Красный рассвет медленно расцветал над бесконечной равниной черной травы, которая под лучами солнца постепенно превращалась в знаменитую голубую равнину Кентукки. В шесть часов поезд начал замедлять ход. Вскоре они проехали пригороды Луисвилла и остановились у практически безлюдного перрона.

Их встречала небольшая группа людей. Голдфингер, с черными кругами под глазами от бессонной ночи, подозвал одного из немцев, взял свой маленький чемоданчик и ступил на платформу. Прошло короткое серьезное совещание, говорил в основном суперинтендант Луисвилла, Голдфингер лишь изредка задавал вопросы и серьезно кивал, выслушивая ответы, после чего вернулся к поезду. Мистера Соло отправили выслушать его доклад. Тот встал в дверях вагона, и Бонд услышал скорбный голос Голдфингера:

– Боюсь, доктор, что оправдались наши худшие предположения. Я теперь пойду к локомотиву вот с этим (он поднял чемоданчик), и мы медленно двинемся в зараженный район. Скажите, пожалуйста, всем, чтобы они были готовы надеть маски. У меня маски для машиниста и кочегара. Все остальные железнодорожники сойдут с поезда здесь.

– Хорошо, профессор, – кивнул головой Соло и закрыло дверь. Голдфингер двинулся вперед по платформе со своим немцем-телохранителем и преисполненной уважения, пожимающей всем руки группкой.

После короткой паузы длинный состав тихо, почти благоговейно гуднул и двинулся прочь от станции, оставив на платформе группу официальных лиц, теперь пополнившуюся четырьмя сгорающими от стыда проводниками, поднявшими руки как бы в благословении.

Еще тридцать пять минут – полчаса езды! Медсестры принесли кофе и орешки, а тем, у кого сдавали нервы (Голдфингер предвидел все!), – декседрин. Медсестры были бледны и молчаливы. Никто не шутил, не острил, поезд был наполнен напряжением.

Через десять минут скорость резко упала и раздался скрежет тормозов. Кофе пролился. Поезд почти стал, затем дернулся и снова набрал скорость. Другой человек занял место покойного машиниста.

Спустя несколько минут по составу пронесся Стрэп.

– Осталось десять минут. Подъем, ребята! Командам А, В и С экипироваться. Все идет как надо. Спокойнее. Помните свои обязанности!

И он побежал дальше. Бонд услышал, как он повторяет указания в соседних купе.

Бонд повернулся к На Все Руки.

– Слушай, ты, обезьяна. Я иду в туалет, и, видимо, мисс Мастертон пойдет тоже.

Он повернулся к девушке.

– Как, Тилли?

– Да, – равнодушно сказала она. – Пожалуй, да. – Иди первая.

Кореец, сидящий рядом с девушкой, вопросительно посмотрел на На Все Руки. Тот покачал головой.

– Если вы не пустите ее одну, я затею драку. Голдфингеру это не понравится, – повернувшись к девушке, Бонд добавил: – Иди, Тилли, я послежу за этими макаками.

На Все Руки издал серию тявканий и мычаний, которые второй кореец понял. Он встал и сказал:

– О'кэй. Но дверь не запирать.

Кореец прошел с девушкой, стал у двери и ждал, пока она не вышла.

На Все Руки проделал тот же маневр с Бондом. Войдя внутрь, Бонд снял свой правый ботинок, вынул оттуда нож и засунул его за пояс брюк. Один ботинок теперь был без каблука, но в этой суматохе никто ничего не заметит. Бонд умылся. Лицо, смотрящее на него из зеркала, было бледным, а серые глаза казались темными от внутреннего напряжения. Он вышел и уселся на свое место.

Они подъезжали к каким-то строениям, вблизи оказавшимися ангарами. Аэродром Годмэн! Локомотив мягко просигналил. Промелькнули новые виллы, часть нового жилого района. Они казались незаселенными. Теперь слева вилась черная лента Бранденбургской дороги. Бонд напрягся. Квадрат Форт-Нокса мягко вырисовывался в легкой дымке. Воздух был кристально чист – ни дымка, ни звука. Поезд притормозил. На дороге произошла тяжелая автомобильная катастрофа. Две машины столкнулись лоб в лоб. Тело мужчины наполовину вывалилось из разбитой дверцы. Вторая машина лежала вверх колесами, как дохлый жук. Сердце Бонда заколотилось. Сигнальный маяк болтался туда-сюда. Из окна свешивалось что-то белое. Мужская рубашка? Тело человека, одетого в белую рубашку, голова свесилась ниже оконной рамы. Ряд современных бунгало. Посередине лужайки лежал лицом вниз человек в рубашке и брюках. Травяной покров был везде абсолютно ровный, только около мужчины трава была смята и сбита руками. Бельевая веревка, оборванная женщиной при падении. Женщина лежала среди белья рядом с натянутой струной, увешанной полотенцами и постельным бельем. Поезд на черепашьей скорости въезжал в город, и всюду, на каждой улице, в каждом переулке там и тут лежали человеческие фигуры – поодиночке и группами, в инвалидных креслах, посередине пешеходных переходов, в машинах, которые успели остановить, в витринах магазинов, куда они рухнули. Смерть! Везде мертвецы. Никакого движения, никакого звука.

По вагонам пошел шум. Появился Билли Ринг, как всегда улыбающийся. Он остановился возле Бонда.

– Здорово! – восторженно воскликнул он. – Старина Голди действительно выключил их всех! Жаль, конечно, что некоторым приспичило прокатиться, когда они отключились. Но, как говорят, не разбив яиц, не приготовишь яичницы. Верно?

Бонд улыбнулся одними губами.

– Верно.

Билли Ринг сложил от смеха свои изуродованные губы буквой "О" и удалился.

Поезд миновал Брандербургский вокзал. Здесь была свалка тел – мужских, женских, детских. Платформа была усыпана телами: вверх лицом, вниз лицом, на боку. Бонд выискивал хоть малейший признак жизни – открытый смотрящий глаз, шевеление руки. Ничего! Стоп. Что это? Сквозь закрытые окна доносился тихий писк. Три коляски стояли возле билетных касс, матери лежали рядом на полу. Ну, конечно! Дети в колясках пьют молоко, а не воду.

На Все Руки поднялся на ноги, как и вся голдфингеровская команда. Лица корейцев были бесстрастны как всегда, только глаза их сверкали звериным блеском. Немцы были бледны и хмуры. Друг на друга никто не смотрел. Молча они подошли к выходу и выстроились в ожидании.

Тилли Мастертон коснулась рукава Бонда. Голос ее дрожал.

– Вы уверены, что они просто спят? Мне показалось, я видела что-то... что-то вроде пены у некоторых на губах.

Бонд тоже это видел. Пена была розовой. Он сказал:

– Думаю, что кто-то из них ел конфеты или что-то еще, когда уснул. Ты же знаешь этих американцев – они вечно что-то жуют.

Следующие слова он произнес еле слышно:

– Держись от меня подальше. Возможно, будет пальба.

Он посмотрел на нее, чтобы выяснить, поняла ли она.

Девушка тупо кивнула, не глядя на него, и пробормотала:

– Я буду держаться Пусси. Она присмотрит за мной.

Бонд улыбнулся ей и ободряюще шепнул:

– Хорошо.

Поезд остановился. Раздался паровозный гудок. Двери вагонов распахнулись, и боевые группы посыпались на платформу возле хранилища.

Дальше события развивались с военной четкостью. Различные подразделения строились в боевые порядки, сначала авангардная группа, вооруженная автоматами и пулеметами, затем группа с носилками, чтобы вынести спящих охранников из хранилища (явно лишний красивый жест, подумал Бонд), затем голдфингеровская команда подрывников – десять человек, затем группа водителей и регулировщиков, группа медсестер, теперь вооруженных пистолетами, они должны были остаться в арьергарде вместе с тяжело вооруженной группой резерва, в задачу которой входило урегулирование возможных конфликтов и попыток неожиданного вмешательства со стороны тех, кто, как сказал Голдфингер, «мог проснуться раньше времени».

Бонд и девушка вошли в командную группу вместе с Голдфингером, На Все Руки и пятью главарями. Они должны были оставаться на плоской крыше двух дизельных локомотивов, которые стояли, как и планировалось, таким образом, чтобы видны были все подступы к хранилищу. Они должны были держать наготове все карты, расписание. Бонду к тому же вменялось в обязанность следить по секундомеру за малейшими нарушениями графика и обращать на все отклонения внимание Голдфингера, который через «уоки-токи» держал связь с командирами подразделений. В момент взрыва они должны были укрыться за локомотивами.

Раздался двойной гудок, и, пока Бонд с девушкой взбирались на крышу первого локомотива, отряд направился к хранилищу. Бонд насколько возможно приблизился к Голдфингеру. Голдфингер смотрел в бинокль, на груди у него был прикреплен микрофон. Но между ними стоял На Все Руки, надежная гора мяса, и его глаза, равнодушные к разворачивающейся драме, не выпускали из виду Бонда и девушку.

Бонд под прикрытием карты и прочих вещей прикидывал дюймы и углы. Он глянул на группу из четырех мужчин и женщины. Они, как завороженные, смотрели на разворачивающуюся перед их глазами сцену. Джек Стрэп восторженно воскликнул:

– Они прошли первые ворота!

Бонд, продолжая обдумывать свой план, быстро посмотрел на поле боя. Зрелище было удивительное. В центре стоял приземистый квадратный мавзолей, на его стенах из полированного гранита играло солнце. На дорогах возле него стояли караваны грузовиков и транспортеров с опознавательными знаками каждой банды, водители дисциплинированно прятались за стальной стеной внешнего кольца. А за пределами этого мира движения стояли полная тишина и покой, как будто вся Америка затаила дыхание перед грандиозным преступлением. Снаружи лежали тела – охранники, караульные с автоматами в руках, у дальней, стены – взвод солдат в полевой форме. Они лежали кто как, некоторые вповалку, упав друг на друга. Между Буллион-бульваром и главными воротами столкнулись два броневика и стояли теперь сцепившись, пулеметы нацелены один в землю, другой в небо. Из башни одного из броневиков свисало тело водителя.

Бонд безнадежно пытался найти хоть какие-то признаки жизни, какое-нибудь движение, указывающее на то, что все это – тщательно подготовленная засада. Ничего! Ни малейшего шороха. Ни звука не доносилось из зданий, образующих задний план. Только боевые отряды бандитов были заняты выполнением своих задач или стояли в ожидании.

Голдфингер спокойно произнес в микрофон:

– Последние носилки вон. Подрывникам приготовиться. Остальные – в укрытие.

Теперь силы прикрытия и люди с носилками заспешили на выход, чтобы успеть укрыться за стеной. У них было пять минут, чтобы освободить зону, прежде чем подрывники зайдут внутрь.

– Они на минуту впереди графика, – заметил Бонд.

Голдфингер глянул на него из-за спины На Все Руки. Бесцветные глаза, горевшие огнем, смотрели прямо в глаза Бонда. Рот Голдфингера искривился. Сквозь зубы он произнес:

– Видите, мистер Бонд. Вы ошибались, а я был прав. Еще десять минут, и я буду самым богатым человеком на Земле, самым богатым человеком в истории человечества. Что вы на это скажете?

Его рот выплевывал слова.

– Я вам отвечу по истечении этих самых десяти минут, – вежливо ответил Бонд.

– Ответите? Может быть.

Он посмотрел на часы и быстро заговорил в микрофон. Голдфингеровская группа с взрывателем вошла в ворота. Голдфингер посмотрел мимо Бонда на главарей банд, стоящих на крыше второго локомотива. Он торжествующе сказал:

– Еще пять минут, джентльмены, и нам нужно будет укрыться. – Он скосил глаза на Бонда. – Тогда наступит пора прощаться, мистер Бонд. И спасибо за помощь, оказанную вами и девушкой.

Краем глаза Бонд заметил движение, движение в небе. Это была сигнальная ракета. Когда она достигла верхушки своей траектории, донесся хлопок.

Сердце Бонда затрепетало. Быстрый взгляд позволил ему убедиться, что мертвые солдаты быстро возвращаются к жизни, пулеметы броневиков нацелены на ворота. Из ниоткуда взревел мегафон:

– Стойте на месте. Сложите оружие.

Одна из групп прикрытия открыла огонь, и тут же на них обрушились все силы ада.

Бонд схватил девушку за талию и прыгнул вниз. Смягчив падение с десятифутовой высоты рукой и удержав девушку на ногах толчком бедра, он побежал с ней вдоль состава, укрываясь за ним. Бонд услышал, как Голдфингер крикнул:

– Догони их и убей!

Очередь из автомата Голдфингера простучала по бетону слева от Бонда. Но, чтобы попасть, Голдфингеру нужно было стрелять с левой руки. Кого Бонд опасался, так это На Все руки. Добежав с девушкой до края платформы, Бонд услышал шаги бегущего человека.

Девушка стала вырывать руку.

– Нет, нет! Стой! – зло крикнула она. – Я хочу быть поближе к Пусси. С ней я в безопасности!

– Заткнись, дура! – рявкнул Бонд. – Беги впереди собственного свиста, ясно?

Но она теперь висла на нем, мешала бежать. Внезапно она вырвала свою руку и попыталась влезть в вагон. Боже, подумал Бонд, идиотка! Он достал нож из-за пояса и повернул навстречу корейцу.

В десяти ярдах На Все Руки чуть затормозил свой бег, снял котелок и метнул вперед. Шляпа ударила девушку точно в основание черепа. Не издав ни звука, она рухнула вниз на платформу в ноги корейцу. Этого хватило, чтобы На Все Руки придержал удар, предназначенный Бонду. Бонд нырнул вперед; выбросив руку с ножом. Нож вошел где-то в области ребер, но могучая гора мышц выбила его из руки и он со звоном упал на платформу.

Теперь На Все Руки приближался к нему без оружия, в боевой стойке, готовый нанести удар рукой или ногой. Из раны у него текла кровь, глаза его были красны, как рубины, из открытого, тяжело дышащего рта текла струйка слюны.

Сквозь орудийные залпы и автоматные очереди донесся тройной гудок паровоза. На Все Руки яростно взревел и сделал выпад. Бонд нырнул в сторону. Что-то ударило его в плечо, и он полетел кувырком. Теперь, подумал он, приземлившись, последует последний, смертельный удар. Он неловко поднялся на ноги, втянув голову в плечи, чтобы смягчить удар. Но удара не последовало, и помутившиеся глаза Бонда увидели фигуру На Все Руки, удаляющуюся по платформе.

Первый локомотив уже тронулся. На Все Руки догнал его и вспрыгнул на подножку. На мгновение он повис, ища ногами опору, затем подтянулся, исчез в кабине, и локомотив набрал ход.

За спиной Бонда распахнулась дверь офиса, раздался топот ног и вопль «Сантьяго!» – Святой Иаков – воинственный клич Кортеса. Святым Иаковом Лайтер однажды в шутку окрестил Бонда. Бонд резко повернулся. Светловолосый техасец, одетый в свой мундир морского пехотинца времен войны, бежал по платформе впереди дюжины людей в хаки. На металлическом крюке, заменяющем ему руку, висела базука. Бонд побежал ему навстречу.

– Не подстрели мою лисицу, сукин ты сын, – сказал он. – Дай сюда.

Он вырвал базуку у Лайтера, лег на платформу, расставив ноги, и прицелился в локомотив, отошедший уже на двести ярдов и приближавшийся к эстакаде через шоссе Дикси.

– Уйдите с дороги! – крикнул Бонд людям, оказавшимся на линии прицела. Базука вздрогнула, и десятифунтовый снаряд полетел к цели. Вспышка, синий дым. Куски уходящей машины полетели в стороны. Однако локомотив не остановился, пересек эстакаду и ушел за поворот.

– Неплохо для салаги, – прокомментировал Лайтер. – Может, ты и вывел из строя задний двигатель, но у этой штуки их два и она может двигаться на одном.

Бонд поднялся на ноги и тепло улыбнулся, глядя в орлиные глаза техасца.

– Ты, недоразумение господнее, – сказал он саркастически. – Какого лешего ты не перекрыл эту линию?

– Слушай, чучело, если ты чем-то не доволен, то скажи об этом Президенту. Он лично руководит этой операцией. В воздухе сейчас самолет, они не дадут локомотиву уйти, и к полудню старина Голди будет у нас в холодной. Откуда мы знали, что он останется на поезде?

Он треснул Бонда по спине.

– Чертушка, рад тебя видеть! Мы с этими ребятами были специально определены тебе в охранники. Бегали тут всюду в поисках тебя, и нас лупили со всех сторон.

Он повернулся к солдатам.

– Верно, ребята?

– Точно так, капитан, – засмеялись они.

Бонд с уважением посмотрел на техасца, с которым вместе пережил много приключений, и серьезно сказал:

– Благословен будь, Феликс. Ты всегда спасаешь мне жизнь. На сей раз ты чуть не опоздал. Боюсь, что для Тилли Мастертон уже поздно.

Он пошел вдоль состава, Феликс следом за ним. Маленькая фигурка лежала там, где и упала. Бонд опустился на колени рядом с ней. Голова была вывернута под немыслимым углом, как у сломанной куклы. Все было ясно. Бонд пощупал пульс и поднялся.

– Бедная маленькая сучка. Она была не очень высокого мнения о мужчинах.

Он посмотрел на Лайтера.

– Феликс, я бы спас ее, если бы она следовала за мной.

Лайтер ничего не понял. Он положил руку Бонду на плечо и сказал:

– Конечно, малыш. Успокойся.

Он повернулся к своим людям.

– Двое из вас пусть отнесут девушку в помещение. О'Брайен, вызови «скорую помощь». Когда покончите с этим, зайди на командный пункт и расскажи подробности. Скажи, что мы нашли коммандера Бонда и я приведу его с собой.

Бонд стоял, и смотрел вниз, на маленькую кучку костей и тряпок. Перед его глазами стояла красивая, гордая девушка с косынкой на голове в летящем «триумфе». Теперь ее не стало.

Высоко в небе вспыхнула ракета, достигла высшей точки и зависла. Затем донесся хлопок. Это был сигнал к прекращению огня.