. Все стали презрительно смеяться, но она упорно стояла на своем.

– Я – Шарлотта Бланкен. Я – няня! Сейчас я спою вам колыбельную! – И она запела: – Slaap, kindie, slaap… Я вас не слушаю! Хочу домой! – Она залилась слезами. – По какому праву вы меня здесь держите?

Внезапно слепящий свет погас, кто-то отдернул штору, и в комнату хлынул дневной свет. Она увидела, как военные снимают свои фуражки и с улыбкой смотрят друг на друга. Так она же их знает! Знакомые лица! Они занимаются с ними на тренировках. Кто-то набрасывает на нее одеяло, но ее начинает сотрясать озноб.

– Подонки! Вы – подонки! – кричит она, срываясь на визг, когда ее бережно выводят в коридор. Кто-то сует ей в руку стакан с виски, но она слишком ослабела и не может удержать его. Стакан падает и разбивается о каменные плиты пола. Так вот он, этот самый главный тест, который проходят все будущие агенты, прежде чем им позволяют выходить на финишную черту. Да, условия, приближенные к боевым! Все как в жизни! И много хуже! Так унизительно! Как же она все это выдержала? Но сейчас она слишком измучена, чтобы найти ответ. Ее отправляют спать, а потом она должна прийти сюда снова и выслушать вердикт руководства. Словом, «разбор полета».

А что, если такое случится с ней в реальной жизни? Ведь после допроса никто не станет укладывать ее в кровать. Грязная тюремная камера, в которой они станут морить ее изо дня в день, пока не сломают. Калли в изнеможении откинулась на подушки, пытаясь вычеркнуть из памяти страх, боль, все те унижения, через которые ей только что пришлось пройти. Никто ведь не предупредил ее заранее. Никто не сказал, как все будет. Так сможет ли она выдержать нечто подобное уже в реальной жизни?

Последние недели перед заброской, проведенные в аббатстве Белью, стали самыми напряженными. Они жили в маленьких домиках по двое. Кругом ухоженные газоны, море цветов. Настоящего имени своей соседки она не знала, как и та не знала ее имени. Никто из них не распространялся, куда и зачем их собираются забрасывать. Здесь их уже натаскивали на практическую сторону дела. Как различать обмундирование вражеских военных? Определять их звание? Каковы различия в униформах офицеров гестапо и абвера? Все контакты на вражеской территории должны осуществляться только через пароли. А еще надо внимательно считывать предупредительные сигналы об опасности, которые могут быть оставлены на дверях, окнах, подоконниках.

Цель задания была предельно ясна Калли: она должна расшифровывать сообщения и переправлять их оператору радиосвязи. А еще ей предстоит найти подходящее место для развертывания будущего аэродрома. Для этого надо научиться бесшумно двигаться и работать в ночное время вопреки установленному комендантскому часу. Долгие месяцы изнурительных тренировок приучили ее к мысли, что настоящая война, не на жизнь, а на смерть, в эти самые минуты бушует где-то за стенами этого красивого аббатства. Но у них ведь специальная миссия, и их готовят не к совсем обычной войне.

Победа под Эль-Аламейном стала добрым предвестником всех грядущих побед. Итак, немцам не удалось взять Каир! Калли была страшно этому рада. Какой же далекой казалась ей ее прежняя каирская жизнь. Интересно, Моника и Кен все еще там? Потом мысли ее плавно перекочевали на Ферранда. Какие упоительные сиесты они проводили, лежа в объятиях друг друга, пока весь этот мир не сошел с ума. Если бы она послушалась его тогда и поехала за ним, они бы сейчас сражались вместе.

Утешало лишь одно: Дезмонду хорошо с его друзьями и с няней. Не одна же она бросает своего ребенка в такой трудный час. Все эти люди, воюющие с врагом, у них ведь тоже есть дети, которые остались дома без отцов. Но убедить себя не очень получалось. Сердце все равно ныло и болело при мысли о сыне. Конечно, Фиби сочтет ее закоренелой эгоисткой. Разве можно поставить на первое место что-то другое, кроме собственного сына? Вот если бы она могла поделиться с матерью хотя бы малой толикой того, чем она занимается на самом деле. Но нельзя! Она связана словами клятвы! Она дала присягу. Только тогда, когда с их работы будет снят гриф секретности, она сможет рассказать близким всю правду о своей работе.

«Разбор полета» был очень строгим, но в целом начальство осталось довольно: она неплохо справилась. Лишь две небольшие заминки. Скорее всего, они связаны с тем, что она пока все еще не научилась думать на французском. А вот фламандская колыбельная и слезы, которые переросли в жалобный вой, – вот это прозвучало очень убедительно. Со стороны полное впечатление, что несчастная просто никак не может понять, в чем же ее обвиняют.

– Ответ по поводу отметин на животе тоже был хорош. Продемонстрировал, что вы можете придумать подходящий ответ буквально с лёту. Легенда ведь не скала: в нее можно и должно вносить некоторые изменения с учетом обстоятельств. Иногда и слезу не мешает подпустить. Но не ждите сочувствия от тех палачей, которые станут пытать вас. Мы вам показали ванну. И это не пустая угроза. Чтобы выдержать пытку водой, нужно сохранять хладнокровие, оставаться спокойной. Если вы ни в чем не сознаетесь, они вас не утопят.

После адских испытаний Калли блаженствовала в садах аббатства. Их прозрачная свежесть умиротворяла. Здешняя природа в который раз напомнила ей о Далрадноре. Там в саду тоже был розарий, этакий райский уголок посреди бурлящего мира хаоса и вражды. Если она выдержит все оставшиеся тесты, ее отправят куда-нибудь, где она сможет собраться с мыслями и с силами, завершит все необходимые приготовления и станет ждать команды к заброске. Если же она не пройдет отбор, то ее тоже отошлют подальше от любопытных глаз, в какое-нибудь укромное местечко, где она будет дожидаться окончания войны и где не сможет ни с кем поделиться воспоминаниями о собственной неудаче.

Сладковатый запах роз взбудоражил в памяти Калли самые первые месяцы после рождения Дезмонда. Как она нянчилась с ним, сидя в саду, напевала ему песенки, баюкала. Суждено ли ей снова увидеть сына? В душе она не переставала молиться, повторяя снова и снова, что ее выбор продиктован самыми благими намерениями. Она тоже хочет внести свой посильный вклад в победу над врагом, хочет, чтобы эта война поскорее закончилась и чтобы все дети на всей земле смогли снова жить в мире.

 

22

– Вы не возражаете, если я возьму на завтра выходной? – спросила Джесси у Фиби сразу же после завтрака. – Моему парню дали на завтра увольнительную. Вот, хочу познакомить его со своими, – добавила она, не скрывая радостной улыбки.

Джесси познакомилась со своим кавалером на танцах в Стерлинге, и с тех пор его имя не сходило с ее уст: Боб Кейн приехал из Австралии, но родители его были родом из Шотландии. Молодой человек произвел оглушительное впечатление на юную дочь фермера.

У Фиби, к счастью, не было запланировано никаких отлучек на текущей неделе, да и Мима с мадам Лапланш всегда были на подхвате в случае чего. Жаль, что Каролина так и не смогла вырваться на день рождения сына, но она заказала ему просто шикарный подарок: подержанный трехколесный велосипед, выкрашенный в ярко-красный цвет, с крохотным звоночком на руле. Велосипед сразу же стал самой любимой игрушкой Дезмонда, предметом его особой гордости. Он лихо носился на нем по садовым дорожкам, демонстрируя свои навыки управлять техникой. Пора подумать о его обучении.

И все же необязательность дочери начала раздражать Фиби. Она сказала, что ее часть перебрасывают за границу и как только она будет точно знать куда, то немедленно сообщит им. Фиби поехала с внуком в Лондон. Каролина сводила малыша в парк, потратила все свои карточки и купоны, чтобы накупить ему уйму новых одежек. Вместе с Примми они сходили в театр на какое-то музыкальное представление. На прощание дочь вручила ей гору подарков для домашних на тот случай, если она не успеет вернуться и не сможет сама поздравить всех с Рождеством. Примми в этот момент отвела глаза в сторону, но промолчала. Но когда они остались с ней одни, Фиби насела на подругу дочери.

– Не понимаю! Ничего не понимаю! Куда ее отправляют?

– Понятия не имею. И не спрашиваю! Меньше знаешь – лучше спишь. Так это сейчас бывает. Сами знаете, беспечная болтливость может обернуться бог ведает какими неприятностями.

– Никогда не думала, что моя дочь настолько безрассудна! – тяжело вздохнула Фиби.

– Да что вы, не говорите так! Калли – очень мужественный человек. Конечно, ей тоже не хочется уезжать и бросать вас одних. Но долг есть долг, и он превыше всего. – Примми говорила с такой убежденностью в голосе, что впервые Фиби заподозрила страшную правду. Она даже содрогнулась от догадки. Неужели ее дочь связана с какой-то очень опасной работой в спецслужбах?

– Прошу тебя! Пожалуйста! Расскажи мне всю правду! – взмолилась она, обращаясь к Примми.

– Я не могу! Не имею права этого делать! Да я и не знаю всей правды. Одно лишь скажу: в этой войне победа куется не только на полях сражений.

– Ага! Теперь все ясно! Моя дочь подалась в стан рыцарей плаща и шпаги! А она хоть понимает, куда влезла?

– Более чем… Мне будет не хватать ее, когда она уедет.

– Но у нее же сын! Кто будет растить его, если, скажем, корабль пойдет ко дну? – Фиби вдруг ясно представила себе, сколько угроз ныне хранят в себе моря, окружающие Британию, и как опасно отправляться куда бы то ни было по воде.

– Не волнуйтесь! Калли обязательно вернется живой и невредимой! – воскликнула Примми. Впрочем, голос ее не прозвучал слишком убедительно.

Всю ночь Фиби прометалась в кровати своего номера в отеле, пытаясь представить себе, с какого рода заданием ее дочь отправляется за пределы страны. И почему над всем этим лежит такая завеса секретности? Наверняка это «что-то» связано с ее знанием французского языка. А что с малышом? Она оставит сына на попечение бабушки или как? Слава богу, хоть Джесси рядом. Но сколько еще сможет она пробыть в их доме? Незамужних девушек теперь повсеместно привлекают к работам для нужд фронта.

Пошел уже четвертый год войны, лишения и нужда коснулись уже практически каждой семьи. Тысячи бездомных по всей стране, карточки, строжайшее нормирование всего, повсеместные ограничения. Никаких вояжей, никаких поездок по стране без серьезной на то необходимости, никакой возможности купить себе что-то новое из одежды или раздобыть другие вещи. Фиби буквально физически ощущала, как она смертельно устала от такой жизни. Но больше всего угнетало отсутствие настоящих правдивых новостей. Тревога за Каролину не покидала ее ни днем ни ночью. Каждую пару месяцев она получала от дочери открытки с ничего не значащим текстом. Дезмонд, тот оставлял мамины открытки без внимания. Для него мама – это та красивая тетя на фотографии в серебряной рамочке, которую они с бабушкой каждый вечер целуют и желают ей доброй ночи.

Конечно, невольно улыбалась Фиби, сегодня ее внука гораздо больше волнует, как получить свежее яйцо на завтрак или как купить несколько конфет в деревенской продуктовой лавке. Не говоря уже о том, будет ли с ним по-прежнему дружить Жак после вчерашней ссоры. Чувство непомерной ответственности за единственного внука давило тяжким грузом. Бабушка – увы! – не делается моложе. Силы слабеют, а ребенку требуется глаз да глаз. Хоть бы Джесси оставалась с ними как можно дольше. Хорошо! А что потом? Отправить мальчика в закрытую школу, как давным-давно Каролину? Мысли снова вернулись в прошлое. Зачем она тогда так поступила? Где была? Чем таким серьезным занималась? Неужели все это было настолько важно, что нельзя было пожертвовать этим ради того, чтобы остаться с дочерью?

 

23

Вызов поступил в начале марта. Черная машина с занавешенными окнами подъехала на конспиративную явку, к дому неподалеку от Хантингтона, где все последние месяцы томилась в ожидании Калли. На рассвете ее перебросили на авиабазу рядом с Большой северной дорогой – магистралью, соединяющей Лондон и Эдинбург. Дорогой Калли то и дело украдкой поглядывала в окно, словно пытаясь запечатлеть в памяти окрестности, едва различимые при тусклом свете начинающегося дня. Длинная подъездная дорога уперлась прямо в особняк, где ее поджидала миссис Камерон, офицер Бельгийского отдела внешней разведки. Она курировала Калли на протяжении всего курса обучения в разведшколе. Сильная, волевая женщина, обладающая отменной выдержкой и хладнокровием, миссис Камерон мгновенно оценила внешний вид Калли и ее экипировку, едва та успела выйти из машины. На Калли был повседневный утепленный костюм, в которых обычно няни гуляют с малышами на улице. Вполне подходящий наряд для молодой женщины, отправляющейся на поиски работы в Брюссель, а мешковатая и изрядно выношенная юбка годилась также и для езды на велосипеде.

– Туфли не те! – тут же сделала первое замечание миссис Камерон. – Скажите на милость, кто сегодня щеголяет в кожаной обуви? Надо немедленно подыскать что-то из кожзаменителя. В крайнем случае поставить на туфли подметку из резины или старой шины.

Калли заставили вывернуть все карманы. Вдруг там завалялся компромат? Автобусный билетик, окурок английской сигареты, случайная спичка или губная помада не местного производства. Калли уже давно носила этот костюм, успела вжиться в свою новую одежду и карманы не раз проверяла. Но перепроверила еще раз. И только затем ей вручили потертую сумочку, в которой лежали ее личные вещи: удостоверение личности, продуктовые карточки, разрешение на поездку, дешевая косметика, выцветшая от времени фотография пожилой пары. План начального этапа операции был следующий: после заброски в означенное место Калли должна будет добраться поездом до Брюсселя и там отправиться на встречу со связным в кафе, что неподалеку от Большого дворца. Она должна ждать там до тех пор, пока к ней не подойдут. Ей еще раз напомнили о необходимости максимальной собранности. Внимание и еще раз внимание! Многие группы Сопротивления вызывали у английских спецслужб немалые подозрения и даже откровенный скепсис с точки зрения их надежности. Ее основное задание заключалось в следующем: она должна подыскать надежную типографию, в которой участники Сопротивления станут печатать листовки и прочие пропагандистские материалы. Листовки потом предстоит распространять на улицах. В бумажнике лежало множество пропусков, а также пачка бельгийских франков для передачи связному.

Калли отвели в большой ангар в самом дальнем конце аэродрома, помогли надеть прямо поверх одежды костюм парашютиста и защитный шлем, пристегнули ремни и всю остальную амуницию, которую она уже успела изучить как свои пять пальцев. Миссис Камерон терпеливо подождала, пока она выкурит последнюю сигарету на английской земле, крепко пожала ей руку на прощание и пожелала счастливого пути, не преминув попутно дать последнюю порцию наставлений. Стрелять на поражение, бить и отправлять в нокаут любого, кто вызовет подозрение. Ей также было вручено какое-то снадобье, чтобы бороться со сном. И, наконец, таблетка с цианистым калием, на самый худший случай. От нее Калли решительно отказалась. К пыткам она была готова. Пытки – да, любые, все, что угодно, но только не смерть. Ей есть для кого жить! Наступил момент истины. Впервые, кажется, до нее дошло со всей ясностью, на что она идет и что оставляет у себя на родине. Калли вдруг почувствовала необъяснимую пустоту в душе, но тут же постаралась взять себя в руки и унять внутреннюю дрожь. Она прошла ровным шагом по гудронному покрытию взлетной полосы, ни разу не оглянувшись назад. Суждено ли ей когда-нибудь снова увидеть свою родную землю?

Потом началась рутинная подготовка к полету. Еще раз проверили снаряжение, осмотрели ее с ног до головы. Но вот заревели моторы, самолет оторвался от земли, а Калли все еще никак не могла поверить, что это она летит с секретной миссией в тыл к врагу. Дай Бог удачно приземлиться, взмолилась она мысленно. И чтобы встретили там, на земле. Оставалось лишь надеяться, что шифрограмма, извещающая о ее отправке, благополучно попала в нужные руки. В любом случае хорошо, что ее будут встречать. Ей совсем не улыбалось самостоятельно снимать с себя парашют, а потом еще искать место, куда его спрятать. Да и шастать в ночи по незнакомой местности в одиночку – тоже занятие не из приятных. Тем более что ту часть Бельгии, куда ее забрасывают, она едва видела.

Но вот последовала команда подготовиться к прыжку, Калли поднялась со своего места и заглянула в открытый люк, ожидая, когда загорится зеленая лампочка и можно будет прыгать. Страх отступил куда-то прочь, и она решительно шагнула в ночное небо, показавшееся ей на миг бездонной бездной. В первую минуту паника, и тут же вздох облегчения: все сработало как надо, и купол парашюта плавно раскрылся над ее головой. Внизу замигали огоньки: значит, ее встречают. Пока все идет хорошо. Она вдруг почувствовала эйфорию от того, что парит в небе, словно птица. А главное – она пока жива. Приземление тоже прошло удачно. Самое удачное приземление из всех пяти прыжков, которые есть на ее счету. Какие-то лица незнакомых людей. Она не может различить их, потому что свет их фонариков направлен прямо на нее.

Чей-то хриплый голос называет ей пароль: «Флаги реют высоко». Все правильно! Она произносит заготовленный ответ.

– Вы привезли нам шифры? – лица говорящего она по-прежнему не видит.

– Дайте же мне перевести дыхание! – отвечает она громким шепотом и снимает с себя шлем. Волна золотых волос рассыпается по плечам.

– Так это женщина! – слышит она чей-то удивленный возглас. – Вот так номер! Видно, мужики у них уже на исходе.

Мужчины смеются.

– Нашему начальству это может не понравиться, – степенным голосом говорит какой-то мужчина средних лет с усами.

– Глупости! Я могу делать свою работу не хуже любого мужика! А кто обратит внимание на женщину, шляющуюся по улицам? – Кажется, ее потянуло на хвастовство, тут же спохватилась она. Но почему эти люди не воспринимают ее всерьез?

Мужчины неслышно переговариваются о чем-то, отойдя в сторону. Угораздило же ее попасть к таким недоброжелательным парням! Хмурые все какие-то, недовольные… Но ничего не поделаешь! Ей приказано пробыть в компании этих, судя по всему, закоренелых женоненавистников ровно двадцать четыре часа. И только потом отправляться на встречу со связным.

– Куда вы направляетесь? – поинтересовался у нее усатый.

– Это вас не касается!

Какое право он имеет задавать ей подобные вопросы?

– Мы не можем передать вас дальше, пока не будем знать точный адрес и пароль. Таковы последние инструкции, которые нам передали из Лондона. Идем! Вам надо согреться! – мужчина кивком головы показал на старый фермерский дом. – Мы обязаны проверить вас, прежде чем переправить в безопасное место. За последние несколько дней многих арестовали. Брюссель нынче – очень опасное место. Вначале следует осмотреться и проверить все еще раз. Итак, место встречи?

– Кафе возле Большого дворца.

– Вроде место надежное.

Что ж, неплохо, что они так пекутся о ее безопасности, подумала она.

– А имя связного? Надо проверить, может, его уже тоже схватили.

– Меньше знаешь – лучше спишь! Так меня учили в школе, – сказала, как отрезала, Калли. Внезапно на нее навалилась страшная усталость. И еще очень хочется в туалет. Она почувствовала, что голодна. А ей пока никто даже чашки желудевого кофе не предложил.

– Дайте-ка я взгляну на ваши бумаги! Прежде всего удостоверение личности. Надеюсь, оно получше, чем те бумаги, с которыми прибыл сюда предыдущий агент! – Мужчина принялся тщательно изучать удостоверение, потом недовольно хмыкнул: – Печать смазана, и штамп едва различим. С такими документами далеко не укатишь. Останетесь здесь, пока мы не проверим, насколько безопасно вам ехать дальше. Но постарайтесь, чтобы вас никто не видел! Жена у фермера уж больно ревнивая.

У Калли уже не было сил протестовать. На улице шел дождь. Ей показали на какой-то амбар как место для временного пристанища. Кто-то из сопровождающих набросил ей на голову одеяло.

– Жаль, если такое дивное золото намокнет под дождем! Вперед! Пойдем прямиком через двор.

Она зашагала в темноте в сторону амбара. Одеяло приятно грело, и она была благодарна тому человеку, который накрыл ей голову и плечи. Но вот кто-то грубо толкнул ее в спину.

– Пошевеливайся!

Ее рука непроизвольно взметнулась в сторону обидчика, и в ту же минуту этот «кто-то» заломил ей руку за спину и больно схватил вторую руку.

– Ты что себе позволяешь? – возмутилась она громко. – Думаешь, если я женщина, так тебе все позволено? Какого черта ты… – и тут же постаралась взять себя в руки. – Все! Проехали! У всех нас сегодня была безумно трудная ночь.

Сказала и замерла как вкопанная. Из тени вышел солдат в немецкой форме.

– Не волнуйтесь! Это наш парень! Специально позаимствовал на время форму для прикрытия на случай чего.

Они распахнули дверь в амбар, по-прежнему придерживая ее за обе руки. Калли почувствовала, как по ее телу побежали мурашки, первые предвестники страха. Что-то здесь не то! Что-то во всем происходящем с самого начала пошло не так!

В амбаре ее поджидал мужчина в кожаном пальто и мягкой фетровой шляпе. Мимолетного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что она попала в западню. Можно сказать, свалилась с неба прямо в руки врагу, как пасхальный зайка. Слава богу, хоть не назвала никаких имен и не отдала шифры, которые лежали в ее зажигалке. Зато они уже знают, куда она едет и где назначена встреча со связным. У Калли свело живот при мысли о том, что она доверилась первым встречным. Ведь, по сути, она почти выдала связного.

Потом ей связали руки, забрали сумочку, в которой еще оставались лежать деньги, зажигалка и пудреница, затолкали в какой-то фургон и повезли в ночь неизвестно куда. Ей хотелось плюнуть всем конвоирам прямо в лицо. Предатели! Мерзавцы! Отдали свою страну. Но надо было держать себя в руках. Во-первых, следует подумать о том, как она станет защищать себя. Срочно нужно придумать новую легенду. Вот тебе и долгие месяцы тренировок. Все коту под хвост! Потому что все эти месяцы где-то кто-то остервенело гнал дезинформацию в центр, обвел вокруг пальца всех: и опытных радистов, и руководство. Сколько же еще их людей попали в такие заранее заготовленные ловушки? Все внутри у нее кипело от ярости. Конечно же, они захотят получить от нее максимум информации: с кем встреча, зачем, дальнейшие действия. Но это уж дудки! Слава богу, имени связного она не знает. Даже не знает, мужчина это или женщина. А чего не знаешь, про то и не скажешь. Интересно, сколько им потребуется времени, чтобы выяснить все самостоятельно?

Четыре дня и четыре ночи ее держали в комнате, такой же ужасной, как и та, в которой она проходила свое главное испытание в аббатстве Белью. Вопросы сменялись угрозами, угрозы плавно перетекали в новые вопросы. Как выяснилось, немцам было известно немало. Так, они были в курсе того, что британцы развернули широкую сеть подготовительных центров, в которых готовят к заброске на оккупированные территории потенциальных агентов. Они знали ее позывной: Миакат, знали кое-что о подпольных организациях и о том, как они соединяются в единую сеть, знали, где работают их радисты. Но на этом, пожалуй, все.

– Я не знаю никаких имен. Если вы говорите, что вам известно, как готовят наших агентов, тогда вам должно быть известно, что я не могу их знать. Мне их никто не называл! Это все, что я могу вам сказать!

Она старалась держаться твердо, но при этом не забывала и о том, что важно выглядеть беспомощной и не очень уверенной в себе дамочкой. Вопреки всему тому, о чем ей говорили наставники, она продолжала надеяться, что сумеет вызвать сочувствие хотя бы у того, кто ее допрашивает.

– Кто вас втянул в эту дурацкую затею? Неужели англичане такие остолопы или пали так низко, что привлекают к выполнению секретных миссий даже женщин?

Офицер в форме абвера, который вел допрос, не сводил с арестованной проницательных глаз.

– Мой жених погиб на войне. И вот я воюю и за его родину, и за свою.

– Вам не повезло, Шарлотта. У вас хорошая легенда. Бумаги в порядке. А где находится ваш радиопередатчик?

Она выдавила из себя жалкое подобие улыбки. На душе отлегло. Выходит, цель ее миссии им неизвестна.

– У меня нет радиопередатчика. У меня не те пальцы, чтобы работать радисткой. Взгляните на мои руки! Я в руках телефона-то не держала.

Калли показала офицеру свои руки, все в синяках.

– Мы отправили донесение в Лондон. Сообщили, что вы благополучно прибыли на место. Отныне ваше будущее в наших руках. Вы можете работать как против нас, так и на нас. Выбор за вами. Все, что от вас требуется для начала, – вывести нас на своего связного. Я предлагаю взаимовыгодное сотрудничество. В противном случае вас отправят туда, где порядочной женщине просто не выжить. Разумеется, нам нужны все шифры.

– Какие шифры?

– Те самые, о которых вы упомянули в момент приземления.

– Ах, это! У меня нет никаких шифров. Наврала с три короба вашим людям! Встретили меня так лихо, что я сдрейфила и решила немного прихвастнуть. Они между собой говорили, что от баб нет никакой пользы.

Калли тараторила очень быстро и одновременно напрягала изо всех сил память, пытаясь вспомнить, что она там еще сболтнула после приземления в момент знакомства.

– Хватит юлить, выкладывай! Ты должна вывести нас на своих людей! – голос офицера стал жестким.

– Но я не знаю здесь никого. Мне было приказано ждать дальнейших указаний. Мой пароль вам известен. Больше мне добавить нечего.

Калли с ужасом приготовилась к худшему.

– Увести! – распорядился офицер. – Пусть погниет пару-тройку недель в подземелье. Быть может, тогда станет посговорчивее.

Он нетерпеливо махнул рукой в сторону двери. Оставалось надеяться на то, что ей удалось убедить его хотя бы в том, что она всего лишь неопытный агент, не очень хорошо разбирающийся во всех хитросплетениях настоящей секретной миссии. Словом, она мелкая рыбешка, которую случайно выловили из пруда. Конечно, им нужна была опытная радистка или радист, кто смог бы пополнить их славную коллекцию добровольных перебежчиков или тех стойких героев, которых они уже успели расстрелять.

Всю ночь Калли просидела в темной сырой камере. Пахло плесенью и еще бог знает чем. Снова и снова Калли перебирала в памяти все, что сказала и что утаила. Итак, судя по всему, подпольная сеть разрушена и ликвидирована, а у нее даже нет возможности сообщить об этом в центр. В сущности, она ничего не добилась. Разве что отсрочки в несколько недель. А потом они примутся выбивать из нее показания с новыми силами.

На последующих допросах ее раздели почти догола, забрали всю более или менее сносную одежду и в таком виде отправили назад в камеру. Кое-что она им все-таки сказала, полуправду-полуложь, в полном соответствии с тем, как ее учили. Неслыханная удача! Ей вернули сумочку. Забрали деньги и пудреницу, а дешевую зажигалку не тронули. Но именно в ней и лежали шифры. Надо избавиться от бумажки с шифром при первой же возможности.

Интересно, как долго они будут держать ее в подземелье? Если она перестанет говорить, что дальше? Знают ли в Лондоне о предательстве и об аресте агента?

Надо держаться. Надо держаться до последнего. Не дай себя сломить, повторяла она мысленно и даже на сыром каменном полу пыталась делать какие-то физические упражнения, например растяжки, которым обучал ее тренер. Сколько еще она пробудет в этой камере, пока они не перебросят ее в другое, еще более ужасное место, где она, быть может, никогда не увидит дневного света? Оттуда ей вовек не вырваться на волю.

Открытки от Каролины приходили с завидной регулярностью, но было в них что-то искусственное, какая-то фальшь, которая наводила на размышления. Всего лишь пару ничего не значащих строк, типа: «Со мной все в порядке. Очень скучаю без вас. Мамочка крепко целует своего дорогого Дезмонда». Фиби беспрестанно атаковала письмами Примми, но та тоже очень умело жонглировала общими фразами и обходилась весьма обтекаемыми ответами, типа: «Калли выполняет ответственное задание вместе с другими нашими людьми и превосходно справляется со своей работой». Нетрудно было сообразить, что дочь ее находится где-то на территории Франции. Ведь вокруг только и разговоров что о скорой высадке союзников на континент. Что ж, оставалось лишь надеяться на то, что как только освободят Францию, ее дочь вернется, наконец, домой.

Каролина не навещала сына уже больше года, и мальчик стал постепенно забывать мать. Он перестал задавать вопросы о том, где она и когда вернется домой, а фотографию Калли целовал на ночь уже без прежнего энтузиазма и желания.

Хорошо, думала иногда Фиби, я тоже была далеко не идеальной матерью, это правда! Но отсутствовать столько времени… Странно, очень странно! Она взглянула на внука, который с азартом играл в карты с няней, обучившей его какой-то детской игре. Слава богу, им пока еще удается сохранить Джесси в Далрадноре. Но недавно было объявлено о ее помолвке с Бобом Кейном. Молодые планировали после окончания войны уехать в Австралию, где у родителей Боба была своя ферма. Будущий муж Джесси регулярно бывал у них в Далрадноре и с удовольствием гонял в футбол вместе с Жаком и Дезмондом.

– Мальчишкам в доме нужен мужчина, – авторитетно заявлял он и небрежно трепал кудри на голове мальчика. – Иначе ваш Дезмонд вырастет неженкой. Настоящей девчонкой! Да и стоит ли удивляться? В доме полно женщин, и все горазды ему служить.

Дезмонда определили в деревенскую школу, где ему порядком доставалось от суровой наставницы по имени мисс Армор-Браун. В ближайшей перспективе количество домашних нянек тоже должно было резко сократиться. Мадам Лапланш получила долгожданную открытку от мужа, которую ей переправили через Красный Крест. Послание было коротким, но зато месье Лапланш сообщал жене реальные новости, из коих следовало, что возвращение семейства домой – это дело недалекого будущего. Что вызвало мгновенный ажиотаж среди больших и маленьких Лапланшей. Все бросились покупать подарки, с которыми они вернутся на остров, шить себе обновки по случаю возвращения и прочее.

После их отъезда в доме останется только трое обитателей: Фиби, внук и его няня. Но Джесси тоже вот-вот навострит лыжи в свою Австралию, и тогда они останутся с Дезмондом вдвоем. Иногда по ночам Фиби приходила в голову кощунственная мысль, что ее дочь больше не вернется домой. Тогда она вскакивала с твердым намерением заняться серьезными поисками Каролины: пора, пора навести справки в компетентных органах и выяснить реальное положение дел в тех организациях, адреса которых ей дали в Лондоне. В тревожное военное время главное было – получить четкие и честные ответы на свои вопросы.

Между тем концертно-фронтовая деятельность Фиби продолжалась, и ни о каком спаде не было и речи. Впрочем, в последнее время частые выступления перед солдатами и ранеными стали тяготить ее. Фиби чувствовала себя смертельно уставшей. Она уже не могла более порхать по сцене с прежней легкостью. Иногда в антрактах ее даже смаривал сон. Агент по-прежнему пытался раздобыть ей хотя бы крошечные роли в кино, но как только подворачивалось что-то стоящее, в Далрадноре случалось нечто такое, что требовало ее обязательного присутствия. То нагревательный котел выходил из строя, то необходимо было срочно отремонтировать повозку, то еще что-нибудь. А ведь ежедневно приходилось еще думать и о том, чем и как накормить столько ртов, во что одеть детей, как согреть такой большой дом в долгие зимние месяцы. От постоянных проблем, сыпавшихся на голову Фиби как из рога изобилия, у нее стало подниматься давление. А иногда оно так подскакивало, что их старый доктор, мистер МакКласки, приходил в откровенный ужас и настоятельно требовал, чтобы его пациентка больше отдыхала. Умер сэр Лайонел, и Верити вернулась к себе в Лондон, что еще более усилило одиночество Фиби. Не то чтобы ее связывали теплые отношения с сестрой Артура, но все же они обменивались поздравительными открытками на Рождество, и с ее отъездом рвалась еще одна тоненькая ниточка.

Сама же Фиби никак не могла заставить себя вернуться в Лондон и лицезреть руины на месте своего бывшего дома. Завалы, правда, уже разобрали, а мародеры и грабители всех мастей постарались растащить все, что осталось из вещей. И сейчас на том самом месте, где когда-то стоял ее дом, зеленел сорняками голый пустырь. Хотя ведь никто особенно и не ждал ее возвращения в Лондон. Единственный старый друг Билли уже давно перебрался в провинцию и сейчас коротал свои дни где-то неподалеку от Брайтона.

Фиби послала письменный запрос в министерство обороны и получила вежливый, но расплывчатый ответ. Каролина выполняет ответственное задание за пределами Британии. С Фиби свяжутся при первой же возможности. Ее снова обвели вокруг пальца, оставив ни с чем. Все чаще она задумывалась над тем, что, по всей вероятности, ситуация с ее дочерью гораздо более сложная и, быть может, даже более трагичная, чем в том пытаются убедить ее официальные власти.

– Увидим ли мы тебя когда-нибудь снова, дорогая моя доченька? – восклицала она в минуты отчаяния. Но ответа не было.

 

24

Тюрьма Сен-Жиль на окраине Брюсселя возвышалась над городом, словно крепость, – мрачное серое здание, проникнуть в которое извне было практически невозможно. Да и из-за массивных крепостных стен на волю не долетали ни крики, ни стоны тех, кто томился в тюремных казематах. Разве что порой во время ночных бомбардировок оттуда слышался глухой шум, похожий на рокот моря, а еще громко сигналили полицейские машины на въезде в тюрьму. Калли уже в полной мере прочувствовала на себе всю безысходную тяжесть тюремного заключения с его монотонным и однообразным существованием. Медленно тянулись дни, похожие друг на друга как две капли воды. Дни складывались в недели, недели – в месяцы. В крохотное окошко почти под самым потолком ей было видно, как на смену яркому летнему солнцу приходила пасмурная осенняя погода, дни становились все короче и короче. Наконец наступала зима, и лишь слабый тусклый свет проникал в камеру.

Она методично отмечала дни недели царапинами на каменном полу. Уже девять долгих месяцев ее держали в застенках Сен-Жиль. После первых допросов, с пристрастием и без, на которых она ни на йоту не отступила от своей легенды, Калли бросили в одиночную камеру. Правда, перед этим ей подселили на короткое время соседку, красивую девицу, попавшуюся на какой-то контрабанде. Во всяком случае, так она сама представила свою историю. Девица мгновенно преисполнилась показным сочувствием к ней и тут же принялась выпрашивать у Калли всякие подробности о ее прошлом. Обычная подсадная утка, догадалась Калли и категорически отказалась обсуждать с сострадательной товаркой какие бы то ни было свои дела. Девица исчезла из камеры так же внезапно, как и появилась. Потом привели кого-то еще, что вносило разнообразие в рутинную тюремную жизнь. Все же новое лицо, другой голос, другая история… А потом ее оставили совсем одну, предоставив возможность в одиночестве размышлять над своей участью.

Калли уже успела выучить наизусть все звуки, доносящиеся извне: смена караула, утренний обход. Вдруг открывается «глазок» и кто-то тычет в него фонариком, прямо ей в лицо. Причудливые тени скользят по стенам камеры, следом приносят обычную тюремную еду. Кусок засохшего хлеба, какая-то жидкая баланда вместо супа, ложка каши-размазни, немного воды. Воды никогда не давали вдоволь, постоянно поддерживая в заключенных жажду. Калли чувствовала, как слабеет ее тело.

Вот если бы у нее была хоть какая-нибудь фотография любого человека, на которую можно было бы смотреть и мечтать. Но вместо фотографий – одни голые стены. Она вспомнила про фотографию пожилой супружеской пары, которая лежала у нее в сумочке. Супруги были сфотографированы под цветущей яблоней, и Калли принялась придумывать всякие истории про этих незнакомых ей людей.

Не вызывало сомнения, что если бы гестапо хотело избавиться от нее, они бы уже давно пустили ее в расход. Получается, что пока они все еще играют с ней в кошки-мышки. Зачем? Никакой ценной информацией, представляющей для них интерес, она не располагает. Иногда она пыталась с помощью азбуки Морзе отбарабанить по отопительной трубе, идущей вдоль стены, сообщение о себе, но пока ни разу не получала ответа на свои послания. Среди заключенных прошел слух, что союзники вот-вот высадятся в Европе. Свобода близка! Грядет час их освобождения. Но Калли старалась не надеяться, отказывалась верить слухам. Жить ложными надеждами всегда очень опасно. Нужно готовить себя к худшему. Во время прогулок в крохотном дворике, когда заключенные молча маршировали друг за другом, отрабатывая положенное число кругов, Калли силилась понять, что за люди сидят вместе с ней. Скорее всего, тоже политические заключенные, участники Сопротивления. Но дистанция в один шаг, которая неукоснительно контролировалась надзирателями, не позволяла даже приблизиться к человеку, не говоря уже о том, чтобы задать ему вопрос. Однажды ей удалось подслушать, что многих заключенных отправили в национальный тир, где всех их расстреляли. Она вспомнила про Эдит Кэвелл. Имя этой героини известно каждому школьнику. Свои последние дни мужественная женщина тоже провела в тюрьме Сен-Жиль. «Когда придет мой последний час, – размышляла Калли, – тоже постараюсь встретить его с такой же стойкостью и силой духа».

Главное – это не впадать в отчаяние, твердила она себе. Пусть сменяются дни и ночи в мерзком каземате, пусть долгими ночами подступают страх и безысходность, пусть постоянно мучит голод и жажда, надо держаться. Иногда по ночам в камеру долетали душераздирающие крики и стоны. Ее же пока еще не подвергали жестоким пыткам. Наверное, приберегли на потом, а пока терзали одиночеством и молчанием. Калли стала всерьез опасаться, что в один прекрасный день попросту сойдет с ума.

Было и несколько утешительных актов милосердия за долгие месяцы сидения. Какая-то надзирательница-фламандка принесла ей Библию, затупленные ножницы, чтобы обстричь ими ногти на ногах, а также несколько потрепанных книг. При этом она так уважительно посмотрела на нее, словно Калли была каким-то очень важным человеком. Иногда в баланде попадались кусочки мяса, крохи, но все же ими можно было подпитать ослабшее тело. Для того чтобы выжить в этом кромешном аду, она должна найти себе какое-то занятие по душе. Сила духа – это ведь тоже акт сопротивления. К сожалению, ее наставники в спецшколе лишь вскользь касались темы выживания в тюрьме. Калли продолжала стучать морзянку по трубе, но ответов по-прежнему не было. Неужели на верхнем этаже она сидит одна? Ей дали карандаш, и она стала делать пометки на полях Библии. Попросила священника, но он не пришел. Каждую ночь она вела отчаянную борьбу с клопами, которые готовы были заесть ее до смерти, если бы она не убивала их десятками. Судя по всему, в соломенном матрасе, на котором она спала, были целые полчища этих насекомых, но она не сдавалась.

Каждый день Калли практиковала нечто похожее на своеобразные упражнения для ума. Она брала какой-нибудь отрезок из своей прошлой жизни и начинала мысленно вспоминать его почти по минутам, стараясь не упустить ни одной подробности, особый акцент делая именно на приятных событиях и счастливых мгновениях. Она представляла себе сверкающую под солнечными лучами поверхность озера неподалеку от Далраднора. А как красиво блестит на солнце снег, покрывающий вершины окружающих гор! Потом она начинала мысленно блуждать по комнатам старинного дома, медленно обходила этаж за этажом, выходила в сад, втягивала ноздрями сладковатый запах роз, отправлялась на конюшню и снова скакала верхом на Гекторе, как когда-то в далеком детстве. Или вместе со своими закадычными друзьями, братьями-близнецами Лэрдами, детьми местного фермера, карабкалась высоко на дерево и устраивала там наблюдательный пункт. Но вот она уже взрослая, самостоятельная барышня и направляется поездом в Глазго, а там с удовольствием наведывается во все местные универмаги. Отдельный поход – в знаменитый ювелирный магазин «Аркадия». Сколько там уникальных украшений! Она вспоминала, как пахнет мел и чернила в классной комнате мисс Камерон. В эти мгновения душа ее покидала замкнутые стены камеры и парила над окрестностями Шотландии.

Но такие мысленные путешествия были удовольствием, которое еще нужно было заработать. Ежедневно час интенсивных физических упражнений, растяжек, приседаний, различных гимнастических поз – все для того, чтобы укрепить слабеющие мышцы и восстановить нормальное дыхание. Когда-то она на чем свет ругала тренера за то, что тот гоняет их до седьмого пота и на каждом новом занятии неуклонно поднимает планку нагрузок, но теперь она понимала, что упражнения – это ключ к спасению собственной жизни. Она с силой вдавливала руки в стену, напрягая грудную клетку, занималась бегом на месте, но при этом строго следила за тем, чтобы не перегрузить себя. На одной баланде далеко ведь не убежишь, поэтому все упражнения она старалась выполнять в щадящем режиме. Иногда ей разрешали принять холодный душ. Она с наслаждением растирала тело под леденящими струями воды, смывала с него грязь, срывала с себя разъеденные вшами лохмотья. После того как вес ее тела стал критическим, у Калли прекратились месячные, чему она была несказанно рада. И все же чувствовала, как постепенно тает и медленно умирает в этой вонючей дыре.

Порой выдавались более или менее сносные дни, а иногда было невыносимо тяжело. Снова и снова она начинала жалеть себя, мысленно прикидывать, что потеряла и что оставила дома. Но более всего угнетало осознание того, что все ее усилия были напрасными. По сути, чего она добилась? Чье-то предательство, провал и ужас от понимания того, что, скорее всего, она уже никогда не увидит своего сына. От этих черных мыслей голова наливалась свинцом, и Калли приходилось пускать в ход все остатки силы воли, чтобы не сойти с ума. Оставалась только надежда, что когда-нибудь придут союзники и освободят заключенных.

В последнее время участились авианалеты. После одного из таких ночных рейдов дверь в ее камеру вдруг распахнулась, и на пороге показалась надзирательница. Она громко скомандовала ей одеваться.

– Schnell. Alles einpacken!

Команду собирать свои вещи можно было расценить как шутку. Что паковать? В ветхой наволочке лежали все ее пожитки: смена белья, Библия, огрызок зубной щетки. Неужели это конец? Или ее отпускают? В такое невозможно поверить!

– Я свободна? – спросила она так, на всякий случай.

Надзирательница зашлась от смеха.

– Таких агентов, как ты, никогда не выпускают на свободу живыми. Пришел специальный приказ из Берлина. Тебя переправляют куда-то в Германию, в более безопасное место. Поторапливайся! Группа сопровождения уже ждет тебя! – Женщина вдруг отвела глаза в сторону и прошептала едва слышно: – Там, куда тебя отправляют, на одном везении не продержишься!

Калли вместе с группой других женщин затолкали в крытый грузовик без окон и повезли куда-то в сопровождении большого числа охранников. Потом пересадили в товарный поезд, запечатали все выходы в вагоне, и поезд тронулся и пошел куда-то на восток. Ехали долго, несколько дней и ночей. Наконец, измученных, обессилевших, голодных женщин вместе с котомками выгрузили из товарняка и погнали пешей колонной в сопровождении многочисленных женщин-надзирательниц куда-то дальше. Они шли много километров, пока впереди не замаячили железные ворота трудового лагеря, расположенного к северу от Берлина. Местечко под названием Равенсбрюк. Калли даже отдаленно не могла представить себе в полной мере того, что ожидает их за этими коваными воротами.

Добро пожаловать в ад! Женский концентрационный лагерь Равенсбрюк ждет вас!

 

25

Дезмонд задул все шесть свечей на праздничном торте по случаю своего дня рождения. Мима испекла бисквит в форме автомобильного руля, обсыпав его сверху настоящей шоколадной пудрой и разукрасив цукатами и фруктами. Джесси подарила красивую книжку-раскраску и связала ему новый свитер, пустив в дело пряжу из старого маминого джемпера. Все мамины вещи аккуратно хранились в сундуке, терпеливо дожидаясь ее возвращения домой. Бабушка Фиби подарила внуку целый фунт стерлингов, чтобы он потратил деньги на то, что захочет, присовокупив к подарку еще и неотоваренные купоны на конфеты. Он пригласил на чай трех своих одноклассников, и они гоняли в футбол во дворе, пока не прозвучал гонг, приглашающий всех к столу.

Дезмонду нравилось чувствовать себя взрослым и вполне самостоятельным человеком. Ему целых шесть лет! Огорчало лишь отсутствие друга Жака. Но семейство Лапланш уже покинуло Англию и вернулось домой. После их отъезда дом опустел, в нем стало непривычно тихо… и скучно. Совсем скоро уйдет и Джесси. Дезмонд уже совсем взрослый мальчик, и няня ему не нужна. Когда мама вернется домой, его отошлют в какую-нибудь закрытую школу. Так говорит бабушка. Но лично его вполне устраивала и деревенская школа. Он сейчас ходит в класс мистера Пиарсона и уже научился читать. Свободно читает все те объявления, которые регулярно вывешивают на доске объявлений возле церкви, а также все этикетки в местных лавках.

Когда он вырастет, то тоже станет летчиком, как сержант Кейн, жених Джесси. Он высокий, сильный, и форма у него красивая, вся в ремнях и нашивках. А ремни так поскрипывают при ходьбе! Сержант Кейн принес ему небольшие кусочки обломков от немецкого самолета, Дезмонд потом выменял их в школе на разноцветные стеклянные шарики.

Одно Дезмонду не очень приятно: сержант все время насмехается над его кудряшками. Он даже пообещал лично постричь Дезмонда под ежик. Дескать, со своими локонами он – вылитая Шейла. Так в Австралии, по его словам, называют всех девчонок. Но Дезмонд только удивлялся, слушая бравого сержанта. Вот, к примеру, в его классе есть девочка, которую зовут Шейла Прентис, но она – ну ни капельки! – не похожа на него.

После свадьбы Джесси собирается уехать в Австралию, а свадьба уже совсем скоро. Няня пригласила Дезмонда быть пажом со стороны невесты на предстоящих свадебных торжествах. По просьбе Джесси он должен будет предстать перед гостями в нарядной курточке и килте. И снова Боб Кейн принялся его подкалывать. Это ж надо придумать такое! Мальчишка, щеголяющий в юбке. Девчонка, да и только! На что Джесси моментально возразила, сказав, что в Шотландии килты всегда носят только самые храбрые и доблестные воины. И даже пригрозила, что не пойдет замуж за Боба, если он не позволит Дезмонду, облаченному в килт, нести свадебное кольцо.

Бабушка Фиби даже специально приехала из своего театра на свадьбу Джесси. Венчание состоялось на Пасху в деревенском храме. Все было очень торжественно и красиво: летчики, друзья и однополчане Боба, облаченные в парадную форму, выстроились в две шеренги, образовав некое подобие сводчатого прохода, по которому должны будут прошествовать молодые. Все деревенские собрались у ворот в ожидании невесты. Невеста была чудо как хороша: в розовом платье, с красивым букетом в руках. На голове – розовая шляпка с вуалью. Ее младшие сестры тоже были в нарядных платьях и с букетами цветов. Церковь утопала в цветах. Их было так много, что Дезмонд даже не выдержал и чихнул. У него на курточке была приколота веточка вереска, на счастье.

В саду натянули тент и расставили столы, за которыми потчевали гостей чаем. Там же фотографировались на память вместе с молодыми. Неужели Джесси бросит его и уедет прочь, весь день размышлял Дезмонд. Он не помнил ночи, чтобы няни не было рядом с ним. Если ему вдруг снился дурной сон, она была первой, кто утешала его ласковым словом и снова укладывала в кровать. Бабушка Фиби сказала, что, когда закончится война, Джесси сядет на большой корабль и они вместе с сержантом Кейном поплывут на другой конец света, в Австралию. Там Джесси познакомится с родителями Боба. Они тоже фермеры, как и родители самой Джесси. Отныне Джесси будет жить в Австралии, и там будет ее дом. Но пока ведь война еще не закончилась, и думать об этом не хотелось.

– А можно, я тоже поплыву на том корабле вместе с Джесси? – спросил он как-то раз у бабушки.

Бабушка страшно удивилась:

– Но ты же не ее ребенок! – не сразу нашлась она с ответом. – У тебя есть мама, она скоро вернется домой, и вы станете жить вместе.

Фиби показала на фото в серебряной рамочке. Но Дезмонд лишь равнодушно скользнул взглядом по фотографии. Он не знал, кто эта дама. И ему было все равно, вернется ли она к нему или нет. Он хотел плыть на корабле по морю или даже стать пиратом. А больше всего он хотел навсегда остаться с Джесси.

После свадьбы няни для него настали трудные времена. Молодые уехали на несколько дней в Эдинбург отметить начало медового месяца. Он страшно обрадовался, когда Джесси снова появилась у них в доме. Она привезла ему в подарок пакетик эдинбургской карамели и галстук в тон цветам тартана на его килте. Он был так счастлив, что Джесси снова с ним, подбежал к ней, обхватил ее руками за шею и долго не отпускал от себя.

Впрочем, бабушка тоже была хорошей. Вечерами они вместе листали старые альбомы. Она показывала ему свои фотографии в разных сценических костюмах и школьные фотографии мамы. Смешная девочка с косичками, в школьной форме. Иногда они отправлялись в Лондон, но дом, в котором жила бабушка до войны, разбомбили, и поэтому большую часть времени бабушка сейчас проводила в Далрадноре, за исключением тех дней, когда она отправлялась вместе со своей концертной бригадой на фронт выступать перед солдатами. Да, бабушка была хорошей, но с ней ведь не побегаешь наперегонки по двору, как с Джесси. Бабушка любит спокойные игры. А еще она внимательно слушает каждый вечер радио, пока они с Джесси играют в карты. Бабушка постоянно звонит куда-то и все время расспрашивает у всяких незнакомых людей о маме.

В школе у него случилась маленькая неприятность. Кто-то из сверстников обозвал его отца уклонистом и «белобилетником». Что означало, что отец «откосил» от армии и не был на фронте. Дезмонд разозлился и велел обидчику заткнуться. Хотя бы потому, что у него нет и никогда не было никакого отца, да тот ему и не нужен. Но мальчишки стали смеяться и обзывать его «нянькиным сыночком».

– Если у тебя нет отца, то как же ты появился на свет? – кричали они.

Разумеется, Дезмонд не понял, что конкретно они имели в виду, но на всякий случай он накинулся на мальчишек с кулаками и даже повалил одного на землю. Завязалась драка. Тут во дворе весьма кстати появился мистер Пиарсон и велел драчунам выстроиться в ряд, все получили поровну: шесть ударов ремнем по ладони за драку.

Было больно, но Дезмонд не заплакал. Он держался до тех пор, пока не вернулся домой. Но дома было пусто, не с кем даже было поделиться своей обидой. Джесси провожала мужа на поезд. Тот отправлялся вместе со своей частью в порт. Домой она вернулась расстроенная, с заплаканными глазами. У всех остальных домочадцев физиономии тоже были кислыми. Мальчик понимал, отчего грустит его бабушка. Вот уже много месяцев они не получали от мамы ни одной открытки. Взрослые постоянно о чем-то шептались по углам или за закрытыми дверями.

Однажды бабуля зашла к нему в комнату и сказала, что мама вернется домой еще очень не скоро, а потому он должен быть настоящим мужчиной, вести себя мужественно и не плакать. Бабушка пыталась выяснить в Лондоне, где ее дочь, но лично сам Дезмонд не возражал против формулировки, согласно которой мама «пропала без вести». Предстоящая разлука с Джесси волновала его гораздо больше. А потом вдруг их отпустили из школы, и повсюду стали звонить в колокола, извещая всех жителей деревни, что война окончилась и мы победили. Из окон школы вывесили флаги, прямо на деревенских улицах расставили столы, и хозяйки принялись угощать всех подряд чаем, сдобными булочками, бутербродами, вареньем и домашней шипучкой. И никто не расходился, хотя шел дождь. После чаепития все отправились в приходской клуб и устроили там танцы под аккордеон, на котором лихо наяривал Джимми Берд. Потом мисс Армо-Браун села за пианино, и они хором спели веселую песню. И все смеялись, несмотря на то, что бои где-то еще продолжались.

Джесси сказала, что мужа демобилизуют лишь тогда, когда победа станет окончательной не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Но поскольку об окончании войны уже объявили официально, то она имеет право как жена военного отправиться к месту нового назначения мужа вместе с ним. И тогда Дезмонд расплакался.

– Я тоже хочу поехать вместе с тобой! Не бросай меня здесь одного! Я хочу жить с тобой!

Джесси крепко прижала мальчика к себе.

– Я знаю, детка, знаю! Но это будет неправильно! Ведь ты же сынок мисс Каролины, а она совсем скоро вернется домой, и у тебя снова будет мамочка.

Но мальчик лишь сильнее затряс головой, заливаясь слезами. Не нужна ему никакая мамочка! Ему нужна только Джесси.

 

26

Рассвет едва занимался, когда женщин в сопровождении рычащих собак и вооруженных охранников прогнали через ворота лагеря. В тусклом свете начинающегося дня Калли сумела различить только бесконечные ряды бараков. Вначале всех новеньких затолкали в один барак на санобработку. Их заставили раздеться догола, обсыпали каким-то белым порошком от вшей, потом велели побриться наголо и обрить лобки, и все это под взглядами десятков мужчин, равнодушно взирающих на женскую наготу. Калли выдали линялую голубую рубашку и старую юбку, которая когда-то была красной, а также платок, чтобы прикрыть лысую голову. Никто не протестовал, женщины молча прошли через все унизительные процедуры. Они были слишком оглушены и раздавлены тем, что увидели и услышали, да и устали все после столь долгого и изнурительного марш-броска.

У Калли изъяли все пожитки, но она чудом успела припрятать свои башмаки. Ее зарегистрировали под именем Шарлотта Бланкен, политзаключенная, бельгийка по национальности. Ее статус отныне подкреплял и красный треугольный значок на рукаве вместе с соответствующим порядковым номером. После всех предварительных процедур женщин снова выгнали на холод и развели по баракам. Им было велено самим искать себе место, в крайнем случае обращаться к надзирательницам, отмеченным черными нарукавными нашивками. Те постоянно курсировали по проходу с хлыстами в руках для поддержания общего порядка в бараке.

По обе стороны от центрального прохода высились трехэтажные нары, на которых лежали в полускрюченном-полусогнутом положении сотни женщин, спрессованные, словно кильки в консервной банке. Издали нары были похожи на клетки для животных. Запах стоял такой, что в первую минуту Калли потянуло на рвоту, но она была слишком убита увиденным, а потому сил не оставалось уже ни на что. Страшно пахло мочой, потом, испражнениями. В тяжелом спертом воздухе витали страх и безнадежность. «Неужели здесь можно выжить? – спросила она себя. – Как же я вынесу все это?»

После почти года, проведенного в одиночной камере, вид этой ужасной копошащейся массы человекообразных существ пугал и повергал в шок. Изможденные высохшие тела, облаченные в какие-то лохмотья, впалые щеки, смертельно бледная кожа на лицах, потухшие взгляды, которыми эти несчастные таращились на новенькую. Раньше ей приходилось слышать кое-что о концентрационных лагерях. Но одно дело – слышать, и совсем другое – увидеть все собственными глазами и самой оказаться в таком ужасном месте. Калли невольно содрогнулась, чувствуя, как ее охватывает паника. Она попыталась отыскать в этом сонме мертвых ликов хотя бы одно живое лицо. Или хотя бы одну пару глаз с лучиком надежды во взгляде. Ничего! Женщины понуро молчали, бросая на нее любопытные взгляды и ожидая ее дальнейших действий. Что ж, в глазах этих несчастных она всего лишь еще одна претендентка на жалкие крохи свободного пространства, которое здесь есть, еще одна раба, из которой выжмут все оставшиеся соки, а потом пустят в расход. Или сама успеет сдохнуть от непосильного труда.

Инстинкт самовыживания, который вел Калли через все тяжкие испытания долгих месяцев тюремного заключения, заставил ее почти забыть свое истинное происхождение. В тюрьме Сен-Жиль она стала настоящей Лоттой Бланкен, бельгийкой по национальности, говорящей на французском, и няней по роду своих занятий. Каролины больше не было. Она умерла, или осталась в Далрадноре со своим маленьким сынишкой, или все еще продолжала проходить подготовку на секретных базах разведшколы. Все эти драгоценные факты ее реальной биографии лежали до поры до времени похороненными глубоко в подкорке. Они составляли ее золотой запас, то неприкосновенное богатство или наличную валюту, которая, быть может, понадобится в будущем для того, чтобы выжить. Пусть эти нелюди заморят ее тело, но свое истинное «я» она им растоптать не даст. Эта сокровенная часть ее души навсегда останется неизвестной врагам. Ибо стоит им докопаться до правды, и Каролина навсегда потеряет себя.

Вдалеке послышалась негромкая французская речь, и Калли машинально пошла на звук голосов. Наверное, это барак для иностранцев, подумала она, подходя ближе.

– Lotte! – представилась она. – Et vous? (А вы?)

Ей повезло. Женщины попали в концлагерь сравнительно недавно, и их еще занимали новости извне. Она рассказала им то, что знала сама об освобождении Франции. Пожилая женщина с белыми как лунь волосами жадно схватила ее за руку.

– Слава богу! Скоро все закончится! Пресвятая Дева Мария услышала мои молитвы! – она истово перекрестилась. – Меня зовут Селина. Арестовали за то, что помогала военнопленным бежать из лагеря. Мужа расстреляли. Это – Мадлен, а это – Мари. А тебя как зовут? Как ты оказалась здесь?

Калли коротко изложила им свою легенду. Работала няней в одном приличном доме недалеко от Брюгге. Вместе с хозяевами путешествовала, бывала и за границей. Там научилась немного болтать по-английски. Помогала летчикам обходить стороной секретную линию противовоздушной обороны, но кто-то ее предал, и ее арестовали. Женщины выслушали рассказ молча, не задав ни единого вопроса. Ах, если бы все было так и на самом деле. Увы! Правда гораздо запутаннее и сложнее. Ведь в действительности она ничем не смогла помочь бойцам Сопротивления. Но зато сумела выжить, и это тоже немало. Если повезет, то когда-нибудь она лично засвидетельствует все те ужасы, через которые прошла и видела собственными глазами.

– Говорят, всех новеньких отправляют отсюда в другие лагеря. Там они работают на фермах, строят дороги, разбирают завалы. Но чтобы попасть туда, надо быть молодой и сильной. А тут они вытянут тебе все жилы, а потом отправят в крематорий, – сказала Мадлен, невысокая кареглазая женщина с коротким ежиком темных волос. Она протянула руку Калли и добавила: – Тебе лучше с самого начала знать, что тебя ждет. Здесь – кромешный ад! Сама видишь, тут нас тысячи и тысячи. Настоящая душегубка! А еще у них есть одно славное местечко под названием «Молодежный лагерь». Туда отправляют всех заболевших. Но мы еще пока не видели ни одной женщины, вернувшейся оттуда.

Калли слушала Мадлен с замиранием.

– Да, вот еще что! – прошептала та. – Берегись надзирательниц. Особенно вон той, с толстыми косами и хлыстом в руке. Она поначалу будет строить тебе улыбочки, станет помогать, даже кинет лишний кусок хлеба, но не просто так! За все приходится платить! Она таскает своих фавориток в одно укромное местечко, где те обязаны удовлетворять все ее похотливые желания. А когда очередная пассия ей надоедает, то она находит способ, как от нее избавиться. Так что будь внимательна и не светись! Другие же могут натравить на тебя собак за один случайный взгляд, ненароком брошенный на них, и те загрызут тебя живьем. Ни за что! Так, потехи ради… Не хочу тебя пугать понапрасну, но лучше знать правду с самого начала. Мы ведь для них – не люди, а животные. Или еще хуже, просто безликие номера. Но в душе-то мы знаем, что мы остались людьми, и имена у нас есть человеческие, и наше прошлое никто у нас не отнимет.

– Перестань ее стращать! – улыбнулась Селина. – Держи в чистоте руки, смотри за тем, что тебе дают поесть, и чаще поворачивайся ко всем спиной, тогда и спина целее будет, да и сама тоже. Держись за нас, Лотта. Русские придут не сегодня завтра. Охранники очень боятся русских, что не мешает им обращаться с русскими женщинами хуже всего. Особенно после разгрома под Сталинградом. Как видишь, кое-какие новости просачиваются даже сюда, в это Богом забытое место. Когда начнут гонять на работы, узнаешь много чего.

Несмотря на рассказы подруг по несчастью, Калли очень быстро поняла, что невозможно подготовиться ни морально, ни физически ко всем тем ужасам, которые отныне ей доводилось лицезреть каждый день. Тела повешенных, еще долго болтающиеся на ветру после совершения над несчастными публичной казни. Вереницы заиндевевших от холода девушек и детей, которых на рассвете строем отправляли в газовые камеры. И все они стояли в оцеплении, боясь пошевелиться. Малейшее движение, и зоркий глаз охранника выдергивал очередную жертву из строя, избивал палками, а стоило рухнуть на землю, и тело отдавали на растерзание собакам.

– Стой спокойно. Не смотри! Не показывай, что тебе страшно или тебя переполняет негодование. Смирись! Ты должна выглядеть сломленной и униженной, наступи на горло собственной гордости. Здесь ее у тебя не может быть. Не давай этим нелюдям повода унижать и издеваться над тобой еще больше. И держись нас, – поучала ее Селина. – Вместе мы выживем, поодиночке – никогда! Смотри вверх, поверх колючей проволоки, смотри на деревья, на птиц, летающих в небе. Когда-нибудь и мы взлетим и выпорхнем отсюда, подобно птицам.

Калли слушала наставления Селины, исполненные здравого смысла и житейского опыта, и постепенно ее тело привыкло к холодной и выношенной одежде, а ухо уже не воспринимало ни криков жертв, ни проклятий палачей. Единственное, к чему она так и не смогла привыкнуть, это к ужасающей вони из отхожего места. Она понимала, что рано или поздно она сломается и заболеет. Но ночами у нее еще пока хватало сил отбиваться от непрошеных визитеров, которые подходили к ее логову затем, чтобы схватить миску или отобрать припрятанную корку хлеба. И всегда забивалась в тень, когда на охоту в поисках новой жертвы выходила надзирательница-лесбиянка. Все четверо они вжимались в угол на самом верхнем этаже нар, пытаясь хоть немного согреться теплом друг друга. Зима выдалась на редкость суровой, а в декабре 1944 года на лагерь обрушились такие снегопады, что бараки утопали в снегу почти до самых крыш. Снег хоть на время спрятал от глаз все ужасы и непотребства лагерного бытия. После многочасовых стояний на морозе многие замертво валились на снег. А ведь главное было не просто стоять, а стоять неподвижно, не шелохнувшись в сторону. К счастью для Калли, ее вместе с другими француженками стали гонять на работы за пределами барака, а иногда и за пределы лагеря. Там и кормили чуть получше, и условия для ночлега были чуть более сносными. Они занимались тем, что выкапывали из-под снега замерзшие овощи. Потом их перебросили в другой лагерь. Там они собирали с полей большие валуны и камни для строительства дорог. От постоянного холода Калли уже давно перестала чувствовать и руки, и ноги. Да и тело едва ли могло согреться под тем тряпьем, которое им выдали в качестве верхней одежды. Но, к счастью, у нее на ногах были башмаки. Каждую ночь она привязывала башмаки к своему телу, чтобы их не украли.

– Нам надо бежать! – не уставала повторять Мадлен. В ее голове всегда роились планы, и на перспективу – обретение вожделенной свободы, и на ближайшее будущее – как обобрать кого-нибудь из соседок по бараку.

– Куда бежать зимой? – резонно возражала Селина и заходилась в приступе отчаянного кашля. День ото дня ее кашель становился все более и более удушающим: сказывалась работа на холоде в открытом поле. Женщина с трудом таскала ноги, никак не поспевая за остальными. Подруги как могли прятали ее от строгих глаз надзирательниц. Но днем надо было работать, ворочать огромные валуны и катить их по неровному мерзлому полю. Иногда по двенадцать человек катили один валун, обливаясь потом, чувствуя, как отнимаются от тяжести руки, но нельзя было останавливаться ни на минуту. Все время надо было быть в движении. Одна женщина упала без чувств на мерзлую землю, и тут же подскочил охранник и стал избивать ее своей дубинкой. Несчастная корчилась на земле, пытаясь защититься от сыплющихся на нее ударов.

– Работать! – рявкнул он, обращаясь к остальным, а сам оттащил женщину к краю поля и пристрелил ее там.

– Молчи! – тихо сказала Селина, увидев, как Калли переменилась в лице. – Его час придет!

– Откуда ты знаешь? – прошептала в ответ Калли.

– Сердцем чую! Время работает на нас. Скоро мы будем спасены. Не думай о том, что творится вокруг, иначе эти мерзости уничтожат тебя и физически, и морально.

Они вернулись в лагерь, голодные, полуживые от холода и изнурительного труда. Тело застреленной узницы так и осталось валяться в поле, вмерзая в землю. Впрочем, постепенно Калли привыкла и к смертям: она даже не смотрела в ту сторону, где лежала очередная жертва. Вот только сердце болело все сильнее и сильнее, и каждая новая порция жестокостей ложилась на него тяжелой отметиной. В этом аду не было снисхождения ни к кому, здесь не знали милости или сострадания. Каждая заключенная была всего лишь ломовой лошадью, которую тут же отправляли на скотобойню, стоило ей только оступиться или упасть. А потому выбор у каждой из них был невелик: работай или умри. И умирали. С каждым днем обитательниц барака становилось все меньше и меньше. Наверное, Калли согревала ярость, бушевавшая внутри ее. Она пробирала до самых костей и странным образом согревала тело. «Я выживу, я должна выжить, – повторяла она себе каждое утро. – Я обязана выжить, хотя бы для того, чтобы рассказать всем-всем-всем о том, как это было. Другие ведь уже не скажут. А для того, чтобы выжить, нужно тепло, еда и немного везения, чтобы не попасть в газовую камеру».

– Наверное, у всех у нас есть лишь один способ вырваться отсюда! – невесело пошутила как-то раз Мари, самая молодая из подруг Калли. – Превратиться в белый дымок над крышей крематория. Они ведь уже давно списали всех нас в расход, для них мы уже и не люди, а так, ходячие мертвецы. Но ничего! Будем искать и другие пути!

– Давай лучше думать о чем-нибудь другом! – заметила осторожная Селина. – Предлагаю игру. Сейчас мы все уляжемся на нары, и каждая по очереди расскажет, что бы она заказала себе на ужин. Или на обед. Представим, что мы нарядно одеты, сидим в хорошем кафе или баре и заказать можем что душа пожелает.

– У меня от таких игр голод еще больше взыграет! – простонала Мадлен. – Но лично я бы заказала pot au feu с жирным густым соусом. А еще зеленый салат и винегрет, немного нормандского сыра вигот и мамин десерт, ее вкуснейшие пирожные tarte aux pommes.

– А сервировка стола? – Селина старалась разбудить фантазию Мадлен. – Скатерть какого цвета предпочитаешь? Какие цветы поставишь в вазу?

Вот так они предавались упоительным воспоминаниям, и в какой-то момент Калли даже почувствовала на языке запах пряных трав и чеснока. Лично она выбрала себе пастуший пирог с ароматной хрустящей корочкой, который так превосходно готовила Мима, клубнику со сливками и вкуснейшее мороженое от Капальди. Она мысленно представила себе это пиршество красок и ароматов, и тут же рот наполнился густой слюной. Хорошая игра! Она позволила хотя бы на несколько минут перенестись из этого кромешного ада в родные ее сердцу места. Господи, взмолилась она мысленно, спасибо тебе за то, что ты послал мне таких хороших подруг. Благодаря этим трем женщинам она еще на какое-то время сохранила ясность ума и тем самым продлила себе жизнь.

В следующий раз они придумали новую забаву: решили, что будут отмечать все дни рождения, и каждая должна приготовить специальный подарок-сюрприз для именинницы. Легко сказать! А где его найти, этот сюрприз? И все же, и все же… Когда их гоняли на работы за пределы лагеря, то можно было отыскать в поле первые, робко пробивающиеся сквозь пожухлую траву и снег весенние цветы. Калли сорвала головки полевых маргариток, а потом сплела их в красивое ожерелье для Селины. Селина чахла на глазах, задыхалась, хватала ртом воздух, и после двенадцатичасовой рабочей смены ее приходилось уже почти силком тащить с поля, поддерживая с обеих сторон. Но ожерелье из цветов! Такая радость! Она с удовольствием надела его на себя.

Через неделю случилось то, чего они больше всего боялись: медицинский осмотр. Всех женщин выстроили в ряд перед надзирательницами и охранниками, велели задрать юбки до пояса, выставив на всеобщее обозрение выпирающие тазобедренные кости, уже давно напоминающие живые мощи. Потом надо было пробежаться перед лагерным врачом и эсэсовцами из охраны, продемонстрировать им свою, так сказать, физическую подготовку. Доктор внимательно разглядывал распухшие ноги и отекшие, все в синяках, коленки каждой из бегуний. Калли сконцентрировала все свои силы на том, чтобы выдержать испытание, а потому не сразу обратила внимание на то, что происходит с Селиной. Ее буквально силком вытащили из шеренги, и охранник рыкнул:

– Беги!

Селина сделала пару шагов и упала на пол, сотрясаясь от приступа кашля.

– В отделение реабилитации! – коротко озвучил свой вердикт доктор, и охранники потащили Селину к стоявшей снаружи повозке. Вскоре повозка была загружена до отказа немощными женщинами, которых повезут в так называемый «Молодежный лагерь» на реабилитацию. Они стояли окаменев, не в силах уразуметь, что только что их подругу забрали на верную смерть. А они даже не попрощались с ней. После осмотра надзирательницы скомандовали разойтись по своим местам. Все молча разошлись. Да и о чем говорить? Они понимали: Селину они больше не увидят. Еще один жестокий удар, который надо пережить.

– Нужно как-то выбираться отсюда! – прошептала Мадлен. – Я знаю, Селина будет рада, если мы спасемся.

Всю ночь Мадлен и Мари молились и плакали.

Но Калли не могла молиться. Все чувства в ней выгорели дотла. Страшное опустошение и в душе, и в теле. Не было даже ярости, которая могла бы подпитать ее своей энергией. Впервые за долгие месяцы лишений ей захотелось просто лечь и умереть. Она старалась не думать о том, где сейчас Селина и что с ней. Одна, немощная, с распухшими ногами, которые она едва переставляла, куда они ее поведут? Конечно, отправят в газовую камеру. И никого рядом! Даже священника, могущего утешить в этот предсмертный час. За что? Почему?! Все в душе Калли вдруг восстало против такой вопиющей несправедливости. Она свернулась калачиком в своем уголке на нарах и отрешенно вслушивалась в то, как подруги шепчут слова молитв. Лично у нее надежд более не осталось. Она тоже приготовилась к смерти.

– Нельзя сдаваться! – пыталась приободрить ее Мари. – Пока мы живы, жизнь еще не кончена. И Селина скоро будет свободна! Во всяком случае, ее душа освободится из плена. Вот только деток она своих больше не увидит. А тебя кто дома ждет, Лотта? Ради них стоит побороться за свою жизнь, как думаешь? Держись, подруга! Мы еще поживем!

Иногда на Калли накатывали минуты полного помутнения разума. В такие минуты она уже не узнавала в себе прежнюю Каролину, не могла представить себе личико Дезмонда. Она ощущала себя тем, кем она есть сегодня: Лотта Бланкен. Изможденное тело, кости, обтянутые кожей в сплошных кровоподтеках и ссадинах, бессловесное существо, видевшее столько горя и ужасов. Она все глубже и глубже погружалась в пучину отчаяния. И все ближе подступало безумие, не щадящее тех, кто начинает жалеть себя. Мадлен вовремя заметила эти страшные перемены, происходящие в ней.

– Помни! Мы живем только для того, чтобы вырваться отсюда! Куда подевалась твоя злость? – она трясла подругу за плечи, пытаясь заинтересовать ее своими бесконечными прожектами, как именно им устроить побег. – Будем держаться все вместе, и тогда выживем! Поодиночке – сдохнем! Здесь все же получше, чем в Равенсбрюке. Там ведь вообще сплошной конвейер смерти, а здесь хоть поле видим, дорогу… Но только дашь слабину, и немедленно отправят обратно в Равенсбрюк. А там эти садисты забьют тебя своими дубинками до смерти. Не дай им такого удовольствия, Лотта!

Спустя несколько дней их переправили в другой лагерь в Мекленбурге. Там их бросили на строительство дорог. Трудились днями напролет в сырую промозглую погоду, которая бывает ранней весной. Спасали только телогрейки и шали, которые соорудила всем троим Мадлен из одеяла Селины. Но попробуй потягай тяжеленный каток двенадцать часов кряду, и так изо дня в день. Силы убывали с каждым днем, они чувствовали, что слабеют. Немного приободрили новенькие. Женщины сообщили последние новости с воли: союзники уже вплотную подошли к западным границам Германии – надежда немного согрела озябшие души и тела.

Месяц спустя их безо всякого предупреждения вытолкали ночью во двор, велели собрать пожитки и приготовиться к пешему походу куда-то на запад. Было темно, земля еще была покрыта снегом, оставалось лишь молиться, чтобы их раздолбанные башмаки выдержали этот долгий переход по замерзшей дороге. Они обмотались шалями, натянули на ноги еще по паре носков, которые Мадлен сварганила им изо всякого тряпья, тихонько рукодельничая по ночам, когда никто не видит. Забрали с собой и пожитки Селины, маленький узелок, при одном взгляде на который хотелось плакать. Мари прижала его к груди, и все они вдруг почувствовали себя так, словно Селина все еще с ними рядом и сейчас они бережно поведут ее за собой.

Пленниц гнали всю ночь. Унылая, безмолвная колонна, отмеряющая милю за милей по замерзшей дороге. Время от времени охранники обходили строй, светили фонариками, проверяя, нет ли в шеренгах пустот, но никто их не считал.

– Вот он, наш шанс! – прошептала Мадлен, когда дорога пошла лесом. – Исчезаем по одной и прячемся за деревьями.

Времени на раздумья не было. Калли увидела, как Мадлен скатилась по насыпи и скрылась между деревьев. Охранники не заметили, другие заключенные даже не глянули в ее сторону. Следующей рванула Мари: нагнулась, чтобы поправить свой башмак, и моментально растворилась в темноте. Пришла очередь Калли. Она понимала: сейчас или никогда. Едва ли судьба подарит ей еще один такой шанс. Калли шагнула в ночь, и словно крылья выросли у нее за спиной. Пока никаких выстрелов, и собаки не лают. Вокруг тишина, скованная снегом, и только ветки поскрипывают на морозе. Интересно, решился ли кто-нибудь еще на побег?

Высокие деревья мрачно шумели над головой, внушая суеверный страх, огромное пространство темноты и холода. Дыхание моментально превращалось на морозе в клубы пара. Одна, затерянная в бескрайнем царстве снегов и льда, безоружная… Ужас сковал ее тело. Куда идти? В какую сторону? Калли нерешительно двинулась в глубь леса, понимая, что надо двигаться, иначе она просто замерзнет на одном месте от холода. Сколько таких несчастных жертв она уже перевидала в лагере. Иди, понукала она себя, иди вперед. Каждый шаг – это напряжение воли, но сейчас движение для нее воистину равно жизни.

Забрезжил рассвет, а вместе с ним в душе затеплилась робкая надежда. Вдруг ей повезет снова обрести своих подруг? Конечно, шансов нет, но вдруг случится чудо из чудес… Не может быть, что они ушли далеко. Куда ей податься без них? Одной, без корки хлеба, без малейших шансов на пристанище… Ей надо во что бы то ни стало отыскать их.

– Сюда… Сюда! – услышала она знакомый шепот.

Мари и Мадлен поджидали ее, притаившись за могучими стволами деревьев. Калли бросилась к ним навстречу и обхватила подруг руками в приливе несказанной благодарности и нежности.

– Да! Мы сделали это! Мы свободны! – Марри пританцовывала на снегу, пытаясь согреться. – Но что дальше? Мадлен, твое слово!

Но вот наступил черед и для Калли продемонстрировать все свои умения и навыки.

– Дальше мы найдем себе что-нибудь съедобное и соорудим хижину, в которой можно будет развести костер.

Мадлен бросила на нее удивленный взгляд.

– Но как мы это сделаем? Нас тут же поймают!

– Я вам все покажу! – услышала Калли собственный голос. Малые крохи тех знаний, которые она усвоила когда-то в разведшколе во время тестов на выживание, вдруг сами собой стали всплывать в ее памяти. Самое время поверить теорию практикой! – Нужны сухие ветки и трут, а еще что-то такое, чем можно придерживать трут во время трения. – Внезапно она ощутила небывалый прилив энергии и сил. Да, им все еще угрожает смертельная опасность, у них нет при себе ни документов, ни денег, но она уже точно знала, что надо делать, чтобы спасти себя и своих подруг. Ведь и они тоже спасли ее в свое время и помогли ей выжить в концлагере. Вот и она постарается отплатить им сторицей. Сейчас разведет костер, поймает какую-нибудь живность, которую можно будет зажарить и съесть. Нужно еще обязательно найти воду. И только потом можно будет строить планы на будущее.

 

27

Каждый день Фиби ждала новостей о судьбе Каролины. Она бомбардировала министерство обороны своими обращениями и запросами, требуя от них предоставить ей конкретную информацию о дочери. Но ответов на ее запросы так и не последовало, и тогда она обратилась к члену парламента по своему округу. У того на носу были всеобщие выборы, и политик был занят подготовкой к ним, тем не менее он пообещал вникнуть в суть дела и разобраться во всех обстоятельствах. Фиби потеряла сон, участились головные боли. Дезмонд рос сорванцом, все время норовил улизнуть на улицу поиграть с деревенскими мальчишками, которые за одну минуту могли превратиться из друзей в злейших врагов и наоборот. В школе дела тоже обстояли далеко не блестяще. Джесси даже предупредила Фиби, что мальчишка может попасть в дурную компанию. Иногда Джесси забирала Дезмонда к себе, на ферму родителей, только для того, чтобы дать короткую передышку Фиби.

Боб Кейн продолжил службу на Дальнем Востоке, и Джесси не могла дождаться встречи с мужем. Совсем скоро военные действия должны были закончиться и там. А в Британии жизнь пока была по-прежнему очень трудной. Карточки не отменили, выдаваемый по ним паек стал еще более скудным. Ах, как же мечтала Джесси поскорее бросить все и уехать в Австралию, начать вместе с мужем новую жизнь в другой стране, на новом месте, где всегда тепло и так красиво.

Пришло время и для самой Фиби снова возвращаться в Лондон, подыскивать себе хоть какое-то жилье и думать о том, как возвращаться к профессиональной деятельности. Нужно спасать свою карьеру, точнее, то, что от нее осталось. Она решила подыскать Дезмонду подходящую подготовительную школу где-нибудь рядом с Лондоном, чтобы можно было забирать внука на каникулы к себе домой. Груз проблем, связанных с учебой внука и обеспечением его благосостояния, постоянно давил на Фиби своей тяжестью. Стара я, чтобы принимать на себя ответственность за такого маленького ребенка, вздыхала она. Что же она будет делать, если Каролина не вернется? Разве может она самостоятельно решать судьбу внука без участия дочери?

В один из июльских дней к дому подкатил военный джип, из него вышла женщина в форме офицера связи. Она представилась как миссис Камерон, сказала, что координирует взаимодействие множества самых разнообразных военных подразделений, включая и Женский добровольческий батальон. Фиби в тот день чувствовала себя крайне неважно. Конечно, она надеялась, что женщина привезла ей конкретные сведения о судьбе Каролины, но, если честно, ей хотелось, чтобы нежданная гостья поскорее уехала прочь. Дезмонд опять устроил какую-то бучу в школе, и Джесси снова забрала его к себе на ферму.

Фиби пригласила миссис Камерон в гостиную. Мима подала чай, свежеиспеченные лепешки на соде и варенье из ревеня. Как бы им ни было тяжело, в Далрадноре все обязано быть на уровне.

– Какой у вас красивый дом! – совершенно искренне восхитилась миссис Камерон, разглядывая на стенах старинные картины, пейзажи, писанные маслом. Потом она подошла к окну и стала любоваться прекрасным видом на озеро. – Мисс Фей! – начала она, помолчав. – Уверена, вы хотите знать, как далеко мы продвинулись в поисках местопребывания миссис Ллойд-Джоунз. Мне жаль, что наши поиски затянулись, но мы все еще наводим справки и уточняем данные. После войны на территории Европы скопилось огромное число военных, беженцев, бывших заключенных концлагерей, и все хотят поскорее вернуться домой.

– И где моя дочь? – спросила у нее Фиби напрямик, отбросив излишние, по ее мнению, околичности для соблюдения внешних приличий. Эта женщина должна понять, что неизвестность ее не просто тревожит, а убивает.

– В том-то и дело, что мы до сих пор не знаем, где она и что с ней.

– Что вы имеете в виду? Она находилась на официальной службе. Существует определенный порядок зачисления, должны быть и другие записи в ее личном деле. Да, я догадывалась, что дочь находится где-то за границей!

Фиби взглянула на гостью, но та лишь мило улыбнулась и отхлебнула глоток чая из чашки.

– Все не так просто! Каролина выполняла спецзадание.

– Какое спецзадание? – перебила ее Фиби.

– Боюсь, я не имею права разглашать подробности. Речь идет о государственной безопасности.

Женщина внимательно посмотрела на Фиби, словно желая удостовериться, что та поняла все то, что осталось недосказанным.

– Где именно она выполняла свое спецзадание? – спросила Фиби, сердцем почуяв неладное.

– В Бельгии! Во время оккупации…

– Так я и знала! – затрясла головой Фиби в отчаянии. – Знала, что рано или поздно она преподнесет мне именно такой сюрприз. У нее была няня бельгийка, и какой-то друг тоже оттуда. Так она вместе с ним?

– Если у вас есть какие-то адреса, сообщите нам. Любая зацепка может помочь нам в ее поисках. И, пожалуйста, не волнуйтесь. Я уверена, мы обязательно найдем ее живой и невредимой.

– Она попала в плен?

– Боюсь, что так… Сейчас мы проводим сверку всех документов и через какое-то время…

– Через какое такое время? Война уже закончилась несколько месяцев тому назад! – Фиби почувствовала, как на нее накатывает злость. Что за глупости несет эта бюрократка!

– Наши поиски сопряжены с множеством факторов. – Миссис Камерон выпрямилась. – Вы должны понять, что…

– Она жива? – сердце глухо заколотилось в груди.

– К сожалению, и на этот вопрос я не могу дать вам четкого ответа. Пока мы ничего не знаем о ее судьбе. Ничего конкретного… Как только нам станет известно хоть что-то… Пока же мы располагаем лишь информацией о том, что она сидела в тюрьме Сен-Жиль в Брюсселе. Там ее видели в 1944 году.

– Следовательно, больше года тому назад… А где же она сейчас? Значит, и все те открытки, которые мы получали от нее… это вы их… да? – Фиби захотелось подбежать к женщине, схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, но та всецело ушла в созерцание обоев на стене.

– Это – общепринятая практика для спецслужб.

Миссис Камерон снова напустила на себя строго официальный вид, стараясь не сболтнуть ничего лишнего. Но Фиби жаждала подробностей. Ей не нужны были общие слова.

– То есть получается, что все это время вы водили меня за нос, лгали, кормили пустыми обещаниями. А сейчас вы хотите предупредить меня, что стоит приготовиться к худшему, да?

– Совсем не обязательно. Но нам надо время, чтобы прояснить все факты до конца. Мне жаль, что я не могу сообщить вам ничего определенного, но это так и есть на самом деле. Мы ведь еще в самом начале наших поисков.

– Но хотя бы скажите мне, что она там делала, в этой Бельгии!

Миссис Камерон откусила кусочек лепешки, тщательно прожевала его и ничего не ответила.

– Будь оно все неладно! У нее же маленький сын! Что я скажу ему?

Повисло тягостное молчание.

– Пока ничего! – проронила женщина после долгой паузы. – Но надежда, как вам известно, всегда умирает последней…

– Не одна же моя Каролина там была! Были ведь и другие женщины. Они вернулись?

– Да, некоторые вернулись. Остались в живых, даже пройдя через немецкие концлагеря.

– А другие?

– Я не владею всей информацией. У меня ведь нет доступа ко всем подразделениям нашей службы.

– Понятно! – недовольно поджала губы Фиби. – Моя дочь пропадает без вести, выполняя особо важное задание государственного значения. И никто даже не соизволит объяснить мне внятно, чем она занималась и зачем туда поехала.

– Прошу прощения, мисс Фей, но моя сдержанность вполне объяснима. Существуют четкие инструкции касательно того, какой объем информации подлежит разглашению. Но заявляю вам со всей ответственностью: на данный момент вы знаете о судьбе своей дочери ровно столько, сколько знаем мы. Как только появятся какие-то дополнительные новости, мы немедленно проинформируем вас. Думаю, Каролина тоже бы захотела, чтобы вы были в курсе.

– Вы говорите о моей дочери так, словно ее уже нет в живых.

– О нет! Что вы! Я просто неправильно выразилась! Немного устала от долгой езды сюда. Но мне хотелось самой сообщить вам то немногое, что нам пока известно. И повторяю, – миссис Камерон поднялась со своего места, – надежда умирает последней! Мне жаль, что на сегодняшний день я не могу сообщить вам большего.

– Что ж, как у нас говорят, отсутствие новостей, – это тоже хорошая новость! – тяжело вздохнула Фиби.

Она тоже поднялась вслед за гостьей, но, видно, сделала это чересчур резко, потому что у нее вдруг закружилась голова и все поплыло перед глазами.

– Согласна! Давайте договоримся так! Как только у меня появятся какие-то новые сведения, я немедленно позвоню вам. Рада была познакомиться с вами, мисс Фей. Вы можете гордиться своей дочерью. Она – мужественная и бесстрашная женщина.

Вот на такой комплементарной ноте миссис Камерон распрощалась с хозяйкой дома и быстро ретировалась прочь, оставив Фиби стоять неподвижно посреди гостиной в полном замешательстве. Ей вдруг стало по-настоящему страшно, ноги налились свинцом, и она поняла, что не может сдвинуться с места. Кое-как она дотащилась до кресла и рухнула в него как подкошенная.

– Каролина! Девочка моя! Где ты? Зачем?! Ради чего ты согласилась на эту безумную затею? – прошептала она, чувствуя, как кровь приливает к вискам и пульсирует в голове. Сотни молоточков застучали в ушах все сильнее и сильнее, и голова ее начала дергаться в такт этим ударам.

Когда Мима зашла в гостиную, чтобы забрать поднос, она обнаружила Фиби сидящей в кресле и слепо таращащейся в окно. Лицо у нее было перекошено, язык вывалился изо рта, тело обмякло и лежало неподвижно. Хозяйка даже не смогла поднять руки.

– Мадам! Что с вами? – в ужасе воскликнула Мима. – Джесси! Быстрей сюда! Надо срочно звонить доктору! Мадам! Не двигайтесь!

Фиби молчала, не в силах пошевелить губами. Она чувствовала, что ее тело вдруг стало безвольным и абсолютно непослушным, словно какую-то часть его заморозили. «Что же это такое, – мелькнуло в ее угасающем сознании, – что со мной происходит?» Но все вдруг стало расплываться перед глазами, мельтешить и двоиться, и она провалилась во тьму.

 

28

Калли из последних сил пыталась высечь искру, чтобы разжечь сухой трут, ветку, которую они подобрали в лесу. Наконец им удалось развести огонек, которым они принялись обогревать камни, чтобы потом согреть о них замерзшие руки. Пламя разводить нельзя. Слишком велик риск, что дым от костра будет замечен. Женщины насобирали сосновых шишек, многие еще с семенами, и подрумянили их на огне, потом растопили снег в банках, некое подобие горячего питья. Ели семечки медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек. Кто знает, когда доведется положить что-то на язык в следующий раз?

– Здесь оставаться нельзя! – сказала Мадлен. – Если мы двинемся на запад, то, вполне возможно, выйдем на союзников. Мы должны все время идти.

– Но мы же не знаем, где эти союзники сейчас! – резонно возразила ей Мари. – Быть может, лучше для начала податься в город и разузнать там, что и как.

– Ты с ума сошла! – возмутилась Мадлен. – Да в этих арестантских лохмотьях нас сцапают в два счета.

– Не сцапают! – возразила ей Калли. – Мы пойдем в город ночью. У меня есть кое-какие задумки. Но для начала надо сорвать с себя лагерные повязки и номера. Сверху на нас темные телогрейки, а если удастся подыскать кое-что из одежды…

– Как мы станем искать? – упорствовала Мадлен. – Документов у нас при себе нет. Нас схватит первый же встречный. И отправят назад, в Равенсбрюк. Уж лучше сразу умереть!

– Никуда нас не отправят, вот увидишь! – убежденным голосом отрезала Калли. – Поверь мне!

Вторую ночь они отсиделись на окраине Мекленбурга в полуразрушенном от бомбежек доме. Калли провела небольшую разведку на местности. Вдалеке виднелись хозяйственные постройки, очень похожие на фермерское хозяйство. Разумеется, к хозяину фермы она не станет обращаться за помощью, но, быть может, что-то осталось на полях неубранным. Надо дождаться рассвета. Утро занялось холодным и ветреным. Ветер трепал постиранное белье, развешенное на веревках подле дома. Как давно, подумала Калли, она сама мечтает почувствовать на своем теле чистое и свежее белье.

– Оставайтесь здесь, и ни шагу из дома! – приказала она подругам.

– А ты куда?

– Туда! – Калли с улыбкой кивнула на фермерское хозяйство.

– Совсем голову потеряла, да? – схватила ее за руку Мари.

– Постараюсь раздобыть хоть какие-нибудь тряпки! – Калли показала на развевающееся на ветру белье. – Нам нужно во что бы то ни стало избавиться от арестантской робы.

– А если они спустят на тебя собак?

– С собаками тоже можно договориться, – уверенным тоном отрезала Калли.

Прежняя сноровка, приобретенная когда-то на многотрудных тренировках, возвращалась к ней. Крадучись, она приблизилась к дому, стараясь держаться подветренной стороны, чтобы не учуяли собаки, если они есть на ферме. Почти на четвереньках она проползла по тропинке, утопающей в грязи, к тому месту, где висело белье, схватила с веревки мужскую рубашку, простыню, одну нижнюю сорочку и несколько пар носков. Чуть поодаль висела очень симпатичная блузка, но Калли не рискнула позариться на нее, вовремя заметив сторожевого пса, который уже навострил уши и стал принюхиваться, заслышав подозрительные шорохи. Так же осторожно она поползла назад, пряча на груди свои бесценные трофеи.

Подруги страшно обрадовались ее добыче. Теперь у них было чем замаскироваться. О том, чтобы сбросить платья совсем, не могло быть и речи. Нужно было любой ценой сохранить хотя бы остатки того тепла, которое давала эта ветхая одежда. Простыню они разорвали на квадраты в форме головных платков и повязали ими свои остриженные наголо головы. Остальное пошло на шарфики и прочий камуфляж.

Поход на ферму потребовал от Калли слишком больших затрат и душевных сил, и физической энергии. Она как-то неожиданно обмякла, почувствовав страшную слабость во всем теле. Идти в ногу с остальными у нее уже не получалось. А идти нужно было во что бы то ни стало, и они шли, голодные и холодные, покрытые волдырями и ссадинами, стараясь передвигаться только в самые ранние, предрассветные часы. Продвижение давалось медленно, все время хотелось пить, приходилось утолять жажду даже грязной дождевой водой. Уже три дня у них не было ни крошки во рту, у всех троих начались желудочные спазмы и колики, а Калли, в придачу, стало еще и тошнить. Видно, грязной воды она выпила больше остальных. Ей вдруг сделалось жарко, хотя тело сотрясал озноб. Идти дальше она уже просто не могла, но и задерживать остальных тоже не имела права. Показались первые пригороды Лейпцига.

– Бросьте меня здесь! – взмолилась она, обращаясь к подругам, но те и слушать не стали и потащили ее за собой.

Но прошли они совсем немного, потому что впереди замаячил наряд СС. Солдаты заметили женщин и двинулись в их сторону. Сердце у Калли упало. Что они скажут? Ведь у них нет при себе никаких бумаг: ни удостоверений личности, ни пропусков. А уже темнело.

– Молчите! – неожиданно прикрикнула на подруг Мадлен. – Все беру на себя! А вы притворитесь умирающими лебедями. Сделайте вид, что вам очень плохо.

Женщины прильнули друг к другу и замерли в страхе.

– Документы! – заорал один из эсэсовцев, подойдя к ним почти вплотную, и внимательно оглядел подозрительную троицу.

Мадлен выпрямилась во весь рост и проговорила почти на безупречном немецком:

– У нас нет при себе документов! Они в лагере! – она неопределенно махнула рукой куда-то в сторону. – Мы – француженки. Работаем в здешнем лесу. Взгляните на нас! Мы же все в иглице. А вот эта заболела совсем, и нам велели отвести ее в медчасть. У нее началась лихорадка. Не подходите близко! Вдруг это туберкулез?

Солдат тут же отпрянул назад и с интересом уставился на Калли. Та уже едва стояла на ногах. Пот обильно катился по ее лицу. Конечно, не вызывало сомнения, что дотащить такую больную одной женщине было бы не под силу. Вот и выделили для сопровождения двоих.

– Проходите! – коротко скомандовал немец, и женщины, все еще не верящие своему счастью, что так просто вырвались из рук эсэсовцев, заковыляли дальше и вскоре растворились в сгущавшихся сумерках.

Вот уже во второй раз Мадлен спасла всем им жизнь.

– Нужно держаться уверенно! – наставительно заметила она подругам. – Отвечайте, глядя им прямо в глаза! Врите, несите всякую чушь, какая придет в голову, но на хорошем немецком. Слава богу, у меня с немецким полный порядок! Вот одно из преимуществ того, что мы жили на границе с Эльзасом, – добавила она не без гордости в голосе.

Когда они подошли вплотную к городу, то увидели толпы людей с гружеными повозками и тележками, в спешном порядке покидающих город. На повозках вперемешку лежал домашний скарб, плакали дети, растревоженно кудахтали куры. Жители Лейпцига, практически стертого с лица земли мощнейшими бомбардировками, покидали город, спасаясь от голода и смерти.

– Русские вот-вот войдут в город! – предупредили они беглянок. – Поворачивайте назад!

– Нам надо поискать себе кров для ночлега! – проговорила Мари, оглядывая стремительно пустеющие улицы города. – Больше мы не можем идти! – И тут взгляд ее сам собой выхватил из городского ландшафта церковный шпиль. Церковь, как оказалось, была почти в двух шагах. – Вот и замечательно! – обрадовалась Мари. – Уж они-то наверняка дадут нам приют! Не посмеют ведь выставить вон из Божьего дома! Вот она, наша последняя надежда!

Калли с трудом поднялась по ступенькам, ведущим к храму. Мари открыла массивную деревянную дверь. Внутри было холодно и царил полумрак, освещаемый только нескольким десятком горящих свечей. Калли в изнеможении опустилась на пол возле самых дверей. Расписанный фресками потолок поплыл у нее перед глазами, превращаясь в стремительный калейдоскоп цветовых пятен. Храм оказался не лютеранским, а католическим. Позолоченные статуи святых выступили вдруг из темноты и с жалостью уставились на болящую.

А следом из исповедальни показался и сам священник.

Мари тут же рухнула перед ним на колени и взмолилась.

– Помогите, умоляю! Предаем себя в ваши милосердные руки, отче! Наша подруга очень больна. Мы – французские рабочие. Нам нужна ваша помощь. Мы уже три дня ничего не ели. Проделали такой огромный путь, но идти дальше у нас уже нет сил.

– Вы сбежали из лагеря? – спросил он, окинув внимательным взглядом каждую.

– Да! Из рабочего лагеря под Мекленбургом. Нас погнали куда-то, и мы сбежали по дороге. Если нас поймают, то обязательно повесят. Пожалуйста, умоляю вас! – добавила она уже на немецком. – Помогите нам! Нам больше не к кому обратиться за помощью. Лотта очень больна. Мы все пили грязную воду, и вот результат…

Священник запер на засов церковную дверь и поманил их к себе.

– Ступайте за мной! Хватит сил, чтобы вскарабкаться по лестнице наверх? – Он повел их по винтовой лестнице вверх, под самую крышу на колокольне. Калли уже не шла, а ползла, цепляясь за каждую ступеньку руками и ногами. – Ждите меня здесь! – скомандовал он всем троим, когда они, наконец, вскарабкались на площадку рядом с колоколами. – Сейчас я принесу вам что-нибудь поесть.

Когда священник ушел, Мадлен и Мари принялись гадать, выдаст ли он их гестаповцам или нет. Неужели они спаслись? Пока однозначного ответа на этот вопрос у них не было. Время покажет, справедливо рассудили женщины. И лишь Калли мало волновало, что будет потом. Ее сознание угасало, и в эти последние мгновения перед наступлением полного мрака она вдруг увидела, как над ней закружился хоровод из ангелов. Острая боль пронзила тело, пот ручьями лил по лицу. Какая разница, останется ли она жить или умрет прямо сейчас?

Калли разбудил колокольный звон. Она обвела глазами крохотную комнату с кафельными стенами. Поначалу взгляд ее никак не мог сконцентрироваться ни на чем. Какие-то тени скользили вокруг. Наверное, это все же люди, подумала она, заметив раковину и кувшин. Она лежала на чистых простынях, на кровати возле высокого сводчатого окна, за которым виднелось дерево с густой зеленой кроной. Солнечные блики скользили по комнате. Было тепло и приятно.

– Наконец-то очнулась! – пробормотала женщина на плохом французском. – Наша спящая принцесса проснулась!

– Merci, Madame! – почти на автомате прошептала Калли по-французски и добавила: – Где я? В Брюсселе?

Какой же кошмарный сон ей приснился!

– Вы в госпитале при монастыре Святой Елизаветы… Не волнуйтесь! Война уже окончена. Вы нам больше не враг, а мы перестали быть вашими врагами. Вас привез к нам отец Бернард. Сказал, что вы потеряли сознание в его церкви.

– Так это не тюремный госпиталь? – переспросила Калли. Она вдруг смутно вспомнила каких-то надзирательниц, охранников с собаками, но воспоминания были расплывчатыми и никак не сливались в единую картину. Интересно, кто этот отец Бернард, имя которого только что упомянули?

– Пожалуйста, не напрягайтесь! Вы очень долго и серьезно болели! А потому пока никаких резких движений. Вам вообще нельзя двигаться. Слава богу, что вы хоть пришли в себя. Ваше тело, в нем уже почти не было жизни, а теперь вы вот ожили! Настоящее чудо!

– Но где я? – снова повторила Калли. Она все еще никак не могла уразуметь смысл произошедших с ней перемен. В голове – полный туман, мысли путаются. Кажется, ей снилось, что она бежит по лесу, удирает от солдат, а за ней гонятся собаки, слышатся выстрелы, какие-то люди прячутся за деревьями, на снегу валяются убитые. Потом вдруг стали мерещиться скелеты на полу в какой-то камере. Ум отказывался воспринимать происходящее. Ее рассудок напоминал паровой двигатель, из которого выпустили пар, шестеренки отчаянно стучат, но сцепления между ними нет. Разрозненные обрывки воспоминаний мелькают и исчезают, никак не складываясь в целостную картину прошлого. Почему она ничего не помнит? Что делает в этом монастыре? Калли бессильно откинулась на подушки. Слишком много вопросов. Она уже успела устать, едва задав их себе. И последний вопрос. Так кто же она такая? Не помнит! Она даже не знает, как ее зовут. Последнее открытие вызвало панику.

Днем ее навестил врач. Белый халат, очки… Он внимательно осмотрел пациентку, прослушал, простучал грудь, пощупал мускулатуру, велел открыть рот и изучил язык и полость рта. Вот только в глаза ей он не взглянул ни разу.

– Кто я? – спросила она у него беспомощным голосом, словно маленький ребенок.

– Согласно документам, вы – француженка. Работали в лагере. Вас доставил к нам священник, сказал, что вы нуждаетесь в уходе, – ответил врач, старательно избегая встречаться с нею взглядами. Он говорил по-французски плохо, с трудом подбирая слова. – У вас было сильное инфекционное заражение, сопровождавшееся лихорадкой, и это на фоне полнейшего истощения организма и общей простуды.

– Пожалуйста, помогите мне вспомнить хоть что-то!

Врач делал какие-то пометки в истории болезни, он даже не оторвался от карточки.

– Наберитесь терпения, мадам! Чтобы оправиться после такой серьезной болезни, нужно время. Вы вспомните тогда, когда ваш организм будет готов вспоминать. Иногда ведь люди забывают прошлое во благо себе. Сестры сказали, что в бреду вы бормотали что-то на голландском и даже пели какую-то колыбельную на этом языке. Может, такая подробность поможет вам вспомнить все остальное! – Врач бросил на нее странный взгляд. – Вашу одежду сожгли. Судя по ней, вы были в каком-то концлагере. Вот еще одна деталь, которая может навести вас на какие-то воспоминания. Могу добавить, что вы рожали и у вас был ребенок. Это я определил по вашему телу. Вот такие, пока разрозненные, фрагменты единой шарады. Может, они имеют какой-то смысл, может, нет! В любом случае шараду придется решать вам самой.

Доктор поднялся с места и пружинистым шагом направился в другую палату. Все его слова показались ей бессмысленными. Никакой связи в них она не уловила. Впрочем, и особого желания ломать себе голову над словами доктора у нее пока не было. Зачем, в конце концов, ей волноваться? Здесь сухо, тепло, чисто. Воистину, самый настоящий рай. Чего же еще хотеть?

Упражнения, включенные доктором в курс реабилитации, давались Фиби с трудом. Напрасно она пыталась поднять парализованную руку. Рука не поднималась. Она висела крюком на перевязи, больно ударяя в грудь. Одна сторона тела отнялась у нее полностью, а терпения и сил на то, чтобы снова сделать себя подвижным человеком, у нее не было. Речь через какое-то время вернулась, но она стала бессвязной, не слова, а скопление звуков, порой похожих на мычание. Поддерживать нормальный разговор Фиби уже не могла.

Конечно, врачи госпиталя в Глазго, куда ее поместили сразу же после инсульта, потрудились на славу. По прошествии какого-то времени Фиби перевели для прохождения дальнейших процедур в частную лечебницу с видом на Клайд, но процесс восстановления шел крайне медленно. Врачи диагностировали множество кровоизлияний, которые были у нее еще до того, как минувшим летом случился самый главный удар, приковавший ее к инвалидному креслу. Прогресс обязательно будет, уверяли они, но для этого надо немало потрудиться: регулярно выполнять все упражнения, пытаться встать на ноги, но главное – научиться жить со своей немощью. В конце концов, есть палки, на которые она станет опираться при ходьбе, а если устанет, то может пересесть в инвалидное кресло на колесиках. Все сейчас зависит только от нее самой, и ни от кого более. Логопед тоже обнадеживал, сулил хорошие результаты уже в ближайшем будущем. Но занятия по речи следует посещать регулярно. Как бывшая актриса и певица она должна снова научиться владеть своим дыханием, правильно произносить звуки и все такое прочее, а ей категорически ничего не хотелось делать. Больше всего она желала лишь одного: чтобы ее оставили в покое и не трогали. Лечащий врач сказал, что такая апатия – это тоже свидетельство того, что пошел процесс выздоровления.

– Для вас все произошедшее стало огромным потрясением. Вы – сильная, волевая женщина, привыкшая быть независимой во всем, а тут такое! Конечно, вы восприняли свою болезнь очень тяжело.

Ох уж эти доктора! Разве ее лечащий врач понимает, каково это – в одночасье стать совершенно беспомощным человеком, который не может ни ходить, ни говорить, ни самостоятельно встать или сесть? За всю свою жизнь Фиби практически ни разу не болела. И вдруг такое! Самое ужасное, что ее перестало интересовать абсолютно все. Разве что радио она еще продолжала слушать, но при этом часто засыпала прямо по ходу трансляции пьесы или какой-нибудь интересной дискуссии и потом уже не могла вспомнить ни сюжета пьесы, ни темы дискуссии.

Слава богу, на страже Далраднора по-прежнему стояли Мима и Джесси. Но сколько еще они смогут держать эту круговую оборону? И что потом ей делать с Дезмондом? Ведь никаких новостей о Каролине все еще нет. Ах, Каролина, Каролина! Девочка моя! Жива ли ты еще? Наверное, ее дочь погибла, а все эти люди просто не решаются сообщить ей эту страшную новость. Ждут, пока она хоть немножко окрепнет. Других объяснений их затянувшемуся молчанию у Фиби не было.

По всему выходит, что отныне все заботы о внуке ложатся только на ее плечи. И как она сумеет справиться с подвижным, как ртуть, шестилетним сорванцом? Разумеется, нужно, чтобы рядом с ребенком постоянно был кто-то помоложе и поэнергичнее. Такая женщина, как Джесси, к примеру. Но Джесси уже сидела на чемоданах и не могла дождаться момента, пока ей вручат разрешение на выезд вместе с билетом на пароход, который доставит ее в Австралию. Остается единственный выход: отослать мальчика в какую-нибудь закрытую школу с пансионом, но желательно совсем недалеко от дома. Да, но что она станет делать с внуком во время долгих летних каникул?

Фиби лежала в кровати, часами обдумывая будущее Дезмонда. Мысли о внуке заставляли ее хоть на время забыть о собственных проблемах, даже боль отходила куда-то на второй план. А что, если ей заняться поисками его отца? В конце концов, у того ведь тоже есть какие-то обязанности перед сыном. Для начала стоит, пожалуй, отыскать его родных в Уэльсе. Пусть хоть на время заберут мальчика к себе, пока она будет восстанавливаться после инсульта. Впрочем, она ни разу не слышала от Каролины, чтобы та контактировала когда-либо с родителями мужа. А с учетом его криминального прошлого, может, и не стоит ворошить это осиное гнездо.

Невеселые мысли не добавляли настроения и не способствовали скорейшему выздоровлению. Вот если бы ей удалось пристроить Дезмонда в хорошие руки, куда-нибудь, хоть на несколько месяцев, максимум – на год, тогда бы душа ее успокоилась и дела пошли бы на поправку. А там, глядишь, она могла бы даже возобновить свою театральную карьеру. Ах, ничто и никогда в ее жизни не шло гладко. Так стоит ли удивляться, что судьба приготовила ей в очередной раз такой неприятный сюрприз? Но, как говорится, чему бывать, того не миновать. Надо жить и двигаться вперед. И одному лишь Богу известно, что там ждет их впереди.

По мере того как к Калли возвращались силы, она все более и более привязывалась к обители, к неспешному, размеренному существованию, так благотворно действующему на ее мятущуюся душу. Монастырская церковь стала для Калли тем приютом, где она обретала истинный покой, умиротворяющий хаотичный бег ее мыслей. Красивая музыка, приятные голоса, все проливалось бальзамом на ее измученную душу и воспаленный ум. Именно в церкви вдруг забрезжили в ее сознании осколки неких событий, якобы бывших с ней. Расписанный фресками потолок, сонм ангелов, кружащихся над ней, потом она ползком поднимается куда-то наверх, и каждая ступенька – это страшная пытка, словно это не лестница, а ее покаянный маршрут на Голгофу.

Однажды ее навестил старый священник. Он назвался отцом Бернардом. Он рассказал ей, что знал, поведал о тех двух молодых женщинах, которые привели ее к нему в церковь. Это они спасли ей жизнь, сказал прелат.

– Вы попали в концлагерь из Бельгии. По национальности вы – бельгийка. Господи всемилостивый! Прости этим злодеям все их беззакония, которые они творили против несчастных женщин и детей. Сейчас на территорию лагерей пускают местных, чтобы они собственными глазами увидели все те ужасы, которые происходили в нашей стране. Пусть все знают, на что способен народ, ведомый безумцем! – голос священника дрогнул, он замолчал, смахнув набежавшие слезы. – Вот он – наш позор! Не ваш, а наш! Женщины называли вас Лоттой, сказали, что вас арестовали в Брюсселе.

– Спасибо, что спасли нас! – прошептала Калли. – А мои подруги, они все еще здесь? – Она вдруг явственно представила себе их лица и даже вспомнила их имена: Мари и Мадлен, и радостно заулыбалась от того, что сумела вспомнить хоть что-то.

– Нет! – покачал головой священник. – Когда американцы вошли в город, они начали в массовом порядке отправлять заключенных концлагерей и тюрем назад, к себе на родину. Эти молодые женщины тоже уехали. Они, кстати, упоминали еще одно имя: Селина.

Селина! Словно яркая вспышка солнца озарила сознание и рассеяла прочь туман. Калли вдруг отчетливо представила себе, как несчастная Селина пытается сделать своими распухшими ногами хоть несколько шагов перед охранниками прежде, чем ее признают негодной и обрекут на смерть. Но тут же в голове снова все смешалось. Она услышала, как рычат псы, увидела, как их натравливают на жертву, явственно ощутила запах страха и ужаса, заполнивший все пространство вокруг, и в испуге закрыла глаза, пытаясь вычеркнуть из памяти страшные картины истязаний.

– Нам не удалось спасти Селину! – проронила она едва слышно. Она рассказала священнику все, что смогла вспомнить, и они оба залились слезами, молча оплакивая невинные жертвы.

– Так вы все же вспомнили!

– Да! Но лучше бы мне этого не вспоминать! Разве можно жить с грузом таких тяжелых воспоминаний? – воскликнула она в отчаянии.

– Бог даст вам силы, дитя мое! И Он сам укажет вам путь в прошлое. Пока вы еще только в самом начале этого пути. Вам еще предстоит окрепнуть, набраться сил. Но, как говорят верующие, коли есть спина, то обязательно найдется и крест, который придется тащить на себе. Одного не могу понять! Где был Господь, когда творилось это вселенское зло? Был ли Он там в то время? – священник подавил тяжелый вздох. – Видно, нам, немцам, никогда не вычеркнуть этих позорных страниц из мировой истории. Желаю вам, Лотта, счастливого паломничества в собственное прошлое, кем бы вы ни были на самом деле. Да пребудет Господь с вами всегда, дитя мое!

Шли недели, а вместе с ними множились и ее воспоминания, ужасные, страшные, леденящие душу картинки тюремного заключения, отправки в концлагерь… Но почему ее арестовали? За что? Стоило ей задать себе этот вопрос, и словно какая-то невидимая рука захлопывала прямо у нее перед носом тяжеленную железную дверь. Огромная дверь стремительно росла в своих размерах, напоминая какое-то чудище, и она была заперта на ключ, но вот ключа, чтобы открыть эту ужасную дверь, у нее не было. Потом вдруг ей стали сниться странные сны: островерхая черепичная крыша, зеркальная гладь озера, старая лошадь, пасущаяся в поле. Перед ее глазами появлялись какие-то лица и тут же исчезали. Она даже не успевала рассмотреть их или тем более узнать. Утром она просыпалась с намерением разобраться во всех этих сновидениях, старалась ухватить ускользающие от нее образы, и от этих усилий начинала болеть голова. Ей стало мерещиться, что все эти незнакомые люди зовут ее, хотят ей что-то сказать. Но что?

Наконец она нашла себе занятие по душе. Какое счастье, что она тоже может быть полезной. Калли стала ухаживать за больными, выносила утки, приносила лекарства, словом, как могла, щадила ноги пожилых монахинь. Ей доставляло удовольствие чинить прохудившееся белье, латать наволочки и простыни. Она даже научилась делать красивую ажурную штопку, которую так искусно выполняли монастырские послушницы. Она также любила пристроиться рядом с кружевницами и могла часами наблюдать, как те плетут кружево, виртуозно переплетая множество нитей. Милые вещицы, которые выходили из рук кружевниц, шли потом на продажу, пополняя скудный монастырский бюджет. Но довольно скоро Калли поняла, что время ее пребывания в монастыре стремительно подходит к концу. Она ведь не католичка. Она не знает ни их молитв, ни их обрядов. Хотя присутствие на мессах всегда приносило утешение и какую-то особую радость ее израненной душе.

Сны из прошлого снились все чаще, они стали более четкими и ясными. Исчезла куда-то железная дверь, олицетворяющая собой тюремный каземат. Вместо нее появилась деревянная калитка, каменная ограда со ступеньками для перехода на другую сторону, туда, где открывался чудный вид на горы и озеро. Однажды на рассвете, уже в конце ноября, ей приснился маленький ребенок, мальчик, в ореоле каштановых кудряшек на голове. Вот он бежит к ней навстречу, носится наперегонки по зеленой лужайке вместе с рыжим псом и просит ее: «Ну, спой мне, мамочка, эту песенку еще раз!» Калли словно током подбросило на кровати. Она уселась и вдруг сказала на английском: «Дезмонд? Это ты?» – и почти сразу же забилась в истерике: «Дезмонд! Где ты? Вернись!» На крики прибежала одна из сестер.

– Что случилось, Лотта? Снова приснился дурной сон?

– Взгляните туда! – Калли ткнула пальцем в голую стену. – У меня есть сын! Его зовут Дезмонд. Он только что был там. Я хочу к нему! – Она вскочила с кровати, подбежала к стене, словно пытаясь удержать видение. Но ребенок растворился в воздухе. – Дезмонд! Где же ты? Подожди! – продолжала она звать сына во весь голос.

Одна из монахинь принесла Калли успокаивающий чай из ромашки. Остальные сестры собрались вокруг ее постели: впервые они услышали, как она заговорила на своем родном языке. Калли без сил откинулась на подушки. Счастливая улыбка блуждала по ее лицу. Груз неизвестности свалился с плеч. Она нашла ключ от запертой двери, и дверь распахнулась. Она свободна! И может ехать домой! Да, ей нужно срочно возвращаться домой!

– Я хочу написать письмо. Мне нужны открытка и марка. Пожалуйста! Хочу известить своих близких, что возвращаюсь домой! Пожалуйста! Помогите мне вернуться в Англию!

Одна из монахинь, сестра Береника, с изумлением уставилась на Калли.

– Чудо какое-то! – прошептала она растерянно.

– Никакого чуда, сестра! – ответила ей другая монахиня. – Просто сработал материнский инстинкт! Она должна найти своего сына.

Женщины отыскали старую открытку, еще довоенной поры, с изображением одного из соборов Лейпцига, и Калли трясущейся рукой нацарапала на обороте: «Сынок! Твоя мамочка жива и скоро вернется домой», а потом неуверенным почерком подписала полный адрес: «Далраднор-Лодж, Шотландия». Молоденькая послушница отнесла открытку на почту.

Ох уж эта почта в первую послевоенную зиму! Вся Европа, казалось, сдвинулась с места. К тому же спор за сферы влияния и контроля над оккупированной Германией между странами-победительницами был в самом разгаре. Не говоря уже о том, что сотни бывших военных, тысячи беженцев продолжали блуждать по стране в поисках пристанища. Разбои и мародерство стало обычным делом. Все искали деньги, драгоценности, ценные бумаги – словом, все, что можно продать или обменять на продукты и оружие. Участились нападения и на почтовые поезда. Грабители наивно полагали, что в опломбированных мешках перевозят банковскую наличность. В один из декабрьских дней 1945 года разбойному нападению подверглись почтовые отправления из Лейпцига. Мешки распотрошили, а всю почту выбросили вон. Открытки и письма подхватил ветер и разметал на все четыре стороны.

 

29

– Но прошу тебя, Дезмонд! Пока никому ни слова! Это наш с тобой секрет, только твой и мой! – Джесси усадила мальчика к себе на колени и прижала палец к губам. – Понимаешь, мой сладкий?

– И тогда я поеду с тобой, да? – Дезмонд обхватил няню за шею и прижался к ней всем телом.

– Да. Я знаю, ты хочешь поехать со мной. Но не уверена, что бабуля отпустит тебя так далеко. Путь туда не близкий, и едва ли мы сможем вернуться обратно. Во всяком случае, у меня точно не найдется таких деньжищ на обратные билеты.

Дезмонд понимающе кивнул головой. Он слушал няню очень внимательно, понимая, что Джесси не шутит. Вон у нее лицо какое серьезное. Раз она пообещала, что возьмет его повидаться с дядей Бобом, то так оно и будет. Но для этого надо вести себя хорошо – раз, никаких проблем в школе – два. И тогда они поплывут на большом корабле по морю, далеко-далеко. Там, в Австралии, он заживет с Джесси и Бобом одной семьей, станет их маленьким сыном, вот только бабушку Фиби он больше никогда не увидит! Но пока это их с Джесси самый большой секрет на свете. Бедная бабушка! Она едва ковыляет по дому с палочкой, левая рука у нее совсем не работает, и говорить она стала очень неразборчиво. Порой он вообще не понимает ни слова из того, о чем она его просит. Бабуля полюбила тишину, и она очень много спит. Вот они с Джесси уедут, и тогда в доме будет все время тихо. Бабуле это наверняка придется по душе.

Джесси паковала вещи в дорогу: одежду, свадебные подарки. В том числе и красивый чайный сервиз с розами, серебряный подсвечник, альбом в кожаном переплете с фотографиями сестер и родительской фермы, а также свою свадебную фотографию в нарядной рамочке. Все эти вещи складывались в огромный дорожный сундук, остальная же одежка, могущая понадобиться им во время путешествия, укладывалась в новенький чемодан, специально купленный в дорогу. Туда они отправили стопку его рубашек, брючки, пижамы и целую кучу носков.

– В Австралии летом очень жарко, – пояснила Джесси. – А потому летней одежды нам понадобится много.

Вместе с няней они теперь постоянно изучали одну и ту же книгу: «Советы английским невестам: путеводитель по Австралии». В этой книге очень подробно рассказывалось о том, как привыкнуть к австралийскому климату, какие тамошние насекомые наиболее опасны для человека и чего вообще можно ждать от Австралии, впервые вступив на ее землю. Дядя Боб уже больше не служил в армии. Его демобилизовали после того, как он попал в аварию на мотоцикле и получил серьезные травмы. Долго лежал в госпитале. Его мать даже написала письмо Джесси и попросила ускорить приезд, чтобы помочь сыну побыстрее встать на ноги и снова вернуться к нормальной жизни. Джесси получила разрешение двинуться в путь на одном из первых судов, отправляющихся в Австралию.

Бабушка очень переживала, что Джесси покидает их еще до наступления Рождества. Она сказала, что раз так, то придется отправить Дезмонда в подготовительную школу в Гроув-парк сразу же после зимних каникул. И тогда они с Джесси повздорили. Джесси стала возмущаться.

– Как можно отправлять маленького ребенка в такое место? – спросила она негодующим голосом. Дезмонду, сидя на лестнице на втором этаже, все было хорошо слышно.

– А что мне прикажешь делать?

– Позвольте мне взять мальчика с собой. Он любит гулять на свежем воздухе, в Австралии много солнца, много места. У них там апельсины круглый год. Новая страна, новые впечатления, чем плохо?

– Разве я имею право отпустить его в такой дальний путь одного, без матери… пока ведь… нет никаких вестей… ты понимаешь, о чем я…

Бабушка почему-то всегда начинала заметно заикаться и нервничать, когда разговор заходил о ее дочери.

– Мисс Фей! Мы обе прекрасно понимаем, что она уже никогда больше не вернется домой. Давайте взглянем в лицо правде. Если мы будем честны перед собой, тогда можно начинать строить планы на будущее.

Никогда еще Джесси не разговаривала с бабушкой таким строгим тоном.

– Но какой-то шанс все еще остается… Если бы я знала наверняка, что ее уже… нет в живых, тогда – другое дело. А сейчас… Ты же не можешь просто так взять чужого ребенка и увезти его на другой конец света. Он – мой внук. В конце концов, у него и отец где-то есть.

– Да уж! Отец! Много он сделал для своего сына! Хотела бы я сама взглянуть на этого субчика! Мисс Фей! Обещаю, я буду смотреть за мальчиком, как за родным. Я знаю, он спит и видит, чтобы поехать вместе со мной. Его желание тоже надо учитывать.

Дезмонд спустился на пару ступенек пониже, чтобы лучше расслышать ответ бабушки.

– Я хочу поехать вместе с Джесси! – захныкал он на всякий случай, чтобы бабушка точно была в курсе его желаний.

– Не говори глупостей, малыш! Джесси – всего лишь твоя няня. Она тебе не родная мать! Я не могу позволить, нет! Ты должен остаться в родной семье! – сердито ответила ему бабушка.

Дезмонд терпеть не мог свою школу. Ему опротивел Далраднор, особенно после того, как бабушка вернулась домой из госпиталя. Дом вдруг наполнился совершенно новыми запахами. Во всех комнатах воняло лекарствами, подкладными суднами, безвкусными школьными обедами. Ему совсем не улыбалось и дальше продолжать жить с этой больной старухой.

Чем ближе был день отъезда Джесси в Саутгемптон, тем реже касались они в своих разговорах запретной темы. Но именно тогда няня и поделилась с Дезмондом своей тайной.

– Я выдам тебя за своего племянника. В бумагах мы напишем твое второе имя Луи, и я стану называть тебя просто Лу. Запомнил? Это очень важно! Ты должен правильно ответить, если тебя начнут спрашивать, кто ты и почему путешествуешь вместе со мной. Я – твоя тетя Джесси, и на этом точка! Никто ничего не должен знать, иначе тебя отправят домой, а у меня будут крупные неприятности.

Дезмонд лишь молча кивнул. Он все понимает! Если бы все его школьные товарищи и недруги, с которыми у него постоянно случались стычки и потасовки, знали, что совсем скоро ему предстоит совершить такое долгое путешествие на настоящем военном корабле с таким красивым названием: «Замок Стерлинг». Но тайна есть тайна, и приходится держать рот на замке.

По случаю отъезда Джесси устроили прощальный ужин. Мима испекла мясной пирог, вкуснейший бисквит со взбитыми сливками, обильно пропитанный вином, и приготовила домашнее мороженое. Собрались все подружки Джесси пожелать ей счастливого пути, принесли небольшие подарки на память. Бабушка отдала ей свои вещевые купоны, чтобы Джесси смогла купить себе что-нибудь красивое для встречи с мужем. Мима и мистер Баррел подарили ей альбом с фотографиями родных мест. Дезмонд смастерил красивую открытку и подписал ее по-французски: Bon Voyage, что означало «Счастливого пути». Бабушка сама продиктовала ему по буквам это пожелание. На какую-то долю секунды ему вдруг стало жаль, что он больше никогда не увидит своей бабушки. Но она ведь так плохо себя чувствует! И постоянно устает от его беготни. Без него ей будет гораздо спокойнее.

Утром следующего дня Джесси подняла его еще на рассвете. За окнами стояла кромешная темень. Джесси помогла ему одеться, они тихонько спустились по лестнице с ее чемоданом и вышли на улицу через черный ход. Они успели на первый рейсовый поезд до Глазго, а там пересели на другой поезд до Саутгемптона и прибыли туда с достаточным запасом времени для прохождения всех таможенных формальностей.

– А вдруг бабушка узнает, где я? – спросил Дезмонд. Носильщик на их станции успел заметить, как они садились на утренний поезд.

– Я напишу твоей бабушке письмо и все объясню ей, но позже, – пообещала Джесси. – Она ведь все равно теперь раньше полудня не встает с постели. Да и вряд ли она сумела бы нам помешать. В любом случае без нас ей будет лучше.

Фиби снова и снова перечитывала короткое письмецо Джесси, отказываясь верить своим глазам. Итак, эта девушка сама все решила за нее. Пока она собиралась с мыслями, пока решала, что ей делать, стало уже слишком поздно бросаться за беглецами в погоню. Конечно, следовало бы позвонить в полицию, но что-то удерживало Фиби от столь решительного шага. Быть может, в чем-то Джесси и права. Теперь в доме наконец-то установится покой, и у нее даже появится время на выполнение докучливых упражнений, которые ей назначили врачи. И с театральным агентом надо связаться. Пора подумать о возобновлении работы. Надо же как-то возвращаться к жизни! В конце концов, она может засесть за написание мемуаров. Многие ее знакомые по театральной молодости так и сделали. Жизнь ведь пока еще продолжается. Да, судьба сделала ей очень грозное предупреждение, знак того, что отныне все надо воспринимать гораздо, гораздо проще. Кто знает, быть может, в один прекрасный день она еще скажет Джесси спасибо за то, что та забрала ее внука с собой. А в случае чего, она всегда сможет поехать в эту Австралию и привезти его домой. Она выпрямилась на кресле, а Мима почтительно замерла рядом в ожидании дальнейших указаний.

Новость о том, что няня забрала с собой Дезмонда, потрясла экономку, но она не удивилась такому повороту событий.

– Джесси очень привязалась к мальчонке! – задумчиво обронила она. – Порой мне вообще казалось, что она обращается с ним как со своим родным сыном. – Мима подавила тяжелый вздох. – Хитрой оказалась, негодница! Ведь наверняка же спланировала все заранее. Ой, телефон! Может, она звонит? Передумала! – Мима побежала в холл, но через некоторое время вернулась. – Это вас, мисс Фей. Звонок из Лондона. Из министерства!

Фиби с трудом доковыляла до телефона и схватила трубку. На другом конце провода кто-то начал быстро говорить.

– Миссис Камерон! Я вас плохо слышу… Какие-то помехи на линии… Да… Я сейчас присяду…

Фиби медленно опустилась на стол и замерла в ожидании дурных новостей.

– Да… понимаю! Да-да! Где?! Когда?! Не может быть! После стольких месяцев! Когда? Какая замечательная новость! Подождите, я сейчас скажу Дезмонду… – Фиби безвольно откинулась на спинку стула. Телефонная трубка выскользнула из ее руки и с грохотом упала на каменный пол.

Подбежала Мима и в испуге уставилась на смятенное лицо Фиби.

– О господи! Наконец-то они узнали правду. Понимаю, такой шок! Мне очень жаль! Это всегда горе, – начала она бормотать бессвязно, пытаясь хоть как-то утешить хозяйку.

– Нет, Мима, нет! Все не так! Новость хорошая! – Слезы потекли по лицу Фиби. – Каролина возвращается домой! Она жива! Она жива!!! – Фиби закрыла лицо руками. Ее переполняли самые разные эмоции: радость, шок от неожиданной вести, облегчение, смятение. Сколько месяцев она молилась, чтобы услышать, что ее дочь жива. И вот она, эта радостная новость, самая счастливая новость в ее жизни. Да, но что ей сказать дочери?

– Мима! Каролина возвращается домой. Что мне делать? Что я скажу ей о Дезмонде и Джесси? Как мне посмотреть ей в глаза? Разве такое можно объяснить?

 

30

Калли остановилась на подъездной дороге, ведущей к замку Гротен, и с ужасом уставилась на картину полнейшего запустения и разрухи, представшую перед ней. Словно гигантский бульдозер прошелся по замку и сровнял его с землей, оставив после себя лишь горы мусора, груды камней и обуглившиеся бревна. По всей вероятности, замок был разрушен прямым попаданием тяжелой авиационной бомбы. Калли вздохнула с грустью, вспомнив, каким волшебным, словно сошедшим со страниц сказок, показался ей замок, когда она увидела его впервые. Изящные, словно игрушечные, башенки, высокие сводчатые окна со старинными витражами, красивые залы. И вот ничего этого больше нет, все уничтожено, превращено в пыль и тлен. Она приехала сюда специально, чтобы засвидетельствовать свое почтение хозяевам. Конечно, в душе теплилась робкая надежда и на более дорогую ее сердцу встречу. Но сердце, как известно, не обманешь. Оно уже давно подсказывало ей, что Ферранда нет в живых. Особенно остро она почувствовала это после того, как окончательно поправилась и встала на ноги. Увы-увы! Сбылись самые худшие ее ожидания. От семейства Ван Гротен ничего больше не осталось. И, судя по всему, никого…

Память снова вернула ее в то счастливое время, когда она впервые увидела здесь Ферранда и… полюбила его. Ах, как же ей захотелось снова обнять своего возлюбленного, прижаться к нему всем телом, просто ощутить его присутствие рядом. Но этого уже никогда не будет. Да, она снова вернулась к жизни, только нет никого, кто бы мог утешить ее и приласкать.

Вместо слов утешения – долгая бюрократическая волокита. Американцы неторопливо и нудно проверяли и перепроверяли ее показания. Поскольку она знала, что окончательное решение ее судьбы находится всецело в руках британских служб, то пришлось назвать свое нелегальное имя и сообщить шифр, чтобы ее показания смогли подтвердить в Лондоне. Данные подтвердились, и ее передали в распоряжение английских спецслужб. В Брюссель ее доставили на военном самолете, здесь она должна была провести ночь, а утром улететь в Лондон. Времени было в обрез, и все же Калли твердо решила до своего отъезда наведаться в два места.

На машине ее отвезли к дому Марти Ван Гук, но в доме жили совсем другие люди, и они не знали нового адреса прежних хозяев. Тогда она попросила молоденького офицера свозить ее в замок Гротен. Вдруг чудо все же случится и Ферранд ждет ее там? Сколько раз она рисовала себе в мечтах их встречу. Глупые, детские фантазии, но она отчаянно цеплялась за них всю дорогу из Лейпцига. И вот финал… Руины, и вокруг ни души.

Калли подошла ближе и вдруг заметила среди развалин высокого темноволосого мужчину в черном. Он старательно ковырялся в мусоре, что-то извлекал оттуда и бережно укладывал в плетеную корзину. Она остановилась, пытаясь разглядеть лицо незнакомца. Конечно, маловероятно, но все же… Вдруг это Ферранд? Сердце затопила волна радости. Ее возлюбленный жив! Судьба подарила ей счастливую встречу с ним, о которой она так мечтала. Она побежала вперед по гравийной дорожке, пару раз споткнулась о какие-то камни и почти бездыханной приблизилась к развалинам. Мужчина оторвался от своего занятия и глянул в ее сторону, и Калли моментально вернулась в реальность. Нет, конечно же, это не Ферранд. Видно, какой-то бродяга или, еще хуже, грабитель, пытается поживиться на чужом горе, выискивает себе добычу, словно стервятник.

– Чем могу быть полезен? – спросил у нее незнакомец. И его осанка, исполненная особого достоинства, и голос – все свидетельствовало о том, что перед ней стоит отнюдь не примитивный мародер или мелкий воришка, позарившийся на чужое.

– Я разыскиваю графиню Ван Гротен. Я была здесь до войны… – начала она нерешительным тоном, лихорадочно соображая, кем же может быть этот мужчина.

– Ах, это! Мамина школа для юных леди… Понятно! Все давно в прошлом! Сейчас – увы! – другие времена настали.

Мужчина выпрямился во весь рост и протянул ей руку для приветствия.

– Меня зовут Кароль. Я – сын графини. Боюсь, приятных новостей у меня для вас нет. А вы… простите… кто такая?

– Меня зовут Каролина. До войны я была дружна с вашим братом Луи-Феррандом.

Калли замолчала, вдруг с ужасом осознав, что еще мгновение, и она узнает правду о своем возлюбленном. Ей стало страшно, и она продолжила, стараясь не смотреть на мужчину:

– Он много рассказывал мне о своем брате-священнике. И о старшем брате, которого звали Жан-Люк, тоже… Как они?

Она должна была задать этот вопрос! Она имеет право знать правду.

Кароль склонил голову в легком поклоне.

– А… так вы та самая англичанка, дама его сердца…

Было что-то старомодно-куртуазное в том, как граф обозначил их отношения с Феррандом, оставив за скобками все остальное, что не приличествовало моменту.

– Хорошо, что Ферранд не видит сейчас эти руины. Он ведь строил такие грандиозные планы на будущее. Впрочем, все мы тогда строили планы! И вот что от них осталось! Голая земля! – Граф с чисто галльским изяществом слегка пожал плечами.

Калли поняла, почему он тянет с ответом на ее вопрос.

– Он погиб? – спросила она напрямик, словно и не желая, чтобы он сам произнес вслух это страшное слово.

– Да, как и многие другие мужественные патриоты, сражавшиеся против фашистов. – Кароль бросил на нее мимолетный взгляд, видно, ожидая ответной реакции. – Мне очень жаль!

– Как… при каких обстоятельствах это случилось?

Уж лучше узнать всю страшную правду разом, не дозируя душераздирающие подробности. В конце концов, она давно это чувствовала. И все же известие о гибели Ферранда потрясло. Ее даже повело в сторону, и она испугалась, что может сейчас лишиться чувств.

– Давайте поговорим в другом месте. Не среди же развалин нам начинать такой трудный разговор. Рядом с конюшнями сохранился небольшой домик, я там сейчас и обитаю. Идемте! У меня есть кое-что выпить. Вам сейчас глоток горячительного не помешает. – Кароль бросил на Калли участливый взгляд. От него не укрылось, каким потрясением стало для женщины известие о гибели Ферранда. – Вы одна приехали?

– Меня привезли. Шофер сидит в машине и ждет меня у ворот в замок.

Они молча направились в сторону конюшен. Всю дорогу Калли пыталась осмыслить слова Кароля, и не могла. В голове было пусто, ни единой мысли, и только страшная тоска вдруг навалилась на все тело, сделав его безвольным и чужим.

Крохотный коттедж, состоявший всего из одной комнаты, был буквально завален вещами: картины, старинные канделябры, и тут же кастрюли, сковороды, осколки фарфоровых ваз и статуэток, диванная подушка со следами копоти, книги с обугленными краями страниц. Все пропахло дымом и копотью, в комнате витало отчаяние и одиночество.

– Вот, спасли, что сумели, из-под завалов! – проговорил граф, оглядывая свои пожитки. – В годы оккупации в замке квартировали немецкие офицеры. Он был уничтожен во время боев за освобождение. В этом домике моя мать прожила все годы оккупации вплоть до самой смерти. За одну ночь мы лишились всего.

Бедная графиня, подумала Калли. Каково было этой гордой, надменной аристократке смириться с оккупацией? Или ютиться в такой лачуге, как эта?

– А что случилось с Феррандом? – Она должна знать всю правду о его гибели.

Кароль вложил ей в руку стакан с бренди и кивком головы указал на деревянный стул.

– В самом начале оккупации немцы всячески пытались убедить нас, что, дескать, ничего в нашей жизни не изменится, все останется по-прежнему. Но такой благостный настрой продлился недолго. В первые месяцы Ферранд вернулся к своей преподавательской работе в университете, пытался изо всех сил не допустить вытеснения родного языка из стен университета, всячески противился изменениям, вносимым в программы. Но в конце концов весь процесс обучения был переведен только на немецкий язык. Все преподаватели оказались под неусыпным оком гестапо. Ферранд примкнул к движению Сопротивления, занимался распространением листовок и других пропагандистских материалов. Они начали издавать газету, в которой высмеивали оккупантов. Как водится, нашлись и предатели. Всех членов группы схватили и казнили. Я был бессилен помочь брату. Мне даже не позволили навестить его в тюрьме Сен-Жиль. А я пытался много раз добиться свидания с ним!

По щекам графа покатились слезы.

Калли невольно задохнулась от волнения. Оказывается, они вместе с Феррандом сидели в одной тюрьме. Быть может, даже в соседних камерах, и их отделяли друг от друга только каменные стены и ступени лестниц. Ах, если бы знать… Впрочем, после всего того, что ей довелось увидеть в Равенсбрюке, она уже ничему не удивлялась. Душа была выжжена дотла, и в ней не осталось даже крохотного лучика надежды.

– Известие о его гибели убило мою мать, – продолжил граф. – Мы потеряли Жана-Люка под Дюнкерком. Он пытался переправиться вместе с остальными отступавшими частями в Британию, но утонул… И вот ничего и никого не осталось от нашей семьи. Ни будущего, ни наследников… Я ведь священник… Во всяком случае, был им. Не уверен, что призвание к этой деятельности у меня сохранилось и по сию пору. У нас есть пословица, что война приносит не только разруху. Люди во время войны много ошибаются, и в результате истина исчезает.

Калли осторожно взяла его за руку.

– Знаете, в Германии именно священник спас мне жизнь, а монахини выходили меня. Гибель Ферранда – это мое большое личное горе. Ведь я любила его всю свою жизнь. Но мы так мало времени провели вместе. Из него получился бы замечательный отец.

– Увы-увы! Он не оставил после себя сыновей.

Калли невольно улыбнулась сквозь слезы.

– А вот тут вы ошибаетесь! У меня есть сын. Его зовут Дезмонд Луи. Он живет в Шотландии. Его отец – Ферранд.

Кароль даже закрыл лицо руками, потрясенный новостью.

– Брат ничего не знал о сыне!

– Я собиралась рассказать ему обо всем, когда он приедет навестить нас. Но жизнь распорядилась иначе. Началась война, и больше мы с Феррандом не встретились. Я сейчас возвращаюсь домой, к сыну. А сюда заехала потому, что все еще надеялась на чудо…

– Но ведь чудо и случилось! Подумайте сами, Каролина! Вдруг забрезжил лучик надежды в этой кромешной тьме полнейшей безысходности и горя. Я ведь вполне искренне полагал, что все кончено. И вдруг такой неожиданный поворот! – Граф залпом осушил свой стакан, пытаясь обрести душевное равновесие. – Вот если бы мой брат знал о том, что у него есть сын! Вполне возможно, он не стал бы подвергать свою жизнь ненужному риску! – Он откупорил еще одну бутылку. Калли видела, как дрожат у него руки. А уж когда она стала описывать ему темные кудри и синие глаза своего сынишки, граф разволновался вконец.

– Я сама не видела Дезмонда целых три года. Сейчас ему около семи. Я думала, что выполняю свой долг перед страной, но в самом начале и представить себе не могла, какую цену придется заплатить за все. И то, что моя командировка затянется на долгих три года, тоже не предполагала. Зато мне, одной из немногих, посчастливилось выжить в этом аду. Давайте же будем верить в то, что у моего сына будет более счастливое будущее. Впрочем, как и у всех остальных детей войны.

Кароль молча кивнул в знак согласия и протянул ей очередную порцию спиртного. Она осушила стакан залпом, а потом они сидели молча, думая каждый о своем.

Но вот граф поднялся со своего места и подошел к огромному комоду, стоявшему у стен, выдвинул один из ящиков и извлек оттуда коробку.

– Возьмите для вашего сына, на память от его отца. Это все, что я могу дать ему сегодня. У меня даже нет наших фотографий.

– У меня есть несколько любительских снимков Ферранда, сделанных в Каире.

Калли немного повозилась с застежкой коробочки, пока открыла. Внутри лежала медаль, Croix de Guerre, «Крест за мужество», рядом – красно-зеленая орденская лента.

– Этот крест вручается за личное мужество… Самая высокая награда в нашей стране. Вы должны рассказать своему сыну о том, как сражался его отец.

– Спасибо! Обязательно расскажу! Обещаю! Он будет дорожить этой памятью о своем отце всю свою жизнь. Но что собираетесь делать вы?

– У меня есть церковь, есть дом… Землю возделают фермеры. А замок… Бог с ним! Он мне не нужен! Ведь именно люди придают смысл всем вещам… Кому нужен пустой дом, в котором никто не живет? – Граф тяжело вздохнул. – Пойдемте, я покажу вам, где упокоились мои близкие.

Граф подвел Калли к маленькой часовне рядом с фамильным кладбищем и оставил одну бродить среди многочисленных могил Ван Гротенов. Она увидела надгробие с портретом графини в каменной рамке. Рядом могила Жана-Люка, и тоже портрет в военной форме.

– Ферранда здесь нет! – опередил Кароль ее вопрос. – Маман просила выдать нам его тело, но немцы отказались.

Калли тщетно пыталась найти слова утешения и не могла. Сотни тысяч душ, чей прах вообще развеян по ветру, подумала она, вспомнив вечно дымящиеся трубы газовых камер и тяжелый запах сгоревшей человеческой плоти, который постоянно витал над всем лагерем. Вокруг столько горя и разрушений. Страшные картины былого заставили ее содрогнуться, Кароль тут же подбежал, испугавшись, что она может упасть, и схватил за руку.

– Возвращайтесь поскорее домой, к родным! Берегите своих близких! Но обязательно расскажите им все, что довелось вам пережить и увидеть своими глазами. Это – единственная гарантия того, что такое не должно больше повториться. Никогда! Мне тоже будет легче жить сейчас, зная, что где-то в этом мире сохранилась частица плоти моего брата. Впрочем, я до последнего верил, что не могли они уничтожить все! Спасибо, что приехали! Я очень рад познакомиться с вами. И, пожалуйста, не теряйтесь из виду. Буду рад познакомиться с племянником лично.

– И я хочу познакомить его с вами! – Калли крепко пожала протянутую руку. – Завтра я улетаю в Лондон. Непросто возвращаться домой после такого долгого отсутствия. Пожалуйста, молитесь за нас!