Первое, что поразило Бонда, было зеленое величие вязов, образующих едва приметные аллеи между домиками колониального типа, которые создавали безмятежную картину европейского пригорода с прудами и конюшнями. Повсюду были лошади, которых переводили через улицы, и полисмены тогда задерживали движение, чтобы пропустить их. Конюшни находились по обеим сторонам дороги. Конюхи и жокеи — белые и негры — попадались на каждом шагу. Отовсюду слышалось ржание лошадей.
Это было смесью Нью-Маркета и Виши, и внезапно Бонд понял, что, несмотря на равнодушие к скачкам и лошадям, ему нравится жизнь, царящая вокруг него.
Лейтер оставил его в «Сагаморе», которая находилась на краю города, и пошел по своим делам. Они договорились встречаться только ночью или «случайно» в толпе, на скачках, но обязательно посетить утром тренировочный трек, если завтра на рассвете Шай Смайл будет в последний раз проходить тренировку. Лейтер сказал, что обо всем этом и многом другом он узнает в ночном баре при конюшнях, в который заходят представители преступного мира, приезжающие сюда на августовские соревнования.
Бонд заполнил регистрационную книгу для приезжих и написал про себя, что он Джеймс Бонд, из отеля «Астор» в Нью-Йорке.
Женщина со стальными глазами, явно считавшая, что Бойд, как и все другие, приехал, чтобы украсть полотенца, а может быть, и простыни, потребовала от него 30 долларов, после чего дала ключ от комнаты № 49. Он поднял свой чемодан и вошел в опрятную просторную комнату. Номер был на двоих, с креслом, тумбочкой около кровати и стандартной пепельницей, обычной для всех отелей Америки. Туалет и душ были чистыми, как и говорил Лейтер, зубные щетки обернуты в целлофан, и на унитазе наклеена полоска бумаги с надписью: «Стерильно».
Бонд принял душ, переоделся, вышел погулять и пообедал за 2 доллара и 80 центов в закусочной с кондиционированным воздухом, имеющей вид типичного американского заведения, как и мотель. Затем он вернулся в свой номер и, лежа на кровати, стал читать журнал, из которого узнал, что Т. Белл будет участвовать в скачках трехлеток на лошади Шай Смайл.
Вскоре после десяти Лейтер легко постучал в дверь и вошел, хромая: от него пахло ликером и дымом дешевых сигар — он был слегка навеселе.
— Достиг кое-какого прогресса, — сказал он, придвигая кресло к кровати, на которой лежал Бонд, сел и вынул сигареты. — Это значит, что мы должны будем завтра встать чертовски рано. В 5 часов утра. Дело в том, что тренеры будут проверять Шай Смайл на дистанции в 800 метров в 5.30. Я бы хотел посмотреть, кто будет там, когда они будут проводить тренировку. Владелец лошади, кажется, Писсаро. Один из директоров «Тиары» случайно назвал его имя. У него есть еще одна смешная кличка: Писсаро с «хромающим мозгом». Он занимается допингом, переправляет наркотики через мексиканскую границу. Люди из ФБР как-то раз поймали его, и он отсидел срок в Сен-Квентинской тюрьме. Потом Спенг дал ему работу в «Тиаре», и теперь он владелец скаковой конюшни, как Ван дер Вильде. У него все идет хорошо. Интересно, в какой Писсаро сейчас форме? Они его немного подлечили в Сен-Квентине, но у него все-таки что-то произошло с головой. С тех пор его стали звать «хромающий мозг».
Здесь есть еще жокей Тингалинг Белл. Хороший наездник, из таких людей, которые любят деньги и хорошую одежду. Я бы хотел поговорить с ним, если мне удастся встретиться наедине. Есть для него небольшое предложение. Тренер — один из гангстеров, его имя Рози Бадд звучит довольно смешно, не правда ли? Но не стоит обращать на это внимание. Он из Коннектикута, так что умеет обращаться с лошадьми. Попадался в разных неблаговидных делах по всему югу, что называется, «маленький» бандит. Воровство, грабеж, насилие — всего этого было достаточно, чтобы завести на него дело. Последние несколько лет занимается лошадьми и известен всем в качестве тренера, работающего на Спенга.
Лейтер точно бросил сигарету через открытое окно на клумбу с гладиолусами, потом встал и потянулся.
— Вот они, эти артисты. Отличный состав, и я собираюсь разжечь под ними огонь.
Бонд был озадачен.
— Но почему бы тебе прямо не рассказать о них Стюардам? Кто же твои руководители во всем этом деле? Кто оплачивает все счета?
— Это поддерживается ведущим ведомством, — сказал Лейтер. — Они платят нам по договору и сверх того в случае достижения результатов. И я не слишком-то продвинусь со Стюардами. Было бы нечестно заставить говорить конюха: это для него — смертный приговор. Ветеринар пропустил лошадь, а настоящая Шай Смайл была застрелена и сожжена несколько месяцев назад. Нет, у меня свои собственные намерения. И я собираюсь доставить мальчикам Спенга немного больше неприятностей, чем лишение участия в скачках. В любом случае я приду и постучу в дверь в 5 часов.
— Не беспокойся, — ответил Бонд, — я буду уже готов в то время, когда койоты еще лают на луну.
Бонд проснулся вовремя. В воздухе была приятная свежесть. В полумраке, сквозь вязы, можно было разглядеть просыпающиеся конюшни. Бонд шел за хромающей фигурой Лейтера… На востоке небо было местами жемчужно-серым, местами переливчато-дымчатым. Птицы в кустах начинали свои песни. От костров около конюшен поднималась голубая дымка, а в воздухе стоял запах кофе, дыма и росы. Раздавались шумы, производимые лошадьми и людьми. Когда они вышли из-за деревьев на деревянный помост, пересекающий трек, по нему уже шла цепочка лошадей, каждую из которых вел па поводу конюх. Обращаясь к своим подопечным, конюхи говорили с ласковой грубостью: «Ну пошевеливайся, лентяй» или «Шевели ногами, живей!»
— Они готовятся к утренней тренировке, — сказал Лейтер. — Когда во время галопирования к ним приходят владельцы лошадей, тренеры больше всего это ненавидят.
Они наклонились над треком, думая о раннем утре и о завтраке. Внезапно солнце осветило стоявшие в полумиле, на другой стороне трека, деревья, окрасив самые верхние ветки золотом. Через минуту последние тени исчезли, и наступил день.
Как будто ожидая этого сигнала, из-за деревьев, слева от них, появились три человека. Один из них вел лошадь со звездой на лбу и в белых чулочках.
— Не смотри на них, — мягко проговорил Лейтер, — повернись спиной к треку и смотри на тех лошадей. Тот старый, согнувшийся человек с ними — это Джим Фитсимоне, самый лучший тренер Америки. А вон те лошади — Вутворда. Большинство из них победит на этих соревнованиях. Взгляни мельком, а я буду следить за их друзьями. Не стоит казаться заинтересованными. Теперь давай посмотрим: вот конюх, ведущий Шай Смайл, и Бадд, мой старый друг «хромающий мозг» в лиловой рубашке. — Бадд пропустил конюха вперед, потом стал медленно галопировать по дальней стороне трека, направляясь к одному из постов. Гангстеры вынули свои часы и, оглядевшись, заметили нас. — Незаметно взгляни на них, Джеймс, когда лошади начнут бег, они перестанут интересоваться нами. Теперь ты можешь обернуться. Шай Смайл на дальней стороне трека, и они смотрят на нее в бинокли и ждут старта. Это заезд на 800 метров. Писсаро стоит около пятого поста.
Бонд обернулся и взглянул вдоль барьера налево — на двух человек, пристально смотревших в бинокли и на часы, на которых отражались блики от солнца.
— Пошла!
Бонд разглядел бегущую вдалеке гнедую лошадь, выходящую на поворот в дальнем конце. На таком расстоянии до них не долетало ни звука, но потом стал быстро нарастать мягкий цокот копыт, и он все усиливался до цех пор, пока лошадь не вышла перед ними на последнюю 200-метровку, приближаясь к наблюдающим за ней мужчинам.
Когда лошадь пронеслась мимо него, Бонда охватило возбуждение. У нее были дикие глаза, оскаленные зубы, из широко раскрытых ноздрей валил пар. Наездник изогнулся, как кошка, опустив лицо и почти касаясь шеи лошади. Лошадь пронеслась, как вихрь, и Бонд перенес взгляд на наблюдавших за ней людей, которые теперь наклонились и нажали на кнопки секундомеров.
Лейтер тронул его за руку, и они направились к машине.
— Лучше всех шла Шай Смайл, — сказал он. — Не имею понятия, какое у нее время, но земля под ней буквально горела. Если она сможет пройти так и милю с четвертью, победа ей обеспечена. А теперь, черт возьми, поедем и позавтракаем, у меня появился аппетит, когда я увидел этих плутов сегодня утром. — И затем добавил как бы для себя: — Потом я собираюсь узнать, сколько возьмет мистер Белл за то, чтобы провести скачки не по правилам и быть дисквалифицированным.
После завтрака, выслушав еще несколько предположений Лейтера, Бонд в безделии провел утро на треке, наблюдая от нечего делать за лошадьми, которых, как предупредил его Лейтер, он увидит в первый день скачек.
Был прекрасный день, и Бонд наслаждался погодой, прислушиваясь к жаргонам Саратоги, смеси Бруклина и Кентукки, в толпе народа, элегантных владельцев лошадей и их друзей, размещавшихся на тенистых лугах при ипподроме. Он видел огромный щит со вспыхивающими огнями, информирующий о ставках; игрушечное озеро с лебедями; каноэ с опущенными якорями; большие группы негров, которых всегда привлекали скачки.
Миллионы долларов каждый год текли в карманы гангстеров, для которых скачки были одним из источников дохода, так же как проституция и торговля наркотиками.
Бонд попробовал систему, которую создал известный в Чикаго О’Брайн. Он поставил на каждого наиболее вероятного фаворита и таким образом получил 15 долларов и несколько центов к концу восьмого забега, которым заканчивались скачки этого дня.
Он пошел домой, увлекаемый толпой, принял душ, немного поспал, а затем прошел в ресторан и провел час за напитком, который ему посоветовал Лейтер. Этот напиток был модным в кругах любителей скачек: «бурбон» с водой из ручья. Бонд был уверен, что на самом деле вода была из водопровода, но Лейтер сказал, что настоящие знатоки «бурбона» настаивают на том, чтобы пить виски в традиционном стиле с водой из родников с верховья реки, где она самая чистая.
Бармен не удивился, когда Джеймс попросил этот напиток, и Бонд был доволен. Затем он съел бифштекс и, выпив последнюю рюмку «бурбона», направился к торговым рядам под белым навесом, где Лейтер назначил ему место встречи.
Бонд сел за сухощавой женщиной в вечернем платье, отделанном норкой, запястья ее сверкали блеском драгоценных камней каждый раз, когда она предлагала цену. Около нее сидел скучающий мужчина в белом костюме и темно-красном галстуке, который, возможно, был ее мужем или тренером лошадей.
Когда лошадь выводили под сверкание неонового света, аукционер, грозный Свайнброд из Теннесси, давал характеристику лошади и открывал аукцион с помощью двух помощников в проходах, следящих за каждым кивком или поднятием карандаша среди хорошо одетых бизнесменов и агентов.
В круг ввели нервную худую лошадь под № 201. Началось расхваливание лошади.
— Я назначаю цену в шесть тысяч долларов. Теперь семь тысяч, кто больше? Семь тысяч триста, четыреста, пятьсот, только семь пятьсот за эту прекрасную лошадь, восемь тысяч. Благодарю вас, сэр! А кто даст девять? Восемь тысяч пятьсот, шестьсот, семьсот… А кто же даст большую сумму?
Пауза, удар молотка, взгляд неодобрения на ряды публики, где сидели обладатели тугих кошельков. — Господа, слишком дешево за эту двухлетку! Я продаю жеребенка, у которого большие шансы на победу, и за такую ничтожную сумму! Восемь тысяч семьсот, а кто же даст девять, где девять тысяч?
Сухая рука в кольцах и браслетах вынула бамбуковый с золотом карандаш из сумочки и подчеркнула какую-то цифру на программе «Ежегодная распродажа в Саратоге». № 201, гнедой жеребец. Затем серые глаза женщины взглянули в глаза лошади, и она подняла золотой карандаш.
— Предложенная цена — девять тысяч. Кто предложит десять или добавит к девяти тысячам? Я слышу девять сто? — Пауза. Последний взгляд по рядам и удар молотка. — Продано за девять тысяч долларов. Спасибо, миссис.
Головы обернулись, и многие вытянули шеи, чтобы лучше рассмотреть покупательницу, а женщина со скучающим видом что-то сказала человеку, сидевшему рядом с ней.
И 201-й, Бей Колт, был уведен из круга, а туда ввели 202-й, который на мгновение испугался яркого света, стены незнакомых лиц и запахов.
В рядах, позади Бонда, началось движение. Лицо Лейтера появилось рядом с ним, и он шепнул:
— Дело сделано. Это стоило три тысячи долларов, и наездник перехитрит их. Запрещенный удар на последней 200-метровке как раз тогда, когда он должен был бы сделать свой победный рывок. Пока! Увидимся утром!
Шепот прекратился, и Бонд продолжал, не оглядываясь, следить за аукционом. А затем по липовой аллее побрел домой, чувствуя жалость к жокею Т. Беллу, ввязавшемуся в опасную игру, и к лошади Шай Смайл, которая должна была закончить скачку ради сделки не по правилам.