Было солнечное утро. Поезд, погромыхивая на стыках, мчался на Юг. Позади остались Пенсильвания и Мериленд.

В Вашингтоне была большая остановка, и сквозь сон Бонд слышал мерный перезвон колокольчиков — это поезда переводили на другие пути — и приглушенные объявления по вокзальному радио. Дальше — Вирджиния. Здесь погода была мягче, и сумерки — хотя морозный Нью-Йорк был всего в пяти часах езды — пахли едва ли не весной.

Случайная группа негров, возвращаясь с полей домой, услышит отдаленный перестук колес, кто-нибудь вынет часы и скажет: «Фантом» прошел. Шесть вечера. Вроде часы идут правильно". «Точно», — ответит кто-нибудь другой, а шум поезда тем временем станет слышнее, и мелькнут освещенные окна вагонов, бегущих в сторону Северной Каролины.

Они проснулись около семи. Их разбудил протяжный гудок паровоза — большой поезд, оставляя позади поля, приближался к Рэли. Бонд вынул клинья из-под дверей, зажег свет и позвонил проводнику.

Он заказал два сухих «Мартини», и когда принесли две маленьких — «лично для вас» — бутылочки, стаканы и лед, понял, что промахнулся и сразу велел принести еще четыре.

Они немного поспорили о том, что взять на ужин. О рыбе говорилось, будто она «приготовлена из мягчайшего, без костей филе», а о цыплятах — что они «зажарены по-французски и подаются в разделанном виде».

— Чушь собачья, — заметил Бонд, и в конце концов они заказали яичницу с беконом и сосисками, салат и немного местного «камамбера», который всегда так приятно удивляет в американских меню.

Было девять, когда Болдуин пришел убрать тарелки. Он поинтересовался, не нужно ли чего еще.

Бонд подумал.

— Когда мы прибываем в Джексонвилл? — спросил он.

— Около пяти утра, сэр.

— Там есть подземный переход?

— Да, сэр, поезд останавливается почти рядом.

— Вы сможете по-быстрому открыть дверь и спустить лесенку?

Негр улыбнулся.

— Да, сэр. Конечно, сэр. Бонд протянул ему десятку.

— Это на тот случай, если я не увижу вас в Сент-Питерсбурге.

Негр усмехнулся.

— Большое спасибо, сэр. Покойной ночи, сэр. Покойной ночи, мадам.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Бонд поднялся и с силой загнал клинья под двери.

— Ясно, — сказала Солитер, — вот, стало быть, как обстоят дела.

— Да, — откликнулся Бонд, — боюсь, что так. — И он передал ей слова Болдуина.

— Меня все это не удивляет, — сказала девушка, когда он закончил. — Наверное, вас заметили на вокзале. У него целая армия шпионов, которых называют «глазами», и когда они поднимаются по тревоге, ускользнуть незамеченным почти невозможно. Знать бы, кто тут у него на поезде. Наверняка это негр; либо проводник, либо официант из вагона-ресторана. Эти люди послушны малейшему его жесту.

— Похоже, так оно и есть, — сказал Бонд. — Но как это у него выходит? Как он держит их в таком подчинении?

Она выглянула в окно, в расстилающуюся тьму, сквозь которую с грохотом мчался поезд. Затем снова повернулась и посмотрела прямо в спокойные серо-голубые глаза английского разведчика. «Как объяснить это все человеку, — подумала она, — такому рациональному, такому решительному, человеку, который вырос в теплом доме и на освещенной улице. Как объяснить это человеку, никогда не жившему близко к загадочному сердцу тропиков, в полной зависимости от их гнева и тайного яда; человеку, кто не знает, что такое тайна барабанов, не видел чудес и не чувствовал страха, ими внушаемого? Что знает он о каталепсии и обмене мыслями на расстоянии, о шестом чувстве рыб, птиц, негров, об устрашающем смысле, заключенном в белом перышке цыпленка, в сломанной палке, валяющейся на дороге, маленьком кожаном мешочке с костями и травами? А ведь существует еще погоня за тенями, порча и многое другое».

Солитер вздрогнула, целая глыба мрачных воспоминаний навалилась на нее. Особенно хорошо запомнился тот первый раз в Умфоре, куда ее ребенком привезла нянька-негритянка. «С вами ничего дурного не будет, мисси. Эта замечательная штука до самой смерти будет вас охранять». И мерзкий старикашка, и зелье, которое он ей дал. И как нянька заставила выпить его до последней капли, и как целую неделю она ночами кричала и не могла заснуть. И как нянька забеспокоилась, а потом неожиданно все вернулось на свои места, и спать она снова стала спокойно. А спустя какое-то время, переворачивая подушку, нащупала что-то твердое и вытащила из наволочки грязный мешочек с засохшей глиной. Она выбросила его из окна, но утром он исчез. Спала она по-прежнему хорошо, и решила, что нянька нашла мешочек и спрятала его где-нибудь в подполе.

По прошествии многих лет ей рассказали об этом волшебном напитке — смеси рома, пороха, могильной глины и человеческой крови. При воспоминании об этом вкусе ее всегда тошнило.

Что может этот человек знать обо всем этом — и о том, что она сама наполовину верит в чары?

Она подняла взгляд на Бонда, и увидела, что он внимательно следит за ней.

— Вы думаете, я не пойму, — сказал он. — И до известной степени вы правы. Но я знаю, что страх делает с людьми, и знаю, как можно вызвать страх. Я читал немало книг о заклинаниях, и верю в их воздействие. Не думаю, правда, что я сам могу стать объектом такого воздействия, потому что еще в детстве перестал бояться темноты, да и гипноз меня не берет. Но я знаю, что все это действительно существует, и не думайте, что я буду смеяться. Ведь ученые и врачи, которые пишут на подобные темы, не смеются.

— Ладно, — улыбнулась она. — Раз так, достаточно будет сказать, что они верят, будто Биг Мэн — это зомби Барона Субботы. Зомби страшны сами по себе. Это ожившие мертвецы, которые действуют по команде своих хозяев. Барон Суббота — самый грозный из магических духов. Дух тьмы и смерти. Так что если он управляет собственным зомби, все становится еще во много раз страшнее. Вы ведь видели мистера Бига. Огромный рост, землистое лицо и мощная магнетическая сила. Ему вовсе не трудно заставить негра поверить, что он зомби, и страшный зомби. Ну, а следующий шаг уж вовсе элементарен. Мистер Биг заставляет думать, словно он и есть Барон Суббота, постоянно нося его амулет. Да вы видели его.

Солитер помолчала, а потом заговорила вновь, почти беззвучно шевеля губами:

— И могу заверить вас, что все это действует безотказно и трудно найти негра, который бы видел его, слышал его историю и не поверил бы в нее, не испытал бы безумного метафизического страха. Это и понятно, — добавила она. — Вы бы содрогнулись, если б знали, как он поступает с теми, кто осмеливается выказать хоть тень непослушания, как пытает их и умерщвляет.

— Ну а Москва тут при чем? — спросил Бонд. — Это правда, что он агент СМЕРШа?

— Я не знаю, что такое СМЕРШ, — ответила девушка, — но знаю, что он работает на русских; по крайней мере я слышала, как он говорит по-русски с некоторыми из своих гостей. Раз или два он велел мне присутствовать при этих беседах, а потом спрашивал мое мнение об этих людях. В общем, мне казалось, что они говорят правду, хотя я ни слова и не понимала. Но имейте в виду, я знакома с ним только год, а он фантастически скрытен. Если он действительно работает на Москву, русские заполучили одного из самых могущественных людей в Америке. Он способен узнать все, что нужно, а если не получается, кого-нибудь обязательно убивают.

— А его почему никто не убьет? — спросил Бонд.

— Его нельзя убить, — сказала она. — Он уже мертв. Он зомби.

— Ясно, — медленно протянул Бонд. — Да, здорово придумано. Ну, а вы могли бы?

Она поглядела в окно, затем опять на Бонда.

— В крайнем случае, — неохотно призналась она. — Но не забывайте, ведь я с Гаити. Умом я понимаю, что могу убить его, но, — она беспомощно всплеснула руками, — чувства восстают. — Она робко улыбнулась. — Вы думаете, наверное, что я безнадежная дура, — закончила она.

Бонд подумал: «Да нет, ведь я действительно кое-что читал на эту тему». Он прикрыл ее руки ладонями.

— Когда настанет момент, — сказал он с улыбкой, — я осеню пулю крестным знамением. В старые времена это помогало.

Она задумалась.

— Мне кажется, что если кто и способен справиться с ним, так это вы, — произнесла она. — Прошлой ночью вы ему здорово отомстили, — она сжала его руку. — Так что я должна делать?

— Спать, — ответил Бонд. Он посмотрел на часы. Десять. — Как следует выспаться. Мы выйдем в Джексон-вилле и, если нас засекут, постараемся добраться до побережья другим путем.

Они поднялись и встали друг против друга в покачивающемся вагоне.

Неожиданно Бонд потянулся и обнял ее правой рукой. Ее руки обвились вокруг его шеи, и они страстно поцеловались. Он прижал девушку к покачивающейся стене. Солитер обхватила его лицо руками и немного отодвинула, тяжело дыша. Глаза ее заблестели и расширились. Она снова прижалась к нему губами и поцеловала долгим страстным поцелуем.

«Проклятый палец, — подумал Бонд, — даже не погладишь толком».

Он высвободил правую руку и ощутил под ладонью отвердевшие соски. Потом скользнул вниз, по спине, задержал там руку, и, по-прежнему прижимая к себе девушку, все целовал и целовал ее.

Она опустила руки и оттолкнула его.

— Я всегда мечтала, что когда-нибудь поцелую мужчину, — сказала она. — И только увидев тебя, сразу поняла, что этим мужчиной будешь ты.

— Ты очень красивая, — проговорил Бонд. — И лучше всех целуешься. — Он посмотрел на повязку, стесняющую левую руку. — Проклятая рука, — объяснил он. — Даже обнять не могу как следует. Очень болит. За это мистеру Бигу тоже придется заплатить.

Она рассмеялась.

Вынув из сумочки платок, она стерла с его губ помаду. Затем отвела ему волосы со лба и еще раз поцеловала, на сей раз мягко и нежно.

— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — Слишком много других забот.

Поезд дернулся, и Бонд почти упал на девушку, Он положил руку на ее левую грудь и прижался губами к белоснежной коже ее шеи. Потом поцеловал в губы.

Он почувствовал, что пульс начинает биться ровнее. Взял ее за руку и подтолкнул на середину раскачивающегося купе.

— Пожалуй, ты права, — улыбнулся он. — Я хотел бы как-нибудь остаться с тобой вдвоем, только вдвоем, и чтобы никуда не торопиться. А сейчас есть по крайней мере один человек, который постарается разрушить наше одиночество. Так что сейчас просто не время заниматься любовью. Давай укладывайся, а я потом только поцелую тебя напоследок.

Они обменялись долгим, медленным поцелуем, затем он отступил.

— Надо заглянуть в соседнее купе, может, нас кто сопровождает, — сказал он.

Тихонько вынув клин из-под внутренней двери, он мягко потянул ручку. Достал из кобуры «беретту», взвел курок и жестом велел ей открыть дверь так, чтобы снаружи ее не было видно. Подал сигнал, и девушка резко рванула ручку. Пустое купе насмешливо зевнуло.

Бонд улыбнулся.

— Дай знать, когда уляжешься, — сказал он, вошел в соседнее купе и закрылся.

Дверь в коридор была заперта. Купе ничем не отличалось от того, в котором ехали они. Бонд тщательно осмотрел его на предмет какого-нибудь подвоха. Ничего не было, кроме отдушины для кондиционирования воздуха в потолке. Но Бонд, обычно учитывавший любые возможности, отбросил мысль о том, что через это отверстие можно пустить газ. Ведь тогда задохнутся все пассажиры. Оставались еще трубы в туалете, и хотя их, конечно, можно было использовать, чтобы подложить снизу какое-нибудь смертоносное устройство, исполнитель должен быть отважным и искусным акробатом. Никакой вентиляционной решетки здесь не было.

Бонд пожал плечами. Нет, если кого-нибудь и надо ожидать, то только через двери. Что ж, придется пободрствовать.

Солитер позвала его. Купе пахло дорогими духами. Опершись на локоть, она смотрела на него с верхней полки.

Простыня была натянута до плеч. А под ней она, наверное, совершенно раздета. Темные волосы волнами ниспадали на грудь. Горела только ночная лампочка, так что лицо девушки оставалось в тени. Бонд поднялся по алюминиевой лесенке и наклонился к ней. Она потянулась к нему, и неожиданно простыня упала с плеч.

— Черт бы тебя побрал, — сказал Бонд. — Ты… Она прикрыла ему рот рукой.

— Allumeuse — вот точное слово, — сказала она. — Мне нравится, что я могу дразнить такого сильного неразговорчивого мужчину. Во мне горит яростное пламя. Это единственная игра, в которую я могу играть с тобой, и долго она не продлится. Когда заживет твоя рука?

Бонд укусил ее мягкую ладонь. Девушка вскрикнула.

— Скоро, — ответил он. — И когда тебе снова придет в голову поиграть в эту игру, ты увидишь, что тебя накололи, как бабочку.

Она обняла его, последовал новый долгий, страстный поцелуй.

Наконец девушка откинулась на подушку.

— Поскорей бы, — сказала она. — А то я уже устала от своей игры.

Бонд спустился и задернул полку шторами.

— Ну а теперь постарайся заснуть, — посоветовал он. — Завтра у нас будет длинный день.

Солитер что-то пробормотала, и он услышал, как она поворачивается на другой бок. Она выключила свет.

Бонд убедился, что клинья на месте. Затем снял пиджак, галстук и улегся. Он потушил свет у себя в изголовье, и лежал, думая о Солитер и прислушиваясь к ровному стуку колес где-то внизу и легкому поскрипыванию вагона, которое так убаюкивает ночью.

В одиннадцать часов поезд был на длинном перегоне между Колумбией и Саванной, штат Джорджия. До Джексонвилла оставалось шесть часов, еще шесть часов темноты, во время которых обязательно что-то должно было произойти: пассажиры спят и можно беспрепятственно передвигаться.

Поезд змеей скользил в ночи, отсчитывая милю за милей, через пустынную равнину «Персикового штата». В просторах саванны звучал яростный стон его двигателей, пронзительные гудки, а паровозная фара рассекала черное полотно ночи.

Бонд зажег свет и немного почитал, но мысли не покидали его, поэтому вскоре он отложил книгу и снова выключил лампочку. Он думал о Солитер, о будущем и о делах ближайших — о Джексонвилле, Сент-Питерсбурге, о Лейтере, с которым предстояло скоро увидеться.

Много позже, около часа. Бонд задремал и чуть было не заснул, и уже по-настоящему. Но тут почти у него над головой что-то негромко вякнуло, он сразу же стряхнул сон и потянулся к пистолету.

Кто-то очень осторожно пытался открыть дверь из коридора. Бонд моментально соскользнул на пол, неслышно шагая босиком. Он бесшумно вытащил клин из-под внутренней двери и так же бесшумно открыл ее. Войдя в соседнее купе, он осторожно потянул ручку двери, выходящей в коридор.

Раздался резкий щелчок. Он рванул дверь, выскочил в коридор, и увидел лишь стремительно удаляющуюся фигуру уже в самом конце вагона.

Если бы у него действовали обе руки, он мог бы убить этого типа, но чтобы открыть дверь, пришлось засунуть пистолет за пояс. Бонд знал, что преследование бессмысленно. В поезде слишком много пустых купе, укрыться можно в любом. Все это Бонд уже обдумал заранее. Он знал, единственный его шанс в том, чтобы либо убить противника, либо заставить его капитулировать.

Бонд двинулся в сторону купе X. На полу валялся небольшой клочок бумаги.

Войдя в свое купе, он тщательно запер дверь и зажег свет в изголовье. Солитер все еще спала. Он развернул бумагу и присел на край полки.

Бумага была вырвана из дешевой тетрадки. Почерк угловатый, написано большими буквами, красными чернилами. Бонд осторожно осмотрел листок, не особенно надеясь, впрочем, что там остались какие-нибудь следы. Это люди аккуратные. Он прочитал:

О, Фея, не убивай меня, Пощади, убей другого.

Божественный трубач вещает, что с рассветом, он станет в честь тебя трубить.

Рано, очень рано, рано-рано.

О, Фея, ты, что убиваешь чад человеческих едва ли не в колыбели, божественный трубач вещает, что с рассветом он станет в честь тебя трубить.